Аннотация: Бенжамен Констан, из книги "Принципы политики, пригодные для всякого правления", 1815 год
При нынешнем состоянии цивилизации и при торговой системе, среди которой мы живём, вся общественная власть должна быть ограниченною и абсолютная власть не может существовать.
Торговля сообщает собственности новое свойство - обращение. Без обращения собственность есть только пользование. Власть может всегда оказывать влияние на пользование, потому что она может отнять его, но обращение ставит невидимое и непобедимое препятствие этому действию общественной власти.
Действие торговли простирается ещё далее: она не только освобождает отдельные лица, но, создавая кредит, делает зависимою саму власть.
Деньги, сказал один французский автор, суть наиболее опасное оружие в руках деспотизма, но в то же время и самая могущественная узда на него. Кредит подчиняется общественному мнению, сила по отношению к нему бесполезна. Деньги прячутся или уходят, - и все государственные операции останавливаются.
Кредит не имел того же влияния у древних (и, прибавим от себя, у первобытных народов), их правительства были сильнее частных лиц. Частные лица наших дней сильнее политических властей.
Богатство есть сила, которою всего свободнее можно располагать в каждый момент времени; это сила наиболее применимая ко всем интересам, и, следовательно, наиболее действительная и наиболее внушающая повиновение.
Власть угрожает, богатство вознаграждает. От власти ускользают, обманывая её, а чтобы получить благорасположение богатства, нужно служить ему. Богатство должно одержать верх над властью.
Вследствие подобных же причин личное существование теперь менее связано с политическим существованием. Отдельные лица перемещают вдаль свои богатства (наподобие кочевников, недовольных своим начальством), они несут с собою все удовольствия частной жизни.
Торговля сблизила нации и сообщила всем им почти сходные нравы и обычаи. Правители могут быть врагами, народы суть соотечественники.
Лишение родины, которое у древних было казнью, сравнительно легко в новое время, и, вместо того чтобы быть тягостью, часто бывает приятно.
Потерять родину в древности значило потерять жену, детей, друзей, все привязанности и почти всякое социальное удовольствие. Эпоха такого патриотизма прошла.
То, что мы любим в родине, как и в свободе - это обладание нашим имуществом, безопасность, возможность спокойствия, деятельности, славы, тысячи благ. Слово "родина" напоминает нашей мысли скорее соединение этих благ, нежели топографическую идею специальной страны: когда их отнимают у нас дóма, мы отправляемся искать их на чужбине.