- Итак, ваше решение отправиться вместе является вполне осознанным и окончательным?
Несмотря на серьезно-строгий тон вопроса, сидевший в кресле выглядел вполне добродушно. Он взял со стола перо, повертел в руках и, почесав переносицу, вопросительно посмотрел на стоящих перед ним юношей.
- Да.
- Да, отец Ирри.
Мы с трудом сдерживали улыбки. Святой отец никак не соответствовал занимаемой должности. Его серая ряса ничем не отличалась от прочих рабочих одежд. О возрасте напоминали только морщины и слегка тронутые сединой волосы, не более того. В остальном он выглядел обыкновенным, физически крепким мужчиной среднего роста, выделяющимся среди других постоянно насмешливым выражением лица. Его мягкость вошла в поговорку. Впрочем, большим уважением, чем он, не пользовался никто, и отправиться в странствие без его благословения было немыслимо.
Он встал и, повернувшись к нам спиной, подошел к окну, распахнутому в сад. Яблони цвели вовсю. Занесенные ветром лепестки белели на подоконнике и на полу.
Мы осматривались, пользуясь моментом. Отец Ирри, принимавший участие во всем - от огородно-полевых работ до управления в суде или ведения торжественных служб, доступный всем и каждому, полностью использовал право уединения по отношению к своему дому. Мы никогда не бывали в этой комнате, и не только мы.
Непонятно почему были раздвинуты загадочные черные шторы, всегда, по слухам, закрывавшие стену, возле которой стоял стол.
Два ряда книжных полок, от пола до потолка, и половина книг на незнакомых языках. Вест так и впился горящими черными глазами в корешки, забыв обо всем на свете. Ну конечно, этим книгам не место в общей библиотеке - трактат "О происхождении вещественности" Сирита, "Что есть колдовские напитки" Реуса, "Костры бессмертия" Тлина, а эта, с шестигранником, - вероятно, столь занимающая его практическая магия... Между полками висела карта, а под ней - вы подумайте! - единственная в комнате покрытая пылью вещь, и не просто покрытая - к ней, наверное, не прикасались с тех пор, как повесили - что-то вроде абордажной сабли - короткая, криво изогнутая, с побитым лезвием.
Меня больше занимала карта. Почти такая же, как в Большом Атласе, но исполнена очень тщательно, можно сказать, с любовью. Разноцветная тушь, ясные и четкие надписи и обозначения. Все четыре Дерева отмечены знаком Солнца, и даже выделен пунктиром классический путь паломничества - наш предполагаемый маршрут. Карту обрамлял искусно сплетенный венок из хорошо знакомых остроконечных листьев - темно-зеленый фон, чуть серебристые прожилки, шероховатый край - неужели Кау? Еще большая редкость в наших краях, чем, хотя бы, такая вот сабля. Но темно-зеленые? Они опадали только раз, во время войны, в год какого-то нашествия, семьдесят-восемьдесят лет назад. И только Хранитель мог прикасаться к ним. Или мог передать? Кому?
- Я становлюсь стар, - со смехом прервал нас отец Ирри, повернувшись, - а ваши огромные глаза и отвисшие челюсти - прямое тому подтверждение.
Он потянул за шнур. Две половинки занавеса, сомкнувшись, полностью закрыли стену. Комната стала обыкновенной. Самый обыкновенный стол, роскошное мягкое кресло, жесткая низкая кровать, камин, шкаф черного дерева...
- Надеюсь, плоды вашего любопытства останутся при вас.
Это прозвучало настолько изысканно, что мы очнулись. И поняли: да, трепаться не будем. Он тоже понял, и одним небрежным жестом остановил готовый излиться поток извинений и заверений.
- Есть гораздо более интересные... - он слегка нахмурил лоб, подбирая выражение, - явления. Например, вы сами.
Он опять засмеялся.
- Я прекрасно помню тот день, когда мы познакомились. Середина октября! Две недели дождя, в картофельном погребе выступает вода, а у ворот обнаруживают корзиночку с новорожденным, а через три часа еще одну... Какой переполох устроила мать Мари! Ты хоть был относительно сухим и на несколько месяцев старше, - это он преподнес Весту, - а ты высказывал свое неудовольствие от всей души, и тебя назвали Альт - мимоходом, в суматохе, так потом и осталось.
За пятнадцать лет историю нашего появления в этих краях мы слышали достаточное количество раз. Это, скорее всего, начало напутственной речи.
- Альт, - он прищурился.
- Если не ошибаюсь, ты прочел все доступные книги о путешествиях. И приключениях.
Я покраснел.
- Неплохо, неплохо. Кроме того, ты научился обращаться - довольно незаметно для других - с иглой, топором, молотком, гончарным кругом... в той мере, насколько это возможно в нашем небольшом хозяйстве. Добавим сюда незначительные достижения в медитации и полное пренебрежение к молитвам. Еще год-другой, и я сам предложил бы тебе... Даже отправил бы к кому-нибудь из Мастеров.
Вот теперь я на самом деле покраснел.
Отец Ирри снова сел в кресло. Поднял руки на стол. Подпер подбородок ладонями.
- Вест.
Вест вытянулся, как струна.
- Интересно, остался ли поблизости хоть один практикующий колдун или ведьма, у которых ты не брал уроков или не смог перенять их скромные познания и навыки?
Вест был сражен. Наповал.
- Но, Учитель...
- Стоп, стоп, стоп. Ты вполне сознательно участвуешь во всех обязательных мероприятиях, вплоть до чистки котлов на кухне. И никто - я подчеркиваю это - никто не вправе требовать от тебя отчета о том, как ты проводишь остальное время. Пока ты не вздумаешь стащить из курятника большого черного петуха. Или сварить какую-нибудь отраву и угостить ею своего соседа перед обедом. Или держать под подушкой дохлую крысу. Ты вправе верить во что угодно или не верить ни во что. До тех пор, пока ты с уважением относишься к другим, - он недовольно выпятил губы в поисках подходящего слова. - И с любовью.
Он задумался и посерьезнел.
- Но магия, Учитель, в руках...
Отец Ирри посмотрел сквозь нас усталым взглядом. Старым-старым.
- Да, конечно. Добро, добро, добро и только добро. Все. Во. Имя. Добра.
Взгляд, наконец, сфокусировался на том, что от нас осталось. Он принялся размышлять вслух.
- Все же ваша дружба скорее основана на обстоятельствах, чем на взаимном душевном соответствии. Не знаю, насколько искренними являются ваши стремления посетить Деревья. Если вам хочется уйти в мир, вовсе не обязательно делать это под видом паломников. Скорее всего, те же обстоятельства вынудят вас расстаться, хотя какое-то время вы, вероятно, сможете быть опорой друг для друга. Голод вам не грозит... Конкретной цели нет ни у одного, ни у другого. Да, положение странника избавляет от многих неприятностей. Если вы будете его придерживаться.
Появились мечтательные интонации. Он улыбнулся как-то особенно тепло.
- Священные Деревья являются для вас чем-то вроде красивой сказки. Вы выросли во всей этой обстановке, - он неопределенно повел рукой вокруг.
- Почти каждый из живущих здесь видел - пусть очень давно, но видели вблизи. А это совсем другое дело... Путь, который вы так небрежно намечаете пройти за полгода, иногда занимает десять-двадцать лет.
Отец Ирри откинулся на спинку кресла и забросил руки за голову. Мы заскучали. Он продолжал:
- Для многих странствующих, особенно в зрелом возрасте, паломничество часто сопровождается тайным или явным стремлением. Найти росток нового Дерева. Около двухсот лет назад существовало жесткое правило - отправляться в путь группой или поодиночке. Давно уже его не придерживаются так строго. Выбор Хранителя - привилегия Дерева, и это может превратиться в большую проблему для не-избранных.
Я чуть повернул голову и поймал краем глаза такой же недоуменный взгляд Веста. А при чем здесь мы?
- Да, скорее всего, это и не относится к вам. Моей рутинной обязанностью было напомнить.
Он встал и смерил нас взглядом.
- Так, ваша одежда вполне продержится до зимы. Походные сумки вы собрали. Сапоги, конечно, продадите или выменяете на какую-нибудь ерунду на первом же базаре... Мы будем вас ждать. Через полгода. Или когда-нибудь.
Наступила неловкая пауза. Я осторожно напомнил:
- А... благословение?
Брови отца Ирри поползли вверх.
- А чего вы еще, собственно, ждете? Достать из шкафа священную метелочку и помахать ею перед вашими глупыми физиономиями? Я-то думал, что вы вышли из этого возраста.
Мы рассмеялись все вместе.
- Ну, идите, идите. Там вас ждет прощальный обед. Сегодня его готовили более тщательно, чем вы ваше... путешествие.
2.
Монастырь называется монастырем, и я не вижу ничего плохого в этом названии. Я читал, у язычников в северных странах монастыри - это вроде тюрем. Бедняги, они молятся придуманным богам. У нас же единственное, что мне лично надоело до смерти - это ежедневная чистка-уборка-стирка. Нет, я не неряха и не грязнуля, но всему есть разумная мера. Прямо помешались на чистоте. А тюрьма и у нас хорошая, прочная, в самом глубоком подвале. Там держат бочки с соленьями и всякие другие вкусные вещи. Время от времени кому-нибудь из малышни удается туда пробраться и почахнуть с полдня. На момент освобождения они все приобретают стойкое отвращение к любого рода сладостям - перемазанные, липкие, сладкие, сонные. У нас если не оправдывают, мера наказания одна - изгнание. За всю мою жизнь приговорили троих. Двое ушли через горы - а куда им было здесь податься? Третий добрался только до владений барона Гольда. Там была какая-то нехорошая история. Очень нехорошая. Когда барон появился у нас, они долго спорили с Дедом, на повышенных тонах. Отец Ирри рассуждал о милосердии и сострадании. Барон Гольд ругался и мрачнел, пока в конце концов не заявил: "Послушайте, Вы, аббат, почему бы Вам не проявить Ваше растакое милосердие ко мне и моим ребятам? Они не сделали с ним ничего такого, чего он не сделал бы другим." Целый год потом называли друг друга на "Вы". На что сестра Инна святая, и то высказывала, что этого типа надо было раз десять повесить. А они только один раз. Все-таки он отличный мужик, хоть и барон.
Изгнание - страшная штука. Мы с Вестом ушли, может быть, насовсем, но это совсем другое дело. Мы можем вернуться - хоть сейчас. Нет, сейчас мы еще не дошли до приграничного камня, то есть мы еще "дома", да и далеко ли уйдешь за четыре часа с набитым брюхом? И ночевать сегодня мы будем в соседском охотничьем домике. А если Трапп Краснонос окажется там, а не на выгоне, то нас ждут еще одни проводы, не такие многолюдные.
Таких, как мы, кто считает Тисан своим домом и не знает или не имеет другого, немного - всего человек тридцать. От всей общины это обычно одна треть или четверть. Многие приходят на несколько месяцев, на несколько лет. Древнее правило "Двери открыты для всех ищущих" не нарушается никогда. Другое дело, кто тебя кормить будет, да и дисциплина... Два года у нас жил брат Спок, который в гвардии прослужил лет двадцать, он-то в этом знает толк. И отзывается с величайшим уважением. Никто не заставляет, но не будешь же выделяться! Можно, конечно, проспать занятия или не пойти в очередь чистить картошку, а потом Дед - так все обычно зовут между собой настоятеля - мимоходом спросит, кого лучше отправить за тобой поухаживать, пока ты нездоров. При этом поблизости будет пять-шесть сочувствующих и готовых прийти на помощь. Нет, не стоит. Тем более эти добровольно-обязательные работы почти всегда интересны, а занимают восемь, от силы десять часов в сутки. В остальном до тебя никому нет дела, пока не свалишься в колодец или не станешь вытаскивать камни из кладки в поисках древнего клада. Да откуда там древний клад, главному зданию всего-то лет триста с небольшим, а остальным и того меньше. Кузницу поставили только в прошлом веке, стыдно сказать. Но сейчас все есть, как в маленьком городе. И работает! Здорово работает, по настоящему. Мать Исса, пожалуй, на Деда молится больше, чем Господу, да оно и понятно. Не всем нравится, но когда-то давно отец Ирри твердо дал понять, что Учение - это Учение, приношения - это приношения, а огород - это огород. Никто же не пошлет, в конце концов, безногого Гарда в птичник, так какие он корзины плетет! Мы четыре года заготавливали ему лозу, кто-то теперь будет...
Самая большая ценность - это библиотека. Еще, конечно, место - все монастыри стоят там, где когда-то росло Дерево. Эта ценность, по-моему, относительная. Деревья и так большая редкость, попробуй доберись от одного до другого, так надо и этот такой "храм" расположить именно здесь, где предмета, так сказать, поклонения, нет и уже не будет. Мы прочитали десятки книг, посвященных Деревьям, общались с сотнями очевидцев, видели, наверное, тысячи описаний и изображений. Пожалуй, мы знаем о них все. Все общеизвестное. Впрочем, если поразмыслить, о них почти ничего существенного не известно. Кроме того, что они есть - Деревья Телон, и что жизнь людей в местности, где они растут, однозначно связана с их жизнью. Поэтому их считают священными. А в остальном - самые различные толкования, в которых просто невозможно разобраться. Может быть, поэтому мы и идем. Хотя я уже не понимаю, что в этом может быть особенного, из-за чего столько шума.
В библиотеке мы стали бывать лет с четырех, как только перестали сразу уничтожать все, что попадет в руки, и производить постоянный шум. Не помню, когда мы научились читать. Помню, как мне нравилось рассматривать карты. Самые разные, большие и маленькие, часто вообще неизвестно, каких мест и с непонятными значками. Отец Рост использует в качестве закладок листья, по-особому высушенные и пропитанные какой-то смолой, так, что они становились прочными. Позже он давал нам поиграть настоящими Листьями - большими, гибкими, похожими друг на друга, темно-красными, с коричневыми прожилками. Уже тогда мы научились их различать. Со временем эта игра потеряла свою загадочность и привлекательность. А книги остались, и зимой мы шли на невероятные ухищрения, чтобы лишний раз заправить светильник. На это смотрели сквозь пальцы - летом-то читать некогда. И для ученых, приезжавших иногда поработать в библиотеку, часть платы всегда составляли несколько упаковок настоящих свечей или большие желтые круги воска. Это кроме еды, тканей и нескольких лекций по исследуемому предмету. Лекции читаются для всех желающих. Как мне кажется, как раз это платой считать никак нельзя, скорее наоборот. Бывают и интересные, но редко. Как тот из Приморья, прошлым летом - Веста он совершенно покорил рассуждениями о взаимосвязи всего сущего. По его словам выходит, что Учение не отражает, а затемняет эту связь. Но и с Дедом, и со всеми остальными он в самых лучших отношениях, это мне не понятно. Еще он запомнился нам притчей, той самой, в которой мудрец отвечает самовлюбленному жестокому правителю: "О господин, ты более велик, чем Бог, ибо ты можешь изгнать нас из своих владений, а Господь - не может". Если он приедет зимой, мы с удовольствием послушаем его еще. Надо бы все-таки вернуться домой до зимы. Обувь мы брать с собой не стали, оставили, на что она нам - в дороге?
3.
А лето раскинулось вокруг, яркое и счастливое! Весь мир принадлежал нам, и мы вертели его в руках, как праздничную игрушку - большую, сверкающую, разноцветную игрушку. Мы направлялись на северо-восток, не очень точно придерживаясь направления. Шли на север. На восток. По дорогам и без. Наш путь все удлинялся и удлинялся. Мы не искали каких-нибудь приключений, нет, мы просто чувствовали себя как на длинном, затянувшемся пикнике, и совсем не стремились к его завершению. Иногда работали - несколько дней там, несколько дней здесь, просто так, нельзя же столько времени совсем ничего не делать! Оказалось, даже как-то непривычно, что мы можем и умеем делать больше, чем многие другие. Денег, конечно, никто не предлагал - кто посмеет говорить о деньгах с идущим к Дереву? Но подаяние просить не приходилось, и кормили гораздо более разнообразно, чем дома. Роскошно. Не думаю, чтобы это было нарушением правил. Тем более что, когда мы оставляли селения и шли через лес, мы не утруждали себя излишней тяжестью. Ни в желудках, ни в котомках.
Неделю косили траву на каком-то потерянном дальнем хуторе. Купались в чудном озере и загорали. Встретив в лесу егерей, поучаствовали в охоте. Больше в качестве зрителей и не высовываясь в первый ряд. Ночевали в стогах, в избах. В лесу - у костра, в охотничьих шалашах или просто под деревьями. Попали под трехдневный ливень, вымокли до нитки, и вся одежда, и плащи. Долго потом чихали и передразнивали друг друга - "А не путет ли так люпезен увасаемый коспотин..." - и смеялись, смеялись вовсю и над чем угодно.
Вест здорово распорол ногу об какую-то корягу. Дотащились до ближайшей деревни. Выслушали множество охов и советов. Вест поначалу помалкивал, потом, прихрамывая, занялся своим шаманством. На людях он, конечно, не практиковался, но быстро поставил на ноги три десятка цыплят, двух коров, лошадь, одну очень грустную свинью, попутно изобличив ленивого пастуха. Я собирал для него травы и ворчал по поводу его привередливости. Из целой охапки он выбирал чуть ли не несколько травинок. Но эффект был потрясающим, особенно когда он задумчиво разводил руками и бормотал неразборчивые заклинания - по-моему, абракадабру. На хозяев это действовало безотказно.
Я дня четыре просидел возле гончара, пока он смилостивился. Да и то только потому, что мы - странники, а не какие-нибудь бродяги. Очень неразговорчивый и угрюмый дядька. Но глина, какая интересная глина! Жирная, чуть зеленоватая, светло-красная в обжиге, очень хорошо тянется. Я исполнил два десятка горшков-кувшинов, три очень красивые, на мой взгляд, вазы и пару подсвечников. Последние вещи он посчитал баловством, но, в общем-то, остался доволен. Даже один раз изрек что-то одобрительное. А печь у него неважная, но ему в ней фарфор обжигать не нужно. Или дрова экономить.
Когда мы двинулись дальше, то обнаружили, что нас уже стали узнавать. Слух пошел. До этого встречали несколько настороженно, мало ли кто может надеть серую одежду. Мы стали жутко важничать друг перед другом - конечно, когда никто не видит.
Следующая длительная остановка случилась в замке, настоящем замке - большом, очень красивом и благоустроенном. Там суетилось довольно много народа, и вряд ли барон Лам или кто-то из его семейства нас запомнил или заметил. Туда мы попали вместе с бродячим живописцем. Весту было интересно - перетирал краски, готовил холст, подавал кисти, почтительно слушал околохудожественный бред и иногда поддакивал. Мне удалось пристроиться в кузнице. Брэйг оказался настоящим Мастером, правда, он изготавливал оружие. Боевое оружие, с этим я раньше не сталкивался. Между делом он научил меня выводить друг к дружке колечки кольчуги - очень кропотливая работа.
Художник, в конце концов, приступил к монументальному полотну - самого толстяка Лама с супругой, в окружении чад, с борзыми и соколом, на фоне многочисленных строений. Хорошо хоть, не на лошади. А мы вздумали сократить путь. Пройти через Комариные болота. Очень распространенное среди болот название, и полностью себя оправдывающее.
К тому моменту, когда мы поняли, что окончательно заблудились, комары уже не могли добраться до кожи через толстый слой грязи. Вест утверждал, что она целебная, а я и не возражал. Костер разжечь не смогли. Ночь оказалась очень дрожащей. Под утро, чтобы согреться, отыскали подходящую скалу, тщательно разметили и аккуратно высекли на ней надпись "Квакать запрещается". На шум никто не пришел. Тогда - уже было время обеда - мы немного поквакали. Во-первых, потому, что это запрещалось, во-вторых, не кричать же: "Помогите, помогите!" Тут-то и полезли из кустов здоровенные бородатые мужики, помяли, повязали, накостыляли, обмотали мешковиной головы и потащили куда-то через кусты и чавканье под ногами. Пред ясны очи атамана.
Мы угодили в лапы к самым настоящим разбойникам. Вот приключение! Не к таким благородным, как в легендах и романах, а попроще. К обыкновенным. После короткого и сурового допроса нас опознали, развязали, позволили отмыться и, наконец, накормили. Уже ужином. Живут они по-походному, шалаш и костер, но очень неплохо готовят. К тому же они больше браконьеры, чем разбойники. Я уже думал, что обошлось, но Вест до глубины души поразил присутствующих подробным синтаксическим анализом произносимых ими выражений. Он прочитал самую настоящую лекцию, с указанием происхождения этих оборотов речи, путями их развития и трансформации, вариантами различных местных диалектов, логически возможными и невозможными сочетаниями, широко иллюстрируя все это примерами. Я отполз от костра в тень и вспоминал подходящие молитвы. И слушал, как растерянно приговаривает здоровенная тетка-повариха: "Ты смотри, такой вроде молоденький... Да такого даже от пьяного Бороды не услышишь..." Вест разошелся вовсю и стал доказывать, что грехом являются не эти самые выражения, а их искажение при произношении либо неверное употребление. Я уже думал, не угостил ли его кто из большой фляги. Надо было видеть, как ошарашено его слушали! Под утро нас довольно невежливо разбудили, выпроводили через топь, показали направление к ближайшему тракту и очень холодно простились. Я их понимаю. Вест иногда бывает чересчур надоедлив со своими теориями.
Потом был город. Каменный, грязный, прямо вонючий, и ужасно многолюдный. И название скрипучее - Крют. Нам не понравилось. Мы не стали задерживаться. Не удивительно, что Деревья не растут вблизи человеческого жилья - это я осознал там впервые. Затопчут.
Дальше оставалось совсем немного. Мы почти не делали остановок.
4.
Август, середина дня.
Холмы над дорогой покрыты высокой травой, которую здесь никто не косит. После вчерашнего дождя трава и редкие кустики посвежели и стали яркими. Пыли почти нет.
Мы сидим на скамеечке, грызем яблоки, болтаем ногами и волнуемся, словно перед экзаменом.
Дальше ведет тропинка, по ней не больше часа идти. Обычная узкая тропинка - к Дереву отсюда добираются только пешком. До этого места можешь и доехать, а дальше - хочешь, не хочешь, - слезай. И иди - по тропинке. До самого ствола. Или до каких пор сможешь. Дерево не подпускает к себе неискренних. Человек останавливается, впадает в транс, как лунатик, поворачивает и приходит в себя только в отдалении. Потому и посещают Деревья Телон при заключении важного договора, перед путешествием, свадьбой, каким-нибудь новым делом. Еще сюда приносят новорожденных, перед тем, как дать имя. И есть такое испытание - иногда единственная возможность оправдаться для подозреваемых в преступлении, но применяется очень редко. Настоящего преступника может поразить безумие или смерть, а это плохо отражается на Дереве. Сюда может прийти любой человек, подойти к Дереву, посидеть рядом час-другой. И уйти. Никто из людей - кроме Хранителя - вблизи Дерева не живет.
Проехали трое всадников. Хмуро поздоровались. Вест кивнул вслед:
- Видел? Патруль.
- Зачем? - удивился я. Всадники. Без доспехов. Арбалеты, арканы. Кинжалы. - Здесь - патруль?
- В том году какой-то осел поставил палатку в холмах. Через пару дней стали желтеть Листья. На одной из веток.
Накануне мы заночевали с мальчишками, выгонявшими лошадей в ночное. Вест просидел у костра почти до утра. Собрал все слухи.
- Ну и?
- Вот тебе и ну. Били кнутом, надавали и выгнали. Проводили. На три дня пути. А он, может, и не при чем. С тех пор стали ездить, посматривать.
- А Листья? - спрашиваю я.
- Обошлось. Я же говорю - отпустили. Если б хоть один упал, тогда другое дело.
Мы помолчали.
- Круто у них тут, - заключаю я.
- Круто... - соглашается Вест.
Та мистическая взаимосвязь, которую ученые часто пытались выразить в числах или формулах, для большинства населения была очень проста и наглядна. Любые неприятности, происшедшие с Деревом, отражались на людях, живущих в окрестностях. И наоборот. Во времена всевозможных бедствий - войн, неурожаев, ураганов, чумы - с Дерева облетали зеленые Листья, засыхали или ломались ветви, появлялись наросты на коре, заводились черви. Да мало ли что! В обычное, спокойное время, все шло своим чередом, как для всех деревьев - почки, листья, краснеющие и опадающие осенью. Деревья Телон не дают плодов. Животные и птицы обходят их стороной. Цветут только раз, через сто - сто пятьдесят лет, после этого погибают. Это считается естественной смертью и не приносит невзгод.
Поэтому его и называют еще - Дерево Людей. Хотя и к людям в непосредственной близости Дерево относится болезненно-тревожно. Никогда не вырастает вблизи поселения, дороги, на пашне, в лесу - только где-нибудь вдали от других деревьев, на каком-нибудь пустыре, среди травы. Оно поднимается и растет всегда в одиночестве, пока не появляется Хранитель.
Это еще одна запутанная загадка. Как они находят, как понимают друг друга, как разговаривают или общаются, какова их роль в этом странном союзе - этому посвящены многие противоречивые сказания и легенды. Возле каждого Дерева живет один человек, никогда не покидая его. Эти люди почти не стареют, но когда они умирают, их Деревья погибают тоже. Они редко общаются с другими людьми, только по необходимости. Советов не дают, жертв и поклонения не требуют, никак не поддерживают и не опровергают Учение, просто живут рядом с Деревом - и все. Вест считает, что они вообще не люди, а маги, при помощи соответствующего тайного волшебства способные превратить в росток Телон какую-нибудь попавшуюся в пустынном месте веточку. При этом они отдают большую часть своей магической силы новому ростку и остаются привязанными к нему навсегда. Он долго искал подтверждения этому в самых различных источниках, но пока не нашел. Я сомневаюсь - их было довольно много за два описанных тысячелетия, этих Хранителей, но все они были очень-очень разные. Мужчины и женщины, безродные и благородные, образованные и неграмотные, старые и молодые, монахи, крестьяне, ремесленники, солдаты, ученые, бродяги - до того, как стали Хранителями. По-моему, если кто-то недостойный находил росток, Дерево погибало и о нем просто-напросто никто не мог узнать. А может быть, и не так. У меня нет твердого мнения на этот счет. А сейчас в нашей стране, в Межгорье, их всего четыре - Высокий Аулин и Ларт, Мечтатель Телло и Симс, Серебристая Кау и Динна. И Гордый Эмалль - вот здесь, рядом, в часе неторопливой ходьбы.
Мы тащим с собой мешок с припасами, собранными в деревушке поблизости для Найла - так его зовут.
Жара. Мешок небольшой, и мы мысленно благодарим Найла за скромность. Ему передают свежий хлеб, овощи, яблоки, книгу, несколько поленьев для камина. Говорят, у него небольшой домик, огород, он даже иногда принимает гостей и может угостить чаем. Странный это образ жизни - всегда на одном и том же месте.
5.
Если бы рядом были другие деревья, он бы не выглядел таким величественным.
Холмы расступаются, образуя широкую лощину, чашу, посреди которой он возвышается, огромный, стройный, надменный и нахальный.
Гордый Эмалль.
Больше всего он похож на фонтан. На иву или на тополь, но больше всего - на фонтан. От центрального ствола на приличной высоте под небольшим углом отходят толстые внизу боковые ветви, выше - еще ярус, потом еще, они становятся тоньше и тоньше, и все больше отклоняются, пока не повисают вертикально вниз, как гибкие ветви ивы. Но сам он - очень высокий и стройный, как тополь. Как бьющий из земли в небо зеленый фонтан, огромный и живой, словно большое доброе существо, дышащий и улыбающийся, немного иронически-высокомерно. Изумрудно-зеленый, с синеватым отливом. Чуть мохнатые снизу листья. Серо-серебряная кора.
Гордый Эмалль.
Мы стояли шагах в двадцати. Можно было подойти и ближе, но хотелось обнять его целиком, одним взглядом, сразу, и мы стояли, задрав головы. И смотрели.
Да, его изображение - одного из четырех - мы видели много раз, с самого детства, и эти слова - ничего не значащие, как и все остальные - Гордый Эмалль.
Эти два слова перестали быть просто словами. Нет, они остались словами, но совсем другими, если вы понимаете.
Что это было за ощущение?
На самом краю пропасти, у водопада, где кружится голова и кипящий поток с ревом перехлестывает через край и долго-долго падает вниз, в бездну, где грохот, клочья пены, и водяная пыль висит над бурлящим хаосом водоворотов, и так продолжается минута за минутой, непрерывно. Что-то подобное, поток неимоверной силы - собирается, впитывается корнями из глубин Земли и выбрасывается вверх, к солнцу, в синий купол небосвода, в неподвижной звенящей тишине летнего дня - только листья, рассыпавшись по сторонам, чуть-чуть, неуловимо подрагивают и шелестят на едва покачивающихся ветвях.
Мы стояли и смотрели. Целую вечность или больше.
Из приближающегося ворчанья до нас дошли интонации, чем-то знакомые. Точно так иногда ворчит Дед. "Ну вот... бур-бур... бросили и побежали... бур-бур-бур... Дерева не видели... бур-бур-бур... Нет, чтобы притащить..." Мы одновременно посмотрели друг на друга, рассмеялись и повернулись.
Найл был рядом, шагах в пяти. Мешок нес легко, без усилия, одной рукой. Свободной махнул нам и проворчал уже совсем добродушно:
- Да ладно, смотрите себе, я уже принес.
Он подошел к домику - аккуратная глиняная хатка, - вошел и завозился внутри. Мы стояли, не зная, что делать. Подождали. Он наконец выбрался и подошел к нам. Стройный, светловолосый. Худой. В такой же серой одежде - штаны, просторная рубашка - как и у нас. Тоже босиком. Голубые глаза. Лицо молодое, а глаза какие-то старые, глубокие, с темными полуокружьями под ними, я бы сказал - больные, если бы не улыбка. Чем-то похож на это Дерево. Так, наверное, и должно быть. Дереву сто двадцать четыре, а ему лет на тридцать больше.
- Что у вас есть? - спросил любопытным голосом. Так разговаривают дети.
Я растерялся.
- Собака, - ответил Вест, - большая лохматая собака. Добрая и верная.
Видно, он решил поддержать игру. Собака у него, и правда, есть.
- Собака... - удивленно протянул Найл. - Где?
Он завертел головой по сторонам и попытался заглянуть за наши спины.
- Не здесь, - засмеялся Вест. - Там, дома. В монастыре. В Тисане.
- Она там? - еще более удивленно. - А ты здесь?
- Ну, да. Кто же с собакой идет к Дереву?
- Ну, да, - согласился Найл. И сообщил, как непонятливому ребенку: - А у меня есть Дерево. Оно здесь, - и показал рукой для убедительности.
И сразу ко мне:
- А у тебя? Что у тебя есть?
Я смутился. Что он пристал? И пробурчал:
- Ничего у меня нет.
А что я ему скажу? В самом деле, ничего нет.
Он немного задержал на мне удивленный взгляд и спросил опять:
- А что тебе нужно?
- Не знаю.
Не люблю я такие глупые разговоры.
Он улыбнулся и ушел в домик. С порога обернулся и уже обыкновенным голосом добавил:
- А ты подумай.
Мы еще постояли и ушли. Все время оглядывались, пока тропинка не повернула и зеленый фонтан Дерева не скрылся за холмом.
6.
Вира течет с гор. Выбежав на равнину, она становится медленной и широкой. Вода все же не успевает согреться и остается холодной. Мы устроили большую стирку и накупались до синевы, а теперь греемся и загораем. Одежда висит на кустах, сохнет.
Мы вышли к реке и не знаем, куда отправиться дальше. Здорово, наверное, плыть по ней на лодке. С утра мимо нас прошли уже около десяти - две вверх по течению, на север, остальные вниз.
- Два варианта, - важно подводит итоги Вест: - Первый. Переправляемся через реку и идем дальше. На восток. Доберемся к Телло как раз к началу листопада. Если повезет, подберем пару настоящих Листьев. Второй. Спускаемся вниз по реке и возвращаемся домой. Перезимуем и пойдем на будущий год.
Я молчу. Не хочется ни о чем думать. Прошло уже трое суток, а я все еще наполнен впечатлениями. Вест посмеивается и иногда советует поосторожней двигаться и не наклоняться, чтобы их не расплескать. Но он понимает. Не хочется думать, что-то решать, куда-то идти, когда можно просто валяться в траве, смотреть в небо и слушать, как рядом течет река. Но куда-то отправляться надо.
- Там, говорят, какая-то заварушка, - лениво замечаю я. - На Диком нагорье, за перевалом Эсто.
Путь на восток проходит через горный отрог, через перевал.
- Той заварушке уже лет сто, - мгновенно раздражается Вест, - два почтенных семейства делят участок леса и никак не могут договориться. В самой страшной битве участвовали сорок человек с обоих сторон, передрались и потом три дня пьянствовали вместе. Неподвижные тела развозили слуги, и пошел слух о жертвах. Так они еще лет двести воевать будут. Не хочешь идти никуда, так и скажи.
- Ага, - нагло соглашаюсь я. Вест всегда в курсе всех событий.
- Ну что с тобой поделаешь... - вздыхает он.
- Ага, - подтверждаю я.
Мы еще долго валяемся в траве и молчим. Обедаем скромными остатками провизии.
- Пойдем домой, Вест, - наконец не выдерживаю я.
Он смотрит на меня недоверчиво, потом соглашается:
- Только сделаем небольшой крюк. Почти по пути, к востоку от города, живет... одна известная колдунья, Райна.
- Известная? - улыбаюсь я.
- В общем-то, да, известная. В определенных кругах, - небрежно замечает он.
- В определенных кругах? - теперь моя очередь дергать за веревочки, но я не выдерживаю, начинаю хохотать. Он спихивает меня с берега, я сопротивляюсь, и в результате мы оба снова оказываемся в воде и устраиваем очередную потасовку.
Ближе к вечеру нас подбирает плот. Мы сидим всю ночь у очага, сложенного на железном листе прямо на бревнах. Плотовщики рассказывают разные истории, страшные и таинственные, о речных духах, лесных феях, обрядах, привидениях. А берег медленно плывет мимо, темный и загадочный в лунном свете.
7.
Легкий дождь моросит уже третий день, иногда утихая на несколько часов, и тогда солнце ненадолго появляется. Мелкие капли висят повсюду - на ветках, листьях, стебельках травы, лепестках цветов, и это очень красиво, когда они вспыхивают в солнечных лучах. Красиво, но сыро. Погода совсем осенняя, хотя еще достаточно тепло, и мы не стали отсиживаться. "Небольшой крюк" оказался в добрую сотню миль на восток по раскисшей дороге. Правда, большую часть удалось проехать. Я уже успел с этим смириться. Все равно мы идем домой, хотя пока что в противоположную сторону.
Сегодня с самого утра в лесу лежит туман. Густой-густой, и мы как будто отрезаны от всего остального мира. На душе почему-то спокойно и легко. Идем медленно. Лес поредел и стал смешанным, кое-где попадаются ели.
Утром свернули с дороги по тропинке на север. Если тропинка не та, то скоро мы выйдем к лугам предгорий Эйл-Гирна, обширного горного массива, разделяющего пополам эту часть страны. В крайнем случае можно будет разыскать пастухов и уточнить, куда мы забрели. Деревень поблизости нет, и тракт сегодня был безлюден.
К полудню мы вышли на край большой поляны. Может, и не такой большой, в тумане не видно.
- Вот! - Вест остановился у выгоревшего пятна старого кострища. - Здесь сделаем привал. Через час-другой это все развеется, и мы определимся.
- Залезь на дерево! - предлагаю я. - Туман понизу, может быть, что и разглядишь.
- Успеем, - великодушно отвечает он. - А ты сбегай, принеси воды. Я пока соберу хворост. Через ручей мы не переходили, он должен быть где-то там, - он машет рукой в сторону поляны.
- А вдруг в лесу есть родник, - возражаю я, скорее по привычке.
- Если обнаружу, то сообщу непременно, - в том же тоне отвечает он. - Давай, не увиливай. Если заблудишься, обойдешь поляну вокруг.
- Непременно, - весело обещаю я и достаю котелок, - Смотри, сам не заблудись!
Туман начал редеть. Я шел через поляну, и солнце просвечивало справа, появились бледные размытые тени. Поляна оказалась и в самом деле большой, и ровной. Шагов через триста послышалось журчание ручья. В небольшом просвете показалось деревце, подсвеченное лучами, словно сияющее. Даже не деревце, а просто прутик, прямой, как шест, меньше моего роста, украшенный несколькими листиками на самой верхушке. Я подошел к нему и улыбнулся - надо же, такая большая поляна для такой маленькой веточки! - протянул руку и коснулся одной из блестящих капелек, которыми, как сверкающими жемчужинами, были усыпаны нежные светло-зеленые листики.
Это произошло в одно мгновение. Это не было взрывом, пробуждением или ударом. В сердце моем беззвучно открылась дверь - старая, засыпанная хламом дверь, о которой я забыл или не подозревал - открылась дверь и оттуда, снаружи, пролился поток света и чистоты, сверкающий, огромный, безбрежный и стремительный. Я сгорел, рассыпался, утонул, перестал быть? Да, возможно. Это неважно! Что-то появилось, другое, гораздо большее, неуловимое, и не появилось, нет, оно существовало всегда, просто сейчас оно стало ощутимым. Видимым и реальным. Существующим - и всегда, и здесь, и сейчас.
Туман рассеялся, мир приобрел четкость и глубину, и краски - насыщенные и яркие цвета, и резкие, и плавные, глубокие, как будто одним движением кто-то стер тысячелетний слой пыли с картины самого лучшего в мире художника.
Зазвенела струна - вдали и где-то рядом, неуловимо, одной и той же гармоничной нотой Вечного Оркестра, на грани или за гранью слышимости, не смешиваясь со звуками этого мира, а выступая их основой, полотном, фоном всего того, что создается переливом ручья, шелестом высокой травы, дыханием ветра, птичьим звоном, шорохами леса.
Странно, как можно было не узнать сразу листья. Дерево - это ладно, его привычно видеть величественным, большим и прекрасным, но листья? Они такие же, только маленькие и светлые, пять аккуратных листиков на самой верхушке, чуть приподнятых и образующих круг, похожий на корону.
Открылось внутреннее зрение, панорамное и многоплановое. Я увидел со стороны себя - смешного, восторженного, лохматого мальчишку, замершего с широко открытыми глазами, и котелок валяется в траве, а ручей всего в нескольких шагах. В лесу копошился Вест, набравший охапку сушняка. По тракту, в нескольких милях к востоку, медленно передвигались три повозки. Севернее поляны лес вскоре заканчивался, и после полосы обширных лугов поднимались холмы, и над ними - крайняя в цепи вершин, Базарт, обрывающийся на юг отвесной стеной, сейчас мокрой и темной. Деревушки и хутора, разбросанные повсюду, стройные замки и серые города, дороги, реки, леса - все огромное пространство Межгорья, от стены Эйл-Сейла на востоке до белого гребня Эйл-Трона на западе, сходящихся в каменном хаосе Северного Узла, линия прибоя на южном побережье, порты и паруса морских кораблей - я никогда не видел их воочию! - все это вместе, сразу, вот здесь... И сияющие с четырех сторон Деревья, белым светом, слегка окрашенным в цветные тона по краям, но остающимся белым. И люди, люди, люди вокруг - идущие, работающие, спящие, веселые, злые, жадные, добрые, небрежные, сердитые, скучающие, взрослые и дети... Как много всего и сразу! И – в вышине! - купол неба, ставшего темно-синим на высоте, над плывущими облаками, куда дотянулась невидимая серебряная нить вдруг ожившего ростка, и поднялась выше, вверх, к зажигающимся в безбрежном фиолетовом просторе звездам.
8.
Пришлось собрать несколько охапок, чтобы мы смогли не только вскипятить воду для чая, но и подсушиться. Вест уложил поудобнее несколько закопченных камней, на которые можно было прочно поставить котелок, настрогал лучины, приготовил все для растопки, но пока разжигать не стал. Фигура Альта торчала посреди поляны, туман разошелся, но обратно этот бездельник явно не торопился. Интересно, что он там нашел на этот раз? В предыдущий, помнится, он вот таким манером часа три разглядывал муравейник.
- Эге-ге-гей! - закричал Вест и замахал руками. Никакого эффекта. Он сложил руки рупором и позвал:
- А-а-альт!
Альт не оборачивался. Вест, негодуя, отправился к нему. Ну что за ерунда, в самом деле? Принеси воды и гуляй, сколько хочешь, дело есть дело.
Он шел быстрым шагом, почувствовав вдруг, что здесь что-то не то или не так. Что-то необычное появилось, и ощущалось все больше и больше, но он не мог понять, что. Он подошел уже близко, и увидел, что Альт сидит, опустившись на сложенные под собой ноги, выпрямив спину - классическая "поза ученика", руки чуть вытянуты вперед и пальцы как будто охватывают кольцом, не касаясь, стволик молодого деревца. Дерева?
Невидимая рука мягко, но очень тяжело толкнула его в грудь. Вест замер, не в силах больше сделать ни шагу, иначе... Иначе - что? Он осознал, что еще чуть-чуть - и он потеряет сознание. Барьер... Барьер опущен, и он остался по эту сторону. Все еще не веря, он остановился и, пытаясь понять, что же происходит, позвал, негромко, пересохшими губами:
- Альт...
И сразу же, во весь голос, отчаянно, вложив в короткий крик все свои силы:
- Альт!
Прошли растянутые донельзя минуты и сидящий у Дерева пошевелился. Он плавно повернул голову - глаза полузакрыты, на лице маска неподвижности - и полузнакомым голосом, без интонаций, произнес:
- Знаешь, его зовут Аш.
Вест простоял еще несколько минут, пытаясь шагнуть, или протянуть руку, или что-то сказать, или... Он понял вдруг, что остался один, совсем один, по эту сторону невидимой преграды, но почему? Да, выбор Хранителя - привилегия Дерева, и никто никогда ни в чем не сможет его упрекнуть, но... А кому нужны объяснения, если они и есть?
Он резко отступил на шаг, повернулся и пошел назад, к лесу, потом, не выдержав, побежал и, уже скрывшись среди деревьев, задыхаясь, перешел на шаг и пошел, пошел прочь, ничего не видя из-за слез, заливавших глаза, горьких и соленых, натыкаясь на деревья, кусты, что-то бормоча, выкрикивая, потом уже плача в голос, отчаянно, шел и шел, не разбирая дороги, обдирая в кровь руки и лицо, до изнеможения, пока не свалился в яму или овраг. Выбившись из сил, он заполз под куст и потерял сознание.
9.
В комнате пахло мятой, еще другими травами, и едой, и было немного душно - значит, он в комнате, а не в лесу. Вест открыл глаза и стал осматриваться.
Он лежал на постели, одетый, и наволочка на подушке под головой оказалась свежей. Комнату тускло освещало небольшое окошко рядом с дверью - восход или закат? От большой печки веяло теплом, а на полу возле нее разлегся огромный черный котяра, ленивый, не обращающий внимания на писк и мышиную возню в углу и под полом. Пучки трав развешены под потолком повсюду. На столе в стеклянной плошке горел масляный коптильник. Называется он коптильником, а горел чисто и ярко, без копоти. Часть стола и полки над ним были заставлены посудой, горшками, на блюде красовался каравай хлеба - для завтрака рановато, значит, ужин готов.
Старуха в черном платье, теплой безрукавке, сидела в профиль к нему, на лавке за столом. Обхватив голову руками, сгорбившись, она угрюмо глядела на пламя и губы ее иногда вздрагивали, шевелились, но слов не было слышно. Лицо и руки очень старые, лет на сто, решил Вест. Седые волосы выбивались из под платка, густые брови тоже седые.
"Мрачная старуха", - отметил Вест. - "А где же Альт? И как мы сюда забрели?" У него был неприятный осадок на сердце, как будто только что приснился страшный сон. Он немного помедлил, делая вид, что спит, не спеша обнаруживать свое пробуждение.
За окном быстро стемнело. Раздался стук копыт, беззлобная ругань, стук в дверь и грубый мужской бас:
- Райна! Эй, Райна! Открывай, старуха!
Райна? Вест вспомнил все и сжался. Провел рукой по лицу - царапины, рукав разорван и испачкан. Это был не сон. Это был не сон!
Здоровенный бородатый мужчина в коричневом камзоле открыл незапертую дверь и шумно ввалился в дом. Старуха повернулась к нему, ее лицо стало сердитым.
- Что тебе нужно, Брайт? За каким чертом ты вламываешься ко мне вечером, и именно сегодня!
- Не сердись, - он с видимым облегчением свалился на другую скамью, без приглашения схватил кувшин с водой и принялся жадно пить.
- В следующий раз в этом кувшине будет приличная порция яда, - хмуро заметила она.
- В следующий раз.. В том-то все и дело! - сказал он, оторвавшись от кувшина. - Сегодня в деревне был праздник. Большой праздник. Очень большой! - значительно произнес он, подняв вверх указательный палец, и стало очень заметно, что он пьян.
- Праздник? - переспросила она, - День начала осени завтра.
- Осень! - он засмеялся, - Ну при чем тут осень! Ха-ха-ха! Осень!
- Не пудри мне мозги, мальчишка, или у тебя отвалится язык, - сказала она негромко, ледяным голосом, и чуть привстала, так, что ее тень выросла и угрожающе нависла над ними, дергаясь и дрожа из-за затрепетавшего пламени светильника. Брайт побледнел и онемел. "Чисто сработано", - отметил Вест. Он лежал в темном углу и не был виден им.
Райна села.
- Говори, если тебе есть что сказать, - приказала она. Он стал говорить.
- Купцы с Восточного тракта привезли потрясающую новость. У нас выросло Дерево! То есть еще не выросло, но появилось. Это чудо!
- Где? - коротко спросила она, не выразив ни малейшего удивления.
- На лугу у Трех Камней. Там, где позапрошлый год...
- Знаю, - перебила она его. Немного подумала: - Это же совсем рядом! Я думала... - она было повернула голову в сторону лежанки, но, ничего не сказав, снова обернулась к Брайту.
- В этом-то и дело... - упавшим голосом повторил тот.
- И они хотят меня выгнать! Меня! - язвительно заметила Райна и замолчала.
- Почему выгнать... - виновато забормотал Брайт, - Почему выгнать? Ты же знаешь людей... Знаешь, как к этому относятся люди... Рядом с Деревом никто не живет! Так не положено. Ты, конечно, да... А вдруг что случится? Ты же понимаешь! Они же не будут разбираться. Там больше всех Вайла суетится.
- Я думала у меня есть друзья, - сказала она.
- Есть, конечно, есть, - с готовностью подтвердил он. - Я почему пришел? Они поговаривать начали, соберутся сегодня-завтра... Они же толпой пойдут, ты же сама, старая, понимаешь.. Я помочь там чего, или подвезти, опять же, лошадь...
- Не хромает с тех пор? - с интересом осведомилась она.
- Нет, нет, что ты, Райна, все знают, ты на этот счет чистый доктор, но... - он растерянно замолчал.
Молчание продлилось несколько минут.
- Пойди проспись. Утро вечера мудренее, - наконец сказала она.
- Райна, - сказал он неожиданно трезво, - А вдруг они сегодня придут? Они же пьяные все.
- Не придут, - она встала, взяла его за руку и повела к двери, утешая и успокаивая, как маленького.
Снова застучали копыта, удаляясь. Райна вернулась в дом, остановилась у стола и, не оборачиваясь, сказала:
- Вылезай. Пора ужинать. Ты пролежал больше суток, и за это время много чего произошло.
10.
Вест рассказывал и ел, торопливо, все подряд, не замечая вкуса - похлебку, овощи, хлеб, и только когда закончил, понял, как этого ему не доставало - набить брюхо до ощущения тяжести и выговориться. Миска перед ней осталась нетронутой, она слушала молча, не перебивая, и думала о чем-то о своем. А когда он замолчал, сказала:
- Надо же, я думала, что смогла забыть. А это все осталось, и возвращается в один миг, стоило только подобрать...
- Что? - не понял Вест. И тогда рассказывать начала она.