Чем-то неуловимо странен был этот посетитель. Николай Петрович Ракицкий многое и многих повидал за пятнадцать лет своей целительской деятельности, но сидящий перед ним человек не укладывался ни в одну категорию. Он не принадлежал ни к самой многочисленной группе безнадёжно больных (или мнящих себя таковыми), ни к отряду полусумасшедших личностей с параноидальными вывертами ("Купив в магазине десяток яиц, я изжарил себе глазунью, а потом обнаружил, что в оставшихся яйцах происходит зловещее тиканье и электрическое гудение. Я отравлен торсионным излучением! Помогите мне, доктор!"). Наконец, он явно не походил на форсмажоров-экстремалов, любителей перчика и подобных им отчаянных испытателей натуры, девиз которых: "Гы, прикольно!"
Во-первых, был он очень хорошо и дорого одет. Из-под белоснежного манжета выглядывал золотой "Oris" с полным календарём и индикатором лунных фаз. Во-вторых - абсолютная уверенность в себе и холодноватая вежливость человека, знающего себе цену и при малейшей попытке к фамильярности готового эту цену беспощадно отстаивать. При прочих равных условиях подобный человек никак не мог оказаться в убогой квартирке (она же офис) немолодого и не слишком удачливого экстрасенса, коих сейчас пруд пруди, специализирующегося к тому же в столь редкой области, как квантовое целительство.
Но, тем не менее, он оказался. Видимо, поэтому угадывалась в нём некая нарочитость, чуть ли подвох.
- Чем могу быть вам полезен? - привычно улыбнувшись, спросил Николай Петрович.
Незнакомец вежливо осклабился в ответ, при этом глаза его остались холодней альпийских глетчеров, и слегка наклонил голову:
- Меня зовут Роман Валентинович.
- Очень приятно.
- Признаться, я ожидал увидеть другое, - он неопределённо повёл рукой, - хрустальные шары, высушенные лягушачьи лапки, фигурки из воска. Ужели и ваше древнее искусство атаковано прогрессом?
- Как видите, - Николай Петрович кивнул на включённый монитор, одновременно отметив про себя старомодную изысканность речи посетителя, - в эпоху цифровых технологий приходится соответствовать. Конечно, если вы пожелаете экзотики, то найдутся и шары, и фигурки, и даже лягушачьи лапки - французский ресторан через один квартал.
Приятной улыбкой оценив юмор собеседника, тот, наконец, перешёл к делу:
- Как вы, может быть, успели догадаться, я пришёл сюда не за медицинской помощью. Ни в коей мере не ставя под сомнение квантовый метод врачевания, я, однако, более всего заинтересовался вашими навыками в гипнозе. Наведя справки, я выяснил, что вы один из сильнейших специалистов в городе.
Николай Петрович хотел было скромно возразить, но был остановлен взмахом руки.
- Не противоречьте, пожалуйста. Повторяю, я навёл подробнейшие справки и, таким образом, если что-то говорю, то имею на это серьёзнейшие основания. Не будем далеко ходить за примерами. Припомните хотя бы случай с биллиардным шаром, свидетелями которому стала целая группа ваших подопечных.
Конечно, Николай Петрович прекрасно помнил тот случай.
Молодой человек по имени Костя был новичком в их группе, сразу же повёл себя вызывающе и нахально, пытался даже вышучивать его, Николая Петровича, в присутствии других абитуриентов. Однажды, это было около полугода назад, на одном из сеансов, мальчишка произнёс туманную тираду насчёт ловких фокусников и довольно ехидно предложил угадать: какой именно предмет лежит в правом кармане его, Костиной, куртки. На фокусы все мастера, а вот как доходит до дела...
Этот оболтус разозлил Николая Петровича. И дело даже не в том, что он практически в лицо бросил обвинение в мошенничестве. Конечно, всякое бывало в жизни. Были и дешёвые фокусы, было и откровенное надувательство, были и примитивные разводы публики, совершаемые с единственной целью - снискать хлеб свой насущный, остудить довлеющую злобу дня. Но ведь были и такие моменты, которых иногда пугался и сам Николай Петрович. Были внезапные погружения в мрачные и тайные глубины чужого сознания (или подсознания?). Были вгоняющие в дрожь откровения и пророчества. Ведь всё это на самом деле было!
А в тот раз он просто предложил Косте полностью расслабиться, вынул из кармана свои заветные чётки из жадеита с одним аметистовым зерном и, неторопливо перебирая их, постукивая и побрякивая, стал вполголоса начитывать стихи Брюсова:
Серебро, огни и блёстки,
Целый мир из серебра.
В жемчугах горят берёзки,
Чёрно-голые вчера.
Это область чьей-то грёзы,
Это призраки и сны.
Все предметы старой прозы
Волшебством озарены.
Он повторял эти строчки, то повышая, то понижая тональность, до тех пор, пока обычно бойкие и наглые глазки Кости не подёрнулись как бы слабой дымкой, пока скептическая улыбка не ушла с губ. Тогда он щёлкнул пальцами и произнёс:
- Костя, вы готовы ответить на мои вопросы?
- Да.
Голос бесцветный, тусклый, без малейших эмоций. То, что надо.
- Костя, прошу вас отвечать только правду.
- Да. Отвечать только правду.
- Тогда скажите мне, Костя, какой предмет находится в правом кармане вашей куртки?
Признаться откровенно, на случай неудачи, если бы не удалось ввести юнца в транс, у Николая Петровича был приготовлен запасной вариант. Логика проста: что может лежать у молодого человека в кармане? Пачка сигарет, зажигалка, ключи от дома или от машины. Бумажник. Пачка презервативов, наконец. Николай Петрович был довольно искушён в психологической технике, поэтому путём косвенных вопросов намеревался это выяснить без проблем. Но даже если бы и здесь случилось фиаско, то всё равно оставался самый беспроигрышный вариант - обратить всё в шутку и сослаться, скажем, на повышенную солнечную активность. Поэтому он удивился, услыхав ответ:
- В правом кармане куртки у меня лежит биллиардный шар.
Так. Довольно необычный аксессуар. Получалось, что этот сопляк явился сюда со специальной и единственной целью - разоблачение. И снова Николай Петрович почувствовал прилив злости и раздражения. Поэтому сделал то, за что впоследствии часто корил и угрызал себя. Заговорщицки подмигнув остальным членам группы, которые затаив дыхание наблюдали за происходящим, он спросил:
- Костя, поделитесь с нами ещё какой-нибудь вашей тайной. К примеру, для чего вы принесли шар в кармане?
- Я должен был вас испытать.
- Гм... Ну и каков результат? Я прошёл испытание?
- Да.
- Спасибо, Костя. Это все ваши тайны?
- Нет. Год назад я изнасиловал семилетнюю девочку. Она плакала, и я дал ей тысячу рублей на конфеты.
В повисшей тишине слышен был только перестук жадеитовых чёток, которые продолжал машинально перебирать Николай Петрович. Наконец он преодолел состояние шока и выдавил сквозь стиснутые зубы:
- Костя, сейчас я снова щёлкну пальцами, вы вернётесь в состояние бодрствования и забудете всё, что с вами происходило между первым щелчком и вторым.
Придя в себя, Костя первым делом язвительно хихикнул и сказал:
- Блёстки-берёзки... Ну, жесть! А что дальше? Что у меня в кармане? Я вижу, эта задачка вам не по зубам.
Стараясь не глядеть на самодовольную ухмыляющуюся физиономию, Николай Петрович сказал:
- У вас в кармане биллиардный шар.
Глаза у Кости вытаращились, и в этот самый момент со стула вскочила толстенькая женщина средних лет, прошипела в лицо дурню: "Подлец! Подонок!" и влепила пощёчину.
После этого происшествия Костя не приходил на сеансы, и, признаться честно, Николай Петрович был тому только рад.
- Я вижу, вы вспомнили, - с удовлетворением произнёс Роман Валентинович. - У меня нет сомнений, что были и другие подобные случаи, но они прошли мимо моих конфидентов. Исходя из всего вышеизложенного, я сделал вывод, что вы как никто другой подходите для моего дела. Дело это очень щекотливое и потребует от вас строжайшей секретности. Ни одну живую душу вы не должны посвящать не только в подробности, но и в общий смысл того, что вам предстоит. Оплата будет соответственной. Примите, пожалуйста, сто тысяч в качестве аванса. Ещё столько же будет вам выплачено по окончании работы.
С этими словами Роман Валентинович положил на стол синий конвертик и придвинул его к собеседнику указательным пальцем.
- Щедра рука дающего, - пробормотал тот, мельком заглянув внутрь конверта и укладывая его в ящик стола. - Услуги какого характера от меня потребуются? Надеюсь, они не входят в противоречие с уголовным, равно как и гражданским кодексами?
- Нет, нет, ничего такого, можете быть совершенно спокойны. Вам будет нужно в строго назначенное время ввести одного человека в транс и заставить рассказать нечто, меня интересующее.
- Коммерческие тайны? Финансовый шпионаж на подсознательном уровне? Номер банковской ячейки, где хранится алмаз Сердце Океана?
Снова Роман Валентинович вежливо улыбнулся, и снова глаза его остались холодны.
- Нет, не думаю. Видите ли, в чём дело... Одним словом, я сам не имею ни малейшего понятия, что именно вы можете услышать.
- Прошу прошения, но ведь я должен буду поддерживать гипнотический раппорт, должен буду задавать пациенту вопросы. Что же мне у него спрашивать?
- М-м-м... Вы просто спросите, как себя чувствует один его родственник.
Николай Петрович в величайшем изумлении откинулся на спинку стула и уставился на странного посетителя. Тот спокойно выдержал взгляд, хотя кончики его губ слегка дрогнули, то ли от напряжения, то ли от сдерживаемого смеха.
- Простите меня, Роман Валентинович, но я не могу отделаться от впечатления, что вы меня просто дурачите. С совершенно непонятной мне целью.
- Это ложное впечатление, - с убийственным хладнокровием ответил тот. - Впрочем, вы скоро сами в этом убедитесь. Сколько вам потребуется времени на сборы? Моя машина ждёт внизу.
- Вы хотите, чтобы я ехал прямо сейчас?
- Разумеется. Мне нужно, чтобы вы провели в моём доме весь сегодняшний вечер и часть ночи. К утру мой шофёр доставит вас обратно.
Что оставалось делать? Если бы не двести тысяч, он бы, пожалуй, плюнул и на этого холёного субъекта, и на подозрительное предложение... Но - двести тысяч. Сумма немаленькая за несколько часов работы. Эх, сильна в человеке собака сребролюбия!
Он попросил у холёного Романа Валентиновича полчаса на сборы, затем позвонил жене и предупредил, что будет дома только утром. "Опять по девкам?" - "По ним, родимым". - "Козёл ты квантовый!" - "Не журись, старушка. Выхожу в астрал". Это они так прикалывались по-семейному.
Через указанное время Николай Петрович уже сидел в салоне чёрного внедорожника бок о бок с Романом Валентиновичем. Спускаясь по лестнице, он мысленно загадал, что возле машины его обязательно встретят комодоподобные телохранители, аккуратно, но тщательно обыщут и только после этого допустят к персоне хозяина. Но ничего подобного не произошло. Он даже почувствовал некоторое разочарование. Впрочем, сидевший за рулём громила с бритым затылком вполне мог сойти за телохранителя, было в нём что-то от старинного кряжистого комода, чем Николай Петрович и утешился.
- Куда мы едем? - полюбопытствовал он.
- За город, - кратко ответствовал хозяин.
Помолчали. Водитель включил двигатель, машина тронулась с места.
Николай Петрович нерешительно кашлянул.
- Знаете, я вот подумал насчёт того Кости, что с биллиардным шаром... Вы сказали, что у вас имеются информаторы, и я почему-то сразу вспомнил про него. Он ведь мне тогда прямо сказал, что послан для испытания. Значит, он - ваш человек? Я угадал?
Роман Валентинович с интересом посмотрел на него и неопределённо шевельнул бровью.
- Тогда вы должны знать, что он проговорился ещё кое о чём...
- Вы имеете в виду семилетнюю девочку?
- Именно! Но, значит, вы в курсе?
- Естественно. Но не забивайте себе голову пустяками. Сейчас перед вами стоит совсем другая задача, нежели разоблачение молодых извращенцев.
- Надеюсь, вы заявили куда следует?
- Разрешите задать встречный вопрос: а вы сами куда-нибудь заявляли?
Николай Петрович осёкся. Некоторое время он действительно так и хотел поступить, но это вызвало бы существенный вред, если не полный останов, для его небольшого бизнеса. Изнуряющие процедуры дознаний, показаний и прочих опознаний. В конце концов, он не знал его адреса и полного имени: Костя, и Костя. Чувствуя, что начинает краснеть, он упрямо пробурчал:
- Но, позвольте, этого нельзя так оставить.
- Это так и не оставлено.
- Он арестован? Посажен в тюрьму?
Роман Валентинович обратил на него свой морозный взор:
- Есть вещи гораздо худшие, чем тюрьма. Мерзавец привлёк внимание к нашему узкому кругу и поставил его существование под угрозу. Он понёс заслуженное наказание. Он был купирован.
Николай Петрович примолк, всю дорогу ломал голову, что могло означать это редкостное слово, но ни до чего определённого так и не додумался. Понял всё он несколько позже. И это понимание не доставило ему радости.
Дом, к которому они подъехали уже в сумерках, производил снаружи солидное впечатление. Этакий трёхэтажный готический замок с башенками по краям и мощными контрфорсами. Тускло и неровно светились высокие стрельчатые окна во втором этаже, словно двигались там какие-то медленные тени или горели свечи. Изнутри дом, впрочем, тоже производил впечатление, только совсем иного рода. Прежде всего: догадка насчёт свечей оказалась правильной. Вдоль всей полукруглой лестницы, ведущей из холла на второй этаж, горели свечи. Везде, куда ни глянь, стояли и висели разнообразные подсвечники, шандалы, канделябры, попадались даже древние алебастровые светильники. Одышливый толстяк в фиолетовом не то халате, не то архалуке время от времени возникал из полутьмы и менял огарки. Во-вторых, запах. Удушливая сложносоставная вонь, в которой выделялась резкая струя белладонны. У Николая Петровича от непривычки даже запершило в горле. И, наконец, в-третьих, унылые глухие звуки какого-то пения, доносившиеся сверху.
- Прошу вас выключить и оставить свой телефон в прихожей, - приказал Роман Валентинович.
В это время на лестнице показались двое мужчин в чёрных балахонах.
- А вот и брат Анубис, - сказал один из них, - значит, пора начинать.
Пока Роман Валентинович, он же брат Анубис, вполголоса разговаривал с этими двумя, фиолетовый толстяк помог Николю Петровичу разоблачился. Куда же это меня занесло, с интересом осматриваясь, думал он. Средневековый замок, свечи, воскурения. Какие-то монахи в рясах. Будь они помоложе, можно было бы всё списать на страсть к ролевым играм. Или, к примеру, что они эмо, или готы, или ещё какие-нибудь чудики. Так сказать, вжились в роль. "Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен слесарь Потапов". Невольный холодок прошёл у него по спине. Не оказаться бы в роли слесаря.
Монахи в рясах ушли вверх, а Роман Валентинович, торопливо стягивая пальто, предупредил, что на некоторое время должен отлучится, поэтому все подробности растолкует другой человек. Его, так сказать, поверенный.
Тут же и появился этот самый поверенный, ссыпался с лестницы с такой поспешностью, будто за ним гналась стая гиен. Небольшого роста, в белом медицинском халате нараспашку, в очках, лысоватый. Он представился Иваном Ивановичем, сказал, что он врач, что рад видеть и что много наслышан. Вообще, он был как-то чрезмерно экспансивен и говорлив, можно было подумать, что он слегка пьян. Когда Роман Валентинович скрылся в боковую дверь, врач ухватил гостя под локоть и повлёк его по лестнице. При этом он не переставая болботал о том, как он ценит, что такой выдающийся специалист согласился помочь, как он восхищён и поражён смелостью и отвагой. Ведь не всякий согласился бы на такое дело. Вся эта атмосфера таинственности и секретности, она, знаете ли, может отпугнуть робкого. Но он рад, что и в наше время встречаются истинные смельчаки, которые не заслуживают ничего, кроме восхищения и уважения...
Замолчал он только тогда, когда они оказались в просторной комнате, задрапированной с трёх сторон тяжёлыми портьерами болотного цвета. На столе горели несколько свечей, справа от стола громоздился массивный книжный шкаф. Прямо посреди комнаты стояла двуспальная кровать, на которой в ворохе подушек и одеял полулежал человек. В метре от кровати возвышалось непонятное сооружение из тёмного дерева с многочисленными никелированными рукоятками. Назначение этого архаичного аппарата Николай Петрович так и не смог определить: стиральная машина времён Петра Первого? Радиоприёмник Маркони? Портативная гильотина?
Кстати, тут же он обнаружил источник заунывного пения, поразившего его слух ещё в прихожей. Это был граммофон. Или патефон. В общем, деревянный ящик с вращающейся пластинкой и огромным позолоченным раструбом. Сквозь шипение и треск доносился мрачный хорал, чем-то напоминавший псалом про старика Мозеса. Ну и домик: таинственные монахи, допотопная стиральная машина, граммофон, Мозес...
Впрочем, всё это вылетело у него из головы, когда он, приблизившись, разглядел лицо лежавшего на кровати человека. Это был классический олигофрен с ярко выраженными признаками микроцефалии. На его вогнутом лбу пламенела свежая царапина. Распустив толстые губы, он без всякого интереса вертел в руках пластмассового утёнка. Изредка он принимался ковырять утёнка пальцем, никакого результата не достигал, тяжело вздыхал и начинал вертеть сызнова. Какое-то воспоминание скользнуло по краешку сознания Николая Петровича, но тут же ушло во тьму, не вызвав ничего конкретного.
- Этого человека вам нужно будет погрузить в состояние гипнотического сна, - послышался над ухом шёпот Ивана Ивановича. - Его зовут Миша.
Только сейчас Николай Петрович понял, что перед ним подросток. Почти мальчик. Лет пятнадцать, не больше.
Заметив вошедших, Миша оставил в покое утёнка и требовательно уставился на врача. Новый человек его, видимо, не заинтересовал.
- Гриша! Где Гриша? Плохо одному. Страшно. Скорее позови, - странной невнятной скороговоркой проговорил он.
Иван Иванович успокаивающе положил руку ему на плечо:
- Не волнуйся. Гриша скоро придёт. А сейчас познакомься с новым другом, его зовут Николай Петрович. Он очень хороший человек и умеет делать интересные штучки.
- Штучки-дрючки, - пробормотал тот, - я люблю интересные штучки-дрючки. Я люблю картинки с цицками. Дай мне картинки с цицками.
Он внезапно умолк, осторожно повернул голову, словно к чему-то прислушиваясь, глаза на крошечном личике страшно выкатились.
- Гриша! Помоги Грише! - вдруг крикнул он. - Мне нужен Гриша! Его забинтовали злые люди. Будет большая беда! Скорее приведи Гришу! Очень опасно!
Несчастный взволновался до такой степени, что сделал попытку спуститься с кровати, но Иван Иванович его удержал. Немедленно глаза подростка наполнились слезами, он как-то неумело всплеснул руками и завыл на одной ноте, пронзительно и тоскливо. Останавливаться он, по всей видимости, не собирался, поэтому Иван Иванович, поморщившись, подошёл к столу, достал из ящика растрёпанный, кое-где порванный номер "Плэйбоя" и бросил ему на колени.
- Вот тебе твои цицки. И немедленно прекрати реветь!
Схватив журнал и раскрыв его на фотографии грудастой красотки, подросток правой рукой сначала утёр слёзы, а потом запустил её к себе в штаны. Рука равномерно задвигалась, раздалось прерывистое кряхтенье. Он мастурбировал.
Тут, как на грех, умолк граммофон. Иван Иванович торопливо к нему бросился, покрутил кривую ручку, торчавшую сбоку. Гудение и хрипение из позолоченной трубы возобновилось. Когда Николай Петрович снова взглянул на Мишу, на штанах у того уже расплывалось влажное пятно.
- Не обращайте внимания, - сказал врач, утирая вспотевшую лысину. - Такие журнальчики действует на него как успокоительное.
Преодолевая чувство гадливости, Николай Петрович откашлялся и спросил:
- Какие, интересно, тайны может скрывать этот несчастный? Поймите меня правильно, я не хочу влезать в ваши дела, но ведь мне нужно знать хотя бы приблизительный перечень вопросов, которые я стану задавать.
- Никакого перечня не нужно. В определённое время, которое вам будет загодя указано, вы введёте его в транс и попросите рассказать про Гришу, его близкого родственника.
- Ничего не понимаю, - сердито сказал Николай Петрович. - Зачем ждать какого-то определённого времени, когда можно расспросить прямо сейчас.
Он полез в карман и достал жадеитовые чётки.
- Ни в коем случае! - воскликнул врач, белея под стать своему халату. - Вы всё испортите! Вы обязаны подчиняться и делать только то, что вам скажут. И только тогда, когда вам скажут!
Он разволновался не на шутку, сорвал очки и стал лихорадочно их протирать. Только сейчас Николай Петрович заглянул в его глаза и понял, что та экспансивность и излишняя эмоциональность, которые он поначалу отнёс на счёт опьянения, вызвана чудовищным психическим напряжением, граничащим со страхом.
- Ну, хорошо, хорошо, - проворчал он. - Тогда позвольте мне, по крайней мере, определить у него уровень гипногенной адаптивности.
- Что это значит?
- Я попытаюсь на несколько секунд ввести его в транс и посмотрю на его реакцию.
- Ну, разве что, для этого. Хорошо, я согласен.
- А нельзя ли выключить пластинку?
- Нет, что вы! - снова вскинулся Иван Иванович. - Это непременнейшее условие эксперимента. Но я могу убавить громкость.
- Господи, тут все чокнутые, - пробормотал себе под нос Николай Петрович.
Процесс убавления громкости выглядел так: врач скомкал полотенце, висевшее на спинке кровати, засунул в жерло трубы и отвернул её к стенке. Затем, усевшись на прежнее место, он с некоторой опаской стал наблюдать, как пальцы гипнотизёра бережно перебирают чётки, постукивают зёрнами друг о друга. А на заключительной строке "Все предметы старой прозы волшебством озарены" Николай Петрович с изумлением обнаружил, что вместе с подопечным погрузился в состояние транса и опекун. Рот его приоткрылся, руки перестали теребить полу халата.
Неожиданное решение пришло само собой. Проверив, что Миша пребывает в состоянии стабильной торпидности, Николай Петрович переключил всё внимание на врача и щёлкнул пальцами.
- Как ваше имя?
- Брат Асклепий.
- Кто вы по профессии?
- Врач. Хирург.
Так, значит, в этом он не врал.
- Кто этот Миша?
- Он информатор. Передатчик.
- Что он должен передать?
- Это неизвестно никому.
Опять тупик. Если требуется извлечь из человека информацию, то нужно хотя бы в общих чертах знать - о чём она. Бессмыслица! Хорошо, попробуем зайти с другой стороны.
- Скажите, кто такой родственник Гриша?
Небольшая пауза.
- Это проникатель. Его путь в бездну, в пучину без дна.
Одновременно заговорил молчавший до сих пор подросток:
- Большой страх. Гриша рядом, но боится уйти. У него не двигаются ноги и руки, обвязан бинтами. Плохие люди стоят справа и слева. Беда всё ближе.
Николай Петрович даже закусил губу от всей этой абракадабры. Потом спросил с досадой:
- Так где находится этот самый Гриша? В пучине или где-то рядом? Отвечайте однозначно.
- Рядом, - прошелестел еле слышно Иван Иванович.
- Где именно?
- За стеной. В соседней комнате.
- Чёрт возьми, тогда почему нельзя узнать у самого Гриши всё, что вам требуется?
- Это невозможно. Бездна всегда молчит. Но он уйдёт, и тогда появится шанс. Я должен открыть переход, должен помочь.
- В каком смысле: помочь?
- Я должен отрезать ему голову.
Крупная капля пота скатилась по голому черепу врача и повисла на подбородке. Николай Петрович несколько секунд переваривал информацию, чувствуя, как мурашки бегут по телу. Зря я всё это затеял, вдруг подумал он, не моё это собачье дело.
- Она мне ни за чем не понадобилась. Она никому не нужна.
- Но в таком случае...
- Браво, Николай Петрович! - раздался за его спиной знакомый голос.
Он, как ужаленный, обернулся и глаза в глаза встретился с Романов Валентиновичем, который стоял возле колышущейся портьеры и делал вид, что хлопает в ладоши. Словно по сигналу, прекратилась унылая музыка. Иголка, противно царапнув, скользнула вбок. Пластинка медленно остановилась.
Подойдя к кровати, Роман Валентинович любезно прибавил:
- Теперь я полностью уверен в успехе всего предприятия. Ваших сил достало не только на бедного Мишу, но и на нашего доброго Ивана Ивановича. Ещё раз браво.
Николай Петрович угрюмо молчал, не зная, как вести себя в создавшейся ситуации.
- Что ж, волей случая вы узнали несколько больше, чем я рассчитывал. Заметьте - по собственной воле и хотению. И поскольку невнятные речи доброго Ивана Ивановича оставили вас, как я вижу, в некотором недоумении, я готов внести окончательную ясность. Задавайте ваши вопросы. Но прежде я просил бы вас привести этих людей в обычное состояние.
Щелчок пальцами. Миша несколько раз моргнул, сейчас же потянулся за своей игрушкой, а Иван Иванович сначала изумлённо вылупился на хозяина, потом вдруг подхватился и с возгласом "Завод кончился! Как же это я прозевал!" кинулся к адскому музыкальному ящику. Хорал снова запел про Мозеса.
Попросив врача оставить их наедине, Роман Валентинович аккуратно уселся на его стул и сказал:
- Итак, спрашивайте.
Легко сказать: спрашивайте. В голове у Николая Петровича была полная каша.
- Кто этот таинственный Гриша и зачем нужно отрезать ему голову? Я очень надеюсь, что последнее - просто неудачная фигура речи.
Роман Валентинович в задумчивости пожевал губами:
- Вы наверняка успели заметить, что Миша - стопроцентный олигофрен. Гриша - его брат-близнец. Они монозиготы.
- Однояйцевые близнецы, - пробормотал Николай Петрович и тут вдруг понял, почему при первой встрече какое-то смутное воспоминание потревожило его. Около полугода назад на городском телевизионном канале промелькнуло сообщение, что из психиатрической клиники похищены два брата, находящиеся в стадии клинического идиотизма, Миша и Гриша. Кому и, главное, зачем было нужно их похищать - неизвестно. Следствие склоняется к мнению, что они как-нибудь сами ушли, сломав решётку на окне и оглушив санитара. И показали на весь экран их фотографии.
- Стало быть, это вы их похитили, - сказал Николай Петрович. - Но зачем?
И Роман Валентинович рассказал - зачем. И рассказ этот не укладывался ни в какие привычные рамки.
Мамаша отказалась от этих близнецов ещё в роддоме. До восьми лет они росли в детском приюте, а потом, по причине явного умственного отставания от сверстников, были помещены в специализированный интернат. И вот там-то впервые проявились их замечательные свойства. К тому времени они уже кое-как освоили навыки примитивной речи, но всё равно сторонились посторонних, предпочитая уединение. Между собой они общались исключительно с помощью междометий, жестов, нескольких простейших слов, но при этом отлично понимали друг друга. А иногда воспитатели замечали, что они способны передавать информацию каким-то и вовсе неведомым способом. Например, один рисует картинку и у него ломается карандаш. Тут же второй близнец, сидящий в другом конце комнаты, даже не взглянув на брата, достаёт из ящика новый карандаш и относит юному художнику. Бывало и так: во время очередной противогриппозной вакцинации один брат получал укол, а второй, который в это время находился в коридоре с нянечкой, вскрикивал и хватался за уколотое место.
- То есть, вы хотите сказать, что между ними существует нечто вроде телепатической связи? - поражённого промолвил Николай Петрович.
- Несомненно. Мало того, с помощью одного из воспитателей, кое-чем мне обязанного, над ними был произведён ряд скрытых экспериментов. В ходе их выяснилось, что подобным образом они могут передавать не только чувства и ощущения, но и вербализированные блоки информации. Конечно, это, по-видимому, редчайший случай, но вовсе не единственный в истории. Вот, не угодно ли, - с этими словами он поднялся со стула, достал из книжного шкафа мощный фолиант с золотым обрезом и, найдя нужное место, прочитал: - "Возможно также, хотя и редко, внутреннее восприятие одним из близнецов того, что случается с другим, хотя они разделены расстоянием". Это "Универсальный лексикон всех наук и искусств" Цедлера, выпущенный ещё в конце восемнадцатого века.
- Невероятно! Но всё равно мне непонятно, зачем они вам понадобились? Что вы с ними будете делать дальше?
- А вот здесь мы переходим ко второй части проблемы, и это потребует от вас некоторого полёта фантазии и одновременно трезвого взгляда на существующее мироустройство.
Мироздание существует в двух измерениях, говорил Роман Валентинович, в реальном, вещном мире и в мире эйдосов или, как говорили древние иранцы, дэвов. Эти два мира отгорожены друг от друга прочной стеной. Единственная связующая нить, единственный мост между ними - человек. Но, как известно, человек не обладает способностью одновременно существовать по сю и по ту сторону бытия. Когда человек жив - он ещё здесь, когда мёртв - уже там. Третьего не дано. Великие мудрецы, философы и маги прошлого, несомненно, знали о существовании этого призрачного мира. Возможно, с помощью специальных ритуалов они входили с ним в контакт, а потом пытались с помощью грубых земных слов описать увиденное. Преуспели они в этом лишь самую малость, о чём даёт представление путанная герметическая литература.
Простой логический расчет показывает, что если представители нашего мира пытаются постичь запредельность, то и обитатели того, потустороннего мира точно так же пытаются войти в контакт с нами. Мы не знаем, что это за существа. Некоторые называют их ангелами, некоторые - демонами. Свидетельствами попыток их проникновения к нам могут служить многочисленные сказки и легенды о привидениях, духах и тому подобном. Конечно, всё это не укладывалось в голову среднего человека, обывателя, отсюда - страх, даже ненависть. Отсюда один шаг до инквизиции и аутодафе. Столь яростно проклинаемые случаи так называемой некромантии суть не что иное, как робкие попытки двух сторон выйти на полноценный контакт. Но даже и такие случаи в наши дни становятся всё реже и реже, ибо человечество упрямо движется в одну-единственную и губительную для общего равновесия сторону - в сторону физического прогресса и доминирования второй природы. Стена между мирами день ото дня становится крепче.
Поэтому неудивительно, что находятся люди, которые надеются выйти из этого порочного круга, найти окольные пути для сближения. И тут поистине неоценимую услугу может оказать бесценный опыт древних мудрецов. Шаманские пляски вокруг костра, литургический катарсис, обряд святого Секария, зловещая Пульса де-нура, наконец, - не важно, как это называется. Главное в том, что это проверенный веками алгоритм. Алгоритм проникновения в потусторонний мир, в соседнюю вселенную.
- Значит, с помощью этих несчастных мальчиков вы надеетесь увидеть и по возможности наладить связь с тем, что обычно называют загробным миром?
Роман Валентинович молча кивнул.
- Это сумасшествие какое-то... Хорошо, но при чём здесь граммофон, свечи?
- Видите ли, по некоторым косвенным данным можно предположить, что искусственное электромагнитное поле существенно затрудняет эксперимент. Электричество отключено во всём доме. Отсюда - свечи. Кстати, старинный фонограф возле кровати тоже работает без электричества. Он будет записывать на восковые валики каждое слово Миши. Что же касается музыки... Для чего шаману бить в бубен и нараспев славословить богов? Для чего певчие в церкви? Это всего лишь необходимые составляющие общего алгоритма. Или, например, дым от специально подобранных трав. Я видел вашу сморщенную физиономию, когда вы только вошли. Но это тоже одно из обязательных звеньев ритуала. Видимо, и это играет какую-то немаловажную, но пока неизвестную нам роль.
- Гм, вы меня не убедили, но я готов поверить вам на слово. Но осталось ещё одно: зверский способ, которым вы хотите умертвить его брата. К чему это? Как взбрело вам в голову?
- Это не моя злая воля. И это, может быть, самая удивительная часть моего рассказа.
Несколько лет назад на Ближнем Востоке в развалинах древнешумерского города были найдены несколько клинописных табличек, принадлежавших, видимо, какому-то местному жрецу. Они попали в огонь и поэтому сохранились до нашего времени. Подлинность табличек не вызывала сомнений. Проблемы возникли с текстом. Точнее - с переводом. Он написан архаичными идеограммами с редким вкраплением фонетических символов. Четверо шумерологов пытались перевести его, и у всех четверых получались совершенно разные по смыслу варианты.
- А теперь представьте себе моё состояние, - с горящими глазами повествовал Роман Валентинович, - когда мне на глаза попался один из переводов. Я помню его наизусть:
Они выйдут из одного чрева,
Будут связаны пуповиной незримой.
Будь внимателен, Ищущий, здесь сокрыт источник мудрости.
Когда одного из двух, подготовив должным образом,
Уложат на алтарь Великого Властителя и отсекут голову,
Тогда второй, не отпуская пуповины, сможет войти следом,
Сможет войти в Страну Без Возврата, но вернуться.
Отверзнется кладезь знаний, разольётся река силы...
Он сделал значительную паузу и перевёл дыхание.
- Большая беда! Нельзя допустить! - вдруг крикнул с кровати Миша, до того времени молчавший. - Гриша зовёт меня, я зову его. Не можем идти, связаны бинтами.
После всего услышанного что-то жуткое почудилось Николаю Петровичу в этом бессмысленном возгласе. Он невольно вздрогнул. Впрочем, его собеседник не обратил на мальчика ни малейшего внимания. Какие-то сияющие картины проносились перед его мысленным взором.
- Нет, это не просто совпадение. Кто поверит в такое совпадение? Текст, пролежавший в земле шесть тысяч лет, извлечён на свет именно тогда, когда в моём распоряжении оказались близнецы. Не бывает таких совпадений! Поверьте мне, Николай Петрович, когда я всё это сопоставил, то пришёл к единственно верному выводу: именно мне и именно сейчас предначертано свыше осуществить это дерзкое предприятие. - Он снова перевёл дух, провёл белой рукой по лбу и добавил уже более сухо: - Дальнейшее, думаю, объяснять нет нужды.
Николай Петрович долго молчал, затем сказал:
- Вы сумасшедший. Вы хотите совершить преступление. Убить человека.
Роман Валентинович даже не обиделся. Он уже полностью владел собой. Усмехнувшись, он ответил:
- Таких, как он, раньше сбрасывали с Тайгетской скалы, и никто не разводил антимоний насчёт законов и прочих экзотических вещей. Любые законы придуманы людьми, а, значит, все они несовершенны по определению. Поймите, это единственный шанс воплотить неслыханную, пускай даже безумную, мечту в жизнь. Вы просто должны подчиниться обстоятельствам.
- А то что? - Николай Петрович хотел спросить это насмешливо, но голос предательски дрогнул, и впечатление было испорчено.
Роман Валентинович пожал плечами:
- Вас купируют.
Он подошёл к одной из гардин и отбросил её в сторону. За ней оказалось окно, а за окном - медленно падающий, ленивый снежок.
- Взгляните сюда.
Ничего интересного там не было. Сквозь падающий снег угадывалось близкое озеро, вправо уходил забор, сложенный из красного кирпича, а вдоль забора росло несколько маленьких ёлок.
- Видите второе дерево, если считать от дома?
- Ну, вижу.
- Это Костя. Плоть в землю, земля в корни, корни в новую жизнь. Его купировали несколько месяцев назад.
- Понятно, - сказал Николай Петрович, отошёл от окна и сел на стул. - Выходит, выбора у меня нет?
- Выбор есть всегда, - бросил через плечо Роман Валентинович. - Надеюсь, это будет правильный выбор. Обряд начнётся через час. Он будет проходить в соседней комнате.
С этими словами он раздвинул следующую гардину, обнаружив за ней плотно прикрытую двойную дверь.
- Пока мы будем проводить обряд, за вами присмотрит брат Жнец. К сожалению, на нашего доброго Ивана Ивановича нельзя положиться. Не советую вам совершать резкие движения или устраивать неожиданности - брат Жнец этого очень не любит.
Он приоткрыл одну створку и шагнул вперёд. Тягостное и безысходное чувство овладело Николаем Петровичем. Он почти равнодушно спросил в спину:
- Если я всё сделаю как надо, какой у меня шанс убраться отсюда живым?
Обернувшись, Роман Валентинович пристально вгляделся в него, и впервые улыбка затронула не только его губы, но и глаза.
- В случае успеха этот шанс станет очень высок. Не советую им пренебрегать.
Следующий час пролетел быстро и незаметно, как летучая мышь в проёме окна. Пришёл фиолетовый толстяк, он же брат Жнец, присел на краешек стола и долго там сопел, умащиваясь поудобней. Иван Иванович, он же брат Асклепий, время от времени подходил к граммофону и вертел рукоятку. Через некоторое время в соседнюю комнату проследовали давешние монахи и с ними женщина неопределённого возраста в полупрозрачной накидке. Женщина несла в вытянутых руках нечто вроде пиалы, из которой курился терпкий дымок. Потом довольно долго ничего не происходило, а ещё потом из-за двери раздался чей-то взволнованный возглас: "Ключ Еноха обязательно дважды!"
Сумерки царили в душе Николая Петровича. Ни на йоту он не верил в безумные теории Романа Валентиновича (он же брат Анубис). В таком случае, что его удерживало здесь? Опасение за собственную жизнь? Да, это без сомнения, стоило только поглядеть в поросячьи глазки брата Жнеца. Что-то ещё? Неужели, обещанные двести тысяч? И это тоже... Надо сказать, что смерть социализма и приход первобытного капитализма в Россию мало задели Николая Петровича. Он до удивления быстро и тесно сдружился с диким рынком, принял все правила и все условия. Он чётко уяснил себе, что всё имеет свою цену. Любовь женщины имеет цену колечка с бриллиантом. Благодарность в глазах друга - цену одолженной на неопределённое время суммы. Улыбка матери - цену контракта с суррогатной наседкой. Примерам не было числа.
Страх и алчность, эти вечные антагонисты сердца человеческого, - вот что тянуло его ко дну, словно многопудовые якоря, выброшенные из клюзов насмерть подбитого корвета.
Наконец за стеной стали происходить какие-то события. Что-то с длинным дребезгом рассыпалось, и жирный баритон провозгласил: "Ин номини деи ностра диабулус..." Вступил женский голос, подтянул, а потом звонко стал зачитывать неведомый список: "Абаддон, Адрамелех, Амон, Аполлион, Астарет, Баалберит, Бегерит..."
Этот жуткий речитатив ещё продолжался, когда отдёрнулась портьера и показалось взволнованное лицо Романа Валентиновича.
- Начинайте! - бросил он и тут же скрылся.
С первой же секунды всё пошло наперекосяк. Миша сбросил на пол подушку и одеяло и завизжал нестерпимо высоко и противно:
- Боль! Большая боль! Перестаньте!
Брат Жнец с удивительным для своей комплекции проворством прыгнул к кровати и всей своей одышливой тушей навалился на подростка. Одновременно из-за стены раздался сдавленный крик. Миша выгнулся в чудовищной судороге и тут же обмяк. Его глаза стали закатываться под веки.
- Миша, смотри на меня! - гаркнул Николай Петрович.
Несколько минут ничего не происходило. В какой-то момент возле кровати обнаружился Роман Валентинович. С жадным нетерпением он наблюдал за происходящим. В плечо ему сопел смертельно перепуганный Иван Иванович, сжимая в трясущейся лапке причудливый, с полукруглым лезвием нож. Липкие пятна были на стали, липкие пятна были на халате.
- Мы в реке, - вдруг сказал Миша. - Теперь хорошо, Гриша рядом. Впереди мост.
Он снова умолк.
- Миша, рассказывай обо всём, что видишь, - приказал Николай Петрович.
- Мостик старый, трухлявый. Всходим.
Долгая пауза.
- Направо от нас красивый город, золотые крыши. А на другом берегу чёрная гора. В горе пещера. Мы стоим на мосту и нам хочется в город, но Гриша говорит, что злые люди, причинившие боль, закрыли для нас город. Крыши исчезают, расплываются.
Мальчик вдруг задрожал.
- Из пещеры в горе вышел сильный и страшный. Глаза в крови. Он говорит что-то. Гриша боится, плачет. Этот с кровавыми глазами - теперь наш опекун. Страшный берёт нас за руки и говорит. Уши болят, большая сила.
- Что? Что он говорит?! - не выдержал Роман Валентинович.
Минуту или две мальчик ничего не отвечал, только дрожал всё сильнее. Потом вдруг горло его страшно вздулось, он открыл рот, и жуткий шипящий голос наполнил комнату.
- Шемхамфораш... троко ханд... йанига троко...
Причудливые слова сплетались в вязь чётко артикулированных периодов.
- У нас получилось! - воскликнул Роман Валентинович и бросил быстрый взгляд на фонограф. - Это, по всей видимости, древнешумерский язык. Запись идёт, нам осталось только найти переводчика.
- Поглядите на его лоб! - перебил его Иван Иваныч.
Прямо у всех на глазах глубокая царапина стала затягиваться матовой плёнкой.
- Что же это? - воскликнул врач и инстинктивно сделал шаг назад.
И было от чего. Кожа лежащего на всех открытых участках тела внезапно приобрела белёсый оттенок. Из неё одновременно полезли словно бы миллион червей. Только через несколько мгновений ошарашенный Николай Петрович понял, что это не черви, а розоватые колбаски рыхлого вещества вроде жира. Видимо, от соприкосновения с воздухом жир тут же чернел, обугливался, разворачивался какими-то чешуйчатыми лепестками и опадал на постельное бельё. С невнятным проклятием от постели отпрыгнул брат Жнец.
- Оно проходит в наш мир! - вдруг взвизгнул Роман Валентинович. - Немедленно остановите это!
Николай Петрович машинально посунулся вперёд, взглянул в лицо подростка и вскрикнул. Его глазные белки с чудовищной скоростью покрывались сетью лопнувших сосудиков, зрачки сжались в две булавочные головки, затем вовсе исчезли. Страшная маска с кроваво-красными глазами оказалась на подушке.