Орлова Оксана : другие произведения.

Египет. Легенда затерянной пирамиды 2 часть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В книге использованы фрагменты из текста И. Ефремова "Таис Афинская"

   ГЛАВА 1.
  
   Крик.
   А потом тихие, мучительные рыдания, полные боли и горя...
   Они били по ушам, рвали ее душу на части. Она заскрипела зубами от бессилия. Громче этих жутких стонов боли был лишь мерзкий, издевательский, грубый смех, что переворачивал все ее существо, заставляя рычать от жгучей, невыносимой ненависти. Мужские голоса смеялись, похабно комментируя происходящее, подбадривая и вдохновляя мучителя на "новые подвиги".
   Он брал ее, грубо и жестоко, разрывая, калеча плоть, оставляя раны от укусов и синяки от ударов. Девушка билась под ним от ужаса и боли, но не могла ни вырваться, ни начать колдовать - ее руки и ноги крепко держали дружки царственного мерзавца.
   Ее боль била под дых, накрывала пеленой ужаса и отчаяния...
   Страх и ненависть стремительно росли, грозя разметать хрупкую телесную оболочку...
  
  
   Амира вскочила на постели, задыхаясь от ужаса и ненависти. Холодный пот намочил волосы, сбегая липкими ручейками по спине. Горло охрипло от крика, а из глаз непрерывно струились слезы. С трудом, осознавая - где она, жрица обвела невидящим взором келью, машинально стирая струйку крови с подбородка. Прокушенная в нескольких местах, губа припухла и пульсировала болью, усиливая начинающуюся мигрень. Из пересохшего горла вырывались то ли хрипы, то ли рыдания.
   Чувствуя себя несчастной и слабой, бессильной помочь своей девочке, верховная жрица свернулась на роскошной постели калачиком, сотрясаясь от горьких рыданий. Она не смогла уберечь от этих египетских монстров свою дочь, так неужели и внучку постигнет та же участь?
   Крупная дрожь сотрясала хрупкое тело. Мокрая от пота, она быстро замерзла, чувствуя себя все несчастнее...
  
  
   Первые лучи солнца робко коснулись не высохшей слезинки, что заснула вместе с хозяйкой, утомленной уже под утро ночными рыданиями. Ее сон был беспокоен и мучителен. Женщина то металась по постели, то замирала, падая в пустоту. Сон не приносил ей отдыха и облегчения...
   Лучик светила скользнул по влажным ресницам, вместе с ним по лицу прошелся теплый шершавый язык...
   Эрия, встав передними лапами на постель, лизнула мокрое лицо, встопорщив усы и кривясь от излишней солености объекта ее нежности. Не зная, что случилось, пантера просто старалась утешить подругу, как могла. Жрица вздрогнула и села, невидяще смотря куда-то вдаль. Животное еле успело отскочить. Миг промедления - и они бы столкнулись лбами. Хищница настороженно и с беспокойством осмотрела Амиру. Та сидела не шевелясь, лишь губы беззвучно что-то шептали.
   - Эй! - Лапа осторожно коснулась укрытой льном ноги. - Амира! Ты чего? Спала плохо?
   Медленно взгляд переместился на животное. Пантера даже поежилась, заглянув в пустые, бессмысленные глаза, начиная тихонько ворчать.
   - Вот, так я и знала, что эти шушуканья с Сетом, за моей спиной, ни к чему хорошему не приведут!
   Толкнув подругу головой в грудь, она посмотрела, как та безвольно шлепнулась обратно, и направилась в соседнюю келью, продолжая недовольно, вполголоса, возмущаться.
   - Нет, ну вы поглядите на этот кошмар! Лежит там, как дурацкая зомби! И почему бы не послушать старую блохастую кошку? Так нет же! Надо все всегда сделать по-своему! И что я теперь должна сделать, скажите на милость? - Она остановилась, недовольно встряхиваясь и фырча. Роса оказалась на редкость холодной. Толчок лапой ничего не дал. Комната Мерит-Ра была запечатана словом. Внутри, чуткое ухо хищницы уловило слабое сонное, равномерное посапывание.
   - Нет! Ну, вы поглядите-ка на нее, а! Дитя многих талантов! Келью-то, зачем заговорила? Вот еще чудесница - колдунья на мою голову! Ни помощи, ни толку, честное слово! - Легкой трусцой она направилась обратно, планируя пробраться внутрь через коридор.
   Первое, что ей невольно бросилось в глаза (в буквальном смысле слова), была врезавшаяся в нее Амира, выскочившая из своей кельи, как звук из.... В общем - неожиданно и ни к месту!
   - Эрия! - Голос жрицы был раздражен. - Вечно ты путаешься под ногами! - Она обогнула обалдевшую кошку, которая от удивления даже забыла об искрах в глазах и отдавленной лапе, и с недоумением следила за происходящим.
   - Может, объяснишь, что происходит?
   - Извини, солнышко, мне некогда!
   - Так, так! Вот тебе и раз! С каких это пор зомби по утрам проявляют такую активность? - Жрица замедлила шаг и обернулась, не менее недоуменная. Пантера фыркнула. Вот это больше похоже на ее подругу!
   - Зомби? Где ты видела зомби? - Голос звучал обеспокоено.
   - Одно хорошенькое зомби стоит сейчас передо мной! - Хищница наслаждалась растерянным взглядом, что оббежал сад.
   - Где? - Бестолково поинтересовалась женщина.
   - Вот! - Мурлыкнула пантера, плавно поведя подбородком в ее сторону и сморщив морду в подобии улыбки.
   - Я?
   - Ну, да!
   - А!... - Жрица разочарованно двинулась в направлении купальни. Но тут до нее дошло, и она опять остановилась, разворачиваясь. Эрия с удовольствием растянулась в траве, безбожно ломая головки оказавшимся рядом цветам.
   - Что ты имела ввиду, скажи на милость? - Амира уперла руки в бока, нависая над удовлетворенным собой существом. Магическая тварь лишь нежно жмурилась на солнышке, более ничего не поясняя.
   - Не хочешь говорить? Ну и не надо! Подумаешь, велика важность! У меня своих дел по-горло!
   - М - да? И каких же?
   - Явно не разговоры с глупой кошкой!
   Жрица развернулась на носках и вихрем унеслась в библиотеку. Глядя ей в след, Эрия лишь покачала головой. "С девочкой, определенно, творится что-то не ладное. Знать бы еще что!"
   Тяжело вздыхая, она устроилась поудобнее среди цветущих тюльпанов.
   Мурр...
   Красота!
  
  
   В воздухе стайками носились пылинки. Они сверкали в лучиках солнца, что с удивлением, робко заглядывало в открытое окно, словно вопрошая: "Как? Здесь есть помещение? Тогда почему же меня здесь так давно не было?".
   Все помещение было заставлено шкафами с полками, на которых громоздились свитки, папирусы, куски кожи, глиняные дощечки и даже камни! Чего только не было в библиотеке храма Пустыни! Мудрость веков пылилась веками на полках. То, что один раз прочитала, жрица могла впоследствии абсолютно спокойно извлекать из памяти. Так, что заглядывали сюда в последние десять - пятнадцать лет, все реже и реже. Вернее, очень редко!
   Лучик коснулся плавно покачивающегося папируса. Словно ожидая только такого вот несущественного толчка, древняя рукопись соскользнула вниз, набирая скорость. По пути свиток пару раз бестолково стукнулся о края и концы выпирающих с полок других реликвий, что привело к легкому обвалу древностей прямо на голову озадаченной жрице, что пыталась что-то найти на нижних полках. Пыль завихрилась, затанцевала в причудливых узорах. Она осторожно оседала на волосы, одежду, нос и взлетала, подхваченная очередным смачным чихом, уже пятым по счету, после падения свитка.
   Вытирая нос и глаза, ругаясь сквозь зубы, Амира пыталась разложить все по местам. Чихая, она встряхивала головой, и песчинки пыли взрывались новыми головокружительными пируэтами замысловатого танца, многие из которых умудрялись окончиться прямо под носом красавицы, вызывая все новые и новые судорожные чихания.
   Раздраженно рыкнув, жрица запихнула все на полку и удалилась. Уже у самого входа она услышала характерный шелест, сообщавший, что многие свитки опять со всеми удобствами устроились на полу, но женщина не повернула назад. Она была раздражена, так как не смогла найти ничего, что бы ей помогло в ее замысле, а от пыли и многократных чиханий у нее разболелась голова. Справедливо рассудив, что свиткам все равно нужно где-то лежать, она решила разобраться сними позднее, раз уж им удобнее на полу...
   Замкнув дверь на магический запор, что надежно лег поверх настоящего, Повелительница бурь направилась к себе. Она не собиралась отказываться от своей затеи лишь из-за того, что в архиве отсутствовало описание подобных действий.
   Нет инструкций? Сделаем сами! Мы же, как никак, жрицы! Мы же, как никак, маги...
  
  
   Эрия с любопытством следила за манипуляциями подруги. Сначала та призвала нескольких духов воздуха. В этом месте пантера еще не желала выходить из дремоты, так как не считала, что происходит, что-то необычное. Повелительницы бурь очень часто использовали духов воздуха, и не только для борьбы с игрушками Сета! Честно говоря, они использовались на право и налево, и по всякой ерунде! Только что на рынок не посылались!
   На зов явились три или четыре духа. Эрия видела их, ибо сама была существом необыкновенным. Вообще-то, Эрия была, в свое время, дочерью Сета. Об этом не любили говорить или вспоминать, но именно от этого родства и пошла у жриц способность к управлению пустыней, и силы противостоять гневу божества, а взявшая взбунтовавшуюся против отца девчонку под свое крыло Рея- Кибела, просто усилила и дополнила удивительные способности своей жрицы. Сет предпочитал делать вид, что не помнит ту давнюю историю, когда единственная (в то время) дочь, влюбившись, пошла против его воли, отдав часть своей души и бессмертие, что бы спасти любимого. Это вызвало в грозном божестве слишком бурные и отрицательные реакции...
   Эрия улыбнулась воспоминаниям. Что бы ни говорили, но ее папочка, как ни злился на дочь и ее потомков, никогда не уничтожил ни одной из девчонок, что так мешали ему злобствовать и властвовать в этих землях.
   Интересно, почему?
   Разве он - не абсолютное зло?
   От этих увлекательных размышлений, пантеру оторвало удивление. Вызов духов - ерунда! А вот, когда Амира начала выбирать из них что-то, как лошадь на базаре (только в рот не заглядывала!), хищница заинтересовалась и встала. Подобравшись поближе, она уселась немного сбоку, чтобы иметь возможность наблюдать также и за лицом подруги.
   Амира придирчиво разглядывала парящего перед ней духа, вертя его так и сяк. Смотреть на это со стороны (особенно, если отключить магическое зрение) было очень забавно! Жрица, что-то бормоча себе под нос, крутила - вертела в воздухе руками, щупала пустоту, нарезая вокруг нее (пустоты!) круги...
   Заметив, стоящую неподалеку Мерит-Ра, что уже готова была задать естественный вопрос о самочувствии патронессы, пантера мысленно послала девушке сигнал. И, встретившись с ней взором, кивком посоветовала удалиться и не мешать. Что та и проделала с огромной охотой, так как до сих пор не привыкла к огромной хищнице, запросто появляющейся в саду. Та всегда вызывала у нее дрожь в ногах и легкое сердцебиение. Ее поспешное исчезновение навело Эрию на осознание причин, по которым девушка заговаривала вход в свою келью со стороны сада...
   Остановив свой выбор (наконец-то!) на одном из духов, Повелительница отпустила остальных. Парочка из них, любопытствуя, как маленькие дети, зацепилась за листву и тихонько шуршала наверху о чем-то своем. Наверное, "моют кости" одуревшей красавице. Хищница чуть наклонила голову, настороженно наблюдая за подругой, которая вдруг вспомнила о ее присутствии и сейчас (интересно для чего?), смочив руки в воде, мило улыбаясь, подходила к ней.
   - Ты чего это, а?
   - Просто хочу тебя погладить. Тебе, наверное, жарко на солнышке? - Амира вновь невинно улыбнулась, вызвав у подруги еще более активные спазмы настороженности.
   - Ты мне зубы-то не заговаривай! Духа вызвала, устроила ему неестественный отбор, а теперь решила обо мне позаботиться? Ну-ну! Что еще скажешь?
   - Что ты, кисонька, что ты, сладкая! Я не замышляю против тебя никаких гадостей! - Женщина остановилась, почувствовав, что переигрывает, и убавила слащавости в голосе. Все-таки Эрию нельзя назвать идиоткой, так что не стоит так с ней разговаривать. Еще решит, что издеваюсь...
   Собственно говоря, хищница уже сейчас с легким взрыкиванием, демонстрировала отменное состояние своих клыков. Хотя в глазах и "плескались чертики".
   - Ну, хорошо! Хорошо! Погладить-то я тебя могу?
   - Погладить? - Эрия обнюхивала ее, настороженно следя за руками, скользящими по точеному телу. В глазах замаячило понимание, и она коварно промурлыкала в оказавшееся слишком близко беззащитное ухо, - и зачем же тебе понадобилась моя шерсть? Подушку хочешь сделать, чтобы слаще спалось?
   - Ой! - Жрица отпрыгнула от нее, потирая ухо.
   - Ну? - Ее вопросительный взгляд был донельзя подозрителен.
   - Ну... - Жрица замялась, потирая влажные руки, скатывая налипшую на них шерсть. - Как бы тебе объяснить...
   - Объясняй, как есть! Чай, не глупее тебя буду!
   - Мне нужно кое-что сделать...
   - Так давай просто вырвем! В живых больше силы!
   - Нет.... Тогда ее можно будет отследить, а... - Она замялась, потом зачастила. - А Имхотеп очень силен, он может вычислить...
   - Имхотеп? - Пантера вскочила, разъяренная глупостью подруги. - Ты опять делаешь гадости египтянам? Опомнись, Женщина! Ты что, совсем ополоумела? Джосер мертв! А Имхотеп, между прочим, является учителем твоей девочки. Заметь! Очень хорошим учителем! Лучшим, что можно найти сейчас в этой части мира!
   - Да.... Я знаю...
   - Тогда оставь его в покое!
   - Я.... Не ему, просто он может узнать... То, есть попытаться... или... - Она окончательно запуталась и смолкла, но шарик шерсти из рук не выпустила, ловко формируя из него нить.
   - Амира! А - ми - ра! Посмотри на меня! Это как-то связано с тем, что случилось утром?
   - Утром? - Взгляд вновь стал непонимающим.
   - Да! Утром! Когда ты вела себя, как глупая, жуткая зомби! Что случилось? Объясни мне, что произошло, что ты решилась что-то опять сотворить? Неужели ты снова играешь с волей богов...
   Во время этой маленькой речи женщина сжималась, а лицо ее принимало все более упрямое выражение.
   - Я ничего тебе не скажу! - Она заявила это, глядя в раскосые янтарные глаза с упрямством барана перед пресловутыми воротами. Пасть пантеры открылась от удивления. - Иначе, ты меня отговоришь, или чем-нибудь помешаешь...
   Хищница продолжала в немом изумлении смотреть на решительно настроенную женщину.
   - Можешь смотреть, но мешать мне - не смей! Я не шучу, Эрия!
   Обалдевшее существо захлопнуло пасть с громким стуком, но осталось сидеть на месте, обиженно и возмущенно сопя.
   Сбрызнув духа ритуальной водой, жрица зашептала заклятья, составляемые ею прямо на ходу. Обрывки слов долетали до чуткого уха пантеры и заставляли вздрагивать всем телом. Амира создавала иллюзию, призрак. И цель этого действа была ужасна! Он должен был заманить на смерть...
   Сердце волшебного создания пропустило удар. Вернее, оно вообще остановилось. Лишь почувствовав, что ей начинает чего-то не хватать, Эрия мысленным усилием отправило его в дальнейший бег. Расслышав имя жертвы, пантера не стесняясь, взвыла.
   Упрямо игнорируя ее вопли, Повелительница закончила заклятье. Дух застыл, вздрагивая от нетерпения. Чем раньше он выполнит задание, тем быстрее освободиться. По деревьям прошел сильный порыв ветра. Это напуганные духи унеслись прочь. Ни одно любопытство не стоило того, чтобы нарваться на неприятности и расследование богов.
   Слушая формулу заклятья, Эрия громко стонала. Умно! Комар носа не подточит! Ни Имхотеп, ни боги не смогут найти убийцу...
   Что же делать?
   Она посмотрела на подругу.
   Сделала шаг назад.
   И тут же застыла на месте. Резкий, как удар кнута, голос предупредил:
   - Даже не думай! Даже не думай, Эрия! Я не шучу! Мне придется остановить тебя!
   Глаза метали молнии. Заскулив, хищница опустила зад на цветущие фиалки, переминаясь с ноги на ногу и мучаясь. Сейчас она больше походила на страдающую от нетерпения псину, а не на гордую представительницу кошачьих...
   В руках жрицы вспыхнуло пламя, зажигая шерсть. Этим волшебным дымом женщина окурила - окутала дух, нетерпеливо ожидающий разрешения удалиться на задание. Нечто сероватое, бесформенное повисло в воздухе. Пантера облегченно фыркнула.
   В таком виде, сей призрак, был не опасен!
   Женщина предупреждающе стрельнула глазами в ее сторону. Благоразумно заткнувшись, Эрия расслабилась, устраиваясь с удобствами. Может быть, все не так уж и страшно? И зря она паникует!
   Кто пойдет за этой образиной?
   Да никто!
   Египет, а главное, ее неразумная подруга, в полной безопасности. Никто не сможет так упиться, чтобы плениться этой расплывчатой тварью...
   Глубоко вздохнув, Амира принялась тщательно разминать пальцы, закрыв глаза и сосредоточившись. Следя за ее манипуляциями, хищница заподозрила подвох, но не могла понять, что же ее напрягло. Окунув руки в воды Ока, Амира шагнула к призраку, коснувшись туманной плоти чуткими пальцами. Уже в который раз за утро, у пантеры от удивления отвисла челюсть.
   Ну, надо же!
   Тонкие пальцы порхали, поглаживая, потирая, лепя из призрачного тумана обольстительно-гибкое женское тело. Мягкие движения, поглаживания и из тумана появляется упругая грудь, плоский живот, длинные ноги с крохотными пальчиками.... Запутав ногти в сгустке тумана, жрица с оттяжкой повела руку вниз, и у призрачной красотки появилась густая копна волос. Отступив на шаг, Амира оглядела свое творение.
   Хороша!
   Теперь, самое сложное...
   Еще раз, смочив руки магической жидкостью, она принялась за бесформенное, (пока), лицо. Вылепила высокие скулы, покатый лоб, пухлые губки...
   Эрия громко сглотнула, забыв захлопнуть пасть.
   Перед ними извивалась обнаженная Нефрет...
   - Она... - В горле пересохло от волнения, - она не сможет его соблазнить! - Выдвинула свой последний аргумент подруга.
   - Ты думаешь? - Жрица оглядела свое творение. - Позови меня! - Приказала она.
   Глупо дернувшись, не следя за движение изящных рук и ног, вращая глазами, словно пыталось напугать, призрачное чудо заунывно простонало ее имя. Хищница облегченно фыркнула раз, другой, и, не выдержав, откровенно расхохоталась во все горло, что в ее исполнении, учитывая, что она, все-таки, находилась сейчас в теле животного, было просто ужасно! Амира обожгла ее взглядом пленительно-разгневанных глаз.
   - Мерит-Ра! Мерит-Ра! Я знаю, что ты у себя! Ты мне нужна! Иди сюда!
   Откликаясь на зов, с другого конца сада появилась ливийка, предусмотрительно остановившись подальше от черной красавицы, девушка с интересом уставилась на призрак. Даже хотела его потрогать, за что тут же и получила по рукам.
   Ехидная улыбка змеилась на губах Повелительницы, пока она объясняла, чего она хочет, не отрывая насмешливых глаз от раздраженно рычащей пантеры. Этот рык сработал только на руку Амире. Торопясь оказаться подальше от разгневанного (а возможно, и голодного!) животного, принцесса умчалась со скоростью лани, преследуемой львом.
   Через несколько минут, в руках у жрицы появилось несколько пучков волос. Девушка собрала их с расчесок! Амиры, своей и еще нескольких высших жриц, что прошли участие в жертвоприношениях богине. Пантера бессильно скалилась, хлеща себя хвостом по бокам, но сделать ничего не могла. Ей оставалось только следить за действиями красавицы, мучаясь от ужаса, что вот уж за это-то, девчонку точно прихлопнут! А она так любила эту стервозную дурочку!
   Косичка, наспех сплетенная из множества уже не живых волос, вспыхнула, окуривая призрачную красотку.
   - Возьми их страсть, возьми их жадность до мужчин, будь обольстительна и развратна. Их память на это время - твоя!
   Существо изогнулось, забилось в конвульсиях, глубоко вдыхая неприятный запах. Глаза его засияли, а губы шаловливо изогнулись в улыбке.
   - Позови меня!
   Чуть капризно скривив губки, призрак скользнул к ней, обвивая ее руками. Волосы окутали смертную, наполняя ноздри сладким ароматом. Мягкий голос, чуть с придыханием, шепнул, одной интонацией уже обещая бездну наслаждения:
   - Иди ко мне, моя сладкая.... Иди ко мне...
   Амира довольно рассмеялась, как ребенок, которому удалось невозможное - выстроить домик из текучего ила.
   - Когда закончишь, ты - свободен навсегда! - Она заглянула существу в глаза. - Здесь и сейчас, я освобождаю тебя от власти смертных именем Нут, богини неба! Живи и будь счастлив!
   Дух вздрогнул, не веря в происходящее. Затем заглянул в глаза жрице.
   Да!
   Больше у нее не было власти над ним! Его держало только последнее задание. И все! Никто! Никто не сможет больше его подчинить! Прервать его бег теперь не возможно! Отныне, его полет подвластен лишь богам. Взвизгнув, призрак поклонился, благодаря за подарок, и умчался прочь.
   Опустошенная Амира без сил опустилась на землю. К ней подползла подруга и растянулась рядом, заглядывая в глаза:
   - Что же ты натворила, глупая!
   - Я освободила ее!
   - Нет, ты погубила себя!
   - Я убрала все следы, стерла их в самом корне! Имхотеп не сможет...
   - Имхотеп - нет! - Перебила ее Эрия, - а боги - да!
   Всхлипнув, пантера положила голову на мягкие колени. Закрыв глаза, они сидели на солнышке и ждали...
   Вернее, ждала только жрица, а Эрия....
   Мысли ее были уже далеко. Сквозь время и пространство, летел ее призыв:
   - Имхотеп! Имхотеп! Опасность! Опасность!

* * *

   Верхние комнаты дворца выходили на галерею, сообщавшуюся с открытой верандой на восточной и северной сторонах дома. Галерея отделялась от веранды раздвижными стенками из папирусных циновок, а от комнат голубыми полупрозрачными занавесями, туго натянутыми меж деревянных колонн. В северной галерее горели лампионы, бросавшие в темную комнату, где сидел царевич, подобие лунного света.
   О смерти отца сообщили только что, и он еще не знал, как ему реагировать. Внутри было отупение, и боль утраты еще не ударила по нему в полную силу. Он еще не осознал, что отца его больше нет и не понял всей ответственности, что отныне и до его смерти будет покоиться на его плечах. Еще не осознал, что теперь ОН - ФАРАОН Верхнего и Нижнего Египта, сын Солнца!
   Сехемхет выгнал придворных, что пытались войти к нему с соболезнованиями и заверениями в преданности. Он не желал слышать их сейчас. Глухо застонав, юноша упал на циновку, что лежала возле его ложа. Голова раскалывалась. Навалился ужас, казалось, его сейчас раздавит горем, так велико оно было.
   Он глухо подвывал и постанывал, сжавшись в комочек, сквозь зубы, зовя отца. И хотя того никогда и раньше не было рядом, когда принцу было плохо, теперь он уже не сможет исправить это, пробежав по галерее и поглядев на отца в главном зале.
   Обхватив себя руками, испытывая внутренний холод от утраты и не чувствуя прохлады ночи, он раскачивался из стороны в сторону, а перед его глазами мелькали картины общения с отцом.
   Вот ему пять лет, и отец впервые берет его с собой на охоту на львов. Мать выбегает во двор, с еще не прибранными после сна волосами и что-то кричит отцу. Но он только смеется в ответ, подхватывая его, совсем маленького и голенького, тянущегося к отцу ручонки, и садит перед собой на огромного коня Сеттаба. Конь был очень сильный и злой, черной масти, он очень походил на воплощение бога Сета. Сеттаб встает на дыбы, но царевич, вместо испуга закатывается звонким детским смехом и все умолкают, а отец говорит, что из него выйдет храбрый муж и воин.
   А вот, он стоит на галерее и смотрит, как отец вершит суд над одним из сборщиков податей, что оскорбил вельможу. И отец спокоен и мудр, голос его эхом летит над галереей, когда он грозно распекает за наглость и невежество сборщика податей. Желая разглядеть все получше, семилетний Сехемхет делает шаг вперед и нечаянно задевает ногой огромную критскую вазу, что недавно привезли в подарок фараону греческие купцы. Та, с гулким, подобным звону труб, звуком, летит вниз по лестнице, наполняя шумом весь судебный зал.
   Все оборачиваются и смотрят на него, и ему не остается ничего, кроме как поклониться отцу. Тот подзывает его к себе, сажает у своих коленей. Он сидел с отцом тогда почти весь день, слушая, как повелитель разбирает жалобы и принимает посланников и дары. Выслушивал отчеты полководцев о подавлении мятежа в захваченных землях Ливии. Сидел, пока не прибежала мать и не выяснилось, что его уже давно потеряли и весь дворец "оставлен на уши" в поисках наследного принца.
   Отец не дал отругать его, сказав матери, что сегодня он учил сына мудро править страной! Да....
   Это был прекрасный день!
   А потом мать ушла на Запад, и отец долго был жесток и угрюм. По мнению Сехемхета, да и многих при дворе, Джосер так и не оправился от потери любимой жены, которой не помогла даже ее любимая жрица Тира. Сехемхет хорошо помнил, как отец кричал на Тиру, обвиняя ее в том, что она не спасла своим древним колдовством его любимую Ханупрет! Больше он Тиру никогда не видел. Отец запретил верховной жрице богини Иштар появляться пред его светлые очи и вообще посещать дворец, если ей дорога жизнь! И она больше не приходила...
   Так Сехемхет лишился не только любимой матери, но и обожаемой им подруги и наставницы, что после Ханупрет, была ему ближе всех. Но он не роптал. Горе тогда было так огромно, что казалось свет померк и нет вокруг ничего, что помогло бы его пережить.
   А отец? Отец отвернулся от него. Как сказал однажды ему, уже четырнадцатилетнему юноше, Джосер: ему было трудно смотреть на того, кто был так сильно похож на его любимую Ханупрет. Боль от потери жены сразу же возвращалась с новой силой. Оттого то он и отдалился от сына.
   Все немного изменилось, когда Сехемхету исполнилось двенадцать.....
   Да.... Все начало меняться именно в тот год. В наставники ему определили одного из самых мудрых людей их времени - чати фараона - самого Имхотепа! Занятия с этим удивительным человеком, знающим обо всем и все, стали для юного принца той отдушиной, тем смыслом, что помогал жить и не сойти с ума. К тому же, будучи не только чати, но и ближайшим и лучшим другом фараона, Имхотеп сумел убедить Джосера, больше обращать внимание на быстро растущего сына.
   Они стали часто встречаться. Хотя это и были сплошь дела государства. Теперь искусство управления государством, он изучал не только у Имхотепа и по древним свиткам, нет! Он снова присутствовал при решении судебных дел, его втянули в военный совет, где он смог показать не только свою храбрость, но и оригинальность мышления, предлагая неординарные и интересные планы развертывания той или иной военной компании.
   После нескольких удачных походов, когда он не только подавлял мятежи, но и возвращался с богатой добычей, захваченной в стычках с Нубийскими правителями, Джосер всерьез обратил на него внимание.
   Казалось, что потихоньку возвращается то время и те их отношения, что, вроде бы, безвозвратно ушли со смертью матери. А как отец волновался о нем еще совсем недавно, когда он так, по-глупому, пропал на охоте, пытаясь в одиночку вернуться во дворец в Мемфисе и попав в лапы огромного зухоса, нынешнего воплощения Себека!
   Пока Эхереш, его прекрасная пропавшая жрица врачевала его раны и любила его, его отец не находил себе места. Он приказал обыскать весь Египет, только бы вернуть сына! Именно тогда, при встрече с отцом, Сехемхет понял, что Джосер действительно любит его, просто не умеет этого показывать.
   После того случая, они очень сблизились с отцом и к празднику Хеб - Сед, уже были близкими друзьями. Да, по-настоящему говорили друг с другом! Не эти глупые церемонии: Мы - фараон Верхнего и Нижнего Египта, Владыка земли и Сын Солнца приветствуем вас, Сын мой, Гор - Сехем - Кнет и шлем вам мои пожелания доброго утра! и все это через посланника!
   Нет! Это были настоящие разговоры. Они садились в опочивальне или на террасе, чаще всего по вечерам и говорили, говорили, говорили.... Обо всем подряд! О разливах Нила, о великой магии фараонов, об управлении государством, об охоте и войне, о женщинах и об укрощении лошадей. Они обсуждали так много интересных вещей и им никогда не бывало скучно вдвоем! Они смеялись вместе! И вдруг...
   Это несправедливо! От горя его губы сжались в тонкую полоску и побелели от напряжения. Он еще не успел узнать отца! Со дня проведения Хеб - Сед прошло чуть больше двух недель! В последние три дня, отец временами был так слаб, что не слышал или забывал то, о чем ему только что говорили! Рука, что он поранил на празднестве, до этого, по непонятным причинам, не заживавшая, но выглядевшая вполне нормально и не вызывавшая сильного беспокойства ни у Мессу, ни у Имхотепа, ни у самого Джосера, в последние дни стала краснеть и немного припухать. И вот, на тебе!
   В ярости, на обстоятельства, которые он не в силах был изменить и время, что нельзя повернуть вспять, царевич вцепился руками в края кровати, не замечая, как ломает под корень, тщательно обработанные ногти и как пальцы от напряжения начинает сводить судорогой. Его мысли отчаянно метались и перескакивали с событий последних дней на недалекий праздник Хеб - Сед, что должен был принести отцу молодость, силу и здоровье еще на пятьдесят лет!
   Он пытался найти ответ на вопрос: ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО? И не находил его. Боги не были разгневаны на отца. Он сам видел, как Джосера осыпали цветами в знак того, что разрешено повторное коронование. Люди не желали отцу зла. Так что же произошло? Вопрос мучительно бродил по пустой голове принца.

* * *

   Он стоял на террасе. Горе и грусть скручивались внутри в тугой узел. Возможно, ему было бы немного легче, если ОНА была сейчас рядом с ним. Разделила бы его печаль. Утешила и поддержала. Тяжелый вздох показался ему громким. Он почти забыл ее....
   Ее аромат....
   Что-то странное происходило вокруг. Воздух вокруг быстро густел, выплескивая смутно знакомый запах. Он глубоко вдыхал, не веря своим чувствам. Боясь поверить. Вдыхал, пьянея, чувствуя, как рот наполняется слюной, а все существо словно вибрирует, замирая. ЕЕ аромат! Закрыв глаза, чувствуя как кружится голова и все внутри замирает и переворачивается от желания, он вдыхал этот аромат, вдыхал, вспоминаю ту, что потерял, пытаясь в этих сладостно-горьких воспоминаниях хоть на мгновение забыться, скрыться от той боли, что окружала его сейчас....
   - О, луноликая! Ты - желание моего сердца и свет моей души, ты - мое сокровище, мое горе и страсть! Где же ты ходишь? Почему скрыла ты от меня свой лик? Боги! За что вы караете меня так тяжко?
   Ему вспомнились стихи, что написал недавно один из придворных поэтов:
   Дикая птица приманкой пленясь,
   В сети попала мои, бьется и стонет.
   Сам я любви сетями опутан,
   Как же мне птицу жалеть?
   Как же я выпущу птицу
   Ведь сам я навеки опутан
   Сетью твоей красоты.
   Любовь моя покинула меня,
   Душа моя мертва...
   (стихи древнеегипетского неизвестного автора)
   Глаза наполнились слезами, но пролить их было бы недостойно истинного мужа. Сквозь непролитые слезы он смотрел, как могучий Нил катит свои воды и не видел этой красоты. Перед ним, в мареве горячего воздуха извивалось тело любимой. Жгучие глаза были полны обещания, рот изогнулся в нежной улыбку, чуть приоткрыв жемчужные зубки. Волосы извивались на ветру, стан манил тонкостью, так и хотел обвить его руками, а в ушах звучал тихий смех...
   - Сехемхет! О, Сехемхет, когда же ты найдешь меня? Разве ты меня совсем не хочешь? Иди же ко мне, мой нежный! Я так хочу тебя...
   Наваждение становилось все более реальным. Это было невероятно, но он на самом деле чувствовал ее руки! Она коснулись его щеки, скользнули по его лицу, осторожно стирая слезинки, что притаились в уголках глазах. За ними лица коснулись и ее губы. Нежно и трепетно эти губы стали покрывать поцелуями его лицо: скользнули по лбу, коснулись глаз, очертили линию щеки и прижались к губам...
   - М-м-м! Как сладко! Ты знаешь, мне этого так не хватало! - Раздалось в тишине, или это в его воспаленном мозгу? Он открыл глаза - ничего не изменилось! Она по-прежнему была перед ним, и она по-прежнему, не была человеком во плоти и крови!
   Ее призрак висел перед ним в воздухе, выглядел, как живой и чувствовал себя в этом положении так комфортно, как будто находился на огромной постели!
   Потянувшись всем телом, его женщина мурлыкнула и изогнулась, словно большая кошка, которую только что почесали за ушком. Что за шутки? Томление и желание, как рукой сняло. Здесь явно была замешана магия!
   - Нет - нет! Так не пойдет! - Красавица погрозила ему пальчиком и вновь обняла его, прежде чем он успел отскочить вглубь комнаты. Ее глаза засветились, приковывая его внимание, губы выдохнули аромат, что накрыл его с головой и отключил все органы, кроме того, что отвечал за продолжение рода. И этот орган настойчиво потребовал пустить его в работу, тем более что та, которой он так жаждал, вовсю старалась помочь ему в удовлетворении его желаний.
   Голова уже не кружилась. С удивлением он обнаружил, что стоит посреди комнаты, а его Эхереш лежит перед ним на большой кровати, заваленной подушками и цветами. Его не смутило то, что эта комната появилась вдруг перед ним из ниоткуда, а сквозь подушки и цветы смутно просвечивала терраса и река.
   Он был настолько одурманен, что не удивился, когда его возлюбленная, прежде бывшая такой чистой и нежной, опрокинулась на спину и бесстыдно развела перед ним ноги, поглаживая себя точеным пальчиком. Неотрывно он следил, как этот пальчик скользил по ее прелести, а когда она подняла его и поманила им к себе принца, и тот, не задумываясь, шагнул к ней....

* * *

   Горе застилало глаза.
   Было трудно дышать.
   Поэтому, он пил!
   Кубок сменялся кубком. Кувшин - кувшином. Он пил и пил, заливая свою тоску, свою боль. В комнату было сунулся Бауфра, один из ребят охраны, проверяя, все ли в порядке с командиром....
   Кенна не оценил проявленной заботы, наградив сердобольного подчиненного броском кружки. К счастью последнего, командир был уже "немного" пьян и он успел увернуться от снаряда, разлетевшегося на осколки возле самого уха. Не задерживаясь более, парень скрылся из вида. И так понятно - если меткость пока не пострадала, доза принятого пива - недостаточна. А значит, никто, в радиусе ста локтей, не может чувствовать себя в безопасности!
   Кивнув ожидавшим известий, ребятам, храбрец бочком, по стеночке, удалился на приличное расстояние от объективно страдающего начальства. Просто так. На всякий пожарный...
   - Какая несправедливость! - Кенна смотрел в пустую кружку, кувшины стали на редкость быстро заканчиваться! Эти два он уже опустошил, а двух рабов со следующими, еще ждать и ждать....
   Подперев кулаком щеку, он смахнул горькую слезу. Перед замутненным взором вставал отец, как живой...
   Они часто виделись, но почти не говорили. Исключения составляли два праздника - день рождения фараона и самого Кенны. Неясно почему, но именно в эти два дня Джосер вдруг вспоминал, что у него есть старший, пусть и не законный, сын. Мальчишка всегда что-то получал от отца в подарок. Кто-то говорил, что правитель очень щедр, кто-то, как Имхотеп и Сехемхет, считали, что наоборот, скуп. Однако сам Кенна боготворил эти два дня в году.
   Между ними было почти равное количество дней, так что можно было смело говорить, что каждые полгода, у него появлялся отец. Пусть и всего лишь на день....
   Улыбка растянула пухлые губы. Вот в прошлый день рождения Кенны, отец подарил ему породистого жеребца! А на свой день рождения - небольшой домик.... Это были круглые даты для них обоих.... Джосеру исполнилось пятьдесят пять, Кенне двадцать пять....
   А последнее время, после того, как нашелся брат, фараон и вовсе стал обращать на старшего сына внимание. Таким же вниманием он пользовался когда-то....
   Пока не родился Сехемхет...
   Сам парень этого не помнил, но ему рассказывала мать.
   Мама...
   Воспоминания о могучей нубийке уже давно не вызывали боли. А вот сейчас, вызвали....
   А пиво все не несли...
   До рождения Кенны, у Джосера было несколько сыновей от разных женщин, в основном наложниц, но все они умирали, не прожив и года. Умерли и первые две дочери, что родила Ханупрет....
   М - да...
   Это были не очень хорошие годы для семьи фараона. Рождались одни девочки. Да и те умудрялись по-глупому уходить из жизни: тонули, падали с лестницы или с дерева, одна даже попала под ноги разъяренному слону, которого сама же и довела до бешенства, обкидывая камнями и угодив одним таким снарядиком несчастному животному в глаз...
   Девчонки!
   До рождения Сехемхета, по словам матери, Кенна был самым любимым ребенком на свете. Причем любила его и Ханупрет.
   Ханупрет...
   Прекрасноликая царица Египта....
   Она заменила ему мать, когда та, влюбившись в стражника, сбежала с ним из дворца. Их кости нашли в пустыне. Мать опознали по украшениям - подаркам правителя, искореженными чьими-то огромными клыками. Ханупрет уговорила мужа похоронить их по-человечески....
   Этим она заслужила собачью преданность мальчишки...
   После смерти царицы, эта преданность и любовь автоматически перешли на молодого принца. Ее единственного, оставшегося в живых, ребенка. Сам еще, будучи мал, Кенна тогда дал себе слово, что последнее дитё обожаемой царицы будет жить. Должно жить! Он стал его телохранителем...
   И лучшим другом...
   Странный, еле уловимый шум из спальни правителя заставил его насторожиться. В следующий момент, подброшенный безотчетным ужасом, он рванулся в соседнюю комнату...
  

* * *

   Имхотеп вошел к принцу без доклада. Вернее, он и рад был бы испросить разрешения на визит, (все-таки, он был раб своих привычек, а также считал, что если все будут соблюдать законы и порядки, пусть даже в малом, жизнь будет идти в правильном русле!) но ему никто не ответил.
   Не то чтобы он считал, что не имеет права зайти к Сехемхету просто так, в конце концов, не столько его положение (хотя и оно тоже!), сколь его давние и близкие дружеские отношения с семьей покойного фараона и нынешнего принца, давали ему вполне реальные права, но все-таки!
   В том, что принц ему не ответил, не было ничего удивительного, учитывая какое горе постигло молодого человека, с другой стороны, его молчание не могло не обеспокоить чати. Они старые друзья и Сехемхет никогда не отказывал ему в разговоре...
   Комната оказалась пуста. Оглядевшись, Имхотеп пришел к выводу, что принц, по-видимому, вышел развеяться. Решив поискать его в саду, он уже направился к выходу, когда его что-то остановило. Сначала он не мог понять, что же именно заставило его настороженно замереть посреди комнаты будущего фараона. И, лишь несколько мгновений спустя, он понял, в чем дело.
   Его пальцы настойчиво пульсировали. Нет! Их просто кололо, как будто он отсидел, отлежал или еще, боги знают что, с ними сделал! Где-то, совсем рядом, творилось сильное волшебство! Это не могло не насторожить мага. Сехемхет, как любой фараон, обладал силой. Но, эта сила должна была вступить в свои права только при вступлении на трон и короновании обеими коронами Египта!
   До этого, силы принца была равна приблизительно силам среднего жреца, чуть ближе к высшим, может быть, но не на много. Здесь же чувствовался такой поток энергии, что не каждый из Верховных жрецов был способен призвать!
   Обеспокоенный не на шутку, Имхотеп огляделся еще раз. Что происходит? Сначала внезапная, непонятная даже богам, смерть правящего фараона, а теперь, не прошло и нескольких часов после смерти его, а близ его наследника творится великое чародейство? Что за дела?
   Тихий стон привлек его внимание. Не осознавая своих действий, Имхотеп рванулся на балкон, ведущий на террасу, что спускалась к самой воде. Его вело предчувствие, и оно его не обмануло!
   Выскочив из комнаты, он обнаружил, что принц стоит на перилах. Одежда его развевалась на ветру, воздух был напоен дурманом, а, судя по движениям тела, принца кто-то или что-то ласкало...
   В следующий момент, прежде чем маг успел бросить развевающее чары заклятье, юноша шагнул вниз.
   Только мгновенная реакция, да по-прежнему сильные руки верного друга, спасли Сехемхета в тот день от увечий, а, возможно, и смерти. Поймав принца за полы одежды, Имхотеп с трудом втащил упирающееся, извивающееся тело обратно на балкон.
   Брошенное сквозь зубы заклятье недвижимости почти не помогло ему, хотя и несколько утихомирило молодого человека. Впрочем, он оказался достаточно силен, что бы оставить несколько приличных синяков и ссадин на теле чати.
   - Охрана! Охрана, чтоб вас сожрали шакалы! - Голос чати гремел на весь дворец. Как по воле богов перед ним появилось несколько крепких парней из личной гвардии принца. Привыкшие к повиновению, знающие о мудрости чати не понаслышке, они помогли ему, ни о чем не спрашивая.
   Упирающегося Сехемхета внесли в спальню и, положив на кровать к ней прижали, со всем уважением, на какое только можно было рассчитывать в такой ситуации.
   Имхотеп, тем временем уже готовился снять чары. Несколько капель меда, разбавить настойкой листьев лотоса, опустить туда кровавый рубин, дабы пропиталось все его силой. Все вскипятить, добавить "пальмовые слезы" и кровь мартышки - ровно три капли и смочить губы очарованного произнося древний призыв могущества Исиды. Если богине будет угодно, она уберет чары...
   Бившееся тело громко всхлипнуло и затихло. Жрец дал знак людям, что больше они здесь не нужны. В комнате остался лишь Кенна, нетвердо стоящий на ногах, с опухшими от слез глазами. Жалобно взглянув на Имхотепа, он двинулся к выходу, хлюпая носом, словно расстроенный малыш.
   - Не дури, Кенна! Ты можешь остаться. Если что, поможешь...
   Когда воины покинули комнату, Имхотеп положил руки на лоб и глаза принца и сосредоточился, ему нужно было знать: кто пытался убить юного правителя?
   Сначала исчезли все звуки, потом погас свет, впрочем, не надолго. Сияние окружило Имхотепа, осторожно пытающегося рассмотреть то, что увидел принц. Увы! Тот, кто задумал это страшное дело, был очень силен и почти не оставил за собой следов, после разрыва контакта. Все что смог увидеть маг, это женщину, темноволосую и, скорее всего, молодую, бесстыдно раскинувшуюся на огромной постели...
   Покачав головой на немой вопрос телохранителя, заинтересованный и озабоченный, маг вышел на террасу. Похоже, ему придется "пойти на охоту"!

* * *

   Хемон - бальзамировщик смотрел на тело фараона, лежащее перед ним на столе. Он был стар. Ему было за 70, но фараона видел так близко лишь в третий раз в своей жизни. Вот уже несколько лет он считался одним из лучших бальзамировщиков. Его палатки славились по всей стране.
   На самом деле, сам он уже давно не проводил всю операцию, предоставляя заниматься этим старшим помощникам. Но здесь речь идет о самом фараоне! Хемон не мог доверить тело правителя ничьим рукам!
   Но в данный момент, его, собственные руки - дрожали! Он получил свою мастерскую в наследство от старика Сетума, известного в свое время мастера, оба сына которого, устроились в войско, не пожелав идти по стопам родителя. Увы! Оба они погибли: один на поле брани, второй от страшного морового поветрия, что свирепствовало несколько лет назад.
   Глядя на тело Джосера, старик видел на его месте совсем другое тело...
   Лет пятнадцать - шестнадцать назад, Сетума бальзамировал саму Ханупрет, лучезарную царицу Египта, супругу Джосера, что покинула этот мир в рассвете красоты...
   И так же, как сейчас, дрожали руки у мастера. Правда, тогда они дрожали от страха и горя. Страшно и больно было резать эту красоту...
   Хемон вздохнул. Он видел тогда приготовления, но самого обряда - видеть не довелось. Учитель выгнал всех, оставшись один со жрецом Анубиса. Сзади послышались голоса. Мастер обернулся, уже зная, кого увидит. Это был Панеб - один из высших жрецов Анубиса. Что ж, можно было начинать.
   Панеб был так же стар, как сам мастер, поэтому они не стали отпускать помощников, решив, что сами могут и не справиться со всей операцией. Факелы пылали, разнося по палатке свет, тепло и ароматы благовоний.
   Мастер взялся за железный крюк - сначала надо извлечь мозг. Четверо старших помощников, которым разрешили присутствовать, затаив дыхание, подвинулись поближе, заглядывая через плечи стариков, когда раздался низкий глубокий голос:
   - Ты всерьез считаешь, что смерть фараона - это зрелище для толпы?
   - Кто это? - Хемон обернулся, отводя руку, обвел всех присутствующих взглядом. На лицах у всех было недоумение.
   - Где, мастер? - Старший помощник, сам уже в возрасте, внимательно смотрел на учителя, подозревая что-то, но, боясь даже думать об этом. Он был простым человеком и не рвался встретиться раньше времени с грозным божеством.
   - Я спрашиваю, кто задал мне этот дурацкий вопрос? Вы что же, считаете, что можете здесь болтать просто так?
   - Ну, не просто так! Я, обычно, говорю по делу. И нечего свирепеть лицом! Я тебя не боюсь! Отправь-ка отсюда всех, кроме моего жреца!
   - Что? - Голос набирал гневную высоту, мастер всегда был скор на расправу.
   - Ты стал глухим, Хемон? Не зли меня, я в гневе - неприятный!
   - Ты... Ты...
   - Мастер? - Старший помощник уже дал знак своим людям, и они пятились к двери, испуганно оглядываясь. - Мы, пойдем, мастер.... Здесь все молчат.... А вы, с кем-то говорите...
   - Это.... Неужели это ты, мой господин? - Панеб поднял трясущуюся голову, всматриваясь в углы, где царил полумрак подслеповатыми глазами.
   - Ура! Опознан и принят! Теперь, уберите людей! Мне не нужны лишние глаза.
   - Да, господин! - Жрец склонился в поклоне, разворачиваясь к последнему из мастеровых, кивнул, отпуская и его, шепнув напоследок, - Пусть принесут пару кувшинов лучшего вина. За мой счет. И живо!
   - Что это значит? - Хемон строго смотрел на жреца, который отвешивал поклоны пустому углу.
   - А ты поглупел, старик! - Анубис обнажил клыки, тихонько и раздраженно взрыкивая, вышел из противоположного угла. - Перестаешь понимать значение слов с первого раза? Панеб, я с другой стороны.
   - О, боги! - Мастер упал на колени, ударив лбом об землю.
   - Не боги, а бог! Вставай! Пора приниматься за работу! Панеб? Спасибо, что заказал вина. Оно никогда не помешает. Теперь, за дело! Вставай, мастер, я тебя простил, я - добрый бог! Сегодня.... Бери инструмент, не тяни время! У меня еще запланированы дела.
   Что-то шепча о милосердии, Хемон взялся за крюк. Ввел его в ноздрю, ударом специального молотка пробивая отверстие в черепе и привычным движением, взбалтывая содержимое, вытащил его. Как только началась привычная работа, дрожь прошла. Читая молитвы, Панеб влил внутрь масла, что должны были растворить остатки мозга, что не вытащил мастер.
   - Хорошо! А вот и мое вино! Отлично! - Шакал жадно осушив один из кувшинов, подошел к телу. Старик поднял эфиопский камень, специально заточенный для этих целей. Им обычно вскрывали брюшную полость.
   - Подожди! - Анубис отвел руку с камнем, - там зазубрина. Видишь? Давай-ка, я сам.
   Острый коготь воткнувшись в пах, разрезал тело, не хуже ножа. Панеб вынул внутренности, перекладывая их в таз. Работали слаженно. Вычистив полость живота, выполоскали ее пальмовым вином, а потом перетертыми благовониями.
   - Молодцы! Теперь заполняйте его.
   Бог Мертвых отнес тазик с внутренностями на другой столик. Предоставив старикам разбираться с телом, стал промывать внутренние органы.
   Колдовал, сушил, заворачивая в специально изготовленные ароматические ткани, раскладывал по сосудам - канопам. Сосудов было четыре. Они символизировали четырех сыновей Гора, что охраняли внутренние органы до востребования. У кувшина Мести - была голова человека:
   Мести говорит: "Я Мести, твой сын, Осирис. Я иду, чтобы смочь
   тебя защитить. Я приношу в твой дом благополучие, делаю его
   прочным по воле Птаха, по воле самого Ра".
   Голос бога звенел в тишине. У кувшина Дуэмутефа - голова шакала.
   Дуэмутеф говорит: "Я твой сын, Гор, любящий тебя. Я иду отмстить
   за своего отца Осириса. Я не позволяю уничтожить его пред тобой.
   Я кладу это под твои ноги во веки веков".
   Из темного угла потянулись к окровавленному тазу бесплотные тени, принимавшие очертания рук. И шакал оскалил клыки, рыком отгоняя нахальных духов. Третий кувшин Хапи с головой бабуина.
   Хапи говорит: "Я Хапи, твой сын, Осирис. Я иду, чтобы смочь
   тебя защитить. Я перевязываю твою голову и твои члены, убивая
   твоих врагов, что ниже тебя. Я даю тебе твою голову, во веки веков".
   И вырастали тени великие, отзвуки силы призываемых богов, и ложились они на кувшины, сливаясь с их сутью, становясь на стражу органов ушедшего фараона до той поры, когда он вновь придет в этот мир. Последним был Кебесенеф с головой сокола.
   Кебесенеф говорит: "Я твой сын, Осирис. Я иду, чтобы мочь тебя
   защитить. Я собираю в одно целое твои кости, я собираю твои члены,
   я несу тебе твое сердце. Я вкладываю его на место в твое тело.
   Я приношу благополучие в твой дом"
   Аккуратно составив готовые канопические сосуды в специальный ящик, с особыми отделениями для каждого, Анубис выпрямился, потирая спину и уставшие руки, снимая с них посредством магии, налипшую крови. Второй кувшин с вином был осушен божеством еще быстрее, чем первый.
   После этого, ярко расписанные защитными заклятьями сосуды, были опущены в каменную канопическую раку. Божество положило руку на крышку. Засветились темные письмена защитные, серебристым магическим светом. Именами Гора и Осириса запечатал он священный ящик. Никто и ничто не сможет открыть его, пока не наступит срок...
   Обернувшись, он кивнул мастерам. Тело было готово для закладки в растворы.
   - Я приду через 70 дней! - Голос отразился от стен, - ждите!
   Его тень растаяла, на прощание дохнув замогильным холодом на двух старичков.

* * *

   Умелые пальцы ловко лепили фигурку женщины. Она стояла на коленях, низко опустив голову и волосы, ниспадая, скрывали ее лицо. Руки женщины были связаны за спиной. Ладная, немножко худоватая, но, в целом, ничего...
   Имхотеп опустил восковую фигурку на железную полоску, испещренную магическими письменами. Отчего-то, у него было странное предчувствие, что он не сможет поймать таинственную злодейку.
   Что ж! Не сможет поймать - сделает оберег. Как бы то ни было, руки он ей уже связал. Сильные пальцы взяли еще один кусочек воска, скатывая и разминая, разогрели его. Теперь можно продолжить. На этот раз это была мужская фигура. Сехемхет. Он был почти обнажен, лишь причинное место надежно укрыто, дабы не смогла более, дерзкая управлять им, через его страсть, и толкать на смерть, используя его естественные желания.
   Фигурка замерла в руках. Маг вглядывался в знакомые черты лица. Похож...
   Что-то ждет тебя, государь? Как-то ты справишься с царством, что так неожиданно оставил тебе отец? Чати тяжело вздохнул, устанавливая и закрепляя правителя возле коленопреклоненной злодейки. Меч Сехемхета уперся в шею поверженного врага. Свинцовая пластинка, на которой стояли фигурки, дрогнула и зашипела, как живая.
   Имхотеп, осенив себя охранным жестом, приступил к "допросу". Бронзовая булавка с лазуритом на конце вонзилась в фигурку женщины, и та дернулась от боли, словно настоящая.
   Но, не издала ни звука...
   Еще булавка...
   Еще...
   Еще...
   Происходило невероятное! Злодейка была не слабее его! Чати вытер вспотевший лоб, руки непривычно дрожали. Да кто она?! Мужчина глубоко вздохнул, сосредотачиваясь. В его руках сверкало последнее магическое жало.
   Тринадцатая...
   В ее навершии сиял огоньком кусочек рубина, сколотый при шлифовании Рубина Фараонов. Если и эта не поможет...
   Будь у Чати волосы, они бы зашевелились от страха! Почти не дыша, маг накалили иглу над священной свечой и погрузил ее в голову пленницы. Таящий воск легко поддался его усилиям. Свинцовая пластинка, сверкнув нестерпимым всполохом огня, оплавилась, роняя металлические слезы на пол.
   Фигурка правителя вмиг растаяла, обратилась в кипящую жидкость и стекла, словно норовя ускользнуть подальше от происходящего. А вот фигурка женщины дернулась и, издав стон, превратилась в дым.
   Облако дыма зависло, слегка колыхаясь, перед магом.
   В его неясных колебаниях еле угадывалось лицо. Смутное, постоянно меняющееся, оно расхохоталось, глядя в его глаза.
   Не думая, Имхотеп погрузил руку в дым, хватая лик злодейки за струящиеся локоны. Она и не думала вырываться!
   - Кто ты? - Прохрипел жрец, чувствуя, как немеет рука, пальцы сводит болью и окутывает холодом. От магии, разлитой в воздухе, ломило виски, резало глаза, они слезились, мешая ему рассмотреть мерзавку.
   - Кто ты?
   - Кто спрашивает?
   - Я! Имхотеп!
   Лик дернулся, зашипел разъяренной кошкой, уже открыл рот, дабы ответить, но в этот момент удар могучей лапы разбил его очертания. Когти вонзились в руку, вспарывая кожу, погружаясь в онемевшую плоть. Перед его глазами сверкнули желтые глаза пантеры. Невероятных размеров животное низко и музыкально рыкнуло:
   - Много будешь знать - скоро состаришься!
   И исчезла!
   Туман развеялся.
   Дым благовоний клочками висел в комнате, скрывая очертания предметов. Зализывая обильно кровоточащие пальцы, Имхотеп огляделся. От его колдовства осталась лишь оплавленная свинцовая пластинка. Бронзовые булавки, как ни в чем ни бывало, лежали на столе. Словно и не исчезали в дыму сгорающей плоти заговора.
   Мужчина ухмыльнулся, внимательнее приглядываясь к свинцу. Да! Глаза его не обманули! Он не писал этого! Что же это? Дар черной красавицы? Или просто побочный результат поиска?
   Он взял еще дымящуюся пластинку. Кровь на ранах, зашипев, запеклась, образовывая рубцы. Чати не сомневался, что до завтра от когтей не останется и следа. Что ж! И на том спасибо!
   Не обращая ни малейшего внимания на недовольное шипение плоти, маг поднес металл к глазам. Он не ошибся! Пластинка несла на себе охранные символы, перемешанные с неизвестными ему именами. Даже без проверки рубином он знал - фараон будет надежно защищен от хищной красотки!
  

* * *

   Тело было аккуратно извлечено. Старики, работавшие в шатре, переглянулись. Пора было приступать к пеленанию, но не было того, кто обещал свою помощь и присутствие.
   - Что делать, Панеб? - Голос мастера дрожал, - Сириус взошел. Время!
   - Что ж! Да простит меня грозный Анубис, начнем!
   Тело обмыли, смывая следы соли, умащивая пальмовым маслом. После чего, все полости были заполнены полотном, пропитанным благовонными смолами, придавшему телу умершего правителя естественные формы.
   - У меня есть специальный амулет скарабея. Как думаешь, заменить им сердце? - Панеб заглядывал в лицо Хемона подслеповатыми глазенками, не зная, что предпринять.
   - Оставь фараону его сердце! Великому мужу Египта ничто не грозит! - Анубис, как всегда, появился неожиданно. И совсем не с той стороны, откуда звучал изначально его голос.
   - О, господин!
   - Не вздумай падать на колени, Панеб! Время поджимает. Работайте!
   Надрезы на теле плотно зашили, сверху склеили воском. Бог Бальзамирования на каждый разрез наложил металлические пластины с изображением глаза Гора. Тело аккуратно стали обертывать в тонкий холст.
   Начали с пальцев. На каждый, для защиты, сверху одевались золотые напальчники. А голос Анубиса уже звучал, произнося слова древних заклятий:
   О, Осирис, ты получаешь ногти и пальцы из золота, а большие пальцы
   из металла; жидкость Ра входит в тебя и в святые члены Осириса,
   и ты шествуешь на своих ногах в обиталище бессмертных. Ты принес
   твои руки в Дом вечности, ты совершенен в золоте, ты воистину
   ярко сверкаешь металлом ему, твои пальцы сияют в жилище Осириса,
   в святилище самого Гора. О, Осирис, золото гор снисходит на тебя;
   это священный талисман богов из их обиталища, и он освещает твой
   лик на нижних небесах. Ты дышишь золотом, ты являешь себя в
   металле ему, и обитатели Ра-Сетау принимают тебя; ты радуешься
   в своей погребальной домине, потому что превратился в золотого
   ястреба силой твоего амулета..."
   Потом принялись за голову, которую перевязали так туго, чтобы проступили черты лица. Бинты для головы имели свои названия, и накладывали их в особом порядке: бинты бога Нехеб накладываются на лоб, Натхор - на лицо, Тота - на уши, Небхотеп - на шею и Сахмет - на макушку.
   Количество полотняных лент тоже было строго определено в древних свитках, ему и следовали мастера: на лоб -- четыре, на макушку - две, вокруг рта - две, на шею - четыре, так, чтобы по обе стороны лица было двадцать четыре ленты. Когда все лицо было перевязано, Анубис стал читать молитву к Деве Запада:
   Даруй дыхание, чтобы сошедший в иной мир мог дышать, чтобы его
   глаза могли видеть, его два уха могли слышать; и чтобы он мог
   дышать через нос; чтобы рот его мог издавать звуки, и чтобы язык его
   мог говорить в ином мире...
   Это заклинание имело чрезвычайно важное значение, потому что усопшему в ином мире предстояло убеждать разных богов, что он достоин их общества.
   Затем приступили к оборачиванию рук и ног. Первый виток сделали вокруг пальцев левой руки и положили на эту руку по капле или крошке все тридцать шесть веществ, используемых при бальзамировании. После этого руку обернули полотном, сложенным вшестеро. На обертке левой руки изобразили фигуры Исиды и Хапи, на обертке правой -- фигуры Ра и Мина. Точно так же после умащения и обертывания ног на ткани изобразили фигуры шакалов. При наложении бинтов для защиты суставов жрец закладывал цветки растения анх-ими.
   Анубис возложил на живот Джосера амулет скарабея, закрепленного на металлической пластинке в форме ястреба. У птицы были расправлены крылья, а в когтях сиял символ бессмертия. Старики даже замерли перед священной вещью.
   - Солнце не ждет! Торопитесь! - Голос бога был обеспокоен.
   Сверху легли первые слои бинтов. На грудь фараона возложили дар Имхотепа - украшение в виде скарабея из зеленого фарфора, вызвав одобрительное ворчание божества. И вновь слои, слои...
   Затем настал черед смол и благовоний. Бог Мертвых, увеличившись в размерах, простирал над телом и работающими людьми длани, из которых изливался на них свет. Палатка ходила ходуном от мощного рыка, когда он читал заклинание:
   Благовонием Аравии умастили тебя, чтобы пред богами от
   тебя шел прекрасный запах. Ароматные воды от бога Ра, чтобы ты
   был душистым в Зале суда. О, благоухающая душа бога, да пребудет
   с тобой этот сладкий запах, да не коснутся твоего лица ни перемены,
   ни гибель... Да обретут молодость твои члены в Аравии, да воспарит
   твоя душа над твоим телом в Та-Нетер, святой земле.
   А Хемон покрывал тело усопшего с головы до пят маслами с приправами и благовониями, стараясь особенно тщательно смазать магической мазью голову. Сверху же, Анубис уже вещал следующее заклятье, вызвав у Панеба тихую радость. Жрец очень беспокоился, что не сможет извлечь из своей, за последние годы уже порядком одряхлевшей памяти, все необходимые заклятья.
   Осирис усопший, на тебя излили благовония, что сделают твои
   члены совершенными. Тебе даруется источник жизни, и ты воспримешь
   вид большого Диска Атона, который соединяется с тобой, чтобы
   придать твоим членам выносливость; да воссоединись с Осирисом
   в большом Зале. Эта мазь возливается на тебя, дабы твои
   члены возрадовали твое сердце, дабы ты принял облик Ра; да придаст
   она тебе силы и бодрость, когда ты вознесешься к вечеру на небеса,
   и да разнесется вокруг тебя в номах Акерта запах твой...
   Да воздастся тебе масло кедра в Аменти, да умастит тебя масло кедра,
   что пришло от Осириса; убережет оно тебя от врагов и будет защитой
   твоей в номах. Твоя душа да опустится на священные сикоморы.
   Панеб поднес Хемону приготовленные и разложенные на соседнем столе бинты с цветной каймой. Тело стали оборачивать. А Анубис завершал заклятье:
   Ты взываешь к Исиде, и Осирис слышит твой голос, и Я прихожу к
   тебе, чтобы вознести. На тебя возливается масло из страны Ману,
   что пришел с Востока, и Ра поднимается к тебе от ворот на горизонте,
   у священных дверей Ниет. Ты ступаешь туда, твоя душа на верхнем небе,
   а тело твое на нижнем...
   О, Осирис, да сподобит глаз Гора, чтобы вытекающее из него снизошло
   на тебя и на сердце твое вовеки!
   Фараона завернули в простыню, завязав за головой замысловатый узел, вернув Джосеру его гордую осанку. Наложили шнуровку, стягивая и закрепляя полотно.
   - Устали? - Анубис улыбнулся, на ладони появилось два кубка. - Пейте! Это поддержит вас!
   Сам он предпочитал вино, изготовленное людьми, но сейчас, чтобы уставшие мастера, уже доживающие свой век, смогли выдержать весь обряд до конца, их силы следовало поддержать.
   Вино, изготовленное в божественных землях, теплом разлилось по жилам, разгоняя усталость. Глаза заблестели, руки перестали дрожать. Выпрямились спины, сбрасывая с плеч груз ближайшего десятка лет.
   - Отлично! Дальше!
   И вновь закипела работа, теперь уже менее сложная. Фараона обряжали, украшали, готовили к последнему празднику...
   - Быстрее, - рычал шакал, - быстрее! Рассвет близок!
   Его руки мелькали, с удивительной скоростью рисуя защитные знаки, чертя необходимые заклинания...
   На горизонте светлело. Новый день спешил в Египет. Перед палаткой раздался шум. То подъехала колесница, что повезет Джосера к месту его последнего захоронения.
   Без малейшего усилия, подняв золотую крышку, изображавшую умершего, Анубис закрыл саркофаг. Первые лучи солнца скользнули по земле. Дернувшись, как от боли, с протяжным воем, шакал растворился в предрассветной мгле...
  
   ГЛАВА 2.
  
   Корабль шел под парусами. Стойкий восточный ветер ускорил путешествие. Из далека, доносился заунывный крик погонщиков и рев ослов. А вокруг, на сколько хватало глаз, простирались заросли донакса - камышей, волновавшиеся под ветром подобно буровато-зеленому морю. Ближе к берегам проток и стариц росли тростники с пышными метелками, трепетавшими в такт течению.
   Резкий звук труб гулко разносился над рекой, заставляя каждый раз Сехемхета от неожиданности и неприятности звуков сильно вздрагивать. Большая царская лодка чинно плыла по Великой реке, переправляя фараона к месту его последнего успокоения - в Город Мертвых. Заунывно и горько рыдали плакальщицы, их стоны и вопли сливались с мерным речитативом молитв, что бормотал жрец Анубиса, ходящий вокруг гроба и тщательно окуривающий его смесью специальных трав, что должно было защитить оболочку Джосера от злых духов тления.
   Плотной непрерывной стеной по краям лодки стояли жрецы в масках богов Дуата, надежно отсекая гроб с телом умершего государя от всего живого мира. Они не просто охраняли, они сопровождали его. Сам принц и, теперь уже его, чати сидели на ступеньках возле гроба. Здесь же положено было усаживать всех жен и детей, но таковых у фараона было немного. По другую сторону от гроба сидели Кенна и Анк Сунна Мун, любимая наложница Джосера с маленькой дочкой Эриной на руках. Глаза прекрасной женщины опухли от нескончаемых слез. Да и старший сын умершего, после бессонных ночей, постоянных пьянств и грустных размышлений, выглядел не лучшим образом.
   Слез уже давно не было. Принц, хмурясь всматривался в восходящее солнце. Жрецы утверждали, что душа отца провела эти 70 дней именно там, пока они совершали обряды мумификации и обряд поисков Ока Уджат. Что ж, значит сейчас, по солнечным лучам, душа отца спускается обратно вниз, чтобы быть захороненной вместе с телом. Если вся церемония пройдет успешно и "отверзание уст" произойдет, умерший фараон сможет наконец-то отправиться в Ра-Сетау, Мир Мертвых.
   Размышления о душе отца отвлекли его от церемонии высадки. Лодки пристали к берегу и в мрачной тишине, под горький плач, гроб снесли вниз. Жрецы в масках молча окружили его вновь плотной стеной, теперь более всего по форме напоминающей треугольник, и так двинулись в направлении Города Мертвых, где и должны были пройти все остальные церемонии. Они прошли в ворота и остановились возле ног огромной статуи Анубиса. Справа от нее находился храм Запада, слева - единственный настоящий вход в гробницу Джосера.
   Плач замер. Трубы смолкли. Все стихло и, казалось, сама природа замерла в ожидании начала последних обрядов и церемоний, что должны в последний раз помочь Сыну Солнца, фараону Джосеру.....
   Взгляд Сехемхета замер на оскаленной морде загробного бога. Началась одна из церемоний, но он не следил за ней, мало интересуясь происходящим и твердо зная, что когда потребуется его участие - его позовут. И, даже если он не сразу услышит зов, мудрый Имхотеп даст ему знать, что отцу в первый и в последний раз в этом мире нужна его помощь....
   Он знал, что так не правильно, и все же ничего не мог с собой поделать. Смотрел на статую и мысленно говорил с ней. Просил о том, чтобы помогли отцу, клялся, что сам со своими потомками будет куда добрее и терпеливее.....
   И внимательнее...
   И статуя, как ему казалось, чуть кивала в ответ....
  
  
   Так он стоял довольно долго, пока его не отвлекло чье-то прикосновение. Подняв глаза, он встретился с внимательным и сочувствующим взглядом Имхотепа. Округ все неуловимо изменилось. Один из жрецов держал в руках длиннющий и, судя по цвету, очень старый пергамент, откуда зачитывал монотонным, ничего не выражающим голосом указания. Несколько жрецов окропляли водой "все части света". В четырех углах площадки были зажжены благовония и их тяжелый дух першил в носу, вызывая желание утробно прокашляться.
   Кенна и Анк Сунна Мун уже стояли возле гроба, одна из жриц Аменет, богини Запада и Царства Мертвых. Они изображали семью Осириса, а жрица с ожогом на лбу в виде иероглифа "Запад" (в подражание самой богине), должна была изображать Нефтиду, на роль которой не нашлось женщин в царской семье. Самому Сехемхету, как и прежде, отвели роль Гора, сына Осириса, именуемого "сыном, который его любит". Церемония, насколько помнил принц, была длительной и сложной, а что самое неприятное - очень жестокой и кровавой. По его еле заметному знаку, Имхотеп подхватил маленькую Эрину на руки и унес куда - то, за строй священнослужителей, там находилась личная охрана принца, они должны были позаботиться о ребенке, в частности, сделать все, чтобы она не увидела процесса жертвоприношения и не услышала жалобного стона животных. Ей это было вовсе ни к чему! Ребенок и так плохо спал по ночам и часто пугался темных теней в своей комнате.
   Краткая инсценировка смертоубийства, воспроизводившая битву Гора в отмщении смерти Осириса, была сыграна им в полубессознательном состоянии. Все мысли принца сейчас были заняты ужасной необходимостью, которую столь подробно описали ему вчера жрецы. Согласно легенде о заговорах Сета, после того, как он разрубил тело Осириса на части, брат - злодей скрывался от Гора, превращаясь в разных животных, но тот их отлавливал и отсекал головы. Поэтому в церемонии "отверзания уст" происходило заклание животных - двух быков (один для Юга, другой для Севера), газелей и уток. И, как изображающему Гора, весь этот кровавый ритуал предстояло совершить именно ему. Сехемхет заранее мысленно холодел от такой перспективы....
   Поскольку это был особый магический ритуал, представлявший покойного в виде Осириса: ритуальное заклание животных означало не просто убийство заговорщиков, пытавшихся уничтожить тело бога, что гарантировало надежную защиту от нападений усопшему, но и обеспечивало умершего пищей.
   К почти обнаженному Сехемхету подтащили упирающегося годовалого теленка. Жрец с поклоном вручил юноше ритуальный нож, а сам, по знаку Панеба, что проводил церемонию, вместе с еще несколькими мужчинами, вцепился в сопротивляющееся животное. Для принца весь кошмар заключался именно в этом - в том, что жертвы должны были быть живыми...
   Взмах остро заточенного ножа..... Опасения, неприятие и желание поскорее закончить весь этот ужас, сыграли с юношей злую шутку. Не рассчитав силу удара, он не смог одним движением отсечь удерживаемую на весу ногу животного. Фонтан крови окатил его, а дикий, полный боли рев - почти оглушил. Растерянно моргая, чувствуя себя как нельзя более, глупо, и в то же время опасаясь, что сейчас просто не выдержит, бросит все и сбежит, молодой человек замер на месте, не в силах нанести еще один удар по наполовину отрубленной, болтающейся конечности, что мерно покачивалась перед его глазами от движений крепко удерживаемого жрецами, но в се же бившегося и ревущего от боли животного.
   Положение спас как всегда Имхотеп. Его сильные руки легли на плечи будущего царя, несколько фраз - шепотом, в самое ухо, и легкий взмах руки, так, чтобы в нос парня попало легкое облачко специального порошка....
   И все. И шаг назад, туда, за спины, чтобы не мешать....
   А принц уже делает резкое движение и отсеченная конечность падает в подставленные руки. А следом подтаскивают "южного" быка. С этим все намного сложнее.... И легче.... Взмах.... И отсеченная нога падает вниз. Рука высоко взлетает в отточенном ритуальном жесте и погружается в шею животного, умерщвляя его. Для церемонии нужно и его сердце тоже...
   Дальнейшее, как во сне, но происходит намного легче. Живые жертвы бьются под его ножом, а он лишь вновь и вновь делает тот самый взмах и удар....
   И лишь сердце вздрагивает от ужаса каждый раз, когда рука чувствует, как нож врезается в живую плоть, разрезая, калеча, губя....
  
  
   Панеб коснулся рта искусно вырезанного на крышке гроба изображения ушедшего фараона отрезанной ногой, со спокойным видом позволяя обильно льющейся крови стекать по нарисованным губам. Затем в его руках появилось специальное тесло, и он заговорил, касаясь окровавленных губ уже железом:
   "Твой рот был закрыт, но я привожу это в порядок и открываю твой рот
   и твои зубы. Я открываю тебе твой рот, я открываю тебе твои глаза.
   Я открыл тебе рот инструментом Анубиса, металлическим теслом,
   которым были открыты рты богам. Гор, открой рот! Гор, открой рот!
   Гор открой рот покойнику, как он открыл в давние времена рот Осирису
   Железом, данным ему Сетом, железным инструментом, которым он
   Открыл рты богам. Этим он открыл тебе рот. Теперь усопший пойдет и
   Будет говорить, тело его будет в большом обществе богов Великого дома
   Старейшины Анну, и получишь ты от Гора,
   бога всех людей, корону Уререт."
   Во время этой церемонии, один из младших жрецов вложил в руки Панеба особый жезл с навершием в виде головы барана. И четырежды коснулся он им рта и глаз умершего, и провозгласил, что усопший восстановил все способности для перехода в иной мир. Затем к гробу подошел Сехемхет. Усилиями двух жрецов подняли изукрашенную крышку. Тем же жезлом, юноша коснулся глаз и рта мумии, а вслед за ним к открытом гробу шагнул Ипувер, первосвященник Мемфиса. Он коснулся глаз и рта покойного своим мизинцем, шепча молитву богу Солнца.
   Церемония длилась и длилась. На рот мумии и его глаза были возложены мешочки с толченным сердоликом, дабы восстановить цвет тела усопшего. Потом Сехемхет возложил в гроб "Железо - Юга" и "Железо- Севера", а Имхотеп читал заклинание для использования этих предметов в ином мире....
   Наконец, Панеб прикоснулся ко рту мумии вилкообразным предметом и провозгласил:
   - О, Осирис, я вложил в уста две челюсти, и они теперь разжались!
   Невольно у всех присутствующих при этих словах, означающих конец ритуала, вырвался вздох облегчения. Солнце поднялось уже высоко и было ужасно жарко. Сильный запах благовоний и напряженная и кровавая церемония всех утомили, а долетающий с легким ветерком аромат приготовленной "последней трапезы" щекотал и мучил пустые желудки, измученные трехдневным голоданием, обязательным перед церемонией похорон для всех участвующих.
   По знаку Имхотепа, гроб закрыли и внесли внутрь пирамиды. Пройдя длинный и извилистый коридор, жрецы, сопровождая свои действия бормотанием молитв, опустили гроб внутрь украшенного саркофага. Стены огласили горьким плачем плакальщиц и тихими всхлипами Анк Сунн Мун. Теперь, когда умерший вновь обрел способность есть, пить, а главное - говорить, он навсегда был потерян для нее. Его ждал Загробный Мир.
   Жрецы между тем расставляли у стен погребальной камеры канопы с внутренними органами, аккуратно доставленные сюда вместе с гробом: Имсета с печенью - у южной, Хаппи с легкими - у северной, Дуамутефа с желудком - у восточной и Кебехсенуфа с кишечником - у западной. Ипувер устанавливал в камере амулеты и фигурки бога воздуха Шу, чтобы умерший не задохнулся в Загробном Царстве, а Имхотеп поместил в ниши стен четыре оберега, охраняющих покойного и отгоняющих от него злых духов. Сехемхет же и Кенна зажгли четыре светоча, что должны будут освещать их отцу путь...
  
  
   Все очень проголодались, но удовольствие от еды, пожалуй, искренне получала лишь крошка Эрина, что успела немного поспать во время церемонии, утомленная прогулкой по реке и всеми этими церемониями. Она что-то тихонько щебетала матери, с усилием сдерживающей рыдания на плече у Сехемхета. На всех были одеты специальные нагрудные украшения, пекторали, заранее изготовленные из цветочных лепестков и фаянсового бисера, нашитых на пергамент в виде красочного узора. Эти украшения они оставят в погребальной камере, дабы умерший мог вспомнить о них, прикасаясь к этим нагрудникам...
   Скромную трапезу составляли: жаренная нога теленка, целиком запеченная газель, четыре утки, три гуся, хлеб, пиво и вино. В полном молчании, под стенания плакальщиц, они закончили есть мясо, обильно запивая его вином. Младшие жрецы быстро собрали посуду и остатки яств, большие блюда разбили и, вместе с костями животных и птиц, заложили в посудины для хранения продовольствия. Нетронутое мясо и вино сложили отдельно, тщательно замазав отверстия кувшинов и посудин свежей глиной. Все это было составлено в погребальную камеру. Родственники в последний раз вошли внутрь. Они сняли с себя украшения и сложили их возле посудин с едой полукругом. Теперь, каждый раз, когда ушедший будет садиться есть, отражения его близких будут рядом с ним.
   Последним из помещения выходили Кенна и Сехемхет, они тщательно подметали пол вениками, составленными из специальных трав и вымоченными в магических зельях, чтобы ни воры, ни духи не нашли бы сюда дороги во веки веков. Выйдя из камеры, они положили оба веника внутрь, словно бы перегораживая всем оставшимся в живых туда дорогу.
   На улице все замерли, глядя на статую Анубиса. Каждый шептал слова прощания и охранную молитву, просил помочь Великого бога в долгом пути ушедшему фараону.... И лишь Сехемхет в этот момент занят был совсем иным. Путем несложных, но весьма хитрых манипуляций, он запечатывал единственный вход в гробницу. Теперь никто, кроме него и богов, не сможет войти внутрь и потревожить покой Великого Фараона....
   Смахнув слезу, он повернулся к статуе, шепнув Кенне, что можно открыть ворота и запустить людей для церемонии запечатывания врат...
   И лишь одни глаза, заполненные слезами, видели, как именно запечатал вход новый правитель Египта....
  
  
   Как же было много народа!
   Здесь были все вельможи, что проживали в городе, за ними толпились богатые горожане, дальше пыталась выглядывать беднота... Ровный гул, что издавала толпа перекрывал вновь усилившийся плач женщин и Имхотеп про себя отметил, что нужно будет не просто оплатить работу, а именно наградить женщин. Они и вправду оказались очень профессиональными: горе их выглядело неподдельным, они исправно рыдали уже несколько часов, при этом ничем не выдавая своей усталости, не снижая интенсивности рыданий, и умудрялись при этом до сих пор не охрипнуть. Молодцы, девчонки, нечего сказать....
   Многие из пришедших посмотреть на церемонию, тоже рыдали. Особенно взгляд уставшего, измотанного и душевно и физически привлекла на редкость прекрасная горюющая...
   За-Ашт картинно рыдала на плече у отца, при этом бурные порывы стенаний и обильные потоки слез ничуть не портили ее макияж и не искажали черты лица. Тоже молодец! Можно сказать, профессионалка! Ишь, как старается....
   Интересно, для кого?
   Мысли Имхотепа вяло текли по усталому мозгу. Взгляд невольно переместился туда, куда устремила свои прекрасные заплаканные очи первая красавица Египта...
   Кенна и Сехемхет молча наблюдали за тем, как ложный вход в гробницу опечатывали печатью некрополя, а затем закладывали глыбами камня.... Один из них держал на руках лишившуюся чувств Анк Сунн Мун, а второй маленькую спящую девочки. Сзади них, плотным строем, стояли ребята из охраны и лица у них были...
   Суровые...
  
  
   Похороны закончились и люди разбредались. Сехемхет, окруженный личной охраной и свитой шел по площадке Хеб-Сед, вспоминая праздник: отца, его бледность и усталость. Быть может, он заболел уже тогда, а они и не поняли?
   Вельможи раздражали своей болтовней: тихой, сдержанной, но такой глупой! Рядом возник Кенна, молча, сосредоточенно взирая на брата, кивнул, показывая, что выполнил его просьбу и отправил наложницу с ребенком обратно домой по воде. Так они обе не очень устанут от жары.
   Брат тоже выглядел не очень хорошо: глаза красные, лицо припухло, губы плотно сжаты. Старается держаться, но и ему тоже трудно. Он - тоже потерял отца. И 70 дней, прошедших с момента смерти фараона отнюдь не отодвинули горя и не ослабили его.
   - Домой! И пусть оставят меня в покое...
   Кенна кивнул. Телохранители, по знаку начальника, встали неплотной, вроде бы, стеной, отгораживая правителя от излишне назойливых, спокойно отодвигаясь и пропуская некоторых людей из ближайшего окружения царской семьи.
   Двинулись к выходу. Сехемхет шел, слегка спотыкаясь, рядом, верный Кенна, всегда готовый поддержать. Имхотеп, распоряжавшийся всем и организовывавший церемонию, куда-то запропастился. Они уже выходили из ворот, отделяющих гробницу Джосера от остального города Мертвых, когда он заметил ЕЕ...
   Вернее, Сехемхет не обратил бы на нее никакого внимания вовсе, сейчас горе было слишком велико, и он мало обращал внимания на то, что делается вокруг него.
   Нет. Он смотрел в небо. Там, высоко - высоко парил сокол.
   "Может, отец"? Юноша внимательно, до рези в глазах, следил за полетом птицы, перестав замечать то, что находилось под его ногами. Обеспокоенный Кенна, заметив птицу, все понял и взял брата за плечо, где-то поддерживая, где-то направляя по дороге.
   Сокол выписывал странные, непонятные знаки и явно снижался сюда. Решив узнать, что же это значит, безумно надеясь, что это Джосер решил попрощаться, молодые люди остановились. Стража замерла вокруг. Кто-то подходил, выражал соболезнования.
   За-Ашт, великолепная в своих траурных нежно-голубых одеяниях, попыталась броситься с рыданиями на грудь нового фараона и была перехвачена верным Кенной. Его грудью ей и пришлось удовлетвориться. Вовремя вспомнив, что он не плохой парень и тоже был сыном Джосера, красавица решила остаться на его груди, не пытаясь переместить свое зареванное личико куда-либо еще. Тем более что он оказался замечательным, неутомимым и великолепно вооруженным любовником...
   Резко вскрикнув, птица спикировала вниз, почти чиркнув крылом по бледному, зареванному лицу девушки, что, кутаясь в плащ, стояла возле одной из гробниц, вернее в тени этого сооружения. Глаза Сехемхета, неотрывно следившие за посланником, не могли не заметить той, на кого указали ему боги...
   Отпрянувшая в испуге, Нефрет попала в полосу света и в поле зрения правителя.
   - Эхереш! - Это был шепот. Его услыхали лишь Кенна, стоявший очень близко, да та, кому он был предназначен.
   Прежде, чем девушка сумела исчезнуть, фараон двинулся к ней. Оглядевшись, брат Сехемхета порадовался, что За-Ашт уже уехала, утомленная серией эффектных рыданий, не испортивших, впрочем, ее красоту. Может, отрепетированных заранее?
   Подняв руку, он дал знак своим ребятам. Женщину и правителя окружило плотное кольцо безмолвных людей.
   - Сехемхет? - Кенна шагнул к брату, тот на мгновение отвел глаза от миловидной, изящной, на удивление маленькой и хрупкой, девушки с огромными, сияющими, как два изумруда, омытых росой, глазами. Не надо быть провидцем, чтобы понять - кто это! Да, к тому же, друг уже сам назвал ее. Эхереш! Предмет их поисков!
   - Плотное кольцо, Кенна. И никого!
   - Даже...
   - Никого! И сам, тоже выйди...
   Телохранитель кивнул, чувствуя легкий укол от того, что брат хочет разделить свое горе с кем-то другим. И в то же время, все понимая. Тихим голосом отдал приказ и вышел из круга.
   Телохранители сомкнули строй, встав плечом к плечу. Воткнули в песок щиты и выставили вперед копья. Теперь любому ясно - здесь посторонним делать нечего. С выражением зверского спокойствия, охрана окаменела. Только глаза жили на их лицах.
   Не смотря на горе, Кенна довольно кивнул. Молодцы! Отличная выучка!
   - Кенна? - Имхотеп подошел к нему. По усталому, посеревшему за эти дни, лицу чати стекал пот. Совсем замотался, бедняга! Ему досталось не меньше горя, чем им с Сехемхетом. - Кенна, что случилось? Почему сомкнут строй? Ему плохо?
   - Не знаю, чати. Но, думаю - хорошо!
   - Не понял...
   - Простите. Не могу объяснить. Это не мой секрет.
   - Что за глупости? Пропусти меня!
   - Не могу! Простите, Имхотеп. Не сердитесь! Идите домой, отдохните. На вас же лица нет! Я передам ему, чтобы он по пути домой, заехал к вам.
   - Ты соображаешь, что делаешь?
   - Выполняю приказ моего повелителя! - Телохранитель вытянулся, каменея лицом, становясь похожим, как статуя - болванка, на своих подчиненных. Скосил глаза на расстроенного, уже остывающего Имхотепа и добавил, - и друга! Все будет в норме! Я прослежу! Отдыхайте, чати, пожалуйста! Вы ему еще будете очень нужны!
   Имхотеп тяжело вздохнул. Устало кивнув на прощание, прошептал: "Конечно, конечно..." и ушел к своей колеснице, не имея сил на магический перелет.
   Кенна застыл возле своих ребят, выражением физиономии отбивая у желающих задавать вопросы...
  
  
   Тал замер, как и приказал командир: воткнув щит в песок и выставив вперед копье. Рядом стояли Неф и Тек. Лица у обоих были ничего не выражающими. Тал попытался придать и своему лицу привычное, ничего не выражающее, немного тупое, немного зверское выражение. Не получилось...
   О, дает! Джосера не успели в гробнице закрыть, а сынок уже с девочками развлекается! Силен! Нечего сказать! И наглость, какая: прямо не выходя из города Мертвых, посреди бела дня...
   Хотя, то, что посреди дня да еще на улице, может это даже интересно. Жаль, мне не удастся испытать ничего подобного. Вряд ли я смогу уговорить парней постоять вот так же, никого не пуская и не оглядываясь, пока я буду развлекаться со своей Тиа.
   А девочка ничего. Зареванная только и вся в трауре...
   Кто ж это такая? Я ее раньше не видел. Не из гарема, это и дураку понятно. Из гарема девочек так просто не выпускают. Да, говорят, никто и не видел девочек фараона. Разве, что Кенна. Ну, так он сам, сын фараона. А теперь еще и брат!
   Чего-то они тихо. Интересно, а он как с ней будет...
   Вот бы обернуться, посмотреть. Жаль, не рискну. Кенна в прошлый раз из ребят просто за то, что прозевали патрона, сделал собственноручно отбивные. Посоли, да подавай к столу. Парни, поди, порадовались, когда их казнили! Еще бы... Капитан им все косточки переломал, а потом еще и поскакал сверху. Для остроты ощущения...
   Хотя, они тоже рохли! Не могли втроем, да с оружием, даже зацепить командира! Уж можно было, хотя бы память о себе на его шкуре оставить! И не сказать, чтоб они его сильно боялись.... По-моему, они вообще сначала решили, что это обычная трепка.
   Что ж они так тихо? Девочка, хоть бы постонала немного. Стеснительная, что ли?
   За спиной раздались горькие, глухие и абсолютно мужские рыдания. Плечо рядом вздрогнуло и Неф тяжело вздохнул. Молодой фараон оплакивал отца...
  
  
   Нефрет наблюдала всю процессию и обряды издалека, не решившись приблизиться. Желая все рассмотреть получше, она залезла на одну из ближайших гробниц, мысленно прося у ушедшего, прощения и обещая богатые дары. Устроившись, кое-как, она взяла в руки хрустальную каплю размером с ладонь ребенка, погружаясь в нее и усиливая свое зрение за счет магии камня.
   К концу церемонии, она уже мало, что видела, буквально ослепнув от слез.
   Она совсем не знала его!
   Она всегда его так ненавидела и мечтала убить!
   Она так хотела, чтобы он ее заметил...
   Так мечтала о нем...
   Отец...
   Я так тебя любила...
   Слезая, она подвернула ногу, умудрившись порвать одежду и расцарапать локти. Результат был один: тихие слезы перешли в громкие, судорожные рыдания, со всхлипами и подвыванием!
   Ведь похороны...
   Никто не заметит...
   Направляясь к храму, Нефрет присела в тени одной из усыпальниц. Чувствуя, как от слез и рыданий разболелась, и сейчас просто разламывается, голова. А из носа подозрительно течет...
   Всхлипывая, она достала платок. И, утираясь, испуганно дернулась. Сверху на нее спикировал сокол, задев крылом по лбу и вырвав из рук кусочек мокрой материи.
   Она еще не успела толком понять, что же произошло, как встретилась глазами со стремительно приближающимся Сехемхетом.
   Ее Сехемхетом!
   Ее ...братом!
   И фараоном Египта!
   Бежать было поздно. Один знак рукой и стража отрезала все пути отступления, окружив их плотной стеной из спин...
  
  
   - Эхереш?
   Он приближался, не веря, что это она. Что все это - не сон. Тысячи вопросов роились в голове: как она тут оказалась? Как ее зовут? Где пропадала? Почему не объявлялась? Зачем убежала от него? Что она к нему чувствует?
   Тысячи слов бились в груди: как он страдал! Как он мечтал о ней! Как просил богов, вернуть ее ему! Как ему было плохо...
   Он не сказал ничего. Шагнул к ней, одной рукой стягивая с головы капюшон, другой - выпуская на волю ее роскошные волосы. Он зарылся лицом в ее ароматные кудри, прижал ее к себе, чувствуя как руки любимой обвивают его шею, и заплакал. Горько и тихо. Жалея обо всем, что ушло...
   Горюя об отце...
   И Нефрет вторила ему. Оплакивая того, кого у нее никогда не было. Кого, как она всегда считала, у нее отобрал этот мальчишка... Ее любимый...
   Их горе было общим.
   Их горе сблизило их.
   Вокруг стояла охрана. Высокие, сильные ребята, в уголках глаз у которых затаилась печаль, по рано ушедшему, мужественному человеку и любимому повелителю, за которым они ходили в бой. Рядом с которым они всегда были уверены в победе...
   Никто не знал, кто эта девушка, так не похожая на местных женщин. Никто не знал, почему сын ушедшего фараона избрал ее, чтобы разделить с ней печаль. Но они были благодарны ей...
   И только Кенна, позволил слезе скатиться по зверскому выражению лица вниз и капнуть с подбородка на плечо.
   Сехемхет не с ним делил свое горе...
  

* * *

   Нефрет замерла перед ликом луны. Дул теплый ветерок, ночь плыла над городом Мертвых. Такая же ночь, как когда-то...
   Кажется, это было в прошлой жизни: они были вместе, они были счастливы! Они любили и, ничто не мешало их любви...
   - Любовь моя! Как жаль, что даже сами мысли о тебе я должна теперь гнать от себя. Придет новая заря, и я открою глаза навстречу новому дню, скрепляя сердце свое, и твердя себе - так надо! И я не буду произносить, и даже вспоминать имя твое, ибо душа моя тут же получит преступное удовольствие от самого его звучания! Как сладостен, сей грех!
   Но сейчас ночь. Ночь и сама любовница, она меня поймет и простит, и укроет от взора богов. Она скроет грех моих воспоминаний под своим плащом, лишь ночью, вдали от тебя, наедине с луной, могу позволить я излиться моей любви, моей боли...
   Я люблю тебя, мой повелитель! Люблю сильнее, чем можно любить саму жизнь! Я заставляю себя дышать, зная, что так нужно. Но силы свои для этого дыхания я черпаю в знании того, что и ты сейчас вдыхаешь этот воздух. Отрада моя, счастье знать, что и тебе улыбается лик Амон - Ра, что встает над моей головой!
   Ночью могу я насладиться моими воспоминаниями. Пусть, то, что я принимаю за лекарство ночью, при свете дня лишь углубит мои раны, разрывая сердце мое и душу на части непереносимой болью. Сейчас ночь, и я пью этот горько-сладкий напиток любви - я вспоминаю нашу любовь...
   Тихий голос, дрожащий от горя и слез, прервался. Изящная фигурка, стоящая на коленях, бессильно уронила руки, глядя вдаль на смутно видные огни Мемфиса, почти исчезнувшие в этот поздний час.
   А внизу, в тени храма, на крыше которого она изливала боль и печаль своего истерзанного сердца, замерла, сжавшись, тень Имхотепа.
   Мужчина, умевший в этой жизни так много, способный получить почти все, властью своей в Египте и известностью, равный самому фараону, он второй раз потерял любимую женщину.
   Гнев и обида туманили взор чати: Нефрет, его красавица, любила кого-то другого! Яростно, страстно, греховно, безнадежно! Что же делать ему? О, да! Он может взять ее силой в свой дом и фараон не скажет ему ни слова, ведь Сехемхет сейчас так занят похоронами отца, что вряд ли обратит внимание на жалобы какой-то там младшей жрицы, пусть даже и из Саккары!
   Он представил себе, как прижимает к себе это юное тело, как яростно сопротивляется она и как он гасит своими поцелуями ее сопротивление, как берет ее и делает с ней все, о чем мечтал! А после, когда отяжелеет ее чрево от его ребенка, женится на ней, вводя ее в высший круг правящей знати Египта. Знакомит с самим фараоном!
   Его душа хотела обрадоваться этому жестокому решению, готовая обмануться, лишь бы не испытывать вновь ту боль, что познал он в час утраты Тиры. Но глаза его ему не лгали!
   Представив себе все, что задумал, Имхотеп получил от богов видение. И в этом видении все шло просто замечательно. Он мечтал, и видел, как все задуманное им воплотится. Вот только одно, самый конец...
   Уже там, во дворце фараона, он увидел, как беременная, и такая прекрасная в этом состоянии, Нефрет обернулась к нему в момент, когда представлял он ее Владыке Египта...
   Сердце мужчины замерло, пропустив удар. Легкие забыли вдохнуть ночной воздух, руки судорожно вцепились в камень стены, чтобы удержаться на ногах, что вдруг отказались служить...
   Не любовь была в том видении в прекрасных глазах его любимой. Ненависть, кипящей волной окатила его. Подсердечная, горькая, безрассудная, она затопила его с головой, мешая дышать. Мешая ЖИТЬ! И он оперся на стену, пытаясь справиться с ужасом - да как же он сможет быть счастлив?
   Он может взять ее силой, но он не получит ее любви! Горькая эта истина схлынула вместе с видением, и остался лишь осадок, где-то, на самом дне. Пусто было внутри. Мир погас, став серым, ненужным. Все было Не важно и Не нужно более. Что ж...
   На все воля богов...
   Черная тень отделилась от стены храма и медленно исчезла во тьме ночи, удалившись в сторону погасших огней Мемфиса.
   С крыши донесся горький тихий плач...
  
   ГЛАВА 3.
  
   Луна осветила слезы на нежных щечках. Устав от рыданий и жалоб, Нефрет уснула, свернувшись калачиком под льняной простыней. Ей снились сказочные, удивительные сны. Она шагнула в призрачную страну мечты....
   Пели птицы. Ласковое солнышко не обжигало, а грело, поглаживая и целуя кожу. Кругом, было, столько зелени, что дух захватывало! Пальмы, лианы, травы, цветы....
   Чудесный сад...
   А птицы...
   Какое разнообразие! Какое великолепие! Сколько красок! Длиннохвостые пестрые попугаи, поразительной красоты павлины... Сладкоголосые и невзрачные, аляповато-красивые...
   Здесь был рай для птиц.
   И они пели...
   Чарующие звуки улетали к удивительно голубому небу, по которому плыли легкие, пушистые облака, что складывались то, в причудливые храмы, то в забавных зверюшек, то в сказочных страшилищ...
   Нефрет шла, дивясь и наслаждаясь. В траве росло множество вкусных ягод, с деревьев свисал виноград. Орехи и диковинные плоды, что сами просились в рот, окружали тропинку. Она вдыхала их ароматы и пьянела, пьянела от обилия счастья...
   Шум воды вывел ее к небольшому озеру, в который живописно извергал свои струи водопад. Звон воды услаждал слух. От легких водяных брызг вокруг все было наполнено свежестью. Недолго думая, девушка скинула свои одежды и вошла в прозрачную воду. Легкая стайка цветных рыбешек закружилась вокруг стройных ног, резвясь и играя, они манили за собой.
   Дно было ровным, устланным мягчайшим песком, по которому было так приятно ступать (невольно вспоминался илистый Нил, вот бы куда такое дно!). Смеясь, она окунулась в воду и поплыла. Длинные шелковистые волосы изгибались следом за ней в причудливом танце волшебных узоров. Стайка рыбок скользила вокруг, касаясь рук-ног прохладными плавничками и скользкими спинами, вызывая у девушки легкую дрожь от щекотки по всему телу.
   Нефрет приблизилась к водопаду, в центре которого лежал большой валун. От него исходил пар, так он нагрелся на солнышке, а над ним, сквозь тысячи капелек, поднималась, сверкая и красуясь, радуга...
   Осторожно растянувшись на теплой шершавой коже камня, красавица замурлыкала от наслаждения. Ей было жарко и прохладно одновременно... Солнце пекло, ветерок остужал. Камень грел, брызги холодили...
   Аромат кружил голову, пение услаждало слух...
   Закрыв глаза, девушка невольно задумалась: "Здесь есть все! Чего же ей не хватает?". От раздумий ее отвлек всплеск. Распахнув глаза, она с изумлением следила сквозь прозрачную воду, как к ней скользит под гладью озера гибкое тело...
   Он вынырнул совсем рядом и их глаза встретились. Он заглянул ей в душу и узнал все, без слов. Она любила его.... Любила так сильно, как только могла! Он был всем: воздухом, которым она дышала; солнцем, что согревало; сердцем, что давало жизнь...
   Он был ее мечтой, ее сокровенным недоступным желанием...
   Он был.... ее возлюбленным!
   Мокрые руки коснулись горячей кожи. Не раздумывая, она легко соскользнула с камня навстречу раскрытым ладоням. Они слились в вихре брызг. Он кружил ее и подбрасывал... И она смеялась...
   Смеялась...
   Звонкий, искристый смех летел над гладью озера...
   Они были вместе...
   Они были счастливы...
  
  
   Юные тела изгибались в танце. Сам по себе он был удивителен! Необычен! Девушки парили в небе легко и свободно. Кружились, переплетались и вновь расходились, ныряя за облака. Их танец услаждал и радовал глаз. Движения были легкие и плавные, неземные...
   Вот только...
   Что-то мешало...
   Что-то отвлекало от волшебного зрелища...
   Божество недовольно свело брови, пытаясь определить, что же его отвлекло? Смех! Где-то, совсем рядом, звенел счастливый девичий смех, а ему вторил более низкий, мужской...
   Люди?
   Невозможно!
   Как они попали в запретные сады?
   Гневный взгляд быстро отыскал преступников.... И гнев замер, растворился в красоте происходящего. Улыбающееся божество щелкнуло пальцами, позволяя свершиться в реальности неизбежному...
  
  
   Смех...
   Какой приятный, ласкающий слух...
   Такой милый...
   Смех?
   Бауфра вскочил на ноги, как громом пораженный. "Смех?" Звуки шли из спальни правителя. Замирая от ужаса, он все же заставил себя осторожно приоткрыть дверь в опочивальню государя ровно настолько, чтобы можно было заглянуть туда одним глазком, при этом телохранитель молился всем богам, чтобы это оказались лишь красавицы из гарема, стараясь не слушать удивленного внутреннего голоса, который в недоумении вопрошал: "Зачем же тащить девчонок сюда, когда проще пойти в гарем, где все построено и создано специально для наслаждений? Где все под рукой, даже другие девчонки?".
   Бритая голова робко протиснулась в комнату, чуть ли не скребя ухом пол. Если владыка действительно развлекается, он может (не дай, боги!) подумать, что Бауфра обнаглел и подглядывает за своим господином... Юноша обливался потом от страха быть застуканным, но долг и гаденький внутренний голосок, настойчиво напоминающий о призрачной красавице, что, по словам великого чати Имхотепа и капитана Кенны, чуть не погубила недавно государя, не давали ему малодушно отступить. Он должен был убедиться, что с государем все в порядке и ему ничего не угрожает...
   Увиденное заставило его застонать от ужаса. Резко дернувшись вперед, забыв при этом встать с колен, юноша буквально ввалился в опочивальню. Но громкий стук и ор, что поднял верный телохранитель при встрече его носа с каменной поверхностью пола, не смогли отвлечь Гор-Сехем-Кнета от удивительного создания, что он держал сейчас в своих руках....
   Стоя посреди комнаты, государь обнимал обнаженное тело полупрозрачной красавицы, показавшейся Бауфре смутно знакомой, а его громкий счастливый смех вторил ее нежному серебристому колокольчику.
   "Как может такая красавица быть злом?" - Телохранитель застыл на секунду, любуясь и негодуя одновременно. Он не совсем четко понимал, что же ему делать в столь щекотливой ситуации, если бы правитель страдал, или был не посреди комнаты, а на балконе, тогда понятно....
   А так?
   Он, вроде бы, абсолютно счастлив...
   А вдруг он не обрадуется, если его вырвут из рук туманной прелестницы и отрубит такому "спасителю" руки? Или ноги? Или сразу же все, а заодно и голову?
   Правитель подхватил деву на руки и сделал несколько шагов, остановившись прямо возле Бауфры вместе со своей очаровательной ношей. Чувствуя, что наглеет, телохранитель все же не удержался и потрогал пальцем прозрачную пятку. Палец прошел сквозь туманную плоть, не оставив ни следа, ни ощущений. Почему? Ведь государь явно чувствует призрак, как нечто весьма и весьма плотное и реальное! Уже пора бежать за помощью? Но владыке сейчас и вовсе ничего не угрожает! Опять же, ведь он - Бауфра, рядом!
   Привалившись спиной к стене, юноша остался рядом, краем глаза наблюдая за очаровательной обольстительницей...
   Ну...
   Чтобы она чего не вытворила...
   Для охраны государя...
   Так сказать...
  
  
   Сехемхет не мог в это поверить!
   Он лежал, не в силах заснуть и думал, думал, думал. Об отце, о стране, о тех обязательствах и той ответственности, что свалились на него теперь...
   Нет! Об Эхереш...
   Его Эхереш...
   Его небесно-прекрасной возлюбленной! Он нашел ее! Нашел! Но она, утешив его, удалилась, сославшись на служение Анубису! Он лежал и думал. Он знает, кто она. Он знает, где она. Так почему же он не с ней? Почему они не вместе?
   Тело пылало огнем. Он хотел ее. Он хотел к ней. Его тянуло излить ей свои боль и печаль, поведать ей о своей любви и страсти, найти в ней утешение, которого так жаждала измученная душа...
   Он закрыл глаза и замер. Где-то пели птицы, шумела вода...
   Звук приближался, нарастал...
   Обалдевший, испуганный, он распахнул глаза, чувствуя, как его поднимает, словно затягивая куда-то...
   Вокруг был удивительный, сказочный оазис...
   Словно он, как в детстве, слушает сказку о моряке, потерпевшем кораблекрушение на сказочном острове Ка, легендарной земле и видения встают перед глазами.... Его тянуло и манило дальше, словно кто-то за руку вел, нет, тащил! У берега чудесного озера он остановился. Сехемхет увидел ту, о ком мечтал. Не раздумывая ни мгновения, он бросился в воду...
  
  
   Нефрет не могла поверить в это. Когда они вышли из озера, на берегу, устроенная из листвы, увитая лианами и осыпанная цветами, их ждала кровать...
   В нерешительности она замерла, не зная, что делать. Сехемхет не перечил ей. Опустившись на колени, он взял ее руки в свои, поочередно целуя каждый пальчик.
   - Любовь моя, моя нежная, моя призрачная мечта, как я искал тебя! Сколь много горя ты принесла мне, когда исчезла, оставив меня одного в этом мире, полном фальши и лжи.
   - Как смешно ты говоришь... - Девушка покраснела, пытаясь вырваться.
   - Нет! Постой! Постой! - Он обхватил руками ее колени, прижимаясь к ней всем телом, - послушай, послушай меня, о, лотос Нила, нежный, прекрасный цветок священной реки. Я не знал, не думал раньше, что женщина может сделать со мной такое. Дни проходили за днями, а я не мог ни жить, ни дышать без тебя!
   Я умирал, я разбивался на тысячи осколков от боли, что терзала сердце и душу. Ты иссушила мое тело, как Хамсин, жгучий ветер Сахары, высушивает землю Египта. Ты приходила ко мне в каждую ночь, любя и мучая меня в каждом сне беспощадно, близостью и недоступностью своего тела, своей любви....
   Человек не может столько страдать! Я пытался забыть тебя. Видят боги! Я пытался! Искуснейшие жрицы Иштар! Лучшие наложницы гарема! Вино! Скачки! Даже государственные дела! - Он горько рассмеялся. - Ничто, ничто не могло загородить, заслонить твой лик пред моими глазами. Я говорил с духами, я молил богов, дни и ночи сотни моих людей искали тебя, обшаривая каждый уголок, каждый клочок Египта! Видит небо, свет моего сердца, это истинная любовь!
   Прошу тебя, не отталкивай ее. Я пронес ее сквозь месяцы мрака и отчаяния. Она стала светлей и возвышенней. Теперь я кладу ее к твоим ногам. Я не молю тебя принять ее. То, что ты однажды взяла - всегда с тобой. Мое сердце бьется, чтобы твое никогда более не было одиноким в этом мире...
   Позволь мне показать, как я люблю тебя, как дороги мне твои чувства и желания. Я душу выверну наизнанку, чтобы сделать тебя счастливой. Родник моей души, - он встал, прижимая ее дрожащее тело к себе, покрывая лицо поцелуями, - я весь твой. Мы - одно целое и, боюсь, это не способны изменить теперь, даже боги. Поверь мне, прими меня, разреши быть сегодня с тобой...
   Она подняла на него полные слез, изумрудные глаза.
   - Иди ко мне! - Шепнули розовые губки.
   Застонав, он приник к ней, как усталый путник к спасительному источнику в глубокой пустыне, и они вместе упали на сказочное ложе....
  
  
   Бауфра радовался, что сейчас ночь. Видеть правителя на коленях перед женщиной, пусть и прекрасной, было неловко. А уж то, что говорил ей государь; слова, что стекали с его уст, описывая пожар чувств, заставляли беднягу краснеть так сильно, что это было заметно даже во мраке...
   Решив, что насмотрелся и наслушался уже достаточно, чтобы попасть на эшафот, насладившись перед этим длительным и глубоким изучением всех невоплощенных фантазий палача, парень встал, бочком протискиваясь мимо влюбленных в дверь. Он отлично понимал, что последует дальше...
   Пожалуй, повелитель обойдется без наблюдателей...
   Закрывая за собой дверь, неосознанно, он оглянулся на красавицу в последний раз. Не смог удержаться, уж больно необычна, и замер. Повелитель обнял призрак и они исчезли...
   То есть, они упали...
   Но на полу их не было....
   Бауфра потряс головой. Потер глаза...
   Нет! Не было!
   Не доверяя глазам, парень встал на колени и ощупал пол... Пусто! Вскочив, он бросил к кровати государя. Пусто! Он сделал несколько кругов по опочивальне, выскочил на балкон, на террасу, отказываясь верить, что владыка исчез, растворился в ночи, упав в объятия призрака...
   - А - А - А - А! Государь пропал!
   Его голос эхом полетел по спящему дворцу, постепенно ставя всех "на уши"...
  
  
   - Иди ко мне...
   Они упали на ложе...
   Губы слились с губами. Страсть охватила, опьянила их. Они пили ее жадными глотками и не могли насытиться. Тела сливались, изгибаясь в сладостных муках. Каждый стремился подарить любимому как можно больше ощущений, каждый с радость и давал и принимал...
   Его руки ласкали, лелеяли ее тело. Пьянея от забытого ощущения сладости ее вкуса, нежности ее тела, он скользил губами по нему, покрывая поцелуями и нежными прикосновениями языка каждый дюйм ее кожи. Изгибаясь, она стонала, принимая его дар, его пыл. Он пил родник ее страсти, утоляя древнюю, как мир жажду...
   Ее тело вырвалось, не в силах терпеть наслаждение. Женщина воспарила над ним, беря власть в свои руки.... Ее губы показали ему, каково это - погружаться с головой в море наслаждения. Она лизала, покусывала, двигаясь методично сначала вниз, а затем обратно, вверх...
   Они были щедры и изысканно раскованны. Она воплощала все свои самые смелые фантазии. Он пробовал все, что видел во снах.... Его тело ринулось на нее, как сокол на добычу, подчиняя, накрывая, увлекая в свой грешный мир.... Глядя в любимые глаза, он погрузился в ее раскаленные недра, щедро даря ей свою страсть, свой жар, показывая, как сильно он любит ее, как соскучился.... Его ритм захватил ее, подчинил, заставил обхватить партнера руками, помогая исполнять танец желания...
   Вселенная содрогалась и билась в экстазе, взрываясь мириадами искр, чувств, ощущений...
   Стоны наслаждения перерастали в крики восторга, затихали до всхлипов удовольствия и расцветали счастливым смехом.... А то, переходили в горячий страстный шепот, в клятвы любви, обещания рая и возбужденно-откровенные предложения, сбивались на ласковое мурлыканье и мучительно-сладостное поскуливание...
   Земля вращалась вокруг своей оси в бешеном темпе, потом слетала с нее, вздымаемая волнами бурного сладострастия и падала в океан нежности, тихо, со вкусом, утопая, дабы замереть на ложе умиротворения, чуть шевеля пальцами ног...
   Они были счастливы, как дети. Они были развратны, как жрецы. Они были смелы, как воины и ликующе добивались победы над соперником, чувствуя от его наслаждения двойную радость и счастье, они были...
   Они были богами...
   Они были вместе...
   Мир служил им периной, а звезды танцевали вокруг них древние танцы любви. Солнце зажигалось и гасло по их желанию...
   Это была сказочная ночь...
   Уже на рассвете, гладя по волосам задремавшую, утомленную возлюбленную, Сехемхет почувствовал, как воздух взвихряется вокруг их тел. Их аккуратно подняли и мгновенно переместили...
   Он огляделся. Келья. Ну, что ж... тоже не плохо. Впрочем, не все ли равно куда, если они вместе? Наступало утро. Их ждал новый день. И целая жизнь впереди...
   Он улыбнулся, обнимая свернувшуюся калачиком Нефрет. И обнимая ее, прижавшись грудью к ее спине, юноша погрузился в аромат ее волос и в сладкий, умиротворенный сон...
   Без сновидений!
  
  
   - А - А - А - А! Караул! Государь пропал!
   Вопящий солдат со всего размаху врезался в выскочившего из спальни командира. Тот схватил его, пытаясь понять, в чем дело, но парень только орал, как резанный, пытаясь вырваться и бежать дальше по коридору. Чтобы получить хоть какую-то информацию, гигант весьма ощутимо потряс своего оппонента, приподняв его над полом на пару локтей.
   Голова Бауфры болталась из стороны в сторону. Волей - неволей пришлось замолчать, уж больно несолидный звук получался при такой-то болтанке. Когда мир перестал раскачиваться и ему удалось сфокусировать взгляд на своем мучителе (или спасителе?), юноша обнаружил прямо перед собой, нос к носу, лицо капитана, что немало его изумило, ведь разница в их росте больше чем в два локтя!
   В глазах Кенны плясал такой гнев, что горе - телохранитель дернулся в сторону, в попытке увеличить меж ними расстояние, причем, как можно больше и как можно быстрее! И с ужасом осознал, что уже находится в "лапах" начальства. С испугу, он, было, вновь открыл рот, дабы позвать на помощь, но могучий рык, родившийся где-то в недрах руководителя, разом выбил из него все глупые мысли.
   - Где он? - Рявкнул Кенна, не опуская объект допроса на пол, чтобы у того не возникало ложных иллюзий.
   - Кто? - От волны озвученного гнева, оформленного в отборнейшую площадную брань, пронесшейся сквозь него, все тело (даже внутренние органы! Или надо сказать, особенно внутренние органы?) воина мелко завибрировало. Он сразу же понял о ком идет речь, и поспешил порадовать начальство. - Не знаю...
   - А, мать твою.... Чтоб тебя... - Капитан слегка выпустил пар и спросил уже более спокойно (быстро, где-то минут через пять, в течение которых Бауфра мирно покачивался, как спелый плод на ветке, в двух локтях от пола). - Что произошло? Ты видел?
   - Да!
   - Рассказывай! - Он отпустил солдата, выразительно поглядывавшего на пол, только сейчас осознав, что вокруг собрался уже весь отряд, десятка два слуг, рабы и еще, боги знают, кто! Все они толпились, плакали, охали, молились, заламывали руки...
   В общем, паниковали! Дав знак своим, Кенна, чуть ли не за шкирку, сграбастал свидетеля и организованной группой они отступили на место происшествия, откуда тут же выпихнули в коридор всех страдающих и любопытных. Двоих он отправил к Имхотепу. Двое встали на дверях, пресекая неуемное любопытство остальных жителей дворца. Оставшиеся расположились на полу, у балкона, впитывая подробности рассказа о случившемся, ярко иллюстрируемые жестами и движениями свидетеля событий...
   - А она, как засмеется, ну ровно колокольчик! А тут он, как схватит ее.... И давай кружить...
   - А ты?
   - А я тут сел, с боку. Думаю, пригляну за ней, мало ли чего....
   - Пригляну! Шляпа! Сразу же надо было командира звать, едва смех заслышал...
   - Ага, просто на голую бабу сел лупиться...
   - Да чего думать-то, хватал бы правителя и выталкивал в коридор...
   - Девку рубить надо было...
   - Да? Энто чем это, интересно?
   - Да глупости это, как ты призрак убьешь-то?
   - Свет! Свет надо было зажигать...
   - Точно! Факелом ее, факелом, бабу проклятую...
   - Она не баба, а дрянь призрачная...
   - Много ты понимаешь!
   - Ага, а днем ей от света что-то не шибко-то плохо было...
   - Точно, точно...
   - Дело говоришь...
   - Это что же творится, то? А?
   - Молчать! Продолжай!
   Охрана гудела, мешая советами закончить рассказ. Парень совсем растерялся, то краснел, то бледнел, и готов был зареветь от досады. Он был самым молодым в отряде. Единственный сын богатых и родовитых сановников, он не привык к такому обращению, считал раньше, что служба в личной охране фараона - это большая привилегия и здорово расстроился, обнаружив в отряде не очень-то много дворян. Сейчас же, он и вовсе был подавлен. И ладно бы напарник был рядом! Так нет же, ему как раз приспичило, и он отлучился...
   Особенно угнетало угрюмое молчание командира, за весь его рассказ "в лицах" не произнесшего ни слова. К тому же, сам не зная почему, но Бауфра не рассказал соратникам о том, что государь, стоя на коленях, говорил той призрачной девушке. И сейчас чувствовал себя виноватым вдвойне...
   - А дальше-то что?
   - Эй, что, заснул?
   - Да говори ты уже, горе луковое!
   - Ну, вот, а она говорит: "Иди ко мне!"! А он и пошел...
   - И че?
   - Че - че! Исчез! Упали они куда-то.... А на полу нету! Я все обшарил, свет зажег, даже под кровать заглянул - нету! - Он смущенно развел руками. - Вот.
   - М - да.... Ну и дела творятся!
   - Да... не все спокойно в царстве египтян...
   Все растерянно умолкли. Некоторые, осторожные, стараясь не привлекать к себе внимания, пытались незаметно ощупывать пол на прочность. Мало ли что? Вдруг, волшебство еще действует!
   Лишь Кенна, закусив губу, прищурившись, пристально следил за мнущимся "свидетелем". Все ждали Имхотепа...
  
  
   Странно...
   Имхотеп вновь сосредоточился, ощупывая буквально каждую частичку кровати и пола в опочивальне. Совсем нет присутствия магии.... Ни злой, ни доброй...
   Никакой! А вот аромат...
   Еле уловимый....
   Неуловимо знакомый...
   Что-то странное....
   Нездешнее и в то же время близкое, заставляющее сердце биться сильнее. Он перевел взгляд на четки, что держал в руках, состоящие из разнообразных магических камней и металлов, розовый турмалин светился ровным светом, алый рубин чуть вспыхивал...
   Ну, конечно! Аромат любви...
   Да! Именно так! Но это ничего не объясняет! Только еще больше запутывает!
   Чати обернулся, кивнул капитану, застывшему в ожидании у дверей в соседнюю спальню. Поняв его без слов, Кенна дал знак своим ребятам покинуть соседнее помещение. Охрана Сехемхета расположилась в коридоре, контролируя обе двери, через которые можно было попасть в царские покои. В пустой комнате царицы остались лишь брат правителя, Имхотеп и... Бауфра.
   Юноша сидел на краешке циновки, обхватив руками, колени и всем своим видом напоминал несправедливо наказанного щенка. Присев на кровать, чати приступил к расспросам.
  
  
   - Это ведь не все? - Имхотеп вопросительно заглянул в полные слез глаза юноши. - Скажи нам правду. Что-то было еще? Что-то, о чем ты не стал говорить при стражниках. Ведь было? Было?
   Кенна дернулся вперед, с намерением дать, молчащему парню, подзатыльник и был резко перехвачен могучей рукой.
   - Не надо! Он и сам все расскажет. Дай ему время, пусть соберется с мыслями.
   Бауфра хлюпнул носом, одновременно вытирая кулаком злые слезы и исподлобья косясь на сжавшегося, словно пружина, командира. "Чуть что, сразу драться! Что за жизнь!"
   Имхотеп встал, потянулся, разминая онемевшие мышцы. Налил воды. Испил сам и дал стакан пареньку. Тот взял. С минуту он смотрел на воду. Глотнул. А затем заговорил.
   - Он встал на колени...
   - Что? - Брат фараона вскочил, нависая разъяренным соколом над добычей.
   - Сядь, Кенна! - Резкий окрик чати и гигант, мгновенно подчиняясь, опускается на пол. - Говори, сынок.
   - Я.... Я говорю, что он... - Парень замялся, настороженно следя за начальством, потом, решившись, выпалили одним духом.- Он встал перед ней на колени! И такие ей слова говорил...
   - Какие слова?
   - О своей любви. Я таких, никогда не слышал! - Лицо парня пошло белыми пятнами от волнения. - Он ее любит!
   - Любит? - Кенна и Имхотеп переглянулись.
   - Кто я такой, - продолжал в запале паренек, - чтобы отнимать у него кусочек счастья, когда на его плечи внезапно рухнула потеря отца? - Юноша зыркнул исподлобья на командира. - Я не смог им помешать, просто не хотел...
   - Ты соображаешь, что говоришь? - Вспыльчивый гигант опять вскочил. От расправы его остановил шок, в который он впал после мягкого вопроса чати, полного понимания и (чуть-чуть) удивления:
   - Ты пожалел его?
   - Да...
  
  
   Сладко...
   Ах, как сладко...
   Нефрет с удовольствием потянулась. Жизнь прекрасна! Она открыла глаза, с намерением вскочить, радостно приветствуя новый день, что должен быть просто замечательным, после такого чудесного сна.... И замерла. Прямо перед ее глазами находилось лицо. Вернее его правая половина. Более того, это было мужское лицо!
   Она похлопала глазами, пытаясь прогнать видение из сна. Без толку! Лицо не исчезло! Оно мирно посапывало у нее на подушке, вызывая шок. Нефрет знала это мужское лицо.... То есть, она знала того, кому оно принадлежало. Протирание глаз не дало никаких результатов. Девушка потрогала его, вернее бесцеремонно потыкала в лицо пальцем, что вызвало недовольное бурчание изучаемого объекта.
   Немного побурчав, лицо достало откуда-то снизу руку и потерло то место (то бишь щеку), в которое "тыкала" Нефрет.
   Изумленная жрица перевела взгляд вниз, откуда так внезапно для нее появилась рука и громко взвизгнула, обнаружив, что кроме лица, в ее постели благополучно и сладко, дремлют и остальные части данного субъекта.... Звук ударил в потолок, гулом разливаясь по комнате.
   - А - и - и - и! - Нефрет села, прижимая к обнаженному телу простыню, визжа, как будто ее режут.
   Лицо недовольно сморщилось и открыло один глаз (на втором, так же, как и на ухе, оно благополучно лежало). Глаз поморгал, привыкая к свету, заметил источник неприятного звука и опознал его.
   - Привет! - Голос был абсолютно счастливым, сонным и умиротворенным, не смотря на то, что объект его любви и нежности визжал, не переставая на одной (между прочим, весьма высокой!) ноте, и в коридоре, пускай пока еще и в отдалении, но уже слышался грохот спешащей на зов подмоги. - Как спалось? - Лицо перевернулось, являя миру сияющего Сехемхета целиком. Он подмигнул и поинтересовался, - ты голодна?
   Звук сорвано замер. Глаза хлопали. Рот был открыт. Юноша потянулся и сел, прикрывая ей рот рукой и, обнимая, принялся целовать. Обалдев от такой бесцеремонности и невозмутимости, она даже не сопротивлялась этим одуряющее нежным губам. Пока...
   Пока в келью не ворвалось несколько жрецов и жриц, кто с чем, так сказать, наспех вооруженных, для уничтожения неизвестного врага. Звук удивления, изданный сразу несколькими присутствующими в разной тональности, донес до Нефрет весь ужас происходящего, напрочь сметая очарование упругих губ и разметая в клочья развратные мысли о возможном использовании данного мужского тела на благо некоей жрицы.
   Девушка подпрыгнула, совершая диковинный пируэт в воздухе, она одновременно рванулась вверх и в сторону, при этом еще и попыталась закутаться в простыню, не вовремя вспомнив о некоторой, имеющейся в наличии, девичьей стыдливости, скрывая от любопытных глаз (не столько Сехемхета, сколь жрецов) изящные очертания своего земного сосуда жизни.
   В результате этого удивительного, по спецэффектам, эксперимента произошло следующее. Во-первых, она, не удержавшись в воздухе (что естественно) и абсолютно запутавшись в простыне (чего и следовало ожидать), грохнулась на пол, почти отбив себе некие мягкие округлости, которые (нормальные люди, во всяком случае) используют для сидения...
   Во-вторых, тщетно пытаясь укрыться, она стащила всю простыню с владыки, явив изумленной публике не только лик, но и всю остальную, царственную персону....
   В-третьих, толпа, что прискакала ей на помощь, вооруженная до зубов (в основном кухонной утварью и принадлежностями утреннего туалета), издала дружный стон, резко разделяясь на две половины. Мужская часть, не задумываясь, грохнулась на колени перед своим повелителем. Женская же, заворожено лицезрея царственный организм, вернее его внешнее строение, сейчас по причине сидения к ним лицом (да еще на кровати!), совершенно доступное для детального изучения, постанывая, тихо сползало по стеночкам на пол, находясь в полуобморочном (от восторга!) состоянии.
   И, в-четвертых, владыка всем, так сказать, телом, выражая свое неудовольствие своими же подданными за их присутствие, громко рявкнул:
   - Брысь отсюда! - И добавил, для тех, кто не совсем его понял. - Все! Быстро!
   Мужчины, скоренько подскочив, похватали спутниц по службе, что пребывали в явном томлении и были просто не способны (это если не учитывать еще и явного нежелания) сами уйти, и быстренько исполнили повеление представителя правящей династии. Хмыкнув, Сехемхет, ни мало не смущаясь, перевел взгляд на предмет своих страданий.
   Она настороженно следила за ним, сидя на полу, укутанная с ног до головы в простыню. Надежно спрятана! На уровне кровати виднелись одни глаза.
   Стараясь не удивляться нелепости происходящего, юноша с улыбкой поманил ее пальцем и получил в ответ отрицательное покачивание головой, и не менее выразительное мычание.
   - Ты чего? Иди сюда, все ушли! - Он вновь одарил ее улыбкой, самой обаятельной, на которую только был способен, всем своим видом демонстрируя невинность и полную безопасность для хорошеньких полуголеньких девчушек, наслаждаясь уже просто тем, что видит ее, тем, что она рядом.
   Эта ночь стала сказкой, раем, блаженством, ожившей мечтой! Его ни капельки не интересовало, каким образом он оказался в Городе Мертвых, и кто его сюда переместил. Его не заботило, что творится сейчас во дворце...
   Все, что сейчас занимало его мысли целиком и полностью, это кудрявое чудо с изумрудными очами, что ползком пыталось переместиться из угла спальни к ее выходу, тщательно маскируясь в простыню, вместо того, чтобы залезть на кровать и позволить ему осыпать ее поцелуями. Ну что за глупость?
   - Иди ко мне! - Он протянул к ней руку, опираясь на вторую, разлегшись в весьма живописной и привлекательной позе. Его лицо демонстрировало бездну обаяния.
   - Не - а! - Тяжело сглотнув, она попыталась замычать еще решительнее, вот только обзор, что открывался ей в данный момент, сильно сбивал ее с мыслей, просто улетучивая куда-то всю ее решимость держаться от этого подлого субъекта подальше. С трудом, контролируя собственное, предательски дрожащее тело, она сделал еще один шаг к двери. Еще немного - и она выскочит!
   Нефрет напружинила мышцы, готовясь к последнему, решающему броску к свободе. В следующий момент, взяв старт, с места набирая скорость, она врезалась в упругое тело. Забившись, как птица в сетке, недоумевая, как он умудрился успеть, не просто вскочить, но еще и перехватить ее (ведь лежал совсем расслабленно!), Нефрет опять завизжала. Ничего не понимающий парень прижимал к себе бьющееся, отчаянно пытающееся вырваться, выскользнуть, обольстительное тело, с переменным успехом направляя его трепыхания в сторону кровати (подальше от двери!), справедливо полагая, что не худо было бы побеседовать. Так сказать, обсудить создавшийся инцидент!
   - Нет! Нет! Нет! - Она кричала, как сумасшедшая, билась, норовила исцарапать его. И даже укусить! Ничего не понимая, Сехемхет завалил ее, крепко прижав к кровати своим телом, ловко уходя от прицельного (намеренного!) удара в пах, уворачиваясь от зубов, а руки фиксируя над ее головой. С минуту девчонка бессильно билась под ним, шипя от ненависти и ярости. Потом затихла.
   В комнате было слышно лишь их яростное сопение, да осторожный шепоток жрецов за дверью, что мучились, пытаясь решить: то ли им не тревожить повелителя, как тот приказал, то ли проверять - все ли в порядке с девушкой (ведь так кричала!). Победило благоразумие. Мудрые мужи пришли к логичному выводу, что если он - правитель, то имеет право делать со своими подданными все - что пожелает!
   На том и удалились...
  
  
   Устав биться, она затихла, пытаясь отдышаться. Осторожно, всерьез опасаясь за сохранность своих пальцев, Сехемхет аккуратно отвел намокшие от пота пряди с ее лица. Его обожгло яростное сияние ее глаз. Что-то прошипев, девушка дернулась ему на встречу, зубы клацнули возле самого носа, вызвав холодный пот на спине. Он всматривался в искаженные гневом любимые черты.
   - Что с тобой, Эхереш? Какие демоны вселились в мою любимую? Тебе плохо? Что-то болит? - Он искал ответа, и не находил его. Она разъяренно шипела, не желая с ним разговаривать. - Прошу тебя, успокойся! Ночь была так прекрасна! Я не понимаю, что произошло? Что вызвало такую бурю?
   - Ты! - Она выплюнула это слово.
   - Я? - Сехемхет пожал плечами, не понимая, - и что же я сотворил утром такого ужасного, чтобы ты пыталась меня покалечить?
   - Что ты здесь делаешь? - В голосе мелькали истерические нотки.
   - Здесь? Я думал, ты знаешь! Люблю тебя...
   - Любишь? - Она задохнулась от гнева, - любишь? Как ты здесь вообще очутился, низкий, лживый...
   Нефрет осеклась, столкнувшись глазами с его взглядом. В них был шок. Но дело было не в его состоянии, просто в этот момент, где-то, на самой грани слуха, она засекла изумленный полувскрик - полувздох ужаса, раздавшийся из-за двери и вдруг вспомнила, что этот мерзкий тип - правитель Египта, сын солнца и вообще - БОГ!
   Рот захлопнулся до того, как она оформила свои некорректные мысли на его счет в конкретно неприличные высказывания, облаченные в самую грязную, ругательную форму. Возможно, что это (в каком-то смысле) спасло ей жизнь. Стоявшие за дверью жрецы могли запросто принести ее в жертву (по-тихому!), а владыке бы доложили, мол так и так, оскорбление смыто кровью дерзкой...
   В самом, так сказать, прямом смысле слова...
   Нефрет хлопала глазами, пытаясь успокоиться. Потрясенный Сехемхет слез с нее и сел рядом, потирая лицо. Он так и знал, так и знал, что не стоило ее обманывать! Нужно было сразу же сказать ей всю правду о том, кто он, а теперь...
   Свернувшись клубочком, кутаясь в простыню, девушка всхлипнула. Потом еще раз.... А затем плотину прорвало! Прижимая ткань к лицу, она ревела в голос, вздрагивая всем телом. Он потянулся и обнял ее, неуклюже пытаясь успокоить и, мысленно ругая себя последними словами, зачастил полушепотом:
   - Ну, ну что ты? Ну, что ты, солнышко? Что ты лапушка? Ну, не надо, не надо, моя хорошая! Ты права, ты абсолютно права! Я мерзавец и негодяй, и должен был рассказать тебе все с самого начала, как только открыл глаза.... Прости меня, заря Египта! Я умоляю тебя, ну не плачь. Ну, пожалуйста! О, рассвет востока, пожалей меня, я не могу видеть твоих слез! Мое сердце не выдержит этого горя, оно разорвется от стыда на сотни мелких кусочков! Прошу тебя, перестань, счастье мое, ну, не плачь...
   Рыдания не стихали, лишь изредка меняя тональность и частоту. Болван! Болван, дурак, кретин, урод! Так все испортить! Ужасно! Он сам был готов заплакать. Никогда не мог переносить женских слез. Они рвали душу, били по натянутым нервам. Хотелось убежать! Завыть на луну! Что-нибудь крикнуть...
   Все, что угодно, лишь бы она успокоилась! Полцарства за тишину! Почему же у него не получается ее утешить? Что он делает не так? Сейчас он действовал по безотказному (по словам любвеобильного Кенны) принципу: " Если ты не прав, признай это быстро и выразительно!" (одолженному, между прочим, все у того же героя - любовника!).
   Он признал!
   Быстро!
   Выразительно!
   Но это не помогло! Она горько рыдает! По-прежнему! И совсем не желает успокаиваться. Что же делать? Он попробовал обнять ее, неловко зажал ей волосы, и к рыданиям присоединились стоны и вскрики боли....
   А, Сет меня забери!
   Да что ж он такой неуклюжий-то?
   Попытка успокоить ее, покачивая, привела к серии новых надрывистых рыданий, сквозь которые, еле слышно, донеслось:
   - Уйди!
   - Счастье мое, рыбка моя, солнышко мое сладкое, поговори со мной, молю тебя! Я сделаю все, что ты хочешь, лишь бы ты простила меня...
   - Уйди!
   Это было несправедливо! Он отпустил ее. Не веря, что это и правда именно то, чего она хочет на самом деле, Сехемхет переспросил:
   - Ты хочешь, чтобы я ушел? - Она энергично замотала головой, подтверждая свои желания. - Но почему?
   - Ненавижу тебя! - Выдавила она, сквозь слезы.
   Сехемхет замер. Разве такое возможно? Глупый, почти детский обман породил ненависть? Как она может так говорить, после всего, что между ними было? После того, как сегодня ночью...
   - Постой, ты... - Он не успел договорить. Оторвав руки от красного, зареванного лица, девушка крикнула ему в лицо:
   - Ненавижу тебя! Уходи! Оставь меня в покое!
   Обида и злость хлестнули его, окутав, заполнив собой сосуд его жизни. Он вскочил, чуть вздрагивая от бури, что бушевала в его душе, но голос был холоден и ядовит.
   - Ненавидишь? А ночью совсем о другом стонала!
   Выплюнув обидные слова, он развернулся на пятках и гордо покинул комнату. Он появился здесь без одежды, значит, и брать ему нечего...
   Дверь громко хлопнула. Нефрет, замершая от его горьких, ядовитых слов, дернулась, как от удара плетью и зарылась в подушку. Новый приступ рыданий сотряс хрупкое тело.
   Утро было безнадежно испорчено...
  
   ГЛАВА 4.
  
   Он был зол!
   Очень зол!
   Видят боги, он не заслужил с ее стороны такого отношения! И что же? Что теперь? А ничего! Ему просто не до нее! Пусть подумает, остынет...
   Время поможет ему...
   Время...
   Правитель несся в белой жреческой столе, очень простой, без каких-либо изысков, ловко, не смотря на гнев, управляя колесницей. Он взял одежду у одного из верховных жрецов. Где тот достал так быстро его размер, Сехемхета не интересовало. Колесница же принадлежала храму. Проехав через город, он буквально ворвался во взбудораженный дворец.
   Люди вскрикивали, падали ниц, благодаря богов за возвращение фараона целым и невредимым. От него по дворцу быстрее ветра летел то ли стон, то ли клич: "Господин вернулся!". И откуда-то из глубин дворца, ему на встречу, уже явственно нарастал гул, в котором, кроме криков, можно было расслышать приглушенный металлический звук - бряцанье доспехов его личной охраны, бегом спешащей занять свой пост при царственной особе.
   В рубахе с чужого плеча, красный от гнева, с окаменевшей челюстью, фараон влетел в зал суда, взмахом руки отсекая толпу. Стража сей момент захлопнула за ним двери, с невозмутимым видом голодных зухосов взирая на страждущих суда: мол, есть ли желающие, оспорить право государя побыть одному?
   Страждущих не нашлось. Народ испуганно притих, с вожделением поглядывая на замкнутые створки из дорогущего кедра. Привезенного из таких далеких стран, что их название никто и не помнил. Узоры на них обещали справедливый суд.
   Всем!
   И все ждали...
   С другой стороны в зал суда ворвалась охрана, возглавляемая Кенной и Имхотепом. Оба гиганта имели крайне возбужденный вид. Заметив состояние правителя и, более чем странный, наряд, они застыли, как вкопанные, не обращая внимания на волну стражи, что, ударив им в спины (исключительно по инерции!), тут же поспешно отхлынула на пару шагов назад. Зыркнув на слуг, Сехемхет рыкнул:
   - Вино, одежду, воду! - Рабы и слуги моментально испарились, ринувшись выполнять приказ. Взгляд переместился на пришедших. - Все свободны! Имхотеп, Кенна, останьтесь.
   Чати и капитан двинулись к нему, но охрана застряла, во все глаза "глазея" на государя (искали признаки невидимости, что ли?). Фараон окинул солдат взглядом. Раздражение, что всколыхнулось от их задержки в зале, отступило.
   На лицах всех явственно читалось беспокойство о нем. Ребята, похоже не спали всю ночь. Пока он приятно проводил время. Меняя гнев на милость, он усмехнулся:
   - Война отменяется! Всем отбой, кроме дежурных! Бочка лучшего пива за мой счет! - Ребята заулыбались, переминаясь с ноги на ногу. Заметив их томление, Кенна рявкнул:
   - Марш отсюда!
   И толпа, наконец, удалилась, давая возможность побыть первым людям государства наедине. Две пары глаз настороженно впились в усталое лицо. План допроса с пристрастием разом выстроился в голове у каждого.
   - Где ты был? - Они задали вопрос одновременно.
   - Где был? - Юноша тяжело опустился в кресло с резной спинкой, поморщившись, когда наткнулся на жесткие грани рубина фараонов, что моментально запульсировал, вливая в него силы. - Где был? Меня там уже нет!
   Он звучно хрустнул позвонками шеи и устало прикрыл глаза. Кенна сжал кулаки, словно намериваясь "выбить" из братца интересующую его информацию. Тяжело вздохнув, Имхотеп положил ему руку на плечо, останавливая и, встретившись с ним взглядом, отрицательно покачал головой, мол, не так...
   Подойдя к другу, маг провел над ним рукой и обнаружил следы магии. Руку характерно покалывало. Прислушался к своим ощущениям. Остаточная магия была очень похожа на ту, что он нашел в прошлый раз. Тревога кольнула куда-то под сердце.
   - Сехемхет, ты был с ней?
   - С ней? - Фараон открыл глаза, встречаясь взглядом с чати.
   - С призраком?
   - Да...
   Ледяная волна страха накрыла их, но правитель не заметил этого. Сомкнув веки в ожидании воды, он дремал. Нет, он вспоминал....
   Вспоминал минувшую ночь...
   Так много счастья...
   Так глупо окончившегося....
  

* * *

  
   Ночь окутала Египет. Весь дворец, утомленный празднеством и обрядами, благодарно погрузился в сон, предвкушая впереди еще целую неделю торжеств и веселья по случаю коронации фараона. Из города еще долетали звуки музыки, отдельные личности упорно не желали засыпать, решив - праздник должен длиться бесконечно...
   В некоторых кварталах особо выносливые будут веселиться до утра, потом поспят пару часов и вновь присоединятся к веселью, но здесь уже все стихло.
   Сехемхет не спал. Усталость давала о себе знать как-то неправильно. День, как и предшествовавшие ему дни подготовки, был перенасыщен и невыносимо тяжел. Организм, испытывая непроходящую усталость взбунтовался, но, почему-то в обратном направлении, вместо ожидаемого "мертвого" сна, юношу преследовала бессонница. Вот и сейчас, он молча разглядывал потолок, тонущий в сумерках.
   - Не спишь? - Нежный, музыкальный голос заставил его подпрыгнуть на койке, словно рядом с ним ударили в колокол. Гибкое женское тело удобно устроилось рядом, бесцеремонно кутая зябкие плечи в шелка. Зеленые глаза сияли в ночи, как два изумруда.
   - Нет.
   - Испугался? - Она ладошкой прикрыла смешок, словно маленькая девочка, следя глазами, как он вновь устраивается на подушке.
   - Немного. - Сехемхет лег на бок, чтобы видеть неожиданную гостью. Она вновь хихикнула, шаловливо пробежав пальчиками по его волосам, и взлохматив неостриженную гриву.
   - Не дался, - усмехнулась она, наслаждаясь ощущением шелковистости еще влажных после купанья волос. Он молча кивнул. Красавица показала в улыбке белые зубки, - и правильно! Лысый череп пойдет тебе, как Имхотепу - борода!
   Она задумчиво гладила его. Молчание затягивалось, становясь почти умиротворяющим. Но тут гостья поинтересовалась, разом отгоняя сон:
   - А почему ты спишь один, а, фараон?
   Сехемхет вывернулся из- под ласкающей руки.
   - А что? Может быть, хочу насладиться одиночеством!
   - Ну - ну! Успокойся! Я и не думала тебя сердить! Хочешь, я буду с тобой этой ночью?
   Глаза молодого правителя скользнули по обольстительно изогнутому телу, с которого, словно бы невзначай, соскользнули шелка, позволяя коже маняще засиять в ночных сумерках. Он оценил безупречную прелесть предлагаемого тела, скользнул по округлостям, слегка прикрытым черной гривой кудрявых волос и остановился, встретившись взглядом с бездонной зеленью ее глаз.
   - Прости, Бастет, я слишком устал для этого.
   - Да? - Разочарованно мурлыкнула богиня, и ехидно поинтересовалась, наклоняясь к самому его уху, - или тебя смущает моя мордочка?
   Он спокойно выдержал ее любопытно-вопрошающий взгляд. Прежде, чем отступиться, она прошептала:
   - Если хочешь, это может быть так...
   Черные локоны на миг скрыли от него пушистую кошачью мордочку. Богиня опустила голову, словно застеснявшись, а когда подняла... Сердце юноши пропустило удар. Чресла непроизвольно напряглись, а дыхание перехватило. На него смотрела Нефрет. До боли знакомый голос нежно, чуть с придыханием, поинтересовался:
   - Хочешь меня?
   Он заворожено замер. Губы хотели шепнуть "Да!". Целую ночь с любимой! Ласковой, нежной, жаркой, страстной, любящей...
   Любящей? Насмешливо поинтересовался внутренний голос. Наваждение схлынуло. Улыбка, которую он послал божеству, смущенно отводя глаза от маняще- обнаженного тела была чуть извиняющейся, с щемящим оттенком горечи. Не сказав ни слова, Бастет укрылась, попутно возвращая себе истинный лик.
   - Не буду извиняться, - гостья была тиха и задумчива, - это была неудачная попытка. Не спорю, но... - Он поднял на нее глаза, в которых не было ни обиды, ни обвинения, - но если бы все повторить... - Она чуть насмешливо фыркнула, - я опять бы рискнула! - Ее взгляд был полон вызова и истинно женской гордости.
   - Спасибо, богиня! Я благодарю тебя за комплимент! - Юноша взял прохладную руку и коснулся губами кончиков пальцев. Она тихонько мурлыкнула, отвечая на ласку.
   - Что ж, будем считать, инцидент исчерпан. - Кошка устроилась поудобнее, - как прошла церемония?
   - Нормально. - Он повернулся на спину, опять вперив взор в сумрак потолка, - утомительно, шумно, муторно, долго, красочно, зрелищно, и... скучно! Подойдет такое описание?
   - Да, мне-то все равно, но зачем ты так? Разве же совсем не было ничего интересного?
   - Ты про ощущение звона во всем теле от одновременного раскрытия сразу же всех чакр и прилива магической силы, в тот момент, когда происходит коронация обеими коронами Египта? Это, пожалуй, единственный яркий эпизод, что я запомнил! Все остальные церемонии требовали слишком много времени, сил и ужасно много эмоций! Порой, я чувствую себя шутом! Спой, великий фараон! Спляши! Покажи фокус! Клянусь богами, я просто кукла в руках жрецов!
   - Ну - ну! Тише! Разбушевался, как ветер на море! - Бастет толкнула его в грудь неизвестно откуда вынырнувшим пушистым хвостом, роняя вскочившего в запале парня, обратно на подушки. - Во-первых, лишь ты - фараон, имеешь право говорить с богами и молиться богам. Жрецы, даже высшие, всего лишь твои помощники. Да, мы беседуем со многими, но это уже наша, личная, воля, а вот молитвы там, - она многозначительно кивнула куда-то за свою спину, - слышны лишь немногих. В основном - это царские отпрыски и те, кого благословил фараон для молитв. Низшее и среднее жречество вообще не слышно! Вот так вот! Так что не расстраивайся, юный повелитель, прорвемся! Лучше скажи-ка мне, было ли что-нибудь смешное? А то меня на коронации не было. Из наших были лишь солнечные светила, да Сахмет с Исидой, сам понимаешь.... Остальные до сих пор с твоим папулей разбираются.
   - С отцом? А что с ним?
   - Буянит! Требует сыскать своего убийцу. Опять же, ты вот на За-Ашт не женился, снова повод! Да ладно, не загружайся, это уже наши проблемы. - Бастет грациозно потянулась, помахивая пушистым хвостом, что смотрелся почти так же несуразно, как и кошачья морда на женском теле.
   - Как он там... - Голос фараона стал хриплым. - Я ведь даже не попрощался....
   - Не горюй! Там ему намного лучше, чем здесь.
   - Почему? Это же несправедливо!
   - Почему? - Кошка усмехнулась, - хотя бы потому (это отметая рассказы о всех прелестях и благах, а также общество богов), что его там ожидала Ханупрет.
   - Мама?
   - Ну да! А ты кого ожидал? Скажи на милость, ты что же, не верил, что она попала к нам? - Богиня вскинула голову, хвост приподнялся, нервно подрагивая.
   - Нет, верил, просто это как-то неожиданно...
   - Неожиданно? Ну-ну! Как скажешь! Ты, помнится, обещал мне смешной случай. Повеселю Анубиса, старого злюку, а то он, в последнее время, ходит мрачный, словно шакал!
   Фараон не улыбнулся. Он прислушивался к себе. Внутри словно бы отпустило что-то. Какая-то натянутая. Пульсировавшая болью, струна....
   Она не лопнула. Ее ослабили. Сильно ослабили. Отец был вновь счастлив...
   Пускай, там...
   Пусть далеко...
   Это не важно! Если он вновь рядом с матерью, он - счастлив! Он ведь всегда говорил, что счастья - это она...
   - Эй! Э - эй! - Он очнулся. Перед глазами качался кончик хвоста. Не желая двигаться, Бастет помахивала им перед лицом парня. - Обещанный анекдот где? - Тон был немного капризным. Фараон хмыкнул, перебирая в уме весь день коронации.
   Перед глазами поплыли вставшие на дыбы кони, пятившиеся от тяжело размахивающего руками, как птица на взлете, жреца, надрывным голосом вещающего, что не соблюдено древнее правило и предвещающего скорое восшествие на престол неведомой девы.... И громкий крик Имхотепа. И внезапный, в самый ответственный, грозный момент предсказания неожиданный звук, изданный безумцем в порыве вдохновения, его же самого и оконфузивший. Фараон усмехнулся:
   - Анекдот? Будет тебе анекдот!
  

* * *

  
   Искорка.
   Маленький кусочек огня.
   Он еле теплится, зарождаясь. Осторожно, как дыхание, в него вливаются силы, все увеличивая его мощь и размеры. И вот, это уже шарик. Небольшой. Каких-то полпальца размером! Но он есть! Существует! Она создала его сама!
   - Хорошо! Хорошо, девочка! Вливай еще...
   Она глубоко вздыхает. Резкий порыв энергии вышибает огненный комок из ее ладони и. прежде, чем Имхотеп успевает среагировать, светящийся огненный снаряд пускается в путь.
   Он проносится мимо Али, что настолько флегматично равнодушен к происходящему, что даже не замечает опасности. Летит дальше. Удар о небольшую глыбу известняка. Камень отлетает влево на пару локтей. Несущие его парни еле успевают брызнуть в стороны. А маленький безобразник уже несется дальше, торопясь побольше накуролесить, пока не опомнился Имхотеп и не прервал его развлечения.
   Он пролетает мимо статуи Анубиса, нагло опалив одно из ушей, срезает угол, уходя из-под взгляда чати (пока тот не сфокусировал на нем взгляд - не поймает!). Волной горячего воздуха поднимает юбки рабыни, что несет какие-то бумаги. Не останавливаясь, огонек делает вокруг нее несколько кругов, заставляя визжать и размахивать руками от ужаса. Касается боком одного из папирусов и несется дальше, уже не следя, как девушка, бросив свитки на землю, тщетно пытается затушить полыхающие сведения о закупке камня, в чем ей усердно помогает парочка жрецов.
   Увы! Ни у кого из троицы нет сандалий! А значит, свитки мирно догорят, пока к месту возгорания донесут песок. Жаркий проказник несется дальше, петляя, словно заяц, уходящий от погони, выписывая в воздухе немыслимые па и пируэты.
   Угол пирамиды.
   Хвост Гора.
   Осторожно вжикнуть по палатке Имхотепа, расстроено понимая - не загорится, из последних сил долететь до ближайшего барака и, собравшись, бабахнуть в стену, разметая кирпичи и заставляя пальмовые листья, что покрывают крышу, весело вспыхнуть.
   Все!
  
  
   Чати покачав головой, щелкнул пальцами, произнося парочку повелительных слов. Над роскошно полыхающей крышей, под восторженные крики собравшейся толпы, сформировалась славная, размером с овечку, тучка и раздраженно извергла из себя прямо таки катастрофически много воды!
   Кто-то испуганно охнул, кто-то взвизгнул, попав под холодный душ в самом разгаре жаркого полдня. Некоторые храбрые глупцы, заметив, что последние искры гаснут под "непредвиденными" осадками, бросились внутрь проверять имущество и свои пожитки.
   Цокая языком, маг повернулся к ученице. Та стояла зажмурившись, красная, как рак, и пыталась стать как можно меньше и незаметнее.
   - Нефрет! Ты пыталась убить кого-то конкретного, или просто разминалась перед серьезным бедствием? - Девушка испуганно втянула голову в плечи, сжавшись еще сильнее, хотя сильнее, казалось бы, уже просто некуда. - Что же ты молчишь?
   - Я нечаянно. - Она проблеяла это, как бедная овечка, застывшая в ужасе, при виде ножа мясника.
   - И...
   - Я больше не буду...
   - Нет, нет, нет! Я не это имел в виду! - Мужчина приподнял ее лицо за подбородок, заглядывая в полные злых слез, глаза. - Я имел в виду, что ты должна еще лучше владеть собой. Контролировать энергию. Даже дыхание! Сама видела. Вздох! Мгновение невнимания! И все! Пожар! - Она хлюпнула носом. - Повторим?
   Энергичные кивки в ответ. Утерла слезы. Заправила прядку за ухо и раскрыла ладони.
   По жилам потекла магия. Концентрируясь, свертываясь в тугой узел в животе. Эту силу, по капельке, тоненькой струйкой, она заставила течь по венам к чутким ладоням. Представила огонь, шепча древнее заклятье управления пламенем. Меж ладоней сверкнула красная точка.
   Ее услышали!
   На ее призыв откликнулись!
   Искра росла, впитывая вливаемую силу. Грудь девушки двигалась ровно и размеренно. Пот стекал по виску, скользя вдоль нежного овала лица, вниз, но не заставил ее ни на мгновение отвлечься от задуманного.
   Имхотеп и сам затаил дыхание, не замечая, как от волнения за ученицу, побелели костяшки судорожно сжатых пальцев.
   Получится или нет? Должно получится! Давай, крошка! Давай, девочка! Вот! Хорошо! Какая же умница! Теперь осторожно спусти его с ладони... Установи контакт...
   Шар, бывший уже размером со спелую дыню, завис перед девушкой. Она осторожно убрала ладони, пристально вглядываясь в огненные всполохи в самом центре своего творения. Огонь дернулся вправо, влево и замер, запульсировал, признавая человеческую волю и подчиняясь ей. Искорки побежали в одном направлении, словно опоясывая сгусток, давая знать, что они готовы исполнить приказ.
   Взмокшая, бледная от напряжения, девушка повернулась к учителю. Тот улыбнулся.
   - Сделай мне... Птицу! Да! Любую, какую хочешь! - Имхотеп только сейчас заметил, что руки уже занемели и с усилием разжал пальцы. Перед его взором разворачивалось чудо...
   Послушный приказу, огненный комок взлетел, мерцая все быстрее. Вот из него выделился сгусток поменьше - голова. Дернувшись, искры брызнули к земле, создавая удивительного узора хвост. На какой-то миг существо замерло, затем, ярко полыхнуло. В стороны разошлись два больших крыла.
   Птица, еле помахивая огромными крыльями, зависла в воздухе.
   Отдыхающие работники из-за полуденного зноя вынужденные прервать свой труд, сидели сейчас неподалеку, прячась в тени пальм от беспредела дневного светила. Они бурно приветствовали удачное творение красавицы. Огненная птица и впрямь была хороша.
   Огонь - непостоянная стихия. Все в существе пульсировало, двигалось и изменялось, в то же время сохраняя общую форму и замысел автора. Чати хмыкнул, разминая руки.
   - Хорошо! Очень хорошо! Давай-ка, посмотрим, насколько оно тебя слушается. Не устала? - девушка отрицательно замотала головой, не отрывая глаз от своего творения. - Начали!
   С рук мага сорвался крупный огненный сокол и ринулся на длиннохвостое творение Нефрет. Жрица дернула рукой. Огненная красавица взмыла ввысь, сильными взмахами уходя из-под удара крепкого клюва. Отрываясь от преследователя, она заложила крутой вираж, оставляя в небе алый росчерк. Сокол догнал ее, сложил крылья, камнем падая на добычу.
   Пташка зависла, словно смирившись с гибелью, медленными взмахами поддерживая себя в воздухе в ожидании победителя. Имхотеп издал победный клекот. Клюв охотника ударил в беззащитную голову и...
   Промазал!
   Ловко увернувшись, изогнувшись под немыслимым углом, невозможным для существа из плоти и крови, пташка избежала и клюва и острых когтей. Не давая противнику вновь набрать высоту, она развернулась. Словно метлой хозяйка бьет нашкодившую дворнягу, творение Нефрет ударило падающего хищника хвостом, буквально впечатав его в землю.
   С громким хлопком, от которого у присутствующих заложило уши, огненный сокол рассыпался, разбившись о земную твердь. Искорки, словно жалуясь, вспыхивали и гасли еще некоторое время над почерневшим силуэтом птицы на песке.
   Изумленный Имхотеп хлопал ресницами, не понимая, как такое могло случиться? Вид он имел уморительный! Двухметровый детина, сорока с лишним лет от роду, хлопает широко раскрытыми глазами, а его, не менее широко открытый рот, даже не пытается издавать звуки...
   Маг был в шоке!
   В нокауте!
   Прекрасная победительница сделала круг почета над останками врага и, взвихряя воздух, с воем ушла в небо, где и разлетелась на тысячи сверкающих звездочек, что таинственно мигая, осыпались вниз дождем под восторженный рев толпы.
   Утомленная, едва стоящая на ногах, девушка с улыбкой поклонилась почитателям и повернулась к учителю, несколько робко и неуверенно ожидая его оценки ее творения. Вместо ответа, маг поклонился, признавая ее победу и отлично усвоенный урок.
  

* * *

  
   Сильна!
   Очень сильна. Он бы даже сказал - слишком! Значит, все-таки дочь богов? Похоже... Очень похоже. Вот только чья? Кого-то из соседей? Или действительно "пошалил" кто-то из высших? Но тогда почему она здесь? Почему ее не охраняют? Рядом с ней нет ни одного магического существа...
   Значит, все же дочь смертных, но очень высокого полета... Кого? Кто мог бросить дочь в Египте? И зачем? Скрывал? От кого?
   Он мысленно пробежался по истории за последние двадцать лет. Не о каких пропажах наследниц, либо заговорах не было и речи. Но этого просто не может быть! Как же так? Она - явно дочь обоих высокородных... Такое шило в мешке не утаишь... Опять тупик...
   - Имхотеп! Имхоте - еп! Ау! Спишь?
   Чати очнулся от звенящего рядом голоса владыки. Государь вопросительно смотрел на него.
   - О, простите, ваше могущество! Я задумался. - Чати склонил голову в легком поклоне, - вы о чем-то спросили?
   - Да! Я сказал, что хотел бы попросить тебя об одном одолжении... Вернее службе...
   Имхотеп чуть вопросительно приподнял бровь. Сехемхет замялся. Всегда существовала вероятность отказа, а ссориться с чати он хотел бы меньше всего.
   - Государь?
   - Оставьте нас! - Гор-Сехем-Кнет сделал знак рабам удалиться вместе с придворными, что, тихо шурша, покидали зал, постоянно оглядываясь, буквально на глазах умирая от любопытства. В глазах мага появился неподдельный интерес.
   Это о чем же он хочет поговорить?
   Владыка ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотнику трона, пока благородные, но жутко любопытные вельможи не покинут зал суда полностью. Говорить вслух они не решались, а посему смущенно шушукались и подозрительно оглядывались, создавая постоянные пробки в дверях и толчею.
   Фараон изобразил на лице великий гнев, громко проскрежетав зубами. Послушное эхо под потолком многократно усилило звук. Этот метод подстегивания придворных он подсмотрел у отца, который неоднократно демонстрировал гнев, желая усилить эффект или увеличить скорость выполнения приказов.
   Имхотеп ехидно хмыкнул. "А сынок-то, весть в отца!" Двери звучно захлопнулись. Чати перевел взгляд на друга, который вскочил и сейчас нарезал круги вокруг его стула. Маг не мешал. Ждал. "Созреет, сам скажет, в чем дело". Хотя, если быть с самим собой до конца откровенным, то с каждый кругом, что Сехемхет молча, с задумчивым видом, совершал вокруг него, ему становилось все любопытнее.
   В конце концов, когда голова уже начала кружится от мельтешения и немного подташнивало, а зубы сводило от любопытства, Гор-Сехем-Кнет остановился перед ним. Заглянул в глаза и просто сказал:
   - Учитель, построй мне усыпальницу!
   - Что? - Лицо мага выразило целую гамму чувств, смесь изумления, шока, неверия, смеха... - О чем ты? Ты еще слишком молод! Тебе еще править и править...
   - Знаю. Отец тоже так считал. Он ведь и пирамиду-то строил ради того, что бы править подольше... - В глазах парня была решимость и, в тоже время, растерянность и испуг. - Я боюсь. Имхотеп...
   Чати замер. Сердце пропустило удар. Его глаза напряженно вглядывались в лицо государя, в его оболочки. Но там все было чисто и "безоблачно". Никаких бед. Не осознавая этого, он повел плечом, сбрасывая груз напряжения, сковавшего шею.
   - Чего? Твое будущее чисто.
   - Не знаю... Вот только духи... Помнишь?
   - Духи? - В шее опять напряженно заныл нерв. Маг мысленно пролистал все, что они тогда вспомнили из предсказания духов. Ничего опасного для жизни фараона. - Духи?
   - Я нашел ее. Нашел женщину, которую люблю. - В глазах Имхотепа застыло удивление. А он и не заметил в ученике признаков счастья! Да и как же это он умудрился упустить появление во дворце любимицы фараона? А правитель продолжил, - духи сказали, что нам не быть долго вместе... Я не хочу думать, что она уйдет... Я не настолько самоуверен.
   - Ты считаешь... - Вопрос повис в воздухе, звеня недоговоренностью.
   - Подстрахуй меня, учитель. Построй жилье для моей души.
   Несколько долгих, мучительных мгновений стояла тишина. Маг размышлял, принимая решение. Потом он кивнул.
   - Где?
   - Возле могилы отца...
   Их глаза встретились. Да! Имхотеп и не сомневался. Чтобы не говорили и не думали люди, а дом сына всегда будет там, где его отец...
   Задумчиво покусывая губу, чати встал. Не прощаясь, он молча двинулся к выходу. Мысленно он уже был далеко, составляя план и выбирая место для нового грандиозного строительства...
   Если он хоть что-то понимал в этой жизни, то эта гробница должна будет переплюнуть предыдущую...
   Дел предстояло... - море!
  
   ГЛАВА 5.
  
   Сверкнув, солнце рассыпало последние лучи на долину Нила. Все небо переливалось нежно-розовым светом, но и он скоро померкнет, погрузив Египет в непроглядную тьму, в которой начнут свое празднество все злые духи и боги древнего Египта.
   Статуя Анубиса четко выделялась на фоне заходящего солнца. Огромная черная фигура бога-шакала возвышалась, повергая в трепет все живое. Сейчас, когда заходящее светило нежило его последними лучами, казалось, что бог вошел в свое воплощение и оттуда, горящими глазами, смотрит на город, что лежит за рекой.
   В его тени склонилась фигура, закутанная в плащ. Человек этот внимательно наблюдал за девушкой, что, в последних отблесках Ра, поклонялась Анубису, совершая ежевечерний ритуал умилостивления бога Мертвых и вкушения им даров народа и знати.
   Но вот жрица закончила древний обряд и, поклонившись богу, двинулась вглубь Города Мертвых, к главной пирамиде. Тень скользнула за ней, по-прежнему кутаясь в плащ и придерживаясь неосвещенных участков. Все говорило о том, что человек не только не хотел, чтобы его узнали, но и вообще желал остаться незамеченным.
   Нефрет остановилась перед входом. Проворные легкие пальцы пробежали по ряду иероглифов, нажимая те, что открывали вход в пирамиду Джосера: солнце, рука, дольше три иероглифа пропускаем, снова солнце, а последним - рогатый змей. Человек бесшумно встал за ее спиной.
   Дверь со скрежетом отварилась и, погруженная в свои думы, девушка быстро вошла, не обратив внимания на странный легкий шорох, за своей спиной, указывающий на присутствие незнакомца. С шуршанием дверь встала на место.
   Вокруг наступила тишина и только Анубис со своей высоты злорадно скалился, глядя на потайную дверь, что вела в пирамиду ушедшего фараона. Город Мертвых замер до утра. Солнце исчезло и наступило время Сета.
  

* * *

  
   Нефрет замерла перед иероглифами, что покрывали всю левую стену камеры бальзамирования. Здесь шли тексты пирамид, говорящие о том, что будет с умершим фараоном, когда он попадет в Царство Мертвых - Ра-Сетау! Палец девушки осторожно скользил по знакам, обводя каждую черточку рисунка, губы беззвучно шевелились. Она не просто читала древнее заклятье, она его учила, чтобы в дальнейшем использовать и добиться того, что принадлежало ей по праву рождения!
   Циновка, камыш, рот, камыш... Иероглифы складывались во фразы: "Перед судом Осириса покойный клянется: Я не делал зла; Я не крал; Я не лгал; Я не убивал священных животных; Я не был причиной слез; Я не завидовал; Я не пренебрегал богами"...
   Она была уже на пятом знаке, когда пламя заколыхалось и чья-то тень перекрыла ее тень на стене. Вскрикнув, в ужасе. Она отшатнулась от священных иероглифов, В голове мелькнула жуткая мысль: неужели это Анубис решил наказать ее за прочтение древних знаний, к которым она не имела пока права прикасаться? Или это тень самого фараона Джосера? Широко открытые глаза впились в фигуру, завернутую в плащ, но губах замер крик...
   - Нефрет! - позвал знакомый голос,- Нефрет, ты испугалась меня?
   - Сехемхет!- Испуганная девушка склонилась в поклоне, коснувшись лбом земли меж ладоней, приветствуя фараона. - Что прикажет мой господин?
   - Зачем ты так, Эхереш? - Голос молодого фараона дрогнул.- С тех пор, как ты узнала, кто я, ни минуты я не был с тобой наедине. Разве я не имею право на твое внимание? Разве я не фараон, не владыка Верхнего и Нижнего Египта? И не должна ли ты выполнять малейшее мое желание беспрекословно?
   - Да, мой повелитель,- лоб девушки коснулся земли. Низко склонив голову, она кусала губы. Ее душили гнев и боль. Да, она любила этого юного зазнайку и то, что он оказался ее братом по отцу, просто убивало ее. Теперь даже воспоминания об их любви, о его руках, его теле, его губах на ее коже, должна она была гнать от себя.
   Но, с другой стороны, он был ее враг! Это его, а не ее, отец дарил лаской и вниманием! Это его, а не ее, почитали и признавали ребенком фараона! А про нее не желал знать даже отец, не то, что Великий Египет!
   А он был так высокомерен, этот Сехемхет! Стоит тут и грубо требует ее внимания, указывая ей, что она - лишь служанка для него, и не ведая, что она его сестра! Она с трудом сдерживала себя, чтобы не сказать ему грубость.
   Лицо юноши передернулось. Он вовсе не хотел, чтобы та, которую он так сильно любит и хочет, раболепно склонялась перед ним. Все, что он хотел, это, чтобы Нефрет была рядом.
   Он хотел опять слышать ее смех, приглушаемый ладошкой; хотел видеть ее лицо, чувствовать ее руки, любить ее. Он лишь хотел, что бы все было так же замечательно, как прежде, до того, как жрица узнала, что он - сын фараона, до того, как стала избегать его, до того, как стала вести себя так, как будто он перестал быть мужчиной, которого она любит и стал одной из статуй, изображающих богов. Им поклоняются, но любить их? Кому же такое придет в голову?
   Склонившись, он протянул руку и коснулся ее плеча, почувствовав, как она вздрогнула от его прикосновения.
   - Встань, Нефрет, посмотри на меня!
   Девушка медленно поднялась с колен, но долго не могла решиться поднять голову и встретиться с ним глазами. Наконец, под действием его руки, которая нежно, но твердо приподнимала ее подбородок, она вскинула голову и встретилась взглядом с тем, кого любила; с тем, кого любить ей было нельзя; с тем, кто являлся воплощением всех, кого она ненавидела и поклялась уничтожить и занять их место, отправив их АХ к Осирису.
   - Назови мое имя, - прошептал фараон, глядя в изумрудные глаза.
   - Гор-Сехем-Кнет!
   - Нет! Назови меня так, как звала раньше...
   - Сехемхет! - выдохнула она.
   - Еще! Еще... - шептал он, чувствуя, как с головой погружается в эти чарующие озера и его накрывает волна любви и страсти. Чувствуя, как дрожит от ее нежного шепота тело, а внутри растет желание вновь почувствовать ее в своих руках.- Повтори мое имя еще!
   - Сехемхет! Сехемхет! Сехемхет! - Губы девушки дрожали, глаза наполнилась слезами. Она испытывала запретное наслаждение, произнося имя любимого, лаская его своим голосом, своим взглядом.
   Он притянул ее к себе, их губы сплелись в страстном и нежном поцелуе. Его руки еще крепче обняли ее, Нефрет обхватила его мускулистые плечи, скользя пальчиками по нежной коже. Она твердила себе, что ничего такого не будет, она просто запомнит его и все! И больше ничего! Вера матери запрещает кровосмешение, иначе уйдет сила рода!
   Сехемхет все более страстно целовал ее, теряя голову от ее нежности, ее мягкости, чувствуя ее ответ. Его руки скользили по ее телу, с наслаждением вспоминая каждую черточку, каждую впадинку и выпуклость этого прекрасного тела, по которому так истосковались его руки, его тело, его душа...
   - Моя любовь! - Шептал он, покрывая ее лицо и губы поцелуями, лаская плечи и грудь. - Моя Нефрет!
   Его руки нетерпеливо скользнули ниже, поднимая подол, стремясь к заветной цели. И тут он встретил сопротивление. Не ожидая такой активности, он выпустил ее из рук и Нефрет отскочила к стене.
   -Нет! Нет, мой повелитель! - Ее голос звенел под сводами камеры,- мы не можем!
   - Не можем? - В пылу страсти он не понял, что она имеет ввиду и снова потянулся к ней, воспринимая ее слова, как способ еще сильнее разжечь его страсть. Когда-то они уже играли в эту игру.- Не можем, не можем. Почему же не можем, о цветок лотоса?
   - Ты не понял, Сехемхет! Мы НЕ МОЖЕМ! Ты слышишь меня? Мы никогда больше не взойдем вместе на ложе страсти! - Голос ее был исполнен трагизма и страсти, но опаленный желанием фараон, услышал в нем лишь страсть. Он вновь двинулся к жрице, протягивая ей руки и призывно улыбаясь.
   - Ты ведь хочешь меня, Нефрет! Иди же ко мне, о рай фараона, давай вместе утолим жажду желания. Не противься нашей любви, о родник моего наслаждения! Приди в мои объятия, жемчужина Нила!
   - Нет!- В следующий момент, она выхватила из складок одежды тонкий кинжал.
   - Что ты делаешь? - В его голосе было больше удивления, чем страха.- Ты хочешь ударить Меня этим? - Голос Сехемхета задрожал от недоверия.
   - Нет, мой фараон! - Прошептала девушка, - но я всажу его себе в грудь и уйду к Анубису раньше, чем ты снова коснешься меня! - И она приставила оружие к груди, нежно мерцающей в свете факела.
   Сехемхет пораженно отпрянул от нее. Она сошла с ума? Что она вытворяет? Как смеет дерзкая девчонка отказывать ему? Ему? Фараону Египта?
   - Ты понимаешь, что творишь, Нефрет?
   - Конечно, Сехемхет, я понимаю, что делаю. Я не даю тебе притронуться к этому телу! Тебя это злит? Ну, конечно же, злит. Кто я? Бедная низшая жрица. Да любой из высших жрецов считает, что может взять меня в любой момент, если ему вдруг этого захочется, а тут я смею отказать в удовлетворении желания самому великому фараону, вместо того, чтобы пасть пред ним ниц и покорно сбросить одежды. Я ничего не упустила? А может, мне еще и самой ноги для тебя раздвинуть?
   А заодно и взмолиться, как все твои глупые женщины гарема: О. мой повелитель, войди в мой храм, я вся горю! Зажги свой факел и утоли мою жажду! Насладись персиком, что зрел в саду богов, лишь для тебя...- ее глаза яростно засверкали.
   - Ты даже не представляешь, как долго я мечтал услышать эти слова от тебя. Я не понимаю, почему ты мне отказываешь. Я знаю, что хочу тебя. Я вижу, как напряглись твои груди, как дрожат твои упругие бедра, как истомой заволакивает твои очи и я понимаю, что не одинок в своей жажде. Так зачем ты мешаешь нашему счастью?- Говоря это, Сехемхет медленно продвигался к ней, шаг за шагом, не отводя взора от ее глаз.
   Как зачарованная огромной анакондой, жрица тяжело дышала и по ее телу стекали капли пота, казалось, еще секунда и девушка сама упадет в его руки, как спелый персик. Но то был лишь обман, разум еще не уступил свое господство разгоряченной плоти. В ее глазах сверкнуло что-то странное, что-то непонятное и не похожее на страсть. Неуверенно, Сехемхет перевел взгляд на кинжал. Из-под клинка, кончик которого уже проник в нежное тело, тоненькой струйкой сочилась алая кровь.
   - Уходи, Сехемхет. Это тело, ты получишь лишь мертвым. И никакие речи не помогут тебе.
   - Но почему? Что я сделал тебе такого, что твой разум отвергает все мои попытки наладить былую связь?
   - Ты родился сыном фараона!
   - Сыном фараона? Ты хочешь сказать, что отвергаешь меня лишь из-за моего высокого рождения? Что за глупость?
   - Глупость? Ну, нет! Я отвергаю тебя не из-за твоего высокого рождения, мое, ты уж поверь, ничуть не ниже! Я отвергаю тебя, потому, что ненавижу твоего отца и эта ненависть еще не получила своего утоления. Я поклялась отомстить всей вашей семье за смерть матери. За годы отчаяния, что я провела в храме, зная, что отец не желает знать обо мне ничего...
   -Не понимаю тебя, ты равна мне по рождению? Забавно. И кто же ты? Кто твои отец и мать? У нас в стране нет никого, кто был бы равен мне по рождению, разве что младшая моя сестренка, рожденная от отца принцессой Персии. А кто твоя мать? Принцесса? - Сехемхет зло рассмеялся.
   Неутоленное желание перешло в гнев и ярость и сейчас в нем бушевала ненависть по отношению к этой маленькой женщине. Ненависть такая же сильная, что и любовь, что ее породила. Он мог бы сам воткнуть сейчас ей в грудь кинжал.
   - Принцесса Нубии. И нечего смеяться, Я - дочь Тиры. Если ты напряжешь свою хваленую память, то вспомнишь, кто такая Тира.
   - Ты - дочь Тиры? Моей Тиры? - Взгляд, что теперь с удивлением шарил по ее телу в поисках сходства, а не для утоления желания, сразу же наткнулся на неопровержимые доказательства. Как же он раньше не заметил, не понял этого. Эта родинка на лодыжке, в форме скарабея, эти странного цвета глаза, все ее лицо просто кричали, что она дочь Тиры. - Нет, я не верю тебе. А впрочем, даже, если ты дочь древней ведьмы, это не объясняет, почему ты не хочешь разделить со мной ложе.
   - Но я - твоя сестра!
   - Сестра? Ну и что? Фараоны могут жениться на сестрах, где сказано. Что им нельзя спать с ними? В чем препятствие? Я его не вижу!
   - Я - твоя сестра! Я - дочь Джосера!
   - Я не верю тебе! Ты - лгунья! Ты придумываешь разные глупости, лишь бы отвлечь меня от своего тела. Что ж, сегодня ты добилась своего. Я ухожу! Пусть Анубис согревает тебя этой ночью! - И он ушел не оглядываясь, а Нефрет в изнеможении сползла по стене, зажимая ранку обрывком платья.
   - Я все сказала ему... Я все сказала, но он не поверил мне...
   Ее тихие рыдания заглушили удаляющиеся шаги Сехемхета. разгневанный фараон ругался сквозь зубы, проклиная всех женщин мира...
  

* * *

   Тихо звенели цимбалы, негромко пели литавры, услаждая слух повелителя. Самые красивее наложницы царского гарема кружились перед фараоном, услаждая его взор. Стройные тела сладострастно извивались под жаркую музыку, от обнаженной плоти почти рябило в глазах. Воздух был напоен самыми изысканными благовониями, изготовленными специально для "гаремных развлечений".
   Сехемхет, медленно потягивая душистое терпкое вино из золотого, щедро изукрашенного резьбой, кубка, возлежал на подушках. Слева от него Зухра, дочь далекого Востока, щедро терлась о господина мягкими, податливыми упругостями. Ее грудь скользила по его плечу, груди, ноги оплетали его лодыжки. словно лианы могучий ствол. Ее жаркая влажность прижималась к его бедру, а губы шептали что-то ему на ухо на ее родном языке. Этот шепот сопровождался игривыми поцелуями и жарким дыханием.
   Рука Сехемхета задумчиво и несколько равнодушно сжимала и гладила упругую попку девчонки. Справа от повелителя распласталась Май Ли, привезенная из самого Сяу. Ее черные, как ночь, волосы были уложены в замысловатую прическу, что сейчас ровно колыхалась, так как китаянка, растянувшись на подушках, и изогнув миниатюрное тело, ласкала губами жезл фараона, шевеля жарким дыханием волосы внизу его живота и сладострастно постанывая.
   Ритм бубнов все ускорялся, девушки уже буквально бились в судорогах желания, некоторые из них, не в силах удержатся на ногах, пали на пол. Одна из наложниц, жарко стеная, широко раздвинула ноги прямо перед юношей и яростно ласкала себя, стремясь завлечь своего господина в свои влажные недра.
   Лицо Сехемхета осталось равнодушным. Казалось, он не видит того, что творится вокруг него, не чувствует ничего из того, что делают с его телом. В ушах, заглушая звуки музыки, еще был слышен голос Эхереш. Перед глазами мелькало ее тело. Как яростно она отвергла его! Какую глупость говорила, стремясь отвлечь его от его желаний!
   Дочь Джосера! Чепуха! Он помнил Тиру, загадочная пленница была ему как мать! Да и мама очень любила ее... Дочь Тиры! Возможно. Впрочем, как он уже сказал ей, это совсем не важно! Он хочет ее, хочет почувствовать под собой ее нежное тело, услышать ее голос, стонущий в экстазе его имя. И он это получит! Он - фараон! Бог и Владыка Египта! Он может все!
   От гнева в глазах все подернулось пеленой. Руки судорожно сжались: одной он почти смял кубок, второй - оставил синяки на нежной коже наложницы. Вскрикнув, она забилась, стремясь вырваться, отползти от него. Ничего не понявшая Май Ли удвоила свои усилия, решив, что владыка уже готов.
   Волна дрожи пробежала по телу фараона. Отбросив кубок и оттолкнув китаянку, он набросился на Зухру, грубо разводя в стороны бедра, в слепой вспышке страсти - ненависти впиваясь губами в ее грудь, стремясь забыться, найти облегчение, подчинить...
   Женщина еще пыталась выскользнуть из-под него, ошеломленная таким напором. Это сопротивление напомнило ему Эхереш, перед глазами все поплыло, вино и страсть ударили в голову. Это не Зухра, это его Эхереш билась под ним, стремясь вырваться, ускользнуть от него, отталкивая не только его тело, но и его душу, его любовь...
   Зарычав, он прижал ее к себе, изменяя направление движений и ритм, покрывая поцелуями влажное лицо. Всю свою любовь и страсть стремясь сейчас передать ей, чтобы она поняла и приняла его...
   Зухра выгнулась от нестерпимого удовольствия, не в силах молчать. Ее крики отразились от сводов спальни. Страсть повелителя: первобытная, яростная, неутолимая и жадная, истинная страсть мужчины зажигала, утягивая в свой водоворот.
   Девушка уже не боялась, боль исчезла. Весь мир исчез! Он брал ее сильными и яростными толчками, входя, врезаясь в ее тело, утверждая свои права на нее и свое господство над ней. И она не спорила, жадно и с радостью признавая его господство, его власть, все - что угодно, лишь бы это не кончалось! Лишь бы он не останавливался!
   Ураган наслаждения захлестнул ее. Не в силах перенести всей силы ощущений, Зухра мягко соскользнула в спасительный мрак обморока, тихо вскрикнув на самом пике чувств. Сехемхет замер. Женщина под ним, только что кричавшая от удовольствия безвольно раскинулась.
   Опустошенный, так и не получивший удовольствия или, хотя бы, облегчения, он приподнялся, бережно сводя ее ноги и набрасывая на влажное тело легкое покрывало.
   Поднял голову. Двенадцать пар женских глаз потрясенно смотрели на него. Было тихо. Очень тихо. Потом, прежде чем он успел сказать хоть слово, к нему рванулась Май Ли, что находилась ближе всех. Опрокинув фараона на спину, как лихая наездница, женщина вскочила на него, погружая его меч в свои глубины и задвигалась, быстро и ритмично, стремясь достичь удовольствия и вскрикивая от наслаждения, когда его член врезался в ее недра.
   Его накрыло волной. Женщины всех цветов набросились на него, стремясь получить хоть клочок от той страсти, что досталась Зухре и заставила их восторженно и завистливо замереть прежде.
   Его ласкали, целовали, лизали. Он чувствовал и влажные жаркие рты, и обнаженные округлости, и ищущие руки... Что-то, всхлипнув, китаянка бессильно упала ему на грудь, вздрагивая и плача от счастья. Ее оттащили в сторону, ее место тут же заняла другая.
   Руки, губы, груди, бедра...Женщины гарема в эту ночь получили над ним полную власть, и стремились взять все, что только можно от здорового мужского тела.
   Фараон Египта платил за месяцы невнимания к своему гарему...
  
  
   Утро медленно, но верно пробивалось сквозь пелену усталости. С трудом он открыл глаза. Каждая мышца стонала от возмущения. Тело отказывалось даже шевелиться, а голова немилосердно раскалывалась.
   Выбравшись из-под завала вперемежку спящих женских тел, каждое из которых норовило прижаться к нему хоть чем-то в процессе засыпания, он попробовал встать. В горле было сухо, как в пустынном колодце. Попытка встать окончилась провалом. На четвереньках добравшись до кувшина, он с омерзением обнаружил в нем вместо чистой воды ароматное вино.
   Отфыркавшись, мужчина дополз до стены. Конечно, можно было бы позвать слуг, но глубины его памяти услужливо подсказали ему, что при ударе в гонг, звук будет такой силы, что он умрет от головной боли раньше, чем до него успеет добраться самый расторопный евнух.
   Опираясь на стену, он умудрился встать и долго стоял, пошатываясь и мысленно поздравляя себя с победой. Потом аккуратно, по стеночке, фараон двинулся прочь из гарема. Прошедшая ночь привела его к неожиданным выводам.
   Первый, напрашивался сам собой: не стоит запускать гарем, а уж если забросил его и не занимался - не смей необдуманно появляться в нем без охраны, затр....
   В общем, попытаются лишить жизни! Лучше уж приглашать женщин к себе. По крайней мере, хоть живым уйдешь наверняка. Второй был не столь понятен с причинами, но идея была не так уж плоха. Фараон хмыкнул: а не соблазнить ли ему свою неприступную, несговорчивую красавицу по-другому? Засыпим ее подарками и сверх царским (якобы безвозмездным) вниманием.
   Он возвысит ее, устранив все преграды в общении, осыплет дарами и знаками внимания, всему миру сообщая, что эта женщина - его желание, а вот тогда и посмотрим, что запоет его райская птичка. Вынужденная видеть его почти каждый день, она не сможет долго дуться, и он заставит ее простить его глупый обман. Он в этом уверен!
   Не может не простить!
   Довольный, он бодрее зашагал по коридору. Не отпуская, впрочем, спасительную опору - стеночку...
  
   ГЛАВА 6.
  
   Проходя мимо храма, Нефрет услышала, как кто-то спрашивал о ней у рабов, что заканчивали убирать двор. Оглянувшись, она увидела хорошо одетого незнакомого господина. Подойдя к ней, он пристально посмотрел ей в лицо и чуть скривился, но ничего не сказал, лишь знаком предложил следовать за ним. Удивленная, столь странным для вельможи поведением, жрица прошла вместе с ним в храм Запада.
   По - прежнему не говоря ни слова, они сели на террасе и мужчина достал из небольшой корзинки, сплетенной из листьев финиковой пальмы, ящик из незнакомого девушке, дерева. Его поверхность была гладкой и сероватой.
   - Это шкатулка из дерева нартекс. Оно очень ценится и доступно лишь немногим в этой стране. Ее тебе посылает фараон Гор - Сехем - Кнет, да будет он здрав, силен и могуч! И говорит, что все дары Египта не могут сравниться с одной твоей улыбкой, о луноликая! - И мужчина, с легким поклоном, вложил шкатулку в ее безвольные руки.
   Мысли судорожно заметались в голове Нефрет. "Что делать? Что делать? Она не может на людях отвергнуть дары фараона, за это ее ждет смерть в одном из храмов. Но, если она примет дар Сехемхета, то он решит, что она принимает и его. И все вернется на круги своя, а она не может спать с собственным братом!" С трудом, заставив себя успокоиться, девушка медленно открыла шкатулку, решив, что, как ни крути, но посмотреть дар фараона она просто обязана. Тем более что гонец сидит рядом и ждет ее реакции. Видимо Сехемхет настаивал на том, что хочет узнать, какое лицо было у низшей жрицы при виде его даров.
   Она молча извлекла из шкатулки папирус. Сам по себе этот лист уже был ценностью. А если учесть, что там были письмена, выведенные рукой самого фараона и скрепленные его именной печатью и печатью власти...
   Многие богатые семьи отдали бы по половине своего состояния, только бы иметь в своих сокровищницах такой документ. Глубоко вздохнув, она принялась читать:
   "Я - Гор - Сехем - Кнет, фараон и владыка Верхнего и Нижнего Египта, Сын Солнца Амон-Ра, сын Джосера шлю пожелания здоровья жрице Нефрет. Спешу сообщить ей, что после долгих раздумий, пришел к выводу, что она должна занять пустующее место верховной жрицы Анубиса в Саккаре, на кое место ее и назначаю. Прилагаю сей дар, в знак моего расположения и покровительства".
   Он назначил ее верховной жрицей Анубиса! В первый момент, Нефрет захотелось вскочить и закричать от радости. И не важно, что за чувства им двигали. Она вошла в число избранных, она вошла в круг высшей знати. Попасть сюда было практически невозможно.
   Невольно ее лицо озарилось улыбкой счастья. Гонец презрительно хмыкнул, увидев, как засияла младшая жрица, прочтя пергамент. Впрочем, он тоже обрадовался бы, если сам фараон прислал ему столь драгоценные вещи.
   В ларце лежала горсть драгоценных камней и два оправленных в золото флакона из искрящегося огоньками "тигрового глаза". Стараясь глубоко и ровно дышать, дабы успокоить сердце и разум, девушка высыпала каменья на колени и, разбирая и каждый, разглядывая на солнце, постепенно складывала их в шкатулку. Сидящий рядом вельможа смотрел высокомерно, но согласно кивал, показывая, что именно такого внимания он и ожидал к подарку царя.
   Пламенно-красные пиропы, густо-синий царский берилл, золотистые хризолиты с далекого Эритрейского моря, огромный рубин с шестилучевой звездой внутри, отливающий нежно-голубым светом топаз, переливающийся голубыми и синими полосами лазурит; несколько ярких фиолетовых гиацинтов и три крупные розовые жемчужины - сокровища, достойные царицы!
   Глядя на эти удивительные камни, Нефрет просто остолбенела от удивления. Ей было приятно и удивительно, что подарок оказался так щедр. И, хотя царь преследовал не совсем хорошую цель, но если он столь высоко оценил ее, простую жрицу, значит, чувства его и вправду были сильны и подлинны.
   Неужели он действительно хотел любви ее души, а не только вернуть себе владение ее телом, добиться которого он мог, будучи самым могущественным, теперь, после смерти отца, человеком в Египте, самой обычной силой.
   С благоговением, как и положено поданной фараона, она поцеловала печать царя и поклонилась гонцу.
   - Будет ли ответ на дар царя?
   - Разве может кто-нибудь, кроме богов, сравниться в щедрости с фараоном, да будет он здрав, силен и могуч? Что может послать в ответ на столь щедрый дар, простая смертная? Я буду молиться, и просить у бога милости и защиты фараону!
   Хмыкнув, гонец встал, еще раз окинул ее с головы до ног и, видя, как девушка зарделась, как грозно сверкнули ее необычные зеленые глаза, пришел к выводу, что понял, что привлекло интерес фараона к этой юной жрице. Кивнув, так как посчитал, что этого будет достаточно, он удалился, спеша доложить властелину, что его подарок принят и оценен по достоинству.
   А Нефрет осталась сидеть на террасе, размышляя, что же ей теперь делать с этим подарком. Фараон оказался слишком хитер. Он послал ей лишь те камни, которые, как они оба знали, использовались при общении с магическими силами, а значит, ей будет трудно отдать их, к примеру, статуе бога, ведь сама девушка, еще долгие годы не сможет набрать достаточно денег, дабы приобрести даже маленький камушек.
   Еще раз, глубоко вздохнув, Нефрет решила оставить камни у себя. Этот раунд Сехемхет выиграл! Но это еще ничего не значит! За камни ее не купить и она не собирается отрекаться от своих взглядов.
   Решив так, жрица кивнула, в знак твердости своих намерений и, подхватив шкатулку, побежала прятать ее. Ей нужно будет многому научиться на новой должности, но старые привычки пока лучше оставить. Ее опыт говорил, что лучше всего надежно спрятать сокровище, и не важно, кому оно принадлежит: младшей жрице или верховной, всегда может найтись желающий позаимствовать такое сокровище.
  

* * *

   Имхотеп ждал ее у реки. Не в силах рассказать ему о случившемся, девушка кивнула в знак приветствия и опустилась на принесенное с собой покрывало, отводя глаза. Почувствовав, что сейчас не время расспросов, Имхотеп, ответив на приветствие, начал свой урок.
   - Если для совершения действий над Сах покойного достаточно навыков и умелости рук, то для воздействия на остальные, не ощутимые и невидимые энергетические оболочки человека потребны другие способы и приемы. Тут невозможно обойтись без действенного слова. Нефрет, откуда у нас магия?
   - Магию нам даровала Исида, чтобы при жизни отводить от детей своих удары судьбы, болезней, сновидений, а умершему обеспечивать безопасную вечную жизнь в мире ином, а также для установления контактов живых с умершими, духами и божествами, учитель.
   - Хорошо, красавица. В основе магии лежит принцип, на котором основана и наука: убеждение в постоянстве и единообразии действия сил природы, в незыблемости взаимосвязи причин и следствий.
   Однако магия, в отличие от науки, основана на вере человека в свою способность воздействовать на вещь посредством обращения к сверхъестественным силам.
   - Что же вы хотите сказать, учитель, что если бедняк поверит, что он может вызвать Анубиса, то бог явится к нему?
   - В том случае, если вера его будет сильна, а обряд вызывания будет выполнен правильно.
   - Но это же не возможно! Получается, что дар магии есть у каждого?
   - В той или иной степени, девочка. Просто у кого он сильнее, у кого-то слабее, а кто-то смог с годами развить его в себе. Но тебе стоит учитывать, что здесь очень важна вера наша. Зачастую встречаются жрецы, что так долго управляли верой других, что сами не заметили, как потеряли свою. У таких, как бы они не старались, магия уходит, ибо исчезает вера в нее, остается лишь уверенность и равнодушие. Бойся этого, Нефрет, ибо вернуть после этого магию в свои жилы почти невозможно!
   Она кивнула, показывая, что понимает. Ее пальцы в задумчивости гладили грани одного из даров фараона - рубина величиной с грецкий орех, с удивительной шестилучевой звездой внутри. Заметив в ее руках этот камешек, чати невольно вздрогнул. Так вот откуда у него ломота во всем теле!
   Будучи одним из сколов "Рубина фараонов", "Сердце заката" нес в себе отпечаток могущества своего "отца". Спина мужчины мгновенно покрылась потом, а челюсти свело судорогой - он не раз становился свидетелем тому, что делали эти красные малыши с ворами, позарившимися на их красоту и стоимость. Однако эти мысли, что вихрем пронеслись в его мозгу, были тут же с ярость отброшены. Почему? Хотя бы потому, что камень не был зол и не настраивался на уничтожение новой владелицы, как обычно поступал с преступниками.
   Более того, "Сердце заката" послушно пульсировал теплом, признавая право девушки прикасаться к нему. Значит, все-таки она из правящей семьи Египта...
   Глубоко вздохнув, И пропустил божественный свет Ра через себя, Имхотеп поинтересовался:
   - Что у тебя в руках, Нефрет?
   - А? Это? - Утвердительный кивок вызвал задумчивую улыбку, в которой беспокойства было больше, чем тепла. - Это подарок фараона.
   - Джосера? - Не поверил чати.
   - Джосера? Нет! Зачем же? Нынешнего - Сехемхета.
   - Сехемхета? - Вновь удивился маг, пытаясь сообразить, почему же это низшая жрица не величает правителя полным именем.
   - Ну, да!
   - Но... почему? - на лице чати проступали тщетно сдерживаемые мысли, за что именно мог так наградить мальчишка эту девочку. И эти мысли чати не нравились. К тому же, даже в этом случае, камень был слишком дорог, ценен и важен, чтобы отдать его.
   - Что-то не так, учитель?
   - Да. Я слишком хорошо знаю этот камень. Это - дитя "Рубина фараонов"! - Он заглянул ей в глаза. - Нефрет, за что тебе его подарили?
   - За что? - Девушка смущенно пожала плечами (ну не говорить же учителю правду! Но и обманывать неохота), - Не знаю. Фараон прислал сегодня утром свиток, в котором объявил, что назначает меня Верховной жрицей Анубиса в Саккаре. И с ним прислал в дар несколько камней. Я решила, что так положено...
   Она стыдливо опустила голову. Ложь никого не украшает. И разве, когда ты не говоришь, умалчиваешь правду, что знаешь, ты не лжешь?
   Брови Имхотепа доползли в течение этого "бесхитростного" рассказа до середины лба.
   - Тебя назначили Верховной жрицей в Саккаре? - Сказать, что он удивился, означало бы не сказать ничего! Шок - это наиболее верное описание! Конечно же, фараон имел полное право назначать жрецов на любые должности, в том числе и на самые высокие, но вот так... Выше этого, только одна ступень - первосвященник города! И этот пост может ей светить, если она будет продвигаться по служебной лестнице такими темпами.
   Сам Имхотеп уже несколько лет являлся первосвященником Гелиополя, но до этого больше десяти лет служил Верховным жрецом Амон-Ра. А в Саккаре верховный бог и покровитель - Анубис. Так что, у девочки есть все шансы получить и высший титул!
   Ступор потихоньку проходил. Он подвигал подбородком - ощущение было такое, словно одежда "поддушивает" его в районе горла, мешая вдохнуть полной грудью.
   - За что же ты удостоилось столь великой чести?
   - Не ведаю! - И девушка не кривила душой. После всех злых слов и отказа от соития, такой награды вряд ли можно было ожидать (разве что - за стойкость в борьбе с собственными желаниями и прямое неуважение высшей государственной власти!). К тому же, она могла догадываться для чего ее так "поощряют", но вот на вопрос "за что?", и вправду не смогла бы ответить - не знала!
   Удивленный Имхотеп лишь развел руками.
  

* * *

   - Что происходит Сехемхет? - Чати стоял возле трона, с удивлением глядя на государя. - Как случилось, что низшая жрица, перескакивая через несколько ступеней и годы службы, а главное самосовершенствования, вдруг стала верховной?
   Юноша недовольно смотрел на учителя. Его голова сейчас была занята совсем другими мыслями. Он только что получил известие, что его будущая невеста выехала и прибудет через пару недель!
   Невеста!
   Его!
   Он был в шоке! А тут Имхотеп с вопросами, которые вполне могут и подождать! Не дождавшись ответа, чати обошел трон, пытаясь поймать взгляд бывшего ученика.
   - Ты меня не слушаешь?
   - Слушаю!
   - Тогда почему не отвечаешь? О чем ты думал, когда дарил ей "Сердце заката"? Где, скажи на милость, была твоя голова? Она что, твоя любовница, да? - Он замер, ожидая ответа. Самому себе он не в силах был признаться, до какой степени его ужасал такой вариант. Задумчивый взгляд фараона остановился на его встревоженном лице.
   - Любовница? Да она меня терпеть не может! - Раздражение юноши, в течение всего утра упорно сдерживаемое, прорвалось наружу. - О чем я думал? Ты хочешь знать, чати? Ну, так я тебе скажу, что давно уже не обязан ни перед кем, ни в чем отчитываться! И прекрати орать на меня, как на сопливого юнца! О чем я думал? Сказать ему! Я скажу тебе даже больше! Я скажу, о чем я не думал! Хочешь узнать, мой чати, а?
   Пораженный тем гневом, что звучал в словах молодого правителя, Имхотеп отступил на шаг от трона. А фараон продолжал, вскочив и наступая на него, дрожа от бешенства.
   - Ты хочешь узнать, да? Ты в этом желании, представь себе, не одинок! И я хочу кое-что знать! Может быть, просветишь, а? Например, меня ужасно интересует, что за принцесса Мерит-Ра едет к нашему двору? И кто это ей внушил странную мысль о моих не менее странных желаниях? Отчего эта молодая царственная особа решила вдруг, что я желаю на ней жениться? И как это получилось, что ты позабыл мне обо всем этом сообщить?
   Мужчина опустил голову, признавая справедливость гнева своего правителя. Юноша с горечью смотрел на его виноватое лицо. Весь его гнев, выплеснувшись, прошел. Отвернувшись, он шагнул к трону.
   - Тебя интересует, почему я смею назначать, кого бы то ни было на пост верховных жрецов, и я отвечу тебе - это мое законное право! Право, которым меня наделили боги. Бастет после коронации мне это довольно популярно объяснила. Тебя интересует, на каком - таком основании я отдал простой девчонке "Сердце заката"? И я отвечу тебе - на законном! Это мое имущество и я распоряжаюсь им так, как считаю нужным. Почему именно ей? Да просто так! Приспичило мне! Прихоть! Блажь, понимаешь ли! Царь я, или не царь, в конце-то концов? Или у меня уже не может быть странностей?
   Сехемхет постоял, разглядывая трон и думая. Что на самом деле, все это - ужасная глупость! Особенно если учесть, что предмет их спора абсолютно не интересуется ни его дарами, ни его интересами, ни уж тем более, его прихотями. Вместе с размышлением о Нефрет, пришли и мысли о спутнице жизни, что всколыхнуло новую волну гнева внутри его существа. Покачавшись с пятки на носок, он, не в силах сдержаться, повернулся опять к чати, не замечая, что вновь наступает на него, как разъяренный лев.
   Только что хвостом по бокам не хлещет!
   - Но вот, что мне полностью и вовсе не понятно, так это кто разрешил моему советнику, женить своего царя, даже не поставив этого самого царя в известность о столь грандиозном, в его жизни, событии? Ответь мне, чати, сделай милость!
   Фараон замер перед своим учителем, как коршун, готовый в любой момент вцепиться в замершую добычу, чуть только она пошевелиться, подавая признаки жизни. Имхотеп. Во время всей этой гневной тирады переваривая услышанное, мучительно вспоминал подробности всей этой заварушки с женитьбой принца (вернее, тогда еще - принца!).
   Эти воспоминания не доставляли ему никакой радости, ибо выходило, что они и вправду посватались и получили согласие (идея Джосера, да пребудет он в свете вечные времена!), но в кутерьме пропажи принца, затем празднеств, похорон и коронации, никто и не удосужился вспомнить о такой "мелочи"! А значит, не удосужился и сообщить нынешнему правителю, что он - почти женатый человек! Вот уж воистину, кто имел полное право гневаться! А тут еще и невеста приезжает...
   Как некстати!
   Чати смущенно поднял глаза на государя, разводя руками. Зависший возле него фараон по-волчьи оскалился. Его взгляд не сулил никаких благ в этой жизни проштрафившемуся советнику.
   - Сделай милость, Имхотеп, через час представь доклад по этому вопросу! - Он ядовито усмехнулся. - А то я буду вынужден опять разгневаться! Или решу не общаться с невестой....
   Кивнув, Имхотеп поспешно покинул зал. Для начала путь его пролегал в канцелярию...
  
  
   Вновь и вновь он обдумывал все, что ему сказал Имхотеп. И, чем больше он думал, тем яснее видел правоту чати. Как ни крути, а ему действительно необходимо жениться! Да и союз с Ливией этот шаг очень даже укрепит! А когда родятся дети, второму сыну достанется трон соседнего государства, и, значит, что на ближайшие сто - двести лет, они обеспечены миром!
   Кроме того, он - последний в роду. Ему просто необходимо срочно завести наследника! Да и народ давно уже жаждет иметь царицу! Без женской руки страна и двор слишком загрубели, погрязли в истинно мужских делах и развлечениях!
   А народу нужна госпожа, что будет о нем думать и заботиться, а не о том, на кого бы это под шумок напасть?
   Да, Имхотеп прав....
   Совершенно прав...
   И эта девчонка, Мерит-Ра, намного выгоднее как кандидатура в жены, чем дочь какого-то там фиванского наместника! Все же, как ни крути, она - особа царской крови! К тому же, говорят, она красива и обладает древней силой матери-земли, ведь не зря же она была жрицей этого странного храма, о котором он слышал так много интересного....
   Вот только...
   Отчего же так тяжело на сердце? И перед глазами все время стоит Нефрет...
   Нет! Он не собирается от нее отказываться! Да и браки в царских семьях по любви очень редки. Отец с матерью - скорее исключение, чем правило (иначе, отец не задумываясь, женился бы вновь!). Его женитьба, конечно же, не помешает их отношениям. Вот только....
   Не похоже как-то, чтобы гордая принцесса, воспитанница и жрица могущественного храма, сквозь пальцы смотрела на его загулы на стороне....
   Гарем - это понятно. Но вот открыто жить с другой, пока жена не принесла трону хотя бы парочку наследников и наследниц....
   Это....
   Проблематично!
   Это значит, что после свадьбы он должен будет пару - тройку лет быть паинькой и возиться лишь с ливанкой. Но... Но он же не думает, что его невозможная, непокорная жрица будет спокойно и мирно (а главное - ЦЕЛОМУДРЕННО!) ждать его все это время, словно овечка на привязи?
   Нет, не думает! А значит, проблему с прекрасным именем Нефрет, нужно решить до приезда невесты! Или, по крайней мере, до свадьбы, пока его горячая леди не напридумывала себе новых отговорок.
   Что ж...
   Решено!
   Он встретиться с ней и предложит быть вместе. Он хочет, чтобы она стала официально - его женщиной! Пусть весь мир знает - он гордиться ее любовью!
   Довольный, он встал с трона, направляясь в спальню. Его шаги гулким эхом отдавались под древними сводами зала суда.
  
   ГЛАВА 7
  
   Мысли Нефрет, вот уже несколько дней отчаянно метались вокруг одного факта: у нее задержка лунного цикла! Что ей делать? Во-первых, это позор, во-вторых, она не может рожать от собственного брата, даже если он - фараон Египта!
   От этой мысли девушка застонала и с головой зарылась в постель. Это просто ужасно! Неужели теперь у нее исчезнет сила? И что же с ней будет? Только одно было хорошо, теперь, когда фараон, в знак мира, назначил ее верховной жрицей Анубиса в Саккаре, Мерет уже не может ее наказать! Но этот высокий и почетный пост Нефрет занимала так недолго, что на данный момент, она просто не могла позволить себе рождение ребенка еще и по материальным соображениям. У нее было только одно сокровище, которое могло бы ей помочь - подарок фараона.
   Но, с другой стороны, разве она может попытаться продать эти драгоценные камни? Конечно, никого не удивит, что у нее есть такие сокровища, так как будучи верховной жрицей самого Анубиса, да еще в городе Мертвых. Она могла получать богатейшие дары. Но вот то, что она желает их продать, может вызвать слухи. Став столь значительной фигурой, она получила множество привилегий и некоторую долю власти, а с другой стороны - перестала быть незаметной серенькой мышкой, делами которой никто не интересуется.
   Да и опять же, Сехемхет! Он сразу же узнает о продаже ею драгоценностей. Каждый камень из его дара - единственный в своем роде! А значит, о появлении любого из них на рынке сообщат, в первую очередь, казначею фараона. Ну а тот не сможет не узнать камней, что царь отправил верховной жрице в подарок. И все! Катастрофа! Сехемхет наверняка примчится сюда, разбираться, в чем дело, оскорбленный в своих лучших чувствах.
   О! Она с трудом оторвала голову от подушки и с неохотой взглянула на начинающее розоветь небо. Нет! Это просто нечестно, что она должна одна отдуваться за радости любви, что они испытывали вдвоем! Но тут же в голове возникла мысль, что если она обо всем сообщит отцу своего ребенка, то на этот раз уже ничто не остановит его и она попадет в его гарем. Тогда уж ей не выкрутиться, это точно!
   Есть еще, конечно же, тайная возможность... Можно пойти к одной из низших жриц Сахмет, богини-львицы и удалить ребенка из своего чрева. Но тогда лучше не подходить больше к статуе Анубиса. Неизвестно, как великий бог отнесется к умерщвлению ее части, ее жизни. Так, что в этом случае, на его помощь в магии больше рассчитывать не придется! Да и гнева грозной Сахмет тоже можно ожидать, ведь это сын фараона, а она призвана защищать всю семью фараона и мстить их убийцам!
  
  
   Уже расцвели лотосы и Сехемхет решился еще раз поговорить с Нефрет. Лодка бесшумно скользила по широкой протоке - озеру, с шуршанием вторгалась в заросли голубых цветов и крупных толстых листьев. Роскошный раззолоченный челн плавно скользил среди цветущих лотосов, мягко покачивая их в такт взмахов вышколенных нубийских рабов-гребцов. Полосатый навес закрывал от яркого солнца и легкий ветерок шевелил волосы молодой женщины, окутывая прядями всю ее хрупкую фигурку.
   Гребцы находились достаточно далеко и никто не мог их здесь слышать, а он все не решался начать разговор о том, что его волновало. Заранее заготовленные слова, сейчас потеряли смысл и просто не желали складываться в ладные и красивые фразы. Язык, казалось, распух и прилип к гортани.
   Она сидела совсем рядом, протяни руку и коснешься ее нежной кожи, что сияет на фоне белой столы из тонкого полотна - обычной для египтянок одежды. Огромный голубой цветок священного лотоса, что разрешается срывать лишь в особых случаях, лежит у нее на коленях и изящные пальчики постоянно теребят его толстый стебель, что указывает на то, как она волнуется.
   Нефрет сидела ни жива, ни мертва. Что ей делать? Он - Владыка Египта, если он решится приставать к ней сейчас, она не сможет отвергнуть его на глазах охраны и рабов, а если учесть, что по берегам гуляет сейчас половина Мемфиса, любуясь расцветающими лотосами и заходящим, но все еще ярким солнцем, то и вовсе беда. В то же время, решения ее осталось твердым: она не может быть возлюбленной своего брата, что бы там ни говорили законы Древнего Египта! Более древние законы матери богов это запрещали, а ведь даже египтяне признавали власть Иштар!
   Девушка еще раз глубоко вздохнула, пытаясь подавить собственное волнение, и потупила глаза, намертво вцепившись в лотос. Чтобы сейчас не сказал ей фараон, ни к чему хорошему это для нее привести не может и, как ни крути, закончиться все должно весьма плачевно!
   К тому же лодку плавно покачивало, ее последнее время часто мутило и даже тошнило, по поводу и без повода. И это тоже могло стать серьезной проблемой. Как женщине, ей не хотелось, чтобы мужчина, которого она любила, к тому же повелитель страны, видел, как ей становится нехорошо, да еще на глазах у всей этой глупой толпы.
   С другой стороны, возможно, что это могло бы помочь ей избавиться от Сехемхета и уйти от опасного разговора. С третьей стороны, если ей станет плохо, то он может заинтересоваться причиной ее недомогания и что тогда? Ей оставалось лишь тяжело вздыхать и хмурить брови.
   "Он слишком долго молчит! Вот она уже нахмурилась, - думал Сехемхет, глядя на два полумесяца, что сошлись в дугу сплошной черной линией над изящным носиком. - Нет, не молчи, болван! Скажи же ей, что ты хочешь все спокойно, без ругани, обсудить!" Мысли бродили, в горле першило, язык с трудом ворочался. Он волновался, как мальчишка! Если бы раньше, кто-нибудь сказал ему, что он будет вот так вот робеть перед простой, хотя и очень красивой девушкой, он бы ни за что не поверил. Ни за что!
   - Хм - м - м! Скажи мне, о цветок Востока, готова ли ты спокойно обсудить ситуацию, что возникла меж нами, и является постоянной заботой моих дум?
   - Я - а - а? - девушка испуганно взглянула ему прямо в глаза, и он почувствовал себя просто ужасно. Он выражался, как один из его напыщенных придворных вельмож, а так разговора с Нефрет, насколько он ее знал, не построишь. Глупо пугать девушку этикетом, она совсем недавно была лишь младшей жрицей и
   еще не успела освоиться с новой должностью. Напыщенные речи просто заставляли ее сжиматься, уходить в гордое или, как сейчас, робкое молчание. Нет! Нужно срочно исправлять ситуацию.
   - Я хочу сказать, Нефрет, что много думал о наших с тобой отношениях, они важны для меня, и я хотел бы их продолжить. Поэтому, я прошу тебя успокоиться и поговорить со мной. Разумно все обсудим и вместе найдем выход из затруднения, которое тебе кажется непреодолимым. Ты согласна?
   Он умолк, довольный своей маленькой речью. Ему удалось успокоиться, теперь он может сделать все так, как положено, чтобы не потерять самое ценное, что есть в его жизни - ее любовь!
   Его внимательный взгляд скользнул по ее лицу. Выражение сосредоточенное, то язычок облизывает губки, то она закусывает их своими жемчужными зубками. Ах, как хороша! Толстый стебель лотоса скоро порвется в том месте, где его трут и крутят маленькие пальчики, но лучше ей об этом не говорить, а то разволнуется еще больше. Ну, давай же, любовь моя! Поговори со мной! Я знаю, что вместе мы сможем, все преодолеть, ты только объясни мне, в чем трудность, и я снесу все преграды, что встают на пути нашей любви!
   - Я...- Вновь смущенно протянула жрица, и он ободряюще улыбнулся, чем, впрочем, совсем сбил ее с толку, так как вместо того, чтобы продолжить фразу, девушка устремила глаза на его губы и еще раз прошлась розовым язычком по пересохшим губкам, вызывая в его паху сладкое томление.
   - Я слушаю тебя, любимая. Ты...?
   - Я готова спокойно поговорить с вами, владыка,- справившись с волнением, стараясь не думать о его сладких устах, сказала она.
   - Что же, я рад. Но, если ты не против, мы отбросим напыщенные обращения и будем говорить по-простому. Думаю, так нам обоим будет удобнее, да и я буду твердо уверен, что мы правильно поняли друг друга. Ты согласна, если мы будем разговаривать, как раньше, в той комнате, где ты меня выхаживала, помнишь? Там родилась и расцвела наша любовь...
   - Да, - смущенно кивнула девушка, с одной стороны, она сжалась и расстроилась из-за упоминания о том моменте их жизни, но с другой стороны от его тона, от того, что он считал это любовью и не боялся признать это и произнести вслух слово любовь. От того, что он по-прежнему любит ее и готов сражаться за них, за то, чтобы они были вместе. От того, что не признает, что их любовь не возможна и борется за НИХ до конца, да и просто от того, что он рядом, что он так красив, что говорит ей о своей любви, внутри нее все задрожало, и на глазах навернулись слезы. Ах, почему они не могут быть вместе, как это все не справедливо!
   - Я что-то сказал не так, жемчужина Нила? Отчего твои глаза наполняет соленая влага? Чем я расстроил тебя, ведь я не успел еще сказать ничего, что могло бы огорчить тебя, о луноликая.
   - Просто мне что-то попало в глаза. И меня расстроило упоминание о том, как все началось, ведь я знаю, что тому нет продолжения и боги против нас.
   - Но почему? - голос его прозвучал чересчур резко и громко, заставив ее сжаться и нахмуриться. Сцепив пальцы так сильно, что они побелели, она отвернулась к воде. Его гнев тут же прошел, подавленный усилием воли. Нет, он не будет пугать ее. Сегодня они будут говорить спокойно, иначе все закончится так же плохо, как и в прошлый раз, а он не готов вновь увидеть ее кровь.
   Коснувшись ее рук, он взял их в свои и с усилием разжал, потом погладил глубокие следы от ногтей и, склонившись, коснулся их губами. От этого жеста, Нефрет вздрогнула, попыталась отнять руки, но он не дал. Аккуратно и нежно, но твердо он удержал их в своих ладонях. Подняв на нее глаза, Сехемхет посмотрел в упор в бездонные зеленые озера под покровом бархатных, как у лани, ресниц.
   - Прости меня, солнце Египта, я испугал тебя резким словом. Это не от того, что я гневаюсь на тебя. Совсем нет, желание моего сердца. Ты просто должна понять, что мне очень больно слышать о твоем желании прекратить нашу любовь; о том, что, по твоему мнению, боги не одобряют нашего сияния. Подумай хорошенько, свет утренней зари, разве может не устраивать богов красота наших тел, в момент слияния, когда они - одно целое? Разве могут боги противиться слиянию наших душ, когда мои губы касаются твоих и на небе даже днем становятся видны звезды? Наша любовь прекрасна, как ночная звезда, что своим сиянием перекрывает свет луны. Только ты противишься нашему счастью. Я принес великие жертвы и дары богам, никто, кроме тебя, более не мешает нам.
   Нефрет потрясенно подняла глаза. Три дня назад в храм Запада, как и во многие другие храмы, были принесены великие дары, сотни животных по всей стране, от имени фараона, были принесены в жертву богам в течение этой недели. Никто не мог понять, что происходит, ходили слухи, что фараон ходит по храмам и молиться каждому богу, но о чем молит фараон, никто не знал. Народ беспокоился, жрецы ломали головы, пытаясь понять от какой - такой напасти пытается спасти страну их фараон. Оказывается, он просто просил богов о помощи в любви? Вот это да! Такого в Великом Египте еще не бывало. Если кто об этом узнает...
   Глаза жрицы испуганно заметались по берегам. Люди замерли. Многие пытаясь лучше разглядеть, что же происходит на лодке фараона, подходили к самой воде, забыв о зухосах и прочей гадости, что резвилась в водах Священной реки. Да и было на что посмотреть. Фараон стоял на коленях перед Верховной жрицей Анубиса! Знать замерла. В свете последних событий, это могло означать лишь одно - со стороны Запада надвигается проклятие. Боги Мертвых гневаются на народ Египта!
   Желая поддержать своего повелителя в его просьбе, сотни людей, по обоим берегам реки вставали на колени, протягивая руки к жрице Анубиса. Со всех сторон неслись слова молитв. Но четче других доносилось: "Помоги фараону"! Нефрет не знала плакать ей или смеяться. Вся страна умоляла ее о помощи фараону, но Сехемхет просил невозможного! Он просил ее, жрицу Анубиса!
   - Сехемхет, что ты натворил? Немедленно прекрати волновать народ! Посмотри, что твориться на берегах! Люди в панике. Зачем ты делаешь это со своим народом? Они ведь сейчас посчитают, что им грозят беды со стороны Запада и будут заклинать всех Западных богов быть милостивыми к ним. А речь идет всего лишь о любви жрицы!
   - И фараона, любовь моя. А что может быть хуже для народа, чем несчастный правитель? Ведь такой царь, хуже проклятий Египта, ибо может натворить в стране гораздо больше бед! Подумай, родник моей души, стоит ли рисковать благополучием всего Египта? Судьба страны в твоих руках!
   - Это нечестно, Сехемхет! Прекрати вести себя, как ребенок, которому не дали игрушку, и он в отместку отказывается, есть кашу! Ты не можешь так поступать! Ты в первую очередь царь, и лишь потом мужчина! А значит, сначала дела страны, лишь потом дела сердца.
   - Ты права, моя перламутровая богиня, но я лишь мужчина. Не забывай об этом. И я могу думать о государстве лишь, когда сердце мое счастливо, а душа спокойна. Ты должна быть со мной, луноликая. Я люблю тебя, я хочу тебя, я прощаю все твои глупые обманы...
   - Глупые обманы? О чем ты?
   - О твоих словах там, в гробнице отца. Ты сказала, что являешься дочерью Джосера. Я прощаю тебе твой обман. Я люблю тебя, я...
   - Ну, хватит! Разговора явно не получилось, фараон! Я многое могу стерпеть, но я не лгала тебе и мне не требуется твоего прощения! - Она вскочила с места, надменная и прекрасная в своем гневе. Очи пылали от ярости, ветер развевал длинные волосы. Народ на берегу ахнул. Со всех сторон послышались стоны и мольбы. Жрица отказала фараону! Что теперь с ними будет?
   К ним метнулся Кенна.
   - Госпожа! Вспомни о народе, что смотрит на вас. - Он говорил, стараясь не столько смыслом слов, сколь звучанием голоса, успокоить ее, - Пожалей Египет, луноликая! Тебе лучше сесть. - Он улыбнулся, помогая разгневанной жрице опуститься на свое место и прошипел, бросая взгляд на окаменевшего от гнева брата, - И ты бы сел, честное слово! Ну, что ты издеваешься над людьми? Если тебе приспичило вставать на колени, зачем было назначать свидание на реке?
   Сехемхет поднялся и сел на стул. У его ног сидела Нефрет, гневно кусая губы и сверкая глазами. Тишина звенела от напряжения. Люди застыли, не смея двинуться, лишь губы беззвучно шевелились у многих...
   - Хорошо. Теперь о главном. - Кенна стоял на коленях перед фараоном, но смотрел в глаза жрице, - сначала нужно успокоить народ. Прошу тебя, о солнце Востока, пожалей несчастных, что взирают на тебя с берегов Великой реки. девушка огляделась. Лодку несло течением, так как рабы в шоке опустили весла, а надсмотрщики, прибывая в не меньшем ужасе, чем все остальные, на коленях били поклоны, молясь всем известным богам. До рабов ли им было, когда стране, похоже, грозит гибель? Кивнув, Нефрет перевела взгляд на телохранителя. Ее голос был чуть хриплым, когда она спросила:
   - Что я должна сделать?
   Сехемхет лишь заскрипел зубами, услышав нотки покорности в ее голосе. Как ему - так гнев и ярость! А с другими - пожалуйста! Сама кротость! Она может быть милой, робкой, покорной! Ну, где справедливость? Он перехватил предостерегающий взгляд друга и осторожный жест, сделанный левой рукой, скрытой от жрицы, но ясно видимый фараоном. Жест означал - "Всем успокоиться и ждать". Второй жест: "Внимание. Будь готов".
   Фараон отвел глаза от девушки, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Подданных и впрямь стоило пожалеть!
   - Все очень просто, - Кенна открыто улыбнулся девушке, - сейчас я предлагаю разыграть сценку примирения фараона и Западных богов, в лице жрицы Анубиса. А затем, когда толпа отвлечется от вас и немного успокоиться, продолжить разговор спокойно и не нервничая.
   - Что означает фраза "Сценка примирения"? - Голос Нефрет был полон подозрительности.
   - Очень просто. Вы изобразите. Всего лишь изобразите! - Он предупредил готовое вырваться у нее возражение, - что боги простили владыку и милостивы к нему. - Глаза девушки непокорно блеснули. Владыка откровенно улыбался.
   - Не просто так, конечно. Сехемхет, прекрати скалиться! Люди решат, что ты спятил от горя! Так вот. Боги Запада сильны и могущественны, но милосердны. Это знают все! Однако чтобы проявить милосердие, и сменить гнев на милость, им нужно что-то, что их убедит это сделать. Если их не убедило коленопреклонение самого правителя Египта, - в этом месте Сехемхет перестал улыбаться, и зашипел на брата, как рассерженный кот, на что Кенна не обратил ни малейшего внимания, продолжая развивать свою мысль, - то их можно задобрить дарами. Твое ожерелье, брат. Думаю, оно подойдет.
   Фараон непроизвольно коснулся рукой украшения, удивляясь происходящему. Когда-то, он купил его для своей возлюбленной, но не смог ее найти. Он передал его в дар Мерет, которую, по незнанию, и принимал за жрицу, спасшую ему жизнь. Ожерелье считалось утерянным, после того, как рухнула келья Верховной жрицы Мерет.
   Но в ту ночь, когда тело умершего фараона Джосера было мумифицировано, на подушке Сехемхета появилось памятное ожерелье, материализовавшись, буквально из воздуха. Причем, по словам Имхотепа, оно было наполнено поразительной силой. Правитель надел его и не снимал до сего дня. Он не снял его даже когда посылал дары Нефрет.
   Не смог.
   Что-то удержало его руки, хотя разум давно считал его ожерельем Нефрет и так и называл, смеша брата. И вот теперь, Кенна, который знал всю историю этого украшения, предлагал применить его по назначению. Изначально, оно должно было примирить девушку с его обманом. Что ж, теперь пусть попробует примирить ее с его грубостью.
   Сехемхет встал, расстегивая украшение. Повернулся к девушке, которую попросил подняться телохранитель.
   - Чуть склонись! Ведь ты уже стоял на коленях, что тебе стоит? - Шепот Кенны, самозабвенно бьющего поклоны у ног жрицы, был глух и раздражителен.
   Народ заволновался. Над рекой пронесся шелест. Неуверенный и полный надежды. Что-то будет? Сможет ли правитель отвести беду, ведь он еще так молод!
   Сехемхет преклонил одно колено и протянул на ладонях чудесное украшение, но головы не склонил, глядя прямо в глаза своей любви. Нефрет замерла. Вещица была поразительно красива, а силу, что таилась в ней, девушка видела невооруженным глазом. Она коснулась пальцами чудесных птиц, погладила диск солнца, нечаянно коснувшись горячей ладони...
   Ожерелье полыхнуло божественным светом. Из рук изумленной пары, в небо метнулись диковинные белые, полупрозрачные птицы, чем-то похожие на голубей, только крупнее раза в два, и закружили хоровод над их головами, вырисовывая священный знак Запада. Народ возбужденно ахнул.
   Нефрет возложила руки на плечи мужчине в благословляющем жесте. Фараон встал. Не сговариваясь, они оба повернулись к солнцу.
   - Слава Великому Амон-Ра! - Голос правителя разнесся по реке. Под приветственные, счастливые крики толпы, они поклонились заходящему диску солнца. И люди в благоговении повторяли их жест. Со всех сторон неслось гулкое, не стройное молитвенное многоголосье.
   - Слава Амон-Ра! Хвала фараону!
  
  
   Лодка причалила, но никто не сошел на берег. Кенна демонстративно сел у ног брата и улыбнулся.
   - Нас не представили, - Голос его был томный и мягкий, - я - Кенна, капитан личной охраны фараона, да будет он здрав, силен и могуч! А также, с недавних пор, советник по делам безопасности.... Правда, я еще не совсем понял, что именно это означает.... Для меня...
   Нефрет кивнула. Задумчиво улыбаясь, она разглядывала гиганта. Велик. Они с Имхотепом, наверное, одного роста. Красив. Силен. Ишь, как мышцы перекатываются! На кого-то неуловимо похож....
   В ее глазах зажглось понимание, взгляд скользнул от лица телохранителя, на лицо возлюбленного и обратно.
   - Братья?
   - Совершенно верно! Хотя об этом и не принято говорить. - Кенна сверкнул улыбкой, обнажая ровные белые зубы. Девушка кивнула, опуская голову.
   Зря она сорвалась! Надо учиться держать себя в руках! Нагрубить фараону, да еще на глазах у всего Египта! Ну, не идиотка ли, а? Сейчас спокойствие, более или менее вернулось к ней, и она, мучимая раскаянием, вновь стала верноподданной (до поры до времени). А значит, не смела, покинуть судно без высочайшего разрешения. А его, по-видимому, ей не дождаться во веки веков!
   Положеньице....
   Сехемхет хмуро смотрел на нее. Ожерелье, как влитое, лежало на изящных плечах. Даже странно становилось от мысли, что оно было впору и ему, и ей. Как такое возможно? С другой стороны, разве это главное? Важно, совсем другое. Приезжает его невеста, а он с возлюбленной еще не разобрался. Как он сможет заниматься женой, если будет знать, что Нефрет в это время думает неизвестно что! И так их отношения сложны и запутанны. Только проблем с женитьбой ему и не хватало!
   - Господин? - Кенна был демонстративно вежлив и воспитан (Это он перед Нефрет выпендривается?). - О чем ты хотел говорить с Верховной жрицей?
   - О нас! И тебе это прекрасно известно. - Правитель был раздражен сложившейся ситуацией. И так все не просто, а тут еще и вмешательство брата. Сейчас начнет доставать своими шуточками! Все испортить он и сам отлично сможет, без посторонней помощи!
   - Глубокоуважаемая госпожа Нефрет! - Кенна был полон почтения, лишь в восхищенных глазах плескались веселые искорки, - Наш владыка пригласил вас на эту встречу, дабы сделать вам некое предложение, которое, по его мнению, расставит все по своим местам, оставив обе стороны пребывать в блаженстве...
   -Да? - Голос Нефрет был лишь самую малость заинтересован, хотя во всей позе прослеживалась настороженность. - И что же это за предложение?
   - Наш правитель предлагает вам, удивительное счастье, он хочет... - Договорить парень не успел.
   - Я хочу, чтобы ты стала официально моей! - Сехемхет чуть подался вперед, заглядывая ей в глаза, в поисках согласия.
   - Ты... Ты предлагаешь мне... - Она не верила в происходящее. Он хочет на ней жениться?
   - Стань моей женщиной! - Его голос вернул ее с небес на землю. - Скоро приезжает Мерит-Ра, это ливийская принцесса, - телохранитель закатил глаза, всем видом показывая брату, что тот уже все испортил, и лучше не продолжать, но тот, уверенный в здравомыслии девушки (как будто она его хоть раз проявляла!), продолжал излагать свое видение их совместного будущего, - на которой я женюсь в ближайшее время, дабы закрепить мирный союз наших стран, и я хочу, чтобы ты была рядом. Мне страшно представить, что ты можешь напридумывать себе, сидя в Городе Мертвых! Да и не место тебе там! Ты способный маг, Имхотеп говорил...
   Слова лились.
   Он рисовал картину их будущей жизни, расписывая ее яркими красками возможностей и удовольствий...
   А она не слышала...
   Ничего не слышала...
   В ушах звенело от шока.
   Женой?
   Очнись, девочка!
   Тебе предложили стать наложницей!
   Содержанкой!
   Вся страна будет показывать на тебя пальцем. Чем ее участь лучше жизни женщин гарема? Рабынь? И ему, этому мерзавцу, она хотела рассказать о ребенке? О чем она думала? Где были ее мозги? Она спятила! Как есть, спятила!
   - Нефрет? Нефрет! - Капитан тряс ее за плечо. Оба мужчины выжидательно смотрели на нее, ожидая реакции.
   - Как мило! - Выдавила она из себя, - Ты, значит, женишься на ливийке, а я стану твоей официальной, почетной подстилкой?- Ее голос звенел. Оба молодых человека, как и десяток прислушивающихся невольных участников событий, вздрогнули, так грубо и резко прозвучали ее слова.
   - По - по - п - почему п - п- под... - Он не смог произнести гадкого слова, - Ты будешь моей возлюбленной... - Его голос смущенно замер. В ее глазах стояли злые слезы, готовые вот - вот покатиться по щекам. - Ну, что ты? Я ведь люблю тебя...
   - Любишь? А я тебя - нет! - Она хлестнула его словами, изливая боль и обиду. - Я тебя презираю! Но ты не можешь понять, как же так, великого и могучего, всесильного фараона, не хочет какая-то завалящая жрица! Да быть такого не может! - Она откровенно издевалась над ним, а слезы текли, составляя поразительный контраст содержанию фраз. Кенна горько покачал головой. Все рухнуло! - Ты все решил! Все распланировал! Всю долбанную прекрасную жизнь, да? А ты меня спросил? Спросил? Нет! Я говорила тебе раньше, и скажу сейчас - я не хочу тебя! Понял? - Она встала, дрожа от гнева, - Читай по губам: "НЕ ХОЧУ!".
   Он потрясенно хлопал глазами, не в силах даже разозлиться, так он был удивлен. Белая стола мелькнула перед глазами, девушка рванулась прочь, начисто позабыв об умных верноподданнических мыслях. Телохранитель, пребывавший в меньшем потрясении, так как лучше брата знал женщин, поспешил вслед за ней.
   Фараон остался один. Он хмурился, пытаясь понять, что вызвало такую бурю? Поднял глаза и натолкнулся на смущенно-отводимые взгляды охраны и надсмотрщиков, даже рабы, без зазрения совести, глазели на него!
   - Ну, дела! - Только и смог сказать он, подавая знак охране.
   Подали колесницу.
   - До - омой!
   Он не стал дожидаться брата, потом поговорят. Сейчас ему нужно остаться одному....
  
  
   Кенна спешил, проталкиваясь через народ, толпящийся на рынке, стараясь не упустить из виду белую столу Нефрет. Она неслась, как сумасшедший верблюд, лишь чудом не сбив никого с ног и не попав под копыта или колеса.
   Что на нее нашло? Столько ярости, столько ненависти из-за отличного предложения! Хотя.... Если знать женщин Египта, то, пожалуй, поймешь, что такие "отличные" предложения нужно делать осторожнее.
   Кенна ловко увернулся от носильщика и его ноши, нырнул под руки очередного ретивого зазывалы, проскользнул мимо пары лотков, и.... обнаружил, что потерял ее...
   "Ну, что ты будешь делать! - Раздраженный, он впечатал кулак в ладонь (за неимением раздражающих физиономий вокруг). - Плохо, если девчонка пострадает! Очень - очень будет всем плохо, если он правильно понял сценку, что наблюдал сегодня на реке... М - да..."
   Слева раздались чуть более громкие и резкие крики, чем обычно, выделяясь из общего базарного гула. Парень протолкался в ту сторону. Так и есть! Жрица со всего размаху, ничего не видя от слез, налетела на Синухета (будь он неладен, старый извращенец!), свалив его в грязь. Ее тотчас же окружила его охрана (слава богам, немногочисленная. Кстати, с чего бы это? Может, мужик заболел?). Три копья упирались в ее грудь, еще двое поднимали, громко сыпящего впечатляющими и изощренными угрозами и проклятьями, военноначальника.
   Не разбираясь, разъяренная девушка взмахнула рукой. Добротное оружие вспыхнуло, сгорев, как свечи, что вызвало стон восторга и ужаса у толпы и полное недоумение у охраны, еле успевший побросать на землю остатки догорающих палок. Ошалевший Синухет, беззвучно, как священная рыба, раскрывая рот, махал рукой перед лицом жрицы, но извлечь звук из горла не мог. Глаза его, почти вылезшие из орбит, взирали на нее уже с долей интереса (Спасайся, кто может!).
   Если я немедленно не помогу девчонке, она, пожалуй, пожжет подданных в отместку за грехи их правителя!
   С усилием протолкнувшись, буквально вывалившись из толпы, парень обхватил руки, уже взмывшие в очередном магическом жесте.
   - Стоп! Стоп! Стоп! Синухет! - Улыбка, что он послал военноначальнику, была ослепительной. Хорошо, что сейчас фараоном Сехемхет. Он поднял брата в ранг официального советника. Теперь Кенна мог на равных общаться с любым человеком в стране, и с Имхотепом, И с Синухетом.... И со многими другими...
   А то быть бы сейчас неприятностям!
   - Как хорошо, что ты задержал Верховную жрицу на пару минут, - он еще раз сверкнул зубами (на всякий случай, вдруг поможет), прямо в выпученные глазищи вельможи. - Фараон, да будет он здрав, силен и могуч, просил ей кое-что передать, но она так спешила в храм, для беседы с Великими богами Запада (по поручению правителя, между прочим!), что ушла, не дожидаясь колесницы!
   Девушка дернулась в его руках.
   - Глубокоуважаемая госпожа, конечно же, позволит проводить ее, - Он отпустил ее, и Нефрет резко развернулась, глядя на него, - пожалуйста, госпожа Нефрет, владыка казнит меня, если с вами что-то случится! - Она непонимающе нахмурилась. - Вы же идете молить Великих богов Запада о снисхождении к Египту! - Искра понимания зародилась где-то в глубине зрачков, но все, на что хватило обессилевшей жрицы, был слабый молчаливый кивок.
   Толпа, что внимательно прислушивалась к разговору, забыв о шуме (даже зазывалы молчали), рухнула на колени. Как и положено базару, здесь уже все знали о произошедшем на реке чуде и мольбе государя.
   Благодаря значительно очистившимся горизонтам, Кенна смог разглядеть свою колесницу и дал знак "двигать сюда". Еще раз, кивнув, с трудом приходящему в себя, Синухету, парень буквально понес жрицу навстречу транспортному средству, что обещало помочь им смыться подальше от непередаваемых прелестей возможной заварушки.
   - А?... - Вопрос Нефрет был понятен ему даже без словесного содержания.
   - Все потом! Нужно удалиться подальше от военноначальника Египта, идет? - Она кивнула. Пройдясь по рукам - ногам, они заскочили в повозку и отбыли в неизвестном направлении...
  
  
   Девушка сидела в своей келье, рассматривая лежащее перед ней ожерелье. Удивительное, спору нет! Кенна сказал, что его сразу купили именно для нее...
   Кенна...
   Забавный он парень! Спас ее на площади. Спас от позора в лодке.... Правда она все равно, потом, еще раз опозорилась....
   Ох....
   Это она от беременности что ли, стала такой несдержанной? Да.... Наверное. Несдержанной и глупой! Творит, Сет знает что! Хорошо, хоть рядом есть такие люди, как Имхотеп, Кенна...
   Кенна...
   Милый парень. Сколько всего рассказал о Сехемхете...
   Только, чтобы она простила...
   Простила...
   Как он мог? Как мог предложить ей...
   Она вспыхнула и тут же угасла. Кенна прав. Фараону, да и любому египтянину (не только мужчине), не понять ее негодования. Сама не зная, зачем, но Нефрет сказала телохранителю о том, что она дочь Джосера. Он поверил ей сразу же и безоговорочно (еще и заявил, что и так знал об этом! Мол, она - вылитая он (то бишь, Кенна) в молодости!). После этого признания беседа стала дружеской, даже чуточку родственной.
   Но он отметил, что все равно не понимает ее реакции на более чем заманчивое предложение их царствующего братца. Не понимает...
   Еще бы! Большинство египтян и просто бы изумились: такая честь, а она дурью мается! Мало того, что нос воротит, так еще и гневается! Нахалка!
   Одинокая слезинка прочертила тоненькую влажную дорожку на нежной девичьей щеке. Что же ей делать? Кто ей поможет? Как же хочется к маме...
   Мама...
   Губы Нефрет предательски задрожали. Единственный огонек свечи заколебался, расплываясь в тумане. Девушка шмыгнула носом. Раз. Другой. Всхлипы стали чуть громче.
   Мама...
   Как же не хватает тебя...
   Твоих рук, света глаз, мягкого запаха волос, ласкового голоса, тепла и нежности...
   Как ты нужна мне сейчас...
   Нужна всегда! Всегда! Всегда!
   Слезы покатились градом. Она всхлипывала, обхватив себя руками, чуть покачиваясь и жалуясь на судьбу:
   - Мамочка! Я люблю тебя! Ты так мне нужна! Родненькая моя! Мне так без тебя плохо...
   Свеча мигала и качалась. В ее неясном свете, сквозь пелену слез, девушке виделся далекий образ давно ушедшей матери. Она была невыразимо прекрасна! ласковые глаза светились любовью и пониманием. На губах играла нежная улыбка. Ее аромат, ее голос наполнили комнату...
   Свеча мигнула и погасла...
   А Тира осталась...
  
  
   Моргая, утирая слезы (и прочую влагу), Нефрет смотрела на полупрозрачный образ, что шагнул к кровати и спокойно опустился на нее. А мать, оказывается, была очень молода.... Когда-то, когда...
   Совсем девчонка! Чуть-чуть старше самой Нефрет...
   - Мама? - Голос звучал неуверенно и робко. - Это ты?
   Никогда!
   Никогда, сколько бы она не молила богов, сколько бы не била поклонов до одурения и тошноты (даже вену перерезала и лила свою кровь на алтарь, лет в десять, наверное...), никогда боги не отзывались на ее мольбы!
   Девочка - сирота, чужая, маленькая, не такая, как все... Она не могла даже в минуты самого большого горя и самого черного отчаяния умолить богов о свидании с мамой.... Наверное, именно поэтому, Нефрет уже давно не мечтала и не молилась об этом чуде.... Это неожиданное, чудесное явление вызвало в ней больше удивления, чем каких-либо иных чувств.
   Почему сейчас?
   Что случилось?
   - Дитя... - Голос был странно эфемерным. Шел ниоткуда и отовсюду.
   - Да? - Призрак покачал головой.
   - Твое дитя! - Нефрет вздрогнула, невольно прикрывая руками живот и чуть отодвигаясь от прекрасно - прозрачного создания, - Ты должна оставить его.... Ему уготовано великое будущее!
   - Да? А я? как же я?
   - Ты? - Бровь удивленно изогнулась, - ты получишь то, о чем даже и не мечтаешь! Дай только срок! Думаю, ты будешь довольна!
   - Мама...
   - Да...
   - Ты хочешь, чтобы я родила этого ребенка? - Кивок в ответ, оставил легкий, чуть светящийся след в воздухе, - а Сехемхет? Он.... Мы будем вместе?
   Призрак поморщилась, отводя глаза.
   - Я не могу говорить больше того, что мне разрешили боги. Я здесь не по своей воле. - Она смущенно пожала плечами, понимая, что этой, правильной, в общем-то, формулировкой, обижает свою девочку. - Знаешь, я ведь так и не успела войти в силу. Так что ТАМ, мне доступно.... Очень мало...
   - Мало? - Голос жрицы звенел от удивленного негодования, - да как же так!
   - Нет! Ты не поняла. Я - сестра богов. И отношение ко мне - соответствующее. Но силы мои, - она развела руками, - не велики. Я могу лишь то, что могла при жизни. А это, увы, немного.
   Нефрет понимающе кивнула. Тира поднялась. Потянулась, желая обнять дочь, но отдернулась, словно обжегшись. Виновато улыбаясь, она неловко выпрямилась.
   - Извини, рыбка моя, у меня не хватит сил на удерживание контакта, если я коснусь тебя. Контакт с этим миром отнимает весь мой скопленный запас за эти годы. Прости, крошка.... Помни, ребенок должен родиться и жить! В нем - будущее Египта! - Тира двинулась к окну, незаметно для глаза переступая с пола на лунную дорожку.
   - Мама, - голос дочери заставил ее обернуться, - почему ты не приходила раньше? - Глаза умоляюще вглядывались в мерцающую, уже почти не видимую плоть, запоминая каждую черточку дорого лица.
   - Я .... не могла..... Прости, солнышко.... Я люблю тебя. - Она почти растворилась, исчезла в лунном свете, но последним рывком дотянулась до щеки дочери, мягко коснувшись ее дуновением розового аромата, отчего стала исчезать прямо на глазах, со скоростью сгорающей бумаги.
   - Я... всегда... с... тобой...
   - Мама! Я люблю тебя! - Крик прорезал пустоту. В комнате никого, кроме нее, не было. Лишь лунная дорожка, казалось, чуть колыхалась, да странный сладковатый цветочный запах еще парил в воздухе. Нефрет прошептала:
   - Я тебя очень сильно люблю, мамочка! Ты всегда в моем сердце! Знай это!
   И шепот ночи донес ответ, на грани чувств:
   - Знаю...
  

* * *

   Заметив, что За-Ашт и Нефрет удалились на террасу, Сехемхет не на шутку встревожился. Отношения с Нефрет и так не удавалось наладить никаким способом, девчонка уже всю душу ему вымотала, но все это будет неважно, если однажды, он снова сможет почувствовать ее губы, сами целующие его, если когда-нибудь она сама придет в его объятия. И все эти мечты могут с треском провалиться, если холодная и развратная "первая" красавица Египта посеет в неискушенный разум его возлюбленной свое злое семя гордыни и порока.
   Оглядевшись по сторонам и, решив, что на него никто не обращает внимание, фараон проскользнул вслед за женщинами и остановился в густой тени, что отбрасывала стена, увитая виноградными плетями.
   - Ты слишком молода, деточка! - За-Ашт покачала красивой головой,- Что ты в этом понимаешь? Тебя когда-нибудь хотел мужчина? Девочка, это истинная власть!- И она рассмеялась низким грудным смехом.
   - Да? Возможно, что ты и права, но разве эта самая власть, это ощущение их уязвимости, не заставляет тебя быть к ним добрее и бережнее? Так, истинно великий правитель, видя любовь и доверие своего народа, утраивает заботу о нем!
   - Заботу? Да ты глупа! Где ты видела правителя, что заботился бы о своих поданных? Возьми для примера, хотя бы мелкого начальника, хозяина дома. Разве он заботится о слугах или рабах? Как бы не так!
   - Ты не права! Все зависит от человека! Имхотеп заботится о своих людях, и я сама видела любовь и почитание в их глазах не маска, но истина!
   - Имхотеп! - За-Ашт почти выплюнула это имя, перед глазами возник образ могучего чати фараона, прекрасного в своей уверенности, мудрости и чувстве собственного достоинства. При этом таком вежливом и простом в обращении, что с ним не хотелось расставаться.
   Он был таким интересным собеседником, его хотелось слушать и слушать. Он был таким загадочным и влекущим, таким сильным и могущественным и таким недоступным, уверенно знающим - Что ему нужно и Что для него лишнее. Имхотеп был не только привлекателен и интересен, как человек, как жрец и чати, но и как мужчина, а главное - как маг!
   И вся эта сила и могущество, вся эта бездна обаяния и сексуальности, увы, не была брошена к ее, За-Ашт, ногам! Ни по первому ее зову, ни по старанию, ни даже соблазнению! Он не поддался ей. Он ускользнул из расставленных ею сетей, как песок утекает сквозь пальцы.
   При воспоминании об одной из самых болезненных и, если не считать Сехем-Кнета, самых обидных неудач, губы женщины побелели, так плотно она их сжала, а в глазах засверкала ненависть.
   - Имхотеп! Нашла, кого ставить в пример! Ты еще фараона вспомни! - Напротив Нефрет застыла львица, а не женщина. Зубы обнажены в звериной усмешке, короткие волосы встали дыбом, глаза сверкают, а пальцы хищно скрючены. Само имя Имхотепа преобразило первую красавицу Египта, ну просто в демона ненависти и гнева!
   Нефрет удивленно отшатнулась. Вот так - так! А первая красавица далеко не так прекрасна и совсем не умеет себя держать в руках! Сехемхет горько улыбнулся. Как хорошо, что он избежал ее гибельных чар, как жаль, что отец поддался им! Впрочем, не время рассуждать о прошлом, о странной ненависти к Имхотепу и удивительной несдержанности "королевы красоты". Если он не поторопится вмешаться, то его любимая может и пострадать от длинных когтей обезумевшей девы.
   - За-Ашт! - Он специально крикнул громко, как будто только шел сюда, а не стоял здесь уже давно.- За-Ашт! Ну, где же вы? Вы мне нужны... Вы прячетесь?
   Он остановился в нескольких шагах от них в рассеянном свете, исходящем из проема в стене.
   - О, прошу прощения, вы не одни? Я помешал любовному свиданью? - Он, как всегда подкалывал ее, пытаясь заставить саму покинуть поле боя, кипя от "праведного" на него негодования. И сейчас стоял, насмешливо гладя в изумленно гневные глаза, из которых еще не успела уйти ненависть.
   - Простите, я вижу, ваша встреча весьма м-м-м... Бурная! Кто сей счастливчик? Вы мне его покажете или он уже сбежал, едва заслышав голос своего правителя? За-Ашт, За-Ашт! Так, моя милая красавица вы никогда не подберете себе подходящую партию! А это право, грешно: первая красавица Египта и до сих пор не замужем! Вы так просто состаритесь одна!
   От этого высказывания и без того разгневанная красотка просто задохнулась.
   - Ох уж эти мне мужчины! - Это был единственный ответ, что она позволила себе и, гордо вскинув голову, поспешно удалилась, пока гнев не затопил разум, вернее то, что от него осталось, и она не успела оскорбить своего повелителя.
   За ее спиной из темноты выступила Нефрет.
   - Не удивительно, что она так ненавидит мужчин. Если все они ведут себя так, как вы - мой повелитель, ее чувства вполне обоснованны!
   - Но ведь я так веду себя далеко не со всеми, о, владеющая моим сердцем! С тобой я мягок и любезен, а получаю не менее резкий отпор, чем от нашей гордой красавицы!
   - Возможно, вы просто смеетесь надо мной?
   - Что заставило тебя прийти к такому мнению? Я никогда не был более серьезен, чем в те минуты, когда речь идет о нашей любви, Цветок Лотоса!
   - Возможно, но, сколько ни твержу я вам, что наша любовь не возможна и не угодна Богам, вас это не останавливает. Разве это не насмешка надо мной?
  
   ГЛАВА 8.
  
   Мемфис был во власти праздничных настроений. Люди приветствовали молодого фараона Гора-Сехем-Кнета, восхищаясь его красотой, силой и чувством превосходства и власти, исходящими от нового правителя.
   Как всегда народ надеялся, что смена правителя повлечет за собой облегчение жизни. Народ ждал перемен, верил, что в стране жить станет легче, налоги станут меньше, а жрецы и сборщики податей подобреют. Люди искренне верили, что новый правитель полностью отличается от своего отца. Он не только сильнее, умнее, красивее и надежнее, но и великодушнее! Он будет больше интересоваться нуждами простого люда и рабов! И народ ликовал, смакуя надежды.
   Колесница фараона двигалась по улицам города. Под ноги лошадям летели цветы. Народ ликовал, гул восторженной толпы сливался с ворчанием Кенна, маскируемым улыбкой "на публику". Он был недоволен тем, что правит колесницей, вместо того, чтобы прикрывать Сехемхета на коне. Опасался, что может быть совершено нападение - на границе опять не спокойно!
   Не успело тело Джосера остыть и высохнуть соль на его погребальных пеленах, а соседи уже готовы были урвать кусочек от богатого наследства. Кроме того, у Кенна был еще один повод для недовольства. Следом за их колесницей ехала ливийская принцесса Мерит-Ра чужеземка, да еще и жрица далекого храма пустыни, о котором мрачные слухи и жутковатые легенды, а Сехемхету хоть бы хны.
   Машет ручкой, улыбается, кивает и в ус себе не дует, что эта опасная ведьма едет рядом! Но главная причина его недовольства, в которой он никогда не сознался бы брату, была в том, что Кенну было обидно за Нефрет. Девушка нравилась ему, и, будучи в глубине души, романтиком, он считал, что эти двое созданы друг для друга и просто обязаны быть вместе!
   Праздничная процессия приближалась к дворцу, на сегодня был намечен пир по случаю приезда Мерит-Ра. Еще какое-то время не будет объявлено о помолвке, молодые должны присмотреться друг к другу. Сегодняшний пир - первый шаг на пути к сближению.
   Сквозь радостно-счастливую улыбку, в которой, тем не менее, была достаточная доля холодности и покровительства, Сехемхета выдавали глаза своим злым блеском. В прочем, до ближайшего человека из толпы было достаточно далеко, чтобы хоть кто-нибудь мог это разглядеть.
   Причины его плохого настроения были так обширны и многообразны, что их и не перечислить! Это странная интригующая принцесса; это противная делающая гадости За-Ашт; этот настырный Имхотеп; и упрямая не покорная Нефрет! Опять, опять она делает вид, что меж ними ничего нет! Ему хотелось схватить ее и трясти сильно-сильно, чтобы у нее заклацали зубы; быстро-быстро, чтобы у нее закружилась голова и долго-долго пока мозги не встанут на место.
   Увы! У него на руках была будущая жена, вельможи; разгневанные За-Ашт и ее папаша - маршал, грозящий чуть ли не восстанием; нудный Имхотеп, настаивающий на браке; страна, войска, надеющийся народ, нахальные соседи, и привередливый, надоедливый, самоуверенный брат - романтик! Где уж тут выкроить время на улаживание конфликтов с любимой женщиной!
  
  
   Народ ликовал! Она видела, чувствовала это! О, боги! Она уже любила эту страну, этот народ и этого мужчину! А наличие у него симпатично телохранителя только добавляло ему прелести в его глазах. Мерит-Ра облизнулась, при мысли о перспективах на будущее. О, она чувствовала, что мир у ее ног! Амира права! Мечты сбываются! После той упоительно-страшной ночи жертвоприношения, ночи, когда ее сестра ушла "звездой в корону богини", а в ней самой открылась сила, жрица чувствовала, что на нее снизошла милость богини.
   Сначала погибла старшая сестра, не пережив бурь любовных радостей, затем несчастный случай на охоте унес среднего брата. А месяц назад, в стычки на границе, был ранен старший брат и наследник трона. Она стремительно приближалась к своей цели, о которой мечта всегда - к власти!
   Причем, если в храме пустыни она занимала второе место, то в своей, пусть небольшой, стране, могла стать номером первым! И вдруг, как гром среди ясного неба, предложение брака из самого Египта! Она будет править этой страной! Боги улыбаются ей!
   Мерит-Ра еще раз окинула ликующий народ взглядом и замурлыкала от удовольствия, купаясь в лучах славы, обожания и любви!
  
  
   Челюсти сводило оскоминой. И чего же они так радуются? Идиоты! Слепцы! Глупцы! Кому они радуются? Этому кретину на троне? Этому идиоту, что не смог разглядеть своего счастья? Который отринул ее любовь и страсть! Болван! Гиена!
   За-Ашт заскрежетала зубами. За что, о, боги? Ведь заклятье приворота прошло так удачно! Она уже чувствовала корону Египта на своей голове!
   От бессилия и ненависти лицо первой красавицы исказилось. В ярости она принялась кусать льняной платочек. Ох, как она зла!
   А эта красоточка, ливийская дура, что она здесь делает? Какое она имеет право на трон? Пусть возвращается в свою дурацкую лилипутскую страну и гниет там! Уж что - что, а власть ей За-Ашт не отдаст!
   Она вспомнила, как ночью отец обещал ей, что поднимет вооруженное восстание, если на трон рискнут посадить иноземку. Она улыбалась им, трем вельможам заговорщикам и все же, не очень - то верила. О, как она зла!
   Вновь глянув на ливийскую принцессу, За-Ашт решила, что ей нужно отдохнуть, и она уже знала, кто умрет сегодня ночью ради ее удовольствия....
  

* * *

   Музыканты тихонько наигрывали, создавая фон, но, не мешая беседам гостей. Приглашенные, со вкусом ели и обильно пили. Вечер начался всего пару часов назад, поэтому приличия еще соблюдали все...
   На востоке зала стояли роскошные кресла, щедро изукрашенные резьбой и каменьями. В них восседали фараон Гор-Сехем-Кнет и Мерит-Ра, ливийская невеста владыки, в честь которой и был устроен этот пир.
   Девушка была красива: гордо посаженная голова, надменный взгляд черных глаз. Жемчужные серьги подчеркивали длину и изящность шеи, мягко покачиваясь от каждого движения и слегка касаясь обнаженных плеч. Изящные шея и плечи открыты для любования. Тонкая прозрачная ткань слегка драпирует соски и, перехваченная золотым поясом, украшенным ляпис-лазурью, уходит плавными расклешенными волнами вниз. Хрупкие руки увиты браслетами, а длинные пальца покрывает затейливый узор - как у всех жриц пустыни. Магия в пальцах!
   Высоко уложенные и забранные в затейливую прическу волосы, открывают ушки и позволяют любоваться нежными очертаниями подбородка и щек. Опахала неустанно разгоняют жаркий воздух, и легкая ткань платья движется и колышется вокруг тела, то, подчеркивая, то, скрывая его манящие изгибы...
   - Что-то скучно? - Голос фараона слегка раздражен.
   Там, возле окна, возлежит Нефрет. Как верховная жрица Анубиса, она стала посещать пиры. Сейчас возле девушки крутилась парочка юных вельмож и Кенна! Вот он наклонился, что-то шепча на ушко. Его рука, как бы в поисках опоры, коснулась бедра...
   Негодница даже не заметила этого, нежно звеня смехом. Подлец! Скулы каменеют. От гнева?...
   От зависти?...
   - Не правда ли? Как скучно! Давайте развлечем сердца!
   Гости умолкают, оставляя разговоры, поворачиваются к фараону. Сейчас что-то будет!
   - А не полюбоваться ли нам на изящество египетских женщин? Не порадовать ли глаза танцем?
   Неподалеку, зардевшаяся За-Ашт, предвкушая удовольствие от танца и того, что все внимание будет уделено ей одной. Предвкушая, как будет купаться в их внимании и обожании, она с томной улыбкой, приняла скучающую позу. "Сехемхету придется поуговаривать меня!" - С наслаждением подумала она.
   - Я знаю, что среди нас есть жрицы. Жрица Анубиса! Нефрет! Порадуй нас танцем!
   Гости замерли. В воздухе запахло скандалом. Глаза всех присутствующих метались от удивленной, мгновенно свирепеющей За-Ашт к не менее изумленной, испуганной Нефрет.
   - Иди, - тихонько подтолкнул ее Кенна.
   - Не могу! - Также тихо ответила девушка, не в силах даже покачать головой.
   - Не бойся, ты их сделаешь! - Кенна, чуть ли не силой, поставил ее на ноги, подтолкнув к центру залы.
   На негнущихся ногах, Нефрет двинулась вперед, мимо шипящей, разъяренной За-Ашт, рука которой уже вцепилась в кинжал. Рядом возник Имхотеп. Он двинулся от Синухета, с которым обсуждал проблемы на границах, на свое место. Проходя возле Нефрет, чати осторожно послал ей капельку уверенности и шепнул:
   - Не трусь, малышка! Ты - лучше всех!
   Нежные звуки наполнили помещение. Возбужденный шепоток стих. насмешливо улыбаясь, ожидая с минуты на минуту отказа или еще какого-нибудь промаха с ее стороны, Сехемхет откинулся на спинку кресла, глотнув из бокала прохладного вина. Он уже предвкушал, как именно он накажет жрицу за ослушание.
   "Впрочем, - он облизнул губы, - об этом не обязательно кому-нибудь знать"!
   Приподняв брови в надменном удивлении, Мерит-Ра следила, как под тихую мелодию плавно двинулась жрица по кругу. Усмехнувшись с оттенком превосходства, она перевела взгляд на будущего супруга. Его насмешливая улыбка согрела ей сердце. Ливийская красавица приготовилась посмеяться...
  
  
   Нефрет замерла в центре зала. Глубоко вздохнув, дабы успокоить сердце, она закрыла глаза и вслушалась в музыку, в себя, в мир....
   Мир пел о любви, о нежности и радости; о счастье, которого достоин каждый человек. Медленно, нежно, плавно, не открывая глаз, жрица двинулась по кругу, молясь богам: о счастье для людей, о здоровье для друзей. Благодарила их за то, что они рядом.
   Она воздавала хвалу бессмертным за доброго, смешливого, за грубостью скрывающего романтическую натуру Кенну, за мудрого, сильного, терпеливого Имхотепа, всегда готового придти на помощь...
   Нефрет встала на цыпочки. Помещения вокруг не существовало! Она скользила по священному озеру, среди цветущих лотосов.
   Гости замерли, принюхиваясь, аромат священных белых лотосов плыл по комнате. Жрица, от которой все ждали провала, двигалась не хуже За-Ашт!
   Изящная фигурка, подняв руки, покачивалась, подражая кронам деревьев и раскрывалась навстречу солнцу вместе с цветами. По залу гулял легкий ветерок, разгоняя пивные и винные пары, освежая головы, наполняя все упоительным ароматом.
   Некоторые из присутствующих, не в силах вымолвить ни слова, терли глаза, не веря в то, что это возможно. Однако все видели, как под ногами девушки заклубилась дымка, медленно расползаясь по полу. Там, где она светлела и впрямь стала видна вода, заросшая цветами...
   Вот показались дикие утки, штук пять-шесть. Разгоняясь, они взлетели. Рядом с ними парила Нефрет. Кто-то ахнул.
   Музыканты давно оставили инструменты, являясь сейчас только зрителями. Никто не заметил, что звуки музыки и удивительно-прекрасное пение, что услаждали слух гостей, льются вместе с дымкой из вне...
   Это пела душа танцовщицы. В песне и танце восхваляла жрица жизнь, благодаря за нее и за все ее радости!
   Благодаря мир за счастье - ЖИТЬ!
  
  
   Глаза Имхотепа лучились счастьем. Ай, хороша! До чего ж сильна! Одним воображением, без камней - источников, без подготовки, создала удивительно богатую и полную иллюзию.
   Он не был уверен, что сам смог бы вот так, без минуты на размышление, без подготовки на местности, подивить собравшихся столь полной картинкой: и цвет, и запах, и ветер, и прохлада, да еще и музыка с пением! Он был доволен и горд!
   Его ученица обещала превзойти учителя по всем статьям. Как же ее не любить? Он любовался на изгибы тела, на плавность, текучесть движений, чувствуя, что любовь накрывает его с головой.
   Всем телом, всем сердцем, всей душой он тянулся к ней, и тут, почувствовал нечто необычное: четверо разных, но совсем не доброжелательных взглядов ощупывали девушку. Кто-то, не погрузившийся в эйфорию иллюзии, следил за каждым ее шагом.
   Украдкой, чародей осмотрелся.
  
  
   Зубы За-Ашт скрипели от злости, пальцы побелели, вцепившись в рукоять кинжала. Красавицу душил гнев. И ненависть!
   Подлец! Скотина! Дрянь царская! Да, что он о себе возомнил? Я уничтожу его! Пусть я положу за это жизнь, но он заплатит! Кровью заплатит мне за это унижение!
   Ее била крупная дрожь. Глаза метали молнии. Устремив взор в никуда, она решила до поры, до времени, не предупреждать фараона о своей ненависти, но ненавидеть перестать не могла. Эмоции просто душили ее.
   Он не бог! Он смертен! Я отмщу! О, как я отомщу! Он получит за все: за высокомерие, за грубость, за отказ жениться на мне, за то, что отверг мои ласки...
   И за эту гадину, ливийку, что он притащил с намерением посадить на трон. На мой трон! Этот трон должен принадлежать мне по праву! Ради него я спала с Джосером! И что? Все рухнуло!
   Возбужденные глаза переметнулись на, плывущую в танце, Нефрет. Губы презрительно искривились, демонстрируя настроение хозяйки.
   Кого хочет обмануть эта девчонка? Кто она, по ее мнению? У, змея! А притворялась добрым маленьким воробышком, гадина! Гиена! Тварь ползучая! Ишь извивается, бедрами призывно покачивает, рученьки вверх тянет так, что стола на груди натягивается! А грудь-то, грудь-то...
   Пожалуй, очень даже ничего, грудь-то! - За-Ашт сглотнула слюну, что заполнила рот и совсем другими глазами посмотрела на жрицу. Такую гибкость и пластику, такой невозмутимо-невинный эротизм, она видела у Илит, ламии дня. Как всегда, при воспоминании о ламиях, по телу пробежала волна желания, а в секретном местечке меж бедер повлажнело, заюлило и зачесалось.
   Теперь красавица смотрела на танец совсем другими глазами. Она не отрывалась, пока не почувствовала на себе пристальный взгляд. Имхотеп?! За-Ашт призывно улыбнулась, нарочито медленно облизнув нижнюю губу, положила в ротик виноградину и раскусила ее, забрызгав пальцы.
   Не отрывая глаз от очей чародея, красавица, слегка посасывая, облизала пальцы и, как бы невзначай, скользнула ими по высокой груди, сжав возбужденный сосок.
   Имхотеп фыркнул и отвернулся. Довольная За-Ашт заурчала, переводя взгляд на царских особ. Первое, что бросалось в глаза: оба сидели, буквально вцепившись в подлокотники кресел, напряженно следя за танцем. На лице фараона напряженно боролись гнев и желание. На лице принцессы застыло хищное изумление...
   Откинувшись на спину, чтобы пошутить о странном виде будущей четы, она наткнулась на отца. Он тоже пожирал глазами танцовщицу, незаметно для всех, потирая причинное место. Все его пошло-развратные мысли были без труда читаемы по лицу.
   За-Ашт с отвращение фыркнула, она знала о мерзких наклонностях Синухета. Перевела взгляд на Нефрет.
   Ну, уж нет, мальчики! Вам она не достанется! Пожалуй, я возьму ее себе! А что? Убью не двух, а сразу целую пачку зайцев:
   - Во-первых, насолю фараону! Ишь, как смотрит! Да он, похоже, сходит с ума при мысли о том, сколько взглядов ее сейчас раздевают, сколько мужей мысленно делают с ней это.... В самых разных позах!
   - Во-вторых, накажу Имхотепа. Ишь, как зыркает на всех, следит, кто может обидеть его дорогую, его сладкую и, судя по демонстрации силы, очень способную ученицу.
   - В-третьих, обломаю удовольствие отцу. Хорошая месть за то, что он сотворил с моим Зу-Зу. Он порадовался, а малыш, так тщательно, так долго обучаемый мной для удовольствия, теперь способен только слюни пускать, да еще и неизвестно, когда заживет его тело!
   - А главное, я получу большое, всеобъемлющее удовольствие и потешу и тело, и гордыню!
  
  
   "Что это?" - Кровь билась толчками в виски, горло перехватило. Не было слюны, она не могла сглотнуть. Можно было бы выпить вина, но непреодолимая сила притягивает ее взгляд к девушке.
   Кто она? Почему, о, боги, почему ей кажется, что она видит перед собой Повелительницу Бурь, верховную жрицу Амиру Изифу Зауру, что учила ее? А эта иллюзия? Неужели ее сотворила эта девочка? Как там сказал фараон - жрица Анубиса? Имени не запомнила....
   Но какой выброс энергии! Как натурально! Я чувствую ветерок, я вижу все, о чем она думает.... Вот это сила! Как случилось, что такой сильный маг живет в Египте, а мы ни о чем не знаем? Я была уверена, что кроме Имхотепа и, может быть, Сехемхета, здесь мне нет равных, и что же...
   Невозможно! Она передает зрителям ощущение полета, показывает вид земли сверху... Облака! Она молится! Она умеет управлять своей силой! Знает об искусстве танца! О, боги! Кто эта девочка? Я должна это знать!
   Мерит-Ра перевела взгляд на резко поднявшегося жениха. Не глядя на нее, он удалился, не сказав ни слова. Слабым движением руки, она дала знак виночерпию. И, когда он подал ей полный кубок, жадно выпила все, до капельки. Не чувствуя ни вкуса, ни аромата дорогого вина...
   В горле першило, голова кружилась. Вино и разлитая в воздухе сила опьяняли...
   Глядя на замирающий клин вдали, она вместе со всеми резко опустилась на землю, чувствуя, как от скорости мнимого падения, захватило дух и замерло сердце. Не долго думая, Мерит-Ра зачерпнула немного силы и удвоила свое удовольствие, чувствуя, как начинает уплывать мир...
  
  
   Так, девочка! И что же сделает моя Эхереш? Откажешься? Но я только этого и жду! Откажись, сладкая моя, пойди у всех на глазах наперекор воле своего повелителя! Давай! И я заполучу тебя! Закую в кандалы!
   Я необдуманно возвысил тебя и теперь вынужден играть по правилам. Но если ты воспротивишься мне.... Дай мне повод...
   Я затащу тебя в спальню, выставлю у дверей стражу, и буду любить тебя столько, сколько светят звезды! А потом, когда ты устанешь от наслаждения, устанешь сопротивляться моей любви и страсти, я сниму с тебя цепи и зацелую каждый дюйм твоей нежной ароматной кожи. Губами и руками я доведу тебя до исступления, до слез!
   И вот тогда, ты попросишь меня! И я буду более добр, нежели ты! Я не стану отказывать тебе! Я возьму тебя и буду любить, слушая твои жадные, сладкие стоны! Откажи мне, любимая! Не стесняйся!
   Он смотрел на нее горящими глазами, решив, что в страже у дверей поставит Кенну, чтобы тот понял раз и навсегда - чья это женщина! Нефрет закрыла глаза и двинулась в танце. Сехемхет насмешливо улыбнулся.
   Брось! Не дури! Такой ерундой тебе не избежать моей любви, я придумал отличный план. И он осуществится! Ты хочешь танцевать? Отлично, не сомневаюсь, что ты хорошо умеешь, это делать, о нектар моего сердца, но как только ты споткнешься, а ты споткнешься, раз уж танцуешь, не открывая глаз, я тут же выражу свое возмущение и.... Гоп - ля! Мы вновь вернулись к оковам любви...
   Девушка двигалась, изгибалась. Он вдыхал аромат лотосов, пьянея без вина, смотрел на ее танец и не видел. Перед его глазами стояли воспоминания. Это под ним она изгибалась, ему на шею закидывала тонкие руки! Эти бедра, что так плавно покачиваются...
   Он чувствовал, как они сжимают его, чувствовал вкус ее губ, ее груди, ее тела...
   Сехемхет вздрогнул. Он сам загнал себя в эту ловушку. Тело пульсировало от желания, кровь тяжело билась в виски. Как душно! Он встал. Не могу больше!
   Не будет! Ничего не будет! Легко и изящно, сводя с ума своим телом, она опять ушла от меня! Переступила через капкан, даже не заметив его.... Разрушила все планы и надежды.... Не оставив при этом даже ненависти, даже злости!
   Чертова девка! Как же так? О, боги! Почему она не хочет меня? Ведь она же любила меня тогда... Я знаю! Я помню, любила!
   Я помню...
   Любила?!...
   Фараон стоял на балконе, вглядываясь в черно-синее небо. Звезды ярко сияли, не принося света на землю. Они манили и дразнили и ничего не давали. Совсем, как она....
   Совсем, как она!
  
  
   Танец окончился внезапным резким спуском на землю. У всех перехватило дыхание. Мираж рассеялся. Вставая, гости бурно аплодировали, благодаря красавицу за удивительное наслаждение.
   Раскрасневшаяся, похорошевшая от похвал, радостно возбужденная от удачи, счастливая от того, что смогла выполнить задуманное, что хватило сил, Нефрет склонила голову, благодаря за комплименты и выпорхнула на балкон.
   Глаза, долгое время закрытые, отдыхали в полутьме, освещенной лишь звездами, да отблеском факела, что был укреплен внутри, неподалеку от окна. Нефрет с наслаждением вдыхала прохладный ночной воздух, чувствуя, что счастлива.
   Она так боялась, так стеснялась! А, благодаря силе и той капельке уверенности, что послал в нее Имхотеп, неприятность обернулась триумфом. Чувствовала она себя великолепно! безмерно, бездумно счастливой! Это счастье поднимало ее, позволяя парить.... Это окрыляло...
   Зашуршала плотная ткань занавеса, выпуская на мгновение из зала: шум, свет и запахи пира: еды, разгоряченных тел и ароматы курящихся благовоний и трав. Кто-то вышел вслед за ней. Девушка обернулась, ожидая увидеть Кенну или Имхотепа. Увы!
   Счастье внутри замерло. Перед ней, улыбаясь, стояла За-Ашт. Жрица сразу же вспомнила, что именно За-Ашт была первой танцовщицей при дворе, вспомнила ее злые глаза и шипение, и руку на рукояти кинжала, когда она проходила в середину залы....
   - Так, так! Браво, браво, моя дорогая! Не знала, что среди нас прячется такой талант. - В ее голосе не было злости, он был лишь чуточку приправлен сарказмом. - Великолепно, моя дорогая Нефрет! Все потрясены! Возбуждены! Очарованы - ее голос стал тише и мягче, наполнился возбуждающей хрипотцой, ее слова ласкали...
   - Ты была так красива! - За-Ашт сделала шаг, продвигаясь ближе к девушке,- так обворожительна! - Еще шаг, - так прекрасна! Если бы ты видела себя со стороны! Твои волосы, глаза, губы,- последний шаг, женщина заглянула в глаза Нефрет и прошептала, - все в тебе было эротично! Возбуждало.... Сводило с ума....
   Нефрет замерла, не понимая, что происходит. ей были и приятны и, одновременно, неприятны похвалы первой красавицы. как будто... Как будто.. ее озарило! Как будто ее хвалит мужчина! За-Ашт скользнула теплыми ладонями по рукам Нефрет, вызвав странную дрожь.
   Так вот чего она хочет! Девушка напряглась, чувствуя дыхание танцовщицы на своей щеке, хотела оттолкнуть ее и не стала...
   В последний момент, уже подняв руки, она увидела во тьме фигуру. Корона на голове выдала стоящего. Фараон! Глаза его яростно сверкали. Руки Нефрет, поднявшиеся оттолкнуть, коснулись кожи женщины, легли на плечи.
   За-Ашт поможет ей! Пусть Сехемхет считает ее развратницей, извращенкой.... Тогда ему придется забыть о ней! Забыть их любовь...
   Отбросив все мысли, она шагнула в объятия красотки, позволяя обнять, ласкать свое тело....Заставляя себя не дрожать от омерзения, она прижалась грудью к высокой груди возбужденной девицы и чуть приподняла голову, позволяя высокой За-Ашт наконец-то найти губами ее губы.
   Сехемхет тихо и грозно зарычал. Не отрывая полуприкрытых глаз от его напряженной фигуры, Нефрет обняла За-Ашт, зарывшись одной рукой в короткие волосы, а другой заскользила по округлости ягодиц.
   Девица застонала и просунула язык ей в рот, яростно целуя, посасывая ее губы, а руками страстно мяла ее попку. В темноте Нефрет услышала скрежет зубов, и увидела его удаляющуюся фигуру.
   Не в силах сдержать той боли, что чувствовала, разрушая его любовь, ощущая боль, что ему причинила, она застонала от горя, понимая, что теперь-то уж точно потеряла его навсегда...
  
  
   Разъяренный Сехемхет влетел в зал. Ему вслед донесся тихий полувсхлип - полустон, наполнив душу гневом и горечью. Обернуться, и увидеть слезы, что текли по щекам Нефрет, он не пожелал....
  
  
   "Она замечательно танцует! Не ожидал! И Имхотеп был прав, у нее действительно большая сила! Надо же.... И ветер, и запах...
   А как удивительно в небе! Жаль, что Сехемхет уже успел влюбиться в нее. Я бы и сам не прочь..."
   Кенна с удивлением проследил за, пронесшимся сквозь праздничный зал, Сехемхетом. Не скрывая гнева, фараон упал в свое кресло и потребовал вина. Осушил залпом два кубка подряд, как будто не мог напиться, и принялся за третий.
   Телохранитель покрутил головой, вспомнил, что на балкон, после танца, удалилась Нефрет, и все стало ясно. Если учесть, что брат выбежал оттуда в таком гневе - девушка сейчас вся в слезах. Решив, что напиться с братом, он всегда успеет, мужчина отправился на балкон.
   Первое, что бросилось в глаза - За-Ашт, обнимающая, сопротивляющуюся Нефрет, с опытом и сноровкой заправского солдафона - насильника.
   - Ай - Ай! За-Ашт! Развлекаешься, моя куколка? - Кенна ухмыльнулся, в голове мгновенно возник план, как заставить, распаленную не на шутку, красавицу, саму покинуть поле боя. А то она, чего доброго, устроит здесь групповое изнасилование! И что толку, что он-то, как раз и не против? Если жрицу уже явно бьет истерика!
   - Я смотрю, ты опять завелась? Подожди! Подожди, моя сладкая! Я позову парочку ребят из охраны. Боюсь, в этот раз, я могу уже и не уйти живым из объятий твоей страсти! Ты такая горячая штучка! - За-Ашт замерла, позволив Нефрет вырваться и отскочить в сторону, не веря, что вечно добродушный Кенна может говорить ТАКОЕ, при посторонних.
   А он продолжал, заставляя ее краснеть, то ли от гнева, то ли от смущения, - Ты так классно делаешь это.... И какая великолепная мысль: заняться любовью на балконе! Это так возбуждает! Особенно тот факт, что сюда войдет еще пара - тройка человек... Можно будет устроить грандиозную траха...
   Он не успел договорить. Зашипев, как разъяренная кошка, За-Ашт подскочила к нему и со всего размаху звезданула по лицу, обрывая полет фантазии. Фыркнув, сквозь зубы: "Мразь!", она удалилась с балкона со скоростью кометы.
   - М - да! - Кенна слизнул кровь с губ, - и, правда, жаркая штучка!
   Забившаяся в уголок, Нефрет, затравленно следила за его приближением. Он присел перед ней на корточки. Глаза встретились с глазами. Ее лицо действительно было мокрым от слез! Он опустился на колени, пытаясь мягко улыбнуться разбитыми губами, как улыбался Эрине, младшей сестренке, когда она плакала.
   - Ну, что, котенок? Львица покинула поле боя, и тебе не страшна! - Она тихонько всхлипнула. Слеза, сверкнув, обрисовала нежную дугу щеки, скатилась к подбородку, затерявшись меж сжатыми кулачками. - Он успокоится! Вот, увидишь! - Кенна улыбнулся. - Он просто горячий парень! Сейчас напьется, а завтра, проспится и попросит прощения! Вот увидишь! Ну, что ты? Девочка, не плачь...
   Она как-то неловко скользнула к нему, хлюпнув носом, спряталась в кольце его больших надежных рук и горько заплакала, захлебываясь рыданиями... Кенна растерялся.
   "Что еще натворил этот придурок?" Он встал, держа ее на руках, словно маленькую девочку, дошел до скамьи и сел, прижимая к груди и нежно гладя по голове, позволяя выплакаться. Чувствовал, как хрупкие руки судорожно цепляются за его, уже мокрую от слез, одежду.
   "Девочка, девочка! Не того ты парня полюбила! А теперь, увы! Я ничего не могу сделать для тебя.... Разве что поддержать.... Не могу же я отбирать любимую женщину у единственного брата! Даже, если этот брат - болван и не стоит ни единой твоей слезы!"
   Рыдания становились тише. Тело перестало трястись и лишь мелко вздрагивало.
   Звезды ровно светили. Не давая тепла, но даря надежду...
  
  
   Все плыло. Сколько же он выпил? О, Боги! После той отвратительной сцены в саду, он вернулся и пил, пил, пил. Он хотел забыться, а Кенна составил ему компанию. Сехемхет икнул и дернул рукой, намереваясь почесать бок.
   В ответ раздалось ругательство. Его рука угодила в живот друга, что тащил его на себе, отказавшись от помощи остальной охраны и рабов. Он хотел извиниться.... И забыл, увлекшись воспоминанием.
   Его девочка, цветок его души, его хрупкая серна и эта мерзкая развратница! Он не хотел в это верить, не мог, не понимал. Но он это видел! Видел сам! А, сто пьяных верблюдов, что происходит?
   - Да знаю я, знаю. Заткнись, а? Ты меня просто уже достал этим. Поговорим об этом завтра...
   - Но она... Она целовала ее! Схватила За-Ашт за .... Ты не поверишь! Она трогала ее задницу!
   - Да чтоб тебя! Заткнись! У За-Ашт отличная задница и прекрати орать на весь дворец! Поговорим об этом завтра. А сейчас не дергайся, мы уже почти пришли.
  
  
   - Кенна, ты пить хочешь?
   - Нет.
   - А я - да!
   - Постой, сейчас вызову кого-нибудь. Где в этом дурацком коридоре звонок?
   - Кенна, дай мне свою фляжку...
   - Нет, Сехемхет, там бражка. Ребята утром подшутили, мол, у начальства у самого во фляжке не вода, а бражка! А еще чего - то от нас хочет!
   - Я пить хочу! Дай фляжку!
   - Не вредничай, от бражки тебя так развезет, что хоть богов выноси! Ты ведь начал с вина, напился пивом, если тебе еще и бражки.... Жди неприятностей!
   - А я петь буду,- коварно проворчал Сехемхет.
   - Это подло!
   - Пускай, зато плохо будет не только мне!
   - Нет.
   Бездарно фальшивя, на редкость тонким и противным фальцетном, фараон затянул одну из пошлых портовых песенок.
   - Задери юбку, задери, красавица, я проплавал сорок суток, а ты мне очень нравишься...
   - На - на! Только заткнись! Слушай, - он посмотрел, как друг жадно пьет и почувствовал сухость во рту, - почему, скажи на милость у тебя во время пения такой высокий писк?
   - Это .....ик...я...над тобой.... ик....издевался!
   - Гад! Отдай фляжку, - решив, что если что, он успеет вызвать стражу в спальне, они-то его, и дотянут до постели, Кенна сделал парочку глотков. А потом еще парочку.... Подхватил друга и пошел. До спальни оставалось шагов пятьдесят...
  
  
   Мысленно махнув рукой на злого и тупого брата, правитель горько вздохнул и опустил голову. Желая устроиться поудобнее, он со всего размаха врезался подбородком в затылок Кенна, аж искры пошли.... общие....
   Кенна захрипел, замер, опираясь на стену одной рукой и ругаясь, хуже любого надсмотрщика над рабами.
   - Ослиная задница! Ты что вытворяешь? - В темноте плыли круги, - хвост шакала! Чтоб тебя гиены порвали! Чтоб тобой зухос пообедал! Ты меня убить хочешь? Я тебе помогаю, а ты драться? - Разозленный Кенна сбросил Сехемхета на пол.
   - Ты....ты куда? - Язык заплетался.
   - Куда? - Кенна приложился к фляжке, допивая оставшееся, - ухожу к чертям собачьим! Чтоб меня....Я тебе друг и брат! - Коридор странно качнулся, Кенна потрясенно уставился на небывалую иллюзию: стены двигались, изменили форму, а иногда и цвет. - Я тебе..... помогал, а ты......дерешься! - Он с трудом ловил мысль за хвост, слова теряли смысл, - Дерешься....Кто ......ты после...... этого?
   - Шакал? - с надеждой спросил Сехемхет.
   - Хуже, ты...
   - Гиена?
   - Не - а...Ты...
   - Кусок гнилого мяса?....
   - Да нет, - Кенна наклонился, дохнув на фараона смесью перегара с луком, - ты....Это....Ты...
   - Кто? - Сехемхет заглядывал в качающееся лицо друга, чувствуя, что его начинает мутить, но ответ очень важен!? - Кто?
   - Кто? - Кенна непонимающе уставился на него.
   - Кто я?
   - Кто ты? - Телохранитель замер на секунду, внимательно глядя на брата, - Кто ты?..... Кто я?
   Потрясенные, они уставились в пол.
  
  
   - Ш - ш - ш!
   - Сам - ш - ш - ш!
   Звук удара. Что-то падает. Громкие ругательства. Еще грохот...
   - Ш - ш - ш! Ты чего шумишь? Во - о - бще что ли? Это?
   - Чего это?
   - Об - обнаглел совсем?
   - Кто - я?
   - Ага!
   - Не - а! Я это...
   - Чего?
   - Я писить хочу!
   - А....Это проблема.
   - Да? - Голос разочарованно затихает.
   - Слушай!
   - А?
   - А если прям с балкона?
   - Нет...
   - Почему?
   - А вдруг, духи ночи его у меня оторвут и унесут?
   - Да - а - а...Страшная смерть!
   - Нет, болван. Страшная жисть!
   - У кого?
   - А я знаю?
   - А, тварь!
   - Где?
   - Да кровать тут...
   - Кровать - это хорошо!
   - Ну, так ложись!
   - Нет...
   - Чего так?
   - Я писить хочу!!!
   - Я тоже...
   - И чего делать?
   - Пошли вместе... с балкона!
   - А как же духи?
   - А мы крест - накрест, они и запутаются!
   Хитрый смешок.
   - Ну, ты голова!
  
  
   - Слышь?
   - Чего?
   - Тут кто-то есть...
   - С чего ты взял?
   - Так нога ж!
   - Может, моя?
   - Так больно?
   - Нет...
   - Значит не твоя!
   - А чья?
   - Я че, знаю?
   - Ну, так щупай дальше.
   - Сам щупай!
   - Чего так?
   - Там зубы!
   - Нога...., и сразу....зубы....О, хрень!
   - Во-во!
   - И чего она делает в моей кровати?
   - Не знаю.
   - Так...
   - Слышь?
   - Ну!
   - Теперь ты щупай!
   - Щупай! А вдруг она того?
   - Не боись! Зубы с моей стороны!
   - Ух...хр... а...
   - Чего?
   - Тут эта...
   - Че - эта?
   - Попа!
   - Ого! А чья?
   - Я думаю, этого...ногозуба!
   - Да.... Слышь?
   - Чего?
   - Я, чегой-то тут подумал..., хочу это...ну...
   - Так ведь и я не против! А с кем?
   - Э - э - э.... Ну...вот...
   - С ногозубой? Ты, всерьез?
   - Ну, попа же есть! Может и остальное...
   - Слышь? А вдруг это самец - ногозуб? И это - самечья попа?
   - Самечья?
   - Самачья! Тьфу, самцовая!
   - А ты потрогай!
   - Где?
   - Где, где! Где попа, там обычно и ....
   - Чтоб я у самца трогал? Ни в жизнь!
   - Ну, ты и гад! Хочется же!
   - Сам ты гад! Змей писюкатый! Ты и трогай!
   - Думаешь, слабо?
   Тихий женский стон. В темноте тело переворачивается на спину. В замахе одна из рук попадает кому-то в глаз.
   - А, едить твою!
   - Чего?
   - Чего - чего? Самец дерется!
   - Не - а...
   - Чего не - а?
   - Самочка!
   - С чего взял?
   - А вот, потрогай...
   - Ух, ты, девица!
   - Ага. И чуешь? Самый смак!
   Тихий полусонный голос призывно шепчет:
   - Милый, иди ко мне...
   - Оля-ля!
   - Я мигом!
   Ночь наполняется стонами и вскриками....
  
  
   Темнота сладко и жарко дышит.
   Стон.
   Наслаждение разлито в воздухе.
   Движутся тела. Руки ласкают руки, губы впиваются в губы.... Плоть погружается в плоть....
   Стон.
   Страсть бьется, пульсирует в венах. Звучит в ушах древний ритм...
   Смех...
   Вскрик...
   - Еще! Еще!
   Стон.
   Вздох.
   Тело сливается с телом...
   Сердце бьется безумной птицей, и неясно кто и кого ласкает.
   Стон.
   Вздох.
   Вскрик...
   Сливаются тела...
   Не спрашивая...
   Не отвечая...
   Три человека возлагают жертву на алтарь богини страсти...
   И смеется Иштар...
  
  
   Утро наступило вместе с головной болью и противной сухостью во рту. Жить не хотелось. Даже лежа, она чувствовала, как все кружится, а к горлу подкатывает легкая тошнота.
   Зухос всех задери!
   С трудом она открыла глаза. Всю ночь ей снились эротические кошмары о...
   Мысли замерли. И было от чего впасть в шок! О - ля - ля, девочка! Похоже, твои "кошмары", не сон, а реальность!
   Мерит-Ра замерла на постели меж двумя похрапывающими телами. Медленно, и с трудом, но к ней возвращалось дыхание. А вместе с ним и способность думать. Ей нужно убраться отсюда к себе, в соседнюю спальню, пока никто не нашел ее здесь, в обнимку с двумя обнаженными самцами, из которых - лишь один! - Ее будущий супруг!
   От каждого движения, в голове пульсировала боль и перед глазами темнело. Но, хочешь жить, умей вертеться! Нравиться - не нравиться, а убираться отсюда надо быстро и тихо. Закусив губу, чтобы не стонать, принцесса змеей выскользнула из постели, замерев лишь на мгновение, когда переносила свой вес с одной ноги на другую, перелезая через телохранителя.
   По подбородку потекла горячая струйка.
   Гадство!
   Губу прокусила! Добежать до двери, соединяющей их спальни - мгновение. Удар сердца - и она у себя. Осторожно проскользнуть мимо спящей служанки. Нырнуть в постель. Бр - р - р! Холодно! Укутаться...
   Здорово! Голова перестает пульсировать болью... Девушка стирает кровь с подбородка, устраиваясь поудобнее. Что ж, все хорошо, что хорошо кончается! Уже засыпая (утро-то раннее, как никак!), она подумала, что прошедшая ночь раньше бы ей, безусловно, понравилась, и она не ушла бы от двух ТАКИХ мужчин просто так.... Это сейчас она такая...
   Сон сомкнул веки, сбивая, изгоняя мысли.
  
  
   Он проснулся неожиданно. Что-то обожгло его руку.
   Где он? Ах, да! Спальня Сехемхета. Рядом кто-то, тихонько сопя, пытается перелезть через его тело. Кенна осторожно приоткрыл глаза, из-под ресниц следя за ливийской принцессой, быстро исчезнувшей за дверью в свою опочивальню.
   От удивления он сел. Мерит-Ра?
   Стоп.
   Мысли и чувства лавиной хлынули вниз. Они были ночью... с принцессой?
   Сет меня забери!
   Что же теперь будет? Она же вчера выпила! Да и они.... Ничего необычного, конечно. Все мы, люди.... Но принцесса...
   Что-то щекотало плечо. Скосив глаза, он пальцем, уже у самого локтя, поймал капельку крови. Лизнул. Соленая. Кенна стер след ее путешествия вниз с руки, задумчиво глядя в никуда. Перед глазами стоял образ гордой красавицы. Сердце екнуло и замерло.
   Тряхнув головой, мужчина лег и закрыл глаза. Он сам не мог этого объяснить, но твердо знал, что никому, даже брату, не расскажет о том, что видел.
   В голове оформилась четкая мысль, он думал ее, пока не провалился в глубокий сон:
   - Я ничего не знаю. Не видел. Никто не должен знать, что этой ночью мы любили Мерит-Ра...
  
   ГЛАВА 9
  
   Всю ночь он вел своих воинов по пустыне. Было холодно. Было жутко. Дважды им пришлось отбиваться от ночных духов, что весь путь кружили вокруг, а уже под утро - не выдержали, запаниковали, поняв, что добыча ускользает на защищаемые египетские земли. Бой был коротким. Вперед бросался вождь, прикрывая своих людей древним амулетом матери - земли, что получил в дар от повелительницы бурь. Обжигаясь, жутко завывая, голодные тени отступали глубже во мрак, но не уходили насовсем.
   Еще один бой они дали шакалам, что, будучи не знакомы с людьми, восприняли их легкой добычей. Еще теплые трупы бестий сожрали свои же сородичи, когда отряд легкой трусцой вновь двинулся в путь. В предутреннем сумраке, они подошли к жилью людей.
   Аразаиф чуть приподнялся из-за бархана, обозревая селение. Дома сложены из кирпича, но крыты пальмовым листом и соломой, а значит, неплохо вспыхнут. Справа от него паслось стадо, не менее тридцати голов. За ним приглядывал пастух, да несколько мальчишек чуть старше шести лет.
   Солнце только взошло, но большинство жителей было уже в поле. Под руководством кого-то из местной знати, крестьяне совместными усилиями, похоже, рыли канал.
   Что ж! Замечательно! Значит сопротивление, как таковое, могут оказать десятка два человек, что держат в руках какие-то инструменты: лопаты, мотыги, еще что-то. Хотя, пожалуй, нельзя совсем сбрасывать со счетов и тех, что в корзинах растаскивают по полю землю. Вождь усмехнулся, прикидывая направление и скорость ветра - селение обречено!
   По его знаку, отряд бесшумно разделился на три части: две поменьше, одна - основная, побольше. Первая группа, без слов поняв своего предводителя, двинулась в сторону стада, им предстояло, напугав животных, направить их бег к деревне, внося еще больший хаос и панику. Вторая группа короткими перебежками, буквально стелясь по земле, двинулась на юго-запад, обходя селение по ветру. Их задание - воспользовавшись попутным ветром, поджечь деревню, ломая возможную оборону домов.
   Сам же вождь, сделав знак оставшейся части отряда, что была намного больше ушедших групп, двигаться за ним. Медленно и осторожно, стараясь до поры, до времени не попасться селянам на глаза, дикари двинулись к цели. Никто из них ни секунды не усомнился в правильности плана вождя. Как можно? Он ведь был обласкан Великой богиней! Сама Повелительница бурь дарила его расположением! А в знак доблести, его грудь и лицо пересекали следы от ударов могучей львиной лапы.
   Она были уже невдалеке от крестьян, когда с неба на беззащитную деревню рухнули горящие стрелы. Десять. Двадцать... Люди не сразу поняли. Что происходит. Крыши ярко полыхали в свете солнца. Но вот послышался истошный женский крик. Один, другой, вторя им, завизжали, заплакали дети, по улочкам заметались люди и мелкие домашние животные и птицы.
   Именно этот гвалт и привлек внимание мужчин. Те, что посообразительнее, уже бросали корзины, с криком припуская к домам. Кто-то замешкался. Вельможа пытался командовать, но, едва он сбил в кучу мужчин с мотыгами, как в воздухе запели стрелы и копья. Первая же вражеская стрела угодила "полководцу" в глаз, разом покончив его счеты с жизнью. Не сказав более ни слова, он рухнул на землю, вызвав волну паники среди крестьян.
   С громкими криками люди бросились к деревне, след им со свистом и улюлюканьем, перескакивая через брошенные мотыги и лопаты, несся отряд во главе с вождем. Шум еще больше усилился благодаря обезумевшему от ужаса стаду, что ловкие удары копий и стрел гнали через поля прямо на полыхающую деревню. С другой стороны в нее у же ворвались бойцы первой группы. Рубя и круша все на своем пути.
   Догоняя убегающих то один, то другой воин останавливались, дабы твердой рукой метнуть в спину жертвы копье. Подпрыгнув от восторга при попадании в цель, налетчик, громко голося и завывая, бежал к упавшему, чтобы добить и вернуть себе оружие, после чего возобновлялась погоня с выбором очередной жертвы. Египтяне пытались петлять, уходя от преследователей, кто-то разъяренно оборачивался, грозно размахивая мотыгой. То тут, то там закипали мелкие схватки, из которых, как правило, выходили победителями лучше вооруженные дикари.
   Аразаиф добежал до деревни одним из первых, по пути трижды напоив свое любимое копье досыта чужой кровью. С каждого им убитого, он безжалостно срезал ухо, в знак своей победы. Болтавшаяся на поясе сумочка, сильно кровила, пятная его след. Мимо в панике метнулся старик. Не думая, воин ударил его копьем. Заостренный в огне, наконечник прибил ребра, сбив египтянина с ног. Тот рухнул, пытаясь отползти, когда дикарь навис над ним и, громко смеясь, срезал ухо, после чего двинулся дальше, справедливо полагая, что жертва и так вряд ли выживет.
   Из горящего дома напротив, прижимая к себе младенца, выбежала молодая женщина. Не останавливаясь, он перехватил ее, поймав за испачканную полу столы. Ловко вцепившись в волосы, налетчик ударил несчастную древком в висок, позволяя ей с тихим стоном мягко осесть на песок. Женщин они не убивали. Женщины еще не раз пригодятся.
   В селении стоял жуткий хаос, по улочкам метались люди и животные, очумевшие курицы, хлопая опаленными крыльями, бросались откуда-то сверху прямо на головы. Полыхали крыши, мычали коровы, кричали люди, и посреди этого ужаса сновали озверевшие от крови налетчики. Сам вождь уже почти не убивал, справедливо полагая, что всех, кто мог оказать им сопротивление, давно отправили на запад. Теперь же, он пинками и руганью организовывал своих людей.
   Женщин в отключке стаскивали в центр деревни, бросая прямо на хорошо утрамбованную землю. Сюда же стаскивали и все мало-мальски ценное добро, тащили упирающихся пленников и визжащих детей. Солнце поднялось лишь на локоть над горизонтом, а с деревней уже было покончено.
   Тяжело нагруженное стадо, под присмотром нескольких воинов двинулось на запад, увозя добро и таща за собой стонущих и плачущих пленниц. Довольный вождь уводил свой отряд дальше, на восток. К вечеру они должны были дойти до следующей деревни, где его люди сольются со вторым отрядом. Оттуда путь налетчиков лежал на север, к более плодородным, а значит, и более богатым, землям Ахетатона.
   Воины шли легко. Кто-то радовался быстрой победе, кто-то делился подробностями общения с пленными красотками, кто-то хвалился амулетом, снятым с зажиточного селянина. На губах Аразаифа играла гордая улыбка. Боги его любят! Правильно организованное нападение не просто прошло удачно, великолепно! Он не потерял ни одного воина, а те семеро, что были легко ранены, отправились с добычей домой. Сердце вождя пело, а недра сладко ныли. После битвы он тоже успел свести знакомство с парой местных девчонок.
   Воины уходили на восток. За их спинами в небо поднимались черные столбы дыма. То догорала старательно подожженная деревня.

* * *

   Он мучился. Видел ее, смотрел, как идет она мимо, не улыбнувшись, не повернув головы. Холодная, далекая, недоступная. Чужая. Совсем чужая, как ни крути. Никогда эта женщина не будет его. Никогда он не сможет быть с ней.
   Отдана.
   Предназначена другому....
   Свет меркнет. Земля уходит из-под ног. С головой уйти, погрузится в собственную злость...
   Удар, выпад, разворот...
   Глухо стучат мечи. Пот стекает по телу. Немилосердно печет солнце, но роптать никто не смеет. С капитаном шутки плохи! И тренируются ребята, сжимая зубы, отбиваясь от остервеневшего, озверело сражающегося командира. Хорошо, хоть оружие - деревянное! А то, давно бы уже в капусту половину отряда порубил!
   Удар.
   Выпад.
   Шаг в сторону.
   Разворот.
   Удар ногой.
   Отбить щитом брошенное копье. Двое слева, трое справа. И надо следить за ходом поединка, а в мыслях - лишь она...
   Почему так вышло? Как получилось? Одним - все, другим - ничего? Никогда он не роптал на судьбу. Никогда не завидовал брату.... Даже любовь отцовскую, которой почти не видел, принимал по капле и радовался. Так и должно быть! И за то - спасибо! А сейчас?
   Она - вот причина его боли!
   Гордая красавица с жаркими очами.
   Страстная. Нежная.
   С ним же - холодная, равнодушная, далекая...
   И каждую ночь - та ночь...
   И простыни смяты. И губы в кровь...
   Проваливаешься в сон, а там - вновь ОНА!
   И совсем не похожа на ту, что проходит мимо. Такой он ее не знает. Такой, какой она приходит в его сны, здесь ее не знает никто! Беззаботная, смешливая девчонка, сильная и гордая, хрупкая и нежная, умеющая любить, умеющая ценить любовь...
   Теперь он лучше понимал брата. Тяжело, когда любимая - не с тобой. И злился! Тяжело, когда любимая - с твоим братом!
   Чужая невеста.... А потом? Чужая жена...
   Нелюбимая жена...
   Ненужная невеста...
   Разве она не видит?
   Удар по голове немного отрезвляет. Испуганно замерли нападавшие. Тот, что ударил, уже протягивает тряпицу.
   - Чего застыли? - Голос спокоен. Все молчат. Несмотря на повязку, пот заливает глаза, раздраженно вытирает лоб протянутой тряпкой и удивляется....
   Кровь?
   Боли нет. Хотя бровь, похоже, рассечена. Кенна прижимает ткань плотнее. Махнув ребятам, чтоб сбегали за жрецом, он притягивает тряпицу лобной повязкой.
   - Продолжим!
   Парни смотрят во все глаза, но никто не решается возразить. Бой длится уже два часа! Он что, заговоренный?
   Жара....
   Удар.
   Выпад.
   Шаг назад, атака...
   Мускулы сводит. Перед глазами темно.... Куда все исчезло?
   - Эй, капитан, тебе плохо?
   - Нет, мне хорошо!
   Сесть, привалиться спиной к стене и отдаться на милость усталости. Вот только и усталость не помогает забыть о ней. Там, над его головой, окно ее спальни...
   И пусть ее сейчас там нет. Неважно. Он чувствует, как замирает сердце. И кажется ему, окруженному виноградными листьями, что растут, оплетая ее окно, что они стали чуточку ближе друг к другу.
   Пусть совсем немножко...
   Неважно...
   Глаза закрываются. Солнце целует кожу.... А ему кажется, что тело горит от жарких поцелуев принцессы...
   Губы сами расплываются в блаженной улыбке. Пришедший на зов, жрец Сахмет молча качает головой. Он уже давно перестал выражать свое неодобрение этому парню. Зачем? Все равно бесполезно! Вон, нарубился на солнцепеке, так, что глаза в кучу. А самого бьет озноб! А то, в жар бросает! Лоб рассечен! Все тело в синяках и кровоподтеках, и это в мирное-то время! Два пальца ушиб...
   А он сидит, улыбается!
   Помилуй нас боги!
  
  
   Что-то в нем было...
   Нет, она не смотрела на него. Она следила за тем, как тренируются парни, что скоро будут охранять и ее...
   Как жену фараона...
   Царицу...
   Слово грело. Ласкало разум. А сердце, бесстыжими глазами неотступно следило за мускулистым гигантом. Вот он поскользнулся, не успел увернуться... "Ерунда! - твердит разум, - Мечи деревянные! Таким можно убить, только если сесть на него одним местом, и долго сидеть, наслаждаясь процессом!"
   А внутри, тоненьким голоском, кто-то маленький и, как будто, когда-то знакомый, стонет и просит: "Посмотри! Ну, пожалуйста! С ним все в порядке? Он - не ранен?"
   Милостиво глянуть.
   Заметить кровь.
   Усмехнуться.
   Отойти.
   Сесть на кровать и погрузиться в созерцание драгоценностей, что будут украшать ее свадебный наряд. И не слушать! Не слушать, не слушать, не слушать! Как жалобно плачет та, другая, глубоко внутри, жалея, что не может со всех ног бежать к нему...
   Чтобы утешить...
   Помочь...
   Любить...
  

* * *

  
   Шаг.
   Поворот.
   Девушки плавно движутся по кругу, восхищая зрителей изяществом и мастерством. Тихо звенит музыка, снуют слуги разливая пиво и вино всем желающим, разнося очередные порции блюд.
   Он их не видит. Какая разница, что именно есть?
   Вот девочки, изогнувшись в немыслимо сложных позах (разве человек так может? Ну прям, змеи какие-то, честное слово!) замирают на миг, слагая из собственных молодых тел священные письмена. По залу прошел ветерок, то гости одновременно вздохнули, любуясь мастерством танцовщиц.
   А он? Он даже не повернул головы. Полуприкрыв глаза, сквозь веки, делая вид, что полностью поглощен содержимым своего бокала, он следил за ней. Улыбнулась. Чуть отпила вина. Маленький язычок скользнул по нижней губе, ловя шаловливую капельку.
   Внутри все заныло. Он многое бы отдал за возможность слизнуть эту капельку с ее губ...
   Хотя бы раз...
   Музыка ускоряется, изображая гнев бури, девушки мечутся в центре залы. А он смотрит лишь на нее. Горящий рядом факел отбрасывает причудливые тени, позволяя на краткий миг, на мгновение, увидеть запретную нежность и страсть, представить, как изгибается от удовольствия это тело в блеске свечей и отсветы огня мечутся по, искаженному в безумстве наслаждения, лицу.
   Рука сжимает бокал. Что-то падает на грудь. На редкость холодное и неприятное! Оля-ля! Он раздавил бокал, сделав вмятину в идеальном круге, что освободило из зажимов драгоценный камень, украшавший его. Неферхотеп будет недоволен. Очень недоволен! Опять он испортил имущество фараона. Впрочем, разве ж это важно? Неферхотеп и раньше-то не сильно его волновал.
   Кенна перевел взгляд на брата. Принцесса, наблюдая за танцем, склонилась к самому уху жениха, что-то шепча...
   Он почувствовал, как злость и зависть с новой силой нахлынули на него, окрасив лицо румянцем. Он не оценит! Не поймет сколь много сладости в ее близости, в поразительно сладком ощущении ее дыхания на его щеке, в этом легком полушепоте...
   Скрипнув зубами, он еще сильнее скомкал бокал. Предмет теперь уж точно был безнадежно испорчен. Из ниоткуда возникла гадкая, подлая мысль (воистину, недостойная начальника личной охраны фараона) запустить этим сгустком искореженного металла в равнодушно - усталое лицо правителя, сбить с него маску полнейшего безразличия. Может быть, очнется, оглянется вокруг, заметит, что рядом с ним сидит само счастье!
   - Кенна? - На плечо легла почти невесомая прохлада. С соседнего места к нему склонилась Нефрет, заглядывая в глаза, чуть встревоженными изумрудами, - с тобой все в порядке?
   Порыв прошел. Рука разжалась, опуская сосуд на поднос ближайшего слуги. Без малейшего следа каких-либо эмоций, тот наполнил новый бокал вином и с улыбкой подал советнику. Мужчина взял. Залпом осушил, не чувствуя вкуса и дал знак: "еще". Слуга беспрекословно выполнил его, и удалился, отпущенный небрежным жестом. Рядом скользнула рука Нефрет. Девушке явно было неудобно. Не долго думая, он сдвинулся в сторону, приглашая сестру разделить с ним ложе.
   Она благодарно приникла к его теплой спине, устраиваясь рядом, словно прячась от всего мира за широким разворотом мускулистых плеч.
   - Удобно? - Он попытался улыбнуться, она копошилась, напоминая маленького пушистого котенка, одним своим бесхитростным присутствием вызывая прилив теплой волны симпатии, что смыла накопившееся раздражение в его душе.
   - Нормально, спасибо. Смотрю, твое ложе намного мягче того, что досталось мне.
   - Да. Сам делал. Теперь его всегда ставят на определенное место. Все знают, что это моя скамья.
   - Здорово! - Она улыбнулась, погружая шаловливые пальчики в его бокал, и облизнулась. - Что пьешь?
   - Нубийское. Вкусно? - Парень дождался ее кивка.
   Во дворце это вино не очень-то жаловали, в основном, благодаря пристрастиям прошлого владыки, и вино это подавал лишь один слуга, остальные разносили более популярные, египетские сорта. Кроме Кенны его изредка пил сам Имхотеп.
   - Хочешь попробовать? - Он протянул ей свой бокал. Улыбаясь, словно ребенок, которому позволили взять сладости со стола взрослых, она сделала глоток, даже не пытаясь забрать сосуд из его рук.
   Вино было слишком холодным и терпким. Нефрет закашлялась, вызвав у брата смех и уткнулась в его плечо, блаженствуя от тепла, что от желудка пошло по всему телу. Чтобы она не свалилась, мужчина обнял ее рукой, устраивая поудобнее на своей груди. Спина нестерпимо ныла, как будто...
   Он резко вскинул голову. Фараон пристально следил за ними. Лицо государя было бледно, а с рук капало вино...
   Его сосуд был безнадежно испорчен...
  

* * *

   Ближе к середине ночи, успокоившаяся Нефрет отправилась домой. Настроение было безнадежно испорчено. Кенна, свершив "благое дело", удалился в неизвестном направлении, Имхотеп тоже куда-то запропастился (поди опять обсуждает "важные" государственные дела!), а больше она толком никого здесь и не знала. Сидеть же и смотреть, как злющий и красный от гнева Сехемхет, презрительно кривя губы, напивается, метая в ее сторону все более подозрительные взоры, в ее понимании, было удовольствием ниже среднего.
   Не долго думая, девушка поднялась и, дождавшись, когда фараон отвлечется на слугу с очередным бокалом вина, улизнула домой. До храма Анубиса, в котором она когда-то служила, и где Марита, новая верховная жрица бога, оказавшаяся добрейшей души женщиной, видевшей в ней свою погибшую девочку, отдала ей келью для ночевок в случае таких вот, непредвиденных, задержек в городе, было около получаса езды. Храмовая колесница неспешно везла ее по тихим улочкам. Лошадь мерно цокала копытами по мостовой. Раб - возница, мирно дремавший в ожидании ее возвращения, теперь щурил сонные глаза в темноту ночи, правя своим скромным экипажем исключительно по памяти.
   Нефрет сидела и думала обо всем произошедшем. Ночной ветерок шевелил выбившуюся прядку, щекоча шею и освежая голову. Глаза были сухи и широко открыты. Плакать больше не хотелось. Что сделано, то сделано. Она сама оттолкнула его, так к чему бесполезные причитания? Она хотела - она это получила! То презрение и ненависть, которым он облил ее, при ее появлении тот вечер с балкона, яснее слов сказали ей - все кончено! Сегодня он старательно делал вид, что она, в принципе, не существует!
   Она добилась своего - его любовь, не выдержав последнего удара, умерла. Может быть, это даже и хорошо. Она теперь сможет ускользнуть куда-нибудь подальше, в провинцию, где и родит свое дитя....
   Топот десятка ног прервал ее размышления, заставив с удивлением оглядеться. Несколько одетых в темные одежды мужчин, буквально вынырнули из переулка и окружили колесницу. Прежде, чем она успела понять, что происходит, один из них запрыгнул в колесницу, занимая место рядом с ней.
   В испуге она закричала, когда один из нападавших быстрым и точным движением перерезал вознице шею от уха до уха. Резкий, почти бессознательный жест, и убийца вспыхнул, как свечка, с воем падая на мостовую. Напуганная криками и запахом смерти, лошадь рванулась от горящего живого факела, с места набирая довольно приличную скорость. Молодец, что держал ее под уздцы, был безжалостно сбит и втоптан в грязь запаниковавшим животным. Нефрет вскинула руки, намереваясь помочь еще одному нахалу, что при рывке упал ей под ноги, заняться увлекательным ритуалом самосожжения, но тут, но тут взбесившаяся животина, что неслась по темным улочками, аки бешеная собака, решила свернуть.
   Проулок оказался очень узок. Правое колесо задело стену дома, от удара девушку бросило в сторону, сверху на нее рухнул труп возницы. Задыхаясь под его тяжестью, она еще попыталась спихнуть тело вниз, но тут второй нападавший, не теряя времени и не дожидаясь, пока жрица придет в норму и займет удобное для атаки положение тела, приподнялся, опираясь одной рукой на сидение, и со всего размаху саданул ее кулаком в челюсть.
   Боль ударила в мозг. На мгновение ей показалось, что глаза лопнули. Потом перед ними вспыхнули яркие круги и с тихим стоном, жрица соскользнула во тьму.
  

* * *

  
   Солнце клонилось к земле. Воздух был напоен ароматом удивительных цветов. Нежно и мягко плескалась горячая вода в большой ванне. Повелительница бурь, скинув одежды, осторожно погрузилась в ароматную жидкость, мурлыкая от удовольствия, когда тепло окутало ее, проникая в каждую клеточку усталого тела, изгоняя из напряженных мышц болезненную усталость.
   Мур - р - р! Хорошо!
   Вода была так горяча, что в первые мгновения вызвала обратный эффект, покрыв кожу женщины ознобом, но сейчас...
   Разомлев, она прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением полной расслабленности и удовольствия. Да... Она порядком устала за последние недели. Столько всего произошло! Столько дел навалилось.... Давно нужно было побаловать себя, да вот все руки не доходили. Порой ее хватало только на легкий душ (даже воду не подогревала!), из-за постоянной, вселенской усталости...
   Вместе с расслаблением накатила истома. Из мышц уходило напряжение, но по мере выравнивания температуры между прекрасным телом и водой, внутри разгорался огонек жажды, что до этого, в течение недели (или больше?), благополучно задвигался в самые тайные глубины души. Дабы не мешал...
   Мысленно Амира скользнула по лицам и телам гостей и жрецов храма... Нет! Ни один не вызвал у нее жажды. Что ж! Ограничимся ванной! А жаль...
   Она не слышала шагов, погрузившись в свои размышления, откуда, разморенная, почти соскользнула в полудрему. Не было ни звука, что нарушил бы пение цикад и перезвон птиц, но на ее плечи вдруг легли руки, мягко массируя, разминая, даря наслаждение. Решив, что это одна из жриц, что носили воду, Амира расслабилась, отдавшись умелым искусникам.
   Чуткие пальцы Верховной жрицы не уловили присутствия чуждой магии только потому, что все вокруг в этом чудесном саду, даже вода, было до краев наполнено магией земли, что заглушала любые отзвуки. Охранный амулет против бога пустыни тревожно пульсировал, но не мог докричаться до хозяйки, что забыла его в своей келье, отправляясь на вечернее омовение...
   Мускулистые руки Сета нежно разминали затекшую шею...
  
  
   Губы скользнули по уху.
   Пробежались по щеке.
   Она не отреагировала. Конечно же, это дерзость и девчонку следует осадить. Но... Истома и усталость мешали думать. Мысли текли вяло. Что-то теплое скользнуло по руке. Вода забурлила, пошла рябью. Тысячи пузырьков закружились, лаская ее тело, вызывая удовольствие. Ни о чем подобном она раньше не слышала, а дерзкие руки уж ласкали ее бедра.
   С усилием вырывая себя из блаженства, жрица разлепила глаза, намереваясь пояснить нахалке пределы дозволенных...
   И осеклась. В ванне, лаская ее, бугрилось мускулистое (по всем признакам, явно мужское) тело. Тело, вид которого заставил женщину изумленно охнуть. В следующий миг, словно молния разрезает тьму, из памяти сверкнуло воспоминание, заставив ее испуганно дернуться в крепких руках. Амира узнала того, кому принадлежало этот великолепный образец мужского совершенства...
   Напрасно хрупкая рука шарила по траве в поисках защитного амулета...
   Сет хищно улыбнулся, брови насмешливо задвигались, глаза дерзко загорелись.
   - Что-то потеряла, смертная? - Белые зубы ослепили ее сверканием в лучах заходящего солнца. Она не смогла ответить. Даже покачать головой у нее не нашлось сил.
   В следующий миг грозное божество еще больше изумило ее, притянув к себе податливое тело, он сжал ее ягодицы, лизнул в шею и сообщил:
   - Я соскучился! Проведем эту ночь вместе? - И, не дожидаясь ответа, принялся жадно целовать пухлые губы, глубоко погружаясь языком в податливую сладость рта...
  
  
   Вода бурлила.
   Вокруг метались звезды.
   Тела то взмывали ввысь, то падали, сплетаясь, вниз. Мир кружился и рушился вокруг них. И вновь оживал. Все заслонило удовольствие. Его страсть пленила ее душу, сжигая своим жаром. Используя великолепное тело и многовековой опыт, Сет с головой ушел в процесс, показывая смертной, что такое жажда бога! Он любил ее так, как никто и никогда до него.
   Яростно...
   Безумно...
   Трепетно...
   Одуряющее!
   Звезды рождались и умирали. Горло охрипло от стонов. Ее тело непрерывно билось в конвульсиях наслаждения. Его страсть не знала пощады. Его жажда не ведала утоления. Не сколько раз наслаждение, что захлестывало ее с головой, распыляя тело на мельчайшие частицы эротического экстаза, срывало ее сознание вглубь мироздания.
   Но он не дал ей уйти!
   Его дух нырял за ней в бессознательное, ловя у последней черты ускользающий разум, и заставлял ее вернуться в смертное тело и вновь погрузиться в удовольствие. Он исторгал из нее крики, он любил ее до слез. Сцеловывал их, и любил вновь, совершая головокружительные переходы от щемящей нежности, когда его прикосновения ласкали, исцеляя пострадавшую плоть, к безумной, безудержной, всепоглощающей страсти в которой принимала участие вся пустыня.
   С ним она узнала, как любит ветер, как стонет песок, как гаснут звезды и загораются вновь. Красота цветущей пустыни после дождя и сила песчаного урагана была в этой страсти. Все, что он ведал, все, чем он владел, все богатство ощущений и опыта тысячелетий, все разнообразие идей и возможностей разделил отверженный бог с ней в эту ночь.
   А утром, когда потрясенная, едва живая женщина, способная двигаться лишь благодаря силам, которые он постоянно осторожно вливал в нее с каждым касанием, отдыхала у него на груди, чувствуя, как теплая вода омывает насытившееся тело, он мягко улыбнувшись, удивил ее еще раз.
   - Спасибо! - И, глядя в распахнутые миндалевидные глаза, вновь усмехнулся, - это был самый удивительный опыт за последние три тысячи лет. Я и не знал, что способен на подобное!
   Хмыкнув, он исчез, позволив обалдевший жрице с головой окунуться в ароматную воду. Когда она, изрядно наглотавшись, громко отфыркиваясь и кашляя, вынырнула, в воздухе остался лишь его смех. Немного дерзкий, немного резкий, немного насмешливый и чуточку хриплый.
   Как и положено отрицательному герою, он не прощался, не извинялся и... ничего не обещал!
   Фыркнув, Амира погрузилась в ванну с головой (на этот раз уже по собственной воле), твердя сквозь стиснутые губы:
   - Не влюбляться!
  
   ГЛАВА 10.
  
   Слабый свет пробивается сквозь сомкнутые веки. Он мучает, мешает спать, пульсируя болью в раскалывающейся голове. И этот звук! То ли шелест, то ли шипение. Он раздражает. Он пугает. Она пробует закрыть уши руками. Они тяжелы, и еле-еле двигаются.
   С трудом, но жрица дотягивает их до головы. Что-то жесткое, тяжелое и холодное больно бьет ее по лицу, разбивая скулу и губы. Всхлипнув, она открывает глаза. Слезы заволокли мир, но и сквозь них она видит, что два тяжелых браслета охватывают ее запястья, а между ними, крупными звеньями блестит золотая цепь!
   Кандалы!
   Ужас этого слова невольно распахивает ее глаза широко-широко. Не веря, она подносит руки ближе к лицу. В неясном свете факелов тускло светится драгоценный металл. Кто-то явно не жалел его на изготовление этого жуткого изделия. Дрожащей рукой Нефрет вытирает разбитые губы. Не удивительно, что, соскользнув, звенья разбили их в кровь. При такой-то тяжести!
   Заодно утерла и слезы. Плакать бесполезно. Кому уж это знать, как не ей? Глова еще болит, скула, куда угодил кулак мерзкого нахала, ноет и пульсирует, напоминая о причиненном ей ущербе, все это делает попытку осмотреться несколько мучительной.
   Комната с расписными стенами почти вся находится под землей, о чем говорят маленькие окошечки под самым потолком, в которые спускается трава и залетают почти неуловимые отголоски ветра. Неподалеку, посреди стены расписанной сценами охоты и жертвоприношений, сложен очаг, в нем потрескивают дрова. Их аромат смешивается с приторным запахом благовоний. Этот запах невольно заставляет ее напрячься. Она достаточно хорошо его знает. По всему телу пробегает дрожи, а мысли становятся вялыми, будто сонными, зато просыпаются инстинкты. Особенно инстинкт размножения! Такая вот "скромная" травка!
   Осторожно Нефрет соскальзывает с огромного ложа, затянутого шкурами зебр. На ноге звякает еще одна цепь. На этот раз самая обыкновенная, оканчивающаяся большим кольцом, прочно вмурованным в стену. Значит, она не ошиблась! Золото, что бы она не смогла колдовать! Зараза! Кто же это у нас такой умный?
   От злости она громко заскрежетала зубами. Бр - р - р! Раскалывающаяся голова немедленно отозвалась на неприятный звук, наказывая болью. Хорошо еще, что длины цепи на ноге хватает, чтобы дотянутся до мерзких палочек и загасить их. Ветерок, что гуляет под потолком, потихоньку должен очистить воздух и проветрить ее мозги. А пока придется немножко постоять. Дым "желания" осел и висит плотной массой приблизительно на уровне ее груди. Что ж, и так не плохо. Что-то, как говорится, много лучше, чем ничего!
   Она продолжила осмотр. В дальнем от нее конце комнаты стоит клетка, из которой, собственно-то и доносится столь неприятный шелест, что режет уши и заставляет сердце учащенно трепыхаться в груди, а то вдруг надолго замирать, словно прислушиваясь. Узнать что или вернее, кто именно издает этот гадкий звук пока не представляется возможным: свет от двух факелов, что воткнуты по бокам ложа не достигает до того угла, позволяя ему "тонуть" в неприятно движущейся темноте.
   Очаг тоже развернут к ней "лицом", а своего источника освещения в этом странном углу, где словно бы клубится мрак. Нет. Приходиться убедить себя, что это именно тот случай, когда, как говорят "меньше знаешь - крепче спишь!".
   В комнате стоит парочка стульев с весьма внушительными приспособлениями посреди сидения - одно поменьше (но подлиннее!), другое - потолще (но покороче!). От взгляда на них, в первый момент бросает в дрожь, а потом ей и вовсе становится нехорошо. Это что же камера пыток? Мысль об использовании этих чудовищ для чего-либо другого, кроме пыток, просто не может возникнуть ввиду их ужасных размеров. Ни один человек в здравом уме, чего бы он там не выпил и не нанюхался, не станет их применять к самому себе, уж больно сомнительное удовольствие! Да и опять же, как объяснишь жрецам Сахмет, что именно тебя порвало практически пополам...
   Вдоль стены, у которой стоит ложе, развешаны всевозможные плетки, кнуты, хлысты и еще, боги ведают, что! Какой кошмар! Она попала в руки маньяка - убийцы, не иначе!
   За окном ощутимо грохнуло.
   Раскат прокатился по небу, заставляя стены гулко завибрировать, а шелестящего гада настороженно притихнуть. Порывы ветра загоняли внутрь пыль и песок. Они, кружась, оседали на пол, заставляя девушку чихать и фыркать. Хотя, и в этом она усмотрела положительный момент! Дымок "желания", утяжеленный пылью, спустился к самому полу, больше не представляя для жрицы никакой опасности. Теперь можно было спокойно присесть на кровать, не опасаясь, что надышишься и впадешь в буйное помешательство.
   Время тянулось медленно. Гром встряхивал округу, ему вторили тихим шипеньем и щелканьем факелы. В воздухе ощутимо пахло грозой. Нефрет с ногами забралась на ложе, справедливо рассудив, что раз в данный момент ничего страшного не происходит, пожалуй, стоит немного отдохнуть перед возможными неприятностями.
   Девушка удобнее пристроила кандалы, чтобы они не так давили на хрупкие запястья. Увы, детальный и доскональный осмотр их, не дал никаких утешительных результатов. Снять эту гадость без ключа (весьма, к слову сказать, замысловатого, так что гениальная идея использовать, как ключ одну из штучек со стены, рассыпалась в пух и прах) было невозможно. Свернувшись калачиком, жрица, как можно строже, приказала себе - спать! Силы ей еще потребуются. Ой, как потребуются! Или она ничего не понимает в этой жизни...
  

* * *

   - Амира! - Рев пантеры прогремел по храму. Мимо разъяренного животного метнулась одна из жриц, спеша укрыться за относительно надежными дверями библиотеки. Эрия даже не обратила на нее внимания.
   Земля содрогалась.
   От гнева богов закладывало уши.
   Яркое вечернее солнце полчаса назад потускнело, затянулось мутной пеленой, а на безоблачном горизонте появилось маленькое темное облако, быстро увеличивающееся в размерах. В тот же миг по всему храму поплыл тревожный звон, вызвав бурную активность среди жреческого персонала.
   Паники не было, каждый знал, что именно ему надлежит делать. Несколько человек, разбившись на группки по трое, образовывали круги, в центр которого вставали жрицы. Эти женщины, вбирая силу круга, быстрее ветра несли мысленный зов охраняемым землям: "Беда! Буря идет! Буря!"....
   Два десятка наиболее сильных жриц, во главе с Амирой уже вышли через юго-западные врата, спеша занять свои места. Большая каменная площадка в форме треугольника поднималась в песках на два человеческих роста. Три статуи Великой матери (по одной на каждой вершине), возвышались над этим местом, словно охраняя. Дочь, Жена, Мать. Глазами, полными искреннего внимания каменные статуи пристально следили за правильностью подготовки ритуала.
   От центра шли круги с древними символами, изображающими все имена Матери-Земли на давно забытом языке. Несколько умелых жестов, и площадка стала девственно чиста - нигде не осталось ни пылиночки. Три круга. Каждый из них по внешнему краю имеет канавки, в центре всего этого узора - высокий постамент для самой повелительницы бурь.
   А голубое небо стремительно исчезает под грозовыми облаками. И первые яростные порывы жаркого колючего ветра бьют в лицо, пытаясь помешать ритуалу. Верховная жрица подает знак, поднимаясь на свой пьедестал, ей еще надо успеть прочитать очищающую молитву. Женщины поспешно занимают свои места в кругу.
   Уже слышен рев приближающейся бури. Из пустыни на них надвигается кромешная тьма. Там, внутри нее, тучи жгучего песка нещадно секут все живое, рев и свист ветра заглушают и стоны и крики боли. Никто не поможет живым сбежать из объятий смерти...
   Смертельное дыхание пустыни неумолимо накатывает, поглощая все новые и новые земли, в вое ветра еще различимы отголоски смеха Сета. Не дай боги, попасть в этакую бурю! Мелкая песчаная пыль проникнет в глаза, уши, через рот и нос обожжет, заполнит легкие песком, обрывая вздох. Потоки раскаленного сухого воздуха, яростно бросаемые вперед злой волей Сета, ударят огненным бичом нещадно обжигая и воспаляя кожу. Мелкие песчинки, словно ожив на краткий миг, пьянея от возможности крушить и убивать все на своем пути, ударят, впиваясь, словно тысячи игл, порвут одежду, безжалостно кромсая, срывая кожу, стремясь напиться свежей крови. И нет спасенья людям в этом мраке.
   Вот и встают жрицы Матери-Земли на краю жилых земель в священный треугольник, силой добра и любви не пуская этот ужас на земли человеческие.
   До бури остается всего несколько метров, когда по знаку Амиры, жрицы изливают содержимое принесенных с собой кувшинов в глубокие стоки на камне. Самый внешний круг - вода, она - кровь земли, что дарует жизнь. Следующая - вино, потом молоко и последняя, окружающая сам постамент - кровь...
   В едином порыве взлетают вверх руки женщин, воздух вздрагивает от силы священного гимна, загораясь нежно-сиреневым светом, пульсируют круги и символы, откликаясь на призыв, оживляя древнюю силу, выпуская на волю... Молящаяся повелительница вскакивает с колен, раскидывая руки в стороны, она грудью встречает "удар Сета", закрывая силой добра охраняемые ею земли.
   Разъяренная пантера вылетает из каменных ворот и останавливается, замирает, потрясенная. Она и забыла, как это красиво. Светится огромный треугольник, переливаясь нежно-голубыми тонами, пульсирует, дрожит стена света, удерживаемая жрицами, а там, в двух шагах от них, ревет и ярится буря, кроша и круша все живое и неживое.
   Мечутся и бьются демоны пустыни, их жуткие морды и страшные когти видны в редких всполохах молний. Демоны Сета пытаются прорвать защитную стену, вгрызаясь, впиваясь в нее, бросая в бой, словно таран на ворота, могучие удары ветра, наполненного раскаленным песком. Воет и ярится буря, а за границей света звонко летят ввысь голоса жриц, вознося молитву Великой матери, что сама есть ЖИЗНЬ....
  
  
   Как сильна!
   Изумление Амиры все растет. Давно уже она не сталкивалась с гневом Владыки Пустыни такой силы. Что же случилось? Он что, опять поссорился с братом?
   Силы потихоньку истощаются. Даже не поворачиваясь, она знала, что несколько женщин уже лежат, обессиленные слишком большой энергоотдачей. Мысленно она попыталась взять подруг в магический кокон, не давая кругу выпить их силу до конца, когда жизнь покинет опустошенные тела.
   Их потери нельзя допустить! Этот состав наиболее сильный на протяжении последних ста лет! Усилием плеч женщина вбирает силу из висящих на груди драгоценностей, вливая ее в круг, заменяя ею упавших в обморок. И защитная стена вздрагивает, сдвигаясь на несколько шагов вперед.
   Недовольная пустыня оглашается яростным воплем гнева, но шаг сделан и стена, движимая усилием Повелительницы начинает свое продвижение. Пока еще рывками, еще с трудом, но все быстрее и быстрее, барьер света отталкивает дыхание пустыни прочь от благостных земель.
   В какой-то миг боль от напряжения сковывает уставшие мышцы, уже несколько часов она сдерживает гнев бога! Слезы катятся по взмокшему лицу, глаза почти ослепли. Камни еще питают ее, но половина жриц из ее силового круга уже давно находится на грани магического истощения, и нет возможности даже на секунду отвлечься, нет сил чтобы просто вышвырнуть женщин за пределы, не говоря уж о защитных коконах.
   Каждый шаг, что отводит бурю, кажется, пьет ее собственную жизнь, каплю за каплей....
   Амира смаргивает слезы. Там, впереди, на пути "победоносного" продвижения света, встало препятствие, нарушив монотонность медленного движения. Не понимая, что ей мешает, Повелительница старательно щурится, силясь рассмотреть причину задержки. Сквозь сияние щита на нее смотрят сверкающие глаза огромного змея...
   Долгую минуту, ни Сет, ни Амира не двигаются, словно вглядываясь в души друг друга. Потом Сет громко и презрительно фыркает, исчезая во мраке. Уши закладывает от горького стона демонов смерти, что незримой звуковой волной проносится по пустыне. Не сдерживаемый более ничем, свет, как по маслу, легко спешит по барханам, оттесняя тьму за горизонт....
   Обессиленная женщина падает на колени, не замечая, как мелкие камешки врезаются в нежную кожу:
   - Он меня пожалел....?
   В голове звенит пустота. Усталость ломает все тело, а обессиленный мозг никак не может осознать случившееся. Зло способно жалеть...?
  
  
   - Амира... - Голос Эрии выдергивает ее из полуобморочного состояния. Жрица с огромным трудом сползает со своего пьедестала. Из храма уже спешат мужчины. Они позаботятся о защитницах, а потом отмоют каждую ладонь священного треугольника. Здесь ее присутствие больше не нужно и жрица, пройдя несколько шагов, почти валится на спину большой черной кошке.
   Усталый, дрожащий голос чуть слышно шепчет в пушистое ухо:
   - Подбрось меня до кельи, а? Сил совсем не осталось...
   Фыркнув не хуже Сета, хищница мягкими шагами направляется к храму. Что за день? Потерявшая сознание подруга, чье безвольное тело так и норовит соскользнуть с шелковой шкуры при каждом шаге, почти ничего не весит. Хвост Эрии оплетает хрупкое тело, фиксируя его на спине.
   Что ж...
   Пока она не придет в себя, я все равно не смогу ей сказать, что Нефрет похищена...
   Тяжело ступая, черная кошка вплывает на каменный двор, уверенно направляясь к зачарованному саду. Храм постепенно возвращается к повседневным делам.
  

* * *

   Он пришел поздно ночью.
   Она не услышала ни его шагов, ни звука отодвигаемого засова по той простой причине, что в этот момент весьма близенько и очень ощутимо громыхнул божий гнев. В свете единственного оставшегося факела она уловила быстро и резкое, как удар, движение тьмы за прутьями решетки и насторожилась. А потом из темноты шагнул он....
   Невысокий, полный, со следами власти на лице. Его глазки гаденько поблескивали, губы обнажили в ухмылке кривые, местами испорченные, зубы и Нефрет вздрогнула от омерзения, видя как он довольно потирает руки с на редкость толстыми пальцами. Шипящий мрак бился за решеткой, стремясь сломать прочные прутья Она во все глаза смотрела на замершего на краю света мужчину.
   Она узнала его!
   Это он сегодня (или вчера? Сколько именно времени она находиться здесь?) весь вечер портил ей нервы, неотступно следя за ней и пожирая глазами каждый жест, каждый шаг. Она вспомнила его! Это был тот самый мужчина, которого она сбила на рынке, случайно налетев на него. Как он... Синухет, кажется?
   Постойте-ка, Синухет? Так это.... Главнокомандующий войсками?
   Холодная волна ужаса прошла по всему телу, мгновенно покрывая ее потом и пупырышками, словно она стоит в воде на ледяном ветру. Воздуху стало мало, просто нечем дышать! Она задыхалась, как рыба ловя ртом воздух, пытаясь протолкнуть его в окаменевшие легкие. Она вспомнила все ужасы, что ходили в народе об этом человеке и его способах развлечений....
   Довольный произведенным эффектом, наслаждаясь дрожью и явным страхом своей пленницы, человек сделал по направлению к постели несколько шагов, развязывая на ходу хитрый узел на поразительно чистой столе. Глаза его бегали по развешенному на стене инвентарю, выбирая с чего бы начать развлечение. Больше всего его внимание привлекла плетка с колючками на конце всех семи ремней и толстой - толстой, слегка закругленной рукоятью, так удобной для...
   - Не подходи! - Голос девушки отвлек его от сладких мыслей. Окинув ее взглядом всю, от скукоженного тельца с вытянутыми вперед руками до безумных от страха глаз, он гаденько рассмеялся, не в силах сдержать своего удовольствия.
   - А ты меня останови! Что ты сделаешь? Что? Закричишь? Кричи, не стесняйся! Я обожаю крики, особенно крики боли! Они пьянят, как молодое вино, бодрят. Возбуждают! Кричи, сладенькая, я разрешаю! - Она взмахнула руками, сосредоточенно глядя меж сплетенных ладошек. - Что это? Колдуешь? Какая ерунда! Не будь дурой, девочка! Неужели никто и никогда не говорил тебе сколько проблем для магов способно создавать золото? Почему, как ты думаешь, у фараона золотая корона, а? Да чтобы всякие глупые маги, вроде тебя, не могли ему ничего внушить! Ну а твоим искусством я был восхищен! Просто восхищен! Какая сила! Какой полет фантазии! Именно поэтому я и приказал отлить и надеть на тебя полностью золотые наручники! Цени мою щедрость, покуда она изливается на тебя! Если не будешь паинькой - отдам тебя Сети!
   Он снял со стены факел, давая ей рассмотреть застывшую в клетке большую змею, свернувшую огромное тело в кольцо и внимательно следящую за каждым движением своего господина.
   - Это мой Сети! Я назвал его в честь великого Сета, разумеется! Он не просто велик и способен, когда постарается, заглотить небольшую девочку (примерно, как ты!) целиком! Он еще и малый, не промах! Обучен премудростям любви! Я, знаешь ли, люблю иногда посмотреть, как ЭТО делают другие. Но забавнее всего женщины реагируют на любовь моего Сети! Смешнее этого, только павиан Амма. Я его так назвал за то, что он любит убивать своих любовников, вырывая и пожирая их сердца в самый последний момент! А ты колдуй, колдуй! У тебя еще есть время, пока я выбираю игрушки, с которыми познакомлю тебя сегодня. Так что, колдуй, не стесняйся!
   Кряхтя от удовольствия, он обошел ложе, возвращая факел на место, и встал возле стены, осматривая инструменты, что висели возле понравившейся ему плетки. Похожая на испуганного зверька, девушка забилась в дальний от него угол, спрятавшись за кроватью. Цепь на ноге не позволяла ей отойти дальше от этого обезумевшего чудовища.
  
  
   Вдали вновь громыхнуло. Раскаты грозно катились по небу. Звук приближался мощно и плавно, пока не потряс само основание здания. А потом хлынул ЛИВЕНЬ!
   Вода низвергалась с небес сплошной стеной. Никогда не видевшие ничего подобного, жители благословенного Египта падали на колени, молясь богам. В сердцах многих зародился ужас. Это могло быть началом конца всего. Гнев богов оглушал. Вспышки ярости разрезали небо.
   У многих протекали неподготовленные к таким осадкам, крыши. Люди жались друг к другу, испуганно выглядывая из распахнутых дверей домов. Небольшие лужи на их глазах превратились в бурные ручьи, которые победно неслись по земле, напоенной, не способной более впитывать влагу. Они неслись по улицам вниз, к Великой реке.
   Нил бурлил и клокотал, вода могучими волнами терзала берега, набрасываясь на них, как голодный зверь на кость. Река ходила ходуном, пребывая и увеличиваясь прямо на глазах. Попрятались даже зухосы. Боги гневались и в небе сверкали отблески их гнева.
  

* * *

   - Амира? Амира, девочка...
   Голос, мягкий и мурлыкающий, заставил ее вынырнуть из темноты. Тяжелые веки медленно поднялись, открыв покрасневшие от усталости глаза. Мягкий свет свечей больно резал по ним, заставляя сильно прищуриться. Висок настойчиво пульсировал, сообщая о себе, голова кружилась и постоянно, от малейшего движения, накатывало чувство тошноты. Хрипло дыша, женщина сфокусировала взгляд на усатой морде подруги.
   - Эрия, почему ты не дашь мне спокойно умереть, мерзкое ты существо? - Взгляд кошачьих глаз остался встревоженным. Хищница никак не отреагировала на шутку. - Ну и что тебе надо? Если молока, то, клянусь богами, я убью тебя и лично сниму шкуру, чтобы сделать чучело для своей спальни....
   Губы пантеры дернулись, чуть обнажив клыки, но она сдержалась. Мотнув головой, чтобы согнать с языка мелкие колкости, не зная, как сообщить подруге неприятные новости, животное оглянулось на колодец, мучительно размышляя: сказать сразу или попытаться немного ее подготовить...
   - Что? Что ты хочешь? Говори уже, раз все равно разбудила.
   - Амира... там... девочка....
   - Девочка? Какая еще девочка? Ты о чем? Имей совесть, кошка, хоть капелюшечку, у меня же голова ничего не соображает, так будь человеком - говори прямо!
   - Девочка попала в лапы Синухета! - Одним духом выпалило существо.
   - Синухет, это такой зверь? И какая девочка, скажи на милость? - Она по-прежнему дрожала от слабости и почти ничего не соображала, не в силах заставить тяжелые неповоротливые мысли двигаться быстрее, в раскалывающейся от боли, голове. Фыркнув, Эрия несколько раз щедро лизнула ее, умывая. Женщина знала, что это лучший способ избавиться от головной боли и была благодарна своей спутнице, но все же не смогла сдержать едкого комментария:
   - А нельзя ли осуществлять лечение менее мокрым способом? Я каждый раз чувствую себя аппетитной вырезкой, что тебе просто принесли в дар! И потом, Эрия, солнышко, ну почему ты не чистишь зубы?
   Пантера и в этот раз не отреагировала на шутку. Даже не огрызнулась в ответ! Вместо этого, она приблизила свою морду к лицу повелительницы и заглянула в ее глаза, делясь тем, что видела.
   Вспышка.
   Секундное замешательство. И чужое воспоминание стало ее. Страх и беспомощность ее девочки хлынули на нее из кошачьих глаз. Вскрикнув от гнева, она застонала. Оттолкнув подругу, жрица на четвереньках (сил подняться на ноги она не нашла, а те крохи магии, что оставались в камнях, тратить не рискнула) добралась до колодца.
   Послушная воле хозяйки, водная гладь замерцала, являя требуемое. Буря не дошла до Египта, рассыпавшись дождем. Молнии били из могучих грозовых облаков, но смертью они уже не грозили. Свет мигнул, ныряя под землю, и она увидела свою кровиночку, сжавшуюся в углу комнатки, близ кровати. Один взгляд на золотые цепи на ее руках, наполнил женщину гневом, второй - на приспособления вокруг, и ее затошнило от отвращения. Третий взгляд достался мужчине возле стены и затопил ее яростью.
   Она не знала его имени, но несколько раз натыкалась на видения его "развлечений". Осознав, для чего старый негодяй притащил в эту каморку ее любимую девочку, жрица взвыла.
  
  
   Острая грань камня рассекла нежную кожу на ладони. Рядом заверещала Эрия, пытаясь выразить свой протест, но она уже не слушала. Окровавленная рука погрузилась в прозрачную воду. Схватив конец молнии, Амира буквально оторвала его, кровью своей вливая в шар силу и мощь. И уже на грани сознания, последним, нечеловеческим усилием, вернула картинку в камеру и разжала кулак.
   Сверкающее силой, дитя "гнева богов" послушно соскользнуло внутрь, отправляясь на задание. Потерявшая сознания женщина рухнула в купель, с головой погружаясь в окровавленную воду. Замершая наготове пантера, одним прыжком оказавшаяся рядом, осторожно зажала в зубах волосы, тряпки. Какие-то звенья, ухватив подругу за шиворот и, приподняв, вытащила ее голову из воды, не давая окончательно захлебнуться.
   Аккуратно дернув на себя неподвижное тело, мысленно сетуя и ругаясь на отсутствие рук, опустила жрицу на цветы и со всех лап рванулась вон из кельи. Сейчас ей нужно было срочно найти парочку целительниц и хоть одного мужчину....
   Нет, не для того, о чем вы подумали!
   Просто должен же кто-то, в конце концов донести усталую женщину до постели....
  

* * *

   От страшной фигуры у стены Нефрет отвлек новый, необычный звук. Стоящая под стоком на полу пустая бочка стала очень быстро заполняться водой. Шум стоял такой, что вызвал удивленный взгляд даже чересчур увлеченного Синухета. Крутя в руках одно из неимоверно извращенных изобретений человеческого разума, он подошел к окну и выглянул наружу, поднявшись на специальную каменную приступочку. Увиденное заставило его изумленно прищелкнуть языком. В этот момент вновь оглушительно громыхнуло и всю камеру залил ослепительный свет.
   А потом случилось невероятное! Через окно внутрь влетел небольшой искрящийся шар. Он завис возле человека на какое-то время, словно размышляя: чтобы с ним сделать? Его бока переливались и сияли. Он выглядел опасным!
   Не зная, что это, египтянин открыл от изумления рот и выпучил глаза, полные неподдельного страха. Существо словно заглядывало в него, двигаясь вправо - влево, как маятник, прямо перед его носом. В комнате родился еще один звук. Это перетрусивший человек начал тихонько, не закрывая рта, подвывать от ужаса. В клетке замер змей, напряженно следя немигающим взглядом за передвижением светящегося существа. И в этот момент раздался музыкальный шепот девушки.
   Нефрет знала, вернее, читала в старых рукописях, о подобных созданиях. "Дитя гнева богов" реагировало на движение и могло мгновенно убить любого, кто приблизиться к нему, при этом человека охватывало странное свечение и искристость. Случаи эти были так редки, что об этих существах было известно лишь малому количеству жрецов. А еще перед ее глазами (как вовремя-то!) всплыло заклятье из того папируса. Странный текст перемежался именами духов всех стихий, а последние имена и вовсе ей были не известны, то ли этих духов уже давно не было, то ли память о них ушла из летописей людей.
   Голос жрицы дрожал и вибрировал, умоляя о помощи небесного посланца. Она не знала, правильно ли взяла тон, но существо явно заинтересовалось ее шепотом. Увлеченная, она привстала на коленях, протягивая к нему руки, из которых ушла вся сила. Сфера, при своем эффектном появлении бывшая ослепительно-белой, странно запульсировала. Ее поверхность пошла голубыми волнами. Медленно она двинулась в сторону молящейся, плавно спускаясь все ниже и ниже. Приблизившись, создание зависло в нескольких локтях от пола, напротив ее лица. До вытянутых в мольбе рук оставалось расстояние меньше ладони.
   - Помоги мне, дитя богов! Ты - чистая магия, помоги мне, молю тебя! Освободи меня! Почувствуй правду: в моих жилах течет та же кровь, что и тебя! Спаси свою сестру, не оставь в беде... - Голос лился, как перезвон ручья, ему вторил шум ливня. Шар мерцал, постепенно меняя цвет с нежно-голубого на розовый.
   Бедняга Синухет, улучив момент, когда пленница отвела глаза, решил, что о нем благополучно позабыли. Бросив на пол свою игрушку, он метнулся к выходу. Стола на нем развевалась, как паруса. Его резкие движения сдвинули слои воздуха, родив легчайший ветерок и "Дитя", полыхнув ослепительно - красным, ринулось вслед беглецу, не слушая более слов пленницы.
   Оглянувшись назад, мужик обнаружил за своей спиной огненный шар размером с дыню, что быстро приближался, гневно мерцая не самым дружелюбным светом! Не долго думая, человек рванул запор клетки, захлопывая за собой железные прутья и выпуская на волю гигантскую тварь.
   В следующий миг мир вздрогнул. Сети-змей рванулся на волю. Нефрет закричала, а огненный гость, коснувшись решетки, разлетелся на тысячи ослепительно-злых осколков. Грохот, в два раза более сильный, чем гнев богов, сотряс помещение. Сверху посыпались камни. Стены темницы стали рушиться, как от удара гигантского молота. Пыль закрыла свет. Мигнув, факелы дружно погасли. Волной воздуха девушку отшвырнуло к стене и все стихло.
   Лежащая без сознания жрица, беспомощной тенью замерла на полу. Под грудой осыпавшегося камня и балок, что загородили дверной проем, в последний раз дернулся кончик хвоста большого змея. Он умер свободным! Голова его, уже невидящими глазами, из которых быстро уходила жизнь, смотрела в спину, удирающему без оглядки, хозяину. Из открытой пасти медленно стекала слюна. Смешенная с кровью, она пятнала клок ткани, что зацепился за могучие зубы.
   Увы! Он не убил этого человека. Боги отобрали у твари даже миг торжества и мести...
  

* * *

   Она сидела на постели, среди подушек и шелков, задумчиво рассматривая свои драгоценности и мучительно выбирая - что же именно она хочет сегодня надеть?
   Свечи бросали неверные блики на камни, тенями плясали на стенах, скользили по изящно-изогнутому телу обнаженной красавицы. Обсыхающая после горячей ванны, За-Ашт обиженно смотрела на украшения. Тонкий пальчик с аккуратным и острым ноготком синего цвета, касался то одного, то другого камня, слегка поглаживая грани, но взгляд постоянно убегал дальше м она отрицательно качала головой, стряхивая мелкие капельки с еще влажных волос на загорелые плечи и спину. За-Ашт мучилась, не в силах решить, что же ей одеть на сегодняшнее свидание с одним очень милым и перспективным юношей, поразившим ее своей отчаянно страстной мольбой....
   Ну и очень щедрым подарком!
   Шум дождя за окном и грохот, что сопровождался вспышками света, заливавшими, время от времени, всю комнату, вызывали на прекрасном лице гримасу явного неудовольствия, почти гнева!
   "Как же не вовремя разразилась эта ссора богов! Вот уж никогда бы не подумала, что благословение Высших может быть ТАК неприятно! Если в Стране Мертвых постоянно такая кутерьма с водой, то жить там в неге и удовольствии способны одни зухосы!"
   Она в раздражении прикусила губу, примеряя тяжелое золотое колье с прекрасными изумрудами, и в этот миг...
   Сама земля вздрогнула. Большой добротный каменный дом содрогнулся до самого основания. Гневный взгляд красавицы скользнул по появившимся мелким трещинам. В следующее мгновение, глаза ее испуганно расширились, становясь больше обычного. Множество трещинок быстро расползались по глине, что покрывала стены комнаты, устремляясь к потолку. А потом грянул грохот "божьего гнева" и потолок со стенами рухнули вниз, погребая под собой, ломая и калеча тренированное тело известной красавицы.
   В глазах потемнело.
   Все тело вспыхнуло от боли, буквально раздираемое на части массивными каменными плитами. Они падали на нее...
   Терзая...
   Ломая...
   Уродуя....
   Она еще услышала в этом грохоте свой крик, полный неверия и ужаса. Но потом и он смолк. Она захлебывалась болью, кровью и ужасом. Грудь сдавило, и не было сил вздохнуть. В гаснущем сознании мелькнула мысль, полная искреннего, почти детского удивления: "Ну, сами ругаетесь, а меня-то за что?"
   Ее сменила ужасающая...
   И это - смерть?
   А потом очередная волна боли, смела остатки сознания, погружая все в спасительную темноту.
  

* * *

   Она очнулась от боли.
   Все тело затекло и ныло. Попробовала пошевелиться - и тут же остановилась. Все внутри буквально взвыло, яростно протестуя. Да что же происходит-то? Вокруг темно. Очень темно! Где она? Разум медленно приходит в норму. Что было до этого?
   И тут же, как вспышка - Синухет! От пережитого страха она невольно дернулась, звонко стукнувшись о стену головой. Больно! Зато теперь она знает о наличии стены за спиной! С трудом сев и опираясь на стену, девушка с усмешкой вспомнила, что до этого уже успела с ней "близко" познакомиться: во время гибели "Дитя гнева богов". Это напомнило и о существовании более чем большого (и неприлично воспитанного!) гада в одной с ней камере.
   Однако вокруг стояла звенящая тишина. Никто не шипел и не шуршал. Кроме нее! Поверить в то, что голодная тварь таких размеров просто тихонько затаилась, как-то не получалось. Она так слаба и так шумит, что ее не просто, а очень просто найти по звуку и преспокойно начать жевать (или заглатывать?).
   А у нее не хватит сил даже на элементарное сопротивление!
   Кстати, вокруг так темно и тихо.... Может быть ее уже давно съели? Для проверки она раскинула руки в стороны, громко звякнув наручниками. Всеобъемлющий ужас резко затормозил на полдороге к ней, как только разум осознал, что вокруг СЛИШКОМ просторно, для чьего бы то ни было желудка!
   Глубоко вздохнув и грозно велев себе успокоиться, Нефрет принялась осторожно ощупывать все вокруг себя. Несколько камней. Парочка относительно метких ударов (первые три оставили ощутимые следы на нежной коже) помогли ей освободить одну руку. Решительно отказываясь и дальше действовать в темноте, жрица вызвала небольшую, размером с ноготь, искру. Облетев пространство, огонек, послушный воле хозяйки, впился огненными зубами в первый же факел, что встретился ему на пути.
   Темнота отступила. Перед слезящимися глазами девушки, во всем своем великолепии, возникла груда камней и земли на месте выхода. Справа, неподалеку от распахнутой решетки, из-под особо крупного булыжника, виднелся кончик хвоста. Вопрос о борьбе за место под факелом был закрыт.
   Несколько более точных ударов освободили и вторую руку, а легкий щелчок пальцами позволил сбросить мерзкую железку и неуверенно встать. Первым делом она нащупала на груди Амулет Имхотепа и, воспользовавшись имеющейся там силой, изрядно подлатала свое бренное тело. После этой процедуры самочувствие так резко улучшилось, что удалось добрести до чудом уцелевшей бочки, до краев наполненной отстоявшейся дождевой водой. Кое-где еще плавали травинки и парочка жуков - утопленников, но песок и мусор успели осесть на дно за то время, что она прибывала в иных мирах.
   Сплеснув грязь, девушка вдоволь напилась и умылась. Чувствуя себя почти счастливой, она приступила к детальному осмотру помещения.
  
  
   Ничего!
   Ничего хорошего ей не светит! Ужас накатывал откуда-то снаружи. Здесь нет и намека на другой выход! Она осмотрела все, даже то небольшое окошечко, через которое когда-то была еле видна трава, даже там все в данный момент было завалено обломками камня.
   Нефрет сидела у стены, тупо глядя на огромную кучу мусора перед собой, что перегораживала ей путь наружу. Ну что ты будешь делать, а?
   Не везет!
   Нефрет тихо вздохнула. Да - а- а! Тяжелая штука - жизнь! Везенье в ней не всем выпадает. Не обращает богиня удачи никакого внимания ни на беды, ни на заслуги, ни на желания человека. Казалось бы, совсем захудалый человечишка: врет, ворует, горе хорошим людям приносит, богам не молится, а поди ж ты, везет ему - то кошелек найдет, то еще чего. А туту! Бьешься, бьешься и ничегошеньки!
   Ничего!
   Боги, как будто и вовсе не слышат твои мольбы! Статуи их равнодушно взирают на тебя драгоценными глазами и ни ответа, ни помощи, ни слов утешения! Жизнь сложная штука....
   Вот уже казалось, что все наладилось: боги покарали Джосера, Имхотеп учит ее магии, и Сехемхет слишком занят предстоящей свадьбой, чтобы мучить ее. И вот тебе, здрасте! Неприятности свалились на нее, как всегда неожиданно! Хотя.... Кто ж их ждет-то? Неприятности....
   Мрачным взглядом жрица окинула все помещение. Что мы имеем? Д....!
   Ну что за дела? Она попыталась шутками развеселить саму себя, отогнать жуткое ощущение, что стены и потолок потихоньку сближаются, надвигаются, наваливаются на нее, грозя раздавить! Стало не хватать воздуха. Ей показалось, или она задыхается? Сердце грохотало в ушах, вызывая нестерпимую головную боль, а желудок резало и рвало на части от голода.
   Рыкнув от гнева на саму себя, девушка вцепилась в амулет, вбирая последние остатки силы. Простенькое заклятье, быстрое перестроенное ею с "ты" на "я" сработало очень эффективно. Стены замерли. Ужас, что буквально полоскал ее, заставляя то потеть, то замерзать, отступил. Воздух свободно протолкнулся в пустые легкие и принес чувство несказанного облегчения. В "живых" осталось лишь чувство голода.
   Внимательное осмотревшись вокруг, жрица подняла с пола острый обломок каменного жезла. Решив не засорять себе голову мыслями ( то есть попросту запретив себе даже представлять разные гадости по предыдущему использованию этой штуковины), Нефрет тщательно помыла его, поливая драгоценной влагой из бочки и бодро подошла к хвосту удава. Где-то она слышала, что змей можно жарить в углях и есть....
   Конечно он какое-то время уже мертв... Но он ведь еще не испортился! Конечно, он питался боги ведают чем.... Но ведь из съестного, кроме нее и его вокруг более ничего не наблюдается! И нечего изображать из себя не поймешь кого! И, кстати, приливы дурноты - это от голода!
   Решительно раскопав хвост как можно дальше, она несколькими ударами отсекла приличный кусок. Извращенческие "стулья" Синухета были безжалостно изломаны на небольшой костерок, на котором и был (очень долго и тщательно!) "приготовлен" "бедный Сети".
   Запах мяса вызывал новую серию острых желудочных спазмов и, махнув на все рукой, Нефрет зажмурившись, впилась зубами в "блюдо". Вкусовые достоинства сего деликатеса были, на ее скромный взгляд, более чем сомнительны (хотя, может быть дело в неправильно приготовлении?), но вот пищевая ценность оказалась бесспорна! В процессе медленного пережевывания, она приняла единственное, оставшееся ей, решение: нужно разбирать завал и выбираться наружу! Других путей к свободе, увы, не наблюдалось!
   Вздохнув, она запила сомнительный завтрак (или уже ужин?) водой, вскинула руки и приказала поднять первому камню.
   Процесс освобождения начался!
  

* * *

   - Как она? - Голос звучал холодно и равнодушно.
   - Амира?
   - Естественно. Когда, скажи на милость, ты успела так поглупеть? Неужто это постоянное общение со смертными так на тебя действует?
   - Она проваляется в беспамятстве не меньше недели. Эта буря была слишком сильна....
   - Не буря, а ее не нужные потуги!
   - Но ведь...
   - Молчи! Ты все равно в этом ничегошеньки не понимаешь, так что сиди и молчи! Поняла?
   - Да, госпожа. Но, быть может, ты даешь ей немного сил? Или хотя направишь к девочке Имхотепа?
   - И не подумаю! Мой план удастся только если она начнет ненавидеть мужчин, видеть в них всего лишь средство достижении цели. А сейчас...
   Пантера послушно заглянула в глаза богине, посоветовав наглому внутреннему голосу заткнуться и помолчать какое-то время, все таки это вам не Амира, тут и по загривку схлопотать можно. Один жест - и будет она сидеть на Западе, глупо проводя время в бестелесном общении! Толку-то тогда с нее, что Амире, что Нефрет!
   - Какой хороший был материал, - протянуло божество в задумчивости, - где же я просчиталась? Что упустила? Почему девчонка не возненавидела Сехемхета? Не использовала его на всю катушку?
   Эрия демонстративно беспомощно пожала плечами. Можно, конечно, напомнить, что на земле существует любовь... Но зачем?
   И потом, разве у ее дорогих девочек итак не достаточно неприятностей из-за этой.... Богини?
   - Госпожа... - она привлекла ее задумавшееся внимание, - насчет Амиры... Может дадите ей немного силы, а то она никакая, да и девочки - выжаты, как лимон...
   - И не подумаю! А если узнаю, что ты поделилась своей силой - развоплощу! Не зли меня, Эрия! Я не потерплю твоих шпионских игр!
   Кивнув, животное смылось, от греха подальше.
   Увы! Из этой передряги Нефрет придется выбираться самой...
   Вот разве что Имхотепу навеять....
   Да, пожалуй...
   Попробуем...
  
   ГЛАВА 11.
  
   Злые слезы катились по щекам непрерывно. Их приходилось подхватывать платочком в уголках глаз, так как раны на лице, подлеченные Имхотепом, хоть и "хорошо" выглядели, но все еще не зарубцевались до конца.
   Хорошо выглядят! Что это значит? Когда сняли бинты с ее лица, чтобы "светила" медицины осмотрел раны, он так и сказал: "Они на редкость хорошо выглядят! Сейчас чуть подлечим, снимем отек, и все будет и вовсе славно!".
   Славно! От этого слова она почувствовала новую волну ненависти, громко клацнув зубами, и тут же зашипела от боли. Челюсти, из которых одним из кирпичей было выбито несколько зубов, были разодраны и нещадно болели. Любая попытка что-нибудь съесть превращалась в кошмар! Каша или суп (твердую пищу, она и вовсе есть не могла (хотя и эту уже люто возненавидела)) становилась медленной пыткой. Процесс кормления затягивался на пару часов, на протяжении которых девушка постоянно заливалась слезами и бранилась так, что у деревьев в саду вся листва облетела!
   Слуг почти не осталось. Разбежались. Кругом сновали рабы, и ей приходилось терпеть возле себя присутствие этих "живых мертвецов"! А что еще поделаешь?
   Танцовщица часами ломала голову над причиной произошедшего, не в силах понять: "Почему?". А вот отца, по ходу, этот вопрос совсем не интересовал! Он ходил странно спокойный. А иногда смеялся. Может, с ума сошел? Нет, сначала у него была кое-какая реакция. Странная реакция...
   За-Ашт вскрикнула от боли. Любая попытка задуматься вызывала рефлекторные движения лица и причиняла более чем ощутимую боль. Отдышавшись и приложив к лицу тряпочку, смоченную холодной водой из колодца (Совет Имхотепа. Это помогало снимать отеки. Жаль только, что нельзя было все время держать холод у лица. По словам этого медикуса, она могла что-то там, как бишь его, застудить!), она задумалась.
   Память медленно открывалась, нехотя впуская в обрывочные воспоминания той ночи. Что-то ее насторожило...
   Что-то удивило тогда в отце...
   Что...
   Что?
   Перед глазами промелькнуло испуганное лицо Синухета, и уши заложило от непристойных ругательств.... Не то.... Вот он в гневе ударом кнута пробивает череп одному из рабов.... Не то.... Стоп! Испуганное? Он был напуган? Да, да! Он ЗНАЛ! Значит, он знает, что именно случилось? О, Боги! Так это не она! Это ОН! Он прогневил богов....
   Женщина резко вскочила, желая немедленно разыскать "папеньку" и вытрясти из него всю правду! И тут же упала на пол, потеряв сознание от боли. Тщательно зафиксированные кости были еще не готовы к проявлению подобной сверхактивности.
   Проходящий мимо комнаты Синухет с любопытством заглянул внутрь. С минуту он смотрел на обезображенную дочь, не чувствуя ничего, кроме раздражения. Потом развернулся и молча вышел. На его губах играла странная усмешка.
   Пройдя полуразрушенным коридором, он спустился в подвал. Однако направился мужчина вовсе не в тот проход, что вел к заваленной камере! Нет! Свернув направо, главнокомандующий быстрым шагом двинулся в направлении странного, непонятно зачем созданного коридорчика, оканчивающегося тупиком.
   Стены здесь были девственно чисты и гладки....
   Вспоминая дочь, он громко фыркнул:
   - Дура!
   И, отбросив о ней всякие мысли, всем телом приник к белой стене....
  

* * *

  
   Сколько прошло времени?
   Она не знала. Медленно, но верно, ей удавалось откатывать камни, разбирая завал. Хорошо, что хоть воздуха ей хватало. По-видимому, где-то в потолке и вправду были сделаны дополнительные туннели вентиляции, которые (лишь чудом!) не засыпало.
   Пот пропитал ее одежду, склеил взлохмаченные, стоящие дыбом волосы, которые не удалось расчесать и пришлось заплести так, в некоторое подобие косы. Пыль сделала ее в два раза толще и в три - тяжелее. Все тело невыносимо болело и чесалось. Руки были стерты, а местами и сорваны в кровь. Ногти изломались. Синяки и царапины просто не имело смысла считать.
   И все же, она трудилась. Где магией, где руками, не смотря на ломоту в спине, боль в мышцах и постоянное головокружение от голода, запаха разложения и постоянного перерасхода магических запасов, Нефрет оттаскивала камни от входа к клетке мертвого змея, постепенно заполняя ее. Кроме того, она старательно закладывала камнями и "бедного Сети". Сейчас над телом сдохшего гада высилась небольшая горка.
   Увы! Это не спасало от запаха, что при такой жаре действовал еще более одуряющее. Временами она теряла сознание или забывалась настолько, что не помнила, когда и как умудрилась сдвинуть тот или иной камень!
   Единственной ее радостью была бочка воды, что стояла под стоком, да факелы. Свет и вода не давали ей полностью отчаяться, опустить руки. Они не позволяли ей принять неизбежное, позволяли теплиться слабой надежде на то, что она сможет добраться до цели. Ей не нужно было много - совсем чуть - чуть и она сможет, если не заставить духов воздуха и земли помочь ей, то, хотя бы отправить с ними просьбу о помощи к учителю.
   С горечью девушка осмотрелась. Здесь было слишком много камня. Духи земли не слышали ее зова. И слишком мало воздуха, чтобы потратить его на создание духа воздуха. Оставались лишь собственные руки и безумное желание жить. Увидеть свет!
   Увидеть небо!
   Сехемхета...
   Запертая в каменном мешке, голодная девушка упорно расчищала себе путь к свободе. Наверное, именно вследствие того, что вся магия и все ее внимание расходовались на завал, Нефрет и не замечала, как, время от времени, за ее спиной в стене появлялась небольшая щелочка и безумный глаз с любопытством следил за действиями изнуренной пленницы.
   Синухет ждал, когда она выдохнется! Демонстрация ее сил и способностей до крайности впечатлила его. И теперь он ждал. Предвкушение удовольствия, а главное, того ужаса, что испытает нахалка и собственного удовольствия, заставляло его отодвигать нетерпеливые пальцы от щеколды потайной двери, что вела в полуразрушенную камеру....
  

* * *

   Страна начинала звенеть от напряжения, как натянутая струна. Нахальные дикари умудрились захватить и сжечь уже несколько деревень на границе. Они кружили и круг этот потихоньку смыкался вокруг Ахетатона.
   По распоряжению фараона, войска, стоящие в центре страны, срочно перебрасывались к западной границе. И приказ им был дан абсолютно четкий: "Врага уничтожить! Деревни - вернуть!". Несколько раз созывался военный совет, на котором обсуждалось создавшееся положение в стране и рассматривались планы действий.
   Весьма четкий намек правителя на необходимость присутствия на границе руководителя, главнокомандующий Синухет с блаженной улыбкой пропустил мимо ушей, делая вид, что "по наивности" его не заметил. Удивленный таким поведением, Сехемхет не спешил настаивать, пытаясь разобраться не столько в странном поведении вельможи, сколь в причинах, побудивших его к нему. Это было тем более странно на фоне последних событий.
   Два дня назад город был буквально потрясен страшным грохотом во время грозы. Тем более необычным, что дождь здесь был в принципе явлением редким. А уж гроза такого плана вызвала и вовсе у людей благоговейный трепет! Но самое интересное выяснилось утром, когда обнаружилось, что большая часть родового дома Синухета ночью рухнула, погребая под собой и его прекрасную дочь.
   За-Ашт, извлеченная из-под завала, осталась лишь чудом жива. По словам Имхотепа (что, призрев их разногласия, отправился на помощь первой красавице Египта), она сильно пострадала. Бедняжке сломало два ребра, левую руку и ногу, буквально раздробило пальцы. Очень сильно искалечено было и лицо несчастной. Медики не смогут восстановить выбитых зубов, да и шрамы от ужасных рваных ран на лице до конца уже никогда не сойдут. Стенания и проклятия бывшей красавицы были слышны даже за пределами садов, что окружали дом.
   Такое горе, а он - улыбается? Полноте, да не сошел ли он с ума?
   Сехемхет и Имхотеп переглянулись. Чати понял друга без слов. На этом совещании было принято решение обратиться к магам и жрецам за помощью и выяснить причины столь бурной и неадекватной активности дикарей. Доселе не рисковавших нападать более чем на одну деревню за раз. Мужчина усмехнулся, наблюдая за блаженно-отрешенным видом вояки. Что ж, заодно он поинтересуется у духов и причинами нездоровой радости и спокойствия нынешнего главнокомандующего армии.
   По знаку фараона, присутствующие удалились. Ушел даже Кенна. В последние дни брат стал очень рассеян и не замечал ничего вокруг, и капитан уходил, пользуясь этим временем, чтобы быть рядом с принцессой. Вместе они катались на лодке и устраивали скачки за городом, гуляли по базару и читали стихи...
   Народ лишь удивлялся: что происходит? Отчего невесту государя охраняет сам Кенна? Неужели и принцессе угрожает злой колдун, что совсем недавно пытался погубить их правителя?
   Увы! Сехемхет ничего не замечал! Прошло уже три дня после злосчастного пира. Ни ему, ни Имхотепу пока не удалось найти ни намека на разгадку - куда же исчезла верховная жрица Анубиса, Нефрет Сунн Дани....
  

* * *

  
   Мерит-Ра шла по коридору. Ей кажется? Она прислушалась вновь. Нет! Так и есть! Шаги! Девушка обернулась. В отдалении маячила могучая фигура...
   Улыбнуться спутницам и отослать их прочь...
   Но как?
   - Маруфа? Я должна кое-что посмотреть еще в этом крыле, а время не ждет. Вы идите в зал, осматривайтесь пока. Я быстро. Если не сложно, будь добра, начни обсуждение с дамами. Я хотела бы услышать ваши идеи по украшению к торжеству.
   Девушка кивнула и увела за собой стайку придворных. Так легко? Увы, нет. О, так и есть! Парочка особо вредных патронесс оглядывается, пытаясь выяснить причину отставания ливийской принцессы в этом унылом, закрытом коридоре.
   Увидели? Хоть бы нет, а то жди неприятностей!
   Глубоко вздохнув, Мерит-Ра заглянула в ближайшую комнату...
   Тьфу, ты! Спальня!
   Если старые клуши узнают об этом - она в полном дерьме! Сзади скрипнула дверь. И как это ему удается? Передвигаться так тихо при его-то габаритах!
   Сильные руки сжали плечи, прижимая к могучей груди, обнимая. Все внутри перевернулось. Ее бросило в жар, а он уже повернул ее к себе, осыпая лицо и шею жаркими поцелуями. Нетерпеливые руки поднимали юбку...
   - Нет! Нет! Нельзя! - Беззвучный шепот кажется ей самой громким криком. Все внутри вопит: одна половина молит вернуться в надежную крепость его объятий, отдаться жарким, дурманящим ласкам, забыться в его любви и страсти. Другая орет, что их сейчас найдут! Нельзя, нельзя, позволить этим старым ищейкам застукать их здесь вместе! Эти тетки наверняка не успокоятся! Если не придут сами, то отправят кого-нибудь на проверку!
   - Ну, давай! - Его хриплый возбужденный голос бьет по ушам, дрожью пробегает по телу, вызывая томление и слабость в ногах. - Никто не увидит! Я хочу тебя! Давай сейчас...
   - Нет! Нет! - Девушка безуспешно пытается вырваться, борясь и с ним, и со своим собственным телом, которое норовит прильнуть, упиться его желанием. - Они увидят! Увидят нас!
   - Да кто? Что ты, голубка! Здесь только ты и я! Иди же ко мне! Я так соскучился...
   Шорох.
   Звук поцелуев.
   Жаркое дыхание...
   Стон.
   - Не могу без тебя...
   В его голосе боль и страсть...
   И смирение...
   И гнев...
   - Иди же ко мне, ясноглазая, люби меня.
   - Нет! Нет!
   Треск ткани.
   Стон.
   Боль.
   Страсть...
   Слеза по щеке, нежно подхваченная теплыми губами...
   Шаги в коридоре звучат как раскаты грома. Голоса...
   - Госпожа? Госпожа принцесса? Где вы?
   - Ах, чтоб вас! - Он выпускает ее.
   Девушка судорожно пытается поправить платье, маскируя разрыв. Но нахальное свидетельство страстной неаккуратности настойчиво вылазит наружу, откровенно бросаясь в глаза.
   А голоса приближаются...
   Поправить прядь.
   Шагнуть к двери, яростно зажимая в кулаке, комкая, порванный край платья...
   Рука Кенны ложится на плечо. Сжимает.
   Не обернулась. Но благодарность за поддержку он чувствует и так.
   Опускает руки и тихо, одними губами, шепчет:
   - Я умру за тебя...
   - Знаю. - Так же беззвучно отвечает она.
   Улыбка на лице.
   Высокомерие в глазах.
   Теперь можно выходить.
   За две двери до искомой комнаты, принцесса выплывает в коридор.
   - О, дамы? Что-то случилось?
   - Да, госпожа! - Смирение в голосе не соответствует хитрому блеску, с которым глаза обеих обегают всю ее фигуру, - Вас зовет владыка.
   - Идемте! - Она властно берет под руки обеих, не давая увидеть порванное платье. И, не смотря на сопротивление, уводит подальше от комнаты, за дверью которой, прижавшись лбом к дереву, тяжело дышит гигант, горько шепча:
   - Не моя.... Не моя...
  

* * *

   Имхотеп с недоумение смотрел на сидящего перед ним, красного от смущения, мужчину. Кенна опустил глаза, сжимая челюсти, по лицу пошли белые пятна, а зубы весьма звучно заскрежетали.
   - Так поможешь, или нет? - Он не поднимая глаз, ждал ответа, очень внимательно разглядывая собственные колени. Судя по его насупленным бровям, их вид был ему особо неприятен. Чати усмехнулся, отводя взгляд, дабы не смущать парня еще сильнее. Ему и так не сладко!
   Глаза мага скользнули по ровным строчкам иероглифов - перед ним лежал манускрипт с записанными ответами духов (давняя промашка до сих пор заставляла его испытывать чувство смущения и неловкости). Сейчас он четко записал ответы и был намерен расшифровать их и завтра же дать исчерпывающий отчет фараону.
   Он как раз разбирался в хитросплетениях слов и логических узлах затейливых метафор и мыслей, когда ему доложили о прибытии советника. Зная как тот нетерпелив, а порою и вспыльчив, чати распорядился провести парня прямо к нему и с изумлением услышал просьбу составить гороскоп. И чей! Самого Кенны! Просьба (учитывая просителя и его характер) была крайне необычна!
   Сам молодой проситель бекал и мекал какое-то время и жутко стыдился того, что пытался сказать, вернее попросить у учителя. Сейчас же, когда слова, с немалыми волевыми затратами, все же покинули пересохшее горло и были озвучены, парень и вовсе сник и уже гневался на себя за столь дурацкое решение. Маг покачал головой, посмеиваясь в кулак, что бы страдалец (не приведи боги!) не увидел!
   - Да не вопрос, друг мой! - Имхотеп отвернулся, делая вид, что прибирается на столе, старательно сдерживая неуместный смех - нелюбовь мальчишки к магии была известна, и вдруг - такая просьба! - Я составлю его через пару дней. Тебя это устроит?
   Говоря это, чати перевернул пенал с краской. Предмет закрыл несколько знаков, что он пытался расшифровать и фраза без них, стала на редкость простой и доступной для понимания. От неожиданности мужчина охнул, осознав ее смысл, сам покрываясь красными пятнами. Уже уходящий Кенна, услышав за спиной столь странный звук, обернулся. Ему показалось, что учитель все же хихикнул ему вслед, но выражение ужаса на лице друга заставило юношу вернуться, одним прыжком пересекая всю комнату. Он рухнул на колени, заглядывая сидящему на стульчике вельможе, в глаза.
   - Что происходит?
   Пустой взгляд, с почти слышимым скрипом, переместился на источник звука и замер. Кенна огляделся. Ничего, что могло бы представлять опасность, не наблюдалось в поле его зрения. Решив, что дело в магических способностях чати, он полностью переключил свое внимание на него. Пощелкав пальцами перед застывшим взором, парень попытался вернуть мага в более работоспособное состояние. Звук получился на редкость громким. По-видимому, он-то и помог Имхотепу очнуться.
   - Что происходит? - Кенна внимательно следил за меняющимся выражением лица опрашиваемого.
   - Нефрет.... - Прохрипел чати, оглядывая комнату. Затем он вскочил, чуть не свалив стоящего перед ним парня и, отшвырнув в сторону мешающий стульчик, заметался по комнате, собирая какие-то пузырьки и камни. Отпрыгнувший от него советник, настороженно следил за хаотичными передвижениями по комнате второго в государстве человека.
   О недавнем исчезновении сестры он, конечно же, знал. Знал и о том, что чати не смог обнаружить свою ученицу. Поэтому все происходящее принял сразу и близко к сердцу.
   - Где она? - Его вопрос был прост и ясен. Кенна решил, что, как только услышит ответ, схватит учителя в охапку и поедет туда, куда он скажет. Дальше уже дело техники.... Но ответ чати поверг его в шок.
   - У Синухета....
   Звук, что издал молодой воин, больше всего, походил на рев разъяренной крокодилицы, обнаружившей на месте своего любимого гнезда лишь пустые скорлупки...
  
  
   Они не стали заезжать куда-либо еще. И во дворец за подмогой не послали. Трое парней из личной гвардии фараона, что прибыли со своим капитаном, да парочка крепких ребят из тех, что охраняли дом чати, вот и все, кто оказался в курсе дела. Впрочем, мужчины пребывали как раз в том состоянии, когда спокойно выходят против целой толпы разъяренных крестьян. В полном молчании кавалькада промчалась по улицам города до ворот полуразрушенного дома главнокомандующего армией.
   Немой раб со следами побоев на лице, распахнул перед ними ворота по первому требованию. Краем глаза Имхотеп заметил, как мимо них метнулся паренек - доложить хозяину о прибытии гостей. Внутри зашевелилась, усиливаясь до ломоты в зубах, холодная злоба. Не сговариваясь, они пришпорили коней, посылая их вслед за чересчур расторопным пареньком. Оба справедливо рассудили, что хозяин этого мерзкого места должен находиться где-то в том направлении. Люди, что приехали с ними и по обычаю, ступив в ворота, тут же спешились, молча вскочили в седла, догоняя спутников.
   Рабы безмолвно наблюдали за происходящим с каменными выражениями на покрытых многочисленными шрамами лицах, и лишь по их глазам было заметно, что столь явное оскорбление главы дома им чрезвычайно приятно. Их глаза ловили каждый миг движения всадников, наслаждаясь....
   Запоминая...
   Радуясь...
  
  
   Они мчались по полуразрушенному дому, не обращая ни малейшего внимания на царившие кругом хаос и снующих в панике рабов, буквально наступая на пятки Имхотепу, что вел свой маленький отряд на правах человека, знакомого с местностью (вчера ему пришлось побывать здесь для осмотра бедняжки За-Ашт). Кенна, время от времени останавливался, оглашая окрестности почти звериным рыком:
   - Где он? Я спрашиваю, где эта мразь?
   Никто не смел, ответить ему, но и попадаться под явно горячую руку гиганта никто не рисковал. Люди разбегались, едва завидев их, как мыши от кота. Чати бежал по корриду, тщательно принюхиваясь, словно пытался по запаху отыскать того, кого можно поподробнее расспросить о пропаже любимой им женщины. Однако, обыскав весь дом, вернее того, что от него осталось, они так и не обнаружили ни следов Нефрет, ни Синухета.
   Припертая к стенке рабыня, закатывая глаза от ужаса, дрожа и всхлипывая, поведала, что хозяина нет дома уже несколько часов, и разревелась в голос, сообщив, что за это - ее, наверняка, убьют! По знаку командира, один из охраны чати подхватил девушку на руки, нагло увозя чужую собственность в более безопасное место. Сам маг лишь кивнул, не отрываясь от своих поисков.
  
  
   Сильные пальцы гладили "Сердце заката". Камень вибрировал, весьма ощутимо дрожа и пульсируя.
   "Ищи! Ищи ее! Ты можешь!" Имхотеп закрывал глаза, погружаясь разумом в прекрасную звезду в центре камня и шепча:
   - Куда теперь?
   И камень отвечал, указывая направление. Ведомые древней магией, они спустились в подвал. Но и здесь "Сердце", пульсируя с прежней силой, все же оставался тусклым. Она была тут - но давно, два-три дня назад.
   И маг останавливался, прислоняя сильное тело к стене (чтобы случайно не упасть в трансе), и нырял в драгоценные глубины прекрасного путеводителя. Длинные, еще более разветвленные и запутанные, чем наверху, коридоры приводили мужчин в полное недоумение, уводя все дальше и дальше, пока они не уперлись в груду камней, что напрочь перегораживала узкий каменный мешок.
   Морщась от смрада, Кенна осветил факелом завал. Здесь невыносимо воняло. Причина этого жуткого запаха - большая голова змеи, с копошащимися в ней муравьями и прочей мелкой гадостью, беззвучно скалилась на них в последней ухмылке смерти. Какое-то мгновение, молодой человек обдумывал увиденное, потом, не в силах найти решение сей загадки, обернулся к учителю.
   Судя по тому, что маг опять тихонько сползал по стеночке, девушка не составила компанию дохлой твари, а значит, она могла находиться по ту сторону завала! Не долго думая, капитан вцепился в ближайший булыжник, размером с голову хорошо откормленного бегемота, отшвыривая его на несколько метров. Для него все уже было ясно, как белый день - она там, и значит, нужно проложить к ней дорогу!
   Его люди молча присоединились, совмещая усилия, незаметно составляя единый слаженный механизм. Человек Имхотепа остался рядом с господином, не давая тому кулем муки свалиться на холодный пол. Второй рукой юноша держал факел, освещая работающим поле деятельности.
  
  
   Медленно, но верно, за ними росла груда отброшенных камней. Но, чем больше она становилась, тем очевиднее была бесполезность этой работы. Мужчины вспотели, покрылись пылью и грязью. Пальцы были сбиты в кровь и руки пришлось обмотать кусками полотна. Чем больше становилась видна нереальность поставленной задачи, тем ожесточеннее становились лица. В глазах Кенны начинала метаться ярость.
   - Остановитесь! - Голос Имхотепа был очень слаб, и все же его услышали сразу же все. - Здесь уже нет пути. Он полностью разрушен! - Чати с трудом опирался на плечо Бахмута.
   - Она мертва? - Голос капитана был на удивление спокоен. Ни одного эмоционального оттенка не промелькнуло в его вопросе и лишь глаза выдавали, что внутри замерла, до предела натянулась струна отчаяния.
   - Нет. - Маг покачал головой. - Я видел другой путь. Я покажу....
   Тяжело ступая, опираясь одной рукой на слугу, а другой ощупывая стену, он двинулся обратно по коридору. Пот градом катился по высокому лбу, заливая глаза. Кенна без слов протянул наставнику свою фляжку. Напившись и умывшись, маг почувствовал себя намного лучше. Опять же то, что они удалились от источника мерзопакостной вони, сыграло свою, далеко не последнюю, роль в резком улучшении состояния людей. Теперь их продвижение намного ускорилось. Петляя по коридорам и ответвлениям, чати рассказывал о своем видении.
  
  
   Шестилучевая звезда - сердце чудесного камня, все быстрее пульсировала, постепенно увеличиваясь в размерах, вбирая в себя легкую душу человека. Вот она стала огромной, буквально заслонив собой весь мир. Красные лучи ударили в плотно сомкнутые веки, и сознание мага соскользнуло в неизвестность.
   Он падал...
   Падал, падал, падал....
   И вдруг остановился!
   Вернее движение продолжалось, хотя процесс падения явно закончился. Имхотеп почувствовал, что он куда-то идет. И от удивления распахнул глаза...
   Он невысокий и полный мужчина.... Вот он видит свои полные руки, держащие факел и дорогую материю столы, сильно натянутую на приличных размеров живот. Что же это.... Он - Синухет?
   Факел в правой руке ярко освещает дорогу. А вокруг ночь. Темнота. Все давно уже спят.
   И он знает, куда идет....
   Туда, в небольшой закоулок, что оканчивается тупиком. Тупиком - ли?
   Тихо шаркают шлепки, купленные у арабского купца. Такие красивые. Такие яркие, с разными камешками, нашитыми посреди узоров. Говорят, в таких же ходит их правитель. Как бишь его там? Арул... Абул... Абдул.... А, не так уж и важно!
   Главное, что это. Пусть и дорогие сандалии, зато для дома намного удобнее! И здесь, в подвале, где всегда так холодно и сыро, его ноги совсем не мерзнут!
   Вот он проходит в свой закуток. Осматривается. Втыкает факел в петлю на стене. Толстые пальцы скользят по гладким камням, отполированным многими человеческими усилиями. На уровне глаз они вдавливают едва заметный, чуть более крупный камешек. Не знаешь - не найдешь! Камешек, что, как будто бы случайно, затесался в идеальный замес белой глины.
   Прямо перед ним, не издав ни звука, открывается щель, чуть больше спелого финика. Человек прижимается полным животом к холодной. Шероховатой кладке и, чуть привстав на носочки, заглядывает в образовавшееся в стене отверстие...
   Девушка, такая чумазая и потная, испещренная царапинами и сплошь покрытая синяками, словно чужеземными татуировками, сидит возле большой груды камней. Ее руки, словно панцирем покрытые засохшей кровью, бессильно лежат на коленях. По испачканному, исхудавшему лицу резко выступившими от голода скулами, смывая грязь и кровь, текут слезы.
   Но ноги ее упорно толкают камень с небольшую овцу. Какое-то время до него доносится только всхлипы. Но затем раздаются и горькие, безнадежные рыдания. Женщина бессильно размазывает слезы по скуластому лицу.
   И он радуется! Она скоро сдастся! Рука его тянется к двойнику первого камешка, но уже на уровне пупка. Нажмет - и откроется потайная дверь!
   Нежная, чувствительная кожа скользит по неровностям плит, безошибочно ложась на искомый выступ, внутри все замирает от предчувствия:
   Сейчас! Сейчас!...
   И тут девчонка опять ломает все его планы. Продолжая всхлипывать, она решительно срывает с ободранных ладоней один из струпьев. Горячая кровь, омывая дрожащие от боли пальцы, капает на дурацкий валун и резкий голос, еще хриплый от рыданий и всхлипов, отдает приказ.
   Кусок кладки, отвалившийся при обвале послушно взмывает в воздух, переносится в угол и с глухим стуком падает на пол. Пока ранка не закрылась, девушка помечает кровью еще несколько небольших булыжников, которые не в силах сдвинуть физически. Сил у нее немного, но они один за другим, почти скребя пол неровными боками, плывут шеренгой мимо жрицы, расчищая еще кусочек пространства.
   В неясном мерцании факела ему хорошо видно, что с одной стороны уже показалось украшение, обрамлявшее дверь. Раздраженно рыкнув, ругая ее самыми грубыми и резкими словами, он отлипает от двери. Жест и глазок закрываются, скрывая упрямую пленницу, что упорно насыпает небольшие камни и землю на, когда-то прекрасный кусок леопардовой шкуры (между прочим, обошедшийся ему в три барана! Будь она неладна, эта девка!). Судя по тому, что от него осталось, таким манером она перетащила уже не одну порцию мелкого мусора....
   Фыркнув, он разворачивается на каблуках и уходит, позабыв о горящем факеле. Тот вспыхивает и потрескивает, бросая желтоватые блики на абсолютно гладкую стену, из-за которой доносятся приглушенные рыдания и шорох напрасных усилий....
  
  
   Тусклый свет выхватил из полумрака давно погасший факел. Имхотеп отрицательно покачал головой, указывая на противоположную стену. Абсолютно гладкая. Ни выступа, ни зазубринки. За стеной, еле слышима, угадывается какая-то возня. Радость и надежда вливают в уставшие тела новые силы. В нетерпении Кенна прижимается к стене всем телом, судорожно ощупывая ровное каменное полотно. Ничего! Он проходит по линии пупка вновь и вновь...
   Даже - даже....
   Ни звука, ни шороха...
   Никакой реакции! Встревоженные люди поворачиваются к чати, чей приглушенный кашель удивительно напоминает, абсолютно неуместный в такой момент, смех. Без слов, маг пальцем манит к себе парня, и, когда тот подходит, касается его руками, чуть ниже начала бедра. Непонимающий, изумленный парень отпрыгивает от него, как ужаленный, в немом возмущении. Хлопает глазами....
   - Его... Его... - Смех мешает наставнику целостно выразить свою мысль. - По моим подсчетам, его пупок находится, как раз там, где у тебя...
   Парни смущенно хихикают. Осознавший, что учитель пытался всего лишь помочь ему (как всегда, между прочим!), а вовсе не поменял пристрастия, побывав в чужой (на редкость поганой) шкуре, как он решил в первые мгновения (право слово, ну кто же мог знать? Он же не маг, в конце-то концов! Да и потом, мало ли, как вселение в тело такого засранца, как Синухет, влияет на душу, а главное - на ориентацию!), капитан вновь подошел к стене.
   Бедро в том месте, где его коснулись холодные пальцы мужчины, горит огнем. Чуть склоняясь вправо, Кенна внимательно, закрыв глаза и высунув язык от усердия, изучает пальцами все шероховатости стены, что ему попадаются под руку. Кончик языка, словно комментируя действия пальцев, тоже чуть двигается вправо- влево....
   Смех замирает. За неспешно двигающимися пальцами следят пять пар настороженных глаз. Вот один из них почти незаметно погружается в поверхность. Что это? Ямка? И тут же, отметая все сомнения, раздается скрежещущие звуки.
   Перед их глазами часть монолитной стены, медленно и осторожно, словно боясь, что от столь бурных телодвижений она непременно рассыплется, начинает двигаться вперед. Капитан, не испытывая желания экспериментально проверить чья прочность и сила более преобладают: его или стены, построенной в незапамятные времена, быстро отскакивает в сторону. Право слово, не стоит бороться с камнем за место под факелом. Не тот уровень развлечений!
   Стена отодвигается до половины и благополучно замирает. Шестеро мужчин, не задумываясь ни на мгновение рвутся к открывшемуся проходу и их глазам предстает внутренняя камера.
   Больше половины комнатушки занимает огромный завал, кое-как разобранный с одной стороны почти до половины, а возле него, чумазая и измученная, сидит на коленях полуголая девушка с тяжелой косой, сжимая в обессиленных руках, как копье, обломок деревянного стула....
   Мешающую ему кровать, Кенна отбросил одним ударом ноги. Полуразрушенное ложе любви отлетело под гневом гиганта в сторону, врезавшись в пузатую бочку с водой. Та громко хлюпнула и превеликим удовольствием выплеснула из себя то немногое, что в ней еще оставалось, заливая пол и остатки когда-то роскошных шкур. Но это уже никого не взволновало!
   Подхватив хрупкое тело сестры на руки, парень двумя шагами покинул мерзко пахнущие застенки...
   Жива...
   Спасена...
  
  
   А ровно через час дворец содрогнулся от гнева фараона. Его драгоценная персона рвала и метала все, что попадалось под руку. Приказ о лишении семьи Синухета всех титулов и привилегий, земель и рабов (всего!), уже через двадцать минут был громко зачитан на базарной площади. Вместе с ним зачитали и запрет на появление кого-либо из отверженного рода даже вблизи от дворцовой площади, не то, что дворца!
   И когда толпа, готовая взвыть от восторга (помятуя все свои беды, весь беспредел, что военноначальник творил в дни пропажи принца!), вдохнула побольше воздуха, глашатай "добил" их приказом о немедленном аресте бывшего главнокомандующего армией Египта - Синухета аз Марудина!
   Рев восторженной толпы был слышен даже на окраинах Мемфиса! До самой ночи в городе продолжались гульба и веселье - народ ликовал и славил своего фараона.
  

* * *

   Подготовка к их свадьбе шла, как говорится, полным ходом. Но народ так радовался предстоящим празднествам, а главное - появлению царицы, которой самими богами наказано заботиться о несчастных и угнетенных, что на повышение налогов и податей почти не роптал, заранее предвкушая, как новоиспеченная защитница наведет порядок в стране. Надо и подождать-то всего ничего - пару месяцев! И вот оно - счастье!
   К тому же, нападение диких племен и их триумфальное шествие по границам страны здорово волновало умы, занимая разум в процессе непосильного физического труда на благо родины. В общем, всем было о чем поговорить, для всех нашлась тема для разговоров. И лишь ей, виновнице всеобщей радости и надежд, было некому излить свою печаль, рассказать о страхах и волнениях.
   Мерит-Ра задумчиво смотрела на плещущихся в водоеме золотых рыбешек. Сад государя прекрасен. Стоит чудесный день, но в сердце ее нет радости. Дни пролетают за днями и все ее усилия лишь помогают стремительно приближаться неотвратимому кошмару под названием - СВАДЬБА!
   Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ? Ведь радостное событие навеки свяжет ее с нелюбимым мужчиной. Мужчиной, которого успела узнать, начала уважать, но полюбить....
   Перед глазами встал тот, другой...
   Сердце забилось сильнее, лицо залила невольная краска смущения. Да что это с ней? Разве можно так сходить с ума? Разве она зеленая девчонка, что никогда не знала объятий мужа?
   Она сама себя уговаривала, а перед бесстыжими глазами уже предстали мускулистые плечи, залоснилась гладкая кожа, побежала капелька пота по могучей груди....
   Да что же это такое-то?
   - Мерит-Ра? - Голос фараона заставил ее подпрыгнуть на месте, сердце гулко ухнуло в ушах. Невольно скукоживаясь до размеров испуганного комочка, она с трудом повернулась к жениху, с усилием фиксируя взгляд на лице, упорно сползающий куда-то в область земли под стопой. - С тобой все в порядке, моя принцесса?
   Он был так заботлив, так внимателен. Казалось, он искренне любит ее. А она.... Жалкая, ничтожная, бесстыжая изменщица! Лучше бы уж он все узнал и наказал ее. Да вот незадача, вместе с ней, накажут и его, того, кто был ее любовником. Того, кто соучаствовал вместе с ней в преступлении против престола Египетского!
   Через силу разлепила онемевшие губы:
   - Все в порядке, мой повелитель. Я просто утомилась. Столько дел... забот...
   - Понимаю, - мягкая, немного виноватая улыбка скользнула по его губам, засияла в глазах, - прости меня, госпожа, что своей невнимательностью к делам, касающимся нашей свадьбы, я усложнил вашу ношу. Прошу принять во внимание, что дерзкие набеги наглых варваров были тому виной, а не мое желание проявить холодность или незаинтересованность к моей будущей царице.
   Он слегка наклонил голову, словно всем телом извиняясь за свою "невольную" оплошность, а внутренний голос (голос вездесущего Кенны) гаденько прохихикал где-то глубоко внутри: Как же, как же! А нам-то показалось, неразумным, что кто-то слишком увлекся поисками некоей жрицы, что давно и прочно засела у нас в сердце и напрочь свела нас с ума! А мы, оказывается, были заняты делами государственной важности! Ну-ну! Ври дальше! Глядишь, может, хоть при невесте останешься, а то ведь и эта скоро сбежит.... От невнимания-то!
   - Как продвигается подготовка к нашему празднику? - Он попытался изобразить искренний интерес, но у него ничего не получилось, в голову упорно лезло ощущение, что принцесса явно тяготится его присутствием. Глубоким вдох не принес ожидаемого успокоения. Роль влюбленного жениха давалась ему - так себе! От напряжения судорогой свело спину и шею, но отвернувшаяся к воде принцесса, и сама стремящаяся быть "образцовой невестой" и тяготящаяся своей роли, этого не заметила.
   - Прибыло несколько партий крупного рогатого скота. Доставили отрезы для украшения дворца и площади, по которой проедет наш кортеж. Кроме того.... - Она заучено передавала ему доклад, что еще утром коротенько зачитал Имхотеп.
   Нет! Это все он знал и сам, вернее, чати зорко следил, чтобы государь не отлынивал от подготовки торжеств, а вот что чувствовала сама невеста? Этого не знал никто. И это очень волновало чати Имхотепа, о чем он сегодня в ненавязчиво-приказном тоне и сообщил Сехемхету, велев вспомнить, наконец-то, о скучающей красавице. Как-никак, это - его будущая половинка! Только вот дело как-то не заладилось. Фараон мялся, принцесса стеснялась, все глубже уходя в себя, а его мысли упорно крутились вокруг возможных вариантов поисков некоей особы, которой делать в мыслях и вообще в голове правителя,, беседующего со своей будущей супругой было, мягко говоря, нечего!
   - Благодарю тебя, госпожа за полноту сведений. Но, может быть, если ты еще не слишком устала, ты расскажешь и о том, что думаешь? Быть может, что-нибудь тревожит тебя? О чем-то мечтается? Быть может, ты хочешь чего-то особенного? - Он вновь попытался заглянуть ей в глаза.
   Без толку!
   В ее голове мелькнул нелепый ответ: подарите мне вашего брата! Но рот, конечно же, не рискнул озвучить нелепое высказывание. Мучимые виной и неясным чувством стыда и полной неудовлетворенности, они молча взирали на веселые игры золотых рыбешек.
   - Говорят, что если у них попросить, то они исполнят желание.... - Ее голос обессилено смолк. Две пары глаз задумчиво следили за легкими всплесками. Губы что одновременно шепнули. Лишь ветер слышал их просьбы...
   Подари мне его...
   Верни мне ее...
   Так они и стояли - жених и невеста, мечтающие о тех, кого не было с ними рядом. Тоскующие по любви....
  

* * *

   Темнота окружала ее. Ночь пала на дворец, как сокол на добычу, укутав его в свое темное чрево. Осторожно в этой темноте продвигалась тень. Чуть темнее ночи, что царила в Египте, она скользнула в тишине. Ее шаги были еле слышны.
   Скрип.
   Все замерло.
   Мерит-Ра видела эту тень.
   Слышала ее шаги.
   Во дворце не было тихо, где-то еще шумели рабы, убирая тронный зал после сегодняшнего приема. Тихонько шелестел гарем, находящийся справа от ее покоев. Были слышны приглушенные мужские голоса в соседней спальне - ее будущий супруг о чем-то совещался с Имхотепом...
   А ей казалось, что вокруг очень тихо...
   И шаги того, кто вошел в ее спальню, слышны всем...
   Их звук оглушал. Или это билось ее сердце?
   - Принцесса? - его шепот ударил по напряженным нервам, прошелся теплой волной по всему телу, вниз живота... - Принцесса, вы здесь?
   - Уходи. - Она еле выдавила это сквозь зубы, всеми силами стараясь удержаться от желания протянуть к нему руки. Холодный голос внутри нее звенел: "Ты сошла с ума! Ты все погубишь! Сехемхет и его чати за дверью! Опомнись! Если они сейчас войдут, для тебя - все кончено! Ничто и никто не спасет тебя! Хорошо, если тебя просто отправят домой, прямиком на казнь... Ты лишишься всего! Египет! Ты потеряешь эту страну! Опомнись! Гони его! Гони его прочь!"
   Но из глубины души уже вставала в полный рост, гордо поднимая голову, другая Мерит-Ра. И эта "прошлая" жрица оказалась сегодня на редкость сильной соперницей.
   Он шагнул к кровати и упал на колени. В смутном лунном свете стали различимы черты мужественного лица. Его запах, крепкий и необъяснимо терпкий, наполнил ее раздувающиеся, как у хищницы, ноздри, дурманя и волнуя, а тихий шепот зазвучал вновь:
   - Принцесса... Ты звала меня?
   - Нет! Нет! - Ее яростный ответ, бывший едва ли громче дыхания, оглушил их обоих. - Уходи! Фараон убьет тебя! Слышишь, они с Имхотепом в его комнате... - Женщина пыталась отвести глаза от поблескивающих во тьме очей.
   - Я хочу любить тебя, - просто сказал он.
   - Любить? Ты сошел с ума? Нас даже сожгут на разных кострах, если узнают об этом! Ты понимаешь, дурья твоя голова, что тебе не уйти живым, если об этом визите догадается хоть кто-нибудь?
   - Пусть. Я хочу любить тебя. Только этого. Ничего больше. Поверь мне! Наказание меня не интересует!
   - А я?
   - Я слишком люблю тебя. Тебя не коснется и тень подозрения. Сехемхет решился на брак. Он сказал мне об этом сегодня. Они с Имхотепом выбирают дату. У нас осталась неделя. Ну же! Решайся! Я весь твой...
   Голова кружилась. Все решено! О, радость! Она будет царицей Египта! Миллионы падут к ее ногам, прославляя ее! Все решено! О, горе! Она теряет, теряет его! Что она будет делать? Как сможет жить, видя его каждый день и не смея коснуться...
   - Кенна, - девушка покачала головой, - что же ты делаешь?
   Он нежно ласкал ее пальчики, согревая их своим дыханием, целуя каждый, по очереди. Губы скользнули по шее, жаркой страстной волной прошлись по плечам и груди. Сильные крепкие руки освободили ее от одежды...
   - Слышишь меня, невеста фараона? Я хочу отдать тебе всю свою любовь.... Сейчас, пока боги не вручили твое сердце другому. Я ничего не прошу взамен. Только прими мой дар...
   - Хорошо...
   Его любовь окутала ее.
   Сколько нежности...
   Сколько боли...
   Он боготворил ее каждой клеточкой своего естества. Он поклонялся ей, как богине. Он любил ее, стремясь доставить столько наслаждения, сколько возможно... Он возложил на алтарь этой любви свое сердце, свою душу, свою жизнь, и зажег их, дабы осветить ей путь. Пусть будет счастлива.
   С другим?
   Пускай с другим!
   Он отдавал всего себя, ничего не оставляя на потом. Потом - будет уже без нее. Потом, это уже не жизнь...
   Она чувствовала, как его любовь освобождает ее от страшных оков; как сила его страсти рушит барьеры и преграды, которые мешали ей, настоящей, жить и радоваться. Она обновлялась. Она рождалась заново для этого мира счастья и света, и его руки, губы, тело, душа - все помогало ей познать, почувствовать запретный, забытый вкус жизни...
   Стон.
   Его никто не перехватил.
   Не задержал...
   Мерит-Ра махнула рукой на условности. Теплые волны нежного моря с названием "Любовь", качали ее, убаюкивая. Она видела звезды. Они вновь засияли для нее этой ночью.
   Кенна осторожно встал с колен, выскальзывая из рук спящей женщины. Укутал прекрасное тело простыней, чтобы утренняя прохлада не потревожила сладких снов...
   Не его...
   Да! И он не может ничего изменить...
   Он тяжело вздохнул, обернувшись на пороге.
   Значит, так записано в Книге Судеб...
   Он любит ее! Яростно. Безнадежно. И он знает свой путь. В день, когда боги отдадут ее сердце фараону, и свяжут их судьбы, он принесет богам великую жертву. Бесценный дар - вечную жизнь своей души. А взамен попросит лишь одного...
   Кенна горько улыбнулся, зная, что его просьба сделает несчастной прекрасную девушку, и в то же время понимая, что его уже ничто не остановит в его решении...
   Он попросит богов, чтобы Гор-Сехем-Кнет полюбил свою жену, Мерит-Ра, со всей страстью и пылом, на которые он способен...
  

* * *

   Амулет настойчиво запульсировал на груди, но женщина даже не обернулась, стоя у отполированного древнего зеркала, она расчесывала черепашьим гребнем свои чудесные волосы. С минуту стояла звенящая тишина, потом сзади раздался насмешливый голос:
   - Даже не поздороваешься?
   Амира не отреагировала, спокойно положив гребень и заплетая кудри в толстую косу. Эта прическа на удивление шла ей, делая ее еще более молодой. Сет спокойно прошел в спальню, устав подпирать косяк и растянулся на ложе, блаженно устраиваясь поудобнее на мягких шкурах.
   - Тебе что-то нужно? - Бровь жрицы вопросительно взмыла верх. Всем своим холодно - высокомерным видом она выражала свое недовольство его вторжением.
   - Надо? Да, нет. Просто зашел тебя навестить.
   - Навестил? И ладушки! А теперь - до свидания!
   Она нависла над ним, уперев руки в бока. Нахал даже глаз не открыл, по-прежнему блаженно зарываясь в шкуры и устраиваясь со всевозможным комфортом, не смотря на ее откровенное недовольство.
   - Сет! - Ее голос раздраженно звенел.
   - Да, дорогая?
   - Что происходит? Ты что вытворяешь? Хочешь, чтобы Сахмет или еще кто, стали интересоваться твоими участившимися визитами и докопались до правды о смерти Джосера? Они не так глупы, как тебе кажется и вполне способны сложить два и два!
   - Сложить? Может быть. Докопаться? Не думаю! - Он даже не открыл глаз, делая резкое движение рукой, Сет подсек ее под колени и завалил на постель, мгновенно меняя расслабленную позу и оказываясь сверху. - А на счет моих участившихся визитов, так тут, детка, все и без математики ясно! И копать особенно не нужно, тебе не кажется? - Заглянул ей в глаза, что метали громы и молнии, хотя тело жрицы не сделало ни малейшей попытки вырваться. - А вот если ты попробуешь воспользоваться темным реликтом, что выпросила у меня, то могут и вправду начаться проблемы.
   - Да? И у кого же?
   - В первую очередь у тебя! Дитя ночи можно оживить лишь раз. И тот, кто на это решится, потеряет не только кровь и жизнь. Но и саму душу!
   Амира скептически изогнула брови, почти фыркнув, в знак своего неверия. Теряя терпение, он хорошенько встряхнул ее.
   - Не будь дурой, смертная, тебе не идет! Если ты думаешь, что сможешь управлять этой дрянью после того, как примешь ее обличье, то ты глубоко заблуждаешься! Смею тебя заверить, что ты не сможешь сдержать его жажды крови, даже если перед тобой будет стоять твоя обожаемая Нефрет!
   Женщина дернулась под ним, как от удара и зашипела, словно рассерженная кошка. Амулет заметно заискрился, впитывая в себя силу, что она вливала, готовясь к удару. Сет лишь хмыкнул, одним движением срывая с ее шеи защитника. Рука вспыхнула. В воздухе тошнотворно запахло паленым волосом и горелой плотью, но божество даже не подумало разжать пальцы.
   - Можешь шипеть сколько угодно, но наличие у Тиры ребенка не является секретом ни для кого из богов, в том числе и для темных! И использовал я имя твоей внучки лишь для наглядности и популярности объяснения! Не нужна мне твоя девчонка и даром!
   Он спокойно опустил амулет на стульчик возле кровати и лег на спину, с равнодушным интересом рассматривая обожженную до кости руку. Мясо обуглилось, и кое-где еще дымилось.
   - Тогда зачем ты здесь? - Она старалась не смотреть на жуткую рану. Если это не вызывает у него никаких эмоций, так с чего вдруг она будет беспокоиться и расстраиваться? При этом сама не замечала того, как ее лицо исказилось от жалости и сострадания, а на глаза навернулись слезы.
   Сопереживать богу зла?
   Вот еще, глупости!
   - Зачем? - Он старался не смотреть на нее. Вид ее жалости был ему смешон и неприятен. Так ему казалось, по крайней мере. - Зачем? - Он встал, взмахнув кистью. Плоть подернулась легкой дымкой. Когда дымок рассеялся, у него уже была абсолютно здоровая и полноценная конечность! - Зачем.... Вот и я себя об этом спрашиваю! - Он подошел к выходу и оглянулся на нее, - наверное, не хочу терять союзника...
   Окинув взглядом роскошную женщину, что в изумлении застыла на постели, Сет растворился в ночи. Потрясенная Амира покачала головой.
   Так что же...
   Он приходил не ради секса?...
  

* * *

   Утро.
   Заря окрашивала все в нежные тона. Он стоял и смотрел на удивительно привлекательную женщину, что сладко спала. Чуть припухшие от поцелуев губы кривились в улыбке. В уголках глаз, прикрытых сейчас черными стрелами ресниц, спала сама Любовь...
   Любовь...
   Фараон встал.
   Сегодня ночью он слышал стон.
   Всего один.
   Нет! Он не встал с кровати и не пошел проверять, что же творится в спальне его будущей жены. Он лежал и завидовал.
   Чему?
   Скорее кому! Завидовал, что кто-то любит эту женщину и способен познать истинное счастье - сорвать стон наслаждения с губ любимой, боготворимой женщины...
   Горькая улыбка скользнула по губам. Ему не дано этого счастья. Но, только теперь, понимая всю нереальность своих грез, он знал, что нужно ценить каждый миг взаимной любви.... Любовь так хрупка. Счастье не вечно, что бы не говорили жрецы. Все может рухнуть в один миг, а ты никогда не узнаешь причины...
   Пусть...
   Пусть она его больше не любит. Пусть счастье быть рядом доступно лишь в снах, а каждый день приносит лишь горькое, извращенное удовольствие видеть ее...
   Ругаться с ней...
   Пусть...
   Сехемхет присел на корточки возле постели, нежно коснувшись большими пальцами точеного подбородка. Она просыпалась. Еще не открывая глаз, она потянулась, нежно мурлыкая, как котенок. Ласковый и пушистый.
   Такой он ее не знал...
   Волна горькой боли опять захлестнула его, навевая воспоминания о другой женщине.... В этот момент, его невеста стала очень похожа на одно далекое, сладкое воспоминание, имя которого болью резануло сердце...
   Нефрет...
   Эхереш...
   - Если есть кто-то, способный сделать тебя счастливой, - прошептал он в волосы, наклоняясь к полусонной женщине, - наплюй на все и держи его двумя руками! - И увидел, как испуганно и непонимающе распахнулись ее глаза. - А я тебе помогу, только скажи - чем.
   Он тепло улыбнулся, легко, по-братски, чмокнул ее в лоб и встал. Жизнь прекрасна, если в мире есть любовь...
   Стон, полный нежности и боли,
   Стон, то от сладостной неволи
   Стонет сердце и печаль наполняет его...
   Жаль...
   Жаль, что в мире бесконечном,
   Все не вечно...
   Ты - не вечен...
  
   ГЛАВА 12
  
   Он бежал.
   Ночью.
   С позором, словно шавка, дрожащая от страха! Боится ли он? О, да! И ему не стыдно в этом признаться! Кто же может быть настолько не в себе, чтобы не бояться Имхотепа и фараона?
   Все потеряно!
   Все!
   И из-за чего? По-глупости! Подумаешь, жрица! Мало ли он их брал? Многим это даже нравилось, чтобы там не болтали в народе! И потом, не первая она была! Не первая...
   Так почему же такая бурная реакция? Неужто и вправду лишь из-за того, что девчонка - ученица чати? Что, кстати, было особенно заметно, когда эта ненормальная разнесла его дом, буквально обрушив оба этажа им на головы! Так нет же, ей этого было мало, еще и Имхотепа вызвала, дрянь такая!
   Нет, ну что за невезуха такая? Все, все потеряно! За-Ашт так изуродована, что теперь ее никто не возьмет даже с приданным! И какого рожна он ее послушался? Нужно было давно выдать ее замуж! Высечь распутную стерву и отправить к судье! Так нет же, на ее стороне эти дурацкие законы! Какая глупость-то несусветная! Ну откуда женщине знать за кого выходить замуж? Хочет - не хочет! Да кого вообще интересует ее мнение? Неправильно это! Неправильные законы. Слишком много воли забрали эти мерзавки! Хочет - пошла замуж, хочет - стала жрицей, а не хочет отдаться возжелавшему ее мужчине так нате вам - разрушила дом и хоть бы кто ей слово сказал!
   Что за дела? Их место на ложе! И у плиты! И не стоит им позволять даже шагу ступить за порог! А то вон что из этого выходит...
   Из-за одной ничтожной девки, обладающей силой, он лишился и дома, и места службы, и перспектив замужества единственной дочери! А мог бы, между прочим, неплохо на этом самом замужестве нажиться! Его друг Мессу (будь счастлив на закате!) в свое время предлагал за нее десять быков!
   Десять!
   И что? Упустил! Все упустил, а теперь...
   Эх...
   Да, так еще и объявлен вне закона, наверное, раз уж сам Имхотеп приезжал. Да еще и Кенна... Проклятый выродок! Как подумаю, что этот дохлый сын рабыни был с моей дочерью... Дура! Какая же она дура! Ну, ничего! Сама виновата! Была бы замужем - не пострадала бы! А теперь пусть насладится последствиями своей глупой дерзости! Теперь-то она, хе - хе - хе, не нужна не только фараону, но и, ха - ха - ха, последнему торговцу рыбой! Вот так то, доченька...
   Что это? Привал? Хорошо, поем и в путь...
  
  
   Пожилой мужчина со следами разврата и власти на лице, вышел из колесницы. Бросив слуге на ходу пару прутов, он прошел под навес гостиницы. Подбежавшие рабы поднесли богатому господину таз с водой и полотенце. Сполоснув лицо и чисто выбритую голову, Синухет одел парик. Медленно омывая руки, он размышлял: а не сполоснуться ли полностью? Однако ароматный запах жаренного с луком мяса, склонил чашу весов в пользу обеда.
   Но и жадно поглощая мясо с овощами, запиваемое очень приличным на вкус пивом, он не переставал думать о несправедливости Хнума, что позволил случиться с ним такой неприятности.
   И что? Что ему теперь делать? Нет, отъезд на границу был, конечно же, мудрым решением, тем более что фараон уже несколько дней делал ему не очень-то тонкие намеки на необходимость присутствия главнокомандующего в Ахетатоне, куда стягивались войска с центра страны, дабы одним мощным ударом уничтожить обнаглевших дикарей, что возомнили о себе невесть что!
   Да, мысль была правильной. И если он разгромит мерзавцев (а это нетрудно во главе почитай половины имеющихся в стране военных сил), то, взяв с собой этих самых солдат можно совершить марш-бросок на селение этих самых афригов и отнять у них пленных и все награбленное.... А может быть, и захватить неплохую добычу!
   Неужели этот мальчик сможет долго гневаться на победителя, вернувшегося не только с победой, но и с богатыми дарами для пополнения казны и рабами? К тому же, можно будет неплохо набить и собственные карманы, что позволит без проблем восстановить дом и сбыть За-Ашт в какой-нибудь дальний монастырь или храм....
   Да! Так он и сделает!
   От предвкушения будущих возможностей, он даже замер, прекратив есть. Разыгравшееся воображение рисовало ему картины его славных подвигов, от которых сладко ныло сердце, и триумфального возвращения в Мемфис...
   Вот он во главе колесниц несется по пустыне, преследуя налетчиков, и тысячи стрел летят во врага по одному его взмаху руки. А вот его воины собирают богатую добычу и кладут с поклонами к его ногам. Здесь же вкопаны колья, на них, под его неусыпным контролем, солдаты сажают все племя, кроме женщин и молодых юношей. И корчатся враги, умирая в муках, а он срубает им головы, лишая возможности когда-либо попасть в Царство Мертвых! А потом, на груде драгоценных мехов, он предается удовольствию с захваченными пленниками. Их крики и стоны боли ласкают его слух....
   А вот, во главе победоносной армии, он входит в Мемфис. И сотни рабов идут перед его колесницей, неся дары фараону. И Сехем-Кнет сам выходит к нему навстречу, награждая своего верного друга обширными и плодородными землями, а Имхотеп выводит связанную Нефрет и бросает к его ногам. И девушка целует его кожаные сандалии, моля о милости и прощении, а он смеется...
   Смеется...
   Смеется...
   Он расхохотался, распугав жестокостью, что прозвучала в этом смехе, всех слуг и рабов. Многие из них, быстрее мыши, скользнули в дом или сарай, торопясь скрыться с глаз долой. Вытерев о полотенце жирные руки, он встал, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. Сделал знак хозяину. Когда хилый старик подошел к господину, то вместо ожидаемых побоев, он (к своему удивлению!), получил два медных прута, после чего, к великому изумлению хозяина харчевни, постоялец дал ему еще один прут за комнату на один час и велел прислать одного из рабов.
   Оглядевшись, мужчина указал толстым пальцем на юношу, лет шестнадцати, что испуганно жался к стенам комнаты для омовения. Сделав несчастному знак следовать за ним, Синухет отправился в отведенные ему покои.
   Да! Он сбросит напряжение и, отдохнувший, через час отправится в путь. А как же иначе? Ведь его ждет слава, богатство и милость фараона!
   Вспомнив коленопреклоненную жрицу из своих видений, главнокомандующий даже зарычал от возбуждения. Втолкнув дрожащего раба внутрь, он закрыл дверь, уже на ходу развязывая столу...
  
  
   Неслись колесницы, следом шагали воины. Многочисленная пехота всегда составляла главную силу египетского войска. Пыль от десятков ног, с силой впечатывающих подошвы в песок, поднималась над спешащими к Ахетатону отрядами.
   Сердца воинов пели - они не только испытают радость битвы, но и захватят добычу. А добыча - это возможность поправить хозяйство, купить раба, дабы обрабатывал землю, пока хозяин шатается по военным походам.
   Да и жена перестанет пилить...
   На какое-то время...
  
  
   Что-то пошло неправильно.
   Все было не так, как он запланировал! Они уже третий день мотались от деревни к деревне, но перехватить врага так и не удалось. Он либо входил в селение за час до их прихода, все сжигая, разоряя и сбегал, оставив им красочные последствия своих "развлечений", да горячие угли, либо успешно скрываясь, обходил их и грабил деревню, что они уже прошли.
   И, когда солдаты замечая за спиной столбы дыма от пожаров, спешно разворачивали колесницы, их встречали лишь стоны умирающих. Сам же отряд налетчиков растворялся в мареве пустыни, как мираж. Они даже не смогли перехватить ни одного их каравана с пленными. А ведь дикари отправляли их после каждой удачно разграбленной деревни! Иначе они не были бы так незаметны и легки на подъем.
   Озверевшие от вида безнаказанно пролитой крови, одуревшие от жары и дыма пожарищ, уставшие от бесконечных бесполезных метаний, египтяне злобно сверкали глазами на проезжающего мимо командира.
   В рядах не было заметно дисциплины. Пока еще шепотом, но пошел слушок, что главнокомандующий отстранен и вскоре пребудет человек на его место и - совсем уж шепотом - у нового командира будет приказ на арест нынешнего....
   Так стоит ли ему подчинятся?
   Войско начинало тихонько гудеть, как развороченный улей, что напряженно размышляет переполненная ли чаша его терпения?
  

* * *

   Хрупкие руки бессильно упали.
   Рубцы выглядели намного здоровее, но... Увы! Они не исчезли совсем, и даже почти не уменьшились, по-прежнему обезображивая лицо танцовщицы. Огромные карие глаза с надеждой смотрели на нее, а она могла лишь огорченно качать головой. Она - не богиня! Она - жрица! А жрица может лишь помочь телу, но само исцеление - исключительно во власти природы! Даже у Сехемхета навсегда останутся на теле ужасные следы огромного зухоса!
   А тут....
   Имхотеп прав. Она может умереть от истощения над этими ранами, но ничто уже не вернет несчастной женщине ни былую красоту, ни былое здоровье!
   - Что? - Голос За-Ашт дрожал от тревоги и возбуждения. - Что же ты качаешь головой, а? Что-то не так? Да скажи же ты мне! Не молчи!
   - Прости меня, За-Ашт, но Имхотеп был прав.... Я не могу... - Она не успела закончить фразу, перебитая гневным рыком пострадавшей. Лицо ее покраснело, рубцы стали неестественного желтовато-белого цвета, а глаза засверкали от ненависти. Словно змея, она с криком резко дернулась в сторону целительницы, напугав ту до полусмерти.
   - Имхотеп? Имхотеп! Не говори мне о нем! Он - шарлатан! Балуется фокусами, а как речь заходит об исцелении, вместо магии хватается за свои железки, полагаясь на них больше, чем на заговоры! Он ненавидит меня, потому и не стал лечить!
   - Но, как же... А руки? А ноги! Опомнись, За-Ашт!
   - Ноги! Руки? О чем ты? Об этих безобразных уродцах, что этот якобы великий народный умелец собрал из покалеченной плоти? Но это не мои руки! Мои ноги были изящны и легки! А это? Ты посмотри на этот кошмар! По-твоему, это мое тело? Разве ЭТОТ результат его труда, что ты видишь перед собой, достоин его известности и репутации? Как думаешь, глядя на меня, кто-нибудь сможет поверить, что меня лечил САМ ИМХОТЕП? Великий гений нашей медицины?
   - Но....
   - Но? Никаких но! Это издевательство! Это месть! О, да! Вот оно! Он мне мстит!
   - Мстит? За-Ашт, ты бредишь! Опомнись! Это просто несчастный случай! - Но разъяренная фурия уже вовсе не слушала ее, погружаясь в мир собственных фантазий, навеянных измученным, заболевающим мозгом не выдержавшим свалившихся на него испытаний.
   "Досада! Как же она могла забыть? Она же отказала Имхотепу! Старый самовлюбленный маг ползал у нее в ногах, моля о милосердии, о возможности если не быть с ней, то хотя бы целовать ее ноги, слушать божественный голос, видеть ее...."
   - Он мстит мне! Как подло! Как гадко!
   Нефрет, наблюдавшая за ней с изумлением, заметила яркие изменения в ауре девушки. О, Боги! Да она больна! Воспалено не только тело, заражена душа! Легкое прикосновение позволило на мгновение увидеть отблеск того, о ком она говорила. Девушка получила даже тень, всего лишь вспоминание о его имени: М.. М... Мес... Миссу... Месси... Мессу?
   Покачав головой, жрица встала, тихонько удаляясь из комнаты. Искренне жалея девушку, незаслуженно пострадавшую за грехи отца и в одно мгновение лишившуюся всего, что имела, Нефрет, тем не менее, посчитала, что стоит сказать учителю о странном направлении нелепых фантазий бывшей красавицы. Как бы чего не случилось! Легкой тенью она выскользнула за порог, уже не заметив, как гневный взгляд карих глаз метнулся ей вслед.
   "Убегаешь? Конечно же, убегаешь! Помогала она! Как же! Да они вдвоем сделали это! Она и Имхотеп! Ну, конечно же! Ее раны могли и сами быстро и легко зажить, а они...
   Они приходили сюда для того, чтобы искалечить ее! Вот почему так болит лицо! Легкие царапины, что могли бы и сами затянуться и сойти за парочку дней они превратили в уродливые, толком не заживающие шрамы! О, боги! Что скажет Сехемхет? О, любовь моя, нас хотят разлучить....
   О, да! Вот же в чем дело! Эта мерзавка Нефрет и раньше строила ее возлюбленному жениху глазки! А теперь, с помощью своего подлого учителя, просто устранила счастливую избранницу фараона! О...
   Она разгадала их коварные планы! Они решили расстроить ее свадьбу с правителем Египта, вот в чем дело! Видят боги, они заплатят за это! Дорого заплатят! Она не так уж и беспомощна, как им кажется! Она отомстит! О, как она отомстит...
  

* * *

   Она сидела перед жутко дорогим зеркалом. Его она еще не продала...
   Хотя...
   Бывшая первая красавица обвела взглядом бедно обставленную комнату, в которой, как бельмо на глазу, выделялись дорогие вещи, оставшиеся от "прошлой", богатой жизни.
   Каморка!
   Ей ее выделили родственники, после всего случившегося. Может, зря, они с отцом не помогали им раньше? Хотя... Тварям таким, скупердяям, и помогать-то не стоило! Слезы потекли по обезображенному лицу. Сломанные пальцы неловко размазали их, вместо того, чтобы вытереть. Она замерла, дрожа от ненависти, пережидая, пока пройдет волна боли, дергающая и ломящая поврежденные конечности, дергающая пальцы раскаленными щипцами.
   Будь он проклят!
   Поразвлекаться ему приспичило, видите ли!
   Идиот!
   Рабов мало? Бедняков? Таких вот, как эти... Родственнички! Что понесло на жрицу? Засвербело у него, видите ли! Мразь! Мразь! Сам сбежал! А она? О ней он никогда не думал! А этот говнюк - фараон? Фараон! Ха! Как смел этот гаденыш лишить ее всего? Запретить появляться во дворце! Отобрал поместье, имущество, лишил всех титулов и привилегий....
   Ей пришлось закрыть глаза, пережидая новую волну боли. От злости она сжала руки в кулаки и, будучи по натуре несдержанной, ударила ими по столу. От непередаваемых ощущений засверкали в глазах искры. Слезы нескончаемой полноводной рекой хлынули по лицу, скользя по еще не зажившим рубцам. Резкое движение потревожило ноги и ребра, вызвало приступ глухих, удушающих рыданий. За-Ашт согнулась, падая со стула на пол, ее скрючило.
   Невольно жалея себя, она лежала и вспоминала то время, когда была почитаема и любима.... Ее боготворили, благодаря правителю...
   Джосер...
   За-Ашт, успокоившаяся было, разрыдалась взахлеб, мыча разбитым ртом:
   - Как же хорошо было! И... он любил меня! Я могла стать царицей! Я должна была ей стать! Трон мой! Я унижалась ради него! Я отдавалась ради него! Это нечестно! Несправедливо! Несправедливо! Неправильно! Так не должно быть! Сет, забери их души! За что? Зачем? Зачем они так со мной? Разве я просила многого? Мужчину? Нет! Любовь? Нет! Всего лишь власть.... Страну.... Одну единственную! А они....
   Голова стала гулко пуста. Казалось, если она всхлипнет еще раз, по черепу пойдет звонкое эхо! Увы! Слезы закончились так же быстро, как и ее "царствование" при дворе. Всхлипывая, она села. Дрожащими от слабости руками, неловко подняла кувшин, наполняя стакан. Пила мелкими глотками, захлебываясь и давясь от тошноты и воспоминаний, вздрагивая от боли в разбитых губах, которые дешевое вино немилосердно жгло. Пить она еще толком не научилась. Захлебывалась носом и страдала от отсутствия передних зубов.
   Боль билась в каждой клеточке.
   Боль стучала в висках.
   Она срасталась, сливалась с ней. Становилась ее существом. Ее сутью.
   В горниле боли она переплавляла свою душу. Чем больше она пила, тем трезвее становилась.
   Боль заполнила все.
   Боль поглотила весь мир.
   Осталась только боль...
   Неловко утираясь, За-Ашт поймала краем глаза свое отражение в зеркале, с которого слетело от ее резкого движения драгоценное покрывало. Собственное отражение ужаснуло ее.
   Жуткий крик резанул по ушам.
   Чем дольше она смотрела - всматривалась в мерзкое отражение, тем больше перетекала ее боль в иное чувство. Под влиянием ужаса и омерзения, оно росло и расправляло крылья.
   И имя ему - НЕНАВИСТЬ!
   Разбитые губы приоткрылись и тихо шепнули, выталкивая - выплевывая слова:
   - Я отомщу! Ты тоже не будешь счастлив! Если не мне, то трон не достанется никому!
   Каркающий смех эхом разнесся в ночной тиши. Неловкая фигура укуталась в плащ. Ей предстояло посетить одно пренеприятнейшее местечко...
  

* * *

   Окраина города.
   Ночь.
   Странные звуки разносятся во тьме.
   Хрустят чьи-то кости на чьих-то зубах.
   Воют шакалы.
   Кто-то хрипит, прощаясь с жизнью....
   Слабый лучик света еле пробивается через дверь. Лачуга скрипит и шатается на ветру. Из нее доносится неестественно одинокий, пьяный голос, распевающий похабную песню, жутко перевирая мелодию и, возможно поэтому, пытающийся ее постоянно менять. Может быть, ищет более выгодный вариант ее звучания?
   Сгорбленная фигура, кутаясь в плащ, застыла у входа. Дав знак жмущимся к носилкам рабам, ждать здесь. Постояв на пороге, решительно оно толкает дверь...
   УБОГО!
   Это основное слово, которое можно использовать для описания всей обстановки внутри глиняной мазанки, хотя...
   Нет!
   Больше подходит, пожалуй, мерзко!
   Мерзко воняет! Что-то мерзкое копошится в соломе на полу. Чем-то мерзким испачканы полудырявые, свистящие на ветру стены. Мерзкого вида мужик, мерзко ухмыляясь, омерзительно грязной тряпкой вытирал мерзко испачканный чье-то рвотой стол. Мерзкий хозяин испражнений желудка, лежал в этой жуткой гадости мерзкой физиономией, страшно воняя и пытаясь булькать похабщину....
   Волна вони почти сбила с ног позднего посетителя, но опереться на хрупкую, на вид, да к тому же загаженную, стену, он не решился.
   - Чего надо? - Кривоглазый хозяин ухмыльнулся, облизнув пальцы, чем вызвал в прибывшем серию рвотных спазмов, с трудом сдерживаемых.
   - Силен! - Одобрительно хмыкнуло отвратительное чудовище, оценивающе щурясь. - Так чё надо-то?
   - "Мрак и боль"! - Хрип был придушенным, горло отказывалось открываться, дабы не впускать внутрь жуткий запах.
   - Оба! - Хозяин всплеснул руками, по-бабьи хлопнув себя по толстым ляжкам. - И откуда же мы, такие умные? - И он двинулся глыбой жира на сгорбленное создание. - Покажи-ка, дядюшке Хаю, свои внутренности!
   Прежде, чем жирные, испачканные грязью и рвотой руки толстяка коснулись дорогого плаща, из-под него сверкнул ритуальный кинжал. Немало не смущаясь, незнакомец полоснул острым лезвием по мерзким лапам. Не ожидавший такой наглости, Хай дернулся и по-женски высоким голосом, заголосил, зажимая порезанные пальцы (непонятно зачем?) под мышкой.
   - Ой, мамочки! О, боги светлые! О, боги темные! Да что же это делается-то? Убивают прямо в доме! Да живу-то я по законам, по правилам! Слова ему дурного не сказал! Пальцем его не тронул! А он сразу за кинжал Нан-Мер хватается! Да где же это видано? Да где же это слыхано?...
   Он мог бы еще долго голосить, что было, в принципе, бесполезно. Те, кто хотел жить, или хотя бы просто - выжить, не селились в этом месте. Так что, вряд ли бы кто услышал его крики, даже начни он вопить от боли и хрипеть, как заживо обдираемая свинья.
   Незнакомец, не пряча кинжала, настороженно сверкал по сторонам глазищами, но все же, он не смог отследить появление нового действующего лица. Мягкой тенью скользнул черный силуэт с балки под крышей, бесшумно опускаясь за спиной гостя, с ловкостью паука и точным ударом в шею, обездвиживая его.
   Увидев тень, толстяк Хай заткнулся, разом потеряв интерес к дальнейшему, и вернулся к прерванному раннее, интереснейшему занятию - попытке определить, что же ел его клиент до прибытия сюда. Поскольку жалкая лачуга являлась местной таверной, носящей название пикантное и необычное: "Сет вас забери!", это было любимейшее выражение ее прежнего хозяина. Ныне покойного. То Хай, как ее хозяин, желал выяснить, кто же отбивает его клиентуру, нагло подкармливая его не поймешь чем!
   Тень обогнула застывшую фигуру и осторожно, бережно пробежалась тонкими пальцами по лезвию кинжала, словно лаская реликвию. Внимательно его, осмотрев, существо в черном, вернее человек в черном, так как теперь посетителю стали видны вполне человеческие глаза, что сверкали в прорези черного одеяния, не менее аккуратно, забрал его, надежно пряча, где-то в недрах своего хрупкого, на вид, тельца. После чего, безмолвно - бесшумно, не выказывая ни малейшего напряжения, тень подхватила неподвижного посетителя и спокойно, словно статую бога, потащила на улицу.
   Прежде, чем они погрузились во мрак ночи, ловкое нажатие еще на парочку весьма чувствительных точек на теле позднего посетителя, сделало несомое тело более гибким, а заодно и отключило его сознание.
  
  
   - Кто ты?
   Свет ослепляет. Режет глаза. Уши закладывает от звука, хотя на нее не кричат....
   Нет...
   Голос скорее, наоборот, очень низок и тих. Так низок, что от его звучания, у женщины начинают странно вибрировать сердце и легкие.... Или ей это только кажется?
   Жмурясь, она осматривается. Небольшое помещение. Судя по стенам - землянка. Она привязана к дурацкому подобию стоящей кровати. А прямо перед ней сидит человек - тень!
   Хотя....
   Нет! Это совсем другое существо, гораздо более крупный представитель странного вида...
   Пробуя ответить, она обнаружила, что горло пересохло и вместо слов раздается лишь хрип. Тень плавным движением скользнул куда-то влево. В следующее мгновение ее, достаточно профессионально, с ловкостью жреца Сахмет, напоили. Отдышавшись, За-Ашт проскрипела:
   - Мрак и боль!
   Тень осталась равнодушна к паролю высших чинов ордена, настойчиво повторив:
   - Кто ты?
   - За-Ашт, дочь Синухета, военноначальника фараона... - Она не стала добавлять прославления владыки намеренно, ибо давно уже не желала ему ничего, кроме скорой и страшно-мучительной гибели.
   - Дочь Синухета? - Человек был явно озадачен, его тело оказалось на редкость выразительным, возможно из-за развитой гибкости. Секунду поразмышляв, он нашел, как выкрутиться. - Откуда нож и пароль?
   - От Алит. - При воспоминании о прекрасной учительнице науки любви, на глаза навернулись слезы. Женщина упрямо мотнула головой, стряхивая их. Поздно горевать. Она никогда не увидит больше подругу. Та жизнь навсегда потеряна для нее.
   - Алит дала тебе это? - В голосе не было удивления или негодования, скорее это было уточнением фактов.
   - Да.
   - Чего ты хочешь? - Похоже, существо выяснило все, что хотело узнать, и приступило к делу.
   - Двух смертей.
   - Ты сможешь заплатить?
   Она кивнула. В следующий момент неуловимо быстрым движением, он взмахнул рукой, перерубая ее путы. От неожиданности и слабости, она чуть не упала, неловко налетев на собеседника всем телом.
   Удар о мускулистое, словно из камня, тело сбил дыхание, заставив ее хватать ртом воздух. Двумя пальцами он серией коротких и точных нажатий в шею, лоб, плечо, и где-то возле сердца восстановил ее.
   Дыхание выровнялось.
   Боль отступила.
   Она даже почувствовала прилив сил. А он продолжал, короткими сухими фразами добывать из нее информацию, как ударами ножа добывают сок.
   - Кто они?
   - Фараон и его невеста.
   Похоже, ей все-таки удалось вызвать у этого странного типа замешательство и удивление, пусть и мгновенье.
   - Почему? - Вопрос был холоден.
   Не в обычаях их ордена было вмешиваться в политику дальних стран, да еще и так крупномасштабно. Вместо ответа, женщина одним движением сбросила плащ и сорвала с себя столу, являя его взгляду искореженные, изломанные лицо и тело, что еще носили следы потерянной, былой красоты и пластичности.
   - Он - мой! - тихо сказала она.
   - Тогда - его не надо?
   - Надо! За измену надо платить! - Она гордо выпрямилась, забывая в своем горделивом гневе о боли. - За то, что он сделал - тем более!
   Он кивнул, принимая заказ, резко взмахнул рукой...
   Воздух заблестел. Переливаясь всеми цветами радуги, затанцевал мириадами песчинок странный порошок. За-Ашт не успела сдержать вдох, ловя себя уже на выдохе.
   Поздно!
   Она мягко осела на пол. Кивнув, воин тенью скользнул прочь. В конце коридора зашуршали чьи-то приближающиеся шаги...
  
  
   Она очнулась от холода.
   Встала, кутаясь в плащ, напрягая зрение и пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте.
   Звезды.
   Луна.
   Рядом стены....
   Она в нижнем городе! Вряд ли ее доставили сюда рабы, которых она брала с собой! За-Ашт поморщилась. Ее бросили на крыльце дома, даже не постучав! Как шелудивого щенка! А ведь еще недавно, она была так хороша, что знатнейшие и виднейшие мужи страны мечтали заполучить ее к себе в постель! А, заполучив - не желали выпускать!
   Женщина поморщилась, опираясь спиной о дверь. Внутрь не хотелось. Там так убого.... От ее вещей мало, что осталось, теперь вот, нет и еще двух - кинжала древнего клана воинов, столь легендарного, что люди - тени, наверное, с ума сошли от счастья, узнав, что он все же существует! И не менее ценного предмета - драгоценного зеркала Исиды, в котором лик женщины никогда не стареет...
   За-Ашт нервно хихикнула. Интересно, что они, воины - убийцы, будут делать с этой святыней?
   Вспомнив о них, она невольно вспомнила и свои ощущения, когда ее тело рухнуло на мускулистую мужскую плоть.... Никакой реакции! М - да.... А вот ее - то тело очень даже отреагировало! Очень!
   Вот поэтому, наверное, и не хотелось ей сейчас идти спать одной, в холодную, убогую постель. Поплотнее закутавшись в плащ, женщина предалась воспоминаниям...
   Что ж, ее первая учительница любви не обманула ее. Древний клан воинов существовал. И найти его можно было именно там, где Алит и сказала. А Хай действительно мастер своего дела! Способен у любой ищейки отбить желание и дальше искать представителей древнего ордена...
   И пароль, похоже, был правильным...
   Хотя...
   Сработал, все же, наверное, именно кинжал! Древняя реликвия, скованная из осколков клинка основателя клана. Девушка хмыкнула, открывая дверь и погружаясь в еще более непроглядную, чем на улице, темноту дома. Интересно, а им действительно убили парочку тамошних святых?
   Да, и еще...
   Как быстро они исполнят заказ?
   Тяжелый вздох разочарования...
   Жаль, нельзя самой на это посмотреть. По словам Алит, ребята работали только под покровом ночи...
   И всегда неожиданно!
  
  
   Она пила и плакала.
   Плакала и пила....
   Размазывала слезы и пот по щекам, не обращая никакого внимания на болезненную реакцию ран на лице при соприкосновении со столь терпким коктейлем. В комнате было очень жарко, голова кружилась и пыталась болеть. Мир качался и вертелся вокруг нее, все время норовя ускользнуть. Пол постоянно уходил из-под слабых ног.
   Она несколько раз пыталась танцевать, но глупое, искалеченное камнями тело упрямо доказывало ей правдивость страшного приговора врачей. Оно падало, задевало стоящую в комнате мебель, умудрилось в кровь рассадить коленку и, кажется, при ударе, сломать палец на ноге....
   Еще болезненно ныли рука и бедро, которыми она умудрилась при неудачном развороте приложиться к стене и решетке очага.....
   Она пила и плакала....
   Плакала и пила....
   А перед глазами стояло гибкое, упругое, такое невероятно мускулистое тело воина - тени. Никогда! Никогда более ей уже не быть столь привлекательной, чтобы заполучить подобного мужчину в свою постель! О, боги, что же может быть ужаснее?
   Она обречена! Обречена! Обезображена! Обкрадена и унижена! Нет, УНИЧТОЖЕНА! И что ей толку, что этот глупый юнец сдохнет от меткого броска древнего металла? Что ей проку от того, что его глупая, наглая, тошнотно- красивая невеста загнется где-нибудь в темном уголке дворца, судорожно хватаясь за перерезанную глотку или напрасно пытаясь удержать собственные внутренности?
   Что ей, За-Ашт, от этого проку?
   Она даже не увидит этого! А рассказ.... Разве ей расскажут об ужасе, что забьется раненной птицей в выпученных от боли глазах? Разве станет рассказчик сообщать о том, как смерть изуродует безупречную внешность гадкой принцессы? Да возможно что и рядом с ней в тот момент вовсе никого не окажется.... И народу не сообщат об убийстве.... Нет... Скажу, мол, ушла к богам....
   Не будет никого, кто бы смог с гаденькой, язвительной ухмылочкой схватить умирающего фараона за яйца и шепнуть в стекленеющие глаза: "Это тебе от За-Ашт!"....
   Всхлипы возобновились с новой силой. Ей было жалко! Безумно, просто нечеловечески жалко саму себя, и боль лишь усиливала эту жалость. Теплое пиво с готовностью хлынуло в рот, попало не в то горло, заставив женщину сотрясаться в приступах мучительного, близкого к рвоте, кашля. Горло раздирало когтями боли, в голове от натуги били колокола....
   Еле откашлявшись, она зашлась в еще более горьких рыданиях, теперь и вовсе жалея себя, как никогда. Если бы боги собрали и взвесили всю жалость, что танцовщица испытала за этот вечер, она, несомненно, была бы признана одной из самых добрых женщин на земле и сразу же бы попала на Поля Тростника, проведя остаток веков в пирах и веселье среди самых достойных людей этого мира, без обязательной процедуры взвешивания сердца и разбора ее поступков и "полетов".
   Теплое пиво было на редкость мерзким на вкус, в комнате было очень душно и жарко. Она пьянела с такой силой и скоростью, что будь здесь посторонний наблюдатель, он просто обалдел бы от удивления, не в силах сообразить - почему она все еще в сознании?
   Ей мешала жалость....
   И ненависть...
   Шрамы на отныне не способных к танцам ногах ныли, и она знала, кто именно в этом виноват! Она отлично помнила в бреду своего пьяного угара, чьи нежные ручки залечивали ее раны. О, да! Она хорошо помнила виновницу своих бед! Ту, что обрушила стены дома на ее, За-Ашт, ни в чем не повинную голову!
   И сейчас, в озверевшем от алкоголя и ненависти мозгу рождался еще один план мести, основная сладость которого была в том, что мстительница сможет вдосталь насладиться муками агонии своей жертвы и сказать ей перед смертью все, что только пожелает!
   Даже плюнуть мерзавке, что когда-то отвергла ее объятия, в лицо...
   Да!
   Как она раньше-то об этом не подумала? Плюнуть! Она набрала полный рот горькой слюны и смачно отправила оную в огонь очага, словно тренируясь перед решительным действием....
  
  
   Дрожащие руки смешивают неизвестно как оказавшиеся под рукой ингредиенты...
   Иногда бывает так: хороший человек решился сотворить доброе заклятье и ведь обязательно чего-нибудь да не найдется в хозяйстве! И бегает он в панике, что благоприятный момент уходит, и порыв, и настрой....
   Бежит, торопится, но.... Ни у соседей, ни в лавке нет этой, в общем-то ерундовой, завалящей мелочи, которую в любой другой, менее благоприятный момент, ему бы дали просто так, даже без денег. И надо-то ему всего - ничего - щепотку.... Ан нет...
   Нету!
   А бывает, что какая-нибудь озверевшая гадина решится на пакость....
   И мысль ей придет в ее глупую пьяную голову в самый, что ни на есть, благоприятный для оного действия, момент и редкие и дорогие компоненты вдруг окажутся под рукой или обнаружатся в хозяйстве, да еще и в нужных пропорциях....
   И как же это прикажете называть?
   И нечего незаметно кивать на Сета! Он тут, между прочим, совершенно ни при чем, даже, может быть, где-то и против, но...
   Судьба.....
  
  
   В полутемной каморке еле - еле мерцает свет. Возле полупотушеннго очага извивается в бесстыдном танце нагое искалеченное тело. Руки, крепко сжимающие непослушными пальцами кусок воска, катают его по телу.
   - Вбери в себя мою боль. Вбери в себя мою соль. Пусть все, что есть во мне, войдет в тебя. Пусть это все убьет себя. Пусть страшно станет ей в ночи. Пусть страшным криком все кричит. Пусть смерть жестокая постигнет ее, пусть в страшных муках она сгинет!
   Пот, сукровица, гной и кровь впитываются в воск, как в губку, принимая очертания женского тела. Негнущиеся пальцы пытаются вылепить из этого куска некое подобие лица, но ногти соскальзывают, портя глубокими бороздами изображение. Неудачи лишь вызывают безумный дикий смех у той, что творит ужасное колдовство в ночи.
   Творит заклятье на смерть....
   Окровавленные руки бестрепетно погружаются в слабый огонек в очаге, скользят по нему, ласкают и нежат.
   - Иди ко мне, плыви ко мне, зови с собой, ей песню спой, пусть все умрет, растает, пропадет. Возьми ее, сожги ее и на костре пусть вспомнит обо мне. И знает пусть чья это месть!
   Пальцы безбоязненно рвут пламя на лепестки, погружая извивающиеся, трепещущие обрывки внутрь вскрытого живота женской статуэтки. Снова и снова. Чтобы пожар, когда ему дадут разрешение, разгорелся бы на славу, пожирая ту, что принесена ему в жертву. Всю, до капельки....
   На полу возле За-Ашт лежат бинты, что Нефрет рвала своими руками. В них даже умудрились запутаться несколько волосинок из ее роскошной гривы. Их вытаскивают с особой тщательностью, тут же наматывая вокруг фигурки, края которой так неуклюже слеплены, что кое-где еще виден затаившийся внутри огонек. Он пытается вспыхивать, стремясь уже сейчас начать пожирать локоны той, что стала жертвой заклинания, но нервные пальцы с силой слепляют края, мешая начаться танцу смерти раньше времени.
   Следом, всю фигурку, словно мумию, покрывают бинты, что несчастная, в порыве сострадания приготовила для этой женщины. Они ложатся поверх словно искаженного в немом крике лица.
   Ряд за рядом.
   Слой за слоем.
   Когда все готово, женщина прячет свое страшное произведение среди ярких лоскутков. Настанет день и она отомстит за себя. О, да! Жди же и бойся, гордая Нефрет! Недолго уже тебе быть жрицей бога мертвых! Скоро ты станешь его рабыней!
   Жуткий, скрипучий смех разносится в темноте, пугая тени призраков по углам. Его пытается заглушить пришедший изнутри надрывный кашель. Но, даже сквозь него, смех прорывается противными булькающими звуками...
   Да свершиться справедливая месть....
  
   ГЛАВА 13.
  
   Они остановились на ночь в небольшой деревушке, неподалеку от города. В самом селении народа почти не осталось - несколько равнодушных к жизни стариков, уверенных, что им давно пора уходить за горизонт, да парочка упрямых крестьян с семьями, слишком бедных, чтобы позволить себе бросить без присмотра хлеб на полях. Дом самого "богатого" землевладельца в деревне сейчас пустовал, как и большинство хат. По меркам Синухета эта хибара была весьма убога, но выбирать-то все равно было не из чего! По крайней мере, в нем было достаточно чисто.
   С любопытством побродив по дому, расстроенный вояка был вынужден признать, что бывший владелец и не подумал о том, чтобы впопыхах забыть здесь хоть что-нибудь ценное. Это огорчало....
   Это раздражало!
   Это бесило неимоверно!
   Да что же это за такое? Почему ему так не везет-то, а?
   В гневе Синухет опустился на кровать. Жесткая! Как же он устал от этого! За последнюю неделю он ни разу не спал на нормальной кровати, всюду эти ужасные, жесткие скамейки с валиками, вместо подушек! Сет их всех забери!
   Еще и солдаты совсем распоясались! Он с неприятием вспомнил лицо командующего отрядом Мемфисской пехоты Хабабаша, когда тот пару часов назад, подробно объяснял ему, почему именно не поведет свой отряд дальше, и что именно ему, Синухету, следует сделать со своими приказами! Опытный, крепкий воин в самом расцвете сил, он не вызывал у вельможи желания отстоять свои права на командования в рукопашном бою, дабы проучить наглеца.
   Да и заставить солдат арестовать нахала, проявившего вопиющее неуважение к главнокомандующему, ему вряд ли бы удалось. Если судить по взглядам, что бойцы искоса метали в их сторону во время всей бурной беседы, пехотинцы всей душой обожали командира и готовы были, по первому сигналу оного, живьем вкопать в землю любого, на кого тот укажет. Быть похороненным заживо Синухет не хотел, поэтому был вынужден "согласиться" с доводами этого Хабабаша, так как других солдат у него под рукой сейчас не было.
   Один отряд он отправил сопровождать караван беженцев, что встретился им сегодня утром (поди, из этой вот проклятущей деревеньки!) до города, а второй, разделившись пополам, направился на разведку в два ближайших селения, и появятся они здесь не раньше следующего утра!
   Со вздохом, он растянулся на неудобном ложе, покряхтывая и постанывая от боли - мышцы были категорически не согласны со столь жесткими режимами их эксплуатации. Устроился поудобнее.... Но сон бежал от него. Перед глазами стояло наглое лицо Хабабаша, с яростными глазами и довольной ухмылкой (мол, только дай мне шанс и я его уже не упущу, а потом скажу, что ты пал в бою!), когда же мерзавец понял, что отвоевал таки для своего отряда эту ночь для отдыха, ухмылка и вовсе стала непереносимо гадкой. Синухет ворочался и ворчал, негодуя на бессовестного капитана. Как он посмел? Как мог? Нет, он его накажет! Вот только вернутся два других отряда, и...
   Да... Губы растянулись в блаженной улыбке. Он представил себе, как прикажет растянуть негодяя и сечь. Сто палок! Да! Сто! Вот так вот... Под воображаемый свист палок и крики боли он и уснул, с умиротвореньем на полном лице.
   О том, что где-то рядом носится отряд во главе с новым главнокомандующим, у которого в кошеле лежит приказ о его, Синухета, аресте, человек и не вспомнил. Зачем же себя расстраивать?
  
  
   Демон.
   Он гнался за ним в ночи. Ужасный, рогатый с искривленной от нечеловеческой злобы, клыкастой рожей. Когтистые лапы загребали воздух, непонятно каким чудом, но ему удавалось ускользать от чудовища в самый последний момент
   Но удача не может улыбаться вечно. Под ноги попалось чье-то тело. Тело? Он запнулся и, падая, уткнулся в окровавленную грудь, перед глазами мелькнул раскрытый в последнем безмолвном крике рот и выпученные от ужаса и боли глаза.
   - Аи - и - и! - Заверещала тварь, - теперь ты - мой!
   - Ну уж нет! - Возмутился он, вскакивая.
   И тогда демон открыл пасть и завыл, страшно и многоголосно, рванувшись к нему, наклоняя рогатую голову и целя в беззащитную грудь. Свой крик ужаса он уже не услышал...
  
  
   Испуганный Синухет подпрыгнул на кровати, просыпаясь. Кровь заледенела в жилах, отказываясь двигаться, в ушах бился нечеловеческий вой. Не в силах бороться с истерикой, он вскочил и понесся прочь из дома, к выходу. Ему были нужны люди, хоть кто-то, кто прервет этот кошмар! Хоть кто-нибудь...
   Перед глазами замаячил спасительный, чуть светлый квадрат двери. Зажав уши руками, он бросился в него, ныряя, как в воду. И туту же врезался в кого-то. Ощупал руками: мускулистая грудь, волосатые руки, на плечах мех...
   Мех? Он поднял глаза, сзади вспыхнула крыша дома, где он ночевал и при этом свете он увидел свой кошмар - клыкастую, рогатую тварь, жуткого зелено-красного цвета.
   Оскалившись, демон нанес удар. Все потемнело перед глазами. Мир вздрогнул и затих. Стало очень тихо.
   Страшно тихо...
  
  
   Они ворвались в деревню ночью, пока все спали, метко срезав обоих стражей с дальнего конца. Остальные патрули были уже не важны - десятки огненных стрел, сея панику и поджигая все на своем пути, рванулись в неба и пали на спящих раскаленным дождем. И без того яснее ясного полыхнуло "тревога!".
   Закаленные воины, изнывавшие от бесконечной погони, мемфисцы вставали плечом к плечу, хмелея от радости боя, и лишь об одном жалел их командир - что не успеют к драке два отряда, ушедшие к другим деревням - пропустят самую потеху!
   Жутко завывая из темноты, неровно освещаемой всполохами горящих крыш, на них рванулись демоны ночи. Раскрашенные в черно-зелено-красные тона, в масках с клыками и рогами, в шкурах диких зверей, дикари были способны заставить испуганно замереть не одно, до этого храброе, сердце!
   Но сердца были рядом, вместе! Плечом к плечу встретили их сыны Египта, и дернувшихся от страха поддержали товарищи, удерживая в строю. Свист. Несколько копий вырываются из отхлынувшей тьмы, собирая кровавую жатву.
   - Разбиться по трое. Не терять друг друга из вида. Вперед, вперед! - Голос Хабабаша гремел в ночи, - Эй, Хуфхор, ты что же, не хочешь попасть Ра-Сетау? Мечтаешь быть сожранным Аммой? Не время праздновать труса, чего застыли? Вперед, вперед! Пленных не брать! Защищать мирное население!
   Шеренга распалась на группы, перестав представлять столь хорошую мишень для вражеских стрел и копий. Переговариваясь знаками, привыкшие к подобным ситуациям при усмирении стихийных бунтов, пехотинцы, по две - три тройки, растворялись во тьме. Этот вид разделения был удобен тем, что, стоя спина к спине, они образовывали замкнутый круг, прикрывая бока друг друга, и могли часами отражать нападения.
   Тройка капитана нырнула во мрак, сделав знак Хуфхору и Горшефи следовать за ними. У одной из хат налетчик, пробив ударом копья грудь старика, и ударом в висок убив старуху, тщетно пытался вырвать из косяка застрявшее оружие. Тщедушное тело жертвы, осев, давило на древко и сковывало движения. Ругаясь и завывая, дикарь метался вокруг него, как крыса на веревке.
   Египтяне возникли за спиной врага, одним взглядом оценивая результат его трудов и причину задержки. Взмах топора, вскрик, и палач пал к ногам своих жертв с разрубленной головой. Две пары рук выдернули копье, бережно опуская старого Хуфу возле тела жены, которую старик защищал до последнего вздоху.
   Справа раздался короткий всхлип, возле ног одного из солдат, взметая песок, воткнулось копье. Тройка плавно ушла из полосы света. Из сумрака вынырнул Горшефи, делая знак - чисто! Слева раздался тонкий женский визг, сзади зазвенели мечи. Секундное замешательство и капитан дал знак - к женщине! Бойцы рванулись с места, не хуже всадников, набирая скорость. Им нужно успеть помочь людям и вернуться к собратьям по оружию, что вступили в бой.
  
  
   Он сам вел отряд. Сейчас он был значительно крупнее того, что Аразаиф взял с собой. В одной из деревень, как и было условлено, он встретился со старшим вождем, забрав часть его отряда и отдав уходящим награбленное, окрыленный удачей и восторгом в глазах военного советника вождя кланов, молодой воин ринулся на беззащитные земли. Ужом проскальзывал его отряд мимо патрулей, захватывал селение: грабил, поджигал и уводил женщин, растворяясь в пустыне, как призрак гиен. Разведчики сновали в нескольких направлениях от отряда дикарей. Каждый раз заранее предупреждая о приближении египтян.
   Эта деревня в планах вождя была последней. Воины устали, они уже и так набрали много, да и с караванами вернулось домой уже больше половины изначального отряда. Их осталось слишком мало, чтобы и дальше рисковать шастать возле, наводнивших окрестности, озлобленных египетских солдат.
   О том, что в деревне стоит отряд пехотинцев, они знали и осознанно шли на этот риск. Почему? Во-первых, хотелось хоть раз столкнуться, сойтись в единоборстве с достойным противником. Кроме того, они отлично знали, что здесь остановился главнокомандующий египетских войск. Что может быть заманчивее захвата военного вождя врагов? Риск был велик, но он того стоил!
   Аразаиф усмехнулся, если он притащит в клан венного вождя египтян, Заурашу, верховному вождю черного бога пустыни, все же придется отдать ему в жену прекрасную Толерен! Он дождался ночи, строго действуя по не раз уже отработанному, и оправдавшему себя, плану: несколько воинов отвлекают египтян, десяток займется отловом Синухета, а остальные, подпалив крыши домов, быстренько обшарят село, собирая все ценное, что попадется под руку.
   Ему повезло. Когда их боевой клич прогремел в ночи, ему даже не пришлось искать своего врага. С громким криком ужаса, вереща, как овца под ножом, Синухет выскочил из дома, чуть не сбив вождя с ног. Прежде, чем враг опомнился, Аразаиф одним ударом отправил его в сумрак сна. Знак воинам и тело поспешно унесли. Главное было сделано!
   Неподалеку зазвенели мечи, то египтяне начали танец смерти. Взрыкнув от азарта, молодой воин бросился туда.
  
  
   Трое египтян шагнули ему навстречу из темноты. Закаленные в боях, опытные, еще не подошедшие к черте усталости, воины. Один рванулся к нему, двое других плавно начали обходить его с боков. Не доставая меч, вождь поудобнее перехватил древко копья.
   Посмотрим, на что они годны!
   Не ожидая и не раздумывая, он дернулся вперед, нанося ложный выпад, и, когда атакуемый инстинктивно метнулся из-под его удара, а тот, что слева, наоборот, рванулся к открывшейся, беззащитной спине, дикарь нанес свой первый урон. Как таран, что после удара с не меньшей силой отлетает назад для разгона, он врезал со всей силы копьем египтянину, что напал на него сзади, с удовлетворением внимая хрусту и хрипам боли.
   Как он и думал, у них даже мысли не возникло, что его предыдущая атака была до такой степени ложной! Атаковав тупым концом, он открыл спину, спровоцировав более опасного противника острием копья и сейчас, тот мешком оседал на землю, тщетно загребая ладонями пыль и песок, пытаясь удержать вываливающиеся из распоротого живота, внутренности.
   Двое других набросились на него, мгновенно оценив нулевые шансы товарища на долгую и счастливую жизнь. Аразаиф ушел от удара левого, парировал тупым концом выпад правого противника, тихонько посмеиваясь от восторга, от ощущения силы, крепости и ловкости всего своего молодого тела. Пехотинцы восприняли это, как издевательство над их усилиями.
   Топор левого врага пошел вверх, налетчик дернулся к открывшемуся животу, прекрасно осознавая эфемерность той беззащитности, что демонстрировал солдат, и сразу же получил рукояткой по голове. Шлем из черепа буйвола и маска приняли на себя большую часть урона, не позволив потерять сознание, но оставляя достаточно боли, чтобы в голове зазвенело и мир слегка покачнулся.
   Не мешая сему замыслу, он упорно продолжил движение, падая на колени, одновременно уходя, смягчая удар и погружая в ступню врага копье. Сверху завыло. Вождь рухнул на бок, лишь на долю секунды оказавшись быстрее серпа правого египтянина, что, задев его лишь концом, тем не менее взрезал бедро, оставив весьма чувствительную царапину, длинной в две ладони.
   Зарычав от ярости, дикарь перекатился на спину. Одним движением вскочил, оказываясь за спиной противника, целиком поглощенного процессом избавления своей ноги от контакта с его ногой. Зло сверкнув глазами, он мечом парировал удар пытающегося помешать ему правого, свободной рукой выхватил нож, прыгая на спину, осознавшему опасность, левому, что попытался рвануться в сторону, уйти из его захвата.
   Как лев, всем весом своим сбивая жертву, вождь погрузил длинный узкий клинок меж ребер упавшего, и освободившейся рукой натянул его лобную повязку, оголяя шею, по которой и полоснул лезвием меча, окончательно отнимая жизнь. Взвыв от гнева и бессильной ярости, последний пехотинец полоснул врага своим серпом наотмашь, метя в шею. Но, торопясь снести голову, он не учел крови, сильными толчками выплескивавшейся из вскрытого горла, и заливавшей землю под его ногами. Легкое скольжение, он дергается, уже понимая, что промахнулся, сосредотачивая силы на том, чтобы остаться на ногах.
   Боль обожгла плечо. Кровь мгновенно напитала шкуры, делая их на удивление тяжелыми. Обездвиженная рука выронила клинок. Теплая струйка, проскользнув по коже, закапала с пальцев на сухую землю. Не давая себе времени размякнуть, Аразаиф перехватил топор убитого врага и вскочил с уже мертвого тела, уходя от серии полосующих ударов.
   Главное - не открываться! Только бы не споткнуться! Оцарапанное бедро тоже кровоточит, но пока еще работает. Держаться! Противник остался всего один! Правда, он практически и не ранен, если не считать парочки синяков...
  
  
   Хуфхор с ненавистью смотрел на еле стоящего перед ним врага. Этот гад не просто грабил его страну! Он только что убил двух его лучших друзей, один из которых был вдобавок и его двоюродным братом! Он убьет его медленно и мучительно! Сейчас он вырубит этого мерзавца, а утром, при свете дня, сядет и. не торопясь, нарежет из его спины ремней для жены погибшего Хуфра. А затем, затем он прижжет его раны железом - чтоб тот не сдох от потери крови и щипцами выщипает и оторвет ему все, что только можно, а уж потом...
   Безвольно висящая рука врага была виновата в том, что он неверно оценил оставшиеся у вождя силы. Прежде, чем он закончил обдумывать способ его убийства, Аразаиф метнул топор, вкладывая в бросок всю свою жажду жить, все стремление быть первым.
   Грубый, но отлично сбалансированный, топор пробил Хуфхору голову, войдя точно меж двух изумленно раскрытых глаз, даруя воину быструю смерть. Какое-то время он еще удивленно стоял, слегка покачиваясь, а затем рухнул на спину, словно поваленный сноп. Затуманенными от боли глазами, дикарь оглядел местность. Справа мелькали тени - египтяне! Пора уходить! Нагнувшись, он выдернул топор из врага (на память!), и скрылся в ночи, нырнув во тьму, как зухос в реку. Издалека раздался стон - сигнал к отступлению. Пролетев над землей, он рассыпался на всхлипы и затерялся в шуме пожарищ.
   Схватка была окончена. Остатки налетчиков исчезали в направлении пустыни. Несколько воинов, разозленные гибелью друзей, предложили отправиться в погоню, но Хабабаш отказался, качая головой.
   - У нас слишком мало людей. К тому же, с ними только один пленник. - И, встретив недоуменные взгляды собратьев по оружию, пояснил, - я не стремлюсь возвращать главнокомандующего Синухета!
   Лица озарились пониманием. Ночь перевалила за полночь, а работы предстояло еще, ой, как много! Люди расходились тушить крыши.
   Жизнь продолжалась.
  

* * *

   Что же делать? Как ему быть? - Взгляд фараона, стоящего на балконе, задумчиво скользил по саду. Вот среди кустов мелькнули красные шелка Мерит-Ра. Девушка задорно смеялась над очередной шуткой Кенны, что очень эмоционально и красочно, практически в лицах, о чем-то ей рассказывал. Могучие руки мелькали в воздухе, лицо мгновенно переходило от выражения ужаса и горя, к гордому и холодному высокомерию. Смотреть на это, даже не слыша самого рассказа, было забавно. Смех принцессы, веселым колокольчиком звенел в саду, легкий ветерок подхватывал его и нес к фараону. Мягкая улыбка родилась на губах. Глядя на этих двоих, он понял, как же запустил невесту и вновь поразился и порадовался тому, что у него есть брат... Добрый и внимательный. Ведь мог бы заниматься своими делами, так нет же, добрая душа, прознал, что принцесса скучает одна ( ну не до нее Сехемхету в этой круговерти похищений и набегов!) и вот, развлекает бедняжку.
   Надо бы его как-то порадовать....Отблагодарить за его внимательность.... Опять же, Нефрет он спас...
   Мысли вновь вернулись к его непокорной красавице. Нефрет, Нефрет! Моя гордая и прекрасная Эхереш! Я нашел тебя, так почему же мы не вместе? Мысли прыгали и скакали. Это дурацкое похищение не шло у него из головы. Что делать? Как защитить ее? Дать охрану? Не поймут. Решат боги весть что и уже не слухи и сплетни, а открытые и наглые домыслы поползут по столице, обрастая пошло-гадкими подробностями, как утопленник крабами!
   Что же делать? Что? Что? Поселить ее во дворце? Нет! Это уж и вовсе идиотская идея! Во-первых, она на это никогда не согласиться (гордости, упрямству и прочим "лестным" качествам ее милого характера впору завидовать прихвостням Сета!). К тому же, терпение принцессы, его невесты, явно не бесконечно. Пока он еще может объяснить свое равнодушие и хамское невнимание занятостью и военными делами, но вот если поселить во дворце жемчужину Анубиса....
   Дело может принять "официальный" оборот. Этак на его плечи лягут еще и трудности международного конфликта, а то и (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не накаркать!) войны. Ему это надо? Да и просто так держать при себе ради ее же безопасности... Знать, что каждую ночь она ложится спать рядом, буквально в соседних покоях, а по утрам поднимается и принимает омоновения...
   Дыхание перехватило, судорога возбуждения прошла по всему телу, а перед глазами поплыло изображение сада, норовя смениться образом обнаженной прелестницы страстно изгибающейся в струях воды под лучами закатного солнца...
   Знать, что она рядом и не придти к ней?
   Не поспешить на зов....
   "Зачем? Чтобы тут же получить по морде?" - Холодно поинтересовался злобный внутренний голос, грубой рукой здравомыслия разгоняя горячие грезы мужчины и уверенно рисуя совсем другую картинку - злобной мегеры, с губ которой сыплются проклятия таким высоко- визгливым тоном, что почти глушат весь мир. О чем он думает? Разве она стремится в его объятия?
   Ага! Прям - таки буксует от нетерпения на подступах к постели! Болван! Хорошо, если помня его титул, она просто спровадит его, кинув чем-нибудь тяжелым напоследок! А ведь может еще и толпу зрителей собрать...
   Или еще чего....
   Похуже...
   Ветер вскинул ему в лицо плавные переливы нежного смеха Мерит-Ра.
   М-да! А если эти двое еще и сцепятся.... Перед мысленным взором фараона возникли две огромные женские фигуры, что в приступе гневного выяснения отношений мимоходом разносят в щепки его дворец... А потом добираются и до него...
   Б - р - р - р!
   - Ну уж нет! - Сехемхет даже дернул головой, отрицая такой поворот событий. - Делать ей тут нечего, пока сама не попроситься!
   Однако проблемы его, это в высшей степени мудрое решение, не решало! Девушке нельзя было позволять просто так по ночам возвращаться в Город Мертвых. Как же заставить ее ночевать в столице? Если ее нельзя оставить у себя дома... то...
   Мысль за что-то зацепилась, но это что-то еще не стало вполне осознанным и оттого слова крутились в мозгу, как воронка омута:
   - Если ее нельзя оставить у себя дома... Дома... Вот! Есть! Нашел! У нее должен быть свой дом в городе. И желательно где-нибудь вблизи от дворца... Ну да! Пусть немного грубовато, но... Почему бы и нет? Поместье мерзкого Синухета! Оля- ля- ля! Вот оно- решение! Он отдаст ей его дом, чтобы она там все переделала!!
   "А на какие шиши?" - Ехидно поинтересовался противный внутренний голос, как всегда обламывающий ему всю малину. Действительно.... Стоп! А разве он не конфисковал заодно и все владения этого мерзкого типа? За-Ашт с ее лицом они уже более не нужны! Вот и пусть ими владеет его милая девочка! Добрее, она, конечно же, не станет, но, может быть, чаще станет бывать во дворце...
   И он сможет ее видеть...
   Быть с ней...
   Любить ее...
   "Что-то ты опять размечтался!" - Резко оборвал его ехидный нахал. Фыркнув, вместо ответа, весьма довольный найденным решением вопроса, правитель удалился с балкона.
   Над садом плыли ароматы цветов. Жужжали пчелы, пели птицы...
   Никто не видел, как губы Кенны приникли к нежной щеке царственной невесты его младшего брата...
   Вздох удовольствия беззвучно растаял над летним садом, украденный кем-то из восхищенных духов воздуха...
  
  
   - Что происходит? - Голос чати был полон недоумения, - отнять земли Синухета в пользу короны, лишив даже ни в чем не повинную За-Ашт всех милостей и богатств, вполне в духе египетских царей. Но вот отдать все, пусть и обиженной, но..... жрице? Вельможи ропщут в непонимании, государь....
   - Ропщут? - Сехемхет поднял взгляд от плана собственной гробницы, четко вычерченного на новеньком папирусе, что Имхотеп вручил ему на рассмотрение, - ропщут? Что-то я не пойму.... Может быть мне показательно казнить пару - тройку надоедливых семейств, а? Просто так! Не пользы ради, забавы для? Вместе с детьми, слугами и даже рабами? Будем поступать, как дед наш, многомудрый отец отца, на восхвалениях деяний коего я имел честь вырасти: на кол всех и все дела! Вот там пусть и ропщут.... - Фараон злобно сверкнул глазищами, заставив чати невольно вздрогнуть, и с легким морозцем по коже вспомнить , как оказалось, не умные свои уроки "о ведении дел государственных предшествующими правителями....".
   - Меня тоже, мой государь?
   - Что тоже?- Не понял правитель.
   - На кол, как ропщущего? - С достоинством пояснил Имхотеп, готовый спокойно принять от сына богов и награду и муку, с равно философским настроем.
   - Тебя? Нет, отчего же! Тебя мы не будем, так сказать, разбазаривать, ибо ты есть не просто наша правая рука, но и народное достояние - кладезь мудрости и знаний, светило и все такое....
   - Ты хочешь меня оскорбить? - Мужчина поднял на бывшего ученика внимательный взгляд.
   - Нет. А ты меня? - Левая бровь молодого человека вопросительно изогнулась, скулы затвердели и на них явственно заходили проступившие желваки.
   - И в мыслях не было, владыка.
   - Тогда зачем ты затеял весь этот дурацкий разговор? Однажды, помниться, мы уже обсуждали с тобой мои права и возможности. Думаю, и у тебя в памяти сохранилось обсуждение некоего царского дара, обычно именуемого "Сердцем заката". Не так ли? - Имхотеп задумчиво опустил взгляд. И впрямь припоминая похожий разговор, а фараон спокойно продолжил. - Тебе не кажется, что ты стал несколько..... м-м-м..... повторяться... - Своей "неловкой" паузой юноша достаточно выразил сообразительному царедворцу все свое невысказанное негодование, но тот не успокоился, по прежнему рискуя расположением царя.
   - Дом и владения, это не безделушка, мой господин.
   - Я не могу их подарить тому, кому считаю нужным?
   - Вы можете все, но... Если мне будет позволено быть столь назойливым, чтобы просить вас, объяснять некоторые ваши действия, то я лучше смогу выполнять свои прямые обязанности. И в частности, смогу разруливать некоторые щекотливые ситуации и отвечать на глупые вопросы не нанося удара по интересам и спокойствию моего государя и его будущей супруги - на едином выдохе , ни капля не торопясь, произнес Имхотеп с легким поклоном. Сехемхет посмотрел на своего помощника с невольным уважением. Он уловил и понял его мысль, но лишь благодаря тому, что чати когда-то обучал его общению с послами и философами.
   - Что ты хочешь знать? - Поинтересовался он, признавая победу учителя в этом поединке.
   - Почему?
   - Что именно?
   - Почему вы делаете для нее то, что делаете?
   Сехемхет встал, подойдя к окну. Рука его поигрывал с прекрасно заточенным кинжалом, то вытаскивая его, то вновь вгоняя в богато изукрашенные ножны. Он не мог объяснить этого даже самому себе, но говорить о своих чувствах к Нефрет ему ни с кем не хотелось. Девчонка не любила его, и быть объектом жалости, выслушивать пошлые советы и.... грубые рекомендации, или просто недоумение... Ему не хотелось. Даже от учителя.
   Нет. Он был решительно к ним не готов, вернее жаждал избежать всеми фибрами своей души. Объяснение, как озарение, пришло в тот же миг, едва он вспомнил образ своей луноликой красавицы. Ответ, способный удовлетворить чати на сто процентов! Он в этом уверен. Не поворачиваясь, Сехемхет спросил:
   - Ты помнишь Тиру, Имхотеп?
   - Тиру? - Не понял чати, - простите, государь, я не понимаю вопроса.
   - Вот как? - Фараон невольно обернулся, вглядываясь в смущенное лицо царедворца, - неужели ты тоже забыл ее, лишь потому, что так приказал мой отец? Тира! Моя Тира! Тира, любившая меня, как мать! Не спасшая мою маму! Тира! Проклятая Тира!... - Он не замечал, что уже кричит на бедного советника, буквального оглушенного этим неожиданным взрывом эмоций и чувств.
   - Вы говорите о жрице Реи-Кибеллы, захваченной вашим отцом в походе против Нубии, государь? - И, дождавшись утвердительного кивка, уронил - но она давно умерла, я уверен в этом! - Пальцы сжались в кулаки, хотя за последние годы боль от этой потери почти прошла.
   - Да, Я ЗНАЮ! Но осталось дитя. Ее дитя.
   - Дитя? - Имхотеп замер, в ужасе осознав, что сердце в груди прекратило биться, боясь пропустить даже звук из той информации, что сообщал сейчас фараон.
   - Дочь. Дочь нубийской принцессы и моего отца. Теперь ты понимаешь? - Мужчина смотрел на государя во все глаза, не в силах понять, поверить в услышанное.
   Где-то живет ребенок. РЕБЕНОК его Тиры!
   - Девочку надо найти! Она получит лучшее воспитание, я позабочусь обо всем. Она ни в чем не будет нуждаться - Мысли о доме, подаренном Нефрет, были сметены волной новых планов, идей, надежд. - Я позабочусь о ней.... Позабочусь!
   Сехемхет в удивлении смотрел на потрясенного учителя, что вцепился в его плечи, буквально тряся молодого царя:
   - Где она? Где?
   - Успокойся, Имхотеп. Что с тобой?
   - - Я должен ее найти! Ты не понимаешь! Ребенок не может так долго быть один, она...
   - Она уже не ребенок! - Перебил его юноша.
   - Кто же она?
   - Нефрет, конечно же, я думал, ты все понял...
   Мир качнулся, стронувшись с места, закружил в плавном танце воспоминаний и понимания.
   Чати замер...
  

* * *

   Немолодой, но еще очень привлекательный мужчина, в простонародье известный под именем Имхотеп, правая рука самого фараона (да будет он здрав, силен и могуч!), ускоренным марш-броском перемещался по территории Саккары. Он шел молча и сосредоточенно обдумывал то, что собирается сказать своей ученице. Тысячи вопросов роились и бились в его мозгу. Сотни тысяч оттенков десятков чувств обуревали его. Злость, нежность, надежде, горе, любовь, обида....
   Их было так много. Они были такими разными. Он не знал каким из них дать волю, а какие лучше сдержать до лучших времен или вовсе не выпускать, постаравшись забыть о них, к примеру, как о недостойных...
   Нефрет, его прекрасная девочка....
   Тира, его несбывшаяся мечта...
   Так много всего. Так сложно разобраться. В чем? В себе, в своих чувствах, желаниях, страхах и... надеждах.... А вдруг она - его дочь? Вдруг его любимая девочка.... Ведь была же! Была одна безумная, полустершаяся, почти забытая ночь, когда он ночевал в шатре фараона и она пришла... И он был так слаб после ранения и так потрясен, когда понял - кто именно его целует, что не смог издать ни звука.... Так и любил ее в полной тишине. Она тогда решила, что правитель за что-то на нее сердиться и не рискнула спросить - за что? А он .... У него так и не представилась возможность спросить ее - быть может, это была любовь?
   Тира....
   Прекрасная, гордая, дикая, неуловимая, могучая колдунья, сила в которой крепко спала, не желая просыпаться. Она могла бы одним взглядом разрушать горы и осушать реки.... Если бы... Если бы нашла в себе тот запор, что надежно скрыл от нее доступ к энергии, что дремала невостребованной в этом хрупком девичьем теле.... Ах, какой бы они были парой.... Если бы она захотела... Если бы он решился... Если бы Ханупрет осталась жива...
   Ханупрет....
   Ее смерть разрушила не одну жизнь в Египте. Прекрасноликая Царица Египта... С ее уходом из его жизни исчезла надежда на счастье, ибо однажды вечером, когда он мирно спал, пьяный Джосер ворвался в покои наложницы Тиры и выволок полуголую девушку в ночь. Никто ничего не смог рассказать Имхотепу о том, что было дальше. Разве, что лепет ослепшего от горя и слез малыша Сехемхета - "Он выгнал ее! Прогнал, запретив появляться вновь!". Вот и все.... Вся информация. Сам же Джосер и вовсе ничего не помнил. Не искал и ему запретил искать....
   Да...
   Как давно это было. Как много воды утекло с тех пор, а сердце до сих пор сжимается от отчаяния, когда он осознал, что вся его магия не способна отыскать пропавших, затерявшихся следов возлюбленной. От отчаяния, он даже принял решение посетить мать Тиры, всем магам и жрецам высшего посвящения известную, как Повелительница Бурь, но.... Сехемхет нуждался в нем. Джосер сходил с ума от горя и того и гляди свел бы себя в могилу без должного присмотра, ибо не меряно пил, а потом, в неконтролируемо-пьяном состоянии садился в колесницу и уносился прочь, в пустыню, словно соблазняя давно точившего на него зуб Сета, устроить безумцу быструю расправу.
   Что было делать? Бросить все и заняться собой? Ему всегда казалось, что он еще успеет.... Казалось.... Пока.... Пока не стало слишком поздно....
   В один из вечеров, когда, уложив пьяного в дым, с трудом отловленного посредине пустыни, буквально вытащенного из пасти полуголодного (и подозрительно крупного) льва, царя, Имхотеп как обычно запускал заклятье поиска. Этот ритуал стал для него обычным и даже привычным за эти годы. Так он успокаивал себя, в глубине души надеясь, что однажды все удастся и, выйдя в ясноглазую ночь, он увидит дорожку из лунных следов, что приведет его к его любимой. Он представлял себе небольшой дом и окно со свечой в ночи...
   И ее искреннюю радость, когда она узнает в зашедшем на огонек его....
   Имхотепа....
   И боги дали ему ответ. Он ударил его со всей неотвратимостью происшедшего - искомая вами душа - ушла на Запад....
   Вот и все...
   Так просто....
   Так страшно....
   Тогда он напился впервые за много лет и пил не переставая, не останавливаясь и не просыхая несколько месяцев. Он не реагировал на вопли вельмож о том, что царя теперь некому вылавливать из пустыни. Он не слушал стоны народа о том, что государство рушится на глазах, а соседи обнаглели и пытаются оттяпать часть земель, торопясь поживится, пока оба, управлявших страной человека топят свое горе.
   Он не перестал пить даже тогда, когда в его дверь (выбив ее к чертям собачьим!) вошел абсолютно трезвый и донельзя злой фараон Джосер. Нет! Даже тогда Имхотеп не перестал пить горький хмельной напиток...
   А Джосер уговаривал. Потом ругался. Потом просил. Потом корил. Потом стыдил... Потом махнул рукой и оставил его одного....
   И вот тогда-то пришел Сехемхет. Нет, ребенок ничего не сказал. Он просто лег рядом и свернулся калачиком. Мальчишка, не говоря ни слова, жил рядом с ним три дня. Когда чати не выдержал и поинтересовался: какого ------- ему нужно? Он получил исчерпывающий ответ: "Я просто учусь правильно пить! Мой отец делает это глупо и неискренне".
   Эта фраза на редкость скоро отрезвила мужчину, показав ему всю глубину его падения. В ту ночь чати запретил себе вспоминать Тиру раз и навсегда...
   Боже, сколько же рек утекло с тех пор. А кажется, что это было лишь вчера.... Их уже и нет почти никого в живых. Ханупрет. Тира. Джосер. Все они уже ушли на Запад и ждут его там.... Остались лишь их дети...
   Дети...
   Сехемхет.
   Кенна.
   Нефрет.....
  
  
   Он долго и смущенно мялся на пороге кельи, почему-то не рискуя постучать в дверь. Что это? Откуда эта неуверенность? Ведь сюда он шел очень бодро и даже, пожалуй, бежал. А сейчас?
   Мнется и топчется, словно юнец перед вратами одного из храмов Иштар - и хочется, и страшно, что убьют....
   Дверь распахнулась внезапно, оглушив его неожиданностью происходящего, словно и не он поднял руку, чтобы постучать. Эта самая его рука зависла всего лишь в сантиметре от лба выходящей девушки. Легкая фигурка в белой столе на мгновение замерла в дверном проеме. Выходящая Нефрет вскинула глаза, перечеркнув зеленым огнем всю решительную речь Имхотепа, так обдуманно-мудро составленную, простую и понятную. Остатки этой речи улетучились из его головы вместе с легким сквозняком, что потянулся через проем двери, с тихим шелестом формируя из белой ткани, словно обнажая, девичьи формы и окутывая его ее неповторимым ароматом.
   - Имхотеп? - Ее глаза изумленно расширились, и тут же она склонилась в почтительном поклоне, прежде, чем он успел ее остановить.
   - Прости меня, учитель. Чем могу быть полезна?
   - Н - н - не - еф реет.... - Он лепетал, словно древний старец, не в силах сосредоточится на цели своего прихода, что просто была не в состоянии пробиться в его мозг сквозь бешенный прилив обжигающей (да что там лукавить- почти закипевшей!) крови. - Я - я - яа....
   Он смущенно захлопал глазами, выглядя в этот момент донельзя милым в своей растерянности.
   - Да, учитель? - Ее губ коснулась мимолетная полуулыбка, не отразившаяся впрочем, в глазах, оставшихся внимательными и даже чуточку настороженными. Он собрал всего себя в кулак, для большей эффективности сжав собственные кулаки до едва видимого побеления и, глубоко вздохнув, как в омут, нырнул в события:
   - Мне нужно с тобой поговорить, девочка.
   Она кивнула, делая шаг назад и приглашающе взмахнула рукой, предлагая ему располагать ее временем и располагаться в ее комнате, где ему понравиться. Возрадовавшись возможности еще хоть минутку помолчать и собраться с мыслями, заново формулируя суть своих притязаний, Имхотеп внедрился в ее скромную обитель.
   Он почти рухнул на лежанку, но еще долго и глупо расправлял складки своего одеяния, малодушно оттягивая момент неизбежного оглашения приведшей его проблемы. Девушка спокойно опустилась на колени у его ног, сложив руки и невозмутимо взирая на его нелепые метания, просто и спокойно ожидая продолжения разговора (вернее его начала), ничем не выдавая ни своего нетерпения, ни раздражения затянувшейся задержкой.
   - Нефрет, - далее тянуть время уже не имело смысла. - Я хотел поговорить с тобой. - Не замечая этого, он вновь замолчал, жадно изучая вскинутое к нему лицо. Но только теперь он искал, мучительно искал в нем черты наследственности Тиры, а главное (О, боги! Неужто он смеет надеяться на это?), своей наследственности! Увы, ему казалось что что-то похожее есть, но в то же время....
   - Учитель? Вам плохо? - Пытливый взгляд вывел его из ступора, заставив незапланированно брякнуть:
   - Кто твоя мать?
   Девушка смутилась, отвела глаза. Не только душой, но и всем телом она отодвинулась, оттолкнулась от него.
   - Мать? Отчего такой вопрос, господин? Я чем-то вызвала ваше неудовольствие? Вам не понравился составленный мной рецепт от красной сыпи, что поражает детей? Вы хотите чтобы меня наказали за нерадивость? - Казалось, за быстрым потоком слов, она не просто пряталась, нет, она одновременно пыталась и найти причины такого вопроса. И мысленно она их нашла, как всегда - в себе! - Я сирота, мой господин, вы же знаете, меня некому наказывать. Если вы не желаете сделать это сами, то поручите кому-нибудь, кому посчитаете нужным.
   Он смотрел на нее в полном недоумении, упустив, занятый своими поисками, логику в цепочке женских рассуждений. Поняв, что отвечать мастер не намерен, девушка предположила наиболее простой вариант выхода из этого положения:
   - Скажите к кому мне обратиться из ваших помощников и степень тяжести наказания, и я передам ему ваш приказ сейчас же.
   Она смиренно коснулась лбом земли у его сандалий, полагая, что любое наказание будет слабой платой за возможность учиться у этого человека.
   - Наказание? - Мозг чати выхватил из всего сказанного лишь это слово. - Прости, дорогая, я задумался и не совсем слушал тебя... - Он чуть замялся. - Ты не ответила на мой вопрос: кто твоя мать? - Увидев, что она собирается ему возразить, он в испуге замахал руками, - я с удовольствием обсужу с тобой все твои проблемы, но сейчас.... Мне очень важно... Мне НЕОБХОДИМО знать, - он наклонился вперед, пытаясь взглядом передать ей насколько значима для него эта информация, - кто.....твоя.....мать?
   Как завороженная, глядя на него, жрица прошептала, не в силах сказать это имя вслух:
   - Тира - Энир - Дая, - чувствуя, как горло перехватил болезненный спазм, она вытолкнула из себя эти слова, и увидела как вспыхнули радостью его глаза.
   - Тира? - Переспросил он, тоже шепотом.
   - Да! - Почти выкрикнула она.
   - А.... - Вымолвить это слово оказалось для него еще более сложной задачей. Он выталкивал его из горла почти физическим усилим, - а ...отец? ....Знаешь?
   Она не смогла ответить, лишь кивнула. Глаза мгновенно наполнились слезами - боль от потери была еще очень свежа.
   - Девочка моя, - внутри него все замерло. Он пытался унять, бьющееся в бешенном ритме, сердце, одновременно, для ее успокоения, легонько поглаживая ее по руке. - Расскажи мне... - Нефрет подняла на него свои, полные слез глаза, - расскажи мне все!
   Девушка кивнула. По щекам пролегли две дорожки слез, следом за слезами, сбиваемый глухими рыданиями и громкими всхлипами, полился рассказ...
  
   ГЛАВА 14
  
   "Сумерки льют свет...
   Он роняет последние капли...
   Я не буду с тобой, и навряд ли,
   Проживу без тебя пару лет...
   А за городом тонут лучи,
   Засыпает вечернее солнце...
   Кто-то сверху глядит и смеется,
   Над тоскующей птицей души...
   Звезда востока, твоя жизнь дороже всех сокровищ мира. Молю тебя
   Не отвергай мой дар! Пусть в месте том, где перенесла ты
   столько страданий, замерцает искорка, пока еще хрупкой надежды
   на очищение! Я дарю тебе дом и владения твоего обидчика.
   Они твои по праву, со всеми землями и угодьями. Бумаги на них
   передаю тебе вместе с этим письмом. Отныне и навеки,
   и перейдут они через века к твоим детям, и детям твоих
   детей и внукам, и правнукам.
   Твой фараон
   Гор-Сехем-Кнет."
   Нефрет задумчиво следила, как легкий ветерок шевелит завязки пергамента... Он подарил ей дом в самом центре столицы, в ста шагах от дворца владык.... В вечное пользование ей и ее семье, когда она у нее будет...
   Теперь, она - завидная невеста...
   С титулом...
   Саном...
   Землями и доходами...
   Ждущая ребенка от самого фараона!
   Горький смех треснутым хрусталем прозвенел в тишине и пустоте комнаты. Взгляд, случайно коснувшийся витиеватых строчек стихов, невольно наполнился влагой...
   Что он творит? Фараону запрещено писать стихи о грустной любви! Плохая рифма может восприняться судьбой (как и все слова царя!), как приказ к действию. Впрочем... Вряд ли ему что-либо грозит. Он скоро женится на прекрасной ливийке, что так не вовремя оказалась хорошим человеком, влюбленным в совсем другого хорошего человека. И они вдвоем станут править Египтом многие лета, как, и положено воплощению могущества и благополучия...
   А она?
   Нефрет невольно положила руку на свой, пока еще плоский, живот. Словно в ответ на ее вопрос, последние лучи солнца, сверкнув, ударили в рубиновый камень у нее на шее, и свет амулета мягко озарил всю комнату и ее саму.
   И то верно! Она примет подарок правителя! Ее дитя будет расти рядом с отцом и.... Будь, что будет!
   В конце-то концов, быть сыном верховной жрицы, проживающим в собственном доме возле дворцовой площади, совсем нетто же самое, что никому не нужной храмовой служанкой...
   Вытерев слезы, она бережно свернула пергамент и спрятала в драгоценную шкатулку, ту, самую первую, с дарами фараона...
   Теперь она хранила там все его послание...
   И его дары...
  

* * *

   Внутри него было пусто.
   Он был полон горечи и разочарования.
   Джосер?
   Почему? Почему ему досталось все? Ханупрет! Тира! Теперь вот и Нефрет - его дочь!....
   Нефрет...
   Так вот в чем дело! Теперь Имхотеп понял все, разом увидев все объяснения, все ответы на свои невысказанные вопросы. И лик Сахмет. И ее силы..... Все...
   Все встало на свои места. Дочь двух царских родов, она была по рождению выше его самого. Равная Сехемхету! Сехемхет.... О, боги! Она ведь имеет права на престолонаследие....
   Ну, дела!
   Имхотеп метался по своей палатке, не в силах сразу же успокоиться после произошедшего более трех часов назад разговора. Хотя....
   Девочка, конечно, сказала что она уверена.... Да и все проявления лишь подтвердили ею сказанное. И все же...
   И все же, все же, все же....
   Тряхнув упрямой головой, чати вышел в ночь. Луна ярко освещала Саккару, и статуя древнего бога отбрасывала уродливую тень на Мертвый город. Глаза божества сияли призрачным светом, губы чуть кривились в звериной ухмылке, чуть обнажая передние клыки.
   Не дойдя нескольких метров до ног статуи, маг остановился в "поле зрения" глаз бога.
   - Анубис! - Голос Имхотепа гулко разлетелся по пустыне, отражаясь от массивных стен древних могильников. - Анубис! Ты меня слышишь?
   Нет, ему не показалось! Все ночные звуки резко исчезли, словно вдруг оборвались, или были кем-то обрезаны, отсечены. И в этой ощущаемо мертвой тишине, удивительно гулко и оглушающее громко раздались сразу же два звука.
   Первым был противный то ли шорох, то ли шелест, сопровождавший движение двух огромных полусерых теней, чем-то напоминавших собак или волков по своим очертаниям, что молниеносно метнулись к незащищенной спине чати из тьмы, порожденной стеной одного настолько древнего могильника, что даже иероглифы с именем похороненного там, давно осыпались прахом и были забыты. Вторым звуком было еле уловимое ухом и, тем не менее, оглушительное насмешливое фырканье.
   Вслед за ним, глаза статуи полыхнули мертвенным светом, осветив мага, словно свет прожекторов, укутав его в свой неземной оттенок и лишив разом всех красок его бренный облик. Резко полыхнув, окутав чати, этот свет создал своеобразный купол вокруг человека, о силе и прочности которого тут же дал знать легкий глухой гул от соприкосновения с ним неких типов, а вернее двух хищников, бросившихся на "беззащитную" добычу. Их призрачные тела четко впечатались своими злобными оскалами в не менее призрачную защиту.
   - А ты не наглеешь ли, смертный? - Глухой рык грозного божества был полон сарказма. - Тебе не кажется, что полностью пренебрегать ритуалом вызова с твоей стороны редкостное свинство? - И статуя чуть склонилась, нависая над своим оппонентом.
   - Ты абсолютно право, божество! - Имхотеп остался спокоен и серьезен. Он не обратил ни малейшего внимания, ни на недовольное клацанье зубов хищной тьмы за своей спиной, ни на угрозу нависшей над ним тяжести "божьего гнева". - Наглею, наверное, но я ведь смертный, могу в своем скудоумии и не осознавать этого..... Как ты считаешь?
   - Не осознавать? - Заинтересованно протянул голос, с легким присвистом вырываясь меж чуть раздвинутых в усмешке мраморных губ. - Ты имеешь в виду - своего скудоумия?.... Или же речь о твоей беспримерной наглости?
   - И то, и другое, царь мертвых, и то, и другое!
   - Льстец! - Громко фыркнула статуя, подняв нехилое облако песка, что заклубился вокруг фигуры человека, опасно-игривыми завихрениями, издалека напоминая рождение песчаной бури и уже своим существованием и формой показывая магу величину опасности того, кого он так запросто вызвал на разговор. - Прекрати молоть ерунду! Какого рожна ты разорался у моих ног? Тебе что, совсем нечем заняться? Ну так уничтожь ту парочку неживой пакости, что беснуется за твоей спиной! - И статуя кивком указала на хищных тварей за магом, слишком тупых, чтобы бояться, и слишком голодных, чтобы отступить. - Если я правильно помню, они тут уже около десятка жриц задрали, а тебе и дела нету, лодырь....
   Маг мельком бросил на врагов оценивающий взгляд:
   - Ответь на мой вопрос, да пойду.... Поохочусь!
   - Вот даже так?... Ну ты и нахал! Я тебе что - оракул? Коробочка ответов? Или, быть может, личный советник?
   - Нет, отчего же. Ты гораздо лучше, ибо ни один оракул мне не поможет в принципе. Только ты способен на сие благое дело!
   - Только я? О, как! Отчего же ты не донимаешь других богов, о князь всех глупцов и нахалов? - Глаза статуи подозрительно сузились при этом, заметно сократив и защитный круг, что позволило нежити приблизиться к самой спине чати. Их хриплое дыхание обдавало его смрадом тления, заставляя чуть заметно морщиться от омерзения.
   - Потому, что у них нет власти в твоей вотчине.
   - Вот даже так? Допустим (представим лишь на коротенькую, почти незаметную секундочку), что ты меня заинтриговал.... Какого же рожна тебе понадобилось в моей вотчине?
   - Позволь мне увидеться с Тирой - Энир- Дая, дочерью Повелительницы Бурь.....
   - Что? - Рык Анубиса ударил по ушам, - да ты совсем ополоумел, смертный! - Его возмущенный рев почти сбил человека с ног. Статуя все своей немалой массой буквально рухнула на сгиб колена и вытянутую вперед руку. От такого мощного удара, земля дрогнула, послышался шум падающих каменных блоков, недавно доставленных из каменоломен для пирамиды Сехемхета, а стены храмов весьма ощутимо скрипнули (или хрупнули?) друг об друга.
   Приблизив впечатляюще большую каменную морду вплотную к невозмутимо стоящей (справедливости ради, надо отметить - едва стоящей, ибо и его порядком тряхануло, пробрав гневом божества до самых печенок!) фигуре, так что его нос почти ткнулся в человеческий живот, Анубис, весьма кротко (если вспомнить предыдущий рев и грохот спуска), рыкнул:
   - Забудь! - И резким, гибким движением, в принципе не возможным для черного обсидиана, из которого была вообще-то сделана статуя, вернулся на свое первоначальное место, полностью выпрямившись.
   - Но.... Но.... Но почему? - Имхотеп задохнулся от возмущения, щедро сдобренного немалой долей изумления, что не помешало ему тут же, без перехода, поинтересоваться: - Тебе что, слабо?
   - Ага! - Спокойно, чуть издевательски (самую чуточку, нетренированное ухо и не услышит, нормальный мозг и не заметит!) хмыкнуло божество и отключило защитный круг, покинув тело статуи и этот бренный мир.
   В наступившей тишине и темноте грозно взревела атакующая нежить. Чуть сверкнуло. Слегка громыхнуло. Полузадушено фыркнуло голосом Имхотепа...
   И все закончилось слабым, еле слышным, быстро исчезающим, тающим скулежом, больше всего похожим на вой раненной гиены в ночи.
  
  
   Рассвет вступал в свои права и, встречая его, устало прислоняясь спиной к стволу пальмы, сидел великий маг и главный советник фараона, его правая рука - чати Имхотеп, уныло взирая на серые камни гробниц. С пронзительным, резанувшим по нервам в спокойной предутренней тишине, противным криком спикировала вниз белая птица. Она нагло уселась на крышу могильника прямо возле чати и вновь издала свой гадкий звук, привлекая ускользающее внимание усталого человека к своей необыкновенной персоне. Добившись желаемого, пернатое создание, мелко переступая сухими морщинистыми лапками по холодному камню, добралось до края надгробия, поближе к магу.
   Под унылым взглядом его покрасневших от бессонницы глаз, очертания головы нежданной "гостьи" расплылись и пошли серыми пятнами, заставив человека усиленно моргать в попытке сбросить пелену с уставших глаз, и вскоре, к его глубокому изумлению, из тумана сформировался более чем приятный женский лик. Хорошенькая головка покрутилась, словно осваиваясь на не совсем привычной для себя шее, и прокашлялась, убирая из голоса легкую хрипотцу.
   Мужчина, уставший от себя и своих мыслей за эту невыносимо длинную ночь до отвращения, и, со свойственной всем смертным легкостью перенесший это отвращение с себя на окружающий его мир, взирал на нее более чем недовольно, пресекая все бурные попытки своего мозга осуществить поиски в складах памяти моментов возможного знакомства с этой дамой, а значит и мучений узнавания, так сказать, в зародыше. Ни капли не смущаясь не огорчаясь столь безрадостным приемом, странное создание оглядело его с ног до головы и певуче-нежным голоском прошелестела:
   - Здравствуй, Имхотеп!
   Голос ее, сорвав все плотины усталости, разбил печати забвения, выпустив на волю из глубин памяти, давно отболевшие воспоминания юности. Он не вскрикнул и даже не прошептал.... Нет. Ее имя так и осталось не произнесено, долетев до нее лишь в выдохе чати.
   Это, почти мысленное, его произнесение дано умершего имени, легкой волной коснулось ее лица и окутало всю ее необычное тело сиянием его нежности, давая ей возможность черпать силу в самом факте, что ее не просто до сих пор с нежностью помнят, но и любят. Она улыбнулась ему, искренне, как ребенок, радуясь его воспоминаниям, что мелькали сейчас у них перед глазами , объединяя их, и , будучи доступны ей, омывали ее теплом ушедшей любви.
   И лишь это....
   Перед ее глазами возникли переплетенные тела, мокрые от страсти и жары: хрупкая чувственность, беззащитная в своей худобе и мускулистая мужественность, устрашающая в своей массивности, сцепленные в объятия покровом ночи и выпитым вином, и.... И усталостью... И страхом... И болезнью... И разочарованием...И.... его.... любовью....
   Тяжело вздохнув, она тряхнула головой, отгоняя и от себя, и от него забытое воспоминание:
   - Не надо...
   - Почему? - Человек пытался заглянуть в туманные глаза, - я так любил тебя....
   - Я знаю...
   - И ты меня... - Его полувопрос повис в воздухе лишь на секунду.
   - Нет! Так, как ты хотел - НИКОГДА! - Вскрикнула умершая, с жаром пресекая его надежду в самом зародыше.
   - Но Нефрет...
   - Дитя Джосера, Имхотеп. Она - его дочь! И ты знаешь это, не хуже меня! Ты видел подтверждения этого во всем! Лишь ваше близкое родство с умершим фараоном и твое глупое упрямство, позволяли тебе пытаться закрыть глаза на доподлинно известную тебе истину. Это не оправдывает тебя и, поверь, совсем не украшает! - Он кивнул, признавая ее правоту.
   - И что теперь? - Мужчина задумчиво осмотрел ее, овеянную сиянием первого робкого лучика зари, что сам еще не появился, но уже дарил миру свет.
   - Теперь мы все вместе.... - Она кивнула ему, прощаясь. - И мы счастливы...
   Луч, скользнувший от горизонта, пробежал по холодному камню, коснулся сморщенных лапок птицы, горестно сжавшихся, совсем замерзших. В воздухе растаяли слова:
   - Мы будем ждать тебя....
   Пернатое создание, взмахнув крыльями, резко взмыло в высь, унося прочь свою более, чем обычную, птичью головку.
   Солнце взошло!
  

* * *

   Ненависть!
   Холодная, звонкая ненависть плескалась внутри нее, рвала на осколки душу, иссушала сердце и заставляла кровь яростным ритмом древних барабанов биться в мозг. Ее больное, искалеченное тело на редкость бодро и упруго двигалось по улице.
   Сегодня она надела свой лучший наряд, последнее платье из той, прошлой жизни - подарок Джосера за яростную ночь любви... Тонкий шелк обвивал тело, не скрывая уродства, ибо призван был подчеркнуть и выгодно обнажить все, имевшиеся когда-то, прелести и достоинства великолепной фигуры..... Жемчуг, что прихотливым узором змеился по нему, лишь натягивал ткань, не давая ветру разметать очертания когда-то прекрасного тела....
   Она шла, гордо держа голову на длинной стройной шее, и прохожие не решались смеяться ей вслед, и наглые зазывалы и мошенники отшатывались в испуге от ее взгляда. Он сверкал, он бил наотмашь такой ярой, огромной, холодной ненавистью к этим людям, к этим домам, этому городу, этому миру....
   Ко всему живому...
   И казалось, что если нечаянно попадешь под огонь этих проклятых глаз - непременно застынешь, замрешь, замерзнешь не смотря на жаркое ласковое солнце, и сердце твое замерзнет и умрет в груди, а тело, грубой копией, пойдет бродить по свету, рождая жутковатые легенды о зомби...
   Воздух звенел от страха его духов, вода испуганно замолкала при ее приближении. Ненависть двигалась по городу...
   За-Ашт шла во дворец...
  

* * *

   Таро выпали из ослабевших рук. Боги неумолимы - судьба его предрешена. Он - всего лишь - опора трона. Высшими силами Нефрет была давно предназначена другому, и только ему. Линия того, первого и единственного в ее жизни мужчины была так сильна, что даже рядом с ней почти никого не было. Лишь однажды еще раз в ее жизни сердце девушки засияет любовью - это будет ее дитя. Если же верить Таро - то всю жизнь в сердце его любимой девочки будут гореть лишь две звезды, неся в мир нестерпимо-прекрасный свет любви: ее муж и их дитя...
   Ее сын...
   Карты не оставляли ему надежду, неся быть может, впервые в жизни, глухой ропот и раздражение на судьбу и богов, которое только подогревал голос из давнего воспоминания, голос полный слез, твердящий, что любовь ее в этом мире - невозможна...
   И этот голос рождал в нем что-то....
   Что-то похожее на... на...БУНТ!
   Все чувства, испытанные им за последние несколько недель, вдруг словно собрались в одну точку, связались в один узелок, сжались, сомкнулись, запульсировали, как израненное, измученное болью сердце и забились и забурлили в нем, гоня в голову неожиданно- нелепые, почти безумные мысли.
   Вскочив на ноги, чати заметался по своей комнате. По дому полетел его голос, раздающий не терпящим возражений тоном, распоряжения.
  

* * *

   Приготовления к свадьбе двигались полным ходом и некоторое (мягко сказано!) отсутствие восторгов и заинтересованности в происходящем со стороны главной участницы этого "безобразия", ставилось не просто заметно невооруженным взглядом, оно просто бросалось в глаза! Впрочем, как уже шушукались во дворце, менее всего эту странность был склонен замечать второй виновник торжества - его могущество, фараон Гор-Сехем-Кнет!
   Царь не просто не замечал равнодушия своей невесты к его (далеко не скромной) персоне, он даже умудрялся не замечать явного неравнодушия к ней своего старшего брата!
   Нефрет, как и все, видела, что происходит что-то неладное. К великому ее ужасу, Мерит-Ра прониклась к ней глубочайшей симпатией (особенно после того, как Кенна познакомил их лично, рекомендовав принцессе свою сестру, как очень душевного человека, заставив несчастную девушку, случайно ставшую его наперсницей в душевных мытарствах, буквально побагроветь от смущения), и теперь, благодаря "лестным" отзывам этого красавчика, жрица почти не вылазила из дворца, везде сопровождая царскую невесту, которая вцепилась в нее, как утопающий в соломинку! О, ужас! Ей приходилось не только быть в курсе всех приготовлений предстоящего мероприятия, но и еще (О, боги, дайте ей сил!) и помогать в этом, а порой и придумывать - как бы это сделать поинтереснее, красивее, с большим размахом и так далее....
   Это был кошмар! Сплошной, непрекращающийся кошмар!
   Весь день она была вынуждена помогать женщине (которой искренне стала симпатизировать, когда узнала ее поближе), которая собиралась не просто стать ее царицей, нет! Она готовилась стать женой ее брата, а главное - спать с ним....в ОДНОЙ ПОСТЕЛИ!!!
   И вот тут уже, как ни крути, а думать о Сехемхете, как только лишь о своем государе и все, у девушки решительно не получалось! Тысячи раз на дню она обещала себе, что и думать забудет о нем, вырвет из груди все чувства к нему и так далее, и тому подобное...
   А ночами....
   Ночами она сходила с ума от ревности, представляя их вместе, на ложе, занимающихся....
   Слезы мгновенно заполняли глаза и было уже неясно, кого именно ласкал фараон в этих видениях: свою невесту или будущую мать своего ребенка...
   Все это не просто смущало или угнетало ее. Нет, это ее просто УБИВАЛО! А ту еще и Кенна, по-пьяни проговорившийся о своих далеко не родственных чувствах к ливийке, и обнаруживший, что сие событие принесло ему лишь облегчение, так как со стороны сестры не прозвучало в адрес любовников ни слова порицания, стал изливать на нее все подробности и перипетии их отношений, каждый раз не шутя бухаясь перед ней (всем своим немаленьким весом и со всей дури, между прочим!) на колени и (чуть ли не слезно!) умоляя помочь советом (- Проходя, она взглянула на меня лишь дважды! Думаешь, у нее неприятности? Или оно на что-то обиделась? ) по десять тысяч раз в день!
   Сама же Мерит-Ра (Хвала богам!) еще не прониклась к ней столь явным доверием, чтобы изливать душу или спрашивать совета в отношениях с Кенной (к приготовлению к свадьбе это не относилось, тут вопросы сыпались просто градом, по поводу и без повода!), но записочки передавать доверяла дважды, а то и трижды на день.
   Но самое ужасное было даже не в том, что она была вовлечена в обман этими двумя своего брата и царя, а в том, что в это же время, Сехемхет, возликовавший от решения принцессы держать при себе неотлучно госпожу - жрицу, теперь постоянно "пасся" рядом! Он умудрялся нечаянно касаться ее не раз в течении дня, (а то и просто хватал на руки и кружил - якобы благодаря за "очередную гениальную" идею для свадьбы), а ведь это неизменно вызывало дрожь в ее бедном теле и надолго выкидывало ее в состояние блаженного томления, а нахал, видя это, лишь "невинно" улыбался, одним взглядом обещая все сокровища райского (плотского!) наслаждения!
   Он постоянно, как бы невзначай (типа, советуясь!), шептал ей на ушко разные жаркие глупости, а пару раз...даже...ЛИЗНУЛ! И это на глазах у невесты!
   К полному шоку девушки, ливийка, а следом за ней Кенна, придворные дамы и сам нахал, после секундной паузы замешательства, буквально взорвались смехом: ФАРАОН ЛИЗНУЛ ЖРИЦУ! КАК СЛАВНО ОН ПОШУТИЛ! (Ну да! Ха -ха -ха!).
   Все чаще у нее складывалось впечатление, что она попала в сумасшедший дом, причем, по-видимому, пациентом! Что не удивительно, ведь весь дворец (уж и не знаю: осознанно или нет?) пытается свести ее с ума! На весь этот дурдом накладывались обязанности в храме (сейчас минимальные, так как у нее как раз начался месяц отдыха и ее призывали всего пару раз, плюс небольшой контроль за младшими жрицами раз в неделю), постоянные уроки магии с Имхотепом, самостоятельно изучение магических свитков (с подачи учителя и прямого приказа царя, девушку стали пускать в Дома Жизни в других храмах).
   И разбирательство с ее прошлым, отнюдь не облегчило ее положения, а уж торжественное вручение ей документов с правами на земли противного Синухета (а главное на его дом, о гостеприимстве которого остались далеко не радужные воспоминания), вообще выбило ее из колеи.
   Мысли о том, что ей придется не просто вернуться, нет, жить там, где она провела столько часов, наполненных мрачным отчаяние и ужасом, повергли ее в состояние ступора. Так что последние несколько дней она двигалась, как загипнотизированная (на автопилоте, до упора погруженная лишь в собственные переживания).
  
  
   Именно из этого состояния ее и вывел звук разгорающегося скандала. В самый неподходящий для этого момент, во дворец буквально ворвалась разгневанная (по-видимому передачей ее дома?) За-Ашт. Вид бывшей красавицы не мог оставить равнодушным ни одно сердце.
   С недавнего времени, ставшая крайне чувствительной, Мерит-Ра искренне сопереживая, не смогла тем не менее, сдержать изумленно-испуганного вскрика при виде во что превратилась первая красавица Мемфиса. Это и решило, конечно же, вопрос о том, кто станет первой жертвой бывшей фаворитки...
   - Ты... Ты... Змея! Гиена! Гадюка, падаль, недоеденная отбросами тварей! - С пеной у перекошенного рта, женщина моментально вцепилась искалеченными грязными руками в парадное платье принцессы (как раз собирались репетировать церемонию обряда бракосочетания. Так сказать, чтобы сообразить, все ли продумали?), невольно отпрянувшей от метнувшихся было к ее лицу, рук.
   Тряся ее, словно грушу, За-Ашт выкрикивала грубости и оскорбления в адрес своей жертвы и ее будущего супруга, грозила немыслимыми карами и клацала зубами на окружающих. Все несколько опешили и растерялись, не совсем точно понимая, что здесь происходит. И лишь Нефрет, движимая не только чувством дружбы к ливийке, но и чисто врачебным инстинктом, рванулась к явно больной, бьющейся в припадке агрессии, женщине.
   - За-Ашт! За-Ашт, что ты делаешь? Остановись! Успокойся, прошу тебя! - Ее голос был, как всегда мягким и успокаивающим, содержащим, тем не менее жесткие интонации приказа, но он, увы, оказал прямо противоположный эффект. С гневным блеском в глазах, бывшая красавица обернулась к своему врачу:
   - Ты! - Ее глаза уже сияли настоящим безумием, - Ты - гнида бегемотообразная, тварь недорезанная, змея подколодная, лекарка .... Это ты изуродовала меня, мразь поганая, выкидыш дохлой ослицы! - Оскорбления, одно хлеще другого, сыпались в лицо оторопевшей Нефрет. Отбросив клочки разорванного одеяния ливийки (опомнившись, принцесса, недолго думая, окружила себя непроницаемой сферой, что надежно укрыла ее не только от безумных посягательств, но и скрыло от любопытных глаз гибкое обнаженное тело будущей царицы, на котором уже стали проступать синяки и багроветь кровоподтеки) безумная наступала, нависая, на в смущении пятившуюся, девушку.
   Делать, подобную принцессе, защиту Нефрет еще не умела - это считалось высшим искусством, у нее же был пока упор более на управление энергиями и потоками, а также на лечение. К тому же, учителю и в голову не могла прийти мысль, что сейчас, когда девушка была постоянно в поле зрения либо принцессы, либо фараона, либо самого чати, ей может что-либо угрожать.
   Вспомнив подобную свою беспомощность перед отцом разъяренной танцовщицы, Нефрет дала себе мысленный зарок, первым же делом выучиться нескольким приемам защиты. Пока же, увы, ей оставалось только пятиться.
   Краем глаза отметив, что подруга в безопасности (и сделав для себя зарубку на будущее: поинтересоваться у Мерит-Ра заклинанием щита, и возможностями ливийки вообще), Нефрет принялась осознанно отступать к дверям, исподволь уводя дурочку из тронного зала (где все для нее явно являлось сплошным раздражителем!), но и, стараясь, заодно, добраться до кого-нибудь из ребят стражи, что, по непонятным причинам (оглохли они там, что ли все?) все еще бездействовали.
   В сами оскорбления она в тот момент не вслушивалась, уже решив для себя, что За-Ашт не на шутку больна, и лишь временами вздрагивала от мощных потоков ненависти, что били в нее, как тугие струи ледяной воды.
   - Что... Что ты пятишься, гниль? Что ты пятишься? Боишься, тварь мерзопакостная? Боишься, дерьмо шакала, что я правду расскажу людям? Да? А я скажу! Скажу, как вы с этим гребанным лекаришкой, этим гнойным семенем помойной крысы, проклятым Имхотепом изуродовали меня! Легкие царапины своими дохлыми фокусами превратили в уродливые шрамы! - На секунду она замолчала и, словно что для себя то ли, решив, то ли поняв, завизжала с новой силой, - Ты завидовала! Завидовала мне! И этот мерзавец, это протухшее яйцо обгадившейся свиньи - чати, он мстил мне! Мстил за то, что я отказалась спать с ним! О, да! Я знаю! Я все знаю о ваших кознях! И все, все расскажу! Это ВЫ! Вы ОБА совершили это паскудство с моей красотой, чтобы отвлечь от меня фараона, разрушить нашу любовь, наш брак!
   - Вашу любовь? - Нефрет, не осознавая этого, остановилась в полном изумлению.
   - ВАШ БРАК? - Эхом откликнулась из-за сферы Мерит-Ра.
   - Да ты сошла с ума! - Хором воскликнули обе девушки.
   - Я? Нет! О, нет! Его жезл, мощный, аки столб жизни вспахал мои поля и боги соединили нас, слив в одно целое наши души и наши тела! - Видя шок и неверие на лице девушки, которое словно бы заслонило от нее весь другой мир, За-Ашт ехидно расхохоталась, - А ты, дурочка! Купилась на обещания этого гнусного старикашки Имхотепа и теперь будешь примерно наказана! Жестоко наказана! О, да, мучительно наказана! Знаешь как? - И дождавшись, с ухмылкой, до неузнаваемости исказившей ее и так неприятное лицо, отрицательного кивка девушки, торжествующе закончила, - Ты умрешь!
   Двери в зал на последних словах распахнулись сразу же с двух сторон. И в помещение ворвались два отряда под предводительством царственных братьев. Но, именно в этот момент, когда двери пришли в движение, открываясь.
   С громким хохотом, За-Ашт протянула вперед изломанные руки.
   Все замерли, следя, как с грязных пальцев, под нестройное, хриплое слово - заклятье, сорвалось яркое пламя и окутало всю хрупкую фигурку девушки, яркой вспышкой огненного безумия....
  

* * *

   Он не успел понять, что происходит. Едва ему сообщили, что во дворец, расталкивая людей, ворвалась разъяренная За-Ашт, как фараон рванулся к залу суда, что сейчас украшали к празднеству. Сердце испуганно билось глухими толчками внутри груди. Бывшая фаворитка отца была почти невменяема в последнее время....
   Они влетели в зал с Кенной почти одновременно, перекрывая оба выхода. Стража моментально сгруппировалась, занимая оборонительную позицию, готовая защищать царя до последней капли крови от всех и вся. И тут скрежещущий смех привлек их внимание.
   С немым ужасом, Сехемхет следил, как с ладоней танцовщицы сорвался ослепительный, как с ее ладоней сорвался ослепительно-яркий шар пламени, с мерзким звуком набирая скорость и увеличиваясь в размере, этот кошмар помчался прямо в беззащитно-изумленное лицо Нефрет...
   - Не - е - е - е- ет!
   Время остановилось. Он вскинул руки, пытаясь мысленно удлинить их, перехватить мерзкое воплощение глубинной ненависти, и натолкнулся на сверкнувший в его сторону луч. В момент острой опасности, Рубин Фараонов выстрелил тремя лучами - одним, очень яркий и широкий. Залили все пространство вокруг фараона, делая сам воздух возле него вязким, не проходимым для любой магии.
   Два других луча, более тонкие и менее интенсивные по цвету, а значит, и по защите, достались Кенне и.... конечно же Нефрет, окутав обоих, как пленкой, защитным ярко-красным свечением, что вызвало изумленный стон толпы - всем сразу же стало ясно - кто такая эта выскочка-жрица. Рубин Фараонов признал одну из наследниц трона Египта....
   В то же мгновение, как тело онемевшей от шока, девушки облило силовой оболочкой, гигантский огненный шар врезался в ее хрупкое тело, мгновенно окутав пламенев, скрыв от всего мира. Жар опалил волосы, заставил мгновенно покрыться липким потом, намочившим потрескивающую столу, противными ручейками побежал вниз, заливая широко распахнутые в ужасе, глаза.
   Воздух исчез, став почти не пригодным для дыхания. Ткань еле заметно тлела, рассыпаясь прямо на глазах, малейшее касание ее к телу, тут же проявлялось ожогом. Все звуки исчезли, мир заслонило ревущее от гнева, пламя, что не просто пыталось объять ее и сжечь....
   Нет!
   Оно стремилось проникнуть внутрь ее, дабы уничтожить не только тело, но саму душу человека. Нечеловеческим усилием, почти теряя сознания от жары и нехватки воздуха, Нефрет потянулась мысль к душе огня, стремясь договориться, а может, и просто подчинить себе это существо. Увы, вызванное проклятием, ненавидящее все живое со времен сотворения мира, создание желало лишь уничтожить ее. Сущность его была абсолютно бездушна, и не желала более ничего: убить и умереть!
   Понимая, что не убив кого-либо, это страшное порождение древней магии и реальной ненависти не уйдет, и что проклятье должно пасть на чью-то голову, девушка приняла решение. Она слышала лишь рев пламени, яростно уничтожающий слой за слоем, ее и без того тонкую защиту, что предоставил ей странный артефакт. Его защита уже поддалась бы, отрезанная от источника, но ее силы питало "Сердце Заката", случайно одетое сегодня. Будучи частью артефакта, камень пока держался, однако не было никаких гарантий, что сил его хватит надолго.
   Сквозь шум пламени, смутно, как сквозь тяжелую ткань, свернутую в несколько раз, до нее едва долетали хриплые крики и хохот За-Ашт. Был там и еще какой-то звук, но сил едва хватало на то, чтобы удерживать пламя, энергия камня быстро сгорала, не в силах бороться со столь яростной ненавистью. Ей нужна была помощь, хоть на миг...
  
  
   Кенна понимал, что не успевает. Крик его, полный ужаса и, почти физической боли, ударил по ушам свидетелей трагедии. Огненная смерть, ярко полыхнув, увеличилась до размера дверного проема, приняла в свои объятия хрупкую фигурку сестры, чуть тронутую мерцающей защитой. Хохот мерзкой твари, в которой уже не осталось ничего человеческого, вызвал волну неконтролируемого бешенства. Увы, если он хоть что-то понимал в этой жизни, им обеим было уже не помочь....
  
  
   - Не - е - е -ет! - Его крик, полный ярости, отразился от стен. Сехемхет на секунду закрыл глаза. Боль от потери резанула по сердцу, разметав его на тысячи мелких, кровоточащих осколков. Ужас, боль, гнев, все это пронеслось по душе, жгучей лавиной выжигая человечность, уничтожая жалость, естественную для любого, кто видит больного, несчастного человека. За-Ашт более не являлась таковой в его глазах.
   Он собрал все свои чувства внутри, в том месте, где еще секунду назад билось живое, любящее сердце, и приготовился ударить этим потоком яростной энергии в тварь, разрушившую его мир, уничтожившую его жизнь...
   И тут...
   На долю микросекунды он подумал, что это ему лишь почудилось, но....
   - Помоги....
   Голос Нефрет, неслышимый в реве пламени и криках окружающих, напуганных до смерти, людей, отчаянной увлекшихся паникой и предающейся ей, безусловно, излишне самозабвенно, прошелестел на самой кромке сознания, где-то глубоко внутри него.
   - Помоги.... Мне нужны силы...
   - Что? - Он кричал, понимая, что на самом деле нужно спросить как-то по другому, но... не было ни времени, ни умения на выяснение "как" и он кричал, надеясь, что его услышат.
   - Ударь в него... Нет сил терпеть...
   Даже в сознании, ее голос почти исчез, затухая, задыхаясь. Не раздумывая более ни секунды, фараон направил свою ярость на пламя, представляя, как по пути, эта энергия леденеет до невозможности, а врезаясь в огненную сущность, впитывает, впитывает силы проклятья....
  
  
   Силы были на исходе.
   И взять их было неоткуда.....
   И она позвала. Почти не надеясь, что ее услышат. И все же, ожидая, что он, тот, кого она любила так сильно, услышит ее! И, словно в ответ на ее мысленные, полуосознанные мольбы, с той стороны в огненную смерть врезалась почти видимая волна леденящей ненависти и боли, ослабляя, отвлекая тварь от нее.
   В тот же миг, почувствовав слабину врага, Нефрет ударила всей силой своего естества, до боли прокусив губу и впитывая магию из собственной крови, откидывая тварь к ее создательнице.
   Породивший ЗЛО, да получит его назад...
  
  
   Изумленная Мерит-Ра видела, как безобидная, в общем-то, полоумная девица умудрилась (интересно, где же она взяла рецепт?) зажечь огонь, "нехилой" силы и размеров и запустить им в несчастную Нефрет, что единственная из всех, встала у нее на пути, отвлекая от персоны принцессы. Вместе со всеми, ливийка от ужаса, и даже дернулась в своей сфере, пытаясь сместиться в сторону подруги.
   Нет, своими силами справиться с этой напастью она, конечно же, не рассчитывала, слишком сильно было заклятье, но у нее имелась скромненькая надежда "отфутболить" этот кошмарный сгусток древности с помощью щита...
   Увы! Собираясь покинуть зал, она в течение всей, в общем-то, кратковременной ссоры, отодвигалась к выходу и теперь была катастрофически далеко от места действий. Все события развивались слишком быстро!
   Все, что ей оставалось - это стать невольным свидетелем гибели этой милой девочки и.... Более, чем бурной и неоднозначной реакции на это грустное событие, ворвавшегося в зал, фараона. Удивленная принцесса наблюдала потерянно-горький взгляд, на какое-то время застывший на смертельном коконе вокруг ее подруги, а потом...
   Потом, переводя глаза на виновницу всего этого безобразия, он случайно, мимоходом, мазнул взглядом и по ней.... Ливийку прошиб холодный пот, столько ненависти и злобной ярости было в ее будущем супруге, что она просто испугалась. Непроизвольно, женщина закричала, отшатываясь в своей сфере от этого человека. Что с ним? Ну да, она видела красную сферу защиты, и поняла, что девчонка, по-видимому одной с ним крови, но ТАКАЯ реакция...
   Разве это не слишком?
   А потом случилось и вовсе невероятное - хрупкая, маленькая жрица, которой по всем законам магии, полагалось быть уже давно мертвой и тихо догорать, под силовым ударом фараона, освободилась от объятий огненного демона и отшвырнула его прямо в свою неудавшуюся убийцу.
   Глаза За-Ашт, радостно хохотавшей, широко распахнулись в неверии. Рот открылся в беззвучном крике и .... Огонь поглотил ее. Запредельный, нечеловеческий визг боли ударил по ушам, заставил сжаться, скукожиться от ужаса бессмертную душу где-то в самой глубине естества Мерит-Ра, от дикой боли гибнущей рядом души. Огонь полыхнул, заливая все вокруг ярко-кровавым светом и потух, оставив после себя искореженную статую пепельного цвета, до неузнаваемости изуродованную болью ужасной смерти.
   В зале наступила мертвая тишина. Люди не в силах были сдвинуться с места, пошелохнуться, даже просто отвести глаза от ужасного зрелища смерти.
   - О, боги! - Произнес в тишине потрясенный Кенна. Звук его голос всколыхнул воздух и, дрогнув, смертное тело За-Ашт осыпалось тленом, образовав на полу иероглиф полного уничтожения.
   Все было кончено...
  
   ГЛАВА 15.
  
   Ночь пала на Египет, вступая, как всегда, в свои законные права. Дворец уже тихо спал, утомленный событиями, свидетелем которых он сегодня стал, и лишь в окнах спальни, принадлежащей невесте фараона был еле заметен свет. Тени от маленькой свечи, испуганно горящей в глубокой плошке посреди комнаты, задумчиво плясали по стенам. Ветерок с реки, чуть колышущий занавески, ласкал маленький огонек чуткими пальцами, словно уговаривал никого в этом мире не боятся, пока он, ветер, рядом.
   У свечи, прямо на голом полу, скрестив ноги и склонив голову к тазу с водой, сильно ароматизированной специальным сбором трав, сидела ливийская принцесса Мерит-Ра. Ее гибкие руки творили сложные пассы над чуть освещенной, бурлящей от силы заговора, водой. В воздухе резко пахло травами и благовониями, чей дым неспешно плыл по полу, окутывая, ощупывая обстановку царской опочивальни.
   Мерит-Ра творила вызов, и зов ее, погружаясь в кипящий настой, летел по миру. Всюду, где есть вода, не заметный не магическому зрению, выглядывал из капелек ее лик....
   - Амира..... Амира.... Амира....
   Шептали бесцветные губы водного вестника.
  
  
   Черная пантера с комфортом устраивалась на ночь в саду. Как всегда, несносная кошка дождалась, пока ее любимая подруга и родственница окажется слишком занята (сном, или еще.... чем-нибудь), и лишь тогда позволила себе плюхнуться в растения с экзотическим ароматом и не менее странным названием - спатиффилумы. Большую часть их она уже примяла, но те, что еще оставались, услаждали ее нюх изысканно-тонким ароматом, чуть раскачиваясь прямо перед самой мордой (наглой и усатой), словно безмолвно порицая гибель целого рода цветочного.
   Голова Эрии, удобно пристроенная на лапах, довольно жмурилась, мягко погружаясь под убаюкивающее раскачивание, в легкую дрему, обещающую перерасти в здоровый, не отягощенный угрызениями совести, сон.
   - Амира... - Прошелестело в сознании, сквозь видение едва начавшегося сна. Пантера дернула ушами, но не пожелала покидать уже начавшуюся сказку, от которой ожидала немало радостных минут.
   - Амира... Амира... Амира... - Настойчиво шелестело рядом, упрямо беспокоя животное, вытягивая его расслабленный ум из оков сладкой дремы. Еще не веруя в возможность подобной несправедливости в отношении нее, самой доброй, любимой и пушистой, решительно не желая упускать сладкую мечту, что грезилась ей в ночи, пантера чуть приоткрыла один глаз. Второй настороженно следил, чтобы сладкое видение никуда не исчезло, мучительно опасаясь пропустить что-либо важное или же, просто очень интересное....
   Бредовая, полусонная мысль извлекла на свет идею о страшной мести со стороны подавленных цветов и сонный глаз лениво обозревал окрестности, абсолютно согласный с мозгом, что твердил - все полный бред, спи!
   - Амира! - Лик Мерит-Ра дернулся к пантере сразу из нескольких капелек росы, мягко покачивающихся перед самой мордой хищницы. На миг полусонной кошке показалось, что у цветов появились лица и теперь они кличут свою хозяйку, требуя справедливого возмездия для преступницы (Амира ведь не раз твердила, что слышит, как они кричат от боли). Издав совсем не величественный "мявк", Эрия высоко подпрыгнула, инстинктивно пришлепнув лапой странный лик. И, лишь немного отдышавшись, сообразила, что это был вовсе не испугавший ее кошмар.
   Шепот зова, еле слышно, звучал по всему саду, навевая на мысли о необходимости срочно разбудить подругу. (Причем мысли умудрялись двигаться сразу же в двух направлениях: одна твердила, что не может спать при таком шуме, вторая же злорадно намекала, что будет только справедливо, если и ее подружка проснется. Так сказать, посидят, вместе послушают цветы...)
   Заглянув по пути к келье, в источник, и обнаружив там изнывающую от нетерпения Мерит-Ра, пантера бодро потрусила ко входу, стаскивать с меховой постели свою стервозную красавицу, мысленно гадко ухмыляясь, ибо последней придется расстаться не только со сладкими снами...
  
  
   Ее буквально выдернули из сладких грез. Мягкий хвост весьма настойчиво постучал по плечу отдыхающей в объятиях молодого воина, жрицы. Вздрогнув, Амира открыла глаза, немыслимо неудобно выворачивая шею, чтобы взглянуть на беспокоящую ее личность. Узрев любимую пушистую морду, женщина кивнув, начала осторожно расплетаться, пытаясь покинуть хитросплетение уснувшего тела возлюбленного.
   Окончив сей сложный процесс и, знаками предложив пообщаться за пределами кельи, жрица плавно выскользнула из постели и быстро закуталась в ткань, скрывая нежно-матовую кожу, еще разгоряченную любовными утехами, от ночной свежести и прохлады. Босые ноги звучно прошлепали до двери и зябко сжались, оказавшись в объятиях травы, укрытой ночной росой.
   - Чего тебе? - Голос жрицы не изобиловал восторгами и был, мягко говоря, недовольным. Так... слегка! Заспанные глаза порывались метать громы и молнии, но из-за не полностью осуществленного процесса поднятия век, все эти грозы путались в опускающихся ресницах и с шипением угасали, так и не причинив ни малейшего вреда окружающей природе.
   Чуть отступив от не в меру агрессивной для этого времени суток, подруги, Эрия фыркнула, кивком указывая ей на колодец:
   - Там твой секретный агент жаждет узреть твои небесные черты. То ли ее миссия накрылась медным тазом, а может... она просто жаждет управленческой корректировки? В общем-то, я не знаю...
   Женщина тупо похлопала глаза, с трудом вникая в суть проблемы, но упорно не понимая: о чем или о ком идет речь?
   - Слышь, ты - чудо в мехе, ты не мудри, ты пальцем покажи, какого.... Сета лысого тебе от меня надо в час ночи?
   Эрия картинно застонала сквозь усы, и принялась при помощи головы нагло подпихивать ее к колодцу, чуть раскачиваясь, она позволяла себе врезаться в одно весьма мягко место, вызывая сердитые ойканья, хотя в голове ее упорно бродила мысль, что если она слегка пустит в ход зубы, то понятливость объекта резко повысится. Женщина пропихалась до чаши колодца и буквально рухнула на упругое теплое тело хищницы, не успевшей вовремя отпрыгнуть, после особенного интенсивного толчка (ну, просто вдруг замечталась о мягких местах в собственных острых зубах.... С кем не бывает?).
   Удобно устроившись, на спине улегшейся в траве кошки, Амира склонилась к воде, сразу же наткнувшись на яростно паникующую Мерит-Ра.
   - Мерит-Ра? - В голосе сквозила вся беспредельность ее удивления. - Что-то случилось?
   -Случилось? - Среди звуков, издаваемых принцессой, настойчиво выделялись истерические нотки, - Вы имеете ввиду кроме того, что меня сегодня избили и пытались убить? Кроме того, что в моем окружении обнаружился маг втрое сильнее меня и это, не Имхотеп и даже не фараон? Кроме того, что на моих глазах сегодня свершилось проклятие живой души через ритуал самосожжения? Да, Сет меня задери, случилось! Я в панике! Я в ужасе! Я схожу с ума, вот что случилось!
   - О, боже! - Повелительница мгновенно проснулась, входя в состояние полной боеготовности. - Не мельтеши, расскажи все подробнее и поспокойнее, пожалуйста, поспокойнее.
   - Поспокойнее? - Она буквально задохнулась в крике, но услышав за дверью голос одного из ребят охраны, вежливо интересующихся все ли с ней в порядке и не нужна ли помощь, тут же снизила и тон и обороты, переходя на полузловещий шепот. - Рассказать? Да запросто!
   И девушка поделилась своими, более чем обширными и красочными, впечатлениями от событий сегодняшнего не в меру насыщенного дня. На описании объявшего Нефрет древнего проклятья пламени, Амира не сдержав эмоций, закричала от ужаса, чуть не упав в колодец (ибо полудремавшее существо под ней тоже весьма бурно вздыбилось, услышав столь ошеломляющие новости) и, мгновенно прерывая вызов, перевела взор Ока на келью внучки.
   Девушка мирно и сладко посапывала в своей постели. Лучи ночного светила, любопытно висящего в не задернутом окне, ласкали смуглую кожу, являя ищущему, испуганному взгляду женщины полное отсутствие ожоговых повреждений. Постонав от облегчения и даже пару раз (исключительно от переполнявшей ее радости!) подпрыгнув на мягком сидении, чем вызвала сердитое ворчание своего "пуфика", Амира опустила руки в прохладную воду. Через время и расстояние полетел ее призыв, восстанавливая прерванную связь с ливийской принцессой, в гневе мечущейся перед чашей и наполняющей воздух своей комнаты, отнюдь не лестными, для Амиры, эпитетами.
   Рябь пробежала по ровной глади заклятой воды и появилось изображение Повелительницы Бурь. Ливийка приветствовала возвращение наставницы тихим рыком.
   - Тихо, тихо, девочка! - Слегка успокоенная жрица все еще неосохнанно дрожала от пережитого волнения и это отражалось и на ее голосе, - не нужно на меня рычать, чай ты не Эрия!
   В ответ послышалось недовольное фырканье. Девушка так стремительно склонилась к своей чаше, стремясь максимально полно донести до наставницы весь свой гнев, что чуть не перевернула ее:
   - Что происходит, Амира?
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Нефрет! Эта киска оказалась чертовски сильна! Ты не предупреждала меня о ней! Ты говорила лишь об Имхотепе!
   - Не паникуй! В Египте много сильных жрецов!
   - Жрецов? Не заговаривай мне зубы, госпожа! Ты всерьез думаешь, что я не знаю, что даже фараон не смог бы отразить это проклятье, да еще без малейшего ущерба для себя? Мой бог, да у нее не было даже ожогов! Ты слышишь меня?
   - Слышу, слышу. Ты так кричишь, что у меня есть подозрение, что связь нам, в принципе, и не нужна вовсе, тебя и так слишком хорошо слышно.
   - О..... - Недовольный рык вновь волной прошелся по глади воды, вызвав если не волны, то рябь.
   - Кстати, наверное, не только мне? - Принцесса сбавила на полтона.
   - Не увиливай, госпожа! Мне слишком страшно, чтобы оставаться полностью благоразумной! Кто эта девчонка? Клянусь богами, если ты не скажешь мне немедленно все, что знаешь о ней, я соберу вещички и рвану к себе на родину быстрее пустынного ветра! Чем дальше от нее - тем лучше!
   - Что? С чего бы это вдруг такая пугливость?
   - Если она хочет трон, то мне не хватит сил, чтобы...
   - Глупости! - Перебила ее Амира, - Нефрет вовсе не нужен трон! К тому же, она органически не переносит нового фараона!
   - Ты уверена? - Мерит-Ра была полна сомнения, и некоего сарказма, - что-то я не замечала этой проблемы в их общении. - Фыркнув, она вспомнила, как Сехемхет питал сражавшуюся девчонку силой. Если она хоть что-то понимала в этой жизни, то даже Имхотепу был не под силу такой трюк. Лишь мужчина, с которым женщина была хоть раз близка, мог отдавать по просьбе свою энергии, именно для этого все жрицы, участвовавшие в круге борьбы, в обязательном порядке спали с мужчинами храма, вплоть до ребят из охраны. В случае непредвиденных проблем, им разрешалось выпить до дна всех, кто попадется под руку, всех, кто ответит на зов, лишь бы удержать гнев пустыни.
   Мысль о том, что между Нефрет и фараоном не все так чисто, была, кстати, достойна более детального осмысления, о чем она и не замедлила сообщить.
   - Ты будешь это отрицать? Или ты просто не в курсе происходящего, госпожа? - Голос опять истощал ехидство.
   Амира замерла. Что-то было не так. Нет, это была все та же Мерит-Ра, к которой она привыкла: страстная, порывистая, эмоциональная....
   О, Боги!
   - Ты спишь с фараоном?
   - Нет. И не меняй тему! С ним сплю вовсе не я! О чем мы сейчас и гутарим!
   - Ты завела любовника под самым носом Сехемхета? Да ты с ума сошла, Сет меня забери! Ты что, хочешь чтобы тебя казнили, девчонка?
   - Амира! - Голос девушки был так холоден, что способен был заморозить воду колодца до самого дна, - мне нужно все знать. И если тебе нечего мне сказать, то я уберусь из этой страны еще до восхода солнца!
   Ее холод, ее настойчивость и решимость, слегка ус покоили вспыхнувшую тревогу, но не убрали ее насовсем. С девчонкой что-то не так. Не ужели распадается заклятье? Внимательно оглядев девушку, отметив про себя и закаменевшую челюсть, и решительный блеск глаз, Амира вдруг решилась выложить все карты на стол. Вернее, почти все.... Вернее, их малую часть.... Хотя, какая разница, такая вещь, как правда, всегда чувствуется, сколько ее не покроши.
   - Не паникуй, Нефрет тебе не опасна, она не претендует ни на трон Египта, ни на любовь Египетского фараона.
   - Откуда такая уверенность, хотелось бы знать? И чем, кстати, скажи на милость, она подтверждена? У тебя что, есть шпион в ее окружении?
   - Я просто знаю!
   - Но откуда?
   - Нефрет моя внучка!
   - Что!?!
   - Я сказала, что эта девочка дочь моей дочери! С каких это пор ты так сильно поглупела? Или это редчайший приступ глухоты?
   Мерит-Ра изумленно притихла, хлопая глазами и не в силах закрыть, распахнувшегося от шока, рта. Ошеломляющая новость с трудом умещалась в голове. Тем не менее, чем более четко осознавались эти сведения, тем понятнее становилась головоломка последних недель, под названием жизнь во дворце.
   Все, как бы вставало на свои места, объяснялись многие, не ясные в прошлом, моменты. Все сразу же стало легко и понятно.
   - Твоя внучка.... Вот это да!
   - Что так тебя удивляет?
   - Твоя крайняя забывчивость! Ты и не подумала предупредить меня об этом милом создании, и это странно, ты не находишь?
   Упрек был вполне заслужен и у Амиры хватило совести покраснеть, что давно уже с ней не случалось, и мгновенно вызвало удивленно-заинтересованную реакцию Эрии, что до этого момента молча наслаждалась процессом разбора полетов, не пытаясь помочь даже мысленно. Весьма довольная происходящи, пантера потянулась, чуть не уронив сидящую на ней, смущенную женщину и мурлыкнула:
   - Время истины, подруга! Скажи ей правду!
   Жрица сердито стрельнула глазами на не вовремя возникшую соратницу и, с трудом подыскивая слова, промолвила:
   - Она.... Она не знает обо мне! Никто в этой дурацкой стране не в курсе того, кто она такая. Моя дочь давно ушла на Запад и ее девочка была еще слишком мала, чтобы рассказать ей правду....
   - Но она знает, что она дочь фараона! И братья признали ее!
   - Да.... Это так. Тира какое-то время жила во дворце.... Тогда это и произошло...
   - Но..... Но почему? - Она не находила слов, чтобы высказаться.
   - Что именно тебя так заинтересовало? - Повелительница спешно пыталась привести мысли в порядок, усилием воли возвращаясь в привычное состояние спокойного величия.
   - Почему ты не заберешь ее к себе?
   - Это желание Госпожи.
   - Госпожи? - Тупо переспросила принцесса, - ты хочешь сказать, самой... - Она не рискнула потревожить ночь именем Великой богини. И, получив в ответ утвердительный кивок, потрясенно прошептала, - О, мои звезды! Но как же... А если...
   - Нет! Фараон твой! Ты получишь его и эту страну, как и было задумано. Все, что сейчас от тебя требуется - это не наделать глупостей до того момента, пока ты не родишь ему наследника! А после... Впрочем, ты и сама все отлично знаешь....
   - Ты не считаешь, что она достойнее...
   - Нет! Ей нечего делать на троне! Да и наша вера запрещает кровосмешение, ты ведь знаешь!
   - Знаю, но пока боги были к ней милостивы. - В этот момент, абсолютно неожиданно даже для себя самой, Амира попросила:
   - Спаси мою девочку от этого человека! Его жажда любовных утех тебе не в новинку, а ее он просто убьет.... Молю, помоги ей, и ты можешь рассчитывать на мою помощь во всем, что только пожелаешь...
   Глаза Повелительницы Бурь умоляюще вглядывались в лицо девушки.
   - Мне... Мне надо подумать... - Прошептала Мерит-Ра, и, кивнув на прощание, отключила связь, погрузив руки в воду и проведя влажными пальцами по взмокшему лбу.
   Перед ее глазами стоял так непохожий на самоуверенную всемогущую Повелительницу, молящий взгляд, но это видение неумолимо вытеснялось другим - искаженным от страсти и страдания, лицом ее любимого, старшего брата фараона....
   Тихий стук в дверь прервал это видение.
   - Госпожа, у вас все в порядке? - В комнату заглянул тот, о ком были все ее мысли, быстро осматривая пространство, в поисках опасности. И не найдя таковой, вперил в нее внимательный вопрошающий взгляд. Не в силах ответить, она лишь кивнула и, прежде, чем поняла, как именно может он расценить этот простой жест в столь позднее время, он уже сжимал ее в своих объятиях, яростно покрывая поцелуями любимое чело.
   - Кенна, что ты......делаешь.... Ох - х - х...
   Ночь укрыла все дальнейшее от слишком посторонних глаз.
  
  
   Было раннее утро, но Нефрет уже проснулась. Минуты, долгие, мучительные, полные тягостных размышлений, складывались в часы, и тянулись, тянулись, тянулись....
   Тянулись....
   Вчера произошло два ошеломивших ее события, потребовавших от нее всех сил, чтобы просто их пережить. И теперь, она мучительно обдумывала все, что случилось. Первое, что ее потрясло, был разговор с Мерит-Ра.
   Принцесса пригласила ее после обеда на прогулку в сад и там, под шелест пальм и пение птиц, со свойственной ей прямотой, в лоб задала вопрос об их отношениях с фараоном. Смущенная жрица мялась, не зная как выкрутиться из неловкой ситуации. Не смотря на то, что ливийка говорила с позиции подруги (любящей, к слову сказать, совсем другого мужчину!), Нефрет не могла совсем отмести тот факт, что день их Сехемхетом официального бракосочетания был уже назначен и приближался с неумолимостью Нильского разлива! И город был уже почти готов к этому грандиозному мероприятию (а дворец украшен практически ее руками!).
   Нефрет хотела отмолчаться, или хотя бы соврать, но жалкие попытки ее сразу же были разбиты заявлением подруги о том, чего сама девушка, честно говоря, не знала - передача энергии от фараона к ней, не укрылась от глаз царственной невесты, о чем та и не преминула сообщить. Сказала он и о двух, единственно возможных вариантах объяснения произошедшего.
   Поскольку матерью Сехемхета она не являлась, то значит они...
   Это объяснение повергло ее в шок. Ее попытка сослаться на то, что она сестра фараона, вызвала лишь смешок со стороны подруги:
   - Глупости! - Отмела она сей "веский" довод, - здесь дело не в крови, а как бы это сказать по понятнее... В типе связи энергий между людьми, что ли... Я бы даже сказала, что.... - Она замолчала, пораженная своей догадкой, потом оглядела жрицу с ног до головы, - о, звезды, вот в чем дело! Ты ждешь от него ребенка, да?
   Глаза Нефрет наполнились слезами. Не в силах отрицать того, что скоро станет всем очевидно, несчастная девушка не выдержала и разрыдалась. Все это, само по себе уже было стрессом для ее расшалившихся нервов, но дело даже не в этом. Бросившаяся утешать ее, Мерит-Ра, искренне поинтересовалась - знает ли об этом ее бабушка?
   И, встретив недоуменный взгляд, враз высохших глаз Нефрет, вывалила на нее еще более удивительную информацию. Оказывается у нее, Нефрет, ЕСТЬ БАБУШКА!!!!
   О, боги!
   Она не одинока в этом мире!
   Ура!!!
   Ее бабушка - ВЫСШАЯ ЖРИЦА в таинственном Храме пустыни, о котором ходит столько легенд и сказаний! И оказывается она, Мерит-Ра, хорошо ее знает! Она заверила девушку, что ее могущественная родственница не просто знает о ее существовании, но и очень беспокоится о ней, любит и переживает.
   На сердце стало так тепло и радостно....
   Мир плавно закружился в радостном танце...
   Закружился...
   Закружился и...
   Померк....
  
  
   Вышедший в сад в поисках невесты, Сехемхет увидел что происходит что-то странное. Его Нефрет горько рыдала в объятиях его невесты, а та что-то жарко доказывала, почти крича на его солнышко. О, боги, о чем он думал, почему не предвидел нечто подобное?
   Мужчина ускорил шаги, торопясь остановить конфликт и чувствуя запоздалое раскаяние за то невнимание, что допустил по отношению к невесте, правда, он тут же мысленно оправдал себя тем, что у нее явно кто-то есть и его отсутствие, скорее облегчает ей жизнь.... Ругая себя за слишком явные чувства, что проявил вчера, он уже не стесняясь бежал по аллее.
   И тем не менее, он понимал, что просто не смог бы поступить по-другому в ту минуту. Страх, что он может ее потерять был так велик, что едва спало пламя, не думая о том, где он находится и кто на него смотрит, и что о нем подумают, фараон бросился к любимой, сжав ее в объятиях, вливая свою силу в обмякшее в его руках хрупкое тело. Силой своей любви заставляя биться почти остановившееся сердце....
   Нет, он не покрывал ее поцелуями, да это было и не нужно, для тех, кто мог видеть, и так было явно видно, как его душа ласкает ее душу. И хотя все его существо жаждало убедиться в том, что она жива, что она рядом, здесь, в его руках, надежно укрытая от ужаса и опасностей всего окружающего их злого мира его руками, его сердцем, его плотью, он не позволили себе этого.
   Кенна и другие активно пытались поучаствовать в происходящем освидетельствовании наличия в этом теле здоровья, жизни и благополучия, но... Фараон не стал ни с кем из них делиться своей добычей.
   Один знак царственной руки и их кружили, отрезая от навязчивого интереса не в меру любопытных придворных. Кенна был настороже, готовый нырнуть внутрь кольца стражи, но в этот момент заметил испуганный взгляд принцессы, что так и продолжала робко мерцать посреди зала защитным коконом и поспешил ей на помощь. Верный друг и соратник, он всегда прикрывал его спину....
   Вот и вчера...
   Все эти воспоминания промелькнули перед мысленным взором юноши, когда он тормозил возле причины своих проблем, запыхавшийся и запыленный (что естественно, совсем не вязалось с положенным ему состоянием царственного величия). Но он не успел!
   Мерит-Ра еще что-то говорила, но Нефрет.....
   Она падала, падала и ,видят боги, он просто не успевал ее подхватить...
  
  
   Девчонка закатила глаза, ноги ее подкосились, и она со всей дури рухнула бы на каменные плиты, треснувшись головенкой об мраморные украшения фонтана, если бы она относилась к ней хоть капельку хуже. Будучи по натуре более , чем добрым существом, Мерит-Ра инстинктивно протянула руки, подхватывая подругу, сберегая фараону сердце, а жрице - мозги.
   Девушка безвольно обвисла у нее на руках, буквально вынуждая ее, рыкнув еще разочек (так, на всякий случай, для поддержания, так сказать, собственного духа), вцепиться в нее покрепче с намерением дотащить сие обморочное создание до столь благополучно минувшего их фонтана. Рядом, буквально рухнул на колени подбежавший Сехемхет.
   - Что случилось? - Он хрипел после бега, взмок и тяжело дышал, как стадо диких буйволов, но дрожащие руки, что отводили пряди волос с запрокинутого лица, были так возмутительно нежны...
   Изумленная обмороком, принцесса тем не менее смогла про себя отметить, что не смотря на беспокойство о своей любовнице, царь и не пытался в чем-либо обвинить невесту, хотя с его стороны их разговор наверняка выглядел, как жесткая схватка двух обезумевших от ревности обезьян. Совесть у него, по крайней мере имеется, и то благо.
   Глядя, как жених устраивает Нефрет у себя на коленях, осторожно смачивает лицо девушки прохладной водой и, невзначай, не осознанно, ласково ловит пальцем шаловливую капельку, что пробежав по щеке, скользнула по шее и устремилась в соблазнительную ложбинку меж тихо вздымающихся грудей, скрытых белым шелком почти целомудренной столы, она, неожиданно для себя почувствовала почти болезненную ревность.
   - Она упала! - Ливийка неосознанно добавила в свой ответ изрядную долю сарказма, констатировав очевидное, раз уж вопрос был задан (хотя, похоже, что ответ на него никого не интересовал), она с любопытством наблюдала за женихом. С этой стороны она его не знала....
   А он, оказывается, мог быть невыносимо, возбуждающе, трогательно нежным и заботливым, и до дрожи в коленях внимательным, и таким ласковым...
   Вот так, так...
   Весьма интересно....
  
  
   Вторым случаем, требующим ее пристального внимания, было "пробуждение" в объятиях Сехемхета в прямом и переносном смысле слова. В первый миг, когда ее глаза открылись и она увидела его ласковый обеспокоенный взгляд, почувствовала себя в его крепких надежный руках, Нефрет испытала давно позабытое чувство счастья. Его любовь и нежность затопила ее, заставив на долгую минуту забыть о существовании окружающего мира, об их проблемах и даже, о стоящей рядышком, заинтересованной Мерит-Ра.
   Рука его нежно скользнула по шее, трепетные пальцы коснулись нежной женской кожи, ставшей совсем недавно такой чувствительной....
   Девушка вся затрепетала и.... Встретилась взглядом с принцессой..... Заинтересованным. Немного ехидным. И, самую чуточку, завистливым. И мир померк, потускнел, разом потеряв всю гамму своих ярких красок.
   Она осознала, как никогда ясно, что переступила заветную грань в своих отношениях с этим мужчиной. Ее чувство так и не стало сестринским. И он отлично об этом знает....
   И его невеста теперь тоже знает об этом....
   Ей осталось лишь тихо стонать от ужаса...
   Более того, в тот первый миг к ней пришло еще и осознание ужасно простой в своей парадоксальности, истине, что не смотря на все ее старания и ухищрения, ей, как воздух необходим этот мужчина! Уйти от него, все равно, что перестать дышать. И в ужасе она убежала из дворца, не в силах внятно объяснить ни причину своей паники, ни ее последствия.
   Девушка тяжело вздохнула и приняла самое трудное в своей жизни решение: она вернет фараону дом, а потом скажет, что все конечно и уедет. Уедет далеко-далеко, туда, где он не сможет ее отыскать - в пустыню! Да, в пустыню, к бабушке, которую она никогда не видела и которая, как утверждая эта странная принцесса, очень любит ее. Решено. Она будет рожать там...
   - И нечего так биться! - Жрица вслух прикрикнула на непокорное, несчастное собственное сердечко, что упрямо стучало у нее в ушах: "Но я без него УМРУ!"...
   Умру! Умру!
   УМРУ!
  
  
   О, боги!
   Разве так бывает? Или дело в том, что так бывает, когда в этом участвует один бог? Такой... Ужасный. Несносный. Дерзкий. Самоуверенный, жестокосердный нахал! Такой мужественный, такой недоступный...
   Амира тихонько остывала после потрясающего воображение занятия любовью. Сет возник на ее пороге, как всегда без предупреждения. И, как всегда, все было именно так, как он того захотел (Интересно, ему кто-нибудь когда-нибудь отказывал? Ну, хоть раз? Ой, вряд ли!).
   Вот и сегодня он ворвался в храмовую столовую в разгар обеда, ничуть не смущаясь собственной наготы, и под откровенно-любопытными взглядами обеих видов человечества (и под более, чем слышные стоны их слабой половины) поинтересовался у нее с невинным видом: "а не уделит ли ему, о, прекраснейшая из смертных, пять-шесть часов своего времени", а то "очень секса хочется, а все богини, как назло заняты, и, опять же, Нефтида (это жена!) нынче в отпуске в другой вселенной....".
   Ага! Жена в отпуске, так самое время "развеяться" да? Она уже собиралась отрицательно фыркнуть, но он, невинно улыбаясь и хлопая глазищами, протянул к ней обе руки (будто бы в мольбе) и... С потолка на нее обрушился водопад лепестков. Цветочные ароматы окутали ее, нежная плоть цветов ласково и шаловливо скользила по коже, возбуждая и пьяня...
   Прежде, чем она успела сказать хоть слово, он с криком: "Я верил что ты мне не откажешь!", подхватил ее на руки и они исчезли в ароматном вихре, оставив после себя гору лепестков (приблизительно по колено!),которую тут же разметало по залу остаточными завихрениями, осыпав всех присутствующих женщин нежным дождем. Впрочем, недовольных отнюдь не наблюдалось, наверное, это от того, что никто не нал, что данный обворожительный мускулистый белокурый гигант - ничто иное, как воплощение всемирного зла в его Египетском проявлении - Сет!
   Вот так вот! И он, с уверенностью бога, вытворял в этот удивительный день все, что хотел - ну и фантазии же у некоторых! Как он заявил, он намеревался полностью расслабиться и оттянуться. Обед где-то на легких пушистых облаках, когда составляющие твое ложе, воздушные духи услужливо ласкают - массируют каждый дюйм твоего тела, при этом не мешая тебе есть.
   Восхитительные фрукты и вина сами замирают близ твоих губ - только открой рот и "наслаждение" вкусом тебе обеспеченно. Внизу проплывают такой красоты пейзажи, что дух захватывает! А этот гад, насмешливо улыбаясь, развлекает во всех отношениях приятной беседой, вот только...
   Отчего же, каждый раз, когда он касается ее взглядом, эти "несносные" элементали посылают в нее разряды наслаждения! У нее даже глаза заслезились от удовольствия! А он, тут же объявив, что самое время развлечься, схватил ее в объятия и спрыгнул вниз!
   Нет, она, конечно же, знает, что даже без его поддержки не разобьется, чего-нибудь да наколдует и смягчит падение, но... Но о каком колдовстве может идти речь, когда тебя страстно ласкают, врываясь в твое тело с безумной нежностью?
   Их тела, яростно сплетающиеся в любовном экстазе, то взлетали в высь, так что дух захватывало, то так стремительно падали вниз, аж зубы сводило и свист в ушах! Удовольствие? Да этой "гадости" у нее было столько, что сейчас все, на что женщина была способна, это беспомощно лежать, и вспоминать....
   И думать о его последних словах, в особенности о них:
   - Кстати, дорогая, - он обернулся на пороге, окидывая взглядом прекрасное женское тело, нежащееся в мехах на кровати, куда он осторожно ее опустил, спустя восемь часов, - я ведь приходил чтобы просить тебя, - и, глядя на ее округлившиеся глаза и взлетевшие брови, он абсолютно серьезно закончил, - не используй, прошу, "дитя ночи". Он выпьет твои кровь и душу, и... - Он помолчал, испытывая некоторую беспомощность, сам толком не понимая - с чего это вдруг завел этот разговор. - За ним, до сих пор охотятся боги. Все боги!
   Дверь хлопнула, оставив женщину осмысливать не бывалое. Что это было?
   Неужели забота?
  
   ГЛАВА16
  
   Они неслись во весь опор.
   Лунный свет выхватывал из темноты то улыбку принцессы, то лукавый взгляд правителя, то хищный оскал Кенны. Царский кортеж стремительно летел в ночи, ни о чем не беспокоясь. Ночь принадлежала им и мир расстилался у их ног.
   Это случилось у довольно замысловатого поворота дороги. Огибая огромный камень, в тени которого умудрилось примоститься несколько пальм, кавалькада невольно сбросила темп.
   Черные тени бесшумно соскользнули на землю с раскидистых листьев. Справа и слева от царя мелькнули всполохи, резко чиркнув по защитной ауре и заложив противным громким визгом уши присутствующих. Зураб захрипел, хватаясь за рассеченное горло. В свете луны время словно остановилось...
   Природа замерла, позволив умирающему охватить взглядом всех друзей, что с изумлением следили, как неправдоподобно медленно бьет кровь сквозь полусомкнутые пальцы, зажимающие рану, как глаза юноши закатываются и он валится на круп испуганной лошади.
   Из ступора их вывел вскрик принцессы. Оглянувшись, мужчины не сговариваясь, соскользнули с седел бьющихся в панике лошадей. Сразу три тени ринулись по направлению к жрице. Хорошая реакция и магический щит, поставленный "просто так" еще Повелительницей бурь, спасли девушке жизнь. Рванув из глубин своего естества сгусток энергии, Мерит-Ра грубой силой ударила с ладони в лоб ближайшему нападавшему, взрывая изнутри пробитый навылет череп.
   И, не обращая внимания на вскрики и брызги тошнотворной массы, что веером легли вокруг нее, ушла с линии бокового удара, в развороте уворачиваясь с пути смертоносных звезд. Кончики волос по одному гортанному вскрику затвердели, превращаясь в клинки. Резкое движение головой, и они вскрыли горло врага, выводя из строя еще одного из нападавших, заодно располосовав и все лицо убийцы.
   Увы! Но его звезды успели свершить свое черное дело. Еще один из царских телохранителей беззвучно пал, расставаясь с жизнью. А рядом уже вовсю кипела драка. Еще не понимая, до конца не осознав происходящего, люди включались в смертельную схватку.
   Легкой тенью соскользнул с седла Сехемхет, выхватывая клинок из ножен. Рядом звонко пел меч Кенны. Взмах, поворот, звон встретившихся клинков. Тени метались вокруг, глаз с трудом различал молниеносную текучесть движений. Тело пело от восторга схватки с быстрым, необычным противником, о котором он слышал лишь легенды, даже не мечтая увидеть в реальности.
   Укол. Удар. Уйти от веера искусно сверкнувших звезд, парировать замах кинжала...
   Прыжок, плавно соскользнуть в сторону, уходя от захвата цепких ногтей, прикосновение которых страшнее удара хорошо заточенного клинка, ибо ведают воины-тени искусство точек жизни. Рядом рычит Кенна, озлобленной пантерой мечется среди скользких, стремительных врагов, не доходящих ему и до середины груди, но с лихвой компенсирующих этот недостаток ловкостью, гибкостью и мастерством, оттачиваемым веками...
   Еще один предсмертный хрип слева. Кто? Друг? Враг? Две тени кружат вокруг него в вихре смерти, не давая возможности даже вдохнуть воздух в стонущие легкие, не то, что оглянуться. На груди ровным теплом пульсирует отцовский амулет, настойчиво напоминая о себе. "Зови! Зови на помощь!" - словно шепчет он.
   Нет! Нет, еще рано! Они справятся сами! Сколько же можно тревожить богов?...
   Взмах. Выпад. Резкий уход вправо, перед глазами очень медленно, как во сне, проплывает удивительно тонкий клинок врага. Он чуть толще волоса. Его края сверкают в свете звезд странным светом нереальности происходящего. Мир замирает. Невероятным, нечеловеческим усилием, он прогибается еще сильнее назад, уплывая от смертельно - прекрасного лезвия. Капелька пота неожиданно ощутимо соскальзывает по виску и заливает царапину, отрезвляя легкой болью, приводя в себя, и фараон осознает, что время застыло лишь в его воображении.
   Удар...
   Поворот....
   Рядом чей-то вскрик....
   Или стон.... Хрип. Звон клинков. Яростные ругательства. Выкрик заклятья. Ночное небо молча взирает на невероятно прекрасный танец смерти. Люди яростно бьются с тенями, не замечая, что их осталось лишь трое....
  
  
   Все случилось слишком неожиданно. У него не было времени, чтобы оценить ситуацию, расстановку сил, позиции... Ему пришлось полагаться лишь на инстинкты. Он и сейчас жил лишь благодаря им. Воздух вокруг звенел от опасности. Враги были быстры, как ветер и почти не видимы в темноте. Воины - тени! Сердце замирало от мрачных предчувствий, но времени на размышления эти ребята никому не оставляли и предчувствия. Леденя сердце, так и не оформились в слова.
   Он бился, рыча, как разъяренный зверь. Это был его лучший бой! Никогда он не был так быстр и ловок. Привыкший брать силой и ростом, сейчас он двигался за гранью доступного, невольно подстраиваясь под текуче-скользкого врага. Одного из них он убил случайно. Замешкался, уходя от удара и мечом, буквально сломал, извилисто-плавное движение атакующей тени. Ему бы закрепить удачу, броситься на противника с удвоенной яростью, да вот беда, он и так уже бился на самой грани сознания.
   Удача скорее потрясла его, чем обрадовала. Воины смерти были известны своей неутомимостью, они были НЕПОБЕДИМЫ!
   Он замешкался, всем телом вздрагивая от боли, два оставшихся противника одновременно решили воспользоваться его секундной заминкой. Вскрикнул, сморщился, оскалив клыки и, глухо всхрапывая, вновь кинулся в атаку, уже не веря в то, что этот бой когда-нибудь закончится....
   Что он закончит его живым....
   Горло пересохло и саднило, мышцы ныли от усталости и болели от перенапряжения. Меч стал безумно тяжелым и хотелось его бросить, вернее просто уронить на землю, и лишь два слова пульсировали в голове, заставляя двигаться, нападать, уходить от ударов и вновь бросаться в очередную, почти безнадежную, атаку. И лишь два слова заставляли его не просто двигаться и сражаться - жить!
   Мерит-Ра!
   Сехемхет!
   О том, что любимая жива, он знал по яростным вскрикам да непонятным словам, что звенели в воздухе, когда жрица плела то или иное колдовство. Не было возможности даже мельком глянуть - как она там?
   В момент нападения он соскользнул с лошади так, чтобы, по возможности, отгородить ее от основной массы нападающих.... Увы! Это не помогло ей! Она по-прежнему была за его спиной, но, судя по всему, неприятностей и там хватало более, чем достаточно.
   Между серией очередных атак врага, которые для него почти слились в одну, мерзко сверкающую змею, Кенна успел подумать, что принесет щедрые дары...
   Удар...
   Поворот....
   Удар...
   Богам, за эту удивительную.... Клинок, брошенный умелой рукой, скользнул мимо, устремляясь на встречу с фараоном, которого противники четко отвлекли. Незащищенная спина брата и стремительная острая смерть заслонили собой весь мир. Нечеловеческим усилием, поминая львиноголовую Сахмет, он извернулся, не чувствуя боли от глубоко погрузившегося в тело клинка ближайшей тени. Он просто снес его, втоптал, вмял в землю, спеша свершить невозможное - заслонить друга....
   Брата....
   Мысль запуталась. Что? Ах, да... поблагодарить....богов....
   За удивительную...
   - Женщину... - прошептали безвольные губы.
  
  
   Всхрип.
   Вскрик.
   Они явно слабеют! Вот оба его противника, не сговариваясь, дернулись назад, словно желая уйти от схватки, что из легкого, пятиминутного дела, неожиданно превратилась в невероятно-напряженный, яростный бой. Сехемхет сделал несколько шагов им вслед.
   Нет, ребятки! Так просто вы от меня не уйдете! Вы мне еще расскажите, кто вас нанял и что приказал!
   Азарт охватывал его все сильнее. Медальон обжигал грудь. Сзади что-то негромко сказал Кенна. Как он умудрился вообще услышать его? Он был уверен, что это был голос брата, но не смог разобрать слова, в пылу поединка видя и слыша лишь своего врага.
   А потом раздался крик. Нет. Не крик, это был вой! Низкий, глухой, полный лютой и бессильной ненависти и горя. Вой, в котором с трудом можно было различить отдельные слова. Защитный медальон вспыхнул, окружая правителя ровным желтым сиянием, словно коконом. Земля под ногами странно вздрагивала и вибрировала. От воя закладывало уши. В глазах потемнело. Не в силах сдержаться, он застонал, роняя меч и закрывая уши.
   Это конец! КОНЕЦ! - билось в мозгу лишь одна мысль.
   Расширенными глазами он смотрел на врагов, что метнулись к нему со всех сторон. Сейчас он умрет....
   Сейчас...
  
  
   Нет! Она не потеряла спокойствия. Азарт мужчин, что стали ей ближе всех в этом мире, невольно захлестнул и ее, а гнев за невинную, незаслуженную смерть их спутников, которых Мерит-Ра успела узнать не только в лицо, придал силу ее атакам. Она успешно справлялась, вовсю используя магию и не думая о возможных для себя последствиях.
   Ночные воины!
   Воины - тени!
   Почему?
   Мысль, не отпуская, билась снова и снова - ПОЧЕМУ? Почему они напали на кортеж царя? Что происходит?
   Осознав ее магическую сущность, воины сменили тактику, плавно уходя с линии легко простраиваемых заклятий. Ее скорее обстреливали издалека, стараясь не приближаться на опасное расстояние, быстро осознав, что клинки не помощники в борьбе с этой "ведьмой". В какой-то момент, один из противников, что плавно кружились вокруг нее, сменяя друг друга (пока внутренний круг отвлекает взмахами мечей, внешний - с нескольких сторон осыпает веером всевозможных метательных снарядов), по-видимому обнаружил, что у него закончились снаряды и, не раздумывая, метнул в соперницу свой клинок.
   Уйти от опасного, но тяжелого снаряда было легче, чем от непрерывного веера звезд раз в двести! Мерит-Ра даже не отступила, лишь чуть изгибаясь, при этом умудряясь еще и убедиться боковым зрением, что ее любимый не попадает в траекторию страшного полета.
   А в следующий момент, что-то в мире резко изменилось. Кто-то толкнул ее. Сам воздух ударил красавицу в самое сердце, почти останавливая его. Еще до того, как она обернулась, всем телом, презрев опасность и смертоносные клинки, она уже знала, ЧТО ПРОИЗОШЛО!
   Девушка застыла вне времени и пространства, отстраненно следя, как долго, немыслимо долго, ОН падает на песок, слушая, как что-то неразборчивое шепчут его губы, инстинктивно понимая - о ней!
   Сердце замерло, застыло, пропуская не один, целую серию ударов, а потом, как лавина с далеких гор, в окружающий мир волной рванулся ее ужас, изливаясь в страшный, нечеловеческий вой. Древнее заклятье уничтожения плоти, бездушно вытолкнутое из глубин подсознания обезумевшим от горя мозгом, беспрепятственно рванулось в битву, круша и чужих и своих....
   Земля затряслась от отвращения, духи замерли, не веря в происходящее. Звук нарастал. Он бил, рвал на части, пил самое жизнь...
   Люди хватались за уши, пытаясь спрятаться от остервенелой ненависти. Лопались сосуды, от жуткой вибрации трескалась кожа, с деревьев осыпались мелкой трухой листья, распадались камни. Лопалась сама связь плоти и крови, разрывая, ломая, калеча....
   Отторгая жизнь....
   Воины, уже мысленно праздновавшие свою нелегкую победу, падали на землю, крича от адской боли, что чувствует лишь человек, плоть которого, лопаясь, разлагается на миллионы частиц, старея и умирая, разом напрочь забывая, что еще минуту назад она была гибким ЖИВЫМ телом!
  
  
   С ужасом Сехемхет следил, как бьются от боли его враги. Из носа текла кровь и тошнота накатывала откуда-то изнутри, грозя захлестнуть его изнуряющими спазмами, как волны утлое суденышко. Он протянул руку, касаясь брата, (когда воины бросились в атаку, он отступил назад на пару шагов, запнулся и упал). Щит солнца покорно принял в свое чрево и второго царского сына, безошибочно узнавая кровь, что не раз питала его могущество и силы.
   Пока вокруг бушевал ураган смерти, он словно пребывал в состоянии полного отупения, даже не осознавая до конца того ужаса, свидетелем которого стали его глаза. И сейчас, чувствуя, что вой стих и оцепенение медленно отпускает его, правитель робко огляделся, убеждаясь в страшной правильности своих догадок.
   Источник смерти - принцесса Мерит-Ра, без сознания лежала на песке невдалеке от них. В живых остались лишь трое. Все их враги были повержены, их страшные полные беззвучной муки тела, изломанно-невыразительными тряпками лежали на песке.
   Все были мертвы...
   Даже лошади....
   Южный теплый ветер тихонько шевелил пустые черные балахоны, испачканные быстро сохнущей жижей.....
  
  
   Как они вернулись домой он толком не понял, по - прежнему прибывая в состоянии легкого шока. Они победили воинов-теней! Они остались живы! Его кто-то пытался УБИТЬ! Его голову оценили так высоко, что выше уже некуда! О, боги! Его невеста - способна своим голосом убивать целые армии! И еще....
   Его невеста любит его брата!
   ЕГО БРАТА...
   И еще, этот самый брат чуть не погиб, пытаясь закрыть его, Сехемхета, собственным телом. Хвала богам, что Сахмет явилась даже без зова. Это она обеззараживала рану Кенны, убирая оттуда, вытягивая древний яд. Как она при этом ругалась.... Это отдельная история!
   Он невольно улыбнулся, вспомнив, как посреди пустыни, среди ужаса и одиночества вдруг материализовалась мокрая богиня в банном полотенце и замерла оглядывая место битвы.... Дальше шел целый набор непристойных ругательств такой силы и изобретательности, что молодой человек мгновенно пришел в себя, с трудом напоминая себе, что в ее лексиконе нет ничего удивительного - то ли еще услышишь на поле брани....
   Кажется, именно богиня доставила их во дворец. И она же вызвала жрецов, что суетливо заметались между прибывающей в шоковом обмороке принцессой, находящимся в бессознательном состоянии Кенной и "дорогим фараоном", покрытым множеством глубоких и мелких порезов... Этот юноша с трудом пробился к нему сквозь заслон озверевшей, от жажды мести, охраны и, не менее плотный, кокон жрецов и лекарей.
   Несколько раз он пытался что-то сказать, но потом, видимо поняв всю бесполезность этих попыток, просто протянул ему свиток. И, едва дождавшись кивка государя, тут же исчез, растворился в толпе, сочтя свой долг выполненным. И вот теперь, когда суета немного улеглась, взгляд Сехемхета, заботливо уложенного в постель и оставленного отдыхать, наткнулся на порядком измятый пергамент. Вскрыв, пробежал по написанному глазами и...
   Он начал перечитывать снова. Глаза бегали по строчкам, сердце бухало прямо в мозг, меша сосредоточиться.
   "Сехемхет! Знаю, что нарушаю этим письмом все правила
   и приличия, но, как тебе известно, не очень-то в них разбираюсь,
   возможно, что это, хоть отчасти оправдает меня. Прошу, прости
   мне отсутствие титулов и неправильность обращения.
   Я молю тебя о встрече. Все так запуталось...
   Жизнь наша перестала быть понятной для нас. Нам необходимо
   поговорить наедине! Нужно обсудить - что же делать
   дальше и решить что-то насчет твоего подарка. Я не знаю,
   что делать с домом! Прошу тебя, мой фараон, будь милостив,
   склони свои мысли к моим мольбам и найди возможность
   для встречи со мной сегодня вечером
  
   твоя сестра по отцу
   жрица Нефрет Сунн Дани"
   Сердце дрогнуло. Она хочет встретиться! О, боги! Эта мысль все никак не хотела осознаваться. ОНА ХОЧЕТ ВИДЕТЬ МЕНЯ! Хочет говорить! Неужели сердце ее наконец оттаяло? Хотя...
   Какая разница! Они будут одни, а вокруг ни души! И ночь, верная помощница всех влюбленных. В свете факелов чувства пылают ярче, чем при свете дня! И пусть она зовет лишь для того, чтобы вернуть дарственную на дом, неважно! Тот страшный день, когда погибла За-Ашт научил его одному приему, который теперь он собирался повторить. Если он соберет в своем сердце и направит в нее всю свою любовь, всю нежность, всю страсть, что испытывает, что бьется в его теле....
   Он уверен, этот свет собьет, сметет все преграды и их сердца соединятся. Их любовь освободится от оков. И ничего больше не сможет им помешать! Если только Нефрет почувствует, все что накопилось в его душе, она поймет, что его любовь - НАСТОЯЩАЯ! Такая просуществует годы, преодолеет все препятствия. Это раньше он был слепцом и не понимал, что ему нужна лишь она....
   Фараон влетел в конюшню, приказав готовить колесницу и, следя за работой слуг, продолжал размышлять. Он многое понял сегодня ночью. Оказывается, "крамольная мысль" что возникла при виде объятой пламенем Нефрет, была правдой. Он любит ее. Любит больше самой жизни! Ничто в этом мире не важно, если ее нет рядом. Она нужна ему. Она - его надежда на счастье!
   О, боги!
   Как же он был слеп! Столько времени упущено, пропало зря! Дни и месяцы они были не вместе. Месяцы они занимались глупым выяснением отношений, бессмысленными ссорами. Оба они уже не раз смотрели в глаза смерти... Им удавалось выжить лишь чудом! Разве ж, это не знак богов? Им предначертано быть вместе!
   Он вспомнил взгляд, которым обменялись Кенна и Мерит-Ра, в тот короткий миг, когда брат подсаживал принцессу на коня, и почувствовал зависть. Этим двоим не нужно ничего скрывать! Близость гибели открыла ему глаза. Он обязан внять совету судьбы....
   А они? Занимаются всякой ерундой!
   Колесница чуть накренилась на резком повороте, сбивая его с мысли, заставляя на мгновение отвлечься от дум, уделить внимание бешено мчащимся лошадям., которых что-то напугало, заставив шарахнуться в сторону. Кажется где-то рядом была охрана? Он оглянулся. Нет. Отстали....
   А, неважно, догонят!
   Мысли набегали одна за другой, вновь погружая его в глубокое раздумье, уводя в воспоминания: Они совсем не слышали судьбу! Он жив лишь благодаря ее усилиям! Она выжила только потому, что он поделился с ней своей силой, своей жизнью....
   Как же они не поняли раньше? Они ведь единое целое! Да, именно так! Он не смог бы влить в нее свои силы, удержать ее на краю, если бы она не была его частью, если бы не принадлежала ему всем существом. Они просто обязаны быть вместе! Она всегда должна быть рядом с ним!
   Да! Вот именно! Ведь все, оказывается, так просто. Она должна стать его женой. Его царицей! Он разделит с Египтом ее свет. Пусть весь мир знает, кому принадлежит его душа и сердце!
   Он счастливо рассмеялся, подстегнув лошадей. Крики охраны давно смолкли вдали. Перед ним высились стены и здания Города Мертвых...
  
  
   Он должен поговорить с ней! Нет! Просто обязан! Боги богами, но... Ему нужно знать ее мнение. Пусть откажет ему сама или... или....
   Имхотеп несся в этот поздний час к Городу Мертвых. Духи воздуха легко перемещали в пространстве могучее тело мага, для удобства сделавшего свое передвижение невидимым. А он все спорил и спорил сам с собой, не замечая окружающего, твердо уверенный, что его невидимость защищает вселенную от возможных неприятностей и от испуга.
   В конце концов, она может не любить его сразу, но согласиться стать его женой. А почему бы и нет? С тем, с другим, она быть не может, это она сама говорила. А он...
   Его она уважает, он может многое дать ей. И не только деньги, почет , уважение и защиту. Нет! Он может дать ей им, славное на весь мир и свои знания, свою любовь, нежность, в конце концов дружбу и понимание! Он готов ждать сколько угодно. Он хочет быть с ней рядом! Ее сердце оттает! Обязательно оттает однажды, а он? Он приложит к этому все силы, сделает все возможное и невозможное, что только может в этом мире маг и мужчина....
   Да! Он будет мужчиной, пойдет к ней и все скажет. Как она может принять его любовь и полюбить его, Имхотепа, если даже не знает о его чувствах? Разве он хоть раз сказал ей о своих желаниях и надеждах? Конечно, боги могут строить свои планы, но они далеко, а он тут, на земле. И она тоже рядом. Никто не может принимать решение за нее. Пусть сама решит их судьбу.
   Уважение сейчас застит ей глаза. В нем она видит лишь наставника, мудрого учителя, знаменитого мага, но НЕ МУЖЧИНУ! Уважение и любовь того, другого... Но теперь этому придет конец. Он уравновесит собственные шансы на счастье. Он скажет ей. Скажет все, сложит к ее ногам им, титул, богатства, свои знания и свое сердце...
   Нет, он не будет глуп. Не станет ее торопить с решением. Он даст ей столько времени, сколько нужно. Слабый смиряется с решением богов, сильный пытается хоть что-то изменить. Он предложит ей всего себя. Соблазнит ее, очарует, околдует в конце концов....
   В хорошем смысле этого слова!
   Почувствовав приказ, духи ускорились, обгоняя одинокую колесницу, чуть не перевернув ее на повороте, невидимыми проносясь во тьме прямо перед мордами лошадей, вперед, в пункту назначения - Городу Мертвых.
   Месяц озадаченно взирал сверху на все происходящее, не в силах решить: стоит ли дать знать Сахмет о предстоящих разборках, или не тревожить ее, решившую в кои-то веке отдохнуть в другой вселенной пару деньков. Ну их, не убьет же придворный маг собственного повелителя! Ну а если повелитель его... То какой же он придворный маг тогда?
   Так, по здравому размышлению, он решил не мешать людям развлекаться. А охранять фараона Египта совсем не его обязанность! С этим пусть разбирается Сахмет! Приедет из отдыха и пусть наслаждается! Довольный, он укутал зябкие плечи и голову в ближайшее облако, скрыв от мира свой лик.
  
  
   Бедный мой!
   Мерит-Ра склонилась над израненным мужским телом, тихо всхлипывая от ужаса. Жрецы и медики только что отошли от него, обещая, что скоро он поправится....
   Если только оружие теней не было отравлено....
   Если не задеты жизненно-важные органы.....
   Если Имхотеп вовремя приедет и осмотрит его.....
   А Имхотеп все не ехал. За ним послали, но его дом был пуст. Что же делать? Принцесса металась по дворцу в поисках жениха - увы! Его тоже не оказалось дома. Да что ж это такое? Что они все, сговорились что ли? И куда это, на ночь глядя, рванулся фараон? Брат при смерти, а он по девках отправился?
   Злая мысль эта породила еще одно, более реальное объяснение отсутствия жениха. Ну, да! Как же она сразу -то не сообразила? Пережив покушение и смертельную опасность, Сехемхет, наверняка поехал повидать Нефрет...
   Что ж... - она неожиданно для самой себя успокоилась, - это и к лучшему. Глядишь, разберутся между собой, наконец-то. А свадьба.... Нет, теперь, когда она чуть не потеряла любимого, когда жизнь его все еще висит на волоске, ей стало особенно четко ясна простая мысль - ОНА НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ БЕЗ ЭТОГО МУЖЧИНЫ! Не может, и не хочет! О чем она четко и скажет всему миру, едва представится такая возможность.
   Со вздохом, девушка опустилась на колени возле ложа, вглядываясь в бледные, заостренные черты лица. Как он осунулся, как будто даже похудел.... Или ей это просто чудится?
   - Милый мой, любимый, мой родной... - Она осторожно касалась кончиками пальцев его щеки, боясь потревожить, и в то же время безумно мечтая о большом. Если бы он был сейчас здоров, она не раздумывая, запрыгнула бы к нему в постель, чтобы убедиться, что он жив, он рядом, из плоти и крови....
   Мысль о крови ассоциативно вызвала перед глазами жуткое видение: гибнущих от заклятья воинов, коней, всего живого.... И этот ужас породила она. Ее силы призвали к жизни этот древний кошмар. Мерит-Ра вздрогнула, усилием воли отгоняя видение корчащихся в муках врагов. Нет! Ей их ни капельки не жалко, но вот кони.... Животные бились, жалобно ржа. В страшные мгновения жестокой гибели они были не в силах понять - ЗА ЧТО? И этот немой укор несчастных, бессловесных существ еще долго будет стоять у нее перед глазами, напоминая с какой осторожностью и ответственностью следует относиться к столь страшному и разрушительному оружию, как магия древних.
   Убегая от угрызений совести, она склонила голову на одеяло, и могучая рука дрогнула, неосознанно накрывая ее своей ладонью. Даже в беспамятстве, он защищал ее силой своей любви.....
   И она тихонько заснула рядышком, абсолютно счастливой, как истинно любимая женщина....
  
  
   Она проснулась. Сама толком не поняв, что же именно ее так встревожило во сне, Амира выскользнула из постели, робко кутаясь в шелка. Сегодня она спала одна, быть может поэтому ей было так неуютно? Даже язвы Эрии не было рядом, черная пантера отправилась к своей хозяйке с каким-то докладом. М-да....
   Женщина вышла в сад. Тихий шелест трав, запах лаванды... Мягко, уютно, тепло.... Тревожно... Она склонилась перед колодцем, разглядывая при свете луны свое отражение. Такое освещение делало ее более молодой, скрадывая легкие морщинки, что уже стали появляться, то тут, то там....
   Отчего же так тревожно? - думала жрица, в задумчивости взирая на собственный лик, - неужели это и есть старость? Не морщинки, не слабость, а вот это - страх, тревожность, щемящее чувство одиночества по ночам? Что, о боги, это уже старость? Душа начала стареть раньше, чем тело?
   Она слышала, что такое бывает, но чтобы с ней.... При ее-то внешности, с ее-то оптимизмом и любовью к жизни - старость? Так что же это?
   Пальцы коснулись теплой воды, послушные круги рванулись во все стороны, словно спеша убежать от этого хорошенького пальчика с длинным изумрудным ногтем, чуть переливающимся в свете луны от драгоценной крошки, усыпавшей его.
   - Нефрет Сунн Дани...
   Усталые глаза смотрели, как ее девочка идет по дороге. Почему она ходит так поздно одна? Боги знают, что там водится, в этом Городе Мертвых! Ну разве ж можно быть такой беспечной? А это кто? Кто-то поджидает ее у входа в гробницу ..... Кажется Джосера?
   Амира напряглась, впиваясь взглядом в скрывающуюся фигуру, рука сжалась в щепоть, готовая ударить чистой силой сквозь время и пространство. Из темноты вынырнул Имхотеп. Облегченно вздохнув, жрица расслабилась, с удивление отметив, что спину и шею свело судорогой. Завтра, пожалуй, нужно попросить кого-нибудь из жриц сделать ей массаж. Если, конечно, Эрия не вернется... Глаза, беспомощно скользившие по окружающему ландшафту, пока она пыталась мять собственные взбунтовавшиеся мускулы, скользнули по глади вод. Имхотеп целовал ее...
   Оля-ля! Вот это номер! Амира замерла, обалдело взирая на разборки двух влюбленных. Нефрет теперь с Имхотепом? Молодец девочка! Так держать! С этим мужчиной ты никогда не пропадешь....
   Из темноты, как чертик из коробки с секретиком, вынырнул молодой фараон, и сердце женщины испуганно замерло. Все произошло слишком быстро: царственный подонок намеревался ударить в спину чати, но ее крошка закрыла возлюбленного своим телом. Не выдержав, Амира закричала, глядя как длинный клинок пронзает нежное тело.
   Кровь, кровь, кровь...
   Она по всюду....
   Они ругалась. Да, явно ругались... Да где же звук? Она вынужденно отвлеклась от ужасного зрелища, вынужденная судорожно обследовать каменную кладку Ока, ибо даже один камень, лежащий не на своем месте, нарушал связь, а значит, и ударить мерзавца она не сможет, не известно, как это, пусть и незначительное искажение собьет удар, куда его направит. Руки шарили по кладке...
   А..... вот....
   Она нащупала чуть выдвинувшийся камень, ломая ногти, раздирая пальцы в кровь, задвинула его на место и выпрямилась, уговаривая себя, что ничего ужасного, когда рядом Имхотеп, произойти не может, он способен вернуть душу даже в охладевшее тело, а уж не дать умереть той, кого любит, и подавно....
   И замерла, потрясенная....
   Сердце пропустило удар....
   Нет, оно совсем остановилось....
   На земле, раскачиваясь, сидел Имхотеп, его руки сжимали окровавленное тело Нефрет, бледное, бескровное лицо ее было запрокинуто. Она не подавала признаков жизни, а в уши бил его крик:
   - Нет! Нет! Боги! За что? Бедная моя девочка....
   Взвыв подраненной птицей, Амира взметнулась от водного лика. Ураганом пронеслась в свою комнату, не помня себя от горя и ужаса. Не зная, что сделать, она заметалась по келье, пытаясь найти хоть что-то... Хоть что-то что могло бы нет, уже не спасти, но....
   Взгляд ее наткнулся на стоящую на полке алмазную фигурку....
   Не спасти, но ОТОМСТИТЬ!
   Да! Она за два шага преодолела расстояние до страшного артефакта, судорожно соображая, где же ей взять добровольную жертву, что отдаст кровь и душу этой твари. Пальцы ее, с поломанными ногтям, вцепились в заветную вещь с такой силой, что из порезов и царапин вновь засочилась, свернувшаяся было, кровь. Алмазная тварь засветилась ровным светом, запульсировала в такт ударам живого сердца, и, прежде, чем женщина смогла отбросить артефакт, ее окутало красное сияние.
   Ее крики боли наполнили келью, эхом промчавшись по спящему храму, заставляя людей в ужасе и панике вскакивать с собственных постелей. Воины, призванные охранять и защищать храм, громко топая, уже неслись к ее келье, а она все кричала и кричала, заставляя кровь леденеть в жилах от ужаса, столько боли и муки было в этих звуках.
  
  
   Они ворвались в ее опочивальню. Немного, человек десять - пятнадцать, тех кто был сегодня в карауле, тех кто не раз любил ее.... Любой из них был готов грудью прикрыть ее от любой опасности, хоть от самого Сета, явись он в тот миг, хоть от смерти, но...
   То, что они нашли, не поддавалось никакому описанию! В саду металось огромное мохнатое существо, размах его крыльев был так велик, что воздушной волной воинов сбило с ног, повалив на тех, кто бежал следом. Началась куча мала, и в этой давке, кто-то вдруг крикнул:
   - О, боги, смотрите!
   Тварь взлетела. Она зависла над садом, внимательно наблюдая за копошащимися людьми. Все замерли, не в силах справиться с тем животным ужасом, что внушало существо одним своим видом. Ужас бил под дых, скручивал, сжимал легкие, не давая вздохнуть. Казалось, что он ломает все кости в их телах, хотя само существо практически не шевелилось, если не считать взмахов могучих крыльев. Не выдержав, кто-то из жриц тихонечко всхлипнул. Звук этот, словно пробил брешь в тишине, окутавшей замерших людей. Взгялд красных буркал твари скользнул по девушке, переместился на колодец....
   Резкий звук травмировал перепонки окружающих. Тварь громко и яростно ... не выла, нет, она то ли угрожающе визжала, то ли кричала.... Не сговариваясь, толпа отхлынула внутрь. О спасении любимой Повелительницы было напрочь забыто. Люди спасались бегством, не думая, не рассуждая, в храме началась активная паника.
   А дитя ночи взмыла в воздух. Тяжело взмахивая крыльями, оно направилось на восток. "Убить фараона!" - билось в древнем мозгу живая кровь Амиры Изифы Заура.
   Убить! Убить! Убить.....
  
   ГЛАВА 17.
  
   - Нефрет? Постой, Нефрет не беги так! - Имхотеп догнал ее у самых стен пирамиды, - Нам надо поговорить, Нефрет!
   - Поговорить? О чем ты хочешь поговорить, Имхотеп? Да и, честно говоря, не поздновато ли? И место ты выбрал не очень удачно! Почему бы тебе не пригласить меня завтра погулять на берегах Нила? Или покататься на лодке? Посмотрим закат? Тогда и поговорим! Я знаю, ты недоволен, что я мало стала уделять внимание учебе, но сейчас я не могу говорить об этом, - она шагнула в полосу лунного света,- прости учитель! Не сердись на меня, но сейчас я и, правда, не могу. Мне надо спешить Я исправлюсь, клянусь богами, ну давай об этом завтра, хорошо? - Она положила руку ему на предплечье и, слегка наклонив голову, заглянула в глаза.
   Он вдохнул ее аромат, посмотрел в ее глаза: огромнее как у лани; глубокие как воды Нила, и яркие как звезды над Египтом. И, не задумываясь, прижался губами к ее губам, обнимая ее, привлекая к своей груди это маленькое тело, чувствуя ее женственность, ее мягкость. Жажда ее любви окутала его, вскружив голову, унеся все мысли и возбуждая желание. Он целовал ее все жарче, не замечая, что она не отвечает, не реагируя даже на ее попытки оттолкнуть его.
   Удивленная, ошеломленная, немного испуганная, она извивалась в его больших руках, не в силах вырвется, оглядываясь в поисках чего-нибудь тяжелого, дабы охладить его пыл. Глаза шарили по темноте и наткнулись на, выступившего из этой самой темноты, Сехемхета. Лицо фараона было перекошено от ярости, в руках он сжимал острый, как бритва, кинжал, что Имхотеп подарил ему по случаю помолвки. Не издав не звука, царь рванулся к Имхотепу, целясь кинжалом в спину.
   Нефрет не могла закричать, рот был занят, а на ее мычание, увлеченный, разгоряченный и возбужденный мужчина не отреагировал. Собрав все силы, не человеческим усилием наполняя себя магией, девушка приподняла Имхотепа, отшвыривая его за спину, прикрывая собой. Она не мгла позволить любимому убить учителя, которого он почитал, как отца, из-за досадной ошибки.
   Изумленный чати, вскрикнул, перелетев через бедро прелестницы и приземлился на мягкое место, снизу взирая как, не с силах мгновенно остановить движение, правитель с размаху - о, ужас! - всадил его подарок в плечо Нефрет. Он вскинул руку, пытаясь оттолкнуть клинок, но силовой удар опоздал, лишь отклоняя лезвие.
   Вспарывая кожу, великолепно заточенный кинжал вошел в тело. Нефрет и сама, пыталась уйти от удара, упав на колени. Возможно, именно благодаря усилиям всех троих (кто знает), но девушка не пала мертвой, а лишь вскрикнула от боли. Клинок пробил мышцы, но не достал до учащенно бившегося сердца.
   Фараон вздрогнул и выдернул оружие, отступив на несколько шагов, с ужасом глядя, как стремительно краснеет ее белая стола.
   - О, боги - Имхотеп подхватил опустившуюся на колени женщину, одной рукой обнимая ее, наклоняя к себе, чтобы она спиной оперлась на него, вторую кладя на рану, сводя края разреза. Губы уже шептали заклинания, что останавливало кровь, а мысли метались в поисках источника силы, откуда можно было бы подпитаться, чтобы одним усилием, немедленно срастить поврежденные ткани, пока в внутрь не попали пыль, песок, инфекция.
   - Имхотеп? - Голос фараона дрожал, - ты с Имхотепом? - Ужас, удивление все смешалось. Он чувствовал полное отупение. Он чуть не убил Имхотепа! Он почти убил Нефрет.
   Два самых близких, самых родных и любимых человека подверглись смертельной опасности по его вине! Два самых любимых человека были в месте! Его учитель, почти отец, целовал его любимую женщину! Шок, ужас, неверие.
   Он сам, своей рукой, воткнул в Нефрет клинок! С гневом юноша взглянул на окровавленное лезвие. Всхлипывая, Нефрет скосила глаза на рану. Больно! Услышала вопль Имхотепа:
   - Мне нужна сила! - И, кивнув, с трудом шевеля рукой, отцепила от пояса кошель, в котором были, кроме всего прочего, и пара заряженных кристаллов. Буквально выхватив из слабой руки кожаный мешочек, маг высыпал содержимое ей на колени, обнаружил слабо мерцающие, полные магией аметисты и радостно вцепился в них, вбирая силу.
   Кровь уже не хлестала, остановленная повелительными словами. Чувствуя слабость, Нефрет перевила взгляд на фараона. Он смотрел на неё, качая головой и что-то шепча.
   - Я не могла дать тебе убить его, - просто сказала она.
   - Зачем? - Прошептал тот, - почему он?
   - Я не знаю, - она покачала головой, не обращая внимания на манипуляции Имхотепа, - это вышло случайно.
   - Ты за этим позвала меня? Хотела ударить побольнее? - Его голос охрип от эмоций, - что ж мне больно. Ты счастлива? Но ведь и я могу сделать тебе больно! Или уже нет? - Он не хорошо, зло усмехнулся, - проверим? - И он полоснул себя по руке.
   Просто так, чтобы увидеть ее реакцию и понять: значит ли он в ее жизни еще хоть что-то? Просто так, чтобы боль физическая отвлекла от той боли и ужаса, что царили сейчас у него внутри. Просто так, чтобы наказать себя за ту боль, что он ей причинил...
   - Нет! - Она вырвалась из рук чати, колдующего над раной, попыталась встать и споткнулась от слабости, - не надо! - Нечеловеческим усилием жрица оказалась на ногах, намереваясь прекратить весь этот кошмар.
   Она буквально налетела на него всем телом.
   - Не надо! Я люблю тебя! Ты это хотел узнать? Люблю! Люблю! Да простят меня боги! Пусть все уйдет, пусть исчезнет сила, я сделаю все, что ты хочешь! Только прекрати это! Не надо! - всхлипывая, она уткнулась ему в грудь, пачкая его роскошную тунику своей кровью и краской.
   Кинжал выпал из его рук, обняв ее, он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат.
   - Прости, прости меня! Я был слишком жесток! Но ты - моя! Только моя! Даже ему, даже Имхотепу я не могу отдать тебя! Не могу! Я люблю тебя! Слишком сильно люблю!
   Он прижимал ее к себе, целуя глаза, губы, щеки, все что попадалось.
   - Люблю! - шептал он, как молитву, - люблю тебя!
  
  
   Испытал ли он злость? Он так старался ей помочь, а она, истекая кровью, целует этого мальчишку, что чуть не убил ее! Нет, он не чувствовал злости. Из него ушла ненависть. Как там говорят древние манускрипты: "Правда освобождает"? Он чувствовал себя свободным. Вся злость, вся ярость и ненависть, что он испытывал к тому, кому она отдала свое сердце, ушли.
   Вздохнув, он встал, намереваясь пойти и напиться самым дешевым пивом. И пить так дня два - три, чтобы потом, когда протрезвеет, найти в себе силы и пожелать этим детям счастья....
   Странный свист насторожил его. Он уже сделал пару шагов, когда услышал крик боли и ужаса и дикий визг Нефрет. Имхотеп обернулся. То, что он увидел, буквально подбросило его, заставив со всех ног рвануться обратно, кляня сквозь зубы весь этот мир.
   Огромное, крылатое чудовище вырвало Сехемхета из рук девушки. Острые, напоминающие стальные крючья или ножи, когти впились в плечи юноши, кромсая плоть. Изогнутый клюв вонзился в спину.
   Изогнувшись, фараон мог только кричать от страшной боли. Кинжал, его единственное оружие, валялся в песке в нескольких метрах от трагедии, вне его досягаемости. Жрица, рана на плече у которой открылась и снова кровоточила, схватив клинок правителя, с разбегу, прыгнула монстру на спину.
   - Нет! Это дитя ночи! Нефрет! Назад! - Крик Имхотепа не остановил ее.
   На глазах, из его ладоней родился шар света и ударил в грудь страшилища. Нефрет, вцепившись в странные, режущие руки, лохмы на спине монстра, погрузила ему в шею кинжал. Она пыталась создавать свои магические шары, копья льда, что угодно, чтобы поразить тварь, что кромсала на части ее любимого, но вся ее магия не действовала. Как будто замерла у нее внутри...
   Сехемхет уже не кричал. Кисть правой руки была оторвана, левая рука бессильно пыталась заслонить лицо, ноги превратились в сплошное месиво из кожи, мяса и раздробленных костей. На спине зияла рваными краями, жуткая рана, откуда ночная тварь вырвала кусок мяса, проломив ребра.
   Захлебываясь рыданиями, ничего не видя от слез, девушка погружала в монстра клинок, понимая, что любимого уже не спасти.
   Молнии Имхотепа били в голову и грудь чудища. Но, там, где они выжигали дыры, проходя насквозь, кожа, покрытая странным колючим мехом, что резал тело Нефрет лучше ножей, тут же срасталась.
   - Нефрет, слезай с него! Ты погибнешь, девочка! - Голос чародея был хриплым, в горле пересохло, силы были на исходе. Он знал, то, чего не знали эти несчастные дети - победить дитя ночи могут лишь боги. Простым смертным это не дано! Древнее порождение ужаса, оно давно считалось легендой. Откуда же взялась эта тварь?
   Дико, нечеловечески воя, Нефрет снова и снова била тварь в спину, плача от бессилия и ужаса - раны исчезали. Могучее чудовище дернуло плечом, на мгновение, отвлекшись от юноши, и сбросило девушку с себя. С жалобным вскриком, жрица слетела во мрак ночи.
   - Осирис! Помоги! Амон-Ра, отец мой, защити мою женщину! - Звуки с бульканьем и хрипом вырывались из поврежденного горла. Один глаз вытек, ног уже не было, внутренности свисали со спины. Фараон, непонятно почему, все еще был жив, еще мог что-то говорить. Свет, исторгнутый медальоном на его груди, окутал тело девушки мягким сиянием, не дав разбиться на смерть при падении и, тихо опустив на землю, засиял, ограждая от всего внешнего зла. Захрипев, Сехемхет в последний раз дернулся от боли, и покинул этот бренный мир....
   Имхотеп оставил безнадежные попытки причинить твари хоть какой-то вред и рванулся туда, где светилась защитная сфера. Девушка бессильно замерла на земле, потеряв сознание. Ослепнув от горя и ярости, чати повернулся к монстру. Тварь, разорвав пополам то, что осталось от юноши, равнодушно отбросила окровавленные останки, быстро растворявшиеся от ее ядовитой слюны, ничто в них уже не напоминало правителя Египта, и повернулась на голос мага.
   Ветер развевал его плащ, чародея освещал шар огня, что рос в его ладонях, губы шептали заклятье. Он был страшен...
   - Не надо! - Промычала тварь, поднимая когтистую окровавленную лапу, что своей длинной доставала до земли. Огромные крылья, оканчивающиеся острыми шипами, подняли ее в воздух. Шар сорвался, не достигнув своих реальных размеров, маг поторопился ударить вслед удаляющемуся монстру. Огонь попал ему в спину, на краткий миг, в ночном небе вспыхнула жуткая огненная фигура, мерно махающая крыльями. Свет вспыхнул и погас....
   - Нет! Нет! Боги! За что?
   Голос Имхотепа разнесся далеко в ночи. Обессиленный, он рухнул на колени возле девушки, пребывающей в спасительном беспамятстве. Его грудь рвали глухие рыдания.
   Фараон был мертв...
   Разодран на мелкие клочки, так что и хоронить-то было нечего...
  

* * *

   Сильные крылья несли ее на север. Скорей, скорей! Даже в таком обличье она сможет заглянуть в источник. Она должна знать - что с девочкой?
   Амира ударила не сильно, просто тряхнула плечами. Но она совсем забыла как сильно это тело... Как много, оказывается в нем яростной злобы, гнева и жажды крови. Если бы не он, не Сехемхет, поставивший защиту на хрупкое тело внучки, тварь, внутри которой билась живая душа Амиры, разорвала девочку на куски. Он спас ее. Спас ее девочку от нее!
   Спас ее?.....
   Тревога переполняла ее. Звезды мерцали, словно глаза ее внучки, ее девочки, ее Нефрет. Как странно она кричала, когда бросилась на нее. Она так защищала этого гадкого, подлого мальчишку! Можно подумать, она любила его! Можно подумать...
   Она любила его?....
   Любила....
   Его....
   Она вновь вспомнила видение из источника. Сехемхет бьет ножом ее девочку, всюду кровь. Кровь! Потом ничего не видно. А потом она увидела свою девочку, всю в крови, лежащую на песке, а у ее ног - рыдающего Имхотепа, мужчину с которым Нефрет целовалась, пока не появился фараон...
   Амира оглянулась. Специфические свойства жуткой твари, в теле которой она находилась, позволили ей, сквозь тьму и расстояние, увидеть тот клочок земли, где она дала волю своей ярости, своей ненависти к роду правителей Египта.
   Пустыня вздрогнула от ее гнева. О, Боги! Что я натворила? Ее девочка лежала в крови, а Имхотеп рыдал у ее ног. Напрягшись, она смогла заглянуть внутрь девушки. Сердце толчками гнало кровь по венам. Она уже отводила взгляд, убедившись, что ее внучка жива, когда увидела еще кое-что, заставившее ее замереть в воздухе.
   Неподалеку от сердца девушки, маленькое сердечко быстро перегоняло кровь, испуганно стучась в еще не полностью сформированном тельце...
   Рев сотряс пустыню. За несколько часов, она одолела расстояние до храма. Она неслась быстрее ветра, чувствуя, как могучие, не знающие усталости мышцы, сводит до боли от напряжения. Ветер был в лицо, наверху было холодно. Амира ничего не замечала, перед ее глазами проносились те сцены, что она видела у источника, только теперь она толковала их по-другому!
   Она видела не похоть, а страсть и любовь во взгляде молодого фараона. Видела не ужас, а негу, что порой подкашивала ноги Нефрет, когда юноша обнимал ее. Видела страсть там, где раньше ей виделись лишь страх и ненависть! Видела причину тоски и слез внучки. Ее девочка любила правителя! И она, своими руками, разрушила счастье единственной кровиночки, что осталась у нее в этом мире.
   Амиру захлестывал ужас. Почему же источник не показал всего? Почему позволил ей думать, что это фараон убьет ее девочку? Неужели Рея-Кибела? Сцены, одна за другой мелькали перед ее глазами, вся ее жизнь сейчас проплывала перед ней. Вот она стоит на коленях перед статуей любимой богини, моля даровать благословение на спасение единственной дочери Тиры из плена и слышит в ответ грубый приказ не дергаться....
   Воспоминания проплывали перед ее мысленным взором. Она оказалась так глубоко погружена в свои воспоминания, что даже мощная злоба ночной твари не смогла пробиться в них. Ему пришлось оставить ее в покое. И она вспоминала....
   Голос прекрасной богини вновь зазвучал в ее ушах. Звуки складывались в слова, слова в фразы.... Их страшный смысл всплыл в ее сознании и вновь наполнил ее отчаянием. Эхо этого отчаяние огласило ревом ночную пустыню.
   Жрица вспомнила, то, что поклялась тогда никогда не забывать - у богини были БОЛЬШИЕ планы на ее девочек. Она планировала посадить Нефрет на трон Египта! Разъяренный вой вновь огласил пустыню....
   Не прячась, она опустилась во двор храма, неуклюже протопав в свои покои, даже не обернувшись на крики ужаса. Доковыляв до источника, провела огромной лапой над водой, шепча имя своей покровительницы.
   Вода пошла рябью, но изображения не появилось. Раздался тихий издевательский смех и сад залил свет. Амира спокойно обернулась, уверенная в том, кто явится сейчас. Намеренная получить ответы на все свои вопросы, она ждала богиню.
   Увы! Ее ожиданиям не суждено было сбыться. И тут обманула ее Прекрасноликая жестокость. С отчаянием она наблюдала, как в свете стали проступать фигура: одна, две, три.... В голове звякнуло воспоминание. Голосом Сета оно напомнило, что "если оживет дитя ночи, за ним станут охотится ВСЕ боги!". Зарычав от бессилия, она вынуждена была наблюдать происходящее, не в силах изменить того, что оказалось предрешено. Если бы она осталась прежней... О, если бы она могла вернуть свое тело. На час. На один только час! Она наказала бы эту божественную интриганку так, чтоб неповадно было!
   Но, увы! Времени у нее не осталось....
   Из яркого сияющего круга выступили Осирис, Исида и Нефтида. Жрица не двинулась, никак не отреагировав на появление великих богов, еще не совсем понимая, почему сюда пожаловали именно они.
   Где-то сбоку, в углу раздался шорох, перешедший в звуки борьбы. Еще кто-то? Амира не повернула головы. Кто-то еще по ее душу пожаловал? Впрочем, уже не важно. Пусть их! Она знала, что расплата будет быстрой и болезненной, жаль только, что она не успела разобраться с этой мерзавкой - великой богиней! А то, что богов несколько, лишь увеличивает ее значимость в собственных глазах. Значит - она сильна! Значит - ее бояться!
   Тварь, внутри которой она находилась, задрожала от ярости при виде исконного врага. Сознание Амиры затуманилось кровавой пеной ненависти.
   Жажда крови....
   Если вы не были древней тварью, способной только на одно - убивать все живое, получая от этого непередаваемое, почти невыносимое, наслаждение, то вы не знаете - что это такое....
   Жажда крови....
   Взревев, тварь бросилась на врага....
  
  
   В темноте спальни, с постели вскочил Сет, заснувший в ожидании Амиры. Он и сам бы не смог сказать, что же привело его сегодня сюда? Что заставило остаться ждать возвращения жрицы? Его глазам предстала жуткая картина.
   Огромная тварь, что-то среднее между павианом и львом, с ужасными когтями, большущим клювом и шипастыми крыльями, яростно рыча, неслась на трех светлых богов. Это существо слишком сильно было похоже на ту статуэтку, что он когда-то дал жрице, что бы сомневаться в происшедшем. Сомнений быть не могло, она сделала это!
   В центре стоял чернокожий гигант Осирис, рядом с ним замерла Исида - сестра и жена, прекрасные крылья трепетали за ее спиной. По другую сторону от брата, Сет увидел свою жену, сестру Исиды - Нефтиду, олицетворение неплодородных земель. Иероглиф, означающий ее имя, ярко сиял в ночи.
   Соединив руки, боги собирали силу. Воздух вибрировал от мощного стечения магии, земля вокруг вздрагивала. Не надо быть провидцем, чтобы понять, что сейчас здесь произойдет. Это будет казнь!
   Зло фыркнув, Сет прыгнул в дверной проем, рассчитывая за два прыжка достичь любимых родственников и помешать расправе. В дверях он был сбит, вынырнувшим из темноты угла, Анубисом. Оскалив клыки, шакал зашипел:
   - Не дури, друг! Ты же знаешь - так надо!
   - Нет! - Отметая разом все доводы бога, змей тряхнул головой, - уйди с дороги!
   Удар в солнечное сплетение сбил дыхание. С трудом глотнув воздуха, бог пустыни всем телом врезался в Анубиса, мысленным усилием меняя ноги на хвост, которым тут же оплел противника.
   Из темноты раздался боевой рев богини войны, и львица вцепилась лапами в незащищенную спину Сета. Зубы свело от боли. Ударив Анубиса кулаком в челюсть, слыша, как хрустнули зубы, он разогнул хвост, увеличивая силу инерции и сбил нападавшую сзади Сахмет. Но и сам не удержался, упав под весом шакала.
   Краем глаза он еще успел заметить яркую вспышку и луч, ударивший прямо в напавшую Амиру. Стены храма сотряс рев боли, что издала жрица, ей вторил рев ярости огромной змеи, что билась в тисках шакала и львицы, понимая, что не успеет на помощь.
   Магический свет, наполненный любовью ко всему живому, силой и добром, вонзился в древнюю плоть, разрывая, сминая, растворяя ее. Чудовище билось в судорогах боли, становясь, все более прозрачным. Сквозь его исчезающую кожу уже можно было заметить очертания изящного женского тела, что выгибалось дугой, расставаясь с жизнью.
   Ни на мгновение не прекращая потока магии, Исида закрыла глаза. Ее всегда ужасало, что можно убивать любовью...
   Даже через сомкнутые веки, она видела мучения жрицы, слышала ее крики. Всхлипнув, она прижалась к плечу мужа, неосознанно посылая вместе с любовью волну сострадания. И вздрогнула, услышав, как заверещала исконно злобная тварь.
   Слезы сбегали по бархатистым щекам, капая на грудь. Вопли стихли, превратились в еле слышные стоны. Исида почувствовала, как Осирис сжал ее руку, поддерживая ее, и вложила последний удар в общую волну света.
  
  
   С ужасом, Сет следил, как бьется тело Амиры. Ее стоны и хрипы терзали его слух. Он погрузил клыки в живот Сахмет, не обращая внимания на боль, от которой запульсировало тело. Богиня не осталась в долгу и рвала когтями и клыками все, до чего могла дотянуться. Он пил ее кровь, понимая, что все уже кончено. Жрица ушла...
   Свет вспыхнул в последний раз и угас. Анубис перехватил голову кобры, силой заставляя бога пустыни сменить облик. Помятая, с разорванным животом, Сахмет, поскуливая, отползала от них, приобретая человеческий облик. Всхлипывая и ругаясь, она засунула руку, через одну из огромных дырок, оставленных зубами змея, себе в живот и принялась наводить там порядок. Зрелище было пренеприятное!
   Осирис повернулся к храму, с трудом оторвав взгляд от смертной. Даже теперь, уйдя на Запад, она была прекрасна! Он покачал головой. Жаль! Он много слышал о ней, но лично не был знаком. Великий бог перевел взгляд в проем двери, где стояли, словно обнимаясь, два друга.
   Сет уже не дрался. Злость ушла. Не отрываясь, он смотрел туда, где среди экзотических, необычных для этой части земли, цветов, лежало тело Амиры.
   - Сет? - Анубис попробовал заглянуть в его глаза. Не получилось. - Держись!
   - Да пошел, ты! - Вырвавшись, мужчина преодолел расстояние, что отделяло его от Амиры.
   Покачав головой, Осирис поднял руку. Амира - их сестра, но она нарушила все запреты. Да и еще много чего успела натворить! За многие из ее грехов полагалась полная смерть. Без права возрождения!
   Еще раз окинув взглядом тело, возле которого на коленях стоял брат, Осирис собрал в ладони горсть живого огня...
   - Нет! - Сет закрыл женщину собой. - Она - моя! Я не дам тебе уничтожить ее полностью! Ты уже убил ее! Тебе этого мало? - Глаза бога пустыни метали молнии, земля вокруг светлых богов задымилась, готовая вскипеть огненным адом.
   Зная, что с братом бесполезно спорить, он совсем не изменился, Осирис наполнил огонь несгораемостью и магической силой, и почувствовал, как к плечу прижалась жена. Потеревшись нежной, все еще влажной от слез, щекой о плечо мужа, Исида тихо прошептала, глядя на Сета:
   - Не надо, любимый! Она уже наказана! Пусть будет три тысячи лет мертва и жива.... Оставь ее...
   - Да! Оставь ее мне! После проклятья Исиды она вам не страшна!
   - Он прав, - Нефтида с грустью взирала на мужа. Они не виделись более ста лет, а он совсем не изменился. Даже не заметил ее! - Мы уже убили ее, прояви же милосердие, - улыбнулась она, вызвав презрительный плевок со стороны бога, воплощающего зло пустыни.
   Никто не мешал змею, когда он поднял тело смертной женщины и, обернувшись смерчем, унесся в пустыню. Осирис огляделся: Анубис, подхватив на руки Сахмет, уже исчез из этого мира. Кивнув спутницам, великий бог скрылся в портале. Все стихло.
   Лишь вдали нарастал неясный шум.
   Начиналась пустынная буря...
   И некому было отныне противостоять ей....
  
  
   Небо исчезло. Песок стонал и метался, скрывая солнце, разрывая барабанные перепонки. Казалось, что пустыня, словно взбесившийся зверь, встала на дыбы, выла и билась в судороге боли. А в глубине этого безумия, лежала огромная змея, свернувшись в кольцо вокруг обнаженного тела женщины.
   Здесь, в самом центре бури, внутри кольца было тихо. Виднелось ясное небо. Здесь было светло.
   Огромный глаз, время от времени чуть сдвигался. Сет смотрел на смертную, что затронула его, и думал.
   Был ли он влюблен? Нет! Конечно, нет! Зло не умеет любить! - Он хмыкнул, - тогда почему же ему так плохо? Она сломала его одиночество. Она помогла ему отомстить. Она не боялась его и испытывала страсть в его объятиях! Она была очень похожа на него, в отличие от положительной, приторной Нефтиды....
   Любил ли он? Конечно, нет! Он видел, как убивали любовью. Зачем ему такие нежности? Она - просто смертная! Тогда почему он дрался из-за нее? Почему просто не ушел, оставив ее наедине с ее судьбой? Почему так хотел спасти? Помочь?
   Помочь. Спасти. Такие, не похожие на его обычные действия, слова. Раньше они ничего не значили. А теперь? Теперь он знал их на ощупь. Знал их на вкус. Даже больше..... Теперь он ощущал это знание всем телом. Или что у них там, у смертных, отвечает за столь необычные желания...
   Сердцем?...
   Что же он чувствовал к ней? Кем она была для него? Чем тронула? Как зацепила? Неужели это и есть.....?
   Вопросы, вопросы...
   Сет думал. Пустыня металась и билась от ярости и горя. Мир сошел с ума.... И некому было остановить, успокоить пустыню. Последняя Повелительница Бурь была мертва. Ее тайное искусство ушло вместе с ней...
  
  
   Сет горевал, и пустыня металась в агонии три дня и три ночи. На утро четвертого дня все стихло. Ветер улегся. Песок осел. Стало очень тихо. И очень светло. Жизнь возвращалась в пустыню. Медленно, еще не веря в окончание этого хаоса, мелкие зверюшки и букашки вылазили из своих нор.
   Вот тогда, огромный змей, положив тело себе на плоскую морду, двинулся к храму пустыни. К храму, где жила и царила Амира, последняя повелительница бурь.
   Стены были разрушены, крыша провалилась, прекрасный сад - полностью уничтожен песком. В храме не было видно людских тел, значит, оставшиеся жрицы смогли в этом хаосе спасти людей и вывести их за пределы пустыни. Хорошо!
   Представив себе сферу вокруг развалин, Сет напрягся и прошипел заклятье. Воздух дрогнул. Нежно-голубое сияние заключило бывший храм пустыни в идеальный шар. Его края засверкали всеми цветами радуги, он переливался и искрился. Потом ослепительная вспышка залила все вокруг светом. Когда свет померк - огромный, полуразрушенный храм исчез, перенесенный древним богом в неведомые дали.
  
  
   Говорят, что где-то, в глубине пустыни, в самом ее сердце, стоят развалины древнего храма. Внутри них цветут удивительной красоты цветы, что не всегда встретишь и в далеких заморских странах. Храм окружает стена из непролазного, давно засохшего и превратившегося в камень, колючего кустарника. А в глубине храма, в единственной уцелевшей комнате, возле которой звенит ручей, на постели из шкур давно исчезнувших животных, спит вечно прекрасная Амира Изифа Заура, последняя Верховная жрица, способная повелевать бурями. Тот, кто заглянет в этот ручей, сможет узнать прошлое и будущее. Тот, кто сможет разбудить жрицу, станет равен властью самим богам...
   Так родилась легенда...
  
  
   Последние слова заклинания отзвучали под каменными сводами, и наступила тишина. С ужасом и надеждой ждала Нефрет, каков будет результат. Из мрака, позади огня послышался шелест, и выступила мрачная тень.
   Анубис был ужасен и прекрасен одновременно. Глаза сияли ночной звездой, черная шерсть искрилась и отливала в свете пламени, а стройное мускулистое тело вызывало зависть и восхищение.
   Несколько долгих секунд он разглядывал свою жрицу в полном молчании. Затем бог издал тихое рычание, которое незаметно перешло в связные слова:
   - Чего ты хочешь, жрица, от своего бога?
   В его вопросе не было ярости, лишь легкое любопытство. Полуусмешка обнажила перламутровые клыки. Да, он был богом, полушакалом, но его мужское, так похожее на человеческое, тело накладывало определенный отпечаток на его поведение, особенно рядом с прекрасной женщиной. Как бог, он умел ценить красоту, а человеческое тело реагировало на человеческую плоть.
   Глядя на это великолепное, но жуткое существо, Нефрет с трудом разомкнула зубы, что свело судорогой от ужаса при появлении Анубиса. Во рту пересохло, и в горле стоял ком, а голова была абсолютно пуста. Она просто не могла сообразить, хотя и пыталась, зачем же она вызвала грозного бога мертвых.
   Нервно облизывая губы, Нефрет глазами скользила по фигуре Анубиса, судорожно пытаясь найти ответ и, почти теряя голову от страха, что терпение шакала сейчас лопнет. Озарение в памяти произошло неожиданно, в тот момент, когда растерянный взгляд жрицы дошел до вздыбленного мужского достоинства Анубиса. Девушка почти услышала свой голос, хотя и не проронила в этот миг не звука, который громко выкрикнул внутри нее имя возлюбленного - Сехемхет!
   С губ шакала сорвалось грозное ворчание, его черные, как тьма, глаза встретились с зелеными очами жрицы и образы, что замелькали перед ее мысленным взором, окружили их в реальности, показывая богу, чего жаждет девушка.
   Задохнувшись от удивления, она следила за происходящим. Вот слышится стон и, раздвинув ветки, она видит израненного юношу, что умудрился выйти живым из схватки с зухосом; вот, в полумраке кельи, она склоняется над раненным, его глаза распахиваются и, утонув в их глубине, она припадает губами к его губам; вот, встречая рассвет, он поднимает ее на руки, хвастаясь самому Ра красотой своей возлюбленной, а потом Нефрет обвивает ногами его талию, и он берет ее, сильно и мощно. А вот на территорию храма врываются люди фараона и изумленная девушка узнает, что ее возлюбленный - принц Сехем - Кнет, сын фараона.
   Картины мелькали вокруг, одна за другой. Сила ее переживаний и искусство Анубиса были так велики, что их окружали не только сами видения и голоса, но и запахи цветов, и жаркий ветер, и прохлада ночи. Все, до мельчайших подробностей, мелькало перед ними, окружая их на доли секунды и исчезая. То были ее живые воспоминания об их любви, их жизни. Они мелькали очень быстро, но за это краткое время девушка успевала не только вспомнить, но и пережить все, что она испытывала в тот или иной момент.
   Вот ее вновь обдало холодом и, против воли, Нефрет подняла глаза, хотя сердце молило: " Отведи глаза, мне не пережить этого вновь!". На ее глазах фараон Сехем - Кнет погиб во - второй раз...
   Тьма окутала обе фигуры, и в этой тьме, горе навалилось на хрупкие плечи, грозя раздавить и смять тоненькую фигурку. В полной тишине, ослепшая от слез, Нефрет встретилась взглядом с очами бога.
   - Дай мне поговорить с ним!
   - И все? Ни просьбы вернуть его, ни мольбы оживить ушедшего фараона, ничего этакого? Лишь поговорить? Зачем? Он в мире ином, ему предстоит встреча с богами, на суде Осириса, а он к ней не готов! А, вместо того, чтобы ему помочь, ты просишь отвлечь его внимание на мир, что стал для него слишком мал? Я думал - ты умнее! Попробуй попросить еще раз. Если просьба окажется более мудрой, я, возможно, и решусь ее выполнить....
   Мрак его глаз заглянул в ее душу, неся холод и жар одновременно. Сцепив руки так, что костяшки пальцев побелели, Нефрет вновь произнесла:
   - Дай мне поговорить с ним!
   Во мраке глаз появилась крохотная искорка и, сверкнув, на мгновение, сделала очи бога огненными. Две молнии ударили у ног жрицы, стены гробницы сотряслись от грохота, с такой силой молнии из глаз Анубиса ударили в пол, демонстрируя зарождающийся гнев.
   - Ты, кажется, не поняла? - от его грозного рыка заломило уши. Его размеры резко увеличились и теперь она была ему лишь по пояс, хотя вначале разговора смогла бы спокойно обнять его за шею или почесать за ухом, лишь немного подняв руки выше плеч.
   Рост Анубиса замедлился, по-видимому, он был все же недостаточно разъярен, чтобы разрушить усыпальницу Джосера. Упрямо сжав губы, Нефрет закричала:
   - Дай нам поговорить!
   Огромные руки схватили хрупкую фигурку, еще мгновение и жизнь покинула бы ее, но в этот момент все стихло. Анубис замер. В наступившей тишине он что-то услышал. Что-то, что было недоступно слуху смертных, но он отпустил свою жрицу, стремительно вернувшись к человеческим размерам, благодаря чему Нефрет не упала на каменный пол с высоты в два своих роста, а лишь ударилась пятками. Огонь сузился в очах Анубиса до искорки и исчез.
   - Глупец! - клыки шакала сверкнули, и он растворился во тьме.
   Не зная, что и думать, Нефрет потрясенно вздохнула. В следующее мгновение ее коснулась легкая прохлада, ветерок был напоен ароматом лотоса, любимого цветка Сехемхета.
   Его голос зазвучал отовсюду и неоткуда. Еще до того, как он выступил из темноты в круг света, Нефрет услышала свое имя и ласковые слова, что он произносил когда-то, видя ее:
   - Нефрет, свет утренней зари, имеющая сердце огненной львицы, что ты вытворяешь?
   Не в силах справится с горькой радостью, с болью, сквозь слезы она вглядывалась в него.
   - Сехем - Кнет...
   - Нет! Зови так, как звала всегда. Рядом с тобой я всегда был лишь мужчиной, хотя и мечтал выглядеть гордым и могучим правителем, дабы ты могла гордиться мной! - усмешка скользнула по его губам, не коснувшись печальных глаз.
   - О Сехемхет, любовь моя, что мы натворили!
   - Увы, сестра моя, увы! - Он хотел покачать головой, но не смог оторвать от нее взгляда. - Теперь я знаю, что ты была права. Я говорил с отцом, и Джосер подтвердил: ты - дочь его и Тиры! Вот почему боги отвечают на твой зов. В тебе течет кровь трех великих родов, поэтому твоя сила велика, не смотря на то, что ты - женщина... Но, даже признание Джосера не объяснило мне того, почему мы не могли быть вместе. Впрочем, теперь уже поздно горевать о том, что безвозвратно ушло. Я рад увидеть тебя еще раз, о, свет моей души, родник моего счастья. Что ты хотела сказать мне?
   - Я - хриплый голос сорвался, пересохшее горло подвело ее. С трудом сглотнув, она прошептала,- я могу вернуть тебя в мир живых!- Он лишь покачал головой и вновь улыбнулся и, скорее сердцем, чем умом, она поняла - он не хочет обратно, он будет ждать ее там. - Я хочу, чтобы ты знал - я жду твоего сына! Твой род не угаснет....
   -Сын? - В его глазах, наконец-то, зажглась радость, а прозрачное тело чуть двинулось в ее сторону, но, коснувшись света пламени, отступило опять в полумрак, где он почти казался живым. - Мой сын? Ты беременна? - Свет счастья озарил его и теперь, вокруг него было ровное, чуть голубоватое свечение, что делало его еще более прекрасным и нереальным. - О, моя звезда, заря моего дня, даже после смерти ты наполняешь меня радостью! - Он протянул к ней руки, но вздрогнул, услышав что-то, как до этого бог Мертвых.
   - Мне пора. Ты никогда до конца не верила в мою любовь к тебе, но ты была не права, - он торопился, слова звучали все быстрее, - ты и не знаешь, на какую любовь способны мужчины! Свет моей любви будет охранять твою жизнь и, когда твое солнце зайдет на Западе, я буду ждать тебя в погребальной комнате. Никогда более, ни в этом мире, ни в том, ты не останешься одна, моя перламутровая богиня, мой райский сад наслаждения. Моя вечная любовь...
   Слова растворились в тумане, их эхо стихло под сводами пирамиды.
   - Я люблю тебя, муж мой! - Прошептала Нефрет в темноту и поднесла руку к сердцу в последнем приветственном жесте.
  
  
   Утро уже зародилось, когда Нефрет вышла из гробницы Джосера, но Ра еще не явил миру своего лика, и она с трудом различала предметы. Оглядевшись, девушка выбрала для себя направление движения - в Мемфис! Ей предстояло самое тяжелое, самое страшное, что только можно вообразить - сообщить брату о гибели брата....
   Сделав знак подчинения в воздухе, она позволила духам подхватить себя, коротко приказав "В город" и надолго задумалась, даже не осознав, что только что совершила почти невозможное - подчинила себе духов воздуха, не умея того делать. Лишь однажды Имхотеп катал ее подобным образом, и услужливая память не просто восстановила и выдала заклятье и жесты, но и необходимые навыки для данной поездки. А силы? Теперь у нее их очень много.
   То, что не убивает нас, делает нас сильнее....
  
   ГЛАВА 18
  
   Мерит-Ра злилась все сильнее. Ни Имхотепа, ни фараона так нигде и не нашли, а во дворце, да и в самом городе уже поднялась настоящая паника. Она словно волны, расходилась от дворца по площади, и дальше по городу. Гарем голосил на все лады, придворные, на все ее попытки объяснить, что фараон выжил во вчерашнем нападении, только качали головой, упрямо твердя, что выжить после встречи с тенями не удавалось еще никому и что она - сошла с ума от горя. На этом основании во дворец съехались практически все правящие жрецы и высшая знать. Они нахально уселись в тронном зале и принялись горестно стонать, попутно выясняя - кого же теперь сажать на трон?
   Ее мнением, естественно, никто не озаботился! Кенна по-прежнему не приходил в себя, а этот глупый гуляка- фараон так и не появился. Нет, ну право слово, показался бы народу и развлекался бы дальше с кем захочет! Да еще и Имхотеп.... Отсутствие первых лиц государства в купе с (по слухам , уже смертельным) ранением Кенны породило массовые беспорядки.
   Терпение принцессы лопнуло, когда к ней в спальню ворвалась толпа во главе с опальными жрецами Мерет и Потифар.
   - Советуем вам, моя дорогая, - гадко ухмыляясь, подошел к ней Потифар, - возвратиться обратно на родину. Видите ли, с гибелью нашего бедного фараона, абсолютно некому стало ни жениться на вас, ни просто оценить ваши - он окинул ее с ног до головы липким маслянистым взглядом, как окатил помоями, - прелести...
   - Что? - Ее потрясение было так велико, что в первый момент она даже не поверила, что это занюханное ничтожество смеет говорить с ней в подобном тоне.
   - Он говорит, дура ты ненабитая, - Мерет грубо схватила хрупкую девушку за руку, наслаждаясь ее полным беспомощности взглядом, и уже предвкушая, как сломает нахальную заграничную красотку, - чтобы ты катилась из нашей "бедной" страны, ибо теперь она долгое время может находиться в состоянии гражданской войны, так сказать....
   - Убирайтесь к Сету и не волнуйте меня понапрасну! - Довольно спокойно ответила ей ливийка, с неженской силой, особым приемом вырывая руку.
   - Ах ты.... - Толстуха замахнулась, но ее перехватил Потифар.
   - Ну зачем же так грубо, дорогая. Нам вовсе не нужны конфликты с соседней страной. Стража! Арестуйте ливийскую принцессу и доставьте на границу нашего государства. Пусть ничто не угрожает ее драгоценному здоровью в столь неспокойное время! - И, наблюдая, как ошеломленную девушку скручивают, добавил - А чтобы не поранилась - заверните ее в ковер. Да именно! До границы довезете так. Тогда уж точно останется цела!
   Нет. Еще и тогда она была недостаточна зла и, всего лишь создала вокруг себя защитную сферу, расшвырявшую глупцов из городской стражи, затащенных сюда под предлогом якобы подкупа и предательства со стороны дворцовой охраны..... Она всего лишь намеревалась побыть какое-то время в сфере, пока не появится Сехемхет, а уж тогда, когда он поставит на место своих слишком обнаглевших подданных, высказать ему все, что она думает о людях, которые шлются неизвестно где, когда их братья, прикрывшие им спину, практически умирают! Действительно собиралась....
   - А этого, - услышала она противный голос жреца, в котором звенело ничем не скрываемое торжество, - обмыть благовониями и отдать в жертву Себеку. Он все равно отравлен древним ядом и скоро превратиться в зомби, убивающего все и всех на своем пути. Лучше обезопасить народ с помощью великого бога!
   А потом Кенна застонал от боли....
   И она ударила. Не раздумывая. Первым, что пришло в голову. Несколько человек из стражи, что так неосмотрительно перегородили ей дорогу обратно в комнату, тупо соображая, как же спеленать мерцающий силой шар, что при соприкосновении с любым физическим объектом отбрасывает последний от себя на расстояние от трех до пяти метров, вспыхнули свечками, погибнув прежде, чем успели закричать от боли. Разъяренной фурией, ворвалась она в покинутую комнату.
   На ее пути встала груба тварь Мерет, но ее уже было не остановить. При взгляде на беспомощно валяющегося на полу Кенну, которого не просто сбросили, но и успели ударить по лицу, разбив нос и губы, она взвыла от ярости. Никогда не умевшая правильно оценить противника, жрица замахнулась, с намерением пробить магическую стену грубой силой, в превосходстве которой всегда была так уверенна. Давний опыт с Тхеком ее, увы, ничему не научил!
   Нет, она не стала тратить на нее больше времени, чем на тех несчастных в коридоре, вот только сил в заклятье вложила куда как меньше, при этом потратив лишнюю секунду на то, чтобы обездвижить визжащую от боли, заживо сгорающую великаншу. И тут же почувствовала удар. Потифар, так неосмотрительно забытый ею, сорвал ее защиту. Ловок, скотина!
   Он тряс руками, наколдовывая еще что-то, но у ее любимого открылись раны и лужа на полу стремительно увеличивалась. Не долго думая, она наложила защитную сферу на самого жреца, изменив лишь два слова. Его сфера была защитой внутрь...
   Оставив мерзавца разбираться в заклятье, его собственное, отраженное сферой в последний миг опутало его с ног до головы липкими паучьими сетями (подвела жадность - хотел побольше особ царского рода скормить своему зухосу), она резко обернулась к оставшимся участникам шоу. Хватило одного ее злобного взгляда, чтобы мятежники сообразили, что среди них нет больше ни жрецов, ни магов, а значит и защита их, против этой мегеры - СОМНИТЕЛЬНА!
   Они исчезли из комнаты раньше, чем она сказала: "Бу!". Магическим усилием, она подняла любимого с пола, переместив его на кровать. Не имея способностей к целительскому искусству, все, что она смогла, это перевязать его раны порванной на бинты простыней, моля всех богов поторопить блудного фараона, он просто обязан срочно вернуться на место! Обмыла разбитое лицо, осторожно касаясь ободранных губ. Похоже, тут не обошлось без туфель или...
   Ее взгляд переместился на бьющегося в паутине Потифара.....
   Глаза Мерит-Ра наполнились нехорошим блеском, сказав пару слов, она дала сфере знак - сжиматься! И отвернулась, не интересуясь более ни этим ничтожеством, ни выполнением собственного замысла.
   Сфера, с бьющимся в ней человеком, медленно поплыла к окну. Ее путь лежал к середине великой реки Нил, где жили самые "не божественные" зухосы...
  

* * *

   Он не понимал, что же случилось? Гадкая, мерзкая девчонка вдруг оказалось сильна, очень сильна в магии! Она сломала его заклятье сна, отбила путы на него самого и засадила его в эту ужасную сферу, что постоянно била его энергией при каждом соприкосновении с ней. А потом...
   Она что-то прошипела ему...
   Он не понял ни слова, что-то на древнем....
   И он оказался... О, боги! Он бился в сетях огромной паутины. Как? Как она переместила его сюда? Неужели такое возможно? В Ливии всех царских отпрысков учат такому кошмару? Он еще не до конца понял, что же сотворила с ним эта глупая тварь, но, как всегда, был твердо уверен в своих силах и полном превосходстве.
   Сейчас он высвободится из этих дурацких пут, а потом... Потом он призовет на помощь силу своего бога и они все узнают, где раки зимуют! В том, что Себек сразу же откликнется на его зов, он не сомневался ни секунды. Да и с чего же было сомневаться, разве не появилась у него, Потифара, возможность не просто принести ему в жертву сына фараона, но и самому сесть на трон? Завладеть Рубином фараонов....
   Что-то отвлекло его от сладких грез, в которых он уже видел себя сидящим на троне, а красные лучи могущества ласково касались его усталых плеч, вливая в него мощь, почти равную самим богам. Что-то навязчивое....
   Звук!
   Мерзкий такой, скрежещущий шелест. Жрец с любопытством огляделся в поисках источника неприятного раздражения. Увиденное заставило его даже не закричать, нет, заверещать от ужаса. По толстым канатам липкой паутины медленно, но неотвратимо к нему приближалось огромное волосатое тело. Тварь разглядывала его маленькими красными глазками, а с длинных мощных челюстей сочился и капал яд, отвратительный запах которого уже достиг ноздрей испуганной жертвы, заставляя задыхаться и кашлять до рвотных спазмов, что сильно помешало распутыванию пут.
   Руки Потифара, уже освобожденные, суетливо дергали липкие тенета, он извивался всем телом, спеша освободиться, дрожа от ужаса так сильно, что пот заливал глаза, и зубы громко стучали, мешая произнести хоть какой-то внятный звук. Его память разом опустело, словно и не вкладывал он в нее столь усердно на протяжении многих лет знания и коллекционные заклятья, считавшиеся утерянными даже в царских хранилищах.
   Тварь не издавала ни звука, с холодным равнодушием следя за судорожными движениями жертвы. Она точно знала, что последует дальше. Она точно знала, что жертва никуда не денется из ее челюстей. В ее холодных, не человеческих зрачках светилось какое-то нереально-злобное торжество, когда она приблизилась к жрецу и одним сильным движением воткнула острые зубы ему в живот, впрыскивая яд.
   Он забился, закричал от ужаса, о чем-то плакал, кого-то умолял, но понимал, что все напрасно. Все было бесполезно. Гигантский паук растворит его и высосет, КАК МУХУ! Почему-то, ему вдруг вспомнилось как кричала и проклинала его племянница, когда воплощение Себека рвало на части ее хрупкое, прекрасное тело еще не отведавшее мужской любви. И стало еще страшнее...
   А вдруг, это наказание за все его грехи?
   Последним усилием воли он воззвал к тому, кому поклонялся столь долгие годы, кому служил, порой даже верой и правдой:
   - Себек! О, Великий, молю, спаси меня....
   И бог услышал его! Реальность вокруг него лопнула, мириадами частиц рассыпаясь вокруг тела и он рухнул в родно египетский Нил. Все еще опутанный по грудь липкой паутиной, он стал стремительно тонуть. В отчаянии, что божество столь странно истолковало его мольбу о спасении, Потифар неожиданно, даже для себя самого, громко ругнулся:
   - А, чтоб тебя....
   И испуганно замер. Огляделся по сторонам, наблюдая, как вокруг него всплывают немигающие глаза. Они следили за ним. Пристально. Внимательно. Мысленно они его уже делили. Ну, уж дудки! Не даром же он столько лет умело управлял ими, с каждым разом все совершенствуя свое искусство. Он отдал приказ. Громко. Уверенно. Властно.
   Вода очень мешала ему, заливала рот, захлестывала глаза, руки ,что поддерживали его на плаву, очень быстро устали, все таки он никогда не пытался совершенствовать свою физическую форму. Жрец повелительно щелкнул пальцами, уверенный что после слов подчинения, эти твари послушно отвезут его на берег. Они действительно двинулись к нему...
   Все....
   Разом...
   - Что за?...
   Тварь справа открыла неимоверную пасть и рявкнула, обдавая его смрадом дыхания:
   - Приятного аппетита, мальчики!
   И крокодилы набросились на отданное им мясо, с остервенением вырывая друг у друга окровавлено-визжащий кусок, бывший некогда высшим жрецом Потифаром....
  

* * *

   Они оставили ее сразу же за рекой. Ничего удивительного, она и не собиралась являться в город тем же способом, что Имхотеп. Зачем?
   Нефрет с трудом передвигала ноги, поднимаясь по лестнице наверх, к базару. Усталость с новой силой навалилась на нее. Сказывалась бессонная ночь и последствия страшного потрясения. Да и неполностью заживленное ранение давало о себе знать. После всего случившегося, чати отнес ее в келью и велел отдыхать. С тупой покорностью она подчинилась. Но, лишь он вышел, встала. Ей нужно было совершить обряд. Эта необходимость двигала ею, поддерживала ее. Давала ей хоть какие-то силы....
   А сейчас....
   Видят боги, она не хотела говорить Кенне, что его брат мертв! Она не могла... Просто не могла! С трудом она подавила рыдания, но слезы все равно застлали глаза, мешая смотреть. Опустив голову, она пыталась сморгнуть их, по прежнему двигаясь вперед, словно во сне, не замечая, что вокруг уже шумит базар, толкаются люди. Что-то спрашивают окликают....
   Горе было таким сильным, что погрузило ее в состояние близкое к оцепенению. С глазами, полными невыплаканных слез, она брела по рынку, не замечая толкающих ее, вечно спешащих людей. Не реагируя на крики зазывал.... Не думая... Не чувствуя....Не живя...
   Кто-то налетел на нее со всего размаха, больно ударив плечом в грудь. Всхлипнув, она сжалась в комочек, готовая зарыдать уже в полный голос...
  
  
   - Вор! Держите вора!
   Крик летел по рынку, заставляя покупателей вздрагивать, судорожно проверяя собственные кошельки и прочие места, в которых они хранили свою наличность и ценности. Раздвигая ряды двигался стражник, удерживая на толстой цепи павиана. Обезьяна визжала и металась, пытаясь сорваться с привязи и мчаться вдаль, туда - за преступником, за украденной вещью.
   Народ вокруг гудел и подбадривал животное одобрительными криками. Рядом со стражником брызгал слюной толстый продавец, визжа не менее противно, чем обезьяна, и требуя справедливости. Он суетливо размахивал толстыми руками, на пальцах-сосисках которых так и сверкали драгоценные каменья, в красках объясняя, что следует сделать и как с негодяем, что осмелился украсть у него перстень. Толпа, в принципе не любившая жадных торговцев драгоценностями, слитно поддакивала, предвкушая, если не саму казнь, то уж травлю и показательное избиение негодяя.
   Взвизгнув, мерзкая тварь с визгом набросилась на хрупкую девушку, что не успела уйти с дороги блюстителей порядка, беспомощно оглядывающуюся и готовую вот-вот разреветься. Визжа, павиан вцепился в нее грубыми корявыми пальцами, оставляя синяки и разрывая тонкую, дорогую ткань наряда. Толпа ахнула.
   Смущенные стражи, решившие что "подлой макаке просто сексу захотелось", суетно принялись растаскивать сцепившуюся парочку, один из которых визжал так, как будто его режут, а вторая не кричала лишь потому, что онемела от страха. Они уже представляли сколько неприятностей может им устроить за этот инцидент явно не бедная госпожа, когда коготь животного, почти задушенного от усердия в процессе оттаскивания, порвал поясной кошель. На камни мостовой дождем хлынули драгоценности....
   Толпа замерла, пораженная открывшимся богатством....
   И тут в тишине на редкость громко заверещал торговец. Выхватив из рассыпавшегося сокровища две вещи он тряс ими, с каждой секундой просто краснея от возмущения, хотя дальше, казалось бы и вовсе некуда. В одной руке он сжимал украденной у него перстень, в другой, на цепочке раскачивалось "Сердце заката", дитя Рубина фараонов....
  
  
   Сказать, что он был испуган, это значило нагло умолчать о его состоянии. Имхотеп откровенно паниковал! Сегодня ночью случилось самое страшное, что только могло с ним произойти. На его глазах был зверски растерзан фараон. Его дорогой мальчик. Его любимый ученик. Сын, которого у него никогда не было. Его нежно-любимая девочка, кажется, помешалась от горя. Она ушла! Он оставил ее отдыхать, и ему даже в голову не могло придти, что в том состоянии она еще может куда-то пойти. Только поэтому он не оставил никого, чтобы приглядывать за ней и вот...
   Она пропала! Ушла в неизвестном направлении! И никто ее не видел, никто ничего о ней не знал! О, боги! Что же делать? Духи были им уже разосланы во все концы, но сидеть и просто ждать у него не было ни сил, ни терпения, да и разговор с Анубисом потряс его до глубины души. Его девочка сядет на трон!
   Трон Египта!
   Ему вспомнилось, как он рассуждал о том, что она имеет на этот самый трон некоторые права, и вот.... О, боги!
   Не в силах усидеть дома, он вышел на улицу. Ему надо было что-то делать. Он хотел найти ее. Найти и защитить. Она и Кенна были последней надеждой Египта на спокойную жизнь. Если с ними что-то случится, страна окажется вовлеченной в гражданскую войну с таким разделом имущества и власти, что небеса содрогнутся!
   Внимание его привлекли поначалу крики толпы. Они не вызвали интереса, нет, видят боги, его внимание было полностью занято, но сам шум раздражал неимоверно, мешая сосредоточиться на малейших взвихрениях магической энергии - он рассчитывал нащупать в эфире излучение "Сердца заката". И в тот миг, когда Имхотеп собирался свернуть на другую улицу, дабы отдалиться от раздражающе навязчивого шума, из центра этой какофонии ударил в небо ярко-красный луч. "Сердце заката" приветствовал солнце.
   Недоумевая, и все более тревожась, чати фараона направился на магический зов, руками, как веслами, раздвигая народ. Его узнавали, ему кланялись, поспешная отступая, расчищая дорогу. С задних рядов к эпицентру волнения уже несся гул:
   - Чати здесь... Чати здесь... Счас она свое получит.....
   Дойдя до центра рынка он в первый момент онемел от удивления. В центре, в руках огромного, жирного, краснолицего торговца, обвешанного, как подарочная мумия, драгоценностями, с ужасающе противным писклявым голосом, которым он выкрикивал оскорбления и угрозы, буквально покачивалась (поднятая за руку, (которую требовали немедленно отрубить, она просто не дотягивалась даже носочками до земли), чуть покачивалась Нефрет. Его девочка отрешенно осматривала толпу и, казалось, решала: ударить по ним огненным смерчем или пустынного урагана будет вполне достаточно?
   В ее глазах исчезали последние капли человеческого. Если он мгновенно не вмешается, то все их заменит слепая, беспощадная ярость на окружающий мир и она начнет ему мстить за утерянную любовь, за страшную гибель брата и любимого, за потерянные возможности и мечты... Мечты о счастье...
   - Нефрет! - Голос чати перекрыл гул, заставив умолкнуть всех, кроме негодующего торгаша, который, похоже, абсолютно не способен был отследить тот момент, когда следует (для сохранности собственного здоровья) заткнуться. Люди во все глаза смотрели на чати. Но сам он смотрел лишь на девушку. Он видел то, что, похоже, не замечал пока никто. Когда это увидят остальные - здесь начнется паника... Если не будет уже слишком поздно паниковать, конечно....
   В высоко задранной руке разгневанной девушке сформировался огненный шар. И он продолжал стремительно увеличиваться!
   - НЕФРЕТ! - Чати стремительно прорывался сквозь пространство, спеша оказаться рядом, чтобы перехватить то чудовище, что она готовилась выпустить в этот мир. Она опять не отреагировала. Он окинул взглядом людей и понял, что именно, вернее кто, глушит его своими воплями. Взмах руки и истошный визг смолк. Торговец, словно рыба, выброшенная на берег умелой рукой, беззвучно широко открывал рот, но звук не появлялся. В панике, еще не видя мага, он перевел взгляд на ту, что схватил столь неподобающим образом, "справедливо" полагая, что она украла не только его кольцо, но и "Сердце заката".
   В хрупкой руке расцветал огненный шар размером с голову теленка!
   О, боги, магичка!
   Одним движением, он резво отбросил от себя девчонку. Не думая и не рассуждая. Подальше от себя, любимого.... В толпу....
   От резкого движения шар сорвался с ее ладони взмыл ввысь и...
   Застыл, перехваченный Имхотепом. Чати резко вспотел. Это странное творение Нефрет было наполнено такой силой.... С удивлением и некоторым страхом он осознал, что не может уничтожить его. Он может только держать! При всех его усилиях, даже переместить опасность поближе к реке, что протекает совсем рядом, у него не получалось.... Это могло означать лишь одно - тот, кто его создал, во много раз сильнее опытного мага! Это открытие потрясло Имхотепа. Но как? Он столкнулся взглядом с глазами молча поднимающейся из пыли девушки...
   В них жила пустота....
   Страшная, нереальная пропасть в никуда и ничто...
   Все, что было самой сущностью Нефрет сжалось от непереносимой боли и затаилось, твердо уверенное, что теперь она уже не сможет жить дальше. Не желая жить дальше без него. Зачем? Ведь он ждет ее....
   Ей надо поторопится....
   Девушка встала, холодный, пустой взгляд обвел толпу. Народ, как загипнотизированный змеей гигантский кролик задрожал, затрясся. Хотелось бежать куда глаза глядят, но ноги не слушались. Послушные страшному взгляду, они сделали шаг туда, навстречу неминуемой гибели. Сотнями глаз, с оцепенением следили за тем, как одним жестом, не приближаясь к магу, хрупкая рука рывком вернула себе власть над огненной смертью.
   - Нефрет... - Чати сделал шаг вперед. Она не имела над ним власти, но он и сам бы не ушел отсюда, слишком хорошо понимая, что сейчас может случиться с этими людьми.
   - Уходи отсюда, Имхотеп. - В ней совсем не было жизни. Ни капельки.
   - Нефрет, остановись.... - Он сделал еще шаг и резко остановился, так зло сверкнул ее взгляд. Еще шаг и ее пустота превратиться в злобу, холодную страшную ненависть и тогда.... Не имея сил, За-Ашт почти сожгла ее, и однозначно сожгла себя, а если она, с ее-то возможностями и умением воспылает подобным чувством.....
   О, боги, спасите нас, грешных и помилуйте!
   Он должен ее остановить. Нет, просто обязан.
   - Тебе великолепно подчиняется огонь. - Она не ответила, во глаз не отвела. Шар на ее руке продолжал медленно расти. Он продолжил, с трудом заставляя свой голос звучать спокойно, даже чуть равнодушно, а мозг лихорадочно метался в поисках того, что ошеломило бы ее в этом состоянии. Только так можно было сорвать этот ледяной налет отчуждения с ее души. Что же.... Что же... Быть может Тира... Нет. А если ...
   - Я не удивлен этим, в конце концов ты правнучка самого Сета!
   - Что? - Голос ее дрогнул. Глаза испуганно моргнули. Толпа, отпущенная волей, испуганно завопила при упоминании имени отверженного бога и бросилась в рассыпную. Началась давка....
   - Стоять! - Рык чати, с изрядным добавлением магического влияния, заставил всех снова замереть в оцепенении. Причем некоторых, в весьма неудобных позах. Нет, он сделал это вовсе не из заботы о ближних, мол в давке много погибнет....
   Нет....
   Просто хищник нападает, когда видит, чувствует страх и панику жертвы.
   А его девочка все еще оставалась хищником....
   - Разве ты не знала? - Он осторожно сделал шаг вперед, поближе к ней. - Тира не рассказывала тебе, что Амира Изифа Заура, ее мать, а твоя бабушка, является правнучкой в каком-то там колене, Великого Сета. Именно это родство дает ей власть над пустыней. - И увидев интерес, позволил добавить в глаза чуть доброты, - Ты ведь слышала о Повелительнице Бурь, не так ли?
   В ее глазах промелькнуло какое-то воспоминание. Они ожили, чуть мерцая мыслью.
   - Ее так зовут?
   - Да...
   - Амира Изифа Заура - она покатала слова по языку и робко улыбнулась. - Красиво....
   - Да, - кивнул он, делая последний шаг и обнимая ее. - Привет, красавица, чем развлекаешься?
   Она приникла к нему всей спиной, по детски вздрогнула и перевела глаза на огненную смерть в своих руках. Та была уже размером с нехилого барана.
   - Да вот, планирую путешествие на Запад....
   - Твое право... - он помолчал, вспоминая разговор с Анубисом и рискнул, - а как же сын фараона? Его ты тоже отправишь на Запад? Так просто? Даже не дав ему узреть Амон-Ра?
   - Чем же я так прогневил тебя, о, прекраснейшая? - Голос возник ниоткуда, разлив в воздухе аромат благовоний и разом успокоив всех людей. Нефрет в изумлении вскинула глаза на звук. Солнце сейчас было не столь ярким и на нем можно было рассмотреть носи губы....
   И добрые отеческие глаза...
   Амон-Ра...
   - Что ты планируешь сделать с этим чудом? - Поинтересовалось божество с легким смешком, лучом касаясь ее творения.
   - Не знаю.... - Она во все глаза смотрела на творца, не замечая, как по щекам текут слезы освобождения...
   - Удиви меня! - Попросил ласковый голос. Она перевела взгляд на чати. Кивнув ей, он, по отечески чмокнул ее в макушку: "Давай, девочка!". И, чувствуя, как уходит, растворяется боль утраты от ласковых прикосновений божественных лучей, она, глубоко вздохнув, сбросила оковы, что свели судорогой тело, сковали душу. Огненная птица взмыла в высь. Толпа взволнованно ахнула.
   Вспыхнув, она распалась на двух павлинов, что важно раскланялись перед солнечным ликом, потом перекинулись в петухов, яростно сцепившихся друг с другом, как последние отблески ее боли.... Вот они сшиблись, пошли искры и...
   В небе рассыпались тысячи маленьких огненных бабочек, что в нежном хороводе закружились, подхваченные ветром... Послышались крики восторга, кто-то стал хлопать в ладоши.
   - Браво, девочка! Ты достойная ученица своего наставника. - Солнечный лик обратился к людям, обозревая с высоты сразу же всю благословенную землю. - Боги призвали вашего фараона. Теперь он сидит меж своих родных и близких, братьев и сестер. Не надо кручиниться. Благословенные земли не останутся без правителя. Вот ваша царица. Возрадуйтесь люди, ибо не прервана династия сынов Осириса. Нефрет Сунн Дани дочь Великого Джосера и жена Гор-Сехем-Кнета. Она - царица, данная вам богами....
   Толпа, замершая при подтверждении слухов о гибели фараона, замерла. Но следующие слова породили волну ликования. К девушке бросились со всех сторон, преклоняя колени, целовали край изорванного подола, что-то шепча, смеясь и плача. Кто-то крикнул "Во дворец ее!", и перед ней расстелили богатый ковер. Чати помог ей усесться и был вынужден сесть рядом, так как вцепившаяся в его руку, она просто не желала его отпускать. Толпа с песнями двинулась вверх по городу, ко дворцу.
   С неба на них смотрело улыбающееся солнце и капал легкий, благословенный дождь....
  
  
   Во дворце их встретила Мерит-Ра. Великое солнце она не видела, но рядом с ней стояло достаточно богов, чтобы не быть огорченной. А главное, рядом стоял здоров и невредим Кенна, грустно улыбнувшейся сестре сквозь слезы.
   - Нам нужно поговорить - одними губами шепнула ему Нефрет. Он кивнул, отводя ливийку в сторону и давая место Осирису.
   - Дочь моя... И сестра...- Бог заглянул в ее глаза. - Мне очень жаль...
   Она кивнула, ибо не столько словами, сколь мыслями и образами, разом заполнившими ее, говорил с ней первый царь Египта. Ее наполнили видения и ей открылась истина. Она вздрогнула, когда увидела последнего родного человека - Амиру, превращающегося в страшного монстра, отнявшего у нее жизнь мужа. Исида, всегда идущая с мужем, она передала ей те знания, которыми ее супруг не владел. Об обмане...
   О том, как сильно любила Амира свою девочку до последнего вздоху...
   До самого конца...
   Боль отпустила ее. Она была любима. Очень любима...
   Перед глазами мелькнула ночь и пирамида, в которой она призывала Анубиса. И цветы, оставленные ею на саркофаге, как знак того, что ее сердце вечно с ним....
   А потом она увидела, как за ее спиной запечатываются двери. Как поднимаются пески времени и скрывают от глаз людских недостроенную пирамиду погибшего правителя, ровняя ее с землей...
   Вскинула глаза на Исиду:
   - Но как же...
   - Не бойся, те, кто его любил и так будут помнить о нем, а ты... Он ведь всегда рядом!
   Ее куда-то потянули. Вместе со светлыми богами, Нефрет шагнула на каменные плиты балкона. Ликование и рев толпы оглушили ее. Высшие существа рядом что-то говорили людям, ей... Она оглянулась...
   Где же Имхотеп?
   Он ей сейчас так нужен....
   Хоть одна родная душа рядом....
   Скользнула взглядом...
   И не нашла...
  
  
   Он сделал шаг назад, любуясь ею. Робко и неуверенно, Нефрет подала руку Осирису. Божество лучезарно улыбнулось, сжимая маленькую ладошку, и вывело ее на балкон. Стоявшая на площади, у дворца, толпа содрогнулась от восторга, падая на колени. Воздух взвыл от визга радости и ликования, вырвавшегося из сотен глоток. Она улыбнулась и приветственно помахала им рукой, не пытаясь вытирать слезы.
   Шаг назад.
   Его оттесняли. Узнавали. Извинялись. Мимо пытаясь протолкнуться поближе к божеству, двигались придворные. Мелькнули лица Кенны и Мерит-Ра.... С лица Ипувера медленно сползало выражение недоуменного восторга, заменяясь озабоченным ликованием.
   Имхотеп тяжело вздохнул. Его глаза скользнули по любимому лицу, нежно лаская каждую черточку. Он любовался ею в последний раз...
   Сердце билось глухо и устало, словно наслаждалось своей болью. Боль потери останется с ним, пока будет биться истерзанное сердце. Глаза щипало от непролитых слез...
   Шаг назад.
   Прощай, моя сказочная любовь...
   Моя последняя мечта...
   Пусть твой путь будет легок и чист. Боги любят тебя...
   Девочка...
   - Я люблю тебя...
   Губы прошептали это чуть слышно. В последний раз. Он мысленно коснулся ее нежной щеки поцелуем.
   Шаг назад.
   Он никогда не встанет рядом.
   Он - опора трона...
   Что ж.... Так решили боги...
   Имхотеп пожал плечами, чувствуя, как тяжела ноша потерянной любви.
   Нет...
   Он не убьет свою любовь к ней. Он переродит ее в чистую дружбу и бережную поддержку. Если ей будет нужна его помощь...
   Он всегда будет рядом!
   Вот только...
   Он почувствовал, как надежда на счастье выскользнула из сердца, легкой тенью уносясь вдаль, за горизонт.
   Что ж...
   В мире есть еще много чудес. Много неизведанного и тайного. Он полон сил и может многое дать людям...
   Людям...
   Она оглянулась, скользнув взглядом по толпе придворных. Кивнула друзьям. Не нашла.... Сморгнула слезы. Рев толпы призвал ее внимание.
   Шаг назад...
   Он медленно, словно в забытьи, шел по пустынному коридору. Изредка, то там, то здесь, мелькали слуги и рабы, вечно спешащие куда-то.... Он шел, чувствуя, как теряется, растворяясь в толпе...
   Один...
   Одиночество обняло его, крепко целуя в губы....
   Там, на границе площади, из дальних рядов ликующих масс, чати оглянулся, еще раз запоминая прекрасное видение, что согревало его, даря мечты и счастье.
   Несбыточные мечты...
   Недолговечное счастье...
   Она улыбалась...
   Имхотеп отступил в тень.
   Да будет так...
  
   ЭПИЛОГ
  
   В 1951 году археолог Гонейм был назначен главным инспектором всех гробниц в Саккаре. Это место находится на западном берегу Нила, южнее Каира.
   В сотый раз, обходя пирамиды, Гонейм спрашивал себя: "Может ли быть, чтобы слава Джосера затмила воспоминание о тех, кто правил после него, о его сыновьях и внуках, так же как его пирамида затмила все другие, меньшие памятники вокруг? Возможно, что тут рядом были похоронены эти фараоны, но их гробницы давно забыты".
   Долгое изучение местности привело ученого к выводу: близ ограды пирамиды Джосера должно быть что-то еще. "Это место кажется специально сделанной площадкой. Не может быть, чтобы там, в земле ничего не было". Осенью 1951 года он начал раскопки.
   Почти сразу же археолог нашел следы каменной кладки. Высота ее достигала пяти метров, а ширина - восемнадцати метров. Она оказалась фундаментом ограды, похожей на ограду пирамиды Джосера.
   Раскопки продолжались. Были открыты подземные галереи, часть недостроенной стены с выступами и нишами. Известняковые плиты облицовывали стену.
   Вскоре было установлено, что найденный объект - пирамида. Ее нижняя часть. Первая ступень достигала высоты 7 метров. У ученых возникло множество вопросов. Пирамида осталась недостроенной. Почему? Для кого ее строили? Кто был архитектором?
   Четыре года продолжались работы. Выяснилось, что пирамиду действительно не успели достроить, а лишь вырыли подземные комнаты и галереи, возвели над ними одну ступень и забросили строительство. Песком и щебнем завалили эту стройку, а через несколько веков устроили здесь кладбище.
   Только в начале 1954 года археологам удалось открыть подземную комнату, вход в которую был замурован. Каменная кладка осталась нетронутой. Значит грабители не проникали никогда в эту гробницу, и если в нее что-нибудь положено, то все сохранилось в ценности.
   Сделали небольшой пролом в стене и вошли в длинный коридор, ведущий вниз. Медленно стали по нему двигаться, расчищая путь от щебня и камня. Внимательно осматривая все, что лежало, сквозь мелкое сито просеивали песок, чтобы случайно не выбросить какой-нибудь вещи. И вдруг один из рабочих заметил у восточной стены блеск золота. Осторожно отгребая глину, Гонейм вынул двадцать один золотой браслет, золотой жезл (дерево внутри истлело), золотую коробочку в форме раковины, мелкие золотые украшения и бусы из сердолика и глины. Эти изделия египетских ювелиров, живших пять тысяч лет назад, показывали, какими замечательными мастерами они были.
   Но для археологов находка золотых вещей лишний раз говорила о том. что грабители в гробницу не проникали. Ведь они, прежде всего, унесли бы золото. Итак, пять тысяч лет никто не входил в гробницу.
   С нетерпением ожидал Гонейм того момента, когда он сможет войти в погребальную комнату. Но вот, наконец, расчищен путь, убрана последняя каменная глыба, закрывавшая вход.
   Сияющий белизной нетронутого камня стоял саркофаг, сделанный из отполированного известняка. На его гладких стенках отражался свет электрических фонарей, внесенных в гробницу. Сверху на саркофаге лежал засохший венок из цветов в форме римской цифры 5. Кто положил его на гроб фараона? Жена? Сын? Мы никогда не узнаем этого. Крышка у саркофага сбоку. Осторожно поднимают заслонку и Гонейм с волнением заглядывает внутрь, какое разочарование! Саркофаг пуст, он так же чист, как в тот первый день, когда его закончили египетские мастера - камнерезы. Для кого же строили эту гробницу?
   Но вот, новая находка, в одной из галерей обнаружили несколько глиняных сосудов, запечатанных глиняными пробками, обычно на таких пробках написано имя того, для кого приготовленная могила. Гонейм внимательно вглядывается в иероглифы и читает: "Фараон Сехемхет". Новое царское имя. Ни в одной летописи, ни в одном документе до сих пор не встречалось имя этого царя. Кто же он такой. В какое время царствовал?
   Найти разгадку помогла надпись на одном из камней, там было написано "Имхотеп". Вероятнее всего и эту гробницу строил Имхотеп, который создал для Джосера "мать пирамид". Очевидно, Сехемхет правил вскоре после смерти Джосера, а может быть, был его сыном. Это предположение подтвердилось еще одной надписью, о которой знали давно, но ей не предавали большого значения.
   В Синайские рудники часто ездили экспедиции из Египта для добычи меди. Обычно на скалах полуострова писали имена царей, для которых добывали здесь медь. И вот там, после имени Джосера стояли имена фараонов, которые правили после него. Первым было написано Сехемхет. Раньше это имя неправильно читали, так как никто даже и не предполагал, что существовал фараон Сехемхет.
   После открытия неоконченной пирамиды все сомнения отпали. Итак, Сехемхет, сын Джосера, правил сразу же после смерти отца. Это подтверждает и Синайская надпись, и то, что пирамиду строил Имхотеп, и то, что на стене галереи гробницы было прочтено имя одного из чиновников, служивших при Джосере.
   Но почему не достроили пирамиду? Где похоронена мумия Сехемхета? Почему забыт этот фараон? Пока на эти вопросы нельзя ответить. Можно только делать предположения.....

Р.И.Рубинштейн

"Древний Восток"

1974 г.

* * *

   О самой же Нефрет ничего не известно, правда в истории Египта вскоре появится женщина, что будет управлять им. По легенде на трон ее возведет удивительной силы "магия" и она будет править твердой рукой долго и справедливо, возвеличивая всех богов в равной мере и не отдавая никому из них предпочтения, а ее сын станет следующим Великим фараоном Верхнего и Нижнего Египта, но это уже совсем другая история.
  

К О Н Е Ц

  
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"