Когда Иван Петрович открыл глаза, то увидел прямо перед собой стол, заваленный пыльными скоросшивателями, и маленького человечка, усердно пишущего в одном из них. За его сутулой спиной была блеклая стена невнятного окраса, левее окно, со столь же невнятным пейзажем за ним, потом шкаф-ДСП с такими же пыльными папками. Что было дальше, Иван Петровичу было уже не видно, а повернуться он не мог в силу охватившей его скованности во всем теле. Напряжение росло, человечек не обращал на него никакого внимания. Однако Иван Петрович прекрасно понимал, что человечек знает о его присутствии и страшно рад показать свою занятость. Когда напряжение стало невыносимым, человечек оторвался от бумажек и вопросительно посмотрел на визави:
- Ну?
- Простите?...
- Ну, говорите уже...
- А что говорить-то?
- Да Ваши же потребности! Озвучьте же их, наконец! - Было видно, что человечек устал и даже начинает раздражаться.
Иван Петрович лихорадочно соображал: вчера он отмечал юбилей своего коллеги, домой пришел сильно подшофе и даже получил порцию ворчливого бурчания от полусонной супруги, он помнил, как разделся и лег, а вот потом... Что же было потом?.. Что это за место? Похоже на какую-то контору. Может, его срочно вызвали ... Но куда? Тут мысль оборвалась недовольным сопением человечка.
- Да нет у меня никаких потребностей, - на всякий случай робко протянул Иван Петрович.
- Никаких?
В голове замелькали какие-то обрывки разговоров с женой, сапоги-шубы, сервиз чешский...да...
- Никаких! - Решительно отмел все Иван Петрович.
- Ладно, а способности у Вас есть? - С надеждой в голосе гнул свое человечек. Он даже вспотел, и его жиденькие волосенки потемнели.
Опытный Иван Петрович на всякий случай и на это ответил отрицательно.
Человечек явно был к этому не готов и в замешательстве снова уткнулся в папку. Чувствуя, что вышел победителем в неведомом ему деле, Иван Петрович немного осмелел и тихо спросил:
- А я, собственно, где? Вы что, меня знаете?
Человечек обиженно вскинулся:
- Кто ж Вас не знает! - Он ткнул самопишущей ручкой в папку. - Вы - Иван Петрович Сидоров, 53 лет, проживаете по адресу Третья коммунистическая, д. 2, кв. 8, в городе Ленинские Заветы, Советский Союз. В тринадцать лет пытались записаться добровольцем, в шестнадцать ушли на фронт, были контужены и демобилизованы, женились в 27 лет на Марии Ивановне Сопелкиной, по ее беременности, первый ребенок умер в год и три месяца, второй жив-здоров, 57-го года рождения, Тамара Сидорова, по мужу Шустрикова. Внук, три года, Иван Иванович Шустриков.
Иван Петрович аж выдохнул от ужаса. "Черти, - подумал он, - всё ведь знают! Надо с ними ухо востро!" И, снова оробев, протянул:
- Так что Вам угодно?
Человечек горестно вздохнул:
- Ну, если у Вас нет ни потребностей, ни способностей, то это сложный случай. Для этого нужен специалист. - Он нажал на какую-то невидимую кнопку в столе, стена за ним приоткрылась, и Иван Петрович с изумлением понял, что это вовсе не стена, а дверь. Из нее вышел совершенно невозможный персонаж: у него была холеная небольшая бородка, добротный костюм-тройка, золотые запонки на отутюженных манжетах и перстень на мизинце. Такого Иван Петрович, верой и правдой отработавший тридцать трудовых лет мелким клерком в конторе при деревоперерабатывающем заводе, отродясь не видел. "Иностранец!" - с каким-то благоговением и недоверием подумал он.
"Иностранец" сделал приглашающий жест: Дорогой Иван Петрович, прошу Вас!
Иван Петрович мысленно заметался по полупустой комнатенке, но, не видя путей к спасению, был вынужден встать и пройти в узкую дверь. Он сразу же попал то ли в другой мир, то ли в другую страну. Вместо полупустой обшарпанной комнаты с пыльными папками перед ним был дорогой кабинет с дубовыми шкафами, тяжелыми портьерами на окнах, картинами в изящных рамах и кожаными креслами. Иностранец снова сделал приглашающей жест и указал то ли на диван, то ли на тахту. Таких предметов мебели Иван Петрович раньше не видел.
- Располагайтесь, - сказал иностранец оцепеневшему гостю. Но тот явно не знал, что нужно делать и присел на краешек этого странного дивана.
- Ну да не нужно так нервничать, - глубоким, бархатным баритоном протянул хозяин, - Ложитесь, устраивайтесь, будьте как дома...
Ошарашенный Иван Петрович не мог понять, что от него требуется. Наконец, в его вскипевшем мозгу родилась спасительная мысль:
- Вы - врач!
- Ну да, в некотором роде.
- Так, значит, я ночью заболел? Мне стало плохо? Жена вызвала скорую? Меня привезли в поликлинику? Вы - врач?
- Приблизительно так... Вы только не напрягайтесь так, а то Вас снова хватит удар...
- Так у меня был удар! Боже мой, да что же Вы тогда меня так мусолите! Вы должны меня лечить!
- Вот этим я и пробую заняться... Если Вы позволите... Но для этого Вам нужно лечь и расслабиться, подумать о чем-то приятном... для начала...
Вздохнув и немного придя в себя от удачно понятой цепочки событий, Иван Петрович лег, но расслабиться не мог. Ему было неловко, что врач не осматривает его, как это должен делать врач, не слушает его сердце, легкие, не стучит молоточком по коленям, а удобно уселся в кресле за изголовьем, так что его даже не видно.
- Мне Вас не видно, - почти детским обиженным голосом хныкнул Иван Петрович, - Не могли бы Вы пересесть?
- Что Вы чувствуете, когда не видите меня? - Каким-то совсем медоточивым голосом спросил врач.
"Видимо, это какой-то иностранный метод лечения", - подумал Иван Петрович, и опять немного осмелел.
- Вы, простите бога ради, странный какой-то врач. Наши врачи, ну, Вы понимаете, они людей осматривают. Где Ваш... этот... ну... которым сердце слушают...
- Я, дорогой Иван Петрович, тоже слушаю Ваше сердце, но не с помощью стетоскопа, а, как бы Вам это объяснить, с помощью своего слуха...
- О, у Вас такой острый слух! - изумился Иван Петрович. - И что же Вы слышите?.. Мне на медосмотре месяц назад наш завврач говорил... нужно показаться специалисту, говорит, шумы у тя, Петрович, в правом предсердии...
- Ну и что же Вы не показались?
- Да сами знаете, некогда все было... то да сё... - Перед мысленным взором Ивана Петровича промчалась вереница делишек, которые отвлекли его от похода в больницу. Он грустно вздохнул.
- Да, милейший Иван Петрович, - сладко протянул иностранец, - запущенное у Вас сердечко-то. Прям давно-таки запущенное...
Иван Петрович попытался сделать извиняющееся телодвижение, но лежа это получилось плохо, и он как-то скрючился, отчего ему стало еще горше и тоскливее, захотелось домой.
- Может, я пойду, а? - С надеждой протянул он. - Может, все не смертельно еще?
Иностранец хмыкнул:
- В том-то и дело, что смертельно и не "еще", а "уже"...
- Простите?
- Да что прощать-то... прощать еще нечего, Вы ж ни в чем не покаялись...
Иван Петрович ошарашенно замолк: "Что это? - лихорадочно носились мысли. - Где же это я? Как же это со мной?"
- Что со мной? - Наконец пролепетал он.
- Ну, как бы это помягче выразиться... Вы закончили свой жизненный путь по адресу Третья коммунистическая, д. 2, кв. 8, а вот что с Вами делать дальше, мы не знаем...
- Закончил? Меня выселили? На каком же, простите, основании?
- На основании медицинского заключения об остановке сердца в пять утра 20 февраля 1981 года по местному времени.
- Что? Что?...
- Вы умерли, друг мой. Простите, что Вам раньше этого не сообщили...
- Как? Что случилось? Почему? Я требую объяснения! - Иван Петрович сел, потом встал, снова сел...
- Да что Вы так разнервничались... Подумаешь, умерли... Велика важность, с кем не бывает... Вечно Вы, Иван Петрович, простите за откровенность, всякой ерундой свой ум занимаете... То гвозди какие-то... то дырявый ботинок... Вам самому не противно от таких микроскопических мыслишек?
- Простите... Я не слушал... Я умер? Как же так, я же себя чувствую!
- А вот с этим можно поспорить... Себя, дорогой Иван Петрович, Вы не чувствуете очень давно... Мы потому-то здесь и сидим, что Вы себя ни капельки не чувствуете... Сами же сказали, что нет у Вас ни потребностей, ни способностей... А это только у трупа так бывает...
- Вы меня не путайте, ради бога! - почти взвыл новопреставившийся. - Я не могу так, у меня сейчас голова лопнет! Вы мне просто объясните, что случилось, кто Вы такой, почему я здесь!..
- Ну вот, хоть какая-то потребность возникла... настоящая... Поясняю: я - психоаналитик, Вы - душа, я занимаюсь Вашим анализом. Не анализами Вашего тела - они уже никому не интересны, а анализом Вашей души, Вас то есть. Моя задача, понять, какие у Вас потребности и способности, ибо, как гласит Первая и Единственная Директива "Да воздастся каждому по вере его", а у Вас какая вера? Правильно, коммунистическая: от каждого по способностям, каждому - по потребностям, но если мы не знаем Ваших потребностей, то что мы можем сделать? Вот и выясняем. Так что вместо того, чтобы нервничать, лучше бы легли на кушеточку, расслабились и подумали, наконец, первый раз в Вашей жизни про свои потребности!
- Жизни! - почти саркастически захохотал Иван Петрович. - Какой такой жизни! И жизни-то не заметил, как уже умер. Что ж, разве это жизнь была! Зарплата - издевательство, жена - злыдня, дочка - дура, теща, земля ей пухом, - идиотка! Родители померли... Я ж голодал... - вдруг застонал Иван Петрович, замолчал, лег и отвернулся к стенке.
Молчание затянулось. Но Психоаналитик молча ждал, удобно расположившись в кресле и полузакрыв глаза.
Через какое-то время Иван Петрович заерзал и снова сел.
- Ну и где же Ваш чертов анализ? Вы же бес? Черт, то есть?
- Почему Вы так решили?
-Ну не ангел же! У ангелов крылья и нимбы...
- А у бесов хвосты, рога и копыта...
- Я не верю! Я атеист!
- Т.е. Вы в бога не веруете?
- Ни в бога, ни в черта!
- А во что веруете?
- Да ни во что не верую! Вот, в прогресс, в светлое будущее - это да, верю!
- Ну и какое оно - это светлое будущее? - откинувшись в кресле, протянул Психоаналитик.
Иван Петрович остолбенел. Светлое будущее было настолько светлым, что разглядеть его не было никакой возможности.
- А, вот, - вдруг сверкнула спасительная мысль, и он хлопнул себя по лбу, - Денег не будет. Вообще. Все можно будет брать в магазине просто так!
- А, это уже ближе к потребностям. Материальным. И что бы Вы взяли в магазине без денег?
- Ну, как же, еду...
- Какую еду?
- Как какую? Какую едят. Хлеб, молоко, сыр...
- Какой хлеб?
- Ну, естественно, черный и белый!
- А какой черный и белый?
- Да Вы издеваетесь, что ли, - взвился Иван Петрович и в нервной ажитации даже забегал по кабинету, - что значит "какой"? Хлеб либо есть, либо его нет! И тогда голодная смерть! Вы знаете, что значит голодать? Вы - зажравшийся буржуй, Вашей буржуйской душонке разве понять, что значит голод?
- Допустим, телесный голод Вы утолили черным хлебом, молоком и сыром, а голод духовный? Вы когда-нибудь испытывали духовный голод?
Иван Петрович в это время как раз стоял, уставивший на картину в золоченой рамке. На картине была изображена высокая элегантная дама с тощей борзой. На заднем плане виднелся замок и купы деревьев.
- Что? Духовный? - Иван Петрович резко развернулся к Психоаналитику, и тут словно в первый раз его увидел по-настоящему: лицо у того было усталое, левый уголок рта нервно подергивался. - Ну, души-то нет, какой у нее может быть голод? Впрочем, жена меня пару раз таскала в Третьяковку, на искусство посмотреть. Я смотрел... Там одна картинка мне даже очень понравилась... Как же она называлась-то... Вот памяти совсем нет... Может знаете, там лес такой светлый... сосновый... с речушкой... спокойно так...
- А, - Психоаналитик кивнул, - "Сосновый бор" Шишкина, - и он сделал легкий жест рукой. Картина с дамой исчезла, и появился "Сосновый бор". Иван Петрович аж присвистнул.
- Ну, мать вашу, Вы волшебник... - Просипел он и тихонечко отошел к кушетке, словно боясь, что картина оживет и кинется на него.
- Да не переживайте так, та картина от предыдущего пациента осталась, - благодушно хмыкнул Психоаналитик. - Был тут у меня один потомственный барон, очень сложный тип.
- А, - промямлил, немного оживляясь, Иван Петрович, - значит, я не один такой у Вас... "сложный"... А чего хотел барон?..
- Ну, - строго зыркнул на него Психоналитик, - во-первых, Вас это не касается, а во-вторых, его вера не про способности и потребности... Ну так что, посетили Вас мысли о том, что Вы хотите по-настоящему? Думайте, у нас не так много времени.
- Да, - Иван Петрович занервничал, - а сколько? Сколько времени? Почему времени всегда не хватает? Можно мне пожелать, чтобы времени было достаточно, чтобы никуда не нужно было бежать сломя голову, чтобы никто не орал на тебя, чтобы было тепло и светло, чтобы смотреть на всех свысока... Да, чтобы никто не мог на тебя наорать ни за что ни про что, чтобы быть таким совсем-совсем солидным... фундаментальным... непоколебимым...
- Ну, - Психоаналитик радостно выдохнул, - ну наконец-то Вы, Иван Петрович, ясно сформулировали свои потребности.
Он как-то плавно поднялся из своего глубокого кресла, подошел к Ивану Петровичу и, взяв его под локоток, подвел к тяжелой портьере. Отодвинув ее сильным движением руки, он открыл находившуюся за ней дверь, и они вышли на балкон. Перед Иван Петровичем вспыхнул яркий весенний день, засвистели птицы, зашумели деревья и он почувствовал, что стал легче перышка, прозрачней воздуха, светлее коммунистического светлого будущего. Он легко и весело помчался куда-то наперегонки с теплыми струями воздуха, закружился с мотыльками, коснулся какой-то пушистой шерстинки.
Зачатое семечко упало в свой срок в землю, чтобы вырасти высокой и сильной сосной, исполнив все мечты простого советского человека.