Вернувшись с утренней пробежки, Маск принял контрастный душ и надолго приник к зеркалу, рассматривая попеременно то сизо-чёрный передний зуб, то пепельно-бурую седину темени со все четче обозначающейся пролысью. Гримаса неудовольствия лишь прибавила морщин, и привычная тягучая тоска спеленала грузным саваном безысходности. Ложку касторки в горький коктейль уныния доплеснула его бывшая вторая гражданская, что встретил Маск по дороге домой. Она как раз улетала к матери в Париж на деньги нового русского мужа своей дочери, - похвалиться четвертым внуком. Внуком! Маск же до сих пор, как величайшую драгоценность, ревностно оборонял крепость сладостно-беззаботных грёз подающего надежды дарования, под девизом: "ВСЕ ВПЕРЕДИ!"на знамени розового шелка. Однако, всё, коему полагалось, по мнению Маска, явиться самому собою, явно запаздывало. В ответ непризнанный гений надел маскунепробиваемой самодостаточности, да так и назвался, не подозревая о другом значении выбранного псевдонима*.
Громко вопия на всех перекрестках "Я не бегаю за женщинами!", Маск на деле панически боялся услышать отказ, и будто играл с ними в жмурки, замечая лишь купавшихся в океанах оваций и софитов шоу-див, вряд ли подозревавших о самом существовании Маска; остальных же откровенно презирая и представляя в виде безликой массы "колченогих кикимор", не достойных ни взгляда, ни доброго слова.
Не первый десяток лет блудил Маск витиеватыми кренделями да заломистыми зигзагами в поисках неземного идеала (не отдавать же себя, любимого, кому попало за здорово живешь!) - но все было не то. Ежегодно по весне вылетали на улицы новые сонмы юных прелестниц, одна беда - простодырые дурочки перевелись, каждая хотела быть единственной, и не только ночью, а также норовила со временем непременно прибавить пару сантиметров в бёдрах, чем пробуждала в душе Маска тщательно скрываемый им, заложенный в глубоком детстве и до сих пор неизжитый страх физического одряхления. По жизни исповедуя теорию полос, Маск пересиживал благополучно черные под крылышком какой-нибудь сердобольной вдовушки, коих к настоящему моменту насчитывалось шесть; последняя была настолько сердечна и больна, что незадолго до смерти успела отписать квартиру вовремя догадавшемуся выказать преданность любовнику; так, вместе с должностью начальника охраны банка, Маск стал, наконец, завидным женихом на выданье, и в начале июня 2018 года в бульварной газетенке среди прочих можно было прочесть объявление за N 2567/987: "Требуется тин-модель скандинавского типа, девственница с большим сексуальным опытом, почитающая за счастье полное подчинение и принадлежание. Фото рачком.".
Маск был немало удивлен, когда через пару недель из домашнего факса, тарахтя и потрескивая, выполз полуметровый лист бумаги с изображением во всю длину жирного, клешнястого омара. Послание содержало лаконичную подпись ; 12.06, мТ-я.-З. 15-00. цз. Т. и было адресовано: "в ответ на Ваш N...". На ресторан, что ли, губу раскатала? - озадачился Маск, - пли подавай ей ...,еще чего! Небось, и не красавица!
* Маск(mask) - червяк (шв.)
2.
До назначенного срока оставалось полтора часа; наскоро намарафетившись, хлебнув для верности из пузатой темно-синей фляги, Маск вышел из дома и как бы ненароком, гуляючи, отправился на свидание. Лето в этом году выдалось раннее, а мода странная. Щеголяли без различия пола и возраста, на полуметровой платформе, самые смелые раскатывали на роллер-варах ( в платформу вмонтированы три колесика - и в добрый путь!) Только было бына кого смотреть - сплошь плюгавые недомерки да зачуханные квашни, тьфу! И те - неслись, задрав хвост, по своим делам, - ноль внимания на великолепного Маска: белый льняной костюмчик, золотистый галстук, дорогое сияние запонок; - решительно, мир сошел с ума!
- Ну что, Маск, как семейная жизнь? - в вымученной улыбке выщерил навстречу Маску три с половиной догнивающих резца бывший соблудодей его похождений, Старый Пулюль.
Старый Пулюль так опасался однаждыоказаться сколько-то там летним, что сразу, смолоду, стал зимним, усвоив себе примороженный взгляд, нутряное гундосенье и напускное выражение таинственной многозначительности; в целом являя собой образчик банального мудака, чья непрестанная нылость вкупе с раздолбайством поначалу вызывали у окружающих неизменное снисхождение, как к юродивому; потому редкое, с претензией на римское величие, имя Паллий так и не выросло у него из детски-короткоштанного Палик, а затем расплюснулось в Пулюль, ввиду пристрастия к возлияниям. Всякий, знавший Старого (это была фамилия) более месяца, обреченно махал рукой, - Пулюль, он и есть Пулюль.
- Да вот, тутка сама в койку лезет, - Маск по часам прикинул, что можно подзадержаться.
- Н-ну, смотри. Одно неосторожное движение, - и ты отец! - спошлил Пулюль, - М-Маск, ты, м-м.., это, н-ну... купил бы мне полечиться, что ли?
- А сто рублей когда вернешь? - вяло огрызнулся Маек, не надеясь, впрочем, на сколько-нибудь скорую встречу с некстати выданным кредитом.
- Нуп-туп-гуп, - нечленораздельно загнусил Старый Пулюль.
- Черт с тобой, - плюнул Маск. Он приобрел в ближайшем ларьке первое попавшееся бухло, и теперь ловил в оба уха, вперемешку с утробным бульканьем, фирменный пулюлевский понос о кознях евреев, поставивших крест на карьере честного человека, а также о потере любимого сыночки, бывшей гордости столичной школы N65*, вместо назначенного ему Богом мэрского поста мотающего второй срок за кражу в супермаркете.
Так давай ко мне, Палик, - предложил Маек, - я теперь не последнее на фирме лицо; звёзд с неба не обещаю, но будка и кость - верные, если возьмешься за ум.
- Ну, ты же знаешь, - Пулюль делал последние шумные глотки, - мне нужны условия, скажем, заводиком в Эмиратах руководить бы я мог, - он с трудом ввернул опорожненную бутыль в сетку, донельзя распертую полутора десятками других, и, кряхтя, засеменил к припаркованной за углом, некогда иномаристой, развалине, на которой - куда только смотрит ГИБДД ? - умудрялся ездить последние двадцать лет с разбитым передним стеклом, да еще по фальшивой доверенности. - А вино у тебя дрянь! - глумливо гаркнул издали Пулюль, хлопая багажником.
* школа N 65-- спец._ испанская
3.
Уже полчаса вокруг не наблюдалось ни одного приличного кадра; Маск нетерпеливо ёрзал на скамеечке в центре зала и собрался было подумать о том, как ему тоскливо, но был накрыт целиком оглушительной волной колдовского, пряного аромата; и сейчас же навстречу этой волне начал стремительно воздыматься девятый валнеукротимого вожделения. Ошеломленный , Маск едва смог поднять взор. Он увидел... ножки, каждую из которых можно было обхватить одной ладонью. Произрастая из ступней тридцать четвертого размера, они уходили в головокружительную высь и терялись в нежно-лиловых облаках кружевной мини-юбочки. Чудо-конечности покачивались, и среди них угадывалось... то самое, чего не имела каждая из сорока царь-Никитиных дочерей. Самое то( покрывали реденькие салатовые волосики, парочка из них, кудреватых, вилась чуть ли не до середины бедра, три белые живые лилии благоухали, вплетенные в этакий невиданный локон.
От-т эт-то вещщщщь\- было последнее, что подумала голова Маска. Далее распоряжалась головка, н уже в следующее мгновение дала Маску понять, что если он не овладеет супервещью - его жизнь прожита напрасно. Опустить, чуточку приласкать и затем по капелькам, по методично обнадёживать - вот та формула , что позволяла Маску до сих пор беспардонно манипулировать намеченными жертвами. Но сначала -- жестко и безжалостно сбить спесь, по предположению Маска, немалую, для каковой цели он решительно кинулся в бой:
- Не ломайся, телка! Тебе, как минимум, за двадцать, через год-другой кому нужна будешь? А я бы мог осчастливить, - выдал хорошо отрепетированную фразу Маек тем снисходительно-небрежным тоном, каким обыкновенно знакомятся старые селадоны. -- Тебя как звать-то?
Тимафа, - словно из другой галактики рассыпалось стеклянист щебетанье. На таких частотах, говорят, возможно, дельфины. - Ты, тяня, - плекс!*
"Ты, дядя, блеск!"- ослышался Маск. Так-так! Оценила, куда денешься! Общаясь с современной молодежью, Маск- ностальгически вспоминал| "поколение pep.si". Ввернешь пару раз "типа" - и в доску свой! "Поздец тяня, не задался, - тиви или тиси*.", - сделала вывод Тимафа, и, пропищав "Куда?!", запрыгнула с Маском в левой руке на крышу \
подошедшего метропоезда, в раскрытые двери которого порывался войти новоиспеченный дружок. Маек и ахнуть не успел, как состав исчез в пасти туннеля, лишь мелькнула на прощание слетевшая с Тимафы юбочка, залепив глаза какому-то раззяве на перроне. "Пригнись и нишкни", - высвистнула Тимафа. Маек-был намертво загипнотизирован её кукольным личиком 7-летнего ребёнка в ореоле невообразимо белых, собранных в высокий хвост, волос; роскошные груди конической формы, и, вероятно, каменной упругости, чуть не протыкавшие полупрозрачную черную кофточку, источали столь властный зов плоти, что бедра Маска помимо его воли, пришли в движение, все ускоряемое, резонирующее с раскачиваниями вагона.
* ты, тяня, плекс- ты, папаша(батяня), с комплексом - молод.жаргон
* поздец(поздний) - медленно пли совсем не соображающий,
тиви- трансвестит, тиси - транссексуал
4.
Приближалась станция. Стремительным броском Тимафа прижала острой пяточкой содрогавшуюся задницу Маска к раскаленной крыше вагона, одновремнно неуловимым движением сдергивая с него пиджак, и оба замерли, чтобы переждать остановку. Едва поезд снова вкатился в туннель, Маек расслабился и резко, обильно кончил. Потоки спермы устремились вниз, замутняя окна. Кто-то из запаниковавших пассажиров рванул стоп-кран.
Обернутый вокруг талии Тимафы пиждак доходил ей почти до колен. Оторвался цветок, - мрачно констатировала она, - жалко, в салоне наращивала, - и без перерыва запустила женский тест на вшивость: сирота-де я несчастная, болезная да одинокая. Для убедительности Тимафа выронила неподдельную слезу, припомнив свою отравившуюся газом мать, брошенную сластолюбивым папашей. "Бедные, бедные бабы!" - вздохнула она про себя при виде сразу же настороженно поугрюмевшего Маска, но тут же глаза ее зажглись лукавой искоркой: государственный штрих-код на правом предплечье клиента содержал восьмую черную двойку*! "Попался, натурашечка-дурашечка! Ты-то мне и нужен!"
От входа в туннель послышался топот и голоса. Какие-то люди - ремонтники или охранники -- спешили к остановившемуся составу. Пришлось спрыгнуть и чуть ли не на карачках пробираться в голову поезда, избегая попадаться на глаза уже вовсю возмущавшимся и обсуждавшим происшествие пассажирам. Миновав локомотив, парочка пустилась в галоп, так что перепуганные машинисты начали рьяно проверять друг друга на содержание алкоголя.
На бегу Маска, черт знает почему, понесло на откровенность. "Все мы, мужики, кобели, - и все тут!" Путь расходился. Короткое ответвление вывело беглецов на узкоколейку, где им удалось поймать автодрезину в надежде попасть хоть какому-нибудь выходу.
Через десять минут дрезина остановилась прямо напротив приоткрытой двери, из-за нее доносилась разухабистая музыка. Полыхал рубиновый свет.
- А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём!* - раздался очень знакомый Маску голос, - Милости прошу в Преисподнюю!
Перед изумленным Маском стоял сам Сатана- габаритный, с рогами, вилами, хвостом и окладистой черной бородой.
Вам какого чёрта? -- вопросил он, - выбирайте.
Повинуясь невидимому знаку, немедля выстроились по росту чертяки всех мастей и размеров, но Маск все пристальнее вглядывался в дьявольскую харю.
- Агри, Толстой, не узнаешь?
- Маск! Какими судьбами? Ужель в Думу выбрался? Работать, мужики! -- скомандовал он подручным. Те удалились, - Ну, пошли, попарю на славу. Публика тут, видишь, чистая. Никакой шушары, а поговорить не с кем. Толстой любил некогда сыпать цитатами из Льва Николаевича. Агри же было памятью о добросовестной, хоть и незавершенной попытке выучиться на агронома. Шеф-то мой, знаешь, кто? Женьку-Жара припоминаешь? Его еще Пулюль поволжским евреем звал. И вправду - с Миркой на земле обетованной. Сюда наездами, раз-два в год. Пива зато - залейся!
Фактурный, почти былинный облик Жара всегда был предметом потаённой зависти Маска. Тимафа не проронила ни слова. Агри же без умолку продолжал:
восьмую черную двойку* - кодировка пола. 1~женщина.2- мужчина, черн. -природный пол, красный - измененный А я говорю вам* - Дгпн цитирует эпиграф к "Крейцеровой сонате" А.Н.Толстого
5.
- Вот и котелки. Вместе вам, или индивидуально желаете?
Каждый котелок поделен был непроницаемой перегородкой на три отделения, и Агри опытным глазом определил, что Маску довольно одного, а девушке - не менее двух, а то не поместится. В соседних котлах, под неусыпным вниманием банщиков-чертей расслаблялись: президент ЦБ, спикер Думы, бульонил престарелые кости бывший мэр и проваривала студень легендарная звезда, давшая имя целой эпохе.
Тимафа распорядилась позвонить в бутик заказать что-нибудь из одежды, и, быстренько разоблачившись, засела в горячую воду. Улучив минутку, Маек извлек из кармана рулетку и замерил чулок своей пассии. Длина ее ножек составляла два метра! Не помня себя от счастья, Маск принялся усердно намыливаться в предвкушении блаженства обладания идеалом.
Одежда была доставлена через час. Довольную, сияющую чистотой чету
A гри лично проводил к одному из скрытых от посторонних глаз выходов, куда предварительно подогнали старинный, но белый и очень протяженный, с густо тонированными стеклами лимузин, как раз такой, в какой могла поместиться Тимафа. Растянувшись на животе и ни о чём не раздумывая, она без проблем дорулила до одного из тихих переулочков Измайлова, где прежде находился Дом культуры, а ныне процветал престижный стрип-клуб.
Приплясывая от взыгравшей потенции, Маск порывисто захлопнул дверь, едва они вошли в квартиру. Весь потолок спальни был испещрён разноцветными следами крошечных ступней. Тимафа впервые объяснила на человеческом языке:
- Для чего ты, тяня, живешь? Молчишь? А я вот - для любви. И, когда кончаю, танцую на потолке.
Необычный, обитый кожей столик, низенький и вытянутый, помещался посередине комнаты . Водном из его углублений , в погруженном на треть аквариуме с металлическим ободком висели в толще воды пучеглазыми дисками невзрачные рыбёшки. На дне покоилась груда драгоценностей. Два углубления, симметрично расположенные на другом конце столика содержали в себе горшки с кактусами-шишками. У четверенное, под желтым покрывалом, ложе занимало половину помещения.
Ранки, маси*, - вновь перешла Тимафа на новояз, - Щвеццербанккрут!*- Она уселась на диван и принялась раскрашивать ступни тенями и помадами.
- Хватит строить из себя! -- не выдержал Маек, - Давай рачком!
- Не выйдет, - безапелляционно заявила Тимафа. Однако, требуемую позу приняла.
И как права оказалась! Цель и средство наслаждения разделяли какие-то жалкие двадцать сантиметров, оказавшиеся непреодолимыми для Маскa, сколько он не подскакивал , даже подушку подставил, но немедленно сверзился на пол, чем еще больше опозорился.
- Мастер спорта по пискетболу , - съязвила Тимафа.
- Минет хочу, - объявил Маск, - А сколько, всё-таки, тебе лет?
- Без анкет, тяня. "Волшебную флейту" слабаю, но с пиплом*.
* Ранки, маси,- пираньи, маленькие (модные домашние питомцы в 2018 году)
*Швеццербанккрут - круто(надежно), как в швейцарском банке
*пипл.- писькин плащ ( презерватив)
* people- народ (англ.)
6.
"Наполеон", - ответила Тимафа и откупорила початую бутылку французского коньяку, плеснула по чутку в два низких итальянских бокала, подбросила по дольке лимона, и в сосуд Маска (или это ему померещилось?) сбрызнула с её изящного мизинчика рубиновая искорка.
Глоток удесятерил ощущения, комната исполнилась мерцающими бледными радугами. Тимафа без затей распласталась на спине, кивком головы указала на торчащие, подобно молочным бутылочкам, необычайно длинные и узкие у основания груди.
- Держись крепче, -- скомандовала она, - Поехали!
Маск ухватился; лёгкое поначалу покалывание прожгло его насквозь. Он бешено заработал тазом. Снизу его поджигало и подталкивало так, что взвивался соколом чуть не до потолка. Тело наэлектризовалось, будто готовое к взрыву заложенной в кончике члена бомбы; и вот исполинской силы ядерный заряд, как в замедленной съемке, выпустил разом всю энергию, вздыбилось багровое солнце, мёртвый прежде космос расцвёл оглушительным фейерверком непрекращающихся оргазмов! В один рвущий душу вопль освобождения слился финал трехчасовой симфонии сладострастных вздохов.
...Маск проснулся от сильного зуда в паху и обнаружил свое сокровище распухшим, кровоточащим, синяках и обрывках "пипл". Гудели и руки, красные, будто натёртые наждаком. Следов на потолке заметно прибавилось. Это ж надо, что шлюха сотворила; бросив взгляд на раскинувшуюся рядом сонную Тимафу, Маск почувствовал: что-то не так. И тут дошло. Идеальная во всех смыслах, но уже использованная, модель потеряла интерес новизны, продолжение знакомства тяготило; что бы там ни пела головка, голова выступила на свою привычную вахту у святыни ВСЕ ВПЕРЕДИ. " Даже если ей восемнадцать, через год будет девятнадцать, потом двадцать, а там..." - дальнейшие мысли были столь устрашающи, что Маск поспешил спрятаться от них за сильнейшей головной болью.
Друзьям, тем не менее, следовало предъявить доказательства блистательной победы, и Маск приступил к делу. Он закинул одну ножку Тимафы на шкаф, другую на подоконник, уложил в пустой бокальчик лилии, и запечатлел полученную икэбану во всевозможных ракурсах.
- Порезвись напоследок, старый хрен, - отметила про себя вполглаза наблюдавшая за ним Тимафа. После седьмого щелчка она звонко муркнула, как бы просыпаясь. Маск замер, по возможности незаметно закатил камеру под диван, нырнул под одеяло и притворился спящим.
Тимафа, не заботясь о прикрытии наготы, соскользнула с ложа, сбегала на кухню и через минуту вернулась со стеклянной банкой, где копошились загодя прикормленные усатые тараканы, опрокинула ее в аквариум, рыбоньки позавтракали. Из-под столика девушка выдвинула незаметный снаружи ящичек, с той самой хрустальной шкатулкой, которая Маску показалась лежащей на дне аквариума, и погрузила длинные пальцы в освежающую прохладу тонких платиновых колец, полюбовалась ими, выбрала себе одно, с мерцающим бриллиантиком на конце вытянутого мысика, пару серег, и устремилась к трюмо.
- Обручальное кольцо -- не простое украшенье' -- прощебетала Тимафа почти в полный голос строчку из популярной в 70-х годах прошлого века песенки. В зеркале отразилось искаженное смертною тоской лицо Маска, красавица с трудом сдержала хохот. Она расчесала свою умопомрачительно густую гриву,
заплела толстенную косу, нацепила малиновую юбчонку, и вновь уселась на диван.
7.
- Что, тяня, будем ... , - Тимафа помедлила, потянулась к шкафу, за сигарой и мундштуком.
"Платить? Жениться?! Нет, ой, нет!" , - терялся в догадках зашуганный Маек.
- Разбегаться, - завершила, наконец, Тимафа, прикуривая, - А трахаешься ты на редкость..., - она сделала невообразимо глубокую, долгую затяжку, поймала пробившийся сквозь шторы солнечный лучик на бриллиантик кольца, и, не спеша, прокатила блик по своему холёному пальцу, по миндалевидному лаковому ноготку, по длинному мундштуку черного дерева, до самого огненногс кончика обернутой блестящей бумагою сигары -- туда и обратно.
За это время Маек успел перебрать всю палитру возможных дифирамбов, от "недурственно" до "бесподобно".
- Однообразно. Осчастливил - и свободен, тяня! Да не куксись же, пусть тебе будет утешением мое неминуемое тридцатилетие! , - Тимафа встала и вышла, вскоре послышалось веселый шелест душа, Маск понял, что это единственная возможность ретироваться с наименьшими потерями. Он выгреб из-под дивана фотоаппарат и стал торопливо одеваться, приговаривая "ВСЕ ВПЕРЕДИ!". Всё, хотя и изрядно потрепанное, действительно было впередии с трудом умещалось в брюки. " Угораздило же связаться с "прости, господи*"! Еще неизвестно, что у меня впереди - триппер или СПИД. Скорее на обработку в КВД,- осенило Маска, и он пулей вылетел из дверей стрип-клуба с полузастегнутой ширинкой.
Когда Тимафа вбежала в спальню, посвежевшая, в объемном махровом полотенце, кавалера и след простыл. Мало озаботившись его отсутствием, девушка включила вебку и набрала набрала номер. Экран видеофона показан помятую со сна физиономию щекастого очкарика.
- Пари моё, Шуст! -- торжествующе воскликнула Тимафа, - Буду скачивать, дивись!
Нa том конце провода замешкались, учащенно задышали, затем сквозь треск эфира (Россия как-никак!) прорвалось:
- Ой!.... Уй!.... У!.... Пр-р-р-р-р-!.... Мать! ..А!... Автора! Находившийся в тот момент на месте зрителя мог бы наблюдать на экране ослеплённого наркотиком, распалённого похотью Маска, вцепившегося намертво в два кактуса и наяривавшего в аквариум с пираньями, норовившими куснуть шматочек плоти. Тимафа почти оплакивала муки дразнимых голодных рыбок, предусмотрительно ею двое суток не кормленных, но чего не сделаешь ради искусства!
- Тим, чем это ты его так, а?
- Не твое дело; на две тысячи сговорились, вот и изволь.
- Не жлобствуй, Тим. Будет и одной. Не первой свежести клиент.
- Кто бы сетовал. Кстати, возраст клиента в контракте не оговорен. Останови-ка кадр. Левее. Вот здесь. Возьми укрупнение. Штрих-код видишь? Двойка какого цвета? Бизнес есть бизнес. Жду,- Тимафа вставила пластиковую карточку в банкомат-приставку. Видеофон погас, зато по экрану банкомата пробежали вожделенные циферки.
- Есть! - удовлетворённо потёрла руки Тимафа.
* "прости, господи" - проститутка (собственное выражение Маска)
8.
Мог ли знать Тимоха Афалкин, бывший троечник, тихоня и увалень, совращённый десять лет тому назад в школьной раздевалке учителем физкультуры, какой тройной тулуп* с перебежкой извернет его жизнь на коварном льду судьбы? Прозревший неожиданно для самого себя, сразу после потери матери, уготованную ему в армии незавидную участь, он рьяно взялся за своё будущее; неизвестно, какого солдата потеряла "несокрушимая и легендарная", но, несомненно, кино и театр лишились большого артиста, - столь недюжинные способности проявил подросток Тимофей, убеждая многочисленных докторов в небо ходимости смены пола. Так, четыре года назад ушел в небытие юный гомосексуалист, взамен родилась пухленькая, пожалуй, даже, излишне, барышня. В память о прошлом новоперерождённая оставила себе экзотическое имечко, за которое также пришлось изрядно повоевать.
Как-то раз проходившая курс гормональной реабилитации Тимафа стянула из шалости в кабинете врача упаковку полупрозрачных розовых таблеток, да и употребила под любимый кофе. Через неделю с её рыхлым телом начали происходить удивительные метаморфозы: оно начало истощаться и вытягиваться, пока не достигло терперешнего состояния, зато грудь уменьшилась почти до нуля. Тимафа, однако, быстро поняла выгоды нового облика, без труда устроилась в стрип-клуб на работу, - тщеславные толстосумы охотно раскошеливались за возможность обозреть и ощупать двухметровые ножки, презрев брюзжание своих высокомерных половин; жить она устроилась здесь же, при клубе, подалее от посторонних любопытных глаз. Тимафа списалась также с Гинесс-агентством в США, копила на билет; недавно ответил известный продюсер. Оставалась одна проблема - сиськи. Их не хватало до куче тому образу, каким надлежало поразить Америку. В быту Тимафа носила резиновые особой формы, изготовленные на заказ, это был её маленький секрет. Совсем недавно Тимафе удалось найти и пластика, не шарлатана, который брался помочь. После операции следовало хоть месячишко где-нибудь отдохнуть. Именно на это и нужны были те две тысячи долларов, для которых пошла на пари Тимафа,
II вот они, родимые! В июле - ножи, в августе - юга, потом - Америка, Гинесс, Голливуд, и все то, что люди надеются: кто смиренно вымолить, кто усердно заслужить, кто вырвать силой, кто выплутовать с дальноприцельной хитростью, а судьоа-nроказница возьмёт, да и подкинет забавы ради такой вот незадачливой Тимафе!