Я прекрасно помню свою мать, ее длинный тонкий нос и вечно грязные, спутанные кое-как заколотые волосы. Она никогда не заботилась о своей внешности. Могла, не снимая даже на ночь, носить одни и те же шорты и выцветшую футболку. И мама всегда была очень рассеянной, бывало - поднимается по лестнице, остановится, несколько минут будет о чем-то размышлять, а потом пойдет вниз.
Вот внешности отца я не могу вспомнить. Только его голос, тихий и глубокий, независимо от того разговаривал он с мамой, звал меня или пел. А пел он, хотя и редко, но удивительно красиво. Как он сам говорил: "Только когда душа попросит".
А еще, они любили друг друга. Безумно, страшно, прекрасно... Преодолев грань всех возможных слов и описаний. Чтоб не понять этого, надо было быть не просто слепым, но и глухонемым в придачу. Я очень быстро убедился, что большинство наших соседей были именно такими. Они считали, что наша семья вот-вот распадется, ведь мои родители могли неделями не обмениваться даже несколькими фразами. На самом же деле маме с папой не нужны были ни слова, ни прикосновения, ни даже взгляды. Они могли сидеть в разных концах дома, но находится вместе. Всегда в такие моменты я понимал свою невозможную, непереносимую неуместность...
О, нет-нет, я им не мешал. Родители, чаще всего, меня просто не замечали. Зачем им еще и ребенок, если друг у друга есть они сами? Вдвоем они были неким сверхсуществом, и весь мир отступал на задний план. И я вместе с ним. Бывало, что мама или папа неожиданно интересовались мной и моими делами, они могли прийти, поговорить, помочь сделать уроки или пообещать построить во дворе качели. Но такое происходило очень редко и пугало меня больше чем радовало.
Еще в очень маленьком возрасте я понял, что заботиться о себе надо самостоятельно. Если что-то случалось - никто не прибегал по первому зову. Но и запрещать что-либо никто тоже не спешил. У меня была полная свобода действий: делай, что хочешь, когда хочешь и как хочешь... Но и со своими проблемами потом разбирайся сам.
Один единственный раз моих родителей вызвали в школу. Это было, чтоб не соврать, в шестом или седьмом классе. На уроке биологии я спросил: "А, что будет, если птице отрезать крылья?", я не имел в виду, что хочу выполнить это на практике. Мне было просто любопытно. Чисто теоретически.
Учительница закатила скандал и позвонили ко мне домой. Пришел отец, очень долго беседовал с директором в его кабинете, а когда вышел - молча отвел меня домой. Потом мы с ним и с мамой полночи смотрели телевизор и ели соленые орешки... Целую неделю у нашего класса не было биологии, а после ее стала вести новая учительница, ни словом не обмолвившаяся о своей предшественнице.
О телевизоре, как и обо всех вещах в нашем доме, стоит рассказать отдельно: мебель у нас была очень старая, еще бабушкиных времен. Новые - только холодильник, стиральная машина, телевизор и мои игрушки. Игрушки мне покупали на каждый праздник, даже тогда, когда я вышел из детского возраста. А телевизор - он был огромным. В пол стены и с пультом, на котором кнопок для одной настройки изображения было около сотни. Но мы редко его включали. Родители всегда были заняты какими-то своими делами, а у меня были и другие заботы.
Вообще, я в детстве никак не мог понять, чем занимаются папа и мама. У моих одноклассников и соседей - все было понятно. Кто-то строитель, кто-то юрист, кто-то продавец... Один я был не в курсе. Только спустя много лет, я узнал, что бабушка оставила маме большое наследство и родители вложили его в акции предприятия, со временем ставшего прибыльным.
О смерти отца мне сообщили уже перед самыми похоронами, только когда я приехал - рассказали, что произошло: инсульт, от него никто не застрахован. Мама сидела с папой до последнего, просто была рядом. А когда он умер - ушла, даже не взглянув на собравшихся друзей и бумаги, которые ей надо было подписать.
Когда я приехал на церемонию, мне показалось, что мамы среди собравшихся нет. Как оказалось - я ее просто не узнал. Женщина в выглаженном брючном костюме, с чистыми и причесанными волосами просто не могла быть моей матерью... А вот она меня узнала. Подошла после церемонии и внимательно посмотрела в глаза, ей даже не пришлось вставать на цыпочки - она была одного со мной роста.
-- Наверное, я была плохой матерью, - почти через минуту сказала женщина, которой я не знал. Она была растеряна и удивлена, будто бы все эти годы, что жила с отцом, провела в спячке.
-- Я тоже был не подарком, - криво усмехнулся я.
Она попробовала улыбнуться в ответ.
-- Приходи или звони, если что... Я живу все там же, - сказала она, а потом с горечью добавила: - ведь это дом моей матери!
Я поблагодарил ту, что больше не была моей мамой, за заботу и ушел.
А потом вспомнил тот вопрос в школе. Про птицу с обрезанными крыльями. Теперь, я получил ответ. Смерть папы обрезала мамины крылья, в ней проснулось то, что спало раньше. Теперь она будет учиться ходить по земле.
Считайте меня плохим сыном, но в тот же день я уехал из города и с тех пор ни разу не набирал номера дома своего детства. Мне говорили, что моя мать теперь занимается разведением то ли карликовых кроликов, то ли шиншилл, попутно пишет стихи и уже собирается издавать первый сборник. На это я отвечал, что все это сплошная чушь. Ведь я знал, что моей мамы с ее всклокоченными, грязными, кое-как заколотыми волосами больше нет, она исчезла в ту ночь, когда умер мой отец... В ту ночь, когда птице обрезали крылья.