Внутри магазина был полумрак даже в яркие солнечные дни. На витрине - потертые от времени бокалы, чьи-то поношенные туфли, скрученные змейкой вытертые ремни. Женский костюм - такие носили в 20-е годы прошлого века. Парик, старый маникюрный наборчик, сумочка в виде веера...
Посреди витрины стояла черно-белая фотография в рамочке. На снимке была женщина лет сорока, ее волосы были уложены в пучок, губы сжаты в ниточку. Снимок был любительский, женщина присела отдохнуть на краешек стула, на коленях у нее примостилась сиамская кошка. И у кошки, и у женщины взгляд был одинаковый - недобрый, полуприщуренный.
Иногда, проходя мимо, я видела в глубине магазинчика седого сгорбленного старика. Старик сидел, опираясь обеими руками на палку, из-под мохнатых бровей не было видно глаз. В грязно-сером бессменном пиджаке.
Ни разу я не видела, чтобы туда кто-нибудь заходил и что-нибудь покупал. Обыкновенно магазин был закрыт и на двери висел замок.
Я любила стоять подле витрины и подолгу глазеть, казалось - войдешь внутрь и перенесешься на сотню лет назад, в прошлое столетие. Но двери всегда были заперты...
В тот день с самого утра все шло наперекосяк. С утра я проспала. Потом пролила кофе на плиту. Когда я одевалась, на юбке разошлась молния. По-дороге в магазин у меня отвалился каблук. Можно было зайти в мастерскую и починить, но в кошельке позвякивали всего несколько монеток. Я решила с горя зайти и попить кофе в своей любимой кофейне, но та была закрыта! Словом, за что не возьмусь - все не так, как надо, просто чертовщина какая-то!
Припадая на ногу со сломанным каблуком, я брела по улице. Вдруг... я даже не поняла, а почувствовала, что что-то не так. Магазинчик был открыт!
Словно распахнутый зев на двери висел замок. Лежа на коврике перед дверью, презрительно щурилась сиамская кошка. Дверь раскрыта, как будто приглашая посетителей. Бросив быстрый взгляд на витрину, я заметила, что что-то не так. Фотографии не было! Забыв о сломанном каблуке, я направилась внутрь.
Внутри, как всегда, было полутемно. Посреди магазинчика на табуретке сидел старик. В своем всегдашнем мятом сером пиджаке. В руках у старика была ... та самая фотография женщины с поджатыми губами.
На меня старик не обратил ни малейшего внимания.
Он глядел на женщину на фотографии и обращался к ней, словно она была живой и могла его слышать.
- Ну и что ты себе думаешь? Что хочешь доказать? Полетала, погуляла уже, пора и честь знать. Домой пора уже. Сколько я тут должен один маяться? Ведь я же просил у тебя прощения, так сколько можно?
Не поднимая на меня глаз, тем же тоном он вдруг спросил:
- А тебе чего здесь надо? Что пришла-то?
Я не сразу сообразила, что это он мне.
- Мне? Ничего. Я ничего, просто шла мимо, у меня каблук сломался, денег нет чинить, а тут у вас открыто... А вы с кем разговариваете? - вкрадчиво спросила я.
- С женой.
- С фотографией, что ли? А сама она где?
- Где, где... Улетела, ведьма, и не возвращается все. Я уж ждать замаялся.
- Как это - ведьма? Куда улетела?
- Знамо куда - по делам своим, ведьмовским-колдовским, на метле. Давно уж улетела, и даже весточки от нее нет. Изволновался я весь, зову вот, домой пора ей.
- А она вас слышит?!
- А чего ж ей не слышать. Слышит.
- Как интересно! А не могли бы вы рассказать мне еще что-нибудь такое? А то я устала идти.
- А то... и расскажу. Хочешь, сказку расскажу?
- Хочу!
- Ну слушай тогда, только не перебивай.
"Жили-были старик со старухой,
и была у них кошка-Матрешка.
Жили они у самого Средиземного моря.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу.
Но только сколько они не старались, сколько ни трудились, то ли рыбы в море было мало - всю повыловили, то ли пряжа в жарком климате никому не нужна была, жили они все одно бедно.
И не знали они, как из нужды выбиться.
Думал старик, думал, как нужде помочь, и придумал. Решил он отправить свою старуху на работу!
Сказано-сделано, устроил он свою старуху ведьмой на полставки. Утром - о нем заботится, по хозяйству, а по-вечерам ведьмачит!
Устроил он все, а сам на диване лежал-почивал. "Полежу, - думает, еще чуток,- а там, глядишь, еще что придумаю".
Стала его старуха между тем зарабатывать, и стала у них в доме жизнь налаживаться. Телевизор новый купили, диван старику ортопедический справили, и на черный день уж кое-что было отложено.
А на себе старуха все старалась съэкономить, что подешевле купить.
Прослышала она как-то, что в Париже на распродаже можно справить новую ступу с метлой - и модную, и недорого. Прослышала так наша старуха - и загорелась, дай, думает, слетаю до Парижу, куплю, а то старая ступешка у меня совсем прохудилась, метелка-то моя совсем истрепалась. Кошку-Матрешку побалую, гостинца ей привезу.
Не хотел старик отпускать старуху, но не сдавалась упрямая баба - пусти да пусти! Уломала она-таки старика!
Отпустил он ее до Парижу.
А Матрешка-то, как увидела, что хозяйка ее улетать собралась, и ну что есть духу - к ней. Сиганула в ступу и ждет.
Села старуха в свою худую ступешку, метлой взмахнула - и полетела. А кошку-Матрешку-то и не заметила.
Летит она час, летит два, а только что-то все Парижу не видать. "Хоть бы, думает, мне с дороги не сбиться".
Подумала только так старуха, как вдруг видит - расстилается под ней огнями яркими город. Весь каналами перерытый, фонарями освещенный, памятниками уставленный.
Решила наша старуха, что это - Париж, и пошла на снижение.
Приземлилась, видит - перед ней питейный дом, "Ягодка" называется. Оставила старуха на стоянке свою ступу, а сама с метлой внутрь пошла.
"Дай, думает, зайду, жажду чуток утолю да дальше полечу, искать, где ступы с метлами продают. Матрешка наша - прыг-скок, и за старухой побежала. Хвост распушила и следом за бабкой засеменила.
Зашла наша старуха в бар - и обомлела, растерялась, такое перед ней великолепие раскинулась, она-то к богатству непривычная была.
... Вокруг полумрак, по-потолку огни разноцветные бегают. Вдоль стен столы стоят дубовые, на столах - скатерти крахмальные, промеж столов официанты угодливые с подносами мечутся.
Села наша старуха за один из столиков, зажала монетки в кулаке и думает: "Будь что будет, а должна я хоть разочек единственный в жизни себя побаловать!"
Только она подумала, как подлетает к ней официант - весь такой учтивый, накрахмаленный.
- Чего изволите? - изогнувшись, учтиво спрашивает.
Растерялась совсет тут наша старуха - на паренька смотрит, платочек теребит, что сказать - не знает. Матрена между тем на стуле, под скатеркой устроилась, свернулась клубочком, и лежит тихохонько себе.
- А что есть-то у вас? - спрашивает старуха официанта.
- Есть коктейли разные, есть булочки-пирожки, с маком, с травкою.
- Ну, и мне дай того же самого.
А бар тот не простой был а заколдованный - в нем дурманное зелье подавали.
И вот сидит наша старуха, пьет дурман-траву, ест с маком пирожок, и так тут ей легко на душе стало, так радостно! Молодой была, и то себя такой счастливой не упомнит!
Тут вдруг спереди огни зажглись, забегали, сцена вся светом озарилась. Выходит на сцену какая-то молодуха, и давай томно так спину прогибать, глаза закатывать да бедрами покачивать!
Мужики за столиками млеют, визжат от восторга, деньгами в нее бросают, а она себе знай старается!
Загорелась наша старуха, думает, чем я хуже той патлатой?! Я, что ли, не смогу так же танцевать?!
Разгорячило нашу старуху выпитое да съеденное, схватила она свою метелку, да как ринется на сцену! А верная кошка-Матрешка за ней - шасть.
... Платок с головы скинула, плечико заголила, юбчонку повыше подоткнула - и ну плясать, вокруг метлы вышагивать, будто это и не метла вовсе, а тот молоденький официант! Старуха наша то метлу к груди прижмет, то отринет, то обнимет, то глазки ей состроит, головку набок склонит.
А Матрешка-то ее - рядом, спину выгнула, хвост трубой! Растопырила усы - все для девичьей красы! Ходит вдоль старухи, об ноги трется, глаза щурит.
Вокруг все уж встрепенулись - как же, не было ведь у них еще такого, чтобы ведьма старая да с кошкою танцевала! Стали зрители ей в лад прихлопывать, подпевать да подбадривать.
Старуха же, видя такое, еще пуще раззадорилась, танцует, удивить людей старается!
Вдруг один из них - диво дивное, достал из кошелька своего бумажку смятую - и под ноги старухе бросает. Подняла наша старуха ту бумажку - глядь, а там сотня!
Обомлела от счастья старуха, а тут и другие на сцену бросать деньги начали. И вот стоит посреди сцены наша старуха, растрепанная, все в цветных огнях, а вокруг нее воляются мятые бумажки. И Матрешка от удовольствие мурчит, об ноги трется.
Подмела она их метелкой в кучку, завернула в платочек, и засеменила к выходу. А на улице уже заря занималась, фонари гаснут, ночь тает...
И волшебство пропадает...
Села наша старуха на обочину, деньги считает - целых девять тысяч насчитала! Ну, думает, все, разбогатела я, отродясь таких деньжищ в руках не держала.
После уж она разобрала, что вместо Парижу улетела она в Амстердам, да только старуха наша была не в обиде - вон какое богатство на нее свалилось!..
...Да, значит, такое вот на нее вдруг богатство свалилось, - прошамкал старик и замолк.
- А что дальше было? Чем сказка кончилась?
- Дальше-то? А что тут дальше - вот сижу я теперь и жду, когда же она наконец домой вернется!
- Так это ваша старуха? Ваша жена?
- А то как же. Она.
- Так она вас после этого бросила? Убежала, с деньгами?
- Она не убежала... Просто не возвращалась больше.
- А у вас больше никого нет?
- Нет. Один я, вот только и есть еще эта кошка - родная душа. Да старуха моя, все-таки мы с ней немало вместе прожили.
- Вы не горюйте, может, она еще вернется.
- Не знаю, не знаю... только я уж и надежду потерял, больно тоскливо мне одному тут куковать.
Тут я не нашлась что ответить, и направилась к выходу. Старик меня не удерживал.
Прошло много времени, прежде чем я снова оказалась возле того магазинчика. Все было как прежде - те же замусоленные окна, те же товары на витрине.
Я уже почти собралась уходить, как вдруг мой взгляд упал на фотографию посередине. На фотографии была та же женщина, на коленях у женщины все так же сидела сиамская кошка. Но... разница была в том, что за спиной у женщины стоял ... мой старик. Он стоял позади, и даже мне показалось, узнал меня и улыбнулся.
На двери же по-прежнему висел замок - казалось, открой ее, и попадешь в прошлый век. В другой мир, куда уже ушли его владельцы.