Аннотация: Год 654 по летоисчислению Гильдии. У власти - "кровавый дом" Эраклеа. Дельфина, старшая дочь Маэстро - еще ребенок, которого мало кто принимает всерьез. А детям даже в Гильдии положено играть...
Райне, моей музе, посвящаю.
- Мы полетим в Дизит. Нет, в Анатоль. Нет, Цикада! Мы полетим к Экзайлу! - Дельфина Эраклеа, старшая из детей Маэстро Эдониса, наиболее вероятное будущее Гильдии, улыбается, отчаянно и открыто. Девочка редко позволяет себе такое выражение лица и так же редко говорит "мы", но сегодня ей наконец вернули "звезду" и телохранителя. Наказание было достаточным, дерзкая дочь приведена к покорности. Её благородный отец удовлетворён.
Её благородный отец... Квинтэссенция красоты. Воплощение гармонии. Генные инженеры заботились о внешности производимых детей не более чем на уровне "по пять пальцев на руках и на ногах", но в этот раз - какая счастливая случайность! - сочетание хромосом воплотилось в идеально соразмерные пропорции лица, летящие брови, похожие на крылья чаек, изящно очерченные жесткие губы, едва размыкающиеся, когда Маэстро говорит... Говорит он тоже красиво. Негромко, певуче, с тщательно выверенными интонациями.
"Чего желает моё драгоценное дитя?"
"Прошу вас, Маэстро Эдонис, позвольте мне принести извинения..."
"Говори, дитя моё. Я желаю это слышать."
Дельфина улыбается и подставляет лицо ветру, чтобы тот стёр из памяти недавнее унижение. Это не сдача позиций. Это... как это называл ментор... обманный манёвр, направленный на полное уничтожение противника.
Две белые "звезды" синхронно срываются с взлётной палубы, устремляясь в сплетение воздушных течений.
Кокон дрейфует, как дрейфовал всегда. Тёмная громада, скрывающаяся в сердце Грандстрима. Безобразная. Бесполезная. И безопасная, если только не подлетать к ней слишком близко - но любой из детей неба, которому позволили летать самостоятельно, знает предельную дистанцию до Экзайла и сумеет её выдержать. И ни один из гильдильеров не подлетит к нему на полной скорости и не выпустит очередь в рельефную поверхность, чтобы не ждать реакции слишком долго.
Ни один из них не уверен в себе настолько, насколько уверена Дельфина Эраклеа. Ей тринадцать. Она хочет жить, хочет слишком жадно и отчаянно, чтобы тратить время на сомнения. Этот мир уже почти принадлежит ей, её желания должны исполняться независимо от законов Гильдии или мироздания, её желания должны исполняться всегда, а сейчас она желает пролететь вдоль потревоженного Экзайла и не видит этому препятствий.
Ей отказывает чувство времени. Секунды растягиваются в часы, пока она старается добиться от "звезды" всей возможной скорости. Секунды сжимаются в терции, когда отростки защитной оболочки обрушиваются, пытаясь достать её корабль, но не успевая, раз за разом промахиваясь, падая в сторону под выстрелами, уходя с монитора... Это эйфория, это чистый, совершенный восторг, это упоение собственной силой. И когда девочка вырывается из подвижного лабиринта и отлетает на достаточное расстояние, ей хочется только перевести дыхание и вернуться к Экзайлу.
- Разве это не прекрасно, Цикада? - торжествующе спрашивает она, но ответа не получает. - Цикада?
Дельфина хмурится. Если он посмеет испортить ей такой момент... Но нет, вот и знакомый, до отвратительного ровный голос, вот и вторая "звезда" в поле зрения.
- Как скажете, госпожа Дельфина.
- Тебе не понравилось? Ах да... - с издёвкой протягивает она, - тебе же ничего не нравится, ты этого не умеешь.
- Простите, госпожа Дельфина.
Нет, не такой и ровный, если прислушаться. Девочка с удивлением понимает, что полёт вывел её спутника из всегда казавшегося неизменным равновесия. Неужели Цикада способен испытывать страх? Это забавно, но нужен ли ей телохранитель, который умеет бояться и уступает ей в искусстве пилотирования?
- Летим домой, - заявляет она. И, расчётливо помедлив, добавляет: - Тем же путём, Цикада.
- Да, госпожа Дельфина.
И они летят.
Ему отказывает чувство расстояния. Он принимает десятки метров за метры, и расстреливает поверхность Экзайла при любой попытке шевельнуться в сторону белоснежной "звезды", летящей впереди. Он принимает метры за десятки метров и едва успевает уйти от оказавшегося на расстоянии вытянутой руки биополимерного протуберанца. Его остаточный инстинкт самосохранения - проекция желания защитить на ось очевидной необходимости остаться для этого невредимым. Когда госпожа Дельфина достигает чистого неба, эта проекция сводится к нулю.
- Видишь, Цикада, это совсем не страшно, - слышит он ядовито-ласковый голос своей госпожи, когда "звезда" вздрагивает от тяжёлого удара. Потом он не слышит ничего.
- Цикада? - Дельфина повторяет это уже в третий раз. И уже во второй раз заглушает двигатель и закрывает глаза, сосредотачиваясь на акустической установке. Этого более, чем достаточно. Тем более, что единственной наградой за необоснованно щедро растрачиваемое внимание ей становится мерное дыхание засыпающего Экзайла.
Видимо, телохранитель с ней разминулся и полетел во дворец один. Что-то в нём разладили за время переподготовки, и это что-то не устраивает Дельфину Эраклеа. Как только она найдёт своего слугу, прикажет вернуть всё, как было.
- Цикада, да где же ты? - последний раз спрашивает она у пустого эфира, разочарованно пожимает плечами и плавным поворотом кладёт "звезду" на курс к дому.
"Нет, госпожа Дельфина", "Не возвращался, госпожа Дельфина", "Нет во дворце", "Не появлялся на мониторах"... За каждое из "нет", собранных за эти несколько минут, она накажет слугу отдельно. Это его дело - искать госпожу, сбиваясь с ног и осуждая себя за каждое проведенное иначе, чем подле нее, мгновение.
С этой мыслью Дельфина уходит в оранжерею. По крайней мере, её розы не имеют обыкновения исчезать, когда она желает их видеть.
Пока она летала, оранжево-алый бутон под изолирующим куполом распустился. Девочка опускается на колени, проводит по защитной плёнке, словно желая если не вдохнуть - мембрана пропускает только кислород и углекислый газ - то хотя бы наощупь попробовать новый аромат. Повинуясь её жесту, ассистентка подносит контейнер с маленькой мышью-песчанкой: Дельфине они нравятся больше, чем белые лабораторные мыши с бессмысленными глазами и генетической памятью сотен поколений, не видевших ничего, кроме клетки. Зверёк поднимается на задние лапки, опираясь передними на прозрачный пластик, и обеспокоенно вертит мордочкой... девочка ласково гладит его по начисто вычищенной шёрстке и сжимает пальцы вокруг маленького тела молниеносным змеиным движением, чтобы животное не успело укусить или оцарапать. Последний раз посмотрев в умные тёмно-карие глаза, она помещает мышь в небольшой шлюз, закрывает одну перегородку, открывает другую... Вдох, шевеление тонких усиков, и животное дико верещит, кидаясь на стены.
Удачный эксперимент не приносит обычного удовлетворения. Она не может полностью погрузиться в работу, словно заранее предчувствуя, что сейчас по дорожке глухо простучат чьи-то шаги, и кто-то, непременно с почтительным поклоном...
- Госпожа Дельфина, - разумеется, она угадала. Входит один из наблюдателей, неразличимых под форменным гримом, коротко кланяется, косясь на мечущуюся под куполом мышь. - Мы обнаружили "звезду", предположительно принадлежащую вашему телохранителю, на поверхности, на севере Анатоля. Какие будут распоряжения?
И в самом деле - какие? Дельфина не смотрит на вошедшего, она внимательно наблюдает за тем, как зверёк в ужасе натыкается на едва видимую стенку, разбивая в кровь острую мордочку. Кажется, за пронзительным писком слышится хруст костей.
- Может быть, подарить вам эту розу? - дочь Маэстро улыбается своим мыслям, собеседник для неё не существует. - Я хочу посмотреть.
- На что именно, госпожа Дельфина? - вежливо уточняет наблюдатель. Его не привлекает роль подопытного животного.
Девочка не отвечает. Если этот человек не способен уследить за ходом её мыслей, тем хуже для него.
Что касается её желаний, она хочет видеть упавшую "звезду" своего телохранителя, и направляется в зал для наблюдений.
- Покажите мне, - распоряжается Дельфина, и дежурные, проведшие последние часы за перемещением зондов и тщательным осмотром тех участков поверхности, которые находятся вне поля зрения камер постоянного наблюдения, понимают её с полуслова. Экран разворачивается во всю ширину помещения, открывая картину каменистой бесплодной местности. Тёмная зигзагообразная полоса, делающая повороты у скальных выступов и обрамлённая осколками камней, по всей видимости, представляет собой след от приземления. В конце его действительно лежит "звезда"; обшивка летательного аппарата повреждена и частично содрана, по крайней мере, двое из "лучей" сильно деформированы, на корпусе вмятины.
- Да, госпожа Дельфина. Акустическая установка зонда передаёт звуки дыхания и сердцебиения, но...
Дельфина взмахом руки приказывает опустить лишние подробности.
- Хорошо, - протягивает она. - Тогда оставьте всё, как есть. Интересно...
***
Здесь так безупречно тихо, что только собственное дыхание позволяет юноше определить, что он не лишился слуха. На небе не бывает такого отсутствия звуков - гудение энергетических установок и вентиляционных систем, пение Великого потока, непрестанно ласкающего обшивку кораблей... Так тихо бывает только на поверхности и, наверное, после смерти.
Он думает о бесполезном не менее минуты, но окончательно вернувшееся сознание заставляет гарда открыть глаза и оценить обстановку более детально. В кабине практически темно, аварийное освещение не сработало ни автоматически, ни после попытки его включить, но через щели в корпусе поступает какое-то количество света, видимо, ночного. Тонкий кисловатый запах клавдиевого раствора лучше любых датчиков говорит, что случилось с двигателем. Что касается состояния пилота... Стараясь сохранять неподвижность, Цикада сосредотачивается на собственных ощущениях, проверяет целостность внутренних органов, костей, суставов. Критических повреждений нет, позвоночник цел, сердечный ритм... достаточно стабильный, звуки, издаваемые при дыхании, и боль внизу груди заставляют задуматься, но если он жив до сих пор, значит, кровотечение если и есть, то не слишком обширное. Страховочный обруч выдержал, не выдержали ребра, но за этим исключением всё обошлось настолько хорошо, насколько могло при свободном падении. Пара переломов и сильная боль в затылочной части головы. Это будет мешать, но при необходимости функционировать он сможет.
Телохранитель Дельфины медленно поднимает руку к шлему, включая устройство ночного видения. Ничего обнадёживающего при повторном осмотре кабины ему обнаружить не удаётся; на команды "звезда" не отвечает. Тогда он убирает шлем, расстегивает верхний сегмент лётного костюма и сжимает в ладони кристалл передатчика.
- Цикада на связи, - говорит юноша. Кристалл мягко светится синим, создавая иллюзию тепла.
- Слышу вас, - отвечает ровный безликий голос.
- Я совершил вынужденную посадку. Определите мои координаты.
- Нам известны ваши координаты.
Видимо, он ударился головой серьезнее, чем предполагал, раз сразу не догадался, в чём дело. Но всё же догадался, успел, раньше чем это подтвердил связист Гильдии.
- Госпожа Дельфина Эраклеа предоставляет вам справиться с ситуацией самостоятельно.
- Я благодарен моей госпоже за предоставленную возможность.
- Разумеется, Цикада. Сеанс связи окончен.
В последней реплике собеседника юноше чудится попытка иронизировать. Он только не понимает, над чем.
Кристалл гаснет, и гард тянется к рычагу принудительного раскрытия кабины, одному из немногих устройств, основанных на чистой, практически не отшлифованной технологией механике. Вопреки ожиданиям, оно срабатывает. Юноша, разомкнув кольцо страховки, спускается на землю. Он чувствует, что его движения неловки и лишены изящества, и готов обрадоваться, что госпожи Дельфины нет рядом, но его останавливает мысль, что и его нет рядом с ней, наиболее вероятной претенденткой на роль солиста, самой уязвимой и ценной фигурой партии, оставшейся сейчас одной во дворце Маэстро Эдониса.
Держась за измятое белое "крыло", Цикада смотрит на тёмную каменистую равнину, видимо, возвышенность, на далёкое звездное небо... Главное - определить направление, но с этим он справится и без приборов.
Иногда, проходя мимо наблюдательного центра, Дельфина затрудняет себя посмотреть, что происходит внизу. Зрелище не радует разнообразием: фигура в пилотском костюме движется к югу. Если направление движения останется неизменным, мимо ближайшего поселения нижних он промахнётся приблизительно на пятнадцать километров, а учитывая этот прогноз и неуклонно снижающуюся скорость, ей уже сейчас стоит заказать себе нового гарда.
- Он выглядит жалко, - слышит она голос у себя над ухом и с некоторым раздражением отмечает про себя, что не заметила чужих шагов. Задумалась.
- Думаешь, ты - Юлиус - в его положении проявил бы себя лучше?
- Я бы никогда не оказался в его положении, - высокомерно отвечает её ровесник и партнёр по пилотажной группе. Дельфина Эраклеа ведёт на тренировках первое звено; Юлиус Пойа - второе. - Марк объявил пари, что твой телохранитель не вернётся наверх. Еще никто не принял.
- Какая ставка?
- Он ставит свою последнюю разработку.
- Очередной ускоритель для "звезды"?
- Именно.
- Тогда это пари безопасней проиграть, чем выиграть, - Дельфина улыбается с совершенным ласковым равнодушием. Дочь Маэстро выше всей этой... суеты.
- То есть, ты тоже не принимаешь? - Юлиус насмешливо вскидывает тонкие брови.
Девочка смотрит на увеличенное изображение... Стершийся грим с успехом заменяют тёмные круги под глазами, губы сухие, в трещинах. Если не найдётся источника воды - а доступных источников здесь нет - по её расчетам, уже следующим утром гард будет вынужден перейти на воду, сцеженную из клавдиевого контура.
- Нет, - отвечает она, по прежнему не проявляя интереса. Глупо спорить с очевидным.
- Резонно... - разговор, казалось бы, закончен, но Юлиус не уходит, тоже смотрит на голопроекцию и перебирает пальцами короткую золотистую косичку, украшенную изумрудным зажимом. - На твоём месте, пока нет телохранителя, я бы больше времени проводил с Маэстро. Или где-то ещё... где достаточно много охраны.
- Ты никогда не окажешься на моём месте, Юлиус, - чеканит Дельфина, всё так же ласково и напевно, но глаза зло щурятся: она не нуждается в советах своих будущих подданных.
- Разумеется, госпожа Эраклеа, - мальчик изображает поклон. - Я всего лишь думаю... что будет большим разочарованием, если Испытание отложат до совершеннолетия маленького бога. Ты же знаешь, я собираюсь принять в нём участие и стать солистом вместо тебя.
- Это если из тебя не сделают мне нового гарда, - благосклонно улыбается девочка, глядя ему в глаза. - Я не стану возражать.
Юлиус не находится с ответом. Какие фамилии носят телохранители до того, как пройти кондиционирование, известно только ответственным за проект, но ходят беспочвенные и оттого еще более упорные слухи, что самые громкие.
Дочь Маэстро вспоминает этот разговор вечером, перед тем как отправиться в постель. Сама проверяет, заблокированы ли двери в её покои, без видимой необходимости меняет код, обновляет систему распознавания... ложится, но сон так и не приходит. Ей болезненно не хватает привычного ощущения безопасности, она не умеет просыпаться при любом изменении обстановки, она не привыкла быть в помещении одна... Девочка включает освещение на максимум, так что в спальне не остаётся теней и берется за книгу, но читать не получается, всё время то отвлекает шорох непонятного происхождения, то кажется, что изменился состав воздуха, и она, задерживая дыхание, подбегает к датчикам, чтобы убедиться, что это не так.
Утром, измотанная, с тяжелой головой, Дельфина понимает, что этой ситуации надо положить конец.
***
Маленькая прохладная ладонь ложится на горячий лоб телохранителя, и он с трудом открывает глаза. Его госпожа сидит на краю постели, внимательно глядя на своего потерявшегося слугу. В её глазах - небо, голубое, холодное, бессердечное, и когда в него смотришь, становится так легко, что даже груз его вины и некомпетентности почти не мешает дышать.
- Госпожа Дельфина... - Цикада порывается подняться, но Дельфина придерживает его за плечо.
- Лежи, - то ли слышит он, то ли читает по губам. - Тебе нельзя вставать, лежи.
- Да, госпожа Дельфина. Простите, я...
- Всё хорошо, - она улыбается и треплет его по волосам, легко и небрежно. Ради этого стоило разбиться. - Отдыхай.
И он отдыхает.
- Интересно, кто эта госпожа Дельфина, которую он всё время зовёт? - говорит молодая женщина, отходя от кровати. Мальчик уснул, а у неё ещё много дел по дому. - Может, его мачеха?
- Какая тебе разница? - пожимает плечами навигатор Колен Макферсон. Он исчерпал свой запас любопытства в тот момент, когда сказал пилоту: "Эй, Поль, там внизу что-то светится. Глянем?"
- А может, у них так принято обращаться к родителям? - продолжает рассуждать его жена. - Представляешь, если наши дети будут звать меня "госпожа Анна"? - она прыскает, прикрывая рот ладонью.
- Заметь, деньги, которые мы потратили на врача и прочее, не приближают момент, когда мы сможем позволить себе завести детей, - мрачно откликается мужчина. - И вообще, чем меньше ты будешь рассуждать о делах наверху, тем лучше.
Анна громко вздыхает, недвусмысленно обвиняя супруга в излишнем занудстве. Сейчас она почистит фасоль, заштопает юбку, подметет пол и, может быть, у неё останется время зайти к соседке, чтобы поболтать: кого это подобрали в пустыне их мужья.
Колен более сдержан. Он сожалеет о том, что вчера не выбрал другую траекторию полёта, молча. И всё же, забери тогда они к югу, а не к северу, им не довелось бы спуститься к этому парню и после первой радости, что им обломилось по-настоящему доброе дело, осознать, с чем они связались. Не пришлось бы молча курить среди остывающих песков, не решаясь озвучить пришедшее обоим в голову: неизвестно, что теперь хуже, забрать или оставить, и так и так нарвешься. А потом не было бы неловкого "человек всё-таки... и пацан ещё", и Колену теперь не мерещился бы однажды услышанный звук работающего гильдийского двигателя.
Способность адекватно воспринимать реальность возвращается к телохранителю ещё через день. Реальность складывается из низкого в трещинах потолка, мелкой пыли, подсвеченной солнечными лучами, теплого, насыщенного запахами воздуха, чьего-то неправильного дыхания и фальшивой мелодии: её производит сидящий за столом ребенок, одновременно сосредоточенно перебирая какие-то мелкие предметы и болтая босыми ногами.
Он в жилище нижних, попал сюда помимо собственного желания, но ситуация не кажется опасной.
- Число? - выговаривает Цикада, приподнимаясь на кровати.
Ребенок, очевидно, женского пола, от неожиданности всплескивает руками, просыпая то, над чем работал, на пол. Дробный шорох раздражает слух.
- Какое сегодня число? - повторяет гард, медленно и отчетливо. Он не знает, в каком возрасте местные дети учатся говорить.
- Пятое... - откликается девочка. Ей явно неуютно в его присутствии, но любопытство борется с естественным чувством опасности. - Ты проснулся? Тётя Анна сейчас вернётся, она просила за тобой посмотреть.
Пятое. Неполные семнадцать суток.
- Как ты себя чувствуешь? Пить хочешь?
- Да, - машинально отвечает Цикада.
Семнадцать суток. Более четырехсот часов.
- Держи, - она с дружелюбной улыбкой подходит к кровати, держа стакан, едва на треть наполненный жидкостью. Этот ребенок, наверное, удивится, если объяснить, сколько неосознанной отчужденности в его позе, в вытянутой до предела руке, в маленьких пальцах, сложенных на поверхности стакана так, чтобы даже случайно не коснуться чужих.
Он игнорирует вкус воды, но организм, видимо, уже не справляется с токсинами, и юноша торопливо зажимает рот ладонью.
- Где мои вещи? - спрашивает он, отдышавшись.
- Не знаю...
На всё это уходят лишние минуты. Сколько времени требуется, чтобы убить? Секунда? Доля секунды?
- Вы не следите за новостями в Гильдии?
Девочка только мотает кудрявой головой, словно у неё спросили какую-то бессмыслицу... впрочем, так оно и есть. Когда дверь открывается, из её позы исчезает напряжение и она подбегает к несущей явно тяжелую для неё корзину смуглой женщине.
- Тётя Анна, он пришёл в себя! - возбужденно сообщает она очевидное. Анна поворачивает голову и встречается взглядом с уже поднявшимся на ноги юношей.
- Госпожа Анна, - говорит он, холодно и очень правильно, - какие у вас есть транспортные средства?
***
"Маэстро Эдонис, - скажет она, в меру почтительно, в меру настойчиво, - разрешите мне просить вас..."
"Да, моя драгоценная дочь, - прозвучит ласковый ответ. Даже Дельфину восхищает, как её отец владеет интонациями: кто ещё сможет так же естественно указать собеседникам на их положение... положение песка под ногами хозяина Престела. - Говори".
"Мне нужен новый телохранитель, - она улыбнется и просительно посмотрит на отца поверх тщательно подобранного розового букета. - Мой прежний оказался очень неловок... он упал на поверхность".
Конечно, Маэстро уже давно в курсе произошедшего, он любит быть осведомленным обо всём, что происходит в его Гильдии. А еще он любит, чтобы Дельфина просила его... и она будет покорно просить, осторожно уговаривать, и даже позволит ему увидеть свой страх, тем более ценный, что она испытывает его по-настоящему. Испытывает даже сейчас, стоя в ожидании аудиенции отца, на глазах его гвардейцев-присягнувших... они ему присягали, не ей. Она для них имеет так же мало значения, как дворцовые слуги или витражные потолки, как небеса и ветер, как всё существовавшее и существующее, кроме самого Маэстро.
Двери бесшумно растворяются, и девочка входит в длинную залу. Вдоль стен стоят не достигающие потолка тонкие колонны, а в нишах между ними светятся голографические композиции, непрерывно изменяясь, вращаясь, перетекая одна в другую...
Абстракции. Дельфина не видит в них смысла. Здесь кажется нелепостью думать об отвлеченном, потому что зримое средоточие смысла и силы находится дальше, там где на троне сидит самый - нет, единственный! - могущественный человек в этом мире. И не то ли имя он дал сыну, которого - последнего, так обидно отсутствующего штриха в совершенстве образа - не хватало ему самому?
И какое место в своём замысле оставил он тогда ей?
Глава Гильдии милостиво кивает своей дочери.
- Маэстро Эдонис, разрешите мне... - начинает она заготовленную фразу. В глазах темнеет от бешенства, надо было заранее вколоть успокоительного, но теперь поздно, теперь ей остаётся только сжимать жесткие стебли, находя не срезанные шипы ладонями, и просить, в меру почтительно, в меру настойчиво...
Эдонис Эраклеа видит, как у Дельфины с кончиков пальцев падают алые капли. Он улыбается.
... И всё же, оно того стоило.
Дельфина никогда прежде не посещала лаборатории секции ментального программирования, наиболее закрытой из исследовательских секций Гильдии, и в распоряжении у неё только общеизвестное. Здесь, за бесчисленными раздвижными дверями, работают люди, обеспечивающие само существование Гильдии, поддерживающих её незыблемые устои: подчинение рабов хозяевам, хозяев - законам, и всех - Маэстро. Здесь же чаще всего применяются созданные методы программирования психики: жертвуя творческим началом во имя беспрекословного повиновения, всех задействованных в работе приводят к присяге не один раз: трижды, четырежды за жизнь, которая и обрывается обычно во время одной из процедур.
Здесь, в этом комплексе, скрыты ключи от программирования слуг, от процедуры присяги, от испытания Агона. Ключи, которые - Дельфина уверена, она ожидает этой минуты страстно и нетерпеливо - однажды лягут ей в ладонь. Но это в будущем; пока же она стоит на нижнем ярусе, провожает взглядом левитирующие сферы и ждёт, когда её наконец встретят.
- Госпожа Эраклеа, - кланяется ей немолодая женщина с начисто обритой головой. Девочка впервые воочию видит такое клеймо, перечеркнутый пятиугольник, обращенный вниз вершиной, но помнит из выученного: проект "Спутник", руководящий состав. Другой вопрос, что такое проект "Спутник". - Материал подготовлен. Позвольте сопроводить вас.
Дельфина заходит на платформу, не утруждая себя ответом. Скоро они поднимутся, и она выберет себе нового телохранителя. В других обстоятельствах она рассмотрела бы комплекс внимательнее, но сейчас девочка слишком возбуждена, словно... Она не может вспомнить похожей ситуации. Разве что, когда Эдонис Эраклеа пришел к власти, их семья переезжала во дворец и перестраивала его по своему вкусу, а ей приказали распорядиться обстановкой собственных покоев самостоятельно.
Скоро они поднимутся... хотя Дельфина предпочла бы, чтобы путь был короче, скорость больше, а провожатая не стояла у неё за спиной. Тогда не возникало бы закономерных вопросов, почему отец так легко согласился, и на самом ли деле ее допустили в эту святая святых, чтобы подобрать гарда.
"Остановите платформу. Я передумала; я хочу вернуться", - хочет сказать Дельфина. Её вполне устраивает Цикада, ей ничего здесь не нужно, просто пусть её отвезут к выходу и выпустят отсюда немедленно!
- Госпожа Эраклеа, вы хорошо себя чувствуете? Ваш ритм дыхания... - женщина послушно замолкает под презрительным взглядом. Она и без расспросов понимает, в чём здесь дело. Ей хорошо известны две крайности поведения гильдильеров, в силу обстоятельств потерявших своего телохранителя: или быстро прогрессирующий параноидальный синдром, или полная атрофия инстинкта самосохранения, часто с перетеканием в его противоположность. Видимо, реакция юной госпожи Эраклеа относится к первой группе, хотя встречаются и случаи парадоксального совмещения обоих вариантов.
- Мой ритм дыхания - забота моих медиков и моего телохранителя. Мне долго еще ждать, пока я его увижу?
Женщина снова кланяется.
- Мы на месте, госпожа Эраклеа.
- Что это?
Дельфина не находит других слов, глядя на пятерых детей, выстроившихся в шеренгу за прозрачной перегородкой. Старшей из них нет и десяти лет... а может, и семи нет, из-за этого неживого взгляда не разберешь.
- Лучшее, что есть в нашем распоряжении, госпожа Эраклеа, - спокойно поясняет её спутница. - Те из заготовок, которые готовы к немедленной настройке и подходят вам... насколько это возможно. Чтобы подготовить гарда с нуля потребуется не менее года, а Маэстро приказал обеспечить вас телохранителем в минимально возможные сроки.
Это даже не оскорбление... это нелепость. Бессмыслица.
- И какие же это сроки? - интересуется она, небрежно окидывая взглядом предложенное. Дельфина не видит в этих детях особой разницы, даже внешне - ничего, привлекающего внимание. Одинаковые белые костюмы, одинаковые короткие стрижки, одинаковое выражение лица: пустые глаза, устремленные строго вперёд. Непонятно даже, воспринимают ли они окружающую действительность.
- Трое суток после того, как вы определитесь с выбором. Не сомневайтесь в уровне их подготовки, госпожа Эраклеа. Они практически не уступают взрослому.
- Я хочу убедиться, - улыбается девочка, уже с некоторым интересом рассматривая маленький строй: у неё появилась забавная идея. - Они нас видят?
- Нет, госпожа. Им нельзя видеть никого, кроме себе подобных и личных наставников. Сразу возникнет фиксация на...
- Это неважно, - она легко машет рукой. - Я хочу выбрать себе гарда.
- Но в таком случае остальных придётся подвергать повторному кондиционированию, и с высокой вероятностью...
- Эти милые технические детали, - Дельфина снова лучезарно улыбается. - Так как мне к ним войти?
Женщина склоняет голову. Дочь Маэстро уверена, что в её глазах отражается неприязнь, и это неожиданно приятно, потому что следующее, что она слышит - покорное "Проследуйте сюда, госпожа Эраклеа". Она входит к детям, и все взгляды, как по команде, идеально синхронно, устремляются на неё. Становится неуютно, и Дельфина ласково улыбается заготовкам.
- Я пришла, чтобы найти себе слугу. Кто из вас хочет защищать меня?
В глазах этих странных мальчиков и девочек неуверенность, и она, досадуя на себя, меняет формулировку.
- Кто из вас готов защищать меня?
- Я, госпожа, - раздаётся слаженный хор.
- Это так хорошо, - Дельфина радостно хлопает в ладоши. - Но мне нужен только один из вас. Самый лучший, - она протягивает руки к ловящим каждое её слово детям. - Кто первым коснётся моей руки, останется со мной навсегда. А остальные окажутся бесполезными и их устранят. Ну же, вперёд. Покажите мне, на что вы способны.
Последние её фразы остаётся без внимания. Они не нуждаются в поощрении. Они уже начали.
И они действительно не уступают взрослым, ни в искусстве, ни в решимости, когда дерутся за право служить ей и при необходимости умирать за неё.
Наконец на ногах остаются только две девочки. Обе - ранены, и обе несмертельно. Кружат друг напротив друга, кажется, уже сообразив на примере выбывших, что пытаться дойти до цели, не устранив соперницу, слишком рискованно. Выжидают... Ни у одной из них нет преимущества, и она не знает, которую предпочесть. Круглолицые, светловолосые, одна смешно хмурится, пытаясь переиграть вторую. Бросок вперёд, подсечка, и одна влетает в стену, а вторая нечеловеческим прыжком бросается к своей - так скоро - будущей госпоже... Дельфина мягко отдёргивает ладонь с траектории полёта, и девочка со всё той же неестествеенной грацией приземляется на колено, глядя на неё с детской обидой: "почему, госпожа? я же всё сделала правильно". Так мило! Так же мило, как попытка второй из претенденток свернуть ей шею, едва не увенчавшаяся успехом: малышка совсем растерялась от её шутки.
И всё-таки, стоило бы выбрать первую, более близкую к победе, но Дельфине приходит в голову мысль настолько очевидная, что остаётся удивляться: почему не подумала об этом сразу.
Кто сказал, что так нельзя? Ей - можно.
- Я беру обеих! - ликующе заявляет она в воздух. - Подготовьте!
Селия Морис, руководитель проекта "Спутник", не без интереса наблюдает за импровизированным состязанием: это зрелище удивительно напоминает ритуал Агона, который она не прошла, уступив Мариусу Бассианусу. Эти воспоминания не вызывают горечи. Если рассудить, бывший Маэстро сейчас доживает свои годы где-то в анатольской грязи, а она занимается своей работой на благо Гильдии. То же, что ей иногда снится причудливой формы меч на расстоянии вытянутой руки - всего лишь выплески подсознания, которое снова приходит время подчистить.
Вернувшись во дворец, Дельфина, не раздеваясь, падает на кровать: последнюю неделю она спит в лётном костюме. Удобнее, если придётся срочно бежать или лететь; при необходимости можно быстро закрыть шлем и настроить воздушные фильтры. К счастью, ей недолго осталось думать о подобных неожиданностях самой. Ещё трое суток, и всё войдёт в норму. Ещё трое суток, и она перестанет с наступлением ночного времени метаться, как лабораторная мышь под пластиковым колпаком...
Гаснет с тихим шелестом один из настенных светильников, и девочка, вцепившись в рукоять бластера, скатывается на пол, выглядывает из-за угла кровати. Никого. Ничего. Минута, третья, но продолжения не следует.
Просто лампа выработала ресурс. Просто слуги забыли ее проверить, и завтра они будут очень об этом сожалеть. Дельфина с нехорошей улыбкой поднимается на ноги.
Всё в порядке. Её неадекватной реакции никто не видел и не увидит, а через трое суток всё наконец закончится. Жаль только, испугавшись, она не додумала какую-то важную мысль, потеряла принципиальную формулировку... но очень трудно сосредоточиться, когда уже которую ночь не решаешься слишком надолго заснуть.
- Это твоя вина, - говорит девочка вслух, глядя на альков телохранителя. Матовая, в цвет стен штора отдёрнута: Дельфину раздражают скрытые от её глаз пространства. - Ты так меня разочаровал.
- Я нашла тебе замену, - мурлыкает она, подходя к узкой койке и проводя острыми кончиками ногтей по идеально ровно застеленному покрывалу. - Это оказалось очень просто.
- Я бы хотела, чтобы ты об этом узнал, - улыбается она, прижимаясь лицом к прохладному материалу. На этой постели давно не спали, но запах остался, и девочка трётся о ткань щекой, а потом забирается на постель и там сворачивается в клубок, наполовину укрывшись покрывалом, наполовину его обняв.
Тот, к кому она обращается, сейчас идёт через пески, оступаясь на ненадежной поверхности, поднимаясь на ноги, и снова шагая вперёд, бездумно, упорно, механически. Он не тратит себя на то, чтобы рассчитывать вероятности исхода, он должен дойти, его место рядом с госпожой. Но пустыне нет дела до чьих-то обязательств, и скоро он упадёт на раскалённый песок, и сил не останется даже на то, чтобы повернуть лицо к небу. Его юная госпожа посмотрит на застывший голоэкран, оскорблённо пожмёт плечами - её раб так неизящно умирает - и прикажет прекратить наблюдение... Всё это случится, днём раньше или днём позже, но векторы развития событий уже заданы и определены, и кто-то третий мысленно отсалютует себе высоким бокалом, даже в собственных покоях не осмеливаясь выдать себя открытым жестом, но и не в силах сдержать удовлетворения складывающейся позицией.
Незащищенные пешки не доходят до края доски.
***
- Так всё-таки, что с тобой случилось? - спрашивает Анна, когда мальчишке со смешным именем наконец удаётся вдолбить, что из транспортных средств в посёлке только псевдокуры, а на ваншипе, который его подобрал, улетели Колен с напарником, что вернутся они только вечером, а может, и к утру, поэтому сейчас ему лучше лечь и не спорить, ведь еле на ногах же держится, и что, нет, другого ваншипа нет, а большие корабли к ним не заходят - незачем, полсотни домов, ничего интересного - поэтому никуда он сегодня не летит.
- Я потерпел крушение, госпожа Анна. Шёл к ближайшему населенному пункту, - говорит он вежливо, но странно. То ли отчитывается перед начальником, то ли наоборот, делает одолжение. А почему, собственно, не делает? Говорят, для гильдийцев люди значат не больше, чем пыль. И сколько вокруг них ни бегай, сколько уши ни развешивай, вот, как маленькая Мария сейчас, так и будут смотреть сверху вниз и цедить по слову.
- Ясно, мы так и подумали, - понимающе вздыхает хозяйка. Девочка тоже потихоньку вздыхает. Загляделась, глупая, хотя взглянуть и правда есть на что. Через пару лет подросток кончится и получится очень приятной наружности молодой человек. А лет через пятнадцать женщины на него будут пачками вешаться, хотя кто их знает, гильдийских женщин. - А остальные... как?
- Я летел один, госпожа Анна.
С этим дурацким "госпожа" бороться бесполезно: она уже попробовала и наткнулась на немного удивлённое: "Разве вы кому-то принадлежите?" Никому она не принадлежит. Разве что Колену, и то до той минуты, пока не хлопнет дверью и не вернётся к родителям, в город.
- Это хорошо, - Анна не к месту вздыхает и идет протирать вечно пыльные полки. Она живёт на земле, а не на небе, у неё нет времени на пустую болтовню. - Корабль твой ребята не нашли. Может, песком занесло.
- Его уже должны были поднять. То, что принадлежит Гильдии, должно вернуться в Гильдию.
- А тебя почему тогда не забрали? - непонимающе хмурится она. Гость медлит с ответом, и она начинает догадываться сама. - Или у вас... не принято?
- Принято, госпожа Анна.
И всё. И никаких тебе объяснений.
- Лекарства прими. Мария, подай.
- Половину желтой таблетки и две белые, - с удовольствием выговаривает девочка, слезая с табуретки и отсчитывая нужное на ладошку.
- Воду из серванта достань.
Колен будет ворчать, её берегли до праздника, но видно же, что гильдийцу их вода... не годится. Может, он там у себя дождевую пьёт, из пригоршни. Каждый день.
- Цикада, а госпожа Дельфина вам кто? - спрашивает Мария, подавая лекарства мальчику, который явно не знает слова спасибо. Анна сама всё хотела спросить, но как-то растерялась. С ним сложно говорить. И непонятно, о чём. Взгляд еще этот, тяжёлый, недетский.
- Я её телохранитель, - отвечает он коротко и не задумываясь. - Откуда вам известно это имя?
- Ты бредил, - пожимает плечами Анна, вертя в руках очередную фарфоровую статуэтку. - Я подумала, она твоя... ну, кто-то, кто о тебе заботится. Ты же еще с родителями живешь?
- Нет, госпожа Анна. Я их не знаю.
Женщина только головой качает. Может и правда то, что говорят: гильдийцев делают искусственно и выращивают в колбах, и отца с матерью у них не бывает.
- А как тогда?
Цикада не отвечает. Мария грустно смотрит на часы.
- Я обещала сделать пирожки. Я вам занесу, хорошо?
Разговор сам собой иссякает. Цикаде бы задремать, но он лежит с открытыми глазами, словно ждёт чего-то. Совсем дурной. Сказала же: не прилетят до вечера.
- Куда ты так торопишься? - спрашивает Анна, закончив уборку, и присаживается рядом с кроватью. - Тебя кто-то ждёт? Извини. Я же совсем не знаю, как там у вас устроено.
- Нет, госпожа Анна. Не думаю, что меня до сих пор ждут.
- А тебе вообще есть, куда лететь? А то... ну знаешь, как бывает: торопишься, бежишь куда-то и не успеваешь подумать, надо ли это тебе на самом деле.
- Надо, госпожа Анна.
Какой он всё-таки... цельный и надежный. Иногда говорят, в человеке есть стержень, а он стержень весь, целиком, разве что кожей обтянут. Очень светлой, через которую ребра просвечивают. Это сейчас он влез в свой костюм, с которым они с местным механиком полчаса провозились прежде, чем расстегнуть, а до этого Анна успела рассмотреть всё, что было надо и не надо.
- Если что, ты возращайся. Мы найдем тебе дело.
- Это маловероятно.
- Что же я, не понимаю...
Анна машинально поворачивает голову: убеждается, что в окно никто не смотрит. Что же она, не понимает, что он при первой возможности улетит и забудет её гостеприимство, как страшный сон? Было бы ей пятнадцать, поверила бы, что с неба свалился принц на ее голову. Но Анна замужняя женщина, она в этом году разменяла третий десяток, она знает жизнь и знает, что такое упущенные возможности. Не укусит же он её, в самом деле. В худшем случае, даст почувствовать себя идиоткой.
Она думала, получится коротко, почти по-сестрински, а оказалось, он уже всё умеет. Тоже - странно, как будто сдаёт экзамен, беззвучно, без положенного страстного сопения, даже руку на затылок не положит, приходится самой обнять ладонями белобрысую голову...
- Шум двигателя, госпожа Анна, - говорит гард, отстраняя женщину. Судя по звуку, это не местная малая авиация, но для него принципиальной разницы нет.
***
Они научились шагать и дышать синхронно, как только Дельфина заметила в воздух, что от новых телохранителей слишком много шума. Когда они научатся говорить по очереди и не бросаться выполнять её приказы одновременно, может быть, она придумает для них имена. Но ещё одна неуместная попытка конкуренции, и госпожа решит, что ошиблась с выбором. Её маленькие гарды об этом предупреждены, и Дельфину развлекает их старательность и страх ошибиться: она догадывается, что их никогда не учили работать в паре.
Что же, они учатся сами. Когда Дельфина входит в ангар, одна остаётся рядом с ней, вторая отправляется проверять "звезду".
- Дельфина.
- Дельфина.
Хлоя и Парис, её ведомые, почтительно кланяются, и девочка благосклонно кивает в ответ. Они достаточно хорошие пилоты, чтобы быть достойными летать в её звене. Даже немного жаль, что Хлое уже шестнадцать.
Хочется скорее опуститься в пилотское кресло - у неё с утра кружится голова, видимо, всё ещё последствия переутомления - но она всё же тратит несколько секунд, чтобы внимательнее взглянуть на ведомых. Что-то не так. Если присмотреться, Парис слегка хмурится, а Хлоя слишком плотно сжимает полноватые губы.
- Что случилось? Вы можете рассказать, - в голосе наследницы Эраклеа смешиваются милостивое позволение и приказ.
- Вчера Афина Хейл оборвала свою жизнь, - отвечает Парис. - Шагнула в Поток, - добавляет он, помедлив, хотя менее всего Дельфину интересует, как именно это произошло. Провал генетиков и менторов, бракованный экземпляр, не окупивший затраченные на него ресурсы - так случается, но почему это вызвало подобную реакцию? Девочка недовольно щурится, ожидая более внятных объяснений.
- Она должна была после недели рождения работать в центре репликации, - нехотя продолжает Хлоя. - Теперь там вакансия.
И, кроме того, это подразделение имеет приоритет при наборе сотрудников. А у Хлои слишком высокие баллы по генетике и биотехнологии для простого метеоролога. А уровень допуска на многих должностях там предполагает глубокое программирование. Всё оказывается так просто.
Дельфина с деланным сочувствием улыбается. Какая жалость. Хлое так нравилось летать. Скоро перестанет нравиться.
- Дельфина... ты ничего не можешь сделать? - неуверенно спрашивает Парис.
"А ты, Парис, можешь отменить для меня испытание Агона?" - с тем же основанием может она спросить в ответ, но вместо этого задумчиво проводит кончиками пальцев по скуле ведомой.
- Я подумаю, - ласково лжёт она.
И с удовольствием наблюдает, как в бирюзовых глазах девушки загорается надежда.
Они вылетают в Грандстрим. Три "звезды" Дельфины, три - Юлиуса, остальные звенья ждут своей очереди. Имитация воздушного боя, время операции - десять минут, вместо боекомплекта - лазерные маркеры.
Дельфина не любит такие тренировки. Она часто проигрывает.
- Рассыпаться. Высота "плюс сорок", - приказывает девочка, и тянет на себя рычаги управления. Наверное, слишком резко, потому что в глазах внезапно темнеет, а к горлу подкатывает комок. От неожиданности она сильнее вцепляется в рукоятки и, зажмурившись, пытается прийти в себя. Она родилась и выросла в Грандстриме. Ей не может стать плохо от полёта.
- Дельфина, какие указания? - Парис не видит, как, кувыркаясь, уходит выше её "звезда", для него она - зеленая точка на экране локатора.
- За мной, - шепчет она, всё-таки открывая глаза и успевая разглядеть на плывущих перед глазами мониторах очертания какого-то здания.
Это только детей учат летать там, где нет сильных воздушных потоков и не во что врезаться. Маленьких детей. Она не ребёнок, она чувствует "звезду" как продолжение себя, она не может не справиться с управлением... И, с трудом разминувшись с рельефным шпилем, направив "звезду" на чистое пространство, Дельфина ещё долго сидит, пустыми глазами глядя в мониторы. Не испуганно. Потрясённо.
Потом осторожно касается клавиш, на месте разворачиваясь в сторону дворца. Сначала нужно закончить полёт. Потом. Всё остальное потом.
Старшая из детей Эдониса возвращается во дворец. Это разочаровывает, но и обнадёживает: раз она не отказывается от тренировок, значит, до сих пор не поняла, что происходит. У неё немного шансов понять: интеллектуальная деятельность затормаживается, нервная система перегружена. Потеряет ли она управление в следующем полёте, шагнёт ли в Грандстрим, спасаясь от собственных галлюцинаций, попытается ли застрелить отца... Это произойдёт. Не сегодня. Ещё не сегодня. Не стоит торопить события, всё должно выглядеть естественно, как фатальная беспечность слишком самоуверенной дочери Маэстро.
И всё же без определённого риска не обойтись.
Некоторым фигурам не стоит возвращаться на доску. Они могут сорвать так любовно продуманную комбинацию.
В "сражении" её звено уступает. Кажется, ведомые остаются в уверенности, что их лидер, не заинтересованная в результате, решила в собственное удовольствие заняться пилотажем. Разубеждать их она не намерена.
- Дельфина, ты пойдёшь сейчас к наблюдателям? - спрашивает Хлоя, открыв "звезду" и легко спрыгивая на пол. Она ничем не выдаёт своего разочарования - да и чувствует ли его? Может быть, с порога совершеннолетия их соревнования кажутся детскими играми?