Чистейшая фантастика. В такой огромной, такой огромной башне, уму непостижимо! А за окном в черноте цветные всполохи и вспышки, и нет ничего лучше их. Неслышно подошел один из обитателей этой башни и ладонями закрыл ей глаза. Она даже вскрикнула, быстро развернулась и увидела почти обыкновенного молодого человека с белоснежными искрящимися волосами и снежной круговертью в глазах. Альвина спокойно рассмотрела его, ожидая, что эта зимняя разновидность эльфа или позовет за собой, или прямо здесь покажет еще что-нибудь необыкновенное. Юноша полюбовался Альвиной, это была приятная девушка. Пухленькая, темная, курчавая, черноглазая и круглолицая. Короткие джинсовые шорты и джинсовый топик.
- Не слишком ли здесь все четко? А ощущения? Как наяву или нет?
- Я уверена, что сплю!
- Когда гады сцапают, ты не так запоешь!
- Ой, не надо кошмариков! - недовольно воскликнула Альвина. И опять в окно. Как загадочно гуляют по небу сияния: кругами, кругами... Ни одной звезды, только всполохи. В самой башне стало чуть темнее.
- Тебя будет спасать Рунисон. Как всегда. И ты поверишь, что не спишь, но я не одобряю его методов...
"Он несносен!" - Альвина молча ушла искать другое окно. Поверить в фантастику, да еще не в научную, а в сказочную, даже при необходимости - еще какой шаг! А без необходимости никакой Рунисон не заставит!
Ей встретились еще пять-шесть обитателей башни, сияющих и надоедливых. Они повторяли: ты не спишь, прилетят страшные гады, тебя спасет только Рунисон. Сон был уже довольно глупым, но Альвина надеялась найти какое-нибудь еще окно и налюбоваться до утра... или до начала кошмара. Вспомнился детский кошмар: из-под земли выкапываются мертвецы, и Альвина умирает от страха, даже когда они далеко от нее, но придумала себе покровителя и позвала на помощь, звала долго и истошно, и появился столб света, к которому можно было прижаться, который защищал... Надо этот же прием использовать, когда появятся гады! Тем более что говорят про Рунисона, почему бы не представить его себе таким сияющим столбом? Ну пусть глупое имя, какая разница, это всего лишь способ распрощаться с кошмаром.
Альвина нашла продолговатую, какую-то кишкообразную комнату, совершенно голую, с огромным окном. Долго стояла, все так же любуясь сверкающим небом. Но резко обернулась и постаралась проснуться - пол шевелился. Быстрее и быстрее. Альвина вдруг напряглась и совсем затихла. Пол только шевелился, и больше ничего.
Но с потолка слетели черные твари с крыльями, когтями и иглообразными клыками. Некоторые опустились на пол и пошли к Альвине, другие побежали, а третьи остались в воздухе и вот-вот подлетят... Альвина прыгнула на подоконник. Невероятно отчетливо для сна и яви она ощутила, что за спиной совершенное ничто. Но гады были настолько же четкими и кошмарными... Нет, уж лучше упасть... Альвина развела руки, отклонилась... окно широченное, рукам никак не упереться... Гады подбираются. Скоро они начнут прыгать... Сзади ничего... Девушка не видит, но на потолке прямо над ней висят шесть гадов. Рунисон появляться не собирался. Обитатели башни за стенами кричат, зовут его, но сами здесь не появляются... Кричат, что спрыгивать нельзя! Альвина, ужасаясь, перестает все это слышать. В полном ужасе она собирается прыгать. Лапы тянутся. Один коготь зацепился за карман шорт, девушка прыгает, но этот коготь ее держит! Ее вот-вот вообще стащат с окна! Лучше гибель! Она что-то сделала все-таки - не поняла что - и оказалась уже падающей... тело сразу же содрогнулось, сотряслось, а через мгновение ее уже схватил другой, только что прилетевший гад и вернул в комнату. Гады раскричались, Альвина орала, обитатели башни звали ее откуда-то издалека, а гад бросался с ней на пол, поднимал ее к потолку, кидался на стены, подлетал к другим гадам, протягивал ее им и кричал: "Возьми!", но не отдавал, а только делал вид, вырывал ее в последний момент... раз ее схватили крепко-крепко, она почувствовала мягкий черный пух твари, ее поцарапали когтем, приблизился жуткий-жуткий глык-игла... и сейчас воткнется! Нет, этот гад поднатужился и вырвал ее снова, совсем потемнело, совсем ничего не видно... Альвина от страха стонала и стонала. Но долго ли он еще играл с ней, а она осталась у него, и он улетел от других гадов, и на небе уже были обычные звезды, и было бы прекрасно на них смотреть, если бы полет был не с гадом... Альвина сама не зная как разуверилась в том, что спит, и готовилась к смерти, и ей было ужасно. Гад летел молча... нет, какие-то тихие звуки издавал, вроде как музыкальные. Ужасно. Летели долго. Но вот гад спросил, как ее зовут. Она не захотела отвечать, но представила себе когти и клыки, и выдавила имя надсадно, со страшно сдавленной грудью. Гад погладил ее по голове. Ужаснее не придумаешь! Она застонала: стало казаться, что останавливается сердце...
Тогда гад, пролетев еще немного, сбросил ее, она стремительно падала, как будто потеряв жизнь, гад поймал ее, Альвине как-то резко полегчало, потом сверкнула звезда, и девушка разглядела гада.
Рунисон не столб света и не прекрасен. Он большой, в какой-то белой одежде, с маленькими серыми крыльями, а лицо фантастически выразительное - одновременно тысячи чувств! Хотя сейчас Рунисон спокоен, немного весел, все равно видно, на что способно его лицо. Небольшие карие глаза и длинноватый властный орлиный нос легко запоминаются. Черные волосы, чуть-чуть волнистые. Подвижное лицо...
"Ненавижу такую внешность, таких людей!"
И это - герой? Он жестоко поиграл, спасая! Он ри-со-вал-ся!!!
Альвина сказать ничего не могла. Чего доброго, бросит и не поймает. Жутко стиснутую грудь потихоньку отпускало, но накатывала вселенская слабость. Какие страхи! Альвина до сих пор боится - ведь в этой фантастике еще черти что может происходить. Она злится, вернее, ненавидит, и еще скатывается в абсолютное бессилие. Рунисон это замечал, но он так уже привык спасать девушек, что не задумывался, как тяжело им резко попадать из нормальной жизни в ошеломляющее другое измерение.
Он стал спускаться. Альвина почувствовала какое-то облегчение. В темноте с трудом различалось огромное дерево с огромным гнездом. Вдруг девушку погрузили в мягчайший, нежнейший пух. Можно либо спокойно умереть, либо проснуться в нормальной жизни, либо хоть притерпеться к кошмару. Но... как же! Она уже ощущала этот пух! Гады!
Разум упал, Альвина дергалась как бы без сознания. Рунисону было не то чтобы трудно ее держать... а надоело. И день был не прост, и ночью с гадами чересчур развеселился. Был подъем, зато теперь спад... Не успев хорошо подумать, он щелкнул пальцами, и зажегся свет. Альвина увидела, что гадов нет, пух ощипан с них. Разум, поразительно, вернулся. Но уши заложены, а голова будто набита льдом. Свет погас. Рунисон лег и заворочался. Альвина не могла шевелиться, она полностью расслабилась, и что бы сейчас ни случилось, собраться уже не сможет.
Рунисон тоже почувствовал усталость. Голова была не очень ясной. Вяло сказал, что зажигать ночью свет неосторожно - гады возьмут и прилетят. У Альвины прилив ужаса и ненависти: специально зажег и специально сказал! Все, чтобы поиздеваться! Как мерзко! Боясь, презирая, проклиная, отчаиваясь, она то ли необыкновенно быстро уснула, то ли впала в беспамятство. Рунисон сначала подумал о кое-каких своих проблемах, поворошил в памяти успехи и промахи, ну и уснул, глубоко, хорошо и крепко. Сном намаявшегося праведника.
* * *
Прошло две недели после того, как Рунисон вырвал Альвину из лап гадов, спас ее. Она обвыклась. Все было не так уж плохо, хотя домой хотелось неимоверно. Туда можно было вернуться очень скоро... если бы Рунисон, перелетая с ней от убежища к убежищу, не отдыхал в каждом дня по три, утверждая, что это необходимо. Альвина чувствовала, что это вранье, он знал это, но продолжал в том же духе. Девушка очень, очень злилась.
Под деревьями была славнейшая зеленая трава, чудесная, ходить - одно удовольствие. Великое множество ягод. Но вот как надоело есть только их! Альвина уже не могла сдерживаться и ныла. Рунисон иногда очень раздражался.
Альвина перестала ненавидеть его, но порой припоминала, как он поиграл с ней, как издевался. Иногда холодела и отстранялась искренно, но чаще из вредности. И укоряла, то тонюсенькими укольчиками, то пилой. Рунисону это очень не нравилось.
Рунисон был хорош для Альвины силой, сообразительностью, юмором. Но ей надоедал его артистизм, его желание разбираться до тонкостей в своих и даже ее настроениях, привычка то выдавать по утрам и иногда ночам истинно соловьиные трели, то играть на губной гармошке. К тому же Рунисон бывал то внимательным, приятным, то очень резким.
А в небе совершенно другой. Поет переменчивым, нежным голосом, выражает своей богатой-пребогатой мимикой до миллиона самых тонких чувств, всякие там оттенки, полутона и даже полуоттенки... Он кого-то играет в полете и иногда - но не слишком часто - аж протыкает этим сердце, обвораживает! Но Альвина почему-то и на это злится. Сама не могла никак этого понять, потом же и разбираться перестала. Злилась и злилась. И это злило Рунисона. И тогда она еще больше злилась. И так далее.
Ночь. Рунисон пристает к Альвине. Разумеется, не грубо. Он умеет. Девушке приятно. Рунисон красиво шепчет, держит нежно-нежно ее руки, иногда не находит слов, играет глазами и всем лицом...
Но Альвина не хочет ему доверять! Пусть все уже неплохо, но гады так и стоят перед глазами, то есть скачут, летают! И Рунисон ведь тогда вел себя предательски! И пусть все склонны ошибаться, такое нельзя прощать, нужно отодвинуться...
Рунисон не отступает, пытается расслабить ее напористее и побыстрее, игривее, смелее. Тоже не получается. Альвина твердо решила... Он нравится, но не прощен. Еще некоторое время промучившись, сдается, отводит взгляд от Альвины, смотрит на звезды и нежно-нежно страдает. Когда он девушку соблазнял, то пользовался своим актерским даром, а теперь уже он совсем, до последнего волоска искренен. Нежно-нежно страдает. Глубоко и нежно. Альвина в это не верит.
Девушка рассуждает, каким он должен быть, герой. Прямодушным. Благородным.
Рунисон погрузился в пучину своей нежности к ней, затем погрузился в свою отвергнутость. И задумал кое-что. Дождался, пока непреклонная Альвина заснет, и полетел по делам...
Он вернулся в башню, из которой унес девушку. Спросил у обитателей, где они недавно видели гадов. Те ужасно удивились: когда они налетят на новую девушку, его сразу позовут! Может быть, он хочет их всех истребить? Это невозможно! Этого не может быть! Это исключено! Но некоторые обитательницы башни и один-два обитателя все-таки заподозрили, что Рунисон стал еще более славным, более прекрасным героем.
Рунисон сам отыскал гадов. Они летали над самыми красивыми в мире руинами. Когда-то в еще большую башню, чем та, где побывала Альвина, попала сильнейшая молния. Башня была почти уничтожена... небом. Наверное поэтому руины получились величественнее самой башни. Потрясающие узорчатые арки и громадные лестницы. Где-то в середине всего этого - надо долго искать - круглый каменный пруд. Сколько тины, невероятно! Сюда по удивительным уступам, ступеням, перекатам, украшенным статуями самых-самых обитателей башни, раньше скатывались огромные водяные валы. Руины настолько древние, что священно красивы. Гады к ним не пускают, хотя не считают это место важным, ни капли не считают. Велика их зловредность!
Увидев здесь и сейчас Рунисона, конечно же, подумали, что он пришел их выкуривать. Они схватили его и подняли в воздух, чтобы убить, сбросив на землю. Рунисон первые секунды, нет, первые частички секундочек просозерцал отрешенно-глубоко прекрасные руины. Но очень скоро стал, конечно, бояться.
Он прилетел не затем, чтобы выкуривать гадов, хотя это следует сделать. Это такая труднодостижимая цель, что Рунисон откладывает ее уже вечно. Нет, он хотел договориться кое о чем.
Его поднимали все выше, с фантастической скоростью. Небо уже не голубое, а белое. А, уже затащили в облако! Промелькнуло, что надо будет показать это Альвине. Но если сам уцелеет, да! Рунисон испугался, небо загустело. Могут отпустить через секунду, быстро связав крылья или отрезав их... Ай! Как ужасно! Рунисон вырывался, но это безнадежно. Внизу уже зеленое непонятно что, море какое-то. "С такой высоты непременно разобьюсь!". Рунисону стало ужасно. Он осознал, что может считать себя живым последние мгновения. Гады, разумеется, гоготали. Все визгливее и визгливее. Еще хуже, еще хуже, еще...
Так вот все и переменилось. В Рунисоне встрепенулось его истинно геройское начало. Терпеть и ожидать смерти стал мужественно. Небо уже черное, крылья чем-то склеены, значит, сейчас... Рунисон ощущал это уже совершенно по другому. Как будто давит вселенская плита, и дрогнув хоть на самый незаметный миг, еще до самой гибели станешь только лужей. Кто бы мог подумать, Рунисон и такое может выдержать, когда захочет!
Благодаря этому сверхсобранному состоянию он все-таки сейчас не погиб. Что-то непонятное, неизвестное, необъяснимое ударило державших его гадов, они полетели вниз, а он успел оседлать одного! Вместе с ним приземлился, и...
Ровно половину гадов он сумел поубивать. Голыми руками! Если осмелится еще раз сюда сунуться и опять так же повезет, руины очистятся от гадской скверны.
И пока Рунисон в себе не сомневается. Он сейчас совершенно благороден. Освободил свои крылья от чего-то клейкого и уходит, не осуществив своего первого замысла...
Он бы вернулся к Альвине чистым, очень светлым, с белой душой. Только за Рунисоном увязался один гад. И пряча гнусные клыки и когти, чтобы не пробудить справедливую ненависть, тоненьким, высоконьким голосочком спросил не хотел ли Рунисон о чем-нибудь поговорить?
Хорошо вернуться к Альвине безупречным героем. Но есть возможность заманчивее... В Рунисоне заворочалось его лукавство. Опять решил Альвину так просто не отпускать. Но для этого нужно сделать кое-что очень плохое, подобающее гадам и совершенно не похожее на Рунисона.
Это очень странно, но Рунисон все-таки сказал гаду вот что:
- Давай договоримся. Я с девушкой в том убежище, что в арчатом лесу. Узнаешь его сверху: деревья очень высокие, некоторые растут красивыми арками. Не понимаешь, что значит "красиво"? Я и не сомневался. Прилетай ко мне один и напугай мою подружку. А за это я не спасу от вас одну девушку. Даю священное слово, что не стану вызволять вашу следующую жертву.
Гад улетел молча. Рунисон вернулся в свое убежище и попытался поцеловать Альвину. Она не позволила. Тогда он стал давать ей уроки музыки, любуясь ею и мечтая о том, как она все-таки станет очень послушной... от сильного испуга. Дальше он не загадывал.
* * *
Но ночь прошла. И наутро Альвина закатила такой скандал, что в Рунисоне засохли и те маленькие ростки раскаяния, что очень робко проклюнулись. Если бы Альвина это предугадала, трижды подумала бы, хотя ее злость легко можно понять. Ведь Рунисон опять наотрез отказался улетать из убежища. Альвина, мечтающая о нормальной жизни, взорвалась. А он вел себя все хуже. Когда девушка заявила сгоряча, что с нее довольно, и терпеть такое уже нельзя, и она слезет с осточертевшего дерева и пойдет пешком, он сначала ответил просто холодно: "Да, если хочешь, но если бы ты знала, сколько там внизу смертельно ядовитых змей, и жуков, и гусениц!", потом же весь льдом оброс и почти прогонял, зная, что девушка побоится уйти. Расходился и расходился, и разошелся до полного абсурда. Ведь пережил не самую приятную, легкую и безопасную встречу с гадами, чтобы только Альвину не отпускать и как можно сильнее, быстрее ее к себе приблизить, а вот теперь так грубо и решительно, так неуклонно ее отталкивает. Понятно, что если бы она ушла, он только сперва очень бы обрадовался, потом бы затосковал. Но ведь пышет сейчас злом, плюется кипятком, как чайник!
Но и Альвина в ответ сахарной прикидываться не стала. Скандалить больше не смела, хоть было очевидно, что силой он ее с дерева не сгонит, а глядела мрачно, разговаривала отрывисто, крайне неприятно. И тогда Рунисон пошел на зверскую месть. Молча улетел, чтобы не видеть ее. Сначала он даже не помнил, что скоро явится гад и без него черт знает что с ней сделает, а потом... и плюнул на это, осатанев. Улетел далеко, в дальнее убежище, лучшее, чем те, что видела Альвина. Эта девушка нравилась Рунисону не на шутку, но он все равно почему-то (сам не понимал и понимать не хотел) не показывал ей всего, что у него есть хорошего - в душе тоже.
Полежав совсем немного в замечательно сплетенном гнезде, похожем на корзину из лозы, все же понял, что с совестью у него уже что-то не то. Угрызения уже начинались, пока смешиваясь со злостью. Он с легкостью без всяких часов определил, сколько времени прошло (ох и интуиция у него!) и подумал, что гад уже мог прилететь и взяться за Альвину. Рунисон улетел - еще дальше. Заглянул в одну из башен и спросил, не появлялись ли новые девушки. "Нет. А что, с Альвиной скучаешь?" - "У нее ужасный характер. Но вообще-то у нас все в порядке", - не моргнув глазом ответил Рунисон и полетел... теперь уже сам не зная куда. А беспокойство-то растет, а главное - угрызения совести проявились, их уже ни с чем не спутаешь. Рождаются позывы сломя голову лететь назад и спасать Альвину, пока еще не поздно! Может быть, уже поздно. Да, еще одно неприятное ощущение - не знать, жива Альвина или нет. Рунисон начинал осознавать жуткую серьезность этого вопроса. Нехотя, как все люди.
И тут ему повстречалась юная обитательница башни, сбежавшая повеселиться и теперь возвращающаяся назад, от страха забывая все веселье. А на вид уже мудрая. Рунисон с готовностью стал отважным рыцарем, джентльменом, вызвался красавицу нести, охранять до самой ее башни. И взбрело же ей в голову на полпути спросить, как там его девушка. "Знаешь?!" - опешил Рунисон, потом собрался, но... раскаяние развивалось стремительно. В башню он прилетел совсем раздавленным. Его спутница, хоть и была легкомысленной, поблагодарив, на прощание так многозначительно опустила неописуемо длинные, густые, бархатные ресницы, что добила его окончательно. Душа побелела, и, отбросив все ложное, все мысли-обезболиватели совести, он наконец так метнулся, так устремился назад, что стал почти невидимым. И это при том, что юная дева с метелью в черных глазах ничуть не собиралась его перевоспитывать, она хотела его таинственно соблазнить.
Рвался он, ох как рвался. И, конечно, думал, что поздно. Раскаяние стало совершенным, он наконец-то раскаялся и в самой сделке, очистился от всех иллюзий, чувствовал серьезную душевную боль и летел быстрее звука...
Когда он прилетел, Альвина была уже не на дереве, а на земле, на траве, и гад уже над ней поиздевался вволю, девушка потеряла сознание, и тварь сидела рядом, чтобы в последний раз поизмываться, когда очнется, а потом приступить, собственно, к делу: проткнуть клыком и так далее...
Альвина белая-белая, Рунисон, увидев это, понял, что... то есть ему стало еще хуже. Он подкрался и спрятался в высоченной траве. Пока девушка жива. Ох, дурак, ну каких дров он наломал! У него стреляло в висках - от чувства вины. Но он должен был совершить еще одну ошибку, обязательно должен. Рунисон ждал момента покрасивее, чтобы как можно больше поразить эту тварь... показав свое убийственное превосходство.
Он терпеливо ждал, хотя смотреть на приходившую в себя Альвину - испытание из испытаний. Девушка, еще ничего не соображая, забыв, где она, открывала глаза и вздыхала, чтобы ее тут же... Тварь уже схватила несчастную и перешла к последнему издевательству - на бешеной скорости кружилась с ней по поляне, то и дело пока не глубоко царапая когтями и уже часто показывая клыки.
Рунисон понял, как все будет происходить: он поймает момент, когда тварь подлетит к нему, схватит гада прямо вместе с Альвиной (хоть так и труднее), поднимет их до гнезда, Альвину - в мягкий пух, а с тварью летать над нею кругами, и это будет настолько прекрасное зрелище... что девушка немедленно простит - последнее не подумал, а только почувствовал. И ждал с нетерпением. То, что Альвина еще не знает о таком скором спасении, и близко ему в голову не приходило, не до того!
Момент настал. Рунисон взлетел, вцепился в гада - и секунды на это не ушло, и стал тащить его вверх. Так-то оно так, да вот гад его стряхнул. Рунисон не мог такого ожидать! Вторая попытка - и то же самое! Ошеломленный герой налетел в третий раз, заботиться о красоте борьбы уже не мог, только страшно напрягался, и поражался - как гад целеустремлен! Надо было раньше разглядеть, загодя, что эта тварь - из особенно сильных! Ах, все равно бы решил, что по зубам. Рунисон выложился весь, и тварь все-таки выпустила Альвину, девушка ударилась об землю и тонко вскрикнула. Рунисон, не зная, где взять хоть каплю силы, повис на твари и висел беспомощно, ну хоть отодрать его гад не мог.
Альвина посмотрела на это - и побежала. Со всех сил. Рунисон знал, что этого нельзя делать ни в коем случае, но надо было спасать самого себя. Если возможно... а невозможно ведь. И значит сотни лет гады будут без малейших помех похищать, похищать и похищать девушек другого измерения, пока всех не перепохищают. Рунисон даже поверил в это, вот как! Правда, продолжал висеть. Гад стал подниматься выше - на большой высоте у Рунисона руки не выдержат.
Альвина громко-громко вскрикнула и вдруг на бегу свалилась в высокую траву, скрылась из виду. Рунисон был уже высоко и опасно раскачивался. Если бы девушка его видела, то все простила бы и просто ужаснулась всем своим существом. Рунисон раскачивался, и воздух вокруг него потемнел - как признак гибели... Тварь ликовала, Рунисон - уже все...
Рунисон упал, не упасть было невозможно. Но как-то и умело, и удачно перед самым-самым падением ударил уже отказавшей рукой, все-таки сложившейся в кулак, ненавистного гада в живот, да в самое больное место. Гад от боли тоже упал - это несказанное везенье. Рунисон и гад упали рядом и в общем-то оказались наравне: один полуживой от бессилия, а другой от боли, но боль проходила быстро... И прошла бы, не оторви - ну, уж повезло так повезло! - Рунисон твари очень, очень удачно голову. Второе дыхание открылось и гад неловко повернулся - редкостное стечение обстоятельств.
И сразу же Рунисон бросился искать Альвину. Паря над поляной, выглядывая девушку, он чувствовал, как весь наполняется таким счастьем, что даже усталости не стало, одна победа, абсолютное облегчение и немного заслуженной гордости. Подняв и прижав к себе Альвину, бесчувственную, дышащую еле заметно, все еще белую, безжалостно исцарапанную, с распухшим и покрасневшим плечом, он понял, что радоваться рано, но как ни старался, не радоваться не мог. Он жалел свою истерзанную красавицу, но хоть для него уже все позади... Оказавшись же с нею в гнезде, осмотрев ее, он глубоко-глубоко вздохнул и, оставаясь все таким же счастливым, стал очень деловитым. Альвина открыла глаза, поморщилась, прослезилась и враждебно посмотрела на него.
- Все скоро заживет, - спокойно и ласково сказал он.
- Нет, ты говорил о смертельно ядовитых жуках!
- Тебя укусил не смертельно ядовитый. Пройдет. Успокойся, что ты так вот смотришь! Я знаю, что говорю, и никогда не обманываю!
- Так я тебе и поверила!
- Заживет, малыш, скоро заживет, - увещевающе сказал Рунисон и повалился в пух. Он хотел успокаивать девушку, но искушения сном после всего он уже не выдержал. Альвина мучилась. Она не поверила ему, что ее укусил в плечо не смертельно ядовитый жук, и уже не злилась на Рунисона (перед смертью глупо), а неописуемо страдала, неописуемо...
* * *
На следующее утро Рунисон понял, что Альвина ему принадлежать точно никогда не будет. Потому что когда он хорошо выспался, девушка заставила его прямо сейчас нести ее к нормальной жизни, как можно скорее! С плечом хуже не стало, наоборот, даже опухоль исчезла, но остался удивительно яркий бордовый цвет. И руки, шея, лицо в длинных царапинах. "Но это не самые страшные следы пребывания в чужом измерении, малышка!" - сказал Рунисон, обнимая девушку. Та не сопротивлялась, не сомневаясь, что после всего он просто не может рассчитывать на ее любовь. Вся симпатия к нему - раньше не маленькая! - ушла на такое дно, откуда ее никак не достанешь.
А Рунисон тоже был обижен. Он не знал, в чем виновата перед ним Альвина, и поэтому четко не укорял ее, в мыслях вообще обиды не было, зато в душе - неопределенная, но большая. К счастью, ссориться они не стали. Рунисон схватил Альвину и понесся выше всех деревьев и убежищ, туда, откуда девушки возвращаются в нормальную жизнь.
В этот раз в полете Рунисон не пел. Но он думал не только об Альвине, но и о том, что раз гад все сделал не так, как договаривались, то и следующую девушку спокойно можно будет спасать. Хорошо! Это очень радует! От радости Рунисон стал добрее, захотел на прощание побыть настолько чистым, насколько может, и поднялся к облаку, влетел в него. Альвина ахнула, и будто уже не держится крепко за его шею, а ласково обнимает ее. Густой, хороший, белый дым. Странно, что они все равно занялись выяснением отношений.
- Какие отношения! - насмешливо сказал Рунисон. - Ты их заканчиваешь! Сама!
Альвина даже рот открыла от удивления.
- Да ты... Я сейчас как начну все вспоминать! Еще в башне - представь, каково мне было во время твоих игр! А ты рисовался!
Рунисон промолчал. Вину-то он чувствовал, но так уж устал от всех испытаний и раскаяний! Устал, устал, устал!
- А то, что ты только сейчас, уже когда я всего натерпелась, понес меня домой?!
Как же она не понимает?
Само главное девушка стала говорить со слезами на глазах, а Рунисон от удивления онемел. Он не видел внизу ни травы, ни деревьев, ни башен, а вверху ни неба, ни облаков, ни солнца.
- А твоя сделка с гадом?!
- Ка-а-акая сделка?!
- Ах ты сволочь! Не признаешься! Как подставлять меня, так ничто не мешает, а вот как мне в глаза сейчас посмотреть - уже все, да? Я знаю, кто ты на самом деле. Ты просто последний мерзавец, - о небо, в голосе Альвины целый океан уверенности!
Рунисон, напрягшись, посмотрел ей в глаза. Собрался с силами. И твердо, проникновенно стал врать:
- Ты меня сейчас абсолютно разочаровала! - стремительно неслись облака, а воздух сделался совершенно особенным - морским. Вдали уже величественно мерцало море, но как бы ни было хорошо, они продолжали обвинять и оправдываться. - Ты поверила гаду, лгуну! Он врал, чтобы тебя помучить, а ты рада стараться! Моя помощь - а я ведь спасал! - ничего не значит, да? Я этих тварей обманывал, подманивал, расставлял на них силки... сколько перенес, сколько нервов истощил, изорвал, истер! - он вспомнил, как его схватила стая гадов, и поэтому заговорил еще убедительнее. - А когда не по моей вине все порушилось, ты все, не хочешь иметь со мной дела! Какая ты благодарная, отзывчивая! - морской воздух был чрезвычайно силен, его мощь - упоительная влажность - обволокла их и чуть-чуть успокоила, неповторимый блеск воды немного смирил, но все у них было слишком серьезно. - Молодец, возвращайся домой... мне лучше будет...
И Альвина, несмотря на то, что была так сердита, опять задохнулась от обиды, душу защипало. Рунисон больно ударил по сердцу.
- Брошу тебя в волны... Миг - и ты дома.
Альвина не знала, зачем, но вдруг высказала Рунисону все, до последней мысли о нем:
- Ты в этом нелепом измерении (Рунисон дернул плечом: знал, что все на свете измерения по-своему нелепы) играешь роль героя, ты должен всех спасать, спасать и спасать. Но ты внутри совсем не герой. Ясно, что ты меня ни за что, никогда не послушаешь, - Рунисон быстро снижался над морем, и волны, и, ох, эта пена так близки... - Не послушаешь... Брось претендовать на роль героя, доброго, благородного. Не подходишь ни капли.
Рунисон спокойно и уверенно возразил, все снижаясь (Альвина уже касалась спиной пены):
- Нет, было непререкаемое пророчество. От звезды, под которой рождались все эти места: "Той, с которой ты, повезло!".
- Значит, ты неверно поня-а-а-ал!..
Евгения
Праздник. Шок от того, что заключена в фантастике и не спит, у девушки прошел только благодаря обитателям башни, называвшим себя просто обитателями. Они похожи то ли на эльфов, то ли на ангелов. В нормальной жизни ей давно надоело читать про них и видеть их на экранах, но вот пообщавшись с ними, с неописуемо одухотворенными, невыразимо светлыми, посмотрев в глаза с такой метелью... и читать снова захочешь. Это ими устроен праздник. В ее честь!
В башне нет ни статуй, ни мебели, ни одного украшения, а все окна выходят во внутренний дворик, где одиноко стоит пустой пьедестал. Обитатели сказали своей гостье, девушке по имени Евгения, что на него вскоре будет очень приятно смотреть, очень приятно.
Пира не было, но в одной из комнат прямо на полу множество ваз с разными ягодами, множество кувшинов с соками. Евгении принесли платье из белого кружева. Надев его, девушка стала в сто раз нежнее. Но не обрадовалась, потому что слишком привыкла быть резкой. Стройная, коротко стриженая, лицо изящное, а его выражение воинственное. Евгения не увидела себя в зеркале, потому что зеркал тоже не было, но как мед в душу - взгляды обитателей. Ей объявили, что праздник уже начался. В самом большом зале. Там все будут танцевать. "Ты думаешь, мы все такие спокойные ("величавые" - поправила про себя девушка), и танцы у нас такие же? О да, мы любим медленные, углубленные, чудесные танцы, непостижимые для тебя, но в этот раз веселье будет такое, какое любишь ты". Евгения не скрыла радости.
А потом одна обитательница по имени Лау захотела поговорить с ней. Отвела в квадратную комнату с окном таким большим, что даже у двери виден внутренний двор, и таким высоким, что от него к полу вела широкая каменная лестница, и на ее ступеньку они сели - больше сесть некуда. Девушка изумленно глядела на обитательницу - единственная имеет возраст (где-то около 40), одета не в белую мантию, а в элегантный белый брючный костюм! И короткая стрижка! В ответ на изумление Лау заметила: "Я иногда бываю и там, у тебя". Но не смотря на внешнюю экстравагантность, она говорила совершенно спокойно и очень рассудительно, хотя слишком сказочно, особенно для такой девушки, как Евгения, любительницы боевиков:
- Сначала, красавица, будет бал, мы все протанцуем день и ночь. Скоро прилетит кое-кто очень важный, очень-очень. И только потом придет черед гадов. Ты погрустнела. Да, тебе все ушки прожужжали про них. Но огорчаться нечего, так как твари явятся еще не скоро и с нами будет... тебя защитит... ох ты, чуть не сказала, кто! Так не интересно. Сама увидишь. Налюбуешься, ведь он дал слово бывать у нас подолгу! Чтобы девушкам вроде тебя вовсе не приходилось дрожать от страха.
Евгения слушала почтительно, хотя почтительность не в ее характере. Забыв, как замирает вся, стоит к ней подойти обитательнице и особенно обитателю, она с превосходством сказала, что возвышенная жизнь в этой башне ей не по нутру. Хочется не удивительной красоты, не нежных чудес, а ярких развлечений. Лау улыбнулась:
- Наш желанный гость полностью с тобой согласен. У него тоже много слабостей, и даже больше, чем у тебя. Это великий подвиг - что он прилетит к нам надолго. О, прекрасно!
- А пьедестал?
- Жди... смотри... увидишь...
После этого они вдвоем пошли в самый большой зал. Там так и не появилось украшений, но было чем восторгаться. Обитатели в своих белых мантиях не танцевали, а порхали, слегка, но легко отрываясь от пола, и еще весь зал полон больших разноцветных бабочек! Евгения стояла рядом с Лау и хлопала глазами - ей-то как веселиться? А Лау уже порхает со всеми, и поднимается выше всех. Какая же у нее грация!
Евгения подумала, что так праздновать весь день и еще всю ночь нельзя, такое быстро надоест. Ее схватил за руки какой-то обитатель, обнял, и ей пришлось вот так слегка летать вместе с ним. Летает и летает, и даже не понимает, звучит ли какая-то музыка, или что-то другое внушает: "Ну, веселись!". "Вот еще пятнадцать минут, и я вырываюсь" - думала Евгения, быстро делая круг по зале, не касаясь ногами пола. А потом думать бросила и так радовалась, как никогда в жизни. За временем следить, разумеется, перестала, тем более что часов нет.
Все веселы, порханье не останавливается, неведомые веселящие звуки проявились - да, это была такая музыка! Как фонтан радости прямо в душу! Цветное, светящееся колесо в голове. Очень весело...
- Смотрите на пьедестал! - вдруг прокричал кто-то. Все бросились к окну. Евгению пропустили вперед, она лучше всех увидела внутренний дворик и то, что на пьедестал с неба спустился кто-то. Большой, в белых штанах, в белой рубашке, с серыми крыльями. Все бросились поздравлять Евгению, но она все равно не сразу поняла, что это тот, кто защитит ее от каких-то гадов. В криках обитателей девушка поймала имя: Рунисон. Ухмыльнулась, вспомнив музыкальную школу: почти унисон.
Прилетевший что-то прятал за спиной. Махнул рукой, чтобы все отошли от окна. Обитатели тут же упорхнули аж к противоположной стене, унеся с собой и Евгению. А Рунисон слетел с пьедестала, поднялся высоко-высоко, скрылся из вида... Все ждали, улыбаясь и переговариваясь.
- Ура!!! - загремело, когда Рунисона увидели под потолком высоченного зала. В крыше этой башни множество секретных ходов, их знают только Рунисон и гады.
Он стремительно опустился на пол и оказалось, что за спиной прятал большой букет чайных роз - невообразимая редкость в этом... мире. Поклон. Евгения поняла, что это ей и шагнула вперед. У Рунисона приятное изменчивое лицо. И глаза не огромные, и нос капельку длинноват, и улыбнулся сейчас во все зубы, а все же нечто поэтическое в нем есть. Евгения наконец додумалась, почему так безудержно радуются обитатели. Рунисон - это надежная защита, единственное спасение от гадов. А обитатели настолько добры, что безопасность гостьи для них - это повод радоваться весь день и всю ночь.
Евгения увидела, что букет уже у нее. Как ей его вручили - не помнила. Она уже отошла в сторонку, а к Рунисону подлетела самая высокая и стройная обитательница - такая золотистая, такая милая! В ручках - большой серебряный клык на цепочке. Она надела его на шею Рунисону. Он воскликнул: "Давай поцелуемся!". И поцеловал обитательницу в обе щечки.
- Ну вот, - сказала Лау Евгении. - Теперь ничего не бойся. Рунисон прилетел.
Евгения кивнула. Но ее праздничный настрой был нарушен. Она вспомнила про гадов. Ничего особенного о них не рассказывали: твари крылатые, когтистые и клыкастые. Но то, что они прилетят...
Она незаметно вышла из зала. Прилетят гады, прилетят гады... Окликнул обитатель. Сердце екнуло. Обнял и повел назад: "Твой праздник, что же ты!". Сердце зашлось. Невозможен, исключен роман у обитателя с гостьей башни, но чем невероятнее "вдруг", тем оно сильнее сводит с ума.
- Неужели Рунисон так силен, как вы говорите? Не похоже!
- Что ты!!!
Вот и снова зал. Рунисон берет на руки обитательниц и крутится с ними в воздухе, и то резко вниз, то резко вверх, и напевает, играет голосом - красуется! Евгения, тяжело-тяжело вздохнув, окончательно в нем разуверилась. К ней подошла Лау, поманила его. Он подлетел мгновенно, с широченной улыбкой на устах и хохочущей обитательницей на руках. Но та под взглядом Лау сбежала.
- Рун, покатай Евгению.
- Не надо! - чуть не передумав, но потом обнаглев, сказала Евгения. - Не буду я летать с таким напыщенным, таким самовлюбленным... дураком. Ни секунды не верю, что ты можешь защищать! Тщеславный слабак! Что, раскусила?
"Какая дура!" - прокричали его удивленные глаза, он развернулся и ушел, и принялся что-то объяснять первой встретившейся обитательнице. Лау подбежала к ним. Вскоре обитатели обступили Рунисона. Евгения равнодушно смотрела на валяющийся под ногами букет чайных роз. И вот Рунисон высоко взлетел, Лау крикнула: "Ты же обещал!", он ответил: "Ну, я же вернусь!" и подлетел к потолку, и исчез. Все обитатели взволнованно посмотрели на Евгению: "А если он не успеет?!".
Праздник пришлось закончить. И Евгения еще больше стала презирать Рунисона. Со всех сторон раздавалось: "Хоть бы он успел! Хоть бы он успел!". А она была другого мнения: "Чем мне помог бы этот придурок?".
* * *
Рунисон улетел искать редкого гада с белым пухом, чтобы ощипать его и украсить свое любимое гнездо. Оскорбительные слова какой-то дурочки задели за живое лишь на мгновение, но именно после них он решился нарушить обещание и сбежать на охоту. И не расстраивался. Поймает, ощиплет, вернется, спасет идиотку, и его легко простят.
Поймал трех обыкновенных гадов, и третий сказал, где искать белого. Ощипал, закопал, собрал пух, отнес в свое ближайшее гнездо, ринулся на поляну с самой высокой травой. Эта трава - в рост человека, но мягкая, стелется по земле, ходить по ней - наслаждение. Обшарил всю поляну и радостно вскрикнул, найдя норку. Ясно - там белый гад, потому что черные нор не роют, а все зверушки ими давно переедены.
Осторожно сунул руку, вытащил - она в крови. "Хм!". Снова пошарил - вытащил мертвого птенчика. Как жалко стало! В этом мире так мало птиц!
Да, но что же дальше делать? Рунисон злобно смотрел на эту маленькую норку. Досада и раздражение. Он плюнул прямо в нее и прокричал: "Эй, тварь!". Нора в мгновение ока расширилась, превратилась в глубокую яму. "Ха-ха!" - сказал себе довольный Рунисон. Но стоит ли соваться туда очертя голову? Смелость накатила неожиданно и резко толкнула. Бросился...
Когда одумался, поворачивать оказалось уже поздно - все, вот и дно, широкое. Правда, Рунисон чудом за мгновение успел приготовиться к неожиданностям. А вот и он - белый гад, пушистый и ух какой толстый! А до чего шикарный пух! И вдруг... Страх! Гад открыл пасть - и Рунисон отшатнулся. Потому что эта пасть заняла почти все дно ямы, а невероятно склизкий язык должен был сбить с ног, и хоть все же не сбил, но Рунисон чуть-чуть не упал прямо в пасть, прямо на отвратительные бледно-зеленые, в черных пятнах, склизкие подушки - десны и нёбо, на жуткий язык, на целые комья дрожащей мутной слизи... Рунисон резко крутанулся вокруг себя, оказался спиной к этой жути и улетел... но наверху его ждала стая обыкновенных гадов. Вот это удар!
Гады его схватили. Еще минуту, две, три, он на что-то надеялся, потом внутренне неудержимо рассмеялся, а потом стало очень плохо: ведь попался, теперь ведь все... Он не вспоминал, как много раз уходил из под носа у гадов. Когда ему стали чем-то склеивать крылья, Рунисона как-то странно встряхивало.
Рунисон был в шоке и не помнил, как оказался в другой яме, еще глубже. Оставшись один, тут же потянулся к крыльям - выход есть, однажды ведь удалось сорвать с себя липкую пакость!
Но не на этот раз. Теперь на крыльях совсем другая мерзость, в триста раз прочнее, и какая-то жирная... Отвращение и ужас, ужас и отвращение. Тошнит, голова кружится - от гадливости и паники, паники и гадливости. В любую секунду, следующую или послеследующую, вернутся гады и прикончат. Рунисон лег, вытянулся, входя в такое состояние, когда уже точно ничего не можешь делать, но и ужас перестаешь чувствовать, ноль ощущений. Это благоразумно, когда видишь, что счастливые случайности исключены. Что-то малодушное в этом все равно есть, но Рунисон отнюдь не герой до мозга костей. Полностью сдался панике. Только он был еще и поэтической натурой, хотя это не так уж часто проявлялось. И тайная любовь к возвышенному, чистому, неисповедимому, и те душевные струночки, которыми пел - все это обдало Рунисона холодком. Он даже телом будто почувствовал сквознячок, его взгляд даже вернулся из ниоткуда в эту яму. "Ты умеешь петь, - прошептало что-то. - Не лежи так!". Рунисон закрыл глаза. Прозаическая его часть сама была растоптана и все остальное топтала. Только пальцы, последние мгновения подчиняясь возвышенному, коснулись серебряного клыка на шее, и он сразу же превратился в кинжал, и Рунисон, вскрикнув, перерезал, сдернул, соскоблил всю клейкую мерзость с крыльев. Рассмеялся - ведь так и должно было быть! Обитатели - чудесные создания, и конечно, вручали кулон на цепочке с видом на чудесное спасение! Дурак, не догадался! Что паника делает!
Он хотел единым духом вылететь отсюда, но вернулся один черный гад. Был выбор - убегать или накинуться с кинжалом. Рунисон почему-то решил рискнуть. Борьба. Гад убит. Опять надо решать: довольствоваться надоевшим черным пухом или пойти за белым... хотя жизнь - не надоела же она, нет!
Рунисон сам себя не понимал. Не похоже на него - рисковать после такой паники! Но словно ветром или волной толкнуло к риску! Рунисон, внутренне сжимаясь, вылетел на свободу, нашел проклятую нору и опять в нее сунулся! О, страх! Рунисон и жалел, что рискует, и не отступал... И вот вторая встреча с толстым белым гадом. Так же разинул пасть. Рунисона прямо окатило паникой! Он себя просто возненавидел! И на этот раз все получилось проще: он поскользнулся, упал на язык, оказался в пасти, челюсти сомкнулись, раздался такой громкий вскрик, что гад затряс головой...
Что стало с Рунисоном - ясно. Практически смерть. Он даже, вскрикивая, подумал: "Теперь точно пора умирать!". Зубы в Рунисона не воткнулись только потому, что он неведомо как (может, Звезда-покровительница все спасала и спасала) оказался у самого горла, где его прожевать невозможно. Рунисон с силой провел кинжалом по языку - и о, как легко он отрезался, просто невероятно! Во время жуткого крика Рунисон вылез из пасти, прыгнул на макушку и снова тыкал кинжалом. Видно, Звезда сияла ярко - ему удалось гада убить. И с этого момента Рунисон уже совсем вошел в раж.
И небольшая стая обыкновенных гадов ему нипочем! Крылья свободны! Рунисон гадов перебил - борьба была длинная, опасная, кровавая - и сам поразился, на что способен, насколько силен! Равных нет! Нет, это не мысли, а чувства, поэтому вовсе не глупо.
Белый гад вытащен на землю, что означает полную победу. У Рунисона еще не начинался спад, все продолжается необыкновенный подъем. Кинжал снова стал клыком-кулоном, и Рунисон, конечно же, подумал: "Надо обитателей отблагодарить!".
Нужно сейчас же лететь в башню, спасать глупую девушку... имя забыто. Придется. Жаль, что ради дурочки надо отказываться от вот этого - при ярком свете пух белого гада великолепен, и как великолепен! Если ощипать его потом, с уже остывшего тела - половина красоты пропадет. А как было бы чудно: не тающий, теплый, не пачкающийся снег в любимом гнезде! Это было бы нечто! А как много здесь этого пуха... невозможно отказаться...
Но Рунисон и не помышлял о том, чтобы задержаться! Он, да не устоит?! Выщипал лишь горсточку пуха. И полетел.
Очень, очень странно, очень на него не похоже, но Рунисон вскоре вернулся за второй, последней горсточкой... И хоть возвратился на секунду, остался до тех пор, пока не ощиплет всего гада.
* * *
- Он долго не возвращается, - сказала Лау. - Неужто не успеет?
Тут, в квадратной комнате, на странной лестнице от окна до пола, кроме Лау еще Евгения и один обитатель, но не тот, не любимый. Девушка уже устала говорить, что, по ее мнению, прилетит или не прилетит - все равно. Ведь он вовсе не такой сильный, каким хочет казаться.
- А вы? Как вы боретесь с гадами? - спросила она, - Что вы можете и без него?
- Ничего, - ответил обитатель, - Мы плохо летаем и гораздо слабее их. Но им запрещено Звездой трогать нас. А защищать вас, девушек, может только Рунисон. Так испокон веков было. И он молодец, но из-за разных человеческих слабостей порою...
"Сдает", - не дослушав, закончила про себя Евгения. Она считает, что все намного проще: Рунисон тщеславен и слаб, слаб и тщеславен. Он любуется собой и не понимает, что способностей у него кот наплакал. Брать себя в руки не умеет, а уж выйти сухим из воды ни за что не сможет!
Лау тяжело вздохнула:
- В этом... мире, детка, свои законы: обязательно прилетают гады, а спасает от них Рунисон. И раз Звезда дала ему человеческую душу, то так тому и быть. Нет, ну неужто он не успеет...
- Вы слишком плохо думаете о человеческой душе, - буркнула Евгения.
"Что тут говорить, если во мне наверняка гораздо больше отваги, чем в этом хваленом Рунисоне".
Захлопали крылья. Лау изменилась в лице, вбежала толпа обитателей - комната увеличилась, влетела стая гадов - крылья, когти, клыки. Евгения обмерла, почти умерла, выветрились мысли о смелости. Девушка не смогла бы, даже не попыталась бы показать, что она отважнее Рунисона, она ни за что не смогла бы доказать свое превосходство над ним, вообще оказалась бы слабой, совсем слабой... но в толпе был ее любимый обитатель.
Евгения, когда в нее вцепились, не потеряла сознания, а в отчаянии искала в гадах хоть одно слабое местечко, и вокруг них даже заплясали маленькие черные облачка пуха.
Но и мига не прошло, а она оказалась в углу, и ее обступили, толкаясь, визжа, гады. Каждый тянул костлявые лапы. Слышалось затрудненное дыхание обитателей.
- Прилети, прилети, прилети, пока не поздно, - молила Лау.
- Пожалуйста, прилети, прилети, пожалуйста... - это звучало нескончаемым потоком. Таким потоком, что заволновались гады - ведь раньше Рунисон всегда прилетал на зов.
Один голос сорвался. Это по обитателю прошла судорога, когда он подумал, не надоело ли еще гадам играть с Евгенией. Что с ней. Обитатель отделился от сородичей, и когда Лау посмотрела на него, от испуга перестала заклинать. Таких вихрей в глазах еще никогда ни у кого не было. И все умолкли. Обитатель шел к гадам. Подойдя близко, он оттолкнулся от пола, воспарил невысоко, но все же над ними, и сверху увидел Евгению, пока живую, уже жутко исцарапанную, уже бледную, уже неподвижную, уже совершенно беспомощную. Обитатель внезапно схватил ее и стремительно, как сильный ветер, унес из этой комнаты. Евгения ощутила и смертельный ужас, и непередаваемую любовь. Обитатель продолжал лететь, как ветер. Теперь он совсем похож на ангела. Ни крыльев, ни нимба, но очень похож. Какая метель, какая метель в глазах! Какая белая мантия! Какое прекрасное спасение...
Но гады вырвали Евгению из рук обитателя. Его самого схватили и решили убить. Здесь, в этом коридоре, появились Лау и остальные обитатели, не перестававшие заклинать: "Прилети, прилетай...". Лау крикнула:
- Нет!!! Это закон Звезды, это ЗАКОН ЗВЕЗДЫ!!! Она накажет!!!
Гады задумались на секунду.
- Когда? - спросил один. И убил обитателя. Но тело гады не разорвали. Оно испарилось.
"Прилети, прилети!" умолкло, одна Лау еще шептала. Но потом все возопили с новой силой, когда Евгения вернулась в лапы гадов. У девушки были зажмурены глаза, и она гулко стонала. Убили любимого, убили любимого всерьез. И гады сразу захотели, чтобы она подольше так страдала. Они ее бросили и куда-то улетели.
Звать Рунисона перестали.
* * *
Гады тем временем решали, как дальше играть с Евгенией. То, что Рунисона они так и не увидели - очень радовало. Значит, он попался, значит, он в желудке белого гада. "Вот хорошо! Ему было бы, конечно, стыдно умереть от наших, обыкновенных клыков и когтей, не перламутровых! Теперь все довольны! И мы тоже по-своему добры!".
Как бы поинтереснее доконать девчонку? Гады соображали ужасно медленно. А почему? От счастья! Рунисон уже никогда не преградит пути, убивай всех девушек, всех, всех, кто сюда попадет! Ха-ха! Как гады вспоминают об этом, так сразу - какой восторг! И теперь торопиться не нужно, не нужно терзать наспех. Ура! И начиная вот с этой девчонки, первой, единственной, к которой Рунисон вообще не прилетел (очень просто: его уже нет, нет, нет!), можно и нужно издеваться со вкусом.
Придумали. Башня огромная. Тайных ходов много. Рунисон - ура-а-а-а! - мертв. Значит, в башне можно спрятаться и ждать, пока девчонка на свою смерть не набредет. О, как приятно - она сама их найдет, уже спокойная, уже уверенная в том, что страшное позади! Но только откроет какую-нибудь маленькую дверцу...
Так они и сделали. Ох, если бы был в живых Рунисон, никогда бы так не рискнули! Если бы он мог прилететь в любой момент и все тайные ходы про-чис-тить...
Да, гады Рунисона не уважали, ни капли не уважали, но всегда боялись. И теперь ликовали, ликовали и ликовали.
А он уже здесь. Как бы они удивились, увидев его!
Обитатели встретили Рунисона без упреков. Упрекать - не в их правилах. Он сначала не мог ничего понять. Рвался спасать девушку. Жар, жажда действия, испепеляющее всех вокруг желание спешить на помощь - все это развивалось в нем на глазах обитателей, они любовались, но знали, что это просто эйфория и, увы, скоро пройдет. Когда герой понял, что гады внезапно улетели, а Евгения жива, он в самом деле потух и остыл. Но, может быть, разгорится опять?
"Ну и как девушка?" - спросил Рунисон по зову долга. Лау привела тоскующую Евгению. Рунисон посмотрел на нее с сочувствием, но без тени приязни, как на камень. Евгения тоже глянула с жалостью, уверенно думая: "Бедный, возомнил себя сильным, а сам мыльный пузырь, он же под такой хохот лопнет от первой опасности!". Рунисон почувствовал себя очень усталым, он тяжело вздыхал, его начали раздражать даже обитатели, больше всего на свете захотелось расслабиться. Евгения, уходя, иронично улыбнулась: "Устал порхать над полянками и любоваться своим отражением в воде?". Одна обитательница шепнула ей: "Подожди, подожди! Уговори его остаться, попроси, пока он еще может согласиться!". Евгения фыркнула и удалилась.
Лау подвела Рунисона к окну с очень широким подоконником, и они сели на него рядышком, и стали разговаривать. Лау просила пока не улетать, вдруг гады что задумали. Глаза Рунисона поблескивали очень холодно. Лау объясняла: все обитатели предчувствуют, что гады доберутся до Евгении, "если ты не останешься... пожалуйста, останься...". В Рунисоне что-то отозвалось, глаза заблестели ярче. Меньше усталости на лице. Они смотрят в окно, солнце еле светит, облачно и влажно.
- Скорей бы мне вернуть ее домой... - задумчиво сказал Рунисон.
Жаль, что море - путь в нормальную жизнь - еще не появилось.
- Потерпи еще немножко, - сказала очень проницательная Лау. - Сделай ну хоть что-нибудь, раз ты совсем устал.
Ей давно стало ясно, что душа и сердце Рунисона все-таки окутались туманом и пока недоступны. Почему так случается - обитательница не могла знать, но она знала, что это тайна тайн души и Вселенной. Встряхнувшись, переходя от возвышенного к обыденному, она еще раз попросила его хоть проверить все тайные ходы в башне. Вдруг гады как раз там и запрятались. "А что, это в их духе" - согласился Рунисон и пошел выполнять просьбу.
Лау проведала Евгению. Девушка была вся в муках, хоть и улыбалась иногда. Мысли о том обитателе волновали ее постоянно. Лау говорила, что любви быть не могло, но делала это не для того, чтобы девушку разуверить, а с тайной, глубокой целью. Евгения вернется домой совсем другим человеком. В каком смысле? Слов тут не подберешь.
Вот вернулся Рунисон, нашел их. С Евгенией они глазами больше не встретились. Он сообщил нечто очень важное: "Я везде посмотрел. Никого нет". Лау изумленно посмотрела ему в глаза: "Не может быть...". Вежливо попрощавшись, Рунисон улетел. Когда он осматривал башню, им руководили все его плохие качества. Вот как случилось, что он не нашел гадов, хотя они его увидели, и некоторые даже упали в обморок, шокированные. Но теперь они вновь ликуют.
А Рунисон, страстно желая отдыха, полетел в другую башню, к отцу Лау, который тоже был исключением из многих правил, выглядел как удивительно благообразный и благородный старец. И в башне Рунисона ждал сюрприз. Здесь тоже появилась девушка, очень симпатичная, потому что яркая, теплых тонов, с густыми каштановыми волосами. Ее звали Лариса, и Рунисону она приглянулась. Гады прилетят за ней очень не скоро, еще долго девушка будет в безопасности. Лариса держалась любезно и игриво. Косметики на личике уже нет, но эта милашка от природы яркая. Черты лица обыкновенные, но у нее на персиковой коже губы розовые, глаза просто как настоящий янтарь. Высокий рост, изящная фигурка. Приятная девушка. Рунисон, хорошо отдохнув, предаваясь полной лени дня два, и наконец почувствовав что-то не то в теле, так привыкшем к напряжению, перешел к развлечениям. Развлекался он с Ларисой, и так, что та, несмотря на то, что его внешность не в ее вкусе, влюбилась без памяти.
Он рассказывал ей о своих убежищах - больших гнездах на высоких деревьях, с мягким, нежным пухом - пухом тех самых гадов, которые портят жизнь "красоткам", он рассказывал про удивительные травы и цветы, про поляны, лежать на которых - несказанное блаженство, описывал море, откуда все девушки возвращаются домой, он рассказывал про то, как хорошо порхать и летать, как чудно попасть в облако, он вспоминал смешные случаи из схваток с гадами, он говорил, покоряя, как истинный артист. Он полностью очаровал девушку. Она все время радовалась, что оказалась в этой фантастике.
* * *
Евгения уже успокоилась, но память по-прежнему переполнена им, погибшим. От Лау она слышала постоянно: "Когда же явится это море? Оно уже должно появиться! Что же это такое? Раз гады улетели, должно возникнуть море!".
- А может, уже появилось? - с надеждой спросила однажды Евгения, мечтая вернуться домой.
- Нет, я бы почувствовала.
- Значит, еще рано?
- Море появляется тогда, когда гады улетают, а девушка жива. Тогда ей можно вернуться домой. Этот закон - один из главных. Он установлен Звездой, и важнее только ее изречение, касающееся Рунисона: "Той, с которой ты, повезло".
Евгении стало очень-очень тяжело дышать, ведь такой хохот удержать почти невозможно.
- Хотя... - все думала и думала Лау, - Ведь тебя Рунисон не спасал, а это не по законам... Нет, здесь что-то не то.
"Я хочу домой!" - без конца мысленно восклицала Евгения. Она коротала время, задавая множество вопросов обитателям. Ею овладело прямо-таки жадное желание узнать все о таком фантастическом мире. Даже позабылось намеренье побродить по этой башне, заглянуть во все комнаты и, быть может, открыть хоть один тайный ход, или даже что-нибудь, о чем не знает надутый герой Рунисон.
Но почти все ответы обитателей были короткими. Почему башни? Не знаем, Звезда создала. Кто вы: ангелы или эльфы? А какая разница? Кто такие гады? Знаем только одно - Звезда их не создавала. Есть ли родственники у Рунисона? Есть, и они там, у тебя. Его отец - известный саксофонист. Родители Рунисона стали похожи на обычных людей и переселились к ним, когда их сын вырос и научился летать гораздо лучше гадов. Они могут навещать его, но реже, чем хотелось бы.
Лау взяла Рунисона под опеку, когда он уже подрос и сам кое-чему научился, и открывала ему много секретов... Сейчас она уже только дает ему советы. Он сам совершенствуется. В душу к нему никто не лезет, она у него человеческая, трудная и свободолюбивая.
- Таков наш непростой герой, - заключили его портрет обитатели. - И хорош, и плох, а в целом... нельзя судить, говорить об этом. Но послушай, скольких девушек он спас! Это необыкновенные истории, есть грустные - он иногда вел себя совсем неправильно, а есть повеселее. Самую первую девушку звали Галей, а прямо до тебя была Альвина. Тебе про какую интереснее?
- Ни про какую!
Пришла Лау:
- Ничего не понимаю. Все вроде правильно. Рунисон тебя спас, ведь он обыскал башню и сказал, что гадов нигде нет! Значит, море должно быть!
- Может быть, он в какой-то ход не заглянул? - испугалась Евгения.
- Нет, что ты! Он их все знает, как пять своих пальцев!
Евгения пожала плечами. Все обитатели напряженно думали. Гады ждали.
* * *
- Мне не нравится, как ты себя ведешь, Рун, - сердито сказал старец-обитатель. - Это очень вредит тебе. День деньской полеты, а ночами... Как только не надоедает?
Лариса покраснела.
- Что? Что должно надоесть? - медово спросил Рунисон, и девушка хихикнула, но очень смущенно.
В этой башне тоже не было мебели, но ради гостей обитатели перенесли из других миров огромные кресла и кровати. Сейчас герой сидит на троне, изображающем свернувшегося дракона. Деревянный, темный, отполированный, он производит большое впечатление. И делает Рунисона величественным. У него на коленях Лариса, а напротив прямо на воздухе сидит по-турецки старец. Комната большая, а потолок очень, очень высокий. Стены так сияют, будто по ним все время течет что-то искрящееся. Эта обстановка и эта беседа должна повлиять на Рунисона и вернуть его от развлечений к исполнению долга. Но Рунисон не давался.
- Я все сделал и имею право отдыхать, - твердо сказал он. Лицо его обрело строгое, непреклонное выражение, глаза блестели все холодней и непримиримей, совсем как льдинки. В этом было что-то очень красивое, но старец не переставал чувствовать какую-то неправоту Рунисона. Он лжет. Наверное, Евгения в опасности.
- Рунисон, посмотри мне в глаза.
Он посмотрел. Лариса обняла его за шею:
- Хватит допрашивать! - но ей пришлось встать и уйти - старец приказал.
Он отрезвлял Рунисона на все лады. И упрекал, и просвещал, и грозил. Только не унижал. Но не добавлять в речь то жара, то мороза было нельзя. Далеко зашло отчуждение Рунисона, увы. Но и избежать этого было невозможно, так случается по законам Вселенной. А зачем - даже Звезда не знает, ибо она только дала своему избраннику, сильному Рунисону, душу человека, но не творила ее... И потому ангелы-эльфы порой перестают понимать избранников Звезды, а те, никого не слушая, совершают серьезные ошибки. Но - следует верить - Рунисон никогда не отдалится безвозвратно.
А сейчас надо спасать жизнь Евгении, которая, может быть, висит на волоске.
И старец вздохнул с облегчением. Потому что Рунисон попросил прощения. Внял. Одно плохо: за окнами, оказывается, уже ночь, и беззвездная, а лишь по звездам можно во тьме найти дорогу к нужной башне.
- Завтра полетишь. И смотри, хоть сегодня выспись, тебе же наверняка предстоит серьезнейший бой. Очень, очень напряженный. Да! У меня предчувствие! Слушай! Напряжение будет неописуемым!
Рунисон поклонился и вышел, не без труда отгоняя страх: предсказана серьезная схватка. Вернулся в неопределенные, но нежные и красивые раздумья о том, каким будет признание в любви Ларисе... еще не сейчас, чуть попозже. Завтра - лететь на помощь. И как можно быстрее.
* * *
- Я знаю, что нам может помочь! - обрадованно воскликнула Лау. - Моя записная книжка!
Не только Евгения, но и обитатели очень удивились. Лау улыбнулась:
- Побывав там, у тебя, дорогая, я назвала так в шутку талмуд, куда записывала все важные мысли с сотворения нашего... мира. Там обязательно найдем совет, узнаем, почему до сих пор нет моря. Давайте искать.
- Где искать? - спросила Евгения. Она-то понадеялась, что все выяснится здесь и сейчас.
- Во всех закоулках! Башня огромная!
"Замечательно. Хорошее занятие. Может быть, я найду хоть один из тайных ходов! Если их знает даже наш знаменитый, популярный ноль со звездной болезнью, то я тем более отыщу... И даже не специально, а так, заодно с книженцией".
И Евгения стала искать с азартом. Она никуда не ленилась заглядывать. И у тех гадов, что уже почуяли ее, предвкушение достигло предела.
* * *
- Рун уже улетел? - спросил старец.
- Да, - грустно ответила Лариса. - Не волнуйтесь, он очень спешил.
- Успеет, - сказал старец счастливым голосом.
Лариса кивнула и пошла поболтать с другими обитательницами, борясь с легкой ревностью к девушке в другой башне.
Здесь все построже, чем в башне Лау. Здесь красивее. Простых каменных стен почти нет. В одних комнатах они будто из плодов каштана (та же неповторимая краснота с разводами), в других они жемчужные, с едва заметными гранями (как у некоторых раковин), и это все держит взгляд, и это умоляет, именно умоляет отказаться от своих любимых грешков, недостатков. Оттого здесь бывает тяжело, оттого Рунисон прилетает сюда совсем ненадолго. Но сейчас он будто превозмог всю эту перевоспитывающую красоту.
Лариса, чувствуя, что от каждого разговора по душам с любым обитателем этой башни неотвратимо вспоминает все свои ошибки, стала избегать всех.
- Пойдем, кое-что покажу, - поймал ее за руку старец, и пришлось идти за ним.
- Подзорные трубы? Какие большие! А что в них видно? Ах! Это Евгения, да?
Они со старцем увидели ту, другую башню. И не снаружи, а изнутри. "Жаль, - спокойно подумал старец, - что эти волшебные штучки работают, только когда им захочется".
Евгения все еще ищет. Вот она открывает дверь в комнату, обходит ее всю, ощупывает голые стены, пристально смотрит то на пол, то на потолок... Переходит в другую комнату, делает то же самое... Третью, четвертую, пятую, шестую...
Шестая комната интереснее. Там даже есть шкаф с книгами! Девушка все перелистала. Нет, не то. Взглянула наверх. Ох, какие толстые, какие непонятные на потолке... балки? А за шкафом есть маленькая легкая лесенка! О, интересно!
Лариса и старец затаили дыхание - волшебные подзорные трубы работали все лучше - уже и видно превосходно, и даже слышно...
Евгения быстро подобралась к этим странным балкам и даже села на них верхом. Лесенка упала. Девушка постучала ладонью по одной балке. Пусто. По другой. Что-то есть! Евгения оглядела ее со всех сторон и заметила надпись: "Книги".
И в этот момент старцу и Ларисе показалось, что потолок и стены сделались прозрачными. Это так заработали их подзорные трубы. "В первый раз за сотню лет..." - потрясенно прошептал старец, посмотрел еще раз... и волосы встали у него дыбом, а Лариса взвизгнула - в самой толстой балке сидели гады, листали какую-то книгу и приглушенно хохотали. Лариса, увидев их, чуть не упала в обморок. Но старец, придя в себя, поддержал ее и шепнул: "Туда же вот-вот прилетит Рунисон. Вспомни, что я говорил про бой. О, какой будет бой...". Лариса закусила губу, очень сильно.
Евгения все еще разглядывала балку, гадая, как попасть внутрь. А им было виден уже подозрительный выступ, наверное, если нажать на него... Какое счастье, что девушке нравится вот так сидеть под потолком, только поэтому она не спешит... Может, это ее спасет...
- Сейчас прилетит, самое большее - через минуту, - успокаивал старец Ларису, а ту трясло:
- Он ведь с ними еще бороться будет! Он очень сильный, да? Очень-очень, это видно. Он всегда побеждает.
- Всегда побеждал. Трудным должен быть этот бой, ох... Ну ничего, он герой... Надо верить в него, он - да, да, да! - этого заслуживает.
Старец держался отлично - ну, он же обитатель, только вот как на самом деле переживает! Не станет вдруг Рунисона - тысячи лет жди, пока Звезда найдет нового Избранника, потом расти его, воспитывай, учи - а все это время гады с легкостью будут похищать, убивать... А второго Руна может и не получиться... А как уж полюбили этого - вопреки всему! - а как жаль, как жаль Евгению, хотя - по закону - даже если герой умрет, защищая ее, она спасется. Лишь бы герой не струсил.
Старец приободрился, но волнение, какое волнение, сколько тревог, что за напряжение! А Лариса чуть жива, Лариса может запросто сойти с ума.
Евгения нащупала выступ. Сейчас - нажмет. Приноравливается... Невыносимая пауза. И вот появляется Рунисон...
- Что?!! - они огромными, гигантскими глазами воззрились на него.
Он стоял рядом с ними. Он здесь, а не там. Лариса подбежала к нему... а старик все смотрел и слушал - уже, конечно, обреченно - что происходит там.
- Что... почему... - это замирающий, предистерический голос Ларисы.
- Я не полетел и не полечу, - заявил Рунисон.
В глубине души он просто решил стать хуже, чтобы жить проще. Но решил - еще не стал, это лишь первый ужасный поступок, новых может и не быть. Но Лариса не думает. Только чувства!
- Сволочь!!! - пощечина за пощечиной. Пощечины вопят: "Я так боялась за тебя!!!".
- Дай сказать!!! - надрывался Рунисон.
- Тихо!!! - заорал старец.
Но они не прекращали: она обвиняла, он оправдываться не мог, только огрызался.
А Евгения нажала на выступ, труба распалась на две части, гады вылетели, и Евгении мгновенно не стало видно... Старец задышал так, будто у него разваливается сердце, и гады стали будто прозрачными...