Душно, нету сил. Расплавленный воск, ни на секунду не останавливаясь, непрерывно капает на зеркальный паркет и мягкие ковры. Яркое пламя свечей слепит и не оставляет надежды на глоток свежего воздуха. Одуряющий аромат духов довершает тлетворную духоту раскаленных газов, сладким ядом наполнивших ложи, партер и фойе театра. Запотевшие бокалы лимонада со льдом не приносят желаемого облегчения.
И вот сюда-то решила привести Леонидоса Гюльн. Конечно, она пришла не одна, одна бы она просто не решилась этого сделать, она привела с собой еще и свою мать. Их появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Да, именно так. Можете себе представить: высокий, элегантный красавец, во фраке, с ослепительной, белоснежной улыбкой и две маленькие, толстые тетки, одетые в темно-зеленые платья, с буклями, с огромными сумками, с жирно накрашенными губами, и при этом прямо-таки сияющие от счастья. Уже одного появления Гюльн хватило бы, чтобы испортить вечер в любом порядочном обществе, а что уж говорить о ее появлении с матерью, да еще с Леонидосом! Вообще-то, здесь не нужно было быть особенно проницательным, чтобы заметить, что они имели на него какие-то права. Но как такое могло произойти? Как Леонидос мог это допустить? Впрочем, одного взгляда на Леонидоса было достаточно, чтобы понять, в чем дело: на его лице блуждала глупая, ничего не выражающая, идиотская улыбка. И если только одно появление Гюльн со своей матерью могло привести к ужасным и непредсказуемым последствиям, то можете себе представить, что могло произойти, когда все поняли, что произошло с Леонидосом. Но! Никто ничего не стал делать. Все прекрасно знали эту ядовитую семейку. Их колдовство, может быть, было, и не самое опасное, власти над миром они бы не получили; да что там говорить, они не смогли бы даже соперничать с большинством присутствующих здесь волшебников; но отравить кому-нибудь жизнь какой-нибудь гадостью, какой-нибудь дрянью, какой-нибудь заразой, заставить человека мучиться всю свою жизнь и проклинать их до самой смерти, они могли бы.
Никто даже и не подумал что-либо предпринять. Никто, кроме Элеоноры. Почему она решила действовать? Но уж ни в коей мере не из-за пренебрежения очевидной опасностью колдовства, в данную секунду она просто о нем забыла. Может быть, они были знакомы с Леонидосом, а, может быть, ее просто возмутило, что две противные тетки завладели столь прекрасным и недостойным их господином? О, загадочная и непостижимая душа волшебных прелестниц! Отбросив все свои дела, даже те, которые у нее могли возникнуть в связи с возникшей ситуацией, она вспорхнула со своего места, и, оказавшись возле Гюльн и ее матери, начала плести вокруг них паутину кружевных хитросплетений:
_Добро пожаловать! Я рада, что вы с нами. Времена меняются, и мы вместе с ними. Ваш спутник является для вас лучшей рекомендацией. Я хочу с вами поближе познакомиться. Какое у вас чудесное платье. Фрей Фе! - хлопнула она в ладоши.
Ахнула, ахнула благородная публика. Фрей Фе не просто дорогое угощение, которое не каждый может себе позволить. Даже если у вас много денег, это не значит, что вы его попробуете - его невозможно купить, не говоря уже о том, что колдуньи наколдуют вам золота, сколько вы хотите. Для этого нужно поделиться с человеком своим волшебством, сделать его умнее, сильнее, счастливее. Для этого нужно подарить ему часть самого себя, своего труда и своего богатства. Только самому близкому и самому дорогому человеку можно сделать такой подарок.
Но они ведь, дряни такие, восприняли все как должное. Заулыбались, засмущались, вспыхнули, расцвели. Что они о себе возомнили? С чего они решили, что с ними будут говорить на равных? Лучше бы они подумали, почему это им оказывают такую честь, чем они ее заслужили? Уж, конечно же, не бессовестным похищением несчастного Леонидоса.
_Нет, нет, нет! Я сама! - воскликнула Элеонора; бросилась к официанту, отобрала у него поднос и сама подала женщинам напиток.
Мать с дочерью взяли бокалы и, смутившись под десятками направленных на них, надо сказать, в массе своей ничего не понимающих и удивленных глаз, поспешили выпить напиток и... превратились в бурых жаб.
_Элеонора! Ты как здесь? - очнулся Леонидос. - В голове сплошной туман! Как у тебя дела? Да что со мной? Извини, я, пожалуй, пойду!
И ушел. Хоть бы кто-нибудь ему сказал, что она для него сделала. А ведь он и сам волшебник, мог бы и сам обо всем догадаться. Впрочем, может быть, со временем все еще и узнает.
Не расстраивайся. Все они такие. Сначала лучше их никого нет, а потом бросают. Впрочем, он тебе ничего не обещал, так что тебе самой надо было решать, стоило ли ради него так рисковать; ведь что угодно могло произойти, посмотри, ты и сейчас вся как мышь дрожишь, пальцы не слушаются, на верхней губе капельки пота вступили. Что еще нужно? А он ушел.
И осталась Элеонора одна со своим восхитительным и безрассудным поступком, и с двумя вопросительно смотрящими на нее лягушками, которых она вовсе не боялась, но на которых ей совсем не хотелось тратить время и силы.
Вслед за Леонидосом она покинула блестящее собрание, и улетела в самый дальний из известных ей на свете уголков, где среди диких и неприступных скал, одна, вдали от людей, все смотрела, как разбиваются о камни седые, холодные волны, да слушала, как завывает жестокий, северный ветер.