|
|
||
Глава 1 - экспозиционная
Ладушки - деревня маленькая, если не сказать - крохотная: меньше, чем в два десятка дворов. Неведомо когда выстроили ее посреди глухих лесов, да так и осталась она стоять. От нее до райцентра - все равно, что до Америки - не добраться. Но честно заметим - никто и не пытается: живут себе и живут, работают в лесхозе или же пропитаются за счет собственного хозяйства. Из туманного Альбиона местного масштаба - из райцентра то бишь - время от времени все же приезжает грохочущий "газик" - ровесник революции: привозит товары в здешний магазин. Да и то сие фантасмагорическое действо происходит, как правило, глубокой ночью (видимо, стартует грузовик по утру, но в связи со своими... выразимся так: невысокими скоростными качествами, в график работы не вписывается). Обычно наблюдать можно следующее: примерно в полночь на разбитом проселке, что прокладывали явно вслепую и в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, из тьмы вырисовывается под ужасающее дребезжание всех частей несущей конструкции, дедушка нашего родного автомобилестроения. Окутанный клубами пыли, надсадно чихая и кашляя, "газик" подползает к торцу магазина, где останавливается, продолжая работать вхолостую (заглушить его здесь шофер не решается никогда). Официально сторожем является дед Амфибрахий, живущий на другом конце деревни, - именно у него хранятся ключи от склада. Водитель, замысловато матерясь, бредет к сторожу сопровождаемый лаем немногочисленных ладушкинских собак, после чего долго и упорно молотит в ворота дома Амфибрахия так, что просыпается вся деревня, исключая самого хозяина. Когда же, наконец, глуховатый сторож выходит на крыльцо, вняв гласу вопиющего шофера, то оказывается, что ключи он (Амфибрахий) куда-то положил и нужно их еще поискать. Короче говоря, водитель, доведенный до белого каления, уезжает на своем чуде техники только под утро, отработав, таким образом, практически двадцатичетырехчасовую смену. Повыбравшиеся к тому времени из домов сельчане провожают его сочувствующими взглядами. Так как все время прибывает один и тот же шофер, его уже возвели примерно в статус великомученика, расплачивающегося за грехи людские. Как сказал бы Сапсаныч: "Гвозди бы делать из этих людей... было бы больше на свете гвоздей".
Да, кстати о Сапсаныче. В дальнейшем о нем-то и пойдет речь. Живет он на самом берегу местной реки с красивым названием Лучистая. Сколько лет Сапсанычу - никто толком не знает, включая его самого." Живу вот, пока живется", - отмахивается он на распросы. Ну, а что касается имени... Сам старик все объясняет следующим образом: "Вы не думайте, что я какое-нибудь отношение к ентой хищной птичьей породе имею, к сапсанам, значит. Просто меня как в действительности звать? Александр Александрович - Сан Саныч, то есть. А тут уж, как сами видите, и до Сапсаныча недалеко".
В Ладушках, прямо напротив него, проживает племянник Василий с женой и тремя детишками. Дочери Сапсаныча - и старшая, и младшая - перебрались в райцентр уже давно, и его с собой звали, да он не согласился.
По левую руку от избы старика несет свои воды Лучистая, а по правую кособочится домик того самого Амфибрахия. Странное имя (никто, - да и родители, его давшие ( царствие им небесное) - не ведает, что это и не имя вовсе, а название стихотворного размера), так оно обусловлено тем, что нынешний сторож родился ни много ни мало осьмнадцатым ребятенком в семье и тринадцатым мальчуганом. Все привычные имена уже раздали, и пришлось бедняге довольствоваться таким: Амфибрахий Феоктистович.
Он и Сапсаныч дружат еще с детства, что имело место быть в незапамятные времена. Долгими зимними вечерами, когда за окнами свирепствовали вьюги, старики донимают забредшего на огонек Василия рассказами о далеком прошлом, когда оба они были сильными, высокими и красивыми, чуть ли не голыми руками валили медведей в прилегающих лесах и вытаскивали их Лучистой двух - ... нет, трехпудовых тайменей, что уже само по себе носило оттенок анормальности.
А вообще, места вокруг Ладушек - одно загляденье. За рекой, на том берегу этакими средневековыми сторожевыми башнями застыли вековечные сосны, распластав широкие лохматые лапы ветвей, по эту сторону деревня тонет в стройном березняке, где после летних дождей высыпает видимо-невидимо грибов, а от земляники стоят красны поляны. Да и сама Лучистая - прозрачная, быстрая - с ранней весны до поздней осени радует слух залихватским перезвоном на стремнинах и тихим, ласковым шепотом не плесах. Как и на всякой реке, есть здесь оторочка кустистой уремы, есть темные омуты, где невозможно, нырнув, достать дна, там живут с чудесной поры Сапсанычева детства полутораметровые таймени. Попадаются и каменистые перекаты, где Лучистая, подобно пойманной птице, бьется кипенными крыльями бурунов, рассекают ее плоть острые валуны, и, жалобно подвывая, несется, несется река сквозь преграды. Есть участки, где Лучистая разливается, затопляет пойменные луга, становится ленивой, медлительной, степенно, уже не бежит, а идет, гордо встряхивая изгибами волн. Но потом приводит русло в буреломный лес, втискивается река в крутые обрывистые берега и снова пускается вприпрыжку по камням да гальке. Перегораживают течение упавшие сухостойные сосны, приходится исхитряться - подныривать, а то и сверху накрывать частой волной.
Но вперед, вперед... А куда? Там видно будет...
Глава 2, в которой начинаются чудеса
...Утро было самое обыкновенное, не сулящее, вроде бы, катастроф и великих событий. Однако все как-то наперекосяк пошло у Сапсаныча. Спервоначала нагрянул Василий. По случаю полученного наконец в лесхозе вожделенного отпуска, он был вдымину нетрезв. Здесь, однако, с терминологией следует быть осторожным, потому как сам Василий различал между собой такие состояния, как вдрызг, в доску, в стельку, в умат, в дым, в бубень, в аут, в дубину, ну и наконец, апогеем алкогольного опьянения было состояние, именуемое "полное зимбабве", которое характеризовалось галлюцинациями в сфере всех пяти чувств вначале и блокировкой работы головного мозга в завершение.
Но пока, слава Богу, до "полного зимбабве" было далеко. Василия лишь слегка шатало порывами теплого южного ветра, он загадочно улыбался, видимо, надеясь составить конкуренцию Джаконде, и время от времени срывался на "Из за острова на стрежень..."
- Экось тебя развезло, болезный! - всплеснул руками Сапсаныч.
- "...И за борт ее бросаить, а в набежавшую волну!", - не желая прерываться допел Василий.
- Ты ближе к делу, - посоветовал старик.
- Понял! - заверил племянник, - все понял! Конре... Конкре... Эт самое - уточняю, значит: понимаешь, какое дело - кролика бы мне.
- А своих-то, что, всех извел?
- Обижаешь! У меня половина - молодняк, половина - сукролые. О как. У тебя на забой-то есть?
- Понятное дело. Никак праздничный обед готовишь?
- Ну... навроде того. Так что?
- А, иди в стайку, выберешь там из крайней верхней клетки. Какой по душе придется. Тут и оприходуешь.
- Ферштейн зихь,- кивнул василий,- гебен зи мир, битте... тьфу-ты, леший... нож у тебя где?
- Валяется на полках в сарае.
Неодобрительно покачав головой вслед заплетающимся шагом направившегося к кролятне Василию, Сапсаныч сел починять свою старенькую мелкоячеистую сеть.
Утром набежавшие игривые, точно молодые жеребята-стригунки, облака теперь умчались куда-то за горизонт и расщедрившееся солнце поливало мягким теплом и светом пригревшуюся деревушку. Разнежено вздыхала река, вылезшие из будок погреть старые косточки на осторожном весеннем солнцепеке псы, вяло переругивались между собой, где-то у магазина как скаженный вопил еще по - цеплячьи безголосый петух. Вслушиваясь в эти знакомые звуки, Сапсаныч блаженно жмурился и улыбался. Все настроение ему испортил Василий.
- Готово!- сообщил он, появляясь во дворе с тушкой в руках.
Сапсаныч бросил взгляд на убиенное животное и тут же, вскочив, возопил:
- Ты!.. Ты!.. Гондурас на твою голову!
Небольшое нелирическое отступление: Сапсаныч никогда не останавливался на привычной крылатой фразе "растуды твою в туды" и всех ее интерпретациях, но шел дальше путем своеобразного языкового синтеза, задействую различные географические названия и научные термины.
- Ты кого забил, негодяй! О, да разразят тебя тринидад и тобаго в твое западное самоа!
Василий невольно отступил, с восхищением глядя на заворачивающего экзотические ругательства дядьку, который уже грозил устроить родственнику такую реконвалесценцию, что от того только сан-сальвадор и останется.
- Да че случилось-то?! - вопросил наконец недоумевающий Василий в перерыве между проклятиями.
- Ты посмотри, кто у тебя в руках! Ты, что, самум тебе в левую ноздрю, забыл, как кролики выглядят?!
Незадачливый убойщик, начиная постепенно трезветь, уставился на тушку. Действительно, никогда у кроликов таких длинных хвостов он не видел.
- Ты ж, изувер, моего кота угробил! Я его в клетку пустую посадил, чтоб он мышей погонял! Ты на кой за ним полез-то?! Я ж сказал: в крайней верхней!
- Дак... это... там все тощие какие-то. А че... темно, гадство, - оправдывался Василий. - А я - цап его - тяжелый, упитанный. Ну и - хлобысть по чайнику, да ободрал, покеда тепленький.
- Ирод! Изверг! Изуит проклятый! А какой душевный кот был: ляжет на печку, мурлычет... Я ему: "Рыжик, поди сюда", он подбегет, об ногу, значит, мордой трется. Ласковый был, бедняга... А крысолов был какой! Сколько он их за свою жисть передушил! Затюрхает, бывало две-три - и на крыльцо принесет, положит. Вот, мол, смотри - не зря у тебя живу - кормлюсь. Э-эх, да что там говорить: не кот был - золото! А ты его... вот так...Брахмапудра несчастная!
- Ну, ты ...это... че ж так обзываться-то, - попробовал выстроить линию защиты Василий.
- И молчи, что есть! - не принял возражений Сапсаныч. - Не будет тебе моего прощения!
- Вот елки-палки - лес густой, ехал парень холостой... Н-да... Незадача вышла. Слушай, у тебя там нигде больше котов нет? А то не его же на обед варить, честно слово.
- Иди уж, иди. Доконаешь ты меня когда-нибудь. О-хо-хо...- Сапсаныч постоял некоторое время во двор, слушая, как не унимается петух, потом пробурчал: - Вот ить завелся, подлый! - и отправился в дом.
И тут началось.
Едва ушел Василий, как в ворота опять постучали.
- Да Господи ты, Боже мой! Что они, сговорились нонче!- заворчал Сапсаныч, натягивая свои тапочки. - Уже ползу, ползу!..
Старик прошаркал по двору, возился некоторое время с постоянно заедавшей щеколдой, а когда открыл наконец, то прямо оторопел: перед ним стоял самый настоящий рыцарь в блестящих на солнце латах с шипастыми хауберками, у него было полированное копье на конце которого болтался бело-желтый треугольный флажок, на голове воина красовался крылатый шлем с опущенным глухим забралом, на поясе висели витые ножны, расшитые синим бисером, из которых выглядывал эфес меча, украшенный драгоценными камнями, из-за спины рыцаря виднелся овальной формы выпуклый щит - деревянный, но окованный сталью.
- Мать моя! - выдохнул Сапсаныч и осенил себя крестным знамением. - Вот вправду говорят: старость не радость. Уже галики, значится, переходные пошли. Свят, свят, свят...
Дальше - хуже. Рыцарь поклонился и произнес:
- Добрый день. Вы не подумайте - я не галлюцинация.
- Все они так говорят, - жалобно вздохнул Сапсаныч.
- Я надеюсь, вы слышали о параллельных мирах?
- Да... Только... ты это, во двор хоть зайди. А то ить люди увидят - скажут: "Совсем Сапсаныч из ума выжил - сам с собой балакает".
- Но они меня тоже видят! - возразил рыцарь.
- От те нате! Массовая, значит, эта самая... иллюминация... тьфу, галлюцинация? Это все озоновые дыры! Знал я, что не доведут до добра...
- Подождите, ваши экологические проблемы здесь ни при чем. Я действительно из параллельного мира.
- Нешто из райцентра?
- Откуда?
- Вот и договорились... Да ты сказывай, сказывай. Я перебивать не буду, мне что... По молодости-то, бывало, загуляю... Э-эх! Вот после и мерещится всякое. Однажды даже медведь поблазнился. Во как. А теперича - какой с меня спрос. Стар стал. А она, знаешь, центральная нервная система, тоже ить не вечная. Всему износ есть. Ну, да ладно ...
-Я вижу, вы не принимаете меня всерьез...
- Куда уж серьезнее! Усе, отвоевался - клиника! Вот чуток по утряне понервничал - и на тебе, пожалуйста! Все из-за этого Василия, антананариву ему в душу! Как пословица-то говорит: на чужой уругвай рот не разевай. А не в свои сани, значица, сядем сами. А он не-ет, пришел... Мне так-то, Господи, разве жалко! Пущай берет сколько хотит ентих кроликов! Он ить моего кота извел. Напрочь. По голове вдарил - и ободрал. А такую ли смертушку Рыжик мой заслужил?! Вот оно как.
Рыцарь тактично выслушал излияния Сапсаныча, после чего продолжил гнуть свое:
- И все-таки выслушайте меня. Как уже было сказано, я из соседнего параллельного мира. Мне, вообще-то, у вас здесь делать нечего, я должен попасть в другой мир, но путь лежит через ваш. Вы не возражаете, если я у вас остановлюсь на несколько дней?
- Раздендрид тебя в аксон! - припомнил Сапсаныч анатомические термины. - На несколько дней, говоришь? Так ты взаправду не галлюцинация?
- Конечно!
- Ух ты, е-ка-лэ-мэ-нэ! Дождался, значица! Тут ить, понимаешь, какое дело: нам иногда газеты-то из райцентра привозят, читаем всей деревней. Чего только не пишут! И тарелки-то всякие - разные летают, и пришельцы прямо на балконах появляются да тут же на незнакомых языках разговаривают, и люди-то в другие миры летают. К вам никто не залетал?
- Да нет пока.
- Прилетят, ждите. Чего ить только не творится. Вот и мне тоже - так хотелось, ну хоть краем глаза, какую, пущай самую завалящую, тарелочку в небе увидать. Да чего там - я и на блюдце согласный. Ну, а уж про то, чтобы вот так с пришельцем по душам поговорить - об ентом и мечтать не смел. А ту тебя Господь послал. Да ты проходи, проходи. Обмундированию свою можешь снять, а то жарко, поди.
- Спасибо, ничего. У нас там жарче.
- Расскажешь, обязательно расскажешь. Ты щит-то сбрось, мешает ить. И копье. В моих хоромах с ним не развернешься. Может, чайку поставить? Притомился с дороги-то... А шлем сымай. Ты уж извини, но у нас - так. Все почему: вот раньше заходил коли кто в гости, чтобы показать, что он хозяевам доверяет, оставался с непокрытой головой: мол, знаю, что мечом не двинете. С тех пор и пошел обычай.
Сказал Сапсаныч и сам перепугался: а ну как на лицо гость чистое страшилище - кто их там знает, какие они в этих параллельных мирах. Но тревога оказалась напрасной. Рыцарь из себя был обычным белобрысым парнем, лет двадцати с небольшим.
- Вы хоть там чего едите-то?- заволновался старик. - А то ить, поди, наша пища вам не подходит, а?
- Что вы, что вы! При переходе я соответствующе трансформируюсь, адаптируюсь, точнее будет сказать, к среде параллельного мира.
- А-а... Вон оно как. Тогда ясно. Голодный шибко? У меня груздянка с сушеных грибочков есть. Ну, как?
- Я не против.
- Вот и отлично.
Сапсаныч засуетился, собирая нежданному гостю на стол. Вскоре здесь красовалась полная до краев чашка супа, порезанный толстыми ломтями серый хлеб, соленые огурчики, твердые до хруста, уже вскипал электросамовар, появилось печенье, ну и, конечно же, извлеченная из заветного шкафчика, еще не початая бутыль лично Сапсанычем выработанного самогона.
- Подожди,- остановил старик рыцаря, когда тот потянулся к еде.- Мы еще не познакомились. Тебя как звать?
- Балтозар.
- Хорошее имя. А меня - Александром Александровичем. Вот. А теперь - за знакомство!
- Всмысле.
- У-у, да как у вас там в параллельных мирах все запущено!
Сапсаныч поставил перед рыцарем граненый стакан и набулькал его с горкой, себе плеснул чуть-чуть.
- Пей!- торжественно произнес он.
Балтозар недоверчиво скосился на стакан, но отказываться показалось ему, видимо, неучтивым, и он опрокинул содержимое в себя.
Несколько секунд глаза рыцаря расширялись, пока не расширились до крайности, после чего он, бедняга, зашатался и пал головой на стол.
- Ох ты! Батюшки! - всполошился Сапсаныч.- Переборщил, старый дурень! А ну как ухойдокал человека!
Но нет. Балтозар, полежав немного, поднял голову, поозирался по сторонам, сфокусировав взгляд на старике. довольно осклабился и вдруг затянул чистым, хорошо поставленным голосом, почему-то сильно "окая": "Ой, мороз, моро-оз, а не моро-озь меня-а-а-а..."
- От ить, джибути-разджибути его через левое колено! - умилился чуть ли не до слез Сапсаныч. - Наш человек! Наш!
Глава 3, в которой чудеса постепенно
приобретаю массовый характер.
Завтрак медленно, но верно, перешел в попойку. К полудню Балтозар и Сапсаныч сидели в обнимку и нестройно голосили: "Эх, доро-оги, пыль, да тума-ан...", причем ни тот, ни другой далее слов толком не знали, и потому выходило что-то уж вовсе несусветное.
- Хороший ты мужик! - обрывая завывания на полуслове, сообщал старик рыцарю, который совсем лыка не вязал. - Слушай, на кой они сдались тебе, все эти миры.. прльлельные-то... На черта они тебе? Оставайся у нас здесь. В лесхозе будешь работать. Семью заведешь. Есть тут одна невеста на выданьи. Ты не гляди так: красавица - вот те крест! Ты думаешь, глушь здесь у нас? Дак ить это и к лучшему... Или у тебя уже есть семья-то?
- "Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома"! - в ответ всхлипнул Балтозар.
- А-а... Скучаешь... Понимаю. Ностальгия, она такая штуковина, сурьезная.
- "Надежда - мой компас земной!" - на слове "надежда" рыцарь сорвался до фальцета.
- Ага... Это тоже правильно. Ну, ты все-таки подумай.
От задушевной беседы их оторвал стук в ворота.
- Опять, - тяжело вздохнул Сапсаныч. - Ты здесь пока побудь... Хотя, и так видно, что без посторонней помощи тебе уже никуда не уйти...
На этот раз пред стариком вновь предстал Василий. Он отчего-то переминался с ноги на ногу и поначалу молчал, с какой-то мольбой глядя на Сапсаныча.
- Слушаю, - сухо бросил тот, помня давешнюю обиду.
- Все, блин! - объявил упавшим голосом племяш, - крыша у меня едет. Пойдем.
- Куда? Крышу провожать?
- У-у, родимый... А ну-к, дыхни... Товды - и какой с тебя спрос. Стареешь, а? В одиночку пьянствуешь?
- Почему? У меня там рыцарь из параллельного мира!
- От те раз...Дела-а...- Василий, кажется, нисколько не удивился. - Ты... вот что: поди, моей Светке это скажи. Только, чтобы все чин-чинарем: не давай ей понять, что ты... того...
- А зачем?
- Идем, идем - покажу, в чем дело.
Василий зашагал к своему дому; провел Сапсаныча через большой светлый двор, охраняемый злющим псом по кличке Дракула, пригнувшись, скользнул в баню и, немного сконфуженно, точно извиняясь, указал на полог, тихо проронил:
- Вот.
Сапсаныч, не веря своим глазам, тряхнул головой, отчего потерял равновесие и стал беззвучно заваливаться на спину.
- Эй, эй!- Василий поспешно ухватил дядьку за шиворот и вернул в исходное положение. - Ты только в обморок не падай!
У печки, сбившись в один шевелящийся комок, ползали, едва слышно попискивая, маленькие болотного цвета дракончики со сморщенными крылышками и небесно-голубыми глазенками.
- Барбадос тебя разрази, - вымолвил Сапсаныч. - Ты где их взял?
- Сами приползли.
- Ишь ты, какие уже самостоятельные...- неадекватно среагировал старик. - Это сколько их тут?
- Четырнадцать, как один.
- Надо же. А они ить подрастут. Сколько мяса на них уходить будет... Ты их не кормил еще?
- О, Господи! Да что ты чушь всякую несешь, право слово! Ты мне объясни, откуда они взялись, треклятые? Я-то думал, что зимбабве мне настало - блазнится уже. А ить нет! Дак что же это за чертовщина творится, а? - Василий распахнул дверь бани и гаркнул на всю деревню: - Светка-а-а!!! Пусть пойдет посмотрит, - пояснил он Сапсанычу, - а то: "Белая горячка у тебя, белая горячка!" Сейчас мы увидим, у кого из нас какая горячка!
Вытирая руки о передник, выбежала с террасы жена Василия.
- Иди сюда, - потребовал тот. - Иди и убедись.
- Опять ты за свое! - отмахнулась Светка, полное имя которой было Светлана Ивановна.
- Иди, иди, - поддакнул Сапсаныч, выглядывая из-за плеча Василия.
- О-ох!- Светлана всплеснула руками. - А вы то здесь что делаете? Ну, ладно, - этот пьяница, но вы-то - пожилой человек!
- Вот! Вот оно! Полное неуважение! - пожаловался Василий. - Да трудно тебе дойти, что ли, два шага шагнуть!
Бормоча что-то нелестное в адрес мужа, Светлана устремилась к бане с явным намерением убедить ополоумевших родственничков в том, что у них начались галлюцинации.
- Смотри! - торжествуя сказал Василий и простер свою длань с указующим перстом в сторону дракончиков.
- Мама, - тихо и без выражения прошептала Светлана, будто пробуя это слово на вкус. Слово ей понравилось, и она уже громче повторила: - Мама!
- Вот тебе и "мама"! - позлорадствовал Василий, видя неопровержимость представленных заявлению о белой горячке контраргументов. - Ну, что теперь скажешь? Ты впредь знай: я, хоть и пью... иногда... но меру знаю! Так то! Четырнадцать штук! Ползают и пищат - маленькие, зеленые! А?
- Может, какой радиоактивный выброс был? - предположила Светлана. - Вот они и того...мутировали.
- Откеда выброс-то? С рыбной базы в райцентре, что ли? У нас этих, ядреных всяких, атомных станций в округе нет! - воодушевленный Василий решил громить все гипотезы своей супруги в пух и прах. - Однако ж факт на лицо. Супротив него не попрешь! Правильно я говорю, Сапсаныч?
- Оно конечно...- неопределенно согласился старик. - Вот и у меня оказия какая: рыцарь поселился из соседнего мира.
- Рыцарь? - Свелана, видимо уже смирилась с происходящим и теперь лишь изъявляла покорную готовность принять любые катаклизмы.
- Ага, - кивнул Сапсаныч, - душевный мужик. Как-то он там?.. Я пойду, он же с непривычки - в умат наклюкался. Мы так - за встречу... Ну, и пошло - поехало. Я пойду.
- Эт верно, - Василий похлопал дядьку по плечу. - Иди, а то неудобно получается: напоил - и бросил. Слушай, может мне с тобой?..
- Куда это?! - вскинулась Светлана. - Я тебе покажу! Ты у меня весь отпуск - из дома ни ногой!
- Угнетение рабочего класса. Военный террор просто, - развел руками Василий.
...К тому времени, когда Сапсаныч вернулся домой, Балтозар спал беспробудным сном, разметавшись посреди комнаты.
- Сморило, беднягу, - пробормотал старик. - Ничего, пообвыкнет.
* * *
После обеда небо задернуло занавески серых облаков, скрыв себя от глаз ладушкинцев. Немного посыпал случайно сорвавшийся мелкий дождик и тут же прекратился, словно опомнившись. Ветра не было. Не стираная хмарь висела над деревней точно в раздумье - то ли уплыть прочь, то ли еще побездельничать здесь. Однажды глянуло в просвет солнце. Посмотрело - посмотрело и, убедившись, что за эти часы на земле особых перемен не произошло, вновь исчезло из вида.
Меж тем Сапсаныч, не добудившись своего гостя, потопал к реке - проверять вентери, поставленные еще позавчера. Балтозар вырубился всерьез и надолго. Было дело - в коротком проблеске сознания он попытался исполнить отрывок арии из "Звезды и смерти Хоакина Мурьеты": "Ты исчезнешь, но мое сияние в новые глаза перетечет!" - заявил рыцарь. Сапсаныч решил, что сии строки обращены к нему и прослезился.
Теперь он шагал подбоченившимся крутобережьем, наблюдая, как бежит, обгоняя его, Лучистая. Какое-то смутное забытое чувство вдруг всколыхнулось в душе старика. Что-то неясное, но светлое и зовущее. И еще почудилось ему, что изменилась река. В чем - Сапсаныч не мог понять. То ли прозрачнее стала, то ли быстрее, то ли голосок у нее переменился.
А тут вдруг в очередном бочаге, укрытом от взгляда низко склонившимися, точнов благодарственном поклоне Лучистой, ивами, плеснула огромная рыбина. Таймень, видно, - так бухнул по воде, что круги к другому берегу добежали.
Там, где березняк узким клином втесывался в урему, доходя почти до самой реки, Сапсаныч начал спуск к воде. Рискуя свалиться в омут, старик подобрался к размытой кромке берега по им самим некогда протоптанной тропке. Где-то здесь должна быть заметка... Ага, вот она - камышина. Сапсаныч опустился на колени и, нащупав под водой колышек, к которому крепилась ловушка, начал вытягивать снасть. И тут в ивняке на той стороне мелькнул тонкостаная дымчато-белая фигурка, и неслышно ушла под воду в прибрежной осоке...
Сапсаныч, не бегавший уже добрый десяток лет, в этот раз припустил так, что в две минуты достиг околицы. Только здесь он позволил себе отдышаться.
- Русалка, как пить дать - русалка, - пробормотал старик. - Вот так да! Мама дорогая... Пойду-ка я лучше домой.
К приходу Сапсаныча оклемался Балтозар.
- Ну, как? - поинтересовался старик.- Эгрегоры в трубочку посворачивались, а все чакры и вовсе напрочь отпали? Это оно так. Да...
- А вы себя как чувствуете? - вежливо осведомился рыцарь.
- Ничего, нормально. Это ты с непривычки. Поживешь годик-другой, приноровишься.
- Годик-другой? Нет, мне через неделю надо отбывать.
- Ладно, посмотрим. Ты покамест отдыхай, а мне с кроликами управляться пора. Да, кстати: у Василия - племянника моего - полная баня маленьких дракончиков. Не знаешь, откуда они могли взяться?
- Возможно, по случайности переместились вместе со мной.
- От вас, что ли? Понятно. Да ты не беспокойся, Светка там за ними присмотрит...
На этом чудеса необычного дня закончились.
Глава 4, в которой Амфибрахий обретает
магические способности, а дракончики
подрастают и начинают кусаться.
Весь вечер окончательно пришедший в себя Балтозар рассказывал Сапсанычу о своем параллельном мире. Просидели чуть ли не до ночи, да и после старик долго не мог заснуть, размышляя об услышанном.
А в восемь часов кто-то вновь тарабанил в ворота.
- Мать честная! Кого там принесло такую рань! - возмущался Сапсаныч, одеваясь.
По утрам еще примораживало, все-таки шла только первая неделя неопределенного уральского мая, когда могут и холода вдарить, а может и жара несусветная. Зябко поежившись, старик потопал к дверям.
Пришел Амфибрахий. Весь его вид излучал загадочность. При одном только взгляде на хитрую и в то же время немного растерянную физиономию, люди просто должны были засыпать его вопросами о том, что же случилось.
- Доброе утро, - невнятно поздоровался Сапсаныч, зевая.
- Доброе, - согласился Амфибрахий. - Ты один?
- Нет. У меня там Балтозар.
- Какой еще Балтозавр?
- У-у, тут такая история - пойдем, расскажу.
- Погодь. Ты меня сначала выслушай.
- А что такое?
- Чего-то странное со мной происходит. Очень даже странное. У тебя газетка есть?
- Есть, коли на растопку не пустил. А зачем оно тебе надо?
- Ты принеси, принеси.
- Вечно ты что-нибудь да придумаешь, - заворчал Сапсаныч.
Но газету притащил.
Амфибрахий повертел ее в руках, что-то прошептал, щелкнул пальцами и... кончик газеты вспыхнул ровным рыжим пламенем.
- На то, чтобы дерево зажечь силенок не хватает, - пояснил новоиспеченный колдун. - А так - по малости...
- Эт да! - Сапсаныч, недоуменно глядя на пламя, почесал затылок. - Эт ты даешь, Амфибрахий. Давно научился?
- Да ить я и не учился. А сегодня утром просыпаюсь ( ты ж знаешь - я ранехонько встаю) и чегой-то мне холодно показалось. Решил печурку свою протопить, я ить тепло люблю. Зимой-то - как накочегарю... У-ух! Люди заходят, грят: что это, мол, у тебя тут как в бане, просто спасу никакого нет. А я нелюблю, чтобы прохладно было. Такой уж я человек.
- Стой, стой! Ты про сегодня сказывай.
- А, ну так вот, я и говорю: решил протопить, значит. Подхожу я к печке (когда уже дрова уложил) и вдруг - нате, какие-то слова бормочу, потом вот эдак повел рукой и - усе, горит! Будто я сызмальства так печки разжигал.
- Ты ж сам сказал, что дерево тебе не под силу.
- Экий ты, Сапсаныч, ей Богу! Я завсегда газеты использую, когда топлю. А потом, - здесь Амфибрахий перешел на шепот, - потом - это вообще нечто сверхъестественное...
- А вот эдак печки растапливать, это естественно, значит?
- Ну, огонь-то развести я и спичками могу, а тут видишь какое дело - подхожу я к зеркалу и думаю: а не посмотреть ли мне, что сейчас в райцентре деется?
- Так и подумал?
- Истиная правда! Подумал и сам испужался - что это со мной? Но опять чегой-то пробормотал - даже сам толком не понял, чего - и на тебе, пожалуйста - райцентр: машины ездют, люди ходют. У меня теперича зеркало заместо телевизера. Тот уж три года как сломался. Ты как-нибудь намекни Василию - может, зайдет, посмотрит?
- А он много понимает? Ему ежели что где топором да ножовкой подправить - это завсегда, а в технике-электронике - не разбирается. Тем более твоему телевизеру, верно, чуток поменьше годков, чем тебе самому. Тоже-т на покой уж пора.
- Хорошая вещьч была... Он хоть и черно-белый, но показывал отлично. Любо-дорого было посмотреть.
- Да ладно, что ты мне все про телевизер, да про телевизер. Чего еще умеешь? Может, порчу наводить? Дак навел бы на того петуха, что у магазина кажный день вопит почем зря. Не знаешь, чей кочет? Ну, да не важно. Так чем еще похвастаешь?
- Ить и не знаю... Чего они там умеют, колдуны-то всякие?
- Ну, это... людёв лечить, к примеру. Смогешь?
- Надо попробывать. У тебя болит чего-нибудь?
- Спаси Господь! Не на мне же ты собрался проверять!
- А что такого?
- Ага, а ну как напартачишь чего - и загнусь вовсе.
- Не доверяешь, стало быть, своему давнему другу?
- Не в том дело. Просто колдовство... Кто его знает, а? Это штука неизведанная.
- Тут ты прав. Слушай, а что, если на кроликах попробовать?
- Они ж у меня здоровые. Как быки... Хотя... Точно! Один что-то в последнее время квёлый стал. Пойдем, посмотришь.
Старики прошли в кролятню, где Сапсаныч извлек из клетки грустного и меланхоличного кролика - черного с проседью. Уши у бедняги висели как у какого-нибудь спаниеля.
- Вот, видишь, - Сапсаныч приподнял одно ухо и опустил. Оно безвольно поникло. - Лечи!
- Эт я, выходит, ветеринар. Вот уж не думал - на старости-то лет... Ну, с Богом!
Амфибрахий с полминуты что-то бормотал себе под нос, после чего проделал замысловатые пассы над подопытным, и... того вдруг заволокли клубы синеватого дыма.
-... Спаси и сохрани, - выдохнул Сапсаныч.- Ты чего натворил, бендар-сери-бегаван тебя дери!
Дым рассеялся, и экспериментаторы увидели кролика все с такими же вислыми ушами, только теперь на спине у него красовались широкие перепончатые крылья, как у летучих мышей, только покрытые шерстью. Вообще-то, кролик - животное безмолвное, а этот новоявленный покоритель небес вдруг издал пронзительный клекот, а затем легко сорвался с крыши клетки и, размеренно хлопая крыльями, скрылся из виду.
Старики проводили его ошалелыми взглядами, потом посмотрели друг на друга. Сапсаныч, понимавший, что удивляться крылатому кролику, когда в доме спит рыцарь из параллельного мира, ни к чему, обернул дело другой стороной:
- И что же это ты наколдовал, Бушумбур тебя разрази! Ведь какой кролик был! Он бы, может, похворал малость, да и все! А я б его забил и на ужину сварил! А теперича он в небе лётает - поди-ка, достань его! Ты - гнусный инсенуатор и никто более!
Амфибрахий не знал, кто такой "инсенуатор", но все равно обиделся.
- Престидижитатор! - бушевал Сапсаныч.
- Так значит, да? - охнул избранник магии.- Это я-то, значит? Простижидатор? Это я, да? Ну, спасибо! Кто ко мне приставал: а что умеешь, а лечить умеешь? Кто? Я сам напросился?
- А то! Ты же и сказал: пойдем, мол, к кроликам. Вдруг эта зараза ко всем прицепится? По миру пустишь лучшего друга!
- Может он вернется...
- А на кой он мне, эдакий чудик? У меня тут кролятня, а не голубятня.
- Ничего, будет у тебя специлизация по крылатым кроликам.
- Он еще издевается! Инквизитор!
Некоторое время старики обиженно молчали. Сапсаныч проверял не появились ли у кого-нибудь из животных еще посторонние органы, а Амфибрахий, закурив, смотрел в небо. Солнце на нем, выныривавшее в разрывах идущих густыми косяками облаков, казалось немного удивленным. Наверно, из за кролика.
- "Настанет день и с журавлиной стаей я поплыву в такой же сизой мгле, из под небес по-птичьи окликая все вас, кого оставил на земле",- промурлыкал Амфибрахий, намекая на улетевшее домашнее животное. - Слышь, Сапсаныч, а что это у тебя за динозавр живет, ты говорил?
- Не динозавр, а Балтозар вовсе. Из другого мира. Пойдем, что ли, познакомлю. Кстати, бабка твоя как... ну, касаемо твоего чародейства-то?
- А никак. Она спит.
- Заколдовал?
- Сапсаныч! Ё-моё! И как я не додумался! Спасибо тебе, родной! Ты извини - я побегу, наворожу там, покуда она не проснулась! И как я сам-то не догадался! Вот уж спасибо, что надоумил!
- Ты смотри, осторожнее, а то на совсем усыпишь.
- Не беспокойся - все будет в ажуре! Бывай.
Вдохновленный Амфибрахий с несвойственной его возрасту прытью ускакал домой, а Сапсаныч, повздыхав еще по поводу вознесшегося к небесам кролика, отправился посмотреть - как там его гость.
Балтозар дрых, так и не сняв доспехов и чему-то блаженно улыбался во сне. Тогда Сапсаныч решил навестить Василия.
Едва старик постучал в ворота, те распахнулись, со двора выскочил ладушкинский заводчик драконов и захлопнул двери за собой.
- Здорово, - кивнул он.
- Пришел вот проведать, - пояснил Сапсаныч. - Что-то Дракула не лает. Случилось с ним чего?
- Нет Дракулы больше.
- Как так? Приставился, болезный?
- Его дракончики загрызли.
- От те раз! Они ж махонькие!
- Вчера были. А сегодня - кажный с доброго кота ростом. Пес-то стал на них огрызаться, тут один - самый задиристый - пламенем на него дыхнул, а остальные набросились и искусали до смерти. Ну, я их вицей отходил так, что им белый свет с овчинку показался и завтрака лишил. Сидят теперича в сарае, кукуют.
- Не подпалят?
- Да не. Смирные они, а опосля взбучки и вовсе как шелковые.
- А ежели по случайности?
- Я уж думал... Но ведь в природе они как-то живут. Ить если бы драконы направо и налево огнем дышали, это ж сплошные бы пожары были.
- Да, тут я с тобой согласен. Знаешь новость: ко мне тут Амфибрахий заходил, он колдуном стал. Огонь заклинаниями разводит. Из за него у меня кролик улетел.
- Улетел? Ишь ты...
- Ага, начародействовал, Мерлин, елки-палки!
- Кто?
- Так... Был один маг. Я про него в книжке читал. Вот у нас тоже свой Мерлин есть. Чародей, рыцарь и, значица, драконовод. Ты с ими чего делать-то собираешься?
- И не знаю. Одного-то оставлю заместо Дракулы, а куда остальных девать... Они ж растут не по дням, а по часам... А то и по минутам. Кто их знает, какие вымахают!
- Чем пропитаешь-то животин?
- А-а, комбикормом с картошкой. Поначалу требовали чегой-то, мяса, поди... А как наголодались - слопали за милу душу.
- Тебе бы надо на двери табличку повесить.
- Какую?
- "Осторожно, во дворе злые драконы!"
- Ты смеешься, а мне каково? Светка извела прямо - выкидывай их, говорит, своих чудищ. Будто это я их приволок! А куда я их выкину? Они ж маленькие еще, несмышленые. Помрут... Может, ты пяток возьмешь, а?
- Не могу, извини. Как говорили древние латиняне: каждому свое. У меня на пропитании... и пропивании рыцарь состоит. Да тут еще, неровен час, кролики на юг полетят.
- Весна ить.
- А кто их, леших, знает! Я уж ко всему готов. Вчера, к примеру, русалку на реке видел. Теперь даже страшно идти вентерь проверять.
- Так пошли вместе - погляжу хоть на твою русалку.
Василий сбегал надеть калоши, после чего они с Сапсанычем зашагали к Лучистой.
Глава 5, посвященная исключительно реке.
Ивняк распушился молоденькими листочками, подставляя их под лучи ласкового солнца. Где-то выше по течению, сливаясь в единое тихое бормотание с переливами журчания воды, раздавалось лопотание утят. Время от времени строго и повелевающе крякала родительница.
Глядя на реку, Сапсаныч постепенно начинал понимать - какая с ней произошла перемена: Лучистая стала не глубже, не прозрачнее, не быстрее, но сильнее, увереннее, с какой-то разудалой лихостью, вспениваясь и весело, во весь голос напевая, неслась она, точно охваченная неведомым томлением, ожиданием чуда, спеша навстречу неизведанному, хоть и известен ей путь до мельчайших подробностей.
Но все теперь обретало совсем иной смысл. И сосны на правом берегу уже не просто деревья, а поставленные здесь в незапамятные времена стражи, охраняющие реку неведомо от чего; и березняк, подбегающий к самой кромке берега - кажется, он лишь подался вперед, чтобы заглянуть в воду, чтобы полюбоваться течением, сплетенным из сильных, мускулистых струй, и вот-вот отхлынет назад, к лесу. И вон та рухнувшая в воду сухостойная лиственница... Нет, ее не опрокинули ветра, это она припала к воде, чтобы напиться вдоволь, набраться сил и распрямиться вновь, зазеленеть...
За долгие века своей жизни Лучистая из года в год видела одно и то же: зимой - оковы льда, тяжелую тьму с просветами незамерзающих стремнин; весной - небольшое половодье, журчание ручьев, вливающихся в нее; летом - грибные дожди и палящее солнце; осенью - грустный листопад, засыпающий ее желтизной... Лучистая устала от этого. Но недавно река почувствовала новые, неведомо откуда взявшиеся, силы; весь мир предстал ей раскрытым для понимания, являя не только то, что видно с первого взгляда, но и свои потаенные секреты. Лучистая будто заново познавала мир и, удивляясь его величию и его сложности, без устали теперь несла воды к океану. Она знала, что впереди ее ждет что-то новое, ранее никогда не встречавшееся и потому до сей поры бесцельный непрестанный бег был исполнен смысла теперь.
- Как ты думаешь, - обратился от самого дома не проронивший ни слова Сапсаныч к Василию, - почему реки текут?
- Че им, стоять? - хмыкнул племянник.
- Ну, озера же стоят.
- Дак то озера, а реки - они на то и реки, чтобы течь.
- Эт верно... Видишь, оно как: вода-то все прибывает, прибывает из какого-нибудь родничка, и вот уже ручей побежал. А там к нему еще присоседились... Река получилась. Старая-то вода постоянно уходит, а на ее место - новая.. И так всегда было, и сейчас есть, и опосля нас, значица, будет...
- Во веки веков, аминь!- хохотнул Василий.
- Я сурьезно. Без этого ить никак. На этом все и держится. Да-а... Ишь она, Лучистая-то, как разошлась нонче. Повеселела, родимая. Но все равно не та уже стала.. Не та...А сколько всякого было! Вот, к примеру, история. Не знаю, может, рассказывал... Мне тогда лет двадцать пять было... Ага, двадцать пять. Зимой дело происходило. Мы, значица, с Амфибрахием забурились рыбалить. А морозы стояли лютые, метели мели - ни зги не видать. Да нам что - молодые, горячие. Понятно, не пустые пошли; а умотали далече - километров за восемь. Потопали под вечер, мы на что рассчитывали-то: там деревня была поблизости, сейчас-то ее уже снесли, - Омуты звалась, а в окрестностях - охотничья избушка. Ну, вот мы и решили: порыбалим и - туда. Ну, ладно. Пришкандыбали, весь золотой запас употребили, ни черта, помнится, не выудили... (оказалось, рыбаки только лапшу на уши вешали: мол, у Омутов такие окуни, что одна башака в ладонь.) Теметь уже страшенная, и снег идет, плотный такой, как туман. Можно было, конечно, по реке домой возвращаться, но нас и без того качало, тут еще ветер поднялся, а до избушки - ближе. Ладно-ть, пошагали. Долго ли - коротко ли, а доползли. Смотрим - стены проглядывают, забор, калитка. Амфибрахий еще говорит: " Ух ты, какая изба хорошая". А мы, что... мы ить раньше ее не видали, нам только объяснили - как ее найти. Короче говоря, подходим к дверям: дерг, дерг - заело, не открываются. "Пристыли, поди, - говорю. - Ты, Амфибрахий, посмотри, чем можно от косяка их отжать." Ну, тот побёг. Гляжу - приносит монтировку. "Ты ее где взял?" - спрашиваю. "А там - под навесом", - отвечает. Да, думаю, хорошая изба - даже навес есть, где инструменты хранятся. Эт правильно - вдруг сломается чего, а тут все под рукой. Ну, я, значит, беру монтировку - хряп! Дверь настежь, а за ней мужик в исподнем стоит с карабином. "Шагайте, - говорит, - отседова, покуда обоих не перестрелял, растудыт вас в туды, взломщики недорезанные!" Это ить понимаешь, чего вышло - заместо охотничьей избы мы в окраинную деревенскую ломились. Вот оно как бывало.
- Да,- согласился Василий, который выслушал историю в пятый или шестой раз. - Мы твой вентерь-то не прошли еще?
- Нет, зачем же. Вон он, у березняка.
- А русалку где видел?
- Как спустился, так она на том берегу и мелькнула.
- Теперь, значица, я спускаться буду.
Василий, достигнув протоптанной Сапсанычем тропки, боком заскользил по ней. Он уже практически завершил спуск, как вдруг на середине реки кто-то грузно, с невероятной для рыбы силой ударил по воде, на миг взметнув черный широкий хвост, а, может, не хвост - лапу. Не ожидавший подобного сюрприза Василий, споткнулся и полетел прямиком в бочаг. Подняв клубы брызг, и распугав всю живность в округе, он рухнул у берега, но тут же, цепляясь за осыпающуюся землю руками и ногами, выскочил из воды.
- Ну тебя, вместе с твоим вентерем! - пристукивая зубами, сказал Василий. - Это, по-твоему, тоже русалка? С норовом девчонка, а?
- А ну как водяной?
- Тоже могет быть. Пошли-ка отседова.
- Холодно?
- Ага, не сказать, чтобы очень жарко.
- У меня спички есть, может, костерок разведем? А то до деревни далеко еще: простудишься, поди.
- Ну, давай.
Пока Сапсаныч добывал пламя, вспоминая Амфибрахия, чье умение, верно, пригодилось бы, Василий разделся, немного попританцовывал, что бы согреться, а потом ни с того ни с сего стал себя оглядывать так, точно в первый раз видел.
- Ты чего? - спросил Сапсаныч.
- Хм... да-а... дела. Понимаешь, у меня эта... лергия. Ну, болезь такая.
- Аллергия.
- Ага, она самая. Как весна так на всем теле сыпь. Такая вот незадача. Ну и нынче тоже. Еще с утра была, а теперь нету. Или мне блазнится?
- И вправду нету.
- Я ить еще когда к реке шел - чесался весь, а как искупался...
- Выходит, Василий, река-то у нас не простая, а целебная! Лучистая-то наша... ишь чего!
- Чудеса-а... Только теперь не простудиться бы.
Исцеленный присел возле костра, а Сапсаныч шагнул к реке и долго неотрывно смотрел, как сплетаются хрустальные косы ее течения...
Глава 6, которую можно назвать "Поединок"
Минуло два дня. Все шло своим чередом: Амфибрахий силой магии погрузил свою жену в летаргический сон; дракончики Василия, что оказались карликовой породы - выросли до размеров среднего бультерьера и на том остановились - по-прежнему кусали всех, кто на них огрызался. Так сбежавшее однажды сказочное животное передушило за ночь три кошки и собаку, после чего повергло в первобытный ужас шофера того самого "газика" из райцентра, и даже попыталось обжечь его. Великомученик, от души матерясь на всю деревню, умчал (если это слово здесь уместно, учитывая скорость грузовика), как позже решили - навсегда.
Все у того же Василия в огороде выросли огромные плотоядные цветки, которые бросались на прохожих и, наверняка, кого-нибудь схрумкали, если бы не забор. Пришлось звать Сеньку-тракториста. За соответствующую мзду тот сравнял растительность с землей на своем "ДТ".
Главный охотник на деревне - Ванька Торосов - в лесу повстречал неведомое чудище, в подробностях о котором он не рассказывал, а лишь округлял глаза и непечатно ругался, когда про это заходила речь.
Сапсаныч и Балтозар меж тем сидели дома и повествовали друг другу каждый о своей жизни. Но однажды, утром четвертого дня, рыцарь забеспокоился. Даже впал в транс, чтобы войти толи в ментал, то ли в астрал - в этих тонкостях Сапсаныч не разбирался.
- Плохи мои дела, - наконец заявил Балтозар.- По мою душу переправлен сюда сам Хонвег!
- Батюшки святы... Это что за зверь?
- То великий боец. Я не говорил вам, какова моя миссия. Так знайте - я иду за подмогой. В нашем мире сейчас - кровопролитная война и от того - доберусь я или нет - зависят судьбы многих народов.
- Вот это да! - восхищенно проговорил Сапсаныч. - Так чего ты ждешь?
- Мне необходимо время, чтобы накопить достаточно космической энергии для перехода в другой параллельный мир.
- А-а, вот оно что... А этот рыцарь - он шибко страшный, а?
- У него заколдованный клинок и заговоренный латы, а лик его ужасен, как сама смерть! Но не бойтесь, он вас не тронет. Ему нужен я.
- Ну, ежели ты один не отобьешься - мужиков позову наших. Они твоему ворогу быстро накостыляют.
- Что вы! Хонвег непобедим! Никому еще не удавалось сразить его!
- Ишь ты, изувер какой...
- Надежда лишь на то, что он не успеет отыскать меня.
...К полудню над Ладушками зависли грозовые тучи, нахмуренно разглядывая леса - словно примеряясь: куда швырнуть молнию, что прополоскать ливнем. Когда план был готов, небо сотрясли раскаты грома, но... вместо намеченного дождя пошел снег.
Ошарашенные таким странным явлением природы сельчане высыпали на улицу. Под шумок Василий, используя окольные пути и обманные маневры, спешно ушел с линии огня попытавшейся его остановить Светланы и вскоре, перемахнув через забор, уже стучал в окно Сапсанычу.
- Сбёг? - подивился старик.
- Кто не рискует - тот не пьет самогон, - намекнул Василий.
- Заходи, - кивнул Сапсаныч.
К вечеру из дома доносилось: "Нас извлекут из-под обло-омков..." Пение, однако, быстро было прервано: что-то с грохотом и звоном упало во дворе, и Василий, который в тот момент лучше остальных мог координировать свои движения, отправился посмотреть - в чем дело.
С хрустом шагая по свежевыпавшему, еще не успевшему растаять снегу, он завернул за угол и едва не столкнулся с высоким рыцарем в иссиня-черных доспехах. В руках тот держал тяжелый меч, отливающий тускло-льдистым серебром. Увидев Василия, рыцарь отпрянул назад, одновременно занося свой клинок над головой. Поняв, что дело нешуточное, ладушкинский заводчик драконов скакнул к стене кролятни, где стоял лом. Издав боевой клич, меченосец бросился на Василия, но тот уже завладел оружием, против которого, согласно пословице, нет приема и не преминул им воспользоваться, то есть укатать со всего маху по рыцарю. Бедняга отлетел на добрых три метра и приложился буйной головушкой о дверной косяк сарайки, после чего и затих, выронив меч.
Всилий шмыгнул носом, сплюнул в снег и, поставив лом на место, пошел в дом.
- Чего там?- спросил Сапсаныч.
- А-а,- отмахнулся победитель иномировых рыцарей, - так, положил одного чудика в латах... Он, наверно, и шумел, - все это было сказано с таким видом, будто Василий каждый день - через день пачками бивал воинов из параллельных миров.
Балтозар тут смертно побледнел и выбежал во двор, хотя в его состоянии, казалось бы, самая пора ползать на коленях.
- Это же Хонвег! - воскликнул он, увидав поверженного рыцаря. - Как ты смог это сделать? - обратился Балтозар к Василию.
- А как: взял лом, да и звезданул.
- Но на Хонвеге заколдованные латы!
- Их, поди, от меча заговаривали, а не то лома. В любом случае: вот, результат на лицо. Только куда его теперь девать? Я ж не со всей силы шибанул. Иначе он бы на крышу улетел, точно говорю, да там концы бы и отдал. А так - очухается. Может, дракончиков моих к нему приставить? Они смышленые: скажешь сторожить - посторожат.
Так впервые потерпел поражение грозный Хонвег. Увы, то был финальный аккорд этой необычной истории.
Глава 7, заключительная, с претензией
на философский смысл
Следующим утром Балтозар стал собираться в путь, поясняя по ходу дела Сапсанычу:
- Видите ли, при моем перемещении была... как бы проще выразиться... нарушена граница между нашим и вашим миром. В этом районе, в Ладушках, произошло, так сказать, наслоение одной реальности на другую, отсюда и все чудеса. Когда я покину вас, граница вернется на место и все будет как прежде.
- Может, на обратном пути зайдешь? - с надеждой поинтересовался Сапсаныч.
- Нет, дорога назад лежит через другой мир. Маршрут должен быть не радиальным, а замкнутым... Если вам это о чем-нибудь говорит. Таковы правила.
- И что, совсем все исчезнет - и дракончики, и русалки?
- Да, здесь я ничего не могу поделать. И задерживаться мне никака нельзя. Вы же понимаете.
- Оно конечно, понимаю... Ты не думай, что я пытаюсь тебя остановить, только выслушай. Это ничего, что все кончилось - переживем, мы и не такое переживали. Я тебе спасибо сказать хочу. И знаешь за что? Вот ты видишь - деревня у нас тихая, ничего такого не происходит. Ну, что тут стрястись может, верно? Это с одной стороны хорошо. Я вот тоже уж который десяток доживаю в Ладушках, и не скажу, чтобы было, за что на жисть жаловаться. Нет. Все было - и любовь была, и дружба, и ненависть, разлуки, встречи - все, одним словом, испытал. Но я вот в последнее время задумываюсь: а кому не приходилось за жисть это все перепробовать? Всем ить приходилось. У всех одно и то же. Родились, подросли, влюбились, женились, детей нарожали, да и отошли, преставились. Это как та река: старая-то вода уходит, а новая прибывает. И так бесконечно. Тебе кажется, что жисть твоя в своем роде единственная и неповторимая, а на самом деле все не так. Похожие мы все, и живем похоже. Поколения-то меняются, меняются. И ты, значица, в ентой цепи - лишь одно звено. Течет и течет река-то. безо всякого тебе проблеска. Вот и у нас так. А жисть-то, она штука тяжелая - шаг шагнешь, и по колено ушел, как в болоте. Ить все силы приходиться вкладывать, чтобы выкарабкаться. А вот как ты к нам прибыл, честно слово, будто тропку какую заветную нашли - так легко по жизни-то побежалось. Я, может, конечно, сбивчиво говорю, да я к этому делу непривычный - философию разводить. В общем, спасибо тебе за то, что хоть на старости лет я волшебную реку увидал. Спасибо и низкий поклон.
- Да будет вам, - смутился Балтозар, - это я должен благодарить - за приют.
- Мелочи, чего там... Уходишь уже?
- Да. Забегу только попрощаться с Василием... И знаете, что я вам еще хочу сказать: вы не расстраивайтесь, если постараться, то любую реку можно сделать волшебной. Для этого вовсе необязательно вмешательство магии.
- Кто его знает... Может, ты и прав, - вздохнул старик. - Может, и прав...
* * *
Сапсаныч и его племянник шагали берегом Лучистой к злополучному вентерю, вот уже неделю валявшемуся на дне омута.
- Одно жалко - сторожа никакого не осталось в моем дворе, - говорил Василий. - Да еще вот речка у нас, теперича, как и была, самая обыкновенная.
- Ну, да! Скажешь тоже! - возразил старик. - Ты погляди, где ж она обыкновенная! Красавица-то какая... вся переливается под солнцем, поет. Нет, есть в ней что-то эдакое, волшебное...
Василий не ответил, он уже заворожено смотрел на струистое плетение речного полотна, на котором плясали, дробились, рассыпались острые солнечные осколки, такие похожие и непохожие одновременно на те, что искрились здесь вчера, позавчера, год или век тому назад. Может, в том-то и смысл, что не все так просто, что нужно вглядеться, понять, что сокрыто за простым обликом, и только после судить?
Кто даст ответ? И есть ли он?..
1997 г.