Кронас возвышался над толпой придворных, как маяк возвышается над морской гладью. Он был долговяз, поджар, жилист, но к его большому сожалению - не широкоплеч. Аристократическое лицо с правильными чертами и высокими скулами явно обозначало в нем потомка Первых.
Кронас привлекал внимание в любом скоплении народа. Он давно привык к этому. В молодости его рост, а потом и статус Третьего Советника Фараона делал его эпицентром любого общества. Сейчас он стоял перед престолом фараона в белом плаще расшитом золотом. Яркое пустынное солнце переливалось на золотой вышивке всеми цветами радуги. Говоря языком пастухов, Третий Советник был незаметен, как огромный костер в ночи.
Фараон медленно встал и все разговоры и шушуканье тут же стихли. На лицах застыло выражение благоговения и почтения. Правитель Египта был на две головы ниже Кронаса, но от пристального взгляда его серых глаз Кронас ощутил покалывание под ложечкой. Фараон Ка-Хор, Богоподобный сын Ра, владыка Верхнего и Нижнего Египта обладал властью дарить жизнь и отнимать у любого смертного. Малейшая провинность, реальная или выдуманная, являлась смертным приговором для несчастного провинившегося. Нильские крокодилы, которым скармливали виновных, за время правления Ка-Хора питались превосходно. Фараон был вспыльчив, не терпел глупости и малейших намеков на неуважение. Движение его брови - и телохранители-аккадийцы бросали несчастного в ров с крокодилами.
Кронас и остальные члены совета не были исключением из правил для гнева Богоподобного. Третий советник хорошо помнил как месяц назад Хранитель Казны истошно подвывая упал прямо в пасть девятиметрового чудовища. Крокодил перекусил его как сухую щепку.
Фараон протянул ритуальный крюк из чистого золота, украшенный черными бриллиантами и прикоснулся им к груди Кронаса.
- Мы решили назначить Нашего Третьего Советника, Советника Копья и Меча, Кронаса из рода Дарга в военный поход против зирканцев, - низкий голос фараона вибрировал и грохотал, многократно усиленный эхом тронного зала. - Он будет Нашими глазами и Нашими ушами, Нашей рукой и Нашим голосом. Его решения - Наши решения. Его воля - Наша воля, - Богоподобный прервал свою речь и тяжелым взглядом обвел окружающих. Тот на кого падал его взор резко, до хруста в шее, опускал голову в знак повиновения и покорности. Фараон вытянул вперед руку и сердце Кронаса забилось так быстро, что ему казалось оно сейчас выпрыгнет из груди и с чвакающим звуком упадет на пол. Богоподобный снял с пальца перстень и надел его на дрожащий перст Советника. - Рука Нашего советника - Наша рука. Всякий ослушавшийся его будет проклят и умерщвлен, - фараон закончил ритуальную речь и поднял руку Кронаса вверх, чтобы все видели перстень на его руке.
Толпа приветственно заревела и замахала руками. Царские художники принялись быстрыми штрихами зарисовывать на листьях папируса Фараона и Третьего Советника в торжественной позе. Кронас пробежался по толпе глазами в поисках особенной пары глаз. Второй советник Маркун пытается скрыть зависть за маской презрения. Баур-Кади, влиятельный купец и старый друг широко улыбается и машет толстыми руками. Стайка детей придворной знати восхищенно смотрит на фараона и его советника. Но взгляд Кронаса не останавливается на них, он скользит дальше в поисках двух изумрудных, божественных глаз. Неужели она не пришла?
Взгляд Кронаса наткнулся на два прищуренных глаза под кустистыми бровями. Темные провалы глазниц напоминали змеиные норы, а темно-карие словно стальные крюки впились в Советника. Генерал Имбахар сложил руки на груди и даже не пытался лицемерить, восторгаясь моментом.
Имбахар должен был повести армию в роли главнокомандующего. И это именно он должен был стоять сейчас на месте Кронаса. Но генерал потерял слишком много солдат защищая северную границу. Фараон ревностно относился к своей армии и не счел такие потери оправданными. Богоподобный решил отправить Советника, чтобы курировать действия генерала. Эта честь выпала военному Советнику, Кронасу.
Третий Советник ответил на взгляд Имбахара взглядом не менее зловещим и яростным, чем взгляд Преисподней. Он не собирался показывать слабость перед кем бы то ни было. В конце концов он не так поднялся из трущоб до самой вершины придворной жизни. Он умел показывать силу и генералу еще предстоит это узнать.
Взгляд Кронаса скользнул дальше и его сердце наполнилось теплом. Его жена, Изера, стояла с высокоподнятыми руками и кричала вместе с толпой. Его улыбка осветила все окружающее и Кронас тоже улыбнулся.
Всю его жизнь она была рядом с ним. С того самого дня когда нищий и грязный мальчишка помог ей донести кувшин воды до дома он понял, что нашел Ее. Они вместе росли в трущобах, вместе ели гнилые фрукты, которыми кормили только скот. Вместе ходили на сбор урожая и вместе возвращались домой, шатающиеся от усталости, грязные, бедные но любящие друг друга. Вместе смотрели за их первым сыном и вместе сажали финиковые пальмы в саду их первого крохотного дома.
И сейчас, когда его политическая карьера находится в зените они тоже вместе. Это единство тела и души значило намного больше, чем его мужская гордость позволяла ему признать. Он не замечал ее наметившихся морщинок на красивой шее. Он не чувствовал, что ее грудь уже не такая упругая как двадцать лет назад. Третий Советник давно перестал сравнивать свою жену с другими женщинами. Для него Изера стала продолжением его самого, частью его личности, его жизни, самого его естества. Несколько лет назад он понял то, что напугало и потрясло его: он не может представить себя и вообще свою жизнь без нее.
Рев толпы начал стихать и Кронас пал ниц перед фараоном. Ритуал не требовал этого, но уж больно радостно восприняли люди новость о назначении советника. Нельзя допустить чтобы фараон решил... нет, не решил, даже задумался о том, что Третьего Советника любят больше чем самого Фараона. Иначе Третий Советник спешно отправится пополнять крокодилье меню. А Кронас предпочитал столь художественной и торжественной казни убогую и старомодную смерть в постели на старости.
Фараон с силой двинул Кронаса по ребрам. Третий Советник вскинул голову и увидел на плечах фараона толстую щекастую голову, совершенно неуместную и отвратительную. Мир вокруг бешено завращался и потемнел. Придворные обратились в кучки пепла, а дворец стал грязной халупой из нетесаного ракушняка.
Последние остатки сна слетели и Кронас увидел перед собой низенького и упитанного человечка, который снова ударил его ногой.
- Давай шевелись, мне некогда торчать тут с тобой!
Вместо фараона перед ним стоял жабоподобный толстяк с озлобленной гримасой на лице.
- Встал, - устало сказал Кронас, подтягивая хромую ногу.
- Так-то лучше, пес помойный, сволочь! Что подумают обо мне знатные горожане если увидят тут рядом с тобой, а? Они подумают, что я тоже отребье и ничтожество. А это естественно, не так. Я почетный гражданин, - толстяк ударил себя в грудь с такой яростью, словно кто-то оспаривал его мнение.
Кронас никак не отреагировал на эту тираду. Он давно перестал слышать что говорят окружающие. Слова сбивались в какую-то неразличимую бессмысленную массу.
На лице Кронаса застыла маска безразличия и потерянности. Взгляд некогда пронзительных, серых глаз был остекленевшим взглядом трупа.
Он снял с себя прогнивший, грязный мешок, который служил ему одеялом, подушкой и постелью. Из под его головы выкатилась пустая бутыль.
Толстяк протянул ему лук в кожаном чехле.
- Не смей надраться как в прошлый раз, скотина! Я обещал жене на ужин утку. Ясно тебе? Утку! Не зайца, не выдру и не камышовую кошку. А утку!
Кронас проверил натяжение тетивы, осмотрел наконечники стрел и закинул чехол за спину.
- я спрашиваю: ясно тебе?, - коротышка был чуть ли не в два раза ниже Кронаса, но несмотря на это он гневно топнул ногой.
Кронас как-то неопределенно качнулся, то ли кивая в ответ, то ли шатаясь от безумного похмелья.
- Только встал, а уже пьян в доску! Нет, ну вы видели такое? Пьян как крыса в винной бочке! Тьфу, - толстяк плюнул Кронасу в лицо. - Если б не старая дружба, давал бы я тебе лук, жди. Не ценишь ты меня, мразь неблагодарная.
Кронас так и стоял, покачиваясь из стороны в сторону и реагируя на толстяка не больше, чем орел реагирует на брачные игры дождевых червей. Плевок медленно стекал по его щеке.
Наконец он медленно развернулся и направился к выходу из полуразвалившегося строения. Он с трудом подволакивал левую ногу, которая сгибалась не назад, а вбок. Больше года назад он спал на улице Черной кошки, когда возница направил колесницу прямо на спящего бродягу. Колесо перебило колено и навсегда оставило след в походке Кронаса. К лекарю он не пошел и колено срослось с ужасающей кривизной.
Раньше его походка была легкой и пружинистой. Теперь он передвигался судорожными рывками и чуть боком, словно краб. Но ему было все равно, даже если б ногу вообще отрезали.
Он смотрел на мир сквозь хмельной туман и это избавляло его от боли намного более страшной, чем телесная рана. Гниющая, зловонная рана в душе мучила и терзала его и во снах и после пробуждения. Видение обугленных останков его жены и двух дочерей появлялось перед внутрнним взором каждый день.
Образы прошлого преследовали его с неотступностью охотничьих псов. Единственным спасением была финиковая водка, берката. Это дешевое пойло так сильно ударяло в мозг, что его пили разве что бездомные пъянчуги и островные пираты.
Гатарим думал что свою долю дичи Кронас употребляет в пищу, но хромоногий калека уже и не помнил когда он последний раз ел. Кажется, два дня назад (или это было на прошлой неделе?) он съел подгнившую крысиную тушу. Он стал глух к голосу тела. Свою долю дичи он менял у мясника на бутылку беркаты. Больше ему ничего не требовалось.
Ночной город медленно просыпался. Слуги и рабы носили кувшины с водой для своих хозяев. В неярких, туманных отсветах ночных фонарей они напоминали причудливых существ с глиняными кувшинами вместо голов. От реки веяло прохладой и сыростью, но пройдет еще несколько часов и от ночной свежести не останется и следа. Палящие лучи солнца выжгут и высушат всю влагу в округе.
Египетское солнце беспощадно. В полдень чашка воды испаряется за четверть часа, а про застигнутого без укрытия путника и говорить не стоит. Бедуины рассказывали, что однажды потерявшуюся девушку нашли только вечером. Но было уже поздно. Сушеное словно изюм тело с высохшими глазами и шершавой как кора кожей не узнала даже мать.
Кронас доковылял до реки и стал спускаться к переправе. Еще не рассвело и другой бок могучего Нила не был виден в лунном свете. Но где-то там, в темноте, скрываются прибрежные заросли тростника, папируса и цепкой речной капусты. Среди этих зарослей нашли свой дом священные ибисы и крупные нильские утки. В тех местах есть где развернуться даже самому переборчивому охотнику.
Воды реки мерно качали сотни мелких рыбацких лодок и более крупных баркасов. Лодки терлись о борта друг друга издавая тихий скрип и приглушенное хлюпанье воды. Голоса перекрикивающихся рыбаков далеко разносились в предрассветной тишине.
Кронас подошел к баркасу сборщика мидий и облокотился на поручень. Проезд на другой берег стоил для Кронаса немыслимых денег, но хозяин баркаса перевозил его бесплатно. В те времена, когда Кронас был Третьим Советником он покупал у Ярги, хозяина баркаса, свежую рыбу и дорогих речных мидий. И когда его сын заболел нарывистой медянкой Кронас послал своего лекаря к нему. Седобородый лекарь едва достал парня с того света. Ярг не забыл доброты и чем мог старался помочь Кронасу, когда беда пришла и в его дом.
Хозяин баркаса закончил выправлять снасти и оттолкнул длинным шестом посудину от берега. Два чернокожих раба сели на весла, их бугристые мышцы вздулись на руках и баркас двинулся наперерез стремительному течению.
Кронас стоял на носу судна рядом с колышущейся сигнальной лампой. Его невидящий, бессмысленный взгляд остановился на собственном отражении. Из воды на него смотрел законченный пъянчуга и трущобный нищий самого низкого пошиба. Густая косматая борода с бурыми пятнами закрывает все лицо и шею. Покрытые коростами плечи словно два острых пика торчат из под зловонной рваной мешковины. Иссохшиеся, покрытые шрамами и нарывами руки свисают вдоль туловища словно дохлые змеи. А когда- то эти руки могли разогнуть подкову.
На миг в глазах Кронаса что-то шевельнулось, дернулось беспокойством и тревогой. Кто это чудовище, что смотрит на него из воды? Он перегнулся через борт чтобы повнимательнее рассмотреть это существо и оно тоже приблизилось рассматривая его. Внезапно в его запыленном, заржавевшем сознании вспыхнула догадка. Кронас ощутил приступ дурноты и отшатнулся от поручня чтобы не видеть этой картины разложения и распада. Это он! О боги, это действительно он. Как же он опустился. Нет, не опустился, низвергся в бездонную пропасть отчаяния и совершенного безразличия.
Он рванулся обратно к поручню и его вывернуло за борт. Его стошнило от его собственного вида! Подумать только! Что бы сказал о нем отец сейчас? Слава богам от мертв и не видит поругания рода. Он бы такого не пережил.
Остатки вчерашней выпивки полетели в реку, а желудок продолжал судорожно сжиматься и конвульсировать. Но его в его пустой внутренности больше ничего не было и он успокоился.
Баркас тем временем приблизился к берегу и с шуршанием уткнулся в заросли тростника.
Ярг крикнул вдогонку выпрыгнувшему за борт Кронасу.
- Отплываем обратно как всегда, в шесть часов. Не опаздывай, я не смогу тебя ждать.
Кронас рассеянно кивнул и неуклюже поковылял в тростниковую чащу.
Ярг продолжал смотреть ему в след еще какое-то время.
- Говорят, что страдания убивают слабого, а сильного делают сильнее, - тихо проговорил лодочник, - Но кто был сильнее Великого Кронаса, Советника фараона? И все же он сломался. Упаси нас боги - потерять самое дорогое.
- Что, господин? - спросил раб.
- Ничего. Отплываем.
Кронас вышел на берег когда небо уже посерело и забрезжили первые, неуверенные лучи небесного светила. Он продолжал идти своей подпрыгивающей походкой сквозь заросли и переплетения ползучих речных водорослей.
Нил изгибался на север обтекая небольшое скальное нагромождение. До уха Кронаса уже доносились крики многочисленных речных птиц, что облюбовали эти места. Бывший Советник запрыгивал на небольшое возвышение отталкиваясь правой ногой, а затем кривясь от боли подтягивал левую. Таким образом он залез на небольшой выступ откуда весь берег был виден как на ладони. Справа и слева от этих скал зелень буйствовала во всю мощь, но на скалах не было ни травинки.
Кронас привалился головой к прохладной скале и стал ждать. Со своего наблюдательного поста ему было хорошо видно окрестности. Еще немного рассветет и можно начинать охоту.
Он боялся бездействия. Лучше работать, охотиться, идти, даже хромать по густым зарослям, лишь бы не оставаться наедине с собой. Тишина и бездействие заползали в глубины его памяти и доставали оттуда воспоминания. Болезненные и мучительные воспоминания, где Изера и обе дочери еще живы. Где он может вернуться в свой дом и его встретят улыбки и объятия семьи. Где он отец любящих дочерей и муж прекрасной жены. Эти воспоминания сводили его с ума.
Безумно захотелось выпить. Он сдавил руками онемевшую голову и раскачивался из стороны в сторону, как потерявшийся ребенок. Пот струился по его спине, хотя было еще совсем не жарко.
Из его груди вырвался полувопль - полустон.
- О боги, нет! Хватит. Хватит! Я не выдержу больше.
Сил терпеть уже не было. Их не было уже очень давно. Слезы потекли по его щекам и его измученное тело сотрясли рыдания. Несколько минут он сидел опустив голову между колен, а затем вскочил и стал судорожно ковылять из стороны в сторону собирая небольшие камни в кучу. Лучше делать хоть что-то.
Внезапно до его слуха донесся какой-то шум и он распластался на скале. В этих местах столько зелени, что порой сюда забредают даже антилопы и кабаны. Если ему удастся подстрелить что-нибудь покрупнее утки, то он сможет обменять тушу на пять больших бутылей беркаты. Если повезет, то даже на шесть.
Осторожные неспешные шаги выдавали антилопу или бегемота. Кабаны так тихо не ходят. Они проламываются сквозь заросли как катящийся с горы валун.
Звук шагов приближался и становился все громче. Кронас наложил стрелу на тетиву и был готов в любой момент направить стрелу в шею или сердце антилопы. Мысленно он просил всех богов, и светлых и темных чтобы это была антилопа. Бегемот ему ни к чему, да и не убить его стрелами.
Из зарослей показалось светлое пятно шеи и Кронас едва не тетиву. Вслед за шеей высунулось туловище и бывший Советник разочарованно сплюнул. Белой шеей оказалась рука человека.
Еще один охотник с луком за спиной шагал сквозь заросли тростника. Он вышел из зарослей, цепким взглядом осмотрел окрестности и сложил пальцы в причудливый знак. Кисть поднялась над плечом и сжалась в кулак, лишь большой и указательный палец торчали в стороны. Следом за ним из зарослей вышли еще два человека, тоже с луками.
Что-то в этих охотниках насторожило Кронаса. Он прижался к скале и выглядывал из-за каменной глыбы. Охотники шли молча. Прямо из под ног первого вылетела утка, так что он мог схватить ее рукой. Но он даже не глянул в ее сторону. Конечно, может они идут на дичь покрупнее, не зря же их трое. Однако охотничий инстинкт срабатывает мгновенно - сначала подстрели, а лишней дичь не бывает.
И все таки даже не это вызвало у Кронаса странное чувство узнавания. Словно где-то в далекой и другой жизни он уже видел этот жест. Сжатый кулак и растопыренные пальцы. В жизни, которую он усиленно старался забыть и похоронить в своем разуме. В той жизни он уже видел этот жест. Отчего-то это показалось ему очень важным, очень значительным.
Бывший Советник позволил памяти провести его по темным, заросшим паутиной закоулкам. Тусклые, тщательно скованные и замурованные воспоминания вплыли в его разум. Он возвращался из военного похода, гордо расправляя победный зеленый флаг с серебряной вышивкой. Пятнадцатитысячное войско уставших но упоенных победой воинов марширует за его спиной. Третий Советник с триумфом возвращается в город. Имбахар с перевязанной головой и плечом следует за ним. Генерал все еще клокочет от ярости, но теперь это уже не имеет значения. Градоправитель Кайрана одевает ему на голову венок победителя, но лицо его мрачно и опечалено. Церемония завершается и Кайрана провожает Кронаса до жилища Советника над которым стоит столб дыма.
Кронас срывается в галоп, на всей скорости влетает во двор и его сердце перестает биться от ужаса. Повсюду лежат убитые слуги и несколько солдат в красных туниках. "Где моя семья?!!" - кричит он Каиране и градоправитель взглядом указывает но большую кучу пепла у центральной колонны. А рядом с пеплом лежит окоченевший солдат с торчащим из живота копьем. Его пальцы сжаты в необычном жесте. Рука сжата в кулак, а указательный и большой пальцы смотрят вверх и вправо. "Зирканцы идут только вперед, зирканцы не сдаются" - вот что значил это жест. Зирканские боевые части использовали язык жестов чтобы беззвучно передавать сигналы. И это был самый распространенный жест, который одновременно был и девизом "Вперед!". Зирканцы убили его семью и даже на пороге смерти не признавали поражения.
Кронас переполз ближе к краю обрыва чтобы не упустить из виду трех охотников. Или не охотников? Его разум, давно не используемый и закостеневший силился понять как египтяне, обычные охотники, могут использовать язык жестов зирканцев. Откуда они его знают? А если и знают, то зачем его использовать? Египтяне ненавидят зирканцев и готовы уничтожать без разбора их детей, стариков и даже младенцев.
Отряд охотников двигался вдоль реки и часто останавливался чтобы осмотреться. Они не произносили ни звука, лишь головной подавал им все тот же знак, мол "можно идти, опасности нет". Но какая может быть опасность? Кого они боятся? Выводка утиных птенцов?
Безумная, застилающая разум ярость разлилась по телу Кронаса. Его боль, его ночные кошмары вызваны тем что он не может поделать с горечью утраты. Но возможно сейчас перед ним стоят виновные, убийцы его семьи, зирканское отродье.
Или все-таки египтяне? Три года он живет жизнью бездомного, жизнью беспросветного хмельного забытья. Мало ли что могло изменится за это время? Может египтяне тоже стали пользоваться языком жестов?
Кронас взял камень и бросил его в камыш рядом с замыкающим охотником. С громким плеском камень упал в воду и все трое резко упали на колени и направили луки на звук.
Позиция "на колено", боевая позиция зирканских лучников.
Верхняя губа бывшего советника приподнялась над черными гниющими зубами в яростном оскале. Из его груди вырвался рокочущий рев. Он не понял, что произошло дальше, но с его лука сорвалась стрела и вонзилась в затылок второго охотника. Остальные два резко развернулись и выпустили свои стрелы. Одна чиркнула Кронаса по плечу, вторая ушла выше. Зирканцы выхватили кинжалы, которые скрывали их одежды и помчались в сторону хромоного чудовища. В три прыжка они были уже почти на вершине, когда Кронас наложил следующую стрелу. Головной метнул в него кинжал одновременно с треньканьем тетивы. Белое оперенье мелькнуло в воздухе и стрела с хрустом вошла в грудную клетку зирканца. Кинжал попал в плечо Кронаса и он выронил лук. Дикий рев вырвался из его глотки и разнесся над водной гладью. Вспорхнули испуганные птицы.
Третий зирканец ловко запрыгнул на уступ и Кронас едва отклонился от удара в горло. Бывший Советник был на голову выше зирканца, но тот был очень быстр. Кронас вырвал из плеча окровавленный кинжал и полоснул зирканца по лицу, но тот поднырнул под удар и ударил резким взмахом снизу вверх. Кронас качнулся назад, покалеченная нога не выдержала и он упал. Зирканец подскочил к нему предвкушая скорую расправу. Он сделал обманный выпад вниз, провоцируя Кронаса на блок. Однако Кронас в той далекой жизни был Советником Копья и Меча. Он четырнадцать лет служил в элитных армейских частях прежде чем стать третьим Своетником. Конечно, техника его давно заплесневела и стала неуклюжей, но его руки помнили больше чем разум. Он изогнулся в корпусе и рубанул кинжалом по запястью. Брызнула кровь из рассеченой вены. Зирканец сжал зубы и ринулся в атаку бешено размахивая кинжалом. Движения клинка слились в одно серо-стальное пятно.
Он был хорош, этот зирканец, но он увлекся. Кронас ударил его здоровой ногой под коленную чашечку отчего зирканец упал на живот. Кисть Советника сжалась на лодыжке зирканца не давая тому отползти. Кинжалом он рубанул по голени, глубоко ее распоров. Зирканец силися отползти и перевернуться однако хватка Кронаса была стальной. Все его существо сейчас ревело от ненависти и гнева, каждая клетка его организма желала зирканцу смерти. Советник рывком подтянулся к зирканцу и тот наконец смог перевернуться на спину. Его лоб с неожиданной силой врезался в лицо Кронаса и кровь потекла Советнику в рот обильной струей. Кронас справился с кружащейся от удара головой и своими длинными руками прижал обе руки зирканца к скале. Его лоб взлетел и опустился аккурат на нос зирканского воина. Тот взвыл, забулькал но поделать ничего не мог. Кронас впечатал головой еще раз. И еще. Зирканец попытался вырваться и ему даже удалось высвободить раненую руку с кинжалом. В этот момент Кронас рванул голову вниз и вцепился зубами в сонную артерию. Гнилые зубы прокусили кожу и сдавили артерию. Он резко поднял голову и зубами вырвал кусок зирканского мяса. Кровь хлестала из разорванной шеи словно из городского фонтана в праздник урожая. Зирканец отупевшим взглядом смотрел на искаженное яростью, окровавленное лицо Кронаса и его пальцы стали сжиматься в предсмертный, причудливый жест.
- Нет, ублюдок, больше никаких знаков, - проревел Кронас и перерубил кинжалом его кисть.