Останин Виталий Сергеевич : другие произведения.

Дело первое: Кьята

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прошу любить и жаловать: Остерия "Старый конь". Это место считается нейтральной территорией для криминального мира средневекового Сольфик Хуна. Ее владелец - бывший сотрудник Тайной Имперской стражи. Ее гости - проходимцы и титулованные особы. Добро пожаловать! А, кстати, еще здесь можно вкусно поесть!)

Остерия «Старый конь»

[]

Annotation

     Еще недавно огромное государство Империя Рэя было единым. Сегодня оно разбито на отдельные провинции. Дворянские роды готовы взяться за оружие, разрешая вековые обиды, — ведь их больше не сдерживает сильная рука императора. Пока только время гневных писем и взаимных угроз. А еще время — шпионских игр и интриг, в которые вовлекают подчас совершенно случайных людей. А иногда, — совершенно не случайных… Например кабатчика Мерино Лика, который вообще то рассчитывал на спокойную старость.

Остерия «Старый конь» Дело первое: Кьята Виталий

     No Виталий, 2016

     Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сцена первая
в которой Мерино спешит на одну встречу, а попадает совсем на другую. Еще здесь фигурируют бандит Крысюк, вдова Карла Тотти и дурной запах государственных интересов.

     3 октября 783 года от п.п1
     Мерино Лик, кабатчик
     Город Сольфик Хун, столица Великого герцогства Фрейвелинг
     Сольфик Хун вообще очень шумный город. Столица герцогства, крупный морской порт, перекресток многих торговых путей, — как ему не быть шумным? Но в десятый день триды2, когда по заведенной не одну сотню лет назад традиции все окрестные деревни съезжались на многочисленные рынки города, Сольфик Хун из шумного города превращался в бурлящий котел. По центральным улицам сновали толпы продавцов, покупателей и просто зевак. В основном семьи зажиточных крестьян: несколько ребятишек разного возраста, объемная матрона и старавшийся (совершенно безуспешно) выглядеть незаинтересованным глава семейства. Все в лучшей одежде, надеваемой только на праздники, все крикливые, любопытные, жадные до столичной жизни…
     Добавьте к этому выступления лицедеев на каждом углу и подле каждой статуи святого или пророка, коих в городе по данным кансильера3 архивов было ровно сорок три штуки. Прибавьте заискивающе-наглые мольбы городских нищих, оккупировавших подступы к каждому храму. Да, и не забудьте шумные компании молодых дворян, то ли продолжавших гулять после ночи, то ли начавших пить прямо с утра. И все это сбрызните амбре из свежих и уже подгнивших фруктов и овощей, жареного мяса, свежей и жареной рыбы, варенных в меду устриц, коровьего и конского навоза, а также неопределяемого аромата сточных канав вдоль улиц. Тогда вы поймете, что без веской причины уважающему себя человеку не стоит заходить в центр города в ярмарочный день.
     Высокий, чуть полноватый (что при его росте в глаза не бросалось), Мерино Лик по прозвищу Праведник не был человеком, который может быть незаметным. Но ему это удавалось. Малость ссутулился: плечи вперед, голова слегка опущена — и вот он уже среднего роста толстячок с рыжевато-седоватой бородой на круглом бесхитростном лице. Купец или лавочник с весьма невысоким, судя по одежде в черно-серых тонах и стоптанным башмакам, доходом. Даже разрешенного к ношению низкому сословию ножа на поясе и то нет. Горожанин, который не задержит на себе взгляд больше чем на секунду. Грабить такого можно только от безысходности, ведь даже самый оголодавший бандит поймет, что в худом кошеле жертвы вряд ли окажется больше десятка медных монет — тот еще прибыток. Чуть выбивались из образа только глаза: серо-голубые, внимательно-цепкие и прищуренные — то ли от яркого солнца, то ли в насмешке. Скорее даже второе, морщины вокруг глаз говорили, что их обладатель любит улыбаться.
     Впрочем, как и положено незначительному человеку, смотрел Мерино в землю.
     И не то чтобы сейчас подобная маскировка была нужна Мерино, просто привычка, от которой он не видел причин избавляться. Когда-то она спасала ему жизнь, а кто знает, что нам уготовил Единый на день сегодняшний? Когда отдаешь почти двадцать лет своей жизни на общение и работу с грабителями, убийцами, жуликами и титулованными особами, в характере и привычках появляется определенный отпечаток. Неприятностей ждешь постоянно, хотя, как показывает практика, они все равно приходят неожиданно.
     Сейчас Мерино спешил. Его ждала встреча, буквально через пять минут, а пройти нужно было еще квартал — запруженный людьми квартал в центре города, в утро ярмарочного дня. Такое было возможно только при определенной сноровке и большом везении. А человек, с которым была назначена встреча, был не из тех, что станет ждать опоздавших. И вовсе не от чувства собственной важности.
     Обогнуть парочку сцепившихся языком хозяек, вышедших на рыночные ряды за покупками, с сожалением улыбнуться крестьянину, протягивающему корзину с куриными яйцами, шлепнуть по руке слишком уж неаккуратного мальчишку-карманника. Свернуть в переулок за таверной, уже полной по причине ярмарки. Успел? В переулке пусто…
     — Опаздываешь, Праведник! — Голос Крысюка, вышедшего из-за кучи как попало сваленных ящиков из-под рыбы, был полон укоризны. Мерино в который раз поразился, насколько точно подходит бандиту его прозвище. Не выше полутора метров, худой до болезненности, с лицом настолько же неприятным, насколько и выразительным. Бегающие, слезящиеся глаза смотрели на мир с настороженностью маленького хищника. Или падальщика. Крысюк был и тем, и другим.
     — Дождался ведь… — Мерино не собирался оправдываться перед бандитом. — Чего звал? И с чего вдруг такая срочность? Мальчишка, которого ты послал, меня уже на рынке нашел.
     О том, что ему совсем не понравилось, как легко его нашел этот самый мальчишка (общеизвестно, что предсказуемость опасна), он упоминать не стал.
     Крысюк явно замялся, не зная с чего начать разговор. Мерино же смотрел на него спокойно, не собираясь помогать это делать. С бандитами только так: упустишь инициативу — на шею сядут. Раз звал, раз ждал, значит ему нужно что-то, и явно непростое. Вот и пусть озвучивает. Он проситель.
     — Укрыться мне надо, Праведник! — наконец разродился Крысюк. — В бегах я. По городу шмон, наших стража берет без всяких дел…
     — Мне что с того?
     — Должен буду!
     — Уже давно должен. И много.
     — Так я отработаю!
     — Ну это если живой останешься. Повторю вопрос: мне что с того?
     Крысюк был не самым умным бандитом Пыльной улицы4, но хитрым и умел отлично выживать на городском дне. Он понял по спокойствию и незаинтересованности Мерино, что если сейчас чего-то не предложит, то его спасение уйдет с этим человеком и не оглянется.
     — Мне есть что рассказать! И тебе будет это полезно!
     — Откуда такая уверенность? — Мерино приподнял одну бровь. Немного заинтересованности. Совсем немного.
     — Знаю. Связано со шмоном и его причиной. Я слыхал: ты интересовался этим. Спрячь меня дней на пять или помоги из города выйти — я все расскажу.
     Мерино отрицательно покачал головой.
     — Тухлая рыба, Крысюк. Ты ведь знаешь: я такую не покупаю.
     И лицо сделал такое, будто этой самой тухлой рыбы нюхнул. В голове однако отметил, что вопросы о своем интересе надо задавать аккуратнее. Вон уже и Крысюк знает! Хотя нет — зря он так. У бедняги жизнь такая: больше знаешь — дольше проживешь.
     Неприятное лицо бандита окончательно обезобразила работа мозга. Мерино чувствовал: Крысюк имел в запасе какой-то козырь и сейчас пытался решить: надо ли разыгрывать его прямо сейчас? Ведь услуга, которая уже оказана — ничего не стоит.
     Праведник прекрасно умел ладить с подобными Крысюку типами — большую часть жизни только этим и занимался. Тут необходимо было подстегнуть беднягу.
     — Так я пойду? — и обозначил легкое движение корпусом, будто и правда собирался развернуться и уйти. Сработало, как всегда, безотказно.
     — Погоди, Праведник! Погоди! Я сейчас скажу. Только дай мне свое слово: если наколка годная, то ты мне поможешь!
     «Хитрец какой!» — восхитился Мерино. Многие в преступном мире знали, что Мерино Лик по прозвищу Праведник крайне неохотно дает слово. Потому что всегда его держит. Ну должны же быть у человека слабости.
     — Ладно. Если годная, я помогу. Выкладывай!
     Крысюк выдохнул с явным облегчением и тут же начал говорить, как на допросе в пыточном подвале:
     — Весь шмон — из-за обноса дома мастера-корабела Беппе Три Пальца. Слыхал?
     Кивок. Позавчера, действительно, кто-то обчистил дом известного корабела. Но Мерино никак не ожидал, что активность стражи происходит из-за этого. Три Пальца, конечно, мастер и… А, ну конечно, он же…
     Крысюк тут же подтвердил догадку:
     — Беппе — человек маркиза5, наши все об этом знают. Работает только по заказам из замка. Никто бы не полез! Да и что там брать — от силы десяток сюто6, а проблем — до веревки! Наши не обносили корабела, Праведник, Единым клянусь! Заезжие это — наводка на них есть! А стража метет всех без разбора, и докажи потом на виселице, что ты ни при чем!
     — Что за заезжие и что за наводка?
     — Меняла Чезаре с Виноградной улицы их знает. Я так понял, что он их встречал. Сам слышал, как он хвастался в кабаке: дескать, заплатили ему хорошо! А зачем нашим ему платить? За что? Мы и так тут все входы и выходы знаем. Где и мышь не пройдет, там мы — с благословением Единого! А Три Пальца обнести для нас — как два пальца… Да только зачем человека Фрейланга трогать? Не по норме7 это. Заезжие, клянусь, чем хочешь! И Чезаре у них наводчик!
     — Тадор! — остановил Мерино бандита, назвав его настоящим именем. Тот сразу заткнулся, внимательно глядя на кабатчика. — А что украли у Беппе Три Пальца?
     — Я точно не знаю. Но стража трясла наших за какие-то бумаги. Документы какие-то… А что за бумаги, я не знаю, Праведник! Векселя, наверное… Человек уже пятнадцать наших загребли…
     «Какие все-таки замечательные люди эти бандиты! — с внезапно возникшим умилением подумал Мерино. — Все у них просто, все из-за денег. Раз бумаги — стало быть, векселя».
     Он еще некоторое время слушал Крысюка, но тот пустился в повторение уже сказанного: значит, больше ничего не знал. И Мерино принял решение. В конце концов, от него не убудет, а Крысюк крутится с разными людьми и как осведомитель очень хорош.
     — Ладно, Тадорито, ступай за мной. Только держись в отдалении, а то ещё решат, что мы с тобой вместе, а это ни мне, ни тебе не нужно. И место, в котором я тебя спрячу, кхм… неожиданное! Но ты мне должен верить. Я дал тебе слово.
     Из переулка Мерино вышел, завязывая веревки на штанах и на всякий случай смущенно улыбаясь. Приспичило человеку — с кем не бывает? А тут такой славный переулок… И пусть за ним никто не следил, да и кому он нужен, если подумать, следить за ним, но привычка — вторая натура.
     Куда спрятать Крысюка, Мерино понял в тот же миг, когда решил ему помочь. Куда никогда не полезет искать стража — в герцогские конюшни. Конечно, еще предстояло уговорить смотрителя конюшен, досточтимого синьора Вэнно, в том, что именно сейчас ему понадобился чернорабочий. Но, если напомнить про тот факт, что синьор Лик в свое время помог вытащить из дурной компании несовершеннолетнего отпрыска синьора Вэнно, уговоры эти не обещали быть очень уж трудными. Сложнее будет уговорить Крысюка, что там его, перепачканного навозом, никто искать не будет.
     Конюшни располагались сразу за крепостной стеной замка Инверино8, резиденции местных владетелей. Ну это если смотреть на замок из города. Что значило, что они жили за собственной крепостной стеной9. И это тоже было некоторой проблемой. Сам Мерино через воротную башню крепости мог пройти без проблем, его там хорошо знали. А вот Крысюк, с его роскошно драной одеждой и воровской рожей, туда мог попасть только в кандалах, прямиком в допросный подвал.
     — Тадорито! — подозвал Мерино бандита, когда ярмарочный шум стих позади и наблюдать за беседой двух человек на пустой узкой улочке было некому. — Сейчас тебе надо переодеться во что-то вроде одежды подмастерья. Победнее, но относительно чисто. Затем, отдельно от меня, пойдешь на площадь Святого Доната и там сядешь вместе с нищими на ступенях храма Скрижалей. Вы их стрижете, так что они тебя не тронут. Будешь сидеть там до тех пор, пока к тебе не подойдет худой такой мужчина, с рыжей бородой клином и лысый…
     — Смотритель герцогских конюшен синьор Вэнно? — Мерино кивнул, и Крысюк довольно закончил: — Знаю я его!
     — Вот он и подойдет. Заберет тебя на конюшни, скажет, будто ты его дальний родственник из деревни, которого надо пристроить к делу…
     — Туда? — палец Крысюка указал на замок. До него стало доходить.
     — Да, — сразу оборвал его Мерино. — Там тебя искать не будут, а синьор Вэнно мой хороший друг. Не трясись, слушай, что я говорю. Если тебе что-то не нравится — ноги пока свои. Развернулся и ушел!
     Крысюк поспешно кивнул.
     — Так вот, там он тебя к делу пристроит, за конями ходить, и никто тебя не найдет. Ты, главное, сам там навыки свои забудь, не стащи чего. И не вздумай на будущее пути прикидывать — я уже вижу, как глазки заблестели. Твою жизнь спасаем, так что будь благодарен. Все, действуй!
     — Да я никогда бы…
     Но Мерино его уже не слушал, шагая к опущенным воротам замка.
     С Алонсо Вэнно все прошло так, как и планировалось. Смотритель конюшен поворчал, похмурился и вскоре согласился принять на работу своего дальнего родственника. «На пять дней, и не больше, Мерино! А то знаю я твоих… кхм… знакомых!»
     Заверив старого приятеля, что больше пяти дней и не понадобится, синьор Лик отправился обратно к рынку. У него еще оставалось дело, от выполнения которого его отвлек мальчишка, посланный Крысюком.
     Даже, по правде сказать, не дело — ритуал. Которого Мерино немного стыдился, за который ругал себя последними словами и которого не пропускал ни разу на протяжении уже почти года.
     Дело в том, что раз в три дня ко второму звону храмового колокола10 на рынок у центральной городской площади приходила за свежей зеленью синьора Карла Тотти, вдова полковника от артиллерии, погибшего девять лет назад в битве при Игусе11. Приходила с истинно военной точностью, как и положено вдове фрейского офицера, лишь только смолкали колокола. Ходила она по рядам около получаса, после чего возвращалась с покупками домой. И раз в несколько дней Мерино придумывал себе какое-нибудь пустяшное дело в районе рынка, ну, например, купить свежего мяса. Шел на рынок сам, а не посылал поваренка Гвидо, который обычно этим занимался. И совершенно случайно встречался с Карлой Тотти.
     Они познакомились чуть больше года назад, у общих знакомых. Когда Карле представили Мерино, он, лишь раз взглянув в ее зеленые глаза, понял, что пропал. С точки зрения канонов красоты он была не более чем просто привлекательной женщиной: ярко-рыжие волосы, какие случаются, если в крови есть хорошая толика митриурийской12 крови, большие глаза под сенью густых ресниц, аккуратный маленький нос и мягкие даже на вид, может, немного тонкие губы. Хорошая фигура, не худощавая, но и не массивная, — пожалуй, термин «женственная» подходил синьоре Тотти идеально. Но ее мимика, то, как она улыбалась и хмурилась, чистый и какой-то искренний смех, а главное, глаза, в которых тонули все умные мысли и фразы и так-то не самого опытного в общении с противоположным полом мужчины, — все это делало ее в глазах синьора Лика настоящей красавицей.
     Они несколько раз вместе обедали, встретившись, разумеется, совершенно случайно, однажды синьора Тотти даже заглянула в его остерию и отведала его фирменного морского окуня, который ей очень понравился. Но дальше вежливой болтовни, не без приязни с обеих сторон, дело не шло. Мерино робел.
     На исходе четвертого десятка лет Мерино уже научился быть с собой честным, жизнь, что называется, заставила. С одной стороны, он прекрасно понимал, что на самом деле с ним происходит и что его интерес к красивой вдове давно перестал быть соседским, с другой — не знал, что с этим интересом дальше делать. Прослужив большую часть жизни государству, которого внезапно не стало, он имел крайне небольшой опыт отношений с женщинами — на них просто не хватало времени. Требуемую ему как мужчине плотскую близость он предпочитал покупать за серебро. Да и сказать по правде — не искал он отношений выходящих за эти рамки. Благодаря чему теперь и находился в какой-то совершенно не свойственной ему нерешительности и плыл по течению. Но довольно изобретательно находил поводы появляться на рынке за пятнадцать минут до второго звона. Где с совершенно занятым видом бродил по мясным рядам рынка именно в том месте, в котором они смыкались с овощными.
     В этот раз (чтоб Крысюку икалось все те дни, что он будет прятаться от городской стражи!) Мерино опоздал. Совсем чуть-чуть: он даже был уверен, что видел, как Карла, неся корзину с зеленью на сгибе руки, свернула от рынка на улицу, ведущую к ее дому. Догнать ее можно было довольно легко, но что при этом сказать? Это ведь не случайная встреча на рынке: «Доброе утро, Карла! Вы прекрасно выглядите сегодня! Новая шляпка? Очень вам идет! Давненько вы не заглядывали в мою остерию!» Это уже целенаправленное проявление интереса стареющего трактирщика к красивой женщине. А это, в свою очередь, значит…
     Привычным волевым усилием Мерино остановил свои мысли, в которых сомнения, с одной стороны, и желание хоть какой-то определенности, с другой, сталкивались, как два отряда тяжелой рыцарской конницы. И переключился с воспоминаний о завитке непокорного рыжего локона за ухом синьоры Тотти на обдумывание нового кусочка информации, полученного от Крысюка. При определенной сноровке, которая есть результат частого повторения, сиречь — опыта, это ему удалось сделать почти без труда, даже несмотря на предательски возникший образ лукавого веселья в зеленых глазах вдовы, которая будто бы смеялась над его душевной борьбой.
     А подумать было о чем.
     Самый первый и самый важный вопрос: стоит ли ввязываться в эти игры? Точнее, ввязаться-то он уже ввязался, но пока еще можно было остановиться на том, что уже сделано, — на прикрытии старого и надежного осведомителя из сольфикхунского дна от городской стражи. И дальше не идти. Да какое, собственно, ему дело по ограбления корабела двора Ее высочества? До бумаг, которые явно и были целью грабителей! Это же политика, смердит ею за лигу — не стала бы городская стража перетряхивать весь город ради ерунды. А нужна ему, синьору Лику, добропорядочному горожанину, уважаемому человеку, такая радость? Эти тайны и интриги?! Да к демонам четвертой преисподней!
     Конечно, называя себя добропорядочным горожанином, Мерино сильно лукавил. Праведник в нем так и не смог найти покоя после ухода в отставку со службы в Тайной страже13. Гончей14 был, гончей и остался. Купил трактир, но по-прежнему следит за внешней и внутренней политикой, собирает сведения от осведомителей криминального мира. И благодаря этому прекрасно понимает, что кража бумаг из дома корабела — совсем не рядовое событие. А если сложить все факты вместе…
     Факт первый. Корабел Беппе Три Пальца — известный мастер. Известный в основном тем, что довольно смело подходит к такому патриархальному делу, как строительство кораблей. По его чертежам в прошлом году в Сольфик Хуне построили судно, способное к длительным морским путешествиям. Плавание в открытом море — шутка ли для страны, все морские пути которой, включая торговые, до недавнего времени проходили в видимости береговой линии!
     Факт второй. После нескольких удачных проектов корабела, который в ту пору работал по заказам рыболовецких артелей и торговых домов, его заметил маркиз Йан Фрейланг, регент малолетней великой герцогини и фактический правитель страны. С тех пор мастер работает только по заказам из Инверино. И все, кому это надо, об этом знают.
     Факт третий. Великое герцогство Фрейвелинг стоит на пороге большой войны. Северный сосед, королевство Скафил, страна мореходов и морских разбойников, угрожает морской торговле Фрейвелинга. По тавернам и остериям15 уже гуляют разговоры о том, что весной следующего года флот Ее высочества вместе с союзниками ударит по Скафилу. Солдаты удачи, чуя работенку, стекаются в города.
     И тут кто-то обносит дом корабела Беппе Три Пальца. И крадет какие-то бумаги. Скорее всего, чертежи нового судна, и — Единый свидетель — судна военного!
     Выводы, господин бывший дознаватель? Ох, да какие тут выводы! Все на поверхности лежит. И очень дурно пахнет государственными интересами.
     — Не задалось утро-то! — пробурчал Праведник себе под нос, сворачивая с широкой улицы Святого Кипаги в узкий переулок Извозчиков — привычный путь к остерии на Ольховой. — И большая политика на горизонте показалось, и с Карлой не встретился…
     Ну что мешало Крысюку, демоны его побери, отправить мальчишку с весточкой на час позже! Никуда бы эти государственные дела не делись!

Retrospectare16

     24 августа 771 год
     Праведник, дознаватель 2 ранга
     имперской Тайной Стражи
     Окрестности города Оутембри, Империя Рэй.
     Щека прижата к прикладу арбалета, ладони потеют, а все тело затекло от долгой неподвижности. Пахнет сухим сеном и навозом. Сельская идиллия, чтоб ее!
     Праведник ненавидел деревни, даром что сам вырос далеко не в городе. Но считал себя горожанином до мозга костей и не мыслил себя без городской толчеи и шума. А тут — десяток дворов, полсотни людей, большинство из которых сейчас потеет в полях с косами в руках, и проклятый сеновал, на крыше которого Мерино неподвижно лежит уже часа три! И одна надежда на то, что осведомитель из Оутембри не соврал и нападение на караван с золотом все же произойдет. Иначе все зря! Два месяца слежки, подкупов и угроз закончатся не славной победой над одним из боевых отрядов Гильдии воров и получением первого ранга, а пшиком, финансовыми растратами и неприятным разговором в допросном подвале.
     «Ставка сделана! — оборвал себя дознаватель пока еще второго ранга. — Назад уже не повернуть, ничего уже не изменить! Так что лежим и молим Единого о чуде».
     Гильдия воров — это было нечто, выходящее за рамки всего, что Праведник знал о преступниках. Жесткая организация, с практически армейской дисциплиной, она появилась всего три года назад и сегодня уже запугала половину криминального мира Империи. Дерзкие ограбления, убийства, шпионаж — это обычные дела для преступников, но Гильдия воров действовала в тех сферах, куда обычное отребье никогда не лезло: интриги аристократии, политические убийства, политические же секреты. Гильдия дошла до того, что открыто бросила вызов правящему дому. Когда император Патрик потребовал от Тайной стражи покончить с преступной организацией, воры распространили по рынкам городов листовки с типографским! текстом где содержался прямой вызов престолу. Мерино до сих пор помнил фразу из листовки:
     «Если Император считает, что с Гильдией нужно покончить, то ему стоит знать, что и Гильдия может покончить с Императором…»
     Неслыханная дерзость для преступников! Немыслимая! Но, как показало время, Гильдия вполне серьезно подошла к своим угрозам. Начались нападения на казначейства, покушения — причём успешные покушения! — на высшее дворянство. Когда в начале этого года боевой отряд воров напал на кортеж герцога Антуана де Брийе, перерезал всю охрану, а самого герцога повесил на дереве, как обычного простолюдина, Император взорвался.
     Мерино был в числе доверенных лиц главы Тайной стражи барона Сантьяго да Гóра и присутствовал при разносе, который Император лично устроил его шефу.
     — Я хочу их головы, Сантьяго! — рычал Патрик Первый. — Бери всех, кого посчитаешь нужным, любые средства, но добудь до конца года их головы! Иначе я возьму твою и твоих людей!
     Никто не сомневался, что Император так и поступит. Он, в конце концов, был урожденным герцогом Фрейвелинга, а там каждый представитель во всей длиннющей колонне носителей имени славился крутым нравом и вспышками ярости.
     И началась охота, которой Империя раньше не видела. Одна из облав которой должна была произойти здесь и сейчас.
     То ли Единый услышал его молитвы, то ли осведомитель не соврал, но через десять минут Мерино увидел две крытые повозки оутембрийского казначейства, неторопливо катящиеся по пыльной дороге. Десяток охранников на лошадях окружали повозки с боков. На воинах не было цветов вольного города17, так что они походили на сопровождение какого-нибудь купца. Однако Гильдия воров знала о караване: значит, эта мера предосторожности, как и все прежние, себя не оправдала.
     — Слава Тебе! — без звука, одними губами произнес Мерино, благодаря Единого за все, что привело его на эту дорогу. В этот же миг раздался пронзительный свист и на караван напали.
     Четыре всадника вылетели из седел, пробитые арбалетными болтами. Их товарищи отреагировали с некоторой задержкой, которая стоила жизни еще двоим: их убили короткими копьями выскочившие словно из-под земли разбойники. Оставшиеся в живых охранники заорали, выхватили мечи и пистоли и кинулись на нападавших.
     Те действительно выскочили из-под земли. Вырыли ямы вдоль тракта, спрятались в них, а их помощники положили сверху каркас из веток, накрыв его аккуратно срезанным дерном. Они сидели там с утра, если не раньше, и никто из Тайной стражи об этом даже не подозревал. Больше десятка воров. Весь боевой отряд.
     «Как хорошо, что я настоял на том, чтобы подойти к деревне скрытно, по одному и в крестьянской одежде! Иначе наблюдатель воров заметил бы!»
     Мысль скользнула где-то на дальнем плане рассудка, разум был занят оценкой боя:
     …Стрелок воров успел взвести арбалет и теперь поднимал его, намереваясь ссадить еще одного охранника.
     …Всадник стреляет из пистоли в лицо вору с копьем и рубит мечом по руке второго.
     …Мерино стреляет в арбалетчика, и тот, получив болт в живот, падает обратно в яму, из которой вылез. Дознаватель хватает ворот и быстро-быстро начинает взводить свое оружие.
     …От рощи бежит, размахивая короткими пехотными мечами, группа в пять человек, одетых крестьянами. Еще трое — второй засадный отряд Тайной стражи — бегут к месту сражения от коровника.
     …Мерино крутит ворот и крутит головой — ищет наблюдателя воров, что подал им сигнал.
     …Падает с коня еще один стражник. Воров на ногах семь человек.
     …Еще один стражник сползает на землю с болтом в боку.
     …Мерино отбрасывает ворот и укладывает толстый болт на ложе.
     …В сторону от деревни к лесу бежит человек. Быстро и расчетливо, явно умея бегать.
     …Пятерка дознавателей добегает до места схватки и практически сразу же приканчивает троих разбойников.
     …Двое оставшихся стрелков воров откидывают в сторону арбалеты и вытаскивают длинные ножи.
     …Мерино стреляет убегающему в спину. Около ста шагов дистанция. Болт попадает прямо в поясницу, и человек падает, истошно вереща.
     …До боя добегают еще трое дознавателей, и там все очень быстро кончается. На коне остался только один стражник.
     «Надеюсь, у этих дуболомов хватило ума оставить хотя бы одного вора в живых?» — думает Мерино, вновь взводя арбалет. Еще не факт, что они накрыли всех, так что оружие должно быть готово.
     С момента свиста прошло всего пара минут.
     У «дуболомов», то есть коллег Мерино, дознавателей третьего и четвертого рангов, ума хватило. Когда он подошел к месту схватки с ворами, один из них еще был жив. Широкая рубленая рана на ягодице говорила, что скоро раненый истечет кровью и отойдет в третью преисподнюю, где и положено находиться ворам и убийцам. Мерино, не обращая на бормочущего благодарности стражника и на перепуганные глаза в смотровой щели повозки, опустился на колени рядом с разбойником.
     — Меня называют Праведник, — сказал он умирающему. — Ты знаешь про меня?
     Тот едва заметно кивнул и попытался изобразить на лице уверенную бандитскую улыбочку («я тебя не боюсь, гончая!»).
     — Я выбью твоей семье помощь от магистрата, — продолжил Мерино. — У тебя ведь есть семья?
     Выстрел, что называется, на звук. Догадка, появившаяся в голове у Мерино, цепкий взгляд которого заметил аккуратно, явно женской рукой, заштопанный рукав кафтана бандита.
     Еще один кивок, уже без улыбки. В глазах, которые уже видят смерть, мелькнул призрак надежды.
     — Ты мне расскажешь, как выйти на вашего куратора. Очень быстро и без утайки. А я дам слово, что сделаю то, о чем сказал. Годится?
     — Третий дом от городской стены. Улица Ткачей. Зовут Марта. У нее двое. Один мой. Я тебе верю.
     — Хорошо. Куратор?
     — Вечерами сидит в трактире «Сломанное колесо»… Зовут Энрико. Высокий, рыжий… Шрам от виска… прямо под глазом.
     — Каждый вечер?
     — Не знаю. Наверно… Марта?..
     — Сделаю… — Мерино положил ладонь на грудь умирающего разбойника, ножом во второй руке полоснул ему по горлу. — Засыпай!
     Мерино оглядел своих людей. Те смотрели на него, в глазах — недоверие и восхищение, смешанное в равных пропорциях. Они уже знали, какое магическое действие оказывает на ворье репутация их командира, но вопрос «как?» до сих пор читался в их глазах.
     — Джул! — дознаватель взглянул на одного из своих людей. — Сегодня найдешь эту Марту, останешься у нее, присмотришь, чтобы дружки этого не порешили ее с малыми.
     — Ты серьезно, Мерино?! — Джул был в группе новеньким, другие бы такого вопроса не задали. — Держать слово, данное этому отребью?
     — Слово я дал себе, Джул. Исполняй приказ. Остальные — прибрать здесь, трупы на телегу и в город. Надо еще этого Энрико взять.

Сцена вторая
где Мерино соглашается взяться за дело, от которого нельзя отказаться. Так же тут говорится о кансельере коронного сыска бароне да Гора, вышибале Бельке, гикоте Дэнизе, и плохих предчувствиях.

     3 октября 783 года от п.п
     Мерино Лик, наставник
     Сольфик Хун, столица Великого герцогства Фрейвелинг
     Лето 83-го в Сольфик Хуне выдалось на редкость холодным и дождливым. И, видимо извиняясь за такую накладку, природа решила выдать немного тепла осенью. Причем не в первый месяц, который обычно был продолжением лета, а во второй, когда льют дожди, а вечерами с моря тянет стылым холодом. Пользуясь таким неожиданным подарком, славные жители Сольфик Хуна, особенно дамы, вовсю щеголяли вполне летними нарядами, в которых для любого мужчины особенно примечательны были открытые плечи и глубокие вырезы на блузах.
     Неторопливо шагая от центральной части города до околотка, в котором располагался его дом и остерия, Мерино глядел по сторонам, наслаждаясь этими прекрасными видами. Он любил этот город: холодный зимой и плавящийся от жары летом. Любил сложенные из серого гранита стены оборонительных укреплений, белые домики с желтой черепицей, узкие улицы и широкие проспекты, парки и пустыри, величественные храмы и роскошные особняки дворян.
     Промотавшись по всей бывшей Империи первую половину жизни, Мерино находил, что именно здесь живут самые приятные люди. И самые красивые женщины. Та часть его ума, что отвечала за анализ информации, конечно, выдавала другое заключение: именно в этом городе Мерино просто жил, не борясь ежечасно с врагами государства и не просчитывая каждый свой ход. Но в такой прекрасный день, пусть и немного омраченный полученной информацией и сорвавшейся встречей с сеньорой Тотти, Праведник предпочитал не слушать эту часть себя. Пусть себе нудит на границе сознания! А мы будем смотреть на солнце и солнечные зайчики, вольно гуляющих по красивым женщинам!
     Ближе к Ольховой улице Мерино все чаще приходилось здороваться и отвечать на приветствия знакомых и соседей, спешащих на рынок или просто неспешно гуляющих. За шесть лет он успел стать здесь своим. Человеком, который пользуется уважением. Причем уважением не за способности просчитать ситуацию, не за умение действовать жестко и эффективно, а за хорошую кухню, рассудительность и приятность в общении. Мерино находил, что для него это имеет довольно большое значение.
     Остерия «Старый конь» стояла на Ольховой улице, прячась под кроной столетнего, если не старше, дерева. Ольхи, разумеется. Двухэтажное здание, на первом этаже которого было само заведение, а на втором — жилые помещения для гостей и самого владельца со слугами, располагалось прямо у небольшого мостика через крошечную речушку, скорее даже ручей. Его местные жители, не мудрствуя, так и называли — Ольховый ручей. Чуть в стороне от входа в остерию пару лет назад Мерино построил летнюю веранду, столбы которой понемногу затягивал северный виноград. Рядом стояла коновязь, к которой был привязан роскошный трехлетний жеребец ирианонской породы. На таком звере могли себе позволить передвигаться только очень состоятельные люди, потому как стоил он чуть меньше, чем годовой оборот остерии.
     Мерино удивленно вскинул брови: сегодня он никого такого не ждал. И хотя он понимал, кому мог принадлежать красивый жеребец, в душе шевельнулись нехорошие предчувствия. Вроде бы не было у того человека, о котором он подумал, повода появляться. Внутренне собравшись, он решительно прошел к остерии.
     На каменной скамье у входа в заведение, греясь в лучах по-летнему жаркого осеннего солнца, сидел, прикрыв глаза, мужчина. Его возраст находился в том неуловимом отрезке человеческой жизни, когда зрелость уже уступает место старости, но все еще борется за право на жизнь. Худощавое морщинистое лицо говорило о непростой жизни мужчины, редковолосая борода почти не укрывала лица, да и русые волосы уже начали редеть, теряя цвет. Его звали Бельк, и он был вышибалой при остерии. Не самым внушительным на вид при такой профессии, но вполне справлявшимся со своими обязанностями
     На коленях мужчины, столь же довольный погодой, лежал здоровенный, пепельного окраса, гикот18. Человек и зверь, заслышав приближение Мерино, одновременно приоткрыли глаза. Так, будто были одним существом в двух телах. В своем роде так и было, мало кто мог объяснить связь, возникающую у человека и гикота. Глаза — водянисто-серые человека и огненно-рыжие зверя — оглядели хозяина остерии без интереса. Ну пришел, ну и что? Гикот закрыл глаза первым, вернувшись к неге и ничегонеделанию. Мужчина же открыл глаза полностью, едва заметно качнул головой на дверь:
     — К вам гость, синьор Лик. С полчаса уже ждет.
     «Сеньор Лик» было произнесено с едва заметной издевкой. На которую Мерино привычно не обратил внимания. Слишком давно они с Бельком знали друг друга, за такое время можно привыкнуть к каждой шутке. Вот если бы шуточное поименование, которое Бельк всегда использовал на людях, куда-то пропало, Мерино бы обеспокоился.
     — Кто?
     — Щёголь. Один. Ждет в кабинете.
     И решив, что исчерпывающе описал ситуацию, мужчина закрыл глаза. Гикот потянулся, требуя внимания, и человек почесал его большую голову между ушами.
     Мерино удивленно покачал головой (все-таки не ошибся — барон да Гора пожаловать изволили), и прошел внутрь.
     Он уже шесть лет был владельцем остерии. Таверны, если угодно, хотя сам он не находил это слово удачным. Таверна, это ведь еда и постель, вышибала на входе, гулящие девки, цепляющие набравшихся клиентов, драки каждый день, ну или раз в неделю — непременно! Остерия — это гости. Каждому из которых хозяин рад. Они приходят покушать и поговорить, причем не всегда понятно, какая из этих двух потребностей важнее. О каждом госте хозяин знает все: где живет (как правило неподалеку), что любит поесть (копченые ребрышки, синьор Полеро? Как всегда, без соуса?), что любит пить (вчера привезли келиарское темное, не желаете попробовать?), и о чем хочет поговорить (и не говори, Алсо, такие цены на специи — просто позор для нашего герцогства!). В таверне хозяин не более чем прислуга: приготовь, подай на стол да получи причитающиеся монеты. В остерии хозяин — глава клуба по интересам, знаток всех новостей, кладезь рецептов для все окрестных хозяек и третейский судья в случае споров. Словом, уважаемый человек. А значит несуетливый, немногословный и степенный.
     Поэтому Мерино прежде пошел не к ожидающему его гостю, а на кухню, где выяснил у повара о состоянии дел. Затем прошел в зал, в котором сидели лишь двое завсегдатаев из соседей, обменялся с ними парой фраз о погоде и только после этого вошел в отдельный кабинет. Таких в его заведении было три, и тот, на двери которого была прибита бронзовая цифра «1», использовалась для встреч, к делам остерии не имевших никакого отношения.
     Человек, которого Бельк назвал щеголем, полностью соответствовал этому короткому и емкому описанию. Тончайшей выделки сапоги серой кожи, серые бархатные бриджи, того же цвета комзол, расшитый серебряными нитями в димаутрианском стиле, что в этом году вошел в моду. Море кружев, от воротника до запястий. Тонкие кисти рук, унизанных перстнями, в одной из которых висел кружевной же платок, а вторая держала серебряный кубок. Худое и бледное лицо с тонкими чертами из тех, про которые доброжелатели говорят «породистое», а злопыхатели — «надменное». Непроницаемые черные глаза чуть прикрыты в приличествующей аристократу скуке. И завершение ансамбля, над которым наверняка работал с десяток человек, широкополая шляпа с темно-красными перьями неизвестной Мерино птицы. Щеголь. Барон Бенедикт да Гóра, кансельер коронного сыска Ее высочества Великой герцогини Фрейвелинга.
     — Мое почтение, господин барон! — Мерино склонил голову. — Какая честь для моего заведения!
     Аристократ окинул фигуру трактирщика ленивым взглядом. Рука с платком описала небольшой полукруг, разрешая войти и сесть.
     — Ваш тон, синьор Лик, будто бы говорит об обратном. — Голос барона был низким, глубоким и немного хрипловатым, опять же по последней моде в столице.
     — Что вы, господин барон! Как вы могли подумать о таком! Я всегда рад принимать вас… — Голос Мерино сочился таким количеством масла, что его хватило бы смазать все скрипящие двери города.
     И вдруг сделался сухим и сварливым:
     — …даже если маленький паршивец заходит так редко, что я начал забывать, как он выглядит!
     Манеры барона мгновенно изменились, будто провели губкой по холсту, стирая одну картину и открывая другую. От ленивой изнеженности и вальяжности не осталось и следа, глаза весело блеснули, а из голоса исчезла модная хрипотца.
     — Мерино, я ведь важный государственный служащий! По-твоему, мне так просто вырваться?
     — От замка пешком десять минут идти!
     — И ты считаешь, что я все время провожу в Инверино?
     — А на что еще может быть способен изнеженный юноша дворянского рода?
     — Мне двадцать два года!
     — И где я ошибся?
     — В изнеженности! Я этот образ называю «щёголь»!
     — Бельк так тебя и сказал. Говорит он, как ты знаешь, мало, но всегда точен в формулировках.
     — Как дела у старого душегуба?
     — Разве ты не говорил с ним?
     — Дворянин, беседующий с трактирным вышибалой, — это ни в какие ворота!
     — Ну, хоть каплю здравого смысла я вбил эту аристократическую голову!
     — А также научил парочке грязных трюков со шпагой!
     — Иначе бы ты не смог спокойно ходить по городу со всеми этими перстнями.
     — Я правда скучал, Мерино.
     — Я тоже, мой мальчик. И я прекрасно все понимаю про твою занятость. — Мерино налил себе вина, тронул краем кружки бокал барона. — Но имеет право старый человек поворчать на радостях. Даже если и понимает, что ты пришел по делу.
     Бенедикт кивнул. Они с Мерино знали друг друга довольно давно и, общаясь без свидетелей, опускали сословные нормы поведения. Да и вообще не видели причин соблюдать правила приличия, по которым оба собеседника часами ходят с разговорами вокруг да около.
     — Ограбление корабела Беппе Три Пальца…
     — Украли чертежи19 нового судна?
     — Демоны, Мерино! Ты уже в курсе?!
     — Когда-то я был очень неплох в своей работе, — с деланной скромностью улыбнулся трактирщик.
     Барон хохотнул — грубо и искренне, что совершенно не вязалось с его образом. Так развязано мог вести себя лейтенант наемников, бретер, наконец, но никак не благородный человек.
     — Но как ты догодался? А! Аресты пыльников, которые проводит стража!
     — Не только, но да! Бенито, я надеюсь, эти аресты не твоя инициатива?
     — Конечно, нет! Проклятый идиот Бронзино! В чью светлую голову пришла идея сделать едва получившего дворянство солдафона начальником сольфикхунской стражи?!
     — Твоему покровителю маркизу Фрейлангу. И Бронзино не так плох, просто стремится доказать, что он хорош. К тому же, тебе ли рассуждать о солдафонах и дворянстве?
     Бенедикт развел руками: мол, поймал. Его отец тоже был первым носителем баронского титула, получив его за верную службу от своего сюзерена.
     — Что за судно-то хоть?
     Да Гора немного замешкался при ответе. Мерино прекрасно понял, что послужило причиной этого: с одной стороны — секретные сведения и въевшаяся привычка про эти секретные сведения молчать, с другой стороны — старый наставник, которому Беннедикт доверял, как себе, если не больше. Впрочем, все произошло так быстро, что даже не возникло паузы.
     — Три Пальца называет его «кьята». Большой и быстрый корабль для перевозки чего угодно через море. Товаров, войск. Никто особо пока не верит, что из чертежей способно родится сразу и большое, и быстрое судно…
     Барон замолчал, реплика не требовала завершения. Верили ли в проект талантливого корабела или нет, а желания проверять, сможет ли кто-то из соседних государств построить судно по чертежам, ни у кого не было.
     — Расскажи мне, как обнесли дом корабела, — попросил Мерино.
     — Как это вышло, что ты не знаешь? — попытался сыронизировать да Гора, но, поймав серьезный взгляд трактирщика, поднял в капитуляции руки: — Понял, понял, никаких шуточек!
     Дом корабела, по словам барона, обокрали очень профессионально. Воры, по всей вероятности, некоторое время следили за Беппе Три Пальца, изучая его привычки, и для проникновения выбрали один из небольших промежутков времени, когда старый мастер выходил за едой в ближайшую лавку: экономки у него не было, а сам он не готовил. Буквально за те несколько минут, что корабел отсутствовал, воры пробрались в дом через дверь (замок там ерунда, мне-то на минуту делов!), зная при этом, где что лежит, взяли папку и скрылись. Никто из соседей старого мастера ничего не видел, сами воры никаких следов не оставили. Беппе еще и около часа потратил на поиски папки, решив, что сам куда-то положил ее, да забыл. Потом, конечно, вызвал стражу…
     — В общем, ни следов, ни подозреваемых! — закончил да Гора.
     Мерино сделал маленький глоток вина.
     — Ясно… Послушай, все хотел спросить у тебя, да повода не было. А как вышло, что личный, фактически, корабел двора Ее Высочества живет и трудится не при замке? Все-таки не рыбацкие баркасы строит?
     Барон махнул рукой.
     — Гений он, понимаешь? Работается ему только дома, людей на дух не переносит, чинов и происхождения не признает! Фрейланг его как-то попросил выбрать место для работы в Инверино, так а он господина маркиза так отчитал с использованием морской лексики, что вопрос более не поднимался. Другой бы уже к вечеру на виселице болтался, но тут особый случай. При всех его недостатках, корабли он создает такие, будто ему Единый в ухо шепчет! Приходится терпеть…
     — А сейчас он где?
     — В замке. Маркиз плюнул на все и силой вывез его из дома. Сейчас ему апартаменты обустраивают в восточном крыле, с видом на море. А он ругается благим матом, не понимает, что его могли и прирезать, и похитить.
     Мерино отставил бокал и, глядя барону в глаза, спросил:
     — А чего ты хочешь от меня, Бенито? Посоветоваться или…
     Да Гора ответил таким же прямым взглядом.
     — Или. Но если не удастся уговорить помочь, то хотя бы посоветоваться.
     — А что твой коронный сыск? Я, знаешь ли, в отставке.
     Оба мужчины сдержанно улыбнулись, с пониманием, сказанному, как шутке, которой много лет, но она по-прежнему не потеряла жизненности.
     — У них нет того, что есть у тебя. А у меня нет твоего опыта, только теория, по большому счету. К тому же, не ты ли меня учил использовать людей, которые умнее, если самому ума не хватает?
     — Молодой был, наговорил, теперь расхлебывай! — улыбнулся трактирщик. Слова воспитанника были ему приятны.
     — И потом, я ведь знаю, что Праведник не забыл старые привычки и у него до сих пор половина городского дна на содержании.
     — Скажешь тоже, на содержании! Откуда у меня столько денег? И что это за преступный сленг, мальчишка? Кого это ты назвал Праведником?! Давненько не совершал пробежек с мешком песка на спине?
     — Ах, простите, синьор Лик! Уже не знаю, что дернуло меня за язык!
     Мерино сделал еще глоток, беря паузу. Покатал вино во рту, мысленно сделал себе пометку взять у поставщика, фермера из предместий Сольфик Хуна, еще пару бочонков. Хорошее вино, легкое, с чистым вкусом северного винограда. Такого можно выпить хоть бутыль, хоть две, и не сильно захмелеешь. Мальчишке, как он до сих пор называл барона по привычке, надо помочь. Бывших сыскарей не бывает, и Мерино действительно поддерживал отношения с криминалом столицы. И не только столицы.
     После ухода из Тайной имперской стражи дознаватель Мерино Лик, получивший от преступников прозвище Праведник, думал заняться остерией и встретить старость так, как мечтало большинство его коллег: в тепле собственного заведения, в сытости и, по возможности, с умной женщиной. Получилось только купить таверну и переделать ее в остерию. Умной женщины как-то не нашлось, попадались только красивые, а тепло и сытость собственного дела навевало на постаревшую ищейку скуку и уныние. До того, что он даже пить начал. И вовсе не легкое северное вино.
     Спастись удалось благодаря старой службе, вернее, навыкам и умениям, полученным там. Ольховый мост, подле которого стояла остерия «Старый конь», местом был тихим и спокойным. Но, как и везде, случалось. Видимо, из-за уединённого расположения, а значит — отсутствия свидетелей, как-то раз там сошлись в разборке две банды пыльников. И вышедшие на шум драки Мерино и Бельк выяснили, что знают вожака одной из банд: сводили уже дороги жизни. А вот тот узнал Праведника не сразу — все же несколько лет прошло. Бельку даже пришлось одного горячего подручного вожака спустить в речушку охладиться. И тогда они вспомнили. И Праведника, который всегда держит слово, и Белька, который очень мало разговаривает, но очень быстро двигается.
     Мерино тогда выступил посредником в споре двух банд. Головорезы чуть было не пустили друг другу кровь из-за сущего пустяка, требовалось всего-то поговорить. И получить гарантии. А с тем и другим у лихих людей всегда было плохо. Не верили они друг другу. А Праведнику поверили. Дело закончилось без крови, ну почти без крови, Бельку все же пришлось разбить нос одному молокососу.
     И владелец остерии, неожиданно для себя, стал посредником. Хоть у городских бандитов был свой свод правил, за соблюдением которого следили «старшие», спорные вопросы по нему решать было сложно. Поставленные бандитским сообществом следить за правилами, частенько были пристрастны, а Мерино был в стороне от дел, да и про его знакомства бандитам было хорошо известно. В общем — идеальная кандидатура на роль медиаторе20 преступного мира.
     В остерию стали приходить люди с Пыльной улицы. Разговаривать и договариваться. О территории. О вире за убитых. О том, как быть с приезжими. Разные вопросы решались в первом из трех уединенных кабинетах остерии «Старый конь». Сюда глава преступного клана мог прийти без охраны, одетый, как преуспевающий купец, заказать вина и закусок и в спокойной обстановке выслушать предложение своего конкурента. Заключенные таким образом договоренности подтверждал Мерино, получая небольшой процент от такой сделки. Он же гарантировал безопасность переговоров.
     Не все гладко было поначалу. Какая-то молодая банда попыталась остерию сжечь. Показать, что плевать они хотели на посредников и на договоренности. Что сила ломит слова. Самих поджигателей, троих совсем еще детей, на месте убил Бельк. Большую часть банды покрошили конкуренты. Преступники тоже любят спокойствие и предсказуемость, а остерия Мерино нужна была им едва ли не больше чем самому Мерино. Остатки банды пытались бежать из города, но были в два дня выловлены городской стражей. Есть свои преимущества в том, чтобы быть воспитателем некого барона, который сегодня ведает коронной службой дознания и напрямую командует стражей.
     Больше пыльники таких глупостей не делали.
     К преступному миру Мерино относился спокойно. Его существование неизбежно, ибо такова природа людей — отнимать у слабого, обманывать глупого, разводить жалостливого. Еще в Тайной страже он выработал мнение — считать преступников за людей. Ведь их жизнью руководят те же потребности, что и у всех: богатство, власть, тщеславие, стремление к собственной безопасности. Дергай за эти ниточки с умом и своевременно, и получишь то, чего желаешь. Жизнь городского дна всегда бурлила на котле страстей и желаний, выплескивая порой за край котелка трупы. Так что бороться с этим варевом имело смысла столько же, сколько пытаться переделать природу людей. А вот держать огонь под котлом ровным, не доводя до кипения — это было возможно, по мнению Мерино. И он занимался этим уже несколько лет. И имел на этом неплохой доход.
     В конце концов организованная преступность тем и хороша, что она — организованная.
     — Давай начнем с совета, Бенито, — наконец заговорил Мерино. — Ты уже приставил слежку к посольству Скафила?
     Да Гора кивнул.
     — За каждым сотрудником. Кроме того, пустил по Пыльной улице информацию о вознаграждении даже за слух о приезжих ворах. Заблокировал отправку сообщений голубиной почты. Поставил наблюдателей в порту.
     — Хорошо. Еще бы местных пыльников отпустить, тех что уже по подвалам расселили. Тогда может сработать и вознаграждение.
     — Кстати, да. Упустил. Это сделает их сговорчивее.
     — А информация от твоих шпионов? Активность шпионов Скафила? И Скафил ли это?
     — Грешим на Скафил, первым делом. Им это максимально выгодно. Хотя я понимаю, что это может быть кто угодно: хорошее судно нужно всем. Сейчас в политике все решает море. Но подозревать всех — не подозревать никого. Что до скафильских шпионов… Ну ты же не хуже меня знаешь, как у них все устроено!
     Трактирщик кивнул. Скафильская разведка хорошо себя показывала только на поле боя, когда надо было обнаружить засадные полки неприятеля или еще какие военные хитрости. В мирной жизни, а особенно в политической, шпионы северного соседа были полным нулем. Отчего так происходило, было непонятно: то ли правительство морского государства не считало нужным тратить деньги на внешнюю разведку, то ли это происходило по причине общей безалаберности скафильцев. Но факт оставался фактом: ни одной внятной разведывательной или шпионской акцией (силовые не в счет) северные рыцари плаща и кинжала похвастать не могли.
     Бенедикт ненадолго задумался, затем выдал.
     — Карфенак еще может.
     Мерино сомневаясь покачал головой:
     — Святоши21? Но какие у них интересы здесь?
     — У этих ребят везде интересы, тебе ли удивляться. Приоритет для них, конечно, Восток22, но я бы их со счетов не сбрасывал. Всегда себе на уме. Их политику и ее завихрения мы практически не можем предсказать. Слишком много слоев в этом пироге.
     — Ну, может быть… Хотя — в чем выгода?
     Повисло молчание. Не неловкое, а то, что бывает между очень хорошими друзьями. В общем зале остерии кто-то засмеялся над неслышной в кабинете шуткой.
     — Я попытаюсь помочь, Бенито, — наконец нарушил молчание Мерино. — Еще не очень понимаю как, но постараюсь.
     — Спасибо. Ты не представляешь, как мне нужен твой ум, Мерино.
     — Ну почему же не представляю… — Мужчины улыбнулись. Затем барон одним долгим глотком допил вино (в этом жесте Мерино, наконец, увидел усталость своего воспитанника, которую тот вполне успешно прятал от него всю беседу), поднялся, и как-то незаметно восстановил образ щеголя.
     Бросил от дверей.
     — Известите меня о результатах, синьор Лик!
     — Всенепременнейше, ваша светлость! — угодливо ответил трактирщик. — Позвольте, я провожу вас!
     — Оставьте, милейший.
     Барон щелчком пальца отправил в руки Мерино серебряный сюто и вышел. Смеясь про себя, но сохраняя на лице угодливое выражение, Мерино сунул монету в кошель.
     «Хорош!» — с отцовской гордостью подумал он.

Retrospectare

     13 октября 771 года. Праведник, дознаватель 2 ранга
     Корчма «Красное дерево», город Февер Фесте, столица Империи Рэя
     Вечером первого дня приезда в столицу Мерино сидел за столиком в углу своего любимого заведения с названием «Красное дерево» и пил вино. Как всегда после возвращения с очередного задания, оно не пьянило, но дознаватель упрямо глушил стакан за стаканом, в надежде, что количество рано или поздно перейдет в качество. Люди его отряда, опрокинув с ним по паре стаканов, разбрелись по городу в поисках своих способов избавления от накопившейся усталости.
     На душе было пасмурно, как и на улице. Мелкий, нудный дождь зарядил, наверное, за неделю до его приезда, превратив город в воняющее сточными канавами, болото. Что там говорили про новейшую систему водоотведения? Ну про ту, о которой еще писали новостном листке столицы — «Вечернем Февер Фесте»23. Дескать, келлиарец Амос Жерак, создал такую систему сбора и удаления лишней воды с улиц, что столице не грозит даже самый сильный ливень. По всему выходило, что те огромные деньги, которые на это дела были выделены городской канселией, до дела не дошли. Осели в мошне особо нуждающегося. Да и плевать! Зато внутреннее состояние в полной гармонии с внешним миром.
     В голове безостановочно крутились обрывки образов: событий, людей, красок и запахов. Вот куратор Гильдии воров Энрико удивленно смотрит на окруживших его людей, вот сверкание стали на заднем дворе таверны, вот взрыв красного — брызги крови из тела одного из его людей, в которого попала пуля, выпущенная из пистоли. Лицо начальника городской стражи Оутембри, когда он с людьми приехал арестовывать гуляк за беспорядки, но ему в нос ткнули бумагой с печатью шефа Тайной стражи, начинавшуюся со слов «Предъявителю сего оказывать всяческое содействие и не чинить препятствий». Вот тяжелое дыхание Фомы и смрад его внутренностей, вывалившихся на грязную землю. Вопль, в котором нет ничего человеческого, только боль и безысходность, и Праведник с каменным лицом и окровавленными руками, продолжающий монотонно задавать вопросы. Вот… Ох, как много этого всего было за последние три месяца охоты на Гильдию воров!
     Стараясь отвлечься от тяжелых мыслей и воспоминаний, упрямо возвращающих Мерино в узкие улицы вольного города Оутембри, он переключился на женщин. Способ, проверенный и отшлифованный десятком применений. Надо выбрать двух женщин и мысленно сравнивать их. Очень просто и действенно.
     В «Красном дереве» сегодня отдыхали от работы Марина и Люсия. Дамы довольно дорогие, ищущие клиентов в совершенно других районах города. А живущие неподалеку.
     Марина — статная светловолосая северянка, перебравшаяся из Табрана пару лет назад. Лет двадцать пять, правильные черты лица, мягкие губы, голубые глаза. Тяжелая грудь под белой блузой и длинная юбка, скрывающая стройные сильные ноги. Пять сюто. И безразличное молчание после отработанных денег.
     Люсия, напротив, невысокая, скорее даже маленькая, черноволосая смуглянка откуда-то из арендальской провинции. Вряд ли больше двадцати лет. Круглое личико, огромные карие глаза с пушистыми ресницами, довольно большой рот, почти всегда чуть улыбающийся. Большое родимое пятно под ухом на шее. Те же пять сюто и щебетание, которое можно прервать только одним способом.
     Обе, хоть сегодня и не работают, а это отчетливо видно по тому, как девушки выбрали дальний столик и скромно оделись, вполне способны откликнуться на его предложение. Хоть обе, хоть по отдельности. Проверено. Но способны ли они изгнать из Мерино тот мерзкий ком сожалений и усталости, что сидит сейчас где-то посередине между грудиной и горлом?
     Подсевшего к нему за столик человека Праведник сперва принял за первое появление опьянения — настолько тот был не к месту в этой дешевой корчме с дешевой едой и кислым, но убойным по крепости вином.
     Дворянский камзол рыжего цвета с белоснежным воротником сидел на мужчине безукоризненно. Крупный, из серебра, символ веры24 висел прямо под самым гладко выбритым подбородком. Длинные черные усы ухожены и завиты щипцами, тонкий нос с хищными крыльями, черная повязка на одном глазу и остро глядящий на Мерино другой, — тоже черный (!), широкополая шляпа с очень длинным пером, прячущая собранные в хвост волосы: карфенакский кавальер25, ни дать ни взять! Такие выпивают в совсем других местах, где вино стоит дороже, чем жизнь каждого отдельного посетителя «Красного дерева». Это Мерино и сообщил видению:
     — А вы не ошиблись улицей, отец-колонель26?
     — Никогда не служил в армии, — тут же отреагировало видение. — Да и сейчас состою на гражданской службе, в некоторой степени схожей с вашей, синьор Лик.
     — Вот как, — без всякого удивления кивнул Мерино. Чего-то подобного следовало ждать. — И как же вас зовут? Мое-то имя, я смотрю, вам известно.
     — Гвидо ди Одетарэ, кавальер, к вашим услугам, — чуть наклонил голову мужчина. — Вы же не против немного побеседовать, синьор Лик?
     — Против, конечно, но вы же плевать хотели на мое мнение, — усмехнулся Мерино и залпом допил остатки вина в очередной кружке.
     — Я бы выразился тоньше, но по сути вы правы. Плевать! — Кавальер позволил себе легкую улыбку. У него было приятное, вызывающее доверие лицо. Именно поэтому верить ему не стоило. — Этот разговор несколько важнее, чем ваши или мои желания. В зависимости от того, как мы его завершим…
     — Я выйду отсюда своими ногами или буду вынесен в виде трупа, — закончил за него дознаватель.
     — Грубость и емкость формулировок — ваш конек! — Снова улыбка.
     — Говорите, с чем пришли, раз так все серьезно. — Мерино откинулся на спинку стула, незаметно опуская одну руку к сапогу и спрятанной там фальке27.
     Визитер же, напротив, выложил обе руки на стол, как бы подчеркивая свою миролюбивость. Впрочем, Мерино сомневался, что тот пришел один и сам будет делать грязную работу.
     — Я думаю, вам известна причина нашей встречи, синьор Лик. Вы ведете расследование по делу Гильдии воров. Вернее, вы его уже практически закончили, это свое расследование, и даже сделали выводы. И мне известны эти выводы.
     — И? — левой рукой дознаватель поднял кружку и глотнул вина. Рука с ножом лежала на бедре, пряча клинок за кистью.
     — И мне не хочется, чтобы вы озвучивали эти выводы своему начальнику, к которому приехали на доклад.
     — Вот как? Уж не потому ли, что в тех выводах многократно упоминается фамилия…
     — Да, именно поэтому! — дворянин резко перебил Мерино злым шёпотом. — Не стоит упоминать имена и названия! Особенно здесь, где каждый может услышать!
     — Конечно, меня ждет хорошее вознаграждение, если я вас послушаюсь, синьор Одетарэ? — словно не заметив резкости собеседника, Мерино сделал еще один укол. Он намеренно опустил дворянскую приставку родового имени собеседника, а карфенакское дворянство крайне щепетильно в этих вопросах. Укол попал в цель. Щека кавальера едва заметно дернулась от сдержанного гнева. В драке или в разговоре Мерино придерживался простого принципа: сперва выведи противника из равновесия душевного, а уж потом — бей.
     — Конечно, — спокойным тем не менее голосом ответил дворянин. — Вексель на пять империалов28 мне кажется очень достойно платой за благоразумие.
     — Пять империалов? — сделал вид, что ослышался, дознаватель. — Целых пять империалов за молчание о заговоре Карф… кхм… сами знаете кого против императора?
     — А вы оцениваете это в бóльшую сумму? — Дворянин поднял бровь. — Назовите ее! У меня весьма широкие финансовые полномочия!
     — Дайте подумать! — Мерино в раздумьях покрутил пустую кружку по столу. — Может, пятьдесят империалов?
     — А унесете? — усмехнулся ди Одетарэ.
     Дознаватель подобрался. Он прекрасно понимал, что весь этот разговор не более чем попытка усыпить его бдительность, и с самого начала бросал короткие, но очень выразительные взгляды и жесты по сторонам. И вот теперь разговор подходил к концу.
     — А чего ж не унести-то в векселях? Что пять, что пятьдесят — в карман войдут одинаково29.
     — Согласен! — Лицо кавальера осветила еще одна улыбка, на этот раз довольная. Разговор явно складывался так, как ему хотелось. — Но это все-таки большая сумма, как вы понимаете, синьор Лик, я не ношу с собой таких сумм. Это было бы неблагоразумно!
     — Прекрасно понимаю, синьор Одетарэ! Мы должны встретиться еще один раз, чтобы вы оплатили мое предательство?
     — Как я уже говорил, вы умеете очень емко выражать свои мысли. Хоть и грубо.
     — Ну, я благородные речи вести не обучен, куда мне до дворянской обходительности, как у вас. — Время заканчивать этот разговор пришло, и Мерино поднялся. — Но, оставим это. Вы были довольно честны и открыты со мной, я это ценю. Поэтому — честность за честность. Вам не показалось странным, что для вечернего отдыха я выбрал именно это место?
     Кавальер огляделся по сторонам, словно впервые увидел то место, в которое пришел. Выдал направлением взгляда своих людей, их расположение. Заметил, как нехорошо группируются вокруг них местные головорезы. Как близко к их столу стоят люди, которых совсем недавно тут не было.
     — Показалось, — наконец молвил он.
     — Я вам объясню причину. Дело в том, что здесь собирается очень много людей, которые должны мне. Услугу, а часто и не одну. Кого-то я спас от виселицы, кого-то от карточных долгов, за кого-то замолвил слово перед конкурентами. Бандиты ценят такое, а я — гончая, которая работает именно с бандитами. Так что каждый из этих не самых законопослушных людей считает своим долгом помочь мне, если мне помощь потребуется. Другими словами, я прихожу в эту грязную клоаку вовсе не потому, что мне нравится тут кухня или выпивка. Просто это одно из немногих мест в столице, где я практически в полной безопасности от таких, как вы. Посмотрите, сколько здесь моих людей. А сколько людей привели сюда вы?
     Лицо дворянина мрачнело с каждым произнесенным Мерино словом. Он уже понял, что проиграл.
     — Троих.
     — Что ж, я думаю, у них еще есть шанс спокойно допить пиво и уйти. Как и у вас. Что скажете?
     — И вы просто дадите мне уйти?
     — Нет, конечно, не просто. Вексель на пять империалов все же придется оставить на столе, он-то у вас с собой. Я приму его как плату за попытку воспрепятствовать имперскому правосудию, подкупив должностное лицо.
     Щека у кавальера дернулась отчетливей, и когда он заговорил, в голосе явственно звучали нотки сдерживаемой ярости.
     — Хорошо, синьор Лик. Эта партия за вами. Вексель вы, конечно, можете взять. Но запомните, сейчас вы совершили ошибку. Не стоило заводить такого врага!
     — Ох, не начинайте, синьор Одетарэ, не я сел за ваш стол…
     — Ди Одетарэ! — рявкнул кавальер, в конце концов сорвавшись. Резко поднялся и, бросив на стол пергаментный свиток векселя, зашагал к выходу, давая знаки своим людям идти следом. Мерино, в свою очередь, пару раз кивнул, давая понять посетителям корчмы, что все в порядке и убивать вспыльчивого господина не нужно, поднял со стола вексель и развернул его. Пять империалов на предъявителя. Он найдет им применение.
     Выпив еще одну кружку вина, Праведник еще долгое время сидел молча, глядя в одну точку. Наконец поднялся и, слегка пошатываясь, направился к столику, за которым сидели Марина и Люсия.

Сцена третья
в которой Мерино рассуждает и готовит морского окуня с южными травами. Здесь также присутствует экскурс в новейшую историю Империи, упоминаются взаимоотношения провинций и ищутся мотивы

     3 октября 783 года от п.п
     Мерино Лик, кабатчик
     Сольфик Хун
     После ухода кансильера коронного сыска Мерино еще некоторое время сидел в кабинете. Просто сидел, не размышляя и не пытаясь сложить головоломку, в которую барон подбросил новых деталей. Спроси его сейчас, о чем он думает, — не смог бы внятно ответить. Обо всем и ни о чем. Мысли плавно текли с цен на мясо к встрече с Крысюком, затем на надвигающиеся разборки между двумя молодыми бандами пыльников, с которыми не мешало бы устроить встречу и объяснить, что кровью дело, конечно, решится, только не будет у этого дела никакого будущего. Затем, без всякого перехода, в мыслях мужчины возник образ вдовы Тотти, а с ней — какое-то неоформленное решение о том, что нужно что-то делать. На уровне рефлекса эти мысли были изгнаны в самый дальний угол мозга, тут же пришла самоирония, какой, дескать, ты типичный мужчина, Мерино Лик, чуть дело до женщин доходит, и куда девается весь жизненный опыт?.. Налоги на землю, которые платить уже через два месяца; необходимость найти хорошего повара, желательно с опытом по димаутрианской кухне, она сейчас на пике моды у состоятельных людей; куда пристроить мальчишку-беспризорника Гвидо, которого он взял поваренком, да так парень и прижился, третий год уж пошел; необходимость самому съездить в деревню к поставщику вина и обговорить с ним особые условия…
     Ровный ход мыслей Мерино прервался на чертежах корабля со странным названием «кьята». Он представлялся ему почему-то как огромный галеас, с пятью рядами весел, мощным парусным оснащением и фигурой грудастой женщины под бушпртитом, у которой (опять?!) было лицо Карлы Тотти. Это видение одновременно насмешило и разозлило трактирщика.
     — Нет, с этим действительно что-то нужно делать! — пробормотал он себе под нос. — Как мальчишка, чтоб тебя!.. Скоро сны непристойные сниться начнут…
     И Мерино взялся за дело. Правда, оно было совершенно не связано с синьорой Тотти. Покинув кабинет, через общий зал он направился на кухню, где тщательно вымыл руки с настоем мыльного корня, и сообщил, ни к кому конкретно не обращаясь:
     — Готовим морского окуня с лимоном и южными травами!
     Повар, усатый и носатый келиарец Фабио, и поваренок Гвидо оторвались от своих дел (чем уж там они занимались, Мерино не заметил), и Фабио спросил:
     — Заказ? Или…
     — Или! — отрезал Мерино. И добавил чуть мягче: — Для себя готовим. Подумать надо.
     Повар и Гвидо практически синхронно кивнули, и на кухне, без суеты и лишних движений, началось «таинство приготовления пищи для души», как это называл сам Мерино. Фабио отправился в ледник за рыбой, а Гвидо на улицу — за дровами для печи. По возвращении поваренок принялся аккуратно раскладывать на столе посуду, ножи и другие необходимые для готовки предметы.
     Была у Мерино такая методика для обдумывания сложных вопросов — готовка. Пока руки работали с продуктами, голова трактирщика составляла удобный для пользования каталог фактов и сведений. Он научился этому еще в юности, задолго до того момента, когда смышлёного паренька заприметил дознаватель из Тайного имперского сыска.
     Рано потеряв родителей в результате рейда пиратов морского народа, Мерино воспитывался при храме. За живость ума и постоянное желание учиться монахи приставили его помощником к хранителю библиотеки. В начале он до слез злился, пытаясь найти тот или иной свиток или книгу на стеллажах, уходящих, как ему тогда казалось, в бесконечность сухого и полутемного подвала храма. И, хотя наставник рассказывал ему о каталогах, о том, как все организовано, он не мог понять, почему книги про деяния пророков лежат на полках рядом с Вторжением с Севера30. Когда же наконец до него дошел принцип, которым руководствовались монахи, храня реликвии прошлого, библиотека предстала ему абсолютно понятной, он стал ориентироваться в ней как рыба в воде, порой вызывая замешательство у своего наставника скоростью, с которой находил нужные книги. Со временем, уже в Тайном сыске, он разработал свою систему, хранящую в его голове факты и воспоминания, что сделало его одним из лучших дознавателей. А уйдя на покой, Мерино обнаружил, что лучше всего ему думается, когда он что-то готовит. Правда, иногда увлекшись размышлениями он вместо запланированного блюдо получал нечто совершенно несъедобное. Поэтому данный метод следовало использовать только при готовке для себя.
     Острый нож шинковал зелень, двигаясь так быстро, что за ним почти не удавалось уследить, но Мерино и не смотрел на него. В голове у него ряд за рядом выстраивались стеллажи его личного архива. От входа (чуть пригнуть голову — низкая арка прохода!) свернуть направо. Налево располагались стеллажи с личными делами людей, а вот по правую руку — как раз события масштабные. Внешняя и внутренняя политика Империи Рэя с колониями и дальними странами, представляющими интерес для этой самой политики.
     Украденные чертежи у Фрейвелинга — это только следствие. Очередная строчка в бесконечной летописи внешней и внутренней политики Великого герцогства. И летопись ведь не сама по себе, а часть узора событий пространства бывшей Империи. У которой история такая, что будь он, Мерино, хронистом, написал бы по ней с десяток книг. Но если смотреть только на новейшую историю Империи, то можно вычленить интересные взаимосвязи…
     Далеко искать не нужно — второй ряд стеллажей. Добротных, массивных, деревянных, с четырьмя полками. На каждой полке — свитки, книги, отдельные листки с записями. Вот как раз то, что нужно. Ранняя весна нынешнего,783 года. Развал Империи. Конечно, предпосылки для этого события начали проявляться раньше, их нужно искать в глубине правого крыла архива, ряд десятый, а то и двенадцатый. Но нас интересуют события, а не предпосылки.
     Значит, тут у нас Хартия. Да, с нее все и началось.
     Империя Рэя в самом начале 783 года распалась на провинции. Точнее сказать, именно в этом году входящие в состав Империи провинции, окончательно понявшие, что вместе им не по пути, подписали Хартию и практически бескровно стали самостоятельными государствами. Для простых людей мало что изменилось, глухие деревни и вовсе продолжали считать, что живут в Империи. Да и какая, в сущности, разница, как называется сборщик налогов, раз в год приезжающий к тебе. И кому он служит — Императору или Великой герцогине. Медь и серебро он забирает так же, как и год, и десять лет назад.
     На самом деле Империя прекратила свое существование значительно раньше, в 775 году, когда взбунтовавшиеся дворяне, теряющие свою самостоятельность и свободы в результате реформ, проводимых императором Патриком31, низложили и казнили этого самого императора. Сам по себе институт правительства сохранился, власть формально перешла к старшей дочери Патрика, которой на момент гибели отца исполнилось шесть лет, на деле же страной правил Магистерий32, возглавляемый регентом императрицы и ее дядей, ландграфом Аароном Фурко.
     Из реформ, проводимых покойным императором Патриком, остался только общеимперский налог, собираемый с владетелей провинций, а все прочее: единая система судов, единая имперская армия и флот, даже зачатки внеклассовой системы образования — было благополучно забыто. Владетели провинций, ранее еще как-то сдерживаемые сильной императорской властью, пошли в окончательный разнос. Пограничные конфликты провинций стали нормой жизни, в разных концах страны стали поднимать голову религиозные культы — одни на основе учения о Едином Боге, другие вообще с опорой на какие-то языческие пантеоны. Некоторые владетели зашли настолько далеко, что вели самостоятельную внешнюю политику, воюя за пределами Империи и заключая союзы с иноверцами от собственного имени.
     Как результат: провинция Скафил столковалась с племенными вождями Нортэланта, с которыми Империя воевала уже не один десяток лет, и передала им секрет пороха, Табран вел наступательную войну на северо-восточные племена кочевников орьяк, Карфенак и Арендаль захватывали земли на юго-востоке, в Димауте, Товизирон, Таболергот и Оутембрийская лига вольных городов проводили свою церковную реформу, фактически вытеснявшую веру в Единого, Фрейвелинг отправлял корабли на поиск новых земель за морем на юге, а маленькое герцогство Келлиар, в страхе ожидая нападения кого-нибудь из соседей, замкнулось в себе и почти не участвовало в жизни Империи. Заговоры и политические убийства стали такими обыденными, что на них уже толком и внимания не обращали. За несколько лет Магистерий из органа управления государством превратился в бутафорию, даже владетели перестали посещать его, предпочитая посылать вместо себя представителей.
     Вся эта дворянская вольница неизбежно шла к большой войне внутри Империи. И тогда Йан Фрейланг, владетель провинции Фрейвелинг, предложил не доводить дело до междоусобицы, а разойтись миром. Мол, раз уж Империи по факту уже все равно нет, а у каждой провинции — свои внешние и внутренние интересы, так чего тешить себя иллюзией о мифическом единстве? Пусть каждый сам идет своим путем, правит своей провинцией так, как ему Единый подскажет. Предложение упало на благодатную почву: видимо, об этом уже давненько задумывались все. Главный интриган Империи провинция Карфенак в лице своего представителя на Магистерии — Еронима Гейлькранце, и вовсе разразился полным одобрением Хартии о разделении, упомянув даже, что у него, де, Карфенака, свой исторический путь и миссия — нести свет истинной веры в Единого безбожникам и язычникам на Востоке. О том, что за последние десять лет Карфенак наизнанку вывернул все догматы истинной веры, Гейлькранце мудро умолчал.
     Другой причиной для почти единогласного одобрения Хартии стало вторжение с востока армий сразу нескольких соседних государств. Бывших политических противников объединило желание отомстить Империи за ее грабительские походы, которые самостоятельно совершали восточные имперские провинции. Владетели западных и центральных провинций, в очередной раз снарядив войска и флот для отражения вторжения агрессоров, задумались: а с какой, собственно, стати войска того же Фрейвелинга и Товизирона, Келлиара и Ирианона должны отбивать восток Империи от варваров, вторжение которых является прямым следствием агрессивной внешней политики самих восточных провинций? Того же Карфенака с его историческим путем и миссией? Действуйте сами, без поддержки, раз такие умные!
     В итоге Магистерий в начале весны 783 года принял последнее общее для Империи решение — о ее разделении. Принял практически единогласно и без дебатов. Документ, подписантами которого стали все владетели имперских провинций, подготовили в рекордные сроки — всего за месяц, и к концу весны вместо Империи Рэя на карте мира появилось двенадцать новых государств: от герцогств до королевств.
     Конечно, никто не ждал, что на бывшем имперском пространстве наступит мир и покой, более того, ожидалось-то как раз обратное. Ставшие государствами провинции усиленно растили армии и флоты, в большинстве своем, конечно, для защиты от агрессивных соседей, но и не без мыслей самим что-либо отнять при возможности у соседей слабых. Ведь обиды, вскормленные веками, никуда не делись!
     Взять то же королевство Скафил, которое фактически курирует острова морского народа, рассадник пиратства на северном море. Ведь сколько пираты фрейских деревень пожгли! И у Скафила к фреям счет длиннее проповеди жреца на день равноденствия. Герцоги Фрейвелинга набеги на Скафил чуть ли не национальным видом спорта считают.
     Наверное от того и вывод кажется очевидным: чертежи нужны Скафилу, который ожидает вторжения от Фрейвелинга. И который равен ему как по сухопутной армии, так и по флоту, но внешняя политика северного государства, заносчивость и непредсказуемость его правителя кёнига Юлиншерна, практически лишила Скафил союзников. А вот у Фрейвелинга друзей достаточно, один только союз с Табраном чего стоит. И получается очень просто: лишенный друзей Скафил, ожидая войны с Фрейвелингом, желает лишить его преимущества на море и организует похищение чертежей новейшего корабля.
     Логично? Вполне! Но не слишком ли просто? Или старая гончая ищет двойное дно в шкатулке без оного? Как правило, самый очевидный вывод и есть правильный, хотя есть и исключения. Особенно в международной политике. Здесь вообще сплошные исключения.
     Ну, для очистки совести, давай-ка примерим личину похитителя к ближайшим нашим соседям. Королевство Табран? Военная аристократия, помешанная на трубах и парадах, дворянство, выросшее на безостановочных пограничных стычках с северянами Нортэланта, даже карьера в армии частенько зависит не только от древности рода, но и от личных качеств командира. Слабый флот, сильная армия. Очень сильная армия, полностью переведенная на использование порохового оружия, как в пехоте, так и в кавалерии. Во многом на деньги торговых и банковских домов Фрейвелинга, к слову, переведенная. Основной государственный интерес — окончательное устранение угрозы с северных территорий Нортэланта — натерпелись табранцы от северян за последние несколько десятков лет. Судя по отзывам барона да Гора — верные союзники, хотя и «ужасающе прямолинейные в своих притязаниях». Другими словами — очень вряд ли.
     Герцогство Келлиар? Дружит со всеми, но настоящих союзов нет ни с кем, как нет и настоящего влияния. Всячески показывает свою независимость и незаинтересованность в вопросах международной политики. Очень слабые армия и флот, больше церемониальные, чем настоящие. Барон да Гора как-то обмолвился, что при проработке планов вероятного военного конфликта (так, на всякий случай) стало очевидно, что война Фрейвелинга с Келлиаром закончится примерно за неделю — примерно столько потребуется пехоте и артиллерии, чтобы промаршировать по герцогству из края в край. Для келлиарцев дергать за усы фреев — смерти подобно. Они бы на такое пошли только в плотной связке с кем-то сильным. С тем же Скафилом, например, если бы два года назад не прервали с ними все дипломатические отношения: целая серия прямых оскорблений правящему дому Келлиара от скафильцев произошла безо всякого внятного повода. Да и тамошнее правительство, возглавляемое пятилетним отпрыском герцогской фамилии де Брийе, больше озабочено воровством из казны, чем Игрой33.
     Бывший Императорский домен, который теперь объединился с Оутембрийской лигой и называется Речной республикой? Эти — могут. Достаточно безумные, плюс изрядно обижены на фреев за большую военную операцию на их территории в прошлом, 782 году. У речников, кстати, одна из самых сильных разведок на сегодняшний день, выросшая из охранных служб торговых домов, вскормленная промышленным шпионажем и корпоративными войнами. Эти и в самом деле могли, если б не одно «но». Их вооружённые силы преимущественно сухопутные, масса пехоты, кавалерии и артиллерии, а вот флот — меньше чем «так себе». С речников, конечно, станется, украсть чертежи корабля, чтобы выгодно перепродать кому-нибудь из врагов Фрейвелинга, однако крайне маловероятно, что они на это готовы пойти после прошлогодней оплеухи под Паратом34. Хотя сбрасывать их со счетов не стоит.
     Кто еще? Королевство Ирианон? Да, мощная морская держава, сильный флот, контроль большинства морских торговых путей с югом и востоком. Но — нет. Они бы просто купили чертежи у фреев, а фреи бы их охотно продали: двум сильным морским государствам проще дружить, разделив сферы влияния, чем драться из-за грошового прибытка.
     Королевство Товизирон тоже бы не стало — им просто не до того! Доигравшись с религиями и получив несколько бунтов на своей территории за один только прошлый год, они все силы сейчас бросили на укрепление внутреннего порядка. И вот такой вот парадокс: при развале Империи эта провинция единственная осталась без выхода к морю и, соответственно, без флота. Что их чрезвычайно раздражает, надо полагать. А нужен ли корабль, даже самый современный, без выхода к морю?
     Тайлти, Димар, Карфенак, Арендаль — этих можно даже не учитывать. Ни общих границ, ни пересекающихся интересов. Разве что Карфенак Доминат. Да Гора прав, говоря, что их завихрения в политике нельзя предсказать. А если пытаться просчитать мотивы религиозных безумцев, то можно очень легко просчитаться. Поэтому Карфенак мы в схему ставим с бо-о-льшим таким знаком вопроса…
     Можно еще пройтись по персоналиям, но тут вряд ли что-то серьезно изменит расклад. Королевство Скафил. С высокой степенью вероятности. Выходит, война практически на пороге.
     Он медленно прошел от второго стеллажа к центральному проходу, глянул на небольшой, крепко запертый шкаф с личной информацией, покачал головой и погасил факел у входа. Не сегодня. Выйдя из архива, он взглянул на результаты своей стряпни.
     «Мерино, ты идиот! Шафран — к морскому окуню?»
     — Гвидо, чтоб тебе дети так помогали, как ты мне на кухне! — вскричал Мерино, по привычке шеф-повара перекладывая свой просчет на помощника. — Какого демона ты мне подсунул шафран?!
     Лицо поваренка, и без того бледное, стало еще белее.
     — Шеф, но ты ведь сам…
     — Что «сам», Гвидо? Я сам попросил шафран? А ты не мог сообразить, что шафран сделает рыбу сухой? Учишь вас, учишь, а все без толку! Дай мне лучше красного перца! Да не молотого, олух, прости меня Единый! Почему я все это терплю из года в год? Нет уж, если я за три года не смог вырастить из тебя повара, значит, грош мне цена как учителю! Огненный стручковый, что мы у сеньора Лорено покупаем!
     Гвидо, только к концу гневной тирады Мерино сообразив, что случившееся не разнос, а своеобразный эмоциональный выплеск перегруженного мозга шефа (вот уж сколько раз это видел, а все равно не смог привыкнуть), разулыбался и кинулся в подсобку за перцем. Фабио, который работал с Мерино гораздо дольше и испытывал к хозяину остерии куда меньше пиетета, с непроницаемым лицом заметил:
     — А лимон вы будете добавлять, шеф?
     Мерино некоторое время непонимающе смотрел на готовую к запеканию рыбу, затем расхохотался. Вернувшийся из подсобки с вязанкой красного перца Гвидо с растерянной улыбкой смотрел, как мужчины на кухне от души смеется над шуткой, которую он пропустил.

Retrospectare

     14 октября 771 года. Праведник, дознаватель 2 ранга
     Февер Фесте, столица Империи Рэй
     Копыта серого в яблоках коня глухо стучали по грязной мостовой, отбрасывая эхо на стены домов, лепившихся друг к другу, словно нищие у костра в зимнюю стужу. На узких улочках сердца империи было грязно, темно и воняло помоями. Горожанин в душе, Мерино облегченно вздыхал, чувствуя себя дома, нос же брезгливо морщился, отвыкнув от амбре крупного города. Порывался идти дождь, но тучи, уронив с десяток капель, задумывались о чем-то своем, просто вися над городом.
     Отряд Праведника добрался до столицы из Оутембри только вчера днем, и Мерино распустил своих людей отдыхать. Он и сам намеревался (предварительно напившись до потери сознания), хорошенько выспаться и только потом отправляться к начальству с докладом. Но, как говориться, хочешь насмешить Создателя, расскажи ему о своих планах. Этим утром, таким ранним, что и утром-то его называть было нельзя, его разыскал посыльный и передал приказ явиться с докладом в Железный дом35. Сразу отправиться не удалось: Мерино был еще изрядно пьян после вчерашнего, так что, урвав еще пару часов сна после рассвета, он отправился к начальству, страдая от недосыпа и похмелья. Но лучше так, чем заставлять ждать шефа Тайной стражи барона да Гора, когда тот уже прознал о возвращении своего подчиненного.
     И пока копыта коняги месили грязь, Мерино взялся в уме составлять отчет.
     С Оутембри они закончили. После нескольких десятков арестов и стычек, произошедших после взятия под стражу куратора Гильдии воров, в городе, милостью Императора являвшегося вольным (а значит, рассадником всяческого вольнодумства и крамолы), наступил покой и порядок. Местные бандиты, понимая, что природа не терпит пустоты, увлеченно делили территории и сферы влияния, городская стража, перепуганная до икоты резней, устроенной стражей Тайной, приходила в себя в кабаках.
     Мерино потерял троих дознавателей третьего ранга. Двоих, Августа и Фому, опытных гончих, — во время резни на заднем дворе постоялого двора, где брали координатора Гильдии. Еще одного, Рикара из Паратта, воры застрелили прямо на улице из пистоли. Пистоли, спаси Единый, — у воров! Дорогие игрушки! Тайную стражу ими только обещали снабдить, а у ворья из Гильдии они уже в наличии!
     За каждого из своих людей Мерино взял с воров кровью десятикратно, но Августу, Фоме и Рикару на это было уже плевать. Мертвые — мертвы. Может, подле престола Единого они и продолжат быть, но здесь, рядом с ним, их, прикрывающих спину и фланги, смеющихся над его шутками и расхваливающих его стряпню на привале, уже не будет. Дознаватель в нем считал, что операция в Оутембри проведена почти идеально, а потери для такого объема работы — несущественные. Сердце человека болело по потерянным друзьям.
     Они взяли след. Мерино при необходимости умел становиться настолько жестоким ублюдком, что завидовали заплечных дел мастера. Его не мучили по ночам сны о разделанных, как свиные туши, телах разбойников после допроса. Главное — он узнал, кто руководил Гильдией. Может быть, не самые высшие круги ее иерархии, но и не разменная медь. След вел к самому подножию императорского престола.
     А мог бы и раньше догадаться! Осведомленность воров, их снаряжение и возможности проникать туда, куда обычным разбойникам ни за что не добраться, — все указывало на влиятельного, богатого и очень осведомленного человека, стоящего либо на вершине власти, либо очень близко к ней. А может, и не на одного. Это не преступная шайка, а полноценный заговор, рядящийся в одежды бандитов! Но теперь маски сняты и полетят головы!
     Вспомнилась вчерашняя встреча с этим самонадеянным хлыщом — кавальером ди Одетарэ, представителем заговорщиков. Прокручивая ее в голове и улыбаясь воспоминанию, как он красиво уделал святошу, Мерино незаметно добрался до Красной улицы. Здесь было чисто, светло, дома не лезли друг на друга, как псы на суку в течке, — особняки знати стояли на изрядном удалении друг от друга. Один из них, окруженный ухоженным парком за высокой каменной стеной, принадлежал герцогам Фрейвелинга. Сейчас его занимал барон да Гора.
     Охрана у ворот, мощенная камнем дорожка через парк, тяжелые двери особняка из ниальского дуба, слуга в ливрее фреев.
     — Господин барон ждет вас в библиотеке.
     Кивок слуги, узнавшего дознавателя, двадцать ступенек по лестнице вниз (да-да, библиотека была в подвале! Это же Фреи!). Узкий коридор, который два закованных в железо гвардейца из «Стражи Максимуса»36, стоявших на посту, могли удерживать часами. В конце коридора еще одна дверь. Что и говорить — библиотека была самым защищенным местом в особняке герцогов, с тайным ходом и парочкой сюрпризов в виде волчьей ямы и взведенных механических арбалетов в нишах. Империя всего пятнадцать лет назад пережила войну провинций, а Фрейвелинги никогда не полагались на случайности.
     — Дознаватель Лик, ваша светлость! — отрапортовал очередной латник, стоящий внутри библиотеке. Да, никаких случайностей.
     — Оставь нас, Луиджи.
     Гвардеец вышел. Мерино поклонился:
     — Ваша светлость.
     — Садись. Налей себе, Единого ради! Обязательно являться на доклад с похмелья?
     Барон сидел у камина, вполоборота к дверям. Ветеран, прошедший несколько войн — крепкий, но не тяжелый, скорее старая сосна, нежели дуб. Жесткое лицо с парой шрамов, седые волосы, спадающие на широкие плечи, грубые руки. Уже постаревший, но все еще сильный солдат. Он был дворянином, но баронский титул получил не по наследству, а из рук отца императора — герцога Максимуса Фрейвелинга. Мерино всегда оценивающий людей по степени личной опасности, ставил да Гора в самом начале списка.
     — Докладывай, — вздохнул барон, дождавшись, пока дознаватель усядется и осушит кубок.
     Вино ударило в голову после вчерашнего, но сняло тошноту и слегка растворило гудение в голове. И доклад вышел четким и ясным.
     Да Гора выслушал рассказ Мерино молча, никоим образом не проявляя эмоций. И когда дознаватель принялся излагать выводы, он не шевельнулся. Сидел, как вырубленная из камня статуя.
     — Все допрошенные нами координаторы Гильдии воров говорили про богатого и информированного покровителя. Более того, полученные от них сведения, которые мы, разумеется, проверили, указывают на то, что все наводки, новое оружие, включая пистоли с колесцовыми замками, проработка схем нападения на объекты и путей отхода, в общем, абсолютно все поступало координаторам из Февер Фесте. Мы проследили источник и вышли на торговый дом «Товары Ниальской мануфактуры» с резиденцией и складами в столице. Изъятые книги учета и допросы клерков указывают на учредителей торгового дома — одну влиятельную семью из Карфенака. Которая очень близка к Отцу-Доминатору37. Размеры потраченных на снаряжение воров сумм убедительно доказывают, что данная деятельность не самодеятельность отдельной семьи. К тому же буквально вчера вечером у меня состоялась встреча с неким кавальером ди Одетарэ, предложившим мне за пять империалов исказить доклад вам.
     Барон кивнул:
     — Известная личность. Любимец Рабе38… Вексель взял?
     — Конечно, ваша светлость! — даже немного обиженно проговорил Мерино. Мол, если противник кидается деньгами, каким надо быть дураком, чтобы их не подобрать! Затем Мерино замолчал.
     Барон же продолжал сидеть недвижимо, его лицо никак не отражало мыслей. В молчании прошло несколько минут, во время которых Мерино налил себе еще вина и залпом выпил его, не чувствуя вкуса.
     — Ты разворошил такое гнездо, Мерино… — наконец нарушил молчание шеф Тайной стражи. — Карфенак, помилуй Единый! Это не бандиты, драть их!..
     — А не надо было? Вроде за этим вы меня и посылали, ваша светлость. Докопаться до первых лиц Гильдии. — Вино развязало дознавателю язык, но он не боялся. Сколь ни был страшен старый барон, он не карал за правду.
     Да Гора недовольно скривился, но признал правоту подчиненного.
     — За этим… Демоны всех преисподних, ну почему бы лидеру Гильдии не быть каким-нибудь Алсо Ивиса39? Просто удачливым и умным бандитом? Да нет, я прекрасно понимаю… И, драть их, нельзя сказать, что у меня не было подозрений! Вот только святош нам не хватало для полного счастья…
     Голос борона стих, хотя он еще шевелил губами, видимо продолжая разговор с самим собой. Мерино молчал, он уже сказал все, что можно было сказать. Дальше уже дело начальства.
     По прошествии довольно длительного времени барон резко поднялся. Мерино тут же вскочил на ноги, изобразил предельное внимание и готовность исполнять.
     — Значит, так, голубь, — все внутри себя решивший Сантьяго да Гора не говорил, а отдавал приказ: — Сегодня же отбываешь во Фрейвелинг, в мое поместье в Капо. Там принимаешь на себя обязательства наставника моего сына Бенедикта. Гувернера, учителя фехтования, телохранителя. Сам придумай что-нибудь. Парню надо многому научится, если он собирается выжить в нашем гадюшнике под названием Империя Рэя. И ты сделаешь так, чтобы он мог и умел делать все, что умеешь делать ты. Без скидок на его происхождение, Мерино! Ты меня понял?
     — Да… Но, ваша светлость… Ведь я не…
     — Ты выживешь, и этого вполне достаточно! Неужели ты думаешь, что заговорщики оставят в живых того, кто раскопал про них все? Свой отряд распустишь, я позабочусь, чтобы они не нуждались, пристрою на какую-нибудь спокойную службу с хорошим жалованием. Если все пройдет хорошо и Император проявит жесткость, уже через несколько месяцев вернешься на службу в Стражу. С повышением до первого ранга. Его ты уже получил, приказ заберешь на выходе. А пока нужно просто выжить, Мерино.
     Умом дознаватель понимал правоту своего начальника, но зубы сжались от обиды и злости. Значит, он провернул такое дело, потерял хороших ребят в Оутембри — и все это только для того, чтобы спрятаться под камень, пока сильные мира сего будут выяснять отношения. Которые — тут опыт подсказывал — закончатся не устранением с доски главной или просто крупной фигуры, а разменом фигур помельче.
     — Я благодарен вам, ваша светлость…
     — Оставь! — Барон не смотрел на Мерино, а потому не видел его побелевшего лица и сжатых челюстей. — Ты хороший солдат, а я не самый дрянной командир, чтобы разбрасываться такими людьми. Без крайней на то необходимости. Вопросы есть?
     Вопросы, конечно, были. Но барон был прав. Мерино был хорошим солдатом и понимал, когда надо говорить, а когда молча исполнять приказ. Поэтому он лишь отрицательно покрутил головой и добавил:
     — Нет, господин барон!
     На стол тяжело лег туго набитый монетами кожаный кошель.
     — Тогда свободен. Не затягивай с отъездом. И возьми с собой того смурного скафильца… как его?
     — Бельк, господин барон!
     — Вот его и возьми.
     — Слушаюсь, господин барон. Пристрою людей — и сразу в Капо.
     — Да, молодец. Ступай.
     Шеф Тайной стражи дождался ухода своего подчиненного и сразу как-то обмяк.
     — Ну, если наш просвещенный монарх опять проявит слабость, Империи конец, — пробормотал он. — Единый, дай мне донести до него эту простую истину. Дай мне слова, у меня ведь нет таланта говорить! Прошу Тебя!..

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
в которой Мерино удаляется по своим делам, а основным действующим лицом становится Бельк. Также мы узнаём о Пыльной улице и ее истории, наблюдаем за множеством разговоров, сталкиваемся с попыткой убийства и знакомимся с нравами димаутрианских гикотов

     3 октября 783 года от п.п
     Бельк, вышибала
     Сольфик Хун
     Было уже близко к четвертому звону, когда Мерино вышел на улицу из остерии. Бельк по-прежнему сидел на скамейке у входа. Пожилой сухощавый мужчина с короткими русыми волосами, обильно тронутыми сединой. Совершенно обычный горожанин, служащий или даже, может быть, мастер-ремесленник. Если не смотреть в глаза. Уж Мерино-то, знакомый с Бельком больше пятнадцати лет, предпочитал в глаза ему не заглядывать. Нехорошие у него были глаза: светло-серые, до полной прозрачности. Будто две льдинки кто-то вставил в череп, и торчат они там, и не тают. И демоны разбери, что в этих глазах сейчас.
     Бельк был родом с островов морского народа, которые в зависимости от политической ситуации то входили в состав Скафила, то считались свободными и независимыми. Окружающие королевство соседи не пытались вникать в дебри скафильской политики, где демоны всех преисподних могли ноги переломать, и предпочитали считать морской народ скафильцами. Так что, вероятно, Бельк был скафильцем. А еще он был один из лучших бойцов, которых Мерино за свою жизнь повидал немало. И то, что Бельк постарел и большую часть времени предпочитал заниматься созерцанием на пару со своим гикотом, не сделало его менее опасным.
     «Наверное, это многое обо мне говорит, — вдруг подумал, глядя на Белька, Мерино. — Мой круг общения — преступники всех мастей, мой воспитанник этих самых преступников ловит, а мой лучший друг — убийца, играющий в трактирного вышибалу».
     Бельк, прищурившись, посмотрел на Мерино. В узких щелочках уже морщинистых век его глаза не выглядели так пугающе.
     — Похоже, у нас появилась работа, которую старая и безмозглая гончая сама себе придумала! — буркнул Мерино, усаживаясь рядом с ним на скамье. Гикот недовольно оскалился, когда трактирщик скинул мешавший ему хвост зверя. Бельк кивнул. Да, мол, я тоже не понимаю, что старому и безмозглому ищейке не сиделось на скамье. Посмотри, какая теплая осень!
     Мерино рассказал, отчего ему не сиделось и что он намеревается теперь делать. Бельк выслушал без особого интереса, затем кивнул еще раз. То ли принимая информацию к сведению, то ли соглашаясь с тем, что решение друга помочь барону да Гора — верное.
     В прошлом они много работали вместе. И если Мерино был мозгами их группы, то Бельк выполнял функцию острого кинжала. Это было давно, герцогство Фрейвелинг еще не обзавелось приставкой «Великое», а входило, как и большинство нынешних свободных государств, в Империю. Хотя пара из них, это все признавали, вышла не только эффективная, но и странная. Фрей и скафилец. Куда там кошке с собакой.
     — Я погуляю с Дэнизом по Пыльной. — Бельк посчитал нужным добавить к кивку слова. — Мы давно там не гуляли. Может, кто-то что-то слышал.
     — Хорошо, — откликнулся Мерино. — Я завтра попробую найти того менялу, про которого говорил Крысюк.
     — Разговоры — это по твоей части, — усмехнулся Бельк, поднимаясь. — Всегда так было. Идем, Дэниз, погуляем.
     Бельк говорил так мало и так редко, что каждое его слово просто не имело морального права расходится с делом. Он аккуратно согнал гикота с колен, покряхтывая поднялся и неспешно зашагал прочь от остерии. Бельк любил маску старого человека. Совершенно упуская из виду, что большая часть головорезов Сольфик Хуна была прекрасно осведомлена о его мнимой старческой немощи.
     «А может, мы так привыкли к маскам, что снимать их уже больно? Маски стали нами или мы ими?» — Мерино ссутулился и наклонил голову, провожая глазами удаляющиеся фигуры Белька и Дэниза.

     Пыльная улица была таким местом в Сольфик Хуне, куда людям приличным стоило заходить только с хорошей охраной. Бельк в охране не нуждался, но давно сюда не заходил и ностальгии не испытывал. Это было гнилое место — так он его сам характеризовал, еще состоя на службе в Тайной страже, — гнилым оно и осталось до сих пор. Не трущобы, конечно, как в северной части города, в которых ютились преимущественно крестьяне, приехавшие в город в надежде начать жизнь более легкую, чем пахота земли и уход за скотом. Не трущобы, но все же.
     Почему этот не самый благополучный район, (хотя и не трущобы), облюбовало бандитское братство, Бельк не понимал. С его точки зрения, преступникам больше подошли бы портовые районы или те же трущобы. Но во Фрейвелинге вообще все было не так, как везде. Мерино как-то рассказывал об истории возникновении Пыльной улицы, приводил какие-то доводы, но северянин счел их надуманными.
     Когда, дескать, Сольфик Хун был еще не таким крупным городом и его окружала кольцом всего одна крепостная стена, а не три, как сейчас, Пыльный тракт, был одной из двух торговых дорог, связывающих город с большим миром. И вился он не между кособокими домишками, как сейчас, а посреди леса. Прячась в котором, было очень удобно нападать на купеческие обозы. Владельцам города, герцогам Фрейвелинга, такой порядок не совсем нравился, да только и содержать за счет казны стражу возле каждой купеческой повозки они считали слишком накладным. Сколько так длилось, Мерино не сказал, рассказал лишь о Родерикэ Фрейвелинге, очередном герцоге этих земель, который решил проблему радикально. Он просто приказал вырубить лес на всем протяжении дороги. Разбойникам стало прятаться негде, купеческой охране — легче отбивать становящиеся все более редкими нападения, торговля процветала. Вдоль дороги стали селиться люди, открывать кабаки и таверны, а спустя пару веков довольно большой кусок Пыльного тракта попал во второе кольцо крепостных стен и стал называться уже улицей Пыльной.
     «А как так оказалось, что разбойники стали селиться именно тут?» — как-то спросил Бельк у Мерино.
     «Видимо, кто-то из них хорошо знал историю! — усмехнулся тогда Мерино. — И решил, что традиции хороши не только для благородных, но и для лихих людей».
     Бельк принял легенду к сведению без большой в нее веры, но спорить не стал. В конце концов, не так уж это и важно, просто любопытно.
     Какой бы ни была причина, но свои дела городские преступники предпочитали обделывать именно здесь. Тут жили практически все скупщики краденого, фальшивомонетчики, мошенники. В каждом трактире можно было нанят парочку, если не больше, головорезов, готовых к любой работе — хоть дом обнести, хоть кровь пустить. Здешние стражники обладали поразительной невнимательностью к происходящему и куда более серьезным доходом, чем их коллеги с других районов города. А еще тут можно было узнать практически любую информацию, нужно только было правильно слушать и правильно спрашивать. В общем, гнилое место.
     За три часа блужданий по Пыльной Бельк посетил несколько кабаков, стал свидетелем одной поножовщины, правда, без смертельного исхода, но так ничего и не услышал об ограблении дома корабела. Он поговорил с парой домушников, которых хорошо знал, и, что более важно, которые хорошо знали его. Они с готовностью похвастались, что третьего дня обчистили особняк барона да Альва и вытащили оттуда гору серебра в украшениях и монетах, но ничего не знали о том, что мог вломится в дом Беппе Три Пальца. Северянин уже почти смирился с тем, что ничего он тут узнать не сможет, и тут в очередной таверне столкнулся с Рыжим Хеганом.
     Рыжий не был домушником, он занимал редкую для преступников нишу — торговца информацией. Кроме того, он так же, как и Бельк, был родом с островов морского народа. С совсем другого острова, если быть точным, но на чужбине это все равно почти родственник. Может, не самый любимый. Соотечественник Белька знал почти всё почти обо всех, но по понятным причинам говорил далеко не все. Это был шанс что-то узнать и Бельк решил этот шанс использовать.
     — Рыжий! — Бельк опустился на стул напротив Хегана и посмотрел ему в глаза. — Доброго ветра!
     Говорил он на скафильском.
     — Гладкой воды, — пробурчал тот. — Какого рожна тебе тут надо, Бельк?
     Вид у него был недовольный. Он знал Белька и понимал, что тот умеет выжимать из человека то, о чем человек не хотел говорить. И не всегда деньгами.
     — У тебя пропала талия, Рыжий. Что ты такое ешь?
     — Тут вопрос в количестве. И в жадности после голодной юности.
     — У тебя была голодная юность? Никогда бы не подумал.
     — Просто ты редко это делаешь. Думаешь. Может, поэтому не всегда и получается.
     — А ты стал дерзить, Рыжий. — задумчиво произнес Бельк. — Считаешь, те две оглобли за соседним столиком сильно тебе помогут?
     — Не против тебя.
     — Хорошо, что ты это понимаешь. Значит, мы еще можем решить вопрос деньгами.
     — Только так и стоит.
     Почувствовавший напряженность трактирщик материализовался перед столиком и спросил, будут ли господа есть и пить. Бельк заказал воду с медом (вина он не выносил) Хеган — пиво. Дождавшись, пока хозяин принесет заказ, мужчины молча выпили и некоторое время молчали, соблюдая ритуал деловых переговоров островов — мужчина не должен спешить и показывать свой интерес. Первым сдался Рыжий.
     — Ну и что тебе надо?
     — Что ты знаешь об обносе дома Беппе Три Пальца?
     Хеган вполголоса, но весьма искренне выругался. Приложился к кружке и долго пил, дергая кадыком.
     — Тебе это зачем, Бельк? — прошипел он, отдышавшись. — Это же игры благородных, а ты вроде отошел от дел!
     — Вопросы вместо ответов, Рыжий?
     — Это поможет мне прожить подольше!
     — Я бы на это не ставил.
     — Бельк, это, правда, совсем не мой уровень! И не твой, если уж на то пошло. Это политика, интересы благородных домов, может, даже не только фрейских. Я сам узнал случайно и, скажу честно, надеялся, что мне это никогда не пригодится. И тут появляешься ты…
     — Расскажи. — Голос Белька лишился интонаций, и Рыжему сразу стало худо. Он еще немного повздыхал, посквернословил, но скорее соблюдая приличия, чем действительно возмущаясь.
     — Ты ведь не отступишь, да? Тогда я хочу знать почему тебе это нужно. Этот ответ, да десяток ори40, если мои слова тебя удовлетворят.
     — Большие деньги. Ты повысил цены? — Бельк приподнял брови.
     — Только на эту информацию. Тебя устраивает?
     — Пусть так. — Деньги были из специального фонда Мерино, поэтому Бельк не торговался. Тяжелые кругляши, блеснув в тусклом освещении таверны, легли на стол. — Ответ: Праведник интересуется.
     — Проклятье! Ему-то это зачем? Простое посредничество его больше не устраивает?
     — Зайди к нам в остерию как-нибудь и спроси. Я ответил?
     — Да! Проклятье! Хоть из города уезжай!
     — Так все плохо?
     — Сам решай.
     И Хеган быстро вывалил то немногое, что знал. Бельк выслушал все это с каменным лицом. И хотя в паре с Мерино он был больше мускулами, думать он тоже умел. И прекрасно сложил информацию Рыжего со словами Мерино.
     — Ну тебе лично вряд ли что-то грозит. Но, если будут зачищать концы, ты можешь попасть под бритву. Тебе не нужно навестить тетку в деревне? Может, она заболела?
     — Демоны! Да ты представляешь, какой это урон для моего дела?
     — Больший, чем твоя смерть? Уезжай. Похоже, все закрутилось не очень красиво.
     Рыжий поник головой. Он знал Белька, знал о репутации Праведника, знал, с кем тот водит дружбу. Знал и цену советам, вроде того, что дал ему Бельк. Рука его почти даже дернулась к кошелю, чтобы выложить полученные от земляка монеты обратно на стол, а губы почти сложились для произнесения благодарности, но что-то его удержало от обоих порывов. Как-никак, а деньги он заработал!..
     Входная дверь таверны качнулась, спустя миг руку Белька лизнул шершавый язык. Дэниз сидел под столом и, не мигая, смотрел на своего друга. Мордаха его не выражала ничего, но Бельк все же что-то смог на ней прочесть. Он улыбнулся другу одними глазами и провел рукой по густой и мягкой шерсти. Затем перевел взгляд на Рыжего.
     — За кем-то из нас пришли.
     Хеган выругался и жестом подозвал своих охранников.
     — Мы уйдем через заднюю дверь. Проверь! — это уже одному из телохранителей, который тут же направился к кухне проверять черный вход. Потом Бельку: — Ты справишься?
     — Поглядим. Лучше без тебя, твои будут мешать, если что. Гладкой воды, Рыжий.
     — Доброго ветра, Бельк.
     Северянин дождался, когда его собеседник с охраной выйдет через заднюю дверь, после чего неспешно допил воду, бросил на столешницу мелкую монету (за себя и за забывшего это сделать Хегана) и поднялся.
     — Ну, пойдем, поглядим, кого там принесло по наши шкуры, Дэниз.
     Они ждали сразу на выходе. Нагло перегородив все свободное пространство улочки, широко расставив ноги, положа руки на пояса, самоуверенно щерясь на выход, предвкушая страх своей жертвы. Четверо. При этом улицу перекрыли грамотно, стояли не кучно. Молодцы, в общем. Одного из них Бельк узнал, даже несмотря на темноту и довольно скудное освещение фонаря над дверью таверны.
     Когда на лицо северянина упал свет, знакомый бандит моментально стер с лица ухмылку. Остальные не узнали пожилого мужчины, у ног которого благовоспитанно уселся очень крупный котяра, но перемену настроения почуяли и враз посерьезнели.
     — Доброго вечера, Ломаный, — сказал Бельк, делая шаг к главарю бандитов.
     — И вам, значится, того же, синьор Бельк, — верзила со сломанным носом и зубами, как редкий частокол, даже попытался изобразить поклон.
     — Из твоих людей ведь никто не будет делать глупых поступков, правда?
     Ломаный оглядел своих подручных и отрицательно качнул головой.
     — Хорошо. А как же так получилось, Ломаный, что, принимая заказ, ты не сообразил, что цель — я?
     В том, что его заказали, Бельк и секунды не сомневался. Ходил он нынче по Пыльной, прямо скажем, дерзко, вопросы задавал в лоб и таким людям, которые мать за горстку монет в публичный дом отправят. Видимо, расслабился на мирных хлебах, раз так недооценил того, кого искал. И в то же время, он чувствовал, как внутри просыпается, довольно порыкивая, та звериная часть его натуры, которая спала уже много лет, лишь иногда поднимая голову в полудреме.
     — Вы не подумайте, синьор Бельк, я бы не стал и браться, кабы понял, что это вы, — выдал бандит фразу. — Только как понять-то, когда говорят: человек, мол, с ручным зверем димаутрианским.
     — В городе ведь тьма людей с гикотом ходит…
     Бандит смутился. Настолько, что под загорелой и не очень чистой кожей проступила краснота. Наверное. Этот штрих Бельк скорее додумал, чем увидел.
     Ломаный понимал, что сейчас здорово теряет лицо перед своими подчиненными, но выхода не видел. Поэтому с прямодушной прямотой выдал:
     — Не сообразил как-то…
     Дэниз мягко толкнул Белька головой в колено. Пошли, дескать, тут все ясно, драки не будет. Чего время терять? Гикот не очень любил Пыльную улицу.
     Северянин улыбнулся одними губами, и Ломаному стало еще более неуютно, чем было до этого.
     — Расскажешь мне, как выглядел тот человек, что попросил меня убить?
     Тот с готовностью выложил описание. Наемник, мол, опасный тип. Лицо узкое, с небольшой рыжей бородкой, клином. Невысокий, двигается очень мягко, когда ногу ставит, то видно сразу: либо по лесу человек ходить очень хорошо обучен, либо бретер опытный. Дорожный плащ из хорошей кожи, берет на голове, а под одеждой явно легкая кольчужка поддета, по движениям видно. Вооружен странно: короткий клинок у бедра, не меч еще, но уже и не кинжал, лезвие, пожалуй, больше локтя в длину будет. А с другого бедра пистоля в чехле. Небольшая совсем, меньше локтя.
     Бандит описал заказчика с такой поразительной точностью и обилием деталей, что Бельк, без сомнений, узнал бы его при встрече, хотя никого похожего по описанию он в памяти не нашел. А еще северянин в очередной раз поразился, хотя, конечно, виду не подал, тому, какое количество разнообразных талантов гниет, и сгниет без следа и пользы, на этом городском дне.
     — Спасибо тебе, Ломаный, — сказал он, когда бандит закончил живописать заказчика. — Ты очень мне помог. За мной услуга. У нас еще остались какие-то дела?
     — Да какие у нас дела, синьор Бельк! — удивился Ломаный. — Встретились люди, поговорили, да и разошлись по своим надобностям. Синьору Лику наше почтение передавайте.
     — Конечно. А если господин тот рыжебородый в плаще и берете встретится…
     — Сразу мальчонку в остерию к вам пошлю! А второго за ним отправлю!
     — Хорошо. Доброго вечера, Ломаный.
     Двигаясь прочь от места встречи с пыльниками, Бельк поймал себя на мысли, что стал копировать манеру говорить у Праведника. Эта его вежливость, неспешная речь. В конце разговора не хватало кивнуть головорезам Ломаного с прощальным аристократическим «Господа».
     «Мы уже, как старые супруги, — усмехнулся про себя северянин. — Знаем друг друга так давно, что даже стали похожи».
     Информация Рыжего стоила десяти ори и времени, проведенного на Пыльной улице. Как ему удается постоянно быть в курсе таких дел? Узнать, что в охране прибывшего недавно в Сольфик Хун скафильского купца состоит известный в узких кругах вор, сопоставить это с необычным волнением в среде пыльников, причем не простых, а авторитетных. Затем услышать про обнос дома корабела, узнать про несколько распоряжений все того же авторитетного пыльника и, вместе с информацией о всплывшем в доках трупе с обезображенным лицом, свести все это в понятную картину. Талант, определенно. Но все же пары моментов слова Рыжего не проясняли. Ну да ночь только начинается, есть время уточнить.
     — Дэниз, — в общении между собой человек и гикот не нуждались в словах, но Бельку было комфортнее говорить со своим четвероногим другом, — давай посмотрим, что там собрался делать господин Ломаный.
     Гикот ткнулся головой в ногу своего человека, и того окатила волна радостного предвкушения и азарта. Дэниз любил охотится, но в городе это удавалось сделать нечасто. Несколько мгновений зверь крутил головой, наконец, определившись с направлением, мягко потрусил в ту сторону, периодически оглядываясь на Белька.
     — Не хами! — усмехнулся тот. — Беги нормально, не такой уж я старый! Поспею.
     И гикот неуловимо ускорился, пропадая из виду в подступающей темноте ночного города.

Retrospectare

     21 октября 771 года от п. п. Праведник, дознаватель 1 ранга
     Тракт Февер Фесте — Вейр
     Чувствовать на губах пепел поражения, когда уже готовился выпить вина за победу — неприятно. Раньше этот оборот — «пепел поражения», — который частенько мелькал в приключенческих бульварных романах и в речи салонных вояк, Мерино считал вычурным и неестественным. И вот поди ж ты! Во рту сухо, как с перепою или когда очень долго и много говоришь, и в душе так же — выжженная солнцем пустыня, по поверхности которой ветер несет пепел и запах гари. Нет ни гнева, ни ярости, ни обиды. Только усталость. Смертельная усталость человека, который не понимает, как цепь всех этих событий, такая ясная, выверенная и просчитанная на десять раз, привела к такому неожиданному финалу. Дознаватель первого ранга Тайной стражи, (да-да, барон да Гора выписал-таки ему повышение прямо перед отъездом из Февер Фесте), распутавший заговор против императора, едет под чужим именем в домашнее поместье своего шефа, чтобы стать воспитателем его сына.
     Пепел поражения. Скрипит на зубах.
     Из столицы они выехали втроем: сам Мерино, в подорожной грамоте значившийся теперь как Федерико Козино; неунывающий и, видимо, так и не понявший, что произошло, дознаватель третьего ранга Горото по прозвищу Шустрый; и новичок в его отряде, хотя уже и прошедший боевое крещение Гильдией воров, Джул. Остальные члены отряда Праведника нанялись в охрану торгового судна, уходящего в Димаут, где перезимуют и вернуться в Империю только весной следующего года. Все, кроме Белька. Тот сказал, что догонит Мерино по дороге, дела у него какие-то незавершенные в Февер Фесте остались. Что за дела, он, разумеется, не сообщил, а Мерино не особенно и интересовался. За Белька он не волновался.
     Каждый человек в его отряде умел убивать, но только Бельк был убийцей. Немногословный, невысокий, незапоминающийся человек среднего роста и с лицом туповатого работника с фермы, мог зайти один в дом с десятком противников, имея при себе парочку ножей, а через пять минут выйти и коротко сообщить о том, что противников в доме больше нет. За это Белька в отряде уважали и боялись. Боялись все же больше, поскольку было совершенно непонятно, что движет этим человеком. Но он был верен лично Мерино, даже не верен, а предан, как волк в стае предан вожаку, и ему было этого достаточно. И Мерино этого было достаточно. И он никогда не спрашивал, что согнало Белька с островов морского народа и заставило стать дознавателем в Тайной имперской страже.
     Тусклое осеннее солнце уже клонилось к закату, и пора было уже подумать о ночлеге. К счастью, местность между столицей и Вейром была достаточно обжита, а Мерино ее изъездил уже достаточно, чтобы знать о стоящей в получасе езды корчме «Ретивый жеребец», которую сам хозяин с каким-то непонятным упрямством называл остерией. Кормили там совсем недурно, комнаты для ночлега были чистыми и стоили недорого, да и хозяин остерии был мужчиной разговорчивым, так что вечер обещал быть вполне приятным. За минусом отвратительного настроения, конечно.
     Оставшееся до остерии время Мерино провел, покачиваясь в седле и споря с существующим только в его воображении бароном Сантьягой да Гора, — ведь позволяющий с собой спорить дознавателю какого угодно ранга шеф Тайной стражи мог существовать только в воображении. Мерино приводил аргументы, неоспоримо доказывающие необходимость брать верхушку заговора именно сейчас, по горячим следам, и тащить их всех, виноватых и невиновных, в допросный подвал, — там-то у них языки развяжутся! Но барон с необычной даже для воображаемого оппонента терпеливостью объяснял недалекому дознавателю, к чему может привести такая поспешность. Он говорил про интересы высшего дворянства, про кланы и партии, которые сложились при дворе императора Патрика, о самом Патрике, который в последнее время стал вести себя куда менее предсказуемо, чем раньше.
     «Ну, положим, сунем мы всю карфенакскую знать под замок — и чего мы этим добьемся? — вопрошал невидимый для остальных спутников Мерино барон да Гора. — Ведь, по крайней мере на словах, именно карфенакцы являются одной из самых надежных опор трона! Именно они сдерживают алчность Оутембрийской лиги вольных городов. А представим на минутку, что мы разрываем союз со святошами, казним каждого второго — и с кем мы остаемся против лавочников? С Товизироном, герцог которого спать не ложится, если кого-нибудь не обманет? С Арендалем и его придворными ведьмами?»
     «А зачем нам кто-то для союза против лавочников? — удивлялся Мерино. — После бунта шестьдесят девятого41 у них ни армии, ни стен. Армия Императора может парадным маршем пройти по всем их городам, если они только осмелятся голову поднять!»
     «Конечно, тут ты прав! — барон усмехался покровительственно, как при разговоре с ребенком. — Но из кого, позволь спросить, состоит армия Императора?»
     «Бриллиантовая гвардия, фрейские войска и войска Императорского домена! — без малейшей паузы отвечал Мерино. Он прекрасно знал диспозицию сил и средств на случай вооруженного мятежа какого-нибудь владетеля. — И все расквартированы под столицей!»
     «То есть около десяти тысяч конных и пеших воинов?» — продолжал улыбаться да Гора.
     «Ну да! Этих войск вполне достаточно для подавления мятежа лавочников!»
     «Для этого — безусловно! Но сколько выставит Карфенак? Арендаль? Товизирон? Табран, наконец? И самое главное — против кого?»
     «Ну не против же императора…» — с сомнением тянет Мерино.
     «Отчего же? — барон лезет в седельную сумку и, достав оттуда кусок вяленого мяса, отрывает от него кусок зубами. От этого его следующая фраза выходит не очень внятной. — Ведь император бросает в подвал своих вернейших союзников, так чего ждать его недоброжелателям?»
     Мерино замолкает, понимая неоспоримость аргументов барона. И, принимая его правоту, с отвращением произносит:
     «Политика!»
     «Политика…» — эхом откликается призрак барона и неспешно истаивает в воздухе.
     — Мери… тьфу ты! Федерико! — воскликнул Шустрый и указал на вырастающую из-за поворота корчму. — Тут заночуем иль дальше двинем?
     — Тут, — откликнулся Праведник. — Следующая корчма далеко, до темноты не доберемся.
     Владелец остерии, которого Мерино не видел уже больше года, остался таким же разговорчивым живчиком, что и был. Он лично проследил, чтобы за лошадьми «дорогих гостей» присмотрел мальчишка на конюшне, и тут же, чуть ли не под руки, потащил их в главный зал, сообщая о настойке на цедре лимона, что «уже заждалась», и погоде, которая того и гляди испортится. Корчма, простите, остерия, была практически пуста, если не считать троих изрядно хмельных кондотьеров, сидевших в самом углу зала и не проявивших никакого внимания к новым постояльцам.
     Новых гостей хозяин усадил поблизости от барной стойки, как бы подчеркивая их важность для себя и своего заведения. Невысокого роста, с круглым и по-женски мягким лицом, он был так искренен в своем проявлении внимания, что Мерино немного оттаял. Окончательно же его душевное равновесие восстановилось после стопки замороженной до тягучего состояния настойки (пить нужно залпом!), которую хозяин подал путникам, пока он «быстренько соберет чего-нить перекусить».
     Ледяной и безумно сладкий напиток приятной волной прокатился по гортани, ухнул в желудок и там расцвел ярким пламенем походного костра. Из головы моментально вылетело все, что мешало смотреть на мир чистыми и свободными глазами ребенка, даже цвета будто сделались ярче.
     — Уфх! — восхищенно выдохнул Джул, опрокинувший в себя чарку вслед за Мерино. — Это что за нектар!?
     — Я думаю назвать его лимончеллой, — сообщил хозяин, возвращаясь к их столу с заиндевевшей бутылкой этой самой лимончеллы и подносом с едой: хлебом, сыром, зеленью. — Удивительная настойка вышла, не правда ли, господа? А всего то — очищенный пшеничный самогон, лимонная цедра и старый мед.
     Господа шумно уведомили его, что настойка вышла просто великолепной, и в подтверждение своих слов приняли еще по одной порции, уже не заглатывая залпом, а цедя ее маленькими глоточками. Хозяин же, видя такой интерес к его продукту, и сам опрокинул в себя стопку, правда, предварительно глянув на кухню и сообщив, что его драгоценная супруга, считает, что он дегустирует свою новую настойку слишком уж часто. Нос трактирщика и правда имел отчетливый малиновый цвет.
     За разговорами о новостях из столицы и поданным спустя некоторое время жаренным на углях мясом с специями путники вместе с хозяином заведения приговорили бутыль до дна. Правда, с появлением горячего явилась и супружница трактирщика, грозно на него глянула, и тот моментально покинул гостей, отговорившись какими-то срочными делами, о которых он, «дырявая голова», совсем забыл.
     Слегка опьяневшие от сытного ужина и чудо-настойки, путники, откинулись на спинки лавок, предались пустой болтовне.
     — Когда придет время уходить из гончих, — сообщил, обращаясь к потолку осоловевший Джул, — я бы тоже хотел встретить старость так: трактир, настойки и добрая женщина.
     — Это она-то добрая? — тихонько хохотнул Мерино и на всякий случай глянул в сторону кухни. — Да она же мужика в латных рукавицах за причинное место держит!
     — Ну а как иначе, Праведник, — отмахнулся от замечания старшего товарища Джул. — Ты представь: своя таверна или вот, как у него, остерия, куча собственной настойки и свободного времени. Без доброй женщины можно очень быстро спиться.
     Мужчины согласно покивали этому философскому наблюдению. Дескать, да, с нами только так, иначе быть беде.
     И никто, кроме Праведника, не заметил, как напряглись спины сидящих в зале кондотьеров после того, как Джул произнес его прозвище. Мерино в первую минуту даже не придал этому особого внимания, так, отметил необычность, не особенно вдумываясь. Но когда один из троицы по каким-то своим надобностям покинул товарищей и вышел на улицу, насторожился уже всерьез.
     — Не думаю, что трактир способен приносить нормальный доход, — поддерживая беседу, заметил Мерино. — Если для души этим заниматься — да.
     — Ну почему? — Джул, видимо, всерьез увлекся темой. — Себестоимость не слишком высокая, налоги раз в год и довольно небольшие. По продуктам можно с окрестными деревнями договориться, сущие гроши!
     — И остаток жизни простоять у плиты! — ввернул презрительно Горота.
     — Ну можно же повара нанять! Если грамотно все продумать — будет и свободное время, и денежки. Не богатство, конечно, но на жизнь будет хватать!
     — Это смотря у кого какие запросы! Кому-то хватит, как вот ты описал, а кому-то и нет. — Мерино махнул рукой, невзначай указав на кондотьеров в углу. Потом положил на стол кулак и накрыл его ладонью другой руки, что на языке жестов дознавателей значило «засада». Затем с зевком прижал ладони к глазам, как если бы протирал их, и резко бросил ладони вниз: «валим и бежим».
     — Надо до ветра сходить. — Он закончил пантомиму и встал из-за стола. Горота моментально поднялся следом, Джул, чуть замешкавшись, тоже.
     — Хорошая мысля! — подыграл молодой дознователь совершенно пьяным и усталым голосом. — Отлить — и баиньки! Зад мой хоть отдохнет от седла!
     Проходя мимо столика с наемниками, Джул пошатнулся и с пьяным смехом повалился прямо на их столик. Вопль солдат удачи и пьяные извинения дознавателя прозвучали практически одновременно.
     — Какого хрена ты творишь!
     — Прошу… ик… меня простить, господа!
     Ответить кондотьеры не успели — Горота и Мерино синхронно опустили на их затылки короткие дубинки. Два тела без звука рухнули на пол.
     — Третий за подмогой пошел, — Мерино перешел на шёпот. На шум из кухни выглянул хозяин заведения. Мерино продемонстрировал ему золотой ори, который затем положил на стол кондотьеров, и прижал палец к губам. Трактирщик понятливо кивнул и скрылся на кухне. Мозг Мерино лихорадочно просчитывал варианты дальнейших действий.
     Первый — вскочить на коней и бежать. Второй — устроить засаду на тех, кто охотился на них. Первый никаких особых проблем не предполагает, но имеет ряд минусов. Преследователи никуда не денутся, а дорога одна. Да и претило дознавателю бежать от неизвестных, привык уже, что бегают от него. Второй вариант, в случае удачной реализации, снимал все минусы первого, но был непрост в исполнении. Мерино не знал количества противников, их местонахождения и, главное, их возможностей.
     Он коротко изложил свои соображения.
     — Шансов немного, — шепнул Джул. — Надо уходить.
     Горота только поддержал его кивком. Мерино не стал спорить, лишь с сожалением, но согласно кивнул. Шансов устроить засаду тем, кто устроил засаду им, и правда было мало.
     — Тогда седлаем лошадок и выводим их за двор.
     У них почти получилось. Тенями выскользнули из остерии, оставив на полу два бесчувственных тела наемников, незаметно вошли в конюшню. Уже вывели за двор лошадей, уже вскочили в седла, как из темноты раздался голос.
     — Далеко собрались, синьор Лик?
     У говорившего был низкий голос и отчетливый карфенакский акцент, глотавший букву «р». Вопрос «кто?» отпал моментально. Кавальер ди Одетарэ, его «коллега». Видимо не простил обиды, полученной в столичном трактире. Хотя, может, и не было никакой обиды, просто приказ получил от начальства — устранить его отряд. Странно, что его люди просто не перестреляли их в темноте? Почему заговорил? Нет, тут явно обида и желание поквитаться.
     — Спускайтесь на землю и постарайтесь делать все медленно, — продолжил голос. — Тут у меня арбалетчики, и они готовы стрелять. А я бы предпочел сначала поговорить. Есть к вам вопросы, синьор Лик.
     Мерино не успел даже чертыхнуться, как Джул неуловимым движением кинул что-то в сторону говорившего и, пригнувшись к холке коня, проорал:
     — Ходу!
     Инстинкты сработали быстрее сознания, Мерино вонзил каблуки в бока своей лошади, посылая ее в галоп с места, а сам, пригибаясь к шее животного, делая из себя неудобную мишень. По левую руку, там, откуда исходил голос карфенакеца, расцвел огненный цветок, высветив пятерых людей, стоящих широким полукольцом, а затем раздался грохот.
     «Алхимическая бомба! Купил-таки!» — мелькнул образ: накануне выезда они стоят в алхимической лавке в Февер Фесте и торговец называет сумму за пороховую бомбу, которая каким-то чудом может взрываться без фитиля. У них лезут глаза на лоб, но в глазах горит мальчишеская жажда обладания такой волшебной вещью.
     А затем все мысли вылетели из головы, выдуло ветром. В почти полной темноте (слава новолунию и тучам!) они несутся, полностью отпустив вожжи, давая лошадям самим выбирать дорогу. Недолго, меньше минуты, ровно столько, сколько нужно, чтобы уйти из дальности полета арбалетного болта. Затем Мерино останавливает лошадь. Рядом с ним на дыбы встает животное Горота, с прилипшим к спине маленьким наездником, а вот коня Джула, как и его самого, не видно.
     — Три болта в спину!.. Не жилец… — выдыхает Горота.
     — Драть!.. — бросает Мерино. Ориентируется по сторонам и быстро принимает решение. Жесткое и неприятное. Но единственное правильное при раскладе «двое против пяти».
     — Уходим! Драть! Уходим!
     И эхо ругательств от Горота, который тоже все понимает.
     И снова каблуки в бока бедной лошадке. Потом будем жалеть. Сейчас — выжить.

Сцена пятая
В которой снова появляется уважаемый горожанин Мерино Лик и показывает, как произвести впечатление на строгих пожилых дам. Также здесь говорится о странных знакомствах городского менялы и происходит беседа с начальником городской стражи бароном да Бронзино.

     4 октября 783 года
     Мерино Лик. Сыщик
     Сольфик Хун
     Накануне Мерино отправился спать довольно рано, едва стемнело. Дел и гостей к тому часу не осталось, а голове требовалось во сне все окончательно разложить по полочкам, поэтому он пропустил свой обычный вечерний моцион — посиделки на скамье у входа в остерию в компании Белька, его гикота и пары бокалов легкого вина.
     Рано утром, разбудив своих людей и поставив перед ними задачи на время своего отсутствия, он, как и планировал, отправился проверить зацепку, полученную от Крысюка — с менялой Чезаре. Персонал, в лице Фабио и Гвидо, покорно кивнул, давно привыкнув к неожиданному падению интереса хозяина к делам заведения.
     Виноградная улица находилась в Нижнем городе, неподалеку от Портового района, так что добрался туда синьор Лик минут за сорок неспешного прогулочного шага. Здесь жила довольно разношерстная публика: и уважаемые мастеровые, и купцы с перекупщиками, и состоятельные моряки. И менялы. Один из которых, судя по немаленькому особняку, окруженному яблоневым садом, не бедствовал. На добротной двери даже висел небольшой медный молоточек — деталь интерьера, все больше входящая в моду. Мерино сам подумывал повесить на свою дверь такой же. Не на вход в остерию, естественно, а на боковую дверь, ведущую на второй, жилой этаж.
     На стук молоточка по медной же пластине, предназначенной именно для того, чтобы по ней стучали, выглянула пожилая дама в белом фартуке поверх серого платья и маленькой белой шапочке, приколотой к волосам. На поясе висела связка ключей.
     — Могу я увидеть синьора Рантина? — с намеком на поклон осведомился Мерино. Сегодня трактирщик не сутулился, что вкупе с добротной одеждой и лицом человека с достатком, производило впечатление респектабельного горожанина, рантье или акционера торговой компании. Дама внимательно оглядела его, пришла к заключению, что мужчина безопасен и, что крайне важно в наше время, учтив, кивнула в ответном приветствии.
     — Боюсь, нет, синьор. А кто вы?
     — Меня зовут Мерино Лик, я давний деловой партнер вашего…
     — Нанимателя. Я экономка синьора Рантина. Рината Виса.
     — Рад знакомству, синьора! — Еще один полупоклон. — Вы подскажете, где мне искать вашего нанимателя?
     — К сожалению, нет, синьор Лик. Его нет уже четыре дня, как нет и представления, где он может находиться.
     Мерино приподнял брови в удивлении. Скорее притворном: он подозревал что-то подобное. Да что там подозревал — был практически уверен в отсутствии синьора Рантина в подлунном мире. Не оставляют таких свидетелей после того, как дело сделано!
     — Это обычно для синьора Рантина?
     — В том то и дело, что нет! Он большой домосед, даже в своей лавке в порту он сидит не более пяти часов в день! К тому же у него болезнь живота, ему крайне важен режим питания, и он весьма внимателен в этом вопросе! Я считаю, что с ним что-то случилось!
     — Полноте, синьора! Что может случиться в нашем городе с уважаемым человеком! Это же не Февер Фесте, в конце концов!
     — Да услышит ваши слова Единый!
     — Может, я могу как-нибудь помочь? Синьор Рантин мой давний знакомый, и пусть мы видимся очень редко, мне было бы больно, если бы я не сделал чего-то, когда он попал в беду!
     — Вы добрый человек, синьор! Но чем вы можете помочь? — Эмоции, основным из которых было недоверие незнакомцу, на лице экономки читались так явно, что Мерино ничего не стоило направлять разговор в нужное русло.
     — Пока не имею представления. Но если вы пригласите меня в дом и расскажите о том, что предшествовало исчезновению синьора Рантина, я смогу понять, где его стоит искать! К тому же я немного знаком с Андрео Бронзино.
     — Начальником городской стражи?
     — Он порой обедает в моей остерии.
     Статус Мерино мгновенно вырос с «приятный и учтивый господин» до «уважаемый человек», и дверь дома раскрылась на всю ширину проема.
     — Конечно, входите, синьор Лик! Может, сам Единый и послал вас!
     Внутри дом менялы был до неприличия богато обставлен. Как человек, ведущий свое дело (пусть и имея доход не от деятельности остерии), Мерино понимал, что и сам дом, и его обстановка не по карману меняле средней руки. К тому же в преступных кругах имя Рантина не мелькало. Менялы часто были связаны со скупкой краденого, но каковы должны быть объемы этого оборота, чтобы объяснить этот дом, обстановку, да еще и экономку? Мерино бы точно знал этого человека.
     Синьора Виса усадила гостя в мягкое кресло и предложила вина, окончательно создавая ощущение пребывания в каком-то дворянском доме. Сделав глоток, Мерино, отметив недурной букет и то, что подобное вино он бы продавал в своей остерии минимум по три сюто за бутылку, стал спрашивать, что предшествовало пропаже менялы.
     Сквозь словесную шелуху и поминутное поминание Единого экономка рассказала следующее. Около недели назад Рантин вернулся из лавки раньше обычного, и был он при этом необычайно возбужден. Настолько, что вскользь упомянул об удаче, которая наконец пришла и к нему (что, по мнению Мерино, было откровенным хамством: дом этого человека удача не покидала уже давно). Торопливо поев овсяной каши, он сказал, что вернется поздно вечером, и вышел из дома, где его уже ждали два господина «весьма мрачного вида, убереги нас Единый от таких людей». Вместе с ними Рантин и ушел. И вернулся действительно очень поздно, пропустив ужин. Вместо него он выпил почти целую бутылку келлиарского вина («Я не считаю его деньги, синьор, но пятнадцать сюто за бутылку!»), попытался рассказать ей о том, как наконец ему повезло, но в самом начале рассказа заснул — «прямо в этом кресле и захрапел».
     На следующий день Рантин не ходил в свою лавку, пробыл дома, мучимый похмельем, поедая квашеную капусту со свеклой и ни словом не упоминая о том, что вчера желал что-то рассказать. А вечером вновь куда-то ушел «с мрачными господами» и вновь вернулся очень поздно.
     — А следующим утром он отправился в лавку, как обычно, и больше не возвращался. Просто как в воздухе растворился! Мне кажется, что он связался с сомнительными людьми и сомнительной сделкой, синьор Лик! Эти мрачные господа на улице, эти его рассказы об удаче — все это как-то связано! — закончила рассказывать экономка.
     Мерино еще некоторое время задавал вопросы, говорил, что обязательно поможет найти «бедного синьора Рантина», и попутно пытался выудить у экономки хоть какие-то приметы визитеров менялы (почти безуспешно: синьора едва смогла описать только одного из них, да и то — рыжая борода и берет42!), после чего откланялся и покинул дом.
     С этим менялой все было ясно. И хотя Мерино не очень любил делать скоропалительные выводы, но тут все выглядело предельно понятно. Меняла Чезаре Рантин, с его несуразной тягой к роскоши и подозрительными знакомствами, был платным осведомителем чьей-то разведки. Ничего удивительного в этом не было, довольно распространенная практика — шпионили все за всеми еще и в Империи, а уж после ее распада сам Единый велел за соседями приглядывать. Таких осведомителей, как синьор Рантин, в Сольфик Хуне было с десяток. Как правило, ничего особенного они своим нанимателям не сообщали, да и что они могли знать, но курочка, как известно, по зернышку клюет. Толковый аналитик, где-нибудь в Речной республике, например, мог из разрозненных сообщений о внезапном выезде из столицы командующего бригатты «Дель Норте»43 барона да Эдресса и закупке большого количества вяленого мяса и пшена сделать вывод о готовящемся походе Фрейвелинга на Скафил.
     Скорее всего, обычной работой Рантина и был сбор такого рода сведений. Платили «шпионам» неплохо, — все-таки риск был серьезным, отдельные владетели просто вешали пойманного даже с минимальным набором доказательств, — так что на домик с дворянской обстановкой и экономкой ему хватало. А вот приезд эмиссаров разведки (чьей? Скафила?) он воспринял, как удачу и новый уровень доходов. Что могло понадобится эмиссарам от Рантина? Вероятно, сведения о Беппе Три пальца, и, может быть, помощь в устройстве воров, которые приехали в Сольфик Хун. Местные ведь отказывались «работать» корабела. И пропажа незадачливого менялы также объяснялась просто: за ненадобностью от него попросту избавились.
     На улице Мерино подозвал к себе мальчишку, показал ему медный рам и сказал, что хочет найти одного человека, менялу, который живет «во-о-н в том доме». И хочет знать, куда он пошел утром четыре дня назад. И видел ли кто-то «мрачных господ», которых раньше на этой улице не видели.
     — Найти меня можно в остерии «Старый конь» на Ольховой улице. Спросишь синьора Лика.
     — Все узнаем, господин! — Мальчишка выслушал поручение Мерино, не сводя глаз с монеты, кивнул и стремглав унесся куда-то.
     А Мерино, постояв немного и уже почти решив двигаться домой, неожиданно для себя решил направился в портовый район. Ему вдруг пришло в голову, что, живя у моря, он не видел его уже больше месяца. Но исполнить свое намерение ему не удалось. Пройдя всего лишь до конца квартала, он был остановлен возгласом:
     — Синьор Лик!
     Возле открытой двери кареты с баронскими коронами на боках стоял, опираясь на длинную трость, мужчина лет пятидесяти, одетый, несмотря на теплый день, в темно-зеленое джуббоне44 с меховым воротником, из-под которого на груди поблескивала баронская же золотая цепь. Голова мужчины была не покрыта, и легкий ветерок слегка шевелил уже начавшую седеть роскошную золотую гриву волос. За которые, он и получил сперва прозвище среди наемников, а затем и родовое имя.
     — Барон да Бронзино! — воскликнул Мерино, меняя курс и направляясь к начальнику городской стражи. — Какая встреча! Осмелюсь предположить, вовсе не случайная?
     — Я вас искал, синьор. — Недавнему капитану наемников, а ныне барону, политесы знати были неведомы. Его красное обветренное лицо выражало недовольство, и Мерино понял, что причиной этого недовольства является его персона.
     — Вы взялись помогать коронному сыску в расследовании дела об ограблении Беппе Три Пальца, — проговорил он, когда Мерино поравнялся с его каретой. И не дожидаясь ни отрицания, ни подтверждения этого заявления, продолжил: — Прошу вас в мою карету. Я подвезу вас, а в пути мы сможем поговорить без лишних глаз и ушей.
     Лик пожал плечами, поднялся в карету и сел на оббитую зеленым бархатом скамейку в карете — Бронзино, видимо, всерьез намеревался сделать темно-зеленый цвет своим родовым. Барон уселся против него, тростью постучал по крыше кареты, давая кучеру знак трогаться, и сразу взял быка за рога:
     — Мне совершенно не нравится, синьор Лик, когда за моей спиной моим же делом занимаются дилетанты! — Он поднял руку, видя, что Мерино собрался возразить. — Мне прекрасно известно о вашем прошлом и вашем опыте, но это не одно и то же с тем, что требуется сейчас!
     — А что сейчас требуется? — с невинным видом спросил Лик, опуская реплику барона о «не том опыте».
     — Деликатность, синьор! Деликатность! Похищены очень важные документы, и неверные выводы в расследовании могут привести к войне. А мой патрон, барон да Гора, навязывает мне владельца трактира…
     — Остерии, синьор да Бронзино.
     — Пусть так, остерии. Но человека совершенно неподготовленного к такого рода деятельности и не имеющего специальных навыков!
     — Так мне нужно было отказать барону да Гора?
     Бронзино слегка смутился. Он, как и многие, был совершенно не в курсе истинной природы отношений кансильера коронного сыска герцогства и владельца остерии Мерино Лика, полагая, что молодой шеф безопасности просто умело использует подчиненных своего отца.
     — Понимаю вас, синьор Лик. Таким людям не отказывают. Конечно. И я вовсе не требую от вас все бросить, нет! Лишь не лезть на рожон. А если узнаете что-нибудь — сразу сообщать мне. Поверьте, полученными вами сведениями куда с большей пользой смогут распорядиться компетентные люди.
     Видимо под одним из таких людей господин барон понимал себя.
     Мерино вздохнул, — разумеется, только в мыслях. Он отчетливо понимал, что может осадить начальника городской стражи, но к чему плодить врагов на ровном месте на подходе к пятому десятку лет? Конечно, барон обидится, станет мстить — по-мелкому, поскольку по-крупному ему не позволят. А к чему эти палки в колеса расследования, тем более, когда Мерино уже ухватился за ниточку?
     — Конечно, господин барон. Если вы считаете, что это пойдет на пользу дела…
     — Вне всякого сомнения!
     — …я готов докладывать вам, скажем, раз в три дня, о том, что мне удалось узнать.
     — Отлично! Я был уверен, что настоящие профессионалы сумеют найти общий язык. Так, может, вы мне сейчас как раз и расскажете о том, что вам удалось узнать?
     Начальник стражи хоть и был военной косточкой, но дураком не был вовсе. Всего год назад он командовал кондотой45 наемников на северной границе герцогства, где сумел отразить вторжение скафильских рейдеров и продержаться до подхода регулярных войск. Подвиг командующего оценил лично маркиз Фрейланг, пожаловав храброму кондотьеру баронство (на том же участке границы, где он сражался), а буквально пару месяцев назад назначил начальником стражи столицы. И если для отражения скафильцев одной личной храбрости могло быть достаточно, то для начальника стражи столицы требовалось хоть немного мозгов. И они у Бронзино были. Но вот опыта ему не хватало, иначе он не стал бы столь топорно разговор с пусть и бывшим, но дознавателем, имевшим огромный опыт докладов августейшим особам.
     — Практически ничего, синьор Бронзино, — начал излагать экспромт Мерино. — Есть сведения, что работали Беппе Три Пальца не местные. На это указывает полная неосведомленность пыльников. Они, конечно, не одесную Единого сидят, но и правила игры хорошо понимают. Для них бросить вызов правящему дому во Фрейвелинге совершенно недопустимо. В Оутембри, в этом рассаднике безбожия и смуты, ворье могло нападать на правительственные учреждения, но, хвала пророкам, — не у нас. Я поговорил с людьми и получил полную готовность содействовать поимке мерзавцев.
     — Что-то я не увидел горячего желания содействовать правосудию у того отребья, которое мне приказали выпустить из подвалов Дома Порядка, — в сомнении протянул начальник городской стражи.
     Мерино усмехнулся и пояснил.
     — Так ведь не по «понятиям» это — гончим своих сдавать. Всегда так было, на том весь преступный мир и держится.
     — А вам, стало быть, можно?
     — А я не гончая. Я, с вашего позволения, медиаторэ, посредник. Именно поэтому меня барон да Гора и привлек, а вовсе не за выдающиеся таланты в деле сыска, — слукавил Мерино.
     Бронзино сморщился, словно укусил лимон. Связи Мерино с преступным миром были столь обширны, что начальнику городской стражи было совершенно непонятно, как трактирщик до сих пор гуляет на свободе, а не кормит крыс в замковом подвале.
     — Так и в чем же выражается содействия этих ваших людей? — с нескрываемым сарказмом спросил барон.
     Мерино ответил очень серьезно, игнорируя издевку в голосе собеседника.
     — Они сообщат, если заметят чужих. Это большое подспорье, синьор Бронзино! Вы ведь не можете силами городской стражи прочесать все злачные места этого города?
     Выражение лица барона без слов ответило: да, мол, не могу, но очень хочу именно это сделать.
     — Есть еще что-то, в чем вы продвинулись?
     — Пока нет.
     — А что вы делали на Виноградной улице?
     — А здесь я был мимоходом. Шел в порт проверить одну зацепку.
     — Что-то существенное?
     — Пока не представляю, ваша светлость.
     Было видно, что барон не очень поверил. И попробовал надавить:
     — И все же расскажите, что вам удалось узнать.
     Мерино удалось ответить практически без задержки, хотя в голове он успел составить штук пять возможных ответов, четыре из которых он забраковал по причине недостаточной достоверности и убедительности для барона. «Нет ничего лучше смеси из правды и правдоподобного вымысла», — говаривал когда-то его начальник, барон Сантьяго да Гора, и Мерино решил последовать его совету.
     — Конечно, хотя я и не думаю, что это может вам помочь. По крайней мере, в таком непроверенном, виде. Как я уже говорил, «работали» корабела не местные. Так вот, один из пыльников, не буду называть его имени, уж простите, вывел меня на некоего посредника, который мог организовать встречу и размещение приезжим бандитам, а также снабдить их необходимой информацией о городе и привычках Беппе. Я собирался навестить этого посредника и поспрашивать его: не он ли помогал ворью обнесшим корабела Три пальца устроится в городе?
     — Я еду с вами! — тоном, не терпящим возражений, проговорил Бронзино.
     Мерино решил, что сотрудничества с него на сегодня хватит:
     — Об этом и речи быть не может! Со мной никто не будет разговаривать, если увидит в вашей компании!
     — Заберем мерзавца в подвал, и там он запоет!
     — А если это не он? Все, кто зарабатывает услугами посредников, залягут на дно, откуда мы их не выколупаем со всей вашей городской стражей! Я сам с ним переговорю и расскажу вам о результатах!
     Было видно, что начальнику стражи не понравилась отповедь Мерино, но спорить он не стал, хватило ума.
     — Полагаю, предлагать подвезти вас до портового района, смысла не имеет?
     Мерино, выходя из остановившейся кареты, только смущенно улыбнулся, как бы говоря: «Ну вы же все понимаете!»

Retrospectare

     2 марта 772 год
     Мерино Лик, воспитатель
     Поместье Капо.
     — …в глаза или за глаза — не имеет значения! — закончил свою гневную тираду Мерино. — Ясно? Для тебя я Мерино Лик, а не Праведник!
     — Да, наставник! — Стоявшему навытяжку перед отставным дознавателем мальчишке было лет двенадцать. Он был худым и загорелым, как бывают худыми и загорелыми все дети мужского пола, большую часть времени проводящие в поисках приключений на то место, которые воспитатели потчуют розгами. Его темные волосы были полны соломы и веток, под одним из живых черных глаз красовался внушительный синяк, а под другим, видимо, для симметрии, — свежая царапина. Ростом мальчишка едва доставал до локтя рослому Мерино. И вид этот отрок имел до невозможности смиренный.
     — Ну а раз тебе ясно, голубь, то докажи мне это. — Мерино не обманулся покладистостью воспитанника. Сунул руку под теплый, подбитый войлоком плащ и извлек песочные часы. Поставил их на край каменной ограды, подле которой и происходил разговор. — Ты знаешь, что делать.
     Мальчишка не стал тратить время на всякие там «да, синьор», а, крутанувшись на пятке, со всех ног рванул к опушке рощи, стоявшей в лиге от ограды баронского имения.
     — Ты же знаешь, что пробежать лигу в оба конца за пять минут невозможно, — проговорил стоявший чуть поодаль Горота. Причем рот он открыл только тогда, когда мальчишка уже был на расстоянии, с которого его реплику услышать было нельзя.
     — Я знаю, — откликнулся Мерино. — А он не знает. А значит, будет бежать изо всех сил, стараясь успеть. А ты, Горота, заканчивал бы меня Праведником звать. Мальчишка же за тебя страдает.
     — Слушай, ты мне один раз сказал, я все понял. И больше ни-ни! — Горота поднял обе руки вверх в успокаивающем жесте. — Не моя вина, что тебя так половина поместья кличет!
     — Не твоя, — вздохнул Мерино.
     После прошлогодней гибели Джула он в этом вопросе просто на воду дул. Глупая случайность. Нелепая. Не назови его тогда Джул по прозвищу, засада бы так и не поняла, что трое путников в придорожной остерии и есть те, кого они ждут. И они бы просто проехали мимо. И их товарищ был бы жив.
     Горота заметил тень печали, пробежавшую по лицу друга, и поторопился сменить тему.
     — Но мальчишка то — молодец! Ритм держит, как учили!
     — Согласен, молодец! — охотно переключился Мерино. — И с фехтованием у него все в порядке, технику осваивает.
     Беседующие мужчины не заметили приближения третьего. Впрочем, так всегда бывало. Бельк не подкрадывался, не таился. Он так ходил, и это было для него столь же естественно, как и дышать.
     — Треплемся? — осведомился он. Привычные к внезапному появлению друзья не обернулись и не вздрогнули.
     — Не треплемся, а обсуждаем воспитанника! — наставительно произнес Мерино.
     — Чего его обсуждать? Бенито хорош. И ты его своим воспитанием вряд ли испортишь.
     Мерино и Горота как по команде повернулись к Бельку. На лицах у них застыло выражение крайнего изумления, переходящего в шок.
     — Я не ослышался, Мерино? — трагическим шепотом осведомился Горота.
     — Тогда, выходит, и я ослышался! — таким же голосом ответил ему тот.
     — Но это же!..
     — Да, друг мой, да! Это именно так!
     — Я не верю!
     — И тем не менее — факт, подтвержденный двумя свидетелями!
     — Единый спаси нас! Это переворачивает все наши знания о мире!
     Бельк с невозмутимым лицом переводил взгляд с одного товарища на другого. И никак не комментировал их словесное недержание, ожидая финала. Который не заставил себя ждать.
     — Гарота, я думаю мы все должны запомнить этот день…
     — …полностью согласен! Я уже записываю — второго марта 772 года от пришествия пророков…
     — …когда Бельк отпустил шутку!
     Бельк вяло хлопнул одной ладонью о другую:
     — Фигляры! — И, утратив интерес к собеседникам, повернулся в сторону бегущего обратно Бенедикта да Гора, единственного сына шефа Тайной Стражи, воспитателями которого волей судеб они стали. Дождавшись, когда тот, запыхавшийся, добежал до Мерино с его песочными часами, Бельк сообщил:
     — Твой отец приезжает, Бенито. Через час будет здесь.
     Мальчишка, скривившийся при виде стеклянной колбы, в которой уже давно закончился песок, услышав известие, вскинулся.
     — Правда?!
     Столько в его голосе было надежды и радости, что Мерино в очередной раз пожалел паренька. Мало того, что рос он без матери, умершей очень рано, так еще и отец полностью посвятил себя служению своему сюзерену: сперва герцогу, а затем императору Патрику. Сын с отцом виделся вот так — редко и недолго, но Бенедикт, судя по всему, его все равно любил и очень скучал.
     — Правда, — так же ровно, как и всегда ответил Бельк. — Вестовой только что прибыл, сказал, что баронский отряд на час опередил.
     Бенедикт бросил на Мерино умоляющий взгляд: я, дескать, понимаю, что у нас еще занятия, но можно сегодня их не будет? Мерино выдержал этот взгляд, не дрогнув лицом, и, с деланной неохотой, кивнул:
     — Ступай, переоденься. Да ополоснись, а то грязный как не пойми кто! Еще решит господин барон, что мы тебя тут в черном теле держим.
     — Спасибо, Праведник! — прокричал баронет, уже несясь сломя голову в сторону двухэтажного особняка — откуда только силы взялись.
     Мерино недовольно сморщился — ну вот что с ним делать? И, обернувшись к друзьям, увидел, что и они довольно скалятся.
     — Да ну вас всех! — проворчал Мерино и неторопливо побрел к дому.
     Значительную часть времени усадьба Капо жило сонно и неторопливо, больше походя на небольшую деревеньку, чем на родовое дворянское гнездо. Но в редкие приезды владельца оно становилось шумной, как какое-нибудь столичное дворянское имение. Нехватку слуг, которых в обычное время в Капо жило пять человек, компенсировали временным наймом в соседних, барону же принадлежавших деревнях. Крестьяне, конечно, для такого подходили слабо, но да Гора, к счастью, был совершенно не привередлив. Так что, встреча барона прошла довольно буднично. Отряд в полтора десятка всадников въехала во двор усадьбы, тут же заметались слуги, уводя лошадей барона и свиты в конюшни, да размещая приехавших.
     Баронет, с трудом сдерживаясь от желания бросится к отцу и обнять его, старался держаться подобающе благородному человеку: то есть стоял чуть поодаль от суеты и в нетерпении переминался с ноги на ногу. Когда барон покряхтывая спустился на землю, он сделал три быстрых шага вперед, поклонился и чуть дрожащим от волнения голосом проговорил:
     — Добро пожаловать, отец!
     И тут же был сграбастан в объятия.
     Как выяснилось чуть позже, буквально после обеда, которому бы больше подошло определение «перекус», барон был в своем поместье проездом, направляясь в Сольфик Хун, чтобы принять дела коменданта города. Об этом он поведал, когда Бенедикт, Мерино, Бельк, Горота, ну и сам барон, собрались во флигеле, называемом библиотекой — видимо из-за наличия двух стеллажей с книгами, нескольких стульев и кресел. Когда все расселись, а слуги расставили бокалы с вином и водой, старший да Гора принялся рассказывать новости.
     В столице, по его определению, творился форменный бардак, «а я в этом понимаю, все-таки человек военный». Дело о Гильдии воров развития не получило, несмотря на неопровержимые доказательства причастности карфенакского дворянства к ее организации. Видимо, святоши смогли отбрехаться, а это они умеют делать лучше всех. Может сам император решил не раскачивать лодку, когда страну сотрясают то волнения, а то и вовсе — мятежи отдельных провинций — результат его реформ централизации власти. Вновь подняли голову лавочники Лиги и требуют разрешить им церковную реформу — старый канон их чем-то не устраивает, арендальский ланд-граф Арон Фурко отрыто заявил о том, что во всем поддерживает мнение Карфенака на Магистерии, табранский герцог Роберт Черная Кошка также собирается примкнуть к этому союзу. Сама по себе Гильдия воров притихла, но, как показывают последние события, вполне жива и здравствует.
     — А Патрик, демоны его раздери, решил поиграть в просвещенного монарха! — Барон стукнул по столу уже пустым кубком. — Решил, что лавочники за прошлогодние дела получили достаточно и простил этих изменников! Простил, Мерино! У всех, кто поддерживает нашего императора против этих дворцовых интриганов, ум за разум зашел! Сколько ему говорили: милосердие к поверженному противнику хорошо только в бардовых песнях. В жизни, а особенно в политике, если враг упал, его добивают! Иначе получают кинжал в спину!
     — Так, а вы, господин барон, чего же — в Сольфик Хун? — спросил Мерино: не бросал же старый воин да Гора своего господина, в самом деле?
     — Тылы готовить. Ситуация развивается очень быстро, и все договоренности между фамилиями идут в разнос. Зная наше высшее дворянство и его любовь к заговорам, я не удивлюсь, если императора до конца года попытаются низложить. Слишком уж угрожающе выглядит этот союз Арендаля, Табрана и Карфенака. Надо готовить тылы, чтобы было куда отступать, в случае поражения.
     — Но почему они недовольны императором, отец? — подал голос Бенедикт. — Ты же мне говорил, что Патрика Фрейвелинга на трон посадил Карфенак.
     — Все так, сын… — Барон плеснул себе еще немного вина, на глоток, не больше. Оказавшись в кругу верных ему людей, которым он мог доверять (ведь доверил же им жизнь своего сына!), он чувствовал потребность выговорится. Чего не мог себе позволить в столице и вряд ли сможет в Сольфик Хуне. — И поначалу Патрик всех устраивал. Прославленный военачальник, образованный и просвещённый дворянин, мечтающий о единой и сильной Империи. Плюс происхождение, позволявшее ему претендовать на престол после трагической смерти Йорена Третьего. И да, именно карфенакский представитель тогда на Магистерии и сказал, что лучшего правителя Империи и желать невозможно. Даже первые реформы нового императора большая часть владетелей приняли с радостью. А его десятипроцентный налог с провинции на формирование бюджета для помощи слабым территориям? Уже в первый год с собранных налогом денег восстанавливали и укрепляли разоренный северянами Табран! Табранцы десятилетиями такого отношения к себе не видели. А вот теперь они с Карфенаком недовольны реформами Патрика…
     — Я не понимаю!.. — Баронет забавно морщил лоб, пытаясь уложить в своей детской еще голове все те хитросплетения имперской политике, в которой тонули опытные и зрелые мужчины. Мерино бросил на своего воспитанника короткий одобрительный взгляд. Его радовал интерес мальчика и, пусть и обреченная на неудачу, попытка во всем разобраться. — Ведь если они всем были довольны, то почему против сейчас?
     — Виноват сам Патрик, — вздохнул старший да Гора. — В своих амбициях, в неумении останавливаться, в своем, наконец, тяжелом фрейском характере. Все мы помним его отца…
     Мужчины с пониманием и улыбками покивали. Да, Максимуса Фрейвелинга, Железного герцога фреев, помнили все — кроме Бенедикта, разумеется. Правителем он был посредственным, военачальником неудачливым, но упрямства и какого-то воспаленного чувства справедливости в нем было на всю Империю! Своих союзников он завоёвывал тем, что держал слово всегда, и стоял за них, даже когда ему это было невыгодно. Гвардейский капитан Сантьяго да Гора, принявший из его рук баронский титул, был предан ему до конца, хотя и видел все недостатки сюзерена. Ту же преданность он перенес и на его сына — Патрика. И снова — видя все его недостатки.
     — Все мы помним его отца, — после недолгой паузы продолжил барон. — Так что не стоит удивляться тому, что в сыне проявляются отцовские черты. Десять процентов налога сделали Патрика самым любимым императором за последние лет сто. И если бы он умел останавливаться, если бы он умел слушать своих верных советников, таковым бы он оставался еще долго. Но он решил при жизни одного поколения сделать то, на что нужно пара сотен лет! Зачем он поднял налог до двадцати процентов? Зачем начал формировать имперскую армию? Не гвардию, а именно армию! Его потешные полки Бриллиантовых мушкетёров и пикинеров сперва лишь вызывали улыбку владетелей, но он же вынес на Магистерий вполне проработанное предложение о найме почти пятнадцатитысячного корпуса, вооруженного преимущественно пороховым оружием! Прекрасное предложение, кто бы спорил! Такой корпус нужен и должен быть! Но не так же в лоб! Естественно, члены Магистерия усмотрели в этом рост его личной власти. И, естественно, предложение провалилось. Хотя это не самое страшное. А вот сигнал, который он этим предложением подал нашему высшему дворянству — это уже страшно. Такого ему не простят.
     — Сигнал, господин барон?
     — Все забываю, что вы не играете в эти игры. — старший да Гора усмехнулся. — На вершине власти Империи дворянство постоянно борется за влияние. Но при этом стараются сохранять некий паритет сил. Усиление одной из фамилий никому не выгодно — именно это и привело к войне провинций в прошлом. Так что любого, кто пытается встать выше других, быстро ставят на место. А что есть формирование корпуса под рукой императора, как не попытка возвысится над другими? По крайней мере дворянство именно так это и воспримет, — судят же по себе! Сначала все объединяться против императора, а уж потом, когда с ним будет покончено, начнут вспоминать обиды друг другу.
     В помещении воцарилось тишина. Что такое междоусобица в Империи на своей шкуре испытали все, кроме баронета: война провинций закончилась до того, как он родился. Призрак надвигающейся дворянской склоки заставил каждого вспомнить кровавые образы прошлого. Для барона это были бесконечные марши, ранения, потеря друзей, безумная карусель сражений, лишенных всякого смысла и полное непонимание цели. Для его более молодых подчиненных это был в большей степени голод и страх. Для Бенедикта — строчки в летописях, перечислявшие сгоревшие деревни и города и указывающие примерную численность погибших за два года людей.
     — Кхм! — откашлялся барон, разрывая гнетущую тишину. — Наверное, я меланхолию с собой из столицы привез. Не вешать носы, гончие! Может, и обойдется еще. Все в руках Единого. Лучше гляньте, какой подарок я привез! Димаутрианский наместник прислал. Признаться, сам еще не видел.
     Барон подошел к двери комнаты и крикнул вниз:
     — Тито! Тащите клетку!
     Спустя пару минут в комнату вошел один из сопровождавших шефа Тайной стражи гвардейцев. В руках он держал какой то массивный предмет, накрытый плотной тканью. Водрузив свою ношу на стол, гвардеец сдернул покрывало и собравшимся предстала глухой деревянный ящик, в стенках которого было просверлено множество маленьких отверстий для поступления воздуха. Что или кто находилось в ящике — понять не представлялось возможным.
     — Вот, — сказал барон, когда гвардеец вышел за дверь. — Зверь под названием гикот. Детеныш еще совсем, около месяца, наверное. Наместник особенно упирал, чтобы на зверя никто не смотрел до момента, как придет время дарить. Даже еду ему подавать надо только через специальный лоточек вот тут — барон указал на выдвижную полку в нижней части ящика, и стал откручивать винты крышки. — Какие-то суеверия димаутрианские, я не особо понял. Но зверь редкий, так что я не стал провеять, что суеверия, а что нет.
     Барон снял крышку, и собравшиеся увидели небольшого зверька. Он спал, свернувшись в крохотный, чуть больше ладони, комочек. Люди могли увидеть только спину зверька, покрытую короткой, пепельно-серого оттенка, шерстью, да торчавшее ухо, с мохнатой кисточкой на конце. Остальное в такой позе рассмотреть было невозможно.
     — Мда, — протянул барон. Голос его выражал сомнения в ценности зверька. — Я предполагал, что он будет немного повнушительнее. В общем, сын, — твой подарок.
     Бенедикт протянул руку вглубь ящика и осторожно коснулся пальцем шерсти зверька. Тот легонько вздрогнул и стал разворачиваться, гибко и неторопливо. Показалась треугольная голова, на которой выделялись закрытые, словно склеенные чем-то глаза, четыре лапы растянулись во все стороны, выпустив из подушечек крохотные, но очень острые на вид коготки, вытянулся и уперся в стенку ящика длинный пушистый хвост.
     — На кота похож, — произнес баронет, не слишком скрывая разочарования. — Еще и слепого.
     — С такими котами димаутрианские князья на охоту ходили, да и то не все! — немного обиделся Сантьяго да Гора. — А насчет глаз… Наместник что-то говорил про это… А, вспомнил! Глаза надо промыть слюной! Только не пальцем, а языком!
     Бенедикт сморщился. Он не был большим любителем животных, то есть обращаться с большинством из них умел, как и всякий мальчишка выросший в деревне, но культа из зверья не делал. А тут такое предложение — лизнуть покрытые остекленевшей слизью глаза зверька! Мерино едва сдержался, чтобы не влепить воспитаннику затрещину прямо при отце.
     «Как можно быть таким неблагодарным балбесом! Видно же, как старался барон порадовать своего сына!»
     — Можно мне? — вдруг произнес Бельк. Все посмотрели на него, и Мерино вдруг увидел, что маска равнодушия скафильского головокрута дала крохотную трещинку. И сквозь нее проглянуло лицо человека, которого Мерино до сих пор не знал. В глазах-льдинках светилось какое-то совершенное чуждое чувство. Робость и… нежность?! Если бы Мерино не привык контролировать себя в любых обстоятельствах, у него бы отвисла от удивления челюсть.
     Барон равнодушно махнул рукой. Он старался не подавать вида, что ему обидно от равнодушия его сына к его подарку.
     — Действуй, если Бенито не хочет!
     Баронет активно замахал головой из стороны в сторону: мол, нет, не хочу!
     Бельк протянул руку, огромную и разительно грубую по сравнению с небольшим тельцем гикота, взял его и вытащив из ящика, поднес к лицу.
     — Привет… — голосом незнакомого Белька проговорил он. Дунул в лицо зверьку, отчего тот забавно сморщил мордочку, и несколько раз быстро лизнул его по обоим глазам сразу. Застывшая корочка словно бы истаивала под языком северянина и вскоре исчезла совсем. И тогда гикот открыл глаза.
     Они были как жидкий огонь — ярко-рыжие, светящиеся в скудном освещении библиотеки. Небольшой ромбовидный зрачок рассекал это живое пламя на две части. И смотрел зверек только на Белька. Мерино был готов поклясться, что зверь и человек прямо сейчас разговаривают, не используя слов.
     Некоторое время в библиотеке висела тишина. Все с некоторым ожиданием смотрели на Белька, почему-то не решаясь прервать его общение с котенком.
     — Он не против, чтобы его называли Дэниз. Так звали моего брата. Дома. Давно. Ему нравится. — наконец сказал Бельк голосом хриплым, словно бы сонным. — Еще он очень голоден и хочет пить. Я его покормлю.
     И, не спрашивая ни у кого разрешения, северянин развернулся и вышел из библиотеки. Мерино, признаться, ожидал вспышки гнева со стороны Сантьяги да Гора, все-таки налицо была вопиющее нарушение субординации, да и баронский подарок, Бельк, судя по всему, просто присвоил. Но барон удивил его, да и сам выглядел удивленным. На лице замерло выражения причастности к чуду.
     — Я о таком слыхал только, не особо верил. Магия, говорили, димаутрианская: гикот становится частью человека, который ему в глаза посмотрел первым. Не верил, если честно.
     Барон повернулся к сыну и с какой-то горечью, которую можно испытывать только от отцовской большой любви, проговорил:
     — Балбес ты, Бенито! Такой шанс упустил из-за своей брезгливости!

Сцена шестая
в которой Мерино и Бельк защищают свой дом и обретают понимание происходящего. Упоминается также торговый дом Пороцца, и делаются поспешные выводы на основании неполных данных.

     5 октября 783 года от п.п.
     Праведник и Бельк.
     Сольфик Хун.
     Потрескивал лиственницей камин в главном зале. За стенами остерии была мокрая осенняя ночь. Невероятное тепло последних дней сменилось на нормальную погоду ближе к вечеру. Ясное небо в какие-то минуты заволокло черными тучами, подул с моря холодный ветер, а к наступлению темноты уже зарядил мелкий дождик.
     Мерино и Бельк, полностью готовые к боевым действиям на своей территории, сидели за стойкой, стараясь не глядеть в огонь. Гикот лежал рядом с очагом, периодически довольно урча от ласкового тепла пламени. Стучал в закрытые ставни дождь.
     — Я бы выпил. Чего-нибудь крепкого. Лимончелы, например.
     Мерино произнес эту фразу, но даже не попытался двинуться, чтобы выполнить свое желание. Бельк усмехнулся.
     — Так выпей! Все это пойло принадлежит тебе! А твоей лимончелы у тебя в погребе хоть залейся!
     — В этом и проблема, Бельк. Когда-то я думал, что осяду в собственной остерии, буду слушать истории своих гостей, наблюдать за их жизнью и каждый вечер пропускать стаканчик другой. И вот это время настало, я слушаю и наблюдаю, но пью только самое легкое вино. Пьяный кабатчик — это непрофессионально!
     Мерино хохотнул с некоторым изумлением, словно сказанное им было открыто только сейчас.
     — А еще знаешь, мысль какая посетила.
     — Ну-ка!
     — В городе же печатня открылась. — Видя недоуменный взгляд Белька Мерино пояснил: — Университет, говорят, купил печатный механизм Йоля, печатают на нем книги свои. И я вот подумал, а что если мои записи рецептов как книгу напечатать?
     — Зачем?
     — Ну как зачем! — Мерино даже возмутился. — Это красиво, во-первых! А во-вторых, чтоб люди могли узнать про разные рецепты. Когда по всей Империи нас мотало, я везде рецепты записывал: арендальские, карфенакские, табранские, товизиронские, даже димаутрианские. Помнишь баранину на мече, которой нас угощал тот сумасшедший тайлтийский барон46?
     — Он уже король, Мерино. Сейчас все стали королями! Но мясо фон Вольсбург готовил отменное!
     — Кстати, да! Все забываю как-то! Так вот, у меня много такого накопилось, в записях этих, вся полка в комнате забита!
     — Думаешь это надо кому-то? — Бельк недоверчиво покачал головой. — Даже не знаю…
     — Почему нет! Вся Ольховая улица, да и подальше районы, у меня рецепты переписывают, хвалят потом!
     — Ну так то — прийти переписать, а то — книгу купить. Дорого же!
     — А если продавать книгу недорого. За пол-ори!
     — Ну ты сказал! Это ж практически дарить! Печатать-то дорого, небось?
     — Дорого… — согласился Мерино. — Очень дорого. Но если печатать много книг сразу? Несколько сотен штук!
     Бельк только выразительно покрутил у виска пальцем. Дескать, ты, друг мой, монетный двор Ее высочества грабанул, что ли? Откуда столько денег? Или сбережения, оставшиеся после покупки остерии, решил в одночасье прокутить?
     Мерино лишь вздохнул, с сожалением откладывая идею в сторону, и подвел разговору черту:
     — В общем, думать еще надо. Идея-то хорошая!
     Друзья замолчали. О чем было говорить? Все сказано. Все сделано. Только ждать.
     День у обоих мужчин выдался напряженным. Мерино, после визита к меняле и встречи с Бронзино, еще заглянул к парочке знакомых в портовом районе на предмет узнать: не слышали ли они что-нибудь по интересующему его вопросу. И кое-что действительно узнать удалось. Например, никак не связанный с кражей чертежей факт, что стоит в порту, уже давно разгрузившись, скафильское торговое судно «Гадзел». И товаров не принимает, и команду не отпускает на берег. В общем, находится в состоянии постоянной готовности поднять паруса и покинуть порт. Может быть, торговец ждет важного товара, а может, и людей, что сейчас прячутся от стражи. Сам факт простоя торгового судна намекает, как ни ссылайся, на собственную паранойю. Хотя не факт. Не факт.
     Вернулся Мерино в остерию уже за полдень. Усталый — давно так много не ходил, голодный — привычный режим дня и, соответственно, питания, летел к демонам в преисподнюю, и злой — оттого, что Белька не было и к его возвращению, а поговорить и обсудить дальнейший план действий требовалось именно сейчас.
     Северянин появился ближе к вечеру, когда солнце уже ушло за макушку колокольни на храме Огненных скрижалей. И он, и его гикот выглядели не просто усталыми, а измученными. Бельк, сохраняя обычное для себя отсутствующее выражение лица, заявил, что необходимо срочно поговорить. Мерино сперва собирался ответить желчно, чтобы выплеснуть собственную усталость, но в последний миг передумал и просто качнул головой в сторону кабинета. Подскочившего Фабио, которому зачем-то именно сейчас захотелось обсудить меню, кабатчик остановил коротким «потом», и вслед за Бельком вошел в кабинет.
     — Мы с тобой как два кота — разжирели на подушках и сливках, — с ходу сообщил северянин, едва дверь закрылась. Мерино кивнул, уселся на диван. Он чувствовал себя в точности так, как описал его друг.
     — Никто не молодеет, друг мой, — ответил он. — Как ни жаль.
     — Я говорю о другом. — Бельк уселся на диванчик напротив и пригласительным жестом похлопал по бедру. Дэниз, который, естественно, не собирался пропускать важное совещание, тут же вспрыгнул ему на ноги и принялся устраиваться. — Я говорю о том, что мы давненько не встречали достойных противников. И расслабились.
     — Согласен. Эти, — неопределенный кивок в сторону, — противники достойные. По крайней мере, те, кто за ними стоит. Давай, выкладывай, что у тебя.
     Бельк доложил. Коротко, но и не упуская важных деталей. О том, как искал следы гастролеров у пыльников, о встрече с Хеганом, об информации, от него полученной, и о попытке убить его бандой Ломаного, нанятых, по-видимому, теми, кого они искали.
     — Естественно, что я Ломаному ни на грош не поверил…
     — Это было бы глупо! — усмехнулся Мерино.
     — …и проследил за ним после нашего расставания. Точнее, Дэниз проследил, я за ним шел.
     Оставив Белька, бандиты углубились в переулки Пыльника и там встретились с заказчиком. Ломаный не соврал, точно описав его: одетого, как кондотьер с приметной рыжей бородой, подстриженной клином. Белька это нисколько не удивило, пыльники вообще славились тем, что не имели ни чести ни совести, а со стороны на сторону метались быстрее почтовых голубей. Удивило Белька, что бандит вернул заказчику почти весь задаток (мог бы «кинуть» — воровским «нормам» это не противоречило), удержав какую-то часть «за труды», и доступно объяснил, почему с Бельком связываться не стоит. Заказчик принял деньги и объяснения без особых возражений, сунул деньги в кошель и покинул компанию пыльников. Бельк, разумеется, тут же потерял интерес к банде Ломаного и встал на след гастролера. Но ненадолго.
     — Он будто про меня знал. И про Дэниза. Что-то такое бросил на входе в подворотню, что запах отбивает, и Дэниз расчихался. А по темноте его без моего котенка не выследить было, — сообщил северянин, поглаживая здоровенного «котенка» между ушами.
     Остаток ночи северянин следил за особняком того купца, на вора в охране которого ему указал Хеган.
     — Человек, с которым встречался Ломаный, из охраны скафильского купца Гурни Биорсона. Который остановился у своего местного торгового партнера, купца Рикара Пороцца. Я наудачу туда сунулся — и увидел этого рыжебородого заказчика, что от меня ушел.
     Мерино кивнул, испытывая одновременно уважение к противнику и досаду — охрана купца — очень хорошее прикрытие. Пока торговец занят своими делами здесь, его охрана предоставлена сама себе и может заниматься своими делами. Например, следить за герцогским корабелом, подготавливая кражу чертежей. И не придерешься, люди не сами по себе, нанятые, значит вопросы, в случае чего задавать должны не им, а их нанимателю. Тот тоже не сам по себе — торговый партнер дома Пороцца, а это связи при дворе Великой герцогини и объем оборота в десятую часть бюджета государства. Хорошее прикрытие, с ходу не возьмешь. Даже для кансильера безопасности, барона да Гора, задача не тривиальная.
     — Конечно, я туда не совался, — правильно истолковал задумчивость друга Бельк. — Не по моей сети та рыба. Да и помогают им тут, хорошо помогают.
     — Тут ты прав, помогают и правда хорошо.
     И Мерино так же емко, как и Бельк до него, рассказал о своих поисках и их результатах. Что ни говори, а школа у обоих была одна. Факты, сопутствующие детали, выводы.
     — Я так думаю, что они уже в курсе о том, что их активно ищут две старых гончих. — проговорил Мерино. — Взялись мы за них споро, но совершенно не учли их уровня.
     — Согласен.
     — Хорошо. Что бы ты сделал на их месте?
     — Устранил угрозу. Мы за два дня накопали больше, чем коронная стража за неполную триду. Если мы не успеем поднять шум, у них есть хороший шанс покинуть город.
     — И я так думаю. Сегодня ночью они придут. Надо подготовиться.
     Подготовка, включавшая в себя роспуск по домам всех работников и установки пары сюрпризов для гостей, заняла не более часа. Гвидо был отправлен к барону да Гора с запиской, в которой кроме просьбы скрытно оцепить квартал с остерией, еще была приписка мальчишку оставить на ночлег в замке.
     Примерно с час друзья сидели в главном зале, редко перебрасываясь пустыми фразами. В крови, как и камине, бушевал огонь, у Мерино всегда так было перед схваткой. Вроде все учтено, просчитано, но всегда есть сомнения. И вероятность того, что противник так же просчитает его действия, как он их.
     А еще были мысли о том, что он делает. Они появились недавно, около полугода назад. Мерино стал задавать себе вопрос: а тем ли он занимается? Зачем ему все это? Посредничество между пыльниками, улаживание их разборок, постоянный, на грани инстинкта, сбор информации о том, что происходит в городе и за его пределами. Теперь еще и работа на коронный сыск. А ведь остерия приносит пусть и скромный, но достаточный для жизни доход. Плюс есть хорошая сумма в векселях, что выдал им Фрейланг шесть лет назад. Чего не хватает? Вместо того, чтобы заниматься этой ерундой, мог бы наконец решиться и начистоту поговорить с вдовой Тотти. Ведь, ежели разобраться, ну что тут сложного: признать наконец, что увлечен красивой женщиной и сказать ей об этом. А там уж как дорога вывезет. И даже если его неуклюжие ухаживания будут отвергнуты, наступит определенность. Вот именно, определенность! Вот чего не хватало ему, вот в чем причина всех этих мыслей и риторических вопросов к себе.
     На втором, жилом этаже, скрипнула половица. Под каждым окном и под каждой дверью в их с Бельком доме была скрипящая половица — ведь далеко не все гости стучат, перед тем как войти. Затем раздалось приглушенное проклятие из тех, что человек произносит, столкнувшись в темноте с какой-то деталью интерьера, которой тут, по его мнению, быть не должно. Потом металлический лязг с что-то влажно чмокнуло и дикий вопль.
     — Говорил же — через второй этаж пойдут, — шепнул Бельк с довольной улыбкой, смещаясь от стойки к лестнице с подвижностью масляной капли, скользящей по воде.
     — Я не особо и спорил, — хмыкнул Мерино, направляя одну из пистолей на верхнюю часть лестницы. — Но ведь могли пойти через главный зал.
     Нет необходимости говорить, что такой вариант друзьями был также учтен и под каждой дверью и окном первого этажа нападавших ждали разнообразные сюрпризы.
     «Гости» отбросили осторожность сразу после крика своего товарища, попавшего в медвежий капкан. Тенями хлынули через дверь второго этажа: темная одежда, лица закрыты масками, клинки вымазаны сажей. Мерино выстрелил в одного из нападающих, тут же присел за стойку, и бутыль с вином за его спиной разбил тяжелый метательный нож.
     Они не кричали, не подбадривали себя воинственными криками, не указывали друг другу, где находится противник. Просто растеклись с лестницы по залу: трое к Мерино за стойку, еще трое к Бельку, один к входу на кухню, отрезая путь к возможному отступлению. Кто-то из них явно посещал остерию днем, уж больно уверенно они двигались по залу. Но при этом Мерино отметил в нападении какую-то бестолковость, как если бы нападавшие пытались делать то, о чем только слышали с чужих слов, но сами никогда не делали. Не было у нападавших слаженности в действиях, вот что.
     Как не было и стрелкового оружия. Конечно, стрелять в помещении — та еще морока, но, как говорил один знакомый Мерино из прошлой жизни, «лучше у меня будет то, что не пригодится, чем не окажется того, что нужно!»
     Устраивать рукопашную в тесном пространстве у Мерино никакого желания не было, поэтому он просто разрядил в своих противников одну за другой обе оставшихся пистоли (слава тому умнику, что придумал колесцовый замок вместо фитильного!) и только после этого достал фальку. Но не кинулся на помощь другу, а попытался оценить обстановку сквозь полумрак и клубы порохового дыма.
     Бельк работал скоро — трое его противников уже лежали в неудобных позах на полу, не подавая признаков жизни. На на одном из них сидел гикот, видимо, прокусивший несчастному артерию и теперь деловито умывавший испачканную кровью морду. У кухонной двери с двумя ножами в руках остались стоять двое: один из тройки, кинувшейся на Мерино, но опешивший от такой быстрой расправы над его товарищами и тот, что с начала схватки взял под контроль выход на кухню
     — Брось ножи, сынок! — посоветовал более молодому бандиту Мерино, держа свой нож опущенным к полу и всячески демонстрируя миролюбие. Когда тот на миг задумался над требованием, шагнул к нему и ударом ноги в живот сложил бандита на пол. Отпихнул ногой выпавшие из его рук ножи, глянул на последнего стоящего убийцу.
     — Сам оружие бросишь, или помочь?
     Тот явно был поопытнее своего коллеги и на провокацию не поддался.
     — Помоги, раз такой смелый! — буркнул он.
     Мерино сделал полшага в сторону и взял из-под стойки взведенный арбалет.
     — А так?
     Один за другим на пол упала дага и кривой клинок. Мерино раньше таких не видел, явно с востока, судя по форме.
     — Лицом к стене повернись.
     И уже Бельку:
     — Проверь второй этаж!
     Северянин без слов пронесся наверх.
     — Тут только идиот в капкане, — спустя минуту последовал отчет. — Помер уже.
     Мерино едва заметно пожал плечами. Что ж, так тоже бывает. Капкан серьезный, наверняка кость перебил, немудрено от болевого шока умереть или от потери крови. А нечего по чужим домам по ночам лазить.
     — Тогда закрой окно, через которое они залезли! Натечет!
     Дождавшись, пока Бельк спуститься на первый этаж и возьмет под контроль выживших нападавших, Мерино зажег несколько светильников. Темнота отступила и картина бойни предстала перед его глазами во всей красе: пол залит кровью, тяжелые столы и стулья опрокинуты, с полки над стойкой капает вино… И несколько мертвых тел, от которых еще предстоит избавиться.
     — Ну и втравил же ты меня, Бенито! — прошипел Мерино сквозь сжатые зубы. — На пару дней заведение придется закрывать! Пока тут все отмоешь!
     Бельк, между тем, привязал обоих пленников их же поясами к массивным стульям и сорвал с их лиц маски. Под одной скрывался совсем юный пыльник, перепуганный и до сих пор с трудом глотающий воздух после пинка в живот. Его лицо пересекал старый шрам от кнута, видать вором он был неудачливым. Второй был зверем поматерее: лет тридцати, с жестким лицом наемника, на котором не отражалось никаких эмоций. Только круглые глаза, немного навыкате, смотрели с настороженностью хищной птицы. Неудачник и Филин, про себя назвал их Мерино.
     Держа арбалет в одной руке, трактирщик прошелся по залу, снимая с убитых бандитов маски. Когда последняя была отброшена в сторону, он кивнул, будто получил подтверждение своей догадки.
     — Прыщавые юнцы, — бросил он Бельку, который нависал над Неудачником. — Вряд ли они что-то знают.
     — Так давай их тоже, — палец Белька скользнул по кадыку. Мальчишка вскинулся:
     — Я все расскажу! Только не убивайте!
     Голос его ломался от страха.
     Бельк за волосы оттянул его голову назад, открывая горло и глядя в глаза.
     — А что ты можешь рассказать, мальчик?
     — Все! — прохрипел тот.
     — Ну начинай. Чья банда?
     — Носатого! Носатый у нас вожак! Вон он лежит, — он попытался показать головой на одно из тел в зале, но северянин держал его волосы крепко.
     — Носатый, значит… — задумчиво протянул Бельк. — Мерино, ты знаешь банду Носатого?
     — Признаю свое невежество, друг мой. — откликнулся тот. — А ты?
     — Не-а. Молокосос с Пыльника, видать. Решил подняться на крупном заказе.
     — Соглашусь, пожалуй.
     Филин пока молчал, его круглые глаза, добавляя сходства с северной птицей, бегали по сторонам — оценивали обстановку.
     — Добавишь что-нибудь? — спросил его Мерино.
     Тот дернул щекой — то ли презрительная улыбка, то ли нервный тик от страха.
     — Вы же все равно нас порешите. Какой смысл трепать языком?
     — Шанс выжить есть, — не согласился с пленным Мерино. — Если я не потеряю время на развязывание твоего языка, то ты можешь остаться живым. Исполнители мне не интересны.
     Мужчина прикрыл глаза, что-то прикидывая про себя.
     — Какие гарантии? — наконец спросил он.
     — Никаких. Моя добрая воля. Это все, что у тебя есть.
     — Это он нас нанял! — выкрикнул Неудачник. Бельк с интересом посмотрел на второго пленного.
     — Правда?
     — Правда! Он и еще один, повыше этого, с рыжей бородой! Они вдвоем с нами пошли, второй на улице остался следить, чтоб не ушел никто!
     Бельк с Мерино переглянулись. Меньше секунды, но и вопрос был задан, и ответ получен. Если перевести их переглядки в слова, они бы были такими:
     «Я схожу?» — спросил Бельк.
     «Нет смысла. Сюда он не сунется один, а в темноте у него есть против тебя преимущество. Пусть бежит. Далеко не уйдет».
     Филин зыркнул на собрата по несчастью, но никак не прокомментировал его слова.
     Мерино с кряхтением поднял один из упавших во время схватки массивных стульев и сел напротив него.
     — Если я правильно понимаю, ты из команды тех, кто обнес дом Беппе Три Пальца. Мы своими вопросами вас насторожили, и вы решили нас убить. Это я понимаю и не осуждаю — работа есть работа. Мои вопросы таковы: почему вы до сих пор в городе, где вы схоронились, сколько вас и кто ваш заказчик? Ответишь на них и будешь жить. Будешь упрямится — умрешь в муках, но все равно ответишь. Я ведь раньше дознавателем в имперской Тайной стражи служил, слышал про такую?
     Филин кивнул, губы его сложили одно слово, но вслух он его не произнес. Однако Мерино прекрасно понял, что хотел сказать наемник, — слишком часто в прошлом он наблюдал похожую пантомиму.
     «Гончая!»
     Он лишь улыбнулся для закрепления нужного эффекта:
     — Так каков твой выбор?
     Мерино выбрал правильный тон и время для «горячего» допроса — бандит еле заметно кивнул, соглашаясь с условиями.
     — Нас наняли в Скафил Тане47. Дали рекомендации, чтоб устроится в охрану купца Биорсона.
     — Он в курсе вашей задачи?
     — Не знаю. С ним пришли, с ним должны были и уйти. Может, в темную использовали, может, нет.
     — Сколько вас?
     — Трое. Мы с Агни — прикрытие, вопросы там порешать, понаблюдать. а Буви Ловкач — дом обнести.
     — Агни — это который с рыжей бородкой, про которого малец говорил?
     — Да.
     — Два бойца и вор, значит. А тебя-то как зовут?
     — Филином кличут…
     Мерино коротко хохотнул — попал он с прозвищем наемника прямо в центр мишени.
     — Ну что кличут — понятно. А назвали как?
     — Улих.
     — Вот и скажи мне, Улих, а Буви этот с вами сегодня ходил?
     Наемник отрицательно покачал головой?
     — Зачем ему? Не боец, только под ногами бы путался.
     — Значит, остался в доме у купца? Или вы в другом месте квартируете?
     Кивок.
     — У купца. Безопаснее, и наниматель наш так велел.
     — Кстати, кто он?
     — Да без понятия! Люди нас свели. Кривой, вроде из благородных. Задаток честно заплатил.
     Образ какого-то одноглазого дворянина крутанулся в памяти Мерино, но быстро, как рыба в горной речке. Вроде был у него один знакомец. Кто? Не сейчас! Не желая отвлекаться от допроса, он просто отметил этот факт, чтобы вернуться к нему позже, и продолжил задавать вопросы.
     — На месте кто помогал?
     — Меняла Рантин. Но он так — так, с людьми свести, по городу поводить. По мелочи, в общем.
     — Что с ним?
     — С пирса спустили…
     — Кто еще? Рантин не мог вам сказать и показать все. Скорее, он свел вас с кем-то. С кем?
     — Человек с Пыльной. Серым кличут.
     — Серый? — вскинулся Мерино. — Серый Конни? Он вам помогал?
     Наемник утвердительно кивнул.
     С Серым Конни Праведник вел дела. Авторитетный бандит, контрабандист с Пыльной не производил впечатление человека, готового влезть авантюру с кражей документов у правительства — понял бы последствия. К тому же он один из «старших48», а тут поступок — не по «норме».
     — Да говорю же, меняла нас с ним свел. — Не к месту произнесенная фраза насторожила, но среагировать Мерино не успел. А вот Бельк не оплошал.
     Едва Филин, умудрившийся во время допроса незаметно перерезать путы маленьким ножом), попытался вскочить и кинуться на Мерино, как в него врезалось пушистое и когтистое ядро весом в двадцать килограммов. Дэниз не стал кусать или царапать наемника, просто сбил с ног, а подоспевший Бельк завершил попытку побега, пнув упавшего наемника в лицо.
     Мерино с благодарностью кивнул товарищу и стал с интересом смотреть, как беглец пытается выбраться из-под тела своего верещавшего от боли подельника. Получалось у него плохо, расчетливый пинок Белька лишил его координации, и бандит был похож на перевернувшегося на спину жука, сучившего ножками.
     — Хорошая попытка, — сказал бывший дознаватель, когда бандит зло зыркнул на него глазами. — Почти получилось. Продолжим разговор?
     — Иди ты! — выплюнул кровь тот. Бельк меж тем лишил его ножа и, заломив руки под очень неприятным углом, вновь посадил на стул.
     — Мы остановились на вашем контакте с Серым. — Мерино проигнорировал ругань бандита. — Какой его интерес?
     — Мне откуда знать! Деньги, наверное. Как у всех.
     Бельк заломил руки выше. Филин взвыл. Навзрыд заплакал неудачник, видимо решивший, что живым ему отсюда не уйти.
     Мерино недовольно сморщился и наклонившись к юному пыльнику, проникновенно произнес:
     — Сейчас у тебя есть шанс уйти отсюда живым. Если сейчас заткнешься и не будешь мешать. Иначе придется с тобой кончать. Ты меня слышишь?
     — Д-да-а!.. всхлипнул пыльник. И замолчал.
     — Хорошо, — потеряв интерес к Неудачнику, Мерино вновь обратился к Филину:
     — Ну, допустим, деньги. Примем как версию. Чем помогал Серый?
     Наемник не успел ответить, в дверь постучали. Вежливо, но настойчиво. Мерино поднялся со стула, прошел к двери, огибая тела и морщась от мысли, сколько ему тут порядок наводить
     — Кого принесло? — спросил он, обращаясь к двери. Арбалет он положил стол рядом с дверью, в руке вновь оказалась фалька. Случись чего, от ножа толка будет больше.
     — Открывайте, синьор Лик! — донесся из-за двери веселый голос Бенедикта да Гора. — Мы вам тут гостя привели.
     — Что за манеры у вас, господин барон, гостей посреди ночи приводить…
     Мерино отодвинул засов — и в остерию ввалился, капая на пол и бранясь на непогоду, небольшой отряд, возглавляемый кансильером коронного сыска. Барон выглядел так, словно и не ложился спать и проводил время, скажем, на балу. Костюм, выдержанный в зеленых тонах, лишь слегка окропило влагой, словно дождь стеснялся нормально промочить такого изысканного синьора. Свита барона, пять человек, была вооружена и волокла обмякшего без сознания мужчину. Берет он уже где-то потерял, но рыжая борода клином, давала понять, что людям барона удалось взять еще одного участника ограбления корабела Беппе Три Пальца.
     — Едва поймали! — сообщил барон, снимая шляпу и стряхивая с нее капли. — Умелый бегун!
     Мерино указал людям барона на свободный стул, к которому те, без промедления, привязали своего пленника.
     — Это, наверное, твой друг Агни? — спросил он у Филина. Тот в ответ лишь зыркнул злыми глазами, чем полностью ответил на вопрос.
     — Что вам уже удалось узнать? — да Гора бросил наконец свою шляпу на стол и прошел к стойке бара, скользя взглядом по бутылкам. — Я налью себе вина, с вашего позволения?
     — Конечно, ваша светлость! Позвольте мне!
     Мерино подошел к стойке, выбрал открытую уже бутылку с келлиарским красным и разлил ее в два бокала. Спросил в полголоса:
     — Бенито, ты дом Пороцца оцепил?
     — Да, конечно, — принимая бокал ответил барон. — Два десятка городской стражи во главе с Бронзино. Лично! Никто не проскочит.
     — Тогда давай здесь заканчивать — и туда. Третий из наших клиентов там. Скорее всего, с чертежами. Нужно быстро брать всех.
     — Ты мне по пути расскажешь, что накопал?
     — Да. Оставь тут людей, пусть присмотрят за пленными.
     — Хорошо. — Барон сделал глоток вина, отставил кубок, быстро отдал своим людям распоряжения и приглашающим жестом указал на дверь:
     — Прошу вас, синьор Лик. Карета в квартале отсюда. Не хотелось привлекать к вам внимания.
     Спустя некоторое время, минут двадцать, не больше, от хорошего настроения кансильера безопасности не осталось и следа.
     — Что значит «сбежали»?! — ревел барон да Гора надвигаясь на начальника городской стражи. Худощавый аристократ был ниже дородного Андреа да Бронзино, моложе лет на двадцать, но сейчас словно бы нависал над ним. Сыграла роль и въевшаяся в кость солдатская привычка Бронзино тянуться во фрунт во время крика начальства.
     — Дом мы оцепили, но, видимо поздно. Ушли налетчики. — наконец начал объяснятся начальник городской стражи. — В доме только купец с гостем и слугами своими. Охрана гостя ушла часом раньше нашего прихода.
     — Так у нас вся охрана его? — сбился с гневного тона Бенедикт да Гора. Теперь его тон стал недоуменным. — Еще кто-то был?
     — Купчина скафильский говорит, что он в охрану конвоя не меньше шести человек всегда берет. И в этот раз шестеро с ним было.
     — У нас двое. Четверо, выходит, ушли… Обманул нас, Филин… — протянул да Гора. Обернулся к Мерино: — Какие мысли будут, синьор Лик?
     Мерино стоял чуть в стороне от сгрудившимися перед начальством стражниками и глядел куда-то в сторону невидимых за моросью и ночной темнотой доков. Вопрос воспитанника выдернул его из задумчивости, и он обратил свое лицо к барону.
     — Что?
     — Я говорю, какие мысли? Что дальше делать? Двое из охраны купца у нас, еще четверо ушли с бумагами. Сам купец, похоже, не причастен. Мы в том же самом месте, откуда начали…
     Барон не то чтобы спрашивал у Мерино совета, скорее размышлял вслух. Собственно, привычку эту он перенял у своего наставника. И тот не обманул ожиданий, включился в обсуждение.
     — Ну почему же, ваша светлость. Вовсе не в начале. Эти люди не смогут уйти далеко. В чужом городе им понадобится помощь. А мы примерно представляем, к кому они обратятся.
     — И к кому же?
     — Давайте обсудим это не здесь, господин барон. Пойдемте в мою остерию, там как раз и товарищи беглецов заждались. Если чего-то сами не поймем, — у них спросим. А вы… — Мерино чуть понизил голос, чтобы не смущать начальника городской стражи тем, что отдает распоряжения кансильеру безопасности герцогства, — …блокировали бы пока порт и все выходы с Пыльной улицы.
     — Синьор да Бронзино! — окликнул Бенедикт начальника стражи. — Распорядитесь послать людей в порт. Суда не выпускать без моего личного разрешения! И полностью перекрыть все выходы с Пыльника! Чтобы ни одна крыса не сбежала! А затем прошу вас присоединиться ко мне в остерии господина Лика. Там есть пленные, которых нужно сопроводить в допросную.

Retrospectare

     9 июня 773 год
     Бельк, защитник
     Усадьба Капо.
     Мерино здесь нравилось. Тихо, спокойно, хорошая, не пригоревшая на костре еда, полно времени на обдумывание всего, чего только голове угодно. Например, тот удивительный факт, что очень хорошая гончая стала воспитателем дворянского сына и даже находит в этом определенное удовольствие. И, что удивительнее, практически не скучает по прежней службе.
     Во многом это заслуга Бенедикта. Воспитанник, прямо сказать, радует. Впитывает знания словно губка, четко понимая своим полудетским еще умом, что все это дается ему не для развлечения, а для выживания. Понемногу гончая стал прикипать к этому живому, неунывающему пареньку, которого не пугали ни изнурительные тренировки, ни толстенные книги, ни скучные учителя, выписанные бароном из Сольфик Хуна. Сам бы Мерино в возрасте Бенедикта от такого бы попросту спятил и сбежал.
     Да, мальчишке не позавидовал бы и преступник на герцогских каменоломнях. Обучение фехтованию, физические упражнения, зубрежка священных текстов и исторических фактов, заучивание всех сколько-нибудь значимых фамилий, их взаимоотношений друг с другом, сильных и слабых сторон каждого рода. И все это — каждый день! Отдых только на сон, да еще на прием пищи. И снова: тренировка с лошадью, тренировка со шпагой (мечом, кинжалом, арбалетом, пистолем, мушкетом — тут уж как наставник определит), затем доклад по благородным домам Товизирона, экзамен по знанию языка преступников, нормам права во Фрейвелинге и сравнения оных со скафильскими.
     Баронет был один, а учителей и наставников, пусть и приезжающих на время, — пруд пруди. Мерино с друзьями выделялись на их фоне тем, что учили практическим аспектам вполне академических знаний. Если учитель фехтования гонял его по атаке и защите согласно канонам ниальской фехтовальной школы, то Горота показывал, как нанести удар, когда противник этого не ждет: например, из положения лежа в грязи. Бельк демонстрировал, как с помощью ножа выстоять против противника со шпагой и как использовать местность в бою. Мерино же обучал парня думать. Думать как преступник, как беглец, как аристократ, как лавочник. Думать — и примерять на себя личины этих людей, их походку, мимику, жесты.
     А еще он рассказывал истории.
     Гончую поносило по свету от края империи до края, от скафильских каменистых берегов, до залитых жарким солнцем димаутрианских колоний. Он многое видел и из многого сумел извлечь уроки, которыми теперь делился с баронетом. Рассказчик из него вышел не ахти какой, но он как-то сам увлекся этим новым для себя амплуа. Нет, истории и байки он и раньше травил: за кружкой пива в таверне, на привале у костра, в долгом пути под мерное укачивание лошадиного шага. Но теперь он стал добавлять в свои рассказы некую мораль. Не просто смешная история, а смешная история, которая учит. Разумеется, основным слушателем этих историй стал баронет.
     К сожалению, Мерино не всегда учитывал, что его слушатели могут быть не в курсе подоплеки описываемых событий, а значит, не могут в полной мере оценить иронию истории. Как происходило и в этот раз.
     В полдень солнечного, но совсем не теплого весеннего дня, после того как Бенедикт отчитался по устройству городского управления в Оутембрийской Лиге вольных городов, Мерино решил поделиться с ним подходящей к случаю историей. Его личного столкновения с духовенством вольного города Сир. Произошла история уже больше пяти лет назад, Бельк с Горотой знали ее едва ли не наизусть — под каждую посиделку, что называется, шла, — а потому, безо всякого уважения к рассказчику, разошлись по своим делам: Горота — очаровывать какую-то селянку своим городским шармом и обходительностью, а Бельк — выгуливать своего котенка, с которым стал просто неразлучен. Так что слушатель у Мерино, как и всегда, остался только один — сам воспитанник.
     — И тогда я не выдержал и поднялся прямо посреди проповеди! Представь себе удивление этого жирного каплуна в рясе! Встал и говорю: а что, лично Патрик вам запрещает псалмы на родном языке читать?
     Бенедикт неуверенно улыбнулся. По интонации, с которой Мерино закончил фразу, получалось, что где-то здесь и пряталась соль шутки, но понять ее баронет не мог. Мерино, правильно истолковав мимику Бенедикта, взялся пояснять — с хорошо скрываемым разочарованием: ведь никакому рассказчику не нравится, когда весь юмор его истории оказывается непонятым из-за незнания.
     — Тут штука в том, Бенито, что одной из основных претензий Оутембрийской Лиги к императору был именно запрет на чтение священных текстов на родном языке. Они возмущались, считая, что император их, бедных, притесняет ни за что, не дает молиться Единому на языке отцов. У лавочников Лиги вообще на этом деле пунктик: родового и жалованного дворянства у них нет, а деньги есть. И хочется быть не хуже других. А не получается, потому как самый бедный и зачуханный провинциальный виконт и безземельный кавальер на самого богатого торговца Лиги смотрит как на вошь. Вот они и пытаются выделиться как-то. Начали в своих городских храмах службы вести, зачитывая священные тексты не на каноническом старо-митриурийском, а на вполне современном сагаре49. Священные книги стали переводить на него. Потом придумали себе гонения за это. Дескать, Император запретил — и так далее. Нашли защитников в лице карфенакских святош, которые, теряя влияние на умы в последние годы, решили провести реформу Церкви, объединив все течения и конфессии империи в универсалистские догматы. На деле же запрет исходил от Святого престола, то есть от тех же карфенакцев, причем даже не запрет, а канон вселенского собора пятисотлетней давности, а Патрику, на то, кто на каком языке молится, всегда было плевать!
     Бенедикт улыбнулся чуть шире, что для хорошо умеющего читать лица Мерино значило примерно следующее: «Теперь, вроде, стало понятнее, в чем суть, но юмора я так и не уловил». Мужчина едва заметно вздохнул и приготовился объяснить, что юмор кроется в том, что Лига, выступала против императора в союзе с теми, кто и был виновен в причине этого самого выступления, но не успел.
     Из-за амбара вышел хмурый Бельк. У его ног беспокойно крутился Дэниз — если не знать, — обычный котенок не очень привычного окраса.
     Праведник мгновенно переключил все внимание на своего друга, хмурое лицо которого подействовало на него, как сыгранный на трубе сигнал тревоги.
     — Что?
     — В лесу люди. Много. Дэниз услышал. — Взмахом руки северянин указал направление. — Я не проверял, лесник из меня плохой. Но котенок уверен. Пахнут опасностью — так примерно можно его понять. И гарью. Я так понимаю, это он про порох.
     Вооруженные люди возле усадьбы! Мерино быстро встал, глянул в сторону леса и, дав знак Бенедикту следовать за ним, быстрым шагом пошел к особняку. Бельк пристроился рядом. Если все, что он сказал, правда, нужно подготовится к защите.
     Праведник ни секунды не сомневался в достоверности сведений, полученных человеком от маленького комочка меха. Магия это или еще что — неважно! Достаточно того, что Бельк, с его звериным чутьем на неприятности, в это верит.
     По пути Мерино размышлял. Вслух.
     — Кому надо? Карфенак? Но смысл? Заговор раскрыт, никакого выигрыша от наших смертей для них нет! Гильдия воров? Как месть за своих? Возможно, но чтобы так нагло? Бенито? Демоны, тоже может быть! Бельк, а где Горота?
     — Поди, найди!
     В Капо жило немного людей. Еще меньше среди них было тех, кто способен дать отпор вооруженным людям: Мерино, Бельк, Горота, да учитель фехтования. Ну и Бенедикт, парня не стоило сбрасывать со счетов, хоть его и знания в вопросах человекоубийства были в большей степени теорией. Остальные — крестьяне, смазка для клинка, если завертится, не более.
     Само по себе поместье никому не было нужно — виноградники да поля с капустой. Значит, пришли за кем-то из них. Если за Мерино со товарищи, то хорошо. Можно спрятать Бенито или отослать, а самим как-нибудь отбиться. Хотя тут особых иллюзий Праведник не питал, но парень останется живым, а значит, поручение да Гора он не провалит. А если за сыном барона? Он, как ни крути, ценный заложник, сын ближнего советника императора, а в империи вовсю раскручивается веретено событий, ведущих к гражданской войне.
     — Ты Дэниза можешь отправить Шустрого найти? — спросил он у Белька. Тот не отвечая глянул на питомца, и зверек молнией сиганул в сторону хозяйственных построек.
     — Ясно. — Мерино уже даже начал привыкать к этому безмолвному общению зверя и человека. — Бенито, стрелой на кухню, мастер Иварнэ там обычно с поварихой лясы точит! Его быстро сюда, женщинам скажи, пусть прячутся где-нибудь. И сам сюда!
     Баронет кивнул уже практически на бегу.
     — Бельк, я к себе в комнату за пистолями, встречаемся в холле через пять минут.
     Добавлять что-то вроде «и ты подготовься» он не стал. Бельк без оружия вообще не ходил.
     Спустя означенное время Мерино спустился со второго этажа и нашел в холле вооруженного двумя чэконами50 Горота, выбирающего солому из растрепанных волос, молчаливого ниальца Трэто Иварнэ, держащего в одной руке длинную шпагу, а в другой — дагу с широким клинком, спокойного Белька, сидевшего на корточках и поглаживающего гикота, и бледного, но спокойного Бенедикта, со шпагой в ножнах и двумя пистолями за поясом. Сам Праведник также снарядился основательно: кавалерийский палаш у бедра, фалька на поясе в чехле и целых три пистоли за ремнем. Оглядев свой небольшой отряд, гончая удовлетворенно кивнул.
     «Может, и отобьемся! Не пехотную роту же они сюда послали!»
     — Ладно, люди. В лесу противник. Число и вооружение, а также намерения неизвестны, но явно не стакан вина заглянули. Сейчас Горота, как самый глазастый, идет на крышу и смотрит. Все остальные — блокируем окна мебелью и ждем сообщения о направлении атаки. Как станет ясно, что к чему, решаем, что дальше делать.
     Какой бы план ни был у людей в лесу, они поняли, что он провалился, когда в течении нескольких минут на усадьбу опустилась тишина. Слуги и фермеры, предупрежденные кухонными, быстро сбежали в ближайшую деревню, в трех лигах от господского дома, а хлипкие ворота на дороге, ведущей к особняку, закрылись. Вероятно, они хотели напасть на поместье ночью, но поняв, что их обнаружили, не таясь вышли из леса.
     — Полтора десятка человек. — доложил Шустрый, спустившись с крыши. — Пешие, в легких доспехах. Оружие, в основном, клинки, может пистоли есть, не разглядеть пока. У двоих арбалеты. Наемники, не Гильдия воров. Те бы не вышли.
     Мерино кивнул. Наемники, значит. Выходит, что за Бенито пришли.
     — Продолжай наблюдать. Ждем пока.
     Кондотьеры приблизились к усадьбе шагов на двести. Шли растянутой цепью, не спеша, давили на страх. Видимо, хорошо знали, сколько людей в доме им могут противостоять. В середине этого, с позволения сказать, построения шел крупный мужчина в длинном, до середины бедра, простеганном кожаном дублете51, который сам по себе неплохой доспех, однако поверх него наемник носил еще и кирасу. Заплетенные в косички уса и бороды мужчины выдавали в нем выходца Скафила. Сняв с головы берет, он одел его на острие тяжелой шпаги и помахал этим «флагом».
     — Поговорить, что ли, хочет? — изумился Мерино. — Зачем?
     — А пес его знает! — отреагировал Бельк. — Может, думает, мы сдадимся?
     Праведник хохотнул. Все остальные поддержали смех. Нервы были натянуты, как причальные канаты.
     — Крикни, пусть заходит во двор! — приказал Мерино Гороте. С крыши раздалось веселое:
     — Добро пожаловать в усадьбу Капо, путники! Ты, с беретом на клинке, заходи, если говорить хочешь! Не тронем!
     — Паяц, — без выражения бросил Бельк. Мерино улыбнулся.
     Кондотьер в кирасе спокойно отворил ворота и вошел во двор. Подождал немного, крикнул:
     — А кто со мной говорить будет? Ты, горлопан на крыше? Нам нужен только младший да Гора, остальные, если будут умными людьми, останутся еще и живыми!
     «Точно, за Бенито! Совсем плохо!»
     Мерино взялся за засов на двери, но Бельк его остановил.
     — Давай я. Если вдруг подлянка. А ты — стержень, который нас держит.
     Праведник удивленно вскинул брови. За все годы знакомства северянин впервые словами обозначил свое к нему отношение. Видать, совсем не надеялся выйти из передряги живым. Неохотно кивнул. Бельк присел, дунул Дэнизу в мордочку, затем качнул головой в сторону Мерино и словами добавил:
     — Если что — он вожак. Понял?
     И вышел за дверь.
     Как ни странно, но, понимая, что им всем сегодня грозит смерть, больше всего Мерино в этот момент боялся, что вот-вот хлопнет тетива арбалета — и Бельк повалится наземь с коротким болтом в груди. Но Единый милостив, и северянин спокойно дошел до кондотьера, даже кивнул в знак приветствия, проявляя несвойственную ему вежливость. Наемник ответил тем же, и мужчины о чем-то негромко заговорили.
     Бельк стоял спокойно, а его собеседник активно жестикулировал, то показывая рукой на особняк, то проводя ладонью под бородой. Северянин кивал, будто соглашаясь, а затем вдруг резко ударил собеседника по лицу. Раскрытой ладонью. Здоровенный кондотьер, вместо того чтобы схватиться за оружие, приложил ладонь к щеке, словно расстроенная девица.
     — Это что — пощечина? — спросил Мерино, ни к кому не обращаясь и не ожидая ответа. Что тут было отвечать: очевидно же, что пощечина! Но это было так не похоже на Белька — бить противника по лицу раскрытой ладонью, что Мерино не мог не спросить.
     Теперь уже говорил Бельк, чуть громче чем раньше, но слов было по-прежнему не разобрать. Единственное, что Мерино понял, это то, что говорил северянин на родном языке. По тону можно было догадаться, что он отчитывает кондотьера. А тот молча слушает, продолжая держать руку на щеке.
     «Да что тут вообще происходит?» — уже собрался вскричать Мерино, но тут переговоры закончились. Бельк повелительно указал рукой в сторону дороги, развернулся и, не оборачиваясь, пошел к особняку. Кондотьер некоторое время еще стоял на месте, потирая щеку, затем тоже пошел к своим людям. По пути он совершал круговые взмахи руками, которые можно было трактовать только как «сворачиваемся и уходим».
     Когда северянин перешагнул порог дома, Мерино с изумлением и иронией, за которой это изумление пытался скрыть, спросил:
     — А что это сейчас было, сердце мое52?
     Бельк посмотрел на друга своими прозрачными, ничего не выражающими глазами.
     — Должник моего рода. Списал долг сегодня. Повезло паршивцу, что тут скажешь.
     И, давая понять, что больше ни слова о произошедшем от него не добьются, хоть железом жги, присел перед гикотом.
     — Привет. Соскучился, малыш?
     И в этом был весь Бельк. Надежный, как скала, и такой же разговорчивый. Мерино смотрел то на своего друга, о котором знал только самое важное и практически ничего больше, то в окно, за которым наемники, повернувшись спиной к усадьбе, уходили в лес, и удивленно качал головой.
     В конце концов, надо уметь с благодарностью принимать подарки Создателя и не докучать ему вопросами о причинах такой щедрости, верно?
     По лестнице со второго этажа кубарем скатился Горота. Глянув выпученными глазами на мирно гладящего котенка Белька, он задал вопрос, ответ на который хотелось получить всем стоящим в холле особняка мужчинам.
     — А почему эти задницы уходят, драть их?
     — Белька испугались, — очень серьезно ответил Мерино.

Сцена седьмая
В которой новости в большом городе разносятся столь же стремительно, как и в маленькой деревне, но это и к лучшему. Еще в ней ведутся очень непростые разговоры, фигурируют синьора Карла Тотти и несколько авторитетных пыльников.

     6 октября 783 года от п.п.
     Праведник, медиаторэ
     Сольфик Хун.
     Рассвет нашел город на том же самом месте, как и остерию «Старый конь», которая к открытию уже сияла чистотой (спасибо людям барона да Гора) и ничем не сообщала посетителям, что ночью тут умирали люди и обсуждались государственные секреты. О следах крови говорили только тщательно выскобленные доски пола. Запах порохового дыма безжалостно изгнали сквозняками, и лишь лицо владельца утверждало, что ночь была какая угодно, но никак не спокойная. Впрочем, последнее можно было списать и на банальную бессонницу, которая, как общеизвестно, настигает людей любых возрастов.
     И тем не менее жители окрестных домов Ольховой улицы находили самые смехотворные предлоги для ранних визитов с единственной целью: узнать, что же все-таки произошло минувшей ночью. Мерино даже не пытался задаваться вопросом, откуда этим достойным жителям города было известно о том, что что-то случилось, — привык. Обитатели маленького околотка, в котором он в свое время приобрел таверну и сделал ее своим домом, порой просто поражали его своей осведомленностью. Однако он был рад (хоть и удивлен), что в череде соседей, которым срочно понадобилось одолжить немного соли, специй, узнать рецепт «той вашей запеканки», был человек, которого он вовсе не ожидал увидеть.
     Синьора Тотти посетила остерию около десяти часов утра — идеально рассчитанное время для подобного визита: не слишком рано, но и не слишком поздно. Одетая по случаю ветреной погоды в короткий, чуть ниже пояса, серый плащ с меховой оторочкой воротника, поверх простого, но очень ей идущего светло-коричневого платья, она вошла в главный зал остерии, и Мерино показалось, что в помещении стало немного светлее. Глупости, конечно.
     Она с улыбкой кивнула Бельку, который сидел не снаружи, а внутри помещения, сделала несколько быстрых шагов и оказалась всего в трех локтях от смутившегося (глубоко внутри) хозяина заведения.
     — Доброе утро, синьор Лик! — проговорила она и, не тратя время на длительные разговоры, спросила: — Что случилось у вас нынешней ночью? Я узнала от Марии Дэкудо, она живет тут неподалеку, что в вашей остерии сегодня ночью стреляли. Я беспокоилась!
     «Она беспокоилась!» — зазвенели тетивой какие-то струны внутри Мерино. Вслух же он произнес нейтрально:
     — Доброе утро, Карла! Мы же договаривались с вами обходиться без «синьоров».
     — Конечно, я постоянно об этом забываю!..
     — Что до вашего вопроса, то у меня все в полном порядке, благодарю вас за беспокойство! Ночью в мой дом пытались проникнуть воры и, выгоняя их, я выстрелил из пистоли.
     — Какой ужас! — произнесла вдова полковника, даже не пытаясь этот самый ужас изобразить на лице. Напротив, она смотрела на Мерино изучающе, как будто догадывалась о чем-то и сейчас искала подтверждения этой догадки. — Два или три раза стреляли? Сколько же у вас пистолей?
     «Но откуда ей известно сколько раз я стрелял? Проклятые сплетницы Ольховой улицы, да будет Единый к вам милосерден, когда после смерти вы попадете в первую преисподнюю! Что вам не спится-то по ночам, что вы считаете количество выстрелов в стоящем на отшибе доме?»
     — Это вам тоже синьора Дэкудо поведала?
     — Конечно, кто же еще! Вы же не подумали, что я сидела ночью под вашими стенами и сама все слышала. И все-таки, Мерино…
     — Карла… — Несколько удивляясь такой настойчивости дамы, он все же решил ответить. Смешать, так сказать, правду с правдоподобным вымыслом. — Я же не всю жизнь был владельцем остерии. Что-то осталось с прежних времен, что-то купил недавно. Я вообще люблю оружие, стрелковое особенно. Можно сказать, коллекционирую, но так, от случая к случаю. И, отвечая на ваш вопрос: у меня всего три пистоли с колесцовым замком и древняя риттерская пистоля с фитильным. И еще кавалерийский укороченный арбалет. Но почему вы об этом спрашиваете?
     Синьору Тотти ответ, видимо, не совсем удовлетворил. Некоторое время она не отвечала, по нахмуренным бровям и прорезавшей лоб морщинке было видно, что она ищет какой-то подходящий ответ, однако не находит его. Наконец она яростно сверкнула на него своими зелеными глазами. Мерино лишь успел подумать: «Что я успел сделать не так?», как она выдала ему длинную и гневную тираду.
     — Потому что я беспокоилась, глупый вы человек! Потому что я не знаю: тот ли вы человек, за которого себя выдаете! Эти ваши знакомые, о которых шепчется весь квартал, — то нищие, то вельможи! Эти ваши намеки без объяснения, что вы не всегда были владельцем остерии! Теперь вот воры к вам забрались, а вы словно не в доме своем, а в осажденной крепости, палите из пистолей! А наутро — ни следа! Вот ведь чудеса, правда? А я достаточно пожила на свете и давно уже не та глупая девчонка, что взяла когда-то фамилию Тотти, чтобы верить в чудеса! И, в конце концов, Мерино, если уж за мной начинает ухаживать мужчина, то мне бы хотелось знать о нем чуть больше, чем он считает нужным сообщить! Я не собираюсь попадать в глупое положение в будущем, когда мне скажут, что вы вовсе не уважаемый трактирщик, а какой-нибудь головорез!
     Сказать, что он был оглушен — ничего не сказать. Вся гневная тирада этой красивой женщины просто переворачивала привычный, ну, может, немного опасный, но понятный мир отставной гончей, и он совершенно не представлял, как ему сейчас реагировать.
     — Ухаживать за вами? — глупым голосом Мерино повторил почему-то только эту фразу. И огляделся по сторонам. К счастью, в остерии не было никого, кроме них с синьорой Тотти и Белька с Дэнизом, которые в самом начале тирады Карлы тихонько снялись с места и теперь неслышно двигались к входной двери.
     — Ох, Единый свидетель, какими же вы, мужчины, бываете ослами! — Карла во время своей речи раскраснелась и выглядела прекраснее, чем когда-либо. — Как, по-вашему, еще можно назвать эти утренние «случайные» встречи на рынке?
     Мерино понял, по жару на лице, что он краснеет. Стремительно и неудержимо. Никогда с ним такого не случалось, а тут — поди ж ты! То, что это правда, подтвердил и звонкий смех синьоры Тотти, прыснувшей в кулак без всякого перехода от гневной отповеди.
     — Мерино… вы… вы что — покраснели? Ох, это так мило — мужчина, который умеет краснеть! Простите меня, я вас смутила, мне не следовало этого говорить!
     Смущения на лице самой Карлы не наблюдалось и следа. Напротив, она выглядела довольной, как Дэниз, приносящий Бельку птицу и укладывающий ее к ногам с гордым видом.
     «Ну, друг мой, ты же хотел определенности? Вот она — определенность! Синьора только что сообщила о своем к тебе интересе. И что ты будешь делать теперь?»
     «А демоны меня раздери, если я знаю!» — довольно резко ответил Мерино внутреннему голосу. Он открыл рот, чтобы сказать этой красивой женщине, что она во всем права, а он — осел, так долго не замечавший очевидного, даже более того, намеренно прятавший это очевидное от себя самого. Но вслух выдал лишь:
     — Кхм… Карла… Понимаете, я…
     И на этом застрял напрочь, потому что слова, так четко звучавшие в голове, никак не могли воплотится во что-то связное на языке.
     Здесь Карла Тотти показала себя женщиной не только прозорливой, но и мудрой. Поняв, что продолжать разговор Мерино сейчас вряд ли способен, она внезапно заспешила домой.
     — Что ж, синьор… простите, Мерино! Думаю, мне уже пора. Я очень рада, что ваше ночное происшествие не привело ни к каким бедствиям, и вы в добром здравии и даже не понесли убытка. А наш разговор, мы обязательно продолжим позже. Мы ведь никуда не спешим, верно?
     «Мы, — подумал Мерино. — Она сказала «мы!»
     И с благодарностью кивнул, проклиная свое внезапное косноязычие.
     — Прекрасно! Тогда, скажем, послезавтра, приходите ко мне на обед. Уверяю вас, не только вы умеете готовить!
     И ушла, ни секунды не сомневаясь, что приглашение принято. Мерино же остался стоять столбом подле стойки бара своей остерии. На душе было хорошо и очень спокойно, как после сделанной трудной работы. Несмотря на то, что вся эта работа была сделана не им.
     — Я смотрю, полковничья вдова устала ждать от тебя первого шага и взяла дело в свои руки? — раздался вдруг голос. Это высунулся из кухни Фабио. — Правильно!
     За спиной носатого повара маячил поваренок Гвидо, и по его лицу было видно, что весь небольшой разговор между ним и Карлой он слышал от начала и до конца. Это мгновенно вернуло хозяину остерии дар речи.
     — Да чтоб вас всех! Хоть для кого-то в городе это было секретом?
     Фабио с усмешкой закрыл дверь на кухню, отсекая дальнейший поток возмущений Мерино.
     Все еще испытывая смущение от самого факта разговора с Карлой, а также от того, что он прошел при свидетелях, Мерино намеревался спрятаться от него в рутине, посвятив день остерии, а то за всеми этими делами было не до нее. Ну и обдумать все это, демоны всех преисподних!
     Пробежавшись глазами по полкам над стойкой, где были расставлены бутыли с вином и настойками, взамен разбитых при нападении, отметил не соскобленное винное пятно на стене и взялся скребок. Пятно само себя не сотрет. И под равномерное шуршание дерева, не без труда давя в себе щенячий восторг, оставшийся после слов Карлы, мыслями вернулся к событиям минувшей ночи.
     Остаток ночи прошел менее результативно, чем ее начало. Люди барона да Гора довольно быстро выяснили у скафильского наемника Улиха о запасном плане на случай провала, но дальше дело не пошло. Да, отходили наемники в Пыльник, да, скорее всего к Серому Конни, но куда именно? Пыльник большой, его стражей не прочешешь. Неясной осталась и причина столь долгой задержки наемников в городе после кражи бумаг корабела. То есть понятно: по основному плану уйти они должны были тем же путем, что и пришли, — на корабле купца Биарсона. Но план-то полетел ко всем преисподним! Почему они рисковали, оставаясь в городе, где на них вышли бы рано или поздно? И почему Серый Конни ввязался в эту игру?
     В общем, ответов было гораздо меньше, чем вопросов. Однако Бенедикт, к концу ночи уже совсем не изысканно зевавший, сказал: «Плевать на причины и мотивы, Праведник! С ними будем решать потом, когда вернем чертежи!» В общем-то, верная позиция. Но не для кансильера коронного сыска.
     Ближе к утру явился барон да Бронзино, закончивший перекрывать город. Заверил, что и мышь теперь не проскользнет. Хотя — он ведь и раньше так говорил? Приметы похитителей известны, уйти из города они смогут только по четырём направлениям, которые под полным контролем городской стражи. В общем, не извольте беспокоится, синьор да Гора, к концу дня злодеи будут у нас в руках. Мерино в этом очень сомневался, но вслух говорить ничего не стал: какой смысл? Отношения с Бронзино у него и так были натянутыми, к чему усугублять? Выпросил у Бенедикта людей и начал наводить порядок в заведении.
     Соскоблив пятно, Мерино принялся за составление меню на следующую триду. Давно хотел сделать такое: на большой доске написанные мелом названия блюд с ценами и вся эта красота выставлена у входа! Лучше бы, конечно, на специальной грифельной доске, но производили их в Товизироне, а там сейчас смута, так что торговли с провинцией толком нет. Приходилось использовать замену. Столяр живший неподалеку сделал ему хорошую доску из черного дуба, на древесине которой можно было писать.
     От дел его оторвал Бельк, вошедший почему-то без своего неразлучного гикота. Лицо его было непроницаемым, как и всегда, но Мерино за многие годы уже научился читать на нем малейшие следы эмоций. И вот сейчас Бельк был чем-то удивлен.
     — Пришли пыльники. Головы трех банд. Просят разрешения войти и поговорить.
     Помянув демонов, Мерино отложил доску.
     — Ну раз еще только просят, значит, не так все плохо, да?
     — Один из них — человек Серого Конни, — заметил Бельк — и причина его удивления стала понятнее Мерино.
     — Ну, проси…
     — Слугу найми… — буркнул северянин, но вышел за дверь и через мгновенье появился вновь, пропуская в зал трех человек. За ними, соблюдая дистанцию в два человеческих шага, шел Дэниз. Как конвоир.
     «Профессию» пыльников не могла скрыть ни приличная одежда, ни манеры манеры. Вошедшие поздоровались, сняли шляпы в знак уважения к хозяину, даже подождали, пока тот укажет им на дверь кабинета, после чего чинно прошествовали туда. Но все равно сквозь овечьи шкуры нет-нет, да проглядывала звериная сущность пришедших. Главы банд были хищниками по природе, закаленными в постоянной борьбе за место вожака стаи. Хитрые, жестокие, умные хищники.
     Они расселись вокруг стола, дождались, когда свое место займет хозяин, а его телохранитель (именно так они воспринимали Белька с гикотом) встанет у входа, скрестив на груди руки, и только после этого начали разговор.
     — Праведник, — начал самый старший из них, невысокий мужчина лет пятидесяти с грустным лицом рыбы. Рот его даже в паузах между словами немного открывался и закрывался, отчего вислые седые усы постоянно колыхались, будто движимые течением воды. За это его прозвали Сомом, и был этот человек вожаком крупной банды пыльников, державшей район порта. — Праведник, ты знаешь, что общество относится к тебе с уважением, подлинным уважением. Так на моей памяти общество не относилось ни к одной гончей, бывшей или настоящей.
     — Я это ценю, — проговорил Мерино в момент возникшей паузы, оставленной выступающим именно для этого.
     — А мы ценим наше сотрудничество с тобой и те услуги, которые ты оказываешь обществу. Все скажут, что с тобой значительно проще, чем было без тебя.
     Двое спутников Сома, Бартола Лунатик и Жирный Ларио, согласно кивнули. Они тоже были не последними людьми: тощий, с траченным зажившими язвами лихорадки лицом Лунатик руководил сетью публичных домов по всему городу, а лысый, с гладким лицом евнуха, толстяк Ларио был правой рукой Серого — выборного «говорящего за общество» в этом году и главного контрабандиста Сольфик Хуна.
     — Однако, раз уж мы закончили с взаимными реверансами, может, стоит и к делу перейти? — Мерино сложил руки в замок и положил на них подбородок. Жест, понятный в любом уголке мира: я внимательно вас слушаю.
     Пыльники кивнули почти синхронно и посмотрели на Сома. Видимо, в их тройке ему отводилась роль голоса. Тот кашлянул и произнес:
     — Обществу не нравятся события последних дней, Праведник. И твоя роль в этих событиях.
     — А можно поподробнее? — ухмыльнулся Праведник.
     — Твоя помощь коронному сыску и городской страже — вот о чем я говорю.
     — Я и раньше помогал законникам, и даже разок — с вашей помощью, — напомнил Мерино о событиях прошлого года, когда местные банды выдавливали конкурентов из другого города. — И я помню, как ты сам указал мне лежку контрабандистов из Вейра, чтобы я сдал их страже!
     — Это так, — кивнул Сом, но тут его перебил Жирный Ларио.
     — Раньше красноголовые53 не закрывали Пыльник!
     Мерино был готов к этой реплике, но ответил не сразу. Взяв паузу, он пристально оглядел пыльников, задерживая свой взгляд на каждом. Бартола и Сом взгляд выдержали, а вот Ларио — отвел.
     «Он знает о делах Серого со скафильцами!» — понял Мерино.
     — Так ведь раньше и вот такого не было. Верно, синьоры? — проговорил он наконец. — Нельзя построить дом на южном склоне горы, а потом удивляться, что его смыло селем?
     — О чем ты толкуешь, Праведник? — удивился Сом, а Лунатик вскинул брови.
     — Я о том, уважаемые, что раньше пыльники занимали свое место в установленном порядке вещей и не стремились его разрушить. Дворяне правят и воюют, купцы торгуют, ремесленники создают вещи, а крестьяне выращивают еду. Пыльники же стригут со всех них шерсть. Но не выступают против власти. Я правильно говорю?
     — Ты говоришь верно. — Сом подергал усы. — Но непонятно! Где мы нарушили порядок?
     — Корабел Беппе Три пальца — слыхали о таком?
     — Слыхали, конечно! — говорил теперь Ларио. — Красноголовые наших мели, как хозяйка пол к Лунному празднику. Да только разобрались уже: не наши его работали, а заезжие. С нас спроса нет!
     Мерино в упор уставился на подручного Серого Конни.
     — Я тоже сперва так думал, Ларио. Но заезжему нелегко в чужом городе: а эти, смотри-ка — и герцогского корабела дом обнесли, а потом еще так затерялись, что местная стража найти не смогла. Странно ведь, правда? А потом, когда я с одним из заезжих этих пообщался… говорливым парень оказался, Филином кличут… выяснилось, что помогали им в городе. Местные помогали. Пыльники…
     Бандиты переглянулись. В голове каждого из них, Мерино в этом не сомневался, запустился мыслительный процесс, отслеживающий все связи, встречи и договоренности последних дней. Они были умными, эти люди, умными и сильными, другие на вершине иерархии преступного мира попросту бы не выжили. Они быстро сложили слова Мерино со своей информацией и пришли к определенному выводу.
     — Мы понимаем, — наконец проворчал Сом, и Бартола согласно кивнул. — Мы тебе верим. Если все так, то к тебе нет претензий.
     На Жирного Ларио оба бандита не смотрели. Тот нахмурился и напрягся, готовясь ко всему, хотя и знал законы общества: двух вожаков мало для обвинений в его адрес, вернее, в адрес его хозяина. Должен пройти сход, и только там могло решиться, что делать дальше. Но свои законы бандиты хоть и придумывают и даже соблюдают, нарушают они их так же часто, как обычные люди — законы обычные. Поэтому Ларио и напрягся.
     — Думаю, дальше общество само должно решить, что делать. — Мерино подвел итог разговору и встал. Мол, раз мы все выяснили, то не пора ли прощаться?
     — Да, общество решит. — Пыльники поднялись. — Наша благодарность тебе, Праведник.
     — Бельк вас проводит, — кивнул Мерино, уловив ироничный блеск в глазах друга, как бы говорящий: «Слугу найми!»
     Когда Бельк вернулся и сказал, что пыльники ушли, Мерино спросил его:
     — Что думаешь?
     — Чего думать? — откликнулся северянин. — Серого на нож поставят, к гадалке не ходи.
     — Это если сход вообще будет, — не согласился Мерино. — Что-то мне подсказывает, что даст деру Серый Конни, как только Жирный ему новости сообщит.
     — Куда?
     — Демоны его знают, куда. Но он все-таки контрабандист, наверняка есть у него пути отхода, про которые никто не знает. Те же катакомбы под городом.
     — Сам говорил — водой они залиты.
     — Говорил. Но я говорил, что сам слышал, а не видел. В общем…
     — В общем, Бенито еще маленький и сам не справится! — закончил за него Бельк.
     — Нет, вот чего ты начинаешь?! — взвился Мерино, обидевшись, как можно обидеться только на правду, сказанную близким человеком в момент, когда к ней совершенно не готов. Взвился, но сразу же сник. — Ну, поможем еще парню…
     — Скажи прямо — азарт поймал.
     — Ну и это, конечно.
     Северянин усмехнулся, легонько толкнул друга в плечо.
     — Да я же не против. Какой план, Праведник?

Retrospectare

     11 сентября 776 года
     Город Виса
     Во время последнего обсуждения задуманной операции друзья в последний раз обменялись мнениями.
     — Барон не похвалит нас, если его сын помрет во время обучения, — осторожно высказался Горота. — Ты не подумай, я вовсе не ставлю под сомнение твое решение, но, ты сам как думаешь: это не слишком?
     — Да Гора хотел, чтобы я научил его сына всему, что умею сам, — спокойно отмахнулся Мерино. — А я, кроме всего прочего, умею выживать и убивать. Он — пока нет.
     — Волчонку нужно попробовать кровь. — Бельк был так же спокоен, как Праведник, и менее многословен. По его мнению, говорить вообще было не о чем.
     — На том и остановимся, — подвел черту Мерино.
     Он вовсе не испытывал той уверенности, которую сейчас демонстрировал. Все-таки парнишка еще молод и в сложную минуту может запаниковать. Они, конечно, должны поспеть, если что-то пойдет не так, но мало ли как выйдет? Телега застрянет в проулке, по которому им идти, стража прицепится в самый неподходящий момент. Все что угодно может произойти, невозможно учесть в планировании все переменные, тем более те, о существовании которых даже не знаешь.
     А вот Бенедикт, похоже, не волновался. Нет, определенный мандраж, конечно, имел место, но вот волнения, страха неудачи он не испытывал. Это тоже нормально, ведь в шестнадцать лет человек бессмертен. Даже человек, которого учат убивать и умирать люди, насквозь пропахшие смертью. Для него это долгожданная возможность проявить себя, применить все те навыки, которым его обучали долгие четыре года.
     — Повторю задачу, — Мерино тронул воспитанника за плечо, привлекая внимание. — Заходишь в таверну, садишься за дальний столик и ведешь наблюдение. Определяешь потенциальных грабителей, начинаешь сорить деньгами. Играешь напившегося юнца: громко и хвастливо рассказываешь о своих подвигах, ну и тому подобное.
     — Я помню! — попытался вставить баронет, но Мерино продолжал инструктаж так же монотонно, совершенно игнорируя реплику воспитанника.
     — Не допускай драки в таверне. Дождись, когда они заглотят крючок, затем выходи отлить. Постоянно следи за флангами и тылом, только не демонстративно, незаметно. Далее — по обстоятельствам. Мы страхуем, но не вмешиваемся, если ты справляешься.
     — Мерино, я помню!
     — Еще раз вякнешь — отменю операцию! — рыкнул Праведник, и Бенедикт поспешно заткнулся. — Холодная голова — помнишь? Смотри и принимай решения только взвешенно, даже если нужно быстро. Ты все это умеешь делать в теории.
     На этот раз баронет только кивнул.
     Для проведения этого своеобразного экзамена Мерино выбрал город Виса. В пользу такого выбора было много доводов. Довольно крупный порт, хоть и речной, куча отребья в портовом районе, настоящий лабиринт улочек, в котором легко затеряться и в котором Мерино хорошо ориентировался. Не слишком далеко от поместья да Гора. Плюс город не из центральных — вряд ли там кто-то сможет узнать Праведника после пятилетнего отсутствия.
     План был простой: не более чем проверка навыков и реакций воспитанника. Войти, привлечь внимание грабителей, отбиться от них и уйти. В том, что Бенедикт справится, у Мерино не было ни малейших сомнений. Но важно увидеть: как он будет действовать. Понять, все ли он усвоил. И главное — что он за человек? Ведь опасность и кровь смывают с человека все, оставляя обнаженным само естество, внутренний стержень. Вот этот стержень Мерино и намеревался увидеть во время экзамена. Кого он вырастил — профессионала или жестокого убийцу? Грань тонкая, разглядеть ее можно только в деле.
     Таверну выбрали самую что ни на есть захудалую. Ее посетители выглядели именно теми, кем и были: жестокими, беспринципными людьми, готовыми на все ради наживы, при этом достаточно опытными в драке. Сама таверна называлась «Трактир на набережной», хотя располагалась в двух кварталах от реки Рэй и от этой самой набережной.
     Бенедикт был одет как начинающий кондотьер, то есть — на что хватило денег. Роскошный камзол с чужого плеча, широкий и в груди, и в талии, из-под которого выглядывала несвежая камиза54, простые рейтузы и старые сапоги, самая дешевая кираса, на которой можно было разглядеть несколько вмятин, на поясе шпага и пистоля с фитильным замком в чехле. Другими словами, юнец, желающий выглядеть опытным наемником. В трактир он вошел, слишком уж сильно толкнув дверь и всем своим видом демонстрируя чрезмерную уверенность. Мерино наблюдал за игрой воспитанника не без удовольствия. Навык перевоплощения был умением, которому он учил баронета лично.
     — Теперь ждем, — сказал Мерино и прислонился к стене дома, стоящего напротив входа в таверну. Гарота и Бельк (у ноги — неразлучный гикот) заняли свои места, посматривая по сторонам и перебрасываясь короткими фразами.
     Обучение баронета, можно сказать, подошло к концу. Мерино передал мальчишке все, что сам умел, как и просил да Гора, назначая его наставником сына. В теории, конечно, передал, ну а по-другому как? Дальше только сама жизнь способна найти применение полученным навыкам: одни отточит до бритвенной остроты, другие отбросит за ненадобностью. Пора закругляться с играми в воспитателей.
     Да и в шпионов, если уж на то пошло! Свежий воздух провинции будто бы выдул из Праведника всё, что раньше составляло его образ мыслей. Бежать, скакать, хватать, спрашивать… Надоело! С пятнадцати лет в шпионах! Есть и помоложе идиоты. Да и кому служить, если от Империи одно название осталось?
     Год назад императора Патрика Первого не стало. Предсказанный бароном да Гора дворянский бунт, закончился низложением императора и заточением его в карфенакском монастыре, где он при очень странных обстоятельствах отошел в мир иной. Само государство пару месяцев балансировала на грани междоусобицы, пока высшие фамилии решали, кто станет новым императором. И все же войны провинций не случилось, хвала Создателю! Несколько родов попытались отделить свои земли и объявить о независимости, как например Димар.
     Его таны55 всегда стояли наособицу, вроде бы и присягая императору, но при этом особой активности во внутренних делах страны не проявляя. Поэтому, когда Императора не стало, таны просто закрыли перевалы (а их, по которым можно было попасть во внутренний Димар, было всего два) и заявили о своей независимости от Империи. Подобие правительства, что стояло во главе Империи в эти два месяца, предпочло сделать вид, что не заметили демарша горцев, — все равно в тот момент ни сил, ни возможностей призвать их к порядку, не было.
     А вот попытка отделения от Империи герцогства Фрейвелинг прошла не так гладко. После того, как тамошнему дворянству стало известно о смерти их герцога — Императора Патрика, оно взялось за оружие и… почти всё полегло на поле близ Игиса. Не было у фреев такой удобной для обороны местности, как у димарских горцев, да и ценность этой провинции для Империи была куда выше, чем изрезанный горами Димар.
     На этом брожения в Империи закончились. Видя жесткие меры, которые предпринял регент дочери Патрика против Фрейвелинга, другие владетели быстро прекратили вольнодумства. Империя осталась практически цельной.
     Пока происходили все эти исторические события, Мерино с друзьями продолжал обучать баронского сына. А сам барон, под руководством дальнего родственника императора и нынешнего владетеля Фрейвелинга, пытался удержать провинциальных баронов от междоусобицы и выковать из них силу, с которой пришлось бы считаться. Пока, судя по письмам да Гора сыну, получалось не очень хорошо…
     Почти час прошел незаметно: уж что-что, а ждать Мерино умел. Наконец дверь таверны распахнулась и с глухим стуком ударилась в стену и в дверном проеме показался баронет. Сделав несколько нетвердых шагов, он ухватился рукой за стену в попытке удержать сбегающее равновесие. Не особо успешно, потому как правая нога подломилась, и пьяное вдрызг тело юного кондотьера, увлекаемое железной рухлядью оружия и обилием выпитого вина, рухнуло прямо в грязь. В воздух полетели мутные капли того, из чего состоят лужи в городах (а лучше бы не знать из чего они состоят) и потоки брани неудачливого выпивохи.
     Не успели ругательства стихнуть, как на улицу вышли четверо мужчин. В отличие от юнца, они вполне устойчиво стояли на ногах, а об их намерениях говорили ножи и дубинки в руках.
     — Готов! — сказал один из них тонким и высоким голосом, указывая дубинкой на пытающееся подняться из грязи тело кондотьера.
     — Сюторино56! — ответил ему второй и направился к баронету.
     Тень и угол дома скрывали Мерино с друзьями, поэтому грабители считали, что действуют без свидетелей. Что их вполне устраивало. Они подошли к пьяному всем скопом, рассчитывая, видимо, сперва оглушить или зарезать жертву, а потом обыскать тело. Однако дальнейшие события пошли не по их плану.
     Короткая и широкая шпага метнулась из грязи прямо в горло подошедшему ближе всех грабителю. На обратном движении клинок разрезал внутреннюю сторону бедра второго. Пока их тела падали в грязь, одно с булькающими звуками выходящей толчками крови, второе с пронзительными воплями боли, баронет уже стоял на ногах: в правой руке шпага, в левой пистоля, удерживаемая на манер короткой дубинки — ну не заряжать же это чудо инженерной мысли прошлого века? Никаких защитных позиций, никаких аристократических вызовов вроде «Защищайтесь, господа!» (от этих почерпнутых из книг повадок Бенедикта было избавить сложнее всего). Стремительная атака в корпус, обход запоздалого и неуклюжего блока и шпага на четверть клинка входит в грудь третьего бандита. Вполне достаточно для быстрой смерти.
     Четвертый, тот самый, что пошутил на счет легких денег, даже не пытается бежать или защищаться. Он — в полнейшей прострации, длинный нож в опущенной руке, рот открыт, а глаза побелели от страха…
     Для Мерино это был момент истины. Для Бенедикта — выбор из трех возможных путей: милосердие, жестокость или целесообразность. Очень, очень хотелось верить, что мальчик воспитан правильно. Самолюбие учителя, знаете ли. И ученик не подвел.
     Коротким уколом прямо в сердце баронет уложил в грязь четвертого грабителя. Быстро огляделся по сторонам, присел над трупами и спустя миг поднялся с клочком ткани, которым быстро протер клинок и бросил шпагу в ножны. Еще раз огляделся, определил укрытие наставника и зашагал к нему.
     Мерино порадовала скупая экономичность движений воспитанника, как минутой раньше порадовало его решение по последнему бандиту. Нацепив на лицо безразличное выражение, он кивнул Бенедикту. Гарота, которому было плевать на политесы между учеником и учителем, хлопнул того по плечу.
     Лицо баронета было бледным даже сквозь грязь и кровь. Его явно мутило (первое убийство мало для кого проходит легко), но он держался, сжимая челюсти так сильно, что поскрипывали зубы.
     — Ты все правильно сделал, — проговорил Мерино. — Молодец. Давай уходить отсюда.
     Баронет только кивнул, не разжимая челюстей, не представляя, что сдал экзамен именно тем, что был бледен и его тошнило, а вовсе не умелым убийством четверых грабителей.

Сцена восьмая
В которой Мерино навещает старого знакомого и вспоминает Догматы Веры. Также здесь много информации об истории Сольфик Хуна, которую очень щедро раздает отец-настоятель Гаспарэ.

     6 октября 783 года от п. п. Мерино Лик, воспитанник
     Город Сольфик Хун
     Если кто и знал о катакомбах Сольфик Хуна больше, чем городские контрабандисты, то это был старый знакомый, можно сказать, наставник Мерино — отец-настоятель обители Праведного знания57 Гаспарэ. Вот уже пару лет как его позвали читать лекции по богословию студиозусам городского университета. Туда Мерино, не теряя времени, и отправился.
     Университет располагался совсем в другом конце города и пешком путь до него занял бы не меньше часа. Пришлось пройтись до герцогских конюшен и попросить скакуна у синьора Вэно, потеряв на дорогу и разговоры примерно пятнадцать минут, зато еще минут через двадцать он уже был возле университета. Серьезный выигрыш по времени, если учесть, что потом еще обратно добираться. В конюшнях Мерино заодно встретил Крысюка, про которого благополучно забыл во всей этой кутерьме. Обрадовав пропахшего конским потом и навозом пыльника тем, что время его вынужденной ссылки закончилось, он попросил его приглядеть за ближними людьми Серого Конни и немедленно сообщить, если они вдруг станут внезапно исчезать из виду.
     Раньше замшелые от времени стены университета принадлежали монастырю святой Стефы, который опустел еще до рождения Мерино — у сторонников полной аскезы во Фрейвелинге оказалось совсем мало почитателей. Огромное и мрачное сооружение много лет то стояло бесхозным, то заселялось кем-то из многочисленных церковных орденов, пока наконец герцог Максимус не открыл тут первый во Фрейвелинге нецерковный университет. Как и большая часть старых сооружений церкви Единого, построенных еще до второй реформы58, монастырь создавался как крепость: толстые каменные стены, узкие окна-бойницы, запутанные коридоры внутри. Имелись даже башенки для лучников, окованные железом массивные ворота и ров, в нынешнее время уже украшенный изящным мостиком и выполняющий чисто декоративную функцию.
     Мерино провел коня через мост, привязал к коновязи и вошел в массивные ворота храма знаний. И тут же, после солнечного, пусть и ветреного дня, оказался в полутьме и тишине. Видимо, большая часть студиозусов была на лекциях — или чем там еще эти бездельники занимались? В холле университета была лишь пара человек, бродивших в задумчивости вдоль стен. Наверно, повторяли уроки или готовились к экзамену. Мерино направился к одному из них.
     При более близком рассмотрении студиозус оказался тридцатилетним субъектом, заросшим бородой по самые брови и явно страдавшим с жесточайшего похмелья. Более он походил на лесного разбойника, чем на учащегося.
     — Доброго дня! — учтиво поздоровался Мерино. — Не подскажите мне, где найти отца Гаспарэ? Он читает здесь лекции.
     Мужчина зыркнул на вопрошающего мутными глазами и открыл рот, окатив Мерино волной перегара. Голосом, при этом ясным, с хорошо поставленной дикцией, он сообщил:
     — Отец Гаспарэ сейчас в третьем лектории, принимает экзамены у второго курса. Бедняги, пожалуй, им даже хуже, чем мне.
     — А где этот второй лекторий?
     — Сверните в левое крыло из холла и ступайте прямо, до тех пор, пока не упретесь в статую Стефы. От нее — направо по узкому коридору. Вторая дверь.
     — Благодарю! — Мерино уже развернулся, чтобы следовать к этому второму лекторию, как был остановлен деликатным прикосновением к локтю.
     — Синьор, можете ли вы немного помочь мне? Видите ли, вчера мы с моим курсом отмечали научную работу Юдиша Хвелика, вы ведь слышали о нем? Великий человек! Пропились до последнего рю! Сейчас я пребываю в состоянии жесточайшего абстинентного синдрома, что делает мои попытки вспомнить, где я оставил своих друзей, совершенно бессмысленными. Если бы вы…
     Мерино молча протянул ему монету достоинством в четверть сюто — вполне достаточная сумма для покупки дешевого вина. Студиозус не стал продолжать свою речь, лишь с неуверенно, но с достоинством поклонился.
     — Вы — благородный человек! — сообщил он и проворно направился к выходу. Мерино же отправился искать второй лекторий.
     Разумеется, он заблудился, едва только свернув направо от статуи святой. Монастыри ведь строили не затем, чтобы в них было легко ориентироваться. Но, к счастью, от долгого плутания по коридорам его спас громогласный голос искомого ученого. Пойдя на него, Мерино оказался у двери, на которой была прибита медная табличка с надписью «Лекторий №2».
     — Много ты прочитал текстов священных, отрок, а понимания не обрел ни на гран! — раздавался из-за тяжелой двери лектория густой бас отца Гаспарэ. Мерино почему-то с внезапно возникшей ностальгией вспомнил, как раньше громы и молнии гнева отца-настоятеля обрушивались на него. — Что толку от твоей учености, если Веры в тебе нет, а чтение книг ты совершаешь с целью нахождения нестыковок и несоответствий! Зачем ты тратишь мое время? Убирайся долой с глаз моих и раньше, чем через две триды, не появляйся — зашибу недоделка!
     И нарочито усталым голосом:
     — Прости мне, Создатель всего сущего, гневливость, несообразную сану моему, но ежели есть на то воля Твоя, не присылай мне больше недоумков, не способных понять Волю и Промысел Твой. И не готовящихся к экзамену, а намеревающихся проскочить на удачу.
     Дверь лектория приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнул студиозус — всклоченные светлые волосы, малый по размеру кафтан и штаны, обрезанные ниже колена и стянутые бечёвкой на середине икры59. Из безразмерной холщовой сумки, висящей на плече, торчало огромное количество пергаментных свитков. Пареньку вряд ли исполнилось больше семнадцати лет. Затравлено глянув на стоящего неподалеку от дверей Мерино, он собрался было убраться подальше от злобного лектора, но был остановлен рыком отца-настоятеля:
     — Есть там еще кто, Валенций?
     — Господин один, не из кампуса…
     — Ну и слава Единому, что не оттуда. Ступай себе, болезный. Грызи гранит науки. Пока зубы есть…
     Напутствие прозвучало настолько двусмысленно, что малец припустил по погруженному в тень коридору со всех ног, чудом не теряя содержимого сумки на бегу.
     — Ну и кого там принесло ещё? — послышалось ворчание совсем рядом с дверью. Тяжелая створка открылась, скрипнув на петлях, и в коридор выглянул маленький, ростом чуть больше трех локтей, но отнюдь не тщедушный старичок. Серая сутана, подпоясанная простой веревкой с сургучными печатями на концах60, не скрывала, а подчеркивала его физическое уродство: лектор был горбуном.
     — Мерино! — радостно воскликнул он, проведя рукой по лысому черепу. — Ты чего тут?
     На морщинистом лице ярко горели черные, совсем молодые глаза. Во всем остальном отец Гаспарэ сильно изменился, постарев, с последнего визита Мерино, около двух лет назад.
     — Ну, если я скажу, что пришел проведать своего старого учителя, вы же мне не поверите, — усмехнулся Мерино и, сделав пару шагов вперед, наклонился и обнял старика. — Рад видеть вас здравствующим, отец Гаспарэ!
     Тот легонько похлопал мужчину по плечу тяжелой рукой — плечевой пояс у ученого был как у борца.
     — Здравствуй, мой мальчик. Ты совершенно прав: я тебе не верю. Два года не вспоминал и вдруг вспомнил! Но не дело болтать в коридоре, как какие-то студиозусы. Пойдем ко мне, я тебя таким декоттом61 напою! Травы мне брат Игнатий привозит, у них при храме огородик, он и выращивает.
     Не дожидаясь ответа, отец Гаспарэ бодро зашагал по коридору, в противоположную сторону от удравшего ученика.
     — Что натворил бедняга? — спросил Мерино, пока они шли по петляющему без всякой логики коридору.
     — Балбес, как все нынешнее поколение студиозусов. — Старичок изрек вердикт, не оборачиваясь, и свернул в ответвление коридора, не освещенное даже факелами. Шагов десять двигаться пришлось почти в полной темноте, освещаемой лишь бледным пятном света впереди — арочным проемом выхода в открытую галерею. — Плывет в азах! Догматы веры — и те по шпаргалке!
     — Верую в Единого, как в единственного Создателя всего сущего на тверди земной и под оной, в небесах и над ними. Верую в справедливость и непогрешимость Его. Верую в пророков Его, что посланы со словом Его в мир. Верую в ангелов Его, что проводят волю Его, — по памяти процитировал Мерино заученное еще в молодости.
     Выйдя на свет открытой галереи, отец Гаспарэ на миг обернулся и бросил:
     — Такой же недоучка, прости меня Создатель!
     — А что не так? — возмутился Мерино и, чуть ускорив шаг, поравнялся с настоятелем.
     — Пятый догмат забыл.
     — Это который? — Мерино даже остановился. Он был уверен, что догмата четыре. Или пять?
     — Это который «Верую в спасение души своей, исполняя законы мироздания, что есть суть законы Создателя нашего», — ухмыльнулся отец Гаспарэ. — Чего замер? За мной ступай.
     И совсем тихо, но все-таки слышно, пробормотал:
     — Учишь их, учишь… А толку? Пять догматов! Пять! Почему все забывают про пятый?
     Отец Гаспарэ или, если уж быть точным, отец-настоятель церковного архива Сольфик Хуна под названием Обитель праведного знания, был не только лектором в университете, но и одним из лучших религиоведов бывшей империи. Обладатель острого ума и памяти, он был совершенно нетерпим к неучам, неспособным запомнить простейших, по его мнению, вещей. Например, таких, как Догматы веры. К счастью, Мерино пришел к человеку, который в детстве учил его науке хранения и поиска знаний прошлого не для того, чтобы вступать в религиозные диспуты.
     Кроме всего прочего, отец Гаспарэ был просто энциклопедией во всем, что касалось истории его родного города. В числе прочего — по катакомбам Сольфик Хуна.
     Личная комната лектора, предназначенная для отдыха и хранения учебных материалов, была настолько крохотной, что каждый раз, когда отцу Гаспарэ требовалось взять что-то лежащее не на столе, Мерино приходилось вставать с колченого табурета и прижиматься к стене.
     — Человеку с вашими знаниями и заслугами могли бы комнату и побольше выделить, — заметил он, когда наставник закончил приготовление декотта и протянул ему глиняную кружку, от которой поднимался благоухающий травами пар.
     — Зачем? — удивился отец-настоятель. — Здесь вполне достаточно места для всего, что мне понадобится, а гости ко мне не ходят. Ну, раньше не ходили.
     Он усмехнулся и осторожно отпил из своей кружки ароматного взвара.
     — К тому же университет — это бывший монастырь, откуда здесь взяться просторным кельям? Выкладывай, уж, неуч: чего пришел к старику?
     Мерино так же осторожно пригубил свой напиток и одобрительно кивнул.
     — Вкусно. Очень. Передавайте мою похвалу брату Игнатию, кем бы он ни был. Букет трав составлен удивительно тонко. А пришел я, отец Гаспарэ, за знаниями. Меня интересуют катакомбы под городом. С практической точки зрения. Можно ли там найти тех, кто прячется?
     — А мне казалось, ты говорил, что оставил службу в этом своем тайном приказе…
     — Тайной страже. Да, оставил. Я трактирщик, а тут просто вышло так — помогаю своему воспитаннику и, надеюсь, герцогству.
     — Ох, неспокойный дух у тебя, — посетовал отец-настоятель. — Чем же тебе помочь…
     Он закрутил головой по полкам на стенах, что-то ища взглядом.
     — Ага. Вот оно. Подай мне вон те свитки. Да, эти.
     Старик стряхнул паутину с пожелтевшего пергамента, осторожно развернул его на столе.
     — Это последняя карта сети подземных ходов, которая у меня есть. Ее обновляли последний раз лет тридцать назад, еще при Максимусе, так что много могло измениться. Уже тогда фиксировались множественные случаи обвалов и затоплений. Вот, смотри, они отмечены красными и синими чернилами. Ремонта все это просит, но у меня ощущение, что наши власти предержащие этим совершенно не озабочены. А ведь это памятник архитектуры, если вдуматься! Хотя, чего удивляться. Герцог Максимум, да упокоит его мятежный дух Единый, тогда был озабочен войной со Скафилом62 и свободных денег для всяких глупостей, вроде ремонта подземелий, не имел.
     Взор отца Гаспарэ слегка затуманился, обращаясь к прошлому.
     — Ты знал, что первым создавать подземные ходы под городом начал герцог Атонио еще в 457 году? Планировал он их как помещения для хранения припасов на случай осады и путей отхода, разумеется. Начинались они как раз под замком Инверино, но уже сын Атонио, герцог Торнальто Строитель, превратил замковые катакомбы в городские. Правда, при нем и была допущена та фатальная ошибка в проектировании, которая сегодня и приводит к затоплению. Под Инверино, кстати, катакомбы во вполне приличном состоянии, даже, насколько мне известно, отгорожены кладкой и решетками от остальной сети.
     — Демоны четвертой преисподней! — выдохнул Мерино, глядя на карту городских катакомб. На листе пергамента без всякой логики роились ходы и тоннели, многие из которых были закрашены синей и красной краской. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: в этой мешанине ходов и лазов он ни за что не найдет людей Серого.
     — Что? — встрепенулся отец Гаспарэ, который, как всегда, увлекся повествованием.
     — Я говорю, что тут невозможно кого-то найти, — пояснил Мерино. — Они могут выйти в любом из этих мест к морю и там лодкой добраться до стоящего на рейде корабля.
     — Они — это, я полагаю, те, которые скрылись от тебя в катакомбах?
     — Да. Люди Серого с бумагами герцогского корабела. Им нужно покинуть город. По земле у них не выйдет, остается только море.
     — Ну тогда они выйдут здесь. — Палец старика ткнул в мешанину разноцветных линий. — Это последний пригодный к использованию выход рядом с морем. Во времена Эдерико Скупого, обложившего морскую торговлю тяжелым налогом, этой пристанью пользовались контрабандисты. Корабль, конечно, подойти к берегу не сможет, но лодка вполне способна причалить. Был случай, когда через этот ход бежал бастард Арктуро Фрейвелинга, Тито, который потом основал дом Фрейланг и принял имя Саверио. Сейчас Фрейланги не любят об этом вспоминать, но факт остается фактом — их дом возник от незаконнорожденного, а вовсе не от третьего сына Арктуро. Да, отец его признал, но позже, когда Тито уже сумел доказать, что благородная кровь древнего рода в нем проявилась в полной мере.
     И проснувшийся в отце Гаспарэ лектор продолжил сыпать историческими фактами, перемежая их с историями о контрабандистах, правителях Фрейвелинга, стражниках и судьях. Мерино слушал его вполуха, пытаясь соотнести линии на карте с планом города у себя в голове. Наконец он понял, на что указал палец библиотекаря. Это был лет сто назад заброшенный пакгауз в старых доках, он его помнил. Каменная коробка, уже очень давно лишившаяся крыши, окон и дверей. Старый док стоял на значительном удалении от нового и приходил в негодность по причине полной ненужности. В останках зданий никто не селился, даже беднота, — слишком холодно и сыро, да и стены порой обваливались.
     Значит там выход из катакомб…
     Место голое, любого человека, как и причаливающую лодку, будет видно издали. Значит Серый будет уходить ночью. Скорее всего, даже этой. А чего ему ждать? Каждый день промедления увеличивает его шансы быть схваченным.
     Какое место нехорошее! Если просто уведомить стражу или Бенито, пыльники затаятся и просто не выйдут наверх — стража тихо действовать не умеет по определению. Да тут вообще большой отряд обречен на неудачу! Значит, стоит взять пару знакомых головорезов и вместе с Бельком самим попробовать взять беглецов на выходе. Это риск, численность беглецов ему неизвестна, да что делать? Он уже влез в это настолько глубоко, что бросать на середине просто стыдно.
     — А ты вот ругаешься «демонами четвертой преисподней», а между тем это место пребывания овеществленного греха под названием «зависть». — продолжал меж тем лекцию отец Гаспарэ, незаметно перескочив с истории Великого герцогства на богословие. — Тогда как, применительно к ситуации, стоило бы поминать тех же демонов, но обитающих в шестой преисподней, чье имя «гнев» и «раздражение»!
     — Отец Гаспарэ! — прервал его Мерино, который вдруг понял, что времени у него в обрез. — Вы мне так помогли, что я даже не знаю, как вас благодарить! Я обязательно заскочу позже…
     — Не трудись, мой мальчик! — улыбаясь, покачал головой старик. Он совершенно не обиделся на то, что Мерино его перебил. — Ты, вероятно, сейчас вскочишь на ноги свои и отправишься ловить тех беглецов, что таятся в катакомбах? Дело молодое, я понимаю! Беги. Только пообещай мне кое-что…
     — Что угодно! — Мерино и правда, подобно охотничьему псу, ставшему на след, испытывал возбуждение и азарт.
     — Выучи догматы веры, неуч! Не позорь старого учителя! — И старик каркающее рассмеялся.
     Мерино поддержал шутку смехом, после чего попросил:
     — Тогда встречная просьба. Меня отсюда надо вывести, я сам не найду выход.
     Оказавшись на улице Мерино с удивлением отметил, что солнце перевалило за полдень и до наступления сумерек осталось всего несколько часов. За которые надо успеть уведомить кансильера коронного сыска, собрать отряд и добраться до старых доков. Быстро составил в голове маршрут движения, который бы позволил все это успеть сделать.
     — Мою бы инициативность, да в нужном направлении применить, — пробурчал он себе под нос. — Глядишь и не пришлось бы краснеть перед Карлой.
     Улыбнувшись, вспомнив утренний монолог синьоры Тотти, он заспешил к замку Инверино.

Retrospectare

     28 июня 777 год
     Мерино Лик, покупатель
     Сольфик Хун, Империя Рэй.
     «Я окончательно превратился в сельского жителя! — подумал Мерино, ведя на поводу нагруженную седельными сумками лошадь. — Большое количество людей меня пугает».
     Словно чувствуя потребность своего лидера побыть одному, товарищи Мерино держались в отдалении. Да и обильная людская река, неудержимо струящаяся по узким улицам города, стремилась огибать этого угрюмца. Идет человек медленно, голову опустил, — выходит, не все хорошо у человека. А еще у человека палаш в седельном чехле и короткий меч в ножнах у пояса. С таким связываться — себе дороже!
     Сегодня утром их небольшой отряд, заплатив воротный сбор, проехал Зимние ворота в наружной крепостной стене столицы герцогства. Бельк, Горота, баронет да Гора и он сам. Отец Бенедикта вызвал его вместе с воспитателями: пришло, дескать, время паренька к делу приставлять. И приставил. Прошло всего несколько часов, а Бенедикт да Гора уже — помощник начальника городской стражи города, а Мерино с друзьями — свободные люди безо всяких обязательств и с изрядным богатством за пазухой в виде векселей «Кредитного банка Фрейвелинга». Верная служба оплачена сторицей, отчего же на душе так паршиво?
     «Просто часть жизни закончена, — сам себе ответил Мерино. — А что делать в следующей части, я еще не решил. Потому что не понял, чего хочу».
     Встреча с бароном Сантьягой да Гора вышла как-то рвано и комкано. Старый вояка сдал еще больше, выглядел уставшим до крайней степени, но был искренне рад видеть как сына, так и его наставников. График у него был плотным, все-таки кансильер безопасности герцогства очень занятой человек. Но в отведенные на встречу половину часа он коротко поведал о своих планах на каждого из присутствующих, по въевшейся привычке вписывая эти планы в общий контекст постимперского пространства. С Бенито все было понятно еще до встречи: сын пойдет по стопам отца без вариантов, да и Мерино, с его небольшой командой предлагалось заняться тем же, что и в Тайной страже, только в масштабах поменьше — в рамках Фрейвелинга.
     Предложение не было неожиданным: что они еще, в конце концов, умели? Но дознаватели дружно отказались. Снова искать крамолу, бороться с заговорами и получать в результате пустой пшик сырого пороха дворянских интриг? Нет уж, хватило Гильдии воров, чтобы понять: существующий порядок вещей неизменен и пересмотру не подлежит.
     Да Гора не стал настаивать и уговаривать, он все прекрасно понимал. Да, ему нужны были люди с таким опытом, как у его верной троицы, но неволить он не будет. Вот вам от меня векселя за верную службу, тут хватит каждому новую жизнь начать, а теперь вас ждет маркиз Фрейланг.
     Зачем ждет — непонятно. Старый барон объяснять не стал.
     Они следили за новостями, которые периодически приносили почтовые голуби барона, и знали кто такой маркиз Йан Фрейланг. Фактически правитель Фрейвелинга, вот кто! Фигура неожиданная и загадочная. Глава боковой ветви древнего имперского рода, небогатый дворянин безо всякого влияния, он появился на после битве при Игусе и уже спустя полгода правил жестко, необычно, но в целом справедливо, а главное — эффективно.
     Если по порядку, то все выглядело примерно так. Империя за эти годы едва не скатилась в гражданскую войну и смуту почище Войны провинций. Заговор, раскрытие которого привело друзей в поместье Капо, так и не подавили до конца — император Патрик предпочел не слушать своих верных соратников, но поверил аргументам противников. И продолжал свои реформы, считая, что укрепляет страну, но на деле лишь разобщая ее. Последней точкой стал его указ об увеличении общеимперского налога до тридцати процентов с дохода провинции. Да, деньги, поступавшие по данной статье, не лежали в казне и не шли на личное обогащение императора, а тратились до последнего медяка на укрепление границ, строительство флота и помощи бедным или пострадавшим провинциям. Но распоряжался этими деньгами император, и дворян это сильно злило.
     В 775 году в Февер Фесте сбор высшего дворянства на очередном Магистерии потребовал, чтобы Патрик сложил с себя императорский венец. Крайне удивленный таким поворотом (он до конца считал, что все вокруг разделяют его мечту о сильном централизованном государстве), Патрик выполнил требования дворян и, передав власть своей старшей дочери, семилетней Ариэль (а скорее, Канцлеру империи и дедушке новой императрицы ланд-графу Арендаля Аорону Фурко), отбыл в родной Фрейвелинг. Но не доехал.
     По пути кортеж уже не императора, а герцога был остановлен имперскими гвардейцами (хотя потом выяснилось, что это были карфенакские солдаты). Патрик был арестован и увезен в неизвестном направлении. Как позже выяснилось — в один из карфенакских монастырей. Где, к моменту приезда спасательной партии отправленной бароном да Гора, наличествовала только могила отрекшегося императора, по словам монахов, умершего от какой-то болезни. Подобному объяснению никто из людей да Гора, монастырь был сожжен вместе с монахами, но Патрика, понятное дело, это не вернуло.
     Взбунтовавшееся от таких вестей фрейское дворянство собрало свой сход, на котором решило отделятся от Империи. В столице весть о бунте в западной провинции понимания не встретила, и во Фрейвелинг была отправлена карательная экспедиция. Фрейское дворянство с ополчением, во главе опять же с да Гора, как с самым доверенным лицом герцога, вышло защищать свою землю. И практически все легло под превосходящими силами противника, обессмертив крохотную деревушку на границе провинции под названием Игус. Сам барон выжил чудом, получив несколько новых ранений в коллекцию, и преподнеся свою баронскую цепь и меч в знак капитуляции победителям.
     Провинция после такого сильного военного поражения могла бы скатиться в междоусобицу — для дворян вообще свойственно при любом поводе выяснять кто тут теперь главный. Но тут из безвестности появился маркиз Йан Фрейланг, героически проявивший себя во время битвы, да к тому же еще и дальний родственник Патрика. Не имея своих детей, он взял опеку над младшей дочерью Патрика, (которой было всего три года), объявив, что передаст ей власть после ее совершеннолетия. К тому же он заявил всей Империи, что Фрейвелинг склоняет голову и признает поражение, чем вывел древнюю фамилию из внутренней политической борьбы внутри империи, и сплотил вокруг себя немногочисленное, после поражения, провинциальное дворянство.
     С еще одной проблемой Фрейвелинга, а именно с гибелью большинства наследников дворянских родов и последующим угасанием оных, Фрейланг справился так же быстро и нетривиально. Взял в жены девушку из купеческой семьи, а племянницу выдав за муж за богатого кораблевладельца. Кроме личного примера и психологического эффекта, он продемонстрировал, как не самый богатый род Фрейлангов может значительно усилить свои доходы и влияние. Уже через два года род Фрейлангов стал едва ли не монополистом по морским перевозкам. И медленно, как сползающий с вершины горы снежный язык лавины, и так же неотвратимо, дворянство начало роднится с купечеством, принимая в свои древние вены свежую и дерзкую кровь, порождая во Фрейвелинге совершенно новый класс — сентариев63.
     Вот этот человек и ждал троих отставных дознавателей имперской Тайной стражи. Боясь даже предположить, что понадобилось от них самому могущественному человеку провинции, товарищи отправились к нему. И спустя несколько минут стали еще богаче, чем были до этого.
     — Я не знаю, как вознаградить людей, проявивших такую верность, во времена, когда она совершенно обесценилась, — сказал средних лет человек, которому бы больше подошла кольчуга и двуручный топор в руках, чем богато украшенный вышивкой камзол и письменные принадлежности. Но даже одетый по столичной моде, маркиз Фрейланг больше напоминал морского разбойника, сходящего с корабля к обреченному на смерть поселению. Обветренное гладко выбритое лицо и полные холодной океанской воды глаза смотрели на друзей, не отражая ни капли эмоций. Но голос был искренним. — Я предложу деньги, но прошу понять, что не откупаюсь от вас. Просто деньги — это все, что я могу вам дать. И свою благодарность, которая не потускнеет от времени. Когда вам понадобится, каждый из вас, может прийти ко мне с просьбой. Могу обещать, что по меньшей мерее, я ее выслушаю.
     Он положил на стол три пергаментных свитка — векселя банка.
     — Но, ваша светлость! — осмелился раскрыть рот Мерино. — Барон да Гора уже вознаградил нас за службу, и вознаградил весьма щедро.
     Маркиз резко кивнул.
     — И вы хотите понять, чего ради вам дают еще денег? Понимаю ваше недоумение. Рассматривайте это как аванс.
     Он поднял руку, останавливая готового заговорить Мерино.
     — Я знаю, что вы ответили на предложения барона да Гора. И в моих планах не значится уговаривать трех строптивых гончих вернуться на службу. Но вы должны понимать: история Великого герцогства Фрейвелинг только начинается. И еще никто не знает, какой выйдет эта история. Но я почему-то уверен, что в ней еще не раз мелькнут ваши имена. Как и в каком качестве — не имею ни малейшего представления. Надеюсь, в качестве верных подданных герцогской короны.
     Маркиз на несколько секунд замолчал, как бы раздумывая, продолжать пояснения или остановиться на том, что уже сказал. В конце концов, что непонятного? «Мы благодарны вам и уважаем ваше решение, но продолжаем считать вас своими солдатами!» Понятно, что настолько прямо сказать маркиз не мог.
     Наконец, закончив буравить троицу глазами, Фрейланг прервал аудиенцию.
     — А теперь господа, я прошу меня извинить. Еще очень много дел.
     И вот три бывших дознавателя, три свободных и очень богатых человека, шли по улицам Сольфик Хуна и пытались придумать, что же им теперь делать. Город, после деревенской идиллии поместья Капо, и правда, оглушал. Конечно, были здесь и тихие кварталы, но друзья шли по центральной части города, а здесь толпы хватало.
     Мерино обратил внимание, что в этом сезоне состоятельные дамы, выглядывающие из-за занавесок портшезов, щеголяли сложными прическами, уходящими вверх, оставляя открытыми шею и плечи. В волосы заплетали цветы, ювелирные украшения, а мастеровитые парикмахеры придавали волосам очертания парусных кораблей, крепостных стен и даже животных. Одна матрона, чьи многочисленные подбородки свисали на грудь, будто перекаты горной речки, и вовсе имела на голове конструкцию, в которой угадывалась осадная мортира на колесном лафете. Простые же горожанки подобными вычурностями не увлекались, практично заплетая волосы в косы и, большей частью, пряча их под платками, чепчиками и шляпками. Фасоны женского платья остались практически неизменными, а вот цвета, яркостью и разнообразием, (видимо благодаря дешевым красителям из колоний в Димауте), не просто радовали глаз, а скорее раздражали его. Снующие взад-вперед торговцы, неустанно расхваливающие свои товары: пирожки, каленые орехи, сладкую воду — и услуги: обмен монет, комнаты для ночлега, подковка лошадей и ремонт телег, — окончательно давали понять путнику, что покоя он в столице герцогства Фрейвелинг не найдет. Зато найдет все остальное.
     — Может, сядем где да выпьем? — Горота догнал Мерино и зашагал рядом с ним. — Или мы до вечера улицы шагами мерить будем?
     Мерино оглянулся на Белька.
     — Да, я за. Нужно где-то посидеть и все обдумать, — откликнулся тот. — Только местечко бы потише.
     Еще какое-то время друзья плутали по городу, целенаправленно и последовательно уходя с основных улиц, пока наконец не пришли к стоящему в тупичке проулка, прямо у моста через крохотную речушку, трактиру. Постройка была старая, по каменным стенам двухэтажного дома вился плющ, а ольха, растущая рядом, закрывая часть крыши, свисала нижними ветвями к самой воде. Все это вместе, да еще царящая здесь тишина, навевало такое умиротворение, что друзья, не сговариваясь, направились к входу. Толкнув дверь и войдя в прохладный полумрак помещения, они обнаружили, что посетителей в заведении нет. Мерино откашлялся, привлекая внимание, и на звук в зал вышел тучный человек, вероятно, хозяин.
     — Мы с друзьями хотели бы перекусить и поговорить.
     — Печь холодная, придется обождать, — откликнулся трактирщик. Судя по полному отсутствию в его голосе заинтересованности и помятому лицу, до прихода гостей он спал на кухне — С час где-то.
     — Обождем, — кивнул Мерино. — Подай пока вина да воды сладкой.
     Хозяин кивнул и, шаркая ногами, скрылся в полумраке за стойкой, где, видимо, был вход в кухню.
     Друзья прошли к одному из столов, по привычке выбирая место так, чтобы можно было контролировать вход в трактир и выход с кухни, побросали вещи и сели.
     — Хорошее место, — заметил Бельк. — Тихое.
     — У хозяина дела, видать, плохо идут, — включился в разговор Горота. — Печь холодная, оттого что гостей не ждал, или гости оттого не идут, что печь холодная?
     Мерино с Горотой посмеялись, даже Бельк ухмыльнулся. Дождались, пока хозяин поставит на стол вино и воду примет заказ на еду, и начали обсуждение.
     — Кто чего хочет дальше делать? — первым, по сложившемуся в их группе порядку, спросил Мерино.
     — Я хотел домой податься, — сказал Горота. — В Арендаль. Там тепло, а денег мне теперь на всю жизнь хватит. Куплю домик в городе, женюсь да детишек наделаю.
     — И деньги быстро кончатся, — ухмыльнулся Бельк. Горота ответил ему улыбкой.
     — Может, и так, да только ничего иного я придумать не могу. Отвык, видать, думать-то. Всегда начальство определяло, куда мне ехать да чего делать, а как не стало его, так и растерялся. Вот только домик с бабой в голову лезут.
     — А без домика — баба? — снова кольнул шуткой Бельк.
     — И баба без домика тоже! — хохотнул Горота. — Ты вот сам-то чего хочешь?
     — Мы с Дэнизом при Мерино останемся. Что бы он ни решил. Если только не в речке топиться.
     — А меня спросить? — деланно возмутился Мерино.
     — А чего спрашивать? — удивился северянин. — Ты же не против.
     Мерино почесал лоб и, подумав, выдал:
     — В общем-то, да… Я не против. Только есть одна маленькая неувязочка. Я, видишь, в чем дело, представления не имею, чем заняться.
     На некоторое время друзья замолчали, словно каждый рылся в своей памяти и скрытых в повседневности желаниях, выуживая ответ на непростой вопрос. Домик, жена, детишки — это все, конечно, очень привлекательно, но давайте смотреть правде в глаза. На сколько каждого из них хватит в такой спокойной жизни? Каков шанс, что без привычного риска потерять все в обмен на победу в столкновении с сильным противников, без путешествий по миру из края в край, без колких шуток друзей на привале под последнюю краюху черствого хлеба, каков шанс, что они не взвоют от тоски? Небольшой, если честно… Спокойная и размеренная жизнь без соли опасности пресна и ценится только тогда, когда такой жизни у тебя нет.
     — А может, вам к кондотте какой примкнуть? — нарушил молчание Гарота. Сам он, видимо, твердо решил плыть в Арендаль. Друзья глянули на него так, что он сразу понял бредовость своего предложения и поник.
     — В принципе, — чуть погодя и как бы резюмируя все подуманное каждым из них, молвил Мерино, — денег у нас двоих хватит даже на то, чтобы купить свой корабль и заняться морской торговлей. Дело прибыльное и нескучное, рисковое. А на берегу жизнь спокойная, размеренная. И так хорошо, и эдак. Да только вот…
     — Торговцы из нас, как из дерьма пуля, — закончил Бельк привычной присказкой.
     — Ага. Именно.
     В таком вот перебирании вариантов прошло довольно много времени. Друзья придумывали один вариант за другим, рассматривали их со всех сторон, затем отбрасывали — не то. За разговором не заметили, как пролетел час, и трактирщик принес ужин.
     — Это что такое? — прорычал Мерино, выплевывая жесткий, как край щита ополченца, кусок мяса. Он был неприхотлив в еде — но в полевых условиях. При имеющейся возможности старался питаться нормальной пищей, желательно — вкусной. Более того, он сам умел и любил готовить. И таверну, которая стояла отнюдь не в трущобах, относил именно к нормальным условиям. Однако еда в ней больше подходила для кормежки солдат во время длинного похода, где в полевой кухне уже кончились нормальные продукты, да и готовить приходится на ходу. — Это жаркое? Хозяин! Сюда, демонам тебя драть!
     Трактирщик появился нехотя и явно не был напуган ревом своего посетителя. То ли сам по себе был храбрый малый, то ли привык к такой реакции на свою стряпню.
     — Ты что нам подал, сукин ты сын? — напустился на него Мерино. — Я заказывал у тебя жаркое, а у этого блюда с ним никакого сходства! Это что же надо с мясом делать, чтобы оно превратилось в подметку для солдатского башмака? Я не буду это есть! И платить не буду!
     Ничуть не смутившись, трактирщик кивнул.
     — Воля ваша, синьор. Можете не есть и не платить. А только другой еды вы здесь не получите. Готовить я толком не умею, а повару платить — денег нет.
     И с этими словами, толстяк развернулся, намереваясь вернутся ко сну. Друзья переглянулись, в глазах у всех было одно выражение, которое Мерино и озвучил:
     — Так какого ляда ты трактиром занимаешься?
     Трактирщик обернулся:
     — А выбора нет. Сестры это трактир. Она как померла да мне его оставила, так я им и занимаюсь. Хотел продать, да покупателей нет. Кому нужен трактир вдали от основных улиц? Бросать что ли?
     После этих слов он все же ушел на кухню.
     — Странный какой-то! — проговорил Горота, проводив глазами удаляющегося трактирщика. — Как можно заниматься делом, в котором ничего не понимаешь и не любишь его?
     — Да половина страны этим занимается! — махнул рукой Мерино. — Тоже мне невидаль.
     Он замолчал, задумчиво глядя на стойку, за которой скрывалась кухня.
     — Мерино, ты чего? — спросил обеспокоенно Горота, когда в тишине прошло уже пару минут. — О чем задумался?
     — Да этот толстячок меня тут надоумил. А что если таверну эту купить?
     Друзья изумленно уставились на него.
     — И превратить в остерию! — продолжил он. — Шустрый, помнишь? Как Джул хотел! Бельк, подумай! Свое место в мире, гости, которые рады видеть тебя, а ты рад видеть их.
     — И готовить ты умеешь, — резюмировал Бельк. — Хорошая идея.
     — Хозяин! — практически в один голос позвали они трактирщика, которому неожиданно повезло.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
В которой все заканчивается, но остается еще очень много вопросов. Также тут Мерино с друзьями бродит по подземельям, и все получают свое.

     Ночь на 7 октября 783 года п.п
     под городом Сольфик Хун
     Ближе к вечеру, когда лишь осталось дождаться Бенедикта с его командой, в дверь остерии вошел мальчонка лет двенадцати. По манере двигаться, одежде и выражению лица в нем легко угадывался обитатель Пыльной улицы. Неуверенно оглядевшись по сторонам, он замер посреди зала, явно не зная куда идти дальше.
     — Тебе кого, малой? — из укрытого тенью угла спросил Бельк.
     Паренек вздрогнул от неожиданности, обернулся на голос.
     — Синьора Лика… Послание у меня…
     — Говори, я передам. Занят сейчас синьор Лик.
     — Велено ему только… — уперся пацан.
     Бельк поднялся, не спеша приблизился к посыльному, взял его за плечо и развернул к лестнице на второй этаж.
     — Ну раз так, пойдем, провожу.
     Мерино как раз заканчивал с зарядкой второй пистоли, когда Бельк ввел мальчишку в комнату. Все остальное снаряжение было готово, размещено по специальным карманам бесформенного черного кафтана.
     — К тебе тут посланник от пыльников, Праведник, — сообщил северянин и слегка толкнул мальчишку вперед.
     — Вы синьор Лик? — спросил он.
     — Я он и есть. — ответил Мерино, откладывая пистолю. — Кто послал?
     — Крысюк! Велел передать, что сход был, а Серого на нем не было. Чего сход решил, того Крысюк не знает. Знает, что Серый заперся в своем доме с десятком людей и не выходит. Еще сказал, что с дома его есть ход в подземелье. А еще сказал, что Сом поставил несколько своих за домом смотреть.
     — Все?
     — Так-то все, только Крысюк сказал, что вы мне заплатите… — мальчишка замялся и выдал. — Сказал: четверть ори.
     — Так и сказал? — внутренне улыбаясь, спросил Мерино.
     — А вы думаете, легко щас с Пыльной выйти? — вскинулся пыльник. — Там щас стража везде, а я ходы знаю, но мог и попасться! Никого ж не выпускают!
     — Согласен, — примирительно поднял ладони Мерино, улыбаясь уже в открытую. — Цена за риск оправдана. Держи.
     И он с ногтя большого пальца отправил в полет к мальчугану монетку в четверть ори. Тот сноровисто поймал ее, оглянулся на стоящего позади Белька.
     — Так я пойду.
     — Ступай.
     Бельк вывел мальчишку тем же манером, придерживая за плечо, видимо опасаясь, как бы тот чего не стащил. Спустя минуту вернулся.
     — Остерию я запер, можем идти, — сообщил он.
     Мужчины уже на улице дождались появления небольшого отряда барона (четыре человека вместе с Бенедиктом), обменялись короткими приветствиями, и под накрапывающим мелким дождем заспешили в район старых доков. По дороге Мерино рассказал кансильеру коронного сыска о сведениях, полученных от Крысюка, и барон согласился, что уходить люди Серого Конни будут все-таки через катакомбы.
     Вечерний город был довольно слабо освещен и малолюден: дождь прогнал с улиц всех, у кого там не было дел. Остались редкие патрули городской стражи, спешащие найти приют в тавернах и постоялых дворах редкие путники, да последние уличные торговцы, упаковывающие товары к отъезду. Так что друзья довольно быстро пересекли район старого города, вышли портовый район и свернули на малохоженую дорогу к старым докам.
     Раньше здесь строили суда для прибрежного рыболовства и торговли, малотоннажные, как сейчас принято говорить. Рыбацкие лодки, баркасы, купеческие когги. Здесь же, чуть в стороне, были и причалы, пропахшие рыбой и водорослями. Все в один миг, буквально, перестало быть нужно при спуске на воду первых мореходных судов. Купцы забросили тихоходные когги по причине невыгодности, малые артели рыболовов оказались вытеснены с рынка крупными промысловыми компаниями, привозящими с одного улова больше, чем все местные рыбаки ловили за неделю. А морское дно у старых доков оказалось неспособным к пропуску больших кораблей, как следствие, сделав ненужными и склады, и причалы.
     Старый пакгауз врос в землю, наверное, на треть высоты стен. Крыша обвалилась внутрь, сделав перемещения внутри здания если не невозможным, то крайне сложным. Кладка известняковых стен уже покрылась трещинами, говорящими, что еще десяток лет такого небрежения — и вся конструкция развалится, как детский шалаш из веток.
     Мужчины разошлись, обходя здание со всех сторон, осматривая его на предмет входов и выходов, а также мест, пригодных для засады. Входов нашлось целых три: главная арка дверного проема, через которую спокойно проехала бы груженая телега, боковая дверь обычного размера и оконный проем в противоположной стороне от главных ворот, выломанный под самую землю непонятно кем и с какой целью. Следов человеческого присутствия тут хватало с избытком: обрывки выцветшей ткани, зацепившиеся за острые обломки развалин меньших построек, куски веревки и рыболовных сетей, доски сгнившие и обожженные. Как и следов самих людей. Несмотря на безлюдность места, они здесь все же появлялись частенько, о чем говорили проторенные дорожки среди развалин и следы костров.
     Около получаса неторопливого изучения местности в опускающихся сумерках позволили найти и скрытый в береговых камнях причал, и вход в катакомбы в подвале. Пологий земляной спуск, упирающийся в незапертую деревянную дверь, был расчищен, что свидетельствовало о его частом использовании. Однако кучи мусора, громоздящиеся по сторонам от спуска, вполне позволяли устроить тут засаду, о чем да Гора не преминул сообщить.
     — Согласен, — кивнул Мерино. — Но надо бы спустится вниз и очень осторожно изучить обстановку.
     Смотрел он при этом на Белька, поглаживающего усевшегося на задние лапы гикота. Северянин дернул уголком рта, обозначив улыбку.
     — Мы с Дэнизом спустимся. Вы тут пока устраивайтесь и не шумите.
     Гикот, не дожидаясь приглашения, нырнул в темноту подземного хода. Бельк последовал за ним.
     — Никак не могу привыкнуть, что Дэниз все понимает, — усмехнулся Бенедикт.
     Он посадил двоих своих людей за нагромождения камней и досок, одного отправил следить за пристанью и теперь придирчиво выбирал место, где затаится самому.
     — Да я и сам не привыкну, — откликнулся Мерино, осматривая упавшую потолочную балку и прикидывая, достанет ли у него ловкости выпрыгнуть из-за нее, когда придет время. По всему выходило, что такой акробатический маневр ему был вполне по силам, правда, придется на пару секунд потерять сектор наблюдения из виду. — Так вроде смотришь: человек и его питомец. А потом говоришь что-нибудь и видишь, как он тебя слушает и понимает. Магия прямо!
     — Я потом про них читал много. Ну все что удавалось найти. — Бенедикт наконец определился с местом. — Это не магия. Ученые это называют духовным симбиозом. Человек, которого принимает гикот, как бы сливается с ним разумом.
     — У кого-нибудь из тех ученых свой гикот был?
     — Похоже, что нет, — да Гора улыбнулся. — А Бельк не особо на эту тему разговорчив. Как и на любую другую. Сказал как-то: «Я слышу его желания, а он мои» — но как это понимать?
     — Не жалеешь? — Мерино имел в виду случай многолетней давности, когда отец Бенедикта подарил гикота ему, а остался тот у северянина.
     — Завидую, конечно. Но не жалею. Я со зверями не очень.
     Из-за двери в подвал вынырнул Дэниз, пристально глянул на Мерино и снова скрылся в темной глубине.
     — Бельк зовет, — пояснил Мерино маневр гикота. — Видишь, я уже сам могу понимать желания животного!
     И осторожно вошел в дверь.
     Было темно, но не абсолютно, — где-то далеко от входа горели факелы. Неторопливо двигаясь к свету, Мерино несколько раз чувствовал, как его ног касалась мягкая шерсть Дэниза. Наконец он вышел в пятно света, отбрасывающего тени факела, укрепленного в специальной нише. Небольшой освещенный островок позволял во всех подробностях рассмотреть покрытую мхом и влагой каменную кладку, которой уже стукнула не одна сотня лет. Бельк стоял за границей света, вглядываясь или вслушиваясь в темноту.
     — Ходят тут часто, — без предисловий сообщил он. — Факелы в стенных нишах каждые двадцать шагов примерно. Сухие, недавно меняли. Я один запалил, потом погашу, если что. Следы людей тоже свежие: день, может меньше. Ведут туда.
     Взмахом руки северянин указал на темный провал тоннеля и продолжил доклад.
     — Звуков не слышно, и запахов свежих Дэниз пока не чувствует. А по следам легко пройти можно. Может, не будем ждать, а сами пройдем?
     — Рискованно… — протянул Мерино в сомнении.
     — А тут в засаде сидеть? Они могут и не сегодня уходить, а в следующую ночь. Ждать глупо.
     — Тоже верно. И эффект неожиданности, опять же.
     — Ага. Поговори с Бенито. Его операция, ему и решать. Я пока тут послушаю, если что — Дэниза отправлю.
     — Хорошо, — согласился Мерино и отправился в обратный путь.
     Наверху он коротко сообщил барону соображения Белька, прибавив описание прохода и его содержание в порядке. Да Гора ненадолго задумался, затем решительно кивнул.
     — Соглашусь с нашим душегубом. Людей только маловато.
     Мысленно выругавшись (уж очень не хотелось тащиться по темным подземным ходам), Мерино ответил:
     — Зато эффект неожиданности. Вряд ли кого-то ждут с этого направления.
     На том и решили. Барон быстро собрал свою команду, и шестеро мужчин и один гикот спустились в катакомбы контрабандистов.
     Бельк вел их быстро, безошибочно сворачивая в нужные ответветвления основного коридора. Точнее, это делал Дэниз, но его никто не видел, поэтому вроде как вел все-таки северянин. Мерно капала вода, сочившаяся сверху и методично размывавшая каменную кладку тоннелей. Отряд шагал тихо, осторожно ставя ноги и не ведя никаких разговоров: звук в тишине подземных переходов разносился далеко. Спустя примерно полчаса они оказались там, где был выход на поверхность. Бельк шагнул к Мерино и Бенедикту, руками притянул их головы к своей и прошептал:
     — Там за поворотом — дверь. Она заперта изнутри.
     Барон губами изобразил ругательство. Мерино кивнул:
     — Пойдем, посмотрим.
     Ступая еще тише, чем во время перехода по катакомбам, он приблизился к крепкой деревянной двери, из-под которой пробивался слабый свет, ощупал ее руками вдоль соединения с проемом и покачал головой — замка, который можно было бы вскрыть, не было: дверь запиралась на засов изнутри.
     — Там человек один, — прямо в ухо шепнул ему Бельк. — Пусть Дэниз поскулит под дверью.
     Мерино согласно кивнул. Заблудившаяся кошка, скулящая под дверью, — такого часовой точно не выдержит, обязательно выглянет — либо прогнать, либо приласкать. Смотря что за человек.
     Мужчины тихо рассредоточились вокруг двери, так, чтобы свет из нее, когда она откроется, не падал на них. Когда все были готовы, Дэниз начал скулить и скреcтись в дверь.
     В обычной жизни гикот производил на редкость мало звуков: не скулил, не мяукал, только изредка шипел на неприятного человека или, например, когда Мерино, садился на его хвост. Здесь же он начал выводить такие трогательные рулады, что надо было быть человеком с совершенно каменным сердцем, чтобы устоять и не выглянуть за дверь. И таким часовой не был.
     — Кот, что ли? — донеслось из-за двери. — Как ты сюда забрел, чудила?
     Послышались неторопливые шаги, стук вынимаемого из пазов засова, и дверь стала медленно открываться. Расчет Белька оказался совершенно точным: мало того, что часовой открыл дверь, так он еще и смотрел вниз, светя туда же фонарем.
     — Здоровый какой! — восхищенно проговорил человек, глядя на сидевшего и глядевшего ему прямо в глаза гикота. И был оглушен ударом небольшой дубинки Белька.
     Тело человека мягко стукнулось об землю. Потерявший к часовому интерес Дэниз прошел прямо по нему внутрь помещения без всякой опаски. Значит, никого тут больше не было. Следом туда же проскользнули Бельк и Бенедикт. Мерино вошел последним, предварительно подав знак баронским людям затащить пленного внутрь.
     Помещение было небольшим: слабо освещенная одной лишь масляной лампой коморка с короткой лестницей, приставленной к стене. Верхний конец упирался в еще одну дверь. Быстро осмотрев ее, Мерино с облегчением выдохнул: эта была даже не заперта. Видимо, рубежом считалась пройденная ими ранее.
     Люди барона связали пленного и затолкали ему в рот кляп. Мерино переглянулся с Бенедиктом: что дальше? Идем через дверь? Тот согласно кивнул.
     За дверью оказался второй уровень подвала, частично освещенный факелами, заставленный коробками и тюками разного размера. По всей вероятности, это был склад контрабандиста Серого Конни. И тут были люди.
     Судя по всему, отряд барона поднялся в подвал как раз в то время, когда Серый Конни со своими людьми уже собирался уходить через подземелье. Полтора десятка пыльников стояли спинами к выходу из катакомб (один неторопливо крутил ворот мощного пехотного арбалета), выслушивая последние распоряжения командира, и не заметили, как за их спинами появились те, от кого они собирались бежать.
     Люди барона рассредоточились и быстро обменялись знаками, обозначая свои цели. В быстрой пантомиме принял участие и барон, указав на Серого Конни. Мерино и Бельк выбрали себе противников с правого фланга, после чего да Гора приказал атаковать.
     «Вот это я понимаю — эффект неожиданности!» — успел подумать Мерино, когда весь их небольшой отряд двинулся с места, двигаясь тихо, но быстро.
     — Коронный сыск! — проорал Бенедикт, когда до противников осталась пара шагов. И шестеро пыльников упало, убитые или оглушенные. Оставшиеся довольно резко отскочили в стороны, бандитская жизнь приучила реагировать на неожиданности быстро. Всего секунда — и в руках тех, кто остался на ногах, блеснуло оружие: они были готовы отбиваться.
     — Бросай оружие, падаль! — продолжал кричать барон, вонзая шпагу во второго своего противника. Первого он убил дагой в шею. — Нам нужен только Серый Конни! Остальных отпустим!
     Видимо, недоверие пыльников к властям было инстинктивным, и поэтому они, вместо выполнения требований кансильера, ринулись в бой. Зазвенела сталь.
     Мерино достался толстый пыльник с похожим на крестьянский серп клинком. Орудовал он им, несмотря на свою тучность, весьма споро, пластая воздух широкими и резкими взмахами на уровне живота противника. Мерино в одной руке держал свой любимый нож, лучшее оружие в помещениях, а в другой — заряженную пистолю. До выкрика Бенито он думал использовать ее только для парирования ударов да как дубинку — кугель у нее был вполне увесистый. Поэтому и держал пистолю за ствол, а перехватиться сейчас не было никакой возможности.
     Толстяк напирал на бывшего дознавателя, размахивая своим странным оружием как настоящий жнец, Мерино только отскакивал и уворачивался, выжидая возможности сократить дистанцию. Таковая возможность вскоре ему подвернулась: жнец слишком уж сильно взмахнул серпом, инерция оружия чуть повела его за собой. Не медля, Мерино кугелем ударил его в локоть, усиливая разворот, а фалькой прочертил глубокую борозду по шее. Булькая кровью, бандит рухнул на земляной пол.
     Оглядевшись по сторонам, Праведник оценил обстановку. Бенито уверенно теснил очередного противника, тоже приближались к финальному удару, да и Бельк, держа за вывернутую руку одного пыльника, вел его прямо на второго. Двое людей барона вязали пленных, третий же перевязывал своего раненого товарища, получившего сильный удар по голове и лежащего сейчас без сознания. Дэниза видно не было, наверное, зверь решил, что люди тут вполне способны справится и без его помощи. А вот к выходу из подвала бежал сам Серый Конни — видимо барону не удалось к нему пробится. Мерино рванул за ним.
     За этот короткий рывок изрядно отвыкший бегать Праведник успел устать и запыхаться, и проклясть саму идею погони, но, к счастью, контрабандист вел еще более малоподвижный образ жизни и бегать не умел совсем. Мерино врезался в его спину, как таран в крепостные ворота, сбив его на землю и вышибив дыхание.
     — Добегался, — запально выдохнул ему в ухо Мерино и на всякий случай двинул кулаком в ухо. Пыльник только хрюкнул.
     Барон закончил со своим противником и подошел к Мерино, сидящем на Сером Конни. Двое людей барона, без команды встали за дверью из подвала, блокируя ее от подмоги, если она, конечно, была. В последнем Мерино очень сомневался. Скорее всего Конни собирался уходить со своей личной гвардией, бросив остальных людей на произвол судьбы. В голове в очередной раз шевельнулась мысль: а зачем, собственно, преуспевающему бандиту было ввязываться в государственные дела, но додумать ее Праведник не успел. Бенедикт спешил приступить к допросу главаря контрабандистов.
     — Где бумаги, Серый?
     Четверо сбежавших от городской стражи охранников скафильского купца нашлись среди убитых и раненых пыльников. Двое из них даже еще дышали: здоровяк с проколотым шпагой животом и вор, которого оглушили в самом начале короткого боя. Бумаги, правда, оказались у Конни: видимо он не доверял своим наемникам из Скафила и намеревался сам передать чертежи заказчику. Мерино, пока Бенедикт беседовал с Конни, быстро допросил скафильцев. Их ответы полностью подтвердили то, что раньше говорили их подельники Филин и Агни.
     Уходили тем же путем, что и пришли. Люди барона, имен которых Мерино так и не узнал, волокли связанного Конни и своего товарища в середине отряда. Перед тем, как уйти, они быстро и безжалостно добили всех, кто выжил в короткой схватке.
     — Государственные интересы, — пожал плечами барон, видя неудовольствие Мерино, который не считал необходимым такую тотальную зачистку. — К чему нам пыльники, которые в курсе, отчего был весь этот сыр-бор?
     «А рассказать о том, что здесь произошло, и напугать тех, кто решить пойти этой дорогой следом?» — хотел возразить ему Праведник, но не стал. Большой мальчик, в конце концов.
     Сам Бенедикт шел сразу за Бельком, и нес спрятанные на груди чертежи нового судна. Для него все закончилось благополучно: виновные пойманы, чертежи возвращены. Жди наград, хотя, конечно, не за них работаем! А вот Мерино довольным не был. Нет, не так! Он не чувствовал полного удовлетворения, как с ним бывало раньше, когда он тянул лямку в Тайной страже и заканчивал очередное дело. Усталость, сожаления и удовлетворение. Сейчас в наличии были только первые два чувства.
     «Что-то не так! — крутилось в голове. — Мы что-то упустили. Не должно так просто все закончится!»
     И тут же голосом старого и пожившего человека парировал:
     «А как должно было, синьор Лик? Все всегда из-за денег и власти, уж вы-то, с вашей богатой практикой, должны были это накрепко заучить! Ничего больше людей не интересует. По крайней мере, тех людей, что переступили через свое человеческое начало. Преступники, нанятые скафильской разведкой, выкрадывают чертежи у корабела, прибегнув к помощи местных пыльников. Уйти так, как планировалось, не удается, к тому же на хвост садятся две довольно настырные гончие. Попытка их ликвидировать проваливается. Пытаются уйти с помощью пыльников, но и тут терпят неудачу. Бумаги возвращены, виновные наказаны. Как еще должно быть, синьор Лик?»
     «А почему бы им было не уйти из города сразу после кражи документов? Почему? Ну хотя бы одному из них, если не хотели привлекать внимания к видимому каналу отхода? Тот же вор — взял документы и ушел на нанятом корабле!»
     «Не продумали! — уверенно отвечал себе же Мерино. — Ты же видел, как такое случается сплошь и рядом! А уж со скафильцами — сам Творец велел! Вот как ты оценишь качество их разведки?»
     «Рыцари плаща и топора! — внутренне хохотнул Мерино. — Дуболомы!»
     «Ну вот тебе и ответ!»
     Но бывшую гончую все же не до конца удовлетворили пояснения мудрого внутреннего голосом. Да, скафильцы могли просто плохо продумать пути отхода. Могли. И, положа руку на сердце, ушли бы, кабы не настырная гончая. Неужто у Фрейвелинга так упало качество людей в контрразведке, что противник даже не считает нужным хорошо готовить операции?
     «И это тоже! — тут же вмешался в ход размышлений Мерино Мудрый. — Один, даже хорошо подготовленный Бенито, погоды не сделает. Да и молод он!»
     Уже поднявшись из темноты подземелья в темноту ночного города, Бенедикт спросил.
     — В чем дело, Праведник?
     Он явно торопился как можно скорее добраться до Инверино и доложить о результате маркризу Фрейлангу, но задумчивое выражение лица своего наставника не упустил и в темноте. Даже нашел время выяснить причину такого его настроения на фоне своего — сдержанно победного.
     — Старческая паранойя, Бенито, — отмахнулся тот. — Не бери в голову. Устал, наверное. Отосплюсь и буду в форме.
     — Хорошо, — легко согласился барон, уже составляя в голове доклад. Первая крупная победа для него, как ни крути. — Завтра поговорим, ладно?
     — Конечно.
     Мерино проводил взглядом кансильера, растворявшегося в ночной темноте вместе со своими людьми. В ногу ткнулась голова гикота, на плечо легла рука Белька.
     — Не складывается?
     — Ага.
     — И у меня. Как-то просто все получилось.
     — Зато у Бенито все сложилось! — усмехнулся Мерино. — А может мы на воду дуем?
     — Может и так. Только сейчас уже ничего не придумаешь, голова гудит.
     — Да уж, денек выдался богатым на события!
     — Я бы сказал, что такой выдалась вся трида. Пошли домой, Праведник.
     Мерино кивнул, и два старых друга, неторопливо пошли к остерии, которую уже привыкли считать домом. Впереди бежал, теряясь в ночи, димаутрианский зверь.

Эпилог

     10 октября 783 года
     Сольфик Хун.
     Мерино Лик, владелец остерии.
     В каком настроении начинает день человек, у которого все хорошо? Совершенно верно — в прекрасном настроении! И Мерино Лик был именно таким человеком. Утром десятого дня первой триды октября он проснулся с пониманием, что у него в жизни все настолько хорошо, насколько это вообще возможно в столь смутное время. Владелец остерии, посредник преступного мира Сольфик Хуна, человек, в друзьях у которого числился убийца с островов морского народа и начальник коронного сыска великого герцогства Фрейвелинг, и, наконец, мужчина, который все-таки нашел свою женщину. Можно ли было пожелать еще чего-нибудь?
     Денег? Во время службы дознавателем в Тайной страже Империи через его руки проходили такие суммы, каких многие купцы не заработают и за всю жизнь, а счастья эти огромные суммы не принесли. О нет, синьор Лик был не настолько глуп, чтобы отрицать полезные качества денег, но делать из них культ — Создатель упаси! Пусть этим занимаются лавочники из Оутембри, для них империал — и Единый, и жена, и любовница.
     Влияния? Мерино был знаком, и довольно близко, со многими людьми, чья воля определяла развитие общества и государства в этом столетии. Он мог сегодня же утром испросить аудиенции у маркиза Фрейланга и к вечеру уже стоять перед ним с делом или просьбой. Но к чему дергать сильных мира сего, когда они смотрят совсем в другую сторону? Их жизнь — это приказы стоимостью в сотни человеческих жизней и тысячи империалов, а жизнь у Мерино всего одна.
     Справедливости ради стоит признать, что именно знакомство с дворянством и сделало его жизнь такой, как сейчас: в большинстве своем спокойной и обеспеченной, но при этом в меру насыщенной и интересной. И Мерино был благодарен судьбе за то, что все в его жизни сложилось именно так, а не иначе, ведь каждое его действие, слово и мысль вели его к этому времени. Сколь долго все это продлится, он не загадывал — жизнь отучила это делать. В конце концов, вся жизнь — это опыт. А опыт — это все, что у нас есть.
     Сегодня Мерино не ждал гостей в остерии: десятый день триды — ярмарочный, а его заведение стояло вдалеке от обычных путей покупателей. Напротив, он сам собирался идти в гости. К обворожительной женщине с зелеными глазами и рыжими волосами, которая его ждала. Однако когда звякнул колокольчик, висящий над входной дверью, возвещая приход посетителя, он вышел из-за стойки и направился встречать его. У него ведь остерия, а не какая-то там таверна!
     Гостем оказался высокий дворянин в черном военном мундире, который Мерино безошибочно определил как карфенакский драгунский и черной повязкой, закрывающей один глаз. На вид ему было чуть больше сорока лет, густые волосы, собранные на затылке в конский хвост, уже начали седеть на висках. Но их обладатель даже не думал подкрашивать их, как это делают большинство дворян. Лицо выдавало в нем человека, много повидавшего в этой жизни: загорелая кожа, плотно сжатые губы под вислым усами. Одной рукой человек держал шляпу с широкими полями и длинным пером, второй придерживал за эфес длинную шпагу.
     — Добро пожаловать в остерию «Старый конь»! — проговорил Мерино и, когда мужчина ответил на приветствие легким поклоном, окончательно узнал его. Карфенакский кавальер, с которым служба в Тайной страже сводила его несколько лет назад. Тогда они были противниками. А сейчас?
     — Доброе утро, синьор Лик! — Голос кавальера ди Одетарэ, слышанный им всего два раза, ничуть не изменился. За годы не изменился даже акцент, так же грассировал «р». — Я смотрю, вы преуспеваете.
     Он обвел рукой со шляпой пустой зал заведения.
     — Ярморочный день, синьор ди Одетарэ! Мои гости сейчас в торговых рядах. — Мерино инстинктивно начал припоминать, насколько далеко припрятаны его пистоли.
     Кавальер хохотнул.
     — Ох, как же вы здорово тогда сыграли на родовой спеси молодого гордеца! Ну, помните, когда вывели меня из себя непочтительностью настолько, что я проглядел ваших дружков из той забегаловки! Как она называлась, не помните?
     — «Красное дерево»
     — Да, именно, «Красное дерево»! Я, кстати, вам очень благодарен. Этот урок я выучил, и в жизни мне это очень помогло.
     — Рад это слышать? Вы же не за векселем на пять империалов пришли?
     Снова смех.
     — Нет, помилуйте, сеньор Лик. Эта была цена урока, и я ее заплатил, к тому же не из своего кармана. Я пришел как гость. Хотел позавтракать, а вы, говорят, прекрасно готовите. Примете заказ? И, надеюсь, цены у вас сейчас ниже, чем раньше?
     — Присаживайтесь, я сейчас принесу меню.
     — Только не берите с собой оружия, синьор Лик. Я в самом деле пришел поесть и поговорить.
     Мерино сходил к стойке за книгой с меню, задержавшись лишь на секунду, чтобы сунуть в рукав фальку. Что бы там не говорил карфенакец про свои мирные намерения, с ножом в рукаве всегда спокойнее.
     — Порекомендуете что-нибудь? — спросил кавальер, когда меню легло перед ним на стол. — Что-то, что не отнимет у вас много времени на готовку?
     — Со вчерашнего дня осталось немного запеченной в виноградных листьях баранины. Я могу разогреть, это недолго. Белое вино прошлого года с ним идет просто изумительно!
     — Прекрасно! Я полностью доверяю вашему выбору.
     Разогревая и выкладывая на блюдо маленькие свертки виноградных листьев, внутри которых пряталось мелко нарезанное, смешанное с красным перцем и корицей мясо, Мерино пытался понять, что нужно от него старому противнику. У них были счеты друг к другу: пять империалов против жизни дознавателя Джула, но оба были слишком профессиональны, чтобы ставить издержки своей службы друг другу в вину. К тому же Мерино более не служил, а Карфенак и Фрейвелинг слишком далеко друг от друга. Так что месть за прошлое можно исключить. Хотя, люди разные. Кто знает, что там в голове у этого дворянина…
     — Прошу вас! — он поставил на стол блюдо с мясом, графин с товизиронским белым и два стеклянных бокала. Какой смысл ждать приглашения присоединиться, если знаешь, что оно непременно последует?
     — Запах просто волшебный! — пока Мерино разливал вино, ди Одетарэ наколол двузубой вилкой один сверток и отправил его в рот. — И на вкус просто прекрасно! Я вижу, вы нашли свое призвание, покинув службу в Тайной страже.
     Мерино отсалютовал ему кубком, с признательностью улыбнувшись в ответ на похвалу. Некоторое время мужчины молчали, один с аппетитом ел, второй внимательно за ним наблюдал, изредка отхлебывая вина. Наконец, когда кавальер наелся, отложил приборы и взялся за вино, начался разговор.
     — Зачем вы здесь, кавальер ди Одетарэ? — без обиняков спросил Мерино. Мол, поесть можно было и в любом другом месте, а вы пришли ко мне, значит, искали и нашли.
     — С оказией, на самом деле, — ответил тот. — Я завершил свои дела в городе и перед отъездом решил повидаться со старым своим противником, перед которым испытываю искреннее уважение. Мы ведь с вами встречались всего дважды, но часто с разных сторон вели общие, так сказать, дела. О вашем в них участии я порой узнавал уже после их завершения. Как, пожалуй, и вы.
     — А эти ваши дела, которые вы завершили, они никак не были связаны с морем и кораблями? — Перед Мерино словно было запотевшее от дождя окно — и тут кто-то стал водить по стеклу мокрой тряпкой. Одной реплики кавальера хватило, чтобы проснулись все его сомнения относительно дела об украденных чертежах кьяты.
     — Скорее с темными личностями и городской стражей, — без тени смущения ответил дворянин. — Но и с кораблями тоже. В конце концов, сейчас все в мире решает море, не правда ли?
     — Верно, — откликнулся Мерино, который увидел за окном вовсе не то, что видел раньше. — То есть я был прав, это не Скафил.
     — И да, и нет. Операцию полностью организовал я, а исполняли ее люди Скафила.
     — И Карфенак, сняв копии с чертежей, остается чистым в этой истории?
     — Не просто чистым, синьор Лик! — кавальер ди Одетарэ воздел палец к потолку. — Не просто чистым. Когда Фрейвелинг, для которого кража Скафилом документов стала последней каплей, начнет войну со своим неспокойным северным соседом, а это произойдет не позже весны следующего года, у нас и наших союзников появится прекрасный повод для того, чтобы вступиться за бедных северян.
     — Зачем? Где Карфенак и где Скафил? От нашего берега до вашего — голубем письму добираться с триду. Ни общих границ, ни спорных земель. Зачем Карфенаку раздувать войну на западе, когда он сам далеко на востоке захватывает Димаут?
     Уже договаривая свою фразу, Мерино знал ответ.
     — Затем, чтобы нам не мешали захватывать Димаут. — мягко пояснил дворянин, озвучивая мысли Мерино. — Да, между нами изрядное расстояние, но современные суда его серьезно сократили. Так зачем нам конкуренты в димаутрианском пироге? У всех свои интересы, синьор Лик, и Карфенаку совершенно не интересен процветающий мир и покой на западе. От этого заводятся ненужные мысли и устремления.
     — У фреев на востоке никогда не было интересов.
     — У фреев — не было. А у ваших союзников табранцев или тайлтийцев? Ведь если они полезут на восток, а они полезут, верный своему слову Фрейвелинг, точнее Фрейланг, им поможет. Не может не помочь, ведь кроме поддержки союзников это еще и прекрасная возможность утереть нос ненавистному Карфенаку, убившего вашего любимого императора Патрика. Как удержаться от такого соблазна? А так — и соблазна нет. Фреи с табранцами заняты войной со Скафилом (это будет непростая война, я вам гарантирую!) тайлтийцы поддержат Табран, а с Арендалем на востоке мы как-нибудь сможем договориться, тем более что в военном отношении они нам не соперники.
     Мерино не мигая смотрел на кавальера, и весь замысел его хозяев прорисовывался перед ним в деталях, потрясающих воображение продуманностью и логичностью. Каждый ход был выверен и совершён в свое время. И, как ни неприятно было это сознавать, действия Мерино, предпринятые им в ходе поисков украденных чертежей, полностью вписывались в карфенакский план.
     — Вы молодец, — наконец произнес он. Без иронии, признавая мастерство своего старого противника. — Правда. Отлично продуманная и исполненная операция. Но зачем вы мне это рассказываете? Ведь я могу рассказать об этом разговоре главе коронного сыска, он мне поверит. И это может полностью разрушить все ваши достижения.
     — Ох, перестаньте, синьор Лик! — усмехнулся ди Одетарэ. — Барон да Гора, вам, конечно, поверит. Но что дальше? Лавина событий уже начала свое движение, и ее не остановить. Ну попытаетесь вы НЕ начать войну — ее начнут сами скафильцы. Не они, так табранцы. У вас тут столько вопросов друг к другу, что весь северо-запад бывшей империи, по сути, большая пороховая бочка. И тут вопрос только в том, кто первым поднесет факел к фитилю. Фрейвелингу выгодно сделать это первым. И очень невыгодно, если первым это сделает Скафил. Я думаю, маркиз Фрейланг, этот образец дворянства новой формации, прекрасно все понимает. И ваши откровения ничего не изменят.
     — Согласен, — печально улыбнулся Мерино. — Но вы не ответили на мой вопрос, кавальер ди Одетарэ.
     — А я думаю, что ответил. Смотрите, вы уже не забываете добавлять приставку к моему родовому имени!
     — То есть вы зашли похвастаться?
     — Вы же меня не осудите за это, правда? — Дворянин скорчил виноватое лицо, после чего искренне рассмеялся. — Ну разумеется, синьор Лик! Но не просто похвастаться, а похвастаться перед тем, кто способен оценить красоту этой операции! Я ведь даже в Карфенаке не смогу этого рассказать практически никому. А тут вы! Я же говорю — с оказией!
     Мерино нашел в себе силы улыбнуться. Да, его переиграли, но переиграли красиво и профессионально. Надо уметь принимать поражение достойно. И учиться на них.
     И хотя больше всего на свете ему хотелось убрать это довольное выражение с лица карфенакского дворянина, ну, скажем, парой быстрых взмахов кривого ножа, он протянул ему руку.
     — Примите мои поздравления, синьор ди Одетарэ!

     Спустя некоторое время, когда кавальер уже ушел на свой, отплывающий в Карфенак, корабль, Мерино сидел за стойкой в совершенно пустой остерии и пил травяной отвар. Последнее время стал болеть живот, особенно после вина, и местный врач, синьор Прэмоти, велел ему чаще пить именно отвар, а реже — вино. За этим занятием его и застал Бельк, уходивший с утра по своим делам. Дэниз, как всегда, неслышно втек в помещение следом.
     Северянин молча отпил половину кружки Мерино и уставился на него немигающим взглядом блеклых глаз.
     — Ты же говорил, что пойдешь в гости к своей рыжей зазнобе?
     — Собирался, да, — без выражения ответил Мерино.
     — А теперь не собираешься?
     — Собираюсь. Только в себя приду. У меня тут с утра такая встреча случилась…
     И Мерино подробно, практически в лицах, поведал ему о разговоре с Гвидо ди Одетарэ.
     Бельк выслушал молча и даже не кивая. По голосу друга сразу понял, что тому надо выговориться. Когда же Мерин в третий раз повторил фразу «как слепых щенков, Бельк!», он кашлянул и спросил:
     — И что ты теперь собираешься делать, Праведник?
     Мерино прекратил сотрясать воздух и уставился на товарища. Дэниз вспрыгнул на стойку и сел поближе к Бельку.
     — Что? — словно не расслышав, спросил Мерино.
     — Я говорю: что ты теперь собираешься делать?
     — А какие варианты?
     — Ну, можно оставить все как есть. — Северянин выпростал из сложенного кулака один палец. — Жить как живешь, встречаться с Карлой, помогать пыльникам держаться в рамках приличий.
     — Ну, давай, показывай уже второй палец! — усмехнулся Мерино. Северянин кивнул и рядом с указательным выбрался из кулака средний.
     — А можно встретится со Щеголем и попробовать объяснить ему, как плохо у него организована работа его коронного сыска.
     Глаза Мерино блеснули.
     — А мы не староваты для этого?
     — Может, и староваты. — Бельк допил остатки отвара. — Но Бенито явно не справляется.
Примечания

1
Пришествие пророков. Летоисчисление во всем цивилизованном мире (территории бывшей Империи Рэя), своего рода «Новая эра», ведется от прихода пророков Донаты и Кипаги, которые принесли в Империю нынешнюю веру — в Единого Творца мира.

2
Месяц из тридцати дней делится на три равные части — триды. Десятый день каждой триды считается ярмарочным днем. Также в десятый день не работают присутственные места и сборщики налогов.

3
Советник. Должность управляющего учреждением.

4
Пыльная улица или Пыльник — район города между вторым и третьим кольцом крепостных стен, считающийся местом обитания преступного мира Сольфик Хуна. В городе даже преступников так называют — пыльники.

5
Имеется в виду маркиз Йан Фрейланг, первый советник и регент Великой герцогини Фрейвелинга, Ариэль.

6
Сюто — серебренная монета весом 20 граммов. Основная ходовая монета в герцогстве Фрейвелинг.

7
Норма — сокращенная от normativa (правила). Свод законов криминального мира. В частности, здесь Крысюк говорит, что кража у людей, находящихся под прямой и гласной защитой власть имущих является нарушением правил.

8
Родовой зимний замок герцогов Фрейвелинга. Построен в 238 году от п.п. как зимняя резиденция герцогов. Город Сольфик Хун строился уже вокруг него.

9
Сольфик Хун обзаводился крепостными стенами по мере роста. Самая первая, внутренняя, окружает сам замок Инверино и его хозяйственные постройки.

10
Жрецы Единого проводят четыре дневных службы, оповещая о каждой из них колокольным звоном: первая в шесть часов утра, вторая в 10 утра, третья в два часа дня и четвертая в шесть часов вечера. Ночные службы (так же четыре) сопровождаются звоном малого храмового колокола, который слышно только в самом храме.

11
Битва близ деревеньки Игус произошла в 775 году от п.п. между войсками фрейвелингского дворянства, верного Императору Патрику I, и объединёнными войсками Карфенака, Арендаля и Товизирона, Императора свергнувшие.

12
Митриури (митриурийцы) — коренное население долины Рэя (центральные провинции бывшей Империи), на сегодняшний день практически полностью растворившееся в народах, населяющих территорию бывшей Империи.

13
Внутренняя контрразведка Империи Рэя. Распущена после распада Империи.

14
Неформальное название полевых сотрудников Тайной стражи. Вошло в обиход из-за любви учредителя службы — императора Патрика к охотничьим и боевым породам собак. Сначала было обидным прозвищем, затем незаметно стало и внутренним названием.

15
Гостевой дом. Одна из разновидностей таверны со своими особенностями.

16
Retrospectare (лат.) — взгляд в прошлое.

17
Город Оутембри, как и еще несколько городов входящих в Оутембрийскую Лигу, имеет статус вольного города, дарованный лично Императором.

18
Редкая порода кошачьих. Считается, что признает за хозяина только одного человека. В Империи Рэя появилась после завоевательных походов на юго-востоке, в Димауте.

19
Здесь под чертежами понимаются наброски, сделанные мастером на бумаге, а не та объемная нормативная документация, которую представляет современный читатель. Скорее эскизы с подписями и пояснениями, чем чертежи.

20
Медиаторе — посредник.

21
Провинция Карфенак длительное время являлась настоящим фронтиром Империи Рэя, защищая восточные территории от набегов воинственных соседей. Для укрепления границы там было создано множество военно-монашеских орденов, которые в новейшее время стали монастырями. Из-за большого количества служителей церкви Единого на небольшой территории провинции, Карфенак стал духовным центром Империи, там же со временем основался и Архипрелатский престол. Отсюда и происходит название для выходцев из Карфенака — «святоши».

22
Здесь под словом Восток следует понимать государства, расположенные к востоку от границ бывшей Империи Рэя.

23
«Вечерний Февер Фесте» — прообраз газет, в том виде, что нам известны. За счет городской казны на весь город печаталось не более двух сотен экземпляров, которые развозили по питейным заведениям, где их зачитывали для других те, кто умел читать.

24
Круглый медальон с изображением стилизованного под крест меча.

25
В Карфенаке дворянские звания отличаются от общепринятых в Империи Рэя. Кавальер — аналог рыцаря. Подробнее см. «Статуты».

26
Воинское звание в армии Карфенака, соответствует званию командира полка.

27
Длинный нож с лезвием, загнутым внутрь. Часто используется кавалеристами для извлечения камней из подков.

28
Империал — денежная мера, обозначающая большой золотой слиток. Не имеющая хождения в вещественном воплощении финансовая единица; используется в расчетах между торговыми домами, провинциями и налоговой сфере. Пять империалов соответствуют 5 тысячам золотых ори.

29
Векселя в Империи Рэя имеют хождение в виде свитков из пергамента, размером в развернутом виде не более ладони взрослого мужчины.

30
Вторжение с Севера — великое переселение племен северной территории Империи. Происходило практически одновременно с приходом пророков, принесших на территорию Империи веру в Единого Бога. Таким образом монахи при составлении каталогов пользовались принципами хронологического, а не алфавитного порядка.

31
Император Патрик, урожденный герцог Фрейвелинга. Правил с 765 по 775 годы, взяв курс на централизацию государства, снижения влияния дворян. В 775 году в результате заговора высшего дворянства был казнен.

32
Магистерий — главный правительственный орган Империи Рэя, в который входили по одному представителю от каждой Имперской провинции (высшей аристократии) с одним голосом каждый и сам Император с двумя голосами: своим личным и голосом провинции Императорского домена. Решения Магистерия определяют внешнюю и внутреннюю политику Империи.

33
Международная политика.

34
Весной 782 года экспедиционный корпус Фрейвелинга, договорившись с Речной республикой о праве прохода через их территорию, шел войной на Товизирон, с намерением отхватить кусок его территории, пока королевство погрязло в дворянской междуусобице. Однако, речники, договорившись за спиной фреев с товизиронцами, взяли их в клещи двух армий, рассчитывая уничтожить группировку. В результате сражения, в котором Фрейвелинг проигрывая по численности примерно три к одному, нанес объединённым армиям настолько большие потери, что вынудил их признать поражение и разрешить экспедиционному корпусу беспрепятственно вернуться на свою территорию.

35
Особняк герцогов Фрейвелинга в столице. После восшествия на престол Империи герцога Патрика Фрейвелинга, особняк отдан в ведение Тайной стражи, им же и созданной.

36
Стража Максимуса — гвардейский полк панцирной пехоты, получивший название в честь отца императора — герцога Максимуса Фрейвелинга.

37
Глава провинции Карфенак.

38
Юлио Рабе, прелат, хранитель кинжалов (аналог шефа безопасности) Карфенака.

39
Игра слов: Алсо — одно из самых распространенных имен на северо-западе Империи, Ивиса — фамилия, имеющая огромное распространение среди простолюдинов, означающая «из-под города Виса».

40
Золотая монета весом 25 граммов.

41
В 769 году города Оутембрийской лиги подняли мятеж, который был жестоко подавлен. После мятежа указом Императора всем городам лиги было запрещено иметь крепостные стены и содержать вооруженные силы, кроме городской стражи.

42
Довольно распространённый головной убор в среде наемных солдат.

43
Фрейвелингская военная группировка на границе со Скафилом, дословно «Северная бригада».

44
Длинное пальто, подбитое мехом.

45
Кондота — наемный отряд в западной части бывшей Империи. Поместное дворянство и городские кансилии часто нанимают их для охраны территорий, что обходится по цене также, как содержание местного ополчения, при этом уровень профессионализма у кондотьеров на порядок выше.

46
Речь идет о владетеле небольшой провинции на северо-востоке Империи, — бароне Гетце фон Вольсбурге, одном из ближайших и наиболее верных сподвижников императора Патрика. При развале Империи барон назвал свою землю королевством, а себя, соответственно, королем.

47
Скафил Тан — крупный город-порт, бывшая столица королевства Скафил.

48
Один из нескольких авторитетных бандитов, к чьим словам прислушиваются другие.

49
Общеимперский язык. Происходит от северного наречия, принесенного в земли долины реки Рэй около 800 лет назад.

50
Шпага с широким и коротким клинком. Некоторые виды чэкон имеют дополнительную перемычку на лезвии, на расстоянии ладони от эфеса, так как произошли от охотничьего меча.

51
Куртка, имеющая два и более слоев. В описываемый период — в большей степени элемент доспеха или поддоспешной одежды.

52
Здесь используется в значении «друг мой».

53
Городская стража носит красные береты или шапки с красной окантовкой — отсюда и название.

54
Нательная рубаха

55
Таны — буквально «князья».

56
Устойчивое выражение, буквально переводящееся как «легкие деньги».

57
Церковный архив фрейвелингского епископства.

58
Перевод церковных военно-монашеских орденов в мирный статус.

59
Своеобразная мода студентов университета Сольфик Хуна — демонстрируемая нищета, подчеркивающая увлеченность наукой.

60
Символ принадлежности к ордену Хранителей (библиотекарей).

61
Отваром из трав.

62
Война 754 года, закончившаяся присоединением Скафила к Империи, как одной из провинций. До этого Скафил был отдельным государством, а точнее союзом множества отдельных малых государств.

63
Сентарий — буквально — забывший родство. Впервые этот термин, обозначавший купца, вошедшего в дворянский род и сменившего фамилию, прозвучал именно здесь, в Сольфик Хуне, когда глава известного и богатого торгового дома Киаро Альпонзио, вошел в семью баронов да Никол, женившись на единственной дочери старого барона, потерявшего при Игусе двух своих сыновей.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"