Панков Роман Борисович : другие произведения.

Воды Ганга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    - Воды Ганга, Карпыч, - лаконично бросила на ходу прекрасная девушка в красном сари и, озорно махнув на прощанье Пастухову своей изящной смуглой рукой, затерялась в непроходимых терракотовых джунглях...

Панков Роман Борисович

Воды Ганга

   ...Когда на улице Заречной
   в домах погашены огни,
   горят мартеновские печи,
   и день и ночь горят они.
  
   Я не хочу судьбу иную,
   мне ни на что не променять
   ту заводскую проходную,
   что в люди вывела меня.
  
   На свете много улиц славных,
   но не сменяю адрес я.
   В моей судьбе ты стала главной,
   родная улица моя...

   С трепетом переступив потёртый порог небольшого местного издательства "Пролетарий", я медленно поднялся по скрипучей деревянной лестнице, и торжественно остановился перед коричневой дерматиновой дверью. Через несколько мгновений должна была решиться моя грядущая писательская судьба, а вершителем её выступал сухонький седоватый старичок по фамилии Хомяков. Всё дело в том, что легендарно-мифический Владлен Порфирьевич являлся заместителем главного редактора данного заведения, а также - по совместительству - и литературным консультантом по работе с рукописями начинающих перспективных авторов.
   В голове моей ритмично стучали африканские тамтамы, сердце бешено колотилось им в такт, а в воображении нескончаемой вереницей проносились сцены награждения всеми мыслимыми и немыслимыми книжными премиями. Всемирное читательское признание, немедленная постановка в один ряд с классиками слова, толпы желающих заполучить автограф - всё это уже казалось мне делом абсолютно решённым. Правда, перед ожидаемым входом в пантеон бессмертных предстояло выполнить одну пустяковую, почти ничего не значащую формальность - выслушать лестную, хвалебную тираду ссутуленного раритетного человечка.
   - Ну что же, молодой человек, разрешите вас от всей души искренне поздравить - вам удалось создать, не побоюсь этого выражения, поистине шедевр! Прелестный, восхитительный, очаровательный труд! А какое, заметьте, точное выбрано название - "Славен человек трудом..."! Вы знаете, у меня даже нет слов, чтобы выразить захлестнувшие, переполняющие меня чувства! Просто не могу утерпеть: позвольте, дорогой мой юноша, я всё-таки зачту вслух наиболее выразительную часть вашей повести, а именно - самый её финал, где главный герой перед уходом на заслуженный отдых трогательно прощается с родным заводом...
   Натужено откашлявшись, античный Владлен Порфирьевич вытер огромным клетчатым платком свои слезящиеся древние глаза, нацепил на нос доисторическое потрескавшееся пенсне, и с нескрываемым волнением открыл мелко трясущимися руками последнюю страницу моего нетленного творения:
  
   "...Выйдя из ворот заводской проходной, Фёдор Карпович Пастухов грустно оглядел напоследок сверкающие огнями окна родного литейного цеха. Где-то там, за толстой бетонной стеной корпуса N5 дрожала и гудела всем своим многотонным телом добела раскалённая исполинская мартеновская печь. Пожилой сталевар украдкой смахнул ненароком набежавшую слезу, и в его крепкую закалённую трудом душу тут же нахлынули светлые дорогие воспоминания...
   ...Вот он, ещё совсем молодым пареньком, несмело входит в новенький, только что построенный цех... А вот он уже вполне опытным, зрелым рабочим делится богатым трудовым и общественным опытом с выпускниками профессионально-технических училищ... Ну и, наконец - вот он, заслуженным работником металлургической промышленности, отрабатывает последнюю в своей жизни, самую дорогую и памятную рабочую смену...
   А ведь когда-то именно здесь, в пищеблоке заводской столовой довелось повстречать Фёдору Карповичу свою первую любовь, Антонину Николаевну, ставшую затем на всю долгую жизнь его судьбой и горячо любимой супругой... И именно здесь, в таком родном цеху, трудились сейчас все три его сына - Василий, Степан и Андрей, сознательно пошедшие по трудовым стопам своего знаменитого, уважаемого в народе отца...
   И махнув на прощанье своему заводу рукой, словно тот приходился ему старым добрым другом, Пастухов устало улыбнулся, и не спеша побрёл по вечернему городу домой. Теперь он был абсолютно уверен, что новое поколение рабочего класса достойно примет и гордо понесёт вперёд символическое кумачовое знамя, на котором золотом начертаны такие простые, понятные всем и каждому слова: СЛАВЕН ЧЕЛОВЕК ТРУДОМ..."
  
   Довольно пожевав сморщенными старческими губами, Хомяков бережно отложил мою увесистую рукопись, и удовлетворённо откинулся на спинку видавшего виды чёрного кожаного кресла.
   Чуть не подпрыгнув от радости, я мысленно потёр руки, и решительно подался вперёд, дабы сразу направить патетический монолог пенсионера в более практичное русло. Заранее приготовленные для этого торжественного случая фразы были многократно отрепетированы перед зеркалом, и сейчас мне лишь оставалось наблюдать себя как бы со стороны, внутренне энергично аплодируя собственному невостребованному актёрскому дарованию.
   - Простите за чудовищную бестактность, глубокоуважаемый Владлен Порфирьевич, но меня, как начинающего автора, прежде всего интересуют два немаловажных аспекта данной проблемы... Скажите, а когда именно, и каким тиражом намерено ваше издательство выпустить мою повесть?
   К моему величайшему изумлению, старичок лишь тихо вздохнул, растерянно развёл руками, и грустно покачал головой.
   - Увы, молодой человек! Поверьте, мне очень жаль, но... боюсь, что ваш замечательный опус так никогда и не выйдет из печати...
   Физиономия моя при этом кисло вытянулась, тело как-то разом обмякло, а перед глазами закружился озорной хоровод чумазых хохочущих чёртиков. Прошла минута, другая... Где-то за окном, радуясь рано наступившей весне, весело щебетала беззаботная стая птах. На залитой солнцем стене редакционного кабинета всё так же мерно тикали допотопные ходики. А я продолжал ошарашено молчать, безуспешно пытаясь вникнуть в убийственный смысл странных слов первого в моей жизни настоящего рецензента.
   - Извините... но ведь вы сами недавно утверждали, будто бы моё произведение - чуть ли не верх совершенства...
   - А я, господин автор, и сейчас готов подписаться под каждым своим словом. Потому, что это и впрямь вполне цельный, самодостаточный и внутренне законченный текст...
   - Так в чём же тогда дело? Что-то не так?
   - Да формат, знаете ли, батенька, подкачал малость - опоздали вы со своей незаурядной вещицей всего на каких-то там двадцать-тридцать лет...
   Вне всякого сомнения, он зашёл с козырного короля. Но у меня в запасе оставался козырной туз...
   - Но ведь ваше издательство называется "Пролетарий", не так ли?
   - Совершенно верно, молодой человек, в этом смысле вы как раз абсолютно правы... Вот только от былой пролетарской направленности - увы и ах! - не осталось нынче ни рожек, ни ножек: мир давно изменился, одна эпоха сменила другую, а поезд соцреализма навсегда безвозвратно ушёл в прошлое... Хотя, честно говоря, порой даже немного жаль - какие то были времена, какие имена!
   Хомяков снова горестно вздохнул и, машинально повернувшись к окну, проводил задумчивым взглядом проезжающий внизу пепельный "Фольксваген Фаэтон". Я нервно барабанил пальцами по краешку массивного лакированного замредакторского стола.
   - И что же посоветуете мне теперь делать? Бросить сочинять?
   - Ну, зачем же сразу так кардинально... Всё гораздо прозаичнее - попробуйте для начала сменить свою, так сказать, творческую рабочую спецовку на более, что ли, современный литературный наряд... Не факт, конечно, что станете со временем знаменитым и издаваемым, но шансов на успех явно прибавится, уж поверьте старику... Кстати, юноша, нескромный вопрос: нет ли у вас, случайно, с собой меховой чашки?
   - Что-что, простите?..
   - Хорошо, тогда попробую сформулировать свой вопрос немного иначе: а пылающего жирафа давно последний раз наблюдали?
   Я, разумеется, был немало наслышан о некоторых, мягко говоря, странностях чудаковатого старикана, но его последние вопросы заставили меня насторожиться всерьёз. Видимо, одному из нас следовало срочно пройти курс лечения в психиатрической клинике...
   Мельком взглянув на стрелки часов, Хомяков застегнул на все пуговицы свой старомодный вельветовый пиджак, и с кряхтеньем поднялся из-за стола.
   - Дорогой коллега, я приношу вам свои искренние глубочайшие извинения, но вынужден на сегодня откланяться - по долгу службы, обязан вскоре присутствовать на чествовании одного именитого юбиляра... Напоследок же скажу лишь одно: друг мой, ни при каких обстоятельствах не зарывайте свой талант в землю! А на своём символическом кумачовом знамени золотом начертайте такие простые, понятные всем и каждому слова: СЛАВЕН ЧЕЛОВЕК ЭПАТАЖЕМ... Шокируйте и интригуйте читателя всем, чем только заблагорассудится: забористым трёхэтажным матом, групповым сексом с инопланетянами, или же просто заумной псевдоглубокомысленной галиматьёй, претендующей на оригинальную философскую трактовку бытия. Благодарная публика с радостью схавает и переварит любую вашу ересь, чтобы потом в приватной беседе как бы невзначай упомянуть фамилию автора, и нарочито лениво блеснуть парочкой расхожих цитат. Но горе вам, если та же читающая публика зевнёт и заскучает хотя бы над одной вашей запятой - пуще огня стерегитесь быть простым и понятным...
   - А как же с сюжетом?
   - Сюжет, дорогой мой, в современной литературе - дело десятое. Вы вполне можете сделать его условным, или же попросту обойтись без него. Самое главное - всё время держите в поле своего зрения пылающего жирафа, и не забывайте при этом постоянно отхлёбывать из меховой кружки. В общем, попробуйте как-нибудь на досуге набросать хотя бы некое начало, обозначить грядущую тему, нащупать направление, а там уже поглядим... Всяческих вам благ, молодой человек!
  
   Придя домой, я лихорадочно выкурил одну за другой сразу несколько сигарет, устало плюхнулся за свой письменный стол и, судорожно обхватил голову обеими руками, бессмысленно уставился в чистый тетрадный лист...
  

.................................

   ...Из густых терракотовых джунглей стремительно выбежал огромный пылающий жираф, и с яростным остервенением бросился в сторону ничего не подозревающего Фёдора Карповича Пастухова. Охнув от неожиданности, сталевар ринулся с места настолько проворно, что вскоре чуть не сбил с ног молодую хорошенькую индианку, старательно расчёсывавшую двустворчатым морским гребешком свои роскошные шёлковые локоны.
   Спрятав в складках длинного красного сари диковинную экзотическую расчёску, смуглая девушка щёлкнула секундомером, и удовлетворённо кивнула.
   - Ну, до результата Джесси Оуэна на берлинской Олимпиаде 1936 года, конечно, немного недотянули, но, в общем, господин металлург, всё равно неплохо... Кстати, Бангалор просто хотел с вами познакомиться, а вы прям так уж сразу и наутёк...
   Обиженно прижав уши к непропорционально маленькой голове, огненный исполин демонстративно медленно повернулся и, надменно ступая в такт собственным мыслям, неспешно удалился обратно в джунгли. Казалось, что ярко-алое пламя не причиняло длинношеему великану абсолютно никакой боли.
   - И много у вас здесь таких... э-э-э... зверюшек? - обескуражено спросил раскрасневшийся от быстрого бега Фёдор Карпович, тыльной стороной ладони утирая со лба маленькие блестящие капельки пота.
   Хорошенькая иностранка задумчиво покрутила ручку поцарапанного арифмометра, и неопределённо пожала хрупкими изящными плечами.
   - Понятия не имею: может, миллион, а может, и миллиард... Всё дело в том, что пылающие жирафы по природе своей крайне пугливы, особенно в брачный период и сезон дождей, поэтому сосчитать их поголовье не так-то легко...
   - Так вы что ж, стало быть, весь этот зоопарк поимённо знаете? - искренне изумился сталевар.
   - Видите ли, дорогой мой товарищ Пастухов, чтобы не путать и не обижать невниманием этих ранимых животных, каждой особи ещё при рождении даётся - независимо от пола - совершенно одинаковая кличка: Бангалор... Но мы, пожалуй, немного отвлеклись... Вы, случайно, не поэт? Будьте так любезны - придумайте, пожалуйста, рифму к слову "миллиард"...
   - А чего тут думать-то... И так ясно: "миллиард - бильярд"... - невольно вырвалось из уст потомственного рабочего, до этого момента не имевшего с поэзией даже отдалённого родства.
   - Что ж, во всяком случае это удачнее, чем "миллиард - футляр", - мелодично рассмеялась индианка. - По крайней мере, зарифмовано более предметно и осмысленно, нежели "любовь - кровь", или же "не грусти - прости". ОК, не буду оспаривать сей бессмертный перл, быть же посему...
   И в ту же секунду всё видимое пространство, вплоть до линии горизонта, заполнилось огромным количеством биллиардных столов самых разнообразных форм, конфигураций и расцветок. Чего же здесь только не было! Миниатюрные столики размером со спичечный коробок мирно соседствовали с гигантскими столищами высотой с хороший пятиэтажный дом; круглые бильярды чередовались с многогранными; вместо сукна некоторые были покрыты пергаментом или парусиной, а количество луз варьировалось от нуля до бесконечности.
   - Позвольте всё же представиться: меня зовут Полина Монте-Бьянка, урождённая Серафимович, правнучка штабс-капитана лейб-гвардии Преображенского полка, - негромко сказала симпатичная смуглянка, сосредоточенно натирая кусочком мела набойку кия, и тут же обнажила в ослепительной улыбке свои ровные белые зубы. - Да шучу я, Фёдор Карпович, шучу... Аджмира Гуджарати, администратор-консультант Сферы Сущностных Реинкарнаций. Условия нашей игры будут предельно просты: забиваете хотя бы один шар - спокойненько возвращаетесь себе к супругиным борщам, пиву с мужиками, и футболу на спортивных каналах. Не забиваете ни одного - отправляетесь искать чашечку для Бангалора... Ну что, по рукам, товарищ?
   - Какую ещё чашечку? - с некоторым испугом переспросил слегка взволнованный сталевар, в чьи планы никоим образом не входила немотивированная длительная отлучка чёрт знает где.
   - Да ту самую, Фёдор Карпович, меховую... Ну, прям никак не может наш жираф без этой чашечки, уж из каких мы его только резервуаров не поили, - срывающимся голосом прошептала Аджмира и, украдкой смахнув ненароком набежавшую слезу, мягко, но в то же время настойчиво протянула растроганному Пастухову длинный, словно копьё, кий.
   - Аджмира, доченька... А нельзя ли мне... того... сразу, значит, вернуться-то, безо всяких? А уж кружочку я тебе какую хошь опосля посылочкой выслать обязуюсь: хошь - меховую, хошь - какую хошь... - обрадовано нашёлся упавший было духом металлург, опасливо принимая спортинвентарь из рук мистической индианки.
   - Нельзя, Карпыч, нельзя, милый... - тяжело вздохнула экзотическая красавица. - Во-первых - забудешь, а во-вторых - адресок наш для написания дюже сложен, индексом легче лёгкого ведь ошибиться... Да и потом, не может же наша история вот так сразу взять да и кончиться, ещё толком не начавшись! Поймите одну несложную истину, папаша: корабль, гипотетически спасающий Робинзона вскоре после крушения, тем самым косвенно подписывает смертный приговор несчастному Пятнице!
   Поняв, что отвертеться от настойчивого администратора-консультанта не удастся, Пастухов с тяжёлым сердцем выбрал ближайший более-менее стандартный бильярдный стол и, кое-как приноровившись, неумело ткнул наугад кием по первому попавшемуся шару. Но странное дело: вместо того, чтобы закатиться прямиком в лузу, проклятый шар неожиданно задрожал, задымился, и рассыпался на мириады маленьких круглых костяных шариков!
   Вторая попытка металлурга также не принесла ощутимых результатов: легко пройдя внутри шара, словно горячий нож сквозь масло, кий Фёдора Карповича попросту нанизал его на себя, подобно шампуру с ароматно запёкшимся на углях большому куску сочного мяса. Разозлившись, потомственный рабочий в сердцах сплюнул, на всякий случай мелко перекрестился и, основательно подготовившись к третьему разу, на сей раз быстро и сильно ударил по очередному "мячу". Но где там - словно заколдованный, тот в последнюю секунду вдруг превратился в кубик, несколько раз перевернулся на своих ровных гранях и, зависнув напоследок ребром, издевательски выпал-остановился буквально в нескольких сантиметрах от лузы, причём как назло стороной с тремя выбитыми точками.
   Последующая "игра" и вовсе не оставила выбившемуся из сил сталевару практически никаких шансов на скорое возвращение домой. Издав неприличный звук, шар номер четыре попросту предательски испарился в воздухе, обозначив после себя крошечное облачко бурого мерцающего газа. Пятый шар намертво приклеился к грубому валяному сукну, и многочисленные попытки отодрать его от поверхности стола успехом не увенчались. Шестой, раздувшись до размеров колеса небольшого грузовика, взлетел над заставленной бильярдами поляной и, постепенно уменьшаясь в бездонной синеве ясного безоблачного неба, через какое-то время полностью исчез из поля зрения.
   Седьмой и восьмой шары жадно набросились друг на друга, производя однообразные размеренные движения, неуловимо напоминавшие любовь кроликов. Что же касается последнего, девятого шара - тот, видимо, не нашёл лучшего способа защиты, чем открыть свои лиловые крошечные глаза, пронзительно заглянуть в расширенные от удивления зрачки Фёдора Карповича, и звонко пропищать тоненьким противным голоском:
   - Дяденька, родненький, не бей лежачего...
   Печально опустив свои длинные прекрасные ресницы, Аджмира грустно сняла трубку телефона-автомата, и в глубокой задумчивости начала перелистывать тощий коричневый телефонный справочник абонентов городской сети Сталеварска.
   - Эх, Фёдор Карпыч, Фёдор Карпыч... Не шибко-то вам, видать, домой хочется... Что ж, воля ваша... Придётся мне тогда Антонине Николаевне вашей звоночек один сделать, а то разволнуется вконец благоверная ваша... Алё, Тонечка? Тоня, здравствуй, радость моя! Узнала, голубушка? Нет, не Нина... И не Катя... Тонька, да неужели ж у меня голос так сильно изменился?! Ладно, не гадай, Алевтина это... Да... Да... Ха-ха-ха! Ну, наконец-то признала, подружка ты моя сердешная! Я-то? Да ничего, Тоня, помаленечку... Одна внучка вот во второй класс уже пошла, а другая ещё в садик ходит... Точно, они растут, а мы стареем, о-хо-хо... Слушай, Антонина, чего я тебе звоню-то... Фёдор твой погостит у нас на праздничках, ты не против будешь? Вот именно, и отдохнёте немножечко друг от дружки, и все дела свои спокойно поделаешь... Да знаю, Тонечка, знаю - и без мужика плохо, и с мужиком намучаешься... Ну, ладно, ладно, ты мне тут сказки-то не рассказывай - таких как Федя твой ещё поискать надо... Согласна? А-а, вот видишь... Не, Тонь, ну а кто сейчас из мужчин не выпивает-то? Рюмочку-другую можно, я ж не говорю - прям литрами глушить... Да... Да... Вот именно... Ладно, Тоня, спешу я, ты уж не обижайся... В общем, с Фёдором тогда письмецо подробное тебе передам, и гостинчиков кой-каких... Что ты говоришь? Не-ет, Тонечка, в этом году точно не получится, а в следующем - поглядим тогда... Да я уж и сама смеюсь: живём, считай, почти что рядом, а видимся раз в сто лет... Кстати, приветик тебе от Середы Геннадия Палыча, помнишь такого? Ага, ага, он... И от Зиночки Сухановой тоже - частенько её на базаре с бывшим Любанькиным мужем встречаю... Не, вроде не расписывались, так живут... Да конечно, конечно, дело ихнее, я разве что говорю... Ну, всё, Тонечка, счастливо, побегу я... И тебе всего доброго, Тоня!
   Аккуратно повесив трубку на рычаг, восточная красавица неслышно выскользнула из телефонной будки, и та, словно обычный пассажирский лифт, с приглушённым скрежетом и мерным гудением степенно уехала куда-то вниз.
   - Ну, вот видите - теперь всё в полном порядке, господин Пастухов! - лучезарно улыбаясь, известила приунывшего металлурга сияющая Аджмира. - Можете хоть сейчас отправляться на поиски чашки несчастного Бангалора. А впрочем, время ещё терпит... Непременно прогуляйтесь по нашему прекрасному Неверлэнду, познакомьтесь с его многочисленными достопримечательностями. Заночуете в местной гостинице, а на рассвете тронетесь в путь...
   - Милая, да ты бы хоть намекнула - где ж ту окаянную чашку искать-то? - обречённо крикнул убитый горем сталевар вслед удаляющейся в густые заросли индианке.
   - Воды Ганга, Карпыч, - лаконично бросила на ходу прекрасная девушка в красном сари и, озорно махнув на прощанье Пастухову своей изящной смуглой рукой, затерялась в непроходимых терракотовых джунглях...

   ...Прямо напротив Фёдора Карповича остановился ярко расписанный всеми цветами радуги двухэтажный экскурсионный автобус, и немного оживившийся сталевар неуверенно шагнул в мягко открывшуюся переднюю дверь.
   - Парень, сколько ты возьмёшь с меня за экскурсию по городу? - нарочито бодро спросил Пастухов худощавого унылого водителя-негра, рассеяно шаря по собственным карманам якобы в поисках неведомо куда сунутого бумажника.
   - Это зависит от того, насколько вы любите творчество Луи Армстронга... - задумчиво ответил темнокожий шофёр. - Всё дело в том, что Армстронг, наряду с Сидни Бетчетом, дал джазу его главную основу - импровизацию. До него джаз был лишь негритянской народной музыкой в оркестровом исполнении, и его записи 1920-х годов с оркестрами Hot Five и Hot Seven изменили существовавшие до этого представления о музыке. Максимально лёгкая, чуть клоунская манера общения с публикой, хриплый, но тёплый голос сделали популярными его вокальные импровизации без слов, а ослепительная улыбка Армстронга и руки, сжимающие трубу, стали одним из символов 20 века...
   С этими словами водитель достал из кармана своего поношенного твидового пиджака свёрнутый вчетверо великолепный блестящий инструмент и, аккуратно развернув, бережно протянул его металлургу. Пастухов, никогда ранее не имевший дело с музыкальным искусством, нерешительно взял в руки сверкающую серебристую трубу; поднеся затем глянцевый мундштук к пересохшим от волнения губам, он бегло размял свои короткие толстые пальцы, и вскоре просторный салон экскурсионного автобуса наполнился прекрасной пронзительной мелодией "Summertime"...
   - Чёрт возьми, да это же "Порги и Бесс" Джорджа Гершвина! - восторженно воскликнул растроганный шофёр-меломан и, звонко хлопнув себя по колену, радостно закивал головой от избытка переполнивших его чувств. - Клянусь дружбой Луи Армстронга с Дюком Эллингтоном - я не возьму с вас ни гроша; пусть бесплатная экскурсия по Неверлэнду станет моим маленьким подарком истинному поклоннику гениального джазмена из Нового Орлеана! Прошу вас - занимайте поскорее единственное свободное место, мы отправляемся буквально через минуту...
   Пробираясь по широкому проходу автобуса мимо улыбающихся аплодирующих туристов, Фёдор Карпович приблизился к сиденью с привинченной медной табличкой "Пастух Off", и довольно опустился в уютное мягкое кресло. Соседом металлурга оказался высокий пожилой человек со старомодной козлиной бородкой, в высоком цилиндре цветов американского флага, синем фраке, и полосатых штанах. Искоса взглянув на присевшего Фёдора Карповича, экстравагантно одетый старик резко отвернулся, и безразлично уставился в окно.
   - Вы что, музыкант? - отрывисто спросил он, не поворачиваясь к Пастухову.
   - Нет, я сталевар, получаю сталь из чугуна и стального лома в сталеплавильных агрегатах нашего металлургического комбината, - охотно пояснил тот, обрадовавшись возможности поговорить о любимом деле. - Вообще же, к основным видам сталеплавильного производства относятся кислородно-конвертерное, электросталеплавильное и мартеновское. Кстати, наряду с доменным и прокатным производствами, это второе основное звено в общем производственном цикле черной металлургии... А вы чем занимаетесь, если не секрет?
   - Не секрет... - буркнул мрачноватый незнакомец, поправляя свой курьёзный головной убор из шёлкового плюша с небольшими твердыми полями. - Меня зовут Сэмюэл Уилсон, но вы можете звать меня просто Дядя Сэм... Когда-то давным-давно я работал мясником, поставляя мясо на нью-йоркскую военную базу Трой во время британо-американской войны 1812 года. Мои бочки были маркированы буквами U.S., подразумевая тем самым Соединённые Штаты, но солдаты в шутку говорили, что мясо прибыло от Дяди Сэма, Uncle Sam... А относительно недавно, по решению Конгресса США, была принята резолюция, согласно которой на месте моего рождения в городе Арлингтон штата Массачусетс установлен памятный монумент...
   - Извините... а вы, случайно, не в курсе - где находятся воды Ганга? - следуя собственным безрадостным мыслям, не совсем вежливо перебил именитого американца металлург.
   Последний в ответ лишь ухмыльнулся, и смерил непонятливого сталевара холодным презрительным взглядом.
   - Вы что, никогда не учились в школе? Ганг берёт своё начало в Гималаях, протекает по Гангской равнине и впадает в Бенгальский залив, образуя общую дельту с реками Мегхна и Брахмапутра. Если же вас подробно интересуют его основные притоки, средний расход воды и влияние морских приливов...
   - Да нет уж, большое спасибо, я и так всё понял... - без особого энтузиазма выдавил из себя Фёдор Карпович, и Дядя Сэм высокомерно улыбнулся одними лишь уголками губ, не произнеся затем в течение всей последующей экскурсии ни единого слова.
   Тем временем, в автобус чинно вкатилась крупная светящаяся изнутри тыква и, натужно откашлявшись, зычным хрипловатым голосом произнесла в жестяной покорёженный раструб:
   - Друзья мои, я искренне приветствую вас! Добро пожаловать на священную землю великой страны Неосознанных Мыслей, Латентных Чувств и Смутных Ощущений... С огромной радостью спешу сообщить вам, что мы немедленно отправляемся в нашу прекрасную столицу - Неверлэнд! Трогай же, любезный Джим, а то наши славные туристы уже порядком заждались... Ведь тебя зовут Джим, верно, дружище?
   - Чистая правда! Всех темнокожих водителей цветных экскурсионных автобусов величают Джимами! - горделиво просиял тот, и двухэтажная громада машины бесшумно двинулась в означенном необычным гидом-тыквой направлении.
   Первые полчаса экскурсии проходили в полной тишине, да и однообразный пейзаж за окнами автобуса также не способствовал сосредоточению внимания путешествующих. Монотонное мелькание крупных кинжалообразных листьев лепидодендронов чередовалось с колоннообразными стволами сигиллярий, а членистые корневища глоссоптерисов постоянно сменялись вильчато ветвящимися безлистными побегами псилофитов. Но постепенно надоедливая картина неуловимо изменилась: пышная крона доисторических лесов неохотно уступила место гораздо более аскетическому биому, и перед взором восхищённых вояжирующих начали проплывать отдельно стоящие радужные многомерные конструкции, которые, по-видимому, и являлись началом загадочного манящего Неверлэнда.
   Мурлыкающий себе под нос "Don't get around much any more" Джим незаметно толкнул мирно посапывающую тыкву в круглый налитой бок, и та, как ни в чём не бывало, с воодушевлением продолжила своё прерванное повествование.
   - Достопочтенные дамы и господа! История основания нашего бесподобного Неверлэнда уходит своими глубокими корнями в незапамятные времена Большого взрыва, когда средняя плотность Вселенной в огромное число раз превышала современную. Из-за огромнейшего расширения материи макрокосма данная физическая величина убывала с течением времени; соответственно, при удалении в прошлое плотность возрастала, вплоть до момента, когда классические представления о пространстве и времени теряли силу. Этот момент, именуемый также космологической сингулярностью, можно принять за начало отсчета времени. Прошу принять к сведению: периодом Большого взрыва условно называют интервал времени от нуля до нескольких сот секунд. В самом начале этого периода вещество Вселенной приобрело колоссальные относительные скорости - отсюда, кстати, и происходит название этого грандиозного явления. Наблюдаемыми свидетельствами периода Большого взрыва в настоящее время являются реликтовое излучение, значения концентраций водорода, гелия и некоторых других легких элементов, а также распределение неоднородностей во Вселенной - например, галактик...
   Темнокожий водитель выразительно покашлял в кулак, и клюющий носом экскурсовод вновь бодро затараторил в свой измятый металлический рупор.
   - Прошу прощения у любопытствующей публики - кажется, мы немного отклонились от основной темы нашей столь увлекательной беседы... Так вот, как полагают местные историки, Неверлэнд был основан где-то приблизительно около тринадцати миллиардов лет назад, точно на месте эпицентра Большого взрыва. Учёные до сих пор ломают копья по вопросу об истинных отцах-основателях этого замечательного города. По разным источникам, ими вполне могли быть кто-то из злополучной династии Кеннеди, музыкантов популярного британского рок-квартета "Beatles", или же модных современных латиноамериканских писателей. Хотя вот лично я придерживаюсь того мнения, что прославленный Неверлэнд был изначально задуман ответственными товарищами из номенклатуры ЦК КПСС как будущий форпост советской металлургической промышленности... А разве не так, дорогой мой Фёдор Карпович?
   Пастухов невольно вздрогнул от неожиданности: приятный женский голос, произнёсший последние слова, мог принадлежать только одному человеку в мире, и этого человека звали...
   - Ну, господин Пастухов, и как же наши успехи в деле знакомства с непознанным? Надеюсь, надлежащим образом? - мило улыбнулась Аджмира, одетая на сей раз в костюм первых переселенцев-колонистов Нового Света. - Кстати, помощь не требуется?
   Сложив руки на груди, прекрасная индианка занимала место невесть куда подевавшейся пузатой тыквы-гида. Не было теперь и музыкального шофёра-негра: водительское кресло Джима сиротливо пустовало, хотя заколдованный автобус каким-то неведомым способом всё же продолжал двигаться, причём даже не снижая скорости.
   Привстав на локтях и оглядевшись по сторонам, ошеломлённый сталевар машинально отметил про себя, что все места в салоне были отныне заняты безжизненными статичными манекенами, бессмысленно устремившими свои застывшие глаза куда-то под самый потолок.
   - Фёдор Карпович, всё стесняюсь спросить... а нельзя ли мне впредь величать вас как-нибудь покороче - ну, скажем, ФКП? Немного, правда, похоже на аббревиатуру Французской Коммунистической Партии, или же Футбольный Клуб "Порту", но я думаю, вы скоро привыкните к своему новому имени... Ну, так вот, дорогой мой ФКП, напрасно вы выбрали в качестве активного отдыха именно автомобильный туризм - путешествие по воде было бы намного быстрее и увлекательнее.
   - Так чего ж вы сразу-то не сказали? - недовольно пробурчал заслуженный металлург, которому понемногу уже начала надоедать вся эта чертовщина.
   - Наверное, сегодня просто перепуталось экскурсионное расписание... - горестно вздохнула в ответ госпожа Гуджарати. - По идее, в это время года туристов в Неверлэнд обычно возят небольшие пассажирские катера водоизмещением до четырёхсот тонн, но вам нынче почему-то, как назло, попался автобус... Впрочем, разница невелика: в столице сейчас такой жуткий туман, что вы так и не сможете полюбоваться ни одной местной достопримечательностью. Поэтому советую вам сразу же направиться в гостиницу, чтобы хорошенько отдохнуть - завтра вам предстоит большое трудное путешествие. Между прочим, мы уже приехали, дорогуша...
   И действительно, выйдя из расписанного рекламой автобуса, Пастухов тут же окунулся в густую пелену оранжевого тумана - то была почти непроницаемая коллоидная взвесь, частицы которой всплывали и оседали очень медленно из-за малой разницы в плотностях дисперсной фазы и дисперсионной среды.
   Пройдя всего несколько шагов, Фёдор Карпович внезапно услышал позади себя нарастающий гулкий рёв. Испуганно оглянувшись, он увидел смутные размытые очертания медленно поднимающегося над шоссе автобуса, из-под колёс которого вырывались яростно гудящие языки мощных реактивных струй. Набрав некоторую высоту, двухэтажная махина чуть подалась назад и, резко развернувшись в непроглядной оранжевой мгле примерно на сто сорок градусов, с оглушительным шумом и грохотом пропала в направлении северо-северо-востока.
   Неодобрительно покачав головой, уставший от суетных перипетий сталевар ощупью перебрался через небольшой раскачивающийся подвесной мостик, обогнул заброшенную баскетбольную площадку, и вскоре остановился прямо напротив деревянного одноэтажного строения. Пастухов осторожно преодолел семь скользких покатых ступенек, и нерешительно толкнул узорчатую резную дверь - та оказалась незапертой.
   Внутри помещения было видно даже ещё хуже, чем на улице - туман здесь оказался уже не ярко-оранжевого, а тёмно-бежевого цвета. Казалось, будто неведомые хозяева поставили посередине жилища огромный кипящий чан кофе с молоком, да так и позабыли про него, увлечённые какими другими, гораздо более важными делами.
   - Есть тут кто живой? - на всякий случай тихо поинтересовался Фёдор Карпович, негромко зевая, и прислушиваясь к ритмичному слабому урчанию в собственном животе. Уже давно не мешало бы хоть маленько заморить червячка, и мертвецки завалиться на мягкую кровать: странный денёк выдался на редкость сумасшедшим и утомительным.
   - Дык энто, мил человек, смотря чего подразуметь под словечком "живой", - лукаво произнёс хрипловато подкашливающий старческий голос. - Вот взять хотя бы, к примеру, эдакое выраженьице: "живая природа"... Чего оно обозначает, в каком таком смыслишке тута употребляется? А вот, кстати, в каком: живущий, обладающий жизнью... Или вот, допустим, ещё - "живой темперамент": стало быть, деятельный, исполненный жизненной энергии... Ну, а уж про "живую обиду" я тебе, друг любезный, даже и прояснять-то не буду, и так всё яснее ясного: вроде как, остро переживаемое чего-то такое, ага...
   - Хозяин, мне бы перекусить чуток, да и в койку тут же упасть, - робко вставил сталевар, не надеясь, впрочем, особо на внятный положительный ответ невидимого плутоватого дедка.
   - Дык энто, мил человек, смотря чего подразуметь под словечками "перекусить" и "упасть", - словно издеваясь над металлургом, продолжал с хитрецой вещать-ворковать всё тот же охриплый стариковский тенорок. - Вот взять хотя бы, к примеру, эдакое выраженьице: "перекусить нитку"... Чего оно обозначает, в каком таком смыслишке тута употребляется? А вот, кстати, в каком: кусая, разделить надвое... Или вот, допустим, ещё - "заботы по хозяйству упали на мать": стало быть, пришлись на чью-то долю, выпали кому-то, ага...
   Сплюнув в сердцах, не на шутку разозленный Фёдор Карпович тут же мысленно пожелал невидимому деду заиметь во лбу мужское достоинство, после чего беззаботный старичок-балагур как-то разом сник, и тотчас сменил тему беседы.
   - Милок, да ты ж кушать хотишь, как же я раньше-то не смекнул, дурень старый! Хоть бы вот словечком намекнул - а то всё молчишь, голуба, таишься... Чего в первую голову отведать изволишь, друг любезный: форельки заливной, али поросёночка молочного?
   - Папаша, да мне сейчас и корочки хлебца с кваском хватило бы, не до жиру как-то... - жадно сглотнув набежавшую слюну, воспрянул духом загрустивший было сталевар.
   - И всего-то? Ну, дык энто горе - не беда, служивый... Вот те краюха хлеба, вот те жбан кваса - гуляй, солдатик, веселись! Я, ежели чего, тута рядышком буду - вдруг ещё чего надобно будет, друг любезный...
   - Отец, а раскладушку-то найдёшь мне? - пробормотал сонным голосом Пастухов, вяло жуя душистый ржаной ломоть.
   - Обижаешь, землячок! Как же в нашем деле-то без ложа доброго? Вот только с раскладушками, мил человек, напряжёнка вышла: держали одну, для гостей знатных родовитых, да и ту велела прибрать вчерась бабка моя - жалеет, стало быть, добро-то, мымра старая, вишь как... Дык я те лучше соломки, милок, подстелю - оно, кстати, всё и полезней выйдет...
   Но обнявший жбан металлург уже не слышал деда. Сладко посапывая и причмокивая кислыми от кваса губами, Фёдор Карпович во сне осторожно вёл под уздцы огромного пылающего жирафа, на котором гордо восседала молодая хорошенькая индианка в длинном красном сари...
  

.................................

   ...Ровно через неделю я, уже безо всякого трепета, снова переступил потёртый порог издательства "Пролетарий", и быстро поднялся по скрипучей деревянной лестнице, спокойно остановившись перед коричневой дерматиновой дверью. Сухонького седоватого старичка по фамилии Хомяков я больше не боялся.
   В голове моей была абсолютная пустота, сердце билось на удивление ровно, а в воображении нескончаемой вереницей проносились сцены закидывания всеми мыслимыми тухлыми овощами и яйцами. Всемирное читательское признание, немедленная постановка в один ряд с классиками слова, толпы желающих заполучить автограф - всё это казалось мне теперь красивым разноцветным фантиком, внутрь которого были завёрнуты свежие экскременты.
   Как и в прошлый раз, античный Владлен Порфирьевич натужено откашлялся, вытер огромным клетчатым платком свои слезящиеся древние глаза и, нацепив на нос доисторическое потрескавшееся пенсне, с нескрываемым отвращением открыл мелко трясущимися руками последнюю страницу моего многострадального труда.
   - Ну что же, молодой человек, разрешите вас от всей души искренне поздравить - вам удалось создать, не побоюсь этого выражения, воистину редкостное дерьмо! Омерзительный, чудовищный, тошнотворный труд! Да вы сами-то, кстати, дочитали до конца своё... э-э-э... гм... творение? Скулы-то целы, молодой человек?
   Равнодушно пожав плечами, я безразлично махнул рукой и, поднявшись с редакционного стула, отрешённо направился к выходу.
   - А куда же вы так спешите, друг мой? Я же ещё не сказал вам самого главного... Господин автор, трёх месяцев хватит, надеюсь?
   Остановившись перед самой дверью, я машинально обернулся к чудаковатому старцу.
   - Что-что, простите?..
   - Хорошо, тогда попробую сформулировать свой вопрос немного иначе: двенадцати недель для написания чернового варианта повести вам будет достаточно?
   Довольно пожевав сморщенными старческими губами, сотрясающийся от беззвучного смеха Хомяков бережно отложил мою хлипкую рукопись, и удовлетворённо откинулся на спинку видавшего виды чёрного кожаного кресла.
   - Извините... но ведь вы сами недавно утверждали, будто бы моё произведение - чуть ли не верх... испражнений...
   - А я, господин автор, и сейчас готов подписаться под каждым своим словом. Потому, что это и впрямь вполне пустой, бессмысленный и никчёмный текст...
   - Так в чём же тогда дело? Чем он вам так приглянулся?
   - Да формат, знаете ли, батенька, чересчур заманчивым показался - попали вы, дорогой мой, со своей пустопорожней заумью в самую что ни на есть точку! Попомните мои слова, молодой человек: схавает почтенная публика в один присест ваш бред сивой кобылы, ещё и продолжения запросит, с пеной у рта - уж поверьте опыту прожжённого писаки!..
  
   ...Идя домой по вечернему городу, я недоумённо хмыкал, мысленно размахивая символическим кумачовым знаменем, на котором золотом были начертаны такие простые, понятные всем и каждому слова: СЛАВЕН ЧЕЛОВЕК ЭПАТАЖЕМ...
  
   А где-то там, в бездонных глубинах подсознания, за толстой бетонной стеной корпуса N5 дрожала и гудела всем своим многотонным телом добела раскалённая исполинская мартеновская печь...
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"