Аннотация: Вбоквел к тенгу. Закончен. Писался как небольшая разминка.
Пролог
- Объясните мне, пожалуйста, Андрей Васильевич, каким нужно быть психом, что бы самому перегрызть себе вены? - немолодой уже мужчина с капитанскими погонами мрачно смотрел на сидящего напротив него парня.
В комнате они были вдвоем, капитан милиции и психолог.
- Сирота, беременную жену убили, плюс ему светило пожизненное... вполне достаточно, что бы потечь крышей. - Психолог был абсолютно спокоен.
Капитан поерзал, удобнее устраиваясь в кресле, а после неожиданно широко ухмыльнулся.
- Скольких уже опознали?
- Двенадцать, осталось трое, слишком сильно обгорели для опознания...
Капитан улыбнулся еще шире...
- Туда им и дорога... туда
Основа
Холод, холод и пустота. Именно эти чувства испытывает каждый новорожденный пустой, а быть может, это лишь мое мнение, тут не у кого спрашивать. Хотя сейчас не время думать об этом.
Рывок, гуманоидная фигура с горящими фиолетовым пламенем глазами прыгает из укрытия, низший пустой отдаленно напоминающий носорога, не успевает даже дернутся, как рука объятая черным пламенем проламывает его маску.
- Приятного мне аппетита - голос пустого напоминал шелест песка в бесконечной пустыне. Этот шелест собственного голоса стал одним из якорей удерживающих распадающийся разум.
Пустой давно потерял счет времени, жизнь измерялась в размере съеденной добычи, бесконечных периодов голода, и приступов безумия, когда перед глазами вставало лицо незнакомой девушки...
Наверное, он был не правильным пустым.
***
Адьюкас лежал на земле, из многочисленных ран на теле вытекала кровь, глаза, ранее, горевшие фиолетовым пламенем сейчас едва светились.
Глупо, как глупо сцепиться с целой стаей себе подобных. Глупо и самонадеянно.
Знакомый хлопок сюмпо, рядом появляется еще один адьюкас, судя по некоторым признакам это когда-то было женщиной. Хотя не все ли равно?
Несколько секунд она просто смотрела мне в глаза.
- Как твое имя? - голос был удивительно "человечным" для пустого.
- Я не знаю. - Вопрос вызвал у меня ступор.
- Мое Юи. - пустой странно посмотрел на меня.
- Нельзя без имени. Живи Хэй, мне все равно не съесть все, что ты приготовил для меня, живи и помни меня.
Едва живой пустой медленно уползал с места очередного побоища подлунного мира. А в глубине души медленно разгоралась теплая искорка, питаемая лишь одним словом - "Хей"
***
- Значит ты все еще адьюкас Юи?
Странный разговор, странное место, странные пустые.
Вастерлорд и адьюкас
- Мое имя Хэй, пойдешь со мной Юи?
***
- Ну и долго ты будешь страдать этой фигней Хэй?
- Отвянь Юи.
- Ну это же откровенный идиотизм откармливать "безликих" гилианов в надежде на то, что они способны эволюционировать.
- Столько сколько придется Юи - Вастерлорд мгновение помедлил - Мне интересно.
***
- Значит, они таки способны эволюционировать - Пустая пыталась сохранить спокойствие.
- Я же говорил что это реально - В голосе вастерлорда звучало торжество.
- Тупы как пробки, но чертовски сильны раза в три сильнее обычного "новорожденного" - в голосе Юи помимо ее воли звучал интерес.
- И маски у всех одинаковые белые, без узоров. - Хей тоже внимательно наблюдал за "свежими" адьюкасами.
- Нет, видишь того, которому я маску повредила у него узор в виде трещины.
- Это странно - и посмотрев на непонимающего ничего адьюкаса Хэй добавил - что он вообще смог эволюционировать.
***
Голодная пустота - пожалуй самая жуткая из способностей Хэя. Тысячи черных щупалец вырываются из дыры пустого поглощая все, реацу, духовные частицы, души.
Как же давно он не использовал эту Атаку.
Не было повода.
Была мальнькая, крошечная и такая теплая по сравнению с безумной мощью вастерлорда жизнь рядом.
Теперь он вновь один, можно не сдерживаться.
Не боятся, что столь хрупкая жизнь рядом может прерваться.
Один. Один. Один. Один. Один.
Умрите все.
В пустоте висел крошечный остров песка. На острове выл вастерлорд, прижимая к себе медленно впитывающиеся сквозь его кожу остатки адьюкаса.
Вастерлорд только что пожравший трех своих товарищей по степени эволюции вместе с фракциями и огромным куском пустыни.
***
Одиночество оно как медленный яд отравляет, лишает надежды, убивает душу.
Пустой был в мире живых. Кажется, подобные места называют парками?
Перед ним лежала маленькая девочка, светлые волосы лет семи...
На сотни других тел вастерлорд не обращал внимания ведь в отличии от них девочка еще была жива. Поначалу изменяемая его реацу она не выдерживала мощи "демона" постепенно умирая.
Демону было любопытно.
Белая молния буквально вынесла пустого не только из парка, но и из города. Не каждый вастерлорд может вложить в атаку столько.
Перед пустым был шинигами, повязка на руке, кажется таких зовут лейтенантами?
Хэй усмехнулся
Его фиолетовое серо встретилось со своей кроваво красной копией. Непонятно как появившаяся в руках жнеца цепь прочертила борозду на грудной броне.
Пустой подавился усмешкой.
Пустой так и не понял, кто из них вышвырнул их в пустыню, он или пустой притворяющийся жнецом.
Весь его контроль уходил на поддержание "черного пламени" второй и лишь чуть менее разрушительной своей способности.
Он слишком поздно понял всю опасность цепи в руках пустого-в-маске-жнеца, и реацу ранее полностью покорная его воле сейчас подчинялась с трудом.
Наконец странный пустой-жнец падает опаленный серо.
Фиолетовое пламя в глазах одного, ярко красное в глазах другого, можно ли это назвать встречей взглядов?
Фиолетовое серо отправляется закончить этот поединок и гаснет погребенное тысячами птиц. Мощь непонятной твари притворяющейся жнецом внезапно возрастает на порядок, перекрывая все возможности вастерлорда.
- Хадо 96 Итто касо - Единственные слова произнесенные противником за всю битву вастерлорд едва расслышал из за активации "голодной пустоты"
Не успел.
Птицы взорвались раньше.
Финал
Хэй понимал что умирает, на этот раз не уйти. Частично активная пустота погасила урон, этого хватило, что бы не разлететься пылью, но слишком мало что бы выжить.
Но ему было все равно, он видел Юи и ту девушку, что всегда являлась ему в кошмарах.
Пустой был счастлив.
Он идет к ним.
Хэй лишь желал в последний раз увидеть луну, но последним его воспоминанием стала белая маска с узором из трещин. И хруст чужих зубов вгрызающихся в его лицо.