Аннотация: Герои "Понедельника" Стругацких в наши дни
Невыдуманная история
Старик разбудил его затемно. Профессор одевался неторопливо, еще не совсем оправившись ото сна. В холодных сенях царил полумрак. Профессор подошел к жестяному ведру и зачерпнул кружкой воды, в которой плавали льдинки. Вода была очень холодной, и он успел сделать только два маленьких глотка, прежде, чем у него заломило зубы.
За ночь земля сильно остыла. Профессор постоял на крыльце, чувствуя, как мороз хватает его за щеки, и пошел к машине. В кабине было еще холоднее, чем снаружи: стекла изнутри покрылись причудливым узором, а поверхность металлических деталей липла к пальцам. Профессор запустил двигатель, и немного погодя включил печку. Он сидел, позевывая, и лениво думал, что старик сильно сдал, а бабка его стала еще сварливее, чем была раньше, что жизнь в деревне пошла совсем тяжелая, хуже, чем после войны...
Скрипнула дверь и появилась согнутая фигура старика, сгибавшаяся под тяжестью мешка. Профессор поспешно покинул кабину и взялся за мешок с другого конца. Вдвоем они долго возились у багажника, втискивая мешок между канистрой и запаской. Канистра басовито гремела, и старик всё время оглядывался и шепотом просил не шуметь так сильно - он боялся разбудить свою старуху. Когда дело было закончено, профессор достал из кармана пальто портсигар, и они оба закурили.
-Ну, спасибо тебе, Симеон Симеоныч, - говорил профессор, выпуская изо рта длинную струю дыма, - Спас ты меня, теперь живем!
-Бог с тобой, Сашенька! Да неужто я тебе рыбки не дам! Ты мне сетку капроновую, бахилы, опять же резиновые, сносу им нет, а я тебе шиш под нос? Где б я новую сеть взял? Все деньги у бабки моей хранятся, а она ж непутевая, разве ей не докажешь, что в море выходить не с чем, дырка на дырке!
Он поманил пальцем профессора и, понизив голос, добавил:
-Только ты ей ни об чем не говори, что я рыбу тебе дал! А то осерчает; она ж рыбу эту армянам продает, если чего спросит, говори, что на Новый Год сеть подарил.
Профессор покивал головой и полез в машину. Вспыхнули фары. Старик побежал открывать ворота. У резного, потемневшего от времени столба, профессор притормозил и высунувшись наполовину, крикнул:
-Совсем очумел с этими делами! С Новым Годом тебя, Симеоныч!
Старик что-то ответил, но профессор его не услышал за шумом двигателя: он уже ехал по единственной в деревне улице, мимо стареньких изб с заколоченными крест-накрест окнами и покосившихся телеграфных столбов. Мелькнул полуразвалившийся сельмаг, и деревня осталась позади. Теперь дорога петляла вдоль берега моря. В утренних сумерках море казалось белым призрачным пятном, но его мерное соленое дыхание чувствовалось даже сквозь заиндевевшие автомобильные стекла.
Одна за другой стали пропадать звезды. Когда он выехал на трассу, в небе оставалась только Венера и блеклая Луна. Справа, над лесом, вставало красное зимнее Солнце, а слева замелькали колхозные поля, заросшие бурьяном. Профессор покрепче взялся за руль и прибавил скорости. Стрелка спидометра медленно поползла вверх и замерла у цифры 90: ехать быстрее было опасно из-за ненадежной коробки передач. Движение на трассе становилось всё оживленнее; его то и дело обгоняли внедорожники перекупщиков.
Первый пост ГИБДД попался полчаса спустя, сразу за железнодорожным переездом. На обочине стояла желто-синяя милицейская "Волга", а рядом с ней замер очень похожий в своем полушубке на суслика-байбака, милиционер. Он лениво поднял жезл, и профессор, ругнувшись сквозь зубы, затормозил. Милиционер вразвалочку подошел к машине. И походка, и лицо его всем и каждому говорили одно: "Мне и самому неохота, да что поделаешь: поставили, вот и исполняю.". Милиционер приложил руку к виску и лениво произнес дежурную фразу:
-Сержант Белов. Предъявите права.
Профессор вылез из машины. Одну руку он прижимал к сердцу, а в другой держал документы:
-А что случилось, сержант? Я ничего не нарушал!
-Ничего не случилось. - ответил сержант и взял документы. Он долго читал их, а потом пристально вглядывался в лицо профессора, сверяясь по фотографии. Документы были в полном порядке и сержант с каким-то даже сожалением вернул их владельцу.
-Откройте багажник!
Профессор вздохнул и поплелся к багажнику. Увидев мешок, сержант тут же скомандовал:
-Развяжите мешок!
Профессор начал развязывать узел негнущимися пальцами. С ним он провозился не меньше минуты.
-О! - повеселевшим голосом сказал сержант, - осетров везете?
-Везу. - обреченно согласился профессор.
-На рыбалке были?
-Куда уж мне! Купил.
-Купили... - протянул сержант и вдруг круто повернулся на каблуках, - Придется зарулить машину.
-То есть как зарулить? - хлопая глазами, спросил профессор.
-Вы на покрышки свои давно глядели? Они же у вас лысые совсем, да на такой-то дороге! Правила безопасности нарушаете!
-Постой, сержант! Резина у меня нормальная, три месяца назад менял. Да ты сам посмотри!
-Экс-сперти-иза раз-збере-ется, - процедил сержант сквозь зубы и отвернулся.
Он был молодой, розовощекий, могучий, как Алеша Попович, у него тоже был Новый Год, и он тоже хотел иметь на праздничном столе осетра, зажаренного по-астрахански. Сержант этот очень хорошо умел передавать свои чувства и желания не раскрывая рта, и теперь спина его говорила профессору: "А как же я? Я тоже право имею!" Он был хозяином положения, и с этим ничего нельзя было поделать. Профессор молча достал из мешка задубевшего на морозе осетра, твердого и шершавого, как полено и протянул его сержанту. Тот плотно взял осетра под мышку. Направляясь к своей "Волге", бросил через плечо:
-Можете ехать.
Удача, сопутствовавшая профессору всю неделю, изменила ему: он почувствовал это. Поэтому, увидев впереди очередного милиционера, он обреченно усмехнулся. И точно: милиционер уверенно поднял жезл и помахал им в воздухе. Это был низенький коренастый мужичок с рыжими усами. Он с презрением относился ко всякого рода уставным формальностям, и потому сразу же перешел к делу:
-На лысой резине катаемся, отец? Эт’ нехорошо, эт’ мы пресекаем! Ну ладно, показывай, что у тебя там в закромах.
Пока профессор открывал багажник, пока развязывал мешок и доставал очередного осетра, милиционер топтался за спиной, похлопывал себя рукавицами по бокам и весело балагурил. По его словам выходило, что жизнь хороша, и жить хорошо, что профессор - батя, что надо, а осетры - просто красавцы.
-Ты, отец, не сердись на меня. Знаешь, что Ленин сказал? Делиться надо! Понял диалектику природы?
Профессор не успел отъехать и на полкилометра, когда его осенило. Он резко затормозил, и какое-то время неподвижно сидел за рулем, уставившись на панель приборов. Потом с треском распахнул дверцу и вылез наружу.
-По рации передаете? Хитрые какие! Ну, я вам сейчас покажу диалектику! Разбойники... с большой дороги! - бормотал он себе под нос, возясь у багажника. Руки его при этом что-то уминали, утрамбовывали, а потом начали порхать очень быстро, как у дирижера.
-Всё! - крикнул он торжественно и с размаху захлопнул багажник.
Он быстро вернулся в кабину и зло сказал резиновому Винни-Пуху под лобовым стеклом:
-Фиг тебе с маслом, а не осетров!
Он начал лихорадочно соображать: до самого города постов нет, а у въезда в город его обязательно должны тормознуть. Не могли не тормознуть. Профессор был программистом и знал, что поведение милиционера очень легко алгоритмизируется, легче даже, чем поведение лягушки прудовой обыкновенной.
Расчет оказался верным: у въезда в город его остановили. Милиционер бежал, спотыкаясь, по рыхлому снегу и требовательно махал жезлом. Он, наверное, отошел к кустикам по малой нужде и едва не прозевал нужную ему машину.
-Ширинку лучше застегни, родной! - пробормотал профессор и плавно затормозил.
-Старшина Ковалев! - запыхавшись, отрапортовал милиционер, но профессор не дал ему продолжить.
-Вы, конечно, хотите проверить багажник. - сказал он сухо, - Ну что ж, пойдемте посмотрим.
-А где рыба? - спросил ошарашено старшина Ковалев, заглядывая в пустой багажник.
Профессор сочувственно покивал головой.
-Опоздали вы...- сказал он, - Коллеги ваши оказались больно уж шустрыми. Обчистили меня до последней нитки.
Старшина Ковалев растерянно поморгал заиндевевшими ресницами. И вдруг он начал... краснеть, а розовые губы обидчиво оттопырились.
-Жалко, да? - крикнул он по-мальчишески, и грязно выругался.
-Я вам не Дед Мороз! - ответил с достоинством профессор.
Старшина Ковалев принялся за дело. Он переворошил кабину, заглянул за сиденья, потребовал открыть капот, полазил под днищем и под конец велел открутить пробку от бензобака. Когда профессор сделал это, старшина Ковалев подобрал валявшийся на дороге прутик и осторожно опустил его в бензобак. Проверка показала, что в бензобаке были не осетры, а самый обыкновенный бензин. "А-92" - сказал профессор. Старшина Ковалев, сбычившись, смотрел на него. Краска сползла уже с его лица, но губы всё еще были надуты.
-Вот же суки! Ничего не оставили! - сказал он с надрывом и пнул носком ботинка кусок смерзшегося снега.
-Я поеду? - осторожно поинтересовался профессор.
-Езжайте! - буркнул старшина Ковалев и расстроенный, поплелся к своей будке.
Профессор имел полное право торжествовать победу, но ему почему-то сделалось грустно. Он устало забрался в кабину, которая снова успела остыть и плавно, будто во сне, стронулся с места.
Он въезжал в город. Потянулись старинные крепкие заборы, мощные срубы из гигантских почерневших бревен, попалось несколько грязных кирпичных строений с железными дверями. Но вот из-за поворота выплыл симпатичный двухэтажный коттедж из итальянского кирпича, под белой черепицей. У ворот стоял джип "Чероки", и профессор узнал в суетившемся около него толстом человеке директора Рыбоконсервного завода. Через минуту он свернул влево и остановился у одного из срубов.
Это был его дом. Он устало выбрался из машины, постоял, ссутулившись и дуя на руки и побрел к багажнику. Он открыл его и небрежно махнул рукой в сторону, словно отгоняя воображаемого комара. Щелк! На дне багажника рядом с запаской и канистрами лежал полиэтиленовый мешок, и из него выглядывали щекастые осетринные головы.
-Вот такие у нас нынче поганые чудеса, - сказал профессор и слабо улыбнулся. Кряхтя, он поднял мешок; тот успел уже оттаять и из него капало. Профессор пошел в дом.
За его двухдневное отсутствие решительно ничего не изменилось; только вот снег на дорожке был присыпан угольной пылью. Над дверью сидела полярная сова - при приближении профессора глаза ее загорелись красным и она дважды зловеще ухнула.
-Как охота? - спросил профессор, - Может, ты есть хочешь?
Сова, склонив голову и подрагивая зобом, внимательно слушала, а потом утвердительно заклекотала.
-Вот и хорошо. - сказал профессор и открыл дверь.
На кухне гремели сковородки и кастрюли - жена готовила обед.
-Саша, ты? - спросила она громко, услышав что кто-то входит.
-Да, я. - ответил профессор и снял шапку.
-Ну, как съездил? Как Симеоныч? Всё по-прежнему ловит свою золотую рыбку?
-Всё ловит. - сказал профессор, стягивая сапоги, - Стеллочка, мне никто не звонил?
-Ой, забыла совсем! Корнеев твой звонил, что-то очень срочное!
На тумбочке в прихожей стоял телефон, и профессор потянулся к нему одной рукой, в то время, как другая расстегивала пуговицы дубленки.
-Сашка? Привалов? - заорал в трубку Корнеев , - Ты где пропадаешь, морозяка? Ты знаешь, что оба Януса пропали? Позавчера!
-Ну что ты орешь! - морщась, сказал профессор, - Когда-нибудь это должно было случиться.
Он вдруг заметил, что Корнеев слишком долго молчит и сообразил, что к исчезновению Янусов отнесся слишком спокойно, и эта собственная реакция удивила его. И как бы мстя себе за свое равнодушие, он добавил:
-А я ведь А-Янусу осетра вез. Хотел на Новый Год презент сделать. Знаешь, Витька, забирай ты этого осетра себе, пусть Корнеев-младший хоть раз в жизни попробует настоящую осетрину.
-Ты дурак. - сказал неожиданно спокойным голосом Корнеев, - Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь?
-Витя, - сказал профессор устало, - давай закругляться, а? Мне еще к Выбегалле надо, почтение засвидетельствовать.
Корнеев страшно выругался и бросил трубку. Профессор вздохнул. Его разрыв с Корнеевым, который назревал уже давно, похоже, окончательно оформился. Корнеев терпеть не мог людей с волосатыми ушами. Профессор посмотрел на себя в зеркало и с сомнением потрогал правое ухо, из которого торчали редкие жесткие волоски. Ну и что? Мир изменился, и вместе с ним изменились представления о красоте. Раньше волосы сбривали, а теперь их выставляют напоказ; говорят, это очень сексуально - иметь ушки, как у рыси. В наше время даже манекенщицы гуляют по подиуму с волосатыми ушами. Тем более, что порода людей с чистыми ушами вымирает, как давным-давно вымерли неандертальцы. А что поделаешь? С естественным отбором не поспоришь.