Любовь Отраднева

От автора

1

Мисато Кацураги готовилась к вступительным экзаменам в университет. У неё была комната в общежитии, и... и всё. Ни родных, ни близких, лишь какое-то пособие от государства, чтоб только ноги с голоду не протянуть, да лицемерно-сочувственные взгляды окружающих. Ещё, правда, была красота. Но красоту Мисато капиталом не считала. Вообще, может быть, не осознавала, что ещё светится в обращённых на неё мужских взглядах. Это чуть позже, и то старшая подружка подскажет, Мисато начнёт замечать, как машины едва не врезаются в тротуар, по которому она идёт в коротенькой юбочке, и с какой тоской смотрят ей вслед мужики за тридцать пять... А пока она вообще только ещё осознавала, что в мире есть краски, звуки, что-то, кроме бесконечной печали и одиночества. И шла по этой жизни, как лунатик, нацепив на себя что поудобнее, часто забывая надеть лифчик и совсем не заботясь о том, как выглядит. Она ещё не привыкла к тому, что детство кончилось.

Ей было неполных семнадцать.

...Иностранец с пронзительно-голубыми глазами подсел к ней на скамейку, это было в сумерках, на окраине университетского парка, местами больше похожего на лес. Мисато покосилась на неизвестного: ходят, мол, тут всякие, помечтать не дают спокойно... над свежей книжкой Юки Эйри, неубедительно прикрытой учебником по физике... Потом глянула второй раз, сморгнула - ну нельзя же так, взрослый дядька, а отрастил волосы как у девчонки... Жуть во мраке, подумала девушка, и ей тут же стало смешно. Видимо, от несоответствия понятия "мрак" и его ужасной белобрысости.

Иностранец улыбнулся в ответ. Вышло у него протокольно, как вбито в сознание американцев. Глаза остались холодными и пристально изучали Мисато.

- Что читаете, если не секрет? - спросил он - явно чтобы хоть с чего-то начать разговор.

- К экзамену готовлюсь, - огрызнулась она - и до жути смутилась, как в школе, когда боишься, что тебя поймают за чтением под партой "посторонней книги".

- По современной литературе? Не знал, что Юки Эйри уже включили в программу... Или вы будущий сексопатолог?..

- Это вы нахал! - Мисато покраснела до корней волос. То, что происходило на странице, патологией вроде бы не было, но под определение "детям до 16" подходило однозначно. - Вас никогда не учили, что через плечо заглядывать неприлично?

- А вы очаровательно злитесь. Оценили бы даже из тридцать второго ряда зрительного зала. Скажите, вы никогда не мечтали петь на сцене?

- И сколько дурочек вам ответили "да", а потом их нашли в пруду с перерезанным горлом? Или, как минимум, брошенных и несчастных?

- Хорошенького же вы обо мне мнения. Я, между прочим, серьёзно.

- Все вы серьёзно. А так - нет, не мечтала. По-моему, это неприлично. Профессорская дочь - и вдруг на эстраде... Мама бы убила меня веником.

- А вы что же, собрались в науку?

- Я Родину защищать собралась!

- Ого! Нет, вы мне нравитесь! Я уже вижу ваш имидж. В стиле "милитари", который я и сам весьма уважаю.

- Вы... что вы там понимаете, в вашей Америке?.. У меня нет голоса, и душой своей я не торгую.

- У вас есть выигрышная внешность, этого уже хватит. Плюс огонь в глазах. А если вспомнить вашу трагическую историю, то ох как это можно подать!..

- А у вас больные уши, а ещё вы шпион! Вы ко мне подсели, прекрасно зная, кто я такая! Доиграетесь, что я дам вам по морде!

- Это будет забавно, Мисато-сан. Пока вы примериваетесь, как это лучше сделать - вот вам визитка. Как бы, не совсем моя, но если позвонить в продюсерский центр и спросить мистера Кей - то меня там знает любой, - он протянул ей бумажный прямоугольник.

- Ладно, возьму, будет скучно - позвоню и скажу какую-нибудь гадость, - злиться почему-то расхотелось, на смену пришёл душевный подъём от того, что она сейчас играет в опасную взрослую игру. И непременно выиграет!

Мисато коснулась визитки, а заодно - нечаянно - пальцев белобрысого. Тот ловко повернул её руку и поднёс к губам.

Девушка на секунду растерялась, потом прислушалась к ощущениям. Ну и совсем не так приятно, как об этом пишут в книгах. Ничего определённого не чувствуешь...

Воспользовавшись её замешательством, загадочный иностранец поцеловал её уже в ладонь, а потом обнял и потянулся к губам.

Вот тут у Мисато запротестовали и разум, и тело. Она отстранилась, попыталась вырваться... Он поднялся и подхватил её на руки.

У неё мелькнула паническая мысль: не спастись!

- Я... Я пожалуюсь Юки-сану!.. - и сама не поняла, как удалось вывернуться. Не иначе, Бог помог... И убежала со всех ног, разроняв книжки.

...Кей посмотрел ей вслед. Не вышло - ну и ладно. Было бы сильно надо - и удержал бы, и догнал запросто. Будет надо - он её найдёт.

...У себя в комнате Мисато упала ничком на кровать и долго плакала. Может, надо было соглашаться, узнала бы всё то, о чём пишут в книгах, стала бы взрослой... Может, в этом и не было бы ничего плохого. Кроме того, что он американец без ничего святого и вообще он ей не понравился. Кроме того, что это было бы не по любви. Но нельзя же всерьёз мечтать о...

Она сняла с полки другую маленькую книжку, перевернула, посмотрела сквозь слёзы на портрет автора:

- Да уж, Эйри-сан, несправедливая штука жизнь. Или вот так... или старая дева, - а третий вариант она и назвать вслух боялась...

Уж кому-кому, а ей грех было так говорить. Только она об этом ещё не знала...

2

Холодно... Вокруг смыкаются ледяные стены, расцвеченные узорами, слишком яркими, недобрыми, бесчеловечными. Вот-вот снизу поднимется обжигающе холодная вода, начнёт захлёстывать... Мисато ненавидит Антарктиду - и даже здесь, в больничных стенах, не может вырваться из ледяного безмолвного плена.

Днём она видит врачей, понимает их слова - и не может ответить. Ночью она видит только отца. Или маму. За стенами. По ту сторону.

Пока в один прекрасный день что-то не меняется. Узоры становятся сложными... художественными. Природа такое не создаст. Жуткие существа вроде того, которое погубило отца Мисато и всех участников той злосчастной экспедиции, кроме самой девочки, - существа, почему-то называемые ангелами, тоже не могут создать такое. Только человек. Кто-то неизвестный... который смотрит добрым и растерянным взглядом сквозь ледяную мглу.

"Ты кто?" - спрашивает Мисато беззвучно, одними губами.

Ей отвечают тоже совсем тихо, слова как будто бы звучат прямо у неё в голове:

"Евгеша я".

"А как ты сюда попал?"

"А как я сюда попал? Наверное, просто дышал на стекло и рисовал узоры".

"Красиво. А можно я тоже попробую?"

"А у тебя получится?"

"У меня всё получится!" - первый раз со дня катастрофы Мисато говорит так уверенно - видимо, глядя на этого нерешительного парнишку.

Девочка сползает с кровати. Шлёпая босыми ногами, подходит к ледяной стене, дышит на неё. Чертит иероглифы, направляя в нужную сторону бегущие струйки, в которые превращается лёд, - и холод сейчас не страшен.

"А это что?" - спрашивает мальчик.

"Это моё имя. Мисато".

"Красиво. Похоже на ветки без листьев. А у меня получатся и листья, и цветы?" - вопрос явно риторический. Евгеша дышит на стекло - и чёрточки в самом деле расцветают прозрачными цветами.

"Здорово!"

В следующий раз она протаивают окошечко одновременно и в одном и том же месте. Получается почти что поцелуй. Тем более что тепло сквозь ледяную мглу вполне ощущается.

Мальчик дико смущается и отскакивает. Девочка смеётся, машет рукой и смотрит, как ледяная корка затягивает окошки.

Потом Мисато так и не вспомнит, был ли это сон или что другое. Но с этого дня она резко идёт на поправку.

3

Кацураги работает. Много. И приходит домой из музея поздно. Иногда кажется, что она немного скучает по старым временам и по ангелам.

Юки тоже работает. Много. Но дома. Иногда он выползает в издательства или на встречи с читателями, и тогда с ребёнком сидит Хикари Хораки, которая никак не заполучит фамилию Судзухара и пока что проходит "дополнительный курс молодой матери".

Кацураги ругается на Юки за то, что в квартире накурено и все шкафы нараспашку.

Юки ругается на Кацураги за то, что ему стыдно перед Хикари за немытые окна и недомытый пол.

Кацураги говорит: "По крайней мере я посуду мою сразу и не кидаю хлеб на стол. И никогда не ищу свои вещи".

Юки отвечает: "По крайней мере я не врубаю музыку на весь дом".

Кацураги тогда говорит - на повышенных тонах - что вообще-то это её квартира и что на ней, Мисато, все соседи давно поставили крест.

Юки, чтобы не сказать что-нибудь ещё хуже, резко встаёт с места и уходит курить в туалет.

Кацураги стоит под дверью и декламирует, что он погубит своё здоровье.

Юки говорит, что если он помрёт, всем будет лучше.

Кацураги возводит глаза к небу и обзывает Юки дураком.

Юки говорит, что если Кацураги будет утешать его пивом, то он уйдёт из дому.

Кацураги громогласно заявляет, что уйдёт первая, и пусть они тут, мужики, выживают как хотят.

Юки грозится жениться на Хикари.

После этого оба начинают неадекватно ржать. А потом запираются в ванной и долго-долго льют там воду. А ребёнок стоит под дверью и спрашивает: "Что вы там делаете?" А потом, когда становится совсем скучно, подставляет табуретку и гасит в ванной свет.

Только никого это почему-то не смущает.

4

Прошлой ночью он не пришёл. Мисато носилась по комнатушке, периодически падая то на свою кровать, то на давно пустующую соседкину и декламируя под нос: "Будь он проклят, и будь проклята эта любовь!" Потом она мрачно пила пиво и ковырялась в университетской локалке, ища какой-нибудь ненавязчивый сериальчик, чтобы отвлечься.

Нашла. И попала в туманный мир, где у всех, пока невинные, есть ушки и хвостики. У большинства были ещё и сильные странности, но депрессивно настроенную Кацураги это как-то не отвращало.

Спать она ушла на рассвете, с больной головой и неопределившимися впечатлениями. И сны видела более чем странные. Потом ей было очень стыдно.

Впрочем, довольно быстро смятение улеглось и мысли вернулись в привычное русло: "Я боюсь его любить! Я ненавижу его любить! Всё это плохо кончится - он слишком похож на моего отца!"

Она сама не знала, откуда пришло это откровение - буквально в последние дни, после нескольких лет бурного и ни к чему не обязывающего романа. Что-то изменилось - то ли в Рёдзи, то ли в самой Мисато. Будто на ухо ей шепнули: либо он тебя бросит, либо ты его потеряешь, когда он станет тебе всего дороже...

День этот был выходной, встала Кацураги поздно и Кадзи прождала недолго. И всё было как всегда - только к восторгу, уже почти привычному, примешивался леденящий страх, и всё ощущалось будто в последний раз. Это со стороны Мисато. Рёдзи словно бы пребывал мыслями где-то очень далеко отсюда. И потом, рассеянно обнимая свою девушку, спросил:

- Интересно, Акаги вообще когда-нибудь целовалась?

- Нет, - автоматически и абсолютно уверенно ответила Мисато. И тут же, спохватившись, больно дёрнула Кадзи за волосы: - Чёрт, ну тебе-то что?..

- Просто так, - он отвёл её руки и рассеянно уставился в стену. - Пропадёт девка-то, завянет на корню...

- Это её выбор, - хотя да, жалко... По идее Кацураги должна была бы разозлиться на "белобрысую мымру" - а вместо того вспомнила свои сны. И подружку, увенчанную пушистыми символами невинности из другого мира. Ушки были беленькие, нежные - как и сама Рицуко, смущённая и старавшаяся обернуться хвостом, дабы прикрыть хоть что-нибудь... - Ты, бесстыдник, что, мечтаешь лишить её ушек и хвостика?

- Чего?

- Да это я "Лавлесс" на ночь пересмотрела, пока тебя носило неизвестно где.

В тему "где ты был вчера вечером?" Рёдзи углубляться явно не хотелось. Поэтому он напряг мозги и выдал:

- Это где ещё были две девчонки-лесби, и одна из них носила накладные ушки? Тебе-то это с чего интересно?

- Ну, там кроме этого много чего другого...

- Остальное там вообще всё чушь. А на них хоть посмотреть приятно. Как и на вас с Акаги.

- Иди ты! Оставь её в покое! Я тебе её всё равно не отдам!

- Как-то ты меня странно ревнуешь, Кацураги. Не находишь, что это диагноз?

- Это у тебя диагноз, Кадзи-кун! Пришёл ко мне обсуждать личную жизнь и достоинства моей подруги...

- Я, может, с чисто эстетической точки зрения.

- Я тоже. Вот и не приближайся к ней, ей так идут эти ушки...

...Кажется, впервые они засыпали поссорившись и отвернувшись друг от друга. Рёдзи сморило быстро, а Мисато ещё долго смотрела на чёрные ветки за окном и думала: теперь ещё и это - навсегда. Рицуко - третья в их постели, причём оба они хороши...

Всё. Настало время расставаться. Тогда они будут все трое - по отдельности. Кацураги бросит университет и уйдёт служить в спецчасть. А уж Акаги сумеет постоять за свою невинность сама. Кошки умеют не только мурлыкать, но и шипеть, и царапаться...

Июнь-август 2008