Если кто из вас еще помнит, как чудесно в жаркий полдень падает тень на каменные плиты северного крыла галереи летнего королевского дворца, а от колонн паросского мрамора веет свежестью и прохладой. Из полей тянет горьким ароматом сухой, выжженной земли и диких трав; из сада елейным ароматом цветущих роз; а легкий ветерок с запада приносит живой и бодрящий запах моря. Ароматы заполнили собою всю галерею и лишь изредка колыхались в такт свежим порывам ветра. Солнце пекло безжалостно, но прохлада от колонн была сильнее. Платье Филиппы развевалось на ветру; ткань его была легче воздуха и, не дожидаясь ветра, оно трепетало как жаворонок, беззаботно распевающий свою песню в голубой лазури неба. Филиппа была самым прекрасным цветком в цветнике, окружающем ее тысячью восхитительных цветов. Ее густые, медовые волосы, ее кожа, покрытая легким и нежным, прозрачным пухом пахли морем и солнцем, ветром и дорогой, травами и розами; но некому было любоваться на эту неземную красоту, Филиппа была на галерее одна.
Филиппа стояла у балюстрады, улыбалась и смотрела на море. Она была счастлива. Она только сегодня вернулась из Саламанки, где успешно защитила диссертацию на тему: "Влияние любви на роль становления личности в процессе развития общества в период разгула страстей и предрассудков в эпоху мрачного средневековья, в свете вселенской потребности любви всех ко всем". Диссертация имела шумный успех. Ее поздравляли профессора, оппоненты, коллеги; ее приглашали читать лекции, просили статей для журналов, желали успехов в дальнейшей научной деятельности; и все как один восхищались, что такую сложнейшую философско-этическую проблему так блестяще раскрыла молодая, прекрасная, очаровательная женщина. Женщина-ученый само по себе явление достаточно редкое, а то, что еще она была и молода и очаровательна собою, приводило в восторг ученую аудиторию, среди которой, надо признать, не было ни одной женщины. Филиппа действительно была очень образованной: она знала пять языков: древне-греческий, латынь, иврит, французский и русский, не считая своего родного. В детстве она часами просиживала в библиотеке, в то время как ее сверстницы играли в куклы или вертелись перед зеркалом. Отец все время подтрунивал над ней, называя ее "студент божьей милостью". А вся молодежь в королевстве пребывала в глубоком унынии в связи с ее отказом посещать балы и праздники; все знали, как она чудесно танцует, поет и играет на арфе; и если она иной раз посещала подобные мероприятия, то подобно пронесшейся по ночному небу звезде, ослепляла всех фейерверком своей красоты, ума, такта, веселья и любви; и вновь уединялась со своими книгами, чем еще больше разжигала желание своих сверстников видеть ее рядом с собой.
А сейчас она была счастлива. Она дома, труд ее завершен, научный мир ее признал, и теперь она может вдоволь насладиться радостью общения со своими родителями, со своими братьями и сестрами, и со всеми своими многочисленными бабушками и дедушками, дядюшками и тетушками, племянниками и племянницами.
_Прошу меня извинить, ваше высочество, за то, что нарушаю ваше уединение. Имею честь представиться: профессор Гейдельбергского университета, - обратился к Филиппе господин в профессорской мантии. - Будучи премного наслышан о вашем высочестве и о вашей диссертации, считаю своим долгом лично засвидетельствовать вам свое почтение и выказать свое искреннее восхищение, которое вызвало у меня знакомство с вашей рукописью.
_Благодарю вас за лестные слова, коих, как мне кажется, я, увы, еще не заслуживаю, - ответили ему Филиппа.
_Не вам судить, ваше высочество. Той глубины, которой мы жаждем достигнуть, всякий раз начиная свой новый труд, мы все равно никогда не достигнем. Но даже тот маленький кирпичик, который мы укладываем в основание здания истины, есть великое чудо - ибо удивительно само по себе, что то здание, которое a priori не может быть построено, мы строим, и при этом строим все-таки правильно, следуя никому неведомому, но, все-таки, очевидно, единственно верному проекту, каким-то чудом угадываемому самыми достойными умами представителей человечества, пусть даже иной раз заблуждаясь и ошибаясь. И даже если за всю историю человечества будет построен всего один этаж, то там будет и ваш кирпичик, ваше высочество.
_Я бы очень хотела, чтобы так и было. Но мне кажется, что мне недостает сил, что мои рассуждения наивны, что все уже и так все знают и без меня, а я только беспомощно повторяю прописные истины.
_Нам не дано предугадать
Как слово наше отзовется...
_Но я ведь направляю свое слово всей силой своего разума на достижение вполне конкретного результата.
_Ваше высочество...
_Обращайтесь ко мне просто Филиппа, - разрешила принцесса.
_Благодарю вас, - поклонился профессор. - Дорогая Филиппа, но разве человеку под силу достичь результата?
_То есть? - удивилась Филиппа.
_Уже тысячи и тысячи лет человечество пытается что-то сделать, но именно конкретного результата и не видно.
_Но вы же сами говорили про кирпичики.
_Да, но кто знает, что мы делаем: пишем фрески, кладем стены или роем котлован под фундамент? И сколько этажей в этом здании? И не рухнет ли оно в одно прекрасное утро? Вы очень верно заметили, что у вас возникло ощущение, будто вы повторяете прописные истины. Ведь действительно давно все известно. И кто бы что бы не сказал, все это можно найти либо в старинных рукописях, либо, что еще более забавно, в своей собственной голове: ведь человечество же эти истины не с неба взяло, истина - это закон природы, частью которой является человек, то есть, человечеству нужно просто понять, по каким законам оно живет.
_Так что же делать?
_Что касается вашей диссертации, то может быть дело не в том, что сказано, а в том, как сказано? Может быть, стоит кардинально изменить подход к решению поставленной задачи? Всем известны заповеди "не укради" и "не убий", никто их не оспаривает, но ведь никто им и не следует. Так что же нужно сделать или как надо сказать "не укради" и "не убий", чтобы люди перестали воровать и убивать?
Надо сказать, что последнее замечание было для Филиппы откровением. Она поняла свою роковую ошибку, которую совершила, работая над диссертацией. А еще она была очень удивлена: какую похвалу и из уст каких ученых мужей совсем недавно ей пришлось выслушать и чем, в таком случае, она могла заинтересовать профессора?
_Но ваша диссертация меня действительно заинтересовала, - как будто прочитал ее мысли профессор. - Меня поразила в ней точность, с которой были поставлены вопросы. А согласитесь, верно поставленный вопрос, это уже половина ответа.
_О, это всего лишь дань вежливости, - грустно улыбнулась Филиппа.
_Отнюдь! - не согласился профессор. - Человечество не знает ответов на многие вопросы. Вы не исключение; но что поразительно: верно поставленный вопрос, даже и без ответа, производит на человека невероятное действие: в глубине души, не умея иной раз даже сформулировать свою мысль словами, он уже знает, по какому пути ему следует идти.
_Значит, для меня еще не все потеряно? - попыталась сострить Филиппа.
_Более того, - начинал горячиться профессор, - иной раз и нужно давать ответа. Он может оказаться скучным и неубедительным, и люди лишний раз отмахнутся от него. Возьмем известные заповеди, они действительно верны, но, следуя им, человек не станет счастливее, умнее, лучше и так далее, что хотите - значит, рецепт должен быть иным. А каким? Каким?..
Я, право, не буду передавать вам весь их разговор. Они говорили об очень умных и интересных вещах, но, как сказал сам господин профессор, все это было уже либо сказано кем-то раньше, либо с легкостью могло быть сформулировано прямо здесь и сейчас. Я, честно говоря, больше смотрел на цветы, на море, вдыхал ароматы трав, и любовался божественной красотой принцессы. Беседовали они очень долго. Уже стало смеркаться. Над морем загорелся ярко-красный, кроваво-огненный, багряный закат. Завершался и их разговор.
_...Значит, как ни говори, ничего не изменится. Много чего уже было сказано: одного Гомера было достаточно; Сократ, бедняга, голос срывал себе; Шекспир.... Если бы человечество хотело, оно бы давно уже изменило свою судьбу. Но, даже зная ответ, оно не потрудилось ничего для этого сделать. Человек сам ничего делать не будет. Значит, надо что-то делать. А что?
Ты много знаешь, но не все, а будешь знать еще больше. Еще меньше ты умеешь, а я научу тебя, и ты будешь уметь все. Ты сама будешь решать, что для человечества есть истина.
Интересно, а что ты сделаешь? Всех облагодетельствуешь? Чтобы все жили в достатке и ни в чем не нуждались? Чтобы перестали работать, преодолевать трудности, стали глупыми и ленивыми? Нет? Но и давать им много силы и ума тоже нельзя - потому как сейчас же появится кто-нибудь, кто захочет не только подчинить себе ближнего своего - для этого много ума не надо - но и захочет подняться выше самого господа бога. Значит, нужна золотая середина. И все это будешь решать ты! Ты! Перед тобой откроются невиданные тебе доселе глубины познания, которые простой смертный даже и представить себе не может, так низко в своем развитии он стоит перед лицом матери природы; и только избранные удостоились этой чести - увидеть в сияющем блеске своего величия и в беспредельном могуществе своей силы - власть разума. И это будет тебе подвластно! Ты станешь единственной, кто будет знать, что нужно людям. И ты будешь видеть благодатные результаты своих дел. Единственное, что, пожалуй, ты не увидишь, это слез благодарности на лицах твоих подданных. Потому что, во-первых, я считаю, что не след ни при каких обстоятельствах появляться перед чернью; а, во-вторых, все равно половина сочтет твои дела преступлением и будет тебя проклинать. Ты со мной не согласна? Очень скоро ты убедишься, что достижение поставленной цели, а тем более великой цели - о которой никто из простых смертных не смеет даже и помыслить! - требует жестких и решительных действий, которые кому-то могут показаться жестокими и бесчеловечными: кто-то будет обречен на тяжелый, каторжный труд ради куска хлеба, а кто-то должен будет уйти и уступить свое место другим, причем, не всегда самым достойным, тем, кто будет необходим для достижения намеченной цели.
Но высшая истина будет твоей путеводной звездой. Она оградит тебя от ошибок и сомнений, придаст тебе сил в трудную минуту и укрепит тебя на твоем долгом и нелегком пути.
Такие удивительные слова говорил принцессе незнакомец, оказавшийся вовсе не профессором. И куда девались его профессорская мантия и сутулая фигура! Перед принцессой стоял высокий, смуглый господин с совершенно лысым черепом и длинными, черными, как смоль волосами, волнами ниспадающими на лиловый плащ. Он не сводил с Филиппы внимательного взгляда своих темных, горящих глаз; но, казалось, что мысли его в данную секунду находятся далеко отсюда, и он смотрит сквозь Филиппу, не замечая ее.
_Кто вы? - только и смогла, что спросить, Филиппа.
_Это очень долго рассказывать, и вряд ли в этом есть необходимость. Но я должен сказать, что я один из тех, кто правит миром: кто внимательнейшим образом следит за всем, что происходит на земле, сверяет это с тем, что должно быть, и, в зависимости от того, что произошло, вносит изменения, вмешиваясь в реальный ход событий.
_И что же вы хотите от меня? - спросила Филиппа.
_Смелый вопрос, - чуть улыбнулся незнакомец. - Очень смелый. Делает честь твоему сердцу и уму. Именно поэтому я тебя и выбрал. Я предлагаю тебе стать королевой в моем королевстве. Я тебе расскажу, и ты узнаешь настоящую истину. Не ту, которую вы изучаете в университетах - это игра в жизнь. А настоящую истину, ту, которая движет царями и народами; которая заставляет объявлять войну и проливать кровь; которая порождает ураганы и землетрясения, и насылает чуму и моровую язву; возводит великолепные дворцы и создает вдохновенную музыку; совершает великие научные открытия и дает человеку силы на поступки, достойные его благородного духа. У твоих ног будут страны и народы. Тебе будут поклоняться великие мира сего. Ты будешь обладать безграничной властью.
_Неужели это возможно? - спросила Филиппа.
_Да. Но не всякий удостаивается чести быть посвященным в сию великую тайну.
_Я, право, не знаю.... Это так неожиданно, - ответила Филиппа.
_У тебя нет выбора. Ты еще не знаешь, но твой народ обречен. Высшей волей ему суждено исчезнуть с лица земли. Вместе со всеми погибнешь и ты; погибнет вся твоя семья: король, королева, твои братья и сестры.
_Почему наш народ должен погибнуть? Мы же не сделали ничего плохого. У нас справедливый король, мы ни с кем не воюем, все жители нашего королевства счастливы. Почему мы должны погибнуть?
_Это очень долго объяснять. Я не уверен, что ты сейчас сможешь понять меня правильно.
_Отчего же? Объясни, я пойму.
_Поймешь, но не смиришься. Это не моя прихоть, это предопределенная судьбой жестокая, но объективная необходимость.
_Но почему мы? Почему мы? В чем мы виноваты? Если мы сделали что-то не так, ведь мы можем все исправить! - заламывала руки Филиппа.
_Нет. Все уже решено. Ничего изменить нельзя.
_Почему нельзя? Кем решено? По какому праву кто-то будет решать за нас нашу судьбу?
_У тебя есть возможность все это узнать.
_Это значит, я останусь жива, а все погибнут?
Незнакомец ничего не ответил; он повернулся лицом к мятежному, пылающему, огнедышащему закату, и его взгляд сквозь раскаленное солнце устремился в бесконечность.
_О, я не могу! Я не могу! - простонала Филиппа.
_Я восхищаюсь вами, принцесса. Я преклоняюсь перед вашей чистотой и благородством. Мне очень жаль, что наша встреча оказалась столь скоротечна, а знакомство таким недолгим. Я навсегда сохраню в памяти ваш трогательный и нежный образ, - чародей взмахнул плащом, поднялся над морем, и растаял в бескрайнем вечернем небе.
Долго еще Филиппа, как завороженная, смотрела вслед улетевшему колдуну. После взмаха плащом, она начисто забыла содержание их разговора. В ее памяти остались только веские, убедительные аргументы и его жгучие, черные глаза. Она никак не могла вспомнить, о чем же они говорили; они говорили о чем-то важном и он - кто же он был? ах, она не помнит - он сказал что-то очень важное, что должно было изменить ее жизнь. А какие у него глаза! Какие у него глаза! Она попыталась вспомнить, какие у него были глаза, и не смогла. Они поглощали весь падающий на них свет и в их глубине были видны только бездна и мрак. Но что же он сказал, что привело ее в такое отчаяние? И что она должна что-то сделать, чтобы предотвратить надвигающуюся беду; и что в ее власти спасти не только себя, своих родных и близких, но даже, может быть, и его. Но что же она должна сделать? Она ничего не помнит!
Долго еще она стояла, опершись на балюстраду, и смотрела на море. Слезы текли по ее щекам, она плакала, сама не зная, отчего и сердце ее разрывалось от горя.
Страшным, солнечным утром весь город наполнился душераздирающими криками и предсмертными стонами. Полчища чужеземных воинов хватали, резали и убивали жителей города. Ни у кого не было возможности спастись. Груды тел валялись на улицах и площадях. Алая кровь чернела и запекалась на солнце. Безжалостные наемники перешагивали через трупы и шли дальше.
Королевская семья выбежала на балкон. Королева-мать сразу же упала в обморок и вокруг нее засуетились фрейлины, суя ей под нос флаконы с нюхательной солью. Король схватился за меч, а королева прижала к себе малолетних принцев и принцесс. Картина, открывшаяся перед ними, была ужасна. Горы трупов, дымящиеся развалины, погибшие сады. Вот все, что осталось от цветущего некогда города. И посреди всего этого ужаса, впереди всех, на белом коне ехал ОН. Филиппа сразу узнала его. И хотя вместо черных кудрей лицо его обрамляли длинные седые волосы, он постарел и потемнел лицом, она сразу узнала его. Они встретились взглядом друг с другом и Филиппа задохнулась. Это он, он! Это его глаза! Как он прекрасен на своем белоснежном коне, как чудесно развеваются на ветру его шелковые кудри, как величаво выступает его великолепный конь. Филиппа смотрела на него и не могла отвести от него глаз. Его взгляд, казалось, проникал ей в самую душу и спрашивал ее, согласна ли она следовать за ним? И тут она все вспомнила: его умные речи, его глубокие знания, его необъятную власть, его страшные угрозы и его удивительное предложение. Уйти с ним. Но она не может. Ее братья, сестры, отец, мать обречены на гибель и она не может их оставить. Она не может спастись одна, а их оставить погибать. Что делать, что делать? А ОН все ближе, все ближе. И Филиппа потеряла сознание!...