Аннушка очнулась после наркоза. Её везли на каталке по длинному коридору два медработника, в глазах мелькали лампочки, далеко слышались голоса. В палате переложили на высокую кровать, надели больничную рубашку и накрыли одеялом. Непривычно морозило, как при поднимающейся температуре. Изголовье было направлено в сторону двери, и лёжа можно было разглядеть как январское солнце освещает узоры, нарисованные морозом на стёклах.
Соседки по палате тихо переговаривались между собой, сочувственно поглядывая в её сторону. Аннушка слышала только обрывки фраз: "Такая молодая и вся жизнь, как под откос...", "Хорошо хирург опытный, возможно выкарабкается...", "Что говорить-то, выжить одно, а ещё и жить надо..."
Утренний обход начался по расписанию. Лечащий врач, обойдя других больных, подошёл к Аннушке.
- Как дела? Пришли в себя? Что беспокоит?
- Морозит немного, и ноющая боль с левой стороны.
- Температура ещё держится, и боль пройдёт не сразу. Операция была сложной, но мы
с вами справились. Жить будете, но восстановительный период будет длительным. Кушать нельзя двое суток, только питьё. Исключить стрессы и меньше волноваться. В одиннадцать часов придёт следователь.
- Следователь?
- Да. Вас привезла скорая помощь с глубоко проникающим ножевым ранением. Разговор со следователем необходим. И помните - не волноваться.
Сердце защемило от нарастающей тревоги и нахлынувших воспоминаний.
В пятницу, после второй смены, Василий домой не пришёл. Он работал на заводе, в горячем цехе. Конец месяца, мог остаться в ночную смену, может, какие-то непредвиденные обстоятельства. О плохом не думалось, но и не спалось. Оля, интуитивно чувствуя, что мама не спит, тоже ворочалась и постанывала во сне. Аннушка поднялась и подошла к дочке, светло-русые волосы разметались по подушке, сон был тревожным. Приложила руку к голове, вроде не горячая, поправила одеяло и вернулась обратно. Задремать удалось около четырёх утра, а в шесть прозвенел будильник.
Суббота. Короткий рабочий день до двух часов. Олю в садик можно не вести.
Уходя на работу, Аннушка забежала к соседке Марии Петровне. Олю будить не стала, пусть спит, пока Василий не вернётся. Вместе позавтракают, а потом: он - отдыхать, а Оля к бабе Маше.
Пройдя через проходную на территорию завода, Аннушка заглянула в цех, где работал муж. Его там не было, уже приступила к работе первая смена. Подумав: "Наверно разминулись по дороге",- она заспешила на свой участок.
После смены забежала в магазин, купила продукты, карамелек и любимую дочкой
"Коровку". В квартире вкусно пахло выпечкой, Аннушка заглянула к Марии Петровне. Они с Олей что-то лепили из пластилина.
- Мама, мама, посмотри какая жирафа, с длинной, предлинной шеей! Можно я ещё побуду у бабы Маши? Мы уши ей долепим и хвост.
Мария Петровна пообещала, что минут через пятнадцать приведёт дочку и пирогом угостит, только из духовки достала.
Аннушка, Василий и Оля жили в комнате с печным отоплением в двухэтажном каркасном доме. Комнату молодые получили после рождения дочки. Солнечная сторона, двадцать метров.Обстановка простая: две кровати: родительская полуторка и детская, шифоньер, тумбочка, над ней зеркало на стене, круглый стол у окна. Белые занавески от любопытных глаз. У печки кухонный стол и навесная полка, у двери справа вешалка для верхней одежды. Половики самотканые в два ряда. Чисто, тепло, уютно. Печку Аннушка натопила с утра - зима на дворе. Нагрела бачок воды, вскипятила чайник, нажарила оладушек к завтраку.
Войдя в комнату, застала мужа за мытьём. Раздетый по пояс, в одних кальсонах, налив воды в таз, он ополаскивал голову из ковшика. Сняв пальто и шаль, скинув валенки, Аннушка поспешила подать ему полотенце. Василий взял его молча, бросив мельком взгляд на жену. Что-то недоброе было в этом взгляде, что-то чужое.
- А я тебя потеряла, думала, случилось что, и не спала почти, и в цех к тебе забегала, не застала только. Кого ни спрашивала, не видал никто, волновалась. Ты хоть отдохнул? Оля не мешала? Я сейчас к Марии Петровне заглянула, представляешь, они там жирафа лепят.
- Какого жирафа? Ты о чём?- промолвил Василий, отдавая жене полотенце.
- Жирафа из пластилина. Ты одевайся, я воду из таза сама вынесу.
Схватив таз, Аннушка скользнула за дверь. Щёки с мороза ещё горели и сердце билось, как сумасшедшее. "Что-то всё-таки случилось",- поймала себя на мысли. Опустошив и ополоснув таз в общей туалетной комнате, на обратном пути столкнулась в коридоре с Марией Петровной и Олей.
- Ну, вот и мама. Забирай свою красавицу и пирог в придачу,- сказала соседка, передавая мне дочку.
- Спасибо, я к вам попозже забегу,- пообещала Аннушка.
- Мама, мама, я гулять хочу. Я у бабы Маши кушала, а спать не хочу. А папа уже вернулся?
- А ты что, его не видела?
- Нет. Я утром проснулась, дома никого. Я оладушек поела, в окошко посмотрела и к бабе Маше пошла.
Аннушка бросила вопросительный взгляд на Марию Петровну. Та развела руками:
- С час назад явился. В окно видела. По походке вроде трезвый. Постоял у подъезда, покурил, на окно ваше посмотрел. Ко мне не заглянул, наверно думал, что Оля в садике.
Аннушка в раздумье вернулась в комнату, ведя дочку за руку. Оля, увидев отца, бросилась к нему:
- Папа, папулечка, у тебя волосы мокрые, давай я их причешу.
- Ты почему не в садике?- остановил её Василий,- прогуливаешь? Мать тебя в конец избалует.
- Я же у бабы Маши. Мы книжку читали, жирафу лепили, а сейчас я гулять пойду. Помоги мне одеться.
- Я отец, а не нянька. Мать разрешила, пусть и помогает,- процедив сквозь зубы, Василий отошёл к окну, закурил.
Аннушка снарядила дочь на зимнюю прогулку и, вручив лопатку для снега, проводила до выхода из подъезда.
- Долго не гуляй. Замёрзнешь, постучи лопаткой в окно. Только на лавочку встань, на сугроб не лазь, провалишься.
Вернувшись в комнату, увидела мужа у зеркала, он брился. Ещё не высохшие до конца волосы курчавились на затылке. Красивым он был, её Василий. Она подошла сзади и, обняв, прильнула к спине, вдохнула знакомый родной запах.
Реакция мужа была неожиданной. Василий развернулся и, резким движением оттолкнув жену, вдруг выпалил:
- Ненавижу, покорная курица. Нет в тебе огня. Надоело твоё тупое обожание. Я мужик, мне страсть нужна. Я ночь с другой провёл, а ты даже скандал учинить не можешь. Где твоя женская гордость?
- У тебя кровь на виске, ты порезался,- пролепетала Аннушка дрожащими губами.
- Кровь на виске!? Да у меня сердце кровью обливается! Ольга, любовь моя первая и единственная проститься приехала, замуж выходит. Такую ночь страсти мне подарила, что тебе и во сне не приснится. Никогда себе не прощу, что родителей послушался, на тебе женился. Но сердцу не прикажешь. Дочку именем любимой назвал, ты Наташей хотела, да не стало по-твоему,- Василий нервно ходил по комнате, бросая резкие слова.
Аннушка, держась из последних сил, подошла к тумбочке. И в тот момент, когда она наклонилась, чтобы достать аптечку, что-то пролетело у неё над головой. Это Василий бросил в её сторону первое, что попало под руку. Пепельница попала в зеркало. Зеркало треснуло и разбежалось паутинкой по всей поверхности. Аннушка выпрямилась. В сети зеркальных паутинок отражалось искажённое от гнева лицо мужа.
"Как устоять? Как не сорваться? Как достойно перенести удар?"- в висках пульсировало, сердце заходилось от боли. Аннушка подняла пепельницу, смахнула окурки с тумбочки на пол и пошла за веником к двери.
- Да что же ты делаешь?- не унимался Василий,- ну, ударь меня, да хоть поплачь. Я же чуть не убил тебя.
- Ну, не убил же,- тихо ответила Аннушка и принялась заметать окурки и пепел с пола.
Доведённый до бешенства спокойствием жены, Василий схватил нож с кухонного стола и молниеносным движением нанёс сильный удар. Выдернув нож, откинул его в сторону и оцепенел от содеянного. Аннушка, ойкнув, присела на тумбочку, выронив веник из правой руки. Левой рукой она держалась за бок, сквозь пальцы просачивалась кровь. И даже в этот момент она не закричала, а просто сказала:
- Ну вот, теперь убил.
Только сейчас Василий осознал, что произошло.
- Прости, Аннушка, прости, я этого не хотел.
- Скорую вызови,- тихо попросила она.
Василий выскочил в коридор, а комнату заполнили соседи, которые, услышав его крики, толпились у двери.
Дальше всё, как в тумане: охи, вздохи, слёзы, сирена скорой помощи...
Следователь пришел около одиннадцати. Аннушка начала первой:
- Оля, где Оля? Что с дочкой?
- Не волнуйтесь, дочка у вашего брата.
- Николай уже в курсе?
- Ему сообщила соседка, Мария Петровна, которая после случившегося увела Олю к себе.
- А Василий? Оля не осталась с отцом?
- Ваш муж арестован. Он признал свою вину и всё рассказал. Но, мне всё равно необходимо задать вам несколько вопросов. Вы готовы отвечать?
Если бы врач не предупредил о визите следователя, если бы Аннушка не прокрутила в сознании все происшедшие события, возможно, она и не была бы готова. А сейчас, понимая, чем всё это обернулось для Василия, она ответила:
- Задавайте свои вопросы.
- Сколько лет вы состоите в браке?
- Чуть больше пяти.
- Сколько лет дочери?
- В марте исполнится четыре.
- Подобные ссоры были в семье раньше?
- Ссор не было, были простые бытовые разногласия и споры.
- С пятницы на субботу муж действительно не ночевал дома?
- Не ночевал.
- Когда он вернулся?
- Вернулся без меня. Когда я пришла с работы, он был дома.
- В какой момент проявилась его агрессия?
- Когда я попыталась его обнять.
- Вы не учиняли разборок, не закатывали скандал по поводу его ночного отсутствия?
- Нет, он сам всё рассказал.
- Что же спровоцировало его гнев?
- Наверно моё спокойствие. Я старалась не раздувать огонь.
- Муж был пьян?
- Запаха я не почувствовала.
- Вам необходимо написать заявление по поводу нанесения тяжёлой травмы.
- Я не буду писать заявление. Василий осознал, что виновен. Это произошло случайно.
- Ваше право, но мы не сможем закрыть уголовное дело. Это не простая бытовая ссора, ножевое ранение усугубляет ситуацию. Выздоравливайте, в любом случае вам придётся присутствовать на суде в качестве потерпевшей.
Вечером пришёл брат Николай и привёл с собой Олю. Они разделись в гардеробе и поднялись в палату.
- Мама, мама,- дочка кинулась к кровати. Николай удержал девочку за руку и объяснил, что маму пока обнимать нельзя.
- Почему ты заболела?- Оля прижала кулачки к щекам,- я видела, как тебя увозили в больницу. Тебе укол кололи! Больно? - девчока вздохнула,- и папы нет, он тоже куда-то уехал. Я у дяди Коли с тётей Аней, а жирафу дома забыла.
- Оленька, не волнуйся, я обязательно поправлюсь, и мы вернёмся домой.
- И папа вернётся?
- И папа вернётся, но не скоро,- ответила Аннушка и подумала: "Ох, что ж теперь с Василием-то будет?
- Он далеко уехал?
- Далеко.
Николай отвёл Олю к окну:- Посмотри в окно, мне с мамой поговорить надо,- и, обращаясь к сестре, задал вопрос:
- Следователь приходил? Ты заявление написала?
- Я не стала писать заявление.
- Я так тебе скажу, такое прощать нельзя, Анна. Ты слышишь, нельзя. Не напишешь ты, напишу я. Василий должен понести наказание, за всё в жизни надо платить. Он лишил тебя здоровья на всю оставшуюся жизнь. Ты подумала, что дальше будет? У тебя дочка на руках, её кормить и одевать надо. Оправишься, на развод подавай, на алименты - какие никакие, а всё ж деньги.
- Там, дома, в шкафу Олины вещи, ты возьми, что надо, на сменку, ключи у Марии Петровны. В садике можно договориться и перевести Олю в продлённую группу, забирать только на субботу и воскресенье
- Разберёмся. Ты поправляйся и обдумай всё, что я сказал. Мы пойдём, с сыном гулять надо.
Николай всегда гулял с сыном сам, давая жене возможность заняться домашними делами. Мальчик был немного помладше Оленьки.
Оля, уходя, погладила маму по голове. Детские глаза посмотрели на неё не по-детски, с тоской и болью. Сердце снова защемило.
Помахав дочке рукой, Аннушка попробовала повернуться на бок. Резкая боль отдала в левый бок. Оставшись лежать на спине, закрыла глаза, пытаясь успокоиться: "Не волноваться, врач сказал - не волноваться".
Из больницы Аннушку выписали через три недели. Выйдя на улицу, она вдохнула морозный воздух и улыбнулась снегирям, сидящим на рябине. Брат Николай обещал привести Олю вечером, после работы. Это и хорошо, у Аннушки будет возможность провести какое-то время одной. Она ещё не знала, как переступит порог дома, где разбилось её счастье.
В комнате было прибрано. Поленница дров лежала у печки, двухведёрный бачок был наполнен водой. Солнышко проглядывало сквозь белые занавески. Февральский день прибывал. Аннушка разделась и осмотрелась по сторонам. Всё было по-прежнему. Только стена над тумбочкой была пуста, и на листке отрывного календаря было 15 января 1957 года.
Деревянная рама от зеркала стояла между тумбочкой и шифоньером.
Аннушка достала её и вздрогнула. Два осколка зеркала застряли в уголке рамы. Она постучала рамой о край тумбочки, осколки упали на пол. Солнечный свет, отразившись в зеркальных осколках, заиграл радугой на потолке. Слёзы навернулись на глаза. Вспомнилось, как не так давно стояли в Васей, обнявшись и улыбаясь, у зеркала, и казалось, что всё это между ними навсегда.
Наплакавшись вдоволь, пока никто не видит, она взяла веник и, наклонившись с трудом, замела осколки, выбросив их в ведро для мусора.
В дверь постучали. Мария Петровна принесла газеты и повестку в суд.
- Я тут у тебя похозяйничала. Прибралась да печку с вечера протопила. Николай вчера дров принёс и воды. Картошки из подполья достал.
Посмотрев на заплаканные глаза Аннушки, добавила:
- Не убивайся. Всё наладится. Ты, если что надо, говори, не стесняйся. Я тесто поставила, к вечеру пирог испеку, чаёвничать будем.
Аннушка затопила печку, начистила картошки. В больнице картошка редкость, в основном каши. Зачерпнула в ковшик воды и с жадностью выпила несколько глотков.
В шестом часу Николай привёл Олю. Дочка с порога, не раздеваясь, подбежала к Аннушке, обняла её за ноги и уткнулась головой в колени.
Николай, не раздеваясь, топтался у двери.
- С возвращением, сестра. Проходить не буду. Оля наскучалась, общайтесь.
- Суд через три дня, мне повестку прислали,- сказала Аннушка.
- Не волнуйся, я отпрошусь с работы, пойдем с тобой вместе.
- Спасибо за дрова и воду. Спасибо за всё.
Когда за братом закрылась дверь, Аннушка присела на табурет и стала развязывать шарф, повязанный Оле поверх воротника пальто. Из под шапки на Аннушку смотрели глаза мужа. И снова в памяти всплыли слова: "Дочку именем любимой назвал". Слёзы навернулись на глаза и покатились по щеке. Оля, пытаясь успокоить Аннушку, сказала:
- Мамочка, не плачь, я тоже очень, очень по тебе скучала.
Она сама сняла шапку, валенки, расстегнула пуговицы на пальто и, забравшись на табурет, повешала вещи на вешалку. Потом прошла к столу и, усевшись на стул, заявила:
В дверь снова постучали. Это Мария Петровна принесла квашеной капусты, приправленной постным маслом, и сладкий пирог.
- Я в окно видела, как Николай ушёл. Вот и подумала, пора.
Ужин удался на славу. Картошка, квашеная капуста и пирог с брусникой к чаю. Ели с удовольствием и общались, общались, общались. В основном говорила дочка, столько у неё накопилось невысказанных слов.
В девять часов Оля уснула, да и Аннушка не стала засиживаться допоздна. В больнице ложились рано. Прикрыла вьюшку у печки, убрала на место вымытую посуду и забралась под одеяло. Отчаяние и боль не давали уснуть. "Как дальше жить-то?"- вздохнув, Аннушка осторожно повернулась на бок.
Разметавшись, у стенки сладко спала дочка. Ощутив, как внутри разливается тепло, Аннушка улыбнулась, подумав:"Оля. У меня есть Оля". И, обняв девочку, вскоре крепко заснула.
А утром их обеих разбудило пробивающееся сквозь морозные рисунки солнце. Жизнь продолжалась.