Остронская Олеся : другие произведения.

Цветная История

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Гротескная история о мире, где нет красок, звезд, рыб и снов. В котором картина ушла от своего художника, а дочь художника отправилась следом за картиной. Ей следовало быть осторожнее, ведь недоделанный мир очень легко изменить.

Первая глава

   Внизу - где заканчиваются горы, и начинается долина - стоит город красок Кестень. Улочки в этом городе то поднимаются, то падают, то уходят в тёмные туннели, а ездят по этим улочкам пышные кареты с золотыми колесами и ярко-красные трамваи.
   В центре города Площадь Художников, где днём и ночью бьют семь фонтанов - красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. После дождя из них, выгибаясь, появляется радуга.
   Только раньше фонтанов вовсе не было, а была просто скучная серая мостовая. И все картины, что рисовали в Кестене, были серые; город был без ярких пятен. Но однажды, в один серый день, испорченный сереньким дождиком, в город вошел растрепанный старик. Это был Волшебник, он волочил за собой коляску, полную разноцветных баночек.
   Волшебник этот очень силен - но, как и все сильные волшебники, редкий растеряха. Он постоянно переспрашивает имена, разбивает дорогие вазы и всегда наступает кошкам на хвосты. Однажды он отправился на рыбалку на край Мирового океана, где поймал гигантского сома, но по пути он выронил его из ведра - сом пробил землю, пролетел её насквозь и упал в море другого мира, да так и остался торчать наполовину из воды. На этом соме потом построили три города, одну деревню и даже кинотеатр. В другой раз Волшебник нес через пустыню мешок с семенами малины - с тех пор там самое большое малинное поле, какое только можно найти.
   Этот самый Волшебник и волок тогда через Кестень коляску с красками. Тут из подворотни вылезла серая кошка, и Волшебник был бы вовсе не волшебником, если бы не наступил ей на хвост. Кошка заорала, старик полетел кубарем, а коляска покатилась вниз по улочке.
   На центральной площади, когда коляска почти остановилась, местный мальчишка (несомненно, прогуливающий уроки, и, скорее всего, именно литературу) сунул в колесо палку. Банки разлетелись, раскололись, брызнули семицветные ключи - и превратились в фонтаны. Но одна банка не разбилась - её поймал прохожий и бережно положил в карман. Краска в ней была чёрная.
   С тех пор и стала центральная площадь Кестеня разноцветной.
   С раннего утра возле семи фонтанов появляются художники с холстами и мольбертами. Каждый пишет только одним цветом - здесь можно увидеть красную овцу, зелёного верблюда или фиолетовую луну.
   Но никто не пишет картины всеми цветами сразу. Ведь краски, которые пролил Волшебник, оказались живыми. Стоит смешать две разноцветные капли, и над площадью взмывают колдовские бабочки: красно-синие, голубо-оранжевые, фиолетово-желтые...
   Дальше от площади город вновь становится серым. Здесь, в тени мрачных осевших, словно бы груды мокрого песка, домов и лачуг живут люди и тени. Когда на эти трущобы набегают серые сумерки, отличить человека от тени невозможно - они так же понуро бродят кругами дорог, избегают тьмы переулков и не любят блеск фонарей. Иногда чужеземец, случайно попавший в молчаливые трущобы, беседует с тенью - и, кажется, тень совсем от человека не отличается. Разве что никогда не говорит правды.
   На одной улице посреди трущоб стоит серая пятиэтажка. В ней, на нижнем этаже, живут бедный художник с дочерью, да ещё обитает стайка тараканов. Но лучше сказать что живет стайка тараканов, а обитают люди.
   Окна в маленькой комнатке занавешены толстыми шторами, сквозь них не проникают ни звук, ни свет. Только узкая серая линия падает на потолок, где сидят волшебные бабочки, отражается от их крыльев и ткет на стенах двухцветные радуги. В углу комнаты стоит хост, залитый черной краской, а на полу маленькая баночка - та самая, которую когда-то успел поймать проходивший мимо площади незнакомец. Она, как фамильная ценность, передавалась от отца к сыну.
   Чёрная краска не принесла бедному художнику счастья - его пейзажи никто не покупает, чёрные портреты отпугивают людей, и только кошки да тени на его картинах как настоящие - но зачем кошкам и теням картины?
   Только дочь художника, Ивра, любит смотреть на его кисть. Разве черный - это не мудрость, не цвет тайны, которую можно и нужно разрешить? Это не скучный белый цвет - тоже цвет тайны, но непонятной и не решаемой.
   Некогда художник не был бедным - отец Ивры тогда писал синим цветом. Вокруг него на площади толпился народ, а его картины скупали, едва только стоило их закончить. А дома, на самом дне старого сундука, что безропотно проторчал на чердаке все последние годы, по-соседству со старым сарафаном и открыткой от дальних родственников, лежала баночка, бесконечно заполненная черной краской.
   Что случилось потом?.. Ивра почти не помнит. Просто дом опустел. Хотя ушел только один человек - её мать. И, словно сжимаемая пружина, они сползали с одного этажа на другой. В доме, который когда-то целиком принадлежал им, появились чужие люди, а на дверях, которые она когда-то по-хозяйски распахивала настежь, замкнулись оскаленные замки. Так они остались на первом этаже, который недавно был просторной шумной кухней, а теперь казался пыльным чуланом.
   Полгода назад они отдали чердак. Новый житель сказал: "Мне чужого барахла не надо!" - и принес им и старый сарафан, и забытую открытку, и чёрную баночку. Сундук он почему-то не принёс - как подумала Ивра, либо потому, что тот все равно разваливался, либо потому, что новый житель слукавил, и чужое барахло, такое, как старый сундук, ему пришлось по душе.
   С тех пор обедневший художник стал писать только чёрной краской.
   Ивра сидит на низеньком стульчике возле кровати и держит в руках флакон. Она ждёт, когда отец проснется, чтобы выпить грязно-серое лекарство. Вряд ли оно чем-нибудь ему поможет, но...
   - Какой ужас, - охнула Моль. - Бедная девочка. - Ивра увернулась от огромной мягкой руки.
   - Не надо, тетя.
   Тетка заохала, хлопая себя по обвислым щекам.
   - Девочка моя, это тяжелая болезнь, надо немедленно позвать доктора, иначе твоему папе станет хуже, - горячо сказала Моль заботливым, пригибающим голосом. Ивра скривилась.
   - Ему не помогут доктора, - сказала она. Швырнула флакон на пол. - И лекарства эти ему не помогут, если они, конечно, не лечат от желания умереть... Нет теперь для него ничего. Для кого-то это не страшно... А он умирает... Вот что, тётя, я знаю одного чудодея, он наш родственник. Я хочу найти его - но не знаю, сколько времени пройдёт, прежде чем я вернусь. Тетя, вы не позаботитесь о моём отце, пока меня не будет?
   Моль запричитала. Ивра пристально на неё посмотрела. Глаза у дочери художника необычные - они тёмно-синего цвета, такого яркого и насыщенного, что цветной фонтан в сравнении тускловат. А вот внешность обыкновенная: бледное лицо с узкими губами, острыми скулами, серые прямые волосы... И - ярко-синие глаза. Чушь какая.
   - Конечно, конечно посижу!.. Но ты отправишься одна? С тобой никто не пойдёт?..
   - Пойдёт, - сказала Ивра, - ведь господин Нерро все ещё живет на чердаке?
   - Этот прохиндей? Живёт! Подлый и грязный мошенник. - Моль начала живописать "мерзкие делишки" соседа. Оказалось, что господин Нерро, несомненно, уволок пыльные шторы с третьего этажа, и он, несомненно, захватил штаны старика Стократа, и, конечно же, он обманул пьяницу Сыва и стащил у того всю мебель, вплоть до табуретки о двух ножках.
   - Точно, - вяло согласилась дочь художника уже натягивая на себя чёрную шерстяную шаль. Она подобрала баночку. - Тётя Моль, я очень на вас надеюсь.
   Художник открыл глаза и пробормотал:
   - Налья?..
   Ивра положила ладошку на лоб отца:
   - Нет. Но она сказала, что вернётся через... неделю. Подожди, она обязательно придёт. Только жди, хорошо?
   Художник кивнул. Ивра повернулась к Моль.
   - Тётя, я ухожу. Пожелайте мне счастливого пути.
   Моль расплакалась и обхватила ручищами тощую Ивру. Дочь художника с трудом вывернулась, поспешно вышла в прихожую подальше от тётки и оттуда прокричала:
   - И не давайте ему кисти!
   Первым обитателем чердака, которого увидела дочь художника, оказался колченогий табурет. Вторым - сам господин Нерро, за чьей спиной высится грозная груда пыльного хлама, которая своей потрясающей бесцеремонностью создаёт удивительный уют.
   Господин Нерро высок, одет в мятый пиджак и заплатанные, но неприлично дорогие штаны. На голове густые серые вихры, а над губой, словно острые рифы посреди моря, торчат усы, которые наверняка дарят несколько неприятных минут пассажирам битком набитого трамвая. Да на шее - ярко-оранжевый галстук, похожий на раздавленный посреди пыльного антиквариата апельсин.
   Вороватый сосед держит в одной руке часы с кукушкой, в другой - отвертку.
   - Чем я заслужил ваше посещение, госпожа? - поинтересовался Нерро.
   - Я хочу Вам предложить прогулку. Эта прогулка... - Дочь художника махнула рукой и сказала напрямик: - Я хочу, чтобы ты помог мне найти пропавшего... человека.
   Господин Нерро почесал щёку за усами. Серые глаза оглядели Ивру и остановились на её руках.
   - Пропавшего человека? Я не ищу людей, деточка, - усмехнулся мошенник. - Я ищу вещи.
   - А какая разница?
   - Большая! Вещи не убегают. Это раз. Вещам все равно, ищут их или нет. Это два. А в третьих, дорогая, я ищу чужие вещи, чтобы сделать их своими. Да и чем ты заплатишь за мои труды?
   - У нас есть старая карета, она за городом. Это княжеской семьи. Такие кареты сейчас дорого стоят.
   - Почему я должен тебе верить?
   - Думаю, мне можно верить, - рассудительно сказала дочь художника. - Я не "делала своими" двуногие табуретки и пыльные шторы... А разве эти часы не висели раньше у нас в прихожей?..
   Нерро глянул на уныло повисший маятник и запульнул часы поверх мусора. Они уныло бомкнули, последний раз в жизни.
   - Я не ищу людей, - повторил мошенник.
   - Карета с позолотой. Обивка - бархат.
   - И, тем не менее, я не ищу людей.
   - Стекла без трещин, шелковые шторы. Ты продашь её за час, а отсюда уедешь через два. На четвертом тебя будут встречать в цветных кварталах.
   - А с чего ты взяла, деточка, что я хочу уехать? - сердито спросил Нерро. - В цветных кварталах меня много людей ищет.
   - Карета и это окупит. Тебя не будут искать ещё года два.
   - А что ж вы, такие бедные, не продали её раньше? - подозрительно спросил сосед.
   - Мой отец хотел сохранить карету на память.
   - Ну, кто-то хранит на память портреты, кто-то - княжеские кареты, - признал господин Нерро. - Со стороны твоего отца это было очень глупо... А не боишься, что он рассердится?
   - Он не умеет сердиться. А вот я очень даже на него сержусь.
   Господин Нерро фыркнул. Его постоянное фырчанье могло бы быстро надоесть, если бы не было таким по-актерски выразительным: то ли фырк прибывшего паровоза, то ли простуженного кота.
   - И кого же ты ищешь, грозное дитя?
   - Я не дитя, - проворчала Ивра. - И разве гостям положено стоять на пороге?
   - Если хочешь - проходи, не дитя, - пафосно сказал сосед, отступая в пыльную глубину чердака.
   - Моё имя Ивра.
   За грудой хлама маленький пятачок порядка и уюта. Там столик, табуретка и старый сундук. А за страшной громадой самовара, похожего на череп лесного монстра, возвышается пыльное полукруглое окно, в котором старательно расчищена только одна долька стекла. Через неё проникает серый свет.
   - Присаживайся. - Господин Нерро указал ладонью на сундук, а сам ловко поместился на табурете. Хотя, как подумала Ивра, на этом табурете поместиться никак нельзя, на нём можно только повиснуть.
   - И кто пропал?
   - Моя мать. Ну... не моя мать... Господин Нерро, а разве этот велосипед не Ольверга с третьего этажа?..
   - Так твоя или не твоя мать? - недоуменно спросил сосед, посчитав вопрос о велосипеде риторическим.
   "Это картина. Портрет моей матери, - ответила Ивра. Она смотрит в чашку, полную сухих чаинок и мух. - Два года назад моя мать ушла. Это... сильно ранило отца. Он был хорошим художником, и вдруг - перестал рисовать. Нам нечем стало платить за дом. А потом он нашёл баночку с черной краской и начал создавать чёрные картины. Да только никто их не покупал. А он всё рисовал, рисовал... Вся комната в чёрных разводах. Ему взбрело в голову написать портрет моей матери - сразу всеми красками, раз краски живые, то и портер оживёт. И не надо будет ждать возвращения настоящей.
   Когда отец закончил, портрет ожил. И она опять ушла... то есть не она, а её Изображение... Я слышала, как она смеялась, сходя с холста - я тогда возвращалась из лавок. Подхожу к дверям, а оттуда выходит она. Такая яркая, я нигде подобных не встречала. Глянула на меня, будто прежде не видела, и ушла. Я кинулась в комнату - отец на полу лежит, в горячке, в бреду. Вот уже три дня в себя не приходит".
   Дочь художника ткнула пальцем в особо толстую муху.
   "Я знаю, он скоро умрёт, - почти прошептала она. - Ничего не помогает. Врач сказал, что он от потери погибает.
   Я должна вернуть её назад. И ты должен помочь мне её найти".
   Господин Нерро рассеяно взял чашку Ивры и плеснул в неё кипятка.
   - Кого "её"? Твою настоящую мать?
   - Нет-нет, - испуганно сказала дочь художника, - Изображение, конечно! Моя мать живёт в другом городе с моими братьями и их отцом. Не стоит её беспокоить. Мы должны вернуть Изображение!.. Господин Нерро, - голос Ивры зазвенел, как зазвенел бы меч, уроненный на кафельную плитку, но, в отличие от стали и кафеля, попытался звучать вежливо, - это очень любезно, но я не пью чай, заваренный из мух.
   - Там была заварка! - горячо возразил Нерро.
   - Я её заметила, но я лучше обойдусь.
   Сосед пожал плечами и взялся за свою чашку.
   Ивра протёрла в окне маленький кружочек и глянула на улицу. Видно только подъезд дома напротив и старый разбитый фонарь. На памяти дочери художника он ни разу не горел. Отец мечтал его отреставрировать и зажечь, но городские власти не разрешили. Мать когад-то сказала Ивре, что фонарь принадлежит господину, живущему в цветных кварталах. Дочь художника так и не поняла: зачем кому-то нужен фонарь, стоящий на чужой улице?
   - Мы можем выходить? - спросила она у Нерро.
   Мошенник фыркнул, пустив носом чай.
   - Сейчас? - буркнул сосед. - К чему такая спешка?
   - Нет, мы начнём сейчас. Иначе она уйдёт слишком далеко. Разве у тебя так много дел? Мы можем решить их прямо сейчас.
   Нерро пожал плечами и забрёл в груду хлама. Послышалось бряканье гитары, на которую наступили, скрип дверцы, ругань, грохот отчаянной битвы, и стук шагов, преисполненный гордостью победы. Мошенник добыл потрёпанное пальто, по каёмочке обгрызенное то ли стаей моли, то ли одинокой, но бойкой крысой. Сосед натянул его, повел широкими плечами. Убедившись, что могло быть и хуже, Нерро подхватил мохнатый котелок и галантно предложил Ивре руку.
   - Ты странно выглядишь, - сказала дочь художника, нехотя цепляясь за локоть.
   - И чем же я странен? - поинтересовался мошенник.
   Ивра осмотрела оранжевый галстук, побитые ботинки и новенький котелок.
   - А как выглядят люди, которых подрала кошка?
   - Так же, как кошка, подранная людьми, - буркнул Нерро.
   Они были на третьем этаже, когда с четвертого кто-то закричал:
   - Моя шляпа! Он стащил мой котелок!
   Нерро вцепился одной рукой в украденную вещь, другой подхватил Ивру и припустил вниз. Бахнула дверь, и страшно заорали:
   - Вора! Держите вора!..
   Но Нерро уже несся по мостовой, ловко перепрыгивая через высокие бордюры. Когда дочь художника почувствовала, что ещё чуть-чуть, и будет перемещаться вниз головой, она крикнула:
   - Поставь меня на землю! За нами никто не гонится!
   Сосед остановился и поставил Ивру на ноги.
   - Ну-с, - как не в чём ни бывало протянул мошенник, натягивая на руки перчатки. - И куда мы направимся?
   Дочь художника с трудом усмирила гнев.
   Они на обыкновенной серой улице, каких в трущобах полным полно. Недалеко даже стоит ещё один разбитый фонарь, наверняка принадлежащий тому же самому типу.
   - Надо поспрашивать прохожих, не видели ли они похожую женщину, - предложила Ивра.
   - Любопытно, и как же ты это сделаешь? - спросил Нерро. - Она ушла три дня назад, и вряд ли её кто-нибудь толком видел.
   - Её должны были заметить. Она очень... - Ивра с трудом подбирает слова: - яркая, насыщенная. Понимаешь? Должны были появиться слухи о новой леди.
   - Ну-ну, - сардонически фыркнул Нерро.
   Ивра втянула воздух сквозь зубы и пошла к стоящему невдалеке магазину, спиной чувствуя снисходительный взгляд спутника. Но ей пришлось остановиться - на дверях здания висит потрепанная вывеска: "Закрыто". Впрочем, и без вывески понятно, что здесь уже давно ничего не покупали - достаточно забитых окон.
   - Здесь за... - начала было Ивра, но тут Нерро шагнул вперед и повернул ручку. Дверь открылась, на пыльный пол упал прямоугольник света.
   - Эй! Хозяйка! Можно что-нибудь купить? - крикнул мошенник в тишину.
   - Здесь закры... - Из темноты высунулся огромный крысиный нос. Ивра отпрыгнула.
   - Что вам? - чванливо просопел нос. - Слепы? Не видите - заперто!
   - Неужели для хороших людей и минуточки не найдётся? - поинтересовался мошенник.
   - Хорошие люди без стука не заходят, - нос задёргался. - Убирайтесь!
   - Уберёмся, - заверил хозяйку Нерро, - но как только вы скажете, не видели ли вы три дня назад красивую яркую даму?
   - В чёрном платье, - подсказала дочь художника.
   - Видел, - произнесли за спиной.
   Рядом с магазинчиком стоит лакированная белая карета, бесшумно подкатившая к тротуару. Из открытых дверей на мостовую сошёл высокий мужчина. Он в точности походит на Нерро, разве что одет в аккуратные траурные одежды и длинный цилиндр. Усы у него тоже имеются - ухоженные, чернейшие, прямо как у котельного таракана.
   - Видел, господа. Не далее как два дня назад одна похожая госпожа изволила побывать в моём клубе. Вы разрешите мне посетить лавку? Всего пять минут, и мы поговорим.
   Ивра кивнула и спрятала глаза от рыскающего бездонного зрачка.
   - Ах! Господин Кнарт! - громко зафырчал нос, впав в паническое счастье. - Всё готово, господин Кнарт! Всё готово!..
   Нос растворился в сумраке, на прощанье махнув волосатым хвостом.
   - Не стоит так торопиться, - мягко сказал Кнарт.
   Господин ушёл в сумрак. Дочь художника шагнула следом. Дверной проём исчез, а Ивра уткнулась носом во что-то шерстяное, провонявшее заплесневелым сыром. Она с трудом рассмотрела в полумраке конуры большое чучело, переступила через лапу, подгрызенную мышами - может, самой хозяйкой лавки - и прошла вперёд.
   У дальних стен силуэты полок, заставленные склянками и округлыми предметами. Ивре скучно - даже не вглядываясь, она может сказать, что в склянках болтаются глаза, а округлые предметы - черепа. Её больше заинтересовал едва-едва тлеющий камин у дальней правой стены, который и дарит комнатке тусклый свет. У камина кресло-качалка, в котором дремлет миловидный старик, с газетой на коленях. Ивра вгляделась в мелкий шрифт - газета издана сорок лет назад. На ней, на очках старика, на его одежде и на сером пледе, таком мохнатом и колючем, что он кажется живым, лежат слои пыли.
   Дочь художника ткнула пальцем в щербатый лоб.
   - Не будить! - завопил высунувшийся из сумрака нос. - Не будить!.. Он устал!..
   - А разве он недостаточно отдохнул? - возразила Ивра. - Судя по газете, он спит уже сорок лет!
   - Сорок, - мрачно согласился Нос. - Но у нас закончилась подписка, всё забываю продлить... А будить его без свежей газеты - очень-очень-очень опасно.
   Ивра отскочила от старика и запуталась в плаще господина Кнарта. Мужчина взял её за руку, отвесил небрежный поклон хозяйке лавке и дремлющему хозяину, которому, как подумала Ивра, так и не суждено увидеть свежей прессы в ближайшие двадцать лет, и вышел на серую улицу.
   - Уважаемый господин Кнарт, так вы нам не расскажете о той госпоже? - сразу же поинтересовался Нерро.
   - Конечно расскажу, - заверил Кнарт, - но почему бы нам ни поговорить в моей карете?
   Сумрачный кучер распахнул дверцы.
   - Прошу!
   Ивра, скрипнув зубами, запрыгнула в душную карету. Следом влетел Нерро и страшным шёпотом заявил:
   - Это колдун! Зачем ты сюда полезла?..
   Ивра не успела ни испугаться, ни ответить, потому что к ним присоединился Кнарт. Дверца захлопнулась, и появилась потрясающая тьма. Это не тот серый сумрак, в котором виновато копошатся мыши, не та бледноватая темнота, в которой мерещится угловатое чудище, это самая настоящая тьма: яркая, густая, похожая на махровое одеяло, укрывшее тебя с головой. Ивра несомненно бы познакомилась с ней раньше, да вот только её одеяло прохудилось и обзавелось дырами. Потрясённая встречей, дочь художника опять забыла испугаться.
   Но она быстро наверстала упущенное - как только в карете установился тот самый надоедливый и жутковатый сумрак, дочь художника была представлена сидящей рядом даме.
   - Это госпожа Фрискет, моя жена. - Бледная, как сама смерть, женщина чуть склонила голову.
   - Очень приятно, - заявил Нерро, подхватывая руку госпожи и поднося её к губам.
   - Не стоит, - сказал Кнарт, - с тех пор, как моя жена умерла, она не любит, когда к ней прикасаются.
   Нерро выронил руку.
   - Умерла? - хрипло спросил он.
   - Уже как пять лет, - кокетливо уточнила госпожа Фрискет.
   Нерро опомнился быстро. Его поздравление с юбилеем показалось Ивре лишним, но покойнице было приятно.
   Карета дёрнулась и задребезжала.
   - Вы хотите узнать о той леди? В чёрном платье, очень яркая? Мы с ней встретились три дня назад, - сказал Кнарт. - Она попросила довезти её до отеля на Площади Художников. Они с Фрискет мило поболтали, правда?
   - Конечно, - подхватила госпожа Фрискет. - Где она встречалась с миледи Рощ, просто не представляю... Кто она такая?
   - Она...
   - Она мать этого бедного ребёнка, - прервал Ивру Нерро.
   - Я не бедный ребёнок! - яростно возразила дочь художника.
   - Конечно не бедный! - согласилась госпожа. - С такой матерью... Вы, несомненно, из высшего света.
   - Вы её ищете, госпожа Ивра? - поинтересовался господин Кнарт.
   - Я вам не представлялась, - мрачно сказала дочь художника.
   - Колдуну нет нужды представляться. Колдуну нельзя представляться. Хотя это не имеет значения. Цветная леди не так давно останавливалась в отеле "Синий песок". Правда, сейчас её там нет. Где она теперь, я не могу вам сказать. Но, думаю, в отеле вам помогут. Насчёт имени - её зовут Налья... Лучше она не смогла придумать.
   Карета остановилась.
   Господин Кнарт повернулся к Ивре.
   - Думаю, вам лучше сейчас же вернуться домой и бросить эти глупые поиски. Ну да это без толку...
   Дверь распахнулась, и Ивра с Нерро прыгнули в шумную толпу. Над каретой покачивается яркая вывеска, гласившая, что именно здесь и нигде больше находится отель "Синий песок".
   - Господа, - заявил тёмный маг, выглядывая из кареты, - вам стоит остерегаться ярких цветов. Они ослепляют. Желаю удачи. Бог даст, свидимся.
   Дверца закрылась. Ивра направилась к отелю, надеясь, что Изображение ушла не слишком далеко...
   - Ваш багаж! - сказали за спиной.
   - Конечно! - счастливо воскликнул Нерро. - Наш багаж!
   Ивра обернулась. С задка кареты кучер спихивает здоровенный сундук, Нерро благосклонно помогает.
   - Это не наш багаж! - воскликнула дочь художника, бросаясь к карете. - У нас вообще его не было!
   - Наш, наш! - яростно заявил Нерро, бросив на Ивру взгляд из серии "не лезь в дела взрослых". - Наш, - сказал он равнодушному кучеру, - не обращай внимания, у ребёнка просто температура.
   - У меня нет температуры! И я не ребёнок! И вообще это не наш ба...
   Наконец-то сундук поддался усилиям Нерро и со звуком, напоминавшим удар шмата сала о стенку, упал на мостовую. Кучер мгновенно исчез. Через секунду умчалась повозка - с подозрительным рвением, совсем не подходящим такому дорогому прогулочному транспорту.
   Ивра мрачно взглянула на Нерро, на сундук, опять на Нерро, с невозмутимым видом крутящего усы, отчего те походили на раковину очень тощей улитки, и объявила:
   - А тебе не кажется, что брать чужие вещи не только невежливо, но ещё и вредно?
   - Что вредного может быть в чужих вещах? - весело спросил мошенник, с отеческим видом разглядывая неожиданную добычу. - Тем более, он сам предложил нам взять его.
   - Но это не наш багаж, - заметила Ивра. - А вредного в чужих вещах много... Ну, начнём с того, что это - вещи тёмного мага.
   - Уймись, - фыркнул Нерро, - я твёрдо уверен, то, что там лежит, нам ещё пригодиться.
   Ивра шикнула и зашла в отель.
   Её окружили лёгкий сумрак и тишина, впитанные в тяжелые портьеры. За маленьким полукруглым столиком на невидимую высоту уходит стеллаж с тысячью ячеек, забитыми ключами и бумажками. По полкам, с остервенением перепрыгивая из одной ячейки в другую, носится бурундук.
   Ивра кашлянула. Бурундук переместился правой ячейки сбоку в седьмую с конца. Ивра хмыкнула. Бурундук выбросил из полки бумажку и перебежал в следующую ячейку. Дочь художника обиженно уставилась на полностью игнорирующее её животное.
   Она опустила сердитый взгляд на столешницу и увидела крошечный колокольчик - тут же подхватила его и затрясла, мстительно разглядывая лоснящуюся спинку. Бурундук её проигнорировал, но за столом возник низенький господин с полотенцем в руках.
   - Чего изволите, госпожа? - спросил он воробьиным голоском.
   - Простите, а не останавливалась ли у вас госпожа Налья?
   - Сырвак!
   Бурундук заскакал вверх по полкам и выбросил из одной ячейки листок. Человечек неуклюже его подхватил и бегло пробежал глазами.
   - О... Да! Останавливалась не далее как три дня назад, уехала на следующий день. Я знаю, что она была приглашена вчера на ужин к... э... к госпоже... э... - Он сердито обернулся к бурундуку. - Сырвак, что за почерк!
   Зверёк, потупив глазки, надкусил ключ.
   - Увы, госпожа, больше ничем не могу помочь! Я не в состоянии разобрать, что здесь написано.
   - Может, тогда он разберёт? - Ивра показала на бурундука.
   - Сырвак? С радостью бы, да вот только он не умеет читать.
   - Как не умеет? - изумилась дочь художника. - Ведь это же он написал записку?!
   - Конечно, он! Видите ли, наши постояльцы подсказывают ему буквы. - Человечек улыбнулся. - Хотите остановиться у нас? - Осмотрев её наряд, он заявил: - У нас есть дешёвые комнаты.
   Ивра вздохнула и полезла в карман.
   - Мы у вас остановимся. Только дайте, пожалуйста, комнату попроще. - Она посмотрела сквозь витрину на улицу, где Нерро с трудом волочит в сторону отеля огромный сундук. - И повыше.
  
  

Вторая глава

   Когда запыхавшийся, безумно уставший, но до чёртиков довольный Нерро затащил сундук в их номер на двенадцатом этаже, минуло время обеда. Ивра сидит на голой кровати и грызёт сухари - она устала едва ли не больше мошенника, два часа втолковывая бурундуку, как пишутся её с Нерро имена. В конечном результате на бумажке оказались какие-то совершенно безумные каракули, и уже отчаявшаяся Ивра получила любезно обслюнявленный ключ.
   - Ты устал, Нерро? - мстительно поинтересовалась дочь художника.
   - Кто? Я? Ничуть! - заверил мошенник. Он бросил плащ с котелком в скелет кресла, и, потирая руки, склонился над сундуком. - Чёрт! - досадливо воскликнул он. - Здесь нет замочной скважины!
   - Я же говорила! Это всё колдун! Ты ещё пожалеешь, что его взял! - громко заявила Ивра, испортив грозный пророческий тон хрустом последнего сухаря.
   - Я никогда ни о чём не жалею. - Нерро выскочил из комнаты.
   Ивра стряхнула крошки на пол и краем глаза заметила что-то жуткое. Она с ногами вскочила на кровать и уставилась на сундук.
   Тут вернулся Нерро, вооружённый ломом, и вопросительно взглянул на спутницу.
   - Он шевельнулся, - прошептала дочь художника, указывая на бывшую собственность тёмного мага.
   - Сундук? Глупости! Как бы он шевелился? У него даже ножек нет, - усмехнулся Нерро и втиснул лом в небольшую щель. Старое дерево тяжело заскрипело, затрещали ломающиеся доски, и ещё... и ещё Ивра явственно услышала странный утробный звук.
   - И... перестань, Нерро, оно рычит!
   - Как бы он рычал... - начал было возражать мошенник, но тут дерево поддалось, и крышка с грохотом откинулась назад. Из сундука с ужасающим драматизмом высунулась костлявая четырёхпалая рука-лапа, обтянутая грубой серой кожицей, похожей на утопленную в холодном кофе бумагу.
   - Чудище! - вскрикнула Ивра.
   Нерро тремя короткими прыжками отскочил от "багажа" и закричал:
   - Только двинься! У меня лом!
   Поверх разломанного замка глянуло заинтригованное лицо, похожее на морду крупного кота с длинными прижатыми ушами, причём выражение его оказалось скорее забавным, чем пугающим. Убедившись, что лом действительно имеется в наличии, "чудище" подняло руку - вокруг длинных пальцев заплясали серые огоньки.
   - Это лучше ты не двигайся! А то заколдую! - скрипуче возвестила морда.
   - У меня лом! - угрожает Нерро, тихонечко наступая в сторону супостата.
   - Заколдую! - неуверенно заявило "чудище".
   - Голову снесу! - азартно объявил мошенник.
   Сухая рука опустилась, и огоньки угасли. Морда буркнула: "Ладно-ладно, убедил. Поговорим?..". Но Нерро не остановился. Житель сундука бросил жалобный взгляд на Ивру...
   В действие пошёл лом и оставил в "багаже" огромную вмятину.
   Увернувшееся "чудище" с воплем нырнуло под кровать. Ивра кубарем скатилась на пол, подскочила и помчалась вон из комнаты, краем глаза заметив, как кровать убегает от Нерро.
   Дочь художника пронеслась по полутёмному коридору, стуча босыми пятками. Она остановилась возле лестницы и прислушалась к далёкому грохоту битвы - хотя слышно только звук того, по чему попадает лом. Ивра завертелась, в поисках хоть какого-нибудь оружия, но в коридоре лежит только совок. Его она и схватила - и ринулась обратно.
   Посреди коридора возникла высокая тощая тень. Ивра заскользила по полу и уткнулась в мягкий тёмный бархат. На неё взглянула непроглядная тьма.
   - Ох... Извините, - сказала дочь художника. Ни один капюшон в мире не может быть настолько глубоким, чтобы спрятать в себе нос. О том, что у фигуры носа может и не быть, Ивра постаралась не задумываться.
   Фигура кивнула, мягко отстранила дочь художника и поплыла по коридору. Под конец она исчезла.
   Великая и, несомненно, историческая битва в номере подошла к концу. Виноват в завершении драки был застрявший в сундуке лом. Недалеко развалился потрёпанный Нерро. Его оранжевый галстук висит набекрень и очень походит на помпезные погоны какого-нибудь парадного батальона.
   "Чудище" сидит возле разбитой кровати. К его лжекошачьей морде примыкает собачье тело и огромные перепончатые крылья, которые тянет сравнить с бубликом, потому что дыры в них занимают больше места, чем тонкая шкура. Существо было бы полностью серым, если бы не выпускало на крыльях ярко-красные когти.
   И Нерро и "чудище" жадно глотают воздух. За одно такое дыхание нужно давать медали.
   Огромные глаза с длинными вертикальными щелями мрачно уставились на совок.
   - Это зачем?.. Чтобы убирать мои бренные останки? - недовольно поинтересовалось "чудище", с трудом продираясь сквозь отдышку.
   - Подрались? - поинтересовалась Ивра.
   - Это была не драка, а избиение.
   - Чушь... собачья... - подал голос Нерро. - Всё равно голову оторву... Вот только отдышусь - и оторву...
   - Какая злоба, - огрызнулось "чудище", - ты, случаем, не либерал?
   - Да хватит вам! - объявила Ивра и бросила совок в мешанину пружин и досок. - Вот теперь можно и поговорить. Ты кто?..
   "Чудище" устало взмахнуло крылом.
   - Называйте меня Некто.
   - А что ты делал в сундуке? - поспешно задала Ивра второй, не менее важный, вопрос.
   - Это мой походный дом, - объявил крылатый ораторским басом, протянув обугленную длань к потолку. - Я ведь порождение тёмной магии! Я создание древнего заклинания, демон из... Вы верующие?
   - Да, - сказала Ивра по-детски уверенно.
   - Я атеист, - буркнул Нерро.
   - Тогда для вас, госпожа, я ужасный демон из ада. Ну а для этого типа, - кивок на мошенника, - я порождение магического бреда...
   В комнате воцарилось молчание. Его можно было бы гордо обозвать "затянувшимся" и "напряжённым", но все три персоны слишком погрузились в размышления, чтобы обратить на эту тишину внимание: Нерро прикидывал парочку способов извлечения лома, Некто напрягал фантазию, а Ивра думала, что такое "атеист".
   Крытый понуро ковырнул в ухе коготком и тихо заговорил:
   - А если правду, то своего настоящего имени я не помню. И я обычный человек... ладно, я был обычным... ладно, я был необычным человеком много лет назад. Мне было пятнадцать, когда великий колдун взял меня в ученики. Этим колдуном был господин Кнарт.
   - Мы сегодня в его карете ехали! - охнула Ивра. - Такой странный господин, с чёрными усами... О, у него ещё жена мёртвая!
   - Несомненно, это его самая главная примета, - ехидно сказал Нерро. - И что там дальше с твоим ученичеством, господин... Некто?
   - Да ничего особенного и сказочного. Ну, молод был... Занимался, прямо скажем, гораздо хуже остальных его учеников, всё время ходил... гм... в гости к дамам... В картишки играл, попивал бывало... Деньги зарабатывал магическими фокусами, а ночью плёлся в дом к господину Кнарту.
   Такой дом стоит увидеть! Раньше это был большой склеп одной княжеской семьи. Но династия угасла: последнего принца повесили, его сестру украли цыгане - или она сама сбежала, был там один симпатичный цыганёнок, - а у остальных оказалось так мало денег и так много врагов, что все они враз притворились потомственными мещанами.
   Стоял такой склеп, никому не нужный, почти в центре города. А вы знаете, какие там цены на квадратный метр? Вот и сдали у мэра нервы, поставил он его на аукцион. Купил, конечно же, господин Кнарт. Ему все стали намекать на ремонт, перестройку, сбыт фамильных гробов на нужды города... Мумии он куда-то дел, вряд ли на нужды города, а вот остальное оставил. Вы пробовали завтракать на мраморной крышке гроба? Где просвечивают сквозь скатерть слова: "И да упокоится душа твоя в мире, на блаженных небесах, среди ангелов и праведников...".
   В один день господин Кнарт созвал учеников и дал каждому по демону-слуге. Эти демонята, как он сказал, вызваны очень мощным заклинанием, которое колдун может осилить только много лет спустя после конца обучения. "Вы должны правильно распоряжаться демонами! - возвестил господин Кнарт. Кстати, когда он в роль входит, у него усы дёргаются, причём каждый ус поочерёдно. Дальше он сказал: - Это великий дар, и вы должны добиться у Тьмы уважения".
   Ну, я и встретил на следующий день девушку. Никакой любви, господа! Она просто была хорошенькой, но такой по-хорошеньски обыкновенной... Но у меня никакой защиты от женского обаяния. Стал я за ней бегать - а она отворачивается! Стал я ей вина, цветы, конфеты наколдовывать - а ей то не того сорта, то не так пахнет... "Да что ж тебе надо, ведьма?" - восклицаю я. Да, умел я тогда восклицать, женщины так и льнули. А та ведьма мне говорит: "Да разве что ты мне фокусы покажешь". По этому я мастер! Я ей и кроликов из цилиндра, и карты из рукавов, и рубины колдую, алмазы, сапфиры - ненастоящие, все-таки, не жалко. Уморился, а она - ещё, ещё!
   Я и вызвал демонёнка. Давай ему приказывать: а ну сюда лодку, реку, птичек поюжнее, кувшинок ещё подбавь... Лягушек убери... В общем, никакого уважения к Тьме!
   Через минуту всё кончилось: и река, и лодка, и птички. Господин Кнарт встал, как из-под земли, и повёл на меня чёрным оком. Как заорёт: "Да на что ты силу Тьмы тратишь?!". Я от ужаса язык проглотил, а тот гад-демонёнок побежал жаловаться. Найду - ухо оторву! И не обеднеет - всё равно их, у паршивца, сорок шесть!
   "Что?! - завыл господин Кнарт. - Ты потратил великий дар, что тебе преподнесли, не на знания, не на власть, не на деньги, а на... фокусы?! Так и будь теперь навсегда фокусником!".
   Вот и всё".
   Тишина. Ивра рассеянно уставилась на горбатую фигуру Некто.
   - Это не объясняет твоего сидения в сундуке, - через несколько минут заметил Нерро.
   - О, господин с ломом, это так для тебя важно?.. Хорошо-хорошо! - поспешно заявил бывший ученик колдуна, заметив, что мошенник тянется к своему оружию. - В этом сундуке мой учитель хранит всякий испорченный магический хлам, в том числе и меня. Доволен?
   - А зачем он тебя нам всучил, господин Некто? - прошипел мошенник.
   - Меня не спрашивай.
   Ивра перестала вслушиваться в набирающую обороты ругань и, шагнув вперёд, осторожно заглянула в сундук. Ничего необычного там не оказалось, только десяток свечей, стопка перевязанного пергамента, потрёпанный цилиндр и... Дочь художника заметила в углу небольшую расчёску - Ивра вытащила её.
   - Не трогай! - вскрикнул Некто. - Ею достаточно только один раз расчесаться, и ты на всю жизнь останешься лысой!.. Хотя, это чуть-чуть неправильный вариант: волос ты не лишишься, но зато обзаведёшься целым семейством отборных вшей. Тоже на всю жизнь.
   Ивра бросила расчёску обратно.
   - Ужас, - буркнула она, - а если я посмотрюсь вот в это зеркальце, то я ослепну?
   "Нет, - охотно сказал Некто. Он склонился над сундуком и щелкнул узкими пальцами. Зеркало взмыло вверх. - Это более тонкое колдовство, уже не для забавы. Мой учитель придумал его для одной богатой провинциальной дурнушки. Ох, как она страдала из-за того, что её лицо ну никак не хотело изображать "тонкую красавицу"! Ухажёров у неё было куча, хоть и ухаживали они не за ней, а за её денежками. Но, просыпаясь каждое утро, дурнушка видела в отражении только дурнушку.
   Вот и заявился к ней мой учитель Кнарт. Он сказал, что зеркала в её доме совершенно неправильные, но у него с собой есть очень правильное зеркало. Вот это. Дурнушка взглянула и увидела самую прекрасную женщину на свете! В общем, все денежки она отдала господину Кнарту в обмен на "чудотворное" стекло. Что с ней дальше было - понятия не имею. Видно, померла где-то от холода и голода. А вот зеркало ещё долго путешествовало.
   Только недавно попало оно в руки двум самым уродливым девкам на всём белом свете. И как давай эти девки за него драться! Цапаются, визжат, бранятся, вырывают друг у друга, и каждая в зеркало смотрится - сдаётся мне, тут оно и свихнулось. Теперь страдает тяжёлой формой красотофобии. Стоит только кому-нибудь в него посмотреться, оно тут же уродует отражение".
   Ивра заглянула в зеркало. На чистой глади мелькнуло что-то угловатое, бородавчатое, красноглазое, остроносое... Дочь художника резко отшатнулась. Некто хихикнул и опустил волшебный предмет обратно в сундук.
   - А свечи? - поинтересовался Нерро.
   - Неудачная партия. В идеале они должны отравлять воздух в квартире, а эти, вот незадача, просто дурно пахнут. Мне больше нравится этот карандаш! - Вверх взмыл жалкий огрызок дерева с острым, как иголка, грифелем. - Прелестно, неправда ли?
   - Это просто карандаш, - буркнул мошенник.
   - Не-ет! - довольно объявил Некто, ожидавший именно этой реплики. - Этот карандаш раньше писал кровью того, кто его держал! Господин Кнарт продавал его демонам - просто не всякий соглашался царапать пальцы гвоздём. И вот, был один такой худосочный поэтик, влюблённый в какую-то далёкую и, естественно, прелестную даму. Вот и решил он от отчаянья и нерастраченной глупости посвятить ей поэму, написанную собственной кровью. Поэма оказалась здоровенная и такая ужасно-слезивая, что дама, завидев такой шедевр, ушла бы в монастырь. А карандаш забарахлил. С тех пор он очень хорошо пишет соплями.
   - А что случилось с тем юношей? - спросила Ивра.
   - С тем неудачным стихографом? Да на поэму ушло пинты три крови. Помер, должно быть, от такого красноречия.
   - Страшные у тебя истории, - сказала дочь художника.
   - А что это? - в свою очередь спросил Нерро, вытаскивая из сундука чёрную шляпу.
   - Полагаю, цилиндр, - объявил Некто.
   - И что? Никаких смертей и увечий?
   Фокусник подбоченился.
   - Первый раз вижу. Может быть, это самый обычный цилиндр.
   - Наверное, из него вытаскивают кролика, - подсказала Ивра. - Попробуй, Нерро. Вдруг получится?
   - А вдруг что-то оттяпает мне руку? - с сомнением заявил мошенник.
   - Тоже вариант, - легко согласился Некто. - Но, думаю, кролики на такое не способны.
   Нерро заглянул в цилиндр. Резко отшатнулся и бросил его в сундук.
   - Не сегодня. В этой шляпе нет дна.
   - Как нет дна? - ахнула Ивра. Она потянулась к цилиндру. - А что там есть?..
   Нерро захлопнул крышку, едва не прищемив ей пальцы.
   - Я точно знаю, что там есть - неприятности. И ты, дитя, не будешь в них влезать.
   - Я не дитя, - огрызнулась дочь художника. - И захочу - влезу. Захочу - обратно вылезу.
   Её последняя реплика была напрочь проигнорирована.
   - Спасибо, что забежали в гости, сударь, - громко сказал Нерро, сверля взглядом крылатую фигуру фокусника. - Думаю, пора проститься...
   - А вы уверены, что я вам не пригожусь? - поинтересовался Некто.
   - Уве...
   - Господин Некто, а вы видели цветную, очень красивую женщину? - прервала мошенника Ивра. - Вы не могли её не заметить. Она очень яркая.
   Фокусник нахмурился. Оказалось, что хмурый Некто - внушительное зрелище. На сером лбу возникло пять широких складок, которые медленно-медленно поползли вниз, остановившись где-то у переносицы. От глаз остались только блестящие уголки.
   - В этой части города, госпожа, много цветных людей... Но я слышал, что позавчера в магазине Перечницы видели очень необычную женщину - говорили, что она ярче фонтанов. Если не ошибаюсь, её звали Налья.
   - Это она! Она! - закричала Ивра. Дочь художника подскочила и кинулась к двери.
   - Куда ты, бешеный ребёнок! - прорычал Нерро, схватившись за край её платья. - Ты ведь наверняка не знаешь, где магазин этой самой Перечницы!
   - Да и тебя всё равно не пустят, - добавил Некто.
   - А тебя? - обратилась Ивра к фокуснику. - Тебя-то она пустит?
   - Меня пустит, - с долей бахвальства сказал Некто. - Если хотите, я помогу вам пройти. Но сначала скажете, кто такая эта леди Налья?
   На Цветной квартал опустились сумерки. Они серые. Сумерки вообще всегда серые - это их обычное свойство во всех мирах, кроме одного далекого, где Волшебник, запутавшись в вычислениях, вместо луны создал ещё одно солнце, так что там вечером, в момент, когда встречаются два светила, вовсе глаза не разлепить. Конечно, в Цветных кварталах даже сумерки пытаются раскрасить: сегодня в воздухе висит плотная зеленоватая дымка. Только это жалкие надежды мэрии - приближающаяся ночь всё равно подсвечивает сероватинкой, но зато лица поздних прохожих оттенка болотного мха.
   На Красочной площади художники собирают холсты. Из-под их ног вырываются последние цветные бабочки. Они взмывают вверх, чернеют и тают. Если пойдёт дождь, то он будет грязно-коричневым.
   Ивра остановилась возле красного фонтана и сердито поправила огромную шляпу. Её из пары тряпок и одной бусинки наколдовал Некто. Шляпа крива, уныла, красуется несимметричными рюшечками и широченными полями - в общем, так же неказиста, как и "мастерство" ученика колдуна.
   - Я больше фокусник, чем маг, - признал Некто, взмахом рваного крыла пресекая иврины жалобы. - Но уж лучше такая шляпка, чем вовсе никакой. Благородные леди без шляпок не ходят.
   - В таком случае благородные леди просто дуры, - пробурчала Ивра. - Эта шляпка вцепилась мне в волосы и вот-вот откусит уши!
   Магазин Перечницы почти в двух шагах от отеля. Ивра осторожно поднялась на цыпочки и заглянула в витрину - оттуда на неё уставились застывшие манекены в аляпистых платьях и костюмах, увенчанные котелками всевозможных размеров и жутчайшими дамскими уборами.
   - А ты на свою жаловалась, - усмехнулся Нерро. - Полюбуйтесь! Смотря на эти шляпки, я начинаю понимать, зачем красивым девушкам нужна голова. На плечах эти звери просто не будут смотреться.
   Некто постучался в стекло. Где-то внутри тоненько заворчал колокольчик, и резная дверь медленно открылась вовнутрь. На мостовую выкатился большой сердитый глаз и пристально уставился на фокусника. Некто запахнулся в крылья и выкатил грудь колесом. Широкий зрачок медленно исследовал его сверху донизу, чуть задержавшись на потрёпанном цилиндре, который они вытащили из сундука, и криво глянул на мошенника с Иврой. Нерро элегантно склонил голову. Глаз перестал выглядеть сердито и явно смутился. Будь у него ресницы, он бы кокетливо заморгал.
   - Балда! Хватит уже на него пялиться! - донесся откуда-то снизу хриплый женский голос. - Некто, это прелестно! Заходи, и спутников своих тоже заводи.
   Магазин прячется в алых отблесках - это мрачные красные фонари, расставленные в сумбурном порядке по залу. Они высвечивают немые мраморные головы и пустые вешалки, похожие на человеческие кости.
   - Проходите в подвал, - раздался тот же приглушенный хрип.
   Ивра недоуменно огляделась. Нерро поймал её за локоть и молча указал на пол. Чуть в стороне от порога виднеется отдушина, едва различимая на причудливом паркете.
   - Ну же, господа, можно и побыстрее! - сварливо заявила отдушина.
   Глаз прокатился вперёд, сквозь бесконечные ряды примерочных и пустых зеркал, и юркнул за дверь, где начинается винтовая лестница. Соглядатай леди Перечницы метнулся на широкий желобок и быстро скрылся в темноте.
   - Здесь жутко, - прошептала Ивра Некто.
   - Сразу видно, что ты не ночевала в фамильном гробу лорда Режешейки. - Фокусник улыбнулся. - Здесь вполне мило, если знать, на что не стоит обращать внимание.
   - Например, вот на этого жуткого монстра? - Дочь художника указала на изваяние в нише.
   - Это горгулья, но она сейчас спит, так что бояться нечего.
   - Вот теперь я действительно боюсь, - грустно сказала Ивра.
   Лестница заканчивается в клубах вонючего дыма, заполнившего крошечную подвальную комнатку. Дым с профессионализмом производит маленькая, абсолютно круглая женщина. Она одета в блестящую красную тряпку, бижутерию и широкий меховой хвост, заканчивающийся крошечной звериной мордой.
   - Некто! - прохрипела она, откидывая трубку. - Давненько не заходил в гости. И как тебе не стыдно? Ведь мы давешние знакомые!
   - Увы, увы, - запричитал фокусник, повинно склоняя голову, - для меня настали не самые лучшие времена, госпожа. Но я всё-таки смог вырваться и посетить моего старого... то есть очень молодого друга! Но позволь мне представить спутников - это господин Нерро и госпожа Ивра.
   - Очень приятно, госпожа, - поддакнул мошенник. - Вы восхищаете меня. Позволите ли поцеловать вашу руку?
   Перечница хмыкнула. Из клубов дыма вытянулась короткая рука. На ней столько морщин, словно бы на кости и не кожу вовсе натянули, а старую перчатку.
   - Присаживайтесь, - заявила Перечница. Она поставила справа от себя маленькое зеркальце. В нём отражается спина Ивры. Дочь художника обернулась и взглянула в зрачок Глаза.
   - Не обращай на него внимания, дитя, - рассмеялась Перечница. - Его единственная радость - смотреть. Уж не откажи ему в этой любезности.
   - На моей спине нет ничего интересного, - возразила Ивра. В её голосе проклюнулись нотки недовольства. - Он мог бы смотреть на картины.
   Теперь Глаз выглядит сердито. Удивительно, как только шарик из белка, серой радужной оболочки и чёрного зрачка может выглядеть как бы то ни было. Он закатился под стол и выразительно уставился на мышеловку.
   - Итак, чем могу служить? - поинтересовалась Перечница.
   Некто вытянул вперёд костлявые лапы и нанизал на коготь сардину.
   - О, у нас совсем небольшая просьба, - охотно заявил он. - Мы пришли сюда просто узнать о некой леди.
   Сардина исчезла в улыбчивой пасти. Нерро уже подтянул к себе варенье и старательно валяет в нём сухари. Невостребованными остались только сыр с жуткими белыми прослойками и помидор. Ивра поспешно схватила последний и вгрызлась в мякоть. Теперь ей, хотя бы, не предложат угощаться сыром.
   - Ты же знаешь, шалунишка, что я не выдаю своих клиентов, - дружелюбно ответила Перечница. - Ни за что...
   - Прямо-таки? - наигранно удивился Некто. - Прямо-таки ни за что? А вдруг эта госпожа и не хочет скрываться? Да и у нас тут её родственница. Вот это вот бедное дитя, - жест в сторону Ивры, - её дочь.
   - Семейные узы говорят только о недоразумении. Я не хочу, чтобы эта женщина страдала больше, чем ей следует.
   - Страдала? - воскликнула Ивра. - От чего же ей страдать?
   - Она в трауре. Её муж недавно скончался от ужасной болезни...
   - Он жив! - Дочь художника ударила ладонью по столешнице. - Жив! Она всё врёт!
   - Это невежливо, дитя, обвинять благородную леди во вранье, - сердито возразила Перечница. - Леди не может врать, но ей позволительно недоговаривать. Скажи мне, твой отец болен?
   - Да, но...
   - Вот так! - торжественно заявила госпожа. - Болен! Что же в этом плохого, если она несколько поторопила события?
   Ивра выронила надкушенный помидор. Такого абсурда она ещё не слышала.
   - Это напоминает мне одного пожилого господина, - хохотнул Некто, - лет десять назад его жена пропала без вести. С тех пор в церкви он ставит сразу две свечки: за здравие, на всякий случай, и за упокой, чтоб наверняка.
   Ивра подняла помидор и бросила в фокусника.
   - Что за безобразие! - возмущенно взвизгнула Перечница. - Хамка!
   - А вы... - Ивра замахала руками, пытаясь подобрать какое-нибудь вежливо-оскорбительное выражение, но Нерро её прервал:
   - Госпожа Перечница, я понимаю, что вы не хотите выдавать секреты, которые вам доверили. Но, может, есть что-то, что окупит вашу моральную трагедию? Может, у нас есть интересующий вас предмет?
   Некто мрачно посмотрел на мошенника. Судя по этому взгляду, интересовать Перечницу может только что-нибудь экстравагантное - например, чья-нибудь голова или, на худой случай, захудалая душонка.
   Перечница усмехнулась. Увы, подумала Ивра, одной душонкой тут не обойтись.
   - Вы понимаете, господин Нерро, это так безнравственно говорить то, что тебе доверили под строжайшей тайной... Я не смогу спокойно спать... Но, может быть, ради вас и бедного дитяти, я попытаюсь себя перебороть... Только оставьте мне вот этот вот цилиндр, чтобы, глядя на него, я всегда помнила о своём проступке и больше никогда бы не осмелилась его повторить.
   - Цилиндр? - удивленно переспросили Некто и Нерро, бросив странные взгляды на шляпу из сундука колдуна.
   - Право же, что такого может быть в этом цилиндре? Мне слишком стыдно оставлять у вас эту неказистую вещь. - Фокусник улыбнулся. Улыбка вышла наглой.
   - Ох, тогда, боюсь, я не смогу расстаться с тайной, - злобно заявила Перечница.
   - Что ж, тогда мы не будем терзать вашу совесть. - Некто нахлобучил на себя предмет спора и, вытащив Ивру из-за стола, поволок к лестнице. - Не унывай, Перечница! Счастливых дней!
   - Но как же так?! - Дочь художника попыталась вырваться. - Дайте ей этот чёртов цилиндр! Пусть она скажет, где...
   - Тише, дитя, - громко шепнул ей Нерро, схватив за другую руку, - мы найдём твою мать и без её помощи...
   - Дайте ей цилиндр! Где...
   - До свиданья, господа, - густым басом заявила Перечница. Ивре расхотелось возвращаться.
  
   В отеле Нерро перевернул помятую кровать, бросил на неё матрас и посадил сверху мрачную Ивру - сама она садиться не пожелала. После чего он устроился на полу, где Некто уже изучал шляпу колдуна.
   Сначала они старательно пытались высветить свечой донышко цилиндра, отчего последний начал тлеть. Потом в дело пошёл острый нюх Некто, но ничего, кроме запаха подпаленной ткани, фокусник не учуял. Затем были предприняты попытки вспороть дно, но шляпа скальпированию сопротивлялась так яростно, будто у неё за подкладкой хранились алмазы. В конце концов, в цилиндр было уронено: две вилки, запонки, пуговица, таракан, ключи от комнаты и каблук от ивриной босоножки. Последним в таинственный бездонный зев Нерро бросил испорченный "сопливый" карандаш, вызвав у Некто отчаянный вопль: "Что ты наделал! Это же было такое замечательное средство от насморка!".
   - К чему вам эта шапка? - заговорила Ивра, когда стало понятно, что её обиженное молчание скорее радует, чем огорчает соседей. - Почему вы не отдали её Перечнице? Ведь вы же пообещали мне помочь найти Изображение, а вместо этого только помешали!
   - Я знаю Чёртову Перечницу сорок лет, - сказал Некто. - И больше всего на свете она любит звонкую монету. Зачем ей в этот цилиндр?..
   - Дорогая, - Нерро весело подмигнул Ивре. - Здесь пахнет наживой. Наша общая знакомая явно узрела в сей вещице нечто необычное... Как только мы поймем, как этот предмет работает, мы будем купаться в реке счастья!
   - Вы... - Дочь художника устало махнула рукой. - Бесполезно теперь говорить, мы всё проворонили... - Некто оторвал от второй босоножки каблук и, прицелившись, метко запульнул в цилиндр. - Да что вы с этой шапкой делаете?!
   - Пытаемся понять, что внутри, - устало заявил Нерро.
   Ивра скрипнула зубами. Она соскочила с кровати и схватила цилиндр. Под возмущённые голоса соседей дочь художника сунула по локоть руку и, нахмурившись, стала возиться в шляпе. Чуть погодя она вытащила ярко-раскрашенный листок. Там значилось:
   "Похоронное бюро "Дуб"! Торжественные проводы усопшего и быстрое закапывание трупов! Широкий ассортимент гробов и мусорных пакетов! Мы будем плакать и смеяться вместе с Вами!
   Ждём Вас на улице Морг, дом 6, квартира 65 (но мы пытаемся арендовать квартиру 66)".
   - Тьфу, чушь какая...- Ивра скомкала листок. - Наверное, ваш цилиндр - это свалка человеческой глупости. Вспомните, что вы туда понакидали...
   - Не исключено, - весело заключил Некто. - Но если бы ты знала, как много подвигов совершала человеческая глупость! Гораздо больше, чем человеческое разумение.
   Нерро выхватил у Ивры цилиндр и вытащил из него маленькую книжечку.
   - Чёрт побери! Это же мой паспорт!
   Мошенник вновь полез в шляпу.
   - Что ты ищешь? - заинтересовалась Ивра.
   - Трудовую книжку.
   - Врёшь! - заявил Некто. - Никогда не поверю, что у тебя была трудовая книжка!
   - А у меня её никогда и не было, - буркнул Нерро. - Как, впрочем, и паспорта...
   Но следующей добычей мошенника стала погремушка.
   - Дай цилиндр сюда, выпендрёжник, - сказал Некто. - Вы совсем не умеете обращаться с этой штуковиной. Надо держать под контролем свои мысли, чтобы научиться доставать то, что хотите... Сейчас, например, я достану из него кролика... Вот, видите?
   - Да, это действительно кролик, - фыркнул Нерро. - Только он плюшевый.
   - Я и не говорил, что он будет настоящим, - огрызнулся фокусник, сунув обратно мохнатого розового зайца. - Но сейчас я достану живого... Вот, видите?
   - Теперь он и вправду живой. - Мошенник скривился. - Но только он петух. Обычный живой петух.
   Грязная потрёпанная птица дернулась в руках Некто и приглушённо кукарекнула. Фокусник, с ловкость матёрой кокетки, прячущей в крошечной сумочке весь косметический салон, поспешно запихнул петуха обратно.
   - Этот цилиндр сломан. Не забывайте, где мы его нашли, - поспешно заявил Некто. - Хотя, такая хитрюга, как Чёртова Перечница, могла бы заметить неладное... Может быть эта шляпа создана для того, чтобы обманывать человеческие ожидания?
   - Невелика способность, я тоже этим постоянно занимаюсь, - заявил Нерро. - И вообще предлагаю лечь спать, уже второй час ночи.
  
   В этом мире сон был неприятной необходимостью. Лечь, провалиться в сероту, потом с трудом из неё вынырнуть, будто бы из нефтяного озера. А ночные видения? В этом мире их не существовало. Волшебник не успел их добавить, его увлекла какая-то другая идея. Поэтому люди здесь попросту не видят снов.
   Ивра не любит спать - глупо терять семь-восемь-девять часов жизни на то, чтобы болтаться в пустоте. Часто она просто лежала, разглядывала потолок. Какая разница? И сон серый, и мир серый.
   - Некто, - сказала она в сумрак.
   Возле сундука раздался шорох: что-то разворачивали. На край кровати плюхнулись два тёмных крыла, вцепились коготками в пружины.
   - Что? - хрипло поинтересовался фокусник.
   - Сегодня я видела в коридоре какого-то странного человека... Мне показалось, будто бы у него не было лица...
   В тишине, разрезаемой элегантными всхрапами Нерро - тот даже во сне умудряется пофыркивать - раздался ленивый зевок.
   - Должно быть, это была Безликая Леди, - протяжно заявил Некто. - Забудь о ней, она ничего не сделает.
   - А кто она такая? Расскажи мне.
   Кровать дрогнула. Фокусник завернулся в крылья и улегся в ногах.
   - О, это история заурядна, как и все истории в этом недоделанном мире. Раньше в этом доме был фамильный особняк господ Лептых. У старого хозяина был сын, которого звали Верли.
   Верли был человеком ленивым, совсем не светским. Он редко ходил на балы, на приёмы, почти не появлялся в высшем обществе. И когда подошла грозная дата - двадцать два года - он был холост, свободен, и абсолютно, ну совершенно не влюблён. Его отец был в священном ужасе. Он в свои шестнадцать уже посвящал стихи своей четырнадцатилетней даме сердца. Короче, вот так бедный Верли был обручён с девушкой, которую даже не видел.
   Его второй половинкой оказалась госпожа Станиска. Спеша, отец подобрал ему самую неприметную невесту из существующих. К тому же, Станиске, страшно сказать, тоже было двадцать два. Но, в отличие от Верли, она ходила на все балы, на все приёмы, сеансы, цирковые представления в попытках найти себе жениха. Но, вот незадача, природа наделила её скучной внешностью. Её нос был обычен, губы - обычны, волосы - ну совсем стандартны. Она не была красоткой, но и не была уродиной, хотя согласилась бы даже и на это. Мужской взгляд равнодушно скользил по ней, как по дивану, и останавливался на её хорошеньких или страшненьких подруг. Не важно какое, но всё-таки внимание!
   И вот, свадьба сыграна, Станиска стала госпожой Лептых. Теперь она должна была устаивать балы, быть хозяйкой званых вечеров. Но она тосковала. Ей не посвящали стихов, на неё не засматривался молоденький пажонок, чёрт побери, да про неё даже сплетни не ходили! А всё это, как подумала Станиска, из-за обычной внешности. Она мечтала о толпе поклонников, мечтала о тайных ухажёрах, одах и романах, она мечтала наставить Верли такие рога, что ходить бы он смог, если бы прикрутил к ним колёсики. Вот такая была женщина.
   С тем госпожа Лептых и заявилась к моему Учителю домой. Он усадил её на гроб и дал маленькую шкатулку. "Здесь, - сказал он, - прячется ваша мечта. Здесь вы найдёте тысячи лиц: мужских, женских, прекрасных, уродливых, старых, молодых, - надев такое лицо, вы можете быть кем угодно, играть кого угодно, обманывать, спасать! Но в плату за этот дар вы должны отдать мне своё лицо".
   Она и отдала. Я всегда этому удивлялся - неужели так трудно понять, что если колдун просит у тебя что-нибудь, то это ни в коем разе нельзя отдавать, а лучше - закопать где-нибудь, оградить крепостным рвом и пустить туда бешеного аллигатора. Ну это так, философия...
   Госпожа Лептых открыла шкатулку, и тут же перед ней вырос шкаф, доверху наполненный масками-лицами. С тех пор в городе заводились разговоры то о какой-то загадочной леди, очаровавшей барона, то об уродливой старухе, которая прокляла одну дурочку и та с перепугу заболела, то о... Да кем только Станиска не выряжалась! Стоило кому-то её обидеть, Станиска надевала его лицо и делала что-то порочащее, а порою и криминальное - и оклеветанный человек исчезал в муниципальных тюрьмах или в тюрьмах общественного презрения. Себе же она подобрала симпатичное лицо, и долго никто не мог понять, как госпожа Лептых могла измениться так быстро.
   Рога у Верли выросли отменные, а бедняга ничего не понимал. Он не узнавал свою жену, та отдалилась от него, не хотела слушаться. Да ещё эти странные многоликие личности, которые постоянно возились у его дома! Никак, местная мафия.
   Когда Станиска поняла, что муж что-то подозревает, она решила избавиться от громоздкого брака. Надев его лицо, она пришла в Порт и наняла самого неумелого убийцу из всех существующих, чтобы тот расправился с генералом Жерло. Убийца провалил задание и на допросе признался, что его нанял Верли Лептых.
   Узнав об этом, уже слыша шаги городского судьи, Верли влетел в комнату Станиски. Он закричал на весь квартал: "Это всё ты подстроила! Не знаю как, но это ты меня погубила!". Она попыталась сбежать, и он едва успел схватить её за волосы - и что Верли увидел? Маску. Его жена носила маску, а её собственного лица как будто не существовало. В ярости он закинул маску в камин. Станиска бросилась к волшебной шкатулке - это была ошибка. Верли выхватил шкатулку из её рук и отправил в огонь. Тут вошли судьи с солдатами и арестовали Лептого, а на следующий день - казнили.
   - А что Безликая Леди? - удивлённо спросила Ивра.
   - А что такое человек без лица? Она ни на что не имела права - ни на богатства мужа, ни на дом, ни на своё имя. Здание отдали мэрии, а через некоторое время его выкупил один делец и открыл этот отель. А Безликая Леди так здесь и осталась. Бродит, заглядывает в лица постояльцам. Она ещё надеется найти своё настоящее лицо, которое колдун кому-то продал. Но даже если она его найдёт, это ей уже не поможет - она давным-давно стала тенью.
   Ивра прицыкнула.
   - Много ты знаешь про эту Леди.
   - Конечно. Я почти всё своими глазами видел, и не раз бывал на приёме у Станиски Лептых, - сонно промямлил Некто. - А теперь баиньки, госпожа, баиньки...
   Дочь художника ничего не ответила. Снова уставилась на серый потолок и стала думать о том, кто носит лицо Безликой Леди. Наверное, тот, у которого в помине своего не было.

Третья глава

   Из серой бездны её вырвал громкий шёпот. Так разговаривают тогда, когда рядом спит человек, но очень-очень хочется, чтобы он немедленно проснулся.
   - ...этот чёртов Глаз. А ну говори, что ей от нас надо! - Нерро.
   - Откуда я знаю, - не тише заявил Некто. - Может, цилиндр? Не стоит его отдавать. Лучше уйти из отеля. А когда ребёнок проснётся, надо ей сказать, что номер стоит дорого, и мы больше не можем здесь оставаться...
   - Я не ребёнок, - громко сказала Ивра. - И я вас прекрасно слышу. О каком-таком глазе вы говорили?.. Это тот чудик Перечницы следит за нами, не так ли?
   Нерро лениво повернул кресло в сторону дочери художника.
   - С добрым утром, наша грозная госпожа. Улыбнись наступившему дню, и он подарит тебе много сладких мгновений.
   - Что за чушь, - вяло возмутилась Ивра, ища под кроватью босоножки. - Я не буду вам улыбаться. Особенно после того, что вы сделали вчера. На кой вам этот дурацкий цилиндр...
   - Учись, пока мы живы, - заявил Некто. - Этот цилиндр настоящее богатство!
   - Как только мы узнаем, как с ним обращаться, тогда он и станет настоящим богатством, - возразил Нерро. - А сейчас глаз шпионит за нами, и мне это не по душе. Предлагаю пойти в порт. Я только что узнал у одного проходимца, что последний раз твою мать видели на каком-то корабле.
   Ивра достала босоножки и сердито осмотрела подошву.
   - Неужели она уплыла? - спросила у обуви Ивра.
   Мать когда-то рассказывала о заморской стране Диптишь. Она говорила, что там люди днём точно такие же, как и в остальном мире, только вот ночами хорошие превращаются в лебедей, а плохие - в коршунов. И тогда появляется загадочный тёмный Охотник. Он носит с собой длинное стальное ружье. И если какая-нибудь птица попадается ему на пути - будь то лебедь или коршун - он беспощадно выпускает в неё дробь. Конечно, ни в какие метаморфозы дочь художника не поверила, но зато она запомнила взгляд матери - мечтательный, далёкий, туманный. Её мать хотела за море... А ещё она хотела в горы, к океану, в прекрасные долины. Она всегда будто бы отсутствовала - кажется, сидит рядом, чай пьёт, вяжет, а сама душа бродит в таких далях, что ни один поезд, ни один корабль тебя туда не доставит.
   - Да, идём в порт! - яростно воскликнула Ивра. - Я готова!
   Нерро нахлобучил на себя котелок. Некто немного поколебался и сунул волшебный цилиндр под мышку.
   - Почему бы тебе его не надеть? - полюбопытствовал Нерро.
   - Как-то неуютно думать, что твои уши торчат в другом измерении.
   После вчерашней попытки раскрасить вечер на камнях мостовой лежит мутный налёт. Осевшая на аккуратненьких деревьях роса окрасила листья в насыщенно-зелёный цвет. Ивре всегда казалось, что растениям больше подходит фиолетовый. Мчавшиеся мимо кареты блестят сочной раскраской, но между цветными занавесями и размалёванными окнами нет-нет, да и проглядывает серое лицо кокетки, щедро измазанное пудрой.
   Возле сонно журчащих фонтанов нестройными рядами расположились художники. Когда-то давно среди них был и отец Ивры, его место возле синего фонтана напротив каменной цапли с отбитым носом. Теперь под носом стоит совсем другой человек.
   - Плохие воспоминания? - полюбопытствовал Некто. Он укутался в крылья, как в плащ, и две длинные перепонки подметают землю.
   - Нет, хорошие, - сказала Ивра. - Хотя я уже не знаю, какие воспоминания называть плохими, а какие - хорошими. Я вспоминаю мать - и тоскую. Отца вспоминаю - тоже тоскую. А вот соседа сверху вспоминаю - задушить готова. Наверное, хорошие воспоминание это те, когда никого душить не хочется.
   - У каждого свои определения, - согласился Некто. Он внезапно дёрнулся и обратился к здоровенному парню сзади: - Хей! Милый человек! Прошу, смотрите под ноги. Не наступайте на чужие крылья...
   Человек ответил. Очевидно, он сказал что-то очень неприятное, потому что Некто выпустил когти и потянулся в его сторону. Откуда-то вынырнул Нерро и, загородив фокусника, начал что-то быстро объяснять парню, изображая жестами какую-то душераздирающую историю, в которой фигурировали крылья, кулак и, почему-то, горло. Ивра отошла к голубому фонтану. Она терпеть не может бытовые неурядицы, и смотреть, что станет с отдавителем крыльев, ей совсем не хочется.
   Дочь художника толкнули в спину и уронили на мостовую. Чья-то рука стремительно схватила её за локоть и вновь поставила на ноги.
   - Извиняюсь, - сухой голос. Ивра обернулась. На секунду показалось, что перед ней стоит Изображение: та же мешанина цветов, тот же блеск... Но только сморгнув, отогнав от себя наваждение красок, дочь художника поняла, что перед ней стоит мальчишка. Невероятно яркий мальчишка - в нём нет ничего серого. Бледная кожа с почти белыми губами, тёмные глаза, наглухо застёгнутый чёрный плащ с серебряными пряжками, опять же чёрные штаны заправлены в лакированные ботинки. В руках он держит светлую банку.
   - Целы? Прощайте. - Мальчишка почти исчез в толпе.
   - Цела, - резко заявила Ивра, отряхиваясь. - А ты кто? Ты с портрета?
   Он остановился.
   - Я человек, серая. Я просто не отсюда родом. А с чего ты взяла, что я с портрета? Как кто-то может быть с портрета?
   Но Ивра не слушает - удивленно смотрит на банку.
   - Что это? - спросила она, наблюдая за юркими крошечными телами.
   - Это рыбы. - Мальчишка встряхнул банку. Существа бешено засуетились.
   - Рыбы? - удивленно повторила Ивра. - В первый раз слышу...
   - Где порт?
   Дочь художника махнула рукой вперед и уже было сказала, что они как раз туда идут, но мальчишка резко развернулся и исчез в толпе.
   - Хам, - выдохнула Ивра. - Даже спасибо не сказал. Такая премерзская личность... И все же - рыба?
   - ...ещё чуть-чуть, и нас бы арестовали. Ты так хочешь, чтобы наши документы проверили? Было бы что проверять! - послышалось ворчание Некто. Крылатый фокусник вынырнул из толпы и посмотрел на дочь художника:
   - Нравы этих богачей навевают на меня уныние. Вот скажи мне, госпожа, разве можно наступать людям на крылья?
   - Хватит, - фыркнул Нерро. - Твоим крыльям уже ничто не повредит. Ты только посмотри, сколько на них дыр!
   - Разве можно так грубо указывать людям на их недостатки? - возмущённо спросил Некто. - Дыры естественного происхождения, чего не скажешь об этом следе ботинка.
   Фокусник протянул Ивре помятый уголок крыла. Она осторожно взяла его в руки. Кожица щербатая, на ощупь как наждачная бумага.
   - Наверное, это ужасно, когда есть крылья, но не можешь летать, - тихо сказала дочь художника.
   - Ужасно? Не для меня. Я не люблю холод, а в этих широтах неприятный северный ветер.
   Ивра отпустила крыло.
   Под конец простуженной осени порт Кестеня полнится широкими, как бочонки рома, кораблями. На их борту пускают вонючий дым тёмно-серые усатые моряки. Они переругиваются на трёх языках, беседуют на двух, а женщин окрикивают на каком-то вычурном диалекте. Торгуют эти чужеземцы всем без разбору - и животными, и фруктами, и тканями, и металлами, и людьми. Родной земли у них нет, её заменяют длинные ленты торговых путей. Кораблей порою набивается столько, что и лодкам не протиснуться между их смоляных боков. Торговцы спешат выкинуть на рынки всё барахло, пока в эту часть моря не приплыли льдины.
   - И где мы в этом бардаке узнаем, куда уплыла Изображение?
   - Даже в самом сумасшедшем балагане есть свой особенный порядок, - заявил Некто. - Всем этим, как бы глупо не звучало, руководят три чиновника. Один пишет, кто в порт прибыл. Второй пишет, что он в порту делал. А третий пишет, когда он порт покинул. И что самое забавное - у них никогда ничего не совпадает, даже имена капитанов.
   - И где эти забавники находятся? - поинтересовался Нерро.
   Некто указал на башню, облюбованную стаей чаек. Может быть, когда-то жители Кестеня очень ею гордились, но теперь это всего лишь старый кирпич, измазанный птичьим помётом, да груды расколотой черепицы. Окон пять: два забитых, третье разбитое, четвертое полностью скрывает семейство широких кактусов, а пятое, совсем узенькое, висит над самой землей.
   - Рядом с разбитым и забитыми окнами сидят наши забавники, ну а четвёртое окно - это сам начальник порта. Он такая крупная личность, что его никогда никто не видел, даже на рабочем месте. Но это явно поклёп, - хохотнул Некто. - Разве может такая персона прогуливать свою, несомненно, важную для нации работу? Быть может, за этим жёлтым кактусом кипит мощный мыслительный процесс, сходятся судьбы и разбиваются корабли великих планов. Может быть, там строится наше с вами светлое будущее, состоящее из революций и миграции. Кто знает?
   Длинная, как змеиный хвост, очередь опоясывает башню в три кольца. От толпы несёт рыбой, ромом, крысами и табаком. Ивра спешно прикрыла нос и буркнула:
   - Мы здесь сутки проторчим.
   - Ха, даже если до нас дойдёт очередь, в чём я очень сомневаюсь, мы к забавникам можем так и не попасть. Здесь по-другому надо. - Нерро ухмыльнулся. - Станьте где-нибудь за ящиками, чтобы очередь вас не видела. Я скоро вернусь.
   Мошенник надел котелок и скрылся в толпе отбывающих и приезжающих.
   - Мы должны его остановить! - яростно заявила Ивра, порываясь двинуться следом. - Он сделает что-нибудь ужасное! Он наверняка кого-нибудь обманет!
   - Конечно. Возможно даже, что это будем мы с тобой. - Некто подвёл дочь художника к горе груза. - А может быть, мы останемся в выигрыше. Вдруг у него здесь всего-навсего знакомый? Успокойся, и предоставь всё времени... Как ты думаешь, что будет, если бросить в цилиндр куриную голову?
   - Вероятно, цилиндр будет вонять, - ответила Ивра, обречённо усаживаясь на ящик. Фокусник хмыкнул и засунул в волшебную шляпу руку.
   Грузившие товар моряки страшно ругаются, откусывают кончики сигар и сплевывают их в мутную воду. Плямканье морской мути напоминает шлёпки, с которыми падают на пол вымазанные в краске кисти.
   Отец творил Изображение - бездумно, яростно, отчаянно. Линии выходили чёткими, всегда правильными, точно это сами краски себя рисовали. Ивре было страшно, но ей не хватало сил остановить художника. Всё, что она могла - это подбирать кисти, которые он бросал мимо палитры. Пол был в цветных разводах, лужи стекались вместе - и она слепла от крылышек десятков бабочек. Ещё никогда в её серой жизни мир не был таким ярким. Как она ненавидела этот блеск, как ей хотелось смешать в ведре чёрную и белую краски - и выплеснуть серую пелену на отца, картину, комнату, ставшую так отвратительно-разноцветной. На Изображение, уже улыбавшееся ей с холста...
   Фокусник выудил из цилиндра ножницы, осмотрел и мрачно потряс ими в воздухе.
   - Я желал богатства, славы и вечной жизни, а эта сволочь предлагает мне ножницы!.. Эй, там, - гаркнул он в цилиндр, - они к тому же не заточены! - Ножницы полетели обратно, а Некто обернулся к Ивре. - Видишь ту бухту? Отсюда чудесный на неё вид. В пору моего детства в этой бухте ловили жемчуг. Ранним утром туда приплывали десятки лодок, а возвращались они уже под вечер. Жемчуг был едой, развлечением, одеждой. Разменная монета. Я был одним из ловцов: маленький, прыткий, умеющий только хорошо задерживать дыхание. Я всё мечтал о том дне, когда мне исполнится четырнадцать.
   О, это был значимый возраст для ловца! Только четырнадцатилетние могли вплыть в Тайный Грот! Помню, с каким трепетом я слушал рассказы своего хозяина о том, что на дне этого грота лежит сама Жемчужина Мира. Она сияет, как тысячи солнц. Она греет море, и оно не сковывается льдом. Она праматерь всех жемчужин в мире!
   Охраняли Жемчужину мёртвые пираты. Ну, в других историях упоминались обнажённые русалки или утонувшие ловцы - не в том суть. Короче, кто-то её охранял. Старшие давали нам советы, как обмануть охрану. Русалкам надо притащить гребень, ловцам раскидать жемчуг, а пиратам... пиратам... Забыл. Наверное, налить рому... Минуточку, налить под водой?.. Чушь собачья! В общем, что-то с ними можно было сделать. Наверное, добить.
   Мой младший братишка хлопал глазами и страшно мне завидовал. Говорил, ты поплывёшь, прикоснёшься к Жемчужине Мира - и станешь лучшим ловцом из всех существующих! Я надувал щёки, ходил барином, жадно слушал все подсказки, которые мне давали.
   И вот, настал день. Хозяин привёз меня к Гроту и дал в руки гребень, жемчуг и... да, и всё-таки фляжку рома. Я нырнул.
   Ох, скажу я тебе, нелёгкая оказалась задачка! Грот был узкий, осклизлый, с острыми гранями. Пещерок-карманов, в которых можно отдышаться и набраться сил, было так мало, что я парочку раз чуть не утонул. Я расцарапал ладони и страшно испугался - вдруг кровь почуют русалки, нагонят, загрызут меня - и какой уж там гребень! Но чем дальше я плыл и чем труднее мне это давалось, тем сильнее я желал прикоснуться к Жемчужине Мира. От усталости меня спасала только она. Я плыл и думал, какая же эта Жемчужина. Наверное, жутко горячая, жутко яркая, и жутко-жутко красивая...
   Через два часа я выбрался в полукруглую пещерку. Это был конец пути. И знаешь, что я там нашёл? Фигу! - Некто подкрепил слова соответствующим жестом. - Ни пиратов, ни русалок, ни мертвецов! Там даже сокровищ не было. Да, были жемчужины. Я тоже свои выбросил. Но прежде я проплыл эту пещерку семь раз. Семь! Вдоль и поперёк, провозился в водорослях, изрезал руки... Да что изрезал? Изорвал! Но так ничего и не нашёл. Просто обычная пещера, каких полным-полно на этом побережье. Я плакал и махал кулаками, едва не задохнулся от обиды, но Жемчужина мне так и не явилась.
   Обратный путь был легче - я сильно разозлился. Меня втащили в лодку и дали вина. Я хотел заорать на тех обманщиков, обозвать их, рассказать всем и каждому, что на самом деле таит Тайный Грот! И тут я заметил глаза братишки. Какое в них полыхало восхищение! Он разве что в ладоши не хлопал.
   "Ну что, что? Там были русалки? Пираты?!"
   Я сказал: "Русалки были. И страшный пират, у которого водоросли вместо бороды. Смотри, он исцарапал шпагой мои руки".
   "А Жемчужина?" - выдохнул брат.
   "Жемчужина? Она очень горячая. Очень-очень. Она такая горячая, что я так и не смог к ней прикоснуться".
   - Ты продолжил этот глупый обман? - удивилась Ивра. - Зачем?
   - Зачем? Ну почему всегда должно быть "зачем"? Госпожа, в этом мире полным-полно вещей, которых не может быть, но они есть. Мы сами создаём себе мир и сами же в нём живём. Мир действительно такой, каким ты его видишь. Потому что иначе быть не может. Ты навсегда одинока, Ивра, как одинок я. Как одинок Нерро. Как одинок твой отец. И одиноки наши миры. В мире моего брата была Жемчужина, в моём мире её уже не существовало. Всё так относительно, так абсурдно, что не хочется ни над чем думать. Хочется просто жить.
   Ивра запустила руку в цилиндр и достала ложку.
   - Зачем она мне? - удивилась дочь художника.
   - А ты думаешь, что мне были нужны тупые ножницы?
   Нерро вернулся не один: его сопровождают два огромных моряка. Лицо одного обезображено выпуклым красным ожогом, лицо второго украшает ужасный шрам. Оба закутались в чёрные плащи, оба что-то усиленно жуют, морщась от натуги, и оба выглядят так, будто могут утопить корабль, только хлопнув ладонью по днищу. Ивре они не понравились, но больше всего ей не понравился довольный Нерро. Он накинул ей на плечи длинный кусок ткани и повёл к очереди. Моряки двинулись следом, как два утёнка за мамой-уткой.
   - Господа! - зычно крикнул Нерро. Одуревшая от ожидания очередь повернула к нему сотню голов. - Господа! Расступитесь немедленно! Сюда идёт принцесса Ваолита!
   Мошенник подхватил Ивру и поднял вверх.
   - Прекрасная принцесса Виниера! Немедленно дайте дорогу особе голубых кровей!
   Очередь начала неуверенно расступаться. Но у самой башни на дороге встал купец и заголосил:
   - Да какая она принцесса! Королева Ваолита старая стодесятилетняя карга!
   Нерро стал страшен. Он широко расставил ноги, подался вперед грудью и, гневно зашевелив усами, будто бы разбуженный светом прусак, зашипел прямо в лицо купцу:
   - Да как ты смеешь так отзываться о Пресветлой и Превеликой! Побойся кары! - Два моряка выступили вперёд и достали из-под плаща дубины. Очередь заволновалась - такой кары боялись все. Купец побледнел.
   - Да как ты смеешь не верить в реинкарнацию! - продолжает обманщик. - Безбожник! Все мы перерождаемся, указом великого Царя Неба!
   Очередь перекрестилась и спешно освободила дорогу.
   Ивра схватила Нерро за ухо.
   - Ах ты фантазёр! - шикнула она. - Что ты устроил!
   - Дорогая, это всего лишь удачная шутка... Ай!.. Это вовсе не обман!.. Ох!..
   - Я не дорогая! - Ивра его отпустила. Нерро фыркнул и с трудом открыл дверь башни, повелительным жестом остановив двинувшихся было следом моряков.
   Неровная винтовая лестница привела их в широкий зал с четырьмя дверями по кругу. В центре стоит стол, заляпанный штукатуркой.
   - Эй, есть тут кто-нибудь? - гаркнул Нерро. - Ни души... Что за пренебрежение к своим обязанностям! А если война?
   - Тогда их здесь тем более не будет, - хохотнул Некто. - Есть такая профессия - Родину продавать.
   Раздался резкий стук. Над столешницей появился гладкий, как куриное яйцо, лоб. Его размеры потрясают - просто какой-то гигант мысли. Подо лбом висят маленькие жёлтые глазки. Они часто моргают, пытаясь отогнать сон.
   - Что за шум, господа! Я просто уронил бумагу! - заявил Лоб. - Вы по какому поводу?
   Нерро кивнул на Ивру:
   - Наша госпожа, княгиня Швендирелея, хотела купить дорогое бриллиантовое колье. Но, к величайшему нашему сожалению, хозяйка колье - госпожа Налья - совсем недавно покинула город. Говорят, что она уплыла на корабле, но на каком, никто так и не смог сказать. Видите ли, она очень импульсивная особа: сегодня здесь, завтра там. Наша госпожа опасается, что если мы не найдём её вовремя, колье будет продано. А это очень редкая драгоценность! Вы понимаете?
   Лоб нахмурился и зашуршал документами.
   - Сожалею, господа, но раз вам не назначено, я не могу вас пропустить. Тем более разглашать такую конфиденциальную информацию категорически запрещено! Прошу вас, покиньте помещение.
   Он сладко зевнул и стал медленно сползать со стула.
   В дело вступил Некто. Он распахнул крылья и щелкнул пальцами. На папки со страшным грохотом бухнулась наковальня. Лоб подскочил.
   - Прекратите, господа! В государственных учреждениях категорически запрещено заниматься магией и всяким волшебством!
   - Это не всякое волшебство, - с достоинством возразил фокусник. - Я вижу вас насквозь, мой дорогой господин Роб. Вы смеете пить чай под столом и курить дорогие сигары, пока внизу толпятся достославные капитаны великих морских судов? Господин Роб, мне за вас стыдно! В былые дни, когда в порт Кестеня в это время года приходило едва ли семь кораблей, вы могли вырвать себе прибыль, когда её и вырывать-то было не откуда! А теперь вы - вы, сам господин Роб! - погрязли в бумагах, и отказываетесь даже взять предлагаемые вам деньги? Как вам не стыдно!
   Из-под стола высунулся нос.
   - Хорошо, я вас понял, господин маг. И сколько вы мне предлагаете?
   Нерро бросил маленький мешочек. Нос тщательно его понюхал и фыркнул в сторону первой двери.
   Комнатка оказалась маленькой и захламлённой. И первый чиновник - такой же маленький, как и его комнатка - отчаянно копошился в тумбочке.
   По его версии госпожа Налья отбыла на корабле "Путник" вчера утром. Корабль отправился в Вердинаш. Капитан "Путника" - господин Фредерик.
   Ивра поблагодарила человечка и заспешила к выходу, но Некто и Нерро втолкнули её во вторую комнату. Она чуть больше первой, украшена экзотическими масками. Второй чиновник чуть шире и работает чуть медленнее.
   Он уверенно заявил, что корабль "Путник" прибыл в Кестень четыре дня назад. Но его капитан - вовсе не господин Фредерик, а некий господин Мульс. А господин Фредерик - капитан "Бураныша".
   В третьей комнате тусклые потайные светильники, мохнатый ковёр и старый шкаф с аккуратно разложенными документами. Толстый чиновник спал. Но, после того как Некто его разбудил, выяснилось, что никакого корабля "Путник" в порту Кестеня никогда и не было. Такой корабль, конечно, есть, но это пиратское судно, и его капитан, страшный головорез Безумец, вот уже пять лет как объявлен в розыск и за последние четыре года казнён восемнадцать раз. Господин Фредерик действительно существует и он действительно капитан - но не "Бураныша", а "Сыча", прогулочного катера. А "Бураныш" уже давно переименован в "Путника", которого в порту Кестеня никогда не было, и чей капитан - страшный головорез Безумец, вот уже пять лет как объявленный в розыск и за последние четыре года казнённый аж восемнадцать раз...
   - А господин Мульс?.. Да что вы, господа! Я и есть господин Мульс! - сказал напоследок третий чиновник и захрапел.
   - Что нам делать? - в отчаянье спросила Ивра, повернувшись к спутникам. - Опять идти к первому чиновнику?.. Нам проще будет оплыть все города мира и узнать, не была ли там Изображение!
   - Эта история с кораблями и капитанами напоминает шараду, - усмехнулся Нерро. - Но, в конце концов, первый чиновник сказал, что твоя мать отправилась в Вердинаш. А так ли важно, на каком корабле?
   - Этот корабль так же легко мог отправиться и в Корун, и в Дилаохе, - возразил Некто. - Этот корабль может посетить десятки городов. В конце концов, этот корабль может просто совершить небольшую морскую прогулку и вернуться обратно. Капитаны не говорят правды: одни возят контрабанды, другие не платят налоги, а некоторые боятся, что чиновники продадут их пиратам. В одном мы можем быть уверены: корабль отошёл вчера. Здесь не соврут. Нам надо опросить моряков.
   Они вышли в зал. Лба не видно - видимо, он под столом.
   - А как ты догадался, что его зовут Роб? - спросила Ивра. - Вы знакомы?
   - Нет, - усмехнулся Некто. - Но на этом столе лежит много бумаг с его подписями. К тому же, здесь воняет корунскими сигарами - мерзкое курево! Они воняют, как урок по медитации - мой Учитель Кнарт требовал, чтобы мы для занятия разувались. Ну, что он сидит здесь с самого начала, я знаю просто потому, что такое рабочее место покидают только со смертью.
   - А чай? Откуда ты знаешь, что он пьёт там чай? - шепнула Ивра.
   Некто пожал плечами:
   - Я бы пил.
   - Чай? - Нерро скривился. - Я предпочитаю виски.
   - Элегантный наш, - протянул Некто, - виски под столом? У тебя дурной вкус.
   На первом этаже Нерро подался вперёд и одним движением локтя выбил трухлявое дерево, которым было забито маленькое окно.
   - Лезь, госпожа, - торжественно заявил мошенник, протягивая Ивре ладонь.
   - Зачем мне туда лезть?
   - Потому что на улице нас ждёт пара моряков. Я им пообещал деньги за разыгранное представление. Да только все деньги пришлось отдать господину Робу. Но мы ведь не хотим, чтобы наши товарищи обиделись? - Нерро обаятельно улыбнулся.
   - Да, - уныло сказала Ивра. - Не хотим. Особенно я не хочу. Но ты... ты... ты... - Усталый взмах рукой. - Ох. Подсади меня.
   На причалах играют в карты. Оставшиеся в дураках буянят, выбивают победителям зубы и, получив в ответ, уходят утешаться в кабаки. Крупных кораблей всего семнадцать, один пузатее другого, но на редком реет цветной флаг.
   - Всё, что нам надо, это поспрашивать грузчиков, какие корабли покинули порт вчера утром, - сказал Некто. - К тому же, нам нужны деньги на дорогу. Сколько у тебя, усатый?
   - Двадцать золотых, - сказал мошенник.
   - Ты же сказал, что у нас не осталось денег! - возмутилась Ивра.
   - Правда? - Нерро ухмыльнулся. - Я запамятовал. А господину Робу пришлось ссыпать мелочь.
   - Ты меня обманул.
   - Не обманул, - мягко возразил мошенник. - Недосказал.
   - Чудесно! - Дочь художника всплеснула руками. - У меня два сумасшедших спутника, один из которых рассказчик, а второй - недосказчик!.. И вообще, откуда у тебя деньги?
   - Я продал парочку вещей из сундука колдуна. - Нерро подмигнул. - Очень выгодно разошлись свечи. Я уверил клиентов, что их запах распугивает тараканов. Я просто не упомянул, что сбегают не только тараканы.
   - А расчёску? - с ужасом спросила Ивра. - Ты и расчёску тоже продал?
   - Конечно! Одному очень приятному господину.
   - Но ведь она вшивая!
   - Я сомневаюсь, что это станет для него проблемой. У него и своих вшей хватает.
   - Низкий вор! - выдохнула Ивра.
   - И высокий искусник! - заметил Некто. - А вот и грузчики. Ждите здесь, я мигом.
   Фокусник подошёл к компании, игравшей в домино. Моряки с немым ужасом уставились на ученика колдуна. Некто расправил крылья и что-то вещал.
   К ногам Ивры плюхнулась драная кошка. Из её пасти торчит блестящий чешуйчатый хвост.
   - Что это у неё? - спросила Ивра.
   - Селёдка, должно быть, - заявил Нерро, едва взглянув на охотницу. Кошка повела ушами и скрылась среди ящиков.
   - Откуда ты знаешь о селедках? Я о них никогда раньше не слышала.
   - Всю жизнь ел селёдку, ничего удивительного. Это всего лишь рыба.
   - Ты не мог есть селёдку всю жизнь, потому что рыбы появились только сейчас! Это тот цветной мальчишка выпустил их из своей банки! - яростно заявила дочь художника. Нерро равнодушно пожал плечами.
   - Может, и выпустил. Но неделю назад я ел селёдку на Газонной улице.
   - Увы, - уныло сказала Ивра. - Теперь мне тоже кажется, что я её недавно ела.
   Некто оставил в покое приунывших грузчиков и с довольной мордой прошествовал обратно:
   - Вчера утром из пассажирских кораблей отбыли только "Сонет" и "Алый фрегат". "Сонет" отправился в Диптишь, "Алый фрегат" - в Дилаохе. Куда велит вам сердце, госпожа?
   - В Диптишь, - сказала Ивра.
   - Хм. Значит, Диптишь. - Нерро кивнул. - Причины не так важны. И какой из этих красавцев плывёт в нашу сторону? - Мошенник элегантно указал на пузатые посудины.
   - Красавцы, к сожалению, туда не плывут, - заметил Некто. - Но зато плывёт вот это вот корыто "Звёздочка". Название говорящее, наших денег хватит только на два билета третьего класса.
   - Так мы два и купим, - заметил Нерро. - То есть, один с половинкой. Наша госпожа поедет на детском, а тебя, господин чудовище, запишем, как багаж. Сможешь разыграть чемодан из кожи крокодила?
   - Вряд ли получится. - Некто лучезарно улыбнулся. - Прежде меня придётся застрелить, освежевать и отправить на ткацкую фабрику, но на это уйдёт слишком много времени. Да и тем более - я ведь буду сопротивляться. Ты лучше занимайся детским билетом, а я со своей транспортировкой как-нибудь, да разберусь.

Четвёртая глава

   Билеты продавала злобная кассирша. Она шлёпала засохшей печатью со старанием палача, опускающего секиру на беглого каторжника. Попытки Нерро сжульничать рассердили её ещё больше, но детский билет кассирша всё-таки выдала, перед этим долго и пристально разглядывая Ивру. Когда она наконец-то отвернулась, дочь художника показала седому затылку язык.
   Корабль оказался вовсе и не "корытом". В порту стоит большое новое судно с цветными парусами: с одной стороны на них нарисовано красное солнце, с другой - зелёная луна. И называется оно вовсе не "Звёздочка", а "Звезда". Впрочем, в свою странную и долгую жизнь Некто мог кататься на прекрасных кораблях, которым "Звезда" не чета. Возле трапа шумной толпой возятся люди. В первых рядах, окружённые стражей, расхаживают леди с веерами и джентльмены с сигарами.
   - Это пассажиры первого класса, - с усмешкой заявил Нерро. - Смотри, какие прелестные дамы. Сдаётся мне, что им будет очень скучно среди этих напомаженных господ. Но я клятвенно заверяю, что не больше, чем через три часа после отбытия, я буду веселить их в ресторане под открытым небом.
   Ивра с сомнением оглядела мошенника. С перекошенным оранжевым галстуком, в потёртом и почти дырявом плаще, с самокруткой в зубах он походит на пса, воспитанного дворовой стаей и унаследовавшего от неё колонию блох, но который при этом до лоска вылизывает шерсть и умеет тявкать, как породистый.
   - Госпожа, разве ты не знаешь, что леди привлекает именно такой тип мужчин? - Сказал Нерро, заметив её удивлённый взгляд. - Представь, как это скучно, пить по утрам чай крошечными глотками, чесать за ушком сволочную болонку и научиться выговаривать пяток иностранных слов. Они хотят бурь, приключений, романтики, особенно в таком путешествии. И это я им организую, будь уверенна. Видишь ту даму с озабоченным лицом? Она в красном платье. Вот она и станет моим пропуском в первый класс.
   - Но она похожа на швабру, на которую натянули корсет! И мне кажется, что она очень сварлива. Посмотри, как она кричит на девушку!
   - Это всего лишь служанка.
   - Эта служанка зарабатывает больше, чем ты воруешь, - сердито ответила Ивра. - И где же Некто? Вот-вот начнётся посадка, а его нет!
   "Звезда" прогудела три раза, и с корабля опустили трап. Заскучавшие господа ожили: залаяли болонки, вырывавшиеся из тонких ручек хозяек, завозились с вещами слуги и закрякали довольные джентльмены. Через полчаса первый класс погрузился на судно, а Некто всё не было.
   - Если этот дырокрыл немедленно не появится, клянусь своими усами, он будет плыть до самого Диптиша в том чёртовом цилиндре!
   К Нерро подошёл грузчик, изрисованный цветными татуировками настолько, что его можно назвать расписанным под хохлому. Несмотря на свой грозный и внушительный вид выглядит парень очень неуверенно: он поминутно сплёвывает, часто моргает и пугливо оглядывается.
   - Я ищу господина Нерро. Это вы?
   - Боюсь, вы ошиблись. Но могу ли я узнать, зачем он вам? Я о таком слышал, - ответил разыскиваемый.
   - Мне нужен господин Нерро, - прохрипел грузчик, бледнея ещё больше.
   - Да в чём дело! - воскликнула Ивра. - На вас лица нет! Вас кто-то обокрал?
   - Какие мерзкие намёки, - прошептал мошенник. - Я ничего у него не брал!.. Ну, по крайней мере, я этого не помню.
   - Нет, - наконец-то сказал грузчик, - мне просто нужен господин Нерро.
   - Чёрт с тобою, уже посадка началась! Говори быстрее, что тебе надо, я и есть этот господин.
   Грузчик воспрянул духом, сунул в руки мошенника листок и был таков.
   - Что это? - поинтересовалась Ивра.
   - Квитанция на багаж. Здесь написано: "Сундук зелёный, запечатанный, обращаться бережно, не бросать, не пинать, в лужи не ставить - очень ценный антиквариат. Подпись: Нерро Утельшиптель". Утельшиптель? Идиот! Эта старая кошка с крыльями ещё от меня получит! Моя фамилия... - Мошенник запнулся и мрачно посмотрел на бумагу. - Ну, Утельшиптель звучит совсем неплохо, верно?
   - Обычно так называют мыло, - задумчиво сказала Ивра, - только там ещё в конце добавляют: "Утельшиптель и сыновья".
   - Раз в этом мире людей называют в честь мыла, то нашей богиней должна быть прачка, - усмехнулся Нерро.
   Никаких кают в третьем классе не оказалось, даже перегородок нет. Длинный ряд жёстких деревянных нар и пара прибитых к полу табуреток. Очень скоро запах сырости и гнилой древесины перебила вонь грязной одежды и сигарный дым. Дочь художника с грустью осмотрела пёструю орущую толпу и обратилась к задремавшему Нерро:
   - Когда можно будет на палубу?
   - Когда отчалим.
   - А когда можно будет к Некто?
   - Когда отчалим.
   - А когда...
   - Когда отчалим.
   - ...мы отчалим?
   Нерро лениво приоткрыл глаза.
   - О. Тебе здесь не нравится? Если ты будешь хорошо себя вести, так и быть, я возьму тебя с собой в высшее общество. - Мошенник подмигнул. - Но для этого ты должна мне помочь. Помнишь ту леди, о которой я тебе говорил? Так вот. Теперь ты - моя сестра. Тяжелобольная.
   - Чем? - удивилась Ивра.
   - Госпожа, напряги воображение! - раздосадовано воскликнул Нерро. - Нельзя же всё время пользоваться плодами чужих трудов! Это отупляет!
   - Да. И это называется - воровство, - прошипела Ивра.
   Мошенник задумчиво оглядел её и фыркнул:
   - Вот теперь верю, что у тебя есть воображение. Так. Ты моя тяжелобольная сестра. Мы едем в Диптишь к очень хорошему доктору, который единственный на всём свете может тебе помочь. Мы бедны... Это и понятно. Ты запомнила, госпожа?
   - И что это тебе даст? - поинтересовалась Ивра.
   - Оставь мне. - Нерро потёр руки. - Только не забывай, что ты при смерти, и на всякий случай прикинься дурочкой. А то, знаешь ли, женщины очень ревнивы.
   - Но я же твоя сестра!
   - Семейные узы говорят только о недоразумении... Кажется, мы отчаливаем.
   Корабль скрипит и рычит, словно слетевший с рельс трамвай. Порт, покачиваясь, уходит в даль, и Ивре кажется, что это Кестень уплывает, а они остаются на месте. "Звезда" проплыла мимо рыбацких лодок и вскоре вышла в открытое море; от земли осталась тонкая полоска, вокруг - одна морская степь, ледяная и пьяная.
   - Пора действовать! - внезапно зашептал Нерро, хватая Ивру за руку. - Видишь, вон она по верхней палубе идёт? Давай, делай что-нибудь!
   - Что? - спросила Ивра, но мошенник уже дергает галстук и в панике озирается.
   - Помогите! Помогите! Моей сестрёнке плохо!
   Пассажиры заинтригованно посмотрели на Ивру. Дама на верхней палубе остановилась.
   Дочь художника испугалась: люди пялятся на неё с нетерпеливым интересом - не сделай она сейчас что-нибудь, её просто сглазят насмерть. Ивра неумело упала в импровизированный обморок. Нерро склонился над ней и нежно погладил по волосам. Ладонь мошенника пахнет рыбой и дорогим одеколоном.
   - Что с ней? - зашумели вокруг.
   - Это припадок, - с истерией заявил Нерро. Сквозь ресницы дочь художника увидела, как он схватился за голову. - У моей маленькой сестрёнки припадок!
   Восстановилась тишина. Ивра заметила, что собравшиеся чего-то от неё ожидают. Немного подумав, она решилась высунуть язык. Это подействовало: зеваки стали бурно обсуждать, как привести её в чувство.
   - Госпожа! Госпожа! - раздался сбоку голос Нерро. - Позволите ли мне попросить у вас нюхательные соли?
   - Ах, да, конечно! - сказала дама с верхней палубы. Голосок у неё тонкий и визгливый, как будто она всю жизнь не говорила, а кричала.
   Под нос ткнули чем-то мокрым, и Ивра отчаянно чихнула.
   - Глаза-то открой, - прошипел мошенник. Дочь художника послушно посмотрела на Нерро - и без того всегда взъерошенный, сейчас мошенник вовсе походит на волосатый кактус.
   - О боже, сестрёнка, как ты? - полошится он. - Тяжело дышать? Ты ничем не ударилась? Моя девочка!
   Мошенник обнял её и застучал кулаком по спине. Видимо, так себя чувствует черепаха, случайно попавшая на каменоломню. Она с трудом высвободилась и перевела дух.
   - Бедное дитя! - завизжала дама с верхней палубы. - Неужели всё настолько серьёзно?
   - Увы, госпожа, моя сестрёнка тяжело больна. Почти каждую неделю у неё случаются припадки, такие страшные, что она теряет сознание! Мы едем в Диптишь, где живёт известный доктор - он единственный, кто может нам помочь. Но мне очень страшно... Я боюсь, что моя сестрёнка не переживёт путешествия и всё окажется напрасным. Этот трюм так страшно провонял сигарами, там так душно, что посмотрите - у неё опять припадок! Если такое случится ещё раз... Нет! Я не хочу об этом думать! - Мошенник закрылся рукавом и очень натурально всхлипнул.
   Дама с палубы шумно охнула.
   - Нерро, - прошептала Ивра, - она просто ужасна, я её боюсь. Она вздыхает так, что вот-вот улетит. Это самая настоящая швабра в корсете!
   - Какое несчастье! Но почему тогда вы плывёте в третьем классе? - вопросила дама.
   - А ещё она не больно-то умна, - тоскливо добавила дочь художника.
   - Увы, госпожа, увы, - завздыхал Нерро, незаметно отпихивая ногой Ивру. - Не столь давно я был очень известным пианистом. Сколько великих композиторов хотели, чтобы я исполнил их произведения! На улицах города висели цветные афиши: "Сегодня специально для Вас Альтецвейг..." - Мошенник запнулся и завращал глазами.
   - Утельшиптель, - подсказала Ивра.
   - Вовсе нет! - огрызнулся Нерро. Но, в конце концов, выдохнул: - Да-да, так и есть: "Альтецвейг Утельшиптель"... Мой дед варил мыло... Это была очень крупная мыльная фабрика!.. Но потом моя единственная сестрёнка... - Тут Нерро притянул к себе дочь художника и вновь заключил её в объятия. - Моя сестрёнка! За что нам такое несчастье?!.. После смерти моей дорогой мамаши она замкнулась в себе, замолчала, у неё стали случаться припадки. А однажды... - Мошенник взревел: - Однажды... припадок прямо на лестнице... и она... упала и сильно ударилась головой! Очень сильно!
   Нерро зарыдал так убедительно, что даже Ивра его пожалела, хотя её только что "спустили с лестницы и сильно ударили головой". Дама вытирает лицо платочком, размазывая розовую пудру.
   - Я все деньги потратил на врачей, чтобы помочь ей. Нас выгнали из дома за неуплату, а для того, чтобы купить билет на этот корабль, мне пришлось продать свой рояль... И вот... - Нерро выразительно развёл руками.
   - Я не позволю бедному ребёнку умереть! - "Швабра в корсете" приподняла подбородок. - Я поселю вас, мой несчастный господин, и вашу сестру в комнате слуг, а их отправлю на ваши места!
   Нерро едва заметно улыбнулся.
   С верхней палубы, словно двуцветная бабочка, полетел платок. Мошенник ловко поймал его и с обожанием погрузил нос в пенистые рюшки.
   - Покажите его страже, они вас пропустят, - сказала разомлевшая дама, взмахнула перчаткой и наконец-то ушла в глубь корабля.
   Ивра расслабилась. Мошенник откровенно торжествует, расстреливая гордым взглядом мрачных пассажиров. Из-за пудры на платке его усы порозовели.
   - Расходимся, расходимся! - рявкнул он. - Незачем смотреть на мою бедную сестрёнку! Ей и так в жизни досталось.
   - И от родного брата больше, чем от кого-либо, - добавила Ивра.
  
   Если бы дочь художника хоть раз в жизни увидела цветное пламя, то она бы подумала, что комната Швабры - сердцевина костра. Все, к чему можно прикоснуться кистью, раскрашено в бардовые, алые, пурпурные и оранжевые тона. Покрашена даже маленькая болонка. Здесь стоять страшно, а о том, чтобы спать и есть в подобном месте, даже думать не хочется.
   Зато комната слуг, в которой она и Нерро должны жить, привычно серого цвета. Она напомнила Ивре о доме, потому что похожа на чулан, в котором её мать хранила банки с маринованными огурцами. Вся обстановка комнатки - две лежанки на полу, свеча и книга "Пособие по общению с агрессивными собаками (для прислуги)". Ивра открыла наугад и прочитала:
   "Некоторые особо ценные породы требуют нежного и внимательного обращения. Если в вас вцепилась подобная порода, попытайтесь осторожно её погладить, почесать за ушком, сказать ей несколько нежных слов. Есть вероятность, что собаке это надоест..."
   В дверь тихо заскреблись. В чулан влезла красная болонка. Она грозно рявкнула и оскалилась; Ивра растерянно осмотрела собаку и решила, что "особо ценная порода" - это ряд очень неприветливых клыков, стоящих на двух коротких мохнатых лапах и увенчанных острыми ушами. Из-за огромного багряного банта на шее болонку сильно заносит в бок - в общем, бедняга ходит только вдоль стенок. Ряд клыков коротким прыжком подскочил к её ноге; дочь художника швырнула в "ценную породу" книгу и выскочила за дверь.
   А в комнате идёт второй акт драмы: Нерро сидит на диване и рыдает. Швабра, на которой почему-то чуть меньше платья, чем было сначала, гладит его по голове. Ивра подло сбежала из каюты. Впрочем, её пропажу так никто и не заметил.
  
   Корабль плавно качается на волнах, словно бы огромная люлька. От солёного ветра, пустого неба и мутного моря Ивре дурно. Мотылёк, пришпиленный булавкой к гладкому серому картону. Куда он не повернёт головку - всюду серая степь, ни края, ни конца. По такой не убежишь, не улетишь, не уплывёшь. Здесь нет смены мест. Когда всё одноцветно, когда твоя рука в этих вечных сумерках всё равно, что ветка мёртвого дерева, начинаешь о чём-то жалеть, что-то искать...
   - А вот в психологии, госпожа, это всё называлось бы одним ёмким, но очень точным словом, - сказал Некто. Он развалился на палубе, точно кот на печке. И совсем по-кошачьи грызёт рыбу; откуда он её взял, Ивра побоялась спросить. - Что-нибудь в пять-шесть слогов с изобилием согласных и с окончанием на "ция". "Сублимация", например. Или какая-нибудь "дезорганизация". А, может, очередная мания или там фобия. Вот так живёшь себе поживаешь, кроишь тихие философские мыслишки о несовершенстве мира, и вдруг какая-то умная персона заявляет, что у тебя "расслоение сознания" или там "когнитивный диссонанс". И страшнее всего, госпожа, если она ещё и уверяет, что это лечится. Серый картон? Так пусть будет картон. Будет тебе и мотылёк. Каждый волен сходить с ума как ему хочется. Только упаси тебя небо говорить кому-нибудь о картонах и мотыльках. Я вот вообще считаю, что весь мир - повидло, а мы - мухи. И это ещё цензурный вариант моего мировоззрения.
   В люке багажного отделения что-то громко зашуршало. Некто швырнул вниз рыбью голову.
   - Крысы, - усмехнулся он. - Громадные, честное слово, с мою руку. Они там шкаф разгрызли и теперь питаются чьим-то гардеробом. Непривередливые твари. Какая-то даже мой хвост попробовать пыталась. - Некто распахнул крылья и зловеще расхохотался. - Я превратил её в кошку! На всю жизнь меня запомнит!
   - Крысу - в кошку? - вежливо удивилась Ивра. Она зажмурилась, представила большое спелое яблоко и сунула руку в цилиндр.
   - Ну, не совсем в кошку, - поспешно заявил фокусник, сворачивая крылья. - Скорее во что-то, похожее на норку или белку, с толстыми щетинистыми усами и с очень длинным хвостом. И ещё очень хорошо получились зубы. Даже слишком хорошо. Я когда-то пытался создать миниатюрную декоративную акулу... Так вот, даже тамошний результат этому и в подмётки не годится. - Некто опасливо заглянул в люк и пробормотал: - Хвост, всё-таки, лучше прятать.
   Дочь художника достала из цилиндра подгнившую морковку. Уныло оглядела её, пытаясь найти хотя бы крошечный съедобный кусочек, и сердито швырнула в люк. Кто-то менее брезгливый, чем она, жадно захрустел неожиданным ужином.
   - Этот цилиндр совершенно бесполезен. От него ничего путного не добьёшься... по крайней мере, вовремя. Эта морковка вполне сгодилась бы для удобрения, но сейчас мне ничего не надо удобрять.
   Некто обвил шляпу шипастым хвостом.
   - Госпожа, не ворчи и не грусти. Лучше посмотри, какой с этой палубы чудесный вид!
   - Здесь туча чаек, пустое небо и скучное море. Что из этого ты называешь чудесным видом?
   - Может быть закат?
   - Ах, - буркнула дочь художника. - Закат. Ну... он серый. Это вполне неплохо.
   - Ты явно не князь Расварт. Он правил одной маленькой и бедной страной на севере. Из всех богатств той страны была только пушка, которая стреляла дальше, чем ты можешь себе представить, и заколдованный корабль, который двигался быстрее солнца. Князю должен был исполниться двадцать один год в ночь с седьмого на восьмое августа. Но ранним утром к нему пришла Великая Пророчица, которая сказала: "Князь, ты умрёшь, когда наступит ночь!". Мерзкая была женщина, всегда угадывала правду. Вот князь и перетрусил. Кому хочется умирать в тот час, когда тебе исполняется двадцать один год? Расварт быстро собрал команду, забил трюмы самого быстроходного корабля на свете провизией и покинул страну, отправляясь в погоню за солнцем.
   Корабль был так быстр, что двигался вровень со светилом, а иногда даже перегонял его. Выигранные минуты князь тратил на то, чтобы сменить команду и достать провизию. Вот так и несся бешеный корабль - несся, едва останавливаясь, пятьдесят лет. Говорят, он был очень хорошо заколдован. Его даже крысы боялись грызть. Ни ураганы, ни чудовища, ни пираты не могли остановить его.
   Но даже самые волшебные вещи рано или поздно теряют свои чудеса. Полвека страшной погони - и корабль стал отставать. Сначала чуть-чуть, потом всё больше и больше. С ужасом Расварт наблюдал, как солнце движется по небосклону - все ближе к горизонту, и однажды, когда он увидел такой вот закат, князь от страха заболел. Он лежал на палубе, окруженный моряками, и смотрел, как неуловимое светило исчезает в океане, как темнеет небо, как восходит луна.
   "Какой сегодня день?" - спросил князь у одного матроса.
   Тот сказал: "Для вас, господин, настало восьмое августа".
   "Восьмое! - счастливо воскликнул князь. - Наконец-то восьмое! Господа, сейчас мне исполнился двадцать один год!"
   И с тем этот семидесятилетний старик помер.
   - Глупая история, - фыркнула Ивра. - Корабль, который гоняется за солнцем? Это невозможно.
   - А возможно ли, чтобы девочка гонялась за портретом?
   - Это особый портрет.
   - Это обычный портрет, как и солнце, которое ловил Расварт, было самым что ни на есть простым солнцем. Погоню начинает не преследуемый.
   - Ха, - выдохнула дочь художника. - А ты просто сказочник с дырявыми крыльями!
   Некто гордо кивнул, будто бы слаще комплемента никогда не слышал. Дочери художника осталось только пожать плечами и покорно уставиться на закат. На дне трюма нечто догрызло морковку и принялось за гардероб.
   Серое светило по макушку нырнуло в море, тени удлинились и накрыли задремавшую Ивру. Кончики пальцев замёрзли и от горячего дыхания только белели, пока совсем не растеряли серый цвет и не стали похожи на острые спицы. Тень над дочерью художника распахнула два тёмных крыла.
   - Ты уже уходишь, Некто? - удивилась Ивра.
   - Куда? - сонно пробормотал фокусник. - Мне и здесь чудесно... Знаешь, всё-таки та крыса... - Он смолк и резким прыжком сбил дочь художника. Секунду спустя на место, где она сидела, рухнул тяжёлый хвост.
   Массивная горгулья засвистела в их сторону.
   - Кажется, она хочет цилиндр, - испуганно сказала Ивра, выглядывая из-за Некто. - Отдай его, и она улетит. Вот и решена проблема.
   - Ни за что! Ни одна тварь, будь она даже из камня, не отберёт его у меня! - рявкнул фокусник. Он выпрямился, став раза в два выше, и закутался в крылья. Любое существо с исправным инстинктом самосохранения предпочло бы с таким Некто не связываться, но в данном раскладе любое существо с исправным инстинктом самосохранения предпочло бы связаться с Некто, чем с горгульей.
   Внезапная гостья ударила хвостом; доски раскололись.
   - Некто, но она сделана из железа! - вскрикнула Ивра.
   - Не велика беда, госпожа! Ты не видела титановых, - преувеличено бодрым тоном заявил фокусник. Они медленно, осторожно отступают назад, отчаянно пытаясь сделать это незаметно. Вряд ли такое возможно, особенно когда за вами внимательно наблюдают.
   Горгулья упала на лапы и резким, уродливым скачком бросилась к ним - так передвигаются небесные твари, которые чем прекраснее выглядят в полёте, тем нелепее кажутся на земле.
   Ивра отлетела в сторону, так и не поняв, кто её швырнул - Некто или монстр. Науськанная Перечницей тварь повалила фокусника наземь и попыталась его раздавить. На неё рухнула наковальня. Оглушённая не столько болью, сколько звуком удара железа о железо, горгулья замотала головой. Вторая наковальня упала на хребет. Раздался протяжный колокольный гул - именно гул, а не звон, потому что звенеть было совершенно нечему. На этот раз оглушённым оказался и Некто, потому третья по счету наковальня рухнула на железный хвост. Горгулья только мрачно осклабилась и ускорила попытку удушения.
   Ивра сняла босоножку и бросила в монстра. Оскал искривился в ухмылку. Дочь художника метнула вторую, но результат был ещё хуже первого - босоножка попала в Некто. Фокусник очухался и сделал отчаянное усилие: он сунул в раззявленную пасть руку. Горгулья удивленно хмыкнула, совсем как рыбак, нашедший в сетях помимо окуней деликатесного краба, и попыталась откусить ладонь.
   Она не знала, что Некто - не маг, а простой фокусник. В руке мошенника с музыкальным хлопком и розовыми вспышками появился нежный кокетливый букет в бумажной упаковке. Вернее он таким задумывался, потому что ни одни цветы в мире не могут выглядеть нежно и кокетливо, когда их утрамбовали в глотке монстра. Горгулья в ужасе вытаращила глаза и судорожно запрыгала по палубе, устилая... вернее, уплёвывая свой путь астрами, лилиями, розами и даже, к гордости Некто, парочкой орхидей.
   С боевым рёвом ученик Кнарта толкнул противника за борт. Мелькнули крылья, стальные когти и искривлённая паникой морда - горгулья с всплеском добротного якоря упокоилась на дне.
   Некто, пользуясь правом победителя, плюнул ей в след.
   - Вот так-то, госпожа, - ухмыльнулся фокусник. - Добро всегда побеждает.
   - А ты добро? - удивилась Ивра. Она отпихнула Некто и подняла с палубы помятую босоножку.
   - Ну, я точно знаю, что я не зло, а поскольку быть не злым означает быть добрым, то, пожалуй, я вполне положительный герой. - Победитель независимо отряхнулся и подтянул к себе цилиндр. - В такие моменты мне хочется летать.
   - А почему бы ни попробовать? Ведь ты же можешь чуть-чуть колдовать. Да и крылья, хоть они и с дырами, всё равно крылья.
   - К счастью, между желанием и его исполнением великая пропасть, - поспешно сказал фокусник. - Я хочу летать, но никогда в жизни на это не соглашусь, даже если мне за это заплатят.
   Дочь художника оглядела место битвы: там, где стояла горгулья, треснули и просели доски. Чуть в стороне, среди цветочных лепестков, тоскливо лежат три наковальни.
   - А почему ты всё время швыряешься этими штуками? В тот раз на стол господина Роба ты тоже такую бросил.
   - Понимаешь, - доверительно сказал фокусник, - я всегда в такие моменты думаю о чём-то тяжелом и железном. Вот сознание и выкручивается, как может.
   - А почему ты не можешь потребовать от своего сознания кинжал или меч?
   - Пробовал, - кивнул Некто. - Вилка и пончик. Я теперь всегда, когда есть хочу, думаю о кинжале и мече. Хотелось бы, чтобы вместо вилки появлялся стакан молока... Но из всего боевого арсенала я перепробовал пику, катану, саблю, дротики и палицу. Всё время появлялись комары. Всего искусали, заразы. Потом я подумал о дубине, и действительно появилась дубина. Она упала мне на голову. С тех пор я довольствуюсь вилкой и пончиками.
  
   После происшествия с горгульей, цилиндр, как сообща решили фокусник и мошенник, стали хранить в чулане, где коротала ночи Ивра.
   Частенько перед сном дочь художника развлекалась, доставая из бестолковой шляпы новое и новое барахло. Так в коморке появились: оплавленная свеча с магическими символами, пожелтевшая еловая лапа, деревянное яблочко и ржавый кастет. К тому же по красной комнате, где любовно сюсюкались Нерро и "швабра в корсете", бегал жёлтый тарантул. Характер у огромного паука оказался не ахти какой мягкий - бедной болонке пришлось поступиться высокородной гордостью и попроситься на ночлег к Ивре. У дочери художника был веник, с которым тарантул уже познакомился и на повторную встречу тратиться отнюдь не желал.
   Крыса-мутант выселила Некто из трюма, съела большую часть своих сородичей и - как выразился погрустневший фокусник - "вступила в противоестественную связь" с главным крысоловом корабля, гигантским котом Мурзовичем.
   В остальном путешествие на "Звезде" оказалось скучным, как наблюдение за бурыми медведями во время зимней спячки. Исключение, разве что, составили последние шесть часов путешествия.
   В главном зале корабля проводили "Прощальное чаепитие". Одуревшие за трое суток плаванья жеманные дамы и высокомерные господа потягивали из крошечных чашечек светлый, пахнущий ландышами напиток. На вкус, к сожалению, напиток тоже был ландышевым... и ещё был бергамот, очень много бергамота.
   "Швабра в корсете", наплевав на все приличия, решила представить корабельному обществу "спасённую больную девочку" и, "заодно", её братца. Нерро блестел, как мазут на солнце. Усы топорщились и нагло колыхались - Ивра видела, как он мазал их кремами из семи разных баночек; последовавшая за тем химическая реакция окрасила усы в рыжий цвет. На мошеннике идеально сидел фрак с голубыми запонками. От его старого наряда остались только котелок и оранжевый галстук.
   Ивру одели неприметно: в серое платьице, лучше смотревшееся на вешалке, чем на ней, и в серые тряпичные туфельки, которые пришлось привязать к лодыжке - иначе они спадали. По планам "швабры в корсете", дочь художника должна была вызывать сочувствие, печаль или что-там-ещё может вызвать смертельно больная и на голову уроненная простолюдинка. Но Ивра не привлекала ни печали, ни уж тем более сочувствия. Она была живым воплощением загадочного "непримиримого духа". Она играла дурочку так снисходительно, что дураками себя почувствовали все, кроме Нерро. Поэтому её предпочли не замечать.
   - Так вы музыкант! - воскликнула одна из кокеток. - Сыграйте нам что-нибудь!
   - Ну, я не знаю... неудобно как-то... - отнекивается Нерро.
   - Сыграйте, сыграйте! - подхватила "швабра в корсете". - Эти господа исполняют какую-то скуку! А ведь вы гениальный исполнитель! Сыграйте!
   Сидящие за столом дамы затаили дыхание и благоговейно уставились на мошенника. В этой восхищённой тишине грозно и громко, подобно стуку языческих барабанов в доисторическом лесу, зазвенела ложка Ивры. Дочь художника с мрачным удовлетворением мешает чай.
   - Для вас, моя госпожа, я сделаю всё, что угодно, - сказал Нерро.
   Он вышел из-за стола, поклонился дамам и, по-солдатски чеканя шаг, переместился к сцене.
   - Прошу вас уступить мне рояль, - с издёвкой заявил он музыкантам.
   - Это пианино, - поправил кто-то.
   - Профессионалу всё равно, на чём играть, - пафосно заявил мошенник. Он отвесил поклон дамам и многозначительно закончил: - Главное - как.
   - Чушь, - громко сказала Ивра. Все с удивлением на неё посмотрели. Дочь художника подняла ложку и с наигранной тупостью на неё уставилась.
   Нерро долго садился, долго поправлял фрак, ещё дольше примеривался к инструменту - Ивра заподозрила, что он считал клавиши - и, наконец, грянул.
   Оказывается, играть мошенник умеет. Он так же успешно путает бемоль с диезом, как рояль с пианино, но мелодия, дерганая и раненая, всё-таки выползает на свет, переживая ужасные родовые муки. Он фальшивит, но фальшивит с таким актёрским мастерством, так самоуверенно, так изобретательно, что слушатели скорее усомнятся в своём музыкальном слухе, чем в таланте Нерро. Его искорёженная музыка обладает той же харизмой, что и изувеченный войной генерал. Она отдаёт приказы сдавленным хрипом, размахивая окровавленной культёй, но никто не смеет ослушаться, и каждый боится ошибиться.
   Мелодия кончилась, Альтецвейг Утельшиптель кланяется под шквал аплодисментов. Растерянные музыканты переглядываются и пожимают плечами.
   - Это гениально! Гениально! - восторженно визжит "швабра в корсете". - Вы гениальный...
   - ...жулик! - с не меньшим восторгом воскликнула Ивра, но тут же стушевалась и тупо уставилась на ложку.
  
   Первыми из вязкого тумана вынырнули три шпиля Лунного Собора Диптиша. На каменных рюшках готичной стайкой сидят вороны - как довольно кричит одна пассажирка, птиц ровно сорок семь. На что Некто заявил, что это чистая дискриминация, поскольку одна башня обделена на одну ворону.
   Алая госпожа часто вздыхала, заламывала худые, как шампуры, руки, и жалась к Нерро, но чем ближе становился берег Диптиша, тем дальше отодвигался мошенник от своей дамы сердца. Не успела "швабра в корсете" опомниться, как она оказалась под ручку с дряхлым, но очень бойким старикашкой, который "хоть и не пианист, но зато очень хорошо, мда-да-да, очень хорошо играет на виолончели". Обманутая кокетка разревелась, проклиная коварного сердцееда, хотя на самом деле её печалил не такой "очаровательный обман" (как она называла это про себя), а быстрая разлука с Альтецвейгом Утельшиптелем. Случись разрыв через месяц, когда "Звезда" должна была вернуться в порт Кестеня, моментов для воспоминаний и сплетен было бы гораздо больше.
   У ног обиженной госпожи сидит болонка. В ночь перед прибытием "Звезды" в Диптиш, Ивра пыталась отмыть "особо ценную породу" от пластов красной краски. Местами она смылась, местами выцвела до унылых оттенков, а кое-где сошла вместе с шерстью - теперь собака пятнистой розово-серой масти. Болонка уныло обозревает череду безрадостных дней, ожидающих её в этом сыром городе, которые обязательно закончатся визитом к парикмахеру и новой покраской.
   Медленно появляются мачты, прибрежные строения, угловатые здания порта. Серая муть изрыгнула стройный ряд оркестра, тут же затянувшего торжественную, но мрачную, как и погода, мелодию.
   - Добро пожаловать в Диптишь! - рявкнул кто-то с причала, а на корабле хлопнули пробки и серой пеной хлынуло шампанское. Некто облизнулся.
   - Надеюсь, твоя интуиция не обманула тебя, госпожа, и мы действительно найдём здесь Изображение, - завил Нерро. - Смею напомнить, что у нас нет ни гроша за душой. Есть ли у тебя в Диптише полезные знакомства, мой дорогой друг? - Мошенник насмешливо поклонился фокуснику.
   - Отнюдь, - Некто пожал плечами. - Но не ведать мне вина, мой дорогой друг, ежели вы не смогли урвать у одной миледи некоторую сумму на свои незначительные расходы.
   - Но как же я мог обмануть беззащитную женщину?! - возмущённо воскликнул Нерро.
   Ивра поспешно отошла в сторону. Когда встречаются два умелых враля, честный человек, случайно попавший в их компанию, одуреет от шквала ласковых, обходительных и многозначительных фраз, которыми жонглирует эта чокнутая пара, а от нежных и откровенных взглядов можно и вовсе слечь с какой-нибудь сердечной заразой. И ни один из обманщиков не упустит возможности всучить вам сомнительное лекарство, которое сведёт вас в могилу быстрее, чем наследники, но не переживайте - вруны обязательно придут на ваши похороны, чтобы втридорога продать родственникам венки.
   На причале выяснился итог спора. Оказалось, что Некто первый раз в жизни прибыл в Диптиш, и поэтому знает о нём только две сказки и один анекдот, но зато он выиграл у юнги на спор два золотых, "на чай и бутерброд". Нерро действительно пытался обворовать "беззащитную женщину", но был замечен служанкой и покусан тарантулом. Зато в Диптише у него есть один нешуточный знакомый...
   - Но он сукин сын, - бубнит под нос мошенник, - и собака такая, что я бы его не только в дождь, но и в ураган пинком из дому выгнал. Он съест меня с потрохами. А с тебя, мой дорогой друг, сдерёт шкуру и постелет в приёмной. И будешь ты, пока не полиняешь, скалиться на портрет его матушки... А она, извиняюсь, страшная, как детсадовская поэзия.
   - Я натренирован своим отражением, и потому меня трудно напугать, - возразил Некто. - Ты сказал, что у него какое-то заведение?
   - Казино, с криминальным душком. И когда я говорю о криминале, я не имею в виду неуплату налогов или радиоуправляемую рулетку.
   - Не беспокойся. Займём чуть-чуть денег для начальной ставки, - жизнерадостно сказал фокусник. - А потом нам понадобятся только удача и умелые руки.
   - И быстрые ноги, - пробормотал мошенник. - Срочно нужны быстрые ноги.

Пятая глава

   Дома Диптиша - маленькие угловатые здания, накренившиеся над узенькими улицами. Из распахнутых окон кричат на разный лад радиоприёмники: что-то о биржах, циклонах, лошадиных бегах, и поют о чём-то неуловимом и чарующем, но это те песни, которые прекрасны до тех пор, пока не разберёшь слова. Между каменными стенами вышагивают лавочники, газетчики, дворовые псы, кошки да и просто ранние прохожие; город окован покоем и заразным сном. Ивра невольно начала зевать.
   Нерро метается из одной серой улочки в другую, умудряясь их не путать. Наконец они зашли в осевшую пятиэтажку и поднялись к мансарде, мимо жилых квартир. Мошенник внимательно изучил замок на двери, поворчал, произвёл какое-то быстрое шкодливое колдовство и с довольным видом пропустил спутников в грязную комнатку.
   Чердак в Диптише нисколько не отличается от чердака в Кестене. Вон, в углу всё те же разбитые часы с кукушкой и колченогий табурет. Только пыли и паутины больше. Останавливаясь где-нибудь больше чем на неделю, Нерро обрастает хламом, как дуб лишайниками или старушка чайными сервизами; если возле него не появляется что-нибудь чужое, старое и никчёмное, что можно потом перепродать, выдав за раритет или магическую хреновину, он начинает задумываться над смыслом жизни. А это чревато унылыми безрадостными буднями...
   - Добро пожаловать в моё скромное убежище, - торжественно объявил Нерро. Он с головой залез в ободранный шкаф. - Чай будете? Есть ещё кофейные зёрна, но они немного усохли... А вот и пряники, как раз к обеду.
   - А разве они тоже не усохли? - засомневался Некто.
   - Скорее разбухли... Так будете чай?
   - Нет, что ты, друг мой. Не утруждайся.
   - Я всё-таки попробую вскипятить самовар. Значит так, у нас здесь локальный очаг возгорания и на его ликвидацию срочно требуется тазик воды... Я к соседям, мигом!
   Напуганные "локальным очагом возгорания" соседи подарили мошеннику огнетушитель, ведро воды и бутылку вина.
   - С первыми не повезло, запасливые попались. - Нерро кивнул на ярко-красный аппарат. - А вот вторые неплохие люди. Даже кагор дали, поминать сгоревшее имущество. - На столе усердно запыхтел наполненный водой самовар. - А теперь насчёт казино...
   - Вы не будете играть в казино! - Ивра вскочила с табурета. - Это ни к чему хорошему не приведёт!
   - То, что я и хотел сказать. - Нерро фыркнул. - А именно это казино приведёт нас к собственным похоронам. Помяните моё слово.
   - Значит, ты уже там играл? - поинтересовался Некто. - И тебе не выплатили выигрыш? Или ты продулся в пух и прах?
   - Нет. Я выиграл, хоть и потерял начальную ставку. - Мошенник нервным движением сломал сигарету. - Начальную ставку теряют все.
   - И? Где мораль? - пробормотал фокусник через десять минут полнейшего молчания. - Учтите, моих грошей едва хватит на две буханки хлеба. Что не так в этом казино? Там мухлюют?
   - Нет. Именно там тебя не обманут, не посадят играть с шулером, не помешают твоей удаче, - сухо сказал Нерро. - И всегда дадут выигранные деньги. Там многие игроки срывают куш... И все остаются в ужасном проигрыше. Потому что фишки меняют только на золото.
   Некто в немом удивлении уставился на спутника. Он всё ещё ждёт объяснений. Ивра обеспокоено топчется на месте - она поняла меньше фокусника, но почувствовала больше. Если уж Нерро не хочет куда-то идти, то это место воистину кошмарно.
   - Я долго думал и ни черта не понял. - Некто вздохнул. - Но если ты так напуган, растерян и зол - что ж, на этом казино свет клином не сошёлся. Мы можем попрошайничать. Ты умеешь играть на баяне?
   - Баяна нет. Есть гитара, но она без струн.
   - Вот и замечательно! Будем просить деньги на струны.
   Ивра и Нерро приуныли. Кушать хочется всем, а есть только заплесневелые листья чая и деревянные пряники - хоть в пращу клади.
   - А ведь всё, что нам нужно сделать, - искушает Некто, - это просто попросить у твоего друга взаймы некоторую сумму и сыграть на неё. Ты же сам сказал, что там можно прилично выиграть.
   - Решай сам, - сдался Нерро. - Это казино на короткой ноге с сатаной. Если ты хочешь получить набор фишек, то тебе придётся менять на них отнюдь не деньги, а часть самого себя: рука, нога, а, может быть, твои знания, способности и таланты. Там ставят на кон музыкальный слух, поэтический дар, зрение, голос; ставят свою красоту и надежду, веру в бога и в самого себя. И какую бы ты сумму не выиграл - первую ставку назад не вернёшь.
   - Кошмар, - сказала Ивра. - Это страшное место, я не пойду туда!
   - А тебе и не надо туда идти, госпожа, - заметил Некто. - Но всё-таки это лучше попрошайничества.
   - Не знаю, не знаю, - протянул Нерро. Он с усмешкой осмотрел фокусника. - Что же ты будешь ставить, мой друг? Уж не свою ли обаятельную харю?..
   Дочь художника бросила в мошенника пряник; чёрствое лакомство спружинило от уса и плюхнулось в чай, к огромному огорчению Нерро.
   - Хватит вам! - сердито заявила Ивра. - Мы ведь ещё не узнали, где Изображение! Вдруг она в другом городе!
   - Как бы то ни было, госпожа, есть нам нечего. Уж не предлагаешь ли ты кого-нибудь обокрасть? - осторожно заметил мошенник, на всякий случай готовясь отразить вторую атаку.
   - А что, это тоже вариант. И никакого риска, кроме тюремного заключения, - сказал Некто и едва успел пригнуть уши, когда над его головой просвистел пряник.
   - Мы не будем воровать! - Ивра топнула ногой. - Но если мы узнаем, где Изображение... Вдруг она... - Дочь художника смолкла.
   Вдруг она нас накормит? Глупость какая. Картины никого не поят, не кормят и уж точно не предлагают заходить почаще. Если на то пошло, картины по улицам не разгуливают и не бегают от своих вроде бы как детей. Это только одна во всем мире картина решила побегать от одной девочки. На этот раз несправедливость переплюнула саму себя.
   - Хорошо, - с яростью произнесла Ивра, - вы будете играть. Я тоже пойду с вами - чтобы ничего непоправимого не случилось. Знаю я вас, только волю дай...
  
   - Странное название для казино, - сказал Некто, кивая на вывеску. На дощечке значилось: "Игральный зал "Солнечный рай". - Ладно "рай", но почему "солнечный"? Разве казино работают не по ночам?
   - Мне кажется, солнце здесь под разумением, - ответил Нерро. Он нервно поправляет котелок, галстук, отдёргивает короткие рукава фрака.
   На плохо освещенную площадь перед трёхэтажным зданием выкатила карета. Щёлкнула задвижка и из повозки выползла бесформенная, похожая на старое повидло, жижа. Из глубин шарфа глянуло мутное око. Что-то под оком издало протяжный недовольный звук. Жижа подобрала убегающие, уползающие, уплывающие... в общем, ратующие за собственный суверенитет конечности, и направилась к игральному залу. Дверь бесшумно закрылась за загадочным существом.
   - Кто это был? - требовательно спросила Ивра у Нерро.
   - Вероятно завсегдатай, - предположил мошенник, бледнея на глазах. Вдоволь намаявшись с галстуком, он сорвал его и сунул в карман. - Никто не передумал? - спросил он с явной надеждой.
   Ивра спешно закивала, Некто пожал плечами. Так и не добившись внятного ответа, Нерро с отчаянной храбростью собаки, рискнувшей обнюхать дикобраза, подошёл к казино. Дверь перед ним распахнулась. Мошенник потоптался, оглянулся.
   - Ну? - спросил он у Некто и Ивры. - Один я туда больше не сунусь.
   - Добро пожаловать, - нараспев произнесли в тёмном проёме. Нерро вздрогнул.
   - Не ври, скотина, ничего доброго в этом нет, - прорычал он невидимому собеседнику и шагнул вперёд. Ивра покорно поплелась следом за Некто, вцепившись ему в крыло.
   В коридоре вязкая густая темнота, не серая даже, а удивительно чёрная, как шаль дочери художника. Освещён только крошечный пятачок - в нём молчаливо ожидают Нерро и длинный господин. Незнакомец поднёс подсвечник к лицу Ивры.
   - Добро пожаловать, госпожа. Вам чем-нибудь помочь? Может, вы хотите оставить здесь свои перчатки?
   Дочь художника посмотрела на руки. Перчаток там не наблюдается.
   - Нет, я возьму их с собой, - сказала она. Господин поклонился и перевёл подсвечник к морде Некто. Из темноты вынырнул острый мокрый нос, кривой оскал и серые зеркала глаз: фокусник приветливо взмахнул ушами. Незнакомец вернул Некто улыбку и протянул длинную ладонь. Когтистая рука с готовностью ответила на пожатие, оставив на прощание длинные царапины.
   - Ваш цилиндр? - поинтересовался господин.
   - Да хоть сейчас! - весело сказал Некто. - Но через мой труп!
   Прислуга поклонился.
   - Прошу наверх, господа. Счастливой вам игры.
   Он отдал Нерро подсвечник и исчез во мраке холла. Мошенник мрачно уставился на свечу, словно бы ожидает от неё какого-нибудь подвоха. Даже на всякий случай туда-сюда помотал - капли горячего воска брызнули ему на руку. Бывший "пианист" зашипел.
   - Мой дорогой друг, ты совсем плох, - с подозрительным участием сказал фокусник. - Мне бы и ничего, но из всех присутствующих только я обладаю достаточной физической силой, чтобы тебя тащить. Так что не смей падать в обморок, иначе пристрелю, как слепую кобылу. Ну, и где игральный зал?
   - Наверное, вверх по лестнице, - подала голос Ивра из-под крыла Некто. Она указала на едва различимые ступени впереди. - Только я туда не пойду, потому что там что-то шевелится.
   - Госпожа, что может быть страшнее меня? - чуть обиженно спросил фокусник.
   - То, что там шевелится? - предположила дочь художника.
   Нерро медленно, как к краю пропасти, приблизился к ступенькам.
   - Ха, можете подходить, это наше старое знакомое. От кого-то отвернулась фортуна... Хотя, я подозреваю, бедолаге просто больше нечего ставить на кон.
   Оказывается, на лестнице, растёкшись унылой лужей, возлежит тот самый "завсегдатай". Длинный шарф размотался, открыв широкий разрез рта, две тёмные дыры над ним и две широкие полосы волос, которые некогда были бровями. Мутное око неподвижно смотрит в темноту.
   - Извините, госпо... - Нерро растерянно оглядел фигуру и неуверенно договорил: - ...дин?
   Око дрогнуло и повернулось в сторону Нерро. Зрачок нехорошо сузился.
   - ...жа? - попробовал мошенник.
   Глаз помутнел.
   - Извините, госпожа, вы не позволите нам пройти? Нам очень неудобно вас тревожить, но здесь всего одна лестница, - продолжил Нерро, изо всех сил стараясь быть галантным. Жижа вяло зашевелилась, открывая узенькую полоску ступенек.
   На лестничной площадке Ивра обернулась и всмотрелась в бесформенную госпожу. Ей показалось, что око следит за ней, но в темноте не различить. Только чувство - мощное, плотное, злобное - пульсирует внизу лестницы. Наверное, это зависть - самая чёрная из всех возможных. Зависть к тому, что у тебя когда-то было, но ты сам это потерял.
   Нерро поставил подсвечник на стол к ряду уже выстроенных - их было около пятидесяти. Часть свечей едва горела, часть уже давным-давно потухла. Спутники вошли в широкий светлый зал.
   Людей явно больше, чем подсвечников. Если половину можно назвать людьми: разодетые в шелка, унизанные бриллиантами, жемчужными ожерельями, закутанные в меха, все в красочных пудрах азарту предаются чудовищные, неописуемые твари - многорукие, безликие, с полыми глазницами, раздвоенными языками... А если в этом маскараде помешанных и попадается прекрасное лицо, то оно не выражает даже тени каких-либо чувств. Среди живых переменчивых людей скользят демоны и демоницы -тени. Они живое предупреждение тем, кто пришёл сюда впервые, но никто не внимает ему - либо отворачиваются, либо указывают в спины, даже не думая, что и сами в скором времени могут занять их места.
   - Впечатляет, - задумчиво проронил Некто и принюхался: - Даже меня впечатляет. Что ты здесь делал?
   - Молчи, - глухо прошипел Нерро. Он отвернулся от зала и раздражённо взглянул на фокусника и дочь художника. - Вот вам казино. Ваши ставки, господа?
   - Злой ты сегодня какой-то. Где я могу получить фишки?
   - Окно прямо за твоей спиной.
   Некто встал на задние лапы и постучал. За стеклом сформировалась полуголая... ну, с такого ракурса, совсем голая женщина.
   - Я вас слушаю, - промурлыкала дама. - Что вы хотите поставить? Но прежде я должна вас предупредить, - женщина с кокетливой выразительностью пригрозила фокуснику, - первую ставку за вечер вы никогда не сможете вернуть, даже если у вас будет в десять раз больше фишек, чем вы наменяли с самого начала. Но если вы поставите что-нибудь во второй, третий и так далее разы за вечер - при удачном выигрыше, вы можете обменять их обратно. Только стоить это будет в три раза дороже. - Дама вся превратилась в одну большую соблазнительную улыбку. Некто завилял драконьим хвостом.
   - Так что вы поставите? - Женщина погладила когтистую лапу. - Только что-нибудь стоящее, хорошо? Вы же не хотите начать игру с пятью фишками.
   - А как насчёт чего-нибудь физического? - предложил Некто. - Например... крыльев и хвоста?
   - Хитрец, - улыбка расползлась ещё дальше, как чернила по шёлку, - это такая выгодная сделка! Вы получите сорок красных фишек. Это очень-очень-очень много. Если вы не сорвёте банк, обещаю, что я вас утешу поцелуем!
   - Вряд ли вам придётся меня утешать. - Некто подмигнул. - А вот благодарить... не откажетесь наверняка.
   Дама на секунду исчезла и так же мистически вернулась. Ивре показалось, что кое-где она стала чуть больше... Таинственные метаморфозы происходят в этом казино. Женщина протянула маленький кристалл. Фокусник сжал его в ладони - и крылья с хвостом растворились в воздухе, не оставив на горбатой спине даже шрамов. Некто пошатнулся.
   - Я уже и забыл, сколько они весили. - Ученик Кнарта вернул кристалл даме, получив в ответ набор ярко-красных фишек.
   - До встречи, господин, - промурлыкала женщина и исчезла.
   - Почему ты отдал крылья? - тут же напустилась Ивра на фокусника. - Как же ты теперь без них?.. - Ей хотелось спросить: "Что же ты теперь без них?", но вовремя спохватилась.
   - Зачем кому бы то ни было дырявые крылья? - спросил Некто. - Они неудобные и тяжёлые, между прочим.
   - Но ведь это же... крылья, - потеряно прошептала Ивра.
   - Забудь, госпожа, - сказал Нерро. - А ты, мой дорогой друг, теперь похож на дворнягу с лишаём. Как бы нам не пришлось покупать тебе ошейник и намордник, а то оштрафуют.
   Некто только оскалился. Он отсчитал десять фишек и протянул Нерро:
   - Играй, мой любезнейший друг, - произнёс фокусник, - а если проиграешь, следующим мы поставим твоё остроумие. А тебе, госпожа, две фишки, чисто символически. - Некто подмигнул. - Мы же не такие негодяи, чтобы учить ребёнка азартным играм.
   - Я не ребёнок, - устало выдохнула Ивра, - а вы и есть негодяи.
   Никто из посетителей не обратил на них внимания, игра на такие ставки поглощает с головой. То здесь, то там раздаются счастливые выкрики, чуть реже - огорчённые. Везёт многим, даже слишком многим. Фишки - красные, зелёные и золотые - сыплются красочным бесконечным дождём, щёлкают, как кастаньеты. Когда один цветной кружок падал на другой, дочь художника замирала в ожидании волшебной бабочки, да только сухие краски не желают смешиваться.
   Некто пошёл к рулетке, с непривычки задевая посетителей и припадая к земле, как дикая кошка на охоте. Нерро выбрал карточный стол и строго-настрого запретил Ивре даже приближаться к нему.
   - Видишь ли, госпожа, здесь, в Диптише, некоторое время орудовала пара шулеров - молодой мужчина и девочка. Мне не хотелось бы, чтобы на нас пало подозрение.
   - А кто были эти шулеры? - спросила Ивра, но Нерро поспешил удалиться.
   Дочь художника взглянула на фокусника, который кричит что-то вроде "красное", "чёрное" и "это возмутительно, вы придерживаете её пальцем!". Идти к нему мгновенно расхотелось.
   К растерянной Ивре приблизился тощий крупье в смокинге.
   - Госпожа, - сказал он ей, - не хотите ли вы поучаствовать в тараканьих бегах?
   - Я не бегаю.
   - Нет, что вы, не в прямом смысле. Вы можете сделать ставку или купить себе бегового таракана. - Крупье подмигнул. - Всего за одну фишку.
   - Я боюсь тараканов.
   - Могу предложить паука. Две фишки.
   - А у вас есть что-нибудь получше? - рассердилась Ивра. - Пауков я тоже боюсь.
   - А как насчёт крысы? Три фишки.
   - Ну уж нет. Давайте сюда вашего таракана.
   В первой гонке дочь художника не участвовала, потому что вытряхивала из спичечного коробка своего прусака, пытаясь при этом к нему не прикасаться и даже на него не смотреть. В конце концов, ей это удалось, хотя насекомое чуть помялось, но это было только начало его ужасных приключений. Во втором забеге, когда иврин таракан безнадёжно отстал от остальных, на соседнем крысином поле случилась неприятность. Самая крупная и злобная участница сшибла тонкую перегородку и съела несчастного бегуна.
   Крупье долго извинялся перед Иврой и "компенсировал потерю" тремя фишками. Дочь художника купила косолапого паука, которого отчаянно заносило на поворотах. Когда членистоногий в очередной раз взбежал на стену, какой-то господин споткнулся и выплеснул прямо на него горячий кофе. "Потерю компенсировали" четырьмя фишками.
   В азарте Ивра вытрясла из крупье крысёныша. Поджарый, взлохмаченный, как типичный профессор-эксцентрик, грызун финишировал первым. Но счастливого победителя настигла гигантская преступница, которая совсем недавно полакомилась тараканом, и обиженно вцепилась в удачливого конкурента...
   Дочь художника покинула игру с десятью фишками и в твёрдой уверенности, что жизнь - это бег с препятствиями. Если отстанешь - тебя съедят. Если попытаешься бежать иначе, чем положено - тебя прибьют. А если всё-таки победишь, то кто-нибудь с досады перегрызёт тебе горло.
   Рулетка в центре зала пляшет в присядку, красуясь и фальшиво сверкая, как провинциальная кокетка перед столичным богачом. Зачарованный танцем, фокусник поставил на кон последнюю фишку.
   - Эй! - Ивра дёрнула Некто за ухо. - Я выиграла десять кружков. Что мне с ними делать?
   - Тише! - гаркнул спутник, не отрывая безумного взгляда от рулетки. Танец закончился.
   - Четырнадцать, чёрное, - пропел крупье и легко притянул к себе ставку фокусника.
   - Эй, - настаивает Ивра. - Что мне с кружками-то делать?
   - Я всё проиграл! - взвыл Некто, театрально падая на пол. - Крылья! Хвост! И всё без толку! Целый хвост без всякой прибыли!
   - Ну, у некоторых этого никогда и не было... - возразила Ивра и показала спутнику ладонь. - Так что мне делать с ними?
   Фокусник нехотя приподнялся над паркетом и внимательно изучил фишки.
   - Госпожа, - с чувством сказал Некто, - не надо беспокоиться. У меня они в надёжных руках.
   "Надёжные руки", азартно подрагивая, поставили половину кружков на семнадцать красное, а половину - на четырнадцать чёрное.
   - Но Некто! Это же число только что выпало!
   - Госпожа, не переживайте. У меня собственная система, беспроигрышная! - заявил фокусник. Он всем телом навалился на стол, по-привычке повиливая бесхвостым задом.
   Верить в удачу в этот момент так же бесполезно, как верить в иллюзорность мира, шагая с поломанной ногой. Возможно, в этом казино многим везет, но сегодня рулетка специально для Некто решила сделать исключение. Шарик остановился на зеро.
   - Это грабёж среди бела дня! - яростно вскричал Некто, взбираясь на стол. - Вы её подтолкнули!
   - Господин, наше казино никогда не обманывает своих посетителей. Если вы хотите продолжить игру, вам придётся получить новый набор, - ласково пропел крупье и с профессиональной привычкой спихнул фокусника.
   Некто задумчиво уставился на зеркальный потолок. Что-то в нём углядев, фокусник радостно бросился в конец зала. Ивра нагнала его у окна выдачи - безмерно довольная полуголая женщина выдаёт новый набор теперь уже золотых фишек. Восемьдесят золотых фишек.
   - Некто, что ты поставил? - с испугом спросила Ивра.
   - Не беспокойся, госпожа. - Фокусник ухмыльнулся. - Я отыграюсь и верну эту ставку.
   - Что ты поставил? - Дочь художника вцепилась Некто в ухо.
   - Сказки. У них неплохая котировка.
   - Какие ещё сказки?
   - Как какие? Обычные. Ну, хоть те, которые я тебе рассказывал.
   Ивра закрыла лицо ладонями. Уж лучше бы он поставил жизнь. Некто в два прыжка подобрался к рулетке и с самодовольным видом рассыпал гору фишек по шахматному полю. Крупье раскрутил рулетку.
   Так больше не может продолжаться. Ивра метнулась к карточным столам.
   Кучевым облаком соткался дым. Смесь десятка дорогих сортов породила угарную адскую вонь, словно сгорела кладовка с гербарием в аптекарской лавке. В этом дыму непугаными привидениями плывут аморфные посетители - один другого краше. Ивра, кашляя, метается от одного стола к другому - Нерро нет. На её отчаянные вопросы отреагировал только один господин - он попросил её замолчать и отойти подальше.
   Дочь художника опустилась прямо на пол посреди зала и слепо уставилась на игроков. Кажется, дважды через неё перешагнули, и даже кто-то споткнулся. Позади щёлкают золотые фишки и раздаются выкрики Некто. Вскоре игра закончилась, и разбитый фокусник поплёлся за очередной ставкой. Ивра замотала головой. Она выведет отсюда фокусника, даже если придётся тащить его волоком. Как это она намеревается делать, дочь художника решила осмыслить на месте.
   Ивра подскочила, но, встретившись взглядом с красными глазами на уровне своего носа, ойкнула и вновь села. Перед ней выстроилась аккуратным гусиным клином престранная процессия из восьми человек. Вершина клина указывает на саму Ивру и представляет собой идеально круглого - не считая приплюснутой головки и растопыренных ножек-ручек, как у пупса - низенького и аляписто раскрашенного господина.
   - Что это? - тонким надрывным голосом вопросил главный "гусь" у стоящего справа. Красивый юноша склонился к уху пупса и заговорил:
   - На полу сидит девочка, Магистр. Она смотрит прямо на Вас и не выказывает должного уважения.
   - Она из хорошей семьи? - Круглый господин приставил к глазу монокль и всмотрелся в Ивру.
   - Она плохо одета, и из цветных вещей только чёрная шаль, Магистр... И ещё глаза синие.
   - И ещё эта девочка умеет говорить, - сердито вставила дочь художника. - А вы кто?
   - Наш господин - хозяин казино, Магистр Таскатырин, - сказала девушка слева от "гуся". - Поклонись ему.
   Ивра кивнула, так и не рискнув встать на ноги. По её личному мнению, владельцу такого сомнительного имени и ещё более сомнительного заведения кланяться не надо, разве что для удобства разговора.
   - Господин, пожалуйста, помогите моему другу, - сказала Ивра. - Он совсем потерял разум! Он всё проиграет!
   Таскатырин сунул за ворот монокль и буркнул:
   - Детям вроде этой здесь делать нечего. Выведите её.
   Из сигаретного дыма выдвинулись две личности. Красотой они не отличаются, зато весьма выделяются массивной фигурой. Если бы в конце гусиного клина летели такие птички, то явно для того, чтобы отбиваться от ястребов.
   - Не смейте! - взвилась дочь художника, спешно отползая от вышибал. - Вы негодяй!
   - Пошевеливайтесь! - прикрикнул Таскатырин. - Вытащите её, пока она всех не переполошила!
   Ивра зажмурилась. Земля ушла из-под ног, с правой ступни сползла и со стуком упала сандалька. Кто-то из этих громил взял её на руки - сейчас поудобней ухватит за шкирку и швырнёт за порог. Кабы ещё с лестницы не спустил...
   - Прошу прощение, Магистр, но этот ребёнок со мной. Чуть отвлекся и свищи. - Дочь художника распахнула глаза и уставилась на ус Нерро. - С тобой всё в порядке, госпожа? - Мошенник ухмыльнулся. С такой ухмылкой про самочувствие спрашивают только у покойника.
   Ивра неуверенно помотала головой и ещё неувереннее кивнула.
   - А это кто? - Таскатырин нервно напялил монокль и прищурился на Нерро так, что маленькое лицо стало похоже на изюм, который тщательно грызли, но до мякоти всё равно не добрались.
   - Перед вами, Магистр, стоит высокий господин. Он весь в сером, только галстук и усы оранжевые. Он сейчас снял цилиндр и кланяется вам.
   - Как твоё имя? - потребовал хозяин казино. Нерро осторожно поставил Ивру, метко попав босой ногой в сандаль.
   - Нарварлись Утенпарлисс. - Мошенник с щелчком свёл каблуки. - Я повар из Кестеня, аспирант колпака и поварёшки, ваш верный слуга и преданный друг. Я прибыл в Диптишь, чтобы обучиться знаменитому на всё полушарие искусству парить, жарить, варить, тушить и мариновать. А сейчас у меня внеплановые каникулы, и, как у всякого студента, мало денег, но много амбиций. А это - моя бедная сестрёнка, Лилька. У крохи больные нервы, вся в папашу. Пара таблеточек и она ни вас, Великий Магистр, ни ваших посетителей не побеспокоит...
   Быть сестрой Нерро - не синекура.
   Ивры сердито заворчала и наступила Нерро на ногу - душу отвела, заодно и наглядная демонстрация больных нервов.
   Магистр отпустил монокль и стал, к тихому ужасу дочери художника, выковыривать правый глаз, бормоча:
   - Знакомый стиль брехни... Где-то я подобную песенку уже слышал...
   Таскатырин что-то выколупал и пытливо уставился на Нерро несколько заплывшим, но вполне целым серым глазом.
   - Я так и знал! Ах ты враль, ах ты тварь! Я твои прибаутки ни с чем не спутаю! Тебе мало было прошлого раза, Нерро?
   - Уважаемый Магистр, - протянул мошенник, с разоблачением враз растеряв ладную велеречивость, с удовольствием сменив её на сарказм. - Прошлого раза мне хватило с головой. Я пришёл сюда, как честный и законопослушный гражданин. Можете своих шпионов поспрашивать - я был сама любезность и сама справедливость, они подтвердят. Впрочем, это уже не важно, так как я и моя бедная сестрёнка Нинка покидаем ваше гостеприимное заведение. Счастливо оставаться! - Нерро махнул цилиндром и потащил Ивру в сторону выхода.
   - Запомни, склочник! - запищал в след Таскатырин. - Хоть одна на тебя жалоба в моём казино - и больше никаких поблажек! В тюрьму, в клетку, на нары!
   Как только последние спутники Магистра исчезли за чёрной ширмой, Ивра выпалила:
   - Некто сошёл с ума! Он крылья проиграл, сказки проиграл, ещё что-то поставил - и опять проиграл! Нерро, он же себя по частям продаст, надо его отсюда забрать! Хотя
   Уголок рта мошенника заполз вверх - но это не ухмылка, а самый настоящий оскал. Нерро снял котелок, бросил его на пустой карточный стол и зарычал:
   - Где этот уродец? Если он сейчас попробует мне что-нибудь возразить - отправлю на скотобойню, как экзотическую, но очень питательную тварь.
   Ивра, с видом матерого стукача, указала на рулеточный стол, где бушует "питательная тварь". Бушует, кстати, очень напористо и стойко, с регулярными попытками завладеть рулеткой, утащить у крупье фишки и покусать счастливых победителей. Но самое странное - Некто не издаёт ни звука. Неравная битва с роком происходит в просто-таки медитативном безмолвии.
   Нерро за шкирку выволок фокусника за тёмную ширму.
   - Ты соображаешь, что делаешь? - зашипел мошенник. - Ты же себя заживо хоронишь!.. Что молчишь?..
   Некто одарил спутника злым взглядом.
   - Ты что, додумался поставить на кон голос? Дурак ты, иначе и не назовёшь!
   "Сам дурак!" (Выразительный стук по голове).
   - Что нам теперь делать, друг мой дорогой?
   "Понятия не имею". (Пожатие плечами).
   - А на что ты вообще надеялся?
   "Я думал, что будет иначе". (Несчастный взгляд).
   - Ничего не поделаешь. В качестве утешения комплемент: когда ты молчишь, ты становишься приятным собеседником. Вставай, мы уходим.
   "Ну надо же что-то делать!" (Хватание за брючину).
   - Новую ставку? И что ставить? Твою жизнь? - поинтересовался Нерро. - Лично я ничего ставить не собираюсь. Ни на того напали!
   "Скотина!" (Неприличный жест).
   "От скотины слышу!" (Другой неприличный жест).
   Некто потеряно уставился на пол. Мошенник закурил. В этой унылой тишине кто-то должен заговорить, предложить идею... Или поставить на кон что-то своё. Ивра глухо вздохнула: и чёрт её дёрнул сюда идти. Проснулась бы завтра утром, узнала бы всё, потопала ногой и успокоилась... А так - на, возись теперь, рискуй если не головой, то чем-нибудь другим, что высоко котируется. Уж лучше бы они те каменные пряники погрызли, чем бы это ни кончилось...
   - Нерро, а если я предложу свою ставку, ты сможешь отыграть хотя бы голос? - спросила Ивра у мошенника.
   - Ну, мухлевать я не могу, - задумчиво проронил тот, - то есть, я не могу быть уличённым, иначе ничего хорошего ни мне, ни вам не будет. Хотя даже без шулерства я неплохой игрок. Но карты - это всё же та ещё удача... Да и отыграть части Некто - это приличная ставка. Сто золотых фишек, хотя бы. Госпожа, у тебя есть что-нибудь настолько стоящее? Мой совет - не гробь себя, пусть этот кретин сам отдувается.
   Некто поводил лапой по паркету. Будь при нём голос, он бы заскулил.
   Ивра только руками развела:
   - Не ты ли, Нерро, всегда побуждаешь меня разбираться на месте? - спросила дочь художника. - Так я и разберусь. Пойдём к окну.
   Мошенник бросил на пол недокуренную сигарету и пробурчал что-то ругательное. Некто уныло зацокал когтями по паркету.
   Ивра постучала по стеклу. Окошко со свистом распахнулось, явив обнажённую и до абсурда непропорциональную даму. Дочь художника изучила картину и презрительно фыркнула. Дама мгновенно осунулась: из невероятной нимфы превратилась в ощипанную гарпию.
   - Тебе чего? - спросила она.
   - Ставку.
   Ведьма расхохоталась. Ткнув пальцем в дочь художника, она глумливо сказала:
   - Деточка моя, таким, как ты, здесь не место. Что ты можешь поставить?
   - Например азарт? - предложила Ивра.
   Дама скривилась. Уползла в сумрак, заворошила бумагами и защёлкала фишками; или - если включить воображение - зашебуршала свитками и застучала чьими-то костями. Вернулась и действительно раскрыла перед спутниками засаленный свиток.
   - Первый пункт, деточка.
   Ивра присмотрелась. Свиток, как и положено, исписан кровью - видимо, не обошлось без чудодейственных карандашей господина Кнарта - но на этом весь пафос заканчивается. Если первые пятьдесят пунктов написаны расфуфырено под линеечку с тяжёлыми завитками, то где-то после восьмидесятого писчий потерял не только свой каллиграфический дар, но и элементарное знание орфографии.
   Свиток гласит:
   "Запрещается ставить:
      -- Азарт
      -- Сребролюбие
      -- Страсть
      -- Пьянство
      -- Ресницы (по одной), а так же в вышеупомянутом количестве: брови, пальцы, волосы, ногти, когти, шерсть, чешуйки, перышки и т.п.
      -- Чужие части тела без письменного согласия их обладателя (или без предъявления самого обладателя в связанном или ином беспомощном виде)..."
   Бумага свилась на паркете в воздушные кольца. Внушительный перечень заканчивается на двести двадцать седьмом пункте, который сообщает, что в "Солнечном Раю" категорически запрещено ставить на кон "атсутствие чуства юмара".
   Нерро присвистнул.
   - Госпожа, не дадите на время? - попросил он ведьму. - Видите ли, когда я на днях пришёл исповедоваться в храм, священник выгнал меня через три часа со словами, что пока я не предъявлю перечень своих прегрешений в письменном виде, никакого отпущения в этой жизни не получу. Кажется, более полного списка мне уже не составить...
   Дама зарычала и дёрнула свиток на себя. Недаром говорят "бумага всё стерпит", и эта стерпела - затрещала, но выдержала.
   - Хорошо, - миролюбиво продолжила Ивра, отняв у увлёкшегося мошенника конец свитка. - А как насчёт умения возражать и без страха высказывать своё мнение?
   Ведьма задумчиво почесала нос. Немного погодя звонко щёлкнула пальцами и под номером двести двадцать восемь появилась запись "грубасть и дерзасть старшим".
   Ивра возмущённо засопела. Побит её главный козырь.
   Дама притянула свиток к себе и бросила, судя по звуку, в груду бокалов. Тело ведьмы уменьшилось, она наполовину высунулась из окна и всмотрелась в дочь художника.
   - Думаю, деточка, у тебя есть кое-что очень ценное. Твои глаза.
   - Мои... что? - Ивра отскочила и закрыла лицо ладонями. - Нет! Я буду кричать!
   Ведьма досадливо отмахнулась.
   - Я имела в виду цвет твоих глаз. Это совершенно безболезненно. Но за это я дам вам... сто золотых фишек.
   - Сто пятьдесят, - заявил Нерро, - или будешь красить гуашью.
   - Ладно, сто пятьдесят, - спокойно согласилась дама.
   Мошенник пожал плечами и с любопытством посмотрел на Ивру.
   - Говорю вам ещё раз, госпожа, - сказал Нерро. - Одумайтесь. Стоит ли отдавать то, что принадлежит вам и принадлежало всегда, с самого рождения? Поначалу это может показаться незначительным, неважным... Но потом вы ощутите потерю сполна. И обида ещё самое невинное, что вы можете почувствовать.
   Некто дернул Ивру за юбку, указал на мошенника и кивнул. Дочь художника поджала губы. Чушь какая - да они от радости прыгать должны, что она решилась на эту авантюру, а взамен траурная церемония.
   - Ты правильно сказал, Нерро - это принадлежит мне и только моя воля отдать это. Так что примолкните оба, я ведь по-хорошему предупреждала. Серый - тоже неплохо.
   Ведьма растянула губы до шаткой грани улыбки-ухмылки. Выудила из темноты кристалл: Ивра сжала его в ладони и зажмурилась.
   - Уже можно отдавать, - нетерпеливо сказала дама через несколько секунд. - Эй, деточка, всё, фейерверка не будет!
   Дочь художника распахнула глаза и посмотрела на руку. Сквозь пальцы струится синеватый свет. Ивра, не колеблясь, отдала сверкающий кристалл ведьме и забрала фишки.
   Окошко захлопнулось, оттуда донеслось сардоническое: "Рада была с вами поработать", что-то мелодраматично звякнуло, зашуршал спешно перепрятываемый свиток, и затихло. Дочь художника внимательно всмотрелась в свою руку, в обеспокоенного Нерро, в обнадёженного Некто, не заметила ощутимой разницы между тем, что было, и тем, что есть - и с чувством выполненного долга всучила мошеннику фишки.
   - Что ж, постараюсь сделать, что смогу. А разве ты, госпожа, играть не будешь? - полюбопытствовал её спутник.
   - Нет, с меня хватило, - ответила Ивра. - Паразиты - паразитами, а сердце не на месте.
   Некто дернул мошенника за штанину и призывно раскрыл ладони.
   - Нет уж, дорогой! - Нерро ногой отодвинул просителя. - Учись принимать благотворительность. И да пусть тебе будет стыдно!
   Фокусник построил руками очень нехорошее слово. Мошенник мрачно изобразил ответ и двинулся к карточному столу.
  
   - Будь трижды проклят тот день, когда я встретил твою неэстетичную морду... Чёрт! Госпожа, я совсем-совсем не пьян и вполне способен попасть в рукав моего собственного фрака... Что значит не моего собственного? Теперь уже моего. Что значит не фрака? Ничего, пальто тоже мода.
   Отыгравшись и вернув Некто сказки и речь, они покинули казино с явным трудом. "Явным трудом" был упившийся до состояния духовного просветления Нерро. Пересаживаясь от одного карточного стола к другому, ставя на кон баснословные суммы, сщёлкивая мэтров и шулеров с дороги, как майского жука с галстука, мошенник в перерывах между партиями успел перепробовать весь винный букет "Солнечного рая", умудряясь при этом полностью контролировать игру, утеряв контроль над ориентацией в пространстве. В густом сумраке, под поторапливающий шёпот Ивры и агрессивную ругань Некто, на лапы которого пьяный Нерро наступал весьма прицельно, они натянули на мошенника чьё-то пальто - предположительно женское - нахлобучили на голову волшебный цилиндр и быстро покинули казино, дав зарок никогда в него не возвращаться.
   Диптишь на грани крепкого ночного сна и утрённей дрёмы. В серых сумерках то ли выпала роса, то ли наползает туман, то ли накрапывает колкий дождь. Ивра поплотнее закуталась в шаль. Влажные ноги выскальзывают из босоножек, шлёпают босыми пятками в меленькие лужи. Дочь художника клюёт носом и только тяжёлая корзина с яблоками напоминает ей о реальности.
   Нерро приметил яблоки у безумной старухи, посреди ночи нахваливавшей свой товар равнодушно дремлющему псу. Купил не торгуясь и с хмельной торжественностью вручил Ивре, как благодарность за "жертву". Сейчас сам мошенник бредёт далеко позади, с гаснущим энтузиазмом втолковывает что-то изредка поддакивающему Некто.
   В соседнем переулке вспыхнул фиолетовый огонёк, шмыгнул мимо Ивры и скользнул в оконную щель пятиэтажного дома. Дочь художника протёрла глаза. В том же месте вновь вспыхнул огонёк - теперь уже красный - и умчался вдаль по улице.
   Ивра схватила поудобнее корзинку, оглянулась на бредущих далеко позади спутников и шагнула навстречу вспыхивающим шарам. Следом за красным огоньком последовал синий, оранжевый, жёлтый... Они вспыхивают и исчезают в сплетенье серых улиц. Иногда пробираются в дома, совсем как ночные воришки.
   Голубой огонёк высветил в сумраке источник феерии - яркий, цветной мальчишка, закутанный в чёрную мантию до самых ступней. Ивра с трудом его вспомнила, хотя подобных ему почти никогда не встречала - разве что Изображение. Тот самый мальчишка, который выпустил в порту Кестеня рыб. Теперь он со сосредоточенным и важным лицом вытаскивает из мешка на бедре жменю серых огней, которые в его ладони раскрашиваются и упархивают в разные стороны.
   Цветной заметил её и скривился.
   - Вот и на - опять! Ты ж должна быть в другом городе, серая! Ты путешественница? - спросил он безо всякого интереса, распуская по ветру юркие синие шары.
   - Похоже, - сказала Ивра. Она заглянула в мешок. - Что это?
   Мальчишка накрыл огоньки рукой.
   - Это сны, серая. Но вряд ли ты знаешь, что это такое, - проворчал он. - А теперь иди, гуляй, здесь тебе делать нечего.
   - Я ведь всего лишь спросила! - возмутилась Ивра. - Стоишь посреди улицы, распускаешь какие-то сны... Ты... грубый, злой, колючий... ёж!
   Цветной удивлённо приподнял брови, но в долгу не остался: "А ты выдра!"
   Дочь художника обиделась. Она не знает, что такое "выдра", но слово звучит оскорбительно.
   Мальчишка вытащил из мешка горсть огоньков. Они сердито заалели, задрожали. Цветной дунул: три шара сорвались с ладони и очередью врезались в кончик носа Ивры, рассеявшись рыжеватой пылью. Дочь художника в негодовании чихнула и затрясла головой. Когда она отфыркалась, переулок был глух и пуст. Цветной исчез, как и его огоньки.
  
   Нерро наполовину поднялся, наполовину заполз на чердак. Долго химичил что-то с замком, пока Некто и Ивра ужинали яблоками, в конце концов скорее сломал его, чем открыл, и плашмя свалился на пыльный диван с мстительно торчащей пружиной. Дочь художника забралась в кресло, укрылась шалью. Некто, будто верный пёс, бухнулся у её ног и сразу же захрапел.
   В стороне дивана вспыхнул золотой свет. Он выхватил из сумрака мрачное лицо мошенника.
   - Что это, Нерро? - сквозь дрему поинтересовалась дочь художника.
   - Кристалл.
   Ивра мгновенно проснулась: "Нерро! Ты украл его из казино?!".
   Мошенник вскочил с дивана, нервозно обошёл комнату и уселся возле окна, закурил. На пыльный чердак с неохотой ползёт серый промозглый рассвет. Он вычертил галстук на спине, порванный рукав, сырые обвислые усы и потемневшие от хмеля глаза.
   - Да, украл, - сказал её спутник, выдохнув дым через форточку, - ты уж прости, госпожа, но как есть украл, пока Некто на рулетку ставил.
   - Ты же сам сказал, что это опасно!
   - Я говорил о шулерстве, госпожа, о воровстве я умолчал. - Мошенник с неубедительным задором подмигнул. - У Магистра Таскатырина в нижних галереях замечательная коллекция. Там есть всё - танцевальное искусство, художественное мастерство, музыкальный талант, красота, грация, изящный вкус, дружба...Пёс знает, зачем это ему. Да и охраняется собрание не очень, скажем прямо. Даже такой вор средней умелости, как я, умудрился стащить у него один экспонат. Не грабят его, наверное, потому что боятся, а вот я и не боюсь уже...
   - Ты его раньше знал?
   - Это глупая история, моя госпожа, об изрядном глупце.
   Некогда я жил в этом городе. Я в нём и родился где-то двадцать восемь с копейками лет назад, а может быть и все тридцать, в одной очень родовитой, но позорно бедной семье. Как и положено громкому имени - какому именно, позволь умолчать - я разъезжал на балы, банкеты, званые вечера. Я был преизрядный повеса, но выгнать меня никто не решался. Слишком памятно было имя моего деда, слишком сладок на вкус был мой наследный титул. Меня в детстве чему-то учили захожие не шибко умные гувернёры, на других у родителей денег не хватило, но делать я всё равно ничего толком не умел. А зря - моя семья нищала на глазах, рано или поздно я должен был начать зарабатывать на жизнь, но я и думать об этом себе не позволял.
   Однажды к нам в дом наведался старый вояка, бывший сослуживец отца. Он-то и научил меня и мою младшую сестру своему мастерству - шулерству. Но смею тебя заверить, госпожа, - я был пьяница и дурак, но тогда я никого не решался обманывать. Во мне жило какое-то подобие дворянской чести. Чего не скажешь о моей сестре - хоть и мала была, твоего возраста, а людей обманывать любила.
   Ну, дальше пошла трагикомедия. Влюбился я в молодую девушку из богатой семьи. Она ответила мне взаимностью, но её родители были против - я был беден, да ещё с дурной репутацией. Мы продолжали встречаться тайно, я ей стихи посвящал, какую-то дребедень из прозы, которую только влюблённый придурок и напишет, даже потихоньку иностранному языку обучаться стал, чтобы на жизнь переводами зарабатывать. И всё мечтал, как я ей свой первый заработок покажу, обязательно баснословный, как меня её родители уважать начнут, и как сыграем свадьбу и заживём так, чтобы что не месяц, тот - медовый. Впервые за время моей шалопайской молодости я о чём-то задумался, впервые я захотел жить так, чтобы в точности до мелочи помнить каждый прожитый день.
   Тогда-то сестра и предложила мне лёгкие деньги - вдвоём облапошить игроков в "Солнечном раю" и сорвать большой куш. Хоть она и была шулером со стажем, я всё равно был её ловчей и находчивей. Я согласился, ведь тогда я думал только о двух вещах - о богатстве и моей возлюбленной.
   В тот вечер я поставил на кон единственный иностранный язык, который успел выучить. Мы долго и легко играли, почти гениально обжуливая богатых господ. Вот так, в середине очередной карточной партии, мы и попались. То есть, попался один я - сестра сбежала.
   Оказалось, что дело было вовсе и не в шулерстве. Пока я мухлевал, сестра вместе с таинственным сообщником забралась в кассу, убила секретаря и унесла все деньги до последней монеты. Магистр Таскатырин продержал меня в подвале казино два месяца, каждый день перечисляя мне свои убытки, включая похороны - причём сумма только росла. Когда стало ясно, что моя сестра и её сообщник навсегда покинули Диптишь, штраф решили взыскать с меня. У меня отобрали одно - любовь, а после этого отпустили на все четыре стороны. Года два я прожил на этом чердаке, прячась от старых знакомых. А потом мне надоело, я прямиком на причал, взял билет в один конец, сел на корабль и, как я думал, навсегда покинул город.
   Нерро выбросил окурок в окно и зажёг новую сигарету. Ивра отчаянно борется с сонливостью.
   - Это, госпожа, - мошенник продемонстрировал золотой кристалл, - и есть моя любовь. Лежала на шёлковой подушке (чёртов позёр Таскатырин!). Я думал, что если вновь зажать кристалл в руке, то чувство вернётся - с Некто же так получилось, когда мы ему речь и сказки вернули. Увы.
   Впрочем, я давно уже забыл, что такое любить. Даже смешно становится, когда я те дни вспоминаю - ни о чём толковом тогда не думал, ничего не делал, проводил время ещё бестолковей, чем раньше. Только о какой-то девушке и размышлял, причём девушке не очень-то красивой и умной. В чужих садах цветы рвал, стихосложение абы как выучил, о колючую изгородь напротив её окна всё пузо ободрал... Дурак дураком был. Помню только, что мне это не просто нравилось - это делало меня самым счастливым человеком на свете. Я не помню и не знаю, что такое любовь, но я помню и знаю, что такое счастье - и это-то счастье мне и хотелось вернуть. Но, госпожа, судьба была бы не судьбой, а Господом Богом, если бы не обманывала романтиков... Госпожа, ты спишь? Спи.
   Дочь художника хотела сказать, что вовсе не спит, но сопротивляться усталости больше не было сил. Она вдохнула влажный утренний воздух с едва заметным запахом сигаретного дыма и покорно заснула.

Шестая глава

   На грязно-буром пороге дремлёт жёлтый, как песчаная буря, пёс. У него чёрные яблочные косточки глаз, чёрные коготки, чёрный нос и белый саблезубый клык. Он огромен, как миллионный город. Ивра не может представить ничего настолько ценного, чтобы такое чудище поставили на его охрану. Неужели там, за багряной дверью, таится страх сильнее, чем его жёлтый сторож?
   Перешагнуть через пса - но он широк, как домотканый ковёр. Перепрыгнуть жутко... Если разбежаться...
   Ивра прошлась до конца бетонной площадки. Без раздумий, сразу бросилась бежать, не позволяя опасениям догнать себя - поэтому ужас собственного безрассудства поймал её в прыжке, прямо над дремлющей тварью. Она упала на ноги по ту сторону, отчаянно взмахнула руками - слишком скользко - и рухнула прямо в живой песочный мех. Страх, как тёртая удавка, тот самый страх, когда в памяти остаётся миг длинною в шесть секунд, и только в пределах этого мига ты жив, но и жизнь твоя - ещё не решённый факт. Этот страх распластал её на теле твари, не позволяя ни единому движенью мутить замершее настоящее. Она лежала, пока пёс открывал чёрные камешки глаз. Твари и секунды было много, чтобы насадить сердце на белый клык...
  
   Наверное, самое мудрое после привидевшегося кошмара - проснуться с криком. Крик мог бы вытолкнуть из памяти образ зеркальной лужи крови, оскаленной пасти и извивающегося в ней языка... Но Ивра молча уставилась на гнилую потолочную балку. В паре мест балка треснула и теперь всем видом намекает, что выражение "аварийное состояние" - это как раз про неё.
   ...Сны? А разве раньше я видела сны?..
   Ивра ткнула пяткой в щербатый затылок Некто. Фокусник потянулся.
   - Что это ты с утра не в духе, госпожа?
   - Некто, тебе сегодня что-нибудь снилось?
   - Сни...лось? - в зевке спросил фокусник. Лениво потянул заднюю лапу к уху, да так и замер на полдороге, размышляя, стоит ли тратить силы на то, что всё равно будет чесаться до самого завтрака. - Нет, ничего... Хотя... Я вроде бы летал во сне... А с навигацией у меня нелады, знаешь ли, я под конец во что-то всё-таки врезался, причём, кажется, насмерть расшибся. А твой полёт был удачнее, госпожа?
   - Нет, в момент приземления меня съели, - честно призналась Ивра. Она вытянула из-под Некто помятые сандалии и спрыгнула на пол.
   На диване пофыркивает Нерро. Подушка под поясницей, на том самом месте, где пружина торчит, галстук вокруг шеи, ботинок на правой ноге. На левой ботинка нет, впрочем, его нет и в ближайшем радиусе.
   - Интересно, а ему что-нибудь снится?
   - Этот сон не для детей, - твёрдо сказал Некто. - Госпожа, ты бы хоть чайку заварила. Похозяйничай. Когда этот проснётся, нам и самовара на его опохмел не хватит. Вода где-то в тазу.
   Постучали.
   - Не открывай, - шепнул фокусник. - Наверняка за огнетушителем.
   Стук повторился. Ивра толкнула плечом дверь.
   На пороге стоят трое неприветливых господ. На тёмных формах поблёскивают острые значки, на головах тяжёлые каски. Посерёдке, как предводитель отряда, сидит овчарка и с обожанием смотрит на дочь художника, довольно поддёргивая языком.
   - Вы за огнетушителем? - неуверенно поинтересовалась Ивра. Трое переглянулись и как один помотали головой. Овчарка счастливо гавкнула.
   - Здесь живёт господин Нерро? - спросил один из гостей, выпячивая вперёд кирпичный подбородок. Значков на форме у него больше, чем у спутников, и выглядят они зловеще и острее. - Он так же известен под именем Анроден Варкадар.
   - Варкадар здесь не живёт.
   Господин шагнул вперёд и потеснил Ивру.
   - Что вы делаете? Сюда нельзя! Это...
   - ...частная собственность. - Некто возник на пороге. - У вас есть разрешение, господа, вламываться в чужие квартиры?
   - По накладным здесь никто не живёт, - строго сказал наглый тип.
   - Я стою перед вами, реальный факт присутствующей здесь жизни. А накладные старые.
   - Они этого года.
   - Этот год кончается через семь месяцев. Так вы покажете мне разрешение или нет?
   - А вы вообще что такое?
   - Альтецвейг Утельшиптель, я музыкант, но сейчас, как вы заметили, я несколько не в форме. - Некто продемонстрировал когти. - А это моя дочь, Катрена Утельшиптель. Впрочем, даже если вы покажете мне разрешение, это бессмысленно, поскольку господина Варкадара здесь не было и нет.
   - Ищейка взяла след, и он кончается именно здесь.
   Некто посмотрел на овчарку. Та одарила его побратимским взглядом.
   - У неё сбит нюх. Я специалист по собакам, могу определить на взгляд.
   Сказка Некто офицеру не понравилась. Он сделал знак подопечным - те оттолкнули фокусника и шагнули на чердак. Тут-то они и обнаружили сонного Нерро. Встрепанный мошенник стоит посреди комнаты, высматривая утерянный ботинок.
   - Господин Анроден Варкадар, вы арестованы.
   - Уже?.. - не сразу разобрался помянутый, но тут же поправился: - Вы обознались. Моё имя Альтецвейг Утельшиптель.
   - Не вовремя у тебя, дорогой друг, отказал брехогенератор, - пробормотал Некто.
   Господа в форме уставились на фокусника.
   - Вы братья?
   - Умоляю, не оскорбляйте меня, - взмолился Некто. - Мы даже на сводных не тянем.
   - Я его сын, - сориентировался Нерро. - Альтецвейг-младший.
   - Да, он мой старший брат, - поспешно обозначила свой статус Ивра.
   - Это не имеет значения, - нервно сказал один из гостей. - Вы очень похожи на господина Варкадара и господина Нерро, а то, что вы в конечном итоге Альтецвейг Утельшиптель, факта идентификации не меняет.
   Железный аргумент на секунду выбил мошенника из колеи. За это время его, безропотного, схватили под локти и скороговоркой выдали:
   - Вы повинны в краже трёх дорогостоящих предметов из коллекции господина Таскатырина. У вас есть, что возразить?
   - Да. Три - это немного не то числительное, которое я ожидал услышать.
   - Господин Таскатырин сказал, что вы украли у него драгоценный кристалл, золотую статуэтку балерины и фишку с автографом недавно усопшего князя.
   - Тогда передайте, пожалуйста, Магистру Таскатырину, что я суну ему этот самый кристалл в рот и тресну по голове той самой золотой статуэткой. И я сделаю всё возможное, чтобы он отправился за вторым автографом лично.
   - Это угроза? - уточнил офицер.
   - Отнюдь. Для такого сукиного сына это комплимент.
   Полицейский плюхнулся на табурет, достал из чемоданчика карандаш с блокнотом и стал что-то торопливо строчить. Он на секунду оторвался от писанины и взглянул на Ивру.
   - Эй ты, мошенница, сделай нам чай.
   На столе возмущённо засвистел самовар. В комнате набухла утренняя влага, поползла по стенам, как жуки с сетчатыми спинками.
   Арест проходит так спокойно, по бытовому, что это пугает сильнее всяческих погонь и перестрелок. Разливая кипяток, Ивра молит тонкий мир, чтобы Нерро вздумал бежать, чтобы Некто начал колдовать, чтобы овчарка хоть кого-нибудь укусила, пусть даже её, но только бы не эта лубочная картина домашнего чаепития. Но фокусник застыл на пороге фаянсовой статуэткой, мошенник, кажется, досматривает сон.
   - Вы отказываетесь признать свою вину? - спросил офицер. Он уставился в поданную чашку так, будто отсутствие в ней яда - признак его непрофессионализма.
   - Я признаю, что крал кристалл. Но остальные предметы существуют только в больном воображении господина Таскатырина, - ровно ответил Нерро.
   - И возвращать пропажу не намерены?
   - Это уже не в моих силах.
   - Думаю, здесь мы ничего не добьёмся. - Офицер залпом, как виски, выпил чай и сунул в чемоданчик блокнот. - Уводите его. До свиданья, господа. И советую вам покинуть этот притончик, пока хозяева не объявились, - сказал офицер и захлопнул дверь.
   Некто посмотрел на дочь художника:
   - Так что именно этот кретин успел спереть?
  
   Диптиш - город острых углов, ощерившихся горгулий и сетчатых витражей - тихо завидует цветам и скупой простоватости Кестеня. В чопорном городе порою даже магазины называются так же, как и в красочном столице за морем. Только цвета встречаются реже, да и не для каждого они. Здесь по синим кафтанам узнают слуг судьи, по зелёным шапкам - служителей мэра, по желтым воротничкам - соглядатаев разбойного барона. Важные дамы и господа тоже не прочь раскраситься на кестенский манер. В центре города на главной площади разбит фонтан с жёлтой водой - в неё каждый день выливают вёдра краски.
   Ивра и Некто торопливо идут через площадь. Возле очередной лавочки с пирожками дочь художника подпрыгнула. Над головами серой толпы выскочил и снова спрятался красный шпиль Полицейского Участка.
   - Почему ты ничего не сделал? Хотя бы наковальню наколдовал! - заворчала она, обходя уличных артистов.
   - Бросаться в полицию тупыми предметами? Уволь, госпожа! Тогда бы меня без слов в петлю, а так мы хоть выкупить этого вороватого сможем. Благо деньги у нас после казино имеются, будь оно неладно. - Некто плюхнулся на брюхо. - Не могу больше. Куда так бежать? Лично я по этому кретину совершенно не соскучился.
   Ивра присела рядом.
   Солнце не по-осеннему горячее, даже припекает. Торговец сахарной ватой скинул огромную, как цирковой шатер, рубаху, оголил коричневое пузо с цветной бабочкой. Дочь художника вспомнила серый потолок, засеянный двухцветками. У них была короткая жизнь, меньше часа - и на пол оседала цветная пыль. Дольше всех прожила сине-зелёная бабочка - она просидела на глобусе в комнате Ивры почти весь день. Когда двухцветка исчезла, континент стал зелёным, а море - синим.
   - Тяжело ходить без крыльев?.. - Фокусник не отвечает. Только настороженно смотрит вперёд. - Там ничего нет. Что ты увидел?
   - Я увидел твою знакомую, госпожа.
   Теперь Ивра заметила красную карету в центре площади. На ободке фонтана, грациозно приподняв голову, сидит женщина. Чёрные одежды веером рассыпались по мостовой, черная широкополая шляпа с серебряными перьями спрятала лицо до самого подбородка. Только и видно тонкие, белые, как на смертном одре, губы, плотно сжатые, прячут мелькающую в уголках усмешку. Рука в алой перчатке пренебрежительно теребит лилию; такую женщину нельзя сравнить с цветком, даже с ядовитым - бесцветные, они рядом с ней как сорная трава. Неподалёку мельтешит ещё более уродливая в сравнении Перечница.
   - Некто, это Изображение! - крикнула Ивра. Женщины на другом конце площади медленно пошли к карете. - Да вставай же ты! Они сейчас уедут!
   Она бросилась вперёд. Но - как и положено в любой истории - дверца захлопнулась, и карета выкатила на проспект. Ивра, задыхаясь, упала на бортик фонтана, с ненавистью смотря на задок повозки, где беззаботно грызёт семечки слуга. Под магией злого взгляда бедолага поперхнулся.
   - Госпожа, - устало произнёс фокусник, добравшись-таки до фонтана, - главное, мы знаем, что она здесь. Сначала нам надо выкупить одного кретина, его брехни нам будет не хватать...
   - Ты видел? Как она вообще может разгуливать так спокойно? Кто она?!
   - Изображение, госпожа. Ты сама дала ей такое имя.
   Ивра встала с бортика и отряхнулась.
   - Зато участок прямо напротив, - сказала она с интонацией шута, нанятого в увеселение к шизофренику.
   Главное здание полиции когда-то давно покрасили в синий, но с годами цвет стал грязно-серым, как будто целый дом сунули в тюремную робу. Квадратные окна вкривь и вкось смотрят на площадь, разинув рты-форточки и вытащив языки - длинные листья фикусов. Будто зодчий хотел изобразить в камне корзину с новорождёнными бульдогами.
   Парадный вход участка - витые позолоченные двери с нагромождением орнамента, из-за тяжести которого их открывали всемером и только по праздникам - бдительно охраняется целым взводом. Зато с торца красуется ржавыми петлями и подгрызенной бронью чёрный (но только условно) ход. Напротив него змейкой выстроилась очередь, которой ни конца ни края не видать.
   - Совсем как в порту Кестеня. Должно быть посетители к заключённым, - мрачно предположил Некто. - Такими темпами нам с Нерро хотя бы к утру увидеться.
   - Мы не можем столько ждать. Так мало времени осталось, я до сих пор не вернула Изображение... Некто, придумай же что-нибудь!
   Фокусник звучно почесался.
   - В голову лезет только ограбление.
   Дочь художника окинула взглядом очередь и в ужасе спросила:
   - Некто, ты хочешь ограбить целую толпу?
   - Да при чём здесь они, госпожа? Хватит и завалящего торгаша. Зато внутрь этого здания мы попадём с феноменальной скоростью. Если повезёт, будем беседовать с Нерро из соседней камеры.
   - Я серьёзно. Можешь придумать что-нибудь?
   - Могу, но не ручаюсь за результат.
  
   В былые времена тюрьма находилась только на минус-первом этаже. Злые языки поговаривают, что в это был самый крупный винный погреб во всём мире. Что и говорить, запашок гнилого винограда стал родным для всех заядлых негодяев Диптиша. По этому запаху, говорят, полицейские ищейки выслеживают на улицах города рецидивистов.
   Когда мерзавцев стало в четыре раза больше, чем камер, вырыли минус-второй уровень, который прошёл в опасной близости от старого подземного морга - аромат на этаже соответствует, так что заключённым остаётся только завидовать соседям сверху. А для смертников и особых клиентов выделили минус-третий уровень. Ниже него было подземное озеро - благодаря местной инфраструктуре и в частности моргу, озеро токсичнее ведра с сердитыми гадюками. На этом уровне заключённые никому не завидуют, просто тихо умирают от ядовитой сырости.
   Ивра опасливо перепрыгнула через зеленоватую лужицу в проходе.
   - Господин начальник, - спросил Некто у сопровождающего их полицейского. - Вы сказали, что этот этаж для особо опасных заключённых. Но что, простите, здесь делает обычный вор?
   - Так надо.
   Фокусник выразительно посмотрел на Ивру.
   Часом раньше они разыграли перед очередью небольшое представление. Дочь художника изображала несчастную сироту, чьего единственного "папу" арестовали и увели два "плохих дяди". Вокруг неё вскоре собралась небольшая группа готовых порыдать над юной жизнью. Ивре только чудом удалось избежать удочерения со стороны одной деловой особы - женщина не была похожа на благодетельницу и что именно ей требовалось, "сирота" даже думать не хотела. Спас Некто: он полностью вошёл в роль верного пса, покинутого хозяином - его отвратный похоронный вой мало какая собака сможет повторить. Фокусник клацнул на благодетельницу зубами и вопрос об удочерении мигом отпал. В результате очередь поддалась её "страданию" и впустила в участок.
   Некто тут же снял с себя собачью маску и мрачно буркнул, что она играла неубедительно.
   - Тебя что, никогда не обижали?
   Обижали, и ещё как, но закатывать истерики Ивра не умеет. Как-то не до того было. Кошмары входили в её жизнь прогулочным шагом, неспешно, неслышно ломали, громили, разбивали, разливали - и ускользали, словно бы на цыпочках. Её родители всегда ругались шепотом, чтобы она не услышала; мать собирала вещи три недели - так спокойно и незаметно, что строй чемоданов у кареты показался бредом и Ивре, и отцу. Они обеднели быстро и бесшумно - не было ни суда, ни споров, ни скандалов. Просто в один день они проснулись гостями в собственном доме. И Изображение: ни криков, ни угроз, ни проклятий - она просто вышла из квартиры, и отец упал, как подкошенный, и до сих пор в бреду.
   Дочь художника привыкла к этой хищной тишине и не решается нарушать её первой - в её мире беда никогда не ходит, колотя в барабаны...
   Некто потребовал у ошалевшего секретаря свидания с "господином Анроденом Варкадаром, он же Альтецвейг Утельшиптель, он же Нерро, и он же сволочь, каких поискать". Им отрядили унылого полицейского, который привёл их на минус-третий этаж.
   Ивра старается смотреть под ноги, чтобы не замечать тех, кто тихо наблюдает за ней по ту сторону решёток. Камеры-одиночки на третьем этаже напоминают клетки для певчих птичек. Они целиком на виду, но тусклое освещение не позволяет толком рассмотреть обитателей этого склепа. Хотя подобное желание мало у кого может возникнуть...
   - Заключённый Анроден В., встать! - рявкнул полицейский в одну из камер. - Посетители!.. Шесть минут, - бросил он Некто ушёл в комнату для охранника.
   Нерро сполз с нар и подошёл к решётке.
   - Кто к нам явился! - прохрипел он и, откашлявшись, продолжил привычным звонким голосом: - Госпожа, хотел сказать, что рад тебя видеть, но это место не для тебя. А вот ты, дорогой, попроще мину...
   - Попроще? Ха! - хмыкнул Некто. - Что тебе сказал обвинитель?
   - По словам обвинителя, я украл пять предметов у г. Таскатырина.
   - Уже пять? Вот так темп. Что сказал адвокат?
   - По словам адвоката, я украл пять предметов у г. Таскатырина, - весело произнёс Нерро. - Меня приговорили к десяти годам лишения свободы. Но это всё глупость, потому что в этом болоте я неделю не протяну. Здесь такая какофония от кашля, и постоянно кто-то задыхается... Я уже своём здоровье не очень уверен, а сижу тут меньше пяти часов.
   - Неужели ничего нельзя сделать?.. Может, побег? - шепотом закончила Ивра.
   Нерро расхохотался:
   - Госпожа, мы слишком тебя испортили!
   - Не тот у нас класс, чтобы побеги из таких тюрем гладко проходили, - пробормотал Некто. - Тебя можно выкупить?
   - Только если Таскатырин согласится, но проще подкупить Всадников Апокалипсиса, чем заплатить по счетам этого мерзавца. Его аппетит растёт быстрее, чем пищевая промышленность.
   - Дело дрянь, - сказал фокусник, - но бывало и хуже.
   - У меня нет, - оптимистично признался мошенник.
   - У меня да, - твёрдо ответила Ивра. Почувствовав недоумённые взгляды, она поспешно объяснила:
   - Когда Изображение ожила. Я думала, что замертво упаду... ну, может, и не так страшно было, всё-таки эта тюрьма...
   - Не отнекивайся, госпожа. - Мошенник подмигнул. - Смерть отнюдь не самое страшное, что ждёт нас в этом мире. Если подумать - рождение похуже было...
   - Хватит философию пороть, - рявкнул Некто. - Куда ты кристалл дел? Может, если его вернуть, Таскатырин перебесится.
   Широкая ухмылка Нерро перетекла в судорожную кривоватую усмешку. Ивра уже видела такую - сегодня ночью. Словно у него треснули губы.
   - Плохо ты его знаешь. Даже если каким-то чудом соберёте выкуп, Таскатырин найдёт способ оставить меня здесь... А кристалл я в цилиндр бросил.
   - В цилиндр? В дурковатый? - ужаснулась Ивра. - Но его оттуда не достать!
   - Вот именно поэтому я его туда и бросил, - поучительно сказал Нерро.
   В соседней камере что-то забулькало. По спине дочери художника пробежал холодок.
   - Что там, Нерро?
   - Там? - Мошенник показал пальцем с бесформенную тень за решёткой. - Не угадаете: наша старая знакомая из казино, госпожа клякса. Её арестовали за дебош. Не понимаю только: без рук, без ног, без толкового рта - как можно было дебоширить?
   Дверь в конце коридора хлопнула.
   - Одна минута, - сказал полицейский. Ивра закусила пальцы.
   - Мы попробуем договориться с Таскатыриным, - заявил Некто. - А ты тут постарайся не скопытиться раньше времени.
   - Расстараюсь. Всё-таки говорят же, что зараза к заразе не липнет.
  
   С самого нижнего этажа участка Некто и Ивра в поисках Таскатырина пришлось переместились на самый верхний - пятый. Этот этаж отдан под кабинет министра полиции и зал суда. В последнем Магистр Таскатырин чаёвничает с худым и жилистым господином, в котором так много желчи, что даже в сером мире его кожа желтоватая.
   - В чём дело, господа? Все процессы на сегодня завершены, - сказал господин, который оказался Главным Судьёй.
   - Мы по поводу Анродена Варкадара, он же Нерро, он же...
   - ...наш близкий друг, - прервала фокусника Ивра.
   - Почти то же самое, что хотел сказать и я, - пробормотал Некто.
   - Я же сказал, что процессы на сегодня закончены, в том числе и насчёт этого... Варкадара.
   - Думаю, вы поймёте, - подал голос Таскатырин, - что преступник должен быть наказан, чтобы честные граждане могли спать спокойно.
   - Вот это-то я прекрасно понимаю, - елейно, но с тихой подлецой пропел Некто. - Варкадар преступник, и я не смею утверждать обратного. Я пришёл поговорить о деле. Мы можем выкупить Варкадара?
   - Выкуп? - возмутился Главный Судья. - Вы должны знать, господа, что для тех, кто содержатся на третьем уровне, нет никакого шанса выйти на свободу!
   - Но мы можем заплатить! - взмолилась Ивра.
   - Заплатить? Варкадар опасный рецидивист, обманщик, взломщик, вор со стажем и просто негодяй! - перечислил распалившийся судья. Ивра и Некто покорно поддакивали, а на фразе "просто негодяй" закивали.
   - Но вдруг можно что-то сделать? - просит дочь художника. - Он нам очень дорог!
   - Да-да, он ей очень дорог, - сказал Некто.
   Главный Судья внимательно оглядел их и уже спокойно произнёс:
   - Выкуп возможен, если господин Таскатырин согласится на это. Всё-таки пострадавший он.
   Магистр помешал чай, симулируя мучительное размышление.
   - Варкадара выкупят только в том случае, когда все шесть предметов, которые он украл, будут возвращены мне к завтрашнему утру.
   - Пять, - спокойно, но с нажимом поправил судья.
   - Пять-пять! - Таскатырин невинно улыбнулся.
   - Но Нерро украл не...
   - Спасибо, господа, мы выполним ваше желание. - Некто подтолкнул возмущённую Ивру к выходу.
   - Список украденного вы получите у секретаря! - крикнул вослед Магистр.
  
   Под вечер Диптишь зашмыгал носом. Промозглая погода вкупе со слепыми сумерками и воистину творческим унынием - закономерный конец паршивого дня.
   Ивра и Некто понуро бредут по проспекту. До этого они несколько часов носились по магазинам и рынкам города, пытаясь найти хоть что-нибудь из списка вещей, "украденных" Нерро. Ничего.
   Ни световой пудры, ни часов желания, ни фишки с автографом - что уж тут говорить о золотой статуэтке балерины! Был только вариант с позолоченной - торговец расхваливал её на все лады, вовсю пользуясь тем фактом, что она "весит, как целиком золотая". Ивра и Некто всерьёз намеревались её купить - и надо же было тут пойти токсичному Диптишному дождю и смыть добрую половину позолоты прямо на глазах у покупателей...
   Ивра толкнула плечом подъездную дверь. Скинула мокрые сандалии, взяла их в руки и побрела вверх по лестнице, оставляя на пыльном ковре влажные следы. Некто по-собачьи отряхнулся.
   - Все напрасно, - вздохнула Ивра, поднимаясь на четвёртый этаж. - Что теперь будет с Нерро...
   Навстречу дочери художника беспечно выкатился Глаз. Заметил её, остановился и в панике завращал зрачком.
   - Некто! - завопила Ивра. - Это шпион Перечницы! Лови его! - Она распахнула руки и бросилась на противника.
   Глаз, уворачиваясь, скатился по ступенькам. Дочь художника неловко развернулась и плюхнулась на лестницу. Шпион метнулся вниз, но тут ему наперерез кинулся Некто. С широко открытыми злыми глазами, оскаленный, с когтями "наголо", с невесть откуда взявшимся веником в руках фокусник напал на соглядатая.
   Глаз замер в священном ужасе, целиком превратившись в один полный шока зрачок, по которому тут же прилетело веником. Оцепенение сброшено, тварь Перечницы сиганула через перила и была такова. Фокусник только и успел, что швырнуть следом потрёпанное "оружие".
   - Ушла, зараза! Ты в порядке, госпожа?
   Ивра потерла копчик.
   - Я вряд ли теперь когда-нибудь буду в порядке. Да что же это за день такой?!
   На чердак они поднялись совершенно разбитые. Некто пнул дверь и сразу же пополз к самовару. Дочь художника нацепила в прихожей босоножки на крючок.
   - А ты ещё кто такой? - раздался возмущённый вопль фокусника.
   - Чего орать-то? Я стучал, но никого не было, - сердитый и знакомый голос.
   Ивра бросилась в комнату. Взбешённый фокусник уселся ровно по центру мансарды и уставился на нежданного гостя. Им оказался тот самый цветной мальчишка в чёрном плаще...
   "Тот самый"? Она его уже встречала?
   Ах да, он же шары ночью какие-то выпускал. Какие-то... странные. Как же эти шары назывались... сейчас знакомо, а тогда - так необычно...
   Точно! Сны.
   - Что ты здесь делаешь? - спросила Ивра.
   - Ты его знаешь, госпожа?
   - Мы пару раз встречались...
   Мальчишка неприятно скривился.
   - Я здесь... чтобы... попросить прощение, - через силу сказал он.
   - Попросить прощение? За что?
   Незваный гость возвёл очи горе.
   - Говорил же я ему, что она всё равно не помнит!
   - Не помню что?
   Мальчишка вздохнул. Недовольно, с ударением на каждом слове сказал: "Той ночью, когда мы встретились во второй раз, я выпускал огни-сны. Мы поссорились, и я бросил в тебя огни с кошмарами, штуки три или четыре. Из-за этого тебе сегодня приснился кошмар, и завтра наверняка ещё приснится".
   - Кажется, я что-то припоминаю. - Ивра нахмурилась.
   - Так кто ты такой? - Некто воспользовался паузой и перебрался за стол. - Ты что, чародей?
   - Нет, я ученик Волшебника, - гордо сказал гость.
   - Какого-такого волшебника?
   - Тот самого, что создал этот и много других миров.
   - Ах, того Волшебника, - протянул Некто в стиле: "Ах, так меня повесят" - и смолк.
   Ивра залила воду в самовар.
   - Хорошо, что ты извинился, - сказала она гостю. - Но я не хочу, чтобы мне из-за тебя снился кошмар, да ещё такой, какой я сегодня видела... Ты можешь всё исправить?
   - Не дыши! - сказал цветной и поднёс к подбородку Ивры ладонь. На фоне серого стола она будто светится; в неё словно влились все краски с палитры отца: синие вены, белые ногти, красные пятна на костяшках...
   - Выдохни.
   Ученик Волшебника жменей собрал пальцы, поднёс к её губам и вытянул тонкую воздушную нить, на которой болтаются три алых огонька. Цветной смотал ожерелье с кошмарами и сунул в рукав.
   - Готово. Теперь если тебе и приснится что-то, виноват буду не я.
   Дочь художника разлила по чашкам чай и поставила в центр стола вазочку с пряниками. Некто вырвался из созерцательного состояния. Помотав головой, фокусник с любопытством посмотрел на Ученика Волшебника и спросил:
   - Ты выпустил той ночью сны? Значит, до этого момента снов в нашем мире не было?
   - Так и есть. - Цветной взял пряник, осмотрел его не столько с гастрономическим, сколько с научным интересом. Пару раз макнул в чай, побил о край столешницы и брезгливо отодвинул.
   - А раньше ты рыб выпустил, да? - Ивра покачала головой.
   - Разве наш мир уже не создан до конца? - спросил Некто. - Незаконченный мир не может работать. Какой смысл достраивать дом, в котором уже живут?
   - Этот мир действительно существует, но он был... скажем так - ключ дали жильцам до того, как в их доме появились потолки и окна. Этот мир недоделан, но я занимаюсь им последнюю неделю, так что сейчас он почти готов, - гордо сказал Ученик. - Я выпустил кошек и разбросал семена растений, наполнил водой сухие русла рек и завёл часы. Рыбы - это ещё пустяк.
   - Волшебник поручил тебе достроить наш мир? - спросил фокусник.
   Ученик расхохотался.
   - Да он не помнит о том, что подобный мир существует! - с непонятной яростью сказал цветной. - У Мастера таких тысячи! И все - все! - недоделаны! Понимаете, он гений. Он такие миры создаёт, что иногда я бы всё отдал, чтобы в подобном родиться, но стоит ему только выполнить идею, ради которой какой-то мир создавался - и он теряет к нему интерес. Ему главное, что там-то люди живут в городах под водой, а то, что океан без растительности и в городах нет ничего кроме пустых зданий его не волнует. Я узнаю, где находятся такие миры и прихожу их достраивать. Только это, кажется, бессмысленно. Достраивать миры очень тонкая и кропотливая работа - я запускаю один, а Мастер создаёт пять. Я просто не могу за ним угнаться! Так что вам повезло, что мой выбор пал на ваш мир. Можете меня благодарить.
   Тишина. Ивра с Некто растерянно переглянулись.
   - Спасибо, - тихо сказала дочь художника, не совсем уверенная, за что благодарит. Ученик Волшебника с достоинством кивнул.
   - Кажется, ты не очень-то доволен своим Мастер, - заметил фокусник.
   - Возможно, - признал цветной. - Он слишком растерянный, но он очень добрый. А с таким добрым растеряхой обязательно должен быть человек, подобный мне - сначала чтобы спасать миры от его сумасбродных идей и вовремя отодвигать подальше горячий чайник, а потом чтобы загореться идеей об идеальном равенстве, строить либеральные миры, разочароваться, уничтожить либерализм и придумать авторитаризм, потом отравить всех диктаторов и стать единоличным правителем... Потом предать, а, может, и убить Мастера, объявить себя Корнем Зла... Но я ещё над этим думаю! - поспешно заявил будущий Корень Зла.
   - Ты хочешь сделать всё это? - испугалась Ивра.
   - Обычно так и происходит, - хором сказали Некто и Ученик Волшебника. А последний ещё и добавил: - Выбор у меня невелик.
   Дочь художника помотала головой. Абсурд.
   - У вас унылый вид, - заметил цветной.
   - Наш спутник попал в тюрьму, нам надо выкупить его до завтра, но это невозможно, - сказал Некто. - С нас требуют вернуть вещи, которых никогда не существовало. Да и ещё достать одну штуковину, которую наш дурак бросил в магический цилиндр. Когда эту хреновину оттуда достанут, я в гробу перевернусь, ей-богу.
   - Магический цилиндр? - заинтересовался Ученик Волшебника.
   Некто достал из буфета вышеупомянутую вещь. Цветной повертел его, бормоча что-то про косинусы и искривление стрелы времени. Он засунул руку в цилиндр и достал катушку с серебристой нитью.
   - Ни черта не понимаю, - признался Ученик.
   - Ага. Хочешь одно, а достаёшь другое, - буркнул фокусник. - Как-то он себя не по-волшебному ведёт.
   - Почему же это? - спросила Ивра. - Он волшебный!
   - Госпожа, волшебное только то, что выполняет твои желания. А то, что тебя обманывает, называется реальностью. Нормальный волшебный цилиндр должен давать то, что ты хочешь.
   - Но я достал то, что хотел. - Цветной подбросил катушку. - Это нить разума, которая связывает в одну цепь миры. - Ученик спрятал её в карман. Некто уставился на цилиндр. Кажется, у него дёргается бровь... - Я только не понимаю, что это за цилиндр. Никогда подобного не встречал.
   - А если ты смог достать нить, сможешь достать кристалл, который бросил туда наш друг? Это кристалл с любовью.
   Цветной без труда выполнил просьбу. Некто и Ивра приободрились.
   - А золотую статуэтку балерины слабо? - поинтересовался фокусник.
   К кристаллу добавилась статуэтка.
   - А фишку с автографом усопшего князя?
   - Какого?
   - Кажется, Убагага. А, может, Убагого.
   Появилась и фишка. С одной стороны - "дорогому поклоннику от Убагага", с другой - "верному поклоннику от Убагого".
   - Световая пудра! - воскликнула Ивра.
   - Какая-какая пудра? - переспросил Ученик Волшебника.
   - Наверное, та, которая светится.
   Подоспела пудра.
   - И последнее, - торжественно объявил Некто: - Часы желания!
   - А у вас губа не дура, - сказал цветной, доставая часы. - Показывают то время, какое хочет увидеть хозяин... Думаю хватит, я сполна отработал один кошмар.
   Фокусник осмотрел предметы и вздохнул:
   - Когда фокусник достаёт из цилиндра кролика, то вся загвоздка в цилиндре. А когда маг достаёт из цилиндра кролика, то вся загвоздка в маге. Ты настоящий волшебник.
   - Может быть, - скептически сказал гость. - Но до Мастер мне очень далеко. Он всё-таки гений. Зато я не плачу за гениальность, ведь Мастер слишком рассеянный... Помню, однажды он уронил на один мир горячий утюг...
   - Утюг?.. О небо! Я определённо не хочу услышать эту историю, - произнёс Некто.
   - Да ничего страшного. Просто посреди города появилась большая...
   - Я же сказал, что нам совсем не интересно, какие ужасы несёт в себе утюг! И вообще - будешь пряник?
   - Пожалуй, я пообедаю дома, - пробормотал Ученик Волшебника. - До свидания, господа. Мы вряд ли ещё раз встретимся.
   Цветной стукнул каблуком и рассыпался синими огоньками.
   - Нам крупно повезло, - вздохнул Некто. Он рассеянно пытается разгрызть пряник. - Все предметы у нас есть, деньги на залог есть, так что если наш приятель опять не проворуется и раньше времени не склеит ласты, всё сложится удачно.
   Ивра широко зевнула.
   - Давай спать, Некто, я так устала...
   Фокусник согласно буркнул и бросил пряник в окно. С улицы донёсся звон, как будто о мостовую разбилось что-то стеклянное.
   - Некто, - тихо сказала Ивра, - этот мальчик сказал, что наш мир недоделан... Знаешь, мне всегда казалось, что я живу в мире, в котором чего-то не хватает.
   - Госпожа, всегда чего-то не хватает.
  

Седьмая глава

   - Это точно фишка с автографом князя? - с подозрением спросил Таскатырин.
   - Это вам виднее, - ответил Некто. - Если очень хочется, можно попробовать спросить у князя, но спиритический сеанс оплачиваете вы.
   - Та фишка была другой, - мрачно сказал магистр.
   Судья равнодушно смотрит в окно и, кажется, вообще не интересуется спором. Ивра покорно сидит в сторонке, до самого носа укутавшись в шаль и натянув на глаза серенькую шляпку с коротенькими полями - очередное изобретение Некто, но на этот раз вполне привлекательное.
   - Что ж, если вы не удовлетворены, - мягко сказал фокусник и загреб костлявыми руками выложенное на столе добро. - То мы всё забираем.
   Таскатырин заскрипел зубами. Резкими движениями вытащил из правого глаза красную линзу и вновь уставился на фишку.
   - Я вам говорю - это не та фишка. Её можете забрать, а вот остальное останется у меня. До свидания.
   - Значит, Варкадара не отпустят? - полюбопытствовал Некто.
   - Я же сказал, что это будет возможно только в том случае, когда ко мне вернётся всё украденное.
   Фокусник широко усмехнулся.
   - Господин, раз вы отрицаете, то мне придётся забрать с собой все вещи. - Некто смахнул "краденное" в мешок.
   - А я говорю, что остальные предметы по закону принадлежат мне! - Таскатырин ухватился за мешок с одной стороны и потянул на себя. Фокусник глухо зарычал. Над хозяином казино тихонько стала материализоваться пока ещё дымчатая наковальня.
   - Господин судья, остановите это безобразие! - взвыл магистр.
   - Хорошо, - миролюбиво согласился жёлтый человек. - Отпустите мешок, господин Таскатырин. Если вас не устраивает то, что они принесли, пусть они забирают это с собой.
   Магистр через силу улыбнулся, любовно похлопал по лапе Некто (наковальня при этом стала густеть) и заявил:
   - Ну что вы, господин судья, я удовлетворён. Я признаю эти предметы своими. Я с радостью сообщаю, что господин Варкадар искупил передо мной свою вину.
   Таскатырин вырвал мешок и прижал к круглому пузу.
   - Что ж, я рад, что мы это решили. - Судья широко улыбнулся. - Можете выкупать своего друга. Но учтите, если это повторится ещё раз, ни о каком выкупе и речи не пойдёт. Сразу на виселицу.
   Слова благодарности застряли у Ивры в горле. Выходя из кабинета, она с сожалением посмотрела, как развеивается наковальня.
  
   - Мы вернулись к началу, - сказал Некто, - у нас нет ни гроша.
   - Но ведь вы узнали, что Изображение здесь, а информация всегда бесценна, - весело сказал мошенник. За десять минут он настрелял на причале две папиросы, пять сигарет и одну самокрутку, и теперь никак не может вспомнить, у какой из них ментоловый вкус.
   - Если уж ты сдурил, так не бойся это признать, - мрачно сказал фокусник. - И на кой тебе сдался этот кристалл? Ты хоть знаешь, что есть вещи, которые нельзя вернуть?
   Нерро отмахнулся.
   С моря долетает ледяной ветер, грязный, провонявший рыбой и крысами. Ивру то охватывает озноб, то из груди выползает мерзкое гнилое тепло - от него мутит, от него воняет ядовитой плесенью, такой же, как на третьем этаже тюрьмы, такой же, какую сейчас ещё выдыхает из себя, вместе с дымом, Нерро.
   Мошенник бросил сигарету в свившуюся коброй якорную цепь и достал из-за пазухи отсыревшую газету. Прочитал:
   - "Сегодня в шесть часов вечера состоится званный обед у князя Адюлтер. Среди приглашённых...." Тра-та-та, тра-та-та... Ого, не думал, что он ещё жив... так-так... Вот: "Властительница мод и духов - госпожа Перечница, и несравненная королева изысканности и красок - госпожа Налья. Вечер проводится в честь..." - ну да хрен с ним. Я уже говорил, госпожа, есть возможность проскользнуть туда, и даже одежда у нас есть, хоть и не солидная. Но подумай, что ты сможешь сделать? Здесь ни я, ни Некто помочь тебе не сможем.
   Ивра думала. С того самого момента, как Нерро взял газету с лавки в парке. Думала всё то время, что они сновали по причалу, выискивая очередного знакомого мошенника. Всё то время, что Нерро и Некто уговаривали знакомого провести их на званый вечер. Всё то время, что Нерро курил чужие сигары, а Некто по собачьи вылизывал где-то порезанную лапу.
   - Я пойду, - сказала Ивра. - Я должна вернуть Изображение. - Дочь художника спрыгнула с лавки. - Вы сказали, что ничем не можете мне помочь... Попытайтесь, ладно? Жалко звучит... Вы должны хотя бы попытаться... Зачем вы пошли со мной?
   Нерро с ухмылкой достал очередную сигарету и покосился на фокусника.
   - Госпожа, - сказал Некто, - ты очень умна, наверное, в твоём мире на этот вопрос уже есть ответ.
   - Сначала я думала, что Нерро идёт ради кареты, а Некто - ради моей истории, но... Ведь вам плевать на карету и историю, да? Это такая мелочь, это так неважно... Зачем вы идёте со мной?
   - Госпожа, разве мы похожи на людей, которые преследуют какие-то свои цели?
   - Похоже, что у вас вообще нет никакой цели. Ни у одного из вас, - тихо сказала Ивра.
   Нерро и Некто переглянулись. Грянул хохот на весь причал. Смех мошенника вскоре перешёл в кашель. Фокусник произнёс:
   - Что я говорил - вы адски умны, госпожа. Если у человека нет цели, если ему некуда идти, если он ничего не хочет... Разве он сможет ответить на вопрос, который начинается со слов "зачем" и "почему"?
   Ивра промолчала. Она вновь уселась на лавку, слушая выразительную ругань Нерро, уронившего самую дорогую папиросу в рыбьи потроха.
   "Странно. Кажется, вот так вот вместе, вот так вот искренне - они оба смеялись в первый раз...".
  
   Свой дворец, или замок, или бастион - но, скорее, разграбленный варварами и неуклюже перестроенный их потомками древний собор, - князь Адюлтер любовно называет "дачей", несмотря на то, что дом стоит в центре города на самой оживлённой и цветной улице. Это говорит либо о непомерном тщеславии князя, либо о скудном знании родного языка.
   Адюлтер живёт невообразимо роскошно. В роскоши купается его тело - окунается в ванны с шампанским, в шелка, возлежит на девяти ярусных матрацах, сквозь которые и пластину с шипами не почувствуешь, какая уж там горошина... В роскоши купается его душа - наслаждается аукционами картин, статуй, поэтов вместе со стадом потасканных муз. Осоловевший от культурной пищи, он путает хрен с морковкой, но слывет самым отпетым коллекционером произведений искусства во всём мире.
   Говорят, что князь без ума от замужних дев. Это верно, но ещё вернее то, что на самом деле он без ума от их мужей. Одно дело красивая женщина, другое - жена дворянина, министра, учёного, маркиза или даже короля. Ни один новоявленный светский котёнок не может быть принят в стаю львов, пока его жена не испробует плоды любви с Адюлтером. Вряд ли найдётся ещё какое-нибудь место, где измена жены так бы одобрялась мужем, как в высшем обществе Диптиша.
   Сам Адюлтер своего увлечения тоже не стесняется. После каждого акта соблазнения он покупает трофей - рогатые головы козлов, баранов, быков и иже с ними, и даёт им имена "обманутых" мужей. Все головы он собирает на своей "даче" в гигантской комнате, прозванной им "охотничьей", по которой в званые вечера водят экскурсии. Звезда коллекции - лось с витыми, просто невероятными рогами потрясающей длины. Голова лося называется "Падишах Колешах". По последним данным, у бедолаги сорок семь жён.
   В этот вечер князь устраивает очередной бал в честь своего шестнадцатого развода. Две недели до этого вся почта Диптиша работала только на Адюлтера, рассылая по городам и весям пригласительные открытки. Для того, чтобы раскрасить их в голубой цвет, пришлось заказать из Кестеня танкер с краской.
   Ивре пришлось достать чёрную баночку. На бал пускают только тех, кто удосужился раскрасить своё серое естество. До самого вечера в тазиках плескалась одежда дочери художника и Нерро. Некто, что-то несдержанно рыча, красил позвонки. Когда они предстали перед "дачей" князя Адюлтера, Ивра порадовалась, что не может видеть себя со стороны. Все в чёрном, угрюмые, напряжённые - какое же удручающее впечатление они производят... Тем не менее ворота собора распахнулись, и в глаза ударила пёстрота, достойная семи фонтанов Кестеня.
   Какие длинные столы, фантастические запахи, громкий паркет... какой оркестр, окна, вино, азарт, наряды; какие страсти, руки, обман, счета, канделябры; какие девушки, сладкоречие; какие же они все...
   - Я не хочу оставаться здесь надолго, - сказала Ивра. - Мне дурно, с самого утра дурно. А здесь ещё так душно и шумно. И краска эта... вся одежда задубела. Помогите мне её найти, пожалуйста.
   Некто и Нерро кивнули. Они условились встретиться через полчаса и разбрелись по разным углам огромного зала.
   Изнутри "дача" Адюлтера больше походит на собор. На внутренней стороне купола ещё можно разглядеть остатки фресок с незнакомыми ликами - у них подняты руки, широко распахнуты глаза, сжаты губы. Давно истлели те люди, которые могли прочитать и понять скрытое величие, под сводом которого теперь танцевало, лилось, соблазнялось, гудело и нескромно обнажало женскую ножку.
   Изображение оказалось легко найти. Она не могла затеряться даже в этом красочном блеске бала. Ведь её краски не фальшивка - они вся её суть. Её жизнь.
   Как она сидит на голубой софе - бокал в руке, нога на ногу, та же усмешка из-под края шляпы. Одёсную неё Перечница, ошуюю - взвод молодых красавиц, перед ней - три пожилых господина в креслах, позади - шестеро молодых кавалеров. Кажется, все говорят разом, она одна молчит. И улыбается.
   За одну эту улыбку надо судить, как за преступление против человечности.
   Ивра прислонилась к потрескавшейся колонне и стала смотреть. На то, как иногда двигаются губы - она что-то говорит, мало, но ёмко, это наверняка так, хоть дочери художника и не слышно слов. Смотреть на её наряд - чёрный с серебряным. На её движения - грациозные, изящные. Ивра подумала, что её отец действительно гениальный художник. Только он мог её написать. Её, всю из красок, всю из боли, всю из памяти. Такую фантастическую, непохожую на оригинал даже внешне. О чём думал её отец? Какую Налью он любил: настоящую, мать Ивры, или эту, из его мира, ожившую мечту-проклятье?
   Ивра пошла вперёд, с трудом преодолевая дурноту.
   - ...Право же, - говорит Перечница, - стоит ли такой молодой женщине убиваться по мужу? Вы должны жить и забыть прошлое. Вдовье счастье коротко. Цените данную вам небесами свободу.
   Один старик затряс головой.
   - Да-да, милейшая госпожа Перечница абсолютно права! Вы, госпожа Налья, должны быть свободны, потому что вы особая женщина. И вина в том, что вы теперь одиноки, на вашем муже, а не вас самих. Вы должны жить! И жить свободно!
   - Жить свободно? - переспросила Изображение. - А разве бесконечный траур - не свобода? Женщина, которая когда-то кому-то принадлежала, но теперь имеет полное право не принадлежать никому. Хранить верность мёртвому, на самом деле оставаясь верной только самой себе. Траур легко сбросить в любой момент. Гораздо легче, чем неудобное знакомство, брак, семью, своё состояние, всю эту человеческую паутину.
   Она щёлкнула веером и запрокинула голову.
   - О, господа! Вы и не представляете, насколько я свободна! Ничто не держит меня на одном месте, ничто не нужно мне так сильно, что я могу без этого погибнуть, никакие люди и никакие вещи не привязали меня к себе. У меня не было родителей, у меня не было детства и юности, я не давала никому клятв и не просила ни у кого помощи. Никто в целом мире, ни один человек не может жить полностью - жить так, как живу я, каждое мгновение, каждую минуту.
   Ивра спрятала лицо в руках. Что ей теперь говорить? "Здравствуйте, вы меня помните?". Или, может быть: "Здравствуй, я твоя дочь". Нет! Бестолочь! Это не её мать! Может быть: "Ты должна вернуться на место, ты всего лишь изображение!". Или: "Мой отец умирает из-за тебя!". Хороший вариант говорить подобное, когда эта женщина его уже похоронила.
   Что-то кольнуло, закрутило. Ивра подняла голову и встретилась со взглядом Изображения. Та узнала её.
   Женщина-портрет поднялась с софы:
   - Простите, мне надо проветриться. - Она едва заметно поклонилась собеседникам. Кто-то из поклонников осмелился предложить свою компанию. - Я хочу побыть одна.
   Она медленно двинулась к огромным дверям, отделявшим зал от жилых помещений. Дочь художника, опустив голову, послушно идёт следом.
   Изображение ведёт её через ряды комнат - сначала людных, кипящих жизнью, потом пустых, но обжитых и, наконец, тёмных, забытых, с мебелью в чехлах, клубами пыли, с запахом тлёна. Бальный гром затихал, пока вовсе не смолк, а она всё шла. Свернула на пустую веранду с гнилым ковром листьев. Ветер приносит запах затерянного в запущенном парке пруда - запах стоячей воды, затянутой тиной и заросшей камышами...
   Так тихо, будто здесь некогда умер кто-то из тех, с фресок на куполе собора, и теперь всё и вся продолжало тянуть минуту молчания, превратив её в тысячелетие.
   Изображение присела на перила в кольце лунного света. Она сняла шляпу, рассыпала по плечам густые смольные волосы. И улыбнулась. Теперь Ивра видела эту улыбку полностью, ничто не прикрывало ни её насмешливость, ни её самоуверенность, ни её открытый вызов, ни её очарование.
   - Ты хочешь сказать мне что-то, дитя?
   Ивра попыталась ответить и чуть не задохнулась от спазма в горле. Облизала пересохшие губы и медленно произнесла:
   - Меня зовут Ивра. Я дочь того художника, который тебя создал. Я пришла сюда, чтобы вернуть тебя обратно, чтобы ты опять стала портретом. Если ты этого не сделаешь, мой отец умрёт.
   Вот и всё. Кто бы мог подумать, что на самом деле ей надо было сказать так мало.
   - Я отказываюсь, дитя. Что ты теперь сделаешь? - спросила она с любопытством.
   - Ты не можешь отказаться. Он создал тебя. Ты обязана ему всем. Если бы не он, тебя бы никогда не было. Портрет не должен оживать. Таких, как ты, не может существовать. Ты должна вернуться и встать в углу, пока пыль не покроет холст, пока отец не перестанет вспоминать мою мать, пока я не накрою тебя простынёй и не спрячу среди других его неудавшихся картин. Ты немедленно должна вернуться.
   "Сейчас она засмеётся", - с каменным спокойствием подумала Ивра. Так и случилось.
   - Я ему обязана? Что же это значит - получается, я ему принадлежу?
   - Конечно. Ведь он создал тебя. Ты его творение.
   - И что же это? Получается, творец имеет право на своё творение?
   Лицо женщины изменилось. Такое лицо становилось у матери, когда отец говорил ей что-то из того, что заставило её бросить семью и уехать в другой город. Уголки глаз сверкают, губы то улыбаются, то сжимаются в тонкую леску чистой ярости. Изображение вложила какой-то потаённый смысл в свои слова, сказала о чём-то важном - но Ивра не может поймать этого. Разве на подобный вопрос существует другой ответ?
   - Да, творец имеет полное право на своё творение. - Ивра распалилась. - Потому что он писал тебя день и ночь, он забывал спать, он забывал есть, он забыл про меня. Когда я одёргивала его от тебя, он даже имя моё не сразу вспоминал. Он отдал тебе все силы... И когда ты ушла, у него не осталось абсолютно ничего. Он стал умирать. Только моё обещание вернуть тебя обратно дало ему желание прожить ещё хотя бы чуть-чуть. Он дал тебе так много, что у тебя нет теперь никакого выбора. Ты должна вернуться.
   Изображение захлопала в ладоши.
   - Глупое дитя! - любовно сказала она. - Нет никакого права. Скажи мне, дети должны вечно слушаться родителей и быть их собственностью в благодарность за то, что те дали им жизнь? Ведь это он создал меня такой: цветной, гордой, сильной, красивой, безумной, талантливой - и свободной! - Ивра отходит всё дальше и дальше от веранды, вглубь тёмной комнаты. Рядом с Изображением дурнота невыносима. - Он хотел, чтобы я была свободная, и я стала такой. Видишь, я тоже отдала ему многое: я отдала ему право выбирать, какой должна быть. Создавая, творец страдает, но то, что создаётся, страдает ещё больше. Я ничем не обязана моему творцу, как и он мне ничем не обязан. Пусть он умирает, раз хочет умирать. Я же буду жить, потому что хочу этого.
   За свою жизнь Ивра встретила много настоящих людей и немало теней-мимикрий, но никто из них не хотел жить так, как хотела жить эта созданная её отцом женщина. Никто не мог так жестикулировать, вздыхать так яростно и быть одновременно мраморно спокойной. Как будто по её венам бежала не кровь, а ледяная краска - жёлтая ли, синяя ли, чёрная ли, но вернее ярко-красная.
   Дочь художника в последний раз взглянула на женщину, стоявшую посреди веранды, отвернулась и сбежала.
  
   - Ты точно ничего не стащил? - требовательно, но с подозрительной надеждой спросил Некто.
   - Точно, - непоколебимо ответил Нерро. - Вне всяких сомнений.
   - Вот скотина, - досадливо пробубнил фокусник. - Когда надо, и пальцем своим вороватым не шевельнёт!
   Ивра завозилась. Плечо мошенника костлявое и неровное, как будто ему некогда ломали ключицу, и она неправильно срослась. Ей лень оторваться от тёплого фрака и посмотреть вокруг.
   Нерро несёт её долго - должно быть, они прошли несколько кварталов. Дребезжание карет и гомон праздно шатающихся барышень и кавалеров сменился сонным бряканьем трамвайных колокольчиков и шелестом молчаливых теней. Вот так вот, уткнув лицо в чужое плечо, сидя у кого-то на руках, чувствуя, как под тобой со скоростью солдатского шага скользит брусчатка, можно представить, что ты в Кестене, а не в Диптише. Или, может даже, в Вердинаше или Дилаохе. Все серые города вечерами звучат одинаково - шатаются парочки, едут трамвайчики, суетятся тени по своим несуществующим делам. Может, они и днём не различаются.
   Если однажды ты слишком много выпьешь, или тебя ударят по голове, или ты забудешься в безумии - в общем, если ты однажды потеряешь память, как ты отличишь один город от другого? Если и там и там прохожие говорят на одном языке, один причал, улицы с одинаковыми названиями, серые тени, памятник на центральной площади - и тот копия такого же, из другого города. Или потерявшим память всё равно, как называть город, а больше их волнует то, как называть самих себя? Да и тут какая разница, когда и в суете дня и в покое ночи - все люди звучат одинаково... Одно серое лицо, одни серые глаза, и нос - такой же, как у всего рода до стомиллионного колена.
   - Госпожа, тебе лучше? - полюбопытствовал Нерро. - А то курить буду.
   - Не надо при ребёнке курить. Ты гадость куришь, а сам до сих пор от гнили не отхаркаешься, - заметил Некто.
   - Это что, забота?
   - Нет, надежда, что сработает принцип "вредных советов" и ты сделаешь наоборот. Обещаю, напишу на твоей могиле, что тебя убил не никотин, а наша законодательная машина.
   О чём они, как всегда, говорят? Зачем эти разговоры? Или Некто и Нерро вкладывают в слова какой-то потаённый смысл - как Изображение в свой дурацкий вопрос?.. Или это обычное поведение людей, раз и навсегда выпавших из течения жизни?
   Да, они неудачники, но ведь неудачник Нерро и неудачник Некто гораздо умнее, сильнее, находчивее и, даже, могущественнее всех успешных людей, известных Ивре. Проиграв самые главные партии в жизни, они продолжают жить из интереса, не давая миру ничего из того, что ему действительно необходимо. Они отбирают у мира, они питаются миром, они на нём паразитируют и умеют делать это так, что даже обманутый ими мир всё прощает - как непутёвым, пропащим, но всё равно любимейшим из бесчисленного выводка детям. Они выигрывают все мелкие игры, все крошечные планы и миниатюрные установки. Они гениальны и...
   ...и всё равно неудачники.
   Ивра всхлипнула.
   - Над моим плечом сгустилась грозовая туча, - сказал Нерро.
   - Ду-... дурак... - Всхлип. - Нерро... дурак... и Некто... дурак... и отец... тоже дурак... Все вы... кретины... Зато Изображение не дура. Она просто... сте-... стерва...
   Смешок Некто.
   - Госпожа, ей-ей закурю, - заныл мошенник.
   - Да кури, чтоб тебя... - Всхлип. - Но только не папиросы... они во-... вонючие...
   А рядом уже шебуршит море. Волна, шурша, облизывает борта кораблей, шикая, скатывается по каменным стенам причала, и шмякает, когда выпрыгивает рыба с искристой чешуей. Завтра уходит корабль в Кестень.
   Ивра наблюдала за огоньком сигареты, когда вверху, прямо возле блина луны, вспыхнул такой же огонёк. Он повис, как пришпиленная кнопка, гордым, холодным и далёким видом показывая, что останется здесь навсегда, а то и подольше. Потом ещё огонёк - уже над самым морем, на горизонте. А после ещё - возле собора. А после...
   - И как это понимать? - вопросил Некто небо.
   - Может, луна рассыпается? - предположил Нерро.
   Уставились на луну. Но та, как висела авангардной картиной все серые столетья этого мира, так и продолжала висеть, с тихим презрением смотря на неуверенных в её непоколебимости.
   - Я не знаю, что это, - сказала Ивра, - но я знаю, кто в этом виноват. И, кажется, их запускают оттуда. - Она указала на пустынное здание порта. Из-за него выпорхнул ещё огонёк и повис в центре небосвода.
   Нерро вновь взял дочь художника на руки и они неспешно обогнули дом. За ним площадка, замусоренная пустыми коробками, канатами и якорными цепями. В её расчищенном центре стоит серебряная пушка, дуло которой беспокойно вертится из стороны в сторону, выплёвывает очереди холодных огоньков.
   Ученик Волшебника стоит на коленях в груде развёрнутых свитков: на одних из изображен сумбурный ряд чисел и схем, на других - примитивные, как будто детской рукой нарисованные картинки с кошкой, утятами, кораблём... Возле мальчишки лежит крошечный шарик белого огня, похожий на те, что то тут, то там вспыхивают на небосводе.
   - Если не соблюдать азимуты и не учитывать скорость вращения планеты, - сказал цветной, - то получится чёрт знает что. - Он поднял глаза на небо. - А предпосылки к этому уже имеются... Мастер, вы не туда запустили сорок седьмую!
   - Как не туда?
   Нет никаких сомнений, что именно так должен выглядеть Волшебник. Балахон с вкривь и вкось нашитыми узорами, аляповатые туфли с загнутыми вверх носками. Колпака вот только нет, но его нет не потому, что он не предусматривается, а потому, что был в двадцать пятый раз потерян или, быть может, случайно сожжён да нечаянно утоплен. Морщинистое лицо, острый нос, седые волосы и, конечно же, белая-белая борода.
   Волшебник озабоченно смотрит на небо, одной рукой наставляет на огоньки циркуль, другой держит засохшую булку. Пушку он вертит ногой, постоянно путает право и лево, иногда забывает, что такое азимут, не совсем уверен, где двенадцать часов, а где два, и откровенно считает всю эту математику ненужной блажью, но не хочет обижать любимого ученика.
   - По-моему, эта звезда удачно вписывается в общую картину, - сказал Волшебник. - Теперь это действительно похоже на созвездие Пегаса!
   - Я очень рад за вас, Мастер, даже если сначала предполагалось, что это будет созвездие Девы.
   Мальчишка поднял с земли какой-то невероятный предмет и навёл его на небо.
   - Кто это такие? - спросил Нерро у Ивры.
   - Некто тебе расскажет, а сейчас поставь меня на землю.
   Дочь художника подошла к цветному.
   - Что это у тебя в руках? - спросила она.
   - Астролябий, - пробормотал мальчишка, моргнул и посмотрел на собеседницу: - А, это ты, серая, ты что-то опять ищешь?
   - Я уже нашла, только толку от этого... Чем это вы занимаетесь?
   - Звезды запускаем.
   - Это очень важно для нашего мира?
   - Конечно. Мир без звёзд непоэтичен, - равнодушно сказал цветной. Глянул на небо, посмотрел на Волшебника, покосился на свитки, в сердцах плюнул, и снова обратил внимание на Ивру.
   - А тебе не нравится?
   - Что?
   - Звезды.
   - Ну... они... красивые очень... серые... далёкие... и их много... А зачем они нужны?
   - Я же сказал, что без них непоэтично. - Ученик Волшебника поднял с земли огонёк и сунул в руки Ивры. - Вот, на, только она кривая. Заводской брак. Далеко не улетит, взорвётся сверхновой, тогда одна головная боль будет останки мира разгребать...
   Ивра осторожно взяла шарик света. Холодный, как кубик льда, и мягкий, как мордочка котёнка. Так рисуют души, покидающие мёртвые тела. Дочь художника коснулась пальцем сердцевины светоча - её капризно кольнуло холодком, на ногте осталась изморозь.
   Справа чихнула пушка - очередная звезда врезалась в уже повисшую на небосводе сестру. Взрыв; по чёрной ткани разметало серую пыль. Так она и застыла, похожая на сигаретное облако.
   - О туманностях мы тоже не уславливались... - досадливо пробормотал мальчишка.
   - Это - Волшебник?
   - Он самый. Тот, который создал твой мир, - сказал цветной. - Можешь с ним поговорить, если хочешь.
   - Я... не думаю... что мне есть, что ему сказать.
   - Разве? Может, есть, что попросить? Ведь твой мир недоделан. Попроси, чтобы он добавил ещё что-нибудь.
   - Как я могу попросить сделать что-то, если я даже представить себе не могу, чего ещё в этом мире не хватает?
   Мальчишка пожал плечами.
   - А как насчёт цветов?
   - Цветов?.. Ах, да, ты же цветной... Значит, это нормально - быть цветным? Мне надо попросить, чтобы он раскрасил людей?
   - Не только людей. Всё. Ты ведь за картиной бегаешь, верно? Твой отец удивительной силы человек, раз смог смешать живые краски. Но, знаешь, в других мирах портреты не сходят с холстов и не уезжают в другие города. Всё потому, что мир твой сер, и тени здесь потому живут. Если в твоём мире человек не захочет жить - он перестанет быть человеком. Станет призраком, монстром, тварью - тенью - да чем угодно, но человеческий облик потеряет. Если в твоём мире какая-то тварь, предмет, чья-то фантазия захотят стать человеком - это не будет для них проблемой. Они станут людьми. Как стала человеком та, за которой ты гонишься. Если раскрасить этот мир...
   - ...то ты возьмёшь на себя огромную ответственность, госпожа. Потому что многое навсегда исчезнет, - закончил знакомый голос.
   На площади нарисовалась невесть откуда взявшаяся чёрная карета. Возле неё играется тростью человек.
   - Кнарт! - рявкнул цветной.
   - Ты его знаешь? - удивилась Ивра.
   - Раньше именно он, а не я, был Учеником Волшебника, - мальчишка недовольно скривился. - Но так и не смог даже приблизиться к силе Мастера, потому ушёл в этот мир... И жил в нём так долго, что сам стал серым.
   - От сумы да от тюрьмы не зарекайся, мой юный друг. - Кнарт с улыбкой поклонился. - Здравствуйте, Учитель.
   Ивра обернулась и едва не ткнулась носом в седую бороду. Волшебник бросился обнимать колдуна.
   - Мы так давно не виделись! Ты почему меня совсем не навещаешь? Как жизнь? Дела? А как твоя жена, кстати?
   - Моя жена даже лучше, чем при жизни, Учитель. Вот дела мои не очень. Не хватает мне таланта.
   Волшебник с поучительным видом повернулся к мальчишке:
   - Видишь, что случается с плохими учениками?
   - Они женятся на мертвецах?
   - Ну... и это тоже...
   Подтянулись Некто и Нерро. Стоило им только выйти в кольцо света, как из кареты вынырнула бледная от едва сдерживаемого гнева Перечница.
   - Отдай мне цилиндр! Немедленно! - бросилась она на Некто. Фокусник ухватился лапой за головной убор и зашипел.
   - Ну-ну, госпожа, - ласково сказал Кнарт. - Мы же договорились, никакой грубости.
   - Какая, к чёрту, грубость! Эта вещь принадлежит мне! И всегда принадлежала!
   - Что упало, то пропало, госпожа, - пропел мошенник.
   - По правде говоря, эта вещь действительно принадлежит госпоже Перечнице, - с неприятной улыбкой возразил Кнарт. - Она некогда заложила её мне, а я имел несчастье потерять. Думаю, вы несомненно захотите вернуть её законной владелице, как только услышите историю цилиндра.
   - Было бы интересно, - в один голос сказали Некто и Ученик Волшебника.
   - Всё сложнее, чем вы думаете.
   Был один молодой господин, приятный и талантливый, звали его Помяни. Учился он на адвоката, прилежно читал книги и литературные журналы, одевался аккуратно, был поразительно вежлив. Отличала его любовь к цилиндрам - он их даже коллекционировал и каждую неделю надевал новый. Ещё была у него тайна - очень любил мечтать. Никто из знакомых не поверил, если бы узнал, какие таинственные страны, удивительные приключения и прекрасные женщины жили в этой "спартанской" голове.
   У Помяни была проблема в лице его опекуна, картежника и пьяницы. Несмотря на уговоры и просьбы, опекун не хотел бросать пагубных привычек, разорявших семью и порочивших общее для них имя.
   И вот, однажды влюбилась в Помяни одна немолодая уже, но энергичная особа по имени Перечница. Пыталась она его обворожить и даже приворожить, да вот только не того заплыва рыбка ей попалась. Тогда известная нам особа решила поменять тактику и напасть на другого.
   Перечница сказала опекуну, что знает самого удивительного картежника во всём мире, и что игра с ним - дело чести для любого профессионала азартных игр. Когда пришло время назначенной встречи, оказалось, что противником опекуна в карточной игре был сам чёрт. Вот уж действительно самый удивительный картёжник во всём мире. Проигрался опекун на такую сумму, какую даже фараоны произнести бы побоялись. Чёрт предложил отработать, но тогда придётся ему три сотни лет и двадцать четыре дня в самом пекле лить масло на раскалённые сковородки, где мучаются грешники. Можно как раз и себе местечко на будущее присмотреть. Опекун перетрухнул. Тогда чёрт предложил ещё вариант - женить Помяни на хитрой леди. Вот так наш молодой господин стал заложником брака. Весёлая была свадебка.
   Новобрачные отправились в морской круиз до острова Парательпа. Длилось оно семь дней, и с каждым новым восходом новоиспечённый муж всё тяжелее переносил буйства жены. Её колдовство, шабаши и жестокость довели бедолагу до истощения. Пожелав яблочного сока, жена не просила принести напиток из бара, а отправляла мужа в утомительное путешествие по гнилым болотам, в центре которого был фруктовый сад богов. Написав письмо знакомому, она посылала Помяни относить его, даже если адресат спал на дне океана и дьявольски бесился, когда его кто-нибудь будил. Любила она и изменять. За первые дни путешествия её каюту посетила тьма тьмущая глумливых личностей, и далеко не все из них были людьми.
   Помяни смог это перенести только благодаря мечтам. Чем мрачнее становилась реальность, тем краше были его грёзы. Он любил сесть в кресло на палубе, надвинуть на глаза цилиндр и переноситься в сказочные дали в свой волшебный дом, где его ждала любящая жена и верные друзья. Так он и сидел в последний день путешествия: в мечтах он уходил на бой, а прекрасная жена провожала его со слезами на глазах. На горизонте появились очертания острова Парательпы и корабль поприветствовал его долгим, унылым гудком, но Помяни показалось, что это его окликнула прекрасная жена - окликнула наяву. Когда Перечница поднялась на палубу за мужем, от Помяни остался один только цилиндр.
   Его мечты втянули Помяни внутрь этого цилиндра. В ярости Перечница скормила остров Парательпа гигантскому киту, а после и весь корабль спалила, перед этим покинув его вместе с цилиндром. И вот, однажды её так обворовал один хитроумный любовник, что ей пришлось заложить шляпу мне. Перед вами вся история, господа.
   Некто поспешно сорвал с себя злополучный головной убор и попытался вручить его бледной Ивре. Та сопротивляется.
   - Это было очень жестоко, госпожа! - воскликнул Волшебник.
   - Что же получается, мы всё это время копались в чьей-то голове? - поинтересовался Нерро у фокусника.
   - Я всегда считал, что человеческий мозг - очень захламлённое место, - пробормотал Некто. Он сунул цилиндр под мышку и повернулся к Перечнице. - Это ничего не меняет. Мы не отдадим вам цилиндр хотя бы из мужской солидарности.
   Ведьма побледнела.
   - Они имеют на это право, госпожа. - Кнарт подтолкнул Перечницу к карете. - Вы лучше пока посидите там, отдышитесь, а я попытаюсь что-нибудь придумать. Может, нам удастся договориться.
   Ведьма умоляюще взглянула на колдуна и исчезла в темноте повозки, откуда после часто слышалось булькающее сопение.
   - Так на чём мы остановились? - поинтересовался Волшебник.
   - На красках. - Кнарт повернулся к Ивре. - Госпожа, многим не понравится этот мир, если его раскрасить. И вам в том числе. Вы можете потерять гораздо больше, чем приобрести, можете кого-то не досчитаться. Например, можно потерять чью-то тень, не так ли?
   - Я не знаю теней, - пробормотала дочь художника.
   - Разве? А этот, мой бывший ученик, - Кнарт указал на Некто, - разве он не тень? А этот, - колдун перевёл ладонь на Нерро, - разве он не начало тени?
   - Я что-то не уловил, или нас сейчас оскорбляют? - поинтересовался мошенник.
   - Ты почти угадал, только это скорее возмущение, чем оскорбление, - заметил Некто.
   - Тогда прощаю. - Нерро зажёг сигару. - Госпожа, красьте этот мир к чёртовой матери, если это необходимо, чтобы вернуть убежавший портрет на место.
   - Портрет убежал? - удивился Волшебник. - Некоторый процент безобразия в этом имеется... Только о чём вы все сейчас говорите? Девочка, ты хочешь что-то у меня попросить?
   - Я хочу задать вам вопрос, - тихо сказала Ивра, ей было неуютно под пристальным взглядом Кнарта: - Творец имеет право на своё творение?
   - Деточка, почто тебе ответы на такие вопросы? - удивился Волшебник. - Во власти творца делать всё, что угодно со своим творением - ведь именно это-то и называется "творить". Только так творец может создавать и уничтожать. Но, когда он закончил, его творение само начинает жить. Тогда творец не в силах больше что-либо сделать с ним. Ему остаётся только наблюдать... О чём это я? - Волшебник вопросительно уставился на своего ученика.
   - Как всегда ни о чём, Мастер, - любезно ответил цветной. Он схватил Ивру за локоть и подтолкнул к Волшебнику: - Если больше не сбиваться с темы, эта девочка хотела кое-что у вас попросить.
   Ивра в панике оглянулась на спутников.
   - Госпожа, не мусольте, просите, - сказал ей Некто. Нерро подмигнул.
   - Господин Волшебник, вы можете раскрасить этот мир?
   - Раскрасить?.. А разве он...
   - Он серый, Мастер.
   - Ещё серый?.. Простите пожалуйста, я такой...
   - Бестолковый, Мастер?
   - Я хотел сказать - рассеянный... - Волшебник укоризненно посмотрел на Ученика. Виновато огляделся: - И, правда, серый, в темноте это не заметно... Странно, мне казалось, я привозил в этот мир живые краски. Разве люди сами не могли его раскрасить?.. Тогда я всё исправлю, очень скоро...
   - Позвольте мне, Мастер, я сделаю это немедленно, - сказал цветной. Волшебник закивал.
   Вокруг Ивры и Ученика вспыхнули серебристые искорки. Мир помутнел. Дома искривляются, превращаются в другие здания, искажается ландшафт... Диптишь превращается в Кестень.
   - Не-... - Ивра протянула руку к мутным силуэтам спутников.
   Локоть сжали так сильно, что треснули косточки.
   - Поздно идти на попятную, серая, - рявкнул цветной.
   Тёмные громады зданий с посверкивающими окнами полуночников взяли их в кольцо. Диптиша нет, они на Площади Художников в Кестене.
   Ученик Волшебника вышел в круг фонтанов и щёлкнул каблуками. Камень бортиков треснул, оплавились статуи, цветная муть поднялась из фонтанов, как поток языков ринулась на мальчишку и над его головой собралась в маленькие баночки. Они водят хоровод вокруг Ученика Волшебника стайкой ребятишек, наряженных на маскарад.
   - Вот незадача, - сказал мальчишка. - Белая краска у меня с собой, но одной всё равно не хватает.
   - Этой? - Ивра протянула цветному баночку с чёрной краской.
   - Другое дело. А теперь - брысь!
   Дочь художника послушно отскочила, но приказ дан был не ей, а краскам. Баночки ринулись от центра, опрокинулись, выплёскивая из себя реки. Огромная толща воды, разноцветное цунами двинулось на Ивру. Она закрыла лицо ладонями, на секунду ей показалось, что она стоит на дне Мирового Океана...
   Секунда кончилась. Вокруг тьма облачной ночи. В Кестень стучится гроза.
   - И это всё? Всё цветное?.. Я - цветная?
   - Типа того, - буркнул мальчишка. Он вытащил из одежды блокнот и с довольным видом поставил галочку. - Осталась парочка вещей, и я навсегда распрощаюсь с этим миром... Ты ещё здесь?
   - Я по-прежнему серая. - Ивра помахала рукой.
   - Дай миру поспать, он ведь должен сменить одну реальность на другую. Мы всегда засыпаем одни, а просыпаемся совсем другие, верно? Значит сейчас - спать, а удивляться завтра будешь.
   Ивра вглядывается в ладони. Серые, всё ещё серые. О чём этот мальчишка говорит... Кстати, где он?
   Дождь не достучался, и зашёл в город незваный. На Кестень хлынул душ серого ливня.
  

Эпилог

   Врач прописал ей покой, ещё раз покой, горячий чай и лекарства, которые стоили так дорого, что выгоднее было умереть. Угораздило же её так качественно простудиться - эту заразу ни лук, ни чеснок, ни со слезами на глазах прожёванный лимон прогнать не смогли. Чай лишь ненадолго спасал от ежа в горле, но через десять минут колючки высыхали, и животина снова шевелил спинкой, раздирая горло в кровь.
   Ивра грозно шмыгала носом над чашкой очередного целебного напитка, который надо было то ли нюхать, то ли пить. Напольные часы считали секунды. Тик-так-тик-шмыг-тик-так-тик-шмыг... Минутная стрелка прошла четверть круга, когда ощущение пристального взгляда в спину стало совсем невыносимым. Ивра обернулась.
   Это всего лишь портрет. Вот только тётка Моль утром с ним даже поздоровалась, думала, Налья вернулась, но ответа так и не дождалась. И не в близорукости дело. Женщина на картине написана с такой яростью, с такой любовью, что не кажись она живой, это было бы страшным недочётом мира. Мира, который теперь работал, как эти самые напольные часы: тик-так-тик-шмыг-чёрт-так...
   Если ты чувствуешь, что на тебя кто-то смотрит, да будь это хоть семьдесят раз придумано и написано кистью, от ощущения не одиночества избавиться всё равно не сможешь.
   Ивра стянула с постели простынь. Поволочилась к портрету, толкая перед собой табурет. Ей страстно хотелось затащить картину в чулан, но она слишком большая, не пролезет, только намаешься и синяков наставишь. Она вскочила на табурет и потянула простынь по раме.
   - Осторожно, упадёшь же! - Художник ввалился в комнату, от него воняет красками и хлоркой. Выхватил у Ивры простыню и замотал в неё картину. - Тебе не нравится, да? Так сильно похожа? - голос слишком тихий. После каждого сказанного слова жалеет, что его произнёс.
   - Нет, наоборот, слишком непохожа, - прогундосила Ивра. - Какая-то ведьма получилась, фантастическая... Шмыг. Продай её или вовсе отсюда убери.
   - В чулан унесу, - сказал Художник. - Я на неё ещё не нагляделся, чтобы вот так сразу продавать. Но потом наверняка продам, честное слово, ты ведь на меня не злишься? - Он подхватил её на руки и чмокнул в лоб. - Прости меня, Ивра.
   - За что, шмыг?
   - Я совсем расклеился, а ведь тебе моя помощь нужна, я же всё-таки отец.
   - Я тебя уже склеила, шмыг. Но картину убери, а то не прощу, и принеси мне лимон.
   Художник с опаской поинтересовался, куда делись те три лимона, которые он купил вчера вечером. Ивра сказала, что, шмыг, лимонов нет, поскольку ёж совсем оккупировал её горло и раз уж его никак не вытащишь, то чтоб ему, шмыг, заразе, хотя бы весело не было. Художник рассмеялся и снова её поцеловал. Принесёт он ей лимон, но только она сейчас же укроется, выпьет (или понюхает) варево и уснет.
   Он копошился в коридоре, искал пару ботинок, которые сходились бы в фасоне и цвете, когда Ивра хрипло спросила:
   - Папа, а творец имеет право на своё творение?
   - Скорее, это творение имеет право на своего творца, - с ядовитой горечью сказал Художник. Нашёл одинаковые туфли - обе, как назло, левые - опомнился и спросил: - Ивра? Что такое?
   - Да сплю я уже, шмыг, спросить вас нельзя.
   Но Ивре не спится. Она села у окна, взглядом проводила Художника вверх по улице, убедилась, что под полами длинного плаща стыдливо семенят тёртые тапки, и посмотрела на фонарь.
   Серый мир изменился. Когда в Кестень пришло утро крыши домов оказались красными и золотыми, асфальт тёмно-синим, трамвайчики оранжевыми, рельсы серебряными, лужи сапфировыми, трава зелёной, небо чёрт-знает-каким. Шёл дождь: первую половину дня он был слепым, во вторую вдарил непроглядным ливнем - казалось, краски смыло, всё снова посерело, но дома был зелёный чай, белый сахар, покрасневшие от простуды губы, бледно-розовые кончики пальцев: "У тебя температура", "Папа, согрей руки, нет у меня её".
   Мир изменился, но это всё равно был тот же самый мир: в их почтовом ящике кипа неоплаченных бланков, сосед слева подрался с соседом справа, фонарь напротив их дома по-прежнему принадлежит какому-то господину...
   Но теперь фонарь горит - правда, спасибо за это надо сказать не владельцу, а Ивре. Той самой ночью, когда мир менялся, она нашла в своём кармане забытую звёзду. Прыгала под дождём, пыталась забросить её на небо, но попала в фонарь. Может, так оно и лучше - тот цветной... тот мальчишка говорил что-то про сверхновую... Теперь улица залита ледяным звёздным светом. Люди косятся на фонарь: уже пять лет как разбит вдребезги, стоял, будто могильная плита, а теперь - на тебе, горит... На третий день заявился хозяин. Потоптался, пнул собственность и пригрозил расправой.
   Фонарь горел.
   Его окопали, пытались распилить и разобрать...
   Фонарь горел.
   На него написали три жалобы, подали в суд, выиграли дело, потребовали компенсацию за причинение морального вреда...
   Фонарь горел.
   В конце концов вокруг вопиющего чуда собралась научная конференция. Исследовав все данные, параметры, измерив в фонаре каждую трещинку, учёные постановили: "Фонарь недееспособен и, вопреки гнусным слухам, не источает свет". "Гнусные слухи" стихли.
   Фонарь горит.
   Его вредность просто-таки восхищает Ивру.
   Кто-то, обладающий не меньшей вредностью, забарабанил в дверь. Дочь художника переместилась в прихожую. Дробь повторилась, на этот раз вместе с нетерпеливой бранью.
   - Вы не из налоговой, шмыг? - поинтересовалась Ивра.
   - Открой, серая, кому говорю, а-то в щели просочусь!
   Страшнее угрозы она ещё не слышала. На коврике с истёртыми буквами "Немедленно вытрите ноги" стоит Ученик Волшебника.
   - Глупая ты, серая, а если бы я действительно был из налоговой?
   - А тебя что, из учеников уже выгнали?
   Мальчишка обиделся. Он выхватил что-то из кармана и сунул Ивре под нос.
   - На!
   - Может, покажешь, шмыг, что у тебя в кулаке?
   На его ладони лежит ромбовидный голубоватый кристалл.
   - А, это цвет моих глаз... Я совсем забыла.
   - Бери давай, забыла она! - рявкнул Ученик Волшебника и бросил кристалл. Ивра поймала. Ладони на секунду потеплели.
   - Спасибо, шмыг...
   Мальчишка скривился и щёлкнул её по носу. Дочь художника от неожиданности захлебнулась воздухом.
   - За это тоже спасибо... Но предупреждать всё-таки надо!
   - Бывай, серая.
   - Значит, мир теперь закончен? Теперь всё правильно?
   - Да. Я сегодня закончил. Теперь этот мир может жить так, как ему заблагорассудится... Или как заблагорассудится его жителям.
   - Я вчера встретила человека, похожего на Нерро. Он говорил с каким-то важным господином на непонятном языке. Ещё у него... человека, похожего на Нерро... усов нет. И волосы длинные, смольные. Я подошла к нему и поздоровалась. Сказала, что меня зовут Ивра, и не знает ли он кого-нибудь, по имени Нерро. Он не знал. Он сказал, что его зовут Анроден Варкадар... Нерро больше нет, верно?
   - Его никогда не было.
   - Я так и думала. А Некто был?
   - Нет, и такого никогда не было, но полтора века назад, когда на месте этого города была небольшая деревушка, чьи жители промышляли добычей жемчуга, жил в ней один известный рассказчик. Он погиб в возрасте ста четырёх лет, придумал сто сорок семь историй. Часть из них даже записали, если хочешь, сходи в библиотеку вниз по улице, попроси "Жемчужные сказки".
   - Вот значит как... Это я виновата, верно?
   - Если ты хочешь так думать, то пожалуйста. Да, ты виновата. Но можно подумать и по-другому - виноват я, потому что достроил этот мир. А можно подумать, что это сам мир виноват, потому что серый был. Или мой Мастер, потому что забыл про него... А, может, виноваты были сами Некто и Нерро. Видишь, серая, выбор большой.
   Но скоро ты всё забудешь. Человек не может понять, что в его мире появляется, а что исчезает. Сколько порою лет проходит, прежде чем мы узнаём, что что-то по пути потеряли или приобрели. Теперь, когда этот мир начал жить по приписанным ему законам, серая, и разум живущих здесь людей будет жить по этим законам. Ты скоро всё забудешь: и теней, которые носили имена Некто и Нерро, и Изображение, которая посмела стать человеком, и Волшебника, и меня - всех, кто для тебя никогда не должен был существовать. Правда, чувства сложнее забыть, чем факты, так что себя саму ты не потеряешь. - Мальчишка вытащил из кармана часы и озабоченно на них посмотрел. - Заболтался. Прощай, серая!
   Он несолидно перемахнул через перила и полетел по ступенькам. Окрик Ивры застал его на лестничном пролете у почтовых ящиков. Дочь художника стоит на верхней площадке и смотрит пристально, цепеняще.
   - Скажи, творец имеет право на своё творение?
   - Никакого, но он всегда за него ответственен, - моментально отозвался мальчишка. - Тебе-то зачем, серая? Даже если будешь задавать умные вопросы, то дурочкой от этого быть не перестанешь.
   Ивра возмущённо выдохнула и сбросила с ноги тапок. Ученик Волшебника увернулся, вредно ухмыльнулся и бросился вон. Подъездная дверь яростно хлопнула - даже врата ада закрываются с меньшим пафосом...
   - Смотри куда несёшься! - рявкнул пожилой господин с толстой сумкой через плечо. Он поднялся на площадку и растерянно уставился на неприкаянный тапок.
   - Это моё! - Ивра, прихрамывая, сбежала вниз.
   Господин вытащил стопку писем, открыл ящик от квартиры Художника и попытался впихнуть в него новую порцию чеков - оттуда, с настырностью песка в часах, сыплются старые, пожелтевшие бланки. Почтальон достал из сумки открытку и стал прикидывать, как бы запихать ещё и её.
   - Отдайте мне! Я передам, - попросила Ивра. Господин безразлично отдал, открыл другой ящик и достал новую стопку чеков.
   На улице вновь хлынул ливень, в квартире приятно потемнело, но из углов поползла больная сырость. Переехать бы им отсюда, подальше от соседей, от этой стылой влаги, неистребимых тараканов. Фонарь вот только жалко...
   На шершавой открытке Главный Собор Диптиша. Готические шпили, ядовитый орнамент, горгульи и львы. Дочь художника прочитала короткое послание на оборотной стороне и аккуратно положила на письменный стол.
   Ливень усиливается; Художник, с полным пакетом жёлтых лимонов, ворвался в подъезд - наверняка весь мокрый, как лягушонок. Надо полотенце приготовить... и ещё надо как-нибудь сказать, что лимоны ей больше не нужны...
  
   "Дорогая моя Ивретта!
   Я не знаю, когда ещё смогу написать, поэтому заранее поздравляю тебя с наступающим праздником! У меня всё просто замечательно. Отдыхаю в Диптише, тут потрясающие театры и в магазинах такой выбор... А этот Собор загляденье! Лучшее творение наилучших мастеров! Очень скучаю, с нетерпением жду твоего Дня Рождения. Я обязательно на него приеду! Надеюсь, у тебя и твоего отца всё хорошо. Я вас обоих просто обожаю!
   Целую,
   твоя мама,
   Нальяна".
  
  
  

3 января 2006, г. Бердск -

15 сентября 2007, п. Томилино

Посвящается моему лучшему другу, Дарье Беломоиной.

Без тебя я бы заплутала в лабиринте миров.

  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"