А Жюль Верн-то оказался неправ, ошибся Жюль Верн-то. С этими французами частенько такое случается - ненадёжный народ, романтичный и безответственный. На самом же деле всё произошло следующим образом: когда "Наутилус" вырвался из воронки Мальстрима, капитан Немо и его команда в ужасе схватились за голову. И, если честно, было отчего. Пуп Атлантического океана, отпустив людей, припас им напоследок серьёзный сюрприз. Оказывается, не просто из воронки Мальстрима они вырвались, если бы только это - пол беды, но вырвавшись из неё, они вырвались гораздо дальше чем предполагали, значительно гораздо дальше. Так уж получилось, что покинув бездну водоворота, они мимоходом нарушили несколько фундаментальных законов физического мира, и вынырнули уже не в своём пространстве-времени, а в чужом, совершенно им незнакомом, то есть, не во второй половине девятнадцатого века, как полагалось бы, а где-то в начале двадцать первого. Мальстрим - штука опасная, нелинейная, с ним ухо желательно держать востро, причём, оба одновременно. Шутка ли, почти полтора столетия, как корова языком слизала.
Очутившись в начале двадцать первого века экипаж "Наутилуса" и его капитан охуели. Не успели всплыть на поверхность, как сюрпризы посыпались один за другим, как из рога изобилия повалили разные сюрпризы. Тут тебе и белоснежные монбланы океанских лайнеров, и яхты какие-то баснословные, и независимая от всех Индия, и неприрекаемый авторитет седьмого флота Соеденённых Штатов и мировые претензии Поднебесной, и ещё много-много чего другого. И всё это навалено без разбора и слиплось в одну большущую кучу - большая слипшаяся куча двадцать первого века. Как уже говорилось, всплыв, капитан Немо и его команда в ужасе схватились за голову и, между нами говоря, правильно сделали. Я бы тоже схватился, вынырни в чужом и неправильном для меня континууме. Трудно во всём этом жирном и липком разобраться человеку постороннему, тут любая голова пойдёт кругом и у капитана Немо тоже пошла.
Глобализация, наверное, - хорошая вещь, соображал на досуге капитан Немо, только с её приходом как-то заметно поубавилось старушки Европы. Немо даже невольно сгрустнул по этому поводу. Вредной, конечно, она была, но если сравнить с современными государствами, претендующими на мировое господство, то в общем ещё и ничего, вполне терпимо даже. Оказывается, на их фоне не такой уж и вредной была Европа, не такой уж и жадиной. Во всяком случае, в те времена была она не лишена налёта смешного и замшевого благородства. Жаль, что теперь её так беспардонно оттирают на задний план, задвигают в музейную глушь мировой периферии. Как по мне, думал капитан Немо, лучше старая добрая травоядная Англия, чем всё перемалывающий, муравьиный Китай.
Индия капитану Немо тоже не понравилась. Приплыл он однажды туда поздним вечером, сошёл на берег и не узнал - капец. По карте вроде как Индия, а на деле Индией и не пахнет. Вернее, пахнет, ещё как пахнет, но только запах - единственное, что от неё, ненаглядной, осталось. Запах поголовной нищеты и тотальной антисанитарии. Ступить некуда, всё побережье загажено противопехотными минами человеческих экскрементов. Казалось бы, уже столько лет независимости, а общественных сортиров хоть шаром покати. Не строятся почему-то туалеты, а вместе с ними и справедливое общество тоже. Всё те же ссохшиеся коровьи лепёшки, тысячелетние мухи и люди, срущие наобум.
Нет, не понравилась Индия капитану Немо, разочаровался он в ней, не такой судьбы желал он для своей горемычной родины. В отчаянии Немо даже решился двинуть свою кандидатуру на выборы, да только регистрировать её никто не стал, причём, не стал на вполне законных основаниях: полтора века где-то шлялся за пределами Индостана, а теперь свою кандидатуру сунет - чёрта с два. Обиделся капитан Немо на местную демократию и на всю неблагодарную Индию тоже затаил обидку. Вернулся обратно на свою подлотку и крепко-накрепко решил: больше на обхезанный индийский берег ни ногой.
От нечего делать начал он тогда плавать по разным, подвернувшимся под руку океанам; то в одном поплавает, то - в другом. Только плавалось как-то без прежнего энтузиазма, должно быть, не те океаны пошли. Те, милые его сердцу, остались в девственном девятнадцатом веке, а эти - напрочь другие: полные нетленного пластика, треснувших по швам танкеров и вымирающих видов. Редко когда "Наутилус" оставался один, куда бы он не заплывал, всюду об него спотыкались впечатляющие громадины современных контейнеровозов. Даже на глубине, куда капитан Немо погружался в поисках уединения, с ними нет-нет да и сталкивалась какая-то случайная атомная субмарина, у которой, как правило, всегда отсутствовало настроение. Современные субмарины не любили капитана Немо с его отсталой подлодкой, мало того, что они путались под ногами и являли собой вчерашний день, так ещё и лезли куда не просят, в самые горячие точки, где и без них негде было упасть яблоку.
Вынырнув в двадцать первом веке, капитан Немо не изменил своим принципам, во всяком случае, старался им следовать в новых для себя обстоятельствах. Как и раньше он стал на сторону всех угнетённых народов. Да только двадцать первый век и тут отличился. В славных традициях классической колониальной системы произошли необратимые перемены. Изменился не капитан Немо, изменились сами угнетённые народы. Хотя кто его знает: может с народами непорядок, а может - с их угнетением. Да уж, не то нынче пошло угнетение, смотреть тошно. В позапрошлом веке угнетались как-то попроще, по-солиднее угнетались, без шарканья и реверансов. Казалось бы, угнетаются да и угнетаются, что тут выдумывать велосипед, ан нет, не всё так однозначно, угнетение угнетению рознь и капитан Немо почувствовал это на своей шкуре.
Среди всех порабощённых народов, самыми порабощёнными считались племена несчастливого чёрного континента. Капитан Немо не понаслышке знал, что африканские народы нуждаются в помощи и он им, стоя на палубе "Наутилуса", руку этой помощи протянул. Ничто не предвещало нежданчика, но в двадцать первом веке, по-видимому, ничего не бывает просто так. Случилось непредвиденное: когда он эту самую руку помощи протягивал, на него вдруг напали худющие сомалийские пираты с автоматами на голое тело. Тоже, надо сказать, люди вполне угнетённые, но угнетённые самым необыкновенным образом - угнетённые и вооружённые до зубов одновременно. Капитан Немо был не готов к такому повороту событий, у него одно не клеилось с другим. Произошедшие исторические перемены оказались ему не по зубам: хотел протянуть руку помощи и чуть было не протянул с ногами вместе. Стреляя из безотказных постсоветских калашей, парадоксально угнетённые сомалийские пираты едва не захватили "Наутилус". Хорошо, что Немо догадался срочно погрузиться и безоглядно сбежал на самое дно соответствующего океана.
"Они там наверху, что совсем охренели?" - спрашивал себя капитан Немо, находясь на дне. Такой западлянки от порабощённого народа он никак не ожидал. Именно тогда Немо и начал злоупотреблять алкоголем, который лично варил из богатых на хмель глубоководных водорослей. Бухло получалось отменным, не хуже брэндового, шотландского. Экипаж сутками не видел своего капитана, проводившего это время в своей каюте за бутылкой самопального вискаря. Выйдя из запоя, Немо по старой привычке всплыл на поверхность и тут же распустил команду на все четыре стороны. Я, говорит, разочаровался в человечестве и ничегошеньки больше не понимаю, выкручивайтесь сами как знаете. Подавляющее большинство послушалось капитана и разбрелось выкручиваться кто куда. Капитан же Немо предался меланхолии и обильному возлиянию. Знатную свинку подсунуло ему грядущее. Иногда, находясь под сильной мухой, он выпускал на щеку горючую слезу и мычал себе под нос старую кришнаитскую песенку, которую в детстве ему напевала индийская матушка.
Не зная чем заняться, капитан Немо продолжал по инерции бороздить мусорные моря. Он посещал разные уголки планеты, многие из которых потом не мог даже вспомнить, пока однажды по пьяной лавочке не напоролся на трёхэтажную яхту российского олигарха. "Ты что, падла, беспредельничаешь, - услышал капитан незнакомую речь русского. - Рамсы попутал?". Олигарх выглядел несвежим и носил авторитетно-криминальные наколки. От него разило перегаром эпической мощности, куда Немо. В его речи капитан почувствовал совсем другой мир, угрюмый и хтонический, к которому язык Пушкина и Толстого не имели никакого отношения.
Капитана Немо скрутили и продержали в трюме олигарха несколько бесконечных суток. Среди ящиков с дорогущим шампанским он ежедневно умывался собственной кровью. Русские с удовольствием и по очереди избивали старика до полусмерти, пока не почувствовали, что он беден, как церковная мышь. Поняв, что денег у него действительно нет, они нехотя отдали капитана в руки испанского правосудия. В его руки он попал уже с раскоканной рюмочкой наливного глаза и отбытыми почками. Русский язык капитан Немо запомнил надолго, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Даже за стенами адалузской тюрьмы ему нередко снился великий и могучий, озверевшие слова которого метелили капитана налитыми кувалдами своих кулаков. После таких снов (слов) Немо просыпался с отчётливым ощущением, что русская культура его обманула.
В тюрьме оказалось легче чем в трюме российского олигарха, но ненамного, всё-таки тюрьма. В ней капитана Немо однажды посадили на перо, должно быть, по ошибке, а может и нет, может русский олигарх таким образом сказал своё последнее слово. Слава богу, посадили не очень глубоко, нестарательно, так что рана скоро заросла мясом и стала обыкновенным шрамом, очень похожим на сварочный шов. Немо отсидел три года за порчу чужого имущества и вышел на свободу уже заядлым инвалидом. Оказавшись на свежем воздухе, он перво-наперво побрёл на пристань, где его дожидался верный "Наутилус", похожий теперь на старую консервную банку. Те немногие матросы, которые оставались с капитаном до его заключения, тоже не выдержали и разбежались в разные стороны, продолжать жить. Подлотка за это время основательно проржавела и перестала производить хорошее впечатление. Матерясь, капитан Немо, с грехом пополам, вышел на ней в воды мирового океана.
Дальнейшая судьба капитана полна тумана. Многие его видели, то там, то сям, но был ли то капитан Немо или его мифический образ понять уже невозможно. Постепенно капитан Немо превратился в призрак самого себя. Ходили слухи, что он и его подлодка до сих пор скитаются по бесчисленным фотогеничным лагунам Полинезии. Согласно им, капитан Немо окончательно завязал с сушей. Он больше не сходил на берег, а, свесив ноги с палубы, и закинув гнущееся удилище, ловил мелкую рыбёшку, подобно вышедшему на заслуженный отдых персональному пенсионеру. Другие говорили, что он стал непревзойдённым контрабандистом и теперь с помощью "Наутилуса" переправляет груз тяжёлых психоделических веществ на восточное побережье североамериканских штатов. Иные же божились, что встречали капитана Немо в самых венерически неблагополучных районах злачного Бангкока. Мол, он давно пробухал свою подлотку и теперь существует за счёт подачек снисходительных трансгендерных блудниц.
Двадцать первый век его обманул, что поделаешь, не созданы они друг для друга - ни этот для того, ни тот для этого. Возможно в веке двадцатом он бы ещё привился, но на улице бушует Мальстрим третьего тысячелетья и какой капитан Немо смог бы сдюжать столь зубодробительный перепад эпох. Негоже перепрыгивать через голову столетьям. Как оказалось, даже для подготовленных душ это всегда чревато. Недаром многие клялись, что стали свидетелями последних часов капитана. Одни из них настаивали, что, будучи в сильном подпитии, он неосторожно свалился за борт и утонул в любимой стихии, так и не поняв, собственно, что произошло. Другие - что капитан Немо, со словами "прости меня, вежливая королева Виктория" сам шагнул с палубы "Наутилуса" и добровольно канул в глубину и вечность. Что тут скажешь: мифы, мифы. Не знаю, канул ли капитан Немо в вечность, но в лету он точно не канул. В коллективном сознании человечества он-таки не пропал бесследно.