Среди современного "жесткого кино" о "правде жизни" и по значению и по качеству особо выделяются "Юрьев день" Кирилла Серебренникова (2008) и "Портрет в сумерках" Ангелины Никоновой (2011). Можно, конечно, говорить, что "краски сгущены" (но ведь на то и "сумерки"!), что в жизни все мягче и размытее, что "по-всякому бывает" и т.п., но мы не будем. Хороший кинофильм как и любой хороший текст устроен так, чтобы мысль в нем застревала, а не скатывалась, как с залаченно-загламуренной поверхности. А эти фильмы - "чистый спирт", дух (spiritus) захватывает.
Но не о правде жизни, тем не менее, мне бы хотелось сейчас поговорить, а о том, для чего и слова-то у нас как-то не образовалось. Поэтому пока начерно назову это мифическим строем, как есть строй политический или строй поэтический. Строй в смысле "устроенного" тем или иным образом, и не обязательно, что мы знаем имена и фамилии устроителей. Для политического строя есть специальное слово - "режим", распорядок власти, для поэтического строя тоже есть слово - "поэтика", распорядок слов, а вот для мифического строя специального слова нет, потому что словом "миф" мы называем рассказ о нереальном, а уж никак не саму разреальную жизнь. Правда, Р.Барт стал употреблять слово "миф" шире, в смысле идеологии, строя идей, кем-то заданных и активно внедряемых под видом "естественного продукта" ("шампунь из самого сердца растений" и т.п., как говорили у нас "ушла зима, настало лето - спасибо партии за это"). Но наш интерес в данном случае сосредоточен не на том, что нам велят разные инстанции думать о жизни, а о том, как жизнь сама навязывается нам, часто вообще без слов, словно во сне или бреду, как в этих двух фильмах. В том смысле, что трудно найти виновную инстанцию, ткнуть в нее пальцем и сказать: "Это ты виновата!". Было бы ошибкой думать, что "быт заел" или еще что-то в этом роде. Это были бы очень дешевые рационализации.
К тому же, совершенно не ясно, "распорядком" чего является этот мифический строй. Потому что когда жестокая власть в лице вполне конкретных своих исполнителей под дулами автоматов гонит человека в тюрьму или на расстрел, то мы понимаем, что таков "режим" власти, что попавший в эту мясорубку человек ничего не может сделать, вернее, что-то он может сделать, но его все равно убьют, так что вопрос только во внутреннем для самого человека качестве этой смерти, а не в ее отмене. А вот когда героини обоих фильмов оказываются в ситуации, когда их кто-то может мучить (в пределе даже убить), то мы не понимаем, какая именно сила заставляет их так поступать. Например, когда героиня фильма Ларса фон Трира "Бегущая по волнам" погружается в пучину истязаний, перед этим мы слышим ее договор с Богом, вручение Ему своей жизни в обмен на жизнь ее возлюбленного и перед нами разворачивается страшная, как с библейским Иовом, но все же понятная нам история. Мы может думать о том, с Богом ли она договорилась или это у нее галлюцинации, поступили бы мы так на ее месте или нет, способна ли ее жертва искупить смерть и т.д., но все эти размышления будут иметь под собой традицию мысли, слова для говорения об этом, смысловые опоры в различных религиозных историях и нашем собственном религиозном (или отсутствии таковом) опыте и т.п. Мы можем спорить, искушаться, просветляться и т.д. и т.п., но в случае этих двух фильмов у нас нет никаких опор, мы можем только разводить руками, дескать "умом Россию не понять". Потому что самое главное в этих фильмах, что они - про русскую женщину, и, аллегорически, про всех нас и про Россию.
Поэтому чтобы хоть за что-то зацепиться и с чего-то начать, начну с названий. Сумерки - "время меж волком и собакой", между днем и ночью, время перехода (см. при желании "Мотив перехода"). Юрьев день это тоже рубеж между зимним и летним полугодием, а для нас теперь "Юрьев день" в первую очередь ассоциируется с присказкой "вот тебе бабушка и Юрьев день", т.е. указание на то, что все, время перехода (крестьянина с земли одного хозяина на землю другого) кончилось, никуда не перейдешь, закабален. Но в то же время, сумерки - время, когда собака превращается в волка, вспоминает свое волчье нутро и может бросить своего хозяина или броситься на своего хозяина, снова став диким свободным зверем. Поэтому можно предположить, что наши истории - это истории не только о переходе и запрете на него из одного мира в другой, от одного хозяина к другому, но и о принципиальной свободе, когда хозяина нет.
Так что это вопрос о нашей свободе и о нашем холопстве. Но это не "выдавливание из себя по капли раба", словно есть "раб", а рядом с ним есть "свободный человек", который этого "раба" мужественно выдавливает. Мы не знаем, где и как встроено в нас рабство, каково оно и кто наш хозяин. Точно так же, как, по Платону, тираны не знают, как встроено в них тиранство и поэтому, даже если хотят, не могут изменить своей природы. Более того, тираны уверены в том, что уж они-то - точно не тираны. Как и холопы в тайне совершенно уверены, что именно они - настоящие господа своих господ. Диалектика? Тайна?
Наши героини в начале фильмов - вполне состоявшиеся женщины высшего среднего класса. Обе они вполне успешны. Одна - оперная дива с очень большими перспективами, другая - жена богатого человека, достаточно состоятельная, чтобы работать "для души", а не ради "жизни на Земле". Но социальные и даже социо-психологические портреты - не то, что нас интересует. Мы будем искать не социальную, и даже не психологическую подоплеку в историях наших героинь. Это будет особый портрет, как портрет Дориана Грея. Он не просто "зеркало души" одного человека, вот этих конкретных женщин-героинь среднего класса начала XXI в. постсоветской России, он - зеркало русской души, и не будет ничего странного в том, если мы будем думать о двух героинях кинофильмов не только как о конкретных женщинах или представительницах некоего социального класса, а как о персонификациях русской Души. И пусть нас не смущает метафизичность такого поворота, словно это архаика, 19 век, ведь в конце концов поиск "генома русского человека" (на который выделяются баснословные суммы) и разговоры о "духовных скрепах" или "русском мире" - это все перелицовка все тех же разговоров о "русском характере" или "русской душе".
Но Душу эту мы будем понимать не метафизически абстрактно, а почти терминологически, в юнгианском смысле - как то, что действует в нас, часто помимо и вопреки нашему сознанию, что заставляет нас делать или не делать что-то, что влияет - пагубно или благотворно - на нашу телесность, на нашу жизнь и на нашу судьбу, то, что он называл связью сознания с "коллективным бессознательным", в отличие от Персоны, как связи сознания с внешним социо-культурным окружением, или, как иногда говорят, "коллективным сознанием" (хотя мне этот термин не нравится, но пусть будет). С Персонами наших героинь в начале фильма все в полном порядке - красивые, успешные, состоявшиеся. А вот Душа их им самим неведома.
Поэтому если идеология ("коллективное сознание") - это то, что знают, разделяют и во что верят, то это - миф в смысле Р.Барта, а вот когда не знают ("да не знаю я, как это вышло!"), не разделяют ("как мы могли такое сделать?!"), не верят ("не могу поверить, что это со мной произошло!"), то это - миф в смысле К.Г.Юнга, это то, что мы называем "умом не понять" и прочими туманными словами, чаще же просто разводя руками и говоря "так склалось!". Это "так склалось" Юнг называл "констелляцией", то бишь "созвездием", если по-русски. Но это особые звезды - звезды нашего бессознательного, которые Юнг называл архетипами, исконными, первичными образами, началами и властями. Почему в России "так склалось", что все время что-то "не так на картинке" (сквозная фраза в "Береге утопии" Стоппарда), нам и предстоит попробовать разобраться. Не обещаю, что получится, но почему бы не попробовать? Итак, вернемся к фильмам.
Хотя героини вначале похожи своим социальным положением, зачины кажутся разными до противоположности. Героиня "Юрьева дня" собирается заграницу в Германию, где ее ждет прекрасная жизнь и карьера оперной певицы, а героиня "Портрета" полностью разочаровывается в своей текущей жизни и не ждет он нее ничего хорошего. Однако если посмотреть на эти фильмы уже под символическим углом зрения, то и героиня "Юрьева дня" не ждет от жизни в родной стране ничего интересного, все интересное для нее теперь там, за "бугром". То, что она не видит смысла оставаться "здесь", перекликается с тем, что героиня "Портрета" в своей текущей, "здешней" жизни тоже уже не видит никакого смысла.
И вот обе они отправляются в путешествие. Поскольку нас будет интересовать именно символический аспект этих путешествий, то сразу и назовем эти путешествия архетипическими, поскольку то, что будет происходить с героинями - это особые встречи с сущностями, которые в юнгианской психологии, как уже было сказано выше, называются архетипами. Эти архетипы живут в особой реальности, которая порождает волшебные сказки, мифы, легенды, произведения искусства, кинофильмы и сновидения, она же, согласно юнгианцам, формирует во многом и нашу текущую жизнь. Она порождает и поэтику, и политику. Можно сказать, что она - их корень. Так что поэтика от политики не столь далека, как кажется, у них - один и тот же источник.
Поэтому назовем мифическим строем - особое преломление архетипической реальности на уровне нации. У всех народов были мифы, так архетипы просвечивали сквозь этнический или национальный "срез" психической жизни народа. Наверное, если бы мы были знакомы с инопланетянами, то смогли бы сравнить нас с ними и увидеть, чем принципиально наши архетипы отличаются от их, но у нас нет пока такой возможности.
Итак, поначалу путешествие героини "Юрьева дня", Любы, осознанное и его можно назвать "ностальгическим": она хочет показать сыну свою малую родину и заодно подышать на прощание ее воздухом. Но она едет туда не так, как едут к родным, а как едет турист к аборигенам: с некоторой долей любопытства и значительной долей превосходства. Для девочки из глубинки, сделавшей карьеру оперной певицы, эти чувства понятны и даже простительны, поэтому начало фильма развивается как реалистическая история преуспевшей женщины. А потом происходит нечто, что превращает реалистическую историю в историю архетипическую: непонятно как пропадает ее взрослый сын. Совершенно очевидно, что юноша не мог пропасть среди бела дня, поэтому имеет смысл сразу сделать предположение, что тут сделан "сказочный" переход в другой мир. По первым кадрам мы видим, что в мире реальном у матери с сыном нарушены отношения, в них нет ни тепла, ни заботы, молодого человека совсем не интересует "малая родина" и он относится к поездке как к причуде матери. Если бы история осталась в этом бытовом контексте, то можно было бы и дальше развивать тему "отцов и детей". Но поскольку история быстро мутировала из реалистической в сюрреалистическую, то можно предположить, что молодой человек представляет собой воплощение мужской составляющей героини, которую юнгианцы называют Анимусом (духом). Этот Анимус моложе женской личности героини, и ему совсем нет дела до "корней" и связей с "почвой". Она "притащила" его на эту "почву" насильно, имея с ним слабый и нестабильный контакт, но при этом свысока считая его "юным" и нуждающимся в исторической памяти. Когда же уже на месте она забралась на колокольню (образ "отношения свысока", уж с такого высока, что выше некуда) и начала демонстрировать миру свое оперное мастерство, юноша пропал. Можно сказать, что в момент головокружения от успехов и непомерного нарциссического расширения ее сознательной личности, ее контакт с мужской частью пропал совсем. Когда же у женщины пропадает контакт со своим Анимусом, с ней начинают происходить ужасные вещи, и бытовые реалии быстро превращаются в архетипические ситуации.
Если же мы, как говорили выше, будем держать в памяти, что героиня - это еще и персонифицированная русская душа, Россия, то и тут все сказанное оказывается справедливым: мы так увлеклись "забугорьем" (и всегда увлекались, что уж тут греха таить), так выворачивали себе шеи, чтобы хотя бы глазком заглянуть за кордон, что когда появилась возможность "уехать", то кто бы не пожелал этого? А что тогда родина? Почва? Могилы предков? Так и слышно: "Ах, оставьте, какой в этом интерес!" "Дым Отечества" - только дым, и ничего более. Поэтому "малую родину" мы хотим побыстрее забыть и перебраться в города-мегаполисы, а уж тем, кому повезет, в землю обетованную, Европу, Америку, теперь вот и Китай, куда угодно. Лично я не видела еще ни одного русского, которому бы не нравилось жить за границей, неважно, какой, а кому не нравится, так это из серии "зелен виноград". Поэтому наша героиня - это мы все, вот такие, особенно те, кто успешен, сделал карьеру, надеется на еще более сытое, веселое и распрекрасное будущее. И даже не обязательно это связано с примитивными материальными интересами и "уровнем жизни" - богом наших дней, нет, мы хотим просто жить по-человечески, не холопствовать ни перед кем и никогда, и чем больше мы осознаем в себе это человеческое, тем меньше мы хотим жить там, где этому нет места, и где любой ни за грош может не только обхамить, но и ножом пырнуть, а уж про начальство всех сортов и мастей можно и не говорить - вся русская действительность и ее "зеркало" - русская литератора - это бесконечные унижения маленького человека перед той или иной формой Медного Всадника, и не важно, что этого Медного Всадника зовут Иван Иваныч и он местный управдом. Зачем же себя мучить, если можно этого не делать? И наше хорошо образованное сознание говорит нам: "Это так! Ты - личность, твоя жизнь - огромная ценность! Живи достойно!" И чем образованнее сознание - тем громче и отчетливее оно это говорит. Кто же не согласится с такими речами, тут и уговаривать не надо, все заранее согласны. Так что раз уж ты вскарабкался на ступеньку благополучия, то не надо смотреть по сторонам, вперед, к светлому будущему!
Наша героиня отправилась на родину, потому что в душе считала, что это не опасно, как считает в душе турист, посещающий экзотическую страну. Он рассчитывает на то, что тонкая оболочка "иномирности" защитит его от встречи лицом к лицу с реалиями аборигенской жизни. Эта позиция "стороннего наблюдателя" или "путешествия в карете" известна и по нашей литературе, где достаточно описаний богатых и сытых, путешествующих по стране бедных и голодных с уверенностью, что они не будут съедены живьем, и опыт нынешнего немного откормившегося населения, начавшего ездить в более бедные страны. "Путешествие в карете" сменилось "путешествием в иномарке". Такую позицию, занимаемую нашим сознанием, юнгианцы называют "перцепцией" (восприятием) - то есть мое "я" словно отгорожено от жизни стеклом, меня не могут схватить и вовлечь в эту жизнь, я защищен невидимой оболочкой, делающей меня неуязвимым. Каждый из нас знает такую позицию из собственного опыта, и в обычной жизни она является защитной реакций, поскольку мы не можем душевно вкладываться в каждой жизненное событие: вникать в жизнь нищего, просящего подаяние; участвовать в жизни знакомых и родственников с полной отдачей сил; впутываться в политические события и т.п. Мы словно сидим перед телевизором, видим картинки и даже обсуждаем их, подчас очень эмоционально, думая, что это и есть - участие. Но это только "перцепция". Мы увидели, даже пошумели, но это ничего не изменило ни для нас, ни для них. Говоря жестко - мы прошли мимо. Но ткань нашей жизни, в конце концов, сплетается из того, мимо чего мы не прошли, во что ввязались, во что влипли, на что решились, чему отдали душевные силы. Наше участие неотделимо от нашей участи.
Вот и наша героиня вложилась в заграничную карьеру, а на родину примчалась проездом, уже собрав чемоданы, желая на прощание элегантно чмокнуть в щечку, а родина поцеловала в засос, да так, что участь героини изменилась навсегда.
И вот героиня обнаруживает, что юноша пропал. Слабенькая связь с Анимусом порвалась окончательно и без надежды на восстановление "статус-кво". И вот тут начинается крестный путь во спасение. Кого? Ведь ощущение от происходящего будет все кошмарнее, героиня будет - с социальной и психологической точек зрения - деградировать все больше. Вслед за сыном она потеряет голос, потеряет свои красивые волосы, выкрасившись в жуткий "интимный сурик" и тем самым идентифицировавшись с аборигенками, и, в конце концов, окажется уборщицей среди туберкулезных мужиков, моющей захарканный ими пол. И именно они - то, что она искала. Эти ужасные мужики, больные, дикие, потерявшие человеческий облик - ее настоящие "сыновья", ее полный и целостный Анимус (Юнг утверждал, что женский Анимус - это всегда группа, а не одна персона, в отличие от мужской Анимы), они смертельно больны и харкают кровью. Это очень сильный образ. Например, в китайском кино тяжелая душевная или внутренняя телесная травма изображается идущей горлом кровью. В русском языке тоже есть этот образ - "кровь горлом", или "ты будешь у меня кровью харкать!". К тому же к чахотке у русских особо трепетные отношения. Как правило, она предстает в легкой дымке южных курортов, но это все тот же флер, которым кутает себя испуганное сознание. Эта "кровь горлом" также и образ кровавых социальных недугов - революций, бунтов, когда уже совсем невмочь, как истекающий кровью маленький наследник, страдающий гемофилией страшный образ истекающей кровью России, и расстрелянной династии.
Говоря патетически, можно было бы сказать так: "Россия, если ты - мать, посмотри на своих сынов, замученных болезнями и пьянством, на мужчин, которые умирают до строка! Полюби же их наконец, разве мало ты их казнила и гнала на войны? Подумай о них!" Если же перестать патетически воздевать руки, то можно сказать: "Россия никогда не любила своих сыновей и это нужно принять как факт." Иногда русским везло, появлялся хороший человек, который мог о них локально заботиться, но в целом этого не было и озверение крестьян против своих бар - только один из примеров этой взаимной нелюбви. Это в Китае император - сын Неба, мать и отец народу. В России же император - хоть и царь-батюшка, да только народ ему не дети, а холопы. Так было, так и теперь есть. Сейчас уже вовсю начали восхвалять Сталина, ведь у нас любят альфа-самцов, чтобы "строгий и справедливый". Но, Родина, если ты - мать, а не шлюшка, готовая лечь под любого альфа-самца, то почему тебе ни о чем не говорят боль, страх и слезы расстрелянных людей? Пришел тараканище, и все упали лапами кверху. Почему в Китае, где министров казнили вместе с семьями до седьмого колена, все же были те, кто поднимал голос в защиту народа. Где такие у нас?
Ах, Великий полководец! Ах, Великий император! Пусть кто-то кликушествует о сильном маскулинном начале государства и наших вождей, но, Родина, если ты - мать, почему слабые и больные не под твоей защитой, почему "старушка" - это риторическая фигура предвыборных речей, а не реальный человек с невозможностью легко и просто получить нужную справку или медицинскую помощь? Если сильная рука, а еще лучше, стальной кулак - мечта, о которой взыскуют, то, Родина, если ты - мать, почему у твоих детей такие мечты? Конечно, ведь для кого-то Медный Всадник - Единственный Мужчина, а на его фоне остальные мужчины могут быть лишь лагерной пылью или пушечным мясом. Этот Всадник один осеменит всех русских женщин, благо, что сперму теперь можно раздавать бесплатно, так что остальных мужчин вообще можно отстрелить за ненадобностью или превратить в "рабочую силу", ведь кто же не захочет осемениться от Великого и Могучего, как бы его ни звали. Да вот только эти фантазмы - оборотная сторона той действительности, о которой забывают наши любители Великого и Могучего: бессильных мужчин, харкающих кровью. "Бьюсь как рыба, а денег не надыбал". Мужчин, чувствующих свою социальную импотентность, потому что у них нет не то что счета в банке, а даже просто заначки на черный день. Может, кого-то и утешает мысль, что он харкает кровью в великой державе, но, может быть, уже пора ужаснуться этому и начать лечиться? А нашей великой Родине перестать вести себя подобно мелкой людоедской тирании, где богатые цари-людоеды радуются жизни, остальные же - не люди, а корм. Ведь рубежи этих людоедских тираний не от кого защищать, они никому не нужны, а рубежи нашей родины недокормленные солдаты защищать скоро не смогут, в силу их отсутствия. Так что слезы расстрелянных врагов народа, не родивших детей этому самому народу, еще отольются нашим горе-крикунам, когда рожавшие даже под запретом китайцы явятся в их благополучный мирок, и не потому, что они "завоевали" нашу страну, а просто потому, что они женились на наших безмужних женщинах и "заселили" нашу страну своими детьми. Что тогда с ними сможет сделать Великий и Могучий? И они на своем древнем прекрасном китайском языке объяснят ему, что все, русский миф кончился, началась другая история. Как негры сейчас этого объясняют Америке. И где будет ваш "русский мир" тогда, позвольте спросить? На свалке истории? О, нет, вежливые китайцы не отправят его на свалку, они положат его на полку в музее на бархатную подушечку. И кто тогда будет благодарить за это Сталина? Вежливые китайцы. Они и его поблагодарят и разместят рядом с Мао Цзэ-дуном, им вежливости на всех хватит.
Возникает вопрос - почему все это так? И еще один вопрос. Почему все же героиня фильма остается среди этих обезумевших мужиков? Почему она не встает с колен и не говорит - ну все, хватит с меня, поиграли - и довольно!
Она не может этого сделать потому, что Анимус - это то, с помощью чего женщина ведет социальную жизнь, в том числе и делает карьеру. Не обретя его, она не может обрести голос, свою прежнюю внешность и свою прежнюю судьбу. Никакую социальную судьбу.
Вот и получается, что хоть Россия и рвется на мировую арену перед другими державами гарцевать на белом коне (как в кошмарной "Цитадели" герой С.Михалкова), да только без реальной заботы о народе, реальном народе, а не риторической фигуре на дебатах у В. Соловьева, ничего не будет. Ни демография не наладится, ни ВВП не вырастет, ни привлекательность для других стран не обретется. Можно пойти другим путем, каким любит идти наша многострадальная Родина - зачморить своих, чтоб чужие боялись, а тех, кто не испугается, пугнуть военными технологиями, а для этого сократить бюджет на социальный сектор и поднять на оборонку. Пусть мужики кровью харкают, народ что трава, сегодня покосили - завтра новых наросло. Так вот нужно сообщить нашим косарям, что нет уже того народа, что нет крестьянства, у которого дети, как трава, - голопузые и босоногие бегают по лужам и радуются камушкам и прутикам. А раз у нас теперь все модно баблом измерять, так пора, наконец, честно сказать, что дети - никакие не цветы, которые сами себе растут и растут, теперь дети денег стоят, очень больших. Это очень дорогое удовольствие. И что образованные женщины - не крестьянские бабы, и никто не будет рожать только потому, что "рано темнеет и заняться больше нечем".
И вот страшная правда этих фильмов: внутри нашего коллективного бессознательного - полная разруха. То ли тюрьма, то ли лазарет. Помните наши подъезды? Заплеванные и зассаные? Это образы нашего коллективного бессознательного. Разруха ведь, как говорил герой "Собачьего сердца" профессор Преображенский не старуха с клюкой, она - в головах. Просветите наши сознания - все сознательные, все строят светлое будущее - а зайдете в подъезд и сшибает мочой. Так что светлое будущее - это наша идеология, миф по Р. Барту. А темный зассаный подъезд - это наш архетип, миф по К.Г.Юнгу. И что самое удивительное, я не помню, чтобы кто-то из добропорядочных наших граждан пошел мыть этот подъезд (хотя вот тут на днях как раз услышала историю, что такие женщины были). И в фильмах они тоже есть. И вот героиня фильма Люба пошла мыть. И в этом - оборотничество архетипического мира: чтобы стать свободным, нужно впасть в предельное рабство; чтобы стать господином (господом в пределе), нужно всем служить и за всех пострадать; чтобы спастись, нужно погибнуть; чтобы обрести Рай, нужно сойти в Ад.
Героиня "Портрета" повторяет основные черты этого крестного пути. Она приходит к трем мужчинам (три - это образ бессознательного, четыре - образ целостной психики человека), которые давно забыли про заботу и любовь, и любит, как может. И заботится - как может. Любовник бьет ее - потому что боится привыкнуть и снова потерять. Так дети-сироты агрессивны, потому что знают, что с ними поиграют, а потом снова бросят. И когда она уходит - идет за ней. А она идет неведомо куда, потому что без него, без заботы о Нем, для нее нет пути. Открытая концовка фильма тревожна, как взгляд в глаза сироты - возьмешь или нет? Надежда еще жива или она опять умерла, истекая кровью?
Так и Родина наша опять на перепутье. У нее остался, как мне почему-то печально думается, последний исторический шанс. Говорят, мы - молодая нация и у нас все впереди. Это ложное умозаключение. Молодые тоже умирают. В том числе от чахотки. И люди. И нации.