Аннотация: Три не связанных ничем похожих рассказа.
Привет из параллельного мира.
Когда я вдруг, ни с того ни с сего понял, что меня - два, я не очень удивился. Недаром меня всё детство натаскивали на осознание своей ячеечности в сотах социума! На октябрятских песенных конкурсах мой неокрепший фальцет пищал о Родине и Вожде, а тщедушные легкие рвались, словно меха баянчика-дистрофика. Я был счастлив, ибо моя фальшивая "ля" впадала в единое стройное и приятно щекотала слуховые нервы. Полсотни беленьких, причёсанных пищащих мальцов. Найди сто отличий.
Теперь меня оказалось всего лишь парочка. Тут бы и разделить меня на Я Номер Один и Я Номер Два, но ничего не выйдет, ведь оба Я - это я, они ничем не разнятся! Я-мы растерялись.
В единомыслии поднялись с пола, пнули старые подшивки "Науки и религии".
Холодильник таил "недокушанное" вчера вино. Я пил, то есть, пили судорожно, глядя себе в глаза...
- Что делать будем? - дуэтом спросил я, который мы.
Курить, срочно курить!.. В карманах моих рубашек мы нашли одинаковые пачки из-под LM. Конечно, внутри была модифицированная "курятина" марки "Привет из Чуйской долины".
Дым сладко и ненавязчиво прочистил нам-мне мозги. Вот бы эта дупликация оказалась чуйским мороком! Но нет, я сегодня ещё не пыхтел... И когда на море качка, здравствуй, белая горячка?!..
Надо же, в двух абсолютно одинаковых головах - совершенно одинаковые мысли!
- А как я завтра на работу пойду? - озадачились мы.
И тут же накатило: "Сейчас из магазина жена вернётся, а я..."
Как быть? Так, я могу двигаться асинхронно. Ведь один я доставал бутылку, разливал, а другой ждал! Уже что-то. Я попробовал пройти в спальню, оставаясь при этом на кухне. Не удалось: поплелись оба.
Ага! То, чего я хочу добиться сознательно, пока не получается. А вот выпить - всегда пожалуйста. Хоть на брудершафт!
Я сел на табуретки и забарабанил пальцами по подбородкам.
А когда меня стало два? Вот я листаю журналы, нахожу нужную мне статью... Статью. Какую статью? Я ведь искал что-то конкретное, что-то про вселенную... Нет, не про неё. Про феномен зомби? Опять выдумываю. Там было другое...
Я возвратился в комнату, надеясь найти ответ там. Да, зря я пинал журналы. Всё смешалось... в доме Об... Аб... Ад... Аддитивный психофизиогенез! Экая трёхэтажность! О нём-то я и читал! Точно?.. Точно! Тысяча девятьсот девяносто второй год! Номер, кажется, пятый.
В пятом аддитивным психофизиогенезом и не пахло. В остальных тоже. И за девяносто первый. Но ведь помню: читал!
Стоп!
А как же я сейчас ползал по полу и листал подшивку, если меня двое? Ох, один из меня сидел в кресле и бессовестно дремал. Феноменально!
Помню, в детстве я придумал себе "тайну", дескать, люди на этом свете бодрствуют, а когда спят, то попадают куда-то ещё (таких заумных словес, как "параллельные измерения", я тогда не знал), где бодрствуют, а когда там засыпают, то бодрствуют здесь. Короче, бодрясь тут, спишь там и наоборот.
Да, вроде бы ничего не перепутал...
Однажды я поделился гипотезой с дедушкой. Он сказал, что в сутках двадцать четыре часа, восемь из которых я отдыхаю, и это значит, что там я сплю шестнадцать часов! И я повёлся! А ведь в моей неведомой Нави вполне может быть любой распорядок дня...
Может, я в кресле - это "исподний" я? Вот провалился как-нибудь сюда, в Явь. Или, что ещё противнее, Явь там, а здесь мир иной...
- Не ерунди! - буркнул "я в кресле".
- Кто ты такой, чтобы мне указывать? - спросил "я на полу".
- Ты. То есть... я!
- Гы! - глуповато оскалился я, вспомнив детскую задачку. - "Я" это я, а "ты" это ты. Кто из нас дурак?
- Старо! - поморщился я и встал. - Песню знаешь? "Я это ты, ты это я, и никого не нужно нам..."
Неужели я настолько мерзко пою? Чёрт те что! Хм, начинаю раздражаться...
- Не паясничай! Лучше бы покумекал, откуда ты!
- Почему это "ты", а не ты?! - я снова сел в кресло. - Я тут роюсь в "Науке и религии", никого не трогаю, и вот - получите фокус!
- Подожди, я, и только я копался в журналах!..
- Ага, типа "вас тут не стояло" что ли? - насмешливо перебил я сам себя.
- Думай, олух!
- Ищи олуха в зеркале!
Ого, кажется, я начинаю приобретать самостоятельность... Две самостоятельности...
Эврика! Пока я и окружающая действительность один на один, я - один. А как только появляюсь я второй, я тут же начинаю реагировать на всё по-разному!
- Коряво, но похоже на правду, - прищурился "кресельный я". - Мы с тобой воспринимаем информационный поток, он объективно одинаков, но с наших точек зрения - различен. Даже то, что я из кресла вижу часть комнаты, которую не видишь ты, уже разветвляет общий поток...
- ... и когда кто-то из нас занялся бутылкой, процесс и стартанул! - я вскочил с пола и принялся ходить по комнате.
- Давай не будем выяснять, кто и почему полез в холодильник, и потому-то он и есть самый местный я. Пользы никакой, только подерёмся. Я думаю, расхождение началось раньше, ещё когда мы были я. Чем дольше я-ты смотрел на меня-себя, тем сильнее ветвление! Но с чего начался разлом?..
- С этих дурацких журналов! - я навёл на подшивку обвиняющий перст. - Агни-йога всякая виновата, тантры-мантры! Печатают чушь, а потом люди размножаются!
- Ну-ну, вегетативно. Брось, от популярного вранья ещё никто не ксерокопировался! Тут что-то другое... - я одновременно почесал обе макушки.
- Может, мы столкнулись с непроизвольным заклинанием? В "Науке и религии" много разных особых слов, я прочитал их в нарочитой последовательности - хлоп! - и нас двое!
Я рассмеялся себе в лицо:
- Ты ещё брякни, что микроволновка в кухне под влиянием солнечной активности на секундочку обрела свойства агрегата для клонирования на дому!.. Или что нас всегда было два!.. Вот уморил!
- "Уморил" - моё слово! Придумай что-нибудь умнее или заткнись!
Моя злость ещё больше развеселила меня.
Я вскипел, словно чайник с золотой спиралью. Подойдя к себе, я с несказанным остервенением заехал мне в нос.
- Ну и уод! - прогундосил я. - Нано же...
И ввалил себе по ноге. Потом я пару минут катался по полу нанося себе взаимные увечья разной степени тяжести, пока один из меня не вскочил и не бросился на кухню, к столовому холодному оружию и дарам научно-технического прогресса вроде электрозажигалки. Знаете, такая электродуговая, от сети работает?.. Я мгновенно понял свой жуткий замысел и кинулся вдогонку.
Первый я уже лез в буфет за ножом для мяса, когда замешкавшийся я с размаху влетел в свою спину, сбивая нас на пол и налегая на врага всем весом. Падая, мы потащили с разделочного стола чашки, трёхлитровую банку с водой, вилки, печенье и всякие другие мелочи и "крупности".
Мне удалось сомкнуть пальцы на своей шее, а другой я с упоением начал давить на мои глаза.
- Останется только один! - хрипел я.
- Только через твой труп! - пыхтел в ответ я, не осознавая комизма этой, в общем-то, ужасной ситуации...
Нижний я понял, что царапать глаза менее эффективно, нежели душить, и принялся паниковать и бессмысленно шарить руками по мокрому полу в надежде подцепить чего-нибудь тяжёлого и больного... Кроме осколков банки, которые с готовностью впивались в ладони, ничего не попадалось. Ну, хоть бы вилку нащупать... А это что?..
Верхний я увидел, как я сомкнул слабые пальцы на валяющейся электрозажигалке. Ого! Надо заметить, приборчик сей был с характером. Жена ни разу ещё не смогла его активировать, предпочитая электронике старые добрые спички. А я-то с этим пьезоманьяком управлялся шутя! Так то ж я... Я... Я!!!
- Идиот! - выругался я перед отключением.
Я жадно хватал воздух ртом, глядя на шокированного себя. Зажигалку переклинило, и она, похоже, намеревалась чертить голубую дугу, пока у Чубайса не кончится ток. Тут спасительница выпала из моей слабой руки и вроде бы повисла на запутавшемся проводе, но затем медленно полетела на пол...
Как некстати!
Когда Таня вернулась из магазина и втащила сумки на кухню, было поздно реанимировать и мужа, и зажигалку.
- Не уберегла... - прошептала она, имея в виду, естественно, супруга.
Сколько раз приходилось вызывать "психушку" своему оболтусу! Врачи твердили, что его расстройство не опасно, но она предчувствовала, знала, ждала! Вот, дождалась...
- А ведь я себе говорила...
Все четыре руки безвольно разжались, и сумки упали. Таня послабее зарыдала у стойкой себя на плече.
В девятнадцать ноль четыре Андрей Петрович, как водится, покончил со вторым и взял в чуть жирные после цыплёнка табака руки неизменную газету «Коммерсантъ», чтобы перелистнуть прочитанную полосу. Совершив страничный переворот, Андрей Петрович увидал статью. Так бывает, когда смотришь в газету: хоп, и взгляд уцепился в кусок текста. Заметка-то плёвая, что-то про правительство и очередные сгинувшие деньги, то есть совсем нас с вами не касающееся.
Побежали глаза Андрея Петровича по строчкам, отыскивая пропавшие у властей финансы, да вдруг случился в этом процессе самый натуральный стоп-кадр. Андрей Петрович не сразу понял неладное - думал сначала, что сам замешкался, текст осмысливая. Ан нет.
Не бывает с нормальным человеком такого: хочешь дальше читать, по строке пытливым взором скользить, но ничего не получается. Видишь маленькое пятнышко текста, а остальное расплылось. И чем дальше от этого пятнышка, тем мутнее буквы.
Так Андрей Петрович и уставился на сущую галиматью:
кономи
мьер пообещ
никальное по нагл
тет кивает н
льго
Попробовал Андрей Петрович глаза закрыть - не смог. Решил газету с глаз долой убрать - руки, как не свои, каменные руки. Бог ты мой! Всё собственное тело отказалось слушаться Андрея Петровича! Вы представьте: сто сорок строителей-лоботрясов по струнке у него, директора СМУ, ходят, а родная плоть ни на миллиметр не шелохнётся! Мозг вроде посылает команды, а на местах не слышат!
Захотелось Андрею Петровичу глубоко вздохнуть и сматериться для психологической разрядки. А что? Верный способ, не раз спасавший Андрея Петровича от срыва, а его подчинённых от взрыва. Однако и здесь нашего директора ждало полное фиаско: вздоха не вышло, ругани тем более.
Андрей Петрович запаниковал: «Я же не дышу!» Затем он, как не совсем верно говорят в таких случаях, прислушался к своим ощущениям и обнаружил, что отсутствие дыхания его совсем не убивает. Более того, Андрею Петровичу не было ни тепло, ни жарко, он оглох (или это звуки вымерли?), а также позиционировал себя за обеденным столом скорее логически, нежели «вестибулярно», и пялился на то самое пятнышко в газете.
Паника сменилась спокойствием, Андрей Петрович начал размышлять. Продуктивные раздумья не особо удавались директору СМУ, и ему пришлось попотеть. Он совершенно верно определил, что либо время остановилось, либо сознание сильно ускорилось. Андрей Петрович был несгибаемым реалистом, поэтому сразу отмёл фантастическую версию остановки времени и сконцентрировал всю мощь своего интеллекта на гипотезе ускорения сознания. Таковая тоже не блистала правдоподобием, зато Андрей Петрович сталкивался в своей долгой трудовой жизни с людьми разного рассудочного темперамента. Можно было предположить, что иногда котелок способен варить со скоростью света.
Андрей Петрович знал многое: где купить цемент подешевле, сколько кубов кирпича уйдёт на гараж, чем берёт главный архитектор, как выбить из горадминистрации новый заказ, когда погасят задолженность основные кредиторы, кому выгодно держать город без отопления, и многое-многое другое. Однако при всём своём багаже Андрей Петрович не раскусил проблемы стоп-кадра. Мысли возвращались то к работе, то к статье, часть которой упорно не хотела убираться с глаз. Это навело Андрея Петровича на идейку: если сознание разогналось, то зрительный фокус должен медленно, но верно двигаться по строчкам! С душевным трепетом директор принялся следить за текстом.
Долго, очень долго он глядел на «пятно», но оно не шелохнулось. По внутреннему убеждению Андрея Петровича, прошло минут пятнадцать с момента, когда всё остановилось.
«Наверняка я думаю ещё быстрее, чем предполагал!» - смекнул директор и возобновил слежку за «кономи», «мьер» и прочими «льго».
Мы с вами люди, более привыкшие к досужим и бесполезным размышлениям, и можем предположить, что время отнюдь не остановилось. Ведь время предполагает наличие изменений. Да, внешних изменений Андрей Петрович не фиксировал, однако сам-то думал! А процесс «думания» - это ли не чреда изменений?
Ошмётки слов никак не хотели двигаться. Тело по-прежнему не слушалось. Андрей Петрович чувствовал себя всё неуверенней и неуверенней. Мысли его были всё ещё ясны, он повспоминал для успокоения некоторые заученные наизусть СНИПы, с теплом помечтал, как поведёт внучку в зоопарк. В воскресение. Послезавтра. Вечность спустя...
Что бы думал и ощущал каждый из нас, оказавшись на месте директора СМУ? Трудно сказать. Я бы, скорее всего, согласился с мнением, что это разогналось мышление. А картинка осталась на сетчатке такой, какой она была в миг ускорения. Почему бы нет? Эйдетическая память прямо-таки. А рецепторы не поспевают за центральной нервной системой, и так далее... Ну, худое-бедное объяснение нашёл бы. А дальше?
Внутренний хронометр говорил Андрею Петровичу, что минул целый час, а ничего так и не изменилось. Сознание поразил острый... нет, не страх. Почему-то не страх, а скепсис. Правда, директор привык к термину «положизьм», по необразованности относя «скепсис» к половым извращениям.
Эх, найти бы спеца, который растолковал бы, каково оно - сознание без ощущения тела и окружающего это тело пространства. Давно известно, что если человека поместить в тёплую воду, погрузить помещение во тьму, то довольно скоро подопытный потеряет ориентацию, а затем расстанется с рассудком...
Хронометр давно (или не так уж?) молчал, и Андрей Петрович в какой-то момент остро возненавидел дурацкие буквы, изъятые неведомой силой из газеты и помещённые в его сознание. Если бы мысли звучали, то кухню захлестнул бы нечеловеческий вой. Впрочем, недолгий. Андрей Петрович вновь успокоился и попробовал думать. Мысли путались, он ловил себя на умственном блуждании по кругу, всё чаще в голову (или куда?) проскакивали совсем уж дикие глупости.
Брр, господа! Вы только представьте: у вас ничего нет кроме куска текста перед глазами и собственных мыслей... Кто такое выдержит? Это же свихнуться можно!
В девятнадцать ноль пять Алевтина Фёдоровна, сожительница (изъясняясь сухим протокольным слогом) Андрея Петровича, вернулась в кухню с баночкой варения, за которой, собственно, и отлучалась. В кладовку.
Она увидела гражданского супруга и поняла, что шубу ей к зиме не купят: Андрюша сидел за столом, пуская слюнявые пузыри, смахивая руками дорогие столовые приборы и чему-то кивая. Ненавистная газета валялась на полу.
- Кономимьер пообещ никальное по нагл!.. - обрадовался было директор Алевтине Фёдоровне, но снова впал в задумчивость...
Врачи Алевтину Фёдоровну совсем не обнадёжили, а знакомый юрист сказал, что газету к суду привлечь не удастся. Только на смех поднимут.
Вот, господа хорошие, и выходит такая невесёлая карикатурка: человек ни от чего не застрахован, потому как сидит на пороховой бочке, название которой - сознание.
(C) S.V.P., 23.11.2002
Осколки.
- Мили и сто сом ной? - испуганно шепчет то, кто ещё две ночи назад было женщиной, любовницей, Викторией. Кажется.
Кажется кому?
Сущность-я, смутно помнящее про... как же это?.. бывшее. Нет, прошедшее! Да, я, стремительно теряющее разум (а я уверено в том, что моя... крыша... едет), вынырнуло из сна. Сон был яркий, сочный и - понятный. Вот-вот. В нём сущность-я имело имя-значение и цель-долг. А здесь?
Я помню-знаю Викторию. Но она-оно совсем ничего не понимает. В то первое утро она-оно разбудило меня громким воплем, а когда я тряхнуло её-его, рассмеялось и упало с... этого... этой... с кровати! Сжалось и бормотало. Долго.
Всё это время я наблюдало за Викторией и с ужасом понимало: она-оно сошло с ума. Сильно. То рвало мягкую материю, которой мы укрывались, то ползло в другую... другую... комнату...
Её-его действия не имеют ни причины, ни цели. Или они мне не ясны-доступны. Она-оно постоянно молчит, но иногда лопочет какие-то слова. Их становится всё меньше.
Слова покидают и меня. Но я как-то борюсь. Пока. С этим. Я. Я... Кто это - я?..
В белом шкафу... там... в... в кухне остаётся совсем мало пищи. У некоторой пищи отвратительный запах. Приходится закрывать дверь шкафа. Я ем само и заставляю ту-то, кто было Викторией. Она-оно не понимает, чего я хочу, разбрасывает пищу и тихо скулит. Я собираю и насильно запихиваю куски в её-его рот. Она-оно противится, но скоро успокаивается и ест. Тело само помнит то, что забыло она-оно. Неужели и я скоро-глупо потеряю способность питаться?..
Там, где мы, есть большое... прозрачное... окно.
Вчера видело, как две сущности били друг друга, а потом из одного из окон выпало это... ну, в нём струны, они звучат, если нажать белые... или чёрные... с крышкой. Вот оно и выпало. Придавило сущностей.
И сегодня нижняя... то есть, нога одного из существ всё ещё изредка шевелится-дёргается. Существа похожи на меня-сущность и на Викторию. Безумцы. Интересно, мы-они такие-одинаковые? Как сущность-я понимаю больше их-других? Думаю, что знаю ответы, но не тут-сейчас, а там - во сне.
Сразу после сна я очень много помню, и... как бы это найти-сказать?.. мысли не запутываются. Очень многое понятно. Но чего-то всё равно не хватает. Оно прямо рядом, я чувствую, только где оно?..
Дым напротив стал домить... Или наоборот?.. Огонь. По... жар. Мне страшно. Что-то может произойти. Что-то плохое. Я прячу голову.
Ба-бах!.. Окно... дзынь!.. Разбилось. Горячо и больно, но не огонь - камни. Мелкие. Это был... был... взрыв. Да.
То, кто Виктория, ноет в углу. Я гляжу на взор... взор-вав-ший-ся дом. Падает-крошится. Что делать?
Я уверено, что мы могли бы покинуть место, где мы сейчас. Но как?
Внизу бежит-оглядывается существо... Оно натыкается ... торчит, длинное... на столб. Удар громкий. Существо падает. За ним бегут ещё три. Они обступают первое. Я закрываю глаза: оно становится их пищей.
Я хочу всё закончить... нет, чтобы всё стало как раньше. А как - раньше?
Тогда мне каждое-любое было ясно. Я помнило. Я... Я?
То, кто Виктория, свесилось из окна. Не надо! Она-оно не слушает. Она-оно падает.
Я прыгаю поймать, но не успеваю. Смотрю в... вниз. Слишком высоко. Виктория...
Плачу... не знаю почему. Словно вместе с ею-ним сорвалась часть меня-сущности.
Забыть всё. Я ломаю какие-то вещи, причиняя себе боль. Останавливаюсь и вдруг понимаю, что вою. Пустота внутри. Сижу на полу. Долго, холодно...
Спать. Надо спать. Или поесть? Пищи осталось мало... Потерпеть.
Темнеет. Рука сама тянется к белому такому... а! к кнопке на стене. Нажимаю. Резкий звук. И ничего. Я помню, раньше от этого щелчка становилось светло. Похожий щёлкатель, кажется, есть на кухне... Проверить. Он тоже не даёт света.
Спать, спать. Сколько же я всего знало-забыло? По-моему, вчера помнило больше, а позавчера ещё. И думалось легче... Нет, это только... только... чудится.
Залезть в материю. Тепло. Только порвана той-тем, кто было Виктория. Надо её-его позвать... не откликается. Молчит. Опять в углу или под кроватью. Ладно, само приползёт... Спи, моя радость, усни... Откуда это? А, не всё ли равно?.. Тихо. Холод врывается в окно. Раньше такого не было... вроде... Что-то назойливо цыкает, оно постоянно-всегда цыкало... но мне всё равно... мне всё равно...
- Виктория, я сделал это! Сегодня шеф, сволочь и тупица, остался в институте на ночь. Проект, видите ли, какой-то горит. Так вот, Виктория, я решился!.. - мужчина вальяжно развалился на кровати. - Я запустил-таки Прибор. На малой мощности. Завтра вместо нашего «горячо любимого» шефа найдут слюнявого дебила. Угадай, кому отдадут кафедру?.. Так-то! Пусть старпёр сам почувствует, как действует мой «идиотский» дегенератор!.. Только бы этот пень трухлявый не сломал Вещь, когда станет болваном...