Сначала он не понял, что ЭТО произошло с ним. Он просто не мог поверить в то, что это произошло, и в его печени торчит бандитская заточка, включившая секундомер последних мгновений жизни. Может быть, самым ужасным было то, что сознание продолжало ясно работать, а тело умирало.
Всего несколько мгновений назад он шел, думая о том, что подходит к концу еще одно его жизненное испытание. Судьбе было угодно постоянно ставить его в жесткие условия выживания, подбрасывая проблемы одну за другой, но вполне оптимистичное кредо - выжить любой ценой - никогда его не подводило. До этого мгновения.
Цепляться за жизнь не имело смысла - в этом не было никаких сомнений, а жить хотелось, и мозг в бесполезном ажиотаже продолжал искать выход из происшедшего. Тело еще могло двигаться, чувствовать, он мог продлить свою жизнь примерно на полчаса, если не вытаскивать заточку из правого бока... Но он не мог не понимать, что эти полчаса - совсем не то, что ему нужно. Ему хотелось бы жить больше, чем полчаса, ему хотелось бы жить еще много-много лет.
Теплый полдень конца июня обещал проходившим мимо людям приятный вечер, которого у него уже не будет. Он оглянулся вокруг, словно впервые видел знакомую с детства старую Москву. И она показалась ему такой дорогой, такой милой, что слезы сами покатились из глаз. Потом он опустил взгляд, увидел свои ноги и подумал, что носки туфель подстерлись, и, если бы он остался жить, то наверняка к осени купил бы новые полуботинки. И эта странная для умирающего человека мысль вдруг так обожгла его сознание, что ему захотелось кричать и плакать навзрыд. И, возможно, именно так - в слезах и зубовном скрежете - он ушел бы из жизни, но в последнее мгновенье он поднял голову и увидел того, благодаря кому он теперь умирает с заточкой в печени. И вопль замер в горле без десяти минут трупа.
Глава 2.
- Ало, Стэн?
- Вы позвонили в студию художника Степана Эдуардовича Нетленного. К сожалению, его сейчас нет на месте. Пожалуйста, после двадцать четвертого сигнала...
- Слушай, ты, художник с большой буквы Х...
- Надеюсь, Х - это аббревиатура от слова "хороший".
- Надейся, надейся...
- А как ты догадалась, что это я, а не автоответчик? Я же еще не начал пикать.
- Прослушай свой автоответчик столько раз, сколько мне приходится слышать, и ты обратишь внимание, что у тебя там не двадцать четыре сигнала, а сорок два, и, главное, автоответчик не имеет привычки называть твое отчество.
- Вот это я лоханулся, так лоханулся.
Разговаривая по громкой связи с Лизой, Стэн (а именно так он представлялся новым знакомым, так его называли старые знакомые и, главное, этой аббревиатурой-псевдонимом он подписывал свои сугубо реалистические картины, почти не пользующиеся у публики спросом) закончил писать ключевые слова, убрал пальцы с клавиатуры компьютера и, установив мышкой стрелку на символе "Найти", заставил Rambler поработать на себя селектором источников информации.
- Эй, - раздался на всю студию телефонный голос Лизы, - Ты за компьютером сидишь? В Интернете? И это в ту минуту, когда с тобой в кои-то веки разговаривает любимая девушка?
Ну, насчет девушки - это ничем не оправданное самообольщение, а вот вопрос о любимой-нелюбимой не столь однозначен. Стэн встречался с Лизой уже не первый год, и эта связь не была похожей ни на что, возникавшее у него раньше. Они были больше друзья, чем любовники. Она журналистка, пишущая для высокотиражной газетки "Астрал", порой пропадающая на недели и совсем неадекватная в период творческой активности - в это время к ней лучше даже не звонить. Кроме того, Лиза тяжко переносит критику - с этим к ней лучше не соваться. Жизнь Стэна - это жизнь одинокого волка, точнее одиноко пса, причем пса-неудачника по жизни, на которого как-то вдруг, в виде исключения из правила свалилась в свое время куча денег. Вопрос о том, свалилась ли она с неба или из преисподней, он предпочитал решать в пользу первого варианта, иначе следовало бы предположить, что он оказался ниже самого ада, а с этим Стэн никогда бы не согласился. Обладание почти тремя миллионами долларов Стэн совсем не спешил демонстрировать окружающим, но позволял себе реализовать с их помощью свои детские мечты о путешествии по миру. И не просто о путешествии - приехал с открытым ртом - пофотографировал и пофотографировался - уехал с альбомом впечатлений. А о путешествии с пользой для дела, возможностью узнать чужую страну и, главное, чужую природу изнутри, постепенно, смакуя каждый глоток тропического или арктического воздуха. Он то отправлялся добровольцем в национальный парк Гона-ре-Жоу на юге Зимбабве, чтобы помогать зоологам, изучающим носорогов, то летел в Камбоджу, чтобы участвовать в качестве добровольца в реставрации храмового комплекса Ангкор, что недалеко от переполненного отелями городка Сиемриепа, то на правах добровольца отправлялся в экспедицию на Тянь-Шань искать остатки НЛО, разбившегося в урочище Шайтан-Мазур, то принимал, как доброволец, участие в отыскании на дне вокруг Мальдивских островков тел погибших в результате цунами конца 2004 года. Тогда надолго пропадал он. Они с Лизой были просто идеальной парой - никаких притязаний на взаимную свободу и естественная потребность друг в друге, когда случайно оказывались вместе в Москве. Сейчас был как раз такой случай - Стэн уже больше недели сидел в своей студии, рыская по Интернету в поисках новых приключений на свою еще не отдавшую дань радикулиту спину, а Лиза, видимо, только что вернулась из очередной командировки за высосанными из пальца сенсациями, позволявшими совершенно безбедно существовать не столько ей, сколько ее главному редактору и "по совместительству" владельцу "Астрала", Ивану Исааковичу Турченко, по прозвищу Астралопитек.
- Стенчик, милый, - вернул задумавшегося волонтера к реальности нежный голос трудящейся на почве журналистской поденщины, - Я стала забывать, какого цвета у тебя глаза...
- Намек понял. Ты про ЭТО, да? Или просто чаю предлагаешь вместе попить?
- И про это, и про то. Слушай, Стэн, сделай мне хорошо...
- Подожди, я сейчас догадаюсь, о чем пойдет речь дальше.
- Попробуй, дедукт ты мой.
- Если бы ты и впрямь говорила об ЭТОМ, то у тебя голос был бы совершенно другим.
- Интересно, каким же был бы мой голос?
- Он был бы глубоким, трепетным и застенчивым. Во всяком случае не таким меркантильным, как сейчас. А поскольку он такой меркантильный, то, вероятно, тебе понадобились деньги. Хотя, зная твою щепетильность в этом вопросе, деньги я вынужден исключить. Заодно и мои связи исключаю, поскольку у тебя связей намного больше, чем у меня, да и мои знакомства не того профиля, который тебя мог бы заинтересовать. Остается моя машина...
- А вот и не угадал! Мне нужен ты...
- Неужели я пропустил последние новости, и не узнал, что мир перевернулся?
- ...ты вместе с твоей машиной.
- Слава Всевышнему! Конец света откладывается! И что же мы будем делать в моей машине?
- ЭТО самое...
- Звучит заманчиво! Но с чего вдруг такая фантазия, почему в машине?
- А на чем мы еще можем добраться до Раменского?
- Солнце мое, если я задам глупый вопрос, рассмейся мне прямо в лицо: почему для ЭТОГО нужно добираться до Раменского?
- Потому что там дача одного нашего "клиента", точнее "клиентки", вырвавшейся, судя по всему, ненадолго из Кащенко. Она позвонила в редакцию, что у нее происходят на даче всякие разные чудеса, барабашки с чебурашками в пятнашки играют на чердаке и вообще НЛО заправляется у них на участке в колодце с питьевой водой. Стэнчик, войди в мое положение: я только что вернулась из Барнаула, где нашли, застрелили и заморозили снежного человека, который оказался обезьяной, сбежавшей из гастролирующего зооцирка. Я была инициатором этой поездки, и мне пришлось отрабатывать затраченные на поездку деньги написанием идиотской статьи, наполненной сомнениями: а вдруг это все-таки не обезьяна?... А на "добавку" Астралопитек заставил меня ехать на дачные участки под Раменское, - все эти подробности Лиза выпалила махом, как вызубренное наизусть, а потом заискивающе добавила: - Стэнчик, поехали, ты меня туда свозишь? А уже пот-о-о-о-ом...
- Та-а-а-ак, - нарочито жестко протянул Стэн. - Использование сексуального шантажа в служебных целях.
- Что-то я не припомню такой формулировки в Кодексе административных правонарушений. Так ты поедешь? Или мне подвергнуть сексуальному шантажу кого-то из редакционной массовки?
- Не надо массовок, - быстро сдался Стэн. - Складывай чемоданы, когда едем?
- Завтра, с утра! Ну, пока, целую тебя в курносый кончик...
- Кончик чего?
- Пока что носика.
Утренняя Рязанка до Люберец оказалась совсем пустой. У московских дорог есть свои дни и часы пик, благодаря которым они становятся похожими на кровеносные сосуды или муравьиные тропы, движение по которым не иссякает, кажется, никогда. Чтобы выбраться из столицы в пятницу вечером по автотрассам, заносчиво относимым дорожниками к разряду автострад, нужно рассчитывать по крайней мере на часовую пробку. С субботы на воскресенье въезд и выезд из Москвы самые свободные. Утром в понедельник пробки обязательны на въезде. В прочие будние дни они могут и не образовываться, хотя легкий "поцелуй" двух и более транспортных средств может легко создать пробку, что называется, на ровном месте, и об этом бодро оповестят стоящих в этих самых пробках ведущие "Авторадио", Гордеева, Брагин и Захар.
Был будний день, среда, и отсутствие выезжающих из Москвы машин делало дорогу нереально пустынной, особенно по контрасту с соседней частью, по которой спешили прорваться в столицу многочисленные легковушки и автобусы из ближних и дальних пригородов - на работу ехали жители Подмосковья и москвичи-дачники, надышавшиеся кислородом, нехотя возвращались в смог мегаполиса. Так же, как несущимся на скорости автомобилистам приятно слышать о том, что кто-то где-то стоит в пробках, Стэн, глядя на километровую вереницу машин параллельной полосы, ощущал почти беспричинную радость оттого, что для него и Лизы начало пути оказалось удачным - до Быково удалось добраться в считанные минуты.
В Жуковском начался дождь, асфальт мгновенно потемнел, и шины автомобилей зашумели так, словно кто-то отрывал длинную ленту скотча, приставшего к твердой поверхности. Летние дожди желанны, сильны и стремительны - уже на подъезде к Раменскому Стэна ослепило солнце, игравшее в каждой повисшей на растениях капле, и асфальт запарил, словно только что вынутый из печи.
Услышав через открытое окно Паджеро какой-то знакомый шум, Стэн поднял глаза и увидел спортивный самолетик, как будто повисший в небе. В уголках глаз Стэна собрались складки, и в лице появилась выражение растерянности.
- Что-то не так? - Лиза почувствовала резкую смену настроения спутника.
- Сначала решил, что дежавю, - пробормотал он вдруг, и улыбнулся. - А потом вспомнил, что бывал здесь как-то, ездил сюда на авиашоу "Макс".
Плавно крутанув руль влево, Стэн добавил: - А в дачный кооператив, по-моему, нужно сворачивать здесь.
Машина въехала на территорию настоящего поселка, поделенного разномастными заборами на участки.
- Вон домик правления, там какая-то надпись над входом, - Лиза показала пальцем так, будто имела в виду, что пальцем, может быть, и неприлично показывать, но почему-то хочется.
Потертый домик с выкрашенными в зеленый цвет наличниками окружал зеленый же штакетник. Только что отцветший майский куст поблескивал дождевыми каплями, а над входом и в самом деле красовалась надпись "ДСК "За индустриализацию".
- Рабочим от завода имени Серго, - заставил вздрогнуть вышедших из машины и рассматривавших надпись Стэна и Лизу скрипучий голос из-за кустов. - Участки здесь давали, поэтому и название такое.
Стэн увидел незамеченного ими поначалу пожилого мужчину с секатором в руке.
- А я смотрю, - продолжал незнакомец. - Заинтересовались нашей вывеской, а кто такие, не имею понятия. Вроде, не местные?
- Мы из Москвы. Нам бы на дачу к Вахмистровым попасть, - первой нашлась Лиза. - Не подскажете, где это.
- Подскажу, почему не подсказать, - проскрипел старик, внимательно осматривая незнакомых людей. - К Вахмистровым на улицу Чехова вам нужно...
- Скажите, - вдруг, сам не зная зачем, поинтересовался Стэн. - А когда такое название, "За индустриализацию", этот кооператив получил?
- Когда давали участки, в тридцатых годах... - продолжал словоохотливый дачник. - Тогда рабочий класс ценили - вон сколько, по двадцать соток давали. Ну, не только рабочим... Здесь и артистам дачи давали, и ученым, и из органов некоторым... Только теперь новые русские поскупали чуть не все...
Развернув внедорожник, Стэн увидел в зеркало заднего обзора, что дачник с секатором продолжает внимательно смотреть на машину. Возникшую мысль поддержала Лиза:
- Номер машины, что ли, запоминает?
- Как это он сказал: "и из органов некоторым". Уж, не ему ли?
Между тем дорога привела их к цели, попетляв среди заборов дощатых, каменных, решетчатых и из сетки-рабицы, в каждом переплетении ромбов которой все еще поблескивали искрящиеся капли. За заборами возвышались сосны и старого "покроя" дома "на две семьи". По замыслу проектантов тридцатых годов, по-видимому, развитие чувства собственничества, порождаемое индивидуальными участками, должно было компенсировать коммунальное по своей сути жилье.
Дом Вахмистровых совершенно не бросался в глаза. В отличие от местных новостроек он сохранил, судя по всему, свой исходный облик, а в последние годы и редко подкрашивался то ли из-за безденежья, то ли из-за нерадивости хозяев. Стэн проехал мимо, потом вернулся, ориентируясь на номера домов, но снова проскочил нужный. Наконец, они с Лизой решили оставить машину в тени сосновых крон и отправились на поиски пешком.
Хозяйка, Мила (как она представилась Лизе по телефону) Львовна Вахмистрова, ждала гостей на веранде.
- А я смотрю, такая шикарная машина туда-сюда ездит под окнами... Уж не ко мне ли? Вы из газеты? - промурлыкала миловидная женщина, спускаясь по ступеням крыльца навстречу Лизе и Стэну. В ее манере обращать внимание на признаки состоятельности других была какая-то гротескная зависть и в то же время чувствовалось смирение с судьбой, навсегда исключившей ее из сословия богатых людей. - Вы Лиза...
- Да, а это Степан. Мой...
- Я понимаю, - вывела из затруднительного положения замешкавшуюся Лизу Мила Львовна. - Бой-фрэнд, как сейчас говорят. Пожалуйте в наши садовые апартаменты.
"Какие, к черту, апартаменты? - подумал про себя Стэн. Впрочем, это у нас апартаментами считают только княжеские хоромы, а "калька" с английского означает "садовый домик". Любопытно: она владеет английским и интересуется газетой "Астрал". Сумасшедший дом".
Внутри "сумасшедший" дом выглядел очень скромно, но уютно. Не было и той безликости, которая укрывала его от сторонних глаз снаружи. В отличие от нынешнего дизайна "под старину" дом и впрямь был с историей. Историю здесь не имитировали, а реально прожили люди, и эти люди имели вкус. Трудно было бы назвать, что именно выдавало вкус. То есть можно было бы проанализировать ощущения и выявить определенные детали, но Лиза предпочитала "схватывать" все сразу, как общий образ, а Стэн, похоже, заинтересовался только нарочно собранными в одной большой раме, как это принято в деревнях, фотографиями родни обитателей дома.
- Может быть, чайку с дороги? - предложила гостеприимная хозяйка.
- Спасибо, - возразила Лиза. - Мы добирались до вас не больше получаса, так что дорогой это назвать нельзя. И хотелось бы сразу увидеть главное... Мы вообще-то немного торопимся...
- Ну, без чая я вас все равно не отпущу. А главное... у нас на чердаке. Вот сюда пожалуйте, по лесенке...
Женщины пошли первыми по крутым ступенькам. Идя за ними вслед, Стэн старался не поднимать глаза, но если поднимал, то непременно утыкался взглядом в обтянутые белыми брюками ягодицы Лизы, и фантазии мгновенно уносили его в медленно приближающееся "а уже пот-о-о-о-ом...".
- Вот, посмотрите, - Мила Львовна открыла старый зеленый сундук с металлическими наугольниками и вытащила из него кипу бумаг и конвертов. - Вот, здесь есть такие загадочные послания, какие-то шифры, планы... Я думаю, ОНИ охотятся за этими бумагами.
- Кто ОНИ? - наивно поинтересовался Стэн.
- Как кто? - удивилась Мила Львовна. - ОНИ!
- Ах, да, - поправился Стэн, но было поздно, больше Мила Львовна к нему не обращалась, демонстрируя свои "сокровища" исключительно Лизе, проявившей полное понимание того, кто такие ОНИ.
- Можно мне это сфотографировать? - спрашивала Лиза так, словно уже никуда не торопилась и боялась только одного - ответа "нет".
- Конечно, Лизонька! Можно, я буду вас так называть? Ведь ради этого я вас и пригласила сюда, - радостно объявляла Мила Львовна и раскладывала на крышке сундука конверты, письма и планы, которые Лиза щелкала, держа на вытянутых руках перед собой цифровой фотоаппарат Олимпус с выносным светящимся экраном. Вспышка на мгновенье озаряла комнату, и женщины согласованными движениями, словно сообщницы, убирали одни и раскладывали на крышке сундука другие бумаги. Их слаженные, целеустремленные действия напоминали действия шпионов из старых советских фильмов.
По окончании съемок вся компания спустилась вниз, и Мила Львовна принялась хлопотать с самоваром, чтобы напоить гостей чаем. При этом она ни на секунду не умолкала, сообщая подробности того, чем обнаруживали себя ОНИ. Однажды ОНИ перерыли весь чердак, но, видимо, открывать сундуки их цивилизация еще не научилась, так же, как и двери, соединяющие чердаки с жилой частью дома. В результате ОНИ взяли дырявый алюминиевый таз, который собирался починить Вадик, муж Милы Львовны, да так и не собрался. Их заинтересовал и большой моток медного провода, которым Вадик хотел заменить алюминиевую проводку в доме.
Расставлять на столе чашки хозяйке помогала Лиза, а Стэн пристроился на краешке дивана, возле этажерки, на которой лежали подшивки "Астрала". Некоторые фразы и даже целые абзацы лежащей сверху "передовицы" были подчеркнуты разноцветными фломастерами.
- Я заметила, что ИХ интересуют только цветные металлы, - доверительно сообщила о своем открытии Мила Львовна.
- Как вы думаете, - испытующее прищурившись, спросила Лиза. - Чем это можно объяснить?
- Я думала над этим, - легкомысленная улыбка исчезла на время с лица Милы Львовны, она явно ожидала подобный вопрос. - Вполне возможно, что у НИХ проблемы с тарелкой.
- С какой тарелкой? - поинтересовался Стэн и тут же пожалел, что встрял в разговор, поймав испепеляющие взгляды двух пар женских глаз.
- С летающей, разумеется! - голосом победителя заявила Мила Львовна. - И ИМ нужен стройматериал, запчасти и топливо.
- А что с топливом? - испуганно спросила Лиза, оторвавшись от чашки чая, ароматизированного вялым листом бадана.
- С топливом самое таинственное! - перешла вдруг на громкий шепот Мила Львовна, которая даже не успела из-за разговора притронуться к своему чаю. - ОНИ, по-видимому, пользуются таким топливом, для активации которого необходим спиртовой раствор. Дело в том, что на веранде у нас стоит тумбочка с аптечкой, так вот все спиртсодержащие препараты...
- А можно воспользоваться туалетом? - перебил рассказ о самом таинственном Стэн.
И снова дамские глаза метнули в него по снопу искр, прежде чем Мила Львовна объяснила, что туалет на улице.
Услышать продолжение загадочной истории Стэну было не суждено, но зато в туалете ему попались на глаза аккуратно порванные на прямоугольные куски размером чуть больше ладони и нанизанные на гвоздик в стене газеты полувековой давности.
- Дурдом, - прошептал Стэн. - А Лизка пишет свои статьи для душевнобольных.
Провожая гостей, Мила Львовна вышла на крыльцо, и попросила сфотографировать ее на фоне дома, что Лиза незамедлительно сделала, выставив в меню фотоаппарата самое высокое разрешение.
- А эту фотографию вы поместите в газету?
- Обязательно, Мила Львовна, - бодро отрапортовала Лиза. - Думаю, она пойдет на титул, во всю полосу!
- Ой, смотрите, а вот и Вадик приехал из Москвы, - с наигранной радостью сообщила Мила Львовна, глянув куда-то за спины гостей.
По улочке к дому шел нагруженный сумками мужчина лет пятидесяти с лишком. Длинные седые волосы ветерок то откидывал с его лица, то закрывал мужчине глаза, и тогда он вертел головой, как собака, чтобы убрать волосы с глаз - руки были заняты.
- Как он, бедный, волок все это? - жеманно пожалела мужа Мила Львовна и, уже обращаясь к мужу, громко добавила: - Ты мой верблюдик, я тебя совсем заждалась...
Поправив движением мышц лица совсем сползшие на кончик носа очки и скорчив при этом нелепую гримасу с открытым ртом, мужчина заметил гостей и сокрушенно произнес:
- Отец попал в больницу.
- Да, что ты, - протянула Мила Львовна таким голосом, что не оставалось сомнений - ее это известие не особенно тронуло. - Что с ним?
Снова посмотрев на гостей, мужчина вдруг спросил, словно они не могли его слышать:
- Это из газеты, что ли?
- Да, - радостно подтвердила Мила Львовна, - Из "Астрала"...
"Верблюдик" диковатым взглядом уставился на "газетчиков".
"Да здесь просто заповедник придурков, - подумал Стэн. - Наверное, это на них так самолеты действуют".
А самолеты и в самом деле разошлись не на шутку, тарахтели и верещали над самой головой, словно их задача сводилась прежде всего к тому, чтобы сделать дачников невротиками.
- Извините, что я вмешиваюсь, - вдруг произнесла Лиза. - Ваша жена рассказала такие интересные вещи, которые происходят на вашей...
- И вы поверили во всю эту чушь? - перебил Лизу Вадик.
"Похоже, не такой уж он и придурок, - подумал Стэн".
- Не важно, поверила ли я, - с улыбкой ответила Лиза. - Важно, чтобы поверили читатели.
Мужчина молча уставился на Лизу, вдруг в его лице что-то неуловимо изменилось, и он предостерегающе понизил голос:
- Вы знаете, девушка, на этом доме лежит проклятье...
"Нет, все-таки я тороплюсь с выводами, - пришла Стэну мысль в порядке самокритики".
- И это проклятье, - продолжал между тем мужчина, - неминуемо падет на вас, если вы решите опубликовать этот материал. Не делайте этого, пожалейте себя...
- Я подумаю над вашими словами, - уклончиво ответила Лиза, и кивнула головой, прощаясь.
Стэн с Лизой пошли к машине, а Вахмистровы стояли и смотрели им вслед. Мила Львовна улыбалась, а Вадик морщился и тяжело дышал. Его седые длинные волосы разметал ветер, и он чем-то напоминал в этот миг библейского пророка. Когда мотор негромко заурчал, и Лиза помахала в открытое окно внедорожника рукой, мужчина вдруг вскрикнул:
- Запомните мои слова: проклятье падет на вас!
- Вот, идиот, - прошипела Лиза, когда машина покатилась по аллеям ДСК "За индустриализацию".
- А ты будешь писать про эту дачу?
- Стэн, я тебя умоляю... Ты думаешь, наш Астралопитек поинтересуется, падет на меня проклятие или нет? Проклятие на меня падет как раз в том случае, если я не напишу статью. Он сразу вспомнит мне мою поездку в Барнаул, а заодно сегодняшний день посчитает, как отгул за мой счет... Разумеется, я напишу статью. И напишу так, чтобы у читателя захватило дух. - Лиза выпалила все это с некоторым раздражением, но потом с нотой оптимизма в голосе добавила больше для себя: - Я по опыту знаю, что самые эффектные статьи получаются из самого слабого материала. Вроде сегодняшнего... Кстати, фотки нужно перекинуть на диск.
Лиза вынула из сумки ноутбук, открыла и включила его. Пока компьютер загружался, она достала из той же сумки светлый кабель с бочковидным утолщением и соединила этим кабелем ноутбук с фотоаппаратом. Ей потребовались еще несколько минут, чтобы скачать снимки в память компьютера.
- Вот, черт! - воскликнула она, покопавшись в сумке. - Нет свежего диска.
Просмотрев пару дисков на компьютере, она выбрала один с семейными фотографиями и скопировала туда последние снимки.
- Но ты же поняла, - продолжал между тем Стэн, - что ее муж категорически против публикации...
- Муж не хочет, а жена хочет, - продолжая заниматься со снимками, отшутилась Лиза. - Их, Вахмистровых, не поймешь.
- А если серьезно?
- А если серьезно, то раз муж не хочет, то мужчина не должен писать статью, а должна писать женщина, поскольку хочет жена.
- Вот такие у тебя принципы?
- Что ты, милый, - вдруг холодно возразила Лиза, закончив возню с компьютером и закинув все на заднее сиденье, - Позволить себе такую роскошь, как принципы, из нас двоих можешь только ты, поскольку ни от кого не зависишь в финансовом плане, а я завишу, и мне нужно выжить в этом волчьем мире, в котором принципиальных нищих съедают первыми.
Стэн хотел было извиниться, но передумал, и больше они не разговаривали до самой Москвы. Паджеро встал у дома Лизы, она собрала вещи в сумку, молча выбралась из машины и ушла, не оборачиваясь.
Исключительно для того, чтобы потешить оскорбленное самолюбие, Стэн подумал, что она могла бы "спасибо" сказать, хотя прекрасно понимал, что в этой ситуации она ни за что не сказала бы "спасибо". Конечно, через сутки Лиза отойдет, позвонит и извинится, после чего сама примчится к нему с обещанным еще вчера "а уже пот-о-о-о-ом...".
"К черту сутки, - решил Стэн, - на этот раз развод и девичья фамилия! Немедленно влезаю в Интернет, и срочно ищу место, где требуются волонтеры. Желательно подальше - в Новой Зеландии или Южной Америке".
Да хоть у черта на рогах!
Лиза позвонила не в пятницу, как он рассчитывал, а в воскресенье. Извинилась. И они оба не стали заострять внимания на принципах - избегали говорить о причине ссоры. То и дело возникало периодическое молчание из-за того, что приходится обходить опасную тему.
- Кстати, - вдруг оживилась Лиза, обнаружив предмет разговора, способный прервать дурацкое молчание, - Я же оставила диск у тебя в машине, пришлось записывать новый. Статья во вторник выходит. Астралопитек заставил срочно подготовить ее в номер, поскольку слетел большой материал о какой-то генетической памяти.
- О какой памяти?
- Не знаю точно, в чем там дело. Статья вроде бы объясняет подсознательные поступки людей, наши страхи тем, что наши родители попадали в аналогичную ситуацию, перенесли какой-то испуг, а нам это передалось по наследству. По-моему, в этом что-то есть...
- Солнце мое, в середине прошлого века, в годы лысенковщины, в нашей стране тех, кто думал, что в этом ничего нет, расстреливали или сажали далеко и надолго, а сегодня то, что тебе кажется возможным, называют "средневековым мракобесием".
- Ты хочешь сказать, что память не передается по наследству?
- Свойства памяти передаются, но не передаются воспоминания.
- А мне кажется, что если из поколения в поколение какое-то событие случается, например, в одной семье, то все это как-то начинает передаваться... с генами...
- Тогда, госпожа журналист, может быть, объяснит мне, почему до сих пор даже в самых плодовитых семьях девочки рождаются девочками, а не женщинами сразу...
- Дурак!
Прошло еще несколько дней, и в среду вечером, когда Стэн заказал наконец через Интернет билет на рейс до Сантьяго-де-Чили (там, на севере, в пустыне Атакама видели некое живое существо, предположительно мутанта, которого местные жители боятся и называют "чупакаброй"), Лиза снова позвонила и предложила забыть о размолвке.
С букетом любимых Лизой чайных роз и бутылкой шампанского Mondoro Стэн в легком бежевом костюме быстро поднялся к лифту, перепрыгивая через две ступеньки небольшой лестницы первого этажа, усыпанной выпавшими из почтовых ящиков рекламыми проспектами, словно лепестками пионов. Пока лифт шумно спускался откуда-то сверху, Стэн успел узнать о том, что Кострян, Шпотя, Стилус и еще несколько пацанов плюс Нелли равняется "love", и что сам он, Стэн, лох, поскольку прочел и следующую надпись черным фломастером на бирюзовой стенке: "Кто это прочел, тот лох". Успев заметить матерный эпитет, относящийся к Нелли и выцарапанный, судя по всему, ее ненавистником-анонимом, Стэн шагнул в раскрывшиеся с неохотой дверки темного после солнечной улицы передвижного "гробика", заносчиво именуемого в нашем отечестве кабиной лифта. На ощупь найдя какую-то кнопку и надавив на нее, Стэн задрожал вместе с гробиком и почувствовал, что его поволокло вверх. На седьмом этаже, хорошенько подумав после остановки, лифт распахнул со скрежетом двери, и уже привыкший к темноте Стэн нажал кнопку с сожженной, как и прочие, цифрой, которая, по его расчетам, должна была соответствовать десятому этажу. Спустя полминуты, в течение которых Стэн непрерывно сожалел, что не прошел оставшиеся три этажа пешком, дверки, в очередной раз подумав, с неохотой разошлись в стороны. Оказавшись на лестничной площадке, Стэн обрадовался тому, что лифт так нигде и не застрял, тому, что его, Стэна, конечно, а не лифт, ждет хорошенькая Лиза, которая так обрадуется чайным розам, что даже вызовет на секунду нелепую ревность у Стэна к жеманным и равнодушным к чужим восторгам цветам.
Дверь в квартиру Лизы оказалась приоткрытой, и Стэн тихо толкнул ее плечом. Она легко подалась, и глазам Стэна предстала прихожая, залитая солнечным светом, проникающим через открытую дверь гостиной. В прихожей пахло духами, и было тихо. Вообще Стэну очень нравилась маленькая квартира Лизы за лаконичный, практически лишенный деталей интерьер. Минималистичность - когда декором квартиры является практически полное отсутствие всякого декора - это было у Лизы в крови. Стэну нравилось бывать у нее дома, он чувствовал себя в аскетичных, маленьких, с мебелью из многослойной фанеры, но в то же время просторных комнатах легко и свободно. Однако для своей мастерской, где, собственно, Стэн и жил, он никогда не выбрал бы подобный стиль. Он просто не мыслил повседневной жизни без полок, полочек и стеллажей, заполненных книгами и безделушками, мелкой пластикой, посудой, гипсами, папками с рисунками, деревянными шкатулками и коробками с нужными и ненужными мелочами. По-настоящему комфортно он ощущал себя только в своем довольно неряшливом, но хорошо им изученном и пыльном мирке.
"Мертвая тишина, - подумал Стэн, - Наверное, она в ванной. Сяду тихо в гостиной, а когда она выйдет..."
Тут Стэн заметил в углу двери в гостиную что-то, что не должно было бы там быть или не должно было находиться в таком положении, и от недоброго предчувствия у него засосало под ложечкой. Стэн понимал, что ничего ужасного произойти не могло - просто не с чего. И при этом какой-то неведомый импульс подсознания держал мозг в странном напряжении: ты же был готов к ЭТОМУ. То, "чего не может быть", оказалось носком тапочки, который виднелся из двери так, как он не мог виднеться, если только не был надет на ногу лежащего в гостиной человека. Продолжая движение, Стэн, словно со стороны видел себя, заглядывающего в гостиную все дальше и видящего уже не только тапочку, но и женскую ногу, на которой эта тапочка держалась.
В распахнутом на обнаженной груди халате Лиза лежала с закрытыми глазами на спине так, словно ей внезапно стало плохо, и она сползла на пол, придерживась за дверь. Поверх разбросанных по комнате листов бумаги валялся опрокинутый пластиковый стеллажик с разлетевшимися из него блестящей дорожкой DVD-дисками.
Положив на пол цветы и шампанское, Стэн сглотнул вдруг пересохшим горлом и приблизился к Лизе. Он уже хотел протянуть руку к пульсу девушки, как вдруг увидел бьющуюся под нежной кожей голубенькую жилку.
"Жива! Скорее. Где нашатырь? Что произошло? Сердце? - мысли вихрем проносились в голове. - Нужно позвонить в "скорую".
Что-то не вязалось, не складывалось в голове, пока Стэн доставал из второго сверху ящика кухонного стола, где лежали лекарства и бинты, нашатырный спирт. И когда он уже протянул к носу сморщившейся от резкого запаха Лизы смоченную нашатырем ватку, Стэн понял, что не складывалось: "Почему разбросаны бумаги и диски? На Лизу напали! Кто? Зачем?".
Долго теряться в догадках Стэну не дала девушка. Она быстро пришла в себя, сморщилась теперь уже от боли, раскалывавшей голову на части, и прошептала:
- Он удрал?
- Кто?
- Ну... этот гад...
Стэн поднял Лизу на руки и положил на тахту. Распахнутый халат, такая знакомая в других обстоятельствах тахта вдруг вызвали у Стэна совсем не к месту теплую волну влечения, которая, не успев сформироваться, обернулась трогательной до слез нежностью к этой хрупкой девочке с голубой пульсирующей жилкой под такой беззащитной, такой ранимой кожей.
- Сейчас, потерпи, я принесу таблетку, - сказал Стэн, бережно укладывая на подушку голову Лизы.
Когда он вернулся из кухни со стаканом кипяченой воды в руке, где билась о стекло и пузырилась большая таблетка анальгетика, Лиза лежала на спине, запахнув халат и положив ладонь на лоб.
- Шишка будет! Дотронуться больно...
- Сейчас я позвоню в милицию и в "скорую", нужно показаться врачу...
Морщась, Лиза приподнялась на локте, выпила лекарство и снова легла.
- Не нужно никакой милиции. И так понятно, кто это сделал. И я хочу отомстить этому гаду, а милиция только помешает.
- Лиз, ты собираешься заняться бандитизмом? Послушай, Лиз...
- А то, что у меня легкое сотрясение мозга, это я и без врача знаю...
Стэн решил пока не спорить.
- Ты лежи, я приберусь. Что нужно было от тебя "этому гаду"? Может, у тебя здесь где-то были спрятаны сокровища Рашида Аль-Гаруна?
Как только Лиза смогла встать, она начала помогать Стэну собирать диски на стол - пластиковая стойка раскололась, и разумнее было купить новую, чем склеивать из кусков то, что осталось. Так что диски просто складывали на подоконник стопками штук по тридцать. В одну стопку - классическую музыку, в другую - рок, в третью - фотографии и в четвертую - фильмы.
Когда удалось привести в порядок комнату, Лиза окинула ее взглядом и вдруг застонала.
- Компьютер украл, сволочь!
Она выдвинула ящик письменного стола, словно надеясь, что ноутбук окажется там, но в ящике были только бумаги.
- О, господи, - воскликнула она несколько минут спустя, - и фотоаппарата нет! Меня же убьет Астралопитек...
При более тщательном осмотре оказалось, что исчезли некоторые диски, на которые были записаны фотографии для статей и снимки из семейного архива.
- Вот, гад, а!.. Ну, я не знаю, что с ним сделаю...
- Лиз, кто на тебя напал? Ты его узнала?
- Конечно узнала. То есть... я догадалась. Больше просто некому.
- Что же все-таки произошло?
- Он позвонил в дверь, и я решила, что это ты пришел. Открыла. А там, вообрази себе мой ужас, стоит мужик в маске...
- В маске? В какой маске?
- Урода какого-то с треснутым черепом. Я даже закричать не успела, как он ударил меня под дых. Я согнулась пополам. Хочу убежать, вздохнуть, и не могу ни того, ни этого сделать. Ноги сами как-то понесли меня в комнату, я ухватилась за дверь, а он как-то сзади и сбоку от меня идет, и тут искры из глаз полетели... А потом сразу ты с нашатырем...
- Так ты его узнала?
- Да! Вадик это был, Вахмистров, верблюдик чертов...
- Ты видела его лицо?
- Да нет. Просто больше некому.
- Так ты его не узнала, а только думаешь, что это он?
- Да он это, наверняка он. За последние пять лет, что я работаю в "Астрале", первый раз сталкиваюсь с тем, что кто-то не хочет, чтобы статья была напечатана. Все только и мечтают, чтобы про их бредни узнали такие же идиоты и лопнули от зависти. А Вахмистров уперся, как бык. Ты сам видел. Поэтому и пришел, чтобы похитить материалы.
- Но статья-то уже напечатана. Какой смысл ему махать кулаками после драки?
- Значит, он не знал, что напечатана.
- А ты Миле Львовне не говорила, что статья вышла?
- Вообще-то говорила... Точнее, она сама мне позвонила и сказала, что просто счастлива была прочесть мою статью и увидеть себя на фотографии - чуть не во всю полосу, а Вадик, как она сказала, зубами скрипел...
- Стало быть, он знал, что статья напечатана...
- Все равно это он. А тебе, похоже, хочется оправдать этого гада!
- Мне хочется узнать, кто это сделал. И если это сделал не Вахмистров, то какой смысл тратить на эту версию время?
- Наверняка он. Решил отомстить, и вот...
- Если бы он решил отомстить, то ударил бы по щеке, плюнул в лицо...
- Спасибо.
- Но зачем грабить? - не обращая внимания на иронию Лизы, продолжал Стэн. - Зачем так сложно и криминально все делать?
Лиза и Стэн на некоторое время замолчали. Стэн принялся осматривать снова стеллаж, стол, диски на подоконнике.
- Нет, - минут через десять уверенно заявил он. - Грабили тебя с умыслом, и похитили все материалы, касавшиеся статьи о даче Вахмистровых или какой-то другой статьи, которая только должна была бы выйти. Причем грабитель был совершенно уверен, что подозрение на него не падет. Либо он делал это в отчаянье, боясь, что неопубликованные еще материалы могут увидеть свет.
- Наверное, это были зеленые человечки, которых интересуют цветные металлы и спиртовые настойки.
- А, может быть, позвонить Вахмистровым? Если они в городе, то есть повод к подозреньям, а если сидят на даче, то вряд ли это был Вадик. Да и по голосу можно попытаться определить его состояние. У тебя есть их телефон?
Лиза нашла в записной книжке домашний и сотовый телефоны Вахмистровых, и Стэн набрал федеральный номер. Длинные гудки в трубке прозвучали как-то гулко, словно раздавались в большой пустой зале. Впрочем, Стэн это скорее чувствовал, чем слышал.
После третьего звонка на мобильный отозвалась Мила Львовна, которая, как выяснилось, приехала в Москву к парикмахеру.
- А Вадим... - замялась Лиза.
- Вадим Алексеевич, - подсказала Мила Львовна.
- А Вадим Алексеевич тоже в Москве? - поинтересовалась Лиза.
- А что у вас к нему за дело? - после паузы, выдавшей некоторую настороженность, в свою очередь спросила Мила Львовна.
Стэн, стоявший рядом с Лизой и с трудом разбиравший слова в трубке, услышал все-таки вопрос и метнул испуганный взгляд на Лизу - он понятия не имел, что можно ответить Миле Львовне.
- Это, собственно, не у меня, - не моргнув глазом, сообщила Лиза, - У моего друга есть к вашему мужу предложение, которое может Вадима Алексеевича заинтересовать. Помните того недотепу, с которым я приезжала к вам прошлый раз?
- Увы, помню. Как вы можете терпеть такое сокровище рядом с собой? Вы такая чуткая, чувственная, а ваш друг, извините, прост, как валенок, и не достоин даже тапочки вам подавать.
- И не говорите, Мила Львовна, - Лиза с ядовитой улыбкой посмотрела в глаза опешившему Стэну. - Но любовь, как говорится, зла, полюбишь и такое сокровище...
- Как я вам сочувствую!
- А когда вы собираетесь на дачу возвращаться?
- Часа через полтора-два.
- Давайте созвонимся, и мы вас подбросим прямо до дома.
- Мне неловко вас обременять...
- Пустяки. Как освободитесь, звоните. Это и в моих интересах, чтобы Стэн встретился с Вадимом... Алексеевичем как можно раньше.
- Ну, если это в ваших интересах, то я с удовольствием...
Через два часа Стэн остановил джип на Таганке, в машину забралась не обремененная сумками и баулами радостная Мила Львовна и первым делом рассыпалась в любезностях: на ее взгляд, Лиза и Стэн такая замечательная пара! Молодые люди просто созданы друг для друга, и это такая удача, что две половинки нашли друг друга в этом огромном мире, где большинство только расходится. Стэн не слушал банальностей, пораженный не столько смыслом сказанного, сколько энтузиазмом, с которым Мила Львовна говорила Лизе диаметрально противоположное тому, что он услышал по телефону.
Нижегородская совершенно незаметно перешла в Рязанский проспект, а вот пробка на выезде из столицы задержала машину минут на тридцать. Оказалось, что не далее, как в километре от кольцевой десятка догнала Фольксваген-пассат, и машины перегородили две полосы.
До самого домика Вахмистровых Мила Львовна живо обсуждала с Лизой, периодически щурившейся от головной боли, необыкновенно удавшийся выпуск "Астрала", где была помещена лизина статья, и Стэн, готовый заклеить скотчем рот болтливой пассажирки, был вынужден время от времени кивать в знак "согласия" и произносить "угу", если женщинам было недостаточно молчаливого его участия в разговоре. Только иногда Мила Львовна пыталась поинтересоваться тем, какое именно дело у Стэна к Вадику, но Стэн отговаривался ничего не значащими фразами.
- Я хотела бы только предупредить, что Вадик очень болезненно относится к упоминаниям о его... отце. Это связано с годами сталинских репрессий... Они до сих пор почти не общаются...
- Мой разговор никак не коснется его отца. Я даже не знал, что у него жив отец.
- Мое дело предупредить...
Припарковав машину рядом с домом, Стэн пошел вслед за ушедшими вперед попутчицами, и, взбежав, по ступенькам крыльца, испытал странноватое чувство, сродни дежавю - ему показалось, что он когда-то давно уже взбегал так на это крыльцо, и тогда тоже было лето, и тоже вечерело.
В доме Мила Львовна уже окликала куда-то запропастившегося супруга, а Лиза молча с выражением смотрела в глаза Стэна, убежденная в том, что Вадима Вахмистрова в доме нет, как нет его и вообще в Раменском, а находится он в Москве, либо по пути из Москвы на дачу. Стэн уже не знал, что и подумать, как вдруг истеричный крик Милы Львовны взорвал сумеречную тишину старого дома. Обеспокоенный Стэн и испуганная Лиза бросились на крик. В коридорчике, выходившем на задний двор, спиной к ним стояла Мила Львовна. Ее крик уже сорвался на сипение, спина ссутулилась, а руки были подняты ладонями вверх, словно она собиралась играть в волейбол, и заметно вибрировали. Стэн первым подскочил к ней и увидел чуть впереди, в свете открытой двери заднего крыльца лежащего на полу человека. Вадим Алексеевич с неестественно вывернутой шеей смотрел застывшими глазами в никуда, дужка его разбитых очков торчала в сторону, кусочек стекла воткнулся под глаз, а спутанные волосы седой шевелюры приклеились к полу вытекшей изо рта и давно уже застывшей, черной кровью. Из основания его шеи торчала рукоятка дешевого ножа-выкидухи.
- Напишите здесь "С моих слов записано верно" и распишитесь. - следователь протянул Лизе протокол. - Я прошу вас никуда из Москвы в ближайшее время не отлучаться. Мне придется встретиться с вами. Возможно, еще не раз.
- Поставить нужно полную фамилию или краткую подпись можно?
- Полную.
Через несколько минут после того, как Стэн и Лиза подписали свои показания на месте обнаружения трупа Вадима Алексеевича, они уже ехали в машине домой.
Проведенная на даче Вахмистровых ночь оказалась тяжелой. Сначала ждали милицию и "скорую помощь", потом были бесконечные вопросы от доследователя, от следователя прокуратуры. Лизе то и дело приходилось давать Миле сердечные капли, а Стэну звонить родственникам Вахмистровых. Поспать удалось всего пару часов, и теперь Стэн вел машину несколько неуверенно.
Сразу за поворотом внимание Лизы и Стэна привлек участок с невысоким штакетником. Им почему-то показалось, что они не видели его, когда проезжали здесь прошлый раз. А теперь не заметить его было нельзя: на участке, возле веранды стоял стол, хорошо видимый с дороги, за столом играли в домино несколько человек, голову одного из которых прикрывала от солнца феска, а возле играющих, шипя, заливался бодрым голосом с грузинским акцентом коричневый, середины прошлого века патефон. До Лизы и Стэна долетели слова песни: "А на горных, на дорогах - на-нина-нина - стариков столетних много, (потом что-то неразборчивое) его дела".