Олейник Дмитрий Михайлович : другие произведения.

Обороты жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Порой тайны должны оставаться тайнами! Но что делать, когда прошлое не такое, как представлялось, а будущее не такое, как виделось? В руках трех человек оказывается необычный предмет, имеющий силу как над прошлым, так и над будущим. Но может ли он изменить настоящее?
  
  ДМИТРИЙ ОЛЕЙНИК
  ОБОРОТЫ ЖИЗНИ
  
   ЧАСТЬ 1 ПРОШЛОЕ
  В камне не было ничего необычного, кроме того, что это был не камень. Мы могли называть его как угодно красиво, превращая в предмет споров, но от этого он не становился ничем другим. Чуть больше футбольного мяча. Совершенно гладкий. Идеально круглая форма. Но это было лично моё мнение. Джек его видел по-другому.
  Мы провозились весь день, добираясь до камня, хотя целью был не он. В яме Джек зачерпывал мусор в ведро. Я сверху крутил лебёдку и вываливал содержимое в траву. Когда солнце коснулось края горизонта, Джек добрался до дна, вычерпав из колодца основной мусор, и вытащил камень наверх.
  - Что это? - спросил я.
  - Камень.
  Он отцепил от монтажного пояса трос лебедки и снял сапоги.
  - Похож на вулканическую породу.
  Я вертел камень в руках. Темно-зелёный цвет холодил пальцы.
   - Странное дело - я могу видеть сквозь него.
  - Как думаешь, это метеорит? - Джек стёр со лба пот.
  - Метеориты при падении плавятся, превращаясь в бесформенные куски.
  - Форма может быть любой.
  - Давай оставим разбор полётов на потом, а сейчас закончим дело. Темнеет уже.
  - Завтра. Внизу ничего не видать, да к тому же трос перетёрся.
   Солнце кривило тени, скидывая обломки света к неровным краям колодца. Июльский вечер принес прохладу, придавил жару к ногам, и по телу поплыл озноб, как бывает, если передержишь тело на солнце. За спинами в паутине вечера оседал дом. Похожий в своём существовании на кусок мусора, он смотрел на нашу возню пренебрежительно и надменно, пытаясь представить нас сиделками старого ворчуна, которому повезло с родственниками. И наша учесть была немногим лучше. Предстояло терпеть его стареющее тело, соображая как возможно исправить то, что собралось умирать. Или сделать вид, что нам это интересно. Окруженный с тыла тополями, он хвастался рослой травой перед фасадом и упирался взглядом в редеющий забор - видимый предел его владений. Трава, раскачиваясь в тенях, доходила до границы и останавливалась, любуясь культурой за порогом. В соседнем доме уже горел свет. Слышалась музыка, и, как по течению, из окон плыл аромат ужина.
  Мы снесли оборудование ближе к крыльцу. Накрыли брезентом, придавив концы валунами, и устроились под навесом, попав в крупу листовой тени. Я скинул сапоги и спустил лямки комбинезона. Ноги гудели. Руки ныли. Несколько мозолей на ладонях лопнули, пара ещё только расцветала красными волдырями. В моём понимании дача ассоциировалась с отдыхом, отталкивая работу на второй план, поэтому предложение Джека провести выходные на даче, было принято с восторгом. Его словам про то, что надо будет поправить забор и вычерпать из заброшенного колодца мусор я не придал особого значения, к тому же сказанное сияло на фоне пары ящиков чешского пива.
  Джек открыл бутылку и протянул мне.
  - Как думаешь, что это?
  Камень лежал у ног.
  - Обычный камень.
  - Обычным может быть кусок гранита, коих полно в оврагах, а к этому кто-то приложил руку и придал форму.
  - Прежние хозяева?
  - Я не знал их.
  - Отец не говорил, почему этот участок достался так дёшево?
  - Нет. В последнее время наше общение сводится к простым фразам.
  Я поднял брови.
  - Старые люди живут воспоминаниями, которые давят с каждым годом всё сильнее. Пытаются вернуть моменты, которые слишком дороги. Отец постоянно просит прощения, когда думает, что остался один. Мне кажется, он решил, что виноват в смерти мамы.
  - Ему нелегко.
  - Мне тоже.
  - Ты пробовал с ним поговорить?
  - Бесполезно. Он твердит, что ничего не смог тогда поделать.
  - О чем он?
   - Ты и сам знаешь: маме поставили диагноз в январе, она умерла в марте. Рак ещё никто не победил.
  Я сделал глоток. Пока мы работали, бутылки стояли в ведре, наполненном холодной водой. Вода нагрелась, а пиво приобрело температуру подтаявшего мороженого, когда каждая новая порция холоднее предыдущей.
  - Оставь его. Время хороший лекарь, он успокоится.
  - Надеюсь.
  Джек одной рукой сжимал бутылку за горлышко, другой гладил каменный шар.
  - Он скоро приедет. Догадается привезти съестного, как думаешь?
  Я повёл плечами. Горький вкус проваливался глубоко. Холодил внутренности.
  - Было бы не плохо.
  Отцу Джека участок достался совсем дёшево. Со стороны казалось, что прежний владелец спихнул его второпях, прогадав, как в реальной стоимости, так и в плане долгосрочной перспективы. Разрастающийся пригород прибавлял к ценам на подобные участки по несколько десятков тысяч в год. Джек как то обмолвился, что за последние пять лет, они восьмые владельцы этой дачи. Возможно, это объясняет полнейший упадок в плане обустройства быта и культивирования посадок. Последний владелец наслаждался травой чуть меньше года. Потом спихнул владение, словно выбросил старый носок, оказавшийся без пары.
  Вокруг нашего участка начали вспыхивать светлячки в дачных домах, выплевывая невесомые тени под окна.
  - И всё-таки что это?
  - Камень.
  - А если без иронии?
  - Камень. Возможно, он стоит неплохих денег, тогда поделим поровну.
  - Спасибо. Но мне кажется, в этом куске нет ничего ценного.
  Мы не сводили с камня глаз. По детски, боясь, что сосед заметит любопытство. Мне вдруг захотелось взять его в руки, погладить, ощутить поднимающийся холодок. Прижать ладони, попробовать, как долго смогу вытерпеть. Но я не успел. Джек опередил.
  Его прозвали Джеком со студенческих времён, и в наши тридцать с хвостиком он держал его как некую реликвию, дозволяя немногим касаться её. Он подходил для этого имени аристократичными чертами лица, атлетичной фигурой и басистым голосом. Унаследовал от отца шикарную шевелюру вьющихся чёрных волос, схожую с плотной шапкой. Но последнее время Джек сменился на Евгения Анатольевича, мужа и отца двух детей, преподавателя экономики в том самом институте, где и получил прозвище.
  - Как дела у Светланы? Видел их с Анной в Торговом Центре, но не было времени подойти и поздороваться. Анна стала совсем взрослой. Ей в этом году в школу?
  Джек не сводил глаз с камня. Прищурил веки. Зрачки расширились, словно он пытался высмотреть внутри нечто интересное. Махнув рукой, я прошёл в дом. В умывальнике чистая вода, на гвозде свежее полотенце. Я разделся, умылся, плечами ощущая силу дневного солнца. Кое-где кожа приобрела нездоровый красный оттенок, грозящий проблемами в виде сползающих полос. Пожалел, что под рукой не оказалось крема. Переодевшись, вышел и нашёл Джека в той же позе. Он сидел в комбинезоне, на запястьях засохли пятна грязи.
  - Хватит таращиться на него. Твой взгляд не придаст ему большей ценности.
  Он посмотрел на меня.
  - Извини. Просто задумался, да кое-что вспомнилось.
  Отложил камень.
  - Темнеет быстро. Если отец не появится через полчаса, я начну всерьёз беспокоиться.
  - Он взрослый человек, может позаботиться о себе. А ты лучше сходи в дом и умойся.
  Джек погладил камень, чей цвет поменялся с грязно-зеленого на темно-красный, словно цветущий закат прятался в его внутренностях.
  - Ты же не собираешься тащить это в дом?
  - Я не хочу оставлять его здесь. Вдруг кто возьмет?
  - Глупости. Кому нужен камень?
  - Мне.
  Спрятав его под мышкой, он вошел в дом. Я допил пиво, взял ещё и, скинув крышку, позволил горечи ополоснуть гортань и желудок. Вечер уже командовал землей. Обернул в безветрие и расстелил по траве успокоившуюся пыль. Воздух приобрёл сладковатый холодок, который на пару с хмелем придавал мыслям в голове хаотичный порядок. Мы сошлись с Джеком на первом курсе института. Не скажу, что между нами сразу возникла симпатия, но к концу первой сессии мы проводили вдвоём много времени. В том же году я познакомился с его отцом. Анатолий Максимович предстал высоким мужиком, широкоплечим и рукастым, похожим на подъемный кран. При первой встрече он сказал: 'Теперь я вижу, что Жорка нашёл настоящего друга!', а Джек скривил гримасу и заявил, что ненавидит это имя. С годами я узнавал Максимыча всё больше, выстраивая в голове образ как нечто 'целое и прямое'. Он говорил громко. Смеялся к месту. Требовал по делу. Маленьким изъяном был нервный тик у глаз. Порой казалось, что он не может избавиться от соринки, мешающей смотреть, но если это привлекало внимание сначала, то вскоре влилось в образ, став незаметным. Годы обесцветили его волосы и насадили лицо морщинами, придав картинке налёт старины и ценности, словно зеленоватый мох на монете нумизмата. Старик любил рыбалку, пропадая по выходным на водоёмах. Частенько прихватывал и нас, если позволяла учёба. Озеро Ик было любимым местом, и годы спустя, мы с Джеком решили, что было бы неплохо построить на берегу небольшой домик, где старик мог бы коротать время. Но он нас опередил, купив дачный участок. Казалось, что этим он хочет занять свои мысли после смерти жены. Но это было лично моё мнение.
  Темнота стала пышнее, похожая на махровый халат. Расположилась снизу, оставив верх гореть пламенем. Его отблески неуклюже пробирались на запад, зажигая по пути фонари. Прятали окна за шторами. Торопили людей. Наслаждаясь прохладой, я пил пиво, и мысли мои плыли по годам и возникающим образам, вычерчивая связывающие их дорожки. Я вспомнил выпускной. Пробежал по службе. Остановился на дочках Джека, двух милых погодках, хвастающихся золотыми кудряшками, и, сам того не желая, вытащил запретную для себя тему: в отличие от Джека я не был отцом, хотя мы с супругой этого очень хотели и старались. Она перепробовала много средств, высчитывая дни для лучшего зачатия. Я часть жизни провёл в клиниках, проходя тесты и сдавая анализы. Как бы там ни было, детская комната в нашем доме пустовала до сих пор. Жена объявила, что если не получается с ребёнком, она хочет взять перерыв и попробовать сделать карьеру в фирме. Честно хочу сказать, что это у нее получилось, так же как и то, что с тех пор мы немного отдалились, переведя наши отношения в разряд успокоившейся зубной боли. Хотя мне казалось, что она была со мной не до конца искренна. Возможно, скрывала какие-то проблемы. Если я должен был догадаться, то не сделал ничего, и поэтому мысли об отцовстве теперь вызывали чувства жалости к себе и зависти к Джеку. Я смотрел на его дочек и ловил себя на том, что отдал бы многое, лишь бы иметь хоть часть того, чем богат он. В такие моменты я себя ненавидел.
  Допил пиво и отправил бутылку к остальным, которые уже лишились своего содержимого.
  Звук пустой тары смещался с рёвом двигателя. За домом проходила дорога. Начинаясь за поворотом, она облизывала посадку тополей, окружающих дачный массив кольцом, и терялась в поле. Так получилось, что наш дом оказался крайним и с крыльца я видел часть дороги, свободную от веток деревьев. Это была обычная насыпь, укрытая гравием. В близкой темноте её контур щетинился выступами, похожими на шипы динозавра, и о том, чтобы развивать на ней скорость, не могло быть и речи. Но показавшийся свет фар прыгал по частицам пыли и утверждал обратное. Судя по габаритам и звуку, это был старый грузовик, выжимающий из нутра последние силы. Вывернул из-за поворота и стал приближаться, поднимая звуки выхлопа до границ боли. Пронёсся по открытому для моих глаз участку, и затем слился с тополями, производя такой шум, что казалось словно от тряски в его теле расшатались все механизмы. Он оставлял видимый след из пыли и дыма, становился крупнее и громче, расчерченный стволами и похожий на зебру. Замерцал вдали, показав зад, и когда должен был исчезнуть за посадкой, вдруг принялся визгливо тормозить, свернув в кювет. Запыхтел, зарылся в клубы пыли и затих, как уставший от полёта майский жук.
   Джек выбежал на крыльцо, смахивая с подбородка капли воды. Было видно, что он напуган и сбит с толку.
  - Что это?
  В воздухе висел звук разрываемого щебня, но теперь к нему прибавился ещё один. Почти невесомый. Похожий на остывающую ноту гитарной струны.
  - Может авария?
  Я шагнул с крыльца, но Джек схватил за локоть.
  - Не ходи один. Я надену рубаху и возьму фонарь.
  Я понял, что собирался идти босым. Надел туфли, заправил рубаху. Всматриваясь в остывающие огни, заметил движение, словно кто-то несколько раз пересёк дорогу.
  - Стас! Иди сюда!
  Я не двигался. Раздвигая темноту и тополя, пытался понять, что происходит.
  - Стас! - голова Джека кричала из-за двери. - Тебе стоит на это взглянуть!
  Если раньше камень ничем особым меня не впечатлил, то теперь я отдал ему должное. Ни я, ни Джек свет в доме не включали, но первый этаж купался в волнах радуги, снопами выходящими из каменного кругляша. Стоя в центре стола, камень переливался яркими красками, угощая темноту светом, которого я раньше никогда не видел. Он пульсировал и походил на ручную звезду.
  - Что ты с ним сделал?
  - Ничего. Поставил на стол и пошел умываться, а когда вернулся, увидел это.
  - Ты его ронял?
  - Нет!
  Свет бил пульсацией, ровными дозированными порциями, что заполняли помещение, но не торопились выходить вон. Радуга висела лишь здесь, освещая первый этаж, и я был уверен, что выше пары ступенек на второй свет не поднялся, словно имел границу и не желал её покидать. Висел на стенах живыми пятнами, играл красками и плыл по своему периметру, меняя узоры. Смотреть было приятно и притягательно.
  - Может он на батарейках и...
  Свет менялся от ярко-оранжевого до темно-алого, вырисовывая узоры. Они текли по неведомому маршруту, извивались и терялись в завитках, ложились на предметы обстановки, бежали по стеклам, нашим лицам.
  - Стоит всё же сходить и посмотреть, что там случилось?
  Я кивнул.
  Даже отойдя от дома на приличное расстояние, Джек оборачивался и всматривался в окна. Свет стал мягче, сменив тембр, но по-прежнему не покидал границ, и был так же силён.
  Мы пробирались через посадку. Поначалу расстояние до дороги показалось не таким большим, но пройдя сотню метров, мы не смогли достичь края живой полосы. Я воспользовался фонариком и светил под ноги, боясь запнуться о торчащие корни. Джек пыхтел справа.
  Метрах в пяти от насыпи тополя заканчивались металлическим забором, обозначающим владения дачного комплекса. Ржавые прутья возвышались на полтора метра и тянулись в стороны пропадающим в темноте строем, местами приседая к земле, а кое-где подпрыгивая на сантиметры. Джек взялся за выступающие сверху штыри, поднял ногу и в следующую секунду перешагнул через ограждение, едва не зацепившись отвисшей штаниной. С его ростом этот фокус выполнялся легко.
  - Ждёшь приглашения?
  Я осмотрел преграду и пришёл к выводу, что мне лучше остаться с этой стороны. Я не спасовал перед трудностью и не струсил перед неизвестным, просто строение моего тела переживало не самый лучший период, пополнив запасы на случай непредвиденных обстоятельств на несколько лишних килограмм. Получилось бы не очень красиво, если бы Джек вместо того, чтобы узнать о случившемся и предложить помощь, пытался бы снять меня с одного из ржавых шампуров.
  - Думаю, кому то надо остаться с этой стороны, на случай если придется позвать на помощь.
  - Я взял телефон.
  - Замечательно! Только кому ты будешь звонить? Знаешь номер хоть одного из соседей? Пока приедет профессиональная помощь, если вдруг она необходима, пройдет не один десяток минут, за это время может случиться непоправимое! Но находясь здесь, я смогу кого-нибудь позвать!
  - Считаешь, что случилось что-то серьезное?
  Я вспомнил звук, плавающий в облаке поднятой пыли и похожий на колебание струны, а скорее на отзвук человеческого стона, но сейчас темноту разбавляли только опоздавшие сверчки и шелест молодых листьев, ловящих ветер. Стоящую машину выдавали жирные раструбы желтоватого света фар, застрявшего в заборе, да тусклый пиксель одного заднего габарита. От места, где стояли мы, до заднего колеса было не более десяти метров, но все они вязли в плотном кустарнике, захватившем придорожную канаву, и для того, чтобы выйти к месту назначения, предстояло немного напрячься.
  - Думаю, всё обойдется. Может, кто немного перебрал и попытался добраться до дома, но это стоит проверить.
  - Хочешь, чтобы я пошёл один?
  Я кивнул.
  Джек выхватил фонарик и посветил мне в лицо.
  - Только никуда не уходи. Я мигом туда и назад. Если он пьян - заберу ключи и выпну на дорогу. Разбираться будем утром.
  Когда моё зрение стало воспринимать темноту, спина Джека исчезла из видимости, оставшись перед глазами светлым полукружьем, характерным для ослепленного зрачка. Я слышал его пыхтение слева от себя. Несколько не достойных фраз. Он ломал кусты, освобождая проход, и делал это рьяно и громко, достойно медведя. Луч фонаря прыгал и путался в тонких стеблях, выхватывая фигуру Джека на ломаные мгновения, а вскоре пропал совсем. Я остался в тишине и темноте.
  Не то, что бы я боюсь этих двух вещей, но они открывают внутри скрытые и затянутые паутиной дверцы старых ларей, в которых сидит первобытный страх, который мы научились подавлять лекарствами, в виде электрического света, астрономии и психотерапевтов (может, не совсем в этой последовательности). Он ничем не интересен и совершенно не впечатляет, когда мы находимся в паре с лекарственными ингредиентами. Но если они уходят раньше, чем мы закрываем глаза и погружаемся в сон, страх, помнящий пещеры и первые грозы, ровесник древнейшего сплетения нервных окончаний, старается вернуть былые позиции, обращая наивное сознание к ощущению мира другими, спящими чувствами. Иногда ему это удается, иногда нет. Но накрывшись темнотой, начинаешь ощущать себя мелким и жалким, признаваясь в такие моменты во всех слабостях. Разве нет?
  Через пять минут я принялся нервничать. Со стороны стоящей машины звуки упорно не желали возникать, кутаясь в темноту. Место действия проглядывалось плохо, сливаясь в один черный квадрат. После нескольких минут пристального наблюдения оно превратилось в декорацию дешевого фильма ужасов, оставленную на обеденный перерыв.
  Я позвал Джека. Осмелился повысить голос чуть выше шепота, но и этого хватило, чтобы сморщить нос, ругая себя за дерзость. Все происходящее вдруг навалилось осознанием глупой нереальности, похожей в своей сути на мешок из грубой ткани, накинутый на голову. Мир вокруг видно, но расчерчен он в туманную клетку сотканных волокон, а тебя не видно вовсе, словно ты отрезан от происходящего.
  Прильнул лицом к прутьям. Желая хотя бы сознанием проникнуть за преграду, закрыл глаза и вслушался в происходящее. Поначалу слух отказывался шествовать вперёд, обращая внимание лишь на то, что творилось сзади. Но постепенно я смог развернуть его в нужном направлении и принялся методично прочёсывать фон за клеткой, в которой оказался. Слушал тишину и вычёркивал то, что совершенно не подходило к сложившейся ситуации. Шелест листьев и глухие взмахи крыльев, биение собственного сердца и сдерживаемое дыхание! Отсеял возню какого-то грызуна в траве и фантомный скрежет оставшейся тишины, погрузив себя в идеальные условия, но ничего стоящего разобрать не смог.
  Потом услышал: 'О, Боже! Боже!'.
  Голос принадлежал Джеку, хотя возник не слева, где стоял автомобиль, а прямо по центру, в нескольких метрах от меня.
  Повысил голос и крикнул:
  - Джек! Эй, Джек! Что происходит?
  Было слышно, как он пытается мычать, складывая буквы в слова. До меня доползали полоски неразборчивых слогов, похожие на корявые письмена древних людей. Я решил, что настало время самому принять участие в неразберихе.
  Вытянул руки и нащупал пальцами край преграды. Сжал кулаки, ощущая под свежими мозолями чешую старой ржавчины. Попытался подтянуться. Поставил ногу на промежуточную перекладину, затем другую. Стоял, согнувшись пополам. Держался руками за верхний пруток, сейчас оказавшийся на уровне коленей. Предстояло шагнуть выше, отпустить руки и, балансируя на верхней жердочке, попытаться выпрыгнуть как можно дальше, молясь, чтобы штаны не зацепились за металл или я не наткнулся на кустарник с той стороны.
  Взял паузу. Перевел дыхание. Потом поставил ноги на верхнюю планку, отпустил руки и распрямился. Стоял, покачиваясь и раскинув балансиры. Ладони раскрылись и зашевелили пальцами, ловя равновесие. Потом я начал заваливаться вперед. Я не успевал оторвать ноги и прыгнуть - я падал!
  В нескольких сантиметрах от земли меня подхватили руки, не позволив потерять самоуважение. Это был Джек. Он поставил меня на ноги, поправил ворот рубахи и направил в лицо фонарь.
  - Ты как? В норме?
  Его голос дрожал и подпрыгивал от частого дыхания.
  - Да. А ты?
  Он убрал фонарь от моего лица и направил луч в темноту, указывая проложенный до дороги путь.
  - Не очень. Тебе самому надо всё увидеть.
  - Что там?
  Он покачал головой.
  - Ничего приятного.
  Толкнув меня вперёд, Джек сунул в руку фонарь и пошёл следом.
  Дорога начиналась с канавы, наполненной водой. Преодолев кусты, я ступил на гравий и принялся стряхивать с себя паутину и мелких насекомых, оседлавших брюки и рубашку. Потом увидел машину. Это действительно был старый грузовик, не современный монстр крупнотоннажных перевозок, а довольно милый и опрятный, похожий на ослика, и слово 'старый' подходило к нему лишь с той стороны, что касалась года выпуска. Со стороны внешнего вида он был очень ничего, но это при беглом взгляде и жалком освещения.
   У левого переднего колеса сидел человек. Молодой парнишка, с пышной черной шевелюрой, напоминающей шапку. Он сидел прямо на земле, поджав к груди одно колено, и, обхватив его руками, мерно раскачивался. С того места, где остановился я, трудно было оценить его состояние и понять, как сильно он мог пострадать, хотя никаких видимых травм я не заметил. И я не увидел повреждений у машины. Она едва съехала с дороги, а сзади, насколько позволяла темнота, тянулся видимый тормозной след колёс. Гравий словно раздвинули ладонями.
  - Привет. Ты как?
  Я сделал шаг и померцал фонариком, пытаясь привлечь внимание. Казалось, парень не контролирует происходящее, и это могло означать, что он пьян.
  - Что случилось? Ты что-нибудь сломал?
  Я присел перед ним на корточки.
  - Я, нет, - сказал он. - Она!
  Он указывал в темноту, в ту сторону, где молча стоял Джек, и его палец, его видимая часть ладони, его кисть, и манжет рукава были испачканы чем-то черным. Цветом, который в темноте приобретает кровь!
  Я повернулся к Джеку.
  - Идём друг, - сказал он, - я должен тебе что-то показать.
  Она лежала метрах в семи от того места, где остановился грузовик. Посреди дороги. Лицом вверх. Блуждая по телу лучом фонаря, я пытался дрожащими руками выхватить её всю, но тощий свет пугался и показывал только фрагменты, не давая полной картины. Одна нога была сломана и теперь покоилась под неправильным углом, показывая из-под надорванной кожи острый уголок окровавленной кости. Руки были спрятаны под спиной, но если я что понимал, то и с ними было не всё правильно. Лицо было затянуто кровавой маской и подмигивало белком правого глаза, вывалившегося из разорванной глазницы. Живот был неестественным и плоским, словно из тела выдавили всю сущность, и, повиляв фонарем, я понял, что не так: внутренности тянулись мертвым червяком по тормозному пути машины, очерчивая края.
  Ей было лет десять. И она была мертва.
  - О, Боже! О, Боже!
  Мой голос догнал меня в стороне, где я выблевывал на обочину ужин и выпитое пиво. Слышал свои слова и ловил взглядом вываливающиеся из меня остатки еды, попадающие в луч фонаря. Справлялся со спазмом и видел, как кишки разматывают узел и убегают вслед за колесом, и приступ наваливался вновь, выгоняя из нутра желчь и сок желудка. Упал на колени и закрыл глаза.
  - О, Боже!
  - Я ничего не смог поделать! Она была посреди дороги! Прямо по центру!
  Парень стоял на границе рассеянного света фар, словно боялся оказаться в полной темноте. Он был высокого роста, стройный, похожий на современных атлетов, хотя что-то в его образе казалось странным и неуместным. Может одежда или прическа, или всё сразу, но пока я не слишком всматривался. Поразило другое: по его щекам текли слёзы. Он обнимал себя за плечи, спрятав в руках пол лица, и заметно качал головой.
  - Она была посреди дороги! Одна! В темноте! Даже не испугалась, не дернулась, когда увидела меня! Просто смотрела, как машина приближается! Лишь подняла руки и стояла!
  Джек хлопнул меня по плечу: Ты как? Взял фонарик и подошел к водителю.
  - Ты сегодня не пил, парень?
  - Нет.
  - Наркотики?
  - Что?
  - Может, где завалялся косячок?
  - Я не пойму, о чем вы говорите!
  - Я говорю о факторах, парень. Они бывают смягчающие и наоборот. Первым делом тебя проверят, и, исходя из этого, будут строить версии.
  - Она сама бросилась под машину! Я ничего не смог поделать! Какие ещё версии?
  Я смог успокоить желудок и разогнулся. Темнота скрывала то, что я изверг, и в этом был её плюс. А ещё она хранила маленькую девочку, похожую на разорванную куклу.
  - Джек, это не наше дело. Надо вызвать полицию, они разберутся.
  - Полицию? - парень теребил локти. Его взгляд скакал с меня на Джека, с Джека на то место, где лежало тело. - ГАИ?
  - Это надо сделать, и как можно скорее. Не хватало, чтобы кто-нибудь проехал и увидел, что мы стоим и мило беседуем.
  - Он прав, - Джек ткнул в меня пальцем, - надо позвонить в службу спасения.
  - Меня посадят, - парень запаниковал, - меня посадят!
  Настала моя очередь смотреть ему в глаза. Я положил руку ему на плечо, оказавшись взглядом на уровне груди. На вид парню было лет двадцать или чуть больше, об этом говорило гладкое, без намёков на морщинки лицо, с ровными правильными линиями, до которых ещё не успели добраться года. И глаза. Хотя в них присутствовала неуловимая нотка наивности и юношеской глупости, ещё не стёртая обманами и реалиями, они не походили на глаза большинства молодых людей, что мне довелось наблюдать. Они не светились пустыми огоньками как у большинства балбесов современности, поедающих жизнь с соусом отрицания всего, что кажется им ненужным и лишним. Он смотрел прямо в глаза, разгоняя пелену слёз тылом руки, и было видно, что он не пьян и не под кайфом.
  - Послушай, тебя никто не посадит! Я уверен, что они во всём разберутся и вынесут верное решение. Посуди сам: ночь, дорога не освещена, ребёнок один, без взрослых. Ты говоришь, что никак не смог избежать этого, значит, так оно и было. Говори об этом. О том, что она выбежала на дорогу...
  - Так и было!
  - Ты не уехал, не бросил её, остановился и вызвал полицию...
  - Ты, наверное, не знаешь, но всегда виноват водитель, уехал он или нет. Меня, как пить дать посадят, и выйду я, когда моему сыну исполнится лет десять.
  Я оглянулся на Джека. Он стоял, повернувшись к нам спиной, и баловался с фонариком, рисуя на спине темноты яркие полосы, ходящие до тополей и назад. Я хотел попросить помощи.
  - Эта практика давно себя изжила. Суд рассмотрит все факты и вынесет решение. Максимум, что тебе грозит, это условный срок.
  Он покачал головой.
  - Меня посадят!
  Подошел Джек.
  - Как бы то ни было, ждать больше нельзя. В любую минуту кто-нибудь может появиться. Ты наделал много шума, и мы первые, кто осмелился прийти. Надо звонить.
  Я согласился. Ситуация стала напоминать плохо отрепетированный спектакль, где актёры не совсем понимают выданные им роли. Джек был прав относительно произведённого шума, и, представляя любопытство соседей как факт не оспоримый, не трудно было догадаться, что мы не единственные, кого он привлёк. Если не очень скоро, то в ближайшие минуты здесь будет полно народу, тем более, что видимый из дали свет фар, пачкающий темноту некрасивыми полосами, являлся маяком для любопытных глаз и показывал место сбора.
  - Хорошо, - сказал я, - но прежде... есть у тебя что-нибудь, чем можно её накрыть?
  Парень закивал.
  - В кузове кусок брезента. Есть ещё одеяло, но оно...
  - Думаю, брезент сгодится.
  Он запрыгнул в кузов, попав в самую гущу темноты. Мы с Джеком стояли лицом к лицу, прячась от ночи в луче фонаря.
  - Скверная история, - сказал я.
  - Да. Что будем делать?
  - Подождём приезда инспекторов и дадим показания.
  - Показания?
  - Ну, я видел, как это случилось.
  - Видел?
  - Я как раз смотрел в эту сторону, когда всё произошло. Конечно, я не видел, что случилось конкретно, но я мог бы... Джек, не напирай! У меня в голове полнейший разлад!
  Из кузова вылетел кусок брезента. Упал у ног, подняв стаю пыли, из которой возник водитель.
  - Вот, - он несколько раз сплюнул и отряхнул ладони. - Кто пойдёт?
  - Что значит 'кто пойдёт'? - спросил я. - Это должен сделать ты!
  Парень замотал головой.
  - Я не могу. Мне страшно.
  - А было не страшно, когда ты по ней проехал? - Джек повернулся, и они оказались лицом к лицу. В луче фонаря, что бил им под ноги, и тумане желтого света головных фар, что очерчивал их фигуры, они интересным образом были похожи, словно два изображения одного человека, нарисованные разными художниками. Мне пришла в голову мысль, что если бы я увидел их со спины в дневное время, то едва смог бы отличить.
  - Джек?!
  - Вы же не хотите сказать, что я нарочно по ней проехал? Вы что, с ума сошли?
  - Джек, он прав! Не стоит сейчас делать выводы! Это ни к чему не приведёт!
  Он сделал пару шагов назад.
  - Хорошо, извини. Но тебе самому надо это сделать. Тут вариантов нет.
  Я взял у Джека фонарь.
  - Я пойду рядом и буду светить.
  Парень еле заметно кивнул, подобрал с земли брезент, но с места не сдвинулся.
  - Сейчас, - сказал он, - дайте перевести дух.
  Он несколько раз глубоко вдохнул, раздувая грудь, потом бросил брезент и принялся закатывать рукава рубашки. Делал это немного торопливо, но спокойно и уверенно. Мне показалось, что если он выполнит сейчас это задание, то немного успокоится и станет соображать.
  - Пошли?
  Я направлял луч света под ноги, не решаясь светить вперед. Боялся, что раньше, чем подготовлю себя, смогу увидеть части внутренностей. Желудок помнил, как они выглядят и давал понять, что пока не готов к повтору. Хотя я был уверен, что крыть ему нечем: внутри я был пуст.
  - Спасибо.
  - За что?
  - За помощь. Вряд ли я один смог бы пойти.
  - А мне показалось, что ты уже успокоился.
  - Я когда увидел её на дороге, внутри всё оборвалось. Но мне казалось, что с ней ничего не случилось, что я как-то её объехал, как-то... а потом увидел лежащую... и не смог сдержаться.
  - Теперь ничего не исправишь.
  Она лежала там же, где мы её оставили. В той же позе. Так же смотрела на звёзды. Одним глазом. Теперь я смог рассмотреть лицо и нашёл, что она была очень миленькой. Даже красивой. Можно было подумать, что она спит, если не позволять взгляду спускаться ниже груди. И не замечать кровь, залившую лицо. И разорванную глазницу. Я помог растянуть слежавшийся брезент, и мы аккуратно опустили его на тело, боясь потревожить. Но сначала парень осмелился и прикоснулся к её лицу. Прикрыл глаз ленточкой века.
  - Спи, маленькая, - присел перед ней на колени. - Прости, что вышло так, а не иначе. Прости.
  Я думал, что он сейчас заплачет, ведь мои глаза уже слезились, но он разгладил рукой брезент и поднялся.
  - Пошли, - сказал он.
  Теперь он шёл впереди, не обращая внимания на темноту, словно этим поступком изгнал из неё всех демонов. Я светил ему в спину. То, что сначала показалось знакомым, уже витало на поверхности, и если я не смог ухватить это сразу, то теперь видел отчётливо: его одежда напомнила мне одежду отца. Вернее одну фотографию сорокалетней давности, где он стоит с друзьями на фоне Дворца Культуры. Тогда в моде были рубашки с широким острым воротником, доходящим до плеч, и узкие брюки, расширяющиеся к низу. Я знал, что они имеют собственное название, но вспомнить не мог, да это было и не важно. Парень был одет точно так же и походил на старую открытку, вынутую из желтеющего альбома. Но это было лично моё мнение.
  Из облака показалось острие месяца. Лунный свет пожаловал на землю в виде полос, и сразу же разлёгся на дороге, пригнув темноту к гравию. Показал верхушки деревьев. Крыши дачных домиков. Ночь прибирала к рукам отведённые ей часы и расползалась по земле холодным одеянием, щедрая на сказки. Настало её время.
   Я вспомнил, что мы так и не дождались отца Джека, и, судя по всему, теперь он ждёт нас. Я силился понять, сколько времени мы уже провели на дороге? Не удивился бы, если оказалось, что всего десяток минут, но ощущения преподносили не один час, втиснутый в секунды.
  - Что будем делать теперь?
  Мы стояли кружком. Джек справа от меня, парень слева. Он задал вопрос, который я хотел задать Джеку. В моих устах он слышался бы по-другому.
  - Глупый вопрос, - сказал я, - вызовем полицию, объясним, что случилось. Мы с Джеком пойдём свидетелями...
  - Я ничего не видел! - Джек отмахнулся.
  - Да, но я смогу рассказать, что видел! Думаю, ты должен подтвердить!
  - Так у нас ничего не получится. Мы просто запутаемся, когда будем говорить поодиночке, и от этого все только проиграют.
  - Что? Все проиграют? Джек, погибла маленькая девочка!
   - Об этом я и говорю! - он отстранил водителя ладонью. - Извини, ладно? - и ко мне: - Давай отойдём в сторонку, я хочу поговорить.
  Мы вышли из освещённой части, покинув круг.
  - Я не буду ничего подтверждать, даже не проси! Я не видел сам момент и врать не стану! Если только нас уличат во лжи, то привлекут за ложные показания.
  - Мы могли бы всё обсудить! Думаю, ему можно помочь, если немного солгать!
  - О чём ты?
  - Я всё понимаю - тёмная дорога, ночь, девочка одна, но парень гнал, как сумасшедший! Если бы скорость была меньше, возможно, ничего бы не случилось. Или не было бы таких последствий. Но мне он показался приличным...
  Джек замотал головой.
  - Об этом не может быть и речи: если нас поймают, то надают по шее! Ты думаешь, что ты один это видел? Да весь посёлок наверняка слышал, как он летел по дороге!
  Пришло моё время мотать головой, и для этого у меня были веские основания. Я понимал, что Джек прав, но внезапная симпатия к водителю толкали мою образованную голову в авантюру. Я полностью сочувствовал родителям девочки, и даже где-то разделял её боль, но этого уже не исправить, а парню захотелось помочь.
  - Тут я с тобой не согласен! Наш дом стоит с краю, и я слышал грохот почти прямой наводкой, тогда как для всего посёлка он шёл через плотную посадку. Подумай сам: почему до сих пор никто не явился?
  Он поднял руки.
  - Не хочу ничего слушать! Ты, вообще, представляешь, что предложил?
  - Ничего особенного! Я же не предлагаю его отпустить, а тело...
  Но я не знал, что в таких случаях делают с телом. Мне даже само это слово было неприятно, ведь мы говорили о маленькой девочке, что ещё час назад была жива. Но здравый смысл толкал под язык именно его. Других эпитетов к её остаткам подобрать было трудно.
  - Её можно закопать!
  Фраза прозвучала чётко и направленно, чтобы мы её услышали так, как он и хотел. Парень не прятал глаз. Не теребил руки. Не закусывал губу, как делают люди, если предлагают нечто незаконное или глупое. Он смотрел прямо на нас, и если бы не затянутые мокрой пеленой глаза, я бы подумал, что он шутит.
  - Что?
  - Я говорю, что её можно похоронить в лесопосадке, и тогда никто ничего не узнает!
  - Шутишь? Думаю, это сейчас не уместно! - я разорвал наш с Джеком круг и придвинулся к нему. - Ты явно сегодня что-то покурил!
  Он вытер глаза, стряхнул руки.
  - Вы, ребята, говорили слишком громко, обсуждая мою судьбу, и я решил принять в этом участие. Не возражаете? Думаю, у вас нет чёткого плана, как действовать.
   - О, серьёзно? - вступил Джек. - А ты предлагаешь вот так запросто закопать её и спокойно разойтись по домам?
  - Да!
  Я влез между ними.
  - Стойте! Стойте! Так мы ни к чему не придём! - я обратился к парню: - Ты не прав! Сейчас ты не прав! Бог свидетель: в первые минуты я принял тебя за пьяного и был готов прибить на месте. Потом ты мне показался нормальным, соображающим парнем. И, наконец, я проникся к тебе симпатией и сам предложил помочь тем, что готов был солгать, но то, что ты сейчас делаешь, не вяжется с твоим новым образом!
  - Спасибо за откровенность, - парень явно не шутил, и от этого становилось неприятно. Он уже не походил на человека, оказавшегося в жуткой ситуации, было видно, что первые ощущения произошедшего им переварены, и настало время прагматичных действий. - Но мой, как ты сказал образ, так же не вяжется и с тюрьмой. Я не собираюсь туда отправляться! Мне нельзя!
  Он почти кричал.
  - Тише! - Джек выставил ладонь. - Никто тебя не посадит! Ты не виноват!
  - Не надо обманывать. Я знаю, как это происходит: кто будет возиться с делом, в котором и так всё ясно? Я тебе отвечу: никто! Зачем искать виновного, если вот я, здесь? А мне нельзя! Он не поймёт!
  - С чего ты это взял?! Фильмов насмотрелся? Беда всех необразованных людей - это близкие отношения с телевизором, где по средствам предоставления наслаждения, прививается ложное ощущение жизни! Советую тебе этим не злоупотреблять!
  Они стояли нос к носу, тараща друг на друга глаза.
  - Хватит! - я дернул Джека за рукав. - Это лишнее! Надо всем успокоиться и принять решение, как поступить. Я всё же предлагаю незамедлительно позвонить в полицию.
  - Поддерживаю! - они ещё смотрели друг на друга, прямо в глаза. Джек был на пару сантиметров ниже, но в остальном они соответствовали друг другу, как в статности, так и в упорстве. Если бы между ними завязалась потасовка, я бы не решился вмешаться. - Думаю в этом деле всё ясно!
  Они разошлись. Джек приблизился ко мне и толкнул в темноту. Когда мы оказались за линией света, достал из кармана телефон и набрал номер.
  - Молодой, глупый пацан! Думает, что жизнь это киношный трюк! - он говорил в трубку. - Я понимаю, что ситуация не стандартная, но и здесь надо оставаться человеком! Заладил, что его посадят! Да, что они там, все оглохли?
  Он посмотрел на телефон.
  - Никто не отвечает! Разве такое может быть?
  - Попробуешь позже. Может, что со связью.
  С нашего места я видел задний борт машины, но не парня, и в голову закралась мысль, что он решил дать дёру. Что ж, не скажу, что ожидаемо, но вполне в духе времени. Сегодняшние года раскладывали по ладони неприятную картину равнодушия, граничащего с глупостью. Чего только стоят кадры, выложенные в Интернете, и люди, запечатлённые на них в нелицеприятной форме? Покажи человеку, как не надо поступать, и будь уверен, что он поступит именно так.
  - Ничего не пойму: они там спят, что ли? - Джек отнял трубку от уха. Отошёл и присмотрелся к дисплею, повернувшись к свету так, чтобы было видно телефон. - Ничего не пойму.
   Он сунул телефон в карман и привалился к деревянному борту.
  - Помню такой, - похлопал ладонью по ровным доскам, затянутым в стальной каркас. - Когда я был маленьким, отец работал шофером и частенько приезжал на обед на таком динозавре. Говорил: 'ГАЗ - 53 лучшее творение советских инженеров!' А потом добавлял: 'Пока не появился КамАЗ, и не потопил его в солярке!'
  - Не знал, что Максимыч работал водителем. Не знал даже, что у него есть права.
  - Он перешёл на другую работу, когда мне было пять или шесть. Мать говорила, что вскоре после моего рождения, он потерял интерес к машинам. Поступил в институт на заочное отделение. Пока учился, работал слесарем в своём АТП. Когда мне было лет пятнадцать, я нехотя стал свидетелем их разговора, где мать убеждала отца купить машину, но он сказал: 'За руль меня не тянет, а покупать машину с шофером слишком дорого!'
  - Сейчас я могу понять твоего отца, - голос выплыл светлым пятном с дру-гого конца грузовика, и мы притихли. - Мой отец первый раз посадил меня за руль, когда мне исполнилось двенадцать. То был старый трофейный 'Студебеккер'. Свернул куртку, сунул под задницу, чтобы я мог видеть дорогу. Показал, что нужно делать. Но я не доставал до педалей, и приходилось приподниматься и тянуть носки, так что я все свои метры проехал стоя. Помню, как в груди щемило чувство радости, гордости и безумного счастья, а в кабине было душно и нестерпимо воняло табаком. Тогда май тоже выдался жарким, как и сейчас. Пот попадал в глаза и руки скользили по гладкому, мне казалось, просто огромному рулю. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, хотелось, чтобы эти ощущения оставались со мной всегда, и первое, что пришло мне в голову, что я тоже буду вот так учить своего сына, посадив его на колени.
  Мы переглянулись. Водитель сидел у переднего колеса, поджав одно колено, и это вызвало эффект 'Дежа-вю'. Смотрел в темноту, провожая взглядом всплывающий над ней свет фар. Курил, выдыхая дым в желтые полосы. Тот рисовался в лучах премудрыми узорами, кривился и завитками уходил ввысь, насаждая тишину ночи терпким вкусом тлеющего табака. Когда он повернулся, его взгляд был прямым и уверенным.
  - У тебя еще всё впереди, - Джек двинулся вдоль борта и попал в рассеянный свет. - Женишься, родишь сына и будешь катать его хоть все дни напролёт.
  - Вряд ли я захочу снова сесть за руль. Только представлю, как она пропадает под машиной, а меня подбрасывает, словно я переезжаю через кочку... - Он отбросил окурок и взглядом проводил красный огонёк, севший в траву. - Кстати, я уже женат и у меня есть сын. Родился вчера. Сегодня получил от матери телеграмму, и как только меня отпустили, поехал в город. И вот приехал!
  - Сколько же тебе лет, парень? - спросил я.
  - Достаточно, чтобы получить по полной!
  - Об этом рано говорить...
  - Перестань! Ты знаешь, что я прав! Только сына жаль, не хотелось бы начинать так. Даже думать не хочу, что впервые увижу его, когда он пойдёт в школу, если вообще увижу! Зачем ему такой отец? Абсолютно незачем! Вот и возникла мысль... Конечно, я понимаю, что это не по-человечески, дико и неприемлемо, но, представив это только на секунду, я в голове получил шанс на дальнейшую нормальную жизнь. Одна секунда, и что-то внутри меня изменилось!
  Он замолчал. По воздуху плыл туман, оседая на стеблях травы. Месяц, похожий на арбузную корку, прошёл уже четверть пути по звёздам, прячась для отдыха в облаках. Осветил лежащее за дорогой поле и превратил его в штормовое море. Поднимался ветер. Он задерживался в плотных кронах тополей и, пытаясь вырваться, рвал листья, пока ещё набираясь сил. С запада шествовала колонна дождевых облаков, насаждая небо чернотой более плотной и осязаемой. Они казались толстыми и не поворотливыми, подобные слонам, и это вызывало сомнения, смогут ли они достичь конечной точки путешествия или разродятся раньше. Вспомнив дневной зной, можно было предположить, что они впитали достаточно испарений, чтобы пролиться хорошим дождём.
  - Ты же понимаешь, что мы не можем так поступить, - сказал я. - Ты хороший парень, и тебя по-человечески жаль, но то, что случилось, это всего лишь несчастный случай, но если ты сделаешь то, что предложил, это будет уже преступлением, и за такое точно посадят в тюрьму. Подумай!
  - Ты не понял, - он встал и подошел к нам. Его взгляд был задумчивый и не по возрасту серьезный. Но вместо уверенности он захромал нервным подёргиванием век, словно в уголках глаз притаился сор, мешающий смотреть. - Молодой пацан сбил маленькую девчонку, да так, что выворотил ей кишки - вот, что увидят те, кто будет разбирать это дело. Никого не заинтересует тот факт, что была ночь, и она стояла одна посреди дороги - это мелочи. Все обратят внимание на длину тормозного пути, и станет ясно, что скорость была большой. Это заметил даже ты! Но я просто торопился к сыну, а выходит, что когда увижу, он будет называть папой кого-нибудь другого!
  Он отодвинул меня рукой. Взялся за борт и, подтянувшись, исчез в утробе кузова. Когда вынырнул на свет, в руках держал лопату.
  - Ты этого не сделаешь! - я шагнул ему навстречу, но он посмотрел на меня сверху вниз, и я притормозил.
  Нет, не испугался! Я был уверен, что нет! Меня остановил его вид. Настырный, колючий, знающий цель и знающий способ. Было в нём нечто знакомое, почти неуловимое, как мелодия, услышанная один раз при стечении подходящих к ней обстоятельств, и поэтому засевшая в голове. Сразу вспомнить не удастся, но если постараться...
  - Вы можете делать то, что считаете нужным, - сказал он. - А я не могу рисковать. Меня ждёт сын!
  Я смотрел ему вслед, а когда он исчез в темноте, повернулся к Джеку.
  - Джек, ты хоть понимаешь, что происходит?
  - Да. Не повезло парню.
  - Ты серьёзно? Девочку порвало пополам, а ты сочувствуешь водителю?
  - Извини! Но тебе не кажется, что ей всё равно уже не помочь, а парень сломал себе жизнь.
  - Ну, если смотреть с этой стороны? - я был взбешён. - А как же её родители? Об этом ты подумал?
  Джек скривил лицо.
  - Но их здесь нет! Может, нет совсем! Какой родитель допустит, чтобы дочь шаталась одна в темноте, да ещё по дороге? За одно это его надо за яйца подвесить! Я думаю, что она из интерната, что в трёх километрах по шоссе ближе к городу.
  Я замотал головой.
  - Это ничего не меняет!
  - Я понимаю, и всё же... Ты видел парня? Мне он кажется знакомым, только не могу вспомнить.
  - Давай так, - я наставил палец ему в живот, - мы вызовем полицию, спасателей, кого-нибудь ещё, и пусть с этим разбираются они. Хорошо?
  - Конечно! Я только хотел сказать, что это дело можно представить по-другому.
  Я уже отвернулся от него.
  - Да? И как?
  Джек раздул щёки.
  - Пойми меня, как отца: у меня две дочки, и я сошёл бы с ума, случись с ними что-нибудь нехорошее. О подобном не хочу даже думать! Порву голыми руками любого, кто косо посмотрит в их сторону, но, вслушиваясь в слова этого парня, я понял, что так же не хотел бы лишать их отца. Нет, не говори, что это не правильно и подло. Жестоко? Да! Но только по отношению к кому? К этому парню? К его сыну? Или к девочке и тем людям, что должны были за неё отвечать? На этот вопрос так просто не ответить и мораль под себя не подстроить - у неё свои принципы. Только я готов закрыть на них глаза. Прямо сейчас!
  Он повернулся и ушёл. Шагнул в темноту, и я остался один, обложенный моралью и принципами, которые не знали ответа на поставленные вопросы. Один был очень важным, по крайней мере, для меня: что станет с моей жизнью, если допустить подобное? Ответ пришел на удивление быстро и внятно. Не было тяжёлых, путаных диалогов с собственным Я, выясняющим причины для возможных мыслей, ОНО просто предложило отнести ситуацию к себе и постараться решить её от лица главного героя, и хотя я не имел собственных детей, но мог такое представить. Далось это легче, чем я ожидал.
  Они стояли перед телом девочки. Просто смотрели на вспученный брезент, похожий в сумраке на выброшенный мусор.
  - Хочу попытаться отговорить вас от этого, - я встал рядом с Джеком. Он держал фонарь и водил лучом света по контурам брошенного покрывала. - Это ничего не даст, но я буду знать, что пытался.
  Они молчали.
  - Как думаешь, Джек, как её зовут? - спросил я.
  Он мотнул головой.
  - Хотелось бы узнать, - я продолжил, - а то получается, что мы закопаем её, как бродячую кошку.
  - Можно дать имя самим.
  - Как так?
  - Ты знаешь имя, которое могло бы ей подойти?
  Я развёл руками. В моём арсенале имен, было несколько очень приятных для слуха. Несколько подходящих к моему имени, как к отчеству. Пару я вспомнил мальчишеских. Пять для девочек. В те времена, когда мы с женой хотели ребёнка, я в тайне желал дочь. Подобрал имя. Сверился с гороскопом.
  - Лиза?
  Она умерла. Как и надежда иметь дочь.
  - Да, хорошее имя, - сказал Джек. - Оно ей подходит?
  - Конечно, - парень положил лопату и присел на колено. Аккуратно отвернул край брезента, чтобы было видно лицо. - Взрослые соответствуют своим именам лучше, чем маленькие дети. Они уже слились в одно целое, а имена детей только привыкают к владельцам, пытаясь соответствовать. Но это имя полностью ей подходит. Бывает с первого взгляда можно угадать имя человека, словно оно написано на табличке.
  - Ты прав. Это называется предчувствие. Такое иногда случается с людьми в стрессовой ситуации.
  - Как сейчас?
  Джек кивнул.
  - Мозг реагирует, посылая в кровь множество гормонов. Они оживляют нейронные связи, чем и обусловлены такие просветления. Можно даже заглянуть в будущее и увидеть себя через много лет. Но это уже чересчур. Хотя говорят, что Энштейн придумал свою теорию после неудавшегося суицида.
  - А я хотел бы увидеть сына не через годы, а сегодня.
  - Увидишь! Кстати, как назовёшь?
  - Георгий. - Парень посмотрел снизу вверх и пожал плечами. - Конечно, если жена не будет против.
  - Хорошее имя.
  Потом мы молчали. Пару минут. Я думал, что скоро совершу преступление, но это тревожило меня всё меньше. В голове отключилась последовательность действий, и я был не до конца уверен, что всё происходящее действительно реально. Звучало много вопросов, остающихся без ответов, но задавать их вслух не решался, будто боялся таким способом вытащить наружу больше проблем, чем есть на данный момент. В частности меня тревожил тот факт, что ещё до сих пор никто не явился узнать, что здесь происходит, хотя шум от нас происходил довольно приличный. А ещё не было проезжающих машин, и если сначала никто не придал этому значения, то теперь я молился, чтобы всё оставалось по-прежнему.
  - Очень хочется думать, что эта ночь всё-таки приведёт меня домой, и вскоре я увижу жену и сына. Надеюсь, что он вырастет хорошим человеком, и в этом я ему помогу. Мы будем проводить вместе много времени, заниматься спортом, ходить на рыбалку. Я знаю чудесные места на озере Салтаим, что мне показал отец. Но, клянусь, что никогда не забуду эту ночь, и тебя, Лиза. Хочется только одного: если мне и суждено расплатиться за твою смерть, пусть это будет не скоро! Пусть это будет не сейчас! Прости!
  Парень поправил брезент, прикрыв лицо, встал и повернулся к нам. Правый глаз еле заметно дёрнулся. Потом левый.
  - Пришло время прояснить ситуацию: сознаёте ли вы в полной мере то, что происходит, как это сознаю я?
  Джек выдохнул, распушив грудь. Закрыл глаза, провёл ладонью по лицу, исказившись во взгляде.
  - Нет, - сказал он. - Не уверен, что я в своём уме.
  Я подтвердил. Нереальность происходящего зашкаливала.
  - Теперь всё.
  Начался дождь. Мелкие капли шрапнелью застучали по земле. Тучи всё-таки достигли конечной цели и, не сумев сдержаться, заструились вниз. Их подхватил ветер. Он играл с мокрой россыпью и раскидывал её высоко над землей, превращая падающий дождь в колючую бурю. Сначала мягко, приглаживая траву небольшими каплями, вода вскоре высвободила силу великую, падая с неба мощным потоком. Взбунтовались деревья, выкрикивая мольбу, но ветер гнул их стволы, не обращая внимания на просьбы. Вода смывала с листьев грязь и запах, выбивая четкий ритм шелеста. Он тонул в звуке омываемой земли, далёких раскатов и близких молний, кричащих запаздывающим воплем. Пространство вокруг нас принялось взрываться яркими вспышками, открывая друг другу испуганные лица. Шум стоял оглушающий. Казалось, сама земля ворочается, пытаясь стряхнуть надоедливых насекомых, кусающих спину.
  Я держал фонарь. В сиянии молний его свет казался жалким подобием, но он прекрасно справлялся с темнотой, отбирая у ночи достаточно широкую полосу. Водитель втыкал штык лопаты в землю, освобожденную от верхнего дерна, у внутреннего края посадки, где склон держали корни тополей. Вываливал куски тающей грязи в желоб между склонами, разравнивал хлопками и втыкал лопату вновь, придавливая ногой. Джек стоял рядом. Он натянул ворот рубашки на голову и отвернулся, всматриваясь в поворот дороги, мигающий во вспышках, словно кино покадрового просмотра. Он вжался в плечи и ссутулился.
  Мы унесли её с дороги. Ещё до того, как начался дождь, парень собрал Лизины внутренности в прелый мешок, найденный в лесополосе. Теперь, когда у неё было имя, это не вызывало отвращения, а походило на заботу о знакомом, попавшем в трудную ситуацию. Но я не смотрел. Не мог. Когда мы переложили девочку на брезент, под ней оказалась лужа алой крови, частично осевшая между камешками гравия, а подоспевший дождь смыл остатки, смешивая темные потёки с чернотой размытой земли.
  Джек принял лопату. Он хлопнул парня по спине, и жестом показал, чтобы тот передохнул. Я понял, что мы до сих пор не знаем его имени, но он и не горел желанием называться. Это была случайная встреча, по окончании которой никто не захочет её вспоминать, а имена могут сделать воспоминания живыми. Единственное имя, которое нас могло связать, это имя, данное девочке, но оно как образ к воспоминаниям подходило плохо, ведь было вымышленным и искусственным. Джек оставался единственным, кто не был анонимом, но и его имя было ненастоящим.
  - Озеро Ик, - кричал он.
  - Что? - парень склонился к его рту.
  - Мой отец постоянно ездит на это озеро! Красивые места!
  - Ни разу не слышал!
  Парень махнул рукой, разгоняя с волос тяжелые капли.
  Джек протянул мне лопату.
  - Ты тоже должен это сделать!
  Я отстранился и замотал головой.
  - Нет! - старался перекричать ветер. - Это не бандитское кино, и мы достаточно в этом увязли, чтобы топить друг друга ещё больше. К этому не хочу иметь отношения! Я сделал довольно, чтобы ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь!
  И произнеся последний слог, я краем уха схватил имя, пересилившее крик дождя. Голос выплыл со стороны посадки, ударился в листья и обессиленный упал в уши. Слышался он так: '...ений!'. Потом снова, уже громче и понятней: ' Евгений!'. Я протянул ладонь, останавливая просьбу Джека всё же доделать начатое вместе, и он, совершенно не понимая, замотал головой и прокричал мне в ухо: 'Что?'.
  - Слушай! - крикнул я и поднял вверх палец, тыча в падающие капли. Если раньше они были громоздкими и тяжелыми, то сейчас поредели и превратились в подобие шариков для пинг-понга, при падении выбивая из раскисшей земли фонтаны взрывов.
  Он сморщил лоб и прислушался. Несколько секунд рядом кружил только дождь, падая со звуком разбивающегося стекла, а когда Джек замотал головой и указал на уши, всплыло: 'Евгений!'. Теперь голос был крепче и громче.
  - Отец! - Джек склонился ко мне. - Это отец меня зовёт!
  Я кивнул.
  - Надо сходить! - он указал рукой в сторону забора. - Он волнуется!
  Я снова кивнул.
  Джек бросил лопату. Он смахнул с лица влажную маску, оставив грязный след, перепрыгнул через выкопанную яму, наполненную водой на четверть, и стал пробираться через низкий кустарник. Я смотрел ему вслед. Он раздвигал руками тонкие ветки, что сразу же смыкались за его спиной, отворачивал лицо от хлёстких ударов сырых невидимых кнутов, плетущих сеть впереди, и медленно пропадал из виду, появляясь лишь в голубых сияниях небесного стробоскопа. Как мне показалось, он приложил руки ко рту и что-то крикнул, но ветер отнёс звук в сторону, зажав в тополях.
  Я всматривался в темноту. Смотрел в ту точку, где видел его в последний раз, но молния запаздывала. Я силился увидеть фигуру у забора, но в темноте не мог найти даже его контур, лишь сплошную черноту стволов. Поднял фонарик и нацелил вдаль, рассеяв ночь на пару метров вперёд и уперевшись лучом в стену дождя.
  Сверкнула молния. Она озарила землю и держалась удивительно долго, несравнимо долго. Я увидел Джека. Он лежал на узкой полосе травы между забором и тополями. Лежал лицом вверх, раскинув руки в стороны, и тело его, вторя в такт громовым раскатам, дёргалось, словно ток молний проходил через центр спинного мозга. Я бросился бежать. Перепрыгнул через насыпь, угодив ногой на край выкопанной ямы. Подумал, что мог сломать лодыжку, но эта мысль была медленной и сразу отстала. Вклинился в заросли кустарника. Закрыл глаза и стал пробираться, ощущая кожей, как хлопают ветки по лицу. Дважды позвал Джека, но не услышал собственного голоса, обращая внимание лишь на звук дождя и на его имя, несущееся со стороны. Его звал отец!
  Глаза Джека были открыты. Он смотрел ввысь широкими зрачками, черными огромными точками, занимающими всю глазницу. И он дёргался. Я никогда не слышал и не подозревал, что Джек мог болеть эпилепсией, но это походило на припадок. Из его рта шла пена, и он мычал. Я просунул руку ему под голову и приподнял от мокрой травы, а он вцепился в мою рубашку и крикнул:
  - Не отпускай!
  Его голова дёрнулась. Он получил пощёчину невидимой рукой, оставившей на коже след. Звук был громким и резким, похожим на хлопок в ладоши, и как только он исчез, над ухом возникло имя: 'Женька!'
  Он зарычал:
  - Не отпускай!
  Он не смотрел на меня! Его взгляд был направлен мимо, в высоту темного неба, прямо в капли дождя, но я был уверен, что он обращается ко мне, то ли прося помощи, то ли помогая.
  Его голова снова дёрнулась. Но на этот раз звук пощёчины был отчётливей и ярче, словно раздался у самого уха, и имя, возникшее следом, звучало по-другому:
  - Жорка!
  Джек застыл. Его глаза остекленели. Он вдохнул и замер, сжав кулаки так, что я услышал, как скрипит кожа. Он был неподвижным одну секунду, а потом, к своему изумлению, я увидел, что он начал таять. Растворяться в дожде. Сначала голова. Потом грудь. Он пропадал у меня на глазах, словно кусочек сахара, попавший в кипяток. Превращался в тонкую аморфную фигуру, пока не исчез совсем, оставив лишь кисти рук, сжимающие ворот моей рубашки. Потом пропали и они. А вместе с ними и я.
  Я пропадал медленно, растворяясь в темноте как луч света угасшей лампы. Слой за слоем, разложенный на части, словно пирог, я исчезал из дождя и темноты, которая теперь стала проста, доступна и открыта. Обернувшись, я смог увидеть части своих ног, и как они пропадают, оставляя тело висеть над землёй. Видел свои руки и грудь и видел, как остался без них. Вскоре я пропал совсем, но в последнюю секунду собственного существования, я посмотрел сквозь кусты, туда, где парень работал лопатой, и показалось, что он совершенно не обнаружил нашего отсутствия, словно нас и не было вовсе.
  Только он и Лиза.
  
   ЧАСТЬ 2 НАСТОЯЩЕЕ
  
  Мы с Джеком находились в доме, и вокруг нас суетился старик. Усадил меня на диван и накрыл пледом, накинув ткань на голову и стянув концы под задницей. Вложил в руки кружку с чаем. Потом усадил Джека и проделал с ним тот же ритуал. Напиток немного взбодрил. Я отхлёбывал мелкими глотками и ждал, пока тепло проникнет в меня, вырисовывая внутренний образ, как проявитель выводит негатив. Но я получался пока не весь. Большая часть тела продолжала сопротивляться перемене места, хотя глаза явственно давали понять, что все части на своих местах. Поднимал кружку с кипятком и смотрел на стержень уходящего пара. Заливал жидкость внутрь, надеясь, что смогу обжечь язык и тем самым пробудить исчезнувшие чувства. Отец Джека что-то говорил, но звук пока не имел свойств, данных ему по природе, и я оставался глух. Сначала я ничего не чувствовал. Состояние было сродни ужасному похмелью, когда не помнишь где ты и кто ты. И если в случае с реальным похмельем ответы не очень запаздывают, то сейчас они задерживались, заставляя испуганно крутить головой. В паре с амнезией шёл паралич. Не слушались ноги, и что-то не ладилось с половиной лица. Я пытался говорить, но выходило не очень. Собственное бессилие плескалось волнами неконтролируемых слёз и соплей, мешающих нормально дышать
  Я смотрел на Джека. Он видел меня, но не задерживал взгляд. Смотрел сквозь и что-то шептал себе пол нос.
  - Помолчи, - голос Максимыча обрёл форму. Его пальцы прикоснулись к губам Джека. - Пока не стоит напрягаться, надо набраться сил.
  Его голос заставил ворочаться мои мысли.
  - Что?
  Я чавкал. Горячий чай разогнал часть паралича, но губы висели непослушными складками, а язык никак не мог вспомнить порядок действий.
  - Это позади, - старик похлопал меня по плечу. - Всё хорошо!
  На улице шёл дождь. Капли барабанили по стёклам и дробинками стучали по скату крыши, сбегая по желобам в стоящие ёмкости для воды. Вдали плясала молния, докатываясь бледным отсветом, а гром шлёпал по небу холостыми выстрелами, не ждущими уважения. Я чувствовал, что промок до нитки. Волосы прилипли ко лбу. Рубаха срослась с кожей и заморозила соски, стянув грудь тугим обручем.
  - Вы меня напугали. - Старик принёс из кухни бутылку коньяка. Свернул крышку и влил каждому немного в чай. Поднимающийся пар качнулся и дальше побежал уже не ровно, но завилял, пропадая у лба. - Я далеко не так силён, как раньше, и ваши обмякшие тела мне пришлось волочить по земле. Благо трава сырая и скользкая.
  Он приготовил чай себе. Подошёл к окну и долго смотрел в темноту, отмечая далёкие залпы воздушной артиллерии дрожанием уголков глаз.
  Джек приходил в себя. Наблюдая за ним, я видел, как он расправил плечи и выпрямился, сидя на диване, словно в ванне с горячей водой. Захлопал глазами. Зрачки сузились, приняв свет. Во взгляде появилась искра разумных мыслей, оттаявших и сумевших сложить воедино картину происшедшего. Мне похвастаться таким пока не удавалось. Я продолжал трястись над кружкой, пытаясь попасть губами на край и зацепить жидкости. Ноги перестало колоть, и они вошли в состояние близкое по своей сути к управляемым протезам, овладеть которыми только предстояло. Но я согрелся. И лицо пришло в норму. А вот мыслей не было, отчего нутро разрывало пустотой, чей звук мог привести к сумасшествию.
  - Папа! - Джек обратил внимание на отца. - Всё хорошо?
  Под потолком горели две лампочки. В окно смотрела темнота. Течение времени возвращалось, но движение сие было медленным и сумбурным. Сродни улитке. Вспомнились детские дожди. Тогда сидел у окна, водя пальцем за скатывающимися каплями. Им было холодно, а мне тепло.
  - С какой стороны посмотреть.- Старик допил чай и поставил кружку на стол. - Я бы предпочёл не отвечать на твой вопрос, но дела повернулись по-иному. Что ты хочешь знать?
  - Не помню, как мы вернулись! Только твой голос и моё имя.
  - Я принёс вас в дом.
  - Обоих? Как же ты справился с забором?
  - Я и говорю, что уже не так силён. - Максимыч долил чая. Сначала Джеку. Потом мне. - Но никакого забора не было. Вы лежали сразу за домом.
  - Не помню!
  Джек разом выпил. Поднялся и скинул накидку. Снял рубаху и швырнул на пол. Я хотел сделать так же, но желания ещё не было. Я запаздывал.
  - Ничего не помню! Провал! Только тополя и твой голос!
  - Пройдёт. Вам надо отдохнуть и обсохнуть.
  Вдруг Джек выпрямился.
  - Парень! Парень на дороге! Чёрт!
  Он вспомнил. Заметался по комнате. Засуетился. Отодвинул старика рукой, пытаясь достучаться до меня. Тронул за плечо, расплескав чай. Но я не дрогнул. Сидел, вжав голову, словно филин в гнезде, и как мне казалось, начал кое-что понимать. До полного просветления было далеко, но зародившееся виделось простым и понятным как собственное отражение в кривом зеркале: глупо и неправильно, но ясно, что это ты.
  - Стой, сын!- Максимыч схватил его за руку и заставил обернуться. - Никуда ходить не надо! Никого нет!
  - Нет, нет! Парень на дороге и... девочка!
  - Ничего нет! Это был сон!
  Джек скривился и замотал головой.
  - Как сон? Что ты знаешь?
  - Достаточно!
  С этими словами старик повернулся к столу и указал на центр. Там лежал камень. Максимыч накинул на него грязную рубаху, но свечение рвало её в пыль. Оно стало тише, теплее, спряталось к центру, подсвечивая внутренности мягкой синевой.
  - Сначала я принял это за шутку: повзрослевшие балбесы нашли стеклянную колбу, засунули внутрь фонарик. Но присмотревшись, я понял, что ничего подобного нет. Даже больше...
  - Больше? Это просто камень. Его подняли со дна колодца.
  - И ничего странного?
  - Только свечение. Но такому найдется не одно объяснение.
  - Например...
  Джек растерялся.
  - Фосфоресценция! Такими свойствами обладают некоторые аппатиты. Например, марганец или вольфрам. Наконец, радиация...
  - Ты образованный человек, сын.
  - Хорошо! Чего ты хочешь? Показалось ли мне странным свечение? Да! Оно было... неправдоподобным, ярким, меняющимся. Только что с того? Какое отношение он имеет к этой ситуации?
  - Вы были в нём!
  - Что?
  - Никого нет, сын! Там на дороге никого нет! Всё, что ты видел - это кино. Оно было в голове. Камень что-то вроде передатчика.
  - Смеешься? Решил, что мы подшутили над тобой, и теперь хочешь разыграть нас?
  Я поднимался медленно. Со скрипом. Сначала подчинил ноги. Затем привёл в порядок дыхание и взял под контроль биение сердца. Нашёл мысли. Голова наполнилась разговорами и тревогами. Стало приятно сознавать себя личностью, и, хотя я никак не мог наладить отношение с речью, принял решение вступить в разговор.
  - Под-дёргиваю!
  - Что?
  - Поддерживаю!
  - Кого?
  - Твой отец прав: ничего не было.
  Сразу же стало легко.
  - Не понимаю!
  - Возможно, ты прав, и свечение камня вызвано радиу...о...ацией или химией, и это может объяснить наши галлюци...ции.
  - Ты думаешь? Лично я собираюсь сходить и проверить. - Джек посмотрел на старика. - Не обижайся, отец, но в такую фантастику я не поверю! Кто сказал, что я образованный человек? С этим я согласен! А с этим, - ткнул в камень, - нет!
  - Не стоит торопиться.
  - Не стоит? Ему нужна помощь, пап! Один дурак хочет сделать глупость, а мы тут спорим о каком-то камне! О чём я думал? Я мог позволить совершить преступление? Бред! Тут не ждать, тут бежать надо со всех ног, пока не поздно!
  - Уже поздно, сын! Уже поздно!
  Джек замер. Он прекратил рыскать в поисках сухих вещей. Встал и напрягся.
  - В каком смысле? Откуда ты можешь знать, что произошло? Тебя там не было!
  - Ты ошибаешься, Джек! Он там был! - я взял его за руку. То, что было скрыто - показал внутренний проявитель. То, что было видно изначально - обрело очертания и формы, сделавшись отчетливым и понятным. Кривое зеркало распрямило изъяны, показав окружающее с истиной стороны. Дальше не замечать этого было не возможно. - Я даже поражаюсь, как не догадался раньше!
  - О чём?
  - Твой отец и есть тот парень! Только много лет назад.
  Джек улыбнулся.
  - Ты головой стукнулся? Стас, я не в том состоянии, чтобы воспринимать глупости. Надо предотвратить преступление!
  - Сядь! - Максимыч встал перед сыном. - Ты считаешь, что в этом надо разобраться? Хорошо! Прежде я предлагаю успокоиться. Сядь. Я налью выпить. И пока будешь пить, я буду рассказывать, а как только закончу, мы всё уладим! Хорошо?
  Они стояли друг против друга. Сын чуть выше отца. Отец чуть плотнее сына. Максимыч говорил медленно и спокойно. В такт дыханию. Смотрел в глаза. Его лицо покрывали морщины. Местами глубокие. Местами тонкие и шёлковые, сродни капиллярам. Прорезали уголки глаз и ранили подбородок, похожие на линии прожитых лет, длинные пути, испортившие некогда ровную кожу. Парень набрался опыта. Заматерел. Сложил воедино цель и путь до неё, но остался всё таким же. Вот только моргать стал чаще.
  - Выпить не помешает! - Джек понизил голос. Оторвал взгляд от отца и подошёл к столу. - Меня знобит.
  - Вы пролежали под дождём. Хорошо, если не подхватили воспаление.
  Старик налил коньяка. Один стакан протянул мне. Второй Джеку. Жестом заставил сына выпить всё. Я осилил половину, прижав остатки двумя руками к груди, словно пьяница, трясущийся над опивками.
  - Что ты хочешь рассказать? - Джек взял с дивана плед и накинул на плечи. Он немного успокоился, хотя движения его остались отрывистыми и хаотичными. - Если это поможет прояснить ситуацию, пожалуйста! Я не очень понимаю, что происходит. В голове беспорядок, как бывает, если резко проснуться. Тогда реальность наползает на остаток сна и дрожь пробирает всё тело. Я до сих пор не чувствую пальцев. - Он поднял правую руку и попытался сжать в кулак.
  - Чувствую себя также, - я смотрел на прижатый стакан, едва ощущая пальцами стекло. - Надеюсь, у вас есть объяснения всему этому.
  - Я ума не приложу, что здесь произошло. - Максимыч стоял спиной к нам, облокотившись на стол. Между рук, накрытый тканью рубахи, стоял камень. Старик наполнил стакан. Поднёс к губам. Несколько секунд колебался, но так и не выпил. Пока было не время. - Вы каким-то образом стали свидетелями давнего несчастья, и мало того, приняли в нём участие. Но ты, Стас, прав! Это был я!
  - Что это значит? - спросил Джек. Он смотрел то на отца, то на сопротивляющийся кулак.
  - Правду!
  Джек поднял глаза.
  - Ты хочешь сказать..
  - Теперь не перебивай! Я буду говорить, а вы будете слушать! Все вопросы потом! Сейчас, как никогда, я готов для этого! Я не знаю, как такое возможно, но всё, что случилось со мной, вы выдели собственными глазами. Думаю, виной этому он!
  Старик скинул покрывало, и комната приняла на себя тёплое свечение внутренностей камня. Они отставали ореолом от стеклянных боков и волнами отползали в стороны, притормаживая в нескольких сантиметрах. Висели зубчатыми кольцами, напоминая абажур.
  - Никогда не видел ничего подобного! - старик поднёс к свету ладонь, но коснуться не решился. - Это явно не продукт технологий. Он живой! - Отнял руку. Повернулся к нам. - Не знаю, как это получилось с вами, но я могу рассказать, что случилось со мной: я убил маленькую девочку! Впервые за много лет мне не трудно об этом думать. Возможно, именно этого я всегда ждал. Ждал, что кто-то узнает о моём преступлении и заставит рассказать. Я не буду сопротивляться. Ничего не утаю. Я облегчу совесть. От этого нам обоим станет легче.
  - Обоим?
  - Мне и ей! - Старик моргнул. Теперь это вновь бросалось в глаза, как много лет назад. - Тот майский день я не забуду никогда, - при этих словах мы с Джеком переглянулись, - но не потому, что родился ты - прости, сын - а потому, что я совершил преступление. В тот год мы с твоей мамой жили в деревне. Я работал в местной АТП, и мне часто приходилось быть в командировках в соседнем районе. В тот вечер я возвращался домой. Я торопился и не смог избежать трагедии. Я знаю, что виноват!
  Он хлопнул себя по бедрам. Раздул щёки и гулко выдохнул. Повернулся к столу. Поднёс стакан к губам, но вновь медлил.
  - Никогда не думал, что это произойдёт вот так. Хотя жить с этим я уже привык. Это словно сломанный зуб. Торчащий корень первое время причиняет боль. Потом острые грани стираются. Потом он вовсе зарастает, напоминая о себе дырой между зубами, и то, если только ты потрогаешь это место языком. Я делаю это каждую ночь. Ещё несколько лет назад я думал, что смирился с этим. Пережил. Перетерпел. Но она берёт своё. Эта девочка. Да, я тогда дал ей имя. Но я никогда не произносил его, кроме как той ночью. Даже в мыслях боялся его. Когда был молодым, называл 'дочка', сейчас 'внучка'. Никогда не желал знать настоящего имени. Казалось, что если узнаю, то больно будет сильнее. Не мне. Ей. Но я искал её. Читал газеты. Смотрел телевизор. Напрасно! В восьмидесятом году новости такого плана афишировали неохотно. Наткнулся на пару статей в местной газете. Писали о пропавших детях. Позже, оказалось, что они не имеют к нам ни какого отношения. Через пару месяцев после случившегося я перестал уделять этому внимание. Всё кончилось. Меня никто не арестовал. Никто ни о чём не спросил. Той ночью я оказался единственным, кто был на той дороге. Нет! Ещё была она. Я до сих пор ничего о ней не знаю. Ничего настоящего. Но за долгие годы я придумал ей целую жизнь. До встречи со мной. И после. Днём я жил с вами. Ночью с ней. Во сне я отправил её в школу и ночами проверял домашнее задание. Иногда мы отдыхали в парке. Иногда ходили в кино, и я верил, что ей хорошо со мной. По-настоящему. Она всегда много говорила. У меня в голове. Задавала вопросы. Придумывала. Я представлял её, словно ребёнка, учащегося в закрытом интернате, полностью отрезанном от реальности, и все её вопросы касались жизни. Она спрашивала об океане, о больших городах. О том, почему ей нельзя посмотреть на это самой. Спрашивала, что такое жизнь и о том, что делают остальные люди, когда вырастают. Ведь в то время, пока я взрослел, потом старел, она оставалась такой же маленькой. Она не менялась. Ей и сейчас десять лет. Твоя мама ничего этого не знала. Я собирался рассказать. Собирался много раз. Искал слова. Искал моменты. Но этого так и не случилось. Может быть напрасно. Сначала мешало время: его прошло слишком мало, чтобы открыться. Потом мешало оно же: его прошло слишком много, чтобы отдавать. Я привык к этой девочке. Привык, что она постоянно со мной. Даже иногда смотря на тебя, я видел её. И это стало проклятием. Она умерла из-за того, что я хотел быть с тобой, она же мешала мне отдаться тебе полностью, отбирая часть внимания. Прости.
  Старик не плакал, но его голос чуть дрогнул. Поднёс стакан ко рту. На этот раз выпил.
  Мы с Джеком сидели на диване. Максимыч стоял у стола, за ним торчал камень. Пока говорил старик, камень следил за происходящим однородным свечением. Как только речь стихла, он принялся играть красками, медленно ворочая нутром, словно музыкальный автомат, ищущий новую пластинку. Джек сначала смотрел на отца, потом опустил голову и сжал руками. Я слышал, как он несколько раз тяжело вздохнул.
  Я слушал спокойно. Поначалу пытался понять саму речь. Когда это получилось, стал вдумываться в слова, сжимая полупустой стакан на груди. Я чувствовал себя уже лучше. Подчинил тело и разум. Пытался справиться с накопившимися мыслями, но это вызвало головную боль.
  - Это случилось там, где мы были? - я решился выпустить часть мусора из головы. Полегчало.
  - Нет. Но не спрашивай где именно - не отвечу! Это моё! Достаточно того, что я сам расскажу. Но я был там. Был много раз. Если говорят, что убийцу тянет на место преступления - это правда! Словно зуд в паху на людях! Но поначалу я боялся. Нет, не того, что меня могут поймать. Того, что не смогу найти, ведь в ту ночь для ориентиров на местности было не лучшее время. Хотя по работе мне приходилось проезжать мимо. Я кружил вокруг, каждый раз стягивая кольцо, и тайком поглядывал по сторонам, словно за мной следили. В конце концов, не мог больше этого выносить и ушёл с машины. Позже мы переехали в город. Произошло всё случайно. Как-то мы ехали в деревню, и у автобуса спустило колесо. Все вышли. Я закурил. А когда поднял глаза, то сразу узнал и всё понял. Хотя дорога стала другой: её подняли, расширили и заасфальтировали. После аварии прошло почти пять лет, так что я не знал, нашли её или нет, но только той ночью она впервые пришла ко мне. Вот уже тридцать два года назад. И она всё ещё со мной.
  - Как ты мог? - Джек говорил в пол. Тихо. Слова ударялись о деревянный настил и возникали перед глазами. Он не отнимал рук от головы и теребил волосы, проверяя чувствительность пальцев. Сжать кулаки не получалось.
  - Я так и не узнал, почему наши пути пересеклись тогда, и до сих пор мне кажется, что это несчастье было в планах у жизни, и мне было суждено оказаться там. В тот вечер я действительно получил телеграмму, что у меня родился сын, но ехать не собирался. Знал, что ночью меня никто не пустит в больницу, к тому же машина принялась барахлить. Что-то с бензонасосом. Но начальник смены раскидал мои рейсы по бригаде и настоял, чтобы я поехал. Странно тогда это выглядело! Меня словно толкали к этому. Нашлась другая машина. Кто-то принёс две канистры с бензином. К вечеру наши баки были почти пусты, а в поле бензовоз приезжал только к обеду. Я плохо знал те дороги. Чужой район. Так что, немного покружив по темноте, я нашёл гравийку и поехал по ней. Она казалось пустой и брошенной, и я думал, что по ней доберусь быстрее. Потом встретил её. Спрашиваешь, как я смог? Когда тебе двадцать три жизнь выглядит по-другому. Но надо оказаться на грани, чтобы оценить её подлость. Возможно, у жизни были другие планы на меня, но я их спутал, поступив так, как вышло. Помню всё до мельчайших подробностей. Как складывал её кишки в рваный мешок. Как копал яму. Потом закидывал. Да, я оказался слабым! Поддался секундным мыслям и позволил искушению взять вверх, но я это сделал ради тебя, сын.
  Джек покачал головой. Поднялся.
  - Я не верю! Ничему этому я не верю! Только не ты!
  - Ты сам видел.
  - Нет! Я видел всего лишь сон. Ты не мог так поступить!
  - Совсем разные вещи: знать и думать, что знаешь! Спроси меня раньше, как бы поступил я, попав в такую ситуацию, ответ был бы простым и известным. Но стоит оказаться там, как начинаешь по-другому смотреть на вещи. По-другому думать. И ценить жизнь.
  - Чью?
  - И свою тоже. Тебе может показаться, что я говорю дикие вещи, но присмотрись: мне уже за шестьдесят и большую часть я живу с тяжким грузом. Мои волосы стали белыми. Морщины глубокими. Но я не жалею себя и не требую понять, только продолжаю ворочаться, зная, что каждую ночь мне необходимо прожить за двоих.
  - Ты закопал её!
  - Я не прошу поменяться, чтобы увидеть прошлое моими глазами! - старик прикрикнул, возвращая Джека на прежнее место. - Знаю, там ты привёл доводы в пользу такого решения не имея права здраво рассуждать, ведь подчинялся ритму спектакля, чей финал не может быть изменён! Ты поддержал глупого парня! А с кем мог посоветоваться я тридцать семь лет назад? Только сам с собой! И если ты думаешь, что это мне далось легко, то ошибаешься. Только представь, сколько лет я прожил с тем, что рвало меня изнутри, и, может быть, поймешь, что я наказал себя и до сих пор продолжаю это делать. Порой кажется, что было бы лучше отсидеть в тюрьме, но не уверен, что это избавило бы меня от воспоминаний и вернуло её.
  - Там я думал, что меня это не касается. Думал, что взвесил все стороны и выбрал правильную, ведь, в сущности, происходящее мало относилось к нам. Но знать, что такое совершил ты? Ты, кто учил меня совсем другим вещам?
  - Только поэтому... - Максимыч сел. - Только потому, что я узнал нечто большее, я хотел помочь тебе стать личностью. Как это получилось - пусть судят другие.
  Пока они кричали друг на друга, я смотрел на камень. Он шипел. Походил на пригоревший блин, что держат в раскаленном масле дольше положенного. Ворочался и кривлялся, меняя залежалые бока. Теперь он больше не производил свет. Он пожирал его. Впитывал, словно губка, притягивая волны, и исходили они от двух фигур, стоящих друг против друга. Это были не волны света, но эмоциональные потоки, плотнее воздуха. Отрывались кусками от тел и, захватывая свет, проникали внутрь кругляша, делая его центр ещё ярче. Как только разговор стих, угасло и движение камня. Он ждал.
  - А как же мать? - Джек приближался. - Ты думал о ней, когда совершал свой 'поступок'?
  - Не смей! - Максимыч сказал тихо, но, переведя взгляд на Джека, я увидел, как он дернулся и остановился. Он знал тембр этого голоса и его интонации, как каждый из нас слышит голос отца и в мыслях поднимает связанные с этим образы. И пусть тебе почти сорок, и волос осталось не так много, голос отца делает тебя ребенком, помнящим, чем грозит шалость. - Ты не имеешь права! Я любил твою мать и до сих пор люблю. Я никогда бы не позволил, чтобы это коснулось её, но ОНА захотела сделать по-другому.
  - Она?
  - Той ночью, над телом, я просил, что если мне придётся заплатить за смерть маленькой девочки, то пусть это будет не скоро! Я думал, что года вещь тягучая и медленная, но они прошли, и однажды ночью она сказала, что ей надоело быть одной. Я спросил, что это значит? Она ответила, что там не с кем играть! Я подумал, что отведённое мне время кончилось, но счёт был иным: в декабре твоя мать попала в больницу! Так что на моей совести уже две смерти!
  Джек скорчил гримасу. Он поджал губы, зарычал внутрь себя, а потом дёрнулся и выскочил из комнаты. Хлопнула входная дверь.
  - Он успокоится, - сказал старик в тишину. - Успокоится, когда поймёт, что ничего исправить нельзя.
  - Как вы жили с этим столько лет?
  Старик прикрыл глаза. Тяжело вздохнул.
  - День за днём, - прошептал он. - День за днём. Поначалу это сводило с ума. Я просыпался уставший и опустошенный, каждый раз уверенный, что покончу с этим. Любым образом. Но днём приходила тоска, что это ничего не изменит! Её не вернёт точно! И ещё я боялся, что она перестанет приходить! Да, это так: она была мне нужна больше, чем я ей. Возможно, таким способом я оправдывался перед собой!
  Я смотрел в прижатый стакан. При каждом вдохе жидкость превращалась из круга в овал. Я решил, что пора это прекратить. Выпил. Поднялся и поставил стакан на стол. Камень дремал. Его свечение посматривало на нас полуоткрытым глазом, производя немощный гул, едва доходящий до ушных волосков.
  - Странный предмет. Я заметил, что когда вы... разговаривали, он впитывал свет и отходящую от вас энергию, словно голодный зверь. Интересно узнать, какова его роль в этой истории?
  Старик повернулся к столу.
  - Когда я вошёл в дом, то первое что увидел, это был он. Точнее свет, отходящий из центра стола. То была радуга! Яркая, жирная, словно только что нарисованная, обёрнутая низким звуком. Почти не слышным. Потом ваши голоса! Они шли оттуда, - он указал на камень, - прямо из него, как из динамика. Я приблизился, а он убавил свет и предложил взять его в руки. Да, именно так! Я буквально почувствовал, что он тянется ко мне, но не сделал этого, а лишь коснулся ладонью.
  Камень ожил. Словно кошка, услышавшая своё имя, он поднял голову. Расцвёл, заиграл красками. Стихший гул чуть повысил нотки и замер, держа интонацию. Дождь на улице прекратился, и мягкое гудение слышалось отчетливо, напоминая мелодию улья.
  - Я видел вас. Видел, как будто смотрел сверху. Сначала не мог понять, что происходит... Он подсказал мне. Странное дело, я всегда думал, что ничего о той ночи не забыл, но виденные моменты вытаскивали из памяти потерянные сцены. Только тогда я был один. Сначала долго смотрел на неё. Думал, что сейчас кто-нибудь покажется из-за поворота и увиденное расскажет ему обо всём. Я был не против! Только хотел, чтобы это поскорее произошло, ведь я не знал, что делать. Стоял и смотрел. Время шло. Я думал. Иногда мысли могут завести в такие дали, что дорога назад занимает не один десяток лет. Так вышло со мной. Никто не появился через час. Никого не было через два. Вскоре я погасил у машины стояночные огни, и уже не хотел, чтобы кто-нибудь появился. Мои мысли победили, а я сдался.
  - Каким именем вы назвали её?
  Старик усмехнулся.
  - Это не важно. Имя не имеет значение, главное, что оно есть. Наблюдая за вами и понимая, что происходит, я не выдержал. Отнял ладонь и бросился искать вас. Нашел за домом. К тому моменту начался дождь. Вы промокли. Я попытался перетащить вас ближе к двери, но не смог. Тогда принялся звать по имени. Несколько раз влепил Жене пощечину. Отреагировал он только на Жорку.
  - Георгий.
  - Да. Когда-то я хотел его так назвать, но жена была против.
  - Я тоже! - Джек стоял в дверном проёме, привалившись к косяку. Зализанные назад волосы блестели от воды. Торс отражал свет, а на штанах виднелись мокрые разводы, словно он искупался в наполненной бочке, желая привести мысли в порядок. Выглядел он намного лучше. - Оно всегда мне казалось искусственным, и когда ты делал его чуть живее, обрезая конец, я ненавидел его ещё больше.
  Он прошёл в комнату. Снял с гвоздя полотенце и накинул на плечи.
  - Я подумал, - Джек вытер волосы. Пригладил рукой. - Но, чтобы осознать мало пяти минут. Дай время! Знаю одно: я не могу винить тебя! В мировой истории найдётся много случаев, когда деяния людей казались современникам дикими и неуместными, но приводили в экстаз потомков, так как меняли мировое течение. Этот случай является миниатюрой с продолжением. Как знать, где бы я был сейчас, поступи ты по совести? Если, как ты говоришь, ты переделал предложенный судьбой план, то глупо жалеть о том, чего не узнать. Надо довольствоваться тем, что есть.
  - Спасибо. Но я не ищу прощения. Мне довольно того, что ты понял. И хочется знать, что с этим делать дальше?
  - Жить! - сказал Джек. - И для начала узнать кто виноват!
  Он встал рядом и, повернувшись к столу, мы уставились на камень.
  - Что это? - спросил я.
  - Камень!
  - Ничего общего с породой у него нет. На ткань он не похож, - я хотел прикоснуться, но старик перехватил руку.
  - Он каким-то образом узнал моё прошлое и смог передать его в ваши головы. Интересно, как?
   - Я думал о тебе, - сказал Джек, обращаясь к отцу. - Думал в тот момент, когда это началось. Я беспокоился, что ты опаздываешь, а он ответил, что всё хорошо... у меня в голове. Но я решил, что это мои мысли. Или шум ветра. Потом он начал светиться. Думая о тебе, я стал вспоминать маму, детей. Осознал, что мне почти сорок, что жизнь идёт, и что мои дети не видели меня маленьким, и никогда не увидят. Захотелось в свою очередь узнать, каким был ты до встречи со мной. Что делал? Как говорил?
   - Действительно, это не продукт технологий, - сказал я, а камень заворочался, соглашаясь.
  - Ничего бы этого не было, не копайся мы в колодце, - продолжал Джек. - Но этого не исправить. Я понял. То, что случилось тогда, пусть там и остаётся. Вот только меня интересует вопрос, как эта штука смогла вытащить наружу такие факты? То, что в этом виноват он, у меня сомнений нет!
  - Ты хотел узнать об отце, вот он и показал. - Ответил я. - Только выбрал самое неприятное.
  - Как узнал?
  - Вытащил из головы, - ответил старик. Он стоял в центре, между мной и Джеком, сложив руки на груди. - Прочитал, словно в книге. Когда ты думал обо мне, он связал наши мысли. Я это чувствовал. Примерно в тоже время я вдруг начал ворошить прошлое, будто искал что-то. Но это закончилось также быстро, как и началось, так что не придал значение такому порыву.
  - Но почему именно это? Зачем выкапывать из мозгов старые грехи? Я не хотел это знать! И сейчас предпочёл бы забыть!
  - Энергия,- сказал я. - Сила, которой подпитывается это... существо. Жуёт, запасая силы.
  - Для чего?
  - Решу предположить, что для жизни. А ещё для ожидания. Наверняка, мы не первые, кто с ним сталкивается! Ты говорил, что до вас этот участок много раз переходил из рук в руки, и каждый раз хозяева продавали его за гроши, так? Скорее всего, они находили это чудо и узнавали друг о друге неприятные вещи. Уверен, что у каждого в шкафу хоть один скелет да имеется. А ему только этого и надо: чистая энергия, выпущенная злобой. Не удивлюсь узнав, что здесь не обошлось без рукоприкладства. Может хуже!
  - Убийство?
  - Не будем об этом! - старик стянул с плеч сына полотенце и накинул на шар. - Допустим, что так. Но чего он ждёт?
  - Новых клиентов? - я развёл руками. - Ведь понятно, что с ним случалось, когда люди понимали, кто виноват в их ссорах: они делили имущество и расходились в разные стороны, а он отправлялся на дно колодца, ждать следующего шанса. И, думаю, это он умеет. Смотрите!
  Я двумя пальцами освободил камень. Он смотрел на нас искусственным светом, медленным течением замирающего сна. То, что происходило снаружи, его мало касалось. Он наелся, и теперь дремал, без интереса посматривая на нашу возню ленивым оком.
  Я указал пальцем на его бок.
  - Видите кольца? Словно на срезе дерева!
  Их было несколько десятков, тонких линий, похожих на шевелящихся червей. Сразу разглядеть не получалось: они сливались в узор и обманывали зрение игрой света и внутренним движением. Походили то на зубцы, то на перекаты волн, двигающиеся по периметру. Но стоило заострить внимание, как они выделялись на общем фоне и виделись отчётливо и ясно, так же как линия судьбы на ладони.
  - Это его жертвы, его кормёжки! Я заметил это, когда вы спорили. Мне показалось, что впитав исходящую от вас энергию, он подрос и стал больше. Возможно, когда-то он был всего лишь маленькой песчинкой.
  Джек наклонился и попытался заглянуть внутрь.
  - Это... живое? Похож на эксклюзивный шар для боулинга! А раз так, то можно попытаться его расколоть и заглянуть внутрь! Как думаешь, понравится ему такой поворот?
  - Попробовать можно, - сказал я, - но не думаю, что это получится. Он ведёт себя довольно спокойно для существа, знающего, что с ним могут сделать. Допускаю, что такие попытки уже были.
  - И всё же...
  Джек принёс из кухни топор.
  - Положи его на пол.
  Я накрыл камень полотенцем и взял в руки. Не хотелось прикасаться к его голым бокам, зная, что он это чувствует.
  - Убери полотенце. Пусть видит, что я собираюсь сделать.
  Я подчинился. Лёжа посреди комнаты, камень смотрелся как брошенный диско-шар. Пока ещё был ленив и нежен, но стоило Джеку поднять топор, как шар спрятал краски, втянув свет внутрь, и превратился в чёрный кругляш. Казалось, он чувствовал грядущее и выставил защиту, одевшись в броню. Стал плотнее и массивнее. Приготовился к обороне.
  Джек опустил топор обухом вниз. Он целился в самый центр, но удар прошёл скользем. Наблюдая за камнем, я заметил, как при попадании, он чуть крутанулся, выворачивая бьющую головку от своей оси, а когда удар заскользил по боку, отстранился, перекатившись на пару миллиметров. Это произошло гораздо быстрее, чем можно сказать словами, а у бьющего так вовсе создалось впечатление, что он чуть промахнулся. Буквально на эти самые миллиметры, и стоит повторить. На этот раз точнее.
  Джек вновь замахнулся.
  - Сейчас я его!
  - Не стоит!
  Но я не успел. Джек обрушил свою ярость вниз. Возможно, хотел отомстить за себя. За подорванную веру в отца, как человека ' прямого и целого'. За мать. За ту девочку. За знание того, чего знать не желал. Он опустил топор, но промазал вновь. Всего чуть-чуть. Какие-то доли миллиметра мешали расколоть камень пополам. Каждый раз. Всегда.
  Он бил вновь и вновь, кряхтя от натуги. Покрылся потом. Топор скользил по бокам шара. То справа. То слева. Трещали доски. Отколовшиеся куски полового покрытия разбегались в стороны, раня, как осколки.
  Камень веселился. Он играл с ним. Каждый раз давал надежду, что следующий удар достигнет цели. Надо только лучше прицелиться. Но это было неверно. Он был быстрее. Опережал действие на долю секунды, избегая удара в последний миг. Пускал высвобожденную Джеком энергию по своим бокам и втягивал её, как пылесос. Требовал ещё, опустошая бьющего.
  - Джек! Не надо! Ничего не выйдет!
  Он тяжело дышал.
  - Получится! Надо только...
  Он снова поднял топор. Но ударить не успел. Вероятно, камню надоела эта забава. Оторвавшийся от него луч света, угодил, подобно молнии, между железной головкой и руками, разломив топорище пополам. Острие устремилось вниз, целя Джеку в макушку. В уши ударила звуковая волна, а горячий напор воздуха отбросил меня назад. Я оказался возле дивана, едва не сев копчиком на сброшенный со стола стакан. Он раскололся на несколько частей, а острые грани очень удобно торчали вверх. Яркая вспышка выхватила наши тела и заставила глаза сомкнуть веки, разрезая видимое на кадры. Последнее, что я заметил, это летящее вниз лезвие и голову Джека, готовую для приема. Дальше я ориентировался по слуху, и последующие секунды представлял происходящее в голове. Стол сдвинулся с места, процарапав ножками по полу. За ним последовали диван и пару кресел. Это были старые разборные для сна монстры, и одно хромало, не имея пары ножек. Подставленные журналы раздуло веером, подняв к потолку. На кухне заохали столовые приборы, и, вторя им, застучали дверцы подвесных шкафов. Распределённые по вбитым гвоздям вещи, оказались на полу, а окно, присвистнув, выплюнуло стекло наружу, едва не подавившись осколками. Хлопнула дверь. Стоящий у порога старый сейф, похожий на потрёпанный чемодан, лязгнул дверцей и повалился на бок. В уши проник тонкий надрывный звук, дошел до болевого порога и сгинул, словно упал с обрыва, погрузив нас в писклявую тишину. Я оказался во тьме.
  Рядом кто-то сопел. Я открыл глаза и начал часто моргать, желая вновь обрести способность видеть. Хотелось удостовериться, что с Джеком всё хорошо, но сидящая внутри темнота таяла медленно, вызывая панику. Принялся шарить рукой. Нашёл одинокий ботинок. Сжал его и, оттолкнувшись руками, сел.
  Комната постепенно возвращалась. Яркость приходила в норму. Первые впечатления открывали картину взрыва, когда все близко находящееся к эпицентру, отбрасывает назад. Таким центром был камень. Он расчистил пространство вокруг себя, и, вжавшись внутрь, походил на холодный безжизненный гранит. По полу от него отходили обгорелые метки, словно нарисованные графитом полосы. Мебель была опрокинута и сдвинута с места. Дверь выворочена. Её скинуло с одной из петель, когда ржавый сейф угодил по косяку, и теперь она походила на брошенную трость, прижатую к стене. Скудное убранство дома разметало по сторонам, а нас бросило на пол, лишив чувств.
  Встал. Джек был справа. Он лежал лицом вниз, зарывшись в упавший плед. По виску текла кровь. Но он дышал. Я видел, как расширяется грудная клетка, как дрожат кончики пальцев. Тронул его за плечо.
  - Ты живой?
  Он замычал в тряпку. Потом перевернулся на спину.
  - Нет!
  Я провёл пальцем по его голове и показал.
  - Удачно, - сказал он. Повторил моё движение и посмотрел на пальцы. - Ещё бы чуть- чуть... Отец оттолкнул меня... Папа?!
  Максимыч лежал у выхода. Раскинул руки и поджал ноги. Его глаза были открыты, но он не шевелился. Джек дополз до него и руками зашарил с ног до головы. Добрался до лица.
  - Отец! Отец!
  На правой руке старика, начинаясь от кисти и доходя до локтя, шёл кровавый след, предъявляя глубокий порез. Кровь выходила толчками и уже образовала на полу небольшое озеро.
  - Я в порядке, - Максимыч захлопал глазами. - Слезай с меня!
  Он встал. С трудом, словно заржавевший кран, раскручивая механизмы.
  - Все целы?
  - Твоя рука...
  - Ничего страшного, - старик подобрал с пола нечто, похожее на рубаху, встряхнул и намотал на руку. - Заживёт.
  - Надо обработать... - просил я.
  - Позже. Сначала разберёмся с этим.
  Мы собрались перед шаром. Он был прежним, таким, каким Джек его поднял со дна колодца.
  - От него надо избавиться.
  - Да.
  - Но только так, чтобы никто и никогда не нашёл.
  - Да.
  - Какие будут предложения?
  - Разрушить его не получится!
  - Больше никаких насильственных действий, согласны?
  Мы с Джеком кивнули.
  - Назад в колодец?
  Старик завертел головой.
  - Нет! Не хочу чтобы на моём участке было нечто похожее!
  - Я так понял, вы не собираетесь продавать землю?
  Старик посмотрел на Джека и вместе они уставились на меня, сказав в унисон:
  - Нет!
  - Ладно. Я предположил, что всё может идти по кругу... но так даже лучше.
  Я выступил вперёд. Тронул камень ногой.
  - Тяжелый. Как думаете, он умеет плавать?
  - Конечностей у него вроде не видно.
  - Я имею в виду, может ли он всплыть, став легче воды?
  - Не думаю, - Джек подошёл ко мне и присел перед камнем. - В колодце воды было по колено, но он лежал на дне, зарывшись в ил. Видимо, для... жизни ему не важна среда. К тому же он... думает, что неуязвим. Мы говорим о камне, как о чём-то живом? Я сошёл с ума!
  - Нет! В этом то и проблема! - старик встал рядом. - Он живой! Некий паразит, ничего не дающий взамен! Ты спросил, может ли он плавать? Это легко проверить! Мы поедем на озеро. Найдём место поглубже и утопим его. Думаю, метров пятнадцать ему будет достаточно. Запомним место, поставив метки, и будем проверять, как он себя чувствует. Если ему не важна среда, он успокоится, пока не проголодается. Но на это может понадобиться не один десяток лет.
  - А потом? - спросил я.
  - Вам придётся справляться самим. Надеюсь, к тому времени меня уже не будет.
  За окном ночь откусила половину месяца, разжевала и разбросала крошки по небу, разбавив темноту светом далёких звёзд. Горизонт очистился от туч, обозначив себя полосой вдали. Ветер стих. Сырость принесла прохладу, скомкав сохранённое землёй тепло, впитала его в себя и принялась расползаться туманом. Где-то лаяла собака.
  - Надо вынести его на улицу.
  - Нет! - Максимыч остановил сына. - На виду он будет безопасней! Мы не знаем, умеет ли он плавать, и не знаем, умеет ли он передвигаться по суше. На виду будет безопасней!
  Мы вновь отошли от него и встали полукругом, словно три взрослых мужика смотрящие в кроватку с младенцем.
  - Его надо чем-то накрыть! Не могу так!
  Джек вышел на улицу. Что-то упало. Лязгнул металл. Он появился, держа старую алюминиевую кастрюлю, похожую на рваную шляпу-котелок.
  - Кто-нибудь хочет пожелать ему спокойной ночи?
  - Я! - старик протёр лицо ладонью. - Хочу сказать спасибо. Не знаю, как у него обстоят дела со слухом, но так или иначе: спасибо, что помог облегчить душу! Теперь я чувствую себя намного свободней и легче. Извини, сын, что ты узнал об этом, или извини, что узнал так поздно! Хотелось бы попросить прощения у твоей матери, но это я сделаю при встрече, она не так далека. Всё!
  - Во всей этой истории ты единственный, кому он помог. И знай, я не держу на тебя зла, и просить прощение тебе не надо. Ты был отличным отцом, и продолжаешь таким оставаться.
  - Спасибо, сын!
  Джек стукнул ладонью по металлическому дну котелка.
  - А теперь скажите: спокойной ночи, тварь! - и накрыл камень.
  
   ЧАСТЬ 3 БУДУЩЕЕ
  Я видел сон. Старые образы кружили хоровод забытых воспоминаний, претворяясь в беспамятстве в надежду, отдающую тоской. Я нянчил собственного ребёнка! Не могу сказать точно, когда это перешло грань, превратившись в несбыточную мечту, но последние пару месяцев этот сон шёл с такими субтитрами. Я спал, и проплывающие перед глазами картинки, являясь полной выдумкой, грели сердце и сопутствующие чувства, но не могли обмануть разум - вечно бодрствующее создание.
  Открыл глаза и сел. В комнате было темно. Свет покусанного месяца терялся за тополями, давая земле малую часть. Я протёр лицо ладонями, чувствуя, как болят кончики пальцев, онемевшие от нехватки движения. Попытался вспомнить вечерние события и своё место в этой истории, едва сознавая, что взглядом ищу в темноте силуэт стола и контуры предмета на нём. После взрыва мы привели комнату в порядок, и поставили камень на стол, подложив под него разделочную доску. Это напомнило ловушку для ос, а я наклонился и прислушался, пытаясь различить идущие из темницы звуки, но ничего не услышал. Джек предположил, что камень свернул деятельность, поняв, что мы собрались с ним сделать. Кругляш стал абсолютно чёрным, сжался в размере, и перестал афишировать свои внутренности.
   Мы разобрали оба кресла, уступив Максимычу диван. Я лёг на то, что было без ножек, собрав и подставив разлетевшиеся журналы. Думал, что сразу усну, но ворочался не менее получаса. Слушал возню старика. Потом его храп. Он засыпал долго, стонал и ворочался, скрипя зубами. Но вот уже пару часов не издавал ни звука, растянувшись во весь рост. Что он видел во сне? Хотелось верить, что ночь принесла покой, и впервые за много лет, он остался в ней один. Возникал вопрос: как они будут жить дальше? Но ответ был проще, чем казалось: по-прежнему! Думаю, что утром мы не захотим вспоминать прошедшее, а отец с сыном сделают всё от них зависящее, чтобы это больше никогда не всплывало. Старик привык, а Джек постарается забыть. Но это было лишь моё мнение!
  В отличие от старика, Джек уснул мгновенно, и до того, как я последовал его примеру, он не менял позу, засунув под подушку обе руки. Я просыпался несколько раз, пытаясь ухватиться за край детской пелёнки. Последний раз это было минут двадцать назад, и тогда Джек был на месте. Сейчас его кресло пустовало.
  Я встал. Горечь вечера скоблила горло, отчего хотелось пить. В темноте нашёл путь на кухню. Нащупал графин и налил воды. Посмотрел в окно. Ночь заканчивала свой путь, приближаясь к финишу. Он виднелся на горизонте полосой рассвета. Проснулись первые птицы и чистили горло, пробуя голос. Сначала тихо и сонно, дальше чуть смелее, маленькие певуны вступали в набирающий силу хор и привносили в общее звучание свою особую нотку, показывая будущему рассвету правильный путь. Я повернулся и подошёл к столу. Слышит ли он это? Мне было интересно узнать, что испытывает камень, когда окружающее не производит негатива? Когда то, чего он желает, отсутствует? Какими бы не были люди, вражда и ненависть не являются нашей неотъемлемой частью, и хотелось верить, что пища достается этому созданию совсем нелегко! Может, один раз из десяти? Или нет? А если он получает желаемое сразу и в больших количествах? Что по такому поводу сказали бы учёные, будь у них возможность изучить образец? Как бы предстала история, узнай мы, что все войны были спровоцированы подобным экземпляром, желающим лишь насытиться, и сотни миллионов смертей не есть жертвы за мир, независимость, веру, а лишь пища, брошенная в угоду непонятному созданию? И сколько таких есть на Земле? В таком контексте наше злоключение виделось лёгким завтраком!
  Я захотел увидеть его реакцию! Захотел посмотреть на него! Сунул палец в отколовшийся край посудины и скинул крышку, готовый к любой подлости. Но то, что увидел, озадачило сильней, чем вечернее представление: под крышкой ничего не было! Камень пропал!
  Машинально я принялся елозить взглядом по полу, словно хотел найти сбежавшее насекомое. Имея дело с непонятным объектом, применяешь к нему известные стандарты, и даже если он умеет двигаться со скоростью света, ты всё равно будешь смотреть ему вслед, надеясь помахать на прощание. Посмотрел под стол. Насколько хватало силы моего зрения в умирающей темноте, понял, что помещение было пустым, не считая привычных объектов. Тогда я подумал про Джека.
  У входной двери надел тапки. Накинул на плечи куртку. Дневная жара теперь казалась чем-то вымышленным, и если термометр достигал двенадцати градусов, то это было прекрасно. Я подумал, что, выйдя на улицу, смогу увидеть собственное дыхание. Но этого не случилось, так же как и явление Джека. Крыльцо пустовало. Я принюхался. Пару лет назад мы с Джеком решили, что пора отказаться от привычки зажигать во рту всякое дерьмо и дышать его дымом. С переменным успехом борьба кончилась, только, если я одержал победу по всем статьям, то Джек просто заключил перемирие. И он скрывал это. Курил редко и только уединившись, но ночной воздух был сырым и свежим, похожим на запах скошенной травы. Я набрал полную грудь. Подержал. Потом выдохнул, почувствовав, как закололо в боку. Воздух был прозрачным и чистым, а плывущие по траве островки тумана, напоминали воздушные кораблики.
  Спустился со ступенек и оказался по колено в траве. Она была холодной и сырой. Я застегнул куртку и вжался в воротник, почувствовав, как несколько сотен точек покрыли руки и спину. Осмотрелся. Соседний дом спал, задёрнув шторы и плавая во внутренней темноте. Его бок, что смотрел на наш участок, оголял тощие рёбра, похожие на дранку под слоем засохшей глины. Они щетинились в скудном свете далёкого фонаря и вырисовывали на себе контур человека. Джек прилип к стене и сгорбился, словно старался, чтобы его не заметили. На нём был длинный плащ, а на голове широкополая шляпа, одна из тех, что обычно используют киношные шпионы, стараясь сразу же провалить задание. Он секунду стоял на месте, а потом принялся скользить вдоль дома, присев ниже.
  - Джек?!
  Я повысил голос и сделал шаг в его направлении, почему-то совсем не удивившись, что он не отреагировал на окрик. Фигура лишь сгруппировалась, потом дернулась, словно получила ощутимый разряд тока, и тут же пропала за углом, оставив меня в недоумении.
  Я направился следом. Пересёк участок и оглянулся. Не ожидал увидеть за спиной старика или кого-нибудь ещё (предрассветный час белил мир, обрисовывая ночные тени цветом, и, свойственные ей страхи теряли силу) и, тем не менее, мои веки дрогнули, готовясь к неизвестному. Я подумал, что после виденного накануне ещё не скоро начну доверять действительности.
  Соседние участки разделял низкий забор, с которым я справился. Оказавшись на той стороне, уподобился товарищу и прижался к стене дома. Сделал шаг в сторону. Потом ещё. Показалось, что меня кто-то позвал. Попытался окинуть взглядом лежащее перед домом поле, опасаясь, что Максимыч заметил пропажу и вышел на поиски, но из-за травы и остатков темноты с моего места этого сделать было невозможно. Оказалось, что наш участок сидит ниже соседнего, и чтобы его увидеть, надо подойти к забору и вытянуть шею. Несколько раз беззвучно вдохнул, стараясь успокоиться, и стал пробираться по стене к углу дома, а когда достиг, то осторожно выглянул, пытаясь взглядом раздвинуть остатки ночи и заметить фигуру.
  Фонарь, висящий на высокой жерди перед входным крыльцом, давал плотное пятно света, словно желтый кругляш, нарисованный в темноте. Джек стоял в центре и с кем-то разговаривал. Я не мог видеть ни лица оппонента, ни его фигуру. Лишь тень, похожую на уродливого карлика, но всматриваясь в спину Джека, заметил, как тот нервно жестикулирует, раскидывая в стороны руки, подобные высохшим веткам. По утреннему туману скакали обрывки разговора, и чтобы слышать лучше, надо было подойти ближе. Но я мешкал.
  Что Джек собирался сделать с камнем? Отдать этому человеку? Продать? Зная его, я не мог поверить ни в одну из версий! Джек был рациональным и рассудительным и, предполагая чем данный экземпляр может быть опасен для нового владельца, никогда бы не поступил подобным образом! Единственное, что приходило на ум, так это то, что Джек снова попал под влияние камня, и чтобы это исправить, надо было вернуть его к реальности. Я решил действовать!
  - Джек! - я выступил вперед, сообразив над бровями козырёк, так как в этом месте свет бил в глаза. - Ты не можешь этого сделать!
  - Стас? - Джек быстро повернулся. Его руки спрятались за спиной, и, судя по напряженному лицу, я застал его врасплох. - Что ты здесь делаешь?
  - Я обнаружил твое отсутствие, а когда увидел, что нет и камня, решил, что ты имеешь к этому отношение. Джек, что происходит?
  Он переминался с ноги на ногу. Неуместная шляпа комично прыгала по макушке. Спиной он загораживал второго человека, и как я не пытался, не мог увидеть и часть его фигуры. Только тень, ставшую меньше.
  - Я не понимаю, о чем ты? Если камень пропал, то я здесь ни при чём!
  Его голос был тяжелым и хриплым, как иногда бывает после сна, когда связки расслаблены и медлительны.
  - Не будь ребёнком! Ты говоришь неуверенно, а это первый признак лжи! И что у тебя в руках?
  - Ничего!
  - Неправда! Вытяни руки вперёд!
  Джек замялся.
  - Ты не понимаешь...
  - Кто это? - я постарался заглянуть через плечо, но рост не позволил. - Почему он прячется?
  - Не важно! Ты его не знаешь! Не обращай внимание!
  - Ты хочешь отдать камень ему? Это глупо! Подумай, чем это грозит!
  - Чем же? - Джек отступил на шаг, пряча спутника еще глубже. - Может всё не так плохо?
  - О чём ты?
  - Возможно, мы не до конца знаем возможности камня?
  Я остановил его жестом.
  - Не надо, Джек! Не говори так! Мы решили покончить с ним и это правильный ход.
  Джек скорчил гримасу.
  - Да, я помню. Но размышляя над случившимся, я неожиданно понял, что этот... предмет может не только вредить, но и приносить пользу.
  - Ты открывал его ночью?
  - Ты не слышишь меня!
  - Ты открывал его?
  - Да! - Джек закричал. - Конечно, открывал! Ты поступил бы так же, если бы я не опередил!
  Я был спокоен и уверен в себе, словно знал, что Джек просто дурачится. Я старался рассуждать трезво и взвешенно, пытаясь предугадать развитие сюжета, и пришел к выводу, что камень постарается откусить от нас по кусочку и осуществить то, что задумал.
  - Его надо вернуть на место!
  - А если я скажу, что этого не сделаю? Что тогда?
  - Послушай, - я попытался придвинуться ближе, но Джек искусно отступил, - камень специально хочет нас поссорить! Если мы это допустим, то он одержит победу и всё повторится сначала. Ты хочешь этого?
  - Нет! Такого не случится, если поступим по-моему.
  - Такого не будет. Я не позволю.
  Хотя он был выше и мощнее, я пошёл в наступление. Выкинул правую руку вперёд, надеясь схватить его за локоть и развернуть, но промахнулся. Оказалось, что кисти моих рук запутались в рукавах чужой куртки, и мне никак не удавалось расцепить пальцы, сложенные вместе. Я не обратил на это внимание раньше, и поэтому сейчас провалился ему за спину, едва устояв на ногах. Упёрся локтем в траву, ощутив приличный удар в колено. Встал.
  Джек улыбался. Из-под полей шляпы виднелась полоска губ.
  - Неплохая попытка! Сможешь так ещё?
  Я набрал полную грудь.
  - Я не стану!
  - Ну, давай! Сделай нечто подобное! Или не хватает сил?
  Мне показалось, что Джек расстроился, приняв отказ
  - Всё равно, твои попытки ни к чему не приведут: я сильнее! - сказал он.
  Я по-прежнему держал руки вместе. Джек прятал свои за спиной.
  - Пожалуйста, отдай камень! Только вспомни, как он чуть не убил тебя!
  - Я сам виноват!
  - А твой отец?
  - За всё на свете следует расплата, и он не исключение.
  Я начал злиться. Меня стали раздражать его пируэты: он не мог устоять на месте, постоянно двигался и гримасничал. Движения напоминали импульсные толчки больших рекламных кукол, наполненных воздухом. Создавалось впечатление, что он стоит в поднимающихся над асфальтом раскаленных парах. Да и лицо было скрыто под полями шляпы, а свет, бьющий мне в глаза, мешал смотреть.
  - Где камень, Джек?
  - Слушай! Тебе никогда не хотелось знать, что ждёт нас в будущем? Какими мы станем лет через двадцать? Или что будет в следующее воскресенье? Мне неожиданно пришло на ум, что этот экземпляр не только может видеть прошлое, копаясь в головах, но и способен предвидеть грядущее.
  Он замолчал, словно давал мне время переварить сказанное.
  - Это он сам тебе сказал? Джек, ты же понимаешь всю нелепость таких слов! Даже не вдаваясь в теорию относительности, можно усомниться в этом!
  - Глупец! - Джек фыркнул и надул щеки. Тень его собеседника сделала невероятное па, а потом снова замерла. Я всё никак не мог заглянуть за спину Джеку и увидеть лицо таинственного человека, поскольку тот делал всё, чтобы стать незаметней. Или всему виной был Джек? - Ты только подумай, какую пользу можно извлечь из тех знаний, что откроются нам, доверься мы камню! Знание будущего, своей дальнейшей жизни! Но и это не всё! Жизнь - это череда поступков и решений, что приводят нас к финишу, а теперь же мы сможем корректировать свой путь, исправляя их до того, как они приведут к не желаемому результату! Ты только представь, что может из этого получиться!
  - Ничего хорошего! Дай камень! - крикнул я.
  - Не могу! У меня его нет!
  Я сделал шаг. Джек дёрнулся. Отступил. Тень последовала примеру.
  - Ты отдал его? Кто это у тебя за спиной?
  Джек оглянулся. Он повернул тело на пол оборота, но стоящий за ним человек всё равно остался в тени.
  - Верни камень! - крикнул я, обращаясь к неизвестному. - Ты не представляешь, чем это грозит!
  Джек улыбнулся, и его губы съехали книзу, обнажив ряд жёлтых зубов.
  Возможно, я что-то стал подозревать после этих зубов или виденное просто поменялось. Его фигура чуть потеряла в статности. Прижалась к земле, словно у него подкосились ноги. Мы теперь были на одном уровне.
  - Попробуй, отбери!
  - Джек, не надо!
  - Ты, маленький сукин сын, всё боишься принять решение, от которого зависит нечто больше, чем простой выбор сосисок на ужин? Даже собственной жене ты не в состоянии указать место в кровати! Не потому ли ты завидуешь мне? Если хочешь знать, на твоем месте я бы справился куда лучше!
  Я его ударил. Потом ещё. Мне показалось, что он специально присел, подставляя челюсть. Я замахнулся снова, и ударил уже сильнее, точно выцеливая в мишень. Бил обеими руками сразу, сцепив пальцы в замок. Чувствовал в центре сжатых кулаков приятный жар, словно поток энергии, дающий силу. Откуда-то сразу взялась неприкрытая обида, что могла накапливаться годами, ища выход. Всплыли какие-то старые страхи, неуместные доводы, разрешающие махать руками вновь и вновь. Я чувствовал, что из меня выходит накопленный за годы ужас перед уже почти фактом, что отцом мне не быть, и на этом фоне история с камнем отползала на задний план, притворяясь фоном. Мне уже было не важно, кто передо мной и как сильно ему досталось, значение имело само действо, сам процесс, но когда и он перешёл в разряд вторичных, я уже защищал свою жизнь, ведь противник был ещё силен.
  Джек улыбался. Через пелену ненависти, я отчетливо видел его глаза и улыбку, перечеркивающую лицо. Он кивал в такт наносимым ударам, словно требовал ещё, и это так же вносило сумятицу в мои мысли, полностью вышедшие из-под контроля. Я думал обо всём! Раздавая удары, вспоминал неудавшиеся ухаживания и школьные драки; споры на работе и семейные скандалы. Казалось, я взбивал слежавшуюся подушку, стараясь придать ей новую удобную форму. Но только получалось не очень: я так и не испытал комфорта!
  - Стой! Прекрати! - Джек поднялся. Я не мог понять плачет он или смеётся. - Довольно!
  Я тяжело дышал. Руки болели, и, кажется, я вывихнул плечо.
  - Ты отдашь камень?
  Он насупился, раздув грудь, и сделал пару шагов назад, на секунду задрав подбородок так, что я смог увидеть его глаза. Они были подёрнуты белёсой дымкой, словно оконное стекло, покрытое налётом дыхания. Джек находился под гипнозом и любые доводы, отличные от навязанного ему мнения, не имели никакой силы. Требовалось действовать иначе.
  - Хотя ты, возможно, прав! - я сложился пополам, стараясь привести дыхание в порядок. Джек выглядел куда лучше, чем можно было ожидать, хотя шляпа всё так же скрывала половину лица, и увидеть что-то конкретное было невозможно.
  - Я прав! - сказал он.
  - Но нужны доказательства. Если ты хочешь оставить камень, то лучше предъявить нечто такое, что отличалось бы от вчерашнего.
  Он затряс головой.
  - Да! Это можно! Ты увидишь! Я покажу тебе будущее, а дальше ты сам решишь!
  - Не думаю, что это возможно!
  - Ещё как! Хочешь, покажу, как твоя дочь идёт в первый класс?
  Я сделал глубокий вдох и протянул в его направлении обе руки. Тыл ладоней был испачкан кровью.
  - Позволь, я сам? Хочу увидеть то, что является моей мечтой!
  Я сделал умилённое выражение, надеясь, что это зачтётся, как примирение сторон. Мой план был бесхитростным и прямым: втереться в доверие, убедить его, что я принял нужную сторону, а как только камень окажется в руках, показать тыл. Сложность была одна: у меня действовал ограниченный лимит времени. Всё надо было провернуть в ударных темпах!
  Но Джек яростно мотал головой и пятился назад, расходуя секунды.
  - Нет, Джек! Нет! Ты должен верить мне! Ты возьмешь меня за руку, и мы вместе увидим, как я нянчу своего ребенка! Ты хочешь увидеть такое, Джек?
  Он не ответил.
  - Ты же хочешь, чтобы я поддержал тебя? Я помогу тебе уговорить старика принять твоё решение, но только мне самому надо убедиться, что это возможно! - я продолжал напирать. Сделал шаг навстречу. Джек отступил. Он смотрел поверх моей головы, вслушивался в мои слова и беззвучно их повторял, едва шевеля губами. В какой-то момент начал кивать головой. - Мы попробуем выжать из камня что-нибудь ценное, попытаемся понять, может ли он давать что-то, а не только брать! Если то, что ты говоришь, окажется правдой, я первый отнесу его в дом и буду охранять, чтобы никто не смел к нему прикоснуться! Ты веришь?
  - Да!
  Теперь он улыбался. Джек прикрыл глаза и раскачивал головой, словно слушал сладостные речи проповедника. И не только он: я сам верил в то, что говорил!
  Собственно, почему нет? Обычно я не так восприимчив к словесным внушениям, неважно какой стороны жизни они касаются, будь то рекламные ходы или скидочные акции. У меня, как у человека, выросшего в перестроечное время, когда слова, произнесённые с завлекательной интонацией, автоматически означали преднамеренную ложь, выработался иммунитет к подобным мерам воздействия, но, понимая всю нелепость своих доводов, я всё же задался вопросом: а если такое действительно возможно, что тогда?
  Исправить то, что ещё не случилось? Повернуть туда, где лучше и теплее? Найти в многообразии хаотичных поступков действительно правильные и решающие, вычертив собственную жизнь так, как ты это представляешь в мечтах?
  Я хотел этого! Давало ли это шанс испытать неведомые до селе чувства? Я не был уверен! Но я был готов попробовать!
  - Тогда дай мне его! Дай камень!
  Джек распрямился. Он дёрнул локтями, но руки остались за спиной. А вот лицо я смог разглядеть: он щерился ухмылкой, будто смог прочесть мои мысли и узнать намерения. Даже подмигнул и хитро склонил голову.
  - Я не могу, - сказал он, - не могу тебе дать то, что и так у тебя!
  Странное дело: ещё не слыша его слов, я уже знал, что он прав! Это было понятно и просто, и, осознав, я опустил голову - камень действительно был у меня в руках!
  Я сжимал его окровавленными ладонями, скрючив пальцы и впившись ногтями. Всё это время я держал его в руках, но лишь теперь, почувствовав мое полное повиновение, камень позволил мне увидеть линию, делящую мой разум на части, и открыл действительность, предъявив её такой, какой она виделась для окружающих. Медленно, словно хвастаясь возможностями, он стёр вымышленную инсталляцию перед моими глазами, заменив театрального Джека настоящим. Сбросил с него шляпу, хотя и оставил руки скрытыми, а так же вывернул тень, обратив в седовласого старика. За его спиной терялся ещё силуэт, но был мелким и неважным. Они стояли чуть в стороне, а прямо передо мной находилась деревянная конструкция, венчающая колодец соседнего участка. Крышка люка была открыта, и чернота ямы отступала, не решаясь спорить с волнами света. Камень выпускал сжатое внутри напряжение сочной радугой, что плескалась жирными разводами, и они плавно перетекали в открытый люк, словно показывали дорогу. Свет согревал руки, озябшие от утреннего холода. Он казался весомым и объёмным, наподобие мягкого, пушистого зверька.
  Сразу стало приятно и тепло, будто я оказался в удобном кресле перед камином. Почему то именно такой образ всплывал, когда дело доходило до понятий комфорта и неги.
  - Ну? - Джек протянул ладонь. - Отдай его!
  Я придвинулся ближе к чреву колодца. Занёс руки.
  - Нет, Джек! Извини! Ничего такого не выйдет!
  - Ты что, Стас? Ты не можешь так поступить! Это было общее решение!
  Я смотрел на камень. Чуть больше футбольного мяча. Идеально круглая форма. Он действительно напоминал шар для боулинга, но был неестественно правильный и эталонный, словно только что отчеканенная монета огромного достоинства. Его бока ласкали пальцы. Внутренняя красота завораживала.
  - Я хочу этого, Джек! Очень хочу! Все эти годы я мечтал о ребёнке! Боже, как я хотел этого! Ты не представляешь, что такое желать невозможного. Каждый день просыпаться с одной и той же мыслью и знать, что ничего подобного я не испытаю кроме, как в своих снах! И с каждым разом они становятся всё ярче! - я наклонился над зияющей дырой. Камень обезумел от скорой победы и взорвался сочным фейерверком, выплёвывая образы. Они в голове выстраивали новый порядок и покидали меня через уста с силой, сравнимой с мощью прилива. Я выплёскивал горечь, что копилась годами, требовал, умолял. Заставлял себя переживать, нарочно распаляясь, словно отчаяние и безысходность могли помочь добиться желаемого. Я пытался объяснить, что камень - это единственная надежда для таких как я справиться с внутренним ступором и попробовать сдвинуться с места. Ведь возможно, только возможно, что образ будущего, увиденный в камне, этому поспособствует. - Не смей лишать меня того, что я хочу! Ты не в праве! Не ты, не твой отец не сможете это у меня отобрать! Никогда!
  Джек завертел головой.
  - Стас, ты не понимаешь, что говоришь! Посмотри на меня! То, что ты собрался сделать - это не выход!
  Он стоял, чуть пригнувшись, словно кошка, готовая к нападению. За его спиной старик реагировал проще: стал обходить меня слева, время от времени посматривая на сына. Они пытались взять меня в кольцо, но только подобраться ближе, чем на три метра у них вряд ли бы получилось: колодец был оформлен в стиле русских сказок и окружен декоративным забором, за которым я и находился. В центре возвышался грибок с вертелом под крышей, напоминающей шляпу, а чуть правей пара деревянных медведей, на одном из которых я заметил кровавые следы своих кулаков.
  - Как знать, Джек! - я старался говорить спокойно и ровно, подавляя плавающую интонацию голоса, хотя уяснив суть происходящего, делать это становилось труднее. Я понимал, что достойно исполнил главную роль во второй по величине галлюцинации уходящего года, но пережитые эмоции держали мои мысли с другой стороны здравого смысла. - Ты имеешь самое ценное, что может предложить жизнь, как и твой отец, который не достоин этого! Убив маленькую девочку, он превратил свою жизнь в кошмар, но это не лишило его права на ребёнка! Чем же так провинился я, что мне отказано в этом? Возможно, в нашем мире это совсем не право, а привилегия, данная избранным, и чтобы войти в этот клуб надо совершить нечто ужасное? Если это так, то я готов рискнуть, Джек! Понимаешь теперь ты меня?
  - Безысходность - удел слабаков! - ответил он. - Это твои слова, Стас! Ты всегда говорил, что умный человек расчерчивает жизнь так, чтобы иметь запасной путь на каждый не удобный случай. Не верю, что мы не придумаем что-нибудь и в этой ситуации! Так быть не может!
  - Ты разве не заметил: я уже всё продумал!
  - Это не твоё решение, пойми!
  - Возможно! Но что, если это поможет? Мне кажется, что стоит попробовать!
  Он придвинулся ближе.
  - Не надо! Отдай камень! Он всего лишь тебя использует!
  Я кивнул. Его слова не имели значения, словно всё стало мелким и неважным. Надо было разжать пальцы, и тогда я получу то, что было обещанно! В этом была цель!
  - Ты слышишь меня, Стас? Если да, тогда заранее извини...
  Джек показал руки из-за спины. В ладонях он сжимал длинную жердь, похожую на кривую змею. Поднял её и завёл за голову, беря размах, достойный знаменосца.
  Но я хотел увидеть будущее и знал, что никто не сможет помешать этому! Я был готов стать отцом и назвать имя дочери, приглашая её в наш мир.
  А потом неожиданно стало темно, и я осознал, что пальцы мои пусты!
  
   ЭПИЛОГ
  Вспоминая давно прошедшее, иногда хочется вновь оказаться там и испытать приятные чувства, заполняющие момент. Это может быть экстаз от классного секса, эйфория от выкуренной сигареты или радость от понимания того, что в двадцать лет ты ещё достаточно молод и глуп, чтобы совмещать эти вещи. Согласитесь, что ни одно из вышеперечисленных не понравилось с первого раза, и потребовался повтор, чтобы понять, как они хороши, но приходя в сознание после удара, я знал, что повтор данной процедуры не придаст ей большей привлекательности, и от воспоминаний о ней, меня, скорее всего, будет тошнить.
  Открыл глаза. Представший свет мешал краски, превратив мир перед глазами в калейдоскоп сломанных стекол. Осколки представляли собой разбитые картинки, похожие на паззл, в очертаниях которых угадывались фигуры. Сразу было трудно сказать, реальны они или нет, но то, что высокий треугольник с белым кругом на макушке походил на Максимыча, сомнений не вызывало. Моё возвращение было не столь плачевным и ужасным, как я описываю, хотя судя по ощущениям, я был жив только наполовину. Нижняя часть туловища отсутствовала, как таковая, а вот с верхом я был в ладах. Чувствовал пальцы рук. Ощущал, как ноют избитые костяшки. Мог пошевелить плечами и кивнуть головой. Пока моё зрение налаживало фокус, собирал разлетевшиеся от удара мысли, жалея, что Джек приложил больше усилий, чем это требовала ситуация. Возможно, он действовал наверняка, но это было небольшим оправданием, ведь ударь он чуть сильнее, раздробленное сознание могло навсегда покинуть мою голову через пробоину.
  Попытался сесть. Как только голова потеряла опору, мир вокруг принялся кружить и менять картинки, от чего жутко затошнило. Пришлось глаза закрыть.
  - Не вставай, - голос старика плавал перед носом. Нотки хрипоты двигались по октаве, словно он пытался прочистить горло. - Ещё минут пять и головокружение пройдёт. Дать понюхать нашатыря?
  - Нет.
  Собственный голос был более узнаваем, но выплывал откуда то сзади, словно губы теперь находились там. Поднял руку и ощупал лицо. Добрался до макушки и нашел здоровую шишку.
  - Ого!
  - Извини! - судя по направлению, Джек стоял справа, хотя всё могло быть иначе! - Я посчитал, что это самый безобидный способ тебя остановить. Как себя чувствуешь?
  Я кивнул. Поднял веки и посмотрел перед собой. На этот раз изображение было удобоваримым, хотя отсутствовало несколько важных деталей. Во-первых, немалая часть картинки исчезла, напоминая засвеченную фотографию. Во-вторых, цвета были блеклыми и смазанными, словно кто-то провёл пальцем по свежим чернилам. Но, в целом, меня это пока устраивало.
  - Мне не с чем сравнить, - сказал я, - никогда прежде не был в нокауте.
  - Сколько пальцев я тебе показываю?
  - Перестань! Твои загогулины не помогут мне избавиться от головной боли!
  - Сильно болит?
  - Пока нет, но думаю всё впереди. Сколько времени я был без сознания?
  - Пару часов.
  - Время умеет удивлять! Мне показалось, что не более трёх секунд!
  Чуть привстал. Тошнота обозначила присутствие, но дальше этого у неё дело не пошло. Осела комком где-то в гортани. Моргнул, очищая картинку от мусора. Не сразу, но постепенно цвета пришли в яркость, и появилось пропавшее пятно, вложив свой кусочек паззла. Я был в доме, на диване, а стоящие передо мной фигуры старались, чтобы их лица выглядели менее виновато.
  - Со мной всё нормально, - я скинул ноги за край и сел. - Хотя ударить можно было и слабее.
  - Возможно, но второго шанса ты бы не дал.
  - Это точно. Кто-нибудь может объяснить, что это было?
  Старик протянул мне наполненный стакан.
  - Вот, держи. Это поможет от головной боли и всё расставит по полочкам.
  Я отмахнулся.
  - Спасибо. Хочу быть при памяти, если должно случиться ещё что-нибудь. Кстати, где камень? Я смог его удержать?
  - Насчёт этого не волнуйся, - Джек отступил в сторону и предъявил брошенный по центру комнаты старый сейф, похожий на облезлую коробку. Такие некогда стояли в кабинетах маленьких директоров, собирая внутри себя никому не нужные бумаги. - Мы поместили его внутрь. Закрыли. Ключ я выбросил.
  - То есть, открыть его не получится? - спросил я.
  - Если только с помощью специального инструмента - Максимыч убрал отвергнутый мною стакан и встал рядом с железной коробкой. - Но это не суть важно. Главное, что никому из нас он уже навредить не сможет, а зная его фокусы, теперь мы будем вдвое осторожней. Для начала надо уяснить, что оставаться с ним один на один нельзя. Лучше, пока не исполним план, всем держаться вместе. Ну, и бить тревогу, если что-то вокруг покажется странным.
  - Например? - спросил я. Голова напоминала шар, заполненный гелием, и эта легкость переходила в тупость.
  - Если кто-то из нас решит похоронить маленькую девочку или попробует заглянуть в будущее! - сказал Джек.
  - Да, я понял. Вот только когда такое происходит, очень трудно понять, что ты уже под гипнозом. Всё идёт по накатанной, словно так и должно быть, а то, о чём ты думаешь, уже является частью спектакля. Такое могло бы насторожить, но мысли тебе не подчиняются, а если и задумываешься, то кажется, что это совпадение, ну или ты, в крайнем случае, гений и телепат.
  - Со стороны это выглядит по-другому, - сказал Джек. - Так, словно ты спятил.
  - По крайней мере, сосед о тебе такого мнения, - сказал старик. - Я заметил лицо в окне, когда мы с Джеком стали пробираться на его участок, где ты беседовал с колодезным вертелом. Он наблюдал нашу катавасию и решил, что мы здорово набрались. Я всё думал: в чём шар выиграет, если попадёт в колодец, ведь достать его ничего не стоит? Оказывается, что камень неплохо разбирается в человеческой природе: наблюдая за соседом, я заметил, что тот очень желал, чтобы ты разжал пальцы. Скорее всего, заинтересовался содержимым твоих рук, и если камень тут ни при чём, то я плохо понимаю происходящее. Позже, когда Джек тебя успокоил, сосед в ультимативной форме попросил, чтобы мы покинули участок, а, следовательно, если бы ты сделал то, что планировал, заглянуть в свой колодец сосед бы нам не разрешил. Думаю, что он спустится туда вскоре после того, как мы уедем, просто, чтобы проверить, не уронили ли туда что-нибудь ненароком.
  - В этом сила камня: он знает слабости человека и умеет это использовать.
  - Поэтому надо как можно скорее опустить его на дно, - сказал Джек.
  Он помог мне подняться.
  Солнце попадало в окно кухни жирным лучом, рисуя на полу узор начавшегося дня. Он состоял из пыли, полос от дождевых капель, проводов под крышей и сонного паука, крутящего в углу толстые веревки паутины. На улице свет подсказывал, что лето по-прежнему на пике формы, а поднимающийся от земли жар делался неприятным и густым. Мы втроем вынесли сейф и, пока Джек ходил за машиной, мы с Максимычем стояли молча, будто боялись выдать присутствие. Я думал, что вся эта история сильно напоминает сказку о зазеркалье или сны душевнобольного, что в моем понимании почти синонимы. Оказавшись на свету, память отказывалась признавать прошедшее частью реальности, и меня начали посещать думы, что теперь возможны приступы неконтролируемого страха, когда желание узнать реально ли происходящее, может стать навязчивым. Я попробовал ущипнуть себя за бок, но жировой валик отреагировал с запозданием и не дал ясной картины. Надо было найти простое и действенное решение. Когда Джек подогнал машину, я сказал ему о своих раздумьях.
  - Если у тебя появятся подозрения, что ты симулируешь, позвони мне. Я не стану выкидывать жердину, а приберегу ее для такого случая.
  Моя голова отозвалась ясным звоном.
  - Надеюсь, когда мы скинем этого паразита в озеро, такие мысли перестанут тебе докучать, - сказал старик. Он забрался на переднее сидение, предложив мне сесть сзади. - Ну, а теперь, кто желает порыбачить? Сегодня хороший день, чтобы прокатиться к озеру!
  Джек улыбнулся. Он захлопнул дверь и тронул меня за плечо.
  - Погоди минуту, хочу с тобой поговорить.
  Мы отошли в сторону.
  - Я всё сомневаюсь, стоит ли тебе говорить это, ведь и, сказав и не сказав могу превратиться в негодяя. Прежде хочу спросить: возле колодца ты говорил правду?
  - Ты хочешь знать, действительно ли я был готов рискнуть, чтобы увидеть будущее? Да! Возможно, не всё, но большая часть слов принадлежала мне, потому что я часто их повторяю. Мы с женой очень хотим иметь ребенка, и скоро это превратится в навязчивую идею, которой не суждено сбыться, потому что мы не можем иметь детей. Такое бывает, ничего не поделаешь! Но если бы у меня был шанс хотя бы краем глаза заглянуть в будущее или в другую реальность, где у нас есть ребенок, и насладиться моментом, увидеть, что мы счастливы, я отдал бы половину этой жизни, чтобы это осуществить. Устроит тебя такой ответ?
  Джек вздохнул, опустил глаза и сказал:
  - Вчера, когда я взял камень в руки, мне кое-что открылось. Тогда я не знал, правда это или вымысел, но теперь знаю, что камень кое-что видит и показывает, надеясь урвать свою долю, хотя вот с фантазией у него туго. Ведь будь по-другому, он так бы накачал тебя видениями будущего, что ты до сих пор бы витал в облаках. Он знал о твоих мыслях и сыграл на этом, но не смог дать тебе того, что ты желаешь, потому что, как мне кажется, не умеет лгать. Использовать это против носителя - вот, что в его духе, и надеясь на это, показал мне нечто такое, что может тебе не понравиться: он рассказал мне о твоей жене.
  Я поднял брови.
  - При чем здесь она?
  - Конечно, ты вправе не верить и, наверное, так и поступишь, но рассматривая вчерашние события, как факт, я думаю, тебе хотя бы стоит задуматься над тем, что я сейчас скажу, - он посмотрел мне в глаза - Она выкинула твоего ребенка!
  Я не точно расслышал. Подвинулся ближе и спросил:
  - Как ты сказал?
  - Она сделала аборт, Стас! Полтора года назад! Она не хочет иметь детей! Принимает таблетки так, чтобы ты ничего не узнал!
  Я улыбнулся. Это было абсурдом!
  - Ты ошибаешься, Джек! Или что-то напутал!
  - Я понимаю, верить в это глупо и нелогично, но задумайся: зачем мне говорить такое, если я не уверен? Я всё видел своими глазами, как мы с тобой видели отца и маленькую девочку, похожую на выпотрошенную куклу! Ответь мне: то, что ты там видел, это оказалось правдой?
  Я кивнул.
  - Я уверен, что и это правда! А если ты хочешь, мы можем достать камень и посмотреть еще раз! Выяснить всё до конца! Уверен, отец согласится на это, когда узнает в чём причина. Мы примем всё возможные меры предосторожности: я возьму палку побольше, а Максимыч приготовит топор... Ради тебя я готов пойти на это!
  Я остановил его жестом. Сказанные слова проникали в меня по капле, словно я был наполнен ватой, и тут же покидали через щель в голове. Я был готов заткнуть уши и замычать, как делают дети, не желающие слушать друг друга, но руки не хотели подчиняться, предоставив меня в распоряжение слов. Закрыл глаза. Сам еще не понимая, что происходит, я принялся рыться по темноте в поисках поступков, фраз, намёков и решений, что смогли бы опровергнуть или подтвердить слова Джека. Впрочем, я ему верил! Или хотел этого? Его слова населяли голову чем-то наподобие мелких абразивных камней, что при движении полируют попавший между ними объект. Они сглаживают неровности и открывают доселе невидимые грани, что меняют представление о природе. Каким-то образом в жернова попали моменты, которые я сумел отыскать, и тут же возникли мысли и совпадения, которых я не замечал раньше, и слова, показавшиеся мне чистым бредом, начала принимать логичные очертания.
  Я был готов попробовать!
  - Но он заперт, - я открыл глаза. - Он заперт, а ключ ты выбросил!
  Джек залез в задний карман брюк и вытащил ключ.
  - Я думал...
  Я взял ключ из его пальцев. Ржавый, ничем не примечательный кусок железа, но как он может повлиять на будущее, стоит лишь им воспользоваться! Повернуть два оборота и узнать, что было или что будет, ведь зная прошлое, можно всё-таки исправить будущее!
  - Что ты скажешь, Стас?
  Я смотрел на ключ. Еще никогда я так не жалел себя, как в тот момент, ведь в сущности выбора у меня не было! Если я воспользуюсь ключом и если не воспользуюсь - для меня результат будет одним. Я почувствовал, что моя жизнь стронулась с места, и для этого не надо было знать ни прошлого, ни будущего!
  - Нет, Джек. Всё-таки, не стоит.
  - Вы скоро? - старик выглянул из машины и указал на багажник, где стоял сейф.
  - Идем, - ответил Джек, и ко мне: - Извини, что услышал такое. Но я должен был сказать.
  Он прошел к машине. Открыл дверь и, обернувшись, окинул взглядом дом. Потом исчез внутри.
  Я держал ключ перед глазами, и постепенно мое желание узнать правду, сошло на нет. Передо мной не стоял вопрос, верить ли Джеку! Почему-то я был уверен в искренности и правдивости его слов, или просто был рад поверить тому, что несло надежду на осуществление мечты. С одной стороны я был зол за то, что позволил себя обмануть, с другой рад, что получил нежданную свободу действий. Передо мной было два пути, и я имел право выбрать любой из них! Я мог оставить всё как есть и жить, грея внутри надежду на то, что Джек солгал, желая мне самого лучшего, а мог воспользоваться шансом и многое поменять. Когда такое произошло, принять произошедшее оказалось проще простого. Сумею ли я примириться или воспользуюсь шансом стать отцом, я еще не знал, но уверенность, с какой я понял, что и прошлое и будущее теперь в моих руках, придавало силы. Теперь мне не требовался камень, чтобы справиться с обоими ипостасями, и поэтому я повернулся к тополям, размахнулся и выкинул ключ. Два поворота жизни летели, словно раненая стрекоза, а след, что они оставляли, был видимый и прямой, и, казалось, что надо сделать только шаг, чтобы найти свою дорогу!
  Но это было только моё мнение!
  
  
  ***
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"