Аннотация: 1-е место на конкурсе "Презумпция виновности-2020" (Пв-18)
Фургон трясся на ухабах и натужно скрипел. Впряженный в повозку Букет, рослый темно-гнедой жеребец со скверным характером, казалось, хотел, чтобы его пассажиры прикусили языки. Но за годы работы в цирке Пашка, семнадцатилетний наездник, так привык к жизни на колесах, что никакая тряска его не пугала. А Якова Ильича и подавно.
Бывшего воздушного гимнаста, а ныне - циркового реквизитора и мастера на все руки Якова Горчинского Пашка, несмотря на немалую разницу в возрасте, считал своим большим другом.
- Правду говорят, что две беды в России - дураки и дороги, - Яков Ильич покрепче перехватил вожжи, чего своенравный Букет явно не одобрил. - А у нашего брата циркового артиста вся жизнь - сплошная гастроль, то есть дорога... Ничего, скоро приедем, до Энска рукой подать!
- Не пойму все-таки, на кой нам сдался Энск? - пожал плечами Пашка. - Ехали бы прямо в Феодосию!
- А почему бы нам не выступить в Энске? Там отличный летний деревянный цирк, его владелец и упросил Ефима Захарыча дать хотя бы одно представление. Даже шапито натягивать не придется. А сборы будут хорошие. У нас же и чемпионат французской борьбы, и факир-шпагоглотатель... Публика валом повалит, попомни, Павлуша, мое слово. Заодно и вы с Тоней покрестите свое па-де-де - перед Феодосией-то.
Покрестить номер означало первый раз показать его публике. От упоминания об их с Тоней па-де-де - конно-акробатическом номере - Пашке стало волнительно и радостно одновременно. Радостно потому, что Ефим Захарович Кротов, хозяин цирка, обещал в Феодосии дать им с Тоней двойной бенефис. Пашка зажмурил глаза и представил афишу: "...апреля 1913 года впервые в России состоится бенефис первоклассных итальянских наездников, исполнителей неимоверных трюков, любимцев публики м-ль Тоньетты и г. Паоло. Будет исполнено Па-де-де Коломбина и Пьеро. Роскошные костюмы". И ниже: "При участии юных бенефициантов пройдет блистательное представление, в котором примет участие вся труппа, состоящая из тридцати персон"... А волнительно потому, что неизвестно еще, не обернется ли бенефис "любимцев публики" позорным фиаско. В дуэтной работе, чтобы все было слаженно, от каждого требуется вдвое больше усилий. Тем более номер у них сложный, только двойной вольтиж чего стоит! Оба наездника проделывают вольтижировку на мчащихся одна за другой по кругу лошадях, еще и на большой скорости. А в конце номера и Нарцисс Пашки, и Загадка Тони делают пиаффе - разом вскидывают передние и задние ноги по диагонали, а другие передние грациозно сгибают в колене, будто танцуют. Подготовить пиаффе им помог хозяин цирка Ефим Захарович Кротов, сам великолепный наездник. В былые годы Ефим Захарыч блистал и в парфорсе, и в джигитовке... До недавних пор Кротов, Пашка и Тоня выступали с номером па-де-труа. Увидев, какой успех его лучшие ученики имеют у публики, Ефим Захарович решил, кроме трио, сделать еще и дуэт.
Вот костюмы им сшили действительно роскошные. Тоне - бархатный лиф и пышную юбочку с блестками, Пашке - белый балахон с широкими рукавами и накрахмаленным жабо. Непослушные рыжие вихры нужно будет прятать под облегающей черной шапочкой, а веснушки - под слоем белого грима...
- Павлуш, не слышишь, что ль? - отвлек Пашку от размышлений голос Якова Ильича. - Кто, спрашиваю, чемпионом станет, Тихон или Лори? Как думаешь?
Французская борьба пользовалась у зрителей необыкновенным успехом и приносила устроителям чемпионатов немалый доход. В расчете на это Кротов приглашал в свой цирк лучших борцов и антрепренеров. Нынешней весной публика с азартом следила за соперничеством "мировых чемпионов" Тихона Кочерыгина и Феликса Лори, силы которых, по мнению знатоков, были равны, и угадать, кто же из них вырвет победу в финальном поединке, не представлялось возможным.
- Думаю, Тихон, у него страсть какая силища! - наморщив лоб, ответил Пашка. И почему-то добавил. - И зрители его больше любят. Особенно зрительницы. Взять хоть бы Евдокию Савишну, уж на что женщина строгая, я бы даже сказал - суровая, а Тихону всегда и улыбнется, и словцо ласковое скажет...
- Верно подмечено, - Яков Ильич бросил на Пашку быстрый взгляд. - Поменьше бы она ему улыбалась, а то так ведь и до греха недалеко. Если еще не... ну, да это дело хозяйское, не наше... А зато Лори ловчее, гибче, - свернул он со скользкой темы, - и хитрее. От него всего можно ожидать.
Пашке вспомнился день знакомства с Ефимом Захаровичем Кротовым и его супругой Евдокией Савишной. В Брянск, где жила Пашкина семья, приехал цирк, и Пашка с другом Митькой, узнав об этом, тайком от родителей побежали проситься в ученики. Хозяин цирка - одетый по-барски русоволосый крепыш с добрыми серыми глазами - Пашке сразу понравился. Кротов надел на мальчишку широкий пояс с прицепленной где-то вверху веревкой и посадил его на лошадь, которую пустил по кругу. "Попробуй-ка встать на ноги!" - вдруг воскликнул он. Как ни странно, у Пашки получилось, и Кротов его похвалил. А Митька струхнул и убежал домой.
Когда Ефим Захарович уже снимал с Пашки лонжу, к ним подошла молодая красивая дама в шляпе с большущими полями и в смешных длинных розовых перчатках без пальцев. В ее ушах сверкали серьги, на пальцах - перстни.
- Ну, как мальчик, подошел? Фима, только не забудь уладить формальности с родителями, - произнесла дама и удалилась.
Так исполнилась давнишняя Пашкина мечта - стать цирковым артистом.
Другие ученики - двое мальчишек и три девочки, среди которых была и Тоня - рассказали Пашке, что Кротовых следует называть "дядей" и "тетей". Дескать, обращений "хозяин" и "хозяйка" супруги не любят... С того памятного дня прошло без малого четыре года.
Позже Пашка узнал, что Ефим Захарович, цирковой артист в третьем поколении и владелец цирка-шапито, взял в жены дочь егеря Евдокию Савишну, влюбившись в нее без памяти. Кротов не только обеспечил молодую жену, но и сделал из нее артистку, можно сказать, приму. Аплодисменты и цветы, которые Евдокия обожала, она получала вполне заслуженно. Больше оваций и букетов Кротова любила разве что драгоценности, - и муж щедро ее ними одаривал.
С воспоминаний мысли Пашки снова перескочили на предстоящее выступление в Энске.
- Как борцы между собой борются, - это я понимаю. Приемы у них всякие... А вот как наш факир шпаги глотает? - Пашка в задумчивости снова наморщил лоб. - А огнем дышит, точно дракон? Или он человек какой-то особенный, этот Бернардо, не такой, как все?
- Думаю, есть у него свои секреты, - Яков Ильич снова перехватил вожжи. - А что он за человек... Пройдоха, каких мало, нечист на руку, картежник, еще и шулер. Ты, Павлуша, от таких людей держись подальше.
За разговором Яков Ильич и Пашка не заметили, как по обе стороны дороги начали попадаться приземистые домишки, окруженные цветущими абрикосовыми садами, - их фургон, замыкавший цирковой обоз, въехал в Энск.
С прибытием труппы Кротова энский цирк, до того месяц пустовавший, наполнился шумом, конским ржанием и особой суетой, означавшей подготовку к представлению. На улице возле афишной тумбы толпился народ, пожирая глазами свежую, кричаще-яркую афишу: "Цирк "Модерн". Проездом! Только одно представление! Международный чемпионат борьбы с участием лучших борцов мира. Арбитр И. В. Логинов. Блестящая программа, ряд лучших аттракционов Старого и Нового света..."
После конной репетиции на манеже Пашка заглянул в костюмерную, служившую еще и реквизиторской, чтобы подремонтировать уздечку, и обнаружил там борцов Кочерыгина и Лори, а также факира Бернардо. Все трое толклись между тюками и ящиками с костюмами и реквизитом, мешая - похоже, нарочно - друг другу. Вертлявый Лори, презрительно щуря черные, как угли, глаза, задирал статного красавца Кочерыгина, угрожая уложить его на лопатки максимум на пятой минуте поединка.
- Это мы еще посмотрим, кто кого уложит, - скрипя зубами и стискивая кулаки, огрызался Тихон.
- Не быть тебе, Тиша, чемпионом, - хихикал факир Бернардо, не прекращая при этом отрабатывать фокус: в его ловких руках то появлялись, то исчезали с полдесятка разноцветных шариков и платочков.
Яков Ильич, с усмешкой прислушиваясь к перепалке, чистил двустволку, которая использовалась в пантомиме "Медведь и часовой". Новая пантомима также очень нравилась зрителям. В конце пантомимы в медведя, роль которого талантливо исполнял униформист Пантелеич, стреляли из заряженного холостыми патронами ружья, "сраженный" пулей медведь падал, и его под ликованье публики утаскивали за кулисы...
В костюмерную вошла Евдокия Савишна, скользнула взглядом по Кочерыгину, порывшись в одном из ящиков, извлекла оттуда алую воздушную шаль и вышла. Зашел хозяин цирка Кротов, строго посмотрел на собравшихся, сообщил, что привез к захворавшей накануне кобыле Букашке ветеринара, и попросил господ артистов поспешить с приготовлениями к выступлению. В этот момент в комнату ворвалась раскрасневшаяся Тоня.
- Дядя, наш Пантелеич снова в стельку пьяный! На конюшне заснул, с трудом добудились! - выпалила она. - Ему на манеж, а он языком едва ворочает и на ногах не стоит!
По большому счету, униформиста Пантелеича из-за пьянства рассчитать надо было давно, однако Кротов его жалел. В цирке все знали за Пантелеичем такой грех и всячески оберегали его от искушения. Когда-то он был блестящим вольтижером и сальтоморталистом, но те времена безоглядно миновали. Неизменной оставалась только его огромная взаимная симпатия с лошадьми.
- Безобразие! Гнать взашей этого мерзавца! - раздался в коридоре возглас Евдокии Савишны, которой, по-видимому, тоже доложили о происшествии. - Фима, надеюсь, в этот раз ты не станешь с ним миндальничать и проявишь наконец твердость!
На лицо Кротова набежала тень.
- Подкузьмил Пантелеич! Униформисты-то справятся, а вот кем его в "Медведе" заменить?
В реквизиторской случилось легкое замешательство. Взгляд хозяина цирка упал на Кочерыгина.
- Тихон, голубчик, выручите нас! - обратился Кротов к борцу. Голос дяди звучал, как показалось Пашке, излишне елейно. Или не показалось? - Сыграйте медведя! Пантомима во втором отделении, ваш с Лори поединок - в третьем, тем более там и делать-то особо ничего не надо: надеть медвежью шкуру, выйти, походить вокруг часового, услышав выстрел, упасть. Все! Помнится, вы нас как-то уже выручали, и вышло преуморительно! А я вам доплачу за выход.
Последний довод оказался, видимо, убедительным, и Кочерыгин согласился.
Незадолго до начала представления Пашка забежал за какой-то надобностью в гримуборную Кротова и стал свидетелем странной сцены. Посередине гримерной стоял большой чемодан, его замки запирались на один из ключей, связку которых хозяин всегда носил с собой. Ефим Захарович, бледный, как полотно, застыл над раскрытым чемоданом, держа в руках обитую бархатом продолговатую коробочку - футляр для украшения. Коробочка была пуста. Кротов швырнул ее в угол и вынул еще один футляр, потряс его и торопливо раскрыл. Та же история.
- Дядя, что вы дела... - Пашка осекся. Таким удрученным он Кротова никогда еще не видел.
- А? - Ефим Захарович поднял на Пашку печальный взгляд. - Потом, Паш, все потом... Иди, гримируйся, скоро начинаем...
Битком набившиеся в цирк зрители щедро награждали всех без исключения артистов аплодисментами и цветами. Пьеро и Коломбину после их па-де-де буквально засыпали букетами. За кулисами Пашка и Тоня быстро переоделись, тихонько пробрались в зал и уселись на ближайшую к форгангу скамью, - очень уж им хотелось посмотреть, как факир Бернардо будет глотать шпаги и дышать огнем. Они наблюдали эти чудеса не единожды, но каждый раз удивлялись, будто видели впервые. На той же скамье сидели Кротовы, Кочерыгин, Яков Ильич и еще несколько артистов, уже отработавших свои номера.
Бернардо ожиданий не обманул. Он не только глотал шпаги и изрыгал огонь, но и ходил босиком по горящим углям, рассыпанным на железном противне, заглатывал золотых рыбок и выпускал их изо рта вместе со струей воды, - этот трюк назывался "человек-аквариум". А также капал себе в рот кипящее олово и откусывал кусочки от раскаленной железной пластинки.
Под конец ассистентка Бернардо объявила, что сейчас он покажет несколько фокусов, но ему потребуется помощь многоуважаемой публики. Факир, держа в левой руке небольшой круглый поднос и шелковый платок, подошел к щеголеватому господину в первом ряду и жестами попросил дать ему бутоньерку, украшавшую лацкан сюртука. Щеголь повиновался. Бернардо положил бутоньерку на поднос и накрыл ее платком. Через секунду сдернул платок, - бутоньерка исчезла! Факир встряхнул платок и развернул его, дабы продемонстрировать, что ничего в нем не прячет. Бутоньерка обнаружилась в ридикюле у барышни, сидевшей с другой стороны манежа, - к изумлению владелицы ридикюля и радости зрителей. Бернардо проделал подобные манипуляции еще с несколькими предметами, а затем приблизился к Евдокии Савишне и, поклонившись, указал на ее ожерелье, которое она с улыбкой тут же сняла с шеи. Каково же было удивление Пашки, когда Бернардо вытряхнул тетино ожерелье из башмака Тихона Кочерыгина! Публика засмеялась и захлопала, госпожа директриса вспыхнула и украдкой глянула на мужа, но на лице Ефима Захаровича не дрогнул ни один мускул. А Бернардо не унимался, - из жилетного кармашка Тихона он извлек... изящные золотые дамские часики! Кочерыгин побагровел и процедил что-то сквозь зубы, но что, - расслышал, наверное, только сам Бернардо. Вдоволь натешившись над Тихоном, факир наконец оставил его в покое и, выйдя на середину манежа, раскланялся, посылая воздушные поцелуи неистово аплодирующей галерке. Партер хлопал сдержаннее, но тоже охотно. Кочерыгин же поднялся и стал неуклюже пробираться к форгангу, ворча, что ему пора готовиться к выходу в пантомиме...
Дебют Тихона, разозленного факиром, в роли медведя оказался весьма успешным. Облаченный в медвежью шкуру он враскоряку вышел на манеж, где махал лапами и рычал очень натурально. "Часовой", которого изображал клоун Бантик, прицелился, бабахнул оглушительный выстрел. "Медведь" упал, как подкошенный, ничком. Публика замерла, а потом разразилась овациями. Четверо униформистов взяли "убиенного" за лапы и уволокли за кулисы. Там они по привычке оттащили его под галерку и оставили, предоставив "медведю" самому освобождаться от шкуры.
Второе отделение закончилось, антракт тоже. Третье отделение, по традиции, отводилось французской борьбе. Зрители ерзали на скамьях и гудели, с нетерпением ожидая поединка "лучших борцов мира". За форгангом энергично разминались борцы, включая Лори. Готовясь к выходу на манеж, прокашливался и счищал с сюртука невидимые пылинки известный антрепренер и арбитр Иван Логинов.
Оркестр заиграл бравурный марш, и атлеты выбежали на арену. Зал взорвался криками и аплодисментами. Арбитр торжественно представил каждого из борцов, среди которых оказалось немало именитых, и вызвал на ринг первую пару. Поединки следовали один за другим, но разгоряченные зрители ждали кульминации - состязания чемпионов. Наконец Логинов зычно объявил о начале главной схватки - Кочерыгина и Лори. Дирижер поднял палочку, чтобы взмахнуть ею, как только на арену выйдут герои вечера. Однако ярко освещенный манеж пустовал.
С галерки раздался свист.
Кочерыгин по неизвестной причине запаздывал. Лори за кулисами подпрыгивал от нетерпения. Логинов выразительно поглядывал на часы-луковицу с монограммой на крышке. Прошло пять минут, десять... Шпрехшталмейстер, обычно невозмутимый, занервничал. Появился Кротов, поинтересовался, почему не начинают, послал униформиста поторопить Тихона. Униформист вернулся с ошеломляющим известием: в гримуборной Кочерыгина нет, никто из опрошенных о его местонахождении ничего сказать не может.
- Ха-ха, я не сомневался в исходе схватки, но не предполагал, что соперник сбежит еще до ее начала! - позлорадствовал Лори.
- Ефим Захарыч, извини, больше ждать не могу, - развел руками Логинов. - Придется засчитать Кочерыгину поражение.
Они с Лори, который сиял, как золотая пятерка, вышли на манеж, где Логинов, подняв руку Лори, объявил его победителем - вследствие отказа от борьбы другого соискателя чемпионского титула. Публика разочарованно загудела, галерка засвистела и затопала. Впрочем, торжествующему Лори момент триумфа это нисколько не испортило.
Пашку, обрадованного успехом па-де-де, не особо занимало, куда делся Тихон Кочерыгин, хоть поведение борца и показалось ему странным. Ну да у чуди свои причуды. Пашка договорился с Тоней и Яковом Ильичом отпраздновать "крестины" па-де-де, но прежде Якову Ильичу нужно было собрать реквизит. Тоня и Пашка набились ему в помощники. Они уже почти закончили, когда Яков Ильич хватился медвежьей шкуры. В гримуборной Кочерыгина шкуры не было.
- Вещь дорогая, не отыщется, - хозяйка ее стоимость из моего жалованья вычтет, - сокрушался реквизитор.
Тоне первой пришло в голову поискать шкуру там, где униформисты оставили "медведя" - под галеркой.
- Нашлась наша пропажа! - сообщил Яков Ильич, осветив темный закоулок керосиновой лампой. Он потянул за шкуру, но та не поддалась. - Что ж она тяжелая-то такая... Павлуша, пособи-ка!
Они вдвоем вытащили шкуру и расстегнули ее. Пашка и Яков Ильич онемели, а у Тони вырвался короткий то ли крик, то ли всхлип.
Перед ними лежало окровавленное бездыханное тело Тихона Кочерыгина.
Полицейский врач определил, что Кочерыгин убит выстрелом картечью прямо в сердце. Смерть наступила мгновенно. По оставшимся в двустволке, из которой стреляли в "медведя", гильзам полиция без труда установила, что вместо холостых патронов Санкт-Петербургского завода, которыми обычно пользовался реквизитор Яков Горчинский, ружье было заряжено патронами с картечью Рижской фабрики. Якова Ильича арестовали. Клоуну Бантику, который сделал злополучный выстрел, запретили в ближайшее время покидать город, - нашлись свидетели, подтвердившие, что двустволку он получил из рук Горчинского и сразу же вышел с ней на манеж. Ружье полицейские забрали с собой.
Несмотря на неопровержимые, казалось бы, улики, Пашка упорно отказывался верить в виновность своего старшего друга. Чепуха какая-то! Не мог Яков Ильич зарядить ружье вместо холостых картечью - ни по ошибке, ни тем более намеренно. Как он заряжал ружье, Пашка видел собственными глазами, причем это было еще до того, как стало известно, что Пантелеич напился, и ему требуется замена. Уж кому-кому, а своему приятелю Пантелеичу реквизитор точно смерти не желал. А Тихона Якову Ильичу зачем убивать, какая ему от этого польза? Да и не такой он человек, чтоб вот так, исподтишка, другого человека жизни лишить...
Другое дело - Феликс Лори. Явись Кочерыгин на поединок, еще вопрос, кто вышел бы победителем. Вот кому смерть Тихона оказалась на руку! Мог Лори подменить патроны? Этот ловкач мог что угодно, не зря ж он в реквизиторской отирался... Вот же гад! Неужто думал, что выйдет сухим из воды?!
Нужно рассказать о своих выводах дяде, подумал Пашка. Он сунулся было к Кротову в гримуборную, но увидел там рыдающую Евдокию Савишну и попятился. Да и дядя явно не был расположен к беседе.
- Не вовремя ты, Паша, ступай, позже поговорим, - сказал он и плотно притворил перед Пашкиным носом дверь.
Пашка повернулся и побрел в сторону реквизиторской. Версия насчет Лори казалась ему то очень хорошей, то попросту дурацкой. Как бы ее проверить?
Как, как... Для начала попытаться расспросить Ракитина, импресарио Кочерыгина. Он-то должен знать, каковы были шансы Тихона на победу над Лори, и какой куш стоял на кону! "Ага, так он мне все и выложил, держи карман шире!" - одернул сам себя Пашка. Но попробовать-то надо!
Фаддей Ракитин раздавленным горем не выглядел. Вопреки опасениям, он не заставил себя долго упрашивать и охотно отвечал на вопросы.
- Шансы Тихона на чемпионство? Брось, какие шансы? Все было договорено, Тихон знал, что должен лечь под Лори... и получить за это неплохую компенсацию.
- Что значит - договорено? Как это - лечь?! - Пашка даже рот разинул от удивления.
- Да то и значит! - Ракитин закурил и помахал рукой, разгоняя дым. - Ты что, ничего не слышал о договорных поединках?
- Но это же нечестно!
- Честно, нечестно - это не деловой подход, - скривился Ракитин. - А у деловых людей принято договариваться, кто, под кого и за сколько. Понял?
- И что, все... ложатся? - недоверчиво спросил Пашка.
- Не все. К Поддубному, говорят, с подобными предложениями лучше не соваться. Но то Поддубный...
Разговор с Ракитиным оставил неприятный осадок. Теплилась еще, правда, надежда, что, кроме деловых людей, во французской борьбе есть и порядочные.
Стойте-ка. Но, если Кочерыгин уже и так согласился лечь под соперника, выходит, Лори не было смысла его убивать? Значит, это не он подменил патроны? А кто? Должно быть, тот, кто видел, как Яков Ильич заряжал двустволку, а потом, улучив момент, проворно заменил холостые картечью... А видели это, кроме Тихона, Лори и самого Пашки, Евдокия Савишна, Ефим Захарович и факир Бернардо. Что ж теперь, всех их подозревать?! Эх, сюда бы "короля сыщиков" Ната Пинкертона, книжицу о приключениях которого Пашка недавно нашел у Горчинского и проглотил за один вечер. Нат Пинкертон наверняка распутал бы это дело в два счета. Но что ж делать, придется обходиться своими силами. Нельзя же допустить, чтобы Якова Ильича осудили за убийство, которого он не совершал!
Пашка почувствовал, что у него начинает пухнуть голова, и решил поделиться соображениями с Тоней, - авось посоветует что-нибудь дельное. Тоня - не только партнерша по номеру, она верный и надежный друг. А то и больше, чем друг... Родителей Тоня совсем не помнила, - до одиннадцати лет она скиталась с цыганами, потом сбежала от них и прибилась к цирку Кротова. Ефим Захарыч сразу разглядел в бойкой девчушке талант цирковой наездницы. Самым ярким впечатлением Пашкиного первого дня в цирке стало представление, - понравились все номера, но сильнее других восхитила маленькая девочка в черкеске с газырями, белой папахе, красном башлыке и с кинжалом за поясом. Лошадка у нее тоже была маленькая, - позже Пашка узнал, что такие называются допль-пони. Лихая наездница на всем скаку спрыгивала на манеж и снова запрыгивала в седло, пролезала у лошадки под животом и выбиралась с другой стороны... Пашка так хлопал, что отбил все ладони. Той отважной девчонкой и была Тоня. Такой она и осталась, разве что подросла немного.
- Давеча Яков Ильич намекал, что Евдокия Савишна неровно дышала к Тихону, - морща лоб, сообщил Пашка Тоне. - И Бернардо во время представления вытащил тетины часики у Кочерыгина из кармашка... Как они попали к Тихону? Неужели меж ним и тетей и вправду что-то было?
- Истинно так! - с жаром заверила его Тоня. - Полюбовниками они были. Можешь мне поверить, мы, женщины, такое сразу чувствуем!
- Тоже мне женщина, - Пашка критически окинул взглядом миниатюрную Тонину фигурку. - Ладно-ладно, не злись. Не пойму только, куда Ефим Захарыч глядел? Па-де-труа, значит? Что ж она так, он же к ней со всей душой... Эх вы, женщины!
Тоня состроила гримаску, показывая, что упрек она на свой счет не принимает.
- Но тогда, - вслух размышлял Пашка, - не стала бы Евдокия Савишна убивать Тихона, верно? Не она это. А вот Бернардо... Этот, мне кажется, на все способен.
- А ему зачем? - задала резонный вопрос Тоня.
А действительно, зачем? Пашка вдруг вспомнил, как Кротов открывал один за другим футляры для украшений, и все они оказывались пусты. А если это Бернардо стянул драгоценности Евдокии Савишны? И что, что из-под замка? Он же фокусник, ему любые замки нипочем. А Кочерыгин его каким-то путем изобличил, за то и поплатился жизнью. То, что Тихон и факир друг друга недолюбливали, ни для кого в цирке не было тайной. Получается, пропажа драгоценностей и убийство связаны. Или нет? Да и украдены ли украшенья вообще? Спросить об этом у Евдокии Савишны? Пашка поежился, - вряд ли она скажет, скорее, разгневается, еще и поколотить может. А если спросить у Ефима Захаровича, почему он не сказал полиции о пропаже драгоценностей? А он ведь не сказал...
- Паш, о чем задумался, рассказывай! - потребовала Тоня.
Пашка изложил ей свою новую версию. У Тони загорелись глаза.
- Если это Бернардо украл тетины цацки, то вряд ли он таскает их все с собой. Наверняка где-то у себя в гримуборной спрятал. А мы можем поискать!
- Да как же мы у него в гримуборной станем искать?!
- Тебе и впрямь сложно будет, а мне очень даже легко! - Тоня рвалась действовать и нетерпеливо переступала с ноги на ногу, словно горячая лошадка. - Он давно меня к себе в ассистентки звал, если застанет, скажу, что пришла поговорить о деле! Бернардо сейчас на манеже репетирует, так что дорога свободна! Я заберусь к нему, а ты пока у дверей покараулишь, если что - свистнешь, свистеть-то умеешь? Чего стоишь столбом? Бежим!
- Свистеть умею, - пробурчал Пашка. Не очень-то ему нравилась эта затея, но остановить Тоню было сложнее, чем на всем скаку Звездочку - самую норовистую кобылу в цирке...
Гримуборная Бернардо оказалась запертой, однако для Тони подобных преград не существовало. Поковырявшись в замке булавкой, она приоткрыла дверь и скользнула внутрь. Пашка, терзаемый сомнениями в правильности их действий, остался снаружи. Прошло всего немного времени, но ему показалось, что целая вечность. Что ж она так долго-то?!
В коридоре послышались голоса. Сейчас их, сыщиков доморощенных, и застукают! Пашка просунул голову в приоткрытую дверь и громко прошептал:
- Тоня, сюда идут! Выходи, быстро!
- Схоронись, за меня не бойся! - услышал он.
Пашка опрометью юркнул за угол, прижался к стене и на всякий случай затаил дыхание. По коридору шли Бернардо и Ракитин. У Пашки взмокли ладони. Поверит ли Бернардо, что Тоня пришла обсудить его предложение пойти к нему в ассистентки? А если не поверит, то что он сделает?
- Странно, мне казалось, я запирал дверь, - донесся до него голос факира. - Должно быть, запамятовал. Проходи, Фаддей, выпьем по рюмашке. Здесь нам никто не помешает.
"Я бы не был так в этом уверен", - подумал Пашка.
Оба вошли в гримуборную. Пашка напрягся, ожидая шума и возмущенных криков, а то и чего похуже. К его удивлению, ничего такого не последовало. Он подождал еще несколько минут. Тишина и спокойствие. Где же Тоня, куда она подевалась? Не испарилась же?
Минуты текли одна за другой, - когда их утекло пятнадцать или двадцать, Пашку, опершегося спиной о стену, охватила какая-то странная дрема. "Во всем виноват Бернардо, - успел вяло подумать он, сползая по стене, - неправ был Яков Ильич, этот фокусник таки не совсем обычный человек..." Не в силах противиться наваждению, Пашка опустил голову на грудь и закрыл глаза. И тут ему на плечо легла чья-то рука.
- А-а-а! - вскинулся он. И тут же выдохнул с облегчением. - Тоня! Слава богу! Я уже места себе не находил!
- То-то я гляжу, ты так испереживался, что чуть не заснул, - насмешливо произнесла Тоня.
- Это, наверное, Бернардо, будь он неладен, наслал на меня морок, - попытался оправдаться Пашка.
- А я думаю, что ты просто переволновался. Сначала наш дебют с па-де-де, потом еще и убийство...
- Может, и так... Ну, рассказывай же скорее! Нашла что-нибудь? И как ты выбралась оттуда?
- Ничего не нашла, зато кое-что услышала. Там под окном, за ширмой, сундук стоит, тот самый, с которым Бернардо на манеже фокусы показывает. Ну, в котором предметы и люди исчезают, а потом снова появляются, помнишь? Когда ты меня предупредил, я в тот сундук и забралась. Сначала боязно было, думала, вдруг случайно сработает какое-то хитрое устройство, я провалюсь в люк и окажусь где-нибудь за тридевять земель от цирка? Однако ж притерпелась. Пока я в сундуке сидела, Бернардо и Ракитин водку пили и о Тихоне говорили. Как я поняла, Кочерыгин проиграл фокуснику в карты кучу денег и обещал вскорости расплатиться. Бернардо еще у Ракитина спросил: "Тихон что, наследство получил? Или золотую жилу нашел?" А Ракитин со смешком в ответ: "Может, и нашел, но со мной не поделился!" Потом факир печалился: какой, мол, с Кочерыгина теперь спрос, с мертвого-то? А потом начались пьяные бредни, мне уже неинтересные, я из сундука потихоньку выбралась и в окошко вылезла, они меня даже не заметили. Ну? Смекаешь?
- Что я должен смекать? - сильнее обычного наморщил лоб Пашка. - Что Бернардо своим сундуком дурит народ?
- Ой, горюшко, причем тут сундук! Что ему не было никакого проку от смерти Тихона! Какой же кредитор в здравом уме убивает должника, если можно тянуть из него долг, еще и с процентами?
Пашка с минуту смотрел на Тоню, хлопая глазами. Наконец туман в его голове развеялся окончательно.
- Похоже на то... Жалко, такая хорошая версия была, сам Нат Пинкертон позавидовал бы, - вздохнул он. - Но если это не Бернардо, то кто ж тогда? Из тех, кто мог, похоже, только Ефим Захарыч остался. Но это ведь не он, правда?
- Откуда ж мне знать, Паш? - дернула плечиком Тоня. - Дядя нас кормит, одевает, наукам разным обучает, профессии... Он добрый, не такой, как другие хозяева цирков, охочие до дармового детского труда. В других цирках с учениками куда хуже обращаются, уж можешь мне поверить. И я ужасно не хочу на него думать! Однако ж... Если мы ищем, кто мог смерти Тихона желать, то нужно и к дяде эту мерку приложить. Чтоб уж до конца честными быть. И выйдет, что он-то как раз и мог...
- Па-де-труа, будь оно неладно, - снова вздохнул Пашка. - Но это если Ефим Захарыч знал о шашнях Евдокии с Тихоном. Или подозревал. А если не знал и не подозревал? Тогда какая у него могла быть причина?
Тоня снова дернула плечом.
- Придумал, - встрепенулся Пашка. - Я пойду и напрямик спрошу у Ефима Захарыча, почему он полиции ничего о пропащих украшениях не сказал. Мне дядя ничего худого не сделает.
Кротова он нашел на конюшне, - Ефим Захарович проведывал своего любимца, серого в яблоках рысака Ветра. На этот раз дядя не стал ни отнекиваться, ни запираться, - вероятно, ему самому хотелось перед кем-то облегчить душу. Сознался он и в том, что догадывался о романе Евдокии Савишны с Кочерыгиным.
- Сама она, правда, все отрицала. Плакала, уверяла, что верна мне... Но сердце-то не обманешь! - с тяжелым вздохом сказал Кротов. - А о пустых футлярах и пропаже драгоценностей полиции не сообщил, поскольку в тот момент решил, что их забрала сама Дуня. Подумал, что она собралась меня бросить. Я, Павел, сейчас и сам, будто пустой футляр. Кончилось счастье вмиг, как и не было его вовсе...
Все цирковые знали, что Кротов в супруге души не чаял. От жалости к дяде, который неподдельно горевал из-за измены жены, все другие вопросы вылетели у Пашки из головы. Впрочем, если б и не вылетели, то вряд ли он решился бы их задать, - прежде требовалось осмыслить имеющиеся факты.
А факты, признал раздираемый противоречивыми чувствами "сыщик", свидетельствовали не в дядину пользу. Причина желать зла Кочерыгину у Кротова была. Хоть и недолгий, но довольно богатый жизненный опыт подсказывал Пашке, что устранить счастливого соперника - не означает решить проблему, но ослепленный любовью и ревностью человек подчас забывает о здравомыслии, а то и вовсе лишается рассудка. Подменить холостые патроны картечью для Ефима Захарыча, заядлого охотника, - пара пустяков. Мало того, именно Кротов попросил Тихона выйти в пантомиме вместо запившего Пантелеича! Еще и упрашивал, денег посулил! Все, увы, сходится...
Тпр-ру! - осадил сам себя Пашка. Сходиться то сходится, но откуда Кротов мог знать, что Пантелеич напьется, и ему потребуется замена? А кто сказал, что он знал? Он мог услышать об этом, как и другие, от Тони и решить воспользоваться подвернувшимся случаем. Однако вряд ли даже самый страстный любитель охоты с утра до вечера ходит с набитыми патронами карманами. Выходит, убийца запасся картечью, будучи уверенным в том, что случай ему подвернется. А почему он был в этом уверен? Потому, что... сам и напоил Пантелеича! Господи, это же так просто!
Пашка даже вспотел от того, какой неожиданный и вместе с тем логичный результат дали его мыслительные усилия. Возможно ли, что униформиста напоил Ефим Захарыч, презрев им же установленные правила? А когда он успел это сделать, если его с утра даже в цирке не было - ездил за ветеринаром для захворавшей Букашки?
Столь изощренный способ убить Кочерыгина - чужими руками - мог придумать человек расчетливый и хладнокровный. Мешал ему Тихон, - он расправился с Тихоном, помешал бы Пашка, - не колеблясь, убрал бы с дороги и его. Бр-р-р! Ефим Захарыч под такой портрет решительно не подходил, еще вчера Пашка мог бы за него поручиться. Но то вчера...
Или же убийца, напротив, - человек, доведенный до отчаяния и не видевший из сложившейся ситуации иного выхода?
Медведь, охотник, двустволка, картечь... На одной из улиц Энска они проезжали мимо магазина с бросившейся в глаза красочной вывеской: "Все для охоты, спорта и путешествий. Крупнейший в России склад оружия..." Почему он об этом вспомнил? Не зря же? Перед глазами пробежали, словно на экране синематографа, в который Пашка ходил с Тоней в Киеве, и другие картинки. Ефим Захарович дрожащими руками открывает чемодан и вынимает из него пустые футляры из-под украшений... Бернардо находит у Тихона Кочерыгина ожерелье Евдокии Савишны, а потом еще и ее золотые часики. Евдокия Савишна вспыхивает и бросает испуганный взгляд на мужа, - как он себя поведет?.. Евдокия Савишна в реквизиторской с алой газовой шалью в руках. Она же - рыдающая в гримуборной Ефима Захаровича. "Сама она, правда, все отрицала. Плакала, уверяла, что верна мне..." "О пустых футлярах и пропаже драгоценностей полиции не сообщил, поскольку в тот момент решил, что их забрала сама Дуня". "Тихон проиграл Бернардо в карты кучу денег и обещал вскорости расплатиться... Наследство получил? Или золотую жилу нашел?"
Интересно, а Евдокия Савишна знала, что Ефим Захарыч догадывается о ее романе с Тихоном? Ежели не знала, то...
"Что ж я сижу? - спохватился Пашка. - Надо же рысью мчаться к старику Пантелеичу! Если он скажет, что... все картинки сложатся в одну! Если, конечно, он уже способен что-либо сказать".
Оставалось надеяться, что Пантелеича по велению Евдокии Савишны еще не выгнали вон из цирка.
К счастью для Пашки, в суматохе, которая поднялась после убийства Кочерыгина, о проштрафившемся униформисте, по-видимому, забыли. Пантелеич успел не только очухаться, но и, оставшись без надзора, где-то опохмелиться, поэтому пребывал в лирическом настроении.
- И-и-эх, люди! Как вы несправедливы к нам, служителям искусства! - заявил он Пашке. - Не можете вы понять нашу тонкую, трепетную душу!
Пашка, хоть и тоже относил себя к служителям искусства, благоразумно не возражал.
- Все говорят - сухая, дескать, злая! Сами вы бессердечные! А она одна сжалилась над старым артистом! - продолжал разлагольствовать Пантелеич. - Поднесла четушечку! Не смотри, говорит, Петр Пантелеевич, что я порой ругаю тебя, на самом деле труд твой ценю и уважаю. Выпей, говорит, за мое здоровье... Или она сказала - за упокой души?
Пытаясь напрячь память, Пантелеич глубоко задумался. В наступившей тишине Пашка услышал стук собственного сердца.
- К-кто? - осторожно, чтобы не спугнуть разоткровенничавшегося униформиста, спросил он. - Кто - она?
- Не велела говорить! - Пантелеич, казалось, внезапно протрезвел. - Если скажу, мне худо будет! Последнего куска хлеба лишусь! А не скажу, - обещала не оставить меня своей милостью...
- Пантелеич, родненький, так ты ведь только мне! - Пашке важно было услышать подтверждение собственной догадки. - Не бойся, я никому не сболтну, а ежели что, замолвлю за тебя словечко везде, где потребуется!
- Не врешь? - недоверчиво покосился на него Пантелеич. - Верить людям нельзя, но ты парнишка вроде не подлый. Ладно, уговорил...
Пашка понимал, что должен безотлагательно поговорить с Кротовым, но все не мог придумать, с чего начать. Как о таком скажешь? Не найдя Ефима Захаровича в его гримуборной, он даже испытал облегчение от того, что неприятный разговор пусть ненадолго, да откладывается. И тут же устыдился собственной трусости. Раздумывая, не подождать ли ему дядю в гримерной, он заметил, что нет на месте и любимого дядиного кинжала для джигитовки, который Кротов всегда первым делом вешал на стену. Тревога, охватившая Пашку, нарастала. Он вышел в коридор, ноги сами понесли его к гримуборной Евдокии Савишны. Секунд пять Пашка топтался под дверью, не решаясь постучать. Внезапно из гримерной донеслись душераздирающие вопли.
- Не-е-ет! Умоляю, пощади меня, не убивай! Помогите!..
Пашка рывком распахнул дверь и ворвался в комнату. Увиденное потрясло его до глубины души. Евдокия Савишна сидела на полу, одной рукой обнимая ноги мужа, а другой заслоняясь от занесенного над ней кинжала. Пашка бросился к Кротову и вцепился в него, будто клещ, пытаясь вырвать из руки кинжал.
- Дядя, не надо! Послушайте меня, не делайте этого, не становитесь тоже убийцей! - отчаянно закричал он.
Кротов, переводя взгляд с Евдокии на Пашку, опустил руку с кинжалом.
- Вы, что ли, с ума оба сошли? Не собирался я никого убивать! - произнес он. - Хотел, чтобы эта лгунья хоть раз в жизни сказала правду, созналась, что изменяла мне с Тихоном... По-хорошему не удалось добиться от нее признания, вот и решил припугнуть маленько... Погодите-ка. Павел, а что ты тут такое кричал? Что значит "не становитесь тоже убийцей"? Почему "тоже"?
Пашка вдохнул побольше воздуха и рубанул:
- Потому, что это Евдокия Савишна зарядила картечью ружье, из которого застрелили Кочерыгина.
В этот момент в распахнутую дверь гримуборной ввалилась толпа перепуганного народу, - на крики сбежалась едва ли не вся труппа. Из-за спин ввалившихся первыми выглядывала, становясь на цыпочки, Тоня, раздосадованная тем, что ей не удается протиснуться вперед.
- Вам что здесь всем надо? - осведомился Кротов, выталкивая непрошеных визитеров из гримуборной. - Сами разберемся! Ну-ка, пошли прочь! Делом лучше займитесь!
Заперев за "гостями" дверь, он повернулся к Пашке.
- Говори.
- Евдокия Савишна перед представлением "угостила" Пантелеича четушкой водки, рассчитывая, что вы именно Тихона Кочерыгина попросите выйти вместо него в пантомиме. Если б вы так не поступили, она б вас подтолкнула к такому решению, но этого не потребовалось. Когда никто не видел, подменила в двустволке патроны. Думаю, охотничьим премудростям Евдокию Савишну научил ее отец-егерь...
- Вздор! - выкрикнула Евдокия, которая по-прежнему сидела на полу. - Фима, не верь сопляку! Зачем мне было убивать Тихона?!
Пашка замялся. В его рассуждениях это было самое тонкое место.
- Вы, тетя, не только не собирались бросать дядю, но и очень боялись, чтоб он вас не бросил. Ведь тогда наверняка кончилась бы и ваша сытая жизнь, и карьера артистки, Кочерыгин вам ничего этого дать не мог. Вы надеялись скрыть от дяди свой роман с Тихоном. Но Кочерыгину нужно было расплатиться с карточными долгами, и он стал требовать у вас денег, шантажируя тем, что откроет Ефиму Захарычу правду. Вы платили ему за молчание драгоценностями, в том числе и теми, которые дядя приберегал, как говорится, на черный день. Об этом, вероятно, как-то проведал Бернардо - и использовал во время представления... Но Тихон требовал еще и еще. Он стал угрозой вашему благополучию. И тогда вы решили покончить с ним раз и навсегда.
- Чушь! - Евдокия деланно расхохоталась. - Фима, у него же нет никаких доказательств!
- Есть, - Пашка чувствовал, как у него внутри все дрожало. - Квитанция о покупке картечи из энского магазина "Все для охоты, спорта и путешествий", которую вы обронили на манеже во время репетиции.
- Квитанция?! Ха-ха-ха... Не было никакой квитанции! - торжествующе заявила Евдокия. - Не было квитанции, Фима...
Ее смех оборвался.
- Вот теперь я тебе верю, - сказал Кротов. - Квитанции могло и не быть. Но запись в книге охотничьего магазина, где отмечается, какие товары, когда и кому проданы, наверняка есть. Думаю, полицейским чинам не составит труда вытребовать ее для просмотра и сверки.
Евдокия Савишна опустила голову и обессилено уронила руки на колени, окутанные лиловым шелком модного платья. "Она похожа на увядший цветок", - некстати подумалось Пашке.
- Дуня, почему ты просто не рассказала мне всей правды? - спросил Ефим Захарыч.
Ответа не последовало.
Кротов, казалось, хотел еще что-то сказать, но смолчал. Подождав немного, он вышел из гримуборной. Пашка выскочил следом.
- И что мне теперь делать? - спросил совета, казалось, у самого себя Ефим Захарыч, растерянно потирая виски.
- Яков Ильич арестован, - напомнил ему Пашка, - а он же ни в чем не виноват!
- Ты прав. Надо уведомить полицию. Сейчас и съезжу, - Кротов вынул из кармана связку ключей, запер одним из них дверь гримуборной и постоял, прислушиваясь.
Из-за двери не донеслось ни звука.
- Дядя, - Пашка очень хотел как-то утешить Ефима Захарыча, но не знал, как. - Она же вас еще и обобрала едва не до нитки!
Кротов кивнул.
- Беги на конюшню, - сказал он, - распорядись запрячь в бричку Ветра...
Вернувшись в цирк, дядя молча прошел к себе. Вскоре приехали из сыскного управления. Однако в запертой на ключ гримуборной Евдокии Савишны полиция никого не застала, - лишь легкий весенний ветерок, проникая в комнату сквозь открытое окно, играл тонкой занавеской, да роза в хрустальной вазе роняла на стол хрупкие лепестки.
Не досчитались и запряженной Ветром брички. К вечеру того же дня в сыскном управлении Кротову сообщили, что опрокинутую бричку с обрезанными постромками обнаружили на крутом берегу реки. Незадачливый седок, предположительно, упал с обрыва прямо в быстрые воды. Тело искали, но так и не нашли.
А еще днем, когда труппа Кротова начала готовиться к отъезду из Энска, вернулся Яков Горчинский. Пашка дожидался его на улице и, едва завидев, бросился навстречу.
Выбежала Тоня, хлюпнула носом и тоже полезла обниматься.
- Ну что вы, милые мои, что вы, - шептал Яков Ильич, - ну, будет, будет... Пойдемте-ка лучше реквизит укладывать, - поди, по всему цирку раскидан, а нам ведь скоро снова в дорогу...