Сначала говорили: все о кей, у вас крепкий здоровый малыш, и если он проживет месяц, то, наверняка, доживет до ...
- До чего?
- До ползунковой группы.
- Что? Он настолько болен? Что с ним? У него лейкемия? Рак мозга? Не страшно. Я поделюсь с ним стволовыми клетками. Наука на высоте.
Няньки как-то странно смотрели на меня, всплескивали руками и убегали из палаты.
Когда моим соседкам приносили аккуратные карамельки, закрученные во фланель, мне не приносили никого. Говорили:
- Ваш малыш... еще.. ну ... это самое... у него...
- Что у него?
- У него нетипичное отсутствие ольфакторных рефлексов.
- Это страшно?
- Это вроде слепоты.
- Вы меня пугаете.
- Это всего лишь мутация, но он симметричный.
- Симметричный?
- Да, и это большой плюс по сравнению с...
- С чем?
- С невыживаемостью еще в эмбриональной стадии. Вам надо радоваться, что ваш питомец...
- Питомец?!
- Ваш малыш...
- Господи, да не томите же! Что с моим маленьким Джонни? Покажите мне его. Мать я или не мать? Принесите. Иначе я буду жаловаться. Я сейчас же напишу жалобу. В парламент! Президенту!
И тогда они принесли мне его. Из белых тряпочек торчало красивое кукольное личико с голубыми глазами. Он смотрел на меня и... улыбался.
- Вот видите: он уже улыбается. О, Джонни, мой маленький, гениальный младенчик! Мой вундеркинд! Ты лучше всех! Сейчас, сейчас я тебя распеленаю, освобожу из этих узлов...
- Нельзя его разворачивать. Нельзя! - закричала нянька.
- Почему нельзя? Ему жарко, пусть понежится в солнечных лучах.
- Запрешено!
- Не забывайте: это мой ребенок. Ну, давай, золотко, скидывай пеленки с тельца.
- Запрещено. Сейчас я позову главврача. Сейчас я позову санитаров.
Они вломились в палату. Они сделали очень больно. А потом отобрали Джонни, мое солнышко.
Я видела, как его уносили.
- Верните сына! Джонни, не бойся, мамочка спасет тебя! - кричала я, придавленная к полу тушами раскормленных санитаров. - Вы слышите? Мой сын плачет. Он зовет мамочку. Отпустите меня! Иначе, клянусь, я выращу из него киллера, и он сам с вами в будущем разберется.
Меня поместили в карцер. Хотя называли это место "отдельная палата". Я лежала, связанная в белоснежном гробу с розовыми сердечками и смотрела в потолок. Вентиллятор не крутился. Роддом экономил на социальных, и я думаю, немало.
- Дура-дура, - подошла санитарка со шваброй, которая только что вымыла пол. - С врачами не спорь. Они свою работу знают. Но мне расскажи на ушко: от кого родила эту гадость?
- Гадость? Какую гадость?
- Разве не знаешь, что у твоего ребенка...
- Что у моего сына? Что? Да объясните же, наконец! Джонни вполне нормален. Он уже узнает меня и улыбается.
- А может ли он вообще не улыбаться? Короче, не нашей крови он, не свинья.
- Как не свинья?
- Другое существо. Когда это вытащили из тебя - началась паника. Вызвали ученых из центра. Они просканировали мозг и внутренние органы.
- И что?
- А то. Правая половина мозга не совпадает с левой. Нет хвоста, а вместо копыт, фу - каракатицы в отростках. Сознайся, дура, кому дала.
- О чем вы?
- Не хочешь сознаться - не надо. На тебя уже сделали запрос. Работала танцовщицей в баре. Солнышко на шесте крутила.
- Ну и что?
- Вот и родила, наверно, от шеста. Теперь тебя не выпустят, пока не определят для чего младенец может сгодиться. Как свинья свинье, посоветую: отдай им урода, не жалей. Может, они из него киборгов наплодят. Или что-нибудь молочное. А в интернате все равно пропадет. Насмерть загрызут сверстники. Не нужны нашему обществу уроды, нет.
- Никакой он не урод. И не смей так называть моего ребенка.
- А, кстати, меня прислали за тобой. Главврач вызывает. Сейчас он тебе все растолкует. Иди, а я пока приберусь, - и она включила пылесос.
Зав роддома сидел в просторном кресле, закинув задние копыта на край стола. Он ждал. И, видимо, волновался.
Я успела заметить, как он хрюкнул, торопливо всасывая суксус со стола. Вокруг носа образовался белый абрис.
- Не желаете? - радушно предложил он остатки порошка. - Свежачок. Один осчастливленный папаша презентовал. Пробуйте, пробуйте, не стесняйтесь. Вот так-то. И не плачьте, мамочка. Садитесь, садитесь в кресло. Соболезную, но помочь ничем не могу.
- Где мой сын? Я хочу его увидеть.
- Интересно посмотреть на чудовище?
- Чудовище? Доктор, что с моим ребенком?
- Не волнуйтесь. Обыкновенная мутация. Атавизм. Скачок в прошлое.
- Но как такое возможно?
- Очень редкий случай. Но объяснить его просто. Возможно, вам известно, что мы, свиньи и приматы, произошли от мегаладаписов - мадагаскарских свиноголовых лемуров. В процессе эволюции чистая ветвь разделилась. Лемуры, не сумевшие спуститься с деревьев, остались приматами. А мы, как более сильные, грузные, умеющие постоять за себя, спустились с баобабов и поселились у корней. Так семейство свиноголовых разделилось на две эволюционные ветви. Когда-то все мы были, как ваш новорожденный: со слабыми спинками и без копыт. Но началась пора изобилия, сплошной наноинтернет, каждый на голову надел шлем удовольствий и... Случилось.
- Что случилось?
Доктор снова насыпал на подставку щепотку суксуса, хрюкнул от удовольствия и протер пятачок белоснежным носовым платком:
- Хорош сегодня суксус. Присоединяйтесь, мамочка, да не лейте слезы. Все будет хорошо, успокаивал он. - И возьмите-ка платок.
Суксус был едок и драл носоглотку, но сразу успокоил меня, вернув к прерванной беседе.
- Так вот, продолжу, - сказал доктор. - Наступила эра удовольствий. Еда, секс, лежание на солнышке. Никакой работы. Но началась война. После ядерного самоуничтожения приматов их рабы, наконец-то, освободились и выщли из подземных убежищ. Нам достался мир изобилия. Даже рыться особо не приходилось. Склады были переполнены консервами и концентратами. Когда съели запасы на нижних полках, потянулись к верхним. Особо продвинутые детки научились подолгу стоять на задних ногах. Большим почетом пользовались умеющие балансировать на электрокабелях и приставлять лестницы к верхним ярусам с припасами. В анатомии свиньи произошло уничтожение всего, что в далекую пору нужно было для выживания. Чистая линия начала мутировать в сторону мегалодаписа. Инволюция происходит стремительнее, чем эволюция, и вот мы снова на вершине. Мы снова почти приматы.
- Но у приматов, насколько мне известно, было пять пальцев.
- Вы все схватывете на лету. Ваш Джонни пятипалый. В этом ценность геноматериала.
- Но почему именно мой ребенок? Почему именно на меня это свалилось?
- Шанс проявления атавизма один из миллионов. Это как лотерея. Я вас поздравляю.
- Не смейтесь, доктор, над моей бедой.
- Любая свинья на вашем месте была бы рада подобной аномалии. Советую и вам не глупить. С тех пор, как в нашей линии последний раз родился пятипалый младенец, прошло триста, если не больше, лет. Мы ждали, искали, и вот, он, подарок судьбы.
- Для чего он вам?
- Ваш мутант представляет большой интерес, как для науки, так и для практического ее применения. Мутированные субьекты нам очень пригодятся. Мы всего лишь двупалые. При правильной обработке передних конечностей свинья способна поднимать тяжести и даже удерживать двумя пальцами инструменты. Но, благодаря новым генам, следующие поколения свиней будут пятипалыми. Наша раса достигнет небывалого расцвета. Итак, уважаемая родительница, предлагаю 18 биллов за отказ от младенца. Плюс с нашей стороны послеродовая терапия, новое искуственное зачатие и воспроизводство. Молодость способна исправить генетические ошибки. Родите нормального Джонни, об уроде не вспомните.
- Он не урод.
- Еще какой урод! Аномалии проявляются не только в пятипальности. Младенец совершенно равнодушен к ароматам. Он не сможет воспринимать ольфакторные знаки и ароматические симфонии. А это основа нашей культуры. Наше все.
- Нет, я не соглашусь. Пусть останется такой, как есть. Он мне нравится.
- А понравитесь ли вы ему, когда он вырастет? Будете держать его в клетке, как хомячка? Пока он не сдохнет? Учтите, не отдадите - подведете цивилизацию, наш героический народ и нашу многовековую историю. Ну же, ну! Соглашайтесь! Все-таки 18 биллов!