|
|
||
Я никогда не жил во Фракии и не ходил во фраке я, как впрочем, и в сюртуке, и не гадала толстая цыганка мне по непонятной руке, и под квадратным египетским портиком банка я не хрустел своими ста франками зимним хрустом, ну разве что гривнами, и как подобает осенним римлянам я никогда, никогда не блистал добродетелью, и в тунику богатых родителей не бывал никогда разодетым я, латинянка на грудь мне клала свою прагматичную голову и в Пергаме златом не вдыхал ароматы фруктовые; с миром державным был связан я лишь умозрительно, не почитал я поэта Державина, но завидовал тем кто носил безупречные кители, и на полковников вечно глядел исподлобья, не по-доброму, словно вдруг оказавшись на месте лобном. Так почему же, кровь и горечь отхаркивая, снится мне до сих пор грубошерстная Фракия, не парламентская фракция, нет и не громкие сладкие фрикции, и не па балерины Майи Плисецкой, а земля где не жил никогда и не плакал я одичавшая в вереске, мятная Фракия с горьким городом Адрианополем, лжеклассическим женственным куполом тропки к коему были протоптаны многими очень шумными толпами, многими топчущимися народами: дакками, гуннами, дикими готами - хмурыми пасынками Природы. Может быть потому, что глядя на небо, вижу не небо, а скользкую чёрную ласточку, что привольно скользит над житейской опасностью и над тем полустёрнтым из памяти городом - ласточка гордая - по которому бегает с громкими воплями или носится вслух припеваючи детвора конопатая Адрианополя: эпохальные девочки, эпохальные мальчики.
|