Красин Олег : другие произведения.

Для людей почтенного возраста

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ошибки в прошлом. Они могут быть у каждого. Под грузом лет, эти ошибки часто кажутся мелкими и несущественными, не повлиявшими на оставшуюся жизнь. Но так ли это? Герою новеллы выпадает шанс оглянуться назад.


   Для людей почтенного возраста.
   новелла.
  

1.

  
   Улицы городов меняются также как и наша жизнь - на первый взгляд незаметно и медленно, но в конечном итоге бесповоротно и подчас неузнаваемо. Фасады городских зданий стареют как лица их жителей, и в этом они похожи.
   В городских летописях и хрониках можно отыскать разные упоминания о лавках или трактирах, учреждениях, существовавших некогда в том или ином месте города. А в архивах еще пылятся пожелтевшие фотографии улиц, на которых пытливый исследователь может рассмотреть приметы ушедшего времени вроде вывески над лавкой отца Чехова в Таганроге: "Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары".
   Улицам советских городов повезло больше. Они запечатлены в огромном количестве на страницах газет, журналов, в кинохронике. Эти улицы уже более близки нашему времени - у них есть электрические фонари, с крыш домов торчат усы телевизионных антенн, проложены асфальтовые дороги и тротуары.
   Проходя по ним, сначала на работу, а потом, став пенсионером, просто гуляя, Иван Иванович Кулагин редко обращал внимания на ползучий трансформ фасадов и витрин. Только в новом веке, когда жизнь начала стремительно меняться, он, время от времени, заглядывался на вывески офисов, магазинов и контор, заглядывался и удивлялся той разнообразной фантазии, которую проявляли их владельцы.
   Фантазии эти распространялись по большей части на названия. Например, продуктовый магазин, куда он ходил, назывался "Север". Почему "Север" было непонятно. То ли там торговали товарами, привезенными с северных областей России или северных стран Западной Европы. То ли торговали северные люди.
   На самом деле и товары были разные, и торговали обычные гастарбайтеры из Средней Азии. И таких примеров было много: магазин "Перцовка" предлагал не спиртовую настойку, а широкий ассортимент газовых баллончиков, "Пегас" торговал совсем не вдохновением, а мужской и женской обувью.
   Кулагин удивлялся и смеялся про себя над очевидной несуразностью этих вывесок, но, тем не менее, они продолжали заполонять улицы города, где он жил. Эти дурацкие вывески заставляли привыкать жителей, что любая нелепица становится нормой, если её много, если она окружает со всех сторон. Жизнь тоже была полна нелепостей и к ней, такой жизни, тоже привыкали.
   Иван Иванович, находясь на пенсии, часто не знал, чем себя занять. На работу в его возрасте, а ему стукнуло шестьдесят семь, уже не брали. Семьи у него не было - не сложилось. Оставался только телевизор и кроссворды. Ну, еще эти прогулки по улицам.
   Кулагин был крепким и довольно бодрым пожилым человеком. Он имел совершенно седую шевелюру, почти всегда непричесанную, с торчащими в разные стороны волосами. Постригался он не часто, потому что парикмахерская находилась далеко от дома, да и цены кусались. Где это видано, чтобы за стрижку, за то, чтобы подровнять и укротить волосы брали столько денег? Будь у него глаза на затылке, он сам бы этим занялся и забесплатно.
   Да, годы брали своё, и как бы он не старался поддерживать себя, тело, в приличном состоянии, незаметно вырос живот, он стал сутулиться, появились очки. Осталось только надеть берет на голову, и тогда Иван Иванович полностью преобразиться в старичка, старичка-боровичка, которые раньше - он еще помнил те времена - во множестве сидели во дворах их города и резались в домино. Черный берет был непременным атрибутом их одежды.
   Одно радовало - у него не было проблем с зубами. Никаких пломб, тем более, протезов - все зубы были свои и здоровые и потому, походы в кабинет стоматологов были ему неведомы.
   Итак, Иван Иванович любил ходить по улицам, наблюдая за жизнью горожан.
   Как-то раз он зашел в магазин для взрослых - "интим-салон". Признаться, игрушки для сексуальных утех его удивили. Он внимательно разглядывал разные причиндалы, которые использовали любители такого рода развлечений, а у фаллоимитаторов даже надолго остановился, поскольку его пытливый ум долго не мог понять, для чего они всё-таки предназначены.
   Их назначение, в конечном итоге оказалось простым, как пояснила ему подошедшая разбитная продавщица - женщина с фигурой молодой девушки и лицом сорокалетней. Она окинула Кулагина опытным глазом и, объяснив, что данный электроинструмент не предназначается для него, скорее для жены, но не для него, осторожно повлекла его к прилавку, на котором были выставлены разные возбуждающие средства. От лекарственных до механических. Среди иных прочих лежало и несколько эротических журналов "Playboy".
   Старый пенсионер уже давно не краснел - всё, отчего он мог покраснеть, уже случилось давным-давно, в детстве-юности, но здесь, легкая краска смущения покрыла его щеки. Дело в том, что еще три года назад, он перенес операцию на простате и теперь, любовные утехи были ему совершенно чужды. Так - если только вспомнить молодость, посмотреть на скрытые возможности человеческого тела, скорее удивляясь, чем возбуждаясь. Но для этого у него было несколько порноокассет, которые он под настроение иногда просматривал на старом видеомагнитофоне "Панасоник".
   Опасаясь назойливости продавщицы, которая явно заскучала в магазине одна - наплыва покупателей не предвиделось, Кулагин поспешно ретировался. Больше он в этом магазине не появлялся, хотя и ходил какое-то время по улице, читая вывеску - "Интим-салон", и вспоминая увиденное с чувством неловкости и опаски.
   Но однажды...
  
   Как-то он вышел на улицу. Накрапывал мелкий осенний дождик, был сентябрь, однако промозглый холод еще не взял в плен улицы его родного города - вокруг только осенняя сырость, слякоть и дождь. Иван Иванович поежился, чувствуя, как противный холодный воздух коснулся его лица, кистей рук, добрался, словно полицейский, проводящий досмотр отдельных мест тела, и до ног. Он с удовлетворением подумал, что не зря надел на голову утепленную кепку и прихватил зонтик. В такую погоду подхватить простуду - как нечего делать, а у него и так болели суставы ног, и застудить их сегодня не входило в его планы.
   Подняв воротник куртки, и раскрыв зонт, Кулагин медленно пошел вдоль привычной и такой знакомой ему каждым своим закоулком улицы. Народу в этот сырой, дождливый день на улице было немного.
   Он шел какое-то время пока не поравнялся с "Интим-салоном". Неожиданно дождь усилился, поднялся ветер и крупные капли, словно водяные стрелы, пущенные рукой бога дождя, с силой устремились в него, попадая на брюки ниже колен и увлажнив края куртки. Зонтик в таком случае не был помехой дождю, он защищал только голову и плечи, и то, чего опасался Иван Иванович - намочить ноги и обострить тем самым болезнь суставов, вдруг стало вполне реальным. Надо было где-то спрятаться, причем срочно.
   Итак, хочешь-не хочешь, а ему придется идти в этот чертов салон для озабоченных. Он поднял глаза на вывеску и вдруг остановился от удивления. Вместо "Интим-Салона" красовалась другая надпись - "Для людей почтенного возраста". Так было написано на ней.
   "Странно - подумал Иван Иванович, отчего-то связав новую вывеску со старым содержанием - что бы это значило? Они что, хотят нас, старичков, заинтересовать этим самым делом?".
   Он весело хмыкнул. Ему представилась длинная очередь престарелых мужчин и женщин, разбирающих фаллоимитаторы и разные возбуждающие снадобья. Тем не менее, ему стало любопытно. Он подошел к двери, сложил зонтик, аккуратно стряхивая с него капли, и вошел внутрь.
   Там всё изменилось. Вместо стеллажей и длинного прилавка с продукцией эротического характера, он увидел ярко освещенное помещение. Вдоль стены стояло пять кожаных кресел перед зеркалами, что очень походило на парикмахерскую. Однако на тумбочках, стоящих с правой стороны от каждого кресла, машинок для стрижки волос Кулагин не заметил.
   "Наверное, убрали внутрь, - подумал он. - Вот оно что! Теперь тут будет социальная парикмахерская для людей моего возраста, дешевая. Прекрасно, прекрасно! Хоть здесь можно будет сэкономить, а то куда годятся нынешние цены - ломят за всё, что ни попадя".
   - Извините, вы к нам?
   Прозвучавший из-за спины вопрос, заставил обернуться Ивана Ивановича. Перед ним стоял молодой человек невысокого роста в темной кожаной куртке, джинсах, с короткой стрижкой. Его лицо источало ту энергию молодости, когда кажется, что всё доступно и все возможно, когда хочется изменить мир. Отсюда быть может, некая суетливость и поспешность в словах и жестах, которые эти молодые люди используют. По крайней мере, так подумалось Ивану Ивановичу.
   Этот молодой человек, молодой бизнесмен, источал сгусток энергии, казалось, она брызгала из него во все стороны, как кипяток из кипящего чайника.
   - Вы к нам? - повторил он свой вопрос, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
   - А у вас тут парикмахерская? - с любопытством спросил Иван Иванович.
   - С чего взяли? - удивился парень, и брови его полезли вверх.
   - Я смотрю здесь кресла, как в парикмахерской... - начал объясняться Иван Иванович, - но персонала нет. Только набираете?
   - Собственно...нет - ответил ему молодой хозяин, - у меня полный штат. Я и айтишник, мы вдвоем.
   - Значит, вдвоем будете работать? - уточнил Кулагин, не понявший, что означает слово "айтишник", но решивший, что это означает нечто серьезное типа визажиста, - позвольте поинтересоваться вашими ценами.
   - Я еще не установил ценовую политику - несколько напыщенно ответил молодой человек, - но, вы можете стать первым клиентом. А первым клиентам всегда скидка. Лёха, я правильно говорю? - молодой человек обратился к появившемуся в зале салона парню в джинсах и потертой майке, который, видимо, и назывался айтишником.
   У Лехи был задумчивый вид, он держал в руке отвертку и длинный провод с телефонным разъемом на конце.
   - Точно, Дим, - рассеянно сказал он, и Кулагину показалось, что Алексей не услышал вопроса, ответил автоматически.
   - Ну, я не знаю, - засомневался Кулагин, - а опыт у вас есть? У меня хоть и небогато с волосами, но я бы не хотел, чтобы меня обкорнали, как муниципальщики деревья по весне.
   - Да нет, - засмеялся Дмитрий, и Иван Иванович обратил внимание на то, что голос у него был высоким, можно сказать звонким, - мой салон не по этой части, у меня другой бизнес.
   - А, понятно - сказал Кулагин, хотя, на самом деле, ему было ничего не понятно. - Ну, пока, пошел я!
   Молодые люди переглянулись.
   - Может, все-таки хотите попробовать? - настойчиво предложил Дмитрий, - посмотрите, что за бизнес?
   Заметив нерешительность на лице пенсионера, он добавил:
   - За первый сеанс денег не возьму.
   Тут Кулагина взяло любопытство. Если это не парикмахерская, тогда что? Не центр ли какой-нибудь релаксации с употреблением кальяна или, того хуже, наркотиков? Он недавно смотрел по телевизору какой-то жуткий сюжет, как завлекали молодежь в такие забегаловки, приучали к наркоте, а потом обирали их родителей. Но он-то пенсионер, с него немного возьмешь. Хотя... если у этих бандитов, как он окрестил наркоторговцев, настали трудные времена, они могли переключиться и на пожилых. И вывеску еще нацепили "Для людей почтенного возраста"!
   Видимо на лице Ивана Ивановича отобразилось нечто нехорошее, поэтому Дмитрий поспешил сказать:
   - Не подумайте чего плохого. У нас всё легально, имеются все разрешения - пожарного надзора, санэпидема. Ну, так как?
   - А что вы мне предлагаете, если не стрижку?
   - Понимаете... - Дмитрий замялся и нерешительно глянул на своего компьютерщика, - мы предлагаем такую услугу, как путешествие в прошлое. Вы видели фильм "Вспомнить всё" со Шварценеггером? - этот вопрос Дмитрий задал, посчитав, что фильм, выпущенный в конце восьмидесятых, Иван Иванович мог видеть.
   - Видел - коротко ответил Кулагин, который, хотя и не принадлежал к поклонникам творчества Шварценеггера, но этот фильм, действительно, смотрел. Он даже был у него на кассете.
   - Если видели, значит, наверное, помните, что ему предлагали виртуальное путешествие с любым сюжетом: любовное, в качестве шпиона...
   - Типа машины времени? Но машину времени никто не изобрел - это золотая мечта человечества! И вообще, не морочьте мне голову!
   - Нет, нет, без машины времени. Вы будете путешествовать в кресле, не выходя их комнаты. Так что для вас никаких напрягов не будет.
   - Значит, вы хотите меня отправить в такое путешествие, как в фильме? Будете колоть уколы...
   - Не совсем такое, но подобное, и уколы колоть не будем. Это путешествие по приятным воспоминаниям.
   - Воспоминания, приятные? А почему вы сами не путешествуете?
   Иван Иванович с подозрением посмотрел на Дмитрия, ожидая какого-нибудь подвоха.
   - Помилуйте! - засмеялся Дмитрий, - мне тридцать лет, в моем возрасте все воспоминания приятные, поэтому мне туда отправляться нет смысла. Это актуально для вас, я имею в виду, людей преклонного возраста. У вас же есть, что выбрать, что вспомнить хорошего, вы прожили большую жизнь...
   - Это так - согласился Кулагин, - много было всего - и хорошего, и плохого...
   - Ну, вот видите! Так как? Кстати, вас как зовут?
   - Иван Иванович.
   - Видите, Иван Иванович, что я прав. Вам есть из чего выбрать. Давайте, садитесь в кресло, сейчас попробуем.
   В это время в их разговор вмешался Алексей.
   - Дим, можно тебя на минуту?
   Хозяин салона пошел к нему, они отошли в угол комнаты и Алексей, вполголоса, так, чтобы не слышал Кулагин, спросил:
   - Слушай, ты чего торопишься? У меня аппаратура еще не до конца отлажена, программное обеспечение не проверено. Мы же не знаем возможностей наших девайсов. Вдруг где-то сбоит? Не успеем открыться, а уже начнутся претензии! Глянь на этого старикана. Как всё выспрашивает, выпытывает! Они вообще вредные, эти старые люди, я по своей бабке знаю.
   - Леха, все будет путем! Начнем с него - Дмитрий оглянулся, посмотрел на Кулагина, нерешительно стоявшего у выхода, - старые они, конечно, вредные, но у них есть большое преимущество. Старые люди любят поговорить, поэтому, если у нас все прокатит, то Иван Иванович проведет вместо нас рекламную компанию. Сечешь? Хоть на этом бабки сэкономим, а то надоело платить откаты.
   Сказав это, он вернулся к престарелому клиенту.
   - Ну, что, Иван Иванович, надумали? Первый сеанс бесплатно, как я уже говорил. Пользуйтесь халявой, а то потом, когда к нам будут очереди - так просто не попадете.
   - А что нужно делать, Дима? - спросил Иван Иванович, у которого любопытство перевесило осторожность.
   - Садитесь - Дмитрий указал на ближайшее к нему кресло, - садитесь и закрывайте глаза. Мы наденем на вашу голову небольшой шлем и подключим его к аппаратуре.
   - А как я, собственно, найду нужные воспоминания, какая технология?
   - Всё очень просто. Садитесь, закрываете глаза и вспоминаете то, что вам было приятно, что произошло когда-то. Ну, я не знаю... море...любимую девушку...друзей. Есть же у вас что-то, что хочется вспомнить! Эти отрывочные воспоминания будут усилены нашей аппаратурой, и вы их увидите так, как будто наяву, как будто вы вернулись в то время. Так что не пугайтесь реальности воспоминаний - на этом и строиться наш эффект удаленного присутствия. Это если говорить компьютерным языком.
   Дмитрий произносил слова вполне убедительно и Иван Иванович поверил. Да, ему было интересно. Если все, что говорил молодой человек, окажется правдой...
   Но тут он задумался. Какие из ярких, приятных для него воспоминаний он мог бы вспомнить и возродить в своей голове? Так с ходу это сделать трудно, надо поразмыслить спокойно, без спешки, но... время не терпит. Вряд ли этот молодой бизнесмен будет ждать конца его самоанализа.
   Кулагин, на самом деле не верил, что предлагаемое ему путешествие в воспоминания, такое, и в том виде, в каком ему это описывалось, будет осуществимо. Это мечты далекие от реальности! Уж он-то знает, недаром пожил на свете - его не проведешь! А молодой человек, скорее всего, жулик и шарлатан. Иван Иванович глянул в сторону Дмитрия, на его приветливое лицо и заколебался.
   "Жулик - подумал он, - ишь, как лыбиться, расплылся, прям как блин на сковородке. И зубы у него, какие белые, словно у актера. И чего он лыбиться? Рад мне что ли? Да врет он всё, ничего не рад, это сейчас мода такая - всем улыбаться. Улыбается, как дурачок. Не зря у нас была поговорка: "Смех без причины - признак дурачины!", а улыбка это проявление смеха. Поэтому мы так и относимся к беспричинно улыбающимся людям - с недоверием".
   Но потом он подумал, что в принципе, ничем не рискует - денег своих он не платил, никаких бумаг не подписывал, квартиру не закладывал. Это все равно, что участвовать в бесплатной рекламной акции, когда в торговом центре, стоящие со скукой на лице молодые девушки навязчиво предлагают попробовать чай или напиток. Он таких видел. Вот только чай не пробовал.
   Тогда не пробовал - сейчас попробует!
   Иван Иванович с написанной на лице решимостью, подошел к креслу.
   - Вот и чудно! - сказал Дмитрий, - только вы курточку и кепочку снимите.
   Кулагин повиновался и, не найдя поблизости вешалки, положил одежду на соседнее кресло.
   Бизнесмен сделал знак Алексею. Тот сходил в другую комнату, потом вернулся с приспособлением внешне похожим на летный гермошлем цвета слоновой кости.
   - Это у вас что, мотоциклетный шлем? - спросил, слегка удивившись, Кулагин.
   - Типа того - ответил невозмутимо Алексей, - взяли обычный мотошлем, немного переделали скорлупу - так он назвал наружную оболочку - да еще визор затемнили. Ну, чтобы свет не отвлекал.
   Компьютерщик показал на защитное стекло, которое, действительно было сильно затонированным. Затем они вместе с Дмитрием совершенно спокойно, почти без усилий, надели шлем на голову Кулагина. Шлем был легким, совсем не тяжелым, но слышать стало хуже. Потом компьютерщик подключил провод, торчащий из шлема, к ноутбуку, поставленному на столик перед Кулагиным.
   Иван Иванович увидел себя в зеркале, сидящим в кресле, с усталым, но еще не совсем старым лицом. Надетый сверху на голову шлем придавал ему оттенок мужественности, отчего он напомнил сам себе летчика-ветерана, которого забыли списать из авиации по возрасту.
   - Сейчас мы включим легкую музыку - как сквозь вату донесся до Ивана Ивановича голос Дмитрия, - и вы получите релакс. Попытайтесь настроиться на нужное воспоминание, а потом всё пойдет само-собой. Забыл сказать - сеанс длиться около часа.
   - Хорошо! - Кулагин качнул головой в знак согласия и услышал в наушниках приятную музыку.
   Стоявший рядом Алексей опустил защитное стекло шлема, словно отгородил Кулагина от внешнего мира, и у того сразу возникло ощущение, что он находится один в полузатемненной комнате. Наверное, такого эффекта и добивались устроители этого шоу. Одиночество и воспоминания! - ничто не должно мешать процессу погружения в самого себя.
   Откинувшись на спинку кресла, Иван Иванович прикрыл глаза, в расчете, что ничего интересного не увидит, зато удастся спокойно поспать. В последнее время его сон несколько нарушился, сделался прерывистым и нестабильным, отчего приходилось рано просыпаться. Невольно превращаясь в жаворонка, Кулагин беспокойно бродил по квартире, не зная, чем себя занять, а недостаток сна добирал днем после обеда, когда его окутывала дремота. Короткий ночной сон - один из признаков подступающей старости. Он смотрел об этом медицинскую передачу по телевизору.
   Итак, о чем бы ему хотелось вспомнить?
   "Если вспомнить какой-нибудь ресторан?".
   Ему сразу представилась тарелка с салатом, бутерброд с икрою и графин с водкой. Он так явственно это представил, что в животе заурчало и захотелось есть.
   "Нет, к черту! - подумал он, - надо вспомнить о чем-нибудь другом, более интересном. Жратву я не буду вспоминать. Чего её вспоминать? Захочу - приду домой и накрою себе стол, если приспичит. С водкой, икрою, пельменями. Что бы такое вспомнить?".
  

2.

   Из динамиков, висящих на площади, раздавалась бодрая и энергичная музыка.
   "И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди! И Ленин такой молодой и юный Октябрь впереди!" - громко пели мужской и женский голоса. А следом неслось: "Да здравствует нерушимый союз рабочих, крестьян и интеллигенции Советского Союза!", "Слава коммунистическому союзу молодежи - верному помощнику партии!".
   Молодой Иван Кулагин шел в институтской колонне мимо трибуны, стоящей на центральной площади их города и вмещавшей весь областной бомонд, он нёс портрет одного из членов Политбюро ЦК КПСС. Это был Подгорный - председатель Президиума Верховного Совета СССР. На портрете было изображено толстое глупое лицо, почти двойника правившего некогда Хрущева. Впрочем, тогда Кулагина это мало заботило. Он шел со всеми, испытывая счастливое возбуждение молодости и, что есть силы, кричал "Ура!" вместе со своими однокурсниками. Жизнь была хороша, полна надежд, радости и смысла.
   Неподалеку, почти рядом, шла, активно размахивая красным флажком, одногруппница Настя Михайлова. Она тоже улыбалась, смеялась и кричала "Ура". Она нравилась Ивану Кулагину - что-то такое в ней было, что заставляло обращать внимание. Она была насмешливой, временами дерзкой, острой на язык, а в их студенческой группе Михайлова была заводилой, придумывая, как и где провести свободное время. Естественно, когда оно было.
   Поначалу Иван стеснялся подойти к ней, познакомиться ближе.
   Когда она со смешливым прищуром смотрела на сверстников, молодых ребят его возраста, накручивая выбившуюся прядку светлых волос на палец, то казалось, что она видит перед собой тупых баранов, дебилов, недостойных её внимания. Словно она попала в их общество чисто случайно и вынуждена терпеть его, это сообщество примитивных личностей, в силу непредвиденных обстоятельств.
   Кулагину казалось, что едва он к ней подойдет с каким-то вопросом - она тут же его отбреет - отпустит на его счет едкую шутку или грубо и безжалостно высмеет. Да мало ли что она может сделать? В унизительное положение можно попасть из-за пустяка, а он, Кулагин, не хотел выглядеть в глазах окружающих слабаком и неудачником. Оттого, наверное, сторонился её. К тому же про неё рассказывали всякое. На факультет ходили разговоры о том, что она смело обращается с мальчиками. Или мальчики с нею.
   Когда Кулагин учился в школе, одна из девочек забеременела в шестнадцать лет незадолго до выпуска. При вручении выпускных аттестатов важная, безупречного вида директриса, вызывала выпускников к трибуне и торжественно вручала документ. "А вот идет хороший мальчик Олег, - говорила она об очередном ученике, направлявшемся к ней, - он активно участвовал в общественной жизни школы". Или: "Хорошая девочка Лена, училась хорошо и всегда была отличницей". И так далее, в том же духе.
   Едва очередь дошла до беременной малолетки, вручение аттестата прошло в гробовом молчании - молчала директор, молчал и зал - выпускники и родители. Эта гнетущая атмосфера запомнилась Ивану надолго, и он не хотел бы её ощутить снова. А еще менее хотел бы оказать в центре внимания в связи с подобным событием. Обрюхатить сверстницу - большого ума не надо!
   Тем не менее, слухи о Насте были смутные, ничем не подтвержденные - Иван только видел её несколько раз со студентами старших курсов и больше ничего. Разве это говорило о чем-то таком, нехорошем?
   Ходящие слухи, ореол смелой, развязной девчонки, привлекал и отталкивал Кулагина одновременно, наверное, так порок привлекает к себе неопытных юношей. Он только издалека поглядывал на Михайлову и когда они случайно встречались глазами, быстро отводил свой взгляд.
   Его приятель Борька Ступин, заметив, что Иван неровно дышит в сторону Насти, предложил их познакомить поближе на одной из студенческих вечеринок - очень часто эти собрания проходили у него в квартире, пока родители были на даче. Но Иван, то ли от робости, то ли от чувства неловкости отказался от помощи приятеля.
   Борис на него обиделся: "Ты чего понтуешься? - спросил он - я же тебе, дурачку, помогаю. Не хочешь с Настькой, давай с другой гёрлой познакомлю?". "Нет, не хочу!" - только и ответил Кулагин, ничего не объясняя. Он вел себя так, словно был студентом-отличником, далеким от обычной студенческой жизни с её попойками, приключениями, побегами с лекций и сдачей зачетов на нетрезвую голову. С бурными романами между однокурсниками, а нередко и молодыми преподавателями.
   Своим поведением Иван очень походил на тех студентов, которые были активистами и принимали участие во всех общественных мероприятиях, будь то митинги или уроки памяти, посвященные фильмам о войне вроде "А зори здесь тихие", или идеологические компании с гневным осуждением диссидентов или фашисткой хунты в Чили. У них были такие активисты на факультете и обычно их выбирали в бюро или комитет комсомола, как Игоря Мордвинова, которого Иван знал еще по своей школе.
   В институте его бывший однокашник продвинулся далеко, гораздо дальше, чем в школе, где скромно читал политинформации перед началом уроков, в институте на первом курсе его выбрали факультетским секретарем комитета комсомола.
   На молодом лице Игоря Мордвинова тут же появилось выражение деловитой важности, а глаза сделались поверхностно внимательными - такой взгляд был обычно присущ комсомольским бюрократам.
   Как и его комсомольские начальники, Игорь грезил о будущей партийной номенклатуре, поэтому и одевался соответствующе - всегда костюм, белая рубашка и темный галстук. На лацкане пиджака комсомольский значок. Он любил подойти к комсомольцам с показным дружелюбным видом, похлопать по плечу, завести разговор на общие темы. Весь его облик излучал уверенность и позитив. К Ивану Мордвинов тоже подходил, но никогда не вспоминал об учебе в их школе.
   Итак, Кулагин походил на студентов-отличников, но разница была в том, что походил он только своим поведением - был скромным обычным студентом без залетов. Однако отличником никогда не числился и, к тому, же был далек от всех этих активистов и их мероприятий. Наверное, поэтому, он никогда в выборные комсомольские органы не попадал, хотя Мордвинов поначалу и приглядывался к нему - как-никак, учились в одной alma mater.
   Шло время, закончился первый курс, начался второй. Настя Михайлова нравилась Ивану всё сильнее. Постепенно он узнавал её лучше и лучше. Она оказалась совсем не злой - её шутки выглядели защитной реакцией на злые шутки окружающих. Она была начитанной, ценящей в парнях наличие юмора, ум, порядочность. А он ведь и был таким! По крайней мере, Иван так о себе думал.
   Учиться на факультете энергомашиностроения машиностроительного института, было довольно сложно. Куча технических дисциплин, сопромат, устройство газотурбинных двигателей - все это не доставляло столько проблем Ивану, как гуманитарные предметы. Особенно ему докучала марксистско-ленинская философия и история партии.
   Историю философии Кулагин с грехом пополам осилил и сдал зачет. А вот по диамату и истмату у него были проблемы. Три закона диалектического материализма, придуманные философами и обобщенные Марксом, вызывали у Ивана зевоту и скуку. Он не любил абстрактные вещи - ему нравилась конкретика - конкретные узлы и агрегаты двигателей, конкретные законы физики. А Гегель, Маркс? Нет, это не для него.
   История партии тоже была скучной. Первый съезд РСДРСП, второй, пятый, двадцатый... Кому это нужно? Кто кого выбирал в ЦК, кто был кооптирован. Разве это интересно?
   У Насти, напротив, хорошо шли гуманитарные науки и со скрипом технические. Иван пару раз, превозмогая внутреннюю робость, обращался к ней за помощью, и она ему помогла, а потом Настя попросила помочь его. Так они и сблизились.
   Сейчас они шли вместе в одной институтской колонне, отмечая 7 ноября - праздник Октябрьской революции. Заканчивался 1973-й. Год бурный, неспокойный, отмеченный войнами и кардинальными изменениями.
   В этот год всесильная Америка признала, что проиграла войну во Вьетнаме. В этот год СССР чуть не вмешался в войну с Израилем, вступаясь за Египет и Сирию, которые терпели поражение после своего неудачного вторжения на Синай и Голанские высоты.
   По телевизору в августе показали "Семнадцать мгновений весны" и Штирлиц стал народным героем. В этот год в США открыли Всемирный торговый центр, который через двадцать восемь лет был разрушен в результате террористической атаки. В сентябре чилийским генералом Пиночетом был свергнут левый режим Сальвадора Альенде в Чили.
   Но всё это не слишком тревожило Кулагина. Он шел почти рядом с Настей, недалеко от неё, и испытывал необычайный подъем. Настя тоже была в хорошем настроении. Она оглядывалась на Ивана, поскольку шла чуть-чуть впереди, улыбалась ему, размахивала флажком.
   "Ура!" - кричали колонны, кричал шедший впереди, рядом с ректором института, другими деканами и партийно-комсомольскими вожаками, Игорь Мордвинов, а Иван с Настей с энтузиазмом подхватывали этот крик. "Ура!" - в ответ раздавалось с трибун. И все были счастливы. Так создавалась иллюзия полного единения народа и власти, по крайней мере, зримая.
   Посмотрев на Настю, Иван вдруг захотел подойти как можно ближе, а еще лучше пойти рядом. Он сделал несколько шагов, тесня окружающих, но никто не хотел уступать свое место в колонне - места были расписаны и утверждены в комитете комсомола, нарушать порядок было нельзя. Кто-то его толкнул, кто-то ударил локтем в бок. Началась легкая сумятица.
   Вероятно это колебание толпы, почти незримое, едва уловимое, добежало до первых рядов, словно волны до берега. Декан института беспокойно оглянулся, что-то зашептал секретарю партбюро, тот, в свою очередь, переговорил с секретарем комитета комсомола института, так очередь дошла до Мордвинова.
   - Игорь!- сказал главный институтский комсомолец, наклонившись к Мордвинову, чуть не тыкая ему в ухо своим красным от мороза носом, - бери ноги в руки и дуй в хвост колонны - там твой курс идет. Какая-то каша непонятная заварилась. Разберись!
   Между тем, Иван всё-таки подошел к Насте. В это время зазвучал "Марш коммунистических бригад": "Будет людям счастье, счастье на века. У советской власти сила велика!".
   - Привет! - крикнул он, - я здесь.
   - Вижу - так же громко ответила Михайлова, она смеялась, - Ванька, ты всю колонну сломал! Смотри, нагорит.
   - А, плевать!
   Он пошел с ней рядом, чувствуя локоть её руки, державшей ярко-красный флажок. Этот вкусный морозный воздух, эти её смеющиеся глаза, яркое зимнее солнце, красные стяги вокруг! Вот так бы идти вместе, далеко и безоглядно, горланить "Ура", шутливо толкать друг друга... Счастье переполняло Кулагина.
   Но уже что-то стало меняться. Перед глазами возник туман, словно на площадь пустили дымовую замесу, и тут же возникла мысль: "Кто пустил, зачем здесь дым?". В этой белесой пелене он рассмотрел приближающегося Игоря Мордвинова, его озабоченное лицо...

3.

  
   - Иван Иванович, Иван Иванович - словно из тумана появилось лицо Дмитрия, его голос, зовущий Кулагина.
   Большие розовые губы Дмитрия двигались сами по себе, а лицо мелькало где-то в стороне. Так в первое мгновение показалось Кулагину, открывшему глаз и увидевшему себя в зеркале со странным шлемом на голове - то ли летным, то ли мотоциклетным.
   - Хорошего помаленьку - продолжал говорить Дмитрий, - время было рассчитано только на час.
   - А больше нельзя? - спросил Иван Иванович, едва шевеля пересохшими губам и медленно приходя в себя после путешествия в прошлое.
   - Увы, нет! Понравилось? Как впечатление?
   - Да... - задумчиво произнес Иван Иванович, - впечатление впечатляет...
   - Что-нибудь интересное?
   - Я... мне... вспомнилось, что тогда, в 1973-м году, я чувствовал - счастье, молодость... Даже и не думал, что смогу вновь пережить это пережить... Извините, если говорю сумбурно.
   - Да, ничего. После наших опытов многие говорили сумбурно. Мы ведь не сразу начали предоставлять эту услугу - возвращение в прошлое через воспоминания, сначала много экспериментировали.
   Дмитрий снял с головы Ивана Ивановича шлем, отдал его Алексею.
   - Обработай! - сказал он.
   Его помощник взял вату, смочил её в растворе по запаху похожем на спиртовой и принялся протирать внутри. А Иван Иванович, которого распирало от полученных впечатлений - лицо Насти продолжало стоять перед глазами - продолжил:
   - Да... счастье, счастье это мироощущение. Как говорил герой фильма моей молодости "Доживем до понедельника": "счастье это когда тебя понимают". Смотрели такой фильм?
   - Э... нет. - Дмитрий пожал плечами, - я такое старьё не смотрю. А ты, Лёх?
   - Где молодой Штирлиц все время в очках? Смотрел, - буркнул Алексей, продолжая заниматься с инвентарем, - отстой!
   - Не такой уж и молодой - сорок лет - парировал Иван Иванович, - так вот, о чем я? Ах, да, сейчас я вновь пережил счастье. У меня когда-то была подруга - молодая девушка и мы с ней встречались и вот, представьте, я снова её увидел. Это было здорово, просто замечательно!
   - Мы рады, что вы остались довольны, Иван Иванович... Приходите еще, когда будут деньги - Дмитрий суетливо передвинул стул, стоявший сбоку от него, схватил очищенный Алексеем шлем и, показав на него Кулагину, продолжил, говоря быстро и сбивчиво - теперь вы... не боитесь нашего девайса... так что милости просим. И расскажите своим знакомым... наш салон теперь открыт.
   Иван Иванович с раздражением для себя отметил, что нередко с трудом понимает нынешнюю молодежь - суетятся, торопятся, говорят, словно не успели прожевать мощную булку из Макдональдса.
   Во времена молодости Кулагина было спокойнее. С другой стороны, не было ни интернета, ни компьютеров, ни сотовой связи. Телевизоры черно-белые и всего две программы, если исключить обще-образовательную. А пирожки были с повидлом - прожевывались быстро.
   - Дима, сколько же стоит такое удовольствие? - спросил он, тяжело поднявшись с кресла - ему не хотелось покидать его.
   - Да немного, не волнуйтесь, мы же понимаем возможности пенсионеров.
   - И всё-таки, сколько?
   - Ну, один сеанс... - Дмитрий подумал на мгновение и назвал сумму приблизительно равную месячной пенсии Кулагина.
   - Сколько? - поперхнулся Иван Иванович, - но это слишком много для меня. Думаю, что и для других пенсионеров.
   - Много? - удивился Дмитрий.
   - Молодой человек, а вы знаете какая у меня пенсия? Эта та сумма, которую вы назвали - она и есть. А еще надо за квартиру заплатить, продукты купить...
   - Окей! Я понял. Тогда половина. Вы же сможете понемногу откладывать и позволить себе изредка такое удовольствие. Например, раз в три-четыре месяца.
   - Не знаю, не знаю - Иван Иванович с сомнением покачал головой - может у вас будут скидки постоянным посетителям?
   - Хорошая мысль! - согласился Дмитрий, - я подумаю.
   Покинув салон, Кулагин пошел домой. То, что он увидел - длинные и густые колонны демонстрантов с красными флагами и транспарантами, веселую Настю, озабоченного Мордвинова - эти картины стояли у него перед глазами, будто наяву. Он шел привычным маршрутом домой, по привычным для него улицам, исхоженным за столько лет, и думал об увиденном.
   Почему 7 ноября, почему не что-то другое? Разве он был тогда счастлив в полной мере, чтобы именно это увидеть в своем виртуальном путешествии? И почему Настя Михайлова? Ведь потом с ней у них ничего не получилось.
   Как все-таки прихотлива бывает память! Её избирательность, капризы не поддаются здравому смыслу, и потому она нередко напоминает местность, изрезанную холмами. Если подняться на холм - увидишь нечто такое, что давно позабыто, скрыто за дымкой лет, но дорого сердцу и потому никогда не забудется. Спустишься вниз, и не увидишь ничего, дальше вытянутой руки. Оттого старики так хорошо помнят прошлое, почти во всех деталях, и с трудом вспоминают прошедший день.
   Он, Кулагин, пожалуй, тоже не был здесь исключением. Теплые, счастливые воспоминания, как они приятны! Хотя с Настей у них ничего и не вышло, но у него были и другие моменты, другие восхитительные мгновения ради которых стоило жить. Почему же он их не вспомнил?
   С другой стороны, какая теперь разница? Его захватила иная мысль. Опыт над своим мозгом показал, что оказывается можно вернуться туда, где ты был молод и счастлив, зная наперед, что тебе ничего не грозит, что ты всегда вернешься назад, в свое тело, тело шестидесятисемилетнего мужчины. Это было безопасное путешествие в прошлое, и оно казалось Кулагину всё привлекательнее и привлекательнее. Ему ужасно захотелось снова попробовать.
   Возвратившись домой, он залез в потайное место, где прятал некую толику наличных денег - остальные у него были в Сбербанке, и пересчитал их. Часть суммы у него была в рублях, часть в долларах. Наличку он обычно держал для повседневной жизни, чтобы было удобно рассчитываться в магазинах, хотя большинство людей, даже его возраста, уже перешло на расчёт через пластиковые карты. Но Иван Иванович боялся этих нововведений и не доверял им. Он прикинул, что имеющейся суммы хватало только на один сеанс.
   Он сел на стул.
   Иван Иванович был благоразумным человеком и никогда за всю свою жизнь не делал отчаянных, глупых поступков. Он всегда старался просчитывать свои действия и их последствия. Здесь же, это внезапное жгучее желание вновь вернуться в прошлое, несмотря ни на что, несмотря на скудное количество денег на руках, изрядно напугало его.
   "Не превращаюсь ли я в мнемофила? - задал он сам себе вопрос, - человека зависимого от воспоминаний? Болезненная зависимость всегда опасна. Если я свяжусь с этими ребятами, они меня возьмут за жабры и тогда с этого крючка я уже не соскочу".
   Он включил телевизор, канал "Культура", который смотрел чаще всего в последнее время. Показывали передачу о певце Муслиме Магомаеве и молодой, тогда в семидесятых певец, пел с экрана своим сильным голосом - необыкновенной красоты баритоном: "Живут во мне воспоминания, живут во сне и наяву. Они тепло мое весеннее, моя мечта моё везение, моя надежда и спасение. Пока я помню, я живу!".
   "Да, во мне тоже живут воспоминания - подумал Иван Иванович умиротворенно и расслаблено, - а, черт с ним! Если не хватит денег - сниму со счета. Такой шанс выпадает редко. Кто бы мог подумать, что я смогу вернуться в прошлое, пусть даже таким образом? Да, далеко шагнула наука! Только надо вспомнить что-то еще приятное, другое, не Настю Михайлову".
   Подумав об этом, он тут же поднялся с кресла, приглушив звук телевизора, взял с книжной полки фотоальбом, где у него хранились старые фотографии еще со школьных времен. Надев очки, Иван Иванович начал перелистывать страницы альбома, прикидывая, на каком воспоминании ему лучше всего остановиться.
   Вот их школа. Первый класс "Б", второй, девятый.
   На фотографии, когда их снимали во время субботника в честь столетия со дня рождения Ленина, оказалось несколько школьников из классов с их параллели. Эдакое непринужденное групповое фото с лопатами, носилками и граблями.
   Присмотревшись внимательней, среди других, Иван Иванович увидел Игоря Мордвинова с лопатой в руке. Его бывший одноклассник был весел, стоял почти в обнимку вместе со своими друзьями по школе и ничем не походил на того комсомольского бюрократа, в которого превратился в институте.
   "Оказывается, у него были друзья" - удивленно подумал Кулагин.
   В альбоме были и другие школьные фотографии. Например, в десятом классе они сфотографировались перед выпуском. Их класс разместился в три ряда - верхние поднялись на специальную подставку, средний ряд стоял в рост, а нижний сел на стулья. В центре села их учитель истории Нинель Александровна, бессменно руководившая классом последние шесть лет. Как ни странно, но за школьные годы ей не дали никакой клички. Обычно их дают от большой любви или большой ненависти. Вероятно, к Нинель Александровне не чувствовали ни того, ни другого, но она, конечно, пользовалась уважением. Кажется, она умерла от рака - припомнил Кулагин. И не только она одна умерла. Многих уже не стало за это время.
   Кулагин глянул на одно лицо, другое. Это были мальчишки и девчонки его класса, которые ушли из жизни в разном возрасте и по разным причинам. Он вздохнул - годы берут своё и с каждым прожитым днем, тех, кого он знал, будет всё меньше и меньше. Но ведь он не для этого взял альбом - не для того, чтобы думать о печальном. Ему надо вспомнить счастливые мгновения, чтобы попытаться вернуться и пережить их вновь.
   И все же, как ни старался Кулагин, но в школьном времени он не смог припомнить ничего такого.
   "Мне хотелось побыстрее её закончить - подумал он о школе, - за десять лет так всё надоело! Эти уроки, школьные задания... Нет, туда возвращаться не хочу. Да и не вспоминается ничего хорошего".
   Он перевернул еще несколько страниц. Пошли институтские фотографии. Вот они на кафедре автотехники - он стоит с автомобильным ключом, рядом Борька Ступин держит аккумулятор. По напряженному лицу видно, что ему тяжело, но он старается для фото.
   Вот они бегут на лыжах зимой на первом курсе. Занятия по физкультуре. У него, Кулагина, в руках палки, на голове лыжная шапочка. Какого же цвета она была? Иван Иванович задумался. Голубая с красным? Серая? Нет, кажется, шапка была зеленая с серым, а впрочем, неважно.
   Еще несколько фотографий. Он на море во время летнего отдыха после сессии. Это было в Крыму, в Судаке. Он поехали туда со знакомыми парнями. Купались, загорали, бегали на танцы - веселое было время! На фото он лежал на гальке, загорелый, довольный, на голой груди еще не было волос - сейчас-то они есть и все седые. Наверное, Борька его фотографировал.
   Среди других институтских фотографий было несколько, где он стоял вместе с Настей. Иван Иванович по-особенному, пытливо рассматривал обоих, словно пытался увидеть нечто такое, что могло рассказать правду об их отношениях. Почему у них тогда не получилось? Что помешало? Ведь они любили друг друга, кажется, любили. По крайней мере, он, Кулагин, уж точно был влюблен.
   На снимках они стоят вместе - он такой молодой, почти юный, но вместе с тем серьезный, она с затаенной смешинкой в глазах. Одежда на них разная, по большей части без изысков. Джинсов тогда не было - мальчишки ходили в простых брюках, девушки в платьях. Одно из фото запечатлело Настю в мини-юбке. У неё было озорное настроение и она, облокотившись на перила набережной у реки, выставила на обозрение красивые длинные ноги, по-летнему загорелые, смуглые.
   Кулагин сморщился, в глазах защипало. Какие же они были молодые, беззаботные, веселые! Ничто их не пугало и ничто не могло помешать им любить друг друга. Как же это всё далеко! Безвозвратно далеко!
   На глаза ему попалась фотография с митинга в поддержку борьбы народа Чили против фашистского режима Пиночета, который проводили в их институтском дворе. На фото стояла дата, написанная простым карандашом - 1974 год.
   На ступеньках института, стояло несколько человек. Среди стоявших Кулагин узнал декана, факультетских преподавателей, рядом было еще несколько студентов-активистов с разных курсов. Сбоку, почти с краю, примостились Игорь Мордвинов и он, Кулагин. Возле них была еще девушка с их курса, но не Настя, а Ирина Белоконь. Она была заместителем Мордвинова по комитету комсомола и тоже принимала участие в митинге.
   Ирина была чернявой, невысокого роста девушкой. Кулагин знал, что она приехала с Украины, чтобы поступить в их городе в институт. Как сказали бы о ней теперь, Ирина была весьма амбициозной девушкой, а во времена молодости Кулагина о таких говорили: "человек с активной жизненной позицией". Так или иначе, но Ира оказалась гиперактивной, то есть лезла везде и всюду и вмешивалась во все дела. Поэтому Мордвинов, приглядевшись к ней на первом курсе и опасаясь конкуренции с её стороны - Ира была смазливой, бойкой и могла понравиться вышестоящим товарищам - сделал её своим заместителем.
   Этот митинг в институтском дворе не сильно запомнился Ивану Ивановичу. Дело было в сентябре, уже похолодало, накрапывал мелкий дождик. Все торопились побыстрей начать и закончить, после чего разойтись по своим кабинетам и аудиториям, а начальство отчитаться по партийно-комсомольской линии об успешно проведенном мероприятии.
   Честно говоря, Кулагин даже не понимал, что делает это фото в его альбоме, что в нём такого интересного. Фото, как фото. Наверное, оставил для коллекции.
   Он оттянул прозрачную пленку, закрывавшую снимок и вытащил его не без усилий - фотография плотно прилипла. Потом он бесцельно покрутил снимок в руках, раздумывая - зачем он ему, выкинуть, что ли? Однако в последний момент ему стало жалко фотографию - всё-таки память, не стоит ею так распоряжаться. Подержав фото еще некоторое время в руках, он засунул его обратно.
   Другие страницы альбома были посвящены послеинститутской жизни. Работа на заводе - Кулагин после распределения попал в Свердловск - служба двухгодичником в армии. Потом он вернулся назад в свой город, работал в опытном НИИ, связанном с разработкой военной техники. На снимках мелькали лица знакомых, немногих друзей...
   Но фотографий с Настей больше нигде не было. Он закрыл альбом, отложил его в сторону.
   "Странно, почему мы больше не снимались? Поссорились, наверное, а сейчас, спустя столько лет я уже не помню почему. Всего не упомнишь! Она была ведь очень смелой, нет, не так... Не смелой, а озорной, игривой что ли. Я же был спокойным, уравновешенным и она мне не очень подходила. Наверное, потому и расстались - из-за несходства характеров. Нет, хватит о ней. Вот в двадцать пять я по комсомольской путевке ездил в Болгарию. Здорово было! Кажется, у меня была в это время другая девушка... Надо пойти к тем ребятам из салона и вернуться туда, на Солнечный берег, в Болгарию".
   Он помнил Болгарию с лучшей стороны - в Союзе вообще к болгарам относились хорошо. Ходили слухи, что эта братская страна просилась шестнадцатой республикой в состав СССР, как и Монголия. Большой популярностью пользовались болгарские сигареты "Стюардесса", "Ту-134" и "Опал". Кулагин сильно смолил их в молодости, пока потом, из-за развившейся астмы, вообще не перестал курить.
   Помнил он и зубную пасту "Поморин", больше похожую на жидкий гель. В отличие от современных паст она совершенно не пенилась и польза от чистки зубов была очень сомнительной. Зато ею хорошо чистился газовый поршень затворной рамы автомата Калашникова. Будучи молодым лейтенантом в армии, Кулагин очень удивился такому применению "Поморина" солдатами его взвода.
   Он усмехнулся. Наивное было время, и он сам был наивным.
   Еще ему вспомнилось, как ребята на его курсе в институте переделали песню Битлз "Желтая подводная лодка". Они пели об одном из сокурсников по фамилии Кравчук, имевшем выдающийся нос: "Я вчера поймал Кравчука без капкана и сачка. Чистим шнобель пастой "Поморин", Yellow Submarine, Yellow Submarine".
   Кулагин еще раз пересчитал деньги и решил, что раз в месяц сможет себе позволить такое приятное путешествие в прошлое. Он не будет злоупотреблять. Одного раза в месяц вполне достаточно.
  

4.

   - Надумали, Иван Иванович? Вот и отлично! - Дмитрий широко улыбался, стоя перед Кулагиным у входа в салон и покачиваясь на ногах взад-вперед, - у нас уже пошел народ, бизнес прёт, как на дрожжах.
   Молодой хозяин салона был очень доволен собой, и это было написано на его широком, уже начавшем полнеть лице.
   - Собрали-таки всю сумму? - спросил он.
   - Да, собрал - нехотя ответил Иван Иванович, который не любил намеков на свою бедность или, по крайней мере, временную неплатежеспособность.
   - А как с воспоминаниями? - не отставал Дмитрий.
   "Вот прилипчивый какой. Так я ему и сказал!" - недовольно подумал Кулагин и неопределенно ответил:
   - Да...
   - Хорошо, не буду больше задерживать, проходите. Я сейчас вам помогу.
   Вслед за хозяином салона Иван Иванович поднялся по ступенькам, вошел в помещение. Он увидел, что в одном из кресел уже сидела пожилая женщина с закрытыми глазами. На её голове, как и раньше у Кулагина, был надет белый шлем. Она сидела, почти лежала, откинувшись на спинку кресла и, как показалось Ивану Ивановичу в первые минуты, умерла во сне. Потом он обратил внимание, что грудь её мерно поднималась и опускалась и она временами шевелилась.
   Неподалеку, возле стола со стоявшим на нем ноутбуком, болтался компьютерщик Алексей. Он как будто не знал, чем себя занять и оттого на лице его была написана скука.
   - Лех, давай другой аппарат - сказал ему Дмитрий, едва они вошли, - сегодня у нас еще один клиент.
   Увидев знакомое лицо Кулагина, Алексей кивнул ему и вышел в заднюю комнату.
   - Раздевайтесь, садитесь - попросил Дмитрий Ивана Ивановича.
   - Да, вот деньги - сказал Кулагин, усаживаясь в кресле и передавая Дмитрию свернутые пополам купюры, - здесь вся сумма, как вы и сказали.
   - Окей! - деловито ответил Дмитрий, пересчитав бумажки и убирая их в карман, - я выбью чек и отдам вам.
   Он пошел в ту же комнату, куда скрылся компьютерщик.
   Кулагин всё это время думал о том, что хотел бы увидеть в своих воспоминаниях и боялся случайной мыслью перебить желание оказаться в Болгарии. Это было похоже на соревнование по бегу со стаканом, наполненным до краев водой, где главное было достичь цели и не расплескать воду. Иван Иванович как-то в молодости принимал участие в подобных шуточных соревнованиях на Новый год. Тогда он пришел к финишу вторым, немного намочив рукав рубашки, и сейчас требовалась такая же осторожность.
   Вообще старость для Кулагина была неудобна тем, что мысли часто перескакивали с одного предмета на другой без всякой причины или повода. Только начнешь о чем-то думать, рассуждать, вдруг - бац! Уже другая мысль в голове. Что такое, откуда взялась эта мысль - непонятно. А он так не привык.
   Занятый своими переживаниями, Иван Иванович не заметил, как пришел Алексей. Он надел переделанный мотошлем на голову Кулагина, подключил провода, и Иван Иванович закрыл глаза.
   "Так, где там море? Хочу на море!" - в шуточном тоне приказал он сам себе.
  

5.

   - Фашистский режим Пиночета принес много горя чилийскому народу. Тысячи патриотов были схвачены и заперты на стадионе Сантьяго. Их били, пытали, многих убили. Как вам известно, певцу Викторе Харе отрубили руки, а потом зверски замучили. Советский народ солидарен с борьбой чилийского народа. Собравшись здесь, мы все выражаем свое возмущение действиями чилийской военщины...
   Стоявший у микрофона на крыльце института, Игорь Мордвинов гневно и с подъемом выступал перед собравшимися на митинг студентами и преподавателями. Его громкий голос, усиленный микрофоном, далеко разносился, казалось, вылетая за пределы институтского двора и достигая городских улиц. Он очень старался, потому что увидел пару человек из райкома комсомола, стоявших возле декана. В глубине души Мордвинову хотелось, чтобы эти люди его заметили, оценили и доложили наверх. Что есть, мол, в подопечном институте, подающий надежды молодой человек, человек, на которого нужно обратить пристальное внимание.
   Игорь волновался, но ни разу не сбился, выступая без бумажки, только щеки его слегка порозовели. Он взял слово уже в конце - практически все записанные в список товарищи выступили перед ним. В числе ораторов был и Кулагин.
   Будучи назначенным держать речь от всего курса, тот быстро произнес подготовленный заранее текст, а потом отошел от микрофона и встал немного в стороне, среди таких же "отстрелявшихся". Рядом стояла заместитель Игоря по комитету комсомола Ирина Белоконь. Она тоже выступила и теперь, как все остальные, стояла с серьезным лицом, слушая Мордвинова.
   Ирина была одета в черные брюки, сверху она надела легкую осеннюю куртку бежевого цвета, голубой капроновый платок повязан на шее. Впрочем, куртку она расстегнула, показывая всем желающим полную грудь, обтянутую кофточкой, и комсомольский значок с надписью "Ленинский зачет", приколотый с левой стороны.
   Кулагину было скучно. От нечего делать он глазел на толпу студентов, стоящих перед импровизированной трибуной, увидел Борьку Ступина, знакомых ребят, Настю Михайлову. Ему хотелось состроить ей гримасу, но подобная шутка вряд ли была бы уместна из-за торжественности момента.
   Осень в этом году была поздней, и небо чаще голубело разными оттенками разведенного ультрамарина, чем отдавало серыми тонами. В окна стучалось теплое бабье лето, и в воздухе витал горький запах горелой листвы, которую ленивые дворники сжигали во дворах, вместо того, чтобы вывозить с мусором за город.
   Горький запах листвы доносился и в институтский двор. Его чувствовали все стоящие на митинге, чувствовал декан, Мордвинов вместе с Белоконь, чувствовал Иван Кулагин. Запах горелой листвы напоминал ему детство - костры на даче, печеную картошку, сосиски на прутиках, утреннюю рыбалку возле туманной реки...
   Но сегодня, эту нотку осеннего дня разбавил легкий накрапывающий дождик, от которого выступавших ораторов прикрывал бетонный козырек, нависший над крыльцом.
   Кулагин на какое-то мгновение задумался, но тут же почувствовал, что его что-то отвлекает от скучного стояния на крылечке. Оказывается, Ирина чуть-чуть подалась назад и оказалась к нему очень близко, почти вплотную. Он ощутил её всю - запах волос, спину, тугой зад. Белоконь между тем стояла с невозмутимо-строгим лицом, словно это не она, а кто-то другой решил пошалить на таком важном политическом мероприятии.
   Насколько было можно, Иван подался назад. Он хотел шепнуть Ире, чтобы та перестала хулиганить и встала на свое место, но не успел. Девушка снова пододвинулась и опять оказалась стоящей вплотную к Кулагину. Это было похоже на магнит и кусок железа - куда один, туда и второй.
   "Вот дура! - подумал Иван, - нашла место и время, чтобы заигрывать".
   Он беспокойно огляделся по сторонам - не видит ли кто Иркины маневры, и прежде всего Настя. Но Михайловой издалека не было ничего видно, и она стояла как все, спокойно и равнодушно.
   На самом деле их поколение не было равнодушным и циничным. Фашизм в Чили, конечно, представлялся ужасным, за чилийцев переживали, им сочувствовали. Но... любое неформальное мероприятие, облеченное в официоз, становилось искусственным и скучным, отчасти тягостным, как становится обременительной любая обязанность, основанная на принуждении. Обязанность ходить на митинги, обязанность на них выступать. Формализм убивал живую жизнь.
   - Ты чего делаешь? - спросил Иван, чуть-чуть наклонившись к уху девушки, - заметят!
   - Ну и пусть! - не оборачиваясь, громко, так чтобы он слышал, прошептала Ира. - Я же тебе нравлюсь?
   - Я с Настей встречаюсь, ты же знаешь!
   - А мне все равно. Она тебе не подходит, а я подхожу.
   - С чего ты решила?
   - Я же вижу.
   Стоявший рядом с ними преподаватель кафедры марксистко-ленинской философии - вечно всем недовольный старичок, недовольно посмотрел на них и едва слышно произнес:
   - Тихо, мешаете!
   Иван и Ирина замолчали, но Белоконь не отодвинулась от молодого человека, а Кулагину отступать было некуда - он оказался прижатым к стене института.
   После митинга, Кулагин подошел к Насте.
   - Слушай, - сказала она, - ты чего там стоял такой напряженный, словно тебя схватили за одно место? Думала, что после выступления ты не будешь уже так волноваться.
   - Я и не волновался - буркнул Иван.
   - Да? Но у тебя было такое лицо, словно тебе собираются вручать орден, а ты без штанов.
   - Напряженное лицо? Ты что! - просто задумался. У меня всегда такое лицо, когда я думаю. Не замечала?
   - Нет.
   Михайлова посмотрела на него насмешливо.
   - Мне показалось, что вы с Иркой о чем-то шептались. Она к тебе клеиться?
   - Нафига мне это?
   - Смотри, заарканит тебя!
   - Меня? Да ни в жизнь!
   Через несколько дней в город пришло бабье лето, и воздух прогрелся до двадцати градусов, насыщая ласковым теплом дворы и закоулки города. Над тротуарами полетела тонкая паутинка, а листья прекратили желтеть и замерли на ветках, как будто ожидали второго лета, но не бабьего, а настоящего.
   Кулагин предложил Насте погулять вдоль по набережной реки неподалеку от гостиницы "Заря". На Иване была рубашка с короткими рукавами и брюки, а Настя надела мини-юбку. Он взял с собой фотоаппарат "Зоркий", ремешок которого набросил на свое плечо.
   - Давай я тебе сфоткаю! - предложил он, - у меня осталось с десяток кадров, надо доснять.
   - Сейчас, я встану.
   Настя, озорно улыбаясь, подошла к бетонным перилам и облокотилась на них, картинно изогнувшись, как это делали манекенщицы на обложках советских журналов о моде. Она показала Кулагину кончик языка, словно поддразнивая его, а Иван поднес фотоаппарат и посмотрел в видоискатель на девушку.
   Её короткая мини-юбка растрепалась ветром и она придерживала краешек, чтобы не оголиться полностью, но длинные ноги оказались в центре кадра, подсвеченные, будто специально, солнечными лучами.
   "Ничего себе! - подумал Кулагин, - какая она классная! А какие ноги, офигеть! Таких ног нет ни у кого в институте. Как же она мне нравится! Никому не отдам!".
   И в эту минуту волна счастья и любви, вдруг хлынувшая в его душу, казалось, затопила её, заставив дрожать руки и покрыв испариной лоб.
   - Ваня, ты скоро? - крикнула Настя, - я не могу долго стоять, неудобно - прохожие смотрят.
   - Сейчас - глухим от волнения голосом ответил он и нажал на спуск затвора.
   Фотоаппарат щелкнул - кадр был сделан.
   - Погоди - сказал Кулагин, - я сделаю повторный снимок.
   - Нет, одного хватит! - закапризничала Настя, - я не собираюсь стоять здесь целый день.
   Иван не стал спорить, убрал фотоаппарат в футляр и они пошли по набережной, весело болтая, поедая мороженое. Они были уже на третьем курсе - через два года выпуск и нужно было думать будущем, а Иван не представлял себе это будущее без Насти. Он, правда, пока ничего ей не говорил о своих чувствах, но время еще было. Так он считал.
   А пока они шли по набережной, мимо по реке проплывали пароходики, и Кулагину страшно хотелось, чтобы эта их прогулка не кончалась и длилась как можно дольше - здесь ли по набережной или на одном из таких речных такси. Прогулка двоих в теплый осенний день.
   Потом он проявил пленку, отпечатал фотографию с Настей - она оказалась удачной: ни дефектов на глянце, ни ошибок в экспозиции.
   На снимке стояла вся облитая солнцем озорная девчонка в короткой юбке, излучающая молодой задор, веселье и счастье.
  

6.

   Когда закончился сеанс, Кулагин очнулся, словно выходил из транса или длительной комы - в голове полный сумбур, хаотичные обрывки мыслей и воспоминаний. Заметив удивленное и несколько беспомощное лицо старого пенсионера, к нему подошел молодой владелец салона Дмитрий.
   - Что случилось, Иван Иванович, что-то не так?
   - Дима... Я... мне хотелось увидеть другие вспоминания... Понимаете, я был в Болгарии, давно... И вот, настроился на то, чтобы вновь туда вернуться, но...
   - Не поучилось?
   - Да.
   -Знаете, такое случается - успокоительно заговорил Дмитрий, - с первой попытки, иногда не срабатывает.
   - Но я же плачу деньги, поскольку вы меня заверили...
   - Окей, хорошо! - Дмитрий торопливо оглянулся по сторонам, боясь, что их разговор может привлечь внимание других клиентов - в соседних креслах сидели две старушки, а та, которую видел Иван Иванович прежде, уже ушла, - мы возместим вам половину суммы. Больше не можем - надо платить за аренду, коммуналку...
   - Ладно! - мрачно согласился Кулагин.
   Он всё еще оставался под впечатлением своей последней встречи с Настей. Почему он снова с ней встретился, только не в 73-м, а не менее далеком 1974-м году? Он же "заказывал" Болгарию! Почему память "изменила" ему и вновь и вновь толкает туда, в то время?
  
   Дома Кулагин взял фотоальбом и повторно открыл страницы с институтскими снимками, будто хотел найти ответ на мучивший его вопрос. С Настей он больше не нашел фотографий, как ни старался. Были разные другие, но с ней не было. Последнее фото оказалось снятым тогда, на набережной, и Кулагин вновь задумался, почему они больше не фотографировались - ни вместе, ни порознь. Конечно, отдельно они снимались, но снимками друг с другом уже не обменивались.
   Он перелистнул страницу с фотографиями на кафедре автотехники и митинга против хунты в Чили и увидел еще несколько фото, сделанных, когда они ездили на картошку, тогда же, в сентябре 1974 года.
   На одном, молодой Кулагин стоит в кузове машины и с деловым видом принимает мешки. На нем старая, потертая куртка, больше похожая на ватник, серые штаны, испачканные землей, резиновые сапоги. Зубами он сжал фильтр сигареты "Ту" - тогда еще курил. Такой первый парень на деревне!
   На другом фото Иван стоял возле грядок с картошкой, придерживая рукой полный мешок. Он улыбался и говорил что-то тому, кого не видно в кадре. Наверное, это был Борька Ступин - они, кажется, работали в паре.
   Стояла сухая осень, бабье лето уже закончилось, но было еще не очень холодно днем. Их тогда поселили в пионерском лагере, закрывшемся после летних заездов нескольких пионерских смен. Бараки, как называли их меж собой студенты, уже не отапливались, и если днем было терпимо, то по утрам зуб на зуб не попадал. Особенно, когда приходилось умываться жгуче-холодной водой и чистить зубы, чувствуя, как их начинает ломить от нестерпимого холода.
   Иван Иванович улыбнулся, вспомнив былое.
   Как ни странно, сейчас, спустя столько лет, тяготы и трудности, испытываемые ими в то время, вызывали у него только приятные воспоминания. Молодость, молодость - всё кажется нипочём. Да, было холодно, бытовые удобства отсутствовали с точки зрения нынешнего времени. Но... этот труд, которым они занимались все вместе, как сказали бы сейчас, всей командой, с шутками и прибаутками, он каким-то образом сплачивал их, нивелировал. Тут не было маменьких сынков или детей из номенклатуры здесь все были равны - полная демократия.
   Ему вспомнились девчонки, бросавшие на них любопытные взгляды, потому что здесь на картошке, а, не в институтских аудиториях и коридорах, многие мальчишки показывали себя с другой стороны - становились внимательными к ним, надежными, короче, настоящими мужчинами. Они, словно сбрасывали с себя панцирь официоза и безразличия, в котором посещали лекции и коллоквиумы в институте.
   Помнил Кулагин и костры по вечерам, где рассказывали веселые и безобидные анекдоты, пели под гитару студенческие песни. Сам Иван Иванович не умел играть на гитаре, но Борис играл и пел. Кулагину неожиданно вспомнилось, как Борька пел Визбора "Солнышко лесное".
   Эта картинка такая четкая и яркая вдруг возникла перед ним, и он закрыл глаза.
   Они сидел у костра, Борис пел "милая моя, солнышко лесное, где, в каком краю, встретимся с тобою?". Кулагин иногда подбрасывал в огонь ветки - ему нравился запах горящего дерева, пляшущие языки пламени и летящие к небу не то искры, не то пепел сгоревших веток. Ему казалось, что на костёр можно смотреть вечно.
   Борис пел, рядом сидела Настя, так близко, что Кулагин боком чувствовал её плечо, её руку, смотрел, как в её серых глазах мелькали язычки пламени. У него сильно стучало сердце. А у Насти тоже было лирическое настроение, и она, с милой улыбкой, с удовольствием касалась Ивана при каждом удобном случае. Они почти не скрывали свои отношения, поскольку многие из их группы знали о романе между ними.
   Какое было время! Кулагин открыл глаза, отложил альбом. Чудесное было время - назад не воротишь... Но, как говаривали раньше: "любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда".
   Покончив с сентиментальными воспоминаниями, он поднялся и пошел на кухню готовить ужин.
   Несколько дней пролетели, как один. Иван Иванович гулял по привычной для него улице, ходил в магазин за продуктами, иногда, издалека посматривал на вывеску салона "Для людей почтенного возраста". Похоже, дела у молодых людей шли хорошо. Кулагин часто видел, как в салон заходили люди примерно его возраста или чуть старше. Однажды, едва ступая и тяжело опираясь на трость, вошел старик лет под девяносто.
   "И этот туда же! - удивленно подумал Иван Иванович, - хотя почему бы и нет? Чем его воспоминания хуже моих?"
   Да, воспоминания притягивали их как душистые цветы престарелых пчел. Последний раз напиться нектара и умереть!
   Приближался день выплаты пенсии, и Кулагин все заранее рассчитал - сколько платить за квартиру, сколько отложить на продукты. Денег хватало впритык. Что ж, ради приятного прошлого можно было и сэкономить чуток.
   Зачем он это делал, для чего? Жить иллюзиями прошлого нельзя, и он понимал это ясно, отчетливо, ведь Иван Иванович был взрослым человеком, а не мальчишкой, человеком умудренным опытом, почти прожившим жизнь. Но вместе с доводами рассудка он ощущал, что ему чертовски не хватало того времени, друзей, близких, общей атмосферы молодости. Наверное, каждое поколение ностальгирует подобным образом. Кажется что там, за спиной, осталось всё лучшее, что могла только предоставить жизнь. Возможно, так оно и было.
   Первая любовь, первые испытания, удачи и промахи...
   Но, лучшее, конечно, впереди!
   Лозунг для молодых, который заставляет нестись вперед, лететь в поисках этого самого лучшего. Поворот, еще поворот, мгновение, и, кажется, ты его ухватил. Наконец должно наступить полное счастье и удовлетворение. Но... некто шепчет тебе: "нет, это не самое лучшее, лучшее еще впереди". И ты бросаешь всё и снова рвешься вперед. Бесконечный бег к счастью.
   Только сейчас у Кулагина возникло мучительно грустное и острое сожаление, что за этим бегом, за поворотами и изгибами дороги остается то, что не замечаешь во время бега - остается жизнь.
  

7.

   - Рады, очень рады вас видеть, Иван Иванович! Проходите, раздевайтесь. Скоро, как постоянному клиенту мы дадим вам скидку - мы учитываем пожелания клиентов.
   Сегодня Дмитрий был чрезвычайно болтлив и словоохотлив, впрочем, как и раньше, чем сильно раздражал Кулагина.
   - Я надеюсь, что сегодняшние воспоминания будут более удачными, чем в прошлый раз - продолжал говорить хозяин салона, - а то в прошлый раз, мне показалось, что вы расстроились. Или нет так?
   - Нет, не так - грубовато ответил Кулагин, - вы ошиблись!
   - А, ошибся! Тогда ништяк, проехали.
   - Как вы сказали? - удивился Кулагин.
   - Что сказал? Когда?
   - Да сейчас, только что. Вы сказали "ништяк"?
   - А что такое?
   - Так говорили во времена моей молодости.
   Дмитрий примирительно улыбнулся.
   - Ну, история повторяется, вы же знаете. Сейчас иногда всплывают словечки из того времени, например "чувак". Так что налицо, как говорится, эстафета поколений. Однако, мы заболтались. Садитесь в кресло, Алексей принесёт оборудование.
   Кулагин разделся, сел. Дмитрий невольно отвлек его от противоречивых мыслей, овладевших пенсионером, когда он направлялся в салон. Что если его опять забросит в семидесятые и он опять увидит Настю? С одной стороны, он хотел бы идти дальше, ведь у него, на самом деле, было много радостных, счастливых моментов и в иные годы, в иное время. Но, с другой стороны, в глубине души ему вновь хотелось оказаться там, в 70-х.
   Такая ужасная тяга, как зависимость наркомана!
   Когда же Алексей надел на него шлем и опустил стекло, Иван Иванович уже не "заказывал" себе путешествие в прошлое, запланированное заранее, он с покорность стал ждать прихода любых воспоминаний - плохих ли, хороших, всё равно! Для него каждое воспоминание имело свою ценность, наверное, потому что было прожито лично им и никем иным.
  

8.

   - Ребят, а давайте споем "Бригантину" - песню студентов всех времен! - предложила Ира Белоконь.
   Они сидели вечером у костра - несколько мальчишек и девчонок, приехавших убирать картошку. Боря Ступин только закончил петь Визбора "Солнышко лесное". Трещали ветки в пламени костра и от огня, тянувшегося косматыми языками к небу, исходило согревающее тепло. У других костров сидели их сокурсники, оттуда тоже доносились песни, звонкий девичий смех. Иногда смеялись и у них, когда кто-то рассказывал анекдот. Оказалось, что комиссар отряда Игорь Мордвинов мог прекрасно рассказывать всякие байки, табу было наложено только на политические анекдоты.
   Мордвинов сидел рядом с Ириной и держал в руке алюминиевую кружку с чаем, она сильно нагрелась, чай обжигал губы, и Игорь время от времени ставил кружку прямо на землю перед собой. Он был оживлен, раскован и, казалось, на время забыл свой образ комсомольца-вожака, убежденного в победе светлого будущего.
   Сидевшая подле него Ирина была немного возбуждена - сходившие вечером в сельмаг парни, принесли пару бутылок портвейна "777" и она, вместе с ними и еще другими девочками уже распили одну бутылку. В голове немного шумело, язык слегка тормозил, но тело обволокло приятным теплом. Поэтому, когда они пришли к разожжённому Иваном и Борей костру, ей уже было хорошо, щеки горели, и большие черные глаза неотрывно следили за Иваном, присевшим возле Насти.
   Услышав предложение Иры, Боря не заставил себя упрашивать. Словно ненароком заглядывая в глаза, сидевшим по бокам от него девчонкам, он забряцал по струнам и, понизив голос, чтобы сделать его похожим на хриплый мужественный голос Высоцкого запел: "Надоело говорить и спорить и любить усталые глаза, в флибустьерском дальнем синем море Бригантина поднимает паруса". Девочки тут же подхватили припев: "В флибустьерском дальнем синем море Бригантина поднимает паруса", подтягивая своими тонкими голосками.
   - Слушай, Игорь - Ира наклонилась к уху Мордвинова, подпевавшего вместе со всеми Борису, - там мальчишки вина принесли из села. Не хочешь?
   - Какое вино? - не понял поначалу Игорь, - вино? Вы что, офонарели?
   - Так там немного, если на всех разделить, всего капельку...
   - Как на всех? Вы уже пили?
   - Конечно, Игорь, так клёво! Один ты у нас остался неохваченный. Видишь, какие все веселые? Ты глянь, как Настька на тебя смотрит?
   - Кто? - Мордвинов в этот момент хотел хлебнуть чая, но рука дрогнула и вода пролилась на штаны.
   - Настя Михайлова. Я заметила, она строит тебе глазки.
   - Ну, ты ври, да не завирайся! Все знают, что она с Кулагиным.
   - Да брось! - Ирина пожала плечами, - всего лишь видимость. Нет, ты посмотри, как она на тебя зырит, прям внаглую! Видишь?
   Посмотрев на Михайлову поверх пламени разгоревшегося костра, Игорь не уловил во взгляде девушки чего-то необычного, чего-то такого, что говорило бы о внимании к его персоне. Настя сидела возле Кулагина, улыбалась, подпевала Ступину и глядела, преимущественно, на костер. Вот и всё. Ничего, что могло бы выдать её интерес к нему, Мордвинову, он не заметил.
   - А где вы его спрятали? - неожиданно спросил он Ирину о портвейне.
   - Там, в комнате пионервожатых, в тумбочке стоит бутылка.
   Белоконь показала рукой на их барак, который Игорь просил называть корпусом, чтобы не было похоже на зону - ведь они комсомольцы, а не зеки. Мордвинов поднялся и пошел к стоящему неподалеку от них строению, смутно белевшему в ночном мраке своими побеленными стенами.
   В это время, словно вороны из ночи, у костра появились два парня, с другого факультета. Как выяснилось, они пришли за своими подружками, сидевшими возле Борьки Ступина.
   - Девчонки, пошли с нами!- то ли в шутку, то ли в приказном порядке, обратился один из них - небольшого роста, с короткой челкой и пробором посредине. Он был в спортивном трико и кедах на босу ногу. Второй, немного вялый и сутулый, с апатичным видом стоял рядом.
   Никто не успел открыть рот, как вмешалась Ирина.
   - А чего это вы тут раскомандовались? Мы девочек не отдадим, им и здесь хорошо.
   - А ты кто такая? - зло спросил задиристый парень, и всем стало понятно, что он уже выпил перед этим, что он ходил и к другим кострам, нарывался, и, судя, по потрепанному виду, кое-где получил сдачи.
   - Андрюша, ну прекрати! - с просительными нотками в голосе сказала одна из девиц, сидевшая рядом с Борисом. По-видимому, она встречалась с этим парнем.
   Ступин прекратил петь, отложил гитару и поднялся.
   - Слышь, пацаны, давайте шлепайте отсюда, не мешайте культурно отдыхать.
   - А ты чё, деловой што ли? - спросил его в развязанной приблатнённой манере поддатый оппонент, видимо подражая герою фильма "Калина Красная" Егору Прокудину.
   - А ты чё? - передразнил его Борис, - сначала квасил где-то, теперь здесь нарываешься?
   Кулагин тоже поднялся от костра и подошел к ним.
   - Слышь, ты, - обратился он к непрошеному гостю, недобро щурясь, - борзой что ли? Борозометр зашкаливает?
   Иван не боялся возможной драки, опыт таких стычек у него был большой - ему частенько приходилось стоять за себя и в школе, и во дворе, отбиваясь от всякой шпаны.
   Окинув обоих соперников взглядом, словно примериваясь, сможет он одолеть их или нет, Андрей, этот парень-задира, сказал:
   - Ништяк, чуваки. Хотите разборок - теперь вешайтесь, кранты вам! Отойдем!
   - Да что вы! - попыталась вмешаться Настя, но Ирина Белоконь удержала её.
   - Не лезь! - сказала она, - мальчишки сами разберутся, - и добавила с неясной усмешкой, - синяки украшают настоящих мужчин.
   Наверное, если бы Мордвинов не ушел, ничего этого бы не случилось, но в его отсутствие драчунов никто не захотел удерживать. Как потом рассказал Кулагину кто-то из ребят, оставшихся у костра, после того, как Иван и Борис ушли в темноту разбираться с внезапно возникшим неприятелем, Белоконь несколько возбужденно предложила:
   - В бараке остался портвейн, айда, гульнем!
   И первая поднялась от костра. Немного помедлив, остальные тоже пошли следом. Пошла следом и Настя - всё равно у костра одной было скучно, а идти на другие посиделки не хотелось.
   В их корпусе горел свет, потому что по вечерам кто-то из студентов всегда был на месте, лежал на кровати, читал. Здание было поделено почти на две равные половины - на одной половине жили мальчики, на другой - девчонки. Эти две половины разделял небольшой коридор и комната пионервожатых, а все туалетные удобства оказались на улице.
   Едва войдя в барак, Ира повела всех к комнате пионервожатых.
   - Сейчас, сейчас... - говорила, почти напевала она.
   Распахнув дверь, все обнаружили сидящего за столом Игоря Мордвинова перед открытой бутылкой портвейна и кружкой с вином.
   - Оба, вот это мы удачно зашли! - засмеялась Белоконь, подходя и садясь рядом с Мордвиновым.
   Лицо комиссара отряда пошло красными пятнами.
   - Ты... - едва выдохнул он, и, понизив голос, прошептал ей на ухо, - зачем всех привела? Дура!
   - Не дрейфь, Игорек, всё путем! Ребята, тащите кружки, сейчас нальем - отдала она команду веселым, возбужденным голосом и все пошли за кружками, которые лежали в тумбочках.
   Это массовое движение народа приметили те немногие, кто находился в бараке и тоже присоединились к пьющим. Пришлось открывать еще одну бутылку.
   Пока все ходили за кружками, Белоконь тихо сказала Мордвинову:
   - Для тебя же стараюсь, я тебе Настьку привела. Сейчас побалдеем, выпьем, и она будет твоя...
  
   В это время Иван с Борисом и их недруги вошли в кустарник, окружавший пионерский лагерь по периметру. За полосой света, падавшей от костров и из окон бараков, было так непроглядно черно, что казалось, будто мелкие кусты и деревья утонули в чернильной темноте.
   Впереди, энергично шагая и раздвигая ветки руками, шел крепко сбитый парень в трико, за ним Иван с Борисом, замыкал эту колонну апатичный юноша. Впрочем, шли они недолго. Выбравшись на крохотную полянку, Андрей резко развернулся и ударил Ивана в живот, а его приятель прыгнул на Бориса и они покатились по земле.
   Отпрянувший от неожиданности Кулагин, почувствовал град ударов по лицу и телу - его соперник бил без остановки. В темноте, в неясном отсвете луны, неуловимо мелькали его руки, он прыгал вперед, отскакивал, передвигаясь, будто на ринге.
   "Наверное, боксер" - мелькнуло в голове Ивана.
   В какой-то момент этот заводной парень напомнил ему многорукую индийскую богиню Кали, сражавшуюся с Синдбадом в недавно вышедшем фильме "Золотое путешествие Синдбада".
   Несмотря на свой опыт уличных драк, Кулагину пришлось бы туго, он это чувствовал, потому что Андрея было не одолеть. Вот уже оказалась разбитой нижняя губа, вот захлюпал нос, из которого потекла струйка крови, вот появился металлический привкус во рту. Иван все больше и больше напоминал сам себе боксерскую грушу, на которой профессиональный боксер проводит разминку перед боем.
   Но в самый тяжелый момент, когда ничего не оставалось, как брать ноги в руки и бежать без оглядки с поля боя, пришла помощь со стороны Борьки Ступина. Тот разделался со своим соперником - длинный парень лежал на земле, поджав ноги к животу, и тихо скулил, и подбежал к дерущимся.
   Он с яростью набросился на врага Ивана, нанося удары куда попало, а почти обессиливший Кулагин, просто схватил Андрея сзади и прижал его руки к телу, не давая возможности защищаться и наносить ответные удары. Какое-то время все втроем они пыхтели и возились, пока, наконец, их оппонент, у которого тоже текла кровь из носа, не прохрипел: "Хватит!"
   Они его отпустили. Все трое тяжело дышали, стараясь, не смотреть друг на друга, а потом, не сговариваясь, пошли назад к лагерю.
   Тело у Кулагина болело - ныли ребра, саднило лицо, но он не ощущал упадка сил, а, наоборот, к нему вернулось приподнятое настроение. Как-никак, победа всё-таки осталась за ними!
   Оказалось, что его настроение разделял и Борька - тот шел, насвистывая известную мелодию "Трус не играет в хоккей", переживая, как и Кулагин, эйфорию от победы. Андрей, шедший сбоку, угрюмо молчал, а его долговязый Санчо Панса сопел сзади.
   Так они и шли сквозь кустарник, пока не вышли на полянку перед пионерским лагерем. Андрей со своим спутником побрели куда-то направо, к одному из еще горевших костров, а Иван с Борисом направились к своим.
   - Ну как, уделали их? - спросил, не удержавшись, Ступин.
   - А чего он понтовался как фраер? - спросил Иван, имея в виду Андрея, - вот и нарвался! Ненавижу таких борзых.
   У костра, к которому они подошли уже одни, никого не было. Огонь еще полыхал, но ветки почти полностью прогорели, и Кулагин подбросил дрова, припасенные заранее - он отчего-то думал, что они потом сюда вернуться и продолжат посиделки.
   - А где все? - удивился Ступин.
   - Наверное, в барак пошли - предположил Иван.
   - Что там такое интересное, пойдем, глянем?
   Борис взял гитару с земли и пошел к их бараку. Они вошли внутрь строения, но своей компании, с которой сидели у костра, нигде не нашли.
   - Тебе надо смыть кровь из носа, - заметил Борька, посмотрев на его лицо при ярком свете лампочек, - а то девчонок напугаешь.
   - Лады, схожу, умоюсь.
   Вернувшись на улицу, Иван подошел к бачку с холодной водой и принялся умывать лицо, чувствуя, как саднит разбитая губа. Он хотел привести себя в порядок и предстать перед Настей, как герой, вернувшийся с битвы - потрепанный, но непобежденный, заслуживающий благодарного взгляда девушки. В его душе возникло чувство гордости за себя, за то, что он выдержал этот трудный бой с более опытным противником, не сдался, показал себя настоящим мужиком.
   Так, испытывая полное удовлетворение от своей победы, Иван вернулся в барак и, не найдя Ступина, пошел в комнату пионервожатых, где, как он думал, должна была находиться вся их компания. Еще подходя к двери, Кулагин услышал громкий смех.
   "Кто-то уже подзарядился" - усмехаясь, подумал он, ясно представляя причины возникшего веселья. Его однокурсники, да и он сам иногда ходили в село за вином, чтобы по вечерам не было скучно. Справедливости ради, надо отметить, что эти походы не были частыми, но сегодня, наверное, был один из таких случаев.
   Он открыл дверь. На столе стояла пустая бутылка портвейна и уже была открыта вторая. Ступин опять играл на гитаре, распевая песню Высоцкого.
   - Ба, а вот и наш победитель! - громко произнесла Ира, еще больше раскрасневшаяся от выпитого, - ребята, налейте ему кружку.
   Кто-то поспешил налить вино, и Белоконь подошла к нему.
   - Пей, Ваня, ты молодец!
   Она отдала кружку и Иван начал пить большими глотками, глазами высматривая Настю.
   - Не ищи её - с усмешкой сказала Ира, - она...немного загуляла...
   - О чем ты говоришь? - Кулагин перевел дыхание, закончив пить.
   - Да всё о том же, Ванечка. Я же говорила, она тебе не подходит.
   - А кому подходит? - тупо спросил Кулагин, чувствуя, как вино ударяет в голову.
   - Кому, кому, тебе прям всё скажи... - Ирина кокетливо повела глазами, заигрывая с Кулагиным, но затем, решив, что пора выложить правду, произнесла, со значением посмотрев в окно, - с Мордвиновым она пошла, подышать свежим воздухом в посадках.
   И не удержавшись, хихикнула.
   - Где в посадках? - не понял Иван, - я её найду.
   - Да не спеши, чудак, пойдем со мной, сядешь рядом...
   Он оттолкнул девушку и побежал на улицу. Там было темно, ничего не видно, многие костры погасли и от них к баракам, парами и по одиночке, расходились студенты. Иван бросился в ближайший кустарник, росший почти рядом с их корпусом.
   Он пробежал в одну сторону, в другую, с силой отшвыривая мешающие ветки. Мордвинова и Насти нигде не было.
   Но когда он пошел назад, со злостью подумав, что Белоконь подшутила над ним, почти у их барака, он заметил две темные фигуры, как будто слившиеся в одно целое. У него перехватило дыхание...
   Да, это были они, Настя и Мордвинов. Игорь целовал Настю, его девушку, которая должна была встречать его там, за столом, обнимать, подносить кружку с вином. Ведь это ради неё он ввязался в глупую драку, хотел показать, что он джентльмен и на него можно положиться, что он не подведет...
   Чувство обиды и горечи сжало горло, перехватив его тугим обручем. Он что-то промычал нечленораздельное и Настя, отстранившись от Игоря Мордвинова его заметила.
   - Иван? Ваня? - её голос задрожал от волнения, - погоди, ты все не так понял.
   - Чего уж тут понимать! - глухо сказал он и пошел, не оглядываясь, к дверям барака.
   Он шел, не разбирая дороги, и красная пелена стояла у него перед глазами. В это время Настя подбежала к нему, схватила за руку, попыталась остановить. Она говорила горячо и сумбурно:
   - Дурачок, ничего же не было, мы просто...дурачились, ничего не было...
   Кулагин не отвечал, продолжая идти, а Настя все забегала и забегала вперед него, пытаясь не отстать, и заглядывала в его лицо, своими глазами, полными слез.
   - Ну, прости, ну извини меня, Ваня!
   Он не отвечал, прошел в здание, оставив её стоять на улице. Он был как в тумане и шел, ничего не соображая. Где-то играл на гитаре Боря - вечеринка был еще в разгаре, слышался звонкий смех. Кулагин лег на свою кровать, зарылся лицом в подушку. Рядом послышались осторожные шаги, кто-то присел на соседнюю кровать, раздался скрип пружин. Голос Игоря Мордвинова сказал:
   - Иван, ты послушай, ты не бери в голову. Всё утрясется. Я думаю, что у меня с Михайловой серьезно. Ты же знаешь, я секретарь комитета, мне надо соблюдать репутацию и я не могу гулять с девчонками просто так... Она мне нравиться. Так, что думаю, у нас всё получиться. А ты найдешь себе другую. Какие наши годы!
   Кулагин почувствовал, как Мордвинов слегка потрепал его по плечу, вроде как товарищ, поддержавший другого товарища в трудную минуту. Немного приподняв голову от подушки, чтобы можно было говорить, Иван произнес с ненавистью:
   - Шел бы ты отсюда!
   - Ну-ну, ну-ну! - шаги Мордвинова затихли в отдалении.
  

9.

   Кулагин внезапно вернулся из своих воспоминаний, но не подозвал Алексея, чтобы тот помог снять с него шлем. Иван Иванович продолжал сидеть с закрытыми глазами. С неясным чувством раскаяния ли, сожаления ли, он вспоминал, что же произошло дальше.
   За все оставшееся время на картошке, Кулагин больше не подходил к Насте и не разговаривал с ней. Она сделала еще несколько безуспешных попыток примириться, но потом оставила это.
   Так, они и возвратились в Москву - чужими людьми, словно между ними ничего и никогда не было. В глубине души Иван думал, что со временем все забудется, перемелется, и они снова будут вместе, помирятся. Тем более, что Михайлова, насколько было известно Кулагину, не встречалась с Игорем Мордвиновым, а его слова, тогда на картошке, о том, что у них с Настей назревает нечто серьезное, наверное, прозвучали под воздействием выпитого вина. Но чем больше проходило времени с размолвки, тем более Иван и Настя отдалялись друг от друга, становились чужими.
   Белоконь, которой очень нравился Иван, так и не смогла завлечь его, как ни старалась. Такое бывает - не лежит душа к человеку, как ты не бейся! Так и у Кулагина не лежала к ней душа.
   На последнем курсе у Михайловой появился парень из другого института. Кажется, она вышла за него замуж после окончания вуза, и Кулагин потерял её из вида.
   А потом...
   Потом лицо озорной солнечной девчонки все дальше и дальше отступало вглубь памяти, скрывалось за наслоениями лет, заволакивалось туманом прожитого. Словно старая скульптура, выполненная рукой мастера, покрывалась патиной времени и теряла свою первозданную новизну, утрачивала яркость восприятия. Лицо Насти меркло и угасало, удаляясь всё дальше. После неё возникала пустота, пустота, разрывающее сердце.
   Да, всё осталось в далеком прошлом!
   Кулагин невольно потер сердце рукой, потому что оно, это глупое сердце, вдруг заныло тупой болью. Нет, хватит сидеть здесь, предаваться хандре и пессимизму, пора отправляться домой, в знакомую обстановку, к кроссвордам, к телевизору.
   Он сам, без посторонней помощи снял приспособление для путешествий в память, и положил его на столик.
   К нему подошел Дмитрий.
   - Всё окей, Иван Иванович?
   - Да, замечательно, спасибо!
   - Приходите еще!
   Одевшись, Кулагин поспешил домой. Ему хотелось быстрее дойти до своей квартиры и там обрести привычное для себя спокойствие и равновесие духа.
   Он решил, что не стоит больше посещать этот салон, слишком нервы потом шалят.
   Кулагин думал насмешливо: "Ишь! "Для людей почтенного возраста"! Того и гляди, молодчики связаны с ритуальными услугами - гребут денежки из городского бюджета". А что? Зашел такой старичок как он, человек почтенного возраста, повспоминал и тут же умер. Выгода налицо! Нет, больше он туда ни ногой!
  

10.

  
   На следующее утро, Дмитрий и Алексей почти вместе оказались у дверей своего салона. К их удивлению, дверь была сломана и сигнализация почему-то не сработала.
   - Вот, уроды! - возмутился молодой бизнесмен, - за что я им бабки плачу!
   - Иди сюда скорее, смотри - послышался голос Алексея из глубины офиса.
   Дмитрий подошел и увидел неподвижно сидевшего в кресле мужчину с надетым на голову прибором. Он сразу узнал в нем Ивана Ивановича. Потрогав его шею, Дмитрий почувствовал смертельный холод - их клиент давно уже умер.
   - Он что, сломал замок? - спросил недоумевающий Алексей.
   - Наверное.
   - А от чего умер?
   Дмитрий осторожно снял с Кулагина шлем. Лицо Ивана Ивановича было мертвенно бледным, губы посинели.
   - Кажется сердце, я где-то читал об этом - предположил неуверенно Дмитрий, - старикан замастурбировал свой мозг, вот и откинулся. Не знал, что воспоминания могут быть так опасны. Блин, надо вызывать скорую.
   Он отошел, доставая из кармана мобильник, а Алексей еще раз посмотрел на покойника. Внизу, возле правой ноги лежал небольшой белый листок.
   "Может записка?" - подумал Алексей.
   Молодой человек поднял листок белой бумаги с пола, оказавшийся фотографией. Снимок запечатлел девушку в короткой юбке, прислонившуюся к каменным перилам набережной. Снимали давно. Фото было черно-белым, неровно обрезанным по краям. Качество неважное, не то, что сейчас, когда снимают в цифре - можно отретушировать как следует, подправить лицо, фигуру. Но Иван Иванович не случайно принес фотографию сюда, в салон, видимо она представляла какую-то ценность для пенсионера.
   Алексей вновь внимательно посмотрел на старую фотографию.
   Девушка как будто купалась в солнце, беззаботно и весело прижимая край короткой юбки к длинным красивым ногам. Она озорно улыбалась, и в этой улыбке было скрыто обещание такого счастья, такой долгой, счастливой жизни вместе с тем человеком, который стоял перед ней, что невольно верилось - жизнь эта должна была непременно случиться.
   Алексей долго разглядывал неведомую ему девушку. Её лицо...наверное, оно что-то затронуло в его сердце. Он решил отсканировать снимок, раскрасить в цвет и сделать заставкой на своем рабочем столе.
   Пусть эта девушка будет смотреть на него, смотреть и дарить ожидание счастья. Это ведь так немного - просто дарить надежду.
  
  
  
  
  
  
   Декабрь 2012г.
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"