Аннотация: Написано на 19 Валаровский конкурс. Сравнивали со Стругацкими, что автору льстит безмерно.
Овечкин был магом. Средненьким магом, если честно, зато самым настоящим. А ведь увидишь такого в толпе - и не поверишь, что маг идет. Маги - они ведь какие? Старцы седобородые в остроконечном колпаке, в синем халате со звездами, и с ворохом манускриптов под мышкой. Или в чалме с рубином, по воздуху летают. Ну на самый крайний случай должны быть у мага круглые очки, шрам на лбу и волшебная палочка со всякими экспелеорумами наготове.
Овечкин же, повторимся, на мага совсем был не похож. Возраста он был среднего, роста среднего, внешности неприметной, ни бороды, ни шрама, ни волшебной палочки. Очки, правда, были, но не круглые, а прямоугольные - стеклышки без оправы. Овечкин считал, что они придают ему благородный и умный вид. На самом же деле очки на носу уточкой вкупе со светло-русыми кучеряшками и не сходившей с лица извиняющейся полуулыбкой делали его совсем беззащитным и даже немного жалким. И фамилия ему подходила, как нельзя лучше. Имени-отчества его, пожалуй, никто, кроме мамы да отдела кадров и не вспомнил бы. Даже жена исключительно по фамилии называла. В скобках заметим, что свою девичью фамилию она менять на Овечкину не собиралась, о чем уведомила тогда еще будущего мужа задолго до ЗАГСа, и обсуждению это не подлежало. Точка.
Про то, что Овечкин маг, знали все. Ну не прямо таки все человечество, но родственники, соседи, коллеги на работе. Знали и подшучивали беззлобно. Ну а что тут такого? Кто-то лобзиком выпиливает, кто-то шарпеев разводит, а Овечкин вот - маг. В конторе за соседним столом сидела Ираида Матвеевна, которая каждое утро начинала с того, что гудела добродушным басом: "Овечкин, а пролевитируй-ка мне вон тот карандаш (степлер, отчет)". Овечкин брал со стола карандаш (степлер, отчет) и руками передавал его Ираиде Матвеевне, потому что настоящие маги на дешевые мелкие фокусы не размениваются. А Ираида неизменно басила в ответ: "И как только это у тебя получается?!" Вся остальная контора рассыпалась мелким смешком и дробными хиханьками, а придурок Ржанов даже всхрапывал по-лошадиному, потому что Овечкин все равно не обижался, а Ираида - авторитет и с бухгалтерией дружит. Да и просто, потому что придурок. Хоть и утверждает, что его фамилия от слова "рожь" происходит, Овечкин точно знал, что она у него от слова "ржать" образовалась. Он специально в эфирных связях посмотрел и знал наверняка.
Овечкин вошел в подъезд и потопал через почтовый ящик к лифту, чтобы вознестись на свой последний шестнадцатый этаж. Почтовый ящик плюнул в Овечкина ворохом рекламок и парой счетов за квартиру и интернет. Лифт послушно раскрыл перед ним пасть, как пациент в кресле у стоматолога, да так и замер напряженно с отверзтыми челюстями. Овечкин потоптался немного в кабине, тыкая в кнопки, и даже попытался дозвониться до аварийщиков, но покореженная металлическая решетка, за которой прятался динамик вызова лифтера, выдала в ответ такие же исковерканные, как она сама, скрежещущие звуки и бесповоротно скончалась. "Ну и ладно, - подумал Овечкин, - хорошо, что сразу, а не между этажами застрял". Он совсем, было, решился оживить лифт волшебством, но передумал. Потому что, какой смысл тратить магию на то, что любой электрик за десять минут исправит? И еще потому, что надо больше двигаться, а то и так работа сидячая, и даже бублик уже вокруг талии образовываться начал. Так что поднимется пешочком на свой этаж, ничего страшного.
Овечкин топал по зашарканной лестнице, вертел головой, читая стены и узнавая, что какая-то Машка - "дура и коза", а кто-то "очень-очень-очень лю..." какого-то Сереженьку. Потом Овечкину стало скучно, и он просто переставлял ноги с одной ступеньки на другую, размышляя о том же, о чем, наверное, думает каждый человек, поднимающийся на шестнадцатый этаж пешком, - о смысле жизни, о мироустройстве и о своем месте на этой грешной маленькой суетливой земле.
Овечкин шел и думал, что вот не зря же он - маг. Для чего-то же он таким уродился. Наверное, не в работе смысл его жизни и предназначение, потому что кому, кроме начальства, нужны эти квартальные отчеты, сводные таблицы и аналитические прогнозы? Может быть смысл в детях? В продолжении рода? Сын у Овечкина подрастал самым обычным шалопаем, на которого жаловались учителя в школе, а соседи в подъезде докладывали, что он курит за домом. Магических сил у него Овечкин не чуял, но это дело такое - тут трудно что-то угадать заранее. Вот у самого Овечкина дар только после двадцати прорезался, после армии. Может и у сына так же будет. И станет он великим магом. Самым сильным и могущественным во всем мире. И сделает так, что на земле люди перестанут болеть и воевать, и каждый второй станет михайлой ломоносовым, а каждый третий зигмундом фрейдом. Может вообще с этого и стоит начинать? Не панацеи искать и бомбы разряжать, а в мозгах у людей поковыряться, чтоб здравый смысл стал, наконец, здравым, и люди начали делать то, что он подсказывает. Тогда получается, что все это его сыну предначертано? А сам Овечкин просто проходящий элемент, второстепенный герой, который просто должен передать волшебную силу потомкам, а сам ни на что больше не пригодный?
От этой мысли Овечкину стало обидно, и он даже споткнулся. Ну не может же быть, чтобы самым его большим достижением в жизни стало спасение бродячего щенка, которого он на прошлой неделе из-под колес машины вытащил. Как тормоза скрипели! Сколько матов от водителя наслушался! Чудом просто самого вместе со щенком не задавили. Но ведь на то и маг, чтобы чудеса творить.
Овечкин остановился отдышаться на площадке между этажами и попытался выглянуть в окно своей "башни". Городу катастрофически не хватало жилья, в спальных районах застраивали каждый свободный клочок земли. Вот и возвели такую одноподъездную "свечку" посреди микрорайона. "Свечкой" этот втиснутый между детским садом и супермаркетом продукт отечественной инженерии и молдаванско-туркменских рабочих рук называли почти все жильцы, но Овечкину нравилось думать о доме, как о "башне". Было в этом слове очарование средневековья, каким его описывают современные фантасты. Со своего последнего этажа Овечкин мог, как князь Игорь, оглядывать свои владения, а жена его, как Ярославна, могла махать с балкона платочком уходящему на работу мужу. Не махала, правда, ну да это дело такое. Главное, что возможность такая существовала. Хотя бы теоретическая.
А еще - но в этом Овечкин не признавался никому - "башней" этот дом стал для него после того, как он прочитал "Темную башню". С тех пор он часто представлял себя стивенокинговским Роландом, который бродит между мирами, помогает тем, кто нуждается в защите, и постоянно идет к своей Темной Башне, стоящей на поле из кроваво-красных роз; башне, которая зовет и манит "через время, через расстояние". И пусть Роланд был последним из стрелков, сметающим все на своем пути и добивающимся своего любой ценой, а Овечкин был простым магом средней руки, к тому же не слишком решительным и уверенным в себе, но ведь мечтать же никто не запрещает, правда? Дети с легкостью верят в то, что кривая веточка у них в руке - это лазерный пистолет, а кусок доски из забора - разящий Эскалибур, и доверчиво делятся этой верой друг с другом и со взрослыми. Жаль, что с возрастом эта непринужденность куда-то уходит, и папа, ведущий сына или дочку в детский сад, очень редко, озираясь, и украдкой позволяет себе попрыгать на одной ножке по нарисованным мелом на асфальте классикам.
Овечкин вздохнул и поплелся дальше. На предпоследнем этаже ему встретилась курившая в форточку соседка снизу. Баба Люба смолила "Астру" и плевалась, когда крошки табака лезли в рот. Она с упорством красной партизанки выискивала этот пережиток советских времен в табачных киосках и упрямо отказывалась перейти на что-нибудь полегче, с фильтром, невзирая на возраст, флюорограммы и вообще.
- А твоя-то жаба сегодня опять весь день громыхала чем-то, - пожаловалась она Овечкину.
- Баба Люба, она не жаба, она жена моя, - вяло отбивался от соседки Овечкин.
- Ну да, конечно, жена, кто ж спорит, - выдохнула ядовитое облако соседка. - Только все равно жаба. Одно другому не мешает. И грохочет, и грохочет целыми днями, прям по темечку, по темечку, хоть из дома беги! Чего ты ее на работу не устроишь, а Овечкин?
- Хорошо, я поговорю с ней, баб Люб, - закашлялся Овечкин и, обходя соседку и ее зловонный выхлоп по самому широкому насколько возможно радиусу, поспешил домой.
- Как ты только женился на ней, на толстухе своей? - неслось ему вслед. - Как ты ее терпишь столько?
Овечкин просеменил по последнему пролету, вставил ключ в замок. Тот, как сторожевая собака, похрустел кинутой костью и впустил хозяина внутрь.
- Леночка, я дома! - аукнул в недра квартиры Овечкин.
- А, пришел, Овечкин, - выглянула из кухни жена. - Раздевайся, я ужин грею.
- Солнышко, ты что сегодня мебель двигала? - крикнул из коридора Овечкин.
- Ничего я не двигала, - возмутилась жена, - с чего ты взял? Опять эта мегера снизу чего-то сочиняет? Ну, я ей щас...
- Не-не-не, родная, - Овечкин перехватил выдвинувшуюся на боевые позиции с половником наперевес супругу. - Все нормально, пойдем кушать.
- Ох, Овечкин, веревки ты из меня вьешь! - Женщина потрепала Овечкина по кучеряшкам, сняла с носа очки и аккуратно чмокнула в щеку. - Я ж у тебя кто?
- Вот именно. А ты тут слушаешь всяких, - фыркнула супруга и отбуксировала Овечкина за стол.
- Ты ж моя... - Овечкин помедлил, выкидывая из головы бабу Любу с ее "жабой", и ласково выдохнул, - лягушонка в коробчонке...
Вот вы смеетесь: какой же, мол, из Овечкина маг? Подумаешь чудо - щенка с дороги убрал, или родословную сотрудника раскопал. А вот зря улыбаетесь. Потому что только настоящая магия любви может жабу в Елену прекрасную и ангела-хранителя превратить. Пусть и в одной, отдельно взятой квартире.