Орлов Денис Евгеньевич. Маленький Саша. Прода. 88

3 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

С утра вырвавшийся на свободу великий князь колесил по столице. Сначала побывал у Самарского -Быховца. Оттуда поспешил в Горный на встречу с молодым ещё не оперившемся инженером Густавом Лизелем и его наставником Нефедьевым. Провёл с ними всю первую половину дня, обсуждая возможность взятия песка под Старой Ладогой и доставки в Ириновку. На обед заехал к лейб-гвардии казакам, что размещались возле лавры Александра Невского. Справился там о делах Кутейникова. Убедившись, что люди в конвой будут в конце января, забрал рапорт об отборе и поспешил к Шишкову на Почтамтскую.

Александр Семёнович принял гостя радушно, но первая улыбка тут же сменилась печальным выражением лица.

-- Ещё раз, Александр Николаевич, хочу выразить скорбь о нашей общей утрате, но я рад принять вас в своём доме. Желаете пройти в гостиную, Юлия Осиповна будет рада вам и Семёну Алексеевичу, или у вас, как обычно прежде всего дела, тогда прошу в мой кабинет.

-- Как обычно, Александр Семёнович, -- улыбнулся великий князь, -- но после непременно попьём чай в гостиной. Полагаю, мнение Юлии Осиповны о наших делах будет полезным.

-- Тогда прошу в кабинет, -- Шишков махнул лакею, -- а я следом, только распоряжусь по приготовлениям.

Шишков действительно почти не задержался и вошёл в кабинет сразу за гостями.

-- Присаживайтесь, я рад вас выслушать.

-- Александр Семёнович, я приехал по поручению государя, чтобы лично просить вас стать одним из моих наставников и помочь мне в затеваемом мною литературном деле.

--Это крайне льстит моему самолюбию, -- улыбнулся Шишков, -- но не могли бы вы рассказать подробнее.

-- Я намерен издавать для нужд легиона журнал с приложением. И вы необходимы мне в качестве цензора и наставника.

-- Вот как, -- Шишков прищурился, -- государь дозволил вам издание. Что ж, Александр Николаевич, тогда извольте доложить мне, что, собственно, вы намерены печатать, где, кого видите в качестве редактора, где собираетесь искать авторов?

-- Не на все вопросы у меня есть ответы, -- великий князь встал. -- Намерен я издавать легионный журнал и приложением к нему листок. Журнал назначен быть обучающим и справочным для обер-офицеров. В нём должны публиковаться рекомендации командования по несению службы, доводиться выводы по результатам прошедших манёвров. Кроме того, сами обер-офицеры будут поощряемы за написание в журнал о возможных улучшениях по несению службы, а также отзывов и мнений по ним. Тем самым, журнал выполнит роль офицерского собрания. Ведь легионные офицеры разбросаны по гарнизонам и не могут собраться обычным порядком. Кроме того, оный журнал не будет обладать обычной закрытостью офицерских собраний, что позволит избежать не нужных обсуждений. Журнал представляет собой вполне практическое издание, лишённое всяческой литературной художественности. Всё что издаётся в нём будет носить исключительно служебных характер. А вот с листком иное дело. Оный предназначен для зачитывания солдатам и местному населению. В нём должны содержаться поучительные истории, одобренные начальством новости и проповеди церковных иерархов от разных конфессии. Здесь будет особенно важна работа цензора. Цель листка, поддерживать в солдатах и местных обывателях веру в могущество державного орла. Издавать журнал намереваюсь в столице, вплоть до построения собственной типографии в Выборге. Среди столичных я пока выбора не сделал. Место редактора намерен предложить господину Булгарину и надеюсь, что он подберёт авторов для листка. Я закончил.

-- Присаживайтесь, -- кивнул Шишков. -- Несомненно я не могу оставить вас наедине с этими писаками и помогу вам. Я полагаю, что редактором журнала лучше пригласить генерала Гогеля и печатать оный в военной типографии генерального штаба. Ему это будет вполне удобно. Фадей Венедиктович же, если согласится, будет редактором листка. Его же связи среди литераторов позволят собрать материал для листка. Гостеприимная Юлия Осиповна тоже сможет привлечь не мало авторов в ваш листок. Полагаю полезным посвятить её в ваши планы.

-- В таком случае, нам пора перейти в гостиную, -- улыбнулся великий князь.

Госпожа Шишкова держала себя в возрасте чуть за тридцать, несмотря на значительно превышающие это число года. За столом она вела себя живо, стараясь развлечь гостей разговором на какие-то малозначащие темы. А говорила эта молодящаяся брюнетка, если хоть сколько-нибудь можно полагаться на цвет волос у женщин, с легким, но хорошо распознаваемым польским акцентом. В определённый момент речь зашла о мужских делах, и Шишков сообщил жене:

-- А знаешь, душенька, мы с Александром Николаевичем, при всём своём желании не сможем обойтись без твоей помощи.

-- Даже так, -- хозяйка гостиной прикрыла улыбку веером и стрельнула глазками в великого князя, -- Чем же хрупкая женщина может помочь в мужском деле?

-- Обаянием, Юлия Осиповна, -- улыбнулся в ответ великий князь, -- радушием и духовным соучастием.

-- А вы, прелестный мальчик, -- она сложила веер и упокоила его на сгибе левой руки. -- Я буду рада помочь своему мужу, но в чём?

-- Видишь ли, Александр Николаевич намерен учредить журнал для пользы офицеров и поучительного увеселения солдат легиона Великого Князя Финляндского. Я собираюсь помочь ему найти достойных молодых литераторов. Твоя помощь в этом будет неоценима.

-- Я слышала об этом легионе. Говорят, там служат и польские дворяне.

-- Вас не обманули. Но, к сожалению, их там меньше, чем мне бы хотелось. Я готов с радостью принимать выходцев из Польши на службу и не обязательно дворян. Но дело продвигается весьма медленно. Тем не менее, я намерен кроме рассказов литераторов публиковать и поучительные слова пасторов. Надеюсь, они не откажутся наставлять добрых католиков. Их слово принесёт духовное спокойствие поляку, в далёком гарнизоне заснеженной Финляндии.

-- Ах, какой ужас, -- вздохнула Шишкова и раскрытым веером прикрыла рот. -- А знаете, я буду рада не только помочь вам в поиске литераторов, но и готова взять под опеку ваших польских офицеров, чтобы служба не казалась им настолько тяжёлой.

-- Полагаю они будут рады. И я тоже, но только если ваше участие не изнежит их и не нанесёт вред службе. Судьба военного стоять подле смерти и преодолевать трудности. Не испортите их. Инче мне придётся наказать всех.

-- Ах, вы слишком строги. Неужели вы казните беззащитную женщину, -- она прикрыла улыбку развёрнутым веером и стала плавными движениями обмахивать себя.

-- Я поступлю ещё жёстче, -- улыбнулся великий князь, -- я перестану пить чай в вашем доме.

-- Ха-ха, -- рассмеялась Юлия Осиповна. Их взгляды на секунду пересеклись. Смех прервался буквально на мгновение: -- Ха-ха, какой же вы шутник. А что же вы намерены издавать помимо литературных рассказов?

-- Многое. Например, свои эссе. Не так давно я написал рассуждения о внутренней баллистике выстрела. Вот его и опубликую для общего обсуждения.

-- Ой, о чём это?

-- Это военные дела, связанные с изучением особенностей стрельбы. Ведь до того, как пуля покидает ствол, она движется по нему. Пороховые газы вминают её в нарезы. Нужно точно определять какая длинна ствола достаточна, какой крутизны можно сделать нарезы, какой заряд насыпать... -- великий князь смущённо запнулся, и приподняв левую бровь посмотрел на Шишкову.

-- Это, наверно, очень интересно. А знаете, приходите к нам пятнадцатого. У меня часто бывает Анкудович, Викентий Александрович, он служит в артиллерийском училище и занимается этой, -- она веером попросила помощи в произношении, но справилась сама, -- баллистикой, и развлекает меня своими математическими изысканиями.

-- Благодарю за приглашение, надеюсь у вас будет такой же прекрасный чай, как сегодня.

4 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

Санки неслышно скользили по неокрепшему, пусть уже и далеко не первому, снегу.

-- Будут настоящие морозы и снег начнёт хрустеть, -- задумчиво произнёс великий князь, глядя куда-то вниз на набегающую землю, и вспоминая полученные из Америки доклады. -- А в Мексике тепло.

-- Надеюсь вы довольны удачным окончанием мексиканской кампании? -- поинтересовался Юрьевич.

-- Она не окончена. Да Волконскому удалось поймать мексиканскую армию в узкости у Атотонилькильо и заставить отступить. Испанцы взяли Мехико. И в общем, военные действия можно было бы и прекратить, но мне не известно, чтобы дон де ла Кадена спешил с заключением соглашения о передачи под нашу руку оговорённых земель. Не сильно удивлюсь если теперь прежня расторопность и сговорчивость испанцев исчезнет. Полагаю, я скоро оформлю некоторые свои мысли и надо будет встретиться с Карлом Васильевичем.

-- И как вы намерены поторопить испанцев?

-- Угрозой, что государь расквартирует в испанских городах армию и отпустит казаков по-шершить. Если не захотят, чтобы испанская часть Мексики превратилась в вытоптанную обезлюдевшую пустыню, поспешат уговорить нас вернуться на нашу часть.

-- Государь может не одобрить.

-- Я сначала справлюсь... Однако, пора бы уже быть вестям из Болгарии, -- отметил великий князь, наблюдая за приближающимися воротами Александровского завода, радушно распахнувшимися перед санками.

За воротами санки остановились, и они быстро поднялись в кабинет управляющего. Великий князь спешил доложить наставнику результаты своих размышлений. Кларк внимательно рассматривал план опытного завода, с нанесёнными великим князем правками. В то время как воспитанник продолжал излагать:

-- Печь для обжига известняка необходимо закладывать прямо сейчас. также как и готовить место под бегуны, которые остались у вас после замены на охтинском пороховом. Они, конечно, маловаты, но они есть... лишь установить. Потом заменим, если дело пойдёт. Сейчас и мощности паровой машины может не хватить на большие.

-- И всё же -- покачал головой Кларк, -- основа печи, поставленная зимой, может весной осесть.

-- Учтём осадку при строительстве печи весной. Главное, чтобы эта печь простояла хотя бы год и позволила злить цементом основания под цеха и, если понадобится, под новую печь обжига. Будем ждать упустим следующее лето.

-- Хорошо. Известняк по первости будем брать с Путиловской горы, песок с Красной горки, -- заводчик задумчиво почесал подбородок. -- Начинать надо сейчас. Пока нет серьёзных морозов разберём грунт на пол сажени, забём брёвна и заложим камнем. Что же до расчистки мест под цеха и будущую машину, то это придётся отложить, людей на всё не хватит. Потом морозы...

-- Именно, что морозы. И этой зимой нужно найти помощников Москвитину. Слишком много у него работы. За зиму предстоит сделать чертежи учебных ружей, станков, паровой машины, а ещё полагаю придётся обдумать углубитель дна. Скоро потребуется подводить глубоко осаженные баржи с известняком, чугуном, песком и прочим. А подвести их к берегу нельзя. следующий год промучаемся с вынесенным пирсом, но потом надо исправить дело.

-- И как вы собираетесь углублять дно?

-- Так же как в Кончезёрске добывают озёрную руду. Только к черпакам надо подсоединить паровую машину.

-- Очевидно вы намерены всюду поставить по паровой машине, да хватит ли дров. Впрочем, с причалом можно поступить иначе сделать каменный мол до достаточной глубины и насыпать земли.

-- Очевидно, и так можно. Но дно залива слишком полого. Только насыпкой земли проблему не решить. У меня нет сомнений, дноуглубительная машина понадобиться. И у нас есть вся зима чтобы продумать её.

Кларк помолчал некоторое время и сказал:

-- Москвитину я могу дать мальчишек. у меня есть на примете трое четырнадцатилетних писарей, достаточно толковых чтобы заняться этим делом. А возможно сыщу и ещё.

-- Это было бы прекрасно. Набрать бы таких десяток, да к ним добавить ещё выпускника горного. Его можно было бы подучить на чём-нибудь не сложном. Мне надо наладить производство универсальных пусковых механизмов.

-- Каких? -- Переспросил Кларк.

-- Пусковых, -- великий князь разложил на столе эскизы. -- Вот такое устройство. Чека, скоба, удерживающая подпружиненный ударник и небольшой заряд ударного пороха. Его можно крепить к трубе для запуска сигнальной ракеты либо к гранате бросаемой рукой.

-- Когда они вам нужны?

-- Первые пол сотни я хочу получить к январю, если это возможно. Устройство довольно простое. Разве только витая пружина может оказаться слишком сложной. Но если её заменить чем-нибудь... например набором тарельчатых...

-- Я думаю, нужно попробовать разные варианты, -- задумчиво проговорил Кларк, разглядывая эскизы. -- Если с пружинами, я бы предложил использовать детали оружейного замка. Это особенно привлекательно в том смысле, что можно такие детали снимать выбракованных ружей.

-- Согласен с вами, но рано или поздно появится необходимость делать новое, и в значительных количествах, и к этому нужно готовиться.

-- Но я могу предложить вам обойтись без пружин вообще. Снабдить ударник широкой торчащей наружу шляпкой. Для использования достаточно выдернуть чеку и ударить второй рукой по шляпке или ею обо что-нибудь. Этого будет достаточно чтобы вспыхнул ударный порох. Конечно, с пружиной удобнее, но так проще всего. К январю их можно сделать хоть пятьсот, если на то будет ваше желание.

-- Вы правы. Давайте попробуем без пружин. Полагаю, недели хватит, чтобы получить первый десяток для пробы. -- согласился великий князь.

8 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

Уже третий день, почти не прерываясь с утра до вечера, великий князь проводил за письменным столом. Всё это время Юрьевич с заметным удивлением наблюдал за своим воспитанником. Ещё пятого числа Саша приобрёл запираемый на причудливый замок сундучок и теперь, не стесняясь воспитателя, убирал в него недописанное сочинение. Ближе к двум часам дня Юрьевич прервал творчество великого князя:

-- Александр Николаевич, доставили письма от Паскевича и господина Грибоедова.

-- Прекрасно, -- великий князь просыпал написанное песком, сдул лишнее. Убрал бумаги в сундучок и закрыл замочек. Уже вешая ключик нашею, продолжил: -- Давайте посмотрим, что там интересного. Вы уже просмотрели их?

-- Иван Фёдорович подробно описывает для вас ход кампании двадцать восьмого года, а Александр Сергеевич делится своими наблюдениями о персианских нравах.

-- Очень интересно. Тогда прошу вас подготовить карту Кавказа. Сейчас я немного прогуляюсь по зимнему саду. Затем обед. А после хотел бы отметить движение наших войск по карте.

-- Хорошо, только государь велел вам быть к нему в половину третьего.

-- Ясно.

Несмотря на назначенное время, великому князю пришлось ожидать около десяти минут пока император освободится.

-- У тебя появились тайны? -- сразу поинтересовался Николай Павлович у сына.

--Не от императора, но некоторые тайны появились, -- улыбнулся Саша. -- Я посчитал, что было бы неправильно не составить своего проекта относительно будущего Дунайских княжеств, коль уж я подверг критике представленные мне планы. При этом полагаю, что излишнее распространение его сути, до того, как на то будет дано высочайшее благоволение будет нежелательно. Не то чтобы я не доверял Семёну Алексеевичу, но лучше не искушать судьбу и не давать возможности произойти неприятному случаю. Однако, я почти закончил. Полагаю, уже после завтра буду готов представить проект.

-- Пусть будет так. Но я хочу, чтобы ты отвлёкся. Тебе передали письма с Кавказа, очевидно ты намерен вникнуть в них основательнее. Я же хочу дополнить их вот этими бумагами, -- Николай указал на стопку из двух папок. -- Полагаю, что на утренней прогулке ты поделишься со мной своими соображениями по ним.

-- Слушаюсь. А чём они?

-- Меня заинтересовало твоё мнение о возможном упущении генерала Рота при осаде Силистрии. Вот об этом.

-- Вот как, рад быть полезным.

-- Тогда ступай, времени у тебя не много.

9 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

Укрытая льдом и снегом Нева даже в ранние дорассветные часы создавала иллюзию освещённости, скрывая при этом во мгле стоящие на берегах здания. Пейзаж выглядел своеобразно. Вот телега вынырнула из мглы и стала отчётливо видна. Извозчик подгонял лошадь, неохотно перебирающую копытами по отмеченному срубленным ельником накату. Они добрались до другого берега и исчезли в его мраке.

Николай Павлович тоже с интересом наблюдал за этим явлением.

-- Ты готов? -- наконец спросил он, развернувшись к сыну.

-- Да, но на бумаге ещё не изложил.

-- Тогда, я слушаю.

-- Из полученных раппортов невозможно сделать никаких определённых выводов. Можно считать достоверно установленным то обстоятельство, что для контроля дороги на Туртукай и Рущук генерал Рот ещё тринадцатого июля придал генерал-майору Бистрому два эскадрона Харьковского уланского, казачью сотню и два орудия конной артиллерии. А чуть позже передал для устройства пикетов охранения второй батальон тридцать второго егерского. Силы для организации разъездов очевидно были достаточны. Соответственно в своём рапорте генерал недоумевает как Карадженема-паша смог подкрасться по туруктайской дороге к нашим пикетам, разом опрокинуть их и прорваться в крепость. К сожалению, генерал-майор Бистром, Егор Антонович, не может пояснить этих обстоятельств, так как был убит пятнадцатого августа. Из рапорта есаула Куркова явствует, что всё это время сотня совершала разъезды по означенным дорогам и неприятель замечен не был. О несении службы он регулярно докладывал генерал-майору Бистрому. Есаул полагает, что Карадженема-паша сделал марш по неудобьям, выйдя на дорогу перед самой линией пикетов. сотня же, следуя прямому приказу Бистрома, делала разъезды вдоль дорог и не далее десяти вёрст.

-- И что скажешь? -- Николай прищурил левый глаз.

-- Скажу, что всякий ищет способ сделаться невиновным. Однако, если Ваше Императорское Величество желает установить истину в этом деле, я с удовольствием поучил бы своих дознавателей. Я готов немедля отправить туда пять или шесть человек, и через месяц их работы вашему величеству станут известны все значимые обстоятельства.

-- Это было бы интересно, но совершенно недопустимо чтобы прапорщики разбирали дела генералов.

-- Согласен, просто нужно чтобы с ними поехал человек в чинах. Только лучше из моего окружения. Дознаватели работают весьма непривычным образом, и человеку не знакомому с тонкостью их работы она будет непонятна. Он может по недомыслию испортить дело.

-- Хорошо, -- Николай стряхнул невидимую соринку с правого рукава, -- Карл Карлович достаточно здоров, чтобы быть подле тебя. А господин Юрьевич, несомненно, выслужил себе чин флигель-адъютанта. Он и поедет с моим поручением под Шумлу.

-- Тогда, хочу попросить ещё дозволение.

-- Слушаю.

-- Направить к Зимину конных стрелков. Хочу, чтобы поучились у казачков разъездам и дозорам.

-- Хорошо, -- ухмыльнулся Николай Павлович. - Это всё?

-- Прошу позволить поискать среди пленных турок охочих на службу в легион.

-- Зачем?

-- В основании армии вашего величества находится русский солдат. Но легион не совсем армия. И находясь в Финляндии необходимо иметь в легионе некоторое количество местных, чтобы в случае необходимости понимать финский подход к вопросам. Но помимо финнов или шведов, крайне полезно иметь в легионе людей совершенно чужих по духу и образу мысли. Являясь инородными среди христиан, тем же туркам будет сложнее вступить с ними в сговор и начальство сможет увидеть в них опору даже тогда, когда все христиане окажутся против. Злоупотреблять этим не следует, также недопустимо собирать турок в одном взводе. Но иметь некое их число на службе крайне полезно. Разумеется, это относится только к нижним чинам, кто согласится добровольно служить белому царю.

-- А что же офицеры? Не годятся?

-- Офицеры люди образованные, к ним иной подход нужен. И этого коснётся другая моя просьба.

-- Беды в том, чтобы принять на службу нескольких пленных не вижу. Надеюсь, ты знаешь меру. Нежели это действительно может быть полезным? - задался вопросом Николай и направился медленным шагом по набережной, дальше к Летнему саду.

-- А с офицерами прошу дозволить иное. Надо бы отобрать подходящих из них около сотни душ и отправить сюда в столицу. Здесь же расселить их надлежаще и позаботиться о том, чтобы они стали нашими друзьями. Когда война окончится, и мы вернём их под руку Султана, я уверен, многие из них помня о нашей дружбе согласятся рассказывать нам о делах происходящих в Порте.

-- Шпионы, -- скривил лицо Николай.

-- На благо Российской короны, нам нужны глаза и уши на Босфоре. А отдельно я хотел бы собрать всех европейских офицеров на службе султана, что попадут в наши руки. Они могут быть особо полезны.

-- У меня нет человека, который бы мог заняться этим делом.

-- Для начала я полагаю министр Чернышёв мог бы, а потом... Была бы должность, а человек найдётся. Интерес же к этому будет и у Бенкендорфа, и у Несельроде, и у Меньшикова, и у Чернышёва. Да и кто скажет заранее сколько интересного можно узнать таким образом, -- Саша постарался заглянуть в глаза отцу.

-- Об офицерах я подумаю, что же до нижних чинов, то легионные командиры не будут рады этим солдатам, не знающим русского языка.

-- Их дело нести службу. А трудности сейчас им будут на пользу. Я смотрю на это, как на заданный ученикам урок. Под крылом российского орла тысячи народов и надлежит научится принимать службу от всех них. Легион помещён в Финляндии. Он должен не только нести гарнизонную службу, но и быть в курсе местных настроений. Для этого изначально полагалось принимать в легион финнов и шведов. И эти солдаты тоже могут не знать русского языка. И командирам придётся научиться нести свою службу, несмотря на это. Турки лишь помогут усвоить урок надлежаще. А вообще, я настроен принимать в легион всех. И офицерам предстоит научиться командовать и французами, и шведами, и турками, и башкирами. А ещё можно вывезти немного дикарей из Америки или Сибири.

-- Урок? -- переспросил Николай Павлович. -- Попробуй, но я помню, как на лифляндцев разверстали рекрутчину. Ничего дельного не получилось. Но ты попробуй, дозволяю.

-- Хорошо, ещё я хотел бы предложить и совсем иное дело.

-- Вот как, о чём.

-- Я получил письмо от Паскевича. Иван Фёдорович подробно описывает ход кампании этого года. И когда я читал про дела под Ахалцыхом, что отворяет туркам дорогу в Грузию, я обратил внимание на одну особенность. На Батум. Оттуда турецкие войска угрожают Гурии и через Аджару мешали нашей осаде Ахалцыха. Батумский порт, я уверен, снабжает всю окрестную турецкую армию. И в интересах Кавказского корпуса, адмиралу Грейгу стоило бы выделить три фрегата, которые не позволяли бы турецким судам свободно заходить в Батум. Я прошу отправить эти корабли в крейсирование возле Батума. Теперь, когда наши войска взяли Поти, фрегаты могут использовать его порт как стоянку. Оттуда они могли бы выходить на охоту и подвергать опасности не только суда, но и дорогу от Трапезунда к Батуму, что идёт по самому побережью и уязвима для обстрела и русского десанта. Лишив турецкие войска снабжения через Батумский порт и с дороги на Трапезунд, удастся существенно облегчить действия Кавказского корпуса. В то же время, три фрегата не сильно повлияют на ход войны на Балканах.

-- А ты уверен, что фрегатов хватит?

-- В деле крейсирования достаточно даже бригов. Самое главное внезапность, решительность и скорость. Если же турки соберут эскадру, то следует уклоняться от боя. Но если эскадра будет под Батумом, значит её не будет возле Константинополя. А это очень многое может позволить Грейгу.

-- Я подумаю. Это всё, что ты для себя отметил?

-- Наверное есть ещё одно обстоятельство, но сейчас оно не существенно. Я обратил внимание что штурм горных крепостей представляет для наших генералов особую сложность. Невозможность строить параллели и сапы приводит их в замешательство. Они бросают солдат на штурм, зачастую неподготовленными. Когда появится достаточно времени я хотел бы решить для наших генералов эту задачу. Совершенно очевидно, что система Вабана мало подходит для Кавказа. Нужна другая система штурма.

-- И у тебя есть что предложить.

-- Пока только в общая идея. Как везде, нужна система огневого подавления, обеспечивающая подход штурмовой группы к самой крепости. Но когда нет возможности защитить нападающих, нужно так воздействовать на обороняющегося, чтобы он был не в состоянии вести огонь. Позволю такое сравнение, система Вабана представляет собой некие доспехи для нападающего, осаждённый не в силах пробить их и вынужден сдаться. Но можно не одевать доспехи, а махать мечом с такой скоростью, что обороняющийся просто не сможет отвлечься на то, чтобы ударить нападающего.

-- И как это сделать?

-- Пока это лишь детские фантазии, -- махнул рукой Саша, -- вся их причина в том, что в горах крайне затруднительно вести планомерную осаду.

-- И всё же.

-- Придумаем такое. Допустим, возле крепости мы расположим пару сотен стрелков легиона. Которые с шестисот шагов, будут метким огнём расстреливать всякого кто посмеет высунуться над стеной или в амбразуру. А тем временем штурмовая группа или сапёры подойдут под самые стены.

-- Интересная выдумка.

10 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

-- Печальные события не позволили нам видеться часто, -- покачал головой Сперанский, -- но я надеюсь мы успеем всё исправить. Я хочу задать вам тему для эссе и надеюсь, что вы внимательно отнесётесь к нему.

-- Какую?

--Помниться мы с вами говорили о правосудии., так вот я хочу, чтобы вы поразмышляли о назначении законов. Я понимаю, что это весьма сложно, потому полагаю вам не ограничиваться привычными десятью листами. Главное, чтобы вы показали свою мысль наиболее подробно.

-- Да, это не просто. Но я постараюсь всё же не выходить за объём. Достаточно только ограничить число пояснений лишь необходимыми, не поясняя очевидного.

-- Попробуйте. Однако, я намерен ещё занять вас. Государственный совет вернулся к обсуждению крестьянских дел. С вашим докладом все ознакомились и обсудили. Теперь я полагаю полезным, чтобы совет заслушал вас.

-- Государь одобрил? -- спросил великий князь.

-- Ваши предложения? Ещё нет.

-- Я не об этом, государь одобрил чтобы я выступил перед советом.

-- Я, как ваш наставник, полагаю это полезным.

-- Я прошу вас получить разрешение у императора.

-- Хм, -- Сперанский сначала сдвинул брови вверх, а потом нахмурился, -- если вы настаиваете...

-- Я уверен, что разрешение необходимо. Что же касается назначения законов, то спешу удовлетворить ваше любопытство. Законы нужны для того, чтобы доступно выразить волю императора, дабы она могла исполняться подданными без его прямого участия.

-- Но не во всех государствах есть император... Хорошо, я испрошу разрешение... Достаточно государств, где законы устанавливаются парламентом.

-- Вы предлагаете мне подумать о законах не только в России, а вообще, -- великий князь улыбнулся, -- тогда это ничего не изменит, только император окажется не одним человеком, а группкой ловких богатеев или аристократов.

-- Тем не менее, -- Сперанский мотнул головой, -- когда законы принимаются не одним человеком, а становятся результатом противостояния интересов многих они являют собой ещё одно качество. А именно постоянство регламентации, позволяющее уравновесить права и интересы всех. Согласитесь это особое благо, даруемое законом.

-- Не вижу в этом ничего ни особого, ни благостного. Постоянство регламентации помимо прочего закрепляет наживу одних за счёт других. Более того, оная грозит стать вечной, если только обираемые не решаться с оружием в руках изменить положение. В то же время изменяющиеся условия жизни требуют и столь же быстрого изменения законов. Даруемые императором законы также имеют своё постоянство, которое сообразуется императором с требованиями жизни.

-- Но именно это и является недостатком. Совершенно невозможно строить свое дело в условиях, когда твоё право собственности может быть отнято в любой момент. А это задерживает прогресс.

-- Не согласен, -- мотнул головой великий князь. -- Право собственности может быть отнято в любом государстве. Суд, купленный ловкими богачами, ничем не лучше суда, следующего интересам короны. Наоборот, хуже, ибо его решения направлены на пользу отдельных богатеев, а суд короны нацелен на благо для всего государства. Также не верно и то, что именно неприкосновенность частных владений способствует прогрессу. Вы по неизвестной мне причине ставите прогресс в прямую зависимость от наживы и ограбления других людей. Частная собственность в основе своей является присвоением дара, данного богом всему народу. Поклонение тельцу, которое вы ставите в пример, понуждающее хитроумных людей искать новые способы наживы, в вашем представлении очевидно является единственным способом для развития науки, техники и общества. Но так ли это? Возможно, старания людей, направленные на достижение общего для них блага не менее продуктивны?

-- Я вижу отец Герасим весьма преуспел в своём деле, -- усмехнулся Сперанский, -- но передовые страны однозначно указывают нам правильный путь. Их уверенное развитие наглядно демонстрирует благостность устройства общества, основанного на неизменных принимаемых национальным представительством законов и неотменяемых прав и свобод, в том числе и незыблемого права собственности. Эти страны должны служить нам ориентиром в нашем поиске пути.

-- Говорят, у больного лихорадкой в начале появляется весьма приятный для глаза румянец, но не стоит обманываться. Прежде чем перенимать чужие порядки надо присмотреться. Сколько собственных крестьян пришлось перевешать этим прогрессивным странам, сколько жителей колоний ограбить. И насколько у этих несчастных были незыблемы их права. Нужно ли нам повторять за ними. Да и свободная торговля и предпринимательство процветающие там, при введении в нашем государстве скорее всего не приведут к расцвету наших дельцов. Следствием этой свободы станет то, что наше государство будет активно грабиться теми же, прогрессивными, в вашем понимании, странами. Но я отвлёкся от законов. Для сколь-нибудь рационального обсуждения и принятия законов мало обладать собственными интересами и правами. Нужно иметь ещё должное образование и сведения потребные для обдумывания решения. И если образованным мнит себя всякий парламентарий, то информацией, часто представляющей собой важную для государства тайну, он не обладает. И никто не озаботится её сообщить. Потому все эти законы он будет принимать, анализируя сообщения газет, которые в погоне за деньгами, придумают любую чушь.

-- И всё же я надеюсь, что вы подробно рассмотрите роль закона и во Франции или Британии. Я настаиваю, чтобы вы ознакомились с этой книгой "О существе законов", -- Сперанский положил на стол книгу, которую до толя держал в руках, -- Не исключаю, что мне придётся дополнить эту книгу другими, чуть позже.

-- Она на русском, -- отметил великий князь, приподняв обложку.

-- Это перевод известного европейского труда.

-- Я постараюсь быстро справиться.

-- Лучше не торопиться.

-- Я подготовлю два эссе. В одном изложу своё представление о законах, а в другом постараюсь разобрать доводы автора.

-- Это будет прекрасно.

14 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

Двери открылись, и в кабинет адмирала вошёл сухощавый высокий человек. Он поздоровался, почтительно склонившись в лёгком поклоне

-- Вот, Александр Николаевич, -- улыбнулся адмирал Кроун, своему воспитаннику, -- ваши самобытные взгляды на существо морского флота дошли уже до Морского штаба. Его начальник Александр Сергеевич Меньшикова хотел сам поговорить с вами, но турецкое ядро вынудило его пребывать в своём имении. Не желая откладывать надолго, он прислал своего доверенного человека Николая Ивановича Бахтина.

-- Несмотря на все попытки Романа Васильевича смутить меня, я очень рад, -- улыбнулся великий князь. -- Надеюсь, здоровье Александра Сергеевича укрепляется.

-- Для назначенных государем дел он достаточно здоров. Я же являюсь его глазами и ушами в столице, -- пояснил чиновник.

-- Это ответственное дело, -- отметил великий князь и кивнул Кроуну.

-- Прошу вас, Николай Иванович, присаживаться за наш стол и вести беседу без стеснения, -- пригласил гостя адмирал.

-- Благодарю, -- Бахтин сел, -- Александр Николаевич, я читал ваш доклад. Как я понял, на момент написания его вы были не знакомы с поручением государя к Комитету образования флота?

-- Я вообще не соотносил его с поручениями государя. Всё изложенное в нём является общими соображениями, годными на века, и не зависит от поручений государя, данных в настоящее время.

-- Вы полагаете государь допустил ошибку? -- улыбнулся чиновник Морского штаба. Острые черты лица придавали его улыбке, обнажившей ровные белые зубы, что-то хищное.

-- Я уверен, что государь в мудрости своей, выбрал наилучший вариант из предложенных ему подданными, поставленными на управление делами флота. А вот насколько эти подданные оказались соответствующими своим должностям, я судить не возьмусь, -- великий князь, произнеся эти слова, продемонстрировал широкую улыбку.

-- Так вы, как я понял отрицаете необходимость укрупнения Балтийского флота, до размеров способных противостоять объединённому шведско-датскому флоту? -- Приступил к делу Бахтин.

-- Нет, я полагаю такое соревнование в размере не верным в принципе. Я готов пояснить.

-- Буду вам признателен.

-- Господа, -- прервал их Кроун, -- я предлагаю попробовать чудесный херес, доставленный мне по поручению дона де ла Кадена. Для Александра Николаевича у меня есть прекрасный морс.

-- С удовольствием, -- ответил великий князь, остальные с ним согласились.

Спустя незначительное время великий князь отпил из фужера и, удовлетворённо кивнув, сказал:

-- Прекрасный морс. Кислый, как я люблю. Так я начну. И первое от чего необходимо исходить это от целей флота. Флот должен защищать наши берега и пути, по которым проходят наши торговые суда. Ещё он должен нападать на чужие берега и торговые суда. Действуя для достижения целей, наш флот будет встречать противодействие чужого военного флота. Действовать придётся непосредственно возле своих берегов, не так и далеко от своих берегов и очень далеко от своих берегов. Надеюсь, здесь нет возражений.

-- Нет, -- кивнул Бахтин, -- но непонятно как из этого следуют ваши выводы.

-- Сейчас. Теперь нам необходимо внимательно посмотреть, в каких водах могут оказаться наши корабли. Индийский океан и его моря. Для нашего флота там нет портов и торговых судов, нуждающихся в защите. Наши корабли могут зайти туда лишь на короткое время выполняя отдельные поручения. В настоящее время этот океан слишком далёк для нас. В тоже время он весьма важен для Британии, Франции, Нидерландов и побережных государей. Все они в состоянии выставить достаточно представительные, по сравнению с нашими, силы для защиты своих берегов и торговых судов. В этих водах мы не можем и пока не должны стараться противостоять никому. Вы согласны?

-- Согласен, но вы начали с вод самых далёких от России.

-- Я сделал это намеренно. Такими же свойствами обладают юг Атлантического и Тихого океана. Наши корабли могут там оказаться лишь для исполнения особых поручений. Но им непременно придётся возвращаться к родным берегам, поскольку там они не смогут найти пристанища. Совсем иначе обстоит дело с севером Атлантического океана. Торговые суда с российскими товарами активно перемещаются по нему выходя из Балтийского моря. Нам следовало бы защищать их, но хозяевами этих вод являются Европейские страны. Англия, Франция лидеры среди них. Кроме того, они обладают в этих водах крупными портами, позволяющими держать в них линейные корабли большого флота. И мы не можем сейчас противостоять им в этих водах, защищая наши суда. На тех берегах нет портов, в которых бы мог пополняться и чиниться наш крупный флот. Уверенно, но снова не долго, там могут себя чувствовать лишь фрегаты, но и им придётся уходить к родным берегам. Совсем другое дело в Северном океане. Это наши воды, в которых кроме шведов могут появиться лишь временные гости. Проходящие там суда мы можем защищать, выводя флот из Архангельска. Но лишь до тех пор, пока они не доходят до севера Атлантики. Остался лишь север Тихого океана. Сейчас, после успешного завершения Мексиканской кампании под русским флагом находятся земли по обе стороны океана. Категорически необходимо защитить торговые суда, связывающие эти два берега. При этом имеется возможность угрожать всем чужим транспортным судам в этих водах. Там нам противостоят прибрежные государства: Северо-Американские Соединённые Штаты и Китай. Также присутствуют британские и французские корабли. Но места эти слишком удалены от метрополий, потому корабли этих держав обычно не крупнее фрегата. Наш флот не только может противостоять им в этих водах, но и должен превосходить их. Я полагаю совершенно необходимым обустроить верфи и стоянки даже для линейных кораблей, чтобы уверенно держать эти отдалённые для британцев и французов воды под своим контролем. Что же касается Балтийского и Чёрного моря то они находятся слишком близко от Франции и Британии. Их главный флот в любое время может появиться в этих водах. и мы не сможем защитить наши торговые суда или нападать на чужие берега в виде этих флотов. А значит решение государя о том, что невозможно противостоять этим флотам, верно именно в этой части. Но помимо защиты торговли и нападения на чужие берега нельзя забывать цель защиты своих берегов и нападений на чужие суда. При защите своих берегов флот должен действовать совместно с береговыми батареями, зачастую на мелкой воде. Это предъявляет особые требования. Крупные линейные корабли имеют слишком большую осадку. Потому канонерские лодки с пушками крупных калибров становятся более нужными. Оба моря достаточно малы и не требуют от при охоте на торговцев длительных рейдов. В то же время скорость и возможность скрыться от вражеской эскадры на отмелях. Это должны быть небольшие шхуны, катера и бриги. Что же до противостояния Швеции или Турции, то как в петровские времена их побеждали галерным флотом, так и теперь подведя вдоль берегов наши мелко осадочные, но крупно орудийные батареи мы способны превратить любой участок чужого побережья в свою морскую крепость. А шхуны обеспечат должную разведку и поимку торговцев. Несомненно, в составе флота будет полезно иметь несколько фрегатов и даже, возможно, один или два не очень крупных линейных корабля. Но сила черноморского и балтийского флата не в них. Итак, можно подвести некий итог.

Великий князь отпил морс из фужера. Удовлетворённо кивнул головой и причмокнул.

-- В черноморском и балтийском флоте основными кораблями должны быть мелкие и быстрые суда и большие плавучие плоскодонные батареи. В Северном океане плавучие батареи так же необходимы. Мелкие суда не так важны, но будут полезны. А вот фрегаты, могущие длительное время пребывать в чужих водах без пополнения запасов, могущие при необходимости сбежать от линейных кораблей, а более мелким дать хороший бой, должны быть основной силой Северного флота. В Тихом океане крайне важно иметь линейные корабли. Вряд ли их возможно будет меть много. Но в дали от британской и французской метрополии никто не сможет противостоять им. Тихоокеанский флот будет доминировать в северной части океана. А его фрегаты будут навещать и Индийский океан и южный Атлантический. Северную Атлантику будут навещать фрегаты Северного океана.

-- Что ж, -- после некоторой паузы проговорил Бахтин, -- ваши предложения можно признать, в некотором смысле, разумными. Я прошу вас ещё раз подробно всё изложить на бумаге. Александр Сергеевич с большим интересом отнёсся к вашим предложениям. Особо прошу обдумать возможности строительства линейных кораблей на берегах Тихого океана, а также содержание и набор подготовленной команды для них. Зато теперь мне понятно назначение катера, что вы строите в Лодейном поле.

-- Ах, нет, -- отмахнулся рукой великий князь, -- катер нужен легиону. Цель его блюсти финские берега от контрабандистов.

-- И топить их из единорогов, -- хищно оскалил зубы в улыбке Бахтин.

-- Хотелось бы захватывать и конфисковать, -- улыбнулся в ответ великий князь.

17 декабря 1828, Санкт-Петербург

* * *

Сперанский уже с утра был в Зимнем, как и многие из царедворцев. Весть о том, что вчера был вскрыт кабинет Марии Фёдоровны и извлечено завещание, в мгновение ока облетело всех заинтересованных лиц. Удостоиться упоминания в завещании вдовствующей императрицы, пусть даже по нему тебя достанется одна серёжка, это достаточное подтверждение статуса придворного. В ожидании оглашения завещания все эти люди слонялись по дворцу, имитируя полезную деятельность. Сперанский, очевидно, намеревался провести время с воспитанником.

Но он оказался не одинок в своих желаниях. В комнатах великого князя было достаточно людно. Неотлучный Юрьевич, выздоровевший Мердер, Ушаков, отец Герасим, лейб-медик Крайтон, Ратьков. На огонёк заглянул митрополит Серафим и Закревский. Зачем-то зашёл Жуковский, но засвидетельствовав почтение тут же направился к великим княжнам. Гости заполнили столовую. Востриков накрыл угощение из чая и выпечки. Законоучитель Сперанский был вынужден влиться в достаточно большую компанию. В общем разговоре он улучил момент чтобы поинтересоваться:

-- Как вам книга? Вы уже достаточно прочли?

-- Я закончил чтение. И уже готовлюсь написать вам эссе. Книга же, на мой взгляд, на редкость бездельная, а господина Языкова я бы забил в колодки.

Шум разноголосого обсуждения мгновенно смолк. Все посмотрели на законоучителя и его воспитанника.

--Гм, -- взглотнул Сперанский, собираясь с мыслями, -- почему в колодки?

-- Само сочинение господина Монтескье весьма нелестно в отношении России и самодержавия. В прямом виде оно ни в коем случае не могло бы быть одобрено цензурой. Господин же Языков нашёл выход. Сопроводив перевод данного сочинения осуждающем комментарием, разместил его без изъятий, превратив в огромную цитату. Подобное, по непонятным мне причинам, было пропущено цензурой. За находчивость господин Языков заслуживает колодок.

-- Но издание было разрешено.

-- Могу же я иметь своё мнение по этому вопросу. Что же до самого сочинения, господин Монтескье, человек очевидно образованный. Потому его сочинение являя собой образец глупости, содержит и отдельные здравые мысли. Но это суждение одиннадцатилетнего мальчика не более, стоит ли его воспринимать всерьёз.

-- И всё же, я прошу вас объясниться, -- встрял в разговор Мердер.

-- Извольте, начнём с начала... -- великий князь вышел из столовой, но вскоре вернулся с книгой, усеянной бумажными полосками закладок, и открыл её.

Он некоторое время беззвучно шевелил губами в тишине.

-- В первой же книге, буквально в четвёртом абзаце господин Монтескье сообщает, что Бог относится к миру как создатель и охранитель. Что он творит по тем же законам, по которым охраняет. Впечатляет самомнение этого человека, утверждающего, что он не только познал дело и замысел Бога в этом мире, но и познал по каким законам Бог делает то, что ему кажется нужным. Полаю даже церковный патриарх был бы более скромен в своих утверждениях о божьем замысле, -- Великий князь ухмыльнулся и перевернул страницу. -- Рассуждения же, основанные на схожести законов физических с законами человеческими не может не удивлять любого здравомыслящего человека. Законы физические являются не более чем описанием сделанным человеком, наблюдающим происходящее вокруг. Насколько эти законы точны это вопрос для обсуждения. Но они лишь описывают действия реальных сил на тело. Законы же человеческие предписывающие. Они сами порождают действие на людей в силу своего наличия. Если отменить человеческий закон, то пропадёт и его действие, в той или иной мере. Если же отменить закон физический, это никак не повлияет на силы природы, действующие на тела. Соответственно, эти законы, не смотря на общее для них название, имеют совершенно разную природу, и ставить их в одном ряду, проводя рассуждения, ошибочный метод.

Великий князь перевернул на следующую закладку.

-- Оставим без особого внимания то, что господин Монтескье за Бога решил, кто из материального мира находится с Господом в более близких отношениях. Обратимся к естественным законам, провозглашаемым им. Сочинитель спорит с Гоббсом о том какими желаниями обладали первобытные люди. При этом ни он, ни господин Гоббс этих первобытных людей не видели ни разу в своей жизни. А также их не видел никто из оставивших хоть какое-то описание этих первобытных людей. Не сложно догадаться, что все эти рассуждения о желаниях и страхах первобытных людях есть умствования, начитавшихся греческих и римских авторов интеллектуалов, не имеющих ни малейшего представления о предмете их рассуждений. Именно в силу этого предложенные естественные законы не могут быть восприняты без критического отношения к ним. Сочинитель почему-то полагает, что первобытный человек жил в одиночестве и потому был боязлив. Из этого он производит на свет мысль, что мир является первым естественным законом человека. Не знаю откуда он взял, что первобытный человек был одинок, но окружающая действительность говорит мне, что война не менее естественное состояние человека, чем мир. Если бы меня заставили выбирать что-то одно из этих двух состояний, как основу для рассуждений, я бы замер в нерешительности, как осёл между стогами сена. Когда же сочинитель из своих рассуждений о первобытном человеке выводит правила, что народы в период мира должны делать друг другу как можно более добра, а во время войны причинять насколько возможно менее зла, я впадаю в недоумение. Всё, что я вижу вокруг говорит о том, что во время мира народы равнодушны к судьбе других, если из этого не проистекает для них выгоды. Во время же войны, они той же выгодой руководствуясь, стремятся как можно быстрее и часто более жестоко вывести своего противника из войны. Потому, что каждый лишний день войны приносит убыток. Однако, во всяком сочинении можно найти и дельные мысли. В частности, представляется мне верной мысль о том, что законы должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными для другого. Именно об этом полезно было бы помнить нашим светским мечтателям, заглядывающимся на Британию, Францию или Америку.

Великий князь прервал речь. Отпил из чашки и вопросительно посмотрел на Сперанского.

-- Продолжай, сын мой -- поощрил его митрополит Серафим.

-- Как мы видим основания, которые ищет сочинитель в нравах первобытного человека, весьма шатки. Посмотрим же вторую книгу. Здесь нам пытаются рассказать о видах правления. Сочинитель полагает важным выделить республиканский, монархический и деспотический образ правления. Оставлю немного в стороне первые два. Посмотрим внимательнее на деспотическое правление. Основанием его господин Монтескье полагает страх народа перед правителем. И казалось бы, в этом нет ничего удивительного, если не задумываться, что именно вызывает страх. Правитель великан или дракон? Он наверно кощей бессмертный или ужасный чародей? Не спешите отвечать. Я сам. Но сначала я отмечу, что одним из государств с деспотическим правлением сочинитель называет Московское царство своего времени. А это, если я не ошибаюсь, Российская империя времён Елизаветы Петровны. А теперь отвечу.

Великий князь намеренно замолчал, оглядывая присутствующих.

-- В государстве называемым деспотическим народ испытывает страх не перед государем, как таковым, ибо он обычный человек и не способен сам наказать все миллионы подданных. Но вокруг государя есть гвардия, нукеры, янычары, преторианцы... Их тысячи. Они делают приказ государя непреложным. А служат они ему не за страх, а за совесть. И вот внезапно оказывается, что страх народ испытывает не перед деспотом лично, а перед его окружением, что от имени и по велению его правит и исполняет должное. И чем это отличается от обычной монархии? Я сам отвечу. Ничем. Кроме того, что сочинителю потребовалось выделить некие государства в парии. А теперь самое время посмотреть на республики. Сочинитель различает демократические, и здесь он упоминает Афины, и аристократические, одной из них он называет Польшу, отмечая её как крайне неудачную форму аристократического правления. Посмотрим на них внимательнее. Польшу он критикует за то, что крестьяне являлись по сути своей рабами польской шляхты, которая составляла собой аристократию. Однако не сложно догадаться, что в демократичных Афинах граждане, голосовавшие на площади, также не составляли большинства населения города. Больше всего в городе было рабов. И афинские граждане в этом не многим отличаются от польской шляхты. Более того, во всех известных мне государствах, которые можно было бы назвать демократическими республиками, значительная часть населения лишена возможности голосовать. Из чего я могу сделать вывод, что жизнеспособны только аристократические республики. Власть в них находится лишь у части народа.

-- Я полагаю, что Монтескье, под аристократической республикой понимал такое правление, при котором власть принадлежит совсем немногим. И в этом смысле и римскую и афинскую республики можно считать демократическими, в определённое время их существования, -- поправил ученика Сперанский. -- Я рад вашему усердию, надеюсь остальное вы подробно опишете в эссе.

-- И всё же, если Александр Николаевич, сочтёт возможным продолжить рассказ, я бы с удовольствием послушал, -- вмешался Ушаков.

-- Я готов продолжить, -- великий князь проигнорировал скривившего губы Сперанского, -- тем более что время до торжественного оглашения завещания ещё достаточно. Сложно понять, что конкретно имел в виду сочинитель поскольку в Польском сейме всякий шляхтич мог выступить с правом вето. Но господин Монтескье назвал Польшу худшей из аристократий. Я же полагаю, что подобное разделение республик вообще бессмысленно. Поскольку никакой реальной власти у народа, вверяющего власть своим отдельным представителям, нет. Народ обладает недостаточными знаниями ни о кандидатах, ни об обстоятельствах решаемых вопросов. Это естественно, потому что его жизнь посвящена другому. В результате, простые люди становятся жертвами обмана, подкупа или даже запугивания. А вся настоящая власть принадлежит избранным, которые и являют собой аристократию. Ещё одно обстоятельство вызвало моё недоумение, это отнесение к каждому виду правления отдельного основания. Так заявлено, что деспотия основана на страхе. Но мне совершенно непонятно чем русский деспотичный кнут лучше внушает страх, нежели британская виселица или французская гильотина. Заявлено, что монархия основана на чести. И это звучит весьма уважительно, но почему при монархии нет места любви к отечеству на коем основана республика, мне совершенно непонятно. Или почему при республике честь утрачивает своё значение. Сложно представить насколько купец из монархической страны руководствуется честью, а его компаньон из республики следует любови к отечеству, когда мне глядящему на их сделку со стороны кажется, что они оба стремятся к частной выгоде. Я полагаю, что эти основания под видами правления указаны сочинителем исключительно из соображений красоты и стройности дальнейших рассуждений. В то время как и любовь к отечеству, и честь, и страх, и выгода при любом правлении направляют людей в их поступках. Таким образом, я пришёл к выводу что под дальнейшими рассуждениями господина Монтескье лежат совершенно негодные, надуманные основания. В то же время некоторые из его выводов невозможно не разделять, поскольку они явно наблюдаемы. Но сути их сочинитель не постиг...

-- Господа, -- в комнату вошёл гвардейский офицер, -- император определил собраться в Белом зале.

-- Хорошо, продолжим после, -- распорядился Ушаков.

В белом зале собралось много народа. Воспитатели великого князя встали группкой возле внутренней стены, на расстоянии не менее десяти метров от первого ряда, в котором по правую руку от отца занял своё место наследник престола. Перед ними стоял протоирей Павел Криницкий, духовник покойной императрицы. Государь кивнул ему, и священник начал читать:

-- Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Завещание, написанное мной в одна тысяча семьсот девяносто седьмом году, относилось к самой счастливой эпохе моей жизни, когда я была счастливейшей из жен, имела восемь здоровых детей и была беременна возлюбленным моим сыном Михаилом...

Преамбула была не очень большой и вскоре он стал перечислять последние распоряжения Марии Фёдоровны.

-- Завещаю внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, Мариинский и повивальный институты, а равно и суммы, ассигнованные на содержание их и поименованные в прилагаемой при сем записке. Капиталы эти, помещенные на вечное обращение в кассе воспитательного дома, и еще девять тысяч семьсот рублей в металлических билетах, помещенные в комиссии погашения государственных долгов, приносят законных 5% в год, которые назначены на содержание этих двух заведений; шестой процент с капиталов, положенных в кассу воспитательного дома, идет согласно правилу в его пользу; к этому я прибавила еще шестой процент с девяти тысяч семьсот рублей, находящихся в металлических билетах. Процент с этих капиталов...

Великий князь начал утрачивать ход мысли покойной, вдавшейся в пространные описания своих денежных перипетий после войны двенадцатого года. Усилием воли он сконцентрировался.

-- ... согласно их первоначальному назначению. Я желаю, чтобы оба мои институты управлялись с той же заботливостью и вниманием, как при мне, и поэтому прошу сына моего надзирать за исполнением моей воли, а также вверить управление ими невестке моей, супруге великого князя Михаила; я убеждена, что в таком случае они всегда будут процветать и приносить пользу государству. Зная твердость и доброту ее характера, я вполне уверена, что...

Внимание снова стало расплываться. А речь протоирея превращалась в монотонный гул.

--...Завещаю также сыну моему императору Николаю и государству капитал, помещённый мною на вечное обращение в кассу воспитательного дома, и ассигнованный на пенсии неимущим офицерским вдовам, поименованным в прилагаемых к сему списках; шестой процента с этого капитала идет по правилу в пользу воспитательного дома. Вилламов представит государю список вдов, получающих пенсии, и из отчета его император усмотрит, что сумма, отпускаемая из моей кассы на пенсии неимущим вдовам офицерского звания, доходила ежегодно до двадцати тысяч рублей. Прошу возлюбленную невестку мою... Мое недвижимое имущество состоит из Гатчинского дворца с окрестными деревнями, коих список я прилагаю при сем; Павловского дворца с деревнями Федоровской, Тярлево, Глазово, Липицы, Ново Весь, Глинка, Этюп, Виртембергской колонии, и из денежной суммы, вырученной мной от уступки Красносельской земли, которая одна в окрестностях Петербурга удобна для маневров, и была уступлена мной... Так как великий князь Константин Павлович поселился навсегда в Варшаве и не намерен оставлять этого города, то в знак моей любви к нему, усилившейся еще более при виде его примерного и доблестного поведения, я оставляю ему капитал в триста тысяч рублей... Гатчинский дворец, с угодьями и живущими в оных тысячью тремястами восьмидесятью крестьянами, оставляю в вечное владение внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, и его потомкам мужского пола, сделав временное завещание в пользу старшего в его роде... Александру Николаевичу я вменяю в обязанность следить за тем, чтобы дворец, сады и парк, оранжереи, больница, богадельня, дом призрения слепых, приют для их детей и все те заведения, какие будут еще основаны мной там, одним словом, чтобы все угодья этого прекрасного имения, содержались также хорошо, как в настоящее время... Оставляю внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, Павловский дворец с прилежащими деревнями и четыреста пятидесятью крестьянами, в вечное и потомственное владение его наследникам мужского пола... После моей смерти великий князь Александр Николаевич вступит во владение Павловском, с условием, чтобы дворец, сады, парки, оранжереи, госпитали, инвалидный дом, заведение для инвалидов, именуемых "собственные инвалиды" и прочие могущие впредь основаться заведения, одним словом, чтобы все угодья этого прекрасного имения содержались хорошо и в том же виде как в настоящее время...

Внимание великого князя окончательно утратилось. Сообразив, что стал наследником Гатчины и Павловска, он весь погрузился в обдумывание предстоящих действий, отключившись от реальности, из которой продолжило доноситься:

-- ... Моя корона принадлежит государю. Все же прочие бриллианты мои, жемчуга и драгоценные камни, подаренные мне покойной государыней и покойным императором Павлом, а равно и приобретённые мной лично, исключая тех, которые будут распределены мною по завещанию, должны быть в точности оценены по моей смерти, и затем разделены... Все то, что придется на долю моим внучатам, принцам Мекленбургским, Ольденбургским и Виртембергским, должно быть продано, а деньги... Я желала бы, чтобы император Николай и великий князь Михаил Павлович купили для своих супруг бриллианты... Так как возлюбленная дочь моя, великая княгиня Мария Павловна, далеко не так богата... Я вполне уверена, что император вверит управление общиной (Смольный монастырь) вместо меня любезной невестке моей, императрице Александре Федоровне... Надеюсь, что император пожелает также вверить попечению императрицы Александры Фёдоровны... Прошу императора отдать под покровительство императрицы...Тысячу раз повторяю здесь нашей достойной и дорогой княгине Ливен мою живейшую признательность за ее службу... Все портреты покойной подруги моей Бенкендорф прошу разделить между ее детьми... Мария. В Санкт-Петербурге, двадцать седьмого ноября одна тысяча восемьсот двадцать седьмого года. -- закончил оглашение завещания протоирей и добавил: -- Сделана приписка. Я желаю еще раз поблагодарить вас, любезные Николай и Александра, за вашу любовь и за ваши заботы обо мне. Уже год прошел с тех пор, как мною написано настоящее завещание и в этот год, каждый день я вновь благословляла вас. Да вознаградит вас Господь и даст он, чтобы дети ваши были для вас такой же отрадой и таким же утешением, как вы были для меня. Боже мой, яви Свое милосердие на моих возлюбленных детях, будь их заступником, ниспошли на них благодать святого Твоего духа. лагослови начинания возлюбленного императора нашего и помоги ему довести наше отечество до того благосостояния в каком он желал бы видеть его. Устрани всякое зло от его августейшей особы, продли его царствование, даруй ему благополучие, чтобы царствование его было эпохой благоденствия нашей России. Любезные дети, помолитесь за свою мать, которая молит Господа нашего Иисуса Христа о заступничестве и лобызает святой крест Его с верою, любовью и надеждою. Мария. Двадцать седьмого ноября одна тысяча восемьсот двадцать седьмого года.

Утомлённый монотонным чтением завещания великий князь направился в свои комнаты окончательно решив:

"Сейчас прогулка. Потом фехтование. И не о чём не думать до самого утра. Папа сообщит, что мне будет дозволено. А сейчас слишком рано. Впрочем, можно было бы навестить Кларка, он найдёт чем занять мою голову."

Комментарии: 545, последний от 12/04/2024. © Copyright Орлов Денис Евгеньевич (Lit.D.E.Orlov@yandex.ru) Размещен: 27/09/2015, изменен: 08/04/2024. 61k. Статистика. Глава: Фантастика Маленький Саша Скачать FB2		Оценка: *6.90141** Ваша оценка:
Аннотация: Здесь публикуются проды. Буду стараться публиковать два раза в месяц: 5 и 20 числа.

Орлов Денис Евгеньевич : другие произведения.

Маленький Саша. Прода. 88