СТАРИК И ГОРЕ
                                  (рассказик)

   Водитель сразу согласился сбавить цену, но у меня и столько не было, убедив
его в этом, я отдал ему последние деньги; больше транспортных расходов не
предвидится ( и никаких других, стало быть, тоже ).
   Первым делом я прикончил свой батон, затем долго пытался разглядеть красоты
русской зимы и тщетно силился понять, что же так самозабвенно воспевали
классики русской литературы... 
   Перед глазами в свете фар мелькали только огромные грязные сугробы, голые
деревья и дорожные знаки.

- Вставай! Приехали!
- Юрьевец?
- Что ж еще.
   Проснулся я шустро, протер глаза кулаками, надел перчатки, размял ноги, 
окинул взором поле деятельности.
   Автовокзал был. 
   Ряд крашеных стальных столбов изображал мнимый навес на 
остановочной площадке. Я оказался ночью на окраине незнакомого одноэтажного город-
ка; во мне снова просыпалось чувство голода, а остатки батона съедены еще в
Иваново; я хочу спать; мне холодно; у меня нет денег. Оптимальное решение: 
поскорее достичь конечной цели; она рядом - большим этот город быть не может,
но в такой местности явно недостаточно знания точного адреса.

   Кроме меня существовал еще один пассажир. Сейчас он проворно волок по снегу
свою тележку с сиротской сумкой, через дорогу в направлении массива жилых 
зданий. Он был заметно выпивший, но выбирать не представлялось возможным - 
он был единственным живым представителем местной фауны, которого мне удалось
обнаружить.
   Я догнал его и спросил, как найти нужный мне дом.
- О-о-о... что же ты вместе со всеми на развилке не вышел...- в его словах зву-
чало такое глубокое сожаление, будто мне теперь до конца своих дней не
вернуться на указанную развилку.
- Откуда я мог знать, где нужно выходить.
Я зря пытался оправдаться - он продолжал в своем духе:
- Надо было выйти на развилке, там все выходят. Не надо было сюда ехать, был 
бы уже там...
- Как же мне теперь вернуться на развилку?
- Пойдем со мной. Пойдем.
Я приготовился слушать длинную занудную речь и настраивался вылавливать полез-
ную информацию. Сейчас он дотащит свою поклажу и с чувством выполненного долга
расскажет мне, что нужно идти обратно. ...просто он знал то, что мне нужно. 
Я молча шел с ним, усердно замедляя шаг, чтобы не обогнать. Он остановился.

- Тут недалеко, пойдем. Сейчас прийдем. - Словно успокаивая ребенка,
неторопливо проговорил он и возобновил движение.
   Мы миновали ряд облезших кирпичных зданий дореволюционной постройки и того 
же возраста последнего ремонта. Сиротливые вывески (без твердых знаков) над 
дверями выглядели явно не к месту. Аккуратные фанерные щиты, выкрашенные в 
белый цвет, с не менее аккуратными однотипными синими надписями "Почта", 
"Автозапчасти" и еще что-то. Сами означенные учреждения в этом месте казались
декоративными, обязательными атрибутами города. 
   Проводник повернул в переулок, хотя это не совсем верное наименование, я
не улавливал здесь улиц, просто после группы зданий перед нами возник проход, 
облепленный жилыми домами. Добравшись до следующего поворота, проводник остано-
вился и объявил:
- Все. Пришли.
Он оставил свой груз.

- Куда пришли!?
- Не надо тебе возвращаться на развилку, так пройдешь. Пойдем, я покажу.
Мы прошли еще немного, до плеши среди густо посаженных домов.
- Видишь вон те три дома? Раз, два, три крыши в ряд.
Домов и их крыш я видел гораздо больше и так и не понял, по каким признакам я
обнаружил именно Те три дома.
- Сразу за третьим будет поворот направо - повернешь. Видишь на горе темное
место? Это лог. Поднимешься по лестнице на самый верх и прямо. Она и есть - 
гора поэтов. Поперек улицы будут: Лермонтова, потом Тургенева, Короленко - 
дальше, не сразу, но найдешь, все они там.
   Я поблагодарил проводника и устремился к указанному дому.
Непривычно и странно ощущать себя в одиночестве посреди ночи на улице чужого
города. Чувство нереальности происходящего, словно оказался в другом мире, где
все иначе, и не знаешь, существует ли еще твой собственный.
   Дома казались покинутыми. Темного цвета мертвой древесины невысокие избы с
маленькими окошками. Кривые улочки снижали видимость, чем усугубляли мое 
настроение. Свет горел только на колокольне возле церкви, видимо памятник 
архитектуры, но подсвечен настолько неудачно, что выглядел безобразно, как 
караульная вышка за колючей проволокой. При своей высоте он угрожающе нависал
над городом чудовищными сводами, громоздившимися друг на друге, свет шел из-
нутри, как будто находился в заточении. Церковь, располагавшаяся по соседству -
тяжеловесный образец архитектуры 14 века - не развеивала мрачных впечатлений.
   Мертвая тишина. Я был единственным источником шума - дышал и скрипел снегом
под ногами.
   Как мне было указано, свернул направо. Теперь я лучше видел гору поэтов и 
примерно догадывался, где найду лестницу. Слева от меня под горой стояли 
несколько домов в один ряд, справа откос, поросший кустарником, избы словно 
были загнаны сюда странными обстоятельствами. 
   Неожиданно я почувствовал под ногами лед, идти стало скользко. С горы,
прямо через двор, по-над домом и поперек дороги под откос текла вода, отчего
образовалась обширная наледь, покрывавшая дорогу и то место, где должен был бы
быть огород. Если бы здесь был водопровод или канализация, то это явление 
можно было бы объяснить... Я не удосужился или не решился обратить внимание 
живут ли здесь люди, во всяком случае, не должны.
   
   Шаткая деревянная лестница, извиваясь, вела через лес... и через ручей, 
образовавший в крутом склоне глубокую промоину; он старый; течет наверно с 
вершины... но куда? Под откосом нет водоемов, там город. И, вообще, откуда на 
равнине горы? Скорей бы дойти.
   Сейчас я был очень близок к цели и уже думал, как объяснить предкам солдата
ситуацию и собирался обсудить, как отмазать чадо; предвкушал пищу, сон и отсут-
ствие необходимости куда-либо спешить.

   Несмотря на отсутствие уличного освещения, здесь было светло, так что без
труда можно разглядеть номер дома, а при желании и с трудом - название улицы.
Что имел ввиду проводник, когда сказал "прямо", я не понимал, - прямо дороги не
было, но в каком направлении продолжить путь угадал с первого раза и улицу нашел
скоро. А требуемый дом даже быстрее, чем калитку в его заборе.
   Внешне дом выглядел прилично, обит доской и крашеный; даже дверной звонок 
у калитки... Позвонил. Посмотрел на часы: 4:15 (не ожидал). Или спят или зво-
нок не работает. Позвонил повторно и прислушался, звонок работал. В прихожей 
раздался шорох... Что я увижу? Я не строил никаких иллюзий! Сейчас придется 
говорить кратко, ясно и убедительно, только бы меня не переклинило. Чужой 
человек среди ночи... я бы не пустил. Через щель в заборе я увидел свет в 
открытых дверях.
- Кто?! - спросил человек, стоя на пороге на широко расставленных ногах, однаж-
ды успешно разогнутых в коленях, держась руками за дверной проем. Всем своим 
видом он источал решимость уверенно стоять на ногах, - он дошел до двери, 
открыл ее, и в этом только его заслуга!
- Лейтенант П. из части, где служит ваш сын, - я не сразу сообразил, что при-
писал этому человеку отцовство. Как только он возник меня словно током удари-
ло - я увидел морально убитого человека. Я почувствовал, что узнал главное и 
могу возвращаться, что все мои цели и задачи - мелочь.
- Кто?!! - снова поинтересовался человек все тем же сонным, немного хриплым, 
но уже более уверенным и громким голосом.
- Лейтенант П. приехал за вашим сыном, он из отпуска не вернулся.
Человек был выпивший; несомненно, это его перманентное состояние... Мне внезап-
но стало жалко старика до слез, совершенно необъяснимо жалко. Он излучал горе
и безнадежность. Я еще не разглядел его толком и лица не видел... неужели 
человеку может быть так плохо, что это ощущается при случайной встрече. В 
принципе, здесь все обречены на прозябание, на нудное примитивное существова-
ние. Согласен, они сами делают себе плохо, в частности, пропивают свое 
счастье, но их судьба во многом предопределена, может быть и генетически. Они
плодят себе подобных, воспитывают себе подобных, строят им подобное будущее...
и так они веками функционируют ради своих  потребностей, радуются и печалятся;
варятся в собственном соку и в том, вряд ли их собственная вина, такова их 
историческая роль; а мы плаваем на поверхности и рассуждаем. Однако они не 
вызывают сострадания - они самодовольны. В какой-то мере их тоже жаль. 
Но вот в чем отличие старика, - он вызывал сострадание.

- Какой сын? У меня сыновей много - заметно живее сказал старик, даже с оттен-
ком гордости.
- Тот, который в армии служит.
- Вовка, что ли? Так он еще 6-го числа уехал. Да, уехал в часть. Снялся с 
учета в военкомате и уехал.
- Но в часть он не прибыл, поэтому я здесь. Мне нужно его разыскать.
- Не знаю, я вот дома сижу. Можно в военкомат сходить.
Когда он успел подойти к калитке?
- Поймите, я же не изверг какой, я здесь, для того чтобы уладить вопрос, уго-
ловное дело не возбуждать, в конце концов. Может с ним что-то случилось, если
он болен, я справку отвезу.
   Мы могли бы еще долго так беседовать: ни прогонять, ни впускать меня он,
похоже, не собирался. Я уже не думал о еде, отдыхе, о том, что мне необходимо
занять денег на обратную дорогу, я просто хотел попасть внутрь - сосредоточен-
но ломился всем своим существом внутрь.
- В госпитале он. А отсюда еще 6-го уехал, я один.
- Где?
- В госпитале в Иваново. Да, в военном госпитале. Наверно там. Он же туда пое-
хал.
- И как этот госпиталь найти?
- Не знаю, это не здесь, это в Иваново.
- А откуда Вам известно, что он там?
- Так Сашка оттуда приехал.
- Кто такой Сашка?
- Сын мой. Он сказал.
- Так ему, наверное, больше известно?
- Да, наверное.
- Я могу с ним поговорить?
- Его нет, я один. Только приехал и гулять убежал, он молодой.
- Когда вернется?
- Так утром, видать; как гуляют-то...
Я уже был готов повернуться и уйти ( с такими людьми нельзя говорить тонко ),
но все еще ломился, надеялся, что до него хоть не на словах дойдет.
- Тебе, наверное, пойти некуда?
Слава Богу, дождался! Не успел перевести дух, как он выдал:
- А у меня ключа нет. Сашка ушел с ключом.
- Что ж теперь делать? - я уже стоял боком, но продолжал хотеть внутрь.
- Я счас запасной найду. Да, найду. Должен быть запасной. Надо в сарае посмот-
реть.
   Старик подошел к сараю, пытался его открыть. Он уже проснулся и был в порядке,
но не то нервничал, не то мучительно решался меня впустить.
- Если Вы действительно хотите меня впустить, эта калитка - не проблема.
- Вышибать будешь? Вышибай! Давай!
- Зачем так некрасиво? - я без труда достал вытянутыми руками до верхнего 
края, отпустил на той стороне свой кулек. И без проблем преодолел барьер. Как
хорошо! Главное теперь, чтобы он не жалел о содеяном. Я изобразил скромника
и дал ему возможность препроводить меня в дом и умерить мою скромность; 
последовал его пожеланиям и расслабился.
   Снял верхнюю одежку, по его рекомендации воспользовался вешалкой, поблаго-
дарил. Моя вежливость, кажется, чуть смущала его, - я упростился.

- Нет, нет, не разувайся, иди так. Не надо снимать, чай не осень. Проходи,
присаживайся.
   Я сел на табуретку за кухонный стол. Кухня выполняла по совместительству функ-
ции прихожей. Квадратная комната нескромных размеров (или выглядит такой из-за
минимального присутствия мебели), практически пустая: стол, пара табуреток,
холодильник, печка да настенный шкаф. Обои, вряд ли, моложе меня. Цвет потолка
весьма далек от белого. Какой-то умеренный упадок.
   Старик сел напротив меня. Выглядел он старше 70, среднего телосложения, 
без проблем с двигательными функциями. С круглым лицом в морщинах, со слегка 
припухшими веками. Голос у него был неровный, хрипловатый, среднего тембра. 
Речь нестройная.

- Сын Ваш в часть не прибыл, никакого документа не прислал. Телеграмма 
родителям осталась без ответа. Вот я и катаюсь с целью выяснить, куда он про-
пал. С самого утра на перекладных добираюсь, мне же командировку никто не 
оплатит, хотя это и не моя инициатива.
- В госпитале он. Он 6-го снялся с учета в военкомате и уехал в Иваново. Вот 
Сашка из Иваново приехал, говорит он в Ивановском военном госпитале. У него 
на коже что-то такое. А я ничего не знаю, Сашка вот только что приехал, сумки
бросил и убежал, только выпили с ним бутылочку, - старик убрал со стола пустую
бутылку от водки. - Он только что из Иваново, в одном автобусе, наверное, еха-
ли.
- Почему он 6-го уехал? Отпуск до 9-го.
- Не знаю, захотел так.
- А как он в Ивановском госпитале оказался?
- Он же туда поехал.
- Зачем?
- Ну, как?! Родственники там. Сестра... Хотел повидать. Говорю ему: "Оставайся 
еще денек", а он нивкакую. "Поеду", - говорит: "Надо".
- Понятно, Вы мне ничем не поможете, может сын Ваш что-нибудь прояснит? Когда
он придет? - мне уже ничего не надо было прояснять, и они ничего полезного до-
бавить не могли. Я использовал единственный повод отдохнуть от своего безумного 
путешествия.
- Утром, понятно. Может в восемь...- в его интонации появился энтузиазм, 
почувствовал, что я от него отстану. - Конечно, поговори с Сашкой, он все рас-
скажет, а я ничего не знаю.
    Аккуратного разговора у нас явно не получалось, туговато до него доходит 
смысл сказанного, совершенно не пытается делать выводы, рассматривать возмож-
ные продолжения. С такими людьми надо разговаривать без намеков. Припугнуть,
что всех за решетку отправлю, и заявить, что хочу пожрать, поспать и денег на
карманные расходы, а потом пообещать, что сыночка отмажу. Но я так не мог. Не
мог проявить агрессию против человека, не проявляющего агрессии по отношению 
ко мне. Он казался мне поверженным и я, напротив, боялся придавить его, хотел
чтобы он чуть-чуть почувствовал себя человеком, мне показалось он давно уже 
забыл, что это такое. С тех пор, как я попал в армию, к собственному удивле-
нию, стал жалеть людей за их убожество, где, как ни здесь увидишь его в таком
количестве, за то сколько злобы они хранят в себе, сколько изливают ее друг
на друга, зато, что они никогда не вырвутся из порочного круга взаимной
мести. Не знаю, почему я не присоединился к процессу... Может это высокомер-
ное общество меня отвергло?.. Я оправдал свою жалость тем, что они сами себя
унижают.
   Старик под влиянием оптимистичных настроений вызванных тем, что перевалил
ответственность на другого, или смирившись с тем, что от меня нельзя изба-
виться, решил окончательно уничтожить пыль официоза, присутствующую в атмо-
сфере, по его мнению:
- Ты не выпьешь?
- Спасибо, я не хочу.
- А то я быстро могу по стопочке изобразить.
- Нет, не стоит, я не любитель.
- Ты, наверное, ничего не ел? Я щас тебе дам поесть. Будешь?
- Конечно. В дороге особенно не поешь.
Он полез в пустой холодильник, извлек кусочек вареной колбасы на блюдце и на
таком же блюдце кусок хлеба-долгожителя. Я оценил колбасу по виду и запаху
как пригодную к употреблению в пищу, хлеб - условно съедобным; и приступил к
трапезе.
- Ты уж прости, что так ... один живу. Так оно... Ничего больше нет.
- Ничего страшного, всякое бывает. Я же сюда не жрать пришел, переживу.
- Извини, что не наливаю - бежать надо, дома все закончилось.
- Не стоит беспокоиться, я не пью.
Я всем своим существом наслаждался постепенным насыщением.
- Как тебя зовут?
- Евгений.
- Какого ты года?
- 1976-го.
- ... Сашка постарше, - очень задумчиво сказал он, как будто забыл год его
рождения.
   Мы еще о чем-то бестолково беседовали с большими паузами. Хлеб весь вышел.
Колбасы оказалось не так мало, как я оценивал.
- Ешь еще, ешь... Сейчас хлеба дам, если мало. - Он предоставил мне початую
"городскую" булочку с большим коэффициентом упругости, но с меньшим содержа-
нием грибов.
- Спасибо, не стоит. - Мне было неловко злоупотреблять, при таких обстоя-
тельствах.
- Ешь, ешь, ты здорово проголодался.
Я молча согласился прикончить колбасу.
- Завтра, т.е. уже сегодня, схожу в военкомат, может они больше знают, они же
его с учета снимали, может и в больницу направили.
- Конечно, сходи, он с учета 6-го снялся.
- Со скольки военкомат завтра работает?
- С девяти, наверное.
- А когда автобус уходит?
- У нас всего три автобуса: в пять, в двенадцать ровно и в шесть вечера. - 
Старик посмотрел на настенные часы, - Сейчас сколько?
- 5 : 15.
- Первый уже ушел... Сашка, наверное, с тобой в одном автобусе ехал, который
около четырех приходит... Видишь, десять часов разницы...
Пауза. Я в очередной раз не понял, о чем он говорит.
- Отдохнешь до утра и с утра в военкомат сможешь сходить. Чаю налить? Хо-
чешь?.. Сейчас я сделаю тебе чаю, выпьешь...
Старик включил электроплитку, стоявшую на газовой печке. Неведомо откуда
извлек граненый стакан и установил его на столе передо мной. Пока он разбирал-
ся со шкафом, я тайком попытался сделать стакан прозрачным по мере возможности
с помощью пальцев.
   Чай мы ждали молча -  слишком разные, чтобы о чем-то говорить, а я слишком
устал, чтобы не быть разным.
   Наконец он снова поднялся с табуретки. Попробовал крайне непривлекательный
алюминиевый чайник рукой:
- Плохо как греет...
Я не стал интересоваться, почему он не воспользовался импортным электрочайни-
ком, стоявшим на столе. Не дожидаясь, пока вода закипит, старик схватил чайник
за гнутую ручку и повернулся к столу. Я испугался, что он собирается напоить
меня пустым кипяточком... Однако в чайнике был заваренный когда-то ранее чай
средней концентрации. К чаю он предложил оставшуюся часть все той же булки.


                                  * * *
- Проходи сюда и налево.
Мы прошли из кухни в коридор. Освещение отсутствовало. Судя по дверям, комнат
было немерено, но они не были ему нужны; проход надежно загораживал невидан-
ных размеров электрообогреватель. Назначение этой громоздкой железной конст-
рукции на колесиках стало известно мне только после того, как я приблизился к
нему вплотную, почувствовал тепло, увидел кабель.
   Зашли в небольшую комнату. Два дивана, письменный стол, тумбочка, телевизор
"Темп" (терпеть не могу), советский радиоприемник, издали похожий на "VEF",
настольная лампа, побитые молью ковры, настенные календари начала 90-х.
   Старик внезапно заговорил:
- Вот только телеграмму получил, больше мне ничего неизвестно, - и шустро при-
близился к столу. - Могу показать. Посмотри. - Он ткнул рукой в лежавшую на 
столе телеграмму и облокотился на стол.
- Из части?
- Да. Получил, не отрицаю. Мне скрывать нечего. Больше ничего не было.
   Телеграмма из части, что-то в роде: " Сообщите причины отсутствия". Я был
сражен наповал его глупостью и решил не спрашивать, почему он не ответил на
телеграмму.
- Ты, наверное, хочешь отдохнуть. Сейчас я постелю. Вот здесь.
Старик открыл диван, хаотично набитый вещами, извлек ветхое ватное одеяло и
аналогичную подушку все без белья.
- Ты уж извини, один живу - убираться некому. Все, ложись, отдыхай.
- В девять поднимите?
- Конечно, отдыхай до девяти.
Я снял ботинки, завернулся в одеяло, уложился так, чтобы пружины не давили 
ребра. 
   В комнате было довольно прохладно для жилого помещения. Старик сидел на 
своей кушетке, держа руки на коленях. Ему явно не спалось:
- Может все-таки выпьешь?
- Я же сказал нет.
- А я хочу.

                                * * *
   Я проснулся оттого, что старик звал меня по имени.
- Что случилось?
- Я, все-таки, сбегаю. Хорошо? Всего минут 20, я быстро.
- Ну, если вам необходимо...
На его будильнике уже около шести. Спать осталось 3 часа. А хотелось гораздо 
больше, не смотря на то, что я спал в дороге.

                                * * *
- Женька, вставай! Я уже принес! Сейчас я тебе налью.
- Я не буду.
- А зачем же я тогда бегал?!
- Вы же сами хотели...
6:20. Скотина. Спать хотелось нестерпимо.
Он гордо водрузил на стол поллитру, сгреб бумаги и письма в стопку. В мгнове-
ние ока он уже ставил на стол стеклянные рюмки, когда он успел их притащить я
даже не заметил. Живой, веселый, бодрый. Откуда в нем столько энергии?
Я принес из своего кулька полбутылки газировки. Поставил на стол. Сам устроил-
ся на стуле и уставился на Нее, Родимую. Я не мог пить в неведении:
- Что это у вас такое?
- Как что!? Самогонка.
Для самогонки слишком прозрачная, как слеза.
- А почему желто-коричневая?
- На травах настояна.
- Мне совсем чуть-чуть. Я не пью, вообще.
Старик проворно удалил из бутылки бумажную затычку и принялся разливать само-
гонку.
"Хватит!" - раздался глас вопиющего в пустыне... и еще неоднократно я успел
повторить заплетающимся языком свою просьбу, прежде чем рюмка наполнилась на
две трети. Себе старик налил примерно столько же.
Он поставил бутылку на стол, любовно заткнул горлышко и поспешно удалился. 
Меня мало интересовали причины его таинственных перемещений, я поспешил вос-
пользоваться случаем и перелил из своей рюмки немного содержимого в рюмку 
старика.
   Вернулся он подозрительно быстро, по крайней мере, мне так показалось. Поя-
вился в дверях, будто вышел из засады... Как истинный профессионал, он сразу
же заметил перемену обстановки:
- Ты что?! Зачем? Только во рту испоганишь.
Я пытался оправдаться, без особых надежд, многократно повторяя все возможные 
аргументы против выпивки, кроме самого существенного для меня, что его отрава
не внушает мне доверия. Тем временем старик восстанавливал status-quo, убедить
его не делать этого не представлялось возможным, он все твердил свои обрывки
фраз с незначительными вариациями. Я чувствовал себя как нашкодивший ребенок,
взятый с поличным, да еще уличенный в какой-то наивной детской хитрости.
   Вопрос об уважении не был затронут - повезло, за то теперь моя рюмка была
наполнена до краев.
- Надо, надо... А так нельзя, только во рту испоганишь. Надо полную, - подвел
итог старик и преисполненный решимости приступил к исполнению.
Все же я его чуть-чуть опередил и поймал себя на мысли, что напрасно придаю
такое значение мелочам: он вряд ли способен их замечать и уж точно обращает
внимание на то, о чем я и не догадываюсь. И вообще, пора прекращать строить
из себя большого мозговеда.
   Выдержав небольшую паузу (говорить, как я понял, здесь не принято, 
наверное, в местном лексиконе на каждую рюмку слов не напасешься), я принял и
без особой суеты саданул газировки с горла. Нетвердой рукой старик протянул
мне свою рюмку, чтобы я наполнил ее газировкой.
   Вынужден признать, что самогон аборигены гнать Умеют! Прежде чем старик 
предложит "по второй", я похвалил его пойло, обильно поблагодарил его самого
за выпивку и с чувством глубокого удовлетворения ринулся к дивану.

                               * * *
   С ковра над кроватью старика на меня смотрели трое немного выцветших 
тигрят. Ковер от времени изрядно провис, отчего их лица выглядели несколько 
удивленными. Почти наверняка они были удивлены моим появлением, а может, знали
что-то, чего я не знал. Как они внимательно смотрят, с каким-то трогательно
детским интересом и в то же время объективно, как из окна туристического 
автобуса... А мне и не нужно их участие! - я привык быть чужим, меня это стало
забавлять, придавать решимость; я уже привык к одиночеству, точнее к тоске...
А здесь, кажется, ничего не изменялось целую вечность. Унылый кладбищенский 
покой... Покой в сочетании с усталостью заставляет забывать...

                                * * *
- Женька! Женька!
- Что?! - я с трудом открыл глаза.
- Я не помешаю, если включу радио, послушаю, пока ты отдыхаешь?
- Нет, конечно.
- Ну, отдыхай, спи.
Убогая советская магнитола, однажды настроенная на неизвестную мне радиостан-
цию, тихонько играла нечто среднее между советской эстрадой и художественной
самодеятельностью. Я плотнее завернулся в одеяло.
- Довольно холодно у вас.
- Так ведь не топится.
- У вас же котел стоит и уголь есть.
- Топить некому.
- А вам кто мешает?
- Так ведь уголь подбрасывать постоянно надо, -  неохота.
- А сыновья? Их же 5.
- Старшие давно здесь не живут. Сашка сейчас все время пропадает. Да он такой,
что скажешь: "Подбрось угольку" - "некогда" или "не хочу". Вот только Вовка, 
самый младший остался, так ведь вот в армию забрали. А бывает скажешь: "Под-
брось угольку", а он "сейчас", а сам туда-сюда и потом забудется. Вот так...
А мне все равно, я один живу; дочки замуж вышли. Уехали в Иваново. Мне одному
много не надо. У меня "Титан" в коридоре стоит. Он хороший, весь дом греет. А
те комнаты я закрыл, я только в этой живу и еще одну оставил.
- Не боитесь дом выморозить? Зима местная не шуточная. И все-таки здесь хо-
лодновато для жилых помещений. К тому же, зачем столько электричества расходо-
вать?
- За то с ним проще, сам себе греет, ничего ему не нужно.
Скорее всего, здесь не принято платить за электроэнергию. Тем временем старик
продолжил:
- Пойду растоплю котел.

                              * * *
   Услышав приближающееся шарканье старика, я потрогал батарею отопления: ни-
каких изменений - будем ждать.
- Я привык, а ты, вижу, мерзнешь. Сейчас нагреется.
- От чего же мне не мерзнуть? Я такой зимы отродясь не видел.
- Ты откуда родом-то?
- Из Краснодара. У нас на Новый год +9...+11 было, как раз в отпуск съездил,
маманька "по семейным" вызывала... С тех пор как меня призвали все время боле-
ет... Продолжать не стал. Любую тему, даже самую безобидную и бестолковую, 
как о погоде, сверну к одному...
   Тишина. Полудрема.
- А у нас нет маманьки. Наша маманька умерла.
Слава Богу, что я не спросил когда. Старик вытер слезу и продолжил:
- В позапрошлом году осенью. В военкомат сколько раз ходил просил: "Дайте мать
похоронить". Потом дали месяц. Решили подождать. Вовку забрать хотели. Повест-
ку получила, с сердцем плохо стало. На завтра отдала Богу душу. Пережил я 
ее..., а ведь всего на 3 года младше. Потом и Вовку забрали...
   Я молчал, лучше всего было молчать, но старик чувствовал, что я не сплю, 
он тоже молчал; как хорошо, что он молчал.
   Что за глупый комплекс вины! Меня тоже призвали, я не причастен к этому 
безумству!

                               * * *
- Вставай. Женька, вставай!
Встаю, продираю глаза. Где часы? 8:00!
- Я же просил разбудить в 9:00.
- Ну... на всякий случай. Так, пока дойдешь.
Наверняка он не спал. То ли ему надоело созерцать спящего, то ли захотел,
наконец, от меня избавиться.
- Сашка пришел?
- Нет. Но уже должен. Скоро придет.
- Немного подожду и пойду в военкомат... Пора. Кстати, где находится военко-
мат?
   Ждать никого я не собирался, все, что мог здесь раздобыть из того, что хо-
тел, я получил, больше мне здесь ловить было нечего. Сейчас я стремился наружу
с не меньшим рвением, чем четыре часа назад внутрь.
- У-у-у. Я ж не знаю... Вот у Сашки спросишь.
   Раздался дверной звонок. Никакой реакции со стороны старика не последовало,
он сидел, расслабившись, в глубоком раздумье. Звонок повторился. Я равнодушно
ждал реакции хозяина:
- Звонят в дверь.
- Да? - старик суетливо принялся обуваться.
- Довольно давно.
Он еще не совсем очухался:
- Пойди скорее открой. Это Сашка пришел.
Я быстро подошел к калитке. Довольно неприятно ощущать себя в такой роли, тем
более если придется объясняться с пришельцем. Я автоматически спросил: "Кто
там?" и, вспомнив, кто здесь хозяин, открыл, не дожидаясь ответа.
Калитка была закрыта на один только шпингалет!