Калина чуть смутился, но тут постарался спрятать смущение за шут-кой.
- Ты поучи меня ещё, щеня глупое, - и сделал движение, словно хотел дотянуться до зуйка рукой. Мальчишка с хохотом отскочил.
- Велко! - резко окликнул его кормчий с кормовой палубы, и зуёк тут же резво порысил к нему.
Калина проводил его взглядом и поворотился к неспешно текущему мимо берегу.
Дёрнула ж его нелёгкая пойти в охрану к купцам! Ведь звал его к себе воевода Еремей Глебович, так нет - пенязей захотелось. Кто ж знал, что тут такая скука. Страны дальние повидать хотелось, а хозяин, Фёдор Некрасович только по верхней Волге да Оке ходит, от Твери до Рязани. И всё. Стран дальних тут не увидишь, а вот от дома отобьёшься как раз.
Где-то в глубине леса над верхушками деревьев вставали столбами дымы. И пахло гарью - нехорошо пахло. Дым от костров так не пахнет, и пожар лесной - тоже. Деревни горели, не иначе.
Кто-то неслышно подошёл сзади. Калина покосился назад - за плечом стоял кормчий.
- Чего там горит - не ведаешь? - лениво спросил вой, кивая в сторону дымов.
- Хрен его знает, - кормчий пожал плечами и точно так же, как и Ка-лина, сплюнув за борт, проследил за плевком.
- А водяной как же? - не замедлил съехидничать Калина.
- Чего - водяной? - не понял кормчий.
- Зуёк твой сказал - плевать за борт нельзя, водяной рассердится.
- А как же, - хладнокровно согласился кормчий, зевая. - Вестимо, рассердится.
- Ты ж плюёшь?
- Я?! - удивился кормчий. - Где ты это видел?
- А, - махнул рукой вой, снова отворачиваясь. А кормчий вдруг громогласно зыкнул прямо у него над ухом так, что Калина аж присел:
- К берегу держи!
- Тьфу на тебя, оглушил, - засмеялся Калина. - Зачем к берегу-то?
- Солнце скоро сядет, - спокойно ответил кормчий. - А тут место для ночёвки удобное.
Костёр уютно потрескивал, стрелял искрами а то и целыми лоскутами пламени, разрывая ночь. Спину сильно грело - Калина сидел к костру спиной - а вот лицо, наоборот, щипал ночной холодок. С реки тянуло сыростью, и вой с невольной завистью подумал об остальных воях, кои мирно спали сейчас в лодье.
Короткий шорох был слышен даже сквозь треск костра. Калина настороженно поднял голову, нашарил под рядном рукоять самострела. Взвести его, коль что, дело пары мгновений.
Шорох, меж тем стал непрерывным, приближался. Калина прислушался - кто-то шел. Неверными шагами шуршал по траве, трещал сухими ветками, шуршал прошлогодней листвой.
Пьяный? Альбо больной? Раненый?
Калина здраво рассудил, что самострел не то что взводить - даже доставать не стоит. Дождался, пока шаги не стали отчётливо слышны и окликнул:
- Кто идёт?
- Я иду, - хрипло отозвались из темноты, она расступилась, и Калина увидел идущего.
Не очень высокий и не сказать, чтоб плотный молодой мужик. Ан нет, не мужик - кметь! Голова обрита наголо, чупрун висит на правом ухе, меч на поясе. И - побуревшая от крови и грязи когда-то белая повязка на правом плече. Кожух разорван, рубаха - тоже. Едино только и есть целого - штаны. Но и те изгвазданы грязью до изумления.
- Мир на стану, - всё так же хрипло пробормотал он приветствие.
- И тебе поздорову, - усмехнулся Калина, беззастенчиво его огляды-вая. - Хорош. Присядь к огню, что ль.
- Попить бы мне, - выдавил заброда, не то что садясь - падая у костра. В прорехе разорванной рубахи мелькнула серебряная цепочка с громовым колесом. Язычник.
Пил жадно, проливая на рубаху поданный воем квас. Опружил туес, довольно крякнул:
- Куда это? - изумился вой. - Ночью-то? Да ты ж еле на ногах стоишь! Передохни хоть до утра.
- Нельзя, - покачал головой язычник. - Гонятся за мной.
- Кто это ещё?
- Какая тебе разница, - заброда дёрнул плечом и скривился от боли. - Вои княжьи гонятся. Ещё до рассвета тут будут.
Калина молча покивал, напряжённо думая.
- С собаками гонят?
- Да нет, боги миловали. С собаками они бы меня уже давно догнали.
- Кровью на дороге не наследил?
- Нет, - отверг язычник.
- Тогда в лодью сигай, - предложил Калина. - Авось да и пронесёт.
Заброда несколько мгновений глядел на него дикими глазами, потом, что-то про себя прошептав, очертил голову обережным кругом и рывком перевалился через борт в лодью.
Калина же, несколько мгновений подумав, вытащил из-под рядна самострел - ближе будет.
Конские копыта затопотали, когда небо на восходе уже начало медленно бледнеть. Калина быстро взвёл самострел, наложил стрелу и снова накрыл его рядном. Схватить, коль что, будет недолго.
Из предрассветного полумрака с дробным топотом вынеслись семь всадников, быстро охватили костёр полумесяцем. Эк как я встал-то, - подумал вой с досадой - костёр за спиной, видно меня, как таракашку на ладошке. А ладно, они тоже на виду.
- Кто таков? - бросил отрывисто средний - худой жилистый вой с хищными глазами.
- А ты? - Калина хмыкнул, не спеша вставать на ноги.
- Не хами, смерд, - кметь замахнулся плетью. Калина вскочил на ноги, выхватывая из-под рядна самострел.
- Но-но, - он засмеялся. - Я у себя на стану, потому ты и говори пер-вым, кто таков...
- Я кметь великого князя, - худой недовольно и высокомерно вздёрнул подбородок. - Ярополком кличут. Я названый брат самого великого боярина Якова, сыновца великого князя.
- А меня Калиной зовут, - вой чуть опустил самострел, но именно, что чуть. - Я у купца в охране служу, у Фёдора Некрасовича. И лодья эта - его.
- Ага, - задумчиво сказал Ярополк - Был здесь кто-нито?
Что говорить, Калина обдумал заранее - собаки с ними не было, зна-чит, ищут наугад. Перед рассветом роса выпала, следов заброды на траве видно не будет. Кровью он тоже не наследил.
- Не-а, не было, - беззаботно ответил вой. - Слышно было, в лесу сучья под ногами трещали...
- И?..
- Ну, я шумнул, погрозил...
- И?
- И всё. Побоялись, должно. Оттоль ведь не видно, сколь нас.
- Ага, - опять сказал Ярополк, поцарапал указательным пальцем гладко выбритый подбородок и велел. - Перекрестись.
Калина быстро перекинул самострел в левую руку, размашисто перекрестился, вытащил из-под рубахи крестик и поцеловал. Хоть и не христианскую душу спасаю, а всё одно, бог простит, - подумалось ему. Да и не был Калина особо крепок в христианстве.
- Ловок, - одобрил кто-то из княжьих кметей, - самострел, невзирая на движения Калины, всё одно смотрел в их сторону.
Ярополк несколько мгновений смотрел на Калину, потом махнул рукой своим:
- Ладно, поехали! Авось да и встретимся ещё когда...
Конский топот давно уже стих, а Калина всё ещё стоял, вслушиваясь. Сзади что-то зашуршало и грузно свалилось.
Оборотился - заброда уже стоял на ногах у борта лодьи.
- Ну... - выдохнул он, и Калина, наконец, опустил самострел. - Ну, спаси тебя боги, брате. Не забуду.
- Бирюк тебе брат, язычник, - усмехнулся Калина, садясь. - На том свете сочтёмся.
- У нас тот свет разный будет, христианин, - весело бросил заброда. - Ну, я пошёл?
- Поснидаешь, может?
- А есть чего? - оживился язычник.
- Есть, - пробурчал вой, доставая холодную рыбу, хлеб и печёную репу.
Заброда увлечённо жевал, а Калина разглядывал его с весёлым любопытством.
- Стрелой ранили? - спросил он неожиданно для себя.
- Ага, - кивнул тот, глотая. - Наконечник-то я вытащил и перевязал, а всё одно - праворучь меча не вздынуть. Левой я, вестимо, тоже могу, только хуже.
- А, - Ока махнул рукой. - У нас в лесу войский дом был... а они его сожгли.
Ока удивлённо поднял брови:
- Так вон там что горело-то... А что за войский дом ещё?
Оказалось, средь язычников ещё живёт старинный обычай отдавать мальчишек лет десяти - двенадцати в лесные дома для воспитания войских умений. Живут они в лесу без родительской ласки, обретая умение воевать, приказывать и терпеть боль. Лучшие после становятся воями, самые лучшие - ватаманами, а остальные - воротятся в семью.
- А ты там кем был? Для наставника - молод, для ученика - стар.
- Верно мыслишь, - кивнул, улыбаясь, Ока. - Я мальчишек туда привёз... а тут княжьи как раз...
Его перекосило, как от зубной боли.
Калина смущённо крякнул, ёжась от холода - светало быстро и от реки всё сильнее тянуло холодом. Встал, влез на лодью, косясь на спящего хозяина, нашёл плотный суконный плащ и сапоги, спрыгнул обратно. Сунул в мешок каравай хлеба, вяленую рыбину, кусок сыра.
- Возьми. Всё не так холодно и голодно.
- Спаси боги, - Ока уже встал. - Ну... встретимся, небось.
- Куда теперь думаешь податься?
- К Ростову, - бросил кметь. - Там наших много. Ну... прощай.
- Прощай, - кивнул Калина, протягивая руку.
И долго потом смотрел вслед исчезающему в тумане заброде.