Гулять с новой нянькой в парке было настоящим мученьем.
- Все детки на ветках
С рожденья в беретках.
С деревьев упадут -
Береток не найдут! -
благим матом надрывалась она под каждым дубом, и Никита готов был провалиться сквозь землю.
Вчера они клеили из желудей дурацких человечков, но она хотя бы не орала, как резаная, а в парке ей просто сносило крышу.
- Кто всю ночь по крыше бьёт да постукивает, и бормочет, и поёт, убаюкивает? - вытаращив глаза и растягивая до ушей губастый рот, вопила она, и он негромко спросил, колюче блестя серыми глазами:
- Скажи честно, ты идиотка?
- Ты не любишь загадки? - та даже бровью не повела в ответ -тогда, может, побегаем наперегонки?
- Точно идиотка, - негромко и твердо проговорил Никита. - А еще дура и уродина.
- Похоже, отношения у вас не ладятся, - папа мальчика избегал смотреть ей в глаза, отчаянно потирая отросшую за день щетину. - Как он сегодня, опять грубил? Поймите меня правильно, я не хочу вас торопить, но в договоре было четко сказано - три дня...
- Это естественно, - София забросила на плечо сумку, натянула перчатки и ослепительно улыбнулась. - Все будет хорошо, вот увидите. И потом - все остальное тоже четко прописано в договоре, ведь так? И мои, и ваши обязательства.
Он кивнул и впервые посмотрел в васильковые глаза высокой договаривающейся стороны.
- Если ты не скроешься сейчас же с моих глаз, я сдохну, - с ненавистью проговорил Никита, натянув одеяло до подбородка и сопровождая воображаемыми молниями каждое движение Сони, которая раскладывала в шкафу его выглаженную одежду.
- Тем лучше - никто не помешает мне тогда выйти замуж за твоего богатенького папочку, - безмятежно ответила та и аккуратно закрыла дверцы шкафа.
У Никиты запершило в горле и защипало глаза.
Соня подошла к его кровати, присела на корточки, пристально посмотрела ему в глаза и внятно произнесла:
- Ну что, договор или беспощадный бой, маленький засранец?
Гадина. Сначала была ничего, а теперь настоящая гадина - отчетливо понял он и молча откинул одеяло.
Завтракали в тишине.
Он гордо съел яйцо и отодвинул авокадо - только идиоты едят полезное.
Полезного не существует. Смерть все равно приходит за всеми.
Он вдруг понял: ему этого не одолеть, он слишком маленький. Если даже такая чудесная, необыкновенная, всемогущая мама...
- Да что за фигня такая! - нанятая отцом идиотка раздраженно трясла свой сапог, и, если бы не навалившаяся на него со всех сторон липкая апатия, он бы рассмеялся: так смешно она прыгала в одном сапоге, глупо изгибая брови.
Из сапога что-то вывалилось и покатилось с гулким звуком по полу.
- Дай мне это сейчас же, - визгливо скомандовала она, и он послушно шлепнулся на четвереньки и начал шарить под комодом в прихожей, даже забыв ей сказать, что она похожа на ведьму.
Честно говоря, он вообще обо всем забыл. Потому что это был их с мамой золотой орешек.
Ведьма о чем-то громко верещала, но ему не было ни страшно, ни противно. Он открыл золотой орешек - как раньше. И, как прежде, достал из него записку. "Давай встретимся в старом парке" - гласили буквы, выведенные самой родной рукой на свете.
- Чего ты верещишь, - недовольно поморщился он, сноровисто застегивая куртку и завязывая шарф . - Бери ключи и пошли, чего возиться. И орехов для белок возьми, - шагнул он за дверь, слегка удивляясь внезапно повисшей за спиной тишине.
- Слушай, хватит загадок, а? - Когда она молчала, вот так округлив глаза, у него не было к ней никаких претензий. - Пойдем к соснам, там белочки.Только молча, ладно? Будем слушать осень. Умеешь? - Глазастая дурочка тихо кивнула, и ему стало немножко обидно: могла бы притвориться, что ли. Никакого педагогического дара.
Он не был у белочек с тех самых пор. Сосны были высажены здесь ровной и плотной ратью, но белкам это было только в радость. В смыкающихся ветвях был налажен четкий и продуманный трафик, и пушистые рыжие зверьки то и дело резво сновали между деревянными кормушками и верхушками сосен в недостижимом поднебесье.
- Ой, белочки! - всплеснула руками бестолковая няня - а ведь он почти забыл о том, что пришел сюда с кем-то чужим.
- Пойдем к самой дальней кормушке, идёт? - он на нее уже не злился: откуда ей было знать, что они сделали эту кормушку сами, тогда, когда ещё... Ох, нет. Только не слезы.
Он торопливо высыпал фундук в кормушку и аккуратно прихлопнул ладошкой. Странное дело - один орех был ощутимо больше других... "Не может быть", - он зажмурился и вытащил тот из кормушки, боясь опять поверить в чудо.
- Иди сюда, - глазастая тихоня, оказывается, все это время была рядом. - Посмотри, что там внутри. Пожалуйста. - Попросил он охрипшим голосом и удивился тому, сколько у нее теплых рук: она разом и обнимала его, и вытирала слезы, текущие по шершавым щекам, и гладила обветренные ладошки.
- Не читай, только не читай, я сам, пожалуйста-а-а...- даже самые непослушные и капризные дети успокаивались и оживлялись у белочек, и бабушки, матери и няньки беспокойно переглядывались и торопились увести детей от этого горького, исполненного отчаяния крика.
" Я и не догадывалась, какое это удивительное приключение, - прочитал он, перевел дыхание и продолжил - жизнь кончилась, а самое интересное только начинается" - растрепанная колдунья согласно кивала в такт каждому слову, а из глаз ее текли здоровенные слезы. Он удивился: странно, но сердце, похоже, находится в горле, а не в груди, как рисовали в анатомическом атласе, иначе отчего бы в горле снова было так туго...
- Однажды, - Соня энергично шмыгнула носом и заблестела глазами, - я прочитала такую легенду: если хочешь что-то вернуть, изменить или исправить, неважно, надо закопать в землю жёлудь и дождаться, пока вырастет дерево. Это дерево... Никита, ты слушаешь меня? - она взяла мальчишку за подбородок и заглянула ему в глаза, - это дерево исполнит любое твое желание, понимаешь, любое!.. Надо просто жить и ждать.
- Вы настоящие, что ли, друг другу письма писали, не электронные?
Миссия была полноценно, стопроцентно провалена, но в глазах малыша горела... столько всего горело, что увиливать было нельзя.
По крайней мере, врать было странно, и София просто вздохнула.
- А как ты узнала про орешки? Она тебе всё, что ли, про меня писала?
- Да она жизни своей без тебя не представляла, - сказала она то, что предсказуемо обрушило мир - чтобы потом крепко держать, и не отпускать, и гладить извивающееся дитя, наконец осознавшее страшную правду и кричавшее об этом вовсе горло:
так я же
здесь,
здесь,
здесь,
а она,
а она,
а она...
- Признаться, я удивлён, - мужчина с Никитиными глазами, муж ее троюродной сестры и очень наивный человек, протягивал ей пухлый конверт и несмело улыбался. - Вчера я даже решил, что горе и литературные предпочтения... э-э-э... определенного толка толкнули меня на ложный путь. Но сын - я снова узнаю этого живого и пылкого мальчика... Я вам очень благодарен. - По-своему расценив ее молчание и пристальный взгляд исподлобья, он чуть подался вперед, улыбнулся уже другой улыбкой и проговорил, чуть понизив голос: как вы думаете, сайт magiсforeverybody.com может решить проблему с таким же блеском при ... м-м-м... повторном обращении?
"Верочка, детка, как же я тебя понимаю: он и вправду душка, дурак и отчаянный ловелас... Твоя жена, балбес - вот кто был настоящей волшебницей!
А я - просто её рижская кузина..."
Восстановить семейные связи благодаря интернету - как это вдохновило ее полгода назад! С каким упоением они стремились рассказать друг другу всю предшествующую жизнь, и делились всем вперемешку: и прошлым, и волнующим "сейчас"! А потом - этот диагноз... И настоящее бумажное письмо, где было всё: и страх, и слёзы, и невиданная смелость, и боязнь за сына, и даже готовый план, в который почти невозможно было поверить - и который всё-таки сработал. Странно было регистрировать этот адрес, но ведь он и в самом деле открыл твой ноут, попал на домашнюю страничку - и всё получилось так, как ты придумала, моя нежная фея, прекрасный ангел... Кто бы мне теперь помог пережить мои пять стадий приятия горя, мои отрицание, агрессию, торг, апатию, приятие..."
- она подалась назад, то ли отстраняя его, то ли как следует натягивая перчатку.
- Обращайтесь. - Ребёнок-индиго Никита уже крепко спал, изо всех сил обхватив плюшевого мишку - и, кажется, ее сердце. Под подушкой у него лежал волшебный орешек с третьим, последним посланием, гласившим: "Я буду любить тебя всегда".