Мой отец никому не смотрел в зубы,
был прямолинейным и даже грубым,
порол правду-матку
и где надо и где не надо,
не гнал порожняк, не любил шоколада,
если нужно - мог дать и по шее
или заехать кому-то в неприятное ухо,
подобные отношения 
были вполне в его духе.

Но если говорить в общем - его уважали,
несмотря на то, что он был не местным
и если не любили, 
то, как минимум, относились осторожно
к его шуточкам армейским
и не лезли, лишний раз, на рожон.

Даже сейчас, те кто были тогда детьми,
вспоминают его хоть и насмешливо,
но и с уважением тоже,
даже более уважительно чем насмешливо,
в целом положительно подытоживая
всё им прожитое,
его матерщину многоэтажную,
его склонность к сочному эпатажу.

Увы, я не вырос похожим
на своего отца - прошу меня извинить -
наследственность на мне отдыхает,
словно на каком-то генетическом острове Крит
или на Гавайях.

Я не стал таким же дерзким
и не могу представить себя борзым,
всё это из другой оперы,
той где в компании диетической Опры
разглагольствует совершенной не мой Пьеро.

Я не оправдал его доверие
и живи я хоть на Марсе или на той же Венере
я всё равно не взобрался бы на пьедестал
и не стал бы
достойным уважения Николаевичем,
а остался бы ни с чем,
ни с чем и останусь
пока не раздуплится смерть и не финиширует старость.

Восстань отец из мёртвых
и пополни собой ржавые когорты
плохо дисциплинированных, американских зомби,
он бы
взглянул на меня остатками зрения
не уважительно, а скорее с презрением,
брезгливо поморщив нос,
и не стал бы жрать мой паршивый мозг.