Единственное утешение в жизни Иван Склянкин имел в разглядывании насекомых. Нравились ему эти существа своим волшебством, сокрытом в изумрудных глазах, сетчатых крыльях, волосатых членистых лапках и общей непонятности сути их бытия. Летом он даже жил все больше в открытом пространстве лужаек, среди колоний бабочек, сборища комаров и уединенного гула майских жуков. Склянкин желал однажды объединить всех насекомых главной идеей и выстроить усилиями миллиардов усердных крыл новый мир, подчиненный высшему порядку и общему счастью. Но не со всеми насекомыми удавалось вступить в уговор. Особенно упорными и идейно глухими были навозные жуки, которых по проекту Склянкина новый порядок лишал главного смысла их существования, оскорбительно заменяя навоз каучуковыми шарами и прочим суррогатом житейского счастья. Также имелись известные трудности с насекомыми заграничных стран, которых к изменению мира сговорить было тоже непросто, а многие из них были и вовсе потравлены какой-то затрудняющей понимание сути химической дрянью. Таких Склянкин в виду общей их слабой вменяемости приписал на свою сторону, решив после переустройства мира возвратить им понимание жизни и привлечь их к всеобщей пользе и к выполнению посильных идейно значимых задач.
Но несмотря на такие трудности с оформлением понимания, имел Ваня и неизменный успех у комаров. Они были самыми преданными слушателями и быстрее всех проникались идеей. Правда они почему-то быстро пресыщались рассказами Вани и вскоре отяжелевшие улетали куда-то осмыслять светлые перспективы своей насекомой жизни. Но на их место тут же становились новые и такие же преданные слушатели и Ваня не уставал им описывать все неизбежно поджидающие их блага нового мира. Наиболее внимательных комаров он даже выделял из роя прочих слушателей и поручал им осуществлять подготовительную и разъяснительную работу среди сородичей и всех других открытых к изменению жизни насекомых. Самыми безразличными и легкомысленными оказались бабочки. Они настолько несерьезно порхали по полянам, что Склянкин даже не знал как к ним подступиться, чтобы не сильно отягчить их полет своими полезными мыслями. Иногда он целые дни тратил только на то, чтобы угнаться за стайкой бабочек и уговорить их собраться возле цветка для проведения наставляющей беседы и определения их места в новом мироустройстве. В конечном итоге он заключил, что бабочки хоть и красивы в своей пестроте и легкой поступи полета, однако к серьезным вещам невосприимчивы совершенно и даже до обидного тугоумны. Оставляя в покое бабочек, Склянкин в огорчении переключал свой светлый ум на муравьев. В них он видел главных исполнителей своих грандиозных помыслов и даже не имел сомнений в том, что их усердие и интерес легко обеспечат нужные трудовые свершения, как только пробьет час новой жизни насекомых.
Час этот он определил на ближайшее воскресное утро. По его мнению насекомый мир был уже достаточно подготовлен к измению жизни и по команде сверху разом должен был завертеть земной шар в обратном поряке. Последние предвоскресные дни Ваня истомился ужасно, даже ночью не кончая своих убедительных речей. Насекомые роились в тусклом пятне фонарного света и облепляли Ивана невесомостью своих тел, как бы отделяя его от земли и вознося до времени к мечтательному благу нового порядка. Склянкин растратил весь свой ум и жизненную потенцию на подъем насекомых к новым высотам бытия и потому истощенный лежал под широкими лопухами, бессильно шепча комарам о скором свершении и уговаривая их и себя еще немного подождать.
В воскресное утро Склянкин проснулся с первым лучом и тут же ринулся на поляну. К назначенному месту почему-то сползлись не все насекомые мира, а только несколько жуков, пара божьих коровок и один богомол. Склянкин тер глаза и метался по поляне, приподнимая листья растений и кликая насекомых, однако кроме скользких улиток и глупых слизней он никого не находил. Ваня даже негромко крикнул от отчаяния и топнул ногой. Даже комары куда-то исчезли и воздух был совсем мертвым без их писка и шуршания крыл. Трагедия снизошла на Ивана в привычной труднопостижимости. Он смотрел перед собой и не видел никакого объяснения тому, из-за чего задуманное не случилось. Он даже не мог точно помыслить свой крах и совсем не к кому было обратить немое вопрошение, кроме как к небесам. Они ответили угрюмым ливнем, разогнавшим под листву немногих явившихся насекомых и совсем размочившим сухое несчастье Ивана долгим потоком отчаянных слез. Надвигалась поздняя осень. Склянкин снова не успел завершить дело всей жизни при жизни тех, кто это дело мог сделать. В который раз Ваня возвращался мокрый с поляны, чтобы пережив долгую тусклую зиму и накопив новые силы, снова вернуться и начать все сначала. Труднее всего отыскать самое первое насекомое, которое плюнет на скоротечность своей жизни и позволит Ване увлечь себя речами о новой жизни и новом порядке.
Потом народятся миллионы других насекомых и каждого нужно заставить поверить во всеобщее благо. Но это ничто по сравнению с приходящим весной оголтелым чувством, что именно в этот раз Склянкин сможет заставить землю вертеться в обратном порядке. Суметь бы только пережить новую зиму...