Светлое Рождество! Гусь с яблоками, горячий глинтвейн, пляшущие огоньки свеч, вставленных в блюдечки за неимением шандалов, канделябров и прочих подсвечников, еле уловимый запах от полуосыпавшейся ёлки, ощущение возвратившегося Нового Года. Что может быть лучше? Это, конечно, напоминает Новый Год, но именно и только - напоминает. Рождество более личный (тихий) праздник, более тонкий и душевный (и духовный), нету на столах бессмертного оливье, не хлопает шампанское, и даже по телевизору никто не произносит за пять минут до полуночи никаких бессмысленных (дежурных) речей.
Но и одновременно Рождество, - точнее, ночь перед Рождеством, - представляет собой некую, так сказать, точку сингулярности, некий прокол в складке четырёхмерного континуума, сквозь который в нашу реальность могут проникать непрошенные и не всегда симпатичные гости. Тогда могут совершаться самые удивительные вещи. Эрнст Теодор Амадей знал об этом, Ганс Христиан догадывался, я уже молчу про Николая Васильевича.
Однако, к делу.
Лейтенант патрульно-постовой службы Иван Хельсингов, к своей досаде, в этом году оказался лишён рождественского гуся, глинтвейна и вообще возможности провести рождественскую ночь у домашнего камелька, так как заступил на дежурство. Да-да, именно в ночь перед Рождеством.
Заканчивая инструктаж, майор Боровой, которого молодые и легкомысленные сотрудники отделения за глаза звали просто Боров, пристально оглядел дежурную группу, видимо, удовлетворился увиденным, и добавил, покосившись на Ивана:
- Если во время патрулирования заметите что-то необъяснимое, докладывайте дежурному по городу.
Послышалось сдавленное хихиканье. В обычно непроницаемых глазах Борового промелькнула ироническая искра.
Могучим усилием воли Иван заставил себя не отвести взгляд.
Дело в том, что за свои два года службы (и вообще за двадцать четыре года жизни) Иван неоднократно становился как бы центром притяжения самых необычных происшествий.
Однажды на ночном дежурстве, случайно подняв голову к звёздному небу, он обнаружил там нечто подозрительное, светящееся, медленно и совершенно бесшумно проплывающее над крышами многоэтажек. Он тут же связался по рации и доложил:
- Вижу в небе неопознанный летающий объект. Он движется на юго-восток, в сторону телебашни. Жуткое зрелище, ни звука вокруг, только собака где-то завыла. Прошу дальнейших указаний.
Последовала томительная пауза, после чего рация сообщила как всегда бесстрастным голосом Борового:
- Без паники, лейтенант. Приказываю организовать преследование. В случае высадки инопланетян оружие не применять, лазутчиков брать живыми.
Преследование, однако, не состоялось по той причине, что светящийся объект через две минуты бесследно растаял в воздухе, а Иван, вернувшись в отделение, перенес целый шквал подначек и подколок от хохочущих сослуживцев, завершившийся издевательски-поучительной лекцией Борового о влиянии летающих китайских фонариков на неокрепшие умы младшего офицерского состава.
В другой раз, патрулируя участок возле лесопарковой полосы, Иван увидел грязно-белую лошадь с оборванной уздечкой, уныло бредущую прямо по центру дороги. Вместо попоны спина лошади была укрыта чем-то вроде рваной и грязной брезентовой плащ-палатки. Доложил по рации. Получил ответ:
- Вас понял. По улице ходит конь в пальто. Немедленно арестовать и доставить в ближайший зверинец.
В конце концов выяснилось, что лошадь принадлежит цыганам, живущим неподалёку, нерадивым хозяевам было сделано внушение, а к Ивану на некоторое время приклеилось обидное прозвище "Ёжик в тумане".
Но сейчас Боровой намекал совсем на другое.
Приблизительно полгода назад по городу распространились зловещие слухи о так называемом Ночном трамвае. Как утверждали очевидцы, он стал появляться на центральном проспекте безлунными глухими ночами, мелодично позванивания, доезжал до стрелки возле бывшего монастыря, сворачивал в старую часть города и где-то там пропадал в переплетении кривых улиц и переулков. Внешний вид его был необычен: по периметру крыши он был украшен разноцветными электрическими гирляндами, ниже окон, там, где обычно рисуют рекламу, светодиодным огнём горели изображения звёзд и треугольников, а на крыше, рядом с токоприёмником, торчало что-то вроде округлой башенки. Примечательная деталь: всякий раз в непосредственной близости от трамвая люди замечали трёх огромных псов, сопровождавших его как стая дельфинов океанский лайнер. Вроде почётного эскорта.
Иногда трамвай останавливался на какой-нибудь остановке. Причём никогда нельзя было предугадать точно - на какой именно. Гостепреимно распахнув двери, он терпеливо дожидался и пять минут, и десять, и даже полчаса, пока какой-нибудь загулявший или просто припозднившийся путник не входил внуть, соблазнившись нежными звоночками и неярким притягивающим светом.
И вот тогда начиналось самое ужасное.
Двери мгновенно захлопывались, гасло электрическое освещение в салоне, и трамвай, страшно завывая, скрежеща всеми своими металлическими потрохами, давал полный ход. Из тех, кто входил в трамвай, никто и никогда из него не вышел. Там, во всяком случае, утверждали всё те же неуловимые очевидцы. И лишь на обочине трамвайной колеи с некоторого времени стали находить то оторванный рукав чьей-то куртки, то женскую сумочку в пятнах засохшей крови, а один раз будто бы обнаружили остатки то ли мобильника, то ли айфона, сплющенного в комок какой-то нечеловеческой силой.
Все эти россказни и страшилки можно было отнести по разряду обычных сплетен, если бы не одно но. Дело в том, что Ивану, который возвращался однажды с перевалившего заполночь дружеского междусобойчика, довелось наблюдать этот Ночной трамвай своими собственными глазами. Правда, он видел его издали, всего несколько секунд, пока тот не свернул возле монастыря, но не узнать его по описанию было невозможно: та же кайма светящихся лампочек по всей крыше, те же звёзды и треугольники по бортам, тот же нежный перезвон колокольчиков. Три размытые тени метнулись вслед по трамвайному пути.
Иван рискнул заикнуться об увиденном на службе, но его сообщение не вызвало у майора Борового никакого энтузиазма. Ивану было указано, что вместо коллекционирования всевозможных слухов неплохо было бы повысить показатели, улучшить качество физической и огневой подготовки и т.д. и т.п. Ну да, возможно, что ночью по проспекту проезжал какой-нибудь ремонтный вагон, однако не стоит из этого единичного случая делать далеко идущие выводы, не лучше ли, к примеру, привести в порядок годовую отчётность, составить, наконец график плановых проверок и т.п. и т.д. На том и порешили.
Между тем Боровой закончил инструктаж, поздравил всех сотрудников с наступающим праздником Рождества, напомнил о том, чтобы каждый час, независимо от вызовов, проверяли центральный проспект, и ушёл к своему рождественскому гусю и глинтвейну. Счастливый человек!
Как всегда на праздники, дежурство выдалось хлопотное. Три пьяные драки, одна пьяная же попытка к изнасилованию, два срабатывания сигнализации и
дерзкое похищение из ночного клуба женского норкового манто, причём вместо манто похититель, человек, как видно с юмором, оставил в гардеробе поношенную телогрейку.
К трём часам ночи вызовы прекратились, граждане, застигнутые праздничным весельем, видимо, угомонились, разошлись по домам, предались целительному сну, а Иван вспомнил указание Борового насчёт центрального проспекта. Напарник, уткнувшись в планшет, только простонал в ответ:
- Ну, погоди, Ваня, ещё минут пятнадцать, щас-щас, обязательно съездим.
- Ладно, - сказал Иван, - я один прошвырнусь.
На проспекте было пустынно, завьюживал лёгкий снежок, ни души вокруг, одна лишь женская фигурка брела в отдалении по тротуару, скрючившись, придерживая рукой капюшон меховой курточки от поднявшегося ветра. Разворачиваясь на развязке, Иван вдруг ударил по тормозам.
Прямо на него катил по рельсам трамвай с сияющими звёздами и треугольниками по бокам, с гирляндами лампочек. Это был какой-то устаревший тип трамвая, сцепной, с двумя вагонами, и Иван с удивлением отметил, что соединены эти вагоны посредством специального переходного тамбура, какой обычно бывает на пассажирских поездах. Когда умолк двигатель патрульной машины, то в ночном сонном безмолвии явственно послышались мелодичные звоночки.
Ни капли сомнения не оставалось - это был пресловутый Ночной трамвай.
Что делать в подобных случаях, то есть в случаях, когда нос к носу сталкиваешься с материализовавшимся источникоим зловещих слухов и леденящих рассказов, Иван не знал. Поэтому он просто вылез из-за руля, поправил фуражку и, сделав шаг к рельсовому пути, требовательно поднял руку.
Трамвай, как показалось ему, сначала сбавил скорость, некоторое время катил еле-еле, тихонько постукивая колёсами, словно размышлял неведомый вагоновожатый - останавливаться ли? - а потом вдруг резко дёрнулся, взвыл мотором и ринулся на человека в форме. Иван еле успел отскочить в сторону, неизвестно зачем потянулся к кобуре (уж не стрелять ли по колёсам, как в известном фильме?), и тут события стали разворачиваться по двойному пути.
Сзади кто-то истошно завизжал и одновременно послышался гулкий собачий лай. С трудом оторвав взгляд от удаляющихся трамвайных огней, Иван оглянулся. Давешняя женщина в меховой куртке, продолжая пронзительно визжать, летела стрелой к патрульной машине, приткнувшейся к обочине, а по пятам за нею огромными скачками неслись три здоровенных, как телята, лохматых пса.
Капюшон слетел у неё с головы и Иван успел разглядеть, что это, собственно говоря, не женщина, а полуребёнок-полуподросток, лет, наверное, пятнадцати, что волосы у неё жуткого фиолетового цвета, торчат во все стороны какими-то патлами, а на лице блестит железо, называемое звучным и солидным словом пирсинг. Короче говоря, этакая безбашенная пацанка, одна из тех, что устраивают оргии на кладбищах или горько плачут над раздавленным тараканом.
Иван, не раздумывая, снялся с места, но не успел одолеть и половины пути, как пацанка добежала до автомобиля, рванула пассажирскую и дверцу и юркнула внутрь.
Положение резко переменилось.
Лохматые твари, упустив намеченную жертву, переключили своё внимание на то, что осталось в пределах досягаемости, и двое из них, злобно взрыкивая и ощерив нечистые клыки, стали приближаться спереди, а самый большой, с белыми подпалинами возле брюха, предпринял обходной манёв с тыла.
Недолго думая, Иван последовал благоразумному примеру пацанки, то есть со всей наивозможной поспешностью скользнул за руль патрульной машины и с облегчением захлопнул за собой дверь.
Пока он оторопело рассматривал страшную, припавшую к самому стеклу морду того, что был с подпалинами, с соседнего сиденья тарахтели:
- Ой, спасибо, дяденька милиционер, чуть задницу не оторвали, сволочи. Ну надо же, свинство какое, в центре города такие крокодилы без намордников гуляют, думала уже - всё, сожрут и не подавятся, хорошо что вашу машину заметила. Я бы на вашем месте, дяденька милиционер, застрелила их к чёртовой матери, особенно вон того, пятнистого, вы только гляньте на него, это же годзилла какая-то...
Иван и без того не мог оторвать взгляд от оскаленных клыков в нескольких сантиметрах от своего лица, видел, как с них тонкими струйками стекает слюна, а когда пёс встряхнул головой, то стекло сразу покрылось мельчайшими брызгами.
- Он, наверное, бешеный какой-нибудь, гляньте, как плюётся, я фильм однажды видела про бешеную собаку, Кузя, что ли, вы бы его лучше задавили машиной, дяденька милиционер.
- У нас давно уже не милиция, а полиция, - машинально поправил Иван.
- Ага, полиция, ну это всё равно, он мне, сволочь, наверное, куртку разорвал. Нет, дяденька полиционер, я бы его всё-таки задавила.
Изумлённый неслыханным словом "полиционер", Иван наконец оторвался от окна, повернулся к нечаянной пассажирке и внимательно её рассмотрел. Пожалуй, не пятнадцать, а лет семнадцать-восемнадцать, впрочем, кто их разберёт, этих девочек. Пахнет от неё приятно, какими-то тонкими духами или там шампунем. А в остальном - пацанка пацанкой, в носу бусины, на губе кольцо, в бровях какие-то скобы. Чучело огородное.
Но и пацанка за это время успела, видимо, хорошенько разглядеть его, потому что вдруг хихикнула и сказала:
- Эге, а ты, я гляжу, вовсе не дяденька. А то мне в темноте да ещё со страху померещилось, что ты вроде постарше.
Иван на мгновение опешил и от этой фамильяности, и от этого запанибратского тона. Что она себе позволяет? Но пацанка, казалось, не замечала его молчаливого негодования и продолжала трещать как ни в чём ни бывало:
- Тогда чего ты сидишь? Задави эту тварь, она мне куртку порвала своими зубищами, а ещё лучше - застрели, я ужас как люблю, когда стреляют, у моей подружки есть пистолет с резиновыми пулями, так мы иногда тренируемся в парке, заберёмся поглубже в лес и стреляем, ваще жесть. Ну чего вытаращился, скорее заводи машину и задави её, пока не убежала, а то сидит как пень, ни стрелять, ни давить не хочет. Нет, ты не дяденька, но зато я знаю кто.
- И кто, - спросил Иван, совершенно сбитый с толку этой бесцеремонной болтовнёй.
- Конь в пальто! - выпалила пацанка и звонко рассмеялась, невероятно довольная своей шутке.
Иван вздрогнул, почему-то вспомнилось прозвище "Ёжик в тумане", неопознанный летающий объект, трамвай...
Господи, трамвай!
Пока он слушал эту пацанку, тот самый Ночной трамвай, несколько минут назад едва не задавивший его, успел отъехать на приличное расстояние и теперь тускло маячил задними огнями. Чуть совсем не ушёл. Иван огляделся. И адские собаки куда-то сгинули.
- Выходи, - коротко сказал он.
Глаза у пацанки сделались совсем квадратными.
- Ты офонарел, что ли? Ты хочешь, чтобы меня насмерть порвали эти годзиллы? Ну и полиционеры пошли, ни стыда ни совести, девушка просит помощи, а он её на улицу гонит, в пасть бешеным собакам. Нет, ты хуже, чем конь в пальто.
- Собак уже нет, убежали, - сквозь зубы процедил он, - так что давай, выметайся.
- Они по подворотням попрятались, что я, не знаю этих хитрых тварей, что ли? Только высунешься наружу, сразу - хвать! - и ползадницы как не было. Ты что, правда хочешь меня выгнать?
Иван уставился прямо в её широко распахнутые глазищи и отчеканил как мужно суровей:
- Тогда сиди тут тихо, как мышь! Ещё одно лишнее слово - и выгоню прямо здесь! Усекла?
Она похлопала ресницами, потом пожала плечами:
- Да ладно тебе, угрозы какие-то. Ну, усекла, усекла, лишнего слова не услышишь, я вообще лишних слов никогда не говорю.
Иван только головой покачал. Ну и создание Божие!
Он включил зажигание и машина тронулась.
Он пристроился к трамваю, который тащился со скоростью около 30 км/ч, метрах в двадцати сзади и чуть сбоку, с таким расчётом, чтобы не попадать в зеркала заднего вида. К тому же обзор хороший, и справа и слева проспект просматривался до самого поворота. Собак по-прежнему не было видно, а ведь, по слухам, они всегда должны сопровождать его своеобразным эскортом. Неужели ошибся? Да нет, быть этого не может.
- Слушай, а чего это мы так ползём, как улитка? - подала наконец голос притихшая было пацанка. - И куда мы вообще едем?
Иван помедлил, затем спросил:
- Видишь впереди трамвай?
- Ну.
- Ты не замечаешь в нём ничего странного?
Некоторое время она вглядывалась сквозь лобовое стекло, затем ответила:
- Вроде нет. Трамвай как трамвай, весёленький такой, в лампочках. А в чём фишка?
- Мне нужно знать, где его конечная остановка.
Она помолчала, вероятно, обдумывая это и вправду странное на первый взгляд заявление, затем неожиданно спросила:
- Слушай, а тебя как зовут?
- Товарищ лейтенант, - сухо ответил Иван.
- Скажите пожалуйста, какой серьёзный молодой человек, - пробормотала она, а потом сообщила: - А меня зовут Мэт.
- Как?
- Мэт. Мурка, Эбола, Тащусь.
- А если по-человечески?
- Вот зануда, это и есть по-человечески. Мой папуля очень очень любил фильм "Леон" и, когда я родилась, назвал меня Матильдой. Сокращённо - Мэт. Не Мат же меня называть? Мат твою так. Ужас!
В этот момент трамвай звякнул особенно громко, скрежетнул и остановился возле столба с табличкой "Остановка Городской музей". На остановке, как и следовало ожидать, было пусто, однако, всё равно что-то зашипело, стукнуло и открылась одна единственная дверь - самая последняя в последнем вагоне.
Иван съехал к обочине и затормозил.
Минуты две ничего не происходило.
Иван напряжённо следил за трамваем, колеблясь - выходить ли из машины? Мэт крутила головой, смотря попеременно то на трамвай, то на Ивана, и, судя по выражению лица, ничего не понимала. Трамвай же просто стоял на месте, отворив дверь, словно крышку западни, мелодично позвякивая, затаившись.
Неожиданно пришла в движение округлая башенка, расположенная на крыше возле токоприёмника, и стала судорожными рывками крутиться то налево, то направо. Из башенки сверху вылез предмет, напоминающий собою рупор, тоже покрутился туда-сюда, пока не уставился аккурат на патрульную машину.
- Что это за штуковина? - с опаской пробормотала Мэт.
Словно бы в ответ на её вопрос, в рупоре сперва что-то захрипело, а потом приятный баритон произнёс следующие слова:
- Восхитительной вам ночи, дорогие мои дамы и господа, пассажиры и пассажирки. Наш трамвай с минуты на минуту отправляется в увлекательнейшее путешествие, поэтому спешите занять свободные места. Сегодня особенная ночь, поэтому наша фирма предоставляет вам уникальную возможность совершить эту поездку бесплатно. Совершенно бесплатно! Не теряйте времени, дорогие мои дамы и господа, пассажиры и пассажирки! Прошу проходить в салон, в дверях не скапливаться, держаться за поручни.
Лампочки в гирляндах вспыхнули поярче, а потом запульсировали в завораживающем ритме. Мелодичные звоночки усилились.
- Жесть! - услышал Иван рядом с собой. Мэт, чуть ли не уткнувшись носом в переднее стекло, восхищённым взглядом смотрела на трамвай, рот у неё был до ушей; слов, чтобы выразить обуревавшие её чувства, она, видимо, не находила, потому что опять повторила: - Ну ваще жесть! Жесть жестяная, никелированная!
Тут снова заговорил рупор:
- Ну что же вы, почтеннейший Иван Антонович, столько сил приложили, чтобы выяснить все подробности предстоящего путешествия, а теперь заперлись в своей машине, брезгуете обществом. Нет уж, Иван Антонович, прошу вас пройти в салон, а то неудобно, остальные пассажиры ждут. Проходите, проходите, Иван Антонович, милости просим!
Губы у Ивана внезапно пересохли, он машинально облизнул их, а Мэт поинтересовалась:
- Про кого это он говорит? Что ещё за Иван Антонович?
- Это меня так зовут, - с трудом проговорил Иван и, наконец, решился. - Вот что, - приказал он, - ты сиди здесь, а мне необходимо сходить туда, глянуть - что и как. Сиди в машине и не высовывайся.
- Куда ты? Стой! Я не хочу одна...
Не слушая более никаких протестов, Иван решительно вылез из-за руля, на всякий случай расстегнул кобуру и направился к остановке.
Вблизи трамвай показался ещё подозрительней, чем издали. Только сейчас Иван разглядел, что под мигающими весёлыми огоньками скрывается гладкая и абсолютно чёрная поверхность обшивки. На миг ему показалось, что светящиеся звёзды и треугольники развешаны в какой-то космической пустоте, только по чьей-то прихоти принявшей форму обычного трамвая. Оконные стёкла тоже не внушали доверия. То ли они были так сильно затонированы, то ли покрыты зеркальной плёнкой, но разглядеть что либо внутри трамвая не представлялось возможным.
Он приблизился к распахнутой двери, поставил одну ногу на металлическую приступку и осторожно заглянул в салон.
Так. Салон как салон. Ряды сидений тянулись по обе стороны от прохода, в электрическом свете матово отблескивала искусственная кожа обивки. Никаких пассажиров, томящихся в ожидании, Иван не обнаружил, трамвай был практически пуст, только в дальнем конце вагона над спинкой кресла торчала одинокая жёлтая лысина. "И чего это он зимой без шапки?" - только и успел подумать Иван, как сзади раздался уже знакомый ему визг, затем собачий лай, после чего что-то ударило его в спину, он не удержался на ногах и ввалился внутрь вагона. Сверху на него обрушилось нечто отчаянное барахтающееся, продолжающее визжать, источающее тонкий аротмат духов. Мэт!
В ту же секунду двери с ядовитым шипением захлопнулись, трамвай взвыл, дёрнулся, и тронулся с места, всё более и более набирая ход.
Ну вот что ты будешь с ней делать, с этой пацанкой? Оказалось, что она, невзирая на приказ оставаться в машине, всё-таки не выдержала и пошла следом (обиженное бурчание: "Ага, сам хорош, бросил меня одну на съедение, а сам смылся, полиционер называется!"). Из ближайших кустов, как по волшебству, снова возникли давешние милые собачки - и вот результат.
- Да, собачки, - пробормотал себе под нос Иван. - Никакой это не почётный эскорт, вот что я вам скажу. Это загонщики.
Мэт ошеломлённо озиралась, то и дело косясь на неподвижную лысину, затем прошептала ему в самое ухо:
- Слушай, Ваня, а почему здесь окна такие странные? Непрозрачные.
Он постучал в ближайшее окно - так и есть. Вместо стёкол были вставлены листы какого-то блестящего (никелированного, отшлифованного) металла.
Чтобы придать себе бодрости, Иван громко откашлялся, затем приблизился к лысине и окликнул:
- Извините, гражданин, вас можно на минуточку?
Лысый обернулся, и прежде всего поразил Ивана черными солнцезащитными очками, неизвестно для чего надетыми посреди ночи в тускло освещённом вагоне. Что он видит сквозь эти окуляры?
- Ну что опять такое? - неприятным пронзительным фальцетом заговорил тот. - В кои-то веки притулишься, успокоишься, расслабишь истерзанную психику, как тут же начинают отвлекать. Не дают приобщиться к вечному, мудрому. Даже после восхода вечерный безлучевой звезды они никак не угомонятся. Вы что же, сударь, разве не видите, что оторвали меня от захватывающего чтения?
Только тут Иван заметил, что в руках, обтянутых противными рыжими перчатками, лысый держал цветастый журнал в глянцевой обложке. Бросилось в глаза название: "Рукоделие и рукоблудие. Для семейного чтения".
- Прошу меня извинить, - проговорил Иван, - но я просто хотел спросить...
Иван запнулся. А в самом деле, что именно он хотел спросить? Куда несётся этот дьявольский трамвай? Что означают металлические окна? Сколько стоит проезд?
Лысый немедленно воспользовался образовавшейся паузой:
- Вот только не надо, сударь, дурака из меня строить! Спросить он хотел... Это с расстёгнутой кобурой-то, в обществе юной барышни, посреди ночи? Знаем мы, что в таких случаях спрашивают. Совсем совесть потеряли! Или вы решили, что теперь вам всё можно? Что не сыщется на вас управа? Может быть, вы именно так себе всё представляете? - Лысый взводил себя всё круче и круче, он даже начал трястись от злости и размахивать в воздухе своим журналом. - Не выйдет, уважаемый! Пусть у вас расстёгнута кобура, пусть всё могущество эгрегоров на вашей стороне, пусть вас сопровождают какие-то драные кошки с железом в носу - ничто из этого вас не оправдает. Вечерняя безлучевая звезда уже взошла, долог её путь по ночному небосклону, и пока она его не пройдёт - ваши фокусы бессильны. Имейте это в виду!
Из всей этой ахинеи в сознание Ивана впечаталось слово "эгрегоры". Вроде бы совсем незнакомое слово, неизвестно что ознающее, но одновременно словно бы где-то уже слышанное. На один миг Иван испытал странное полуобморочное ощущение человека, который только-только просыпается, постепенно выходит из фантастического мира сновидений и пытается нащупать контакт с реальностью, не в силах ещё определить - где здесь сон, а где явь. И это слово послужило неким подобием якоря, заброшенным извне в его сознание.