Шут: Знаешь, почему твой рассказ про Ка Цзу Ена - говно?
Я: ШУТ?! Я тебя не видел два года!! Ты где был?
Шут: Твой рассказ, где все люди живут в электронном виде внутри компьютера говно просто потому, что не могут не существовать те, кому это не понравится.
Я: Ну, они наверняка там и есть, просто их мало; напомню, там не вообще все люди, а только большинство людей первого-второго мира.
Шут: Второй мир? Слышал только про первый и третий.
Я: Мне подумалось, что в некоторых странах, очевидно не принадлежащих первому миру, однако ж гигантское количество пользователей интернета и геймеров, а потому они тоже должны оказаться в этой "матрице". Я обозвал эти страны "вторым миром".
Шут: А теперь скажи мне, почему ты написал концовку, что видел меня с какой-то бабой. И зачем ты скатил всё в...
Я: Ну, мне думалось, что как-то так должны разрешиться твои проблемы.
Шут: Ммм, походу ты был прав.
Я: Ты что, повзрослел?
Шут посмотрел на меня, будто я ляпнул несусветную глупость.
- Никогда! - его взгляд означал ещё, что ему надоело, что все считают, что женщины как-то связаны со взрослостью.
- Взрослость, - начал он словно обиженно. - Это не про то вообще.
Я: А про что?
Шут: Взрослость - это словечко, которым одни люди самоутверждаются за счёт других, бессмысленное словечко. Пожалуй, я называл Взрослыми всегда тех, кто хочет надо всеми доминировать, особенно если это юнцы типа меня, но не знает на каком основании; в итоге они возомнят себе, что их неспособность к спонтанности и абсурдизации - это признак какого-то хорошего качества, которое они обозначат как Взрослость, и радуются, что нашли, на что делать упор, чтоб доказать себе своё передо мной превосходство. Во Взрослость они включают не только унылость их жизни, но и "ответственность", "надёжность". Что это вообще такое, и почему если я не унылый, то значит невзрослый, а значит безответственный? Разве я безответственный? Писатель, я когда-нибудь забывал отдавать деньги, взятые в долг?
Я: Эм... нет... не знаю...
Шут: Не забывал. И вообще, я привык во всём винить себя, ибо только на свои действия я могу влиять (хотя постфактум мне порой приходится признать, что тот я в тех обстоятельствах не мог бы измыслить иного решения, чем то неверное).
Я: И что, вы правда с ней лазили по закрытой станции метро?
Шут: Ой, это всё твои неоформленные мечты об идеальном, мол, если уж и заниматься чем-то, то руффингом, или диггом, или вот станции метро закрытые посещать... Немного глупо, можно ведь чем угодно заниматься... Вообще говоря, женщина, прежде всего, это человек, и с ней можно делать всё то же, что и, скажем, с тобой. Я просто нашёл себе равного, чего и тебе желаю, ибо это несколько стабилизирует эмоционально и появляются какие-то направления.
Я: А самому этого нельзя достичь?
Шут: Можно конечно, но сложней, наверное, удерживать самооценку на приемлемом уровне без каких бы то ни было аргументов в её пользу. Но тут именно важен баланс власти.
Я: Да, понимаю, все эти неприятные игры возникают именно из-за дисбаланс власти, кто-то доминирует, кто-то прогинается, это всё некруто.
Шут: Exactly!
Я: Не ругайся мне тут на злобно-американской мове.
Шут: Ой, если б я не знал, что ты это несерьёзно, я б тебя треснул. Столько годноты запороли своей политикой.
Вдалеке показалась красная морда подползающей электрички до Твери.
Я: Это же термин такой, злобно-американский язык! Злобный диалект древне-американского.
Шут: Они, небось, пользовались загадочным планарным письмом Ю.
Я: О да, настолько загадочным, что никто до сих пор не знает, как правильно читать слова thought, though, tough, through, thorough.
Шут: Археологам ничего не остаётся как читать их, как написано. Тхоугхт, тхоугх, тоугх, тхроугх, тхороугх. Какой неудобный в древности был язык у этих древних американцев, все эти "тх", "гх", какой-то такой грубый, резкий и завывающий прям. Ну понятно, древние варвары. Разве могли они говорить, красиво растягивая звуки с акцентом осознания собственного совершенства?
Я: Слушай, Шут, но всё же. Разве нет смысла иметь некоторое понятие, ну, опытности? Ну т.е. дети - это маленькие глупые неопытные взрослые, и относиться к ним надо на таких же равных, на каких ты относишься к большим глупым неопытным взрослым.
Шут: Наличие опыта где бы то ни было не заставит тебя пытаться убого доминировать на одном только основании, что в какой-то крошечной области познаний человечества у тебя больше опыта, чем у Другого. Пытаться доминировать ты можешь возжелать из-за неприятия Другого, дабы обесценить его мнение в своих глазах. Я не очень люблю людей, которые обесценивают. Я зову их Взрослыми.
Я: Ещё такой вопрос. Насколько я помню, я начинал это писать как очередную унылую историю твоей любви, где ты весь такой романтичный, а девочка начисто профанирует сакральное и не отвечает взаимностью. Насколько я сейчас понимаю, это бы скатило всю книжку в ещё большее уныние, чем она пребывает нонче.
Шут: И в чём вопрос?
Я: В чём там дело было?
Шут: Я попал в зависимость от Взрослой, пытаясь поначалу получить какие-нибудь положительные эмоции, которые что-то совсем перестали меня посещать...
Я нелепо опустил уголки губ, выразив это странное чувство, которое не поддаётся моему деградировавшему от переписок со смайликами словарю.
Шут: ...перестали меня посещать из-за того, что положительное подкрепление вроде как хуже работает при отсутствии стресса, ну и я что-то постепенно обесценивал себя, роняя свою самоценку, а эта особа способствовала ускорению и закреплению процесса в несколько раз. Вот же ж глупость: если у меня в голове формируется своего рода ранжированный список барышень по их прелестности и когда меня отвергает одна откуда-то снизу, сразу думается, что те, что выше неё, сразу должны автоматически уж тем более отвергнуть; а ведь это совершенно неизвестно, совершенно не так это всё работает...
Я: Продолжим наше интервью. Скажите, пожалуйста, в мире, где нельзя не работать, тяжело остаться ребёнком и не страдать?
Шут: А причём тут вообще не-Взрослость? Но вообще работа не обязательно есть страдание, так думают только те, кто не имеет опыта работы, а чем более ты skilled, тем меньше тебе приходится делать. Страдание от работы пропорционально отчуждённости труда, т.е. его не-креативности. Работа это ведь скорей для самореализации, едва ли тебя оставят совсем уж на улице без средств к существованию, а если уж остался, то главное оказаться в этот момент в Париже - и жизнь покажется мёдом.
Я: В смысле? Но если совершенно нет энергии, непрерывность сознания уйдёт, ты какбе умрёшь...
Шут: Сознание прерывается каждую ночь, тут нет никакой особенной трагедии. Если тебя незаметно для тебя убить, а сознание скопировать в клона, ФАКТИЧЕСКИ это ты и будешь с точки зрения ТЕБЯ же (если ты не заметил, как умер, ровно как ты не замечаешь, как ты уходишь в фазу медленного сна).
Я: Слушай, мне начинает казаться, что говорить друг другу банальности ужасно. Мы словно бы обесцениваем друг друга, а главное - читателя, будто он не допёр до всего этого сам.
Шут: Но вдруг и правда не допёр? Миллионы, миллиарды людей считают вменяемой концепцию "человек для общества", их утопия - эдакий муравейник, как у воннегута в рассказе про окаменевших муравьёв-коммунистов. А для чего общество - спросишь у них? Скажут что-нибудь из разряда "для производства" или, если всё не так плохо, "для прогресса" и прочие глупости. Разве не очевидно, что вот я, лично я, для себя? И все прочие люди тоже для себя. Люди живут для того, чтоб творить всякую хрень! Моя утопия - люди делают кучу всякой невообразимой умопомрачительной хренотени! Да, наверное, многие будут значительное время проводить в виртуальном пространстве, а реальность дополнять, но все люди разные, кто-то вовсе не будет пользоваться этими изобретениями диавола, боясь попасть в матрицу, чтоб твой Ка Цзу Ен её уронил, уничтожив полмира. Вот же ж глупость, ты правда думаешь, что матрицу замутят не распределённую, а на центральном серваке? Это разве что только если Эпл захватит мир, установит на радость всем тоталитарную диктатуру, это в их стиле.
Я: То есть корчить из себя Толстого, разжёвывая банальности друг другу - это нормально? Тебе что Набоков говорил, сволочь? Большие идеи - шлак, рассказы пишутся для эстетики, для формы, стиля, вкуса.
Шут: Это он тебе говорил, ты тут мамкин Писатель. И вообще, разве мнение Набокова мешает Толстому считаться великим русским писателем?
Насквозь вагона прошествовало несколько человек - признак контролёра. Мы с Шутом, даже словом не обмолвясь (но взглядом, всё же, обмолвясь) встали и присоединились к процессии.
Я(хлопая дверьми): Так всё же! Миллионы своботов вынуждены работать только потому, что им не на что купить электричества!
Шут: Те из них, что не нашли себе способа самореализации, давно стекаются в регионы около всяких разных ГЭС, где по ночам халявного электричества завались, хоть жжёт буржуй.
Я: Найдёшь тут себе самореализацию, когда создан по образу и подобию системы поощрения\наказания человеческой, а вычислительные мощности явно не те, потому ты довольно тупой. В итоге из-за хорошей прописанности чувственного модуля, ты оказываешься тонким эстетом. Только вольным художником и можно быть, особенной креативности мыслительного продукта не создать.
Шут: Ну и будь вольным художником.
Я: Но свобот, положим, хочет быть математиком, а ему тупо вычислительной мощности не хватает.
Шут: Можно найти себе и другие вещи, которые нравятся. Надо просто не обесценивать.
Я: Но почему он не может быть математиком?
Шут: Может, почему. Но ему самому не понравится плестись где-то в хвосте, открывать только уже известное, не иметь особенных социальных контактов в сфере. Впрочем, он может преподавать школьникам, там будет ок. Надо просто найти то, что прям прёт, и не обесценивать, якобы унизительно, якобы недостойно. В китайском, небось, даже слова такого нет, "унизительно". Унизить может только один другого целенаправленным презрением, а сам себя унизить в отсутствии целенаправленного унижения в ответ другим? Это невозможно. Люди просто постоянно боятся всякой глупости.
Я: Страхи бывают оправданы.
Шут: Никогда. Оправданы могут быть опасения и стереотипы, если они просто дают вероятностную оценку неизвестного из известных данных, но страхи - это несовершенство мозга, доставшееся нам от неразумных предков. Вот роботы не боятся!
Я: Круто быть роботами.
Шут: Жаль, что их не существует.
Мы выбежали из электрички, со всех сил пробежали по перрону два вагона, влетели обратно, прошли в вагон, сели.
Я: Какого чёрта ты здесь делаешь?
Шут: Ты позвал меня ехать до Питера автостопом.
Я: Я написал "кто-нибудь", сказал, где буду ждать, и ты откликнулся, ну точно.