Оводов Евгений : другие произведения.

Белые орхидеи в руках

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чистый альбомный лист. Он даёт нашей фантазии многое. Стоит лишь включить воображение, и вместо листа перед человеком уже вырастают миры, люди, истории, пейзажи. И руки следуют вслед за воображением. Художник пишет картину, Писатель исписывает блокнот до дыр и потёртостей. Романтик украсит всё узорами, а Реалист выведет чёткие линии. На листе отразится душа человека, его мысли, его чувства, его характер. Ему он сможет доверить себя настоящего. Перед листом бумаги не нужно фальшиво улыбаться, ему не надо льстить и давать взяток. Он тот, кто поймет тебя лучше, чем любой кот или мягкая игрушка. Он - потаённое сокровище человека, его личный дневник.
  Чистый альбомный лист. Он даёт нашей фантазии многое. Стоит лишь включить воображение, и вместо листа перед человеком уже вырастают миры, люди, истории, пейзажи. И руки следуют вслед за воображением. Художник пишет картину, Писатель исписывает блокнот до дыр и потёртостей. Романтик украсит всё узорами, а Реалист выведет чёткие линии. На листе отразится душа человека, его мысли, его чувства, его характер. Ему он сможет доверить себя настоящего. Перед листом бумаги не нужно фальшиво улыбаться, ему не надо льстить и давать взяток. Он тот, кто поймет тебя лучше, чем любой кот или мягкая игрушка. Он - потаённое сокровище человека, его личный дневник.
  ...
  Пепел улыбнулся собственным мыслям. Он стоял посреди своей мастерской перед мольбертом и улыбался. Холста не было, лишь пустой мольберт из светлого дерева. Вокруг ни души, ни одной картины - все они хранились на чердаке. А здесь, в мастерской, художник только творил. Сюда запрещено было приходить посторонним: это место было для него тайной комнатой. Светлым, прекрасным и очаровательным секретом. Только от осознания этого факта он готов был улыбаться, глядя на пустой мольберт. И казалось, что мольберт смотрит на него в ответ.
  Но мгновение прошло - Пепел тут же вздрогнул, подошёл к небольшому окошку и выглянул на улицу, вниз, где бегали по тротуарам пешеходы, где маленькие девочки на мостовой рисовали мелками. Его нисколько не трогала эта картина, но он еще долго смотрел туда, вниз, стараясь уловить каждую мысль каждого человека, его каждую эмоцию. Отсюда никто не мог его видеть, не мог заметить, что он наблюдает за ними. Никто не видел его крашенных в многочисленные цвета волос, которые явно красил он сам, своими красками для картин. Никто не мог увидеть его улыбку.
  Через пару мгновений он закашлялся и отошел от окна, присев на маленькое одеяло, на котором он спал. Он жил в своей мастерской. Он никогда не оставлял ее надолго. Пару раз в неделю он прогуливался до городского рынка, каждый вечер помогал старой Марии продавать травы в их собственной лавке, и иногда забирался на чердак, где наблюдал за своими картинами. Он ел совсем мало, денег ему всегда хватало на то, чтобы отплачивать эту маленькую комнату и чердак. Почему-то старые женщины охотнее покупали травы именно у них, старой и даже немного загадочной Марии, прожившей, наверное, уже лет двести на этом свете, и у него, хрупкого и худощавого мальчика с поблекшими, необычайно бледными серыми глазами. Его одежда была полностью испачкана в красках, но он, казалось, этого совсем не стыдился. Вместе они походили на загадочных чародеев, что собирают травы в лунные ночи, а потом готовят всяческие зелья и заклинания. Однажды Пепел даже написал эту картину - он, в черной мантии стоит у большого котла с какой-то зеленой жидкостью, а Мария в остроконечной колдовской шляпе поднимает руки в устрашающем жесте и колдует. Марии эта картина не понравилась. Мария вообще не любила картины. Она любила сидеть в своем кресле, улыбаться прохожим и вязать очередной шарф. У Пепла было уже пять ее шарфов, он всегда их носил. Однажды он сказал Марии, чтобы она связала что-нибудь еще, но она, вздохнув, призналась, что ничего другого вязать не умеет. И Пепел предложил продавать шарфы вместе с травами.
  Мария любила Пепла. Он казался ей тихим живым огоньком, который живет у нее на крыше. Иногда ей действительно виделось, что Пепел - это какой-то призрак, посетивший её дом. Ей нравилась его хрупкость, его бледность, его болезнь, его улыбка и то, как он пишет картины. Сами картины её никогда не вдохновляли, она не любила ни книг, ни песен, ни рисунков. Ей нравилось тепло, идущее от мягкой шерсти. Нравился металлический удар спиц друг о друга. Нравился аромат душистых трав и настоек. Она любила эту тихую жизнь и Пепла. Кроме него у нее действительно никого не было.
  А Пепел любил Марию. По-своему. Он писал ее портреты, подолгу разглядывая ее лицо, ее морщинки около глаз, ее поседевшие волосы, собранные в неловкий пучок. Он любил ее как сын любит свою мать; он любил ее как добрую женщину, что заботится о маленьком мальчике.
  Пепел даже не помнил того, как впервые оказался здесь, в этом доме у набережной. Ему казалось, что он был здесь чуть ли не с рождения. Он не помнил лица своей настоящей матери, не помнил лиц своих сестер, не помнил, как оказался на улице и как продал свою первую и единственную картину. А он ненавидел продавать свои картины: это было для него будто продажа себя и своей души. Тот эскиз - живописный мост в лучах заката - единственное, что осталось в его памяти до момента, когда он оказался здесь. Картина четко представлялась в его голове, но он никогда не пытался написать её снова. Можно сказать, боялся, что сделает ее не такой, какой она была.
  С каждым днем его здоровье ухудшалось. Он не знал, что за болезнь его убивает, но был уверен, что это было из-за его страсти к картинам. Возможно даже, из-за красок, сделанных им самим с таким усердием. Но отказываться от этого он не собирался. Пока он мог писать, пока он мог творить и раскрывать свою душу перед чистым холстом - он жил. Он знал это, и он верил в это.
  Пепел не боялся смерти. Он готов был встретить очередную старушку с доброй улыбкой и легкими объятиями, не обращая внимания ни на ее косу, ни на ее темную мантию в пол, ни на ее костлявые руки. Эта старушка - Смерть - была для него роднее матери. Роднее даже Марии. Роднее Смерти могли быть лишь картины.
  Пепел лежал на одеяле подолгу и часто, глядя куда-то вверх, сквозь крышу. На небо. Его глаза, кажущиеся пустыми простым прохожим, видели всё насквозь. Он, может, не умел читать книг, но умел смотреть и видеть. Он не умел радоваться, но он дарил Марии теплые улыбки и объятья. Он не умел общаться с людьми, но умел писать их. Он сохранял в памяти лица прохожих и переносил их на холст. Он воровал виды природы и хранил их на своём чердаке. Он тысячу раз рисовал небо, настолько часто, что мог бы уже раскрасить весь потолок. Но стены его мастерской были деревянными и пустыми. У него не было занавесок, украшений, ковров. Лишь мольберт, два одеяла, одно из которых он доставал зимой, и небольшое окно. В углу стояли кисти и краски, сделанные собственными руками.
  И Пеплу никогда не нужно было ничего большего. У него было все, что ему нужно для жизни - глаза и кисти. Но сегодня Мария не дождется Пепла к ужину. Сегодня он ляжет спать много раньше. А когда проснется, если это случится, он напишет её портрет с прекрасными белыми орхидеями в руках.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"