Виктор Петрович впоследствии понимал, что всему виной было стечение обстоятельств. Именно они сделали его невольным очевидцем всего того, что напомнило ему о реалиях жизни, про которые хотелось скорей забыть, чем вспоминать о них.
Началось с того, что в один из зимних морозных дней жена отправила его на рынок. Несколько дней до этого обильные снегопады завалили всё вокруг. На смену им пришли холода. Совсем не хотелось в мороз возиться с машиной, чтобы потом испытать ещё и все прелести езды по снежной каше до города, чтобы в городе пытаться найти место для парковки на засыпанных снегом улицах. Этого ему никак не хотелось. Проще добраться на автобусе - решил он, даже не пытаясь вспомнить случай, когда последний раз делал это.
Их дом находился в пригородном микрорайоне, на высоком бугре. Из окна можно было видеть вдалеке очертания города, растянувшиеся в низине, но не могло идти речи о том, чтобы добраться до города пешком. Для этого было два варианта - на машине или на автобусе. Дорога занимала пятнадцать минут. Жители микрорайона по старой привычке называли его посёлком. Насколько помнил Виктор Петрович, обычно в посёлке народ набивался в автобус и до города никто не выходил. Дорога шла через дачную зону, поэтому на остановках только добавлялись новые пассажиры. Дачная зона вокруг города давно превратилась в жилую зону с названиями улиц. Виктора Петровича ничто не смущало. Было дневное время рабочего дня для тех, кто ещё не достиг пенсионного возраста, поэтому он не опасался автобусной давки. Всё это, вместе взятое, и явилось тем стечением обстоятельств, которые он считал потом виновниками своих расстроенных чувств.
Автобусная остановка находилась рядом с домом. В автобусе его ожидания подтвердились. Салон был приятно - полупустым. Сидячие места заняты. Ему никто не мешал комфортно стоять и чувствовать себя пассажиром, а не водителем. Он стоял ближе к передней двери, когда на второй остановке она открылась и в салон по ступенькам вскарабкался пассажир. Другим способом он не смог бы этого сделать в силу своего маленького роста и малых лет. На спине у него громоздился школьный ранец, который за его размеры вполне можно было назвать сундуком.
Со своей высоты Виктор Петрович мог видеть, что новый пассажир был роста чуть больше метра. Его рост увеличивал капюшон чёрной куртки. Он острой шишкой торчал кверху над головой и абсолютно закрывал лицо малыша, которое невозможно было разглядеть ни Виктору Петровичу, ни сидевшим вокруг пассажирам. В салоне, как на подбор, в это время дня подобрались одни старушки.
Виктор Петрович не мог не обратить внимание на странное поведение малыша. Забравшись на ступеньки, он сначала попытался пройти в салон, а потом нерешительно повернул обратно, что-то пробормотав из-под капюшона кондукторше, сидевшей у самой двери. Низко опущенный капюшон полностью скрывал его лицо и казалось, что голова мальчугана была наклонена вниз, словно он смотрел в пол.
Видимо, кондукторша услышала его слова и живо среагировала. Возможно, если бы на её месте была пожилая женщина, уставшая от жизни и успевшая устать от пассажиров, то всё получилось бы иначе, но на месте кондукторши сидела молоденькая девчушка с форменной сумкой и билетным терминалом. Она тронула малыша за локоть и вернула в салон, отодвинув от двери:
- Проходи. Так доедешь, - и автобус тронулся с остановки. Виктор Петрович услышал у себя за спиной, как бабульки между собой посочувствовали забывшему дома деньги на проезд. Они доброжелательно разглядывали бедолагу, больше походившего на малыша в своём необъятном капюшоне, чем на школьника с огромным ранцем.
Мальчуган безропотно приткнулся напротив двери, рядом с сиденьем, где сидел другой школьник, постарше и на две головы выше его. Видимо, они были постоянными попутчиками и знакомы, потому что малыш сразу наклонил ещё ниже голову над экраном смартфона на коленях у сидевшего. Они оба склонились над ним и о чём-то тихонько разговаривали, как старые знакомые.
Неожиданно одна из старушек с сиденья напротив протянула руку в сторону малыша и легонько потянула его за рукав. Тот повернулся к ней. Капюшон так и скрывал его лицо. Старушка протянула ему деньги:
- Вот, возьми. Это тебе на обратную дорогу.
Малыш молча взял деньги, сунул их в карман и повернулся снова к смартфону. Кондукторша видела всё это и промолчала. Она не требовала деньги за проезд. Она была молода. Может быть, поэтому.
Виктор Петрович не мог не обратить внимания на то, что малыш никак не походил на ребёнка из малообеспеченной семьи, для которой оплата проезда является неподъёмной частью семейного бюджета. Нет. На нём была дорогого вида куртка безупречного качества, со всякими "наворотами", такого же качества новенький яркий ранец.
Виктор Петрович не мог не заметить происходящего у него на глазах, находясь в непосредственной близости. И произошло всё это буквально за несколько секунд. Так, ничего не значащая сцена из будничной автобусной жизни, в которой Виктор Петрович ощущал себя новичком в силу сложившихся обстоятельств. Разве мог он предполагать, что эта сцена получит продолжение, и дальнейшее заставит его сильно пожалеть о своём желании поехать на автобусе из-за тех чувств, что он испытает.
Пока ехали в город, автобус понемногу наполнялся новыми пассажирами. Виктора Петровича оттеснили внутрь салона, и он потерял из виду двух малолетних друзей, забыв о их присутствии. Однако ему пришлось увидеть их вновь. Когда он вышел из автобуса возле рынка, то первым делом надел перчатки и только после этого двинулся вперёд. Сразу за киоском он чуть не наткнулся на малолетних попутчиков и услышал мимоходом их разговор. Вернее, говорил младший из них.
- Ну вот, - пищал голосок из-под капюшона. - Шестьдесят рублей срубил за дорогу. Да ещё на обратном пути будет. Удачный день. А ты как?
Слова из взрослой жизни в исполнении детского, даже не голоса, голоска, неожиданно резанули слух. В детстве Виктора Петровича коробило от скрипа вилки по стеклу. От этого звука бежали мурашки по телу и ломило зубы, хотелось бежать прочь или любой ценой прекратить невольную муку. Сейчас с ним произошло то же самое. Слова ударили по всему телу зубной болью, но он не побежал, а замедлил шаг, не оглядываясь на школьников. Услышал ответ того, что постарше:
- А никак. Купил билет и доехал.
Оглянувшись назад, Виктор Петрович увидел, как школьники расходятся в разных направлениях. Наверное, у них были разные школы. Тот, что помладше, еле шагал, волоча ноги по заснеженному асфальту. Капюшон куртки острой шишкой торчал кверху и по-прежнему скрывал его лицо от окружающих. Виктору Петровичу захотелось увидеть это лицо, заглянуть в глаза и запомнить их выражение, чтобы никогда больше таким глазам не верить ни в автобусе, ни на улице, ни в жизни.
То. что он сейчас увидел и услышал, было не кино, не спектакль, но Виктор Петрович чувствовал себя зрителем одной из картин, которые, подобно паззлам, составляют полотно нашей жизни.
Он шёл на рынок, но думал совсем не про рынок. Он шёл и ругал себя за то, что услышал их разговор, словно был виноват в этом, но больше ругать было некого, и он надеялся, что ему полегчает, поможет избавиться от шока. Даже попытался пошутить:
- Интересно, а Остап Бендер в своё время, наверное, так же начинал, - но шутки не получилось и не полегчало.
- А чего я впал в уныние? - спохватился он. - Меня не ограбили, Меня не обманули. Что за пессимизм, в конце концов? Ничего страшного не случилось. Все живы и здоровы. Бабульки в автобусе рады, что ещё могут быть полезными в этой жизни. Все довольны, - он убеждал себя, но настроение не поднималось. Там, в колодце души, плавала ложка вонючего дёгтя из автобуса и мешала воспринимать окружающее.
Виктор Петрович не замечал, что, подобно тому малышу, еле плетётся в сторону рынка, мешая толпе прохожих. На него натыкались, обходили стороной, что-то ворчали и бежали дальше, но он выпал из общего ритма и ничего не замечал, занятый своими мыслями, которые не радовали:
- Тот же Остап Бендер в своё время разочаровался в человечестве, столкнувшись с жуликом Корейко. Душевный ущерб от этого он оценил в миллион рублей, - Виктор Петрович усмехнулся своим мыслям. - Наши дети - это будущее человечества. Во сколько бы он оценил разочарование в будущем человечества? Измеряется это деньгами? И возможно ли было такое во времена Бендера? Вряд ли, - усомнился Виктор Петрович. - В те времена плесень разложения до детей не успела добраться. Другое было время.
Неожиданно он рассердился на себя за свои мысли:
- Чего я впал в истерику? Что такого? Проехал ребёнок без билета. А ты сам в детстве часто покупал билет в автобусе? - он прекрасно знал ответ на этот вопрос. В его детстве вместо кондукторов стояли автоматы, куда бросали пять копеек и выкручивали билет за проезд. Всё было на доверии. Было в порядке вещей сесть в автобус и не купить билет. Даже не потому, что жалко пять копеек, а просто, так все привыкли. Лишь изредка появлялась в салоне фигура контролёра с повязкой на рукаве и пыталась штрафовать безбилетных пассажиров, но это бывало так редко, что никто не боялся.
Ответ на свой вопрос его не порадовал и не успокоил. Это признание никак не походило на оправдание мальчугана с ранцем. Да, билеты никто не покупал, но никто и не видел в этом способа "делать деньги". Он, Виктор Петрович тогда, в детстве, не покупал билет в автобусе, но это не повлияло на его жизнь, не испортило его судьбу и не помешало прожить жизнь с трудовым стажем в сорок лет. А этот малыш, ехавший в школу? Что будет с ним? Он там был не один. Их было двое. Два малолетних школьника. Один автобус. Один билет на двоих. Но едут они, похоже, по этому билету в разные стороны жизни. Один, купивший билет, едет в школу, а второй занят мыслями "сделать деньги" по дороге туда и обратно. Вкус халявных денег для него привлекательней вкуса учёбы и всего того, что связано со школой. Делать деньги для него интересней, чем учиться. А дальше? Что с ним будет дальше? В конце концов, какое мне дело до того, что с ним будет? - Виктор Петрович спохватился после очередного толчка суетливых прохожих. Он всё ближе подходил к рынку.
- Пусть это беспокоит его родителей, - успокаивал он себя, возвращаясь к действительности. - Не все такие, как этот малыш, но сколько их? Виктор Петрович понимал, что, не столкнись он с фактом малолетнего обмана, то никогда бы у него не возник этот вопрос, словно его и не было в розовом свете восприятия реальности. Ему пришлось убедиться, что плохое знание реальности избавляет от многих вопросов. "А всё потому, что поехал на автобусе и попал в реальную жизнь" - не прекращал он укорять себя за испорченное настроение.
Виктор Петрович не отдавал себе отчёта в том, что после выхода на пенсию он стремился как можно меньше соприкасаться с окружающей действительностью и получал от этого удовольствие. Оно нарушалось каждый раз от дискомфорта, который он испытывал неизбежно, когда ему надо было обратиться в поликлинику, в жилконтору или в продуктовый супермаркет, из которого ему особенно не терпелось всякий раз убежать и который он про себя называл "жральней", где любой человек превращался в голодного потребителя. Поэтому комфортно он чувствовал себя только дома, вдали от всего этого и тем более от автобуса, на котором так легкомысленно, как оказалось, решил прокатиться.
Слова мальчугана там, у киоска на остановке, разбили его розовые очки восприятия жизни. Их осколки царапали душу, лишали покоя. Ему хотелось позавидовать всем этим прохожим вокруг, что спешат по делам и не обращают внимания на его бесцельно бредущую фигуру. Все они не ехали с ним в автобусе и не споткнулись о те слова, что услышал он и теперь не мог от них избавиться .
Вокруг его окружали прохожие, а впереди, перед собой, Виктор Петрович увидел дверь рынка. Он вспомнил про список в кармане и ускорил шаг. Он знал, что ни в следующий, ни в другой раз, на автобусе больше не поедет. В машине у него всегда лежат очки. Неважно, что они защищают только от солнечных лучей. Машина надёжно защитит его и от автобуса, и от его пассажиров, и от всего остального. Спасение размышляющих - дело рук самих размышляющих. Он так решил и вряд ли передумает.