Когда лошади удается сбежать, она становится гордой, неприступной и заносчивой, потому что ОНА! СБЕЖАЛА! Она смогла! Мустанг в прерии. Я свобоо-о-о-оден, словно птица в небесах. И все, даже деревенские коняги, предназначенные исключительно для телеги, начинают показывать чудеса вроде вертикальных свечей, рыси с подвисаниями (красиво, красиво бегут, падлы плюшевые!) и почти испанского шага. Шея вытянута, ушки пенёчками, ноздри раздуваются.
И морда аж светится. На волю, в пампасы!
Ба-бах! Ба-бах! Галопом вокруг конюшни.
Нас не догонят! Мы крутые. Ур-ра!
Минут через пять наступает отрезвление.
Ура-то ура, только вот... э-э-э-э... куда податься?
Ладно, летом можно погулять по территории, травку пожевать, но в ноябре?
Да и никто не бегает следом, не зовет, овсом не приманивает. Не заметили великий побег из Шоушенка? Надо намекнуть.
В конюшню заглядывает удивленная морда. В морду изнутри летит пустой свернутый мешок, двери закрываются.
Беглянка в недоумении. Радость от побега уходит.
Ой, погодите, есть же другой вход. Побежали, побежали, побежали.
Черт, и тут закрыто. Надо поорать.
Гордый мустанг начинает скорбно вопить и ходить дозором у закрытых дверей. Что-то пошло не так, будущее рисуется в черных красках: ночь, голод, лес, тишина, во-о-олки. Мама, спасите!
Иди нафиг, наглая морда. Хотела гулять - гуляй.
А нет, гулять в одиночестве и сумерках не хочется, поскольку как-то печально. Все дома, а беглянка одна во враждебном мире, позабыта-позаброшена, без денег и документов. В общем, ошибка уже осознана, лошадь готова к покаянию.
Дверь открывается:
- Н-ну?!
Да! Пустите! Домой, в денник, к сену. Я все поняла, осознала и повинилась. Больше не буду.