Аннотация: Я бы сказала - "конь в подарок". Помните в начале было - про исполнение желаний? Так вот, Борз - это нечто, сами потом оцените ))
Местные болота меня совсем не впечатлили после топей вокруг домика хранителя памяти. К полудню они высохли до состояния уютного мохового ковра, не слишком подходящего конному и замечательно удобного для пешего. Была бы умная - взяла б коня и провожатого из Агриса, вздохнул рассудок. Отсюда-то еще идти и идти, и куда быстрее конному...
Окаянные опережали меня более чем на сутки, это беспокоило. Впрчем, снавь я или нет? Полчаса поисков, деликатных уговоров - и царственный лось, полтора моих роста в холке, с огромными сросшимися лопатами рогов, снисходительно подогнул передние ноги и принял всадницу, удовлетворенно прикончив в качестве аванса крепко посоленный ржаной ломоть.
Двигался он плавно, вроде даже чуть лениво, и на удивление быстро. Еще до заката болота остались далеко позади, холмы подросли, кое-где проявились скальные лбы. Сосны наступали, вытесняя влажный низинный лес. Ночной ход великана был тише, но мы уже и не торопились. А на утренней заре расстались, вполне довольные друг другом. Правда, он выклянчил всю соль и хлеб до крошки. Надо как-то пожестче с попрошайками, даже обладающими таким огромным, трех с лишним аршин в холке, обаянием. Я пожелала ему побед в осенних турнирах. Он презрительно взревел в пол-силы, намекая, что ему достойных соперников нет.
Окаянные теперь чуялись отчетливо, в каких-то пяти верстах впереди. Что они ищут? Пошепталась с туманом. Помимо двух обугленных в группе обнаружилось трое рабов, все с богатым даром. Шли они медленно, одна девушка была совершенно без сил. В десяти верстах, на грани чутья, еще не доступного опознанию этими тварями, шевелились смутные образы еще одной группы людей. Сколько, с чем пришли в лес - не сказать отсюда.
Я прибавила шаг. В послеполуденный жаркий час, возле поляны, на которой устроились беспечные незнакомцы, я догнала окаянных. Оказавшись у них в тылу, сразу горько пожалела о своей глупости. Отсюда почти невозможно защитить четырех охотников, устроивших привал и явно ставших дичью. Мне было бы куда проще, встань я между двух отрядов. Но как пройти тридцать саженей, учитывая выход из-за их спин, да еще по низкой стелющейся траве, и все перечисленное - на глазах этих тварей?
Кстати, упомянутые твари не собирались ждать, пока я поумнею. Они выехали из леса, прикрывшись нагнанной на жертв рассеянностью, примитивным методом, вполне успешно работавшим шагов пять. Потом стало и не нужно. Сидевший в центре рослый темноволосый мужчина с усталым лицом чуть приметно вздрогнул, наконец осмотревшись вокруг и обнаружив приближающийся отряд. Помрачнел, напрягся, но даже не пытался напасть или бежать. Знал их силу. Сидящий рядом рванулся прикрыть - старший молча остановил коротким повелительным жестом - не позорься.
- Ваша све-е-етлость, - насмешливо протянула более рослая дрянь, словно продолжая старый разговор. С издевкой кивнула. Ох дура я... Вот кого они ловили! Стоп. Дура? Интересный образ, вполне нелепый, может, и получится. Я тихо заскользила вдоль кромки кустарника, смещаясь левее, обходя поляну. Боги, пошлите нам с князем болтливых окаянных!
- Ну, попробуй еще разок: 'обе - вон'! - хихикнула вторая, явно передразнивая. - Может, мы сразу и подчинимся, как тогда, на причале. Все же не абы кто, а сам милостью Богов, наш князь Карна просит. Умоляет.
- Не за себя, так за друзей - давай, попроси, в ножки упади, - посоветовала первая. - Время еще есть. Мы можем кого-то и отпустить, если пожелаем. Наша госпожа просила передать тебе перед казнью, что предал тебя твой новый любимчик, молодой Пирх.
- Бедный мальчик, я ведь не поверил Лемару, сюда сунулся, - виновато вздохнул князь. - И чем она взяла?
- Как сам просил, жизнь за одну ночь.
Меня теперь отделяло пять десятков шагов от дичи, до охотниц протянулось почти такое же расстояние. Будем надеяться, не одна я на поляне дура. Громко треща ветками, я полезла из кустов. Грохнулась с ходу на колени, угодила на здоровенный узловатый корень, и, громко подвывая от боли, поползла к князю. После скачки на лосе штаны походили на грязную тряпку, стирка в ручье не помогла их внешности, да и запах еще давал о себе знать. Босиком - это уж как водится. Простоволосая, лохматая, в убогой рубахе. Надеюсь, такой и должна быть в их представлении типичная деревенская дура.
- Кормилец! Отец родной! Князь-батюшка! Не для себя, от людишек всех прошу, уж дозволь сказать! Не оставь детей сиротами, не погуби убогих! Всей деревенькой слезно молим, не попусти-и-и...
Карие глаза князя широко распахнулись. С душой выла, старалась. И вот оно - признание: один из спутников Карна заслушался так, что уронил нож. Окаянные, тоже позабыв о казни, тупо глазели на представление. Еще десять шагов. Я картинно бухнулась лбом в траву, повторила это зрелищное упражнение для наглядности, и поползла быстрее, завывая еще громче и чаще, причитая с нотами истерики. Лишь бы никто не успел перебить и спросить, в чем дело.
- Богами заклинаю: помоги! На тебя надежа наша распоследня-йа-а-а! - перебор, это уж прямо боевой клич, а не причитание. Сбилась, простите зрители, опыта маловато.
Вот и сапоги. Не промахнулась, точно макушкой в венценосное колено. Бедняга вздрогнул от неожиданности, с трудом усидел на бревне. Впрочем, он уже приходит в себя, как и окаянные, но теперь не важно. Можно и обернуться.
- Это еще что за игры? - тихо спросил 'кормилец', зверея на глазах, - меня казнить - еще понятно. Но дур деревенских в лес везти на потеху? Даже для сестрички моей слишком мудрено.
- Да кто её, блажную, знает, как попала сюда, - почти невольно оправдываясь, пожала плечами более говорливая, рыхлая тетка с блеклой лошадиной мордой. Быстро они отцветают в тенечке! - Мне без разницы, скольких жечь.
Я всем телом развернулась к ней и улыбнулась. Медленно встала в рост. Без разницы? Так попробуй. Тусклые серые глазки выгоревшими углями под слоем пепла нацелились в мою щуплую фигуру, губы дрогнули презрительно. Да что она может увидеть? А вот я ...
Видимо, посещение гибнущего у корней мира феникса даром не прошло. В клетке мне теперь мерещился не просто огонь, пламя дробилось на переливчато-рыжие струи, чем-то похожие на перья. Или мне так хотелось думать? Жутко. Ведь не перья - жизни, загубленные ради роста и пополнения силы.
Вычерпнув несколько яростных лепестков, тварь бросила их в нашу с князем сторону. Огонь взревел, стремясь обрести свободу, коснулся моих рук и потек по ним, ласково и послушно. Обе вздрогнули, переглянулись и потянулись к дару рабынь. Я тихо покачала головой, перерезая возникшие каналы. Голодайте, пиявки!
- Не выйдет. На вас и так жизней погубленных - не отмоешься. Ты вот выпила двенадцать хороших людей. Начала с ребенка, ему не было десяти лет. Это когда ты сделала выбор и стала окаянной, да? Потом две илла, разом. В порту корабли жечь собиралась, ведь так? - я говорила совсем тихо, пальцами деловито оглаживая огонь и собирая его в клубок. Обе балахонистые фигуры горбились, дергаясь при каждом моем точном попадании в свое прошлое. - Тебе всех назвать, или сама помнишь? Старого мастера мебельщика...
- Ты кто?
- Глупый вопрос, когда знаешь ответ. Нет, я тебя убивать не буду. Их двенадцать, тобой загубленных. Они все еще здесь. Я их просто отпущу. И семерых твоей подруги - тоже.
Шар огня, выпущенный из рук, поплыл обманчиво-медленно. Разросся, обтек обеих, не беспокоя коней. И опал вниз тонким пеплом с пустых седел. За моей спиной сдавленно охнул кто-то. Рабыни разом устало опустились наземь. Молоденькие, все бритые наголо, с крупными уродливыми клеймами во всю голову, заходящими на лоб до глаз. В неудобных высоких ошейниках, с цепочками, пристегнутыми к специальным кольцам на луках седел. Их ценность не в красоте, а в даре. Такими одаренным никуда не убежать, не спрятаться.
Самую тоненькую бил озноб. В первую минуту они показались мне одинаковыми под слоем пота и грязи. Теперь стало можно присмотреться. Две уроженки Карна и слабенькая, почти теряющая сознание, бруса. Её клеймо выглядело совсем свежим, не старше недели. На губах пузырилась кровь, коростой покрывающая подбородок. Серые огромные глаза смотрели слепо, ребра лихорадочно вздрагивали в мелком частом дыхании.
Минуту спустя я сидела рядом, торопливо уложив на колени голову брусы и обхватив ладонями слабые запястья. Тоньше, чем у Митэ, кажется. Лечить с каждым разом получалось все удачнее, спасибо сельской практике. Еще несколько ударов сердца - и девочка спала, уютно свернувшись в клубок. Шрамы исчезали, мертвая кожа слетала шелухой, обнажая розовую и целую, на макушке уже топорщился ёжик светлых волос. Я вздохнула и откинулась назад, разгибая спину.
Сильные большие руки укутали брусу плащем, осторожно подняли, чтобы отнести к кострищу, на постель из покрытой пледами хвои. Я устало выпрямилась, глянула на помощника. Князь. Молодец, надолго в шоке не задержался и все понял правильно. Даже сразу лицом посвежел. Только брови хмурит недобро.
Потом пришли другие мысли. Я быстрым движением отправила оставшихся рабынь в сон. Спутники князя, повинуясь его жесту, отнесли обеих к кострищу и почти сразу сами заснули. Так будет правильно. Больше ушей - больше проблем. Князь уселся, кивнул на спящую брусу.
- Да, лучше всего не иметь свидетелей. Вот и девочке потому язык вырезали. Так обычно сестра поступает с теми, кого перед обрядом отдает на потеху своему близнецу. Конечно, до того, как головы обреют и заклеймят. Красивая девочка. - Князь вздохнул виновато. - Он сильно ненормален, а те, кто молчит, уже не расскажут об этом, даже случайно. Ведь пойдут среди дворни сплетни - не отмоешься. С благородными-то девицами он ласков и добр. Если б иметь свидетельство, можно прикончить мразь. А так...
- Да, ей долго оживать. Но, надеюсь, есть для неё утешительница, и место подходящее.
- В Карне? - усмехнулся владыка и покачал головой. - Тут только отчаяние. Хотя... Как возможно, что Говорящая с миром нашла меня в такой момент? Чуть позже, и правила бы Катан-жи за спиной моего глупого брата. Прими благодарность Риннарха Тарпена Карна.
- Заслуга невелика. Видимо, так угодно миру. Меня зови Тиннара.
- Боюсь, и мои заслуги перед миром малы. Хотел отменить рабство, укорот дать окаянным, соседям голодающим помочь. А почти ничего не смог. Сила зла велика, страх перед Адептом огромен, мне не удалось найти достаточно весомое ответное средство. И идею тоже, а без неё люди не шевельнутся. Чем могу тебе помочь?
- Для начала - о простом. Ты сумеешь объяснить, как они погибли и куда исчезли рабыни?
- Да, это просто. Скажу - заметили на подходе, расстреляли издали. Сестра не удивится. В этом году покушение уже третье, - он пытливо глянул на меня. - Однако многое мне самому непонятно. Прежде снави не побеждали в прямом конфликте, ваша сила, говорят, не для удара.
- Потому и не побеждали. В лоб если, я ничего не смогу им противопоставить. В той войне, как я понимаю, Говорящие были бессильны против вполне еще неплохих людей, обманутых и запутанных злом. Таких сжечь рука не поднимется, и дар откажет. К тому же - сам говоришь, издали стрелами. Или из засады. Так и гибли. А эти не зря прозваны обугленными, души у обеих были совсем без света, без доброты. Сами выгорели. К тому же нынешние окаянные лишь слабое подобие прежних: на подпитке от видящих сны сила не та, это вовсе не говорящие с миром. Дар исходно - всего лишь возможность для ребенка при определенных условиях стать снавью. Из трех девочек, поверь мне, две - точно не снави.
- Но они...
- Да, видят сны. Играть куклами и растить живых детей - тоже совсем разные дела. Не каждый возьмет на себя бремя ответственности за очень трудные решения. Приходят фантазерки молодые на другой берег, смотрят в мир и поворачивают назад. Чувствовать чужие боль, смерть, горе, отчаяние очень трудно, и добавлю - не все можно изменить. А к тому же для всех хорошо не сделаешь.
- Если там возьмет верх страх, они станут просто людьми и утратят дар?
- Не обязательно страх. Еще важно верить в добро, не бояться быть преданной, не утратить способности удивляться. Да мало ли что! Потому снавей всегда было немного, хотя одаренные дети - дело почти обычное, считай, в каждом крупном селе найдутся.
- Ты одна такая? Кто же провел тебя?
- Сама я вообще не местная, - припомнилась дурная присказка. - Миру, видно, очень нужны были Говорящие. Длинный рассказ, не ко времени. И пользы не принесет никакой. Пока нас двое. Сегодня станет трое, одна из них проснется снавью, а две - обычными женщинами.
- Знаешь, кто? Обычно ведь это не угадать... Ох, не простая же ты, Тиннара.
- Не то чтобы знаю, но надеюсь. Чувствую, что двое не хотят такой судьбы сами. Они устали и ищут покоя и защиты. Для Говорящих нет ни того, ни другого. А третья... Надеюсь, хотя это поистине удивительно.
- Только не говори, что маленькая бруса, изуродованная моим братцем, верит в добро и готова к борьбе.
- Очень славная девочка. Я на неё надеюсь. Мой дар открылся случайно и выбор был не совсем осознанным. Най прошел второе посвящение вообще не по правилам, он слишком хороший воин. Сколько еще будет привыкать говорить с миром, а не требовать, добиваться, прорубаться с мечом. Мы - первые, подвернувшиеся под руку судьбе. А вот она - она будет выбирать по-настоящему. Мы проводники, она - снавь. Если все сбудется.
Я устало пошарила взглядом по вещам охотников, князь догадливо выудил из вьюка кружку и плеснул в неё из темной пузатой бутыли.
Вино! Белое, сухое, очень в стиле немецкого рислинга покинутого мира. Пожалуй, последнее, чего мне не хватало на Релате. На несколько минут я выключилась из разговора, дегустируя. Риннарх усмехался в усы и подливал. Потом сходил к ручью за новой бутылкой, разжился сыром, придвинул себе вторую кружку. Попробовали. Мускат, и очень достойный.
- Дочь Кормчего Индуза, прекрасная Силье, предпочитает красное, лучше всего домов Тэлия, как это, или Римас, - вздохнул князь, прерывая затянувшуюся паузу. - У неё дар. И думаю, капитанша не испугается мира. Верить в хорошее она тоже умеет.
- Хочешь, чтобы я её провела? Нет, мои пути кривые. Лучше бы девочка. Повторю, мы проводники. Мне думается, мы призваны вернуть мир к порядку. Я вот, оказывается, способна испепелить двух тварей и пить вино без комплекса вины. Не смейся, и правда занятная вышла фраза.
- А она?
- Наверное, тоже. Но ей и так досталось. Хочется найти брусе мирное местечко. Эдакий пансион для благородных девиц, - я усмехнулась, используя слова из другого мира. Здесь они ничего не значат. - Теперь представление о говорящих очень смутное, я и сама разбираюсь в даре постепенно. Мой наставник говорил как-то, что прежде прошедших первое посвящение звали 'озаренными', потому что они поклонились солнцу и признаны им. Прошедших второе - 'ясными' снавями. Некоторые из ясных говорят с миром, то есть не только слышат и чувствуют его, но и могут спрашивать. Я - ясная по этой иерархии.
- Что я могу для тебя сделать?
- Расскажи мне про Карн. Я тут совсем ничего не знаю и не понимаю. Прямо от правления Атирас-жи.
Он кивнул, откинулся на спину и заговорил.
Карн не так уж велик. Жил он прежде торговлей. С севера сюда везли пушнину, мед, самоцветы из-за Тучегона. С юга и востока - пряности, шелк, коней, заморские диковины. А флот всегда ходил под охраной конвоев Архипелага. Кормчий Индуза - правитель островов, его владения огромны и прекрасны, а власть в океане неоспорима. От материка Индуз получает часть съестных припасов, лучший корабельный лес, оружие - да мало ли, что еще.
Мы не знали войн. Снави умели решать споры миром, а зарвавшихся наказывали. Когда в незапамятные времена горные жители изобрели порошок, способный взрывать скалы, и создали оружие, бьющее издали смертью, снави запретили это оружие под угрозой полного иссушенная земель ослушников. Секрет был захоронен. Знала бы ты, как искал его Атирас-жи! По счастью, безрезультатно.
Но войны все рано разразились, когда их пожар некому стало гасить. Умирающая степь год за годом стремилась отвоевать воду.
Индуз уничтожил в один день весь флот Карна, окаянные не успели даже попасть в порты.
Ирнасстеа отказала в праве прохода караванам рабов и была сожжена. Виноградники так пострадали, что многие лучшие сорта навсегда утрачены.
Первые лет пятьдесят, пока жив был Атирас, мир заливала кровь. Потом все утихло, занявший престол внучатый племянник этого демона оказался, по счастью, существом слабым и неспособным на новые походы, бездарным. Случилось так, что сам Адепт принадлежал к роду Карн, именно поэтому наш род сохранил верховную власть. Ему не пришло в голову передать её окаянным, княжеская кровь взыграла. Именно по его слову никто не стоит выше князя, а убийство принадлежащего к роду Карн уничтожит исполнителя и больно ударит по заказчику, таково веление, подкрепленное силой. Хоть раз указание мерзавца Атираса пришлось кстати! Потому я князь, а Катан-жи не получит полной власти.
Но и мне приходится не легко. Катан - самая юная из принявших звание Адепта, её дар сравним лишь с её жаждой власти, поистине безмерной. Но и без того уничтожить Адепта почти невозможно: его сила во много крат превосходит возможности любого жреца. И приходит после смерти прежнего носителя звания. Обычные средства в борьбе со жрецами против неё бесполезны. Она угадывает намерения, читает ложь, распознает заговоры. Она способна создать защиту, непроницаемую для оружия. А для прочего есть Эрх, но о нем - позже. Теперь ты понимаешь, как мы живем. Она не может убрать меня своими руками или по прямому приказу под угрозой неотвратимой кары проклятия первого Адепта. Я пока не нашел способ хотя бы сменить её кем-то, поскольку эта змея слишком изворотлива.
Итак, вернемся к истории. Постепенно влияние в Карне неизбежно разделилось между князьями и Адептами. Первые управляли страной, вторые искали одаренных, обращали окаянных, следили за огненными рвами, держали в повиновении степь. Они со временем назвались видьями и попытались лечить и судить, пользуясь памятью о Говорящих с миром. Потом снова захотелось большего, возникли храмы и жрецы, собирающие пожертвования. У Адепта появились свои земли и рабы, своя гвардия - храмовники. Суд по делам веры - браки, опека, даже порой наследование прав - фактически отошел к ним. Храмы теперь творят чудеса по праздникам. Власть моей сестры сравнима с княжеской, особенно учитывая её происхождение. Многим не нравится сила окаянных, не несущая блага. Земля скудеет, погода сходит с ума, люди болеют.
Амит, княжество севернее Карна, отделенное от нас узким горным перешейком, восстало после смерти очередного Адепта, не признавая правды в делах назвавшихся видьями. Скалы плавились от гнева окаянных, но перевала они не миновали. Как это случилось - непонятно. Но так или иначе, Амит и свободный жил очень трудно: он оказался замурован в горах. Их земли окончательно превратились в болота и топи, столица скрылась под водой, как и все пахотные угодья. Жизнь севера нам оставалась неведома многие десятилетия, пока Амит не пришел просить руки Карна над собой. Это уже мое время.
Пятнадцать лет назад юная княгиня Милада прибыла ко двору и пала мне в ноги. Голод косил её подданных и девушка забыла гордость и надежду для себя ради них. У неё был дар. Новый Адепт, принявшая плащ у недлого жившей приеемницы убийцы моей семьи, выслушала формулу покорности вместе со мной. Я думал, как спасти людей - год был тяжелый и для нас, увы, я чуть промедлил с ответом. Катан-жи воспользовалась паузой. Этой хитрой твари тогда было всего семнадцать, она погодок Милады.
Амит славен родом Гродов, наследными телохранителями своих правителей. Им нет равных в бою и охране. Сестра сказала: 'Ты имеешь дар и будешь нести клеймо, как велит закон. Сгниешь в клетке, уродливая и вонючая, хуже нищей дурочки. Или одичаешь, ожидая смерти, которая придет, когда мне потребуется выпить силу. Но я могу решением Адепта вернуть тебе право жить дома и даже позволю по слову брата быть наместницей Карна в Амите. Пусть твой Грод станет рабом за тебя.' Милада промолчала. Так сестра получила Эрха. А я, увы, не обрел союзника на севере. О чем можно говорить с испуганной девочкой?
Итак... Амит больше не голодает, наладили там хозяйство. В Ирнасстэа теперь живут снова богато и сыто. Запас зерна готов на голодные времена. У нас мир с югом и морем. Знать поддерживает меня. Есть гвардия и достойное войско, не подчиненное окаянным. Рабов запрещено публично казнить и уродовать. Это было очень трудно. И всего сделанного мало, ничего всерьез не изменилось.
Еще я сумел отослать своего единственного сына и наследника в Индуз, где он недосягаем для сестры. По чести, мне казалось, что такое положение дел сделает мою смерть для Катан-жи бессмысленной, но зря.
Он смолк. За рассказом мы незаметно угодили в поздний вечер. Зябкий, пробуждающий мысли о скорой осени. Князь очнулся, торопливо набросал в кострище свежих дров, подготовленных заранее. Я разожгла. Сразу стало уютнее. В неровном свете пламени наша тихая беседа особенно напоминала тайную встречу заговорщиков. Думал ли Годей, как разрастется несуществующий заговор за один месяц! Вот и князь в его рядах.
- Кто такой Эрх? Чем он так важен?
- Он непобедим, - усмехнулся Риннарх. - Думай обо мне что хочешь, но я без колебаний убрал прежнего Адепта. Растянул выборы нового на три года, уничтожил еще одну тварь... Потом приложил немало усилий, чтобы и сестра на этом месте не засиделась. Эрх - стена, которую не пробить. И Катан-жи неуязвима благодаря ему. Самое грустное, он достойный воин и хороший человек. Но в его роду не нарушают клятв, принесенных единожды. А к тому наверное, Адепт умеет заставить хранить верность слову, произнесенному раз.
- Много ли окаянных?
- Немногим больше сотни. Десятка два во дворце, по паре постоянно в каждом крупном городе. Еще по десятку на огненных рвах и несколько приглядывают за покорными Карну провинциями, Амитом и Ирнасстэа. Наконец, остальные в храмах, посольствах, при караванах и в отрядах смотрителей в степи. При них больше двух сотен имеющих дар - в том жалком виде, какой был у этих рабынь и даже хуже. Я думал, все они снави. Только разбудить...
- Нет, далеко не все. Единицы. Но ты сделал очень много, зачем себя обижать. А одолеть этих тварей в бою я не вижу ни силы, ни смысла. Ты ведь и сам знаешь, что будет потом. В моем прошлом мире это называлось гражданской войной.
- Именно так. К тому добавь, рабов вернуть в свободную жизнь не всегда возможно. Степь голодает и вымирает, она своих не может прокормить. Я устроил так, что в безводье гонят отбракованный и больной скот. А под это дело отсылаю и вполне годный. Но воду в бурдюках не привезешь, - он махнул рукой безнадежно. - Есть рабы, вполне довольные своей жизнью. Они говорят: ошейник - нормальная плата за сытость. Таких много. Что же нам делать?
- Мне - собирать информацию и слушать мир. Тебе - выжить. Наю - отыскать воду для северных болот. Не спеши, все уже меняется, только видно перемены будет не сразу. Давай решать малые задачи и не рисковать напрасно. Мир добр. Все наладится, вот хотя бы погода.
- Она обнадеживает. Что делать с девочками?
- Они все уже были там, на другом берегу. Их проводили. Уже точно могу сказать, одна прошла, двое вернулись. Я отправлю их в спокойное место. Только жаль времени. Хотя... - я усмехнулась, - Хочешь, провожу в сон и тебя? К любительнице красных вин, у тебя так много мыслей о ней, что нить хорошо заметна и доведет куда надо, не оборвется. Поговорить с ней сможешь, если она захочет тебя выслушать.
Он вскинул удивленно брови. И чуть смутившись, кивнул. Оказывается, наш строгий сухой князь может нервничать и даже краснеть. Думает небось, мне не видно в темноте. Пусть думает. Приятно ощущать такое трепетное тепло в его душе. Повезло Карну с князем, а князю - с пираткой. Им есть о чем поговорить до утра. А мне есть чем заняться без лишних глаз. Придержав запястье Риннарха, я уложила его тяжелую сонную голову на плащ.
И улыбнулась, повторно уловив чутьем интересное движение, пока вдалеке от нашей поляны. Значит, пора будить брусу.
Девушка легко открыла глаза в ответ на прикосновение моих мыслей. Улыбнулась доверчиво, села, кутаясь в плащ. Провела своей прозрачной рукой по голове, с удивлением ощущая отросшие волосы. Сейчас она плохо осознает, когда этот добрый сон начался и где заканчивается. Обернулась, пристально посмотрела на меня.
- Я Лиаса, - она зажмурилась, лицо дрогнуло. - Скажи сразу, я больше не принадлежу Адепту?
- Ты Говорящая с миром и ты свободна. Можешь вернуться в степь, если хочешь этого. Кстати, я Тиннара, коротко - Тин.
- Нет, - она открыла глаза, ясные, пробудившиеся ото сна. - Ушедшие с караванами Карна не возвращаются. Нас отпевают, как умерших. Мой жених надел траур до осени, затем он выберет себе другую жену. Там знают, что красивых брус в Карне ждет только позор. Он сразу сказал, что готов убить меня, и это было бы лучше. Но тогда взяли бы мою сестру.
- Лис, послушай меня. И прости, я говорю то, что причиняет боль. Если твой жених любит тебя, не забудет и не оттолкнет. Позор - это согласиться быть окаянной и предать степь. Ты так не поступала. - Я подняла руку, прерывая её возражения. - Вопрос в другом. Любишь ли ты его и нужен ли тебе этот брак.
- Мне? - она пожала плечами. - Да меня об этом даже старейшины не спрашивали. Таков выбор рода.
- Снавь не принадлежит дому. Ты будешь много ходить по миру, помогать людям. Не сможешь жить прежней жизнью, быть тихой и послушной женой. Да и дома у тебя не будет. Может, долго, а может - никогда. - Я лукаво глянула на неё, вспомнив Риана. - Правда, еще не поздно отказаться от дара. Я усыплю память о пережитом ужасе. Твой молодой муж получит непорочную девицу без единого шрама, с зареванными глазищами и историей о счастливом побеге.
- Так нельзя, - выдохнула она недоверчиво.
- Нельзя что? Забыть мерзавца, растоптавшего твою честь или обмануть драгоценного породистого жениха?
- От мира отвернуться нельзя, я буду снавью и сделаю то, что должна. Разве можно согласиться жить слепой, если хоть минуту была зрячей? И то, что со мной случилось, было. Дело не в позоре, да и не того он сильнее всего хотел. Этот Го еще хуже, он получает удовольствие, ломая людей. Как меня и иных, многих. Всех по-разному, кому что больнее. Я не стану забывать, чтобы такое не случалось с другими. Очень постараюсь, - тихо вздохнула она, вздрагивая. И медленно нехотя продолжила. - Я сохранила рассудок только потому, что человек, который провел меня в покои, дал зелье. От него все сделалось нечетким, будто в мутном тумане. Сплошное безразличие, даже боль стала слаба, я себя почти не ощущала.
- Раб княжны?
- Эрх. Его все одаренные ждут, потому что мы во дворце не люди, даже хуже рабов. К клеткам и не подходят, там запах. Эрху я жизнью обязана. Он часто приходил, лекарства носил, одежду, еду. А еще не могу забыть ту девушку, в ночь моего страха. Красивая, знатная, совсем молодая, одета богато. Не рабыня, и сперва все не могла поверить в происходящее. Когда её ввели в покои, обещали, что будут необычные танцы. Потом двери закрыли и Адепт все подробно объяснила и показала - кнут, крючья и прочее. Она была в их обычном балахоне, вся укутанная, будто пряталась. Го девушке с улыбкой руку поцеловал да сразу пристегнул к цепи, закрепленной за кольцо в полу, обнял, усадил в кресло и велел смотреть. Княжна из-за спины наклонялась, приглядывала, чтоб глаз не закрывала и не отворачивалась. Брат князя прямо счастлив был и смеялся, когда она стала просить за меня. В ноги упала, плакала. Близнецам покорности добиться надо было, и от неё гораздо более, чем от какой-то жалкой рабыни. Меня даже не стали уродовать сильно, она ведь на все согласилась. Так - кнутом отходили и показали, что еще можно сделать. Она умоляла, унижалась, просила прекратить. Ей смотреть было страшнее, чем мне - корчиться от боли. Княжна сказала, невеста этого монстра. Требовала от девушки в обмен на отмену очередной пытки с кем-то познакомить, людей рекомендовать, письма написать... Потом меня клеймили при ней и сказали, обе назад вернемся и я мертвым позавидую, если она хоть слово об этой ночи проронит. Вот только обманули сразу же. Её отпустили, а меня назад привели, до самого утра оставили, кажется: уже было вовсе безразлично, зелье до конца сознание погасило. - Лиаса судорожно вздохнула. - Мне хоть можно умереть, а ей замуж, видеть его каждый день и улыбаться.
- Невеста? Как её звали, не вспомнишь?
- Эмис, кажется. Адепт ей сказала, что надо знать свое место. Нет, так оставлять все нельзя. Не буду я забывать.
- Вот ты и выбрала. Пусть теперь выбирает этот твой... Как его зовут?
- Саймир, - бруса опустила голову. - Только все одно - от грязи не отмоешься. Когда меня заклеймили, стало легче. Я думала, что теперь никто не посмотрит, и что умру скоро.
Я рассмеялась тихонько. Она обиженно вскинула голову, проследила мой взгляд и удивленно выдохнула. Еще бы. На границе света костра рисовались три фигуры. Два рыжих великана, фирменный продукт генетики Агриса, и совершенно неуместный рядом с ними брус-полукровка, почти хрупкий на столь внушительном фоне. Лица прибывших отражали сложную смесь облегчения - я жива и здорова - с глубоким разочарованием. Еще бы, битва за добро уже закончилась, список героев закрыт, даже подобраться незаметно не удалось. Тамил огласил претензии.
- Ты, хренова заноза, вечно нам покоя не даешь. Рванула, ничего не объяснив - горит ей! Тащились дураки-дураками через лес, коней чуть не заморили, и все зазря. Да знала б ты, что я пропустил через этот поход!
- А то! Страшная потеря, - язвительно заметил Дари, присев у костра и деловито развязывая мешок с припасами. - Слушай внимательно, это же история века!
Тамил хмыкнул, ткнул брата локтем и пошел привязывать коней. Мирах без видимых усилий подтащил здоровенное бревно для удобства прибывших и занялся готовкой. Годей наконец приступил к обещанному рассказу.
Началось дело тому дней десять. Сухо, распогодилось, надо хлеб убирать. Медовый месяц побоку, все в поле дотемна. Карис одну по слабости не пустили, с детьми оставили. Ну, она в вечер и устроила женскому населению баньку. Есть у нас бабий бережок, туда мужики не ходят под угрозой страшной мести, потому что девки там моются, голышом бегают. Карис, её Карюшкой прозвали, камней натаскала, даром что слабенькая. Накалила за день, войлоками каркас из палок укрыла - вот и баня. А потом еще массаж стала делать, да с маслами, что Митэ у травника похитила. Бабы говорят - хотим завтра опять. Пожалуйста, она рада быть в пользу.
Утром бабы в поле - и ну болтать. Спины расправили, не болят кости, не ноют. Благодать. А где научилась так спины мять? В веселом доме. Они и удумали - не только ж массаж делать её в этот доме учили. Ага. Вечером все выпарились, накупались, расселись, её, бедолагу, в середину выпихнули. Говорят - Карюшка, душенька, надо старосту спасать, загибается мужик в цвете лет. У неё понятно, глаза круглые, уже и слезы рядом.
Это пока не объяснили, в чем дело.
Римах как жену похоронил, на женщин и не смотрит. Однолюб он, у них в роду почитай все такие, сама небось заметила. А только вдовице Милае всегда воду носит, лошадей одалживает да крышу чинит. Выделяет. Она его и спрашивала уже прямо - нет, говорит, свою дорогую Любань не забуду, только с ней душе тепло было.
Бабы и постановили: старосту срочно женить, раз дети его пристроены. Да только как? Через соблазн! Вот мол, говори, Карюшка, чем мужиков охмуряла. Учи Милаю, дуру деревенскую.
Карька сбежать пыталась, поймали. Вразумляли, даже дочуру к уговорам подключили. А чего добились? У бедняги крик да слезы, она как есть им все и рассказала. Про жизнь страшную, честь поруганную, ужас беспросветный... Ночь, мужики по избам аукаются - нет баб во всем селе. Они на бережку пару жбанов браги опрокинули, судьбу Карькину горькую оплакивая, даже Митэ налили. Потом спели. А к утру наша Карис во хмелю в свахи и заделалась.
Милаю и Иртэ с поля утром прогнали: весь день они втроем старосту обсуждали, слабые места искали в нем. А подробности, что как действует, Клещ им доставляла - она к деду шпионкой приставлена.
И пошла потеха.
Перво-наперво его оставили одиноким: Иртэ обожаемая не заглядывает, Тамил уехал к стадам, Карька с мужем спешно в лес подались, всей семьей на охоту. Дома - хоть вой, никого, даже Митэ заглядывает редко, хлеб без неё, мол, и не уберут! Тоска у старосты разразилась.
У них хитро дело поставлено. Заговор. То там случаем речь о вдове зайдет, то здесь, то слово кто про Милаю обронит при старосте случайное. Хлеб убрали - гулянья. Невеста держится по-новому, волосы подкрасила, одежду переменила, говорит тихо, все указания свах выполняет. Уже и танцевать подучилась, и светится вся, словно человек другой. Бабы сплетню пустили, сватают нашу Милаю. На таких новостях староста глаза разул - а баба-то хороша, да только раньше сама на него смотрела, а теперь и с уважением, и ласково, а стороной ходит.
В общем, одна седьмица только и прошла, а наш Римах уже сам не свой, Милаю до дому провожает, к мужикам чуть не в драку ревнует. Сыновья его знали с начала. Еще бы, жены их главные заговорщицы. Он уже у братьев вчера совета спрашивал - хороша ли мачеха. По плану бабьему сегодня к ночи староста на приступ пошел. А мы тут...
Я тихо подхохатывала, представив солидного Римаха в любовном угаре. Рыжие уточняли детали. По их словам, уже несколько дней половина мужиков в селе знала о коварном заговоре. А некоторые удумали всей семьей идти к Карюшке - просить своих девок великовозрастных пристроить. Правда, прикинув так и эдак, решили чуть обождать и нагрузить заботами Милаю. Она и сама всех знает, и женщина солидная да обстоятельная, и побойчее тихой жены Мираха. Наконец, кому на селе ведать такими делами, как не старостихе?
Лиаса сидела, ошарашено хлопая длинными ресницами. Вот уж вовремя селяне - слов нет.
- Тамил, Мирах, Дари, знакомьтесь, - наконец дошла и до меня очередь рассказывать новости, - Это Лиаса. Она снавь, и поедет с вами в село. Поживет, молочка попьет. И не лезьте девке в душу, отдышаться ей надо. Пусть Карис присмотрит.
- А из какого рода? - тихо уточнил Дари. Я опять была готова поспорить, что он знает ответ.
- Раньше наши места Поющими ручьями звали, - ответила бруса.
- А рядом было большое селение, Серебряные ивы, - кивнул Дари грустно. - Мама моя оттуда родом. Только их совсем не осталось. Ни деревьев, ни людей. Тин, мы присмотрим за ней, не волнуйся.
- В нагрузку возьмете еще двух девиц, они явно сельские, приживутся. Я им память немного затуманила, поскольку знать то, что было здесь, этим трусихам незачем. А вам Лис расскажет. Лошади есть, правда, только пара. Из-под окаянных, за реку их не водите, искать будут. Собирайтесь, вам с охотниками знакомиться ни к чему.
- Тин, - безоблачно улыбнулся Дари, - Князя своего подданные обязаны всегда узнавать. А лошадь у него нельзя без знакомства свистнуть? Это была бы высокая честь для нашего скромного села.
- Я с Дари поеду, - тихо прошептала бруса. - Не надо уводить коня, он хозяина любит.
Подзакусив и напившись травяного взвара, мои любимые заговорщики уехали. Правда, Дари, внезапно расчувствовавшись, вручил мне уздечку. Явно его работы, узорная, с серебряной чеканной отделкой. То ли хотел сделать подарок, то ли таким образом еще раз советовал свести-таки коня. Наверняка второе, но все равно приятно. Я осталась одна, легла, растянувшись в рост и задумчиво наблюдала за мерцающими звездами.
Хоть одна ночь тишины. Может, для разнообразия вспомнить про логику, наплевав ненадолго на чутье? Вспомнила. И почти сразу начала нервно и торопливо будить князя. Риннарх просыпаться не хотел, мычал и отбрыкивался. Во сне ему было хорошо. Кажется, они все еще пили и болтали, закончив с делами. Пришлось сходить к ручью за водой и применить крайние меры.
Как он ругался в полудреме!
А как извинялся, проснувшись!
- Милый князь, - начала я. - Девушек я пристроила. Не надо спрашивать, куда, они не в игре, а Лиаса сама проявится. Кстати, она сказала, что у ночного кошмара была свидетельница, некая дама высокого происхождения по имени Эмис, кажется. Вроде бы невеста твоего братца. Её привязали к креслу и заставили смотреть. Хорошенькая будет у девочки семейная жизнь.
- Эмис? Сестра совсем с ума сошла... С этим я разберусь.
- У меня есть буквально один ещё вопрос. Ты, часом, не можешь дать знать сыну о делах Карна? Ведь наверняка продумал способ.
- Да, через доверенного человека. Он рыбак.
- Вот я так и полагала. И подумала, что если тебя убивают тут, то...
- Его вызвали? - тихо охнул князь, разом подтвердив мою догадку. Потом покачал головой - Невозможно. Знают про этот способ связи в деталях всего трое. Я, мой друг и гонец.
- То, что известно троим, известно всем, так говорят. Вот и рухнули в очередной раз мои умные планы. Раньше твоего отбытия на охоту дело не могло начаться. Считай, есть ли еще время?
- Мы тут второй день, плюс переправа - всего четвертые сутки. Ох, как же неудачно... Ну, конечно, поддался ей гонец, после Пирха я и не удивляюсь. Еще ворчал на Лемара, что ему в последнее время всюду заговоры чудятся. Эта змея умеет жалить насмерть и проникать в самые невозможные секреты.
- Где рыбак?
- Места безлюдные, к северу от дельты Карнисы, в стороне от портового города Гирта, дорог крупных нет, не зная и не найти. Отсюда... переправа и там дорогой кривой - опять же самое скорое суток четверо. И от столицы те же четыре дня, если средним ходом. Поздно? - он на глазах сник, свет, лучившийся во взгляде после встречи во сне с пираткой, угас.
- Не думаю. Ты забыл, что рыбак должен дать знать на Архипелаг. Оттуда опять же приплыть - время потребуется. Силье ничего про тревогу не говорила?
- Нет. У них все спокойно, сына определили учить парусное вооружение. Он при адмирале назвал кливер кривым полотнищем, - усмехнулся князь, дурные предчувствия чуть отпустили его. - Был бит тяжелой вельможной рукой Кормчего.
- Окаянные галопом носятся редко. Заметными быть не захотят, поостерегутся. Видно, судьбе угодно меня с твоей любительницей красных вин познакомить. Дорогу я найду, не переживай. Окаянные меня не видят, но я-то их - прекрасно. Вот и приведут, куда надо. Все одно: теперь, если придуманное правда, только догонять.
- Правда. - Он не обольщался. - Очень в духе сестры. Даже странно, что я сразу не подумал о таком развитии событий. Увы, я тебе едва ли хороший попутчик, как это ни больно признать. Все сразу обнаружится, а там помощи не собрать. Да и во дворце теперь надо быть срочно, пока о смерти не объявлено. Возьмешь хоть коня? Егерь старший стоящий человек, он проводит.
- Коня возьму, самого неприметного. А человека - нет. Пусть спят, так вернее. И помни, я ничего не могу обещать. Ни успеха, ни большой надежды. Если будет бой, от моего дара пользы немного. Но я постараюсь.
- Если кто опознает рыжего, скажи, подарил вельможный Тринн за услуги врачевания. От Борза многие избавлялись, он несколько своенравен. Но я надеюсь, вы поладите. И береги себя.
- Спасибо, - вот уже второй человек желает мне этого. К чему бы? Пора прощаться, а значит, хватит 'тыкать' князю - И еще, знайте, ваша светлость, - моего лица вы при встрече не вспомните, как и ваши спутники. Так будет лучше. И если сочтете меня врагом или шпионкой, потом не вините себя. Это издержки нашего внезапного заговора. И... берегите себя.
Он грустно кивнул, усмехнулся возвращенному пожеланию и пошел седлать коня. Спустя несколько минут рыжий Борз уже нес меня мощным махом к озерному берегу.