Аннотация: - Врут все карты, врут. Никому нельзя верить, - буркаю юнге. Тот кивает, словно соглашается, и протягивает руку к монтировке. Молчаливо вопрошает, можно ли? Можно. Сейчас можно всё.
чертова дюжина суперцаркона 2009
Доспехи отливают медью, меч - серебром. Пера на шлеме нет, а краска на гербовом щите давным-давно облупилась. Рыцарь стоит на фоне белой горы и чуть дрожит в такт двигателю. Гора вроде Фудзи. Рыцарь же - европейского типа. Любуюсь. Если расфокусировать взгляд, кажется, что рыцарь вот-вот шагнет с пьедестала, взмахнет мечом, и ...
Что дальше с этим самым "и" - я еще не придумал.
От мотора, скрытого решеткой, пышет жаром, но наверху, за тонкой стальной стенкой - свирепствует холодный ветер. Ветер несет пепел и поет на редкость заунывные песни.
Юнга в кормовом отсеке закутывается плотнее в меховую накидку, прислушивается.
Испуганным зверьком он вздрагивает и с каждым завыванием жмется ближе к теплому двигателю
- Скоро поселок, - довольно говорю я, уловив эманации испуга.
У меня нет сверхспособностей юнги, но кое-что еще могу. А вот запахи чувствовать давно перестал - с выжженным эпителием сложно почувствовать благоухание розы или гарь обмотки соленоида. Но если с розами в этом мире напряг, то горелая обмотка - вещь весьма неприятная.
Въезжаем в поселок. Поселок сам, тьфу! Лишь пара домов пялятся выбитыми глазницами окон. Но на карте это целый населенный пункт аж с двадцатью тысячами жителей.
Когда-то - двадцатью.
- Врут все карты, врут. Никому нельзя верить, - буркаю юнге. Тот кивает, словно соглашается, и протягивает руку к монтировке.
Молчаливо вопрошает, можно ли?
Можно. Сейчас можно всё.
Глушу мотор.
Танк замирает посреди улицы, недоверчиво вертит башней по сторонам. Наконец, затихает: лишь гудит чуть слышно реактор.
Юнга кашляет, постукивает по люку. Стучит с опаской, он еще не привык к нашему железному другу.
- Это что,- говорю я, - радуйся, что нам повезло заарканить толкового зомби. Ну и что, что танк. Хоть и медленный, и без удобств, зато с колоссальным запасом прочности.
Наконец, танк решает, что все в порядке. Опускает ствол, щелкает задвижкой люка.
Выходим.
Здесь, как и везде, на много-много миль вокруг - после буйства войны, порезвилась и стихия.
Малыш принюхивается, взмахивает монтировкой, что-то буркает.
Направляюсь к единственному уцелевшему зданию.
Сейчас и не разобрать - мэрия это, магазин или офис какой-нибудь фирмы. За триста лет после большой бучи, определить, куда мы попали, отказывается даже мой немалый опыт.
Молча роюсь по полкам.
Кошусь в сторону юнги. Тот, нагнувшись, крадется вдаль по пыльному коридору. Видать, выследил кого-то. Кого-то мелкого и не опасного, иначе уже теребил бы меня за рукав.
Пусть себе играет, ведь игр у него совсем немного.
Надежда найти тушенку или патроны умерла. Зато из под слоя пыли вытаскиваю диск, затем второй.
'Моцарт' - читаю на обложке. 'Вивальди' - вижу серьезное лицо с бакенбардами на второй. Занятно. Похоже, это поздние издания. А кому в то время была нужна классика? Потому и уцелела. Тем лучше для юнги.
Что-то грохнуло. Затем еще раз.
Чуть слышно зарокотал мотор танка - пока на холостых оборотах.
В соседней комнатушке, куда ушел мой непутевый компаньон, будто разбили вазу.
Бегу туда.
Так и есть.
Юнга в развевающейся меховой накидке меткими ударами монтировки крушит головы скульптурам.
Похоже, здесь был запасник или склад.
Разлетается последняя ваза.
Гляжу на сияющее чумазое лицо и мне почему-то тошно.
- Пошли, - бросаю ему.
Тот подхватывает диски и смотрит вопросительно.
- Это не то, что мы искали. Но мы на верном пути. Скоро найдем бога. Он ждет, я знаю. Осталось последнее место.
Танковый зомби довольно заурчал двиглом и приветливо распахнул люк.
Катимся по гравейке к последней точке на карте.
Туда, где рай, манна небесная, решение всех проблем и что-то очень хорошее. По крайней мере, я на это надеюсь.
Рыцарь в сверкающих доспехах дрожит на подставке, я ловлю внимательный взгляд юнги.
- Смотреть издали! - рявкаю, вспомнив как только что радостно крушил мальчонка произведения искусства.
Тот испуганно отодвигается поближе к теплому двигателю, замирает. Спустя короткое время слышу сопение: заснул.
Бог. Я давно искал встречи с ним. С тех пор, как отбывал наказание, и впервые услышал о нем. Незаслуженное, кстати, наказание: пятьдесят лет ссылки за то, чего не делал. Вранье, обернувшееся долгой-долгой болью.
А координаты удалось узнать совсем недавно.
В одной из шахт, что в степях Казахстана, живет древний бог. Раньше их было больше, но кто-то ушел в свой последний полет, спев песню огня, иные просто истлели, не дождавшись дня и часа.
Но я твердо знаю - мой меня ждет, и скоро мы будем вместе.
А еще я знаю, что анклав имперцев, пришедших из-за океана, совсем недалеко. И мой бог сможет туда дотянуться. Если умело его попросить, а просить я умею: танковый зомби тому подтверждение.
Телеметрия выдает одну и ту же безрадостную картинку - выжженная степь, лишь изредка проносится мимо колючка, да попискивает счетчик Гейгера.
Наконец, зомби довольно ворчит, заворачивает влево, и останавливается. Машина тоже устала и хочет восполнить ресурсы.
Беру канистру, откидываю люк.
Вода, жалкий грязный ручеек - прямо под гусеницами. Понимаю, почему танк сделал привал: другого источника может и не быть.
Заливаю воду в емкости. Прислушиваюсь.
В груди словно кольнуло - бегу назад в машину.
- Ты что творишь! Я же сказал не трогать! Музыку слушай! - отвлекаю я мальчонку.
Достаю старенький плеер, напяливаю наушники на юнгу, нажимаю старт.
Юнга юркнул в кормовой отсек машины, забился в уголок. Лишь сверкают в полутьме белки глаз.
- Не бойся, - спокойным голосом говорю я. - только не трогай пожалуйста. Это табу. Знакомо это понятие?
Услышав фразу, вдалбливаемую шаманами сызмальства, тот морщиться, но послушно кивает.
И вдруг вздрагивает.
'Моцарт? ' - думаю я.
Но в наушниках юнги гремит, подавляя своим величием - абсолютная тишина.
Вздрагивает и танк.
Нет, пожалуй великие классики так повлиять бы не смогли.
С лязгом захлопывается люк, ревет двигатель. Машина срывается с места, будто за ней гонится стая разъяренных бронепоездов.
Со страхом в глазах мальчонки все понятно, но что может напугать танк?
Телеметрия молчит: на экранах пусто. Степь, да степь кругом, и все та же колючка.
Машина постепенно успокаивается, двигатель чуть сбавляет обороты, переходя с форсажа на крейсерскую скорость.
Наконец решаюсь. Беру верное ружье, танк послушно-услужливо откидывает люк
Где-то краем зрения успеваю заметить легкий белый силуэт.
Призрак.
Танк умудрился вовремя заметить и сбежать: вот что значат звериные инстинкты ожившей техники. Хорошо, хоть нас подождал, не бросил.
- Зря ты крушил вазы. Теперь призраки прошлого на хвосте. Надеюсь, оторвемся.
Юнга дрожит, но монтировку из рук не выпускает.
Хотя как драться с призраком?
Лично я - не знаю.
И никто не знает.
Выживших нет, а мы походу - счастливчики.
Урчит мотор, точка на карте становится все ближе.
Скоро, совсем скоро мы будем там.
На заброшенной шахте, на объекте, которого официально никогда не существовало, в стране, которой уже тоже больше нет.
А есть лишь выжженая степь, колючка, пепел и радиация.
А еще есть анклавы, рейдеры, и взбесившаяся техника. Барахолки для продажи этой самой техники, те, кто что-то хотят изменить, и те, кому уже на все наплевать.
Мне - не наплевать
И потому, сейчас я - еду в гости к богу.
Я - изменю.
Двигло затихает - с танком у меня полное взаимопонимание.
- Вылезай, приехали! - кричу юнге. Тот мотает головой, мол, слушает музыку и не хочет.
Ладно, хозяин-барин.
Вход в шахту свободен, что удивительно.
Видимо, те, кто мог, в тяжелую годину покинули посты. А назад уже никто не вернулся.
Или не смог вернуться.
Или не захотел...
И бог остался один.
Громыхаю по железной лестнице, вхожу на КПП.
Бог и впрямь оказался очень старым. Стальная оболочка покрыта бурыми пятнами окалины, а резиновые прокладки внутри пузырятся дефектами.
Но это все пока.
Осторожно вхожу во внутреннюю сеть. Реанимирую процессы.
Военные - серьезные ребята, строили всерьез и надолго.
Не стал исключением и этот объект.
Тихонько касаюсь пусковой установки. Нежно шепчу ласковые слова, подбираюсь к самому сердцу.
И бог, старый забытый бог, словно спросонья тихонько заворчал, и будто зашевелился в своей тесной оболочке.
А перед глазами встают те полсотни лет безрадостного существования на рудниках.
Те полсотни лет, что я отбыл за то, чего не совершал.
Не время ли платить долги, господа заокеанские имперцы?
Наше общение не похоже на обычную молитву.
Наше общение, как это и бывает со всеми настоящими богами - происходит в двустороннем режиме.
Я легонько касаюсь схем и цепей. Он отвечает.
Но финального ответа - пока нет.
И я пока не дерзаю.
Наконец, прогнав все тесты, переборов искушение, выхожу наверх.
Буркнул довольно танк, качнув стволом, а юнга...
Юнга снова забился в кормовой отсек.
На фоне горы Фудзи лежит одинокий рыцарь.
Он жалок и слаб.
Ведь он потерял свой меч.
Впадаю в ярость.
Единственное, что оставалось у меня от прежней жизни, в один миг из-за корявых рук этого безмозглого дикаря, испортилось.
А ведь я так надеялся на лучшее.
На то, что из него будет хоть какой-то толк.
Ведь при покупке, он выдал самые лучшие тесты на сообразительность.
Двуногий проклятый зверек.
Один из последних представителей хомо сапиенс на этой убитой планете.
Юнга жалобно всхлипывает. Впервые за несколько лет, замечаю в его глазах нечто новое.
Он всхлипывает еще раз.
Осторожно ставит фигурку на подставку. Робко подвигает ее к картинке с пейзажем.
Злобно ударяет себя грязным кулачком по голове, затем еще раз.
Внезапно прозреваю.
Богатый жизненный опыт - великая сила - наконец принес плод.
Приходит некое понимание.
- Отчаяние от сделанного и презрение к себе самому, это очень хорошо. Ведь это - чувство. Это - осознание. Значит ты, юнга, когда-нибудь все-таки станешь человеком, - наконец медленно произношу я.
Запустить ракету на противника или нет?
Чем я буду лучше зверька, что он увидит?
Очередную смерть и огонь?
Свершившееся возмездие?
Нет. Пусть бог продолжает гнить в бетонном саркофаге. Пусть урановая начинка и твердое топливо так никогда и не увидят небо.
Ведь все это - уже было.
За триста лет своего существования я привык ждать.
Да и атомный реактор в моей груди практически вечен.
Дикарь захлебывается плачем, размазывая слезы по грязным щекам.