В мире много опасных вещей. Пожарные могут порассказать о всепожирающем огне, который невозможно погасить и можно только ждать, пока всё выгорит, моряки могут поведать о чудовищных штормах, сминающих огромные морские суда как пустые папиросные коробки, военные часами будут рассказывать о изощренных методах разнесения в щепки, в пыль, на атомы любого врага, врачи поведают о невидимых глазу вирусах, способных выкосить все живое на Земле за считанные недели, зоологи упомянут и хищников, и змей, и крохотных, смертельно ядовитых пауков.
Но самая опасная вещь - это лист бумаги с написанными на нем словами.
Человек, работавший в небольшом кабинете большого старинного здания, знал об этом лучше многих, и решал сейчас сложную задачу, как составить отчет начальству, не заработав при этом репутацию беспочвенного фантазера, а то и просто психа, со всеми вытекающими последствиями.
И в самом деле, как еще начальство должно реагировать на сообщение о конце света?
Андрей Сергеевич Скорняков очень любил этот мир. Ему нравилось олицетворять мощь государственной машины, нравилось наблюдать закаты в полнеба из окна своей кухни на верхнем этаже новой высотки, очень нравились красивые девушки, но пока он не горел желанием знакомиться с их родителями, и просто без ума был от всякого рода логических построений. Его приводило в восторг конструирование строгих логических композиций, где из факта нахождения гражданина А. в месте Б. неумолимо следовала причастность, казалось бы, совсем постороннего гражданина В. к теракту, проведенному в городе Г. Или когда из гильзы калибром 9 мм, найденной на клумбе в Калининграде, вырастало дивное дело о контрабанде редкоземельных элементов на Дальнем Востоке.
И сейчас, зная за собой склонность к увлеченности, он раз за разом проверял и факты, и выводы, но не находил ни малейшей щелочки для сомнений. В конце концов вздохнул, взялся за телефон и позвонил начальнику своего отдела.
- Здравствуйте, Игорь Сергеевич, это Скорняков. Есть срочная информация по рекламщикам, когда вы сможете меня принять?
- Насколько срочная? - голос Лоскутова был прохладен, и Андрей едва удержался от ответа: "Не особенно, может потерпеть"
- Предельно.
- Через пятнадцать минут у меня.
Скорняков положил трубку и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая нервы. "Расслабься", - скомандовал он себе, - "Терять есть чего, но пусть уж лучше над тобой посмеются, если ты ошибаешься, чем промолчишь о возможном кризисе". Хотя, называть грядущее кризисом было изрядным преуменьшением. Андрей еще раз проверил отчеты: краткий, помещавшийся на одной странице, и подробный, на 17 страницах убористого текста, снабженный примерами, выводами и предполагаемыми последствиями, собрал их в тисненую кожаную папочку, подаренную родителями, и, тщательно заперев двери кабинета, отправился по длинному коридору на свою Голгофу. Не то чтобы майор Лоскутов был особенно придирчивым или нелюдимым, но к Скорнякову относился как к залетному варягу, и были, были у него причины. Андрея после успешно завершенного дела о контрабанде на Дальнем Востоке спешно перевели в недавно созданное управление по медицине и здравоохранению, и пока что начальник присматривался к своему новому подчиненному.
Кабинет Лоскутова был больше размером, выходил окнами не во двор, а на набережную, обставлен был получше, а главное - сохранил лепнину и потолочную роспись. Не Эрмитаж, не метро "Маяковская", обычный цветочный бордюр - а уже и вид у помещения не такой казенный, и Лоскутов - не "кровопийца на госсслужбе", по выражению журналиста, взятого на перевозке "колёс", а один из чиновников, занятой и усталый человек, да и сама работа - не стрельба с погонями, а методичное, ежедневное пропалывание своего кусочка огромного сада страны.
А хозяин кабинета и в самом деле выглядел как чиновник - в сером костюме и при галстуке в мелкую полоску, с утомленным, бледным лицом бумажного червя, с чашкой чая на краю стола, с письменным прибором и стопкой папок, с перекидным календарем, густо исчерканным каким-то знаками, с настольной лапой - с тысячей мелочей, указывающих на силу бумаг и слов в этом месте.
- Заходи, заходи, - помахал он рукой, - Что там у тебя стряслось?
Андрей сел на стул сбоку от стола, вынул краткий вариант и положил на стол. Осторожно, словно бомбу из самодельной взрывчатки, что может бабахнуть в любой момент.
- Игорь Сергеевич, вы лучше прочитайте. Боюсь, у меня изложить внятно вслух не получится.
Лоскутов быстро пробежал глазами по странице, внимательно глянул на крепко сцепленные руки подчиненного, прочитал не торопясь, делая на полях пометки карандашом с тонким грифелем, помолчал, и начал с простого вопроса:
- Ты уверен?
- Игорь Сергеевич, сильнее всего я надеюсь, что в чем-то ошибся. Что кричу "Волки!" понапрасну.
- Хорошо, тогда у тебя подготовлен и полный отчет?
Андрей, ни произнеся ни слова, положил на стол второй вариант.
- И все же, это сильно смахивает на какие-то детские страшилки. Мозговые слизни, ментальные вирусы, слепки сознания... Ты фантастикой не увлекся часом?
Наступил критический, решающий момент. Отрезая все пути к отступлению, Скорняков негромко, через силу произнес:
- Я могу устроить демонстрацию эффекта. Мне надо лист бумаги, маркер и кого-нибудь из отдела технической службы.
* * *
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2014 год октябрь
"Сегодня я наблюдал нечто странное. По-моему, у молодежи возникло новое увлечение. На стене у выхода из метро нарисовали еще одно граффити, ярко-алый вензель из двух петлистых штрихов, броский, но на первый взгляд совершенно бессмысленный. Передо мной шли два молодых человека, с виду обычные студиозусы - тонкие ноги в мелкоклетчатых обтягивающих штанках, длинные шарфы с пестрыми кисточками и модные этой осенью балахонистые короткие куртки. "О, смотри!" - завопил один из них, - "Джага!" "Джага-джага! - немедленно подхватил второй, и уже хором выдохнули: "Гуха-а-а-ан!" И, хохоча, пробежали несколько метров, затем резко успокоились и деловито потопали к переходу, влившись в поток горожан.
Я был удивлен их реакцией, но вот дальнейшее поставило меня в тупик - из-за спины раздался звонкий подростковый голос: "Джага!" - и реприза повторилась в исполнении какой-то невысокой девицы, едва различимой под громоздкими наушниками и платком, намотанным вокруг шеи.
Десять минут наблюдений показали, что примерно каждый двадцатый прохожий реагирует одинаково: "Джага!" - "Джага-джага!" - "Гуха-а-ан!" - и завершает всё действо радостный смех и пробежка на несколько метров. Последней каплей стала почтенная матрона лет шестидесяти, в долгом драповом пальто и фетровой шляпке. Нет, она не кричала, но губами неслышно произнесла "Джага", улыбнулась и слегка ускорила шаг.
На работе я первым делом залез в интернет и попытался разобраться, но безуспешно. Сами слова, описание смеха, обязательность пробежки - это все было описано многократно, и сам вензель был подробно описан и сфотографирован в тысяче разных мест. Не было одного - смысла этих действий. На все вопросы ответ был примерно одинаков: "Ну, это джага, чего тут еще-то объяснять?"
Однако, текучка увлекла меня в дебри заказов, где каждый хотел визитку не меньше, чем напечатанную золотом по золотому фону, и чтоб все переливалось, а на обороте - фотография продукции. Ну и что с того, что места мало - а вы сделайте что-нибудь. Потом было несколько писем и нервных разговоров с менеджерами, потом обед и длинное обсуждение архивации выполненных заказов, и стоит ли их хранить вообще, затем вышибло пробки, а к верстальщицам со двора забежала крыса - день удался на славу. После изгнания крысы я успокаивал хлюпающую носом Ольгу Синюхину, вторую Ольгу - Марчук - просто поддразнивал, обзывая "Дианой-крысобоем", потому что она отважно кинула в грызуна чашкой, а потом неожиданно для себя сказал: "Ну вы что, девчонки, чего в эмоции-то ударились? Джага!" И совершенно оторопел, когда они хором пропели "Джага-джага!" в ответ, засмеялись и разом встали из-за столов. И все - эмоции сняло, как рукой, вся аппаратура за несколько минут была отключена, а сами мы разошлись по домам.
Лишь за ужином, при разговорах с женой я вспомнил о крысе. Как это только всё вылетело из головы - не понимаю."
2014 год, октябрь
- ...Таким образом, с одной стороны, у человека формируется импульс на проведение каких-то действий, с другой стороны - отключается критичность в оценке этих действий. Так же в сознании возникает своеобразное 'слепое пятно', не позволяющее осознать необычность происходящего. Пока что действия описываются отдельно, однако, вскоре потребность в их описании отпадет, они будут формироваться на основе графемы и опознавательного сигнала. Кроме того, возможно существование и композитных мемоидов, когда действия будут мотивироваться воздействием нескольких внешне не связанных графем и сигналов. - Скорняков отпил несколько глотков минералки, отметив, что она уже изрядно выдохлась, и завершил свое выступление. - Далее, по моему мнению, будут разработаны мемоиды, не требующие ни сигналов опознавания, ни описания действий - начертания штрихов будет достаточно для запуска ассоциативных механизмов. Соответственно, совершаться будут не конкретные действия, а действия, содержащие определенную направленность. У меня все.
В генеральском кабинете повисло молчание. Сам генерал не высказывался, два его зама тоже не торопились высказать свое мнение, Лоскутов и подавно молчал, уже прикидывая, чем займется после увольнения. Он-то Андрею верил на все сто, и понимал, что будущее безрадостно, и к нему надо готовиться специально, что включало в себя закупку соли, спичек и мыла, подготовку какой-то базы, решение вопросов с оружием. И главное - подбор людей, выживание в одиночку хорошо в кино, где у главного героя патроны не кончаются.
- Лоскутов, ты как-то жаловался, что у нас фильмы делать не умеют? Что ж ты такого сценариста у себя в отделе неволишь? Вон, готовый фильм ужасов накатал, - генерал с усилием поднялся из кресла и прошелся вдоль окна. Хотя, мрачные дождевые тучи за окном всем своим видом утверждали, что ситуация улучшаться не может. Ну с чего ей улучшиться, такую-то погоду?
- Товарищ генерал, у меня есть список из двадцати восьми сотрудников, предположительно пораженных мемоидами. Можете для демонстрации вызвать любого.
- Дай поглядеть, что там за расстрельный список... - Осовец углубился в изучение колонки фамилий. Пару раз его брови вздрогнули, а под конец он выдохнул: - Дела... Никак, ты от всего молодняка чохом избавиться решил? Что, думал так вот легко можно четверть управления под нож отправить? Тебе кто такую мысль подкинул?
- Да ради бога, - вдруг Лоскутов тоже поднялся с места. - Вот, пожалуйста, у меня рапорт написан - хоть завтра уйду! - и положил на стол еще один листок.
- Вот и славно, - подхватил один из замов, недавно переведенный из Северо-Западного региона, - Ну-ка, ну-ка, - округлым движением он переместил рапорт к себе поближе, бросил на него взгляд, и с улыбкой вернул на генеральский стол. Второй зам, поднявшийся из оперативников, удивленно глянул на первого, но то не обращал внимания. - Все в порядке, Павел Петрович, можно подписывать хоть сейчас.
Осовец тяжело посмотрел на зама:
- Это ты мне разрешил, что ли? - и не слушая оправдывающегося зама, продолжил, - Всё, не о чем тут говорить больше, все свободны. Лоскутов, останься. А тебе, Скорняков, лучше бы подумать о чем-нибудь более реальном. Меня с этими рекламщиками каждый день кроют, а ты сочинения пишешь на вольную тему. Идите. - затем опустился в скрипнувшее темно-коричневое кресло и подождал, пока все, кроме Лоскутова не разошлись.
Глянув на закрывшуюся дверь, Лоскутов сел посвободнее, положил руки на стол:
- Вот и еще один.
- Ты уверен?
- Я у Скорнякова тоже спрашивал, так он мне нагляднейшую демонстрацию устроил. Можно и вам показать, если не ошибаюсь, Фейгин еще в приемной должен быть.
- Давай посмотрим, - генерал нажал клавишу на селекторе. - Ярош, Фейгин еще не ушел? Хорошо, пусть зайдет.
- Только вы его спросите о чем-нибудь, чтобы он говорил, - быстро посоветовал Лоскутов и выдернул листок из стопки своих бумаг.
Так повелось, что выходя из кабинета, посетители открывали дверь сами, а вот при входе дверь обязательно открывал адъютант генерала, сидевший в приемной. И докладывал, даже если посетитель покинул кабинет минуту назад.
- Товарищ генерал, к вам полковник Фейгин - в открывшуюся дверь прошел 'Северо-Западный' зам с таким выражением на лице, что генерал едва подавил секундную вспышку гнева: 'Ещё ты тут будешь неудовольствие выказывать!'
- Что случилось, Павел Петрович?... - И тут стены кабинета сотряс генеральский рык - вторую вспышку Осовец гасить не стал.
- Вы что, товарищ полковник, приказ об отмене субординации прочитали?! Вышли и вернулись, доложив как следует!
Фейгин побагровел и выскользнул из кабинета в той же округлой манере, только дверь стукнула. Еще через полминуты дверь открылась и Ярош как всегда бесстрастным тоном повторил:
- Товарищ генерал, к вам полковник Фейгин.
В этот раз полковник лицо сделал строго уставное, вошел четким строевым шагом, за три шага до стола остановился и доложил, как выстрелил:
- Полковник Фейгин по Вашему приказанию прибыл!
- Товарищ полковник, группа по делу рекламщиков не справляется, надо усилить их специалистом по финансам. Кого вы можете порекомендовать? - генерал напряженно наблюдал за своим замом, а тот, уже перестал напоминать свеклу, и уверенно зачастил:
- К сожалению, в нашем отделе нет специалистов, разбирающихся в финансовой кухне на должном уровне, поэтому либо надо приглашать специалистов из региональных отделений, либо обращаться в специализирующиеся на аудите фирмы. Второй вариант предпочтительнее, потому что...
В этот момент Лоскутов показал Фейгину лист с нарисованным на нем то ли морским ежом, то ли звездой и негромко сказал: 'Чочота'. Зам запнулся на полуслове, поднял руки на уровень лица, предъявил ладошки и ответил 'Гекко', слегка протянув последнюю 'о', затем повернулся обратно к генералу и продолжил:
- ...потому что рекламный бизнес, тем более с иностранными рекламодателями имеет ряд традиций, которые не всегда верно интерпретируются нашими законами. А сторонняя аудиторская фирма позволит... найти пути... решения... - И замолчал.
Он смотрел перед собой совершенно безмятежно, не шевеля ни мускулом, словно постиг какую-то истину, сделавшую все вокруг настолько бессмысленным, что даже слов не хотелось тратить.
- Михаил Семенович, - Лоскутов перевернул листок картинкой вниз - вы говорили про аудит.
Фейгин встряхнулся и так же бойко продолжил:
- Да, и я все так же считаю, что для каких-то финансовых проверок лучше обратиться к сторонней фирме. В конце концов, рекламный бизнес с иностранными рекламодателями довольно сложен, и имеет массу традиций, в которых с ходу разобраться практически невозможно. Могу подготовить завтра к обеду список компаний, достаточно хорошо разбирающихся в вопросе.
- Спасибо, Михаил Семенович. - Генерал был явно потрясен. - Можете быть свободны.
- Есть! - Фейгин ловко повернулся кругом, четким, уверенным шагом дошел до двери и оставил кабинет.
Осовец потрясенно смотрел на Лоскутова.
- И как это понимать, Игорь Сергеевич? Что это было?
- Воздействие мемоида третьего поколения. Вводит в транс, вынуждает говорить правду. Но очень кратковременного действия, на обычного человека действует секунд десять-пятнадцать. Я так подумал, что ни релаксационные, ни тонизирующие варианты сейчас ни к чему.
- И что, любого вот так можно? Показал картинку - а он и раскололся?
- Не любого. Если он не подвергался воздействию пре-мемоидов и мемоидов низких уровней - то вряд ли. Восприимчивость к мемоидам возникает под социальным давлением. Та же реклама, слоганы, узнаваемость марки - это все пре-мемоиды, почва, на которой они прорастают. Даже анекдоты с бородой - и те представляют роль примитивных мемоидов. Некий код, который не обязательно воспроизводить полностью, он восстанавливается сознанием по двум-трем ключевым сигналам. Набирается критическая масса - всё, пошла работа мемоидов.
Осовец откинулся на спинку кресла и помассировал переносицу. Правда, которой не хотелось верить, оставалась правдой, и требовала от него действий.
- Вопрос первый: сколько человек в курсе?
- Пятеро. Все, кто сегодня присутствовал на собрании. Скорняков посчитал, что ни к чему распространять непроверенную информацию, а проверенную - и подавно не стоит.
- Сделаем так, Игорь Сергеевич. Для начала - я отстраняю Скорнякова от дела рекламщиков. Да и ваш отдел тоже. Формально вы уже все, что могли, сделали - передадите дела Фейгину. От вас требуется разработать методику определения восприимчивости к мемоидам. На грубую - три дня, на тонкую - две недели. Разработки у Скорнякова, как я понял, имеются. Далее, все материалы по этому делу - только через меня. Далее. От вас требуется прогноз развития ситуации и методы противодействия. Сроки - те же, предварительный прогноз - через три дня, с глубоким анализом - две недели. К работе привлекать только тех, кто прошел проверку. Что морщишься?
Лоскутов не поднимая глаз о стола, отозвался:
- В моем отделе из восемнадцати человек трое точно заражены и еще девять - под вопросом. Думаю, что по всему Управлению картина примерно такая же.
- Вот и загружай их. С рекламой разобрались - займитесь импортерами фальсификатов, там вообще поле не паханное, пусть трудятся. Не зараженных - на разработку мемоидов, срочно. Через три дня будем решать, выделять ли эту тему в отдельное дело у себя, выходить на Лубянку или вообще тихо прикрыть. Все, Игорь Сергеевич, иди. Совершай подвиг.
Осовец посмотрел вслед сухощавой фигуре Лоскутова, затем разложил на столе несколько листов и начал составлять план дальнейших действий. Примерный размер угрозы можно будет оценить только через три дня, но терять время было не в привычках генерала, и на бумагу потекли строки: 'Возможные варианты: угроза мнимая, угроза реальная, отвлечение от реальной угрозы ...'
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2014 год, декабрь
'Мне кажется, что с народом творится что-то странное. Наверное, я стал слишком стар и глуп, не могу понять какие-то очевидные для других вещи, время обгоняет меня, и показывает не красивую упругую попку, а мерзкую, костлявую задницу с крысиным хвостом. Мои попытки угнаться за ним - это попытки ухватиться за этот хвост, измазанный какой-то слизью. И все равно он выскользнет из рук, оставляя тебя в той же позиции отстающего, только еще и с грязными руками.
Весь подъезд изрисован какими-то граффити, хотел вымыть стены - ополчились все соседи. Все! Даже полоумная Васильевна со второго этажа вылезла на свет Божий, и стала кидаться на меня, размахивая палкой, словно я святотатец и хочу порушить икону. Они видят в этих знаках смысл, они говорят на каком-то птичьем языке, и совершают странные вещи. Я чувствую себя марсианином, не понимающим смысла земных ритуалов. И ведь в остальном - нормальные, вменяемые люди. Они ходят на работу, они растят детей, выгуливают собак, готовятся к Новому году - и рисуют знаки.
Жена говорит, что французы у нее на работе ведут себя так же. Те же знаки, те же птичьи слова, разве что, реагируют более эмоционально, да знаки нарисованы профессионально, и не на стенах, а на специально выделенном стенде.
Я почти перестал общаться на форумах, не пишу в блог, не посылаю письма - меня игнорируют за незнание нынешнего слэнга. Мы вернулись к докомпьютерному стилю жизни: прогулки, книги, спорт, старые фильмы. Мы фотографируем город, на память - но с каждым днем на стенах прибавляется знаков. Скоро и прогулки не будут давать отдохновения.'
2014, декабрь
Когда город накрывает снегопад, то лучше всего вести опасные разговоры на прогулке в парке. Людей мало, звуки глушатся, и даже охрана в десяти метрах уже ничего не слышит.
- Прогнозы неутешительны, - Павел Петрович Осовец старался не смотреть на собеседника, сообщая ему удручающие вести, - Полностью иммунных нет, есть с повышенной сопротивляемостью воздействию, но их крайне мало, меньше одной десятой процента.
- Что означает 'повышенная сопротивляемость'? - Собеседник генерала протер лицо носовым платком, - Есть и обычная, стандартная?
- 'Повышенная' означает, что человек осознает воздействие мемоида, способен сопротивляться стереотипному действию и практически не воспринимает его повторно. Но если воздействовать неожиданно, то один раз на новый крючок поймать можно.
- А 'стандартная'?
- Это сопротивляемость, которой нет. - Осовец печально вздохнул, словно дедушка, рассказывающий внуку, что до Луны не дотянешься даже с лестницы. - Можно не реагировать какие-то мемоиды нижних уровней, но против третьего уже почти без вариантов, срабатывают на всех.
- То есть, обычно мемоиды действуют на всех?
- На всех, кто достиг возраста социализации и не имеет дефектов восприятия. Дети до семи-восьми лет просто не имеют достаточного опыта. У инвалидов перекрыты некоторые каналы восприятия, что ограничивает воздействие мемоидов. Еще есть варианты жесткого мировоззрения, например, религиозный фанатизм, но и там возможны варианты. Например, мемоиды, созданные с учетом принятой церковной символики.
Снег лип на ботинки, покрывал плечи белыми эполетами, придавал воздуху объем и странным образом ограничивал, словно заключал людей в огромный стеклянный шар. Звуки окончательно истаяли, и дальше собеседники шли молча. У обоих из них было достаточно званий и наград, оба имели немалый вес во власти, и если не входили в ближний круг, то уж в первой сотне числились не первый день. И оба знали на своей шкуре, что сейчас, в этой частной беседе, решается вопрос масштабов страны. Если не больше.
- Защиты нет, инфицированию сопротивляется один из тысячи, инфицированные не осознают действий, но навыков не теряют. Идет дальнейшее развитие мемоидов, воздействие дольше и разнообразнее, избирательность все меньше. Это всё? - Соломатин остановился и глянул собеседнику в глаза. - Или список не полон?
Генерал достал небольшую черную трубку с прямым мундштуком и принялся тщательно набивать ее табаком.
- Вы знаете, Георгий Яковлевич, я ведь уже бросил курить, одиннадцать лет держался, а тут снова начал. Решил по торговым сайтам почитать, какой нынче табак лучший. И на первом же, на главной странице - мемоид-мотиватор фоном идет. На покупку настраивает. - Соловец сделал глубокую затяжку, выпустил в небо клуб ароматного дыма и слегка взмахнул рукой с трубкой вдоль аллеи. - Пойдемте.
И они снова неспешно двинулись в путь. Такая уж у Соловца была привычка, лучше всего думалось и говорилось у него на ходу.
- То, что вы перечислили - это основное, есть еще несколько побочных эффектов, но они не главные. - Генерал снова окутался дымом, - Например, кластеризация. Люди, имеющие сопротивляемость, редко живут одни. Как правило, если у кого-то из родителей сопротивляемость повышена, то очень велики шансы, что и у детей будет то же самое.
- Интересный эффект, - задумчиво отозвался Соломатин. - Это генетика?
- Нет. Это воспитание. Подобное тянется к подобному. Семьи, группы по интересам, форумы - любые формы добровольного группового действия.
- Деструктивные тоже? - Второй заместитель Председателя Совета Безопасности заинтересовался всерьез. - Разного рода террористы, скажем?
- В общем - да. Конечно, только организаторы высокого уровня, где принимаются решения. Пехота обрабатывается мемоидами по полной программе. Да и в верхах сейчас бывают разные казусы.
- То есть, имеется вероятность борьбы с терроризмом путем применения избирательных мемоидов?
- Как и возможность вербовки новых террористов. У всякой палки два конца.
- Ясно. - Соломатин сделал мысленную пометку. - Проблему вы обозначили, и хоть немного стало понятно происходящее вокруг. Каков ваш прогноз?
- П...ц. - просто ответил генерал, и слегка ухмыльнулся. - Полный п...ц. По нашим прикидкам, осталось три, максимум четыре года - и ситуация пойдет вразнос. Уже сейчас можно сказать, что методика построения мемоидов не уникальна, мы отследили как минимум четыре центра разработки. Это значит, что методика воспроизводится и модернизируется. В конце концов, психика людей начнет разрушаться, и разрушаться непредсказуемо. Полная планета психов. Можно что-либо сделать, если полностью отключить инетрнет и телевидение - тогда все рухнет быстрее, но будет возможность вылезти из-под обломков.
- А еще можно для устрашения на часок погасить Солнце. Это, кстати, будет проще.
- Согласен. - Они шли и шли по пустому парку. Охранники, не рассчитывавшие на такие прогулки, уже промочили ноги, но бдительности не теряли, изредка переговариваясь между собой.
- И что же вы полагаете, следует делать? Вы ж не просто пугать меня пришли?
- Я полагаю, нам надо готовить эвакуацию остатков населения. - Осовец с этим уже смирился, и сейчас наблюдал, как изменился в лице Соломатин. - Восстанавливать один старый проект, собирать тех, кому еще можно помочь, и проводить эвакуацию.
- 'Остатков'? Почему 'остатков'?
- Инфицирование нарастает очень быстро. Мы уже неделю назад отказались от теста на инфицированность и тестируем на устойчивость. Это проще. У нас нет сил остановить лавину, значит, надо спасать тех, кого мы успеем из-под нее выдернуть.
- А что за старый проект? Очередное советское наследие?
- Это я смогу рассказать только после вашего согласия. Извините, Георгий Яковлевич,
- Завтра новогодний прием в Кремле. Я сообщу вам свое решение. - Они пожали руки и разошлись к своим машинам.
Аллея заканчивалась на смотровой площадке, Соломатин по привычке глянул на город, но ничего не разглядел. Город пропал, высотка за спиной пропала, весь мир был скрыт снегопадом, и только он в одиночку стоял посередине белого пространства, как некое странное слов посреди листа.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, январь
'Сегодня, когда возвращался с работы, стал свидетелем примечательного диалога. Молодой человек, водитель в хлам разбитого 'фордика', убеждал пожилого пузатого инспектора полиции в своей невиновности.
- Ну, так, товарищ сержант, я-то при чем? Вон же, люк на дороге, машина и вильнула.
Сержант морщил нос, просматривал документы и сердито бурчал в ответ:
- И что - люк? Крышка на месте, над проезжей частью не выпирает. Руль держать надо крепче.
- Да я нормально ехал, а там на столбе 'Гопа' нарисована. Я зажмурился и пальцами пощелкал, а тут люк. Ну, машину и бросило.
- Видеорегистратор есть? - сержант весь подобрался.
- Нету, - уныло развел экс-водитель руками. - А пойдемте, поглядим, это ж недалеко, и в протоколе запишем.