Где тишина над древнею рекою,

Туман, как дым, на Волжском берегу,

В траве, полузасыпанный землею,

Белеет череп с дыркою во лбу.

Сквозь черные бездонные глазницы,

Смотрящие бездушной простотой,

Полынь-трава, как длинные ресницы,

Переплелась у лба между собой.

Старик поднял тот клад кровавый,

И, на шершавую ладонь,

Упал металл, кусочек ржавый,
Немой виновник смерти той.

Кроваво-черный, тупорылый,

Дрожал с сарказмом на руке,

Тут вспомнил старец год военный,

Свой первый бой, на Волге-на-реке.

Орудий лай, свист пуль летящих,

Фашиста в женском шерстяном платке.

И палец - злобный и дрожащий,

Плясал на втянутом курке.

Как стиснув зубы, чтоб не страшно,

За каждый дом, подъезд, окно,

Схлестнулся с фрицем в рукопашной,

Как Жизнь со Смертью - все одно!

Как на Рейхстаге, с гордой злостью,

За всех погибших и живых:

"Вот и дошел! Не ждали в гости?!

Здесь был Серега из Москвы!"

О, память, память - сединою брызжешь,

По колюче-жестким волосам.

О, мать-Земля! Травой степной колышешь,

По своим погибшим сыновьям!

Вздохнул старик, рукою дряблой,

Присыпав череп под сосной,

Ушел в туман походкой вялой,

Как в дым войны, в последний бой.