Когда она сидела рядом, Вадиму казалось, что он находится в очень хорошей платной клинике, потому что именно в дорогих медицинских учреждениях медсёстры всегда идеально вежливые, а лечащий врач - добродушно настроенный толстячок, сующий шоколадные конфеты своим пациентам "для поднятия настроения".
Но Саше, слишком часто находившейся с ним, никто и никогда не платил деньги за то, что в нужный момент она всегда оказывалась рядом, спокойно сидела, скрестив ноги по-турецки, и внимательно слушала, что он рассказывал ей про свой внутренний Мир, который каждый день претерпевал изменения.
Вадим всегда оставался трогательно нелюдимым в своей слепой уверенности, что все слова, оканчивающиеся на "фоб", относились именно к нему, делая из парня всемирный порок человечества и единственного индивида на Земле, обладающего полным набором человеческих фобий.
"Я - социофоб", - гордо объявлял он Саше и в очередной раз рассказывал ей про свою внутреннюю комнату с погашенным светом, которая по своим функциям больше напоминала реанимацию или операционную.
- А разве я - это не она?
Саша никогда не тратила слова понапрасну, а только резала по живому, собирая остатки искромсанной плоти в прозрачный полиэтиленовый пакет, и относила до мусоропровода.
Но именно Его она никогда не трогала.
Даже кончиком указательного пальца.
- Нет. Ты - монстр.
Вадим всегда упивался подобными словами. Произнося их даже более самонадеянно, чем "я - социофоб", "я - гомофоб" или "я - кто-то там ещё, кого недавно вычитал в словаре иностранных слов, но с первого раза так и не запомнил".
А Саша...
Просто закрывала глаза и видела, как совсем недавно, чтобы не находиться с ней в одной комнате, её соседка перелезала через балконную перегородку, решив, что выходить через дверь крайне опасно.
Плавно повернув головой, девушка каждый раз повторяла нараспев:
- Да, я - монстр...
И даже улыбалась.
Слова Вадима ничего не значили...
Это знала она. Это знал и он. Не в силах придумать новый аргумент. Желательно такой, чтобы им сразу можно было прижать к стене и распять.
У Вадима уже давно был Новый бог.
Новая жизнь.
Новая религия.
Вот только главный аргумент оставался одним и тем же.
Впрочем, как и у неё.
Не отвечать на его звонки.
Не отпирать двери.
Просто не быть.
Ни Сашей.
Ни Комнатой.
Ни кем-то ещё.
II
Аркадий стоял напротив входа. Вход здесь оставался одним и тем же на протяжении долгих лет. Вообще-то, он знал, что соблюдать формальности ему необязательно, но это уже был не вопрос приличия. А скорее...
Вопрос доверия.
Широко улыбаясь, он скинул рюкзак с плеч и терпеливо ждал, когда ему откроют. Улыбка не читалась с его побледневших губ. Напротив, она просвечивала изнутри, оставляя при этом грустными глаза.
В отличие от Вадима, здесь скрещивать ничего не приходилось. Только оставлять настаиваться травяной чай, который безопаснее всего было пить ровно через три долгих вечности. И далеко не человеческих.
Автоматически разуваясь, Аркадий направлялся сразу на кухню и шёл прямиком к ржавой батарее. Именно к ней был привязан миниатюрный дракон по кличке Монстр.
Когда пламя выдувалось, то привязанной к батарее оказывалась Саша, разрывающая себя изнутри.
В её глазах всё так же читалось:
"Только не развязывай меня..."
***
Ему всё время хотелось говорить. Но к сожалению, он не знал, что именно стоит сказать человеку, чтобы с ним можно было разделить не только пищу и кров, но и кровь... свободолюбия, инакомыслия, духовного родства.
Всё, что ему оставалось, так это приходить в назначенный час к её двери и ждать, когда можно будет без посторонних свидетелей побыть собой.
А не каким-то там Аркадием.
Места у батареи всегда оказывалось предостаточно, чтобы поместить в него целый Тадж-Махал, выстроенный на поломанных костях.
Главное, чтобы не на драконьих.
"Ты - не ты", - говорил он самому себе, глядя в зеркало в прихожей, где она уже стояла, укутавшись в тёплую кофту.
- Подожди. Это твоему монстру.
В банке, как и всегда, оказывался компот из свежей клубники, которую она умудрялась как-то собирать по зиме, подписывая ёмкость неровными буквами "от Саши".
Дракон же...
Сворачивался клубком и закрывал себя аккуратными алыми крыльями, впадая в очередную спячку.
Аркадий неоднократно слышал, как он шептал во сне:
"Это не моё имя..."
"Я - не Монстр..."
"Саша - не монстр..."
"Ты - не монстр..."
"Мы - не монстры..."
Когда Он уходил, Она отчётливо видела удавку на его шее.
III
Аркадий шёл домой. В тепло. В уют. А также во все производные от слова "никуда".
"Это твой дом", - говорила одухотворённая молодая женщина с ребёнком на руках и шла к своему мужу, оставив его наедине с ужином. На всю семью готовилось жирное баранье мясо. Сок стекал по его губам, но чувство насыщения так и не приходило.
"Это твоя кровать", - всё так же говорила женщина с ребёнком на руках и быстро убирала грязное постельное бельё, уже успевшее замараться от плотских утех. Её муж стоял за дверью и всё прекрасно слышал.
"Это твоё укрытие", - в третий раз отзывалась женщина с ребёнком на руках и присаживалась рядом. Кормить своего отпрыска грудью. Он же в это время закутывался в одеяло и пытался выбить из себя застрявшие осколки одиночества.
- А что будет, если я уйду?
- Ничего. Ты ведь уже взрослый.
Ответ был вполне ожидаем. Так же как и полное отсутствие ответственности за него. Но вместо того чтобы перекладывать его из сердца в голову, Аркадий думал о том, что нужно скорей уходить.
Главное - знать куда.
Женщина с ребёнком на руках всё так же оставалась здесь. Ей некогда было размышлять о законах бытия. Через шесть часов её муж потребует чистую отглаженную рубашку, и ей к этому времени нужно будет успеть сделать все дела по дому.
Не забыв обслужить и его.
- Я ведь забочусь о тебе...
Не в укор, а скорее в напоминание повторяла она ему, в то время как в его горле застревал непроходимый внутренний комок:
- А когда я сорвусь, ты придёшь посмотреть на меня?
- Аркаша!!!
Женщина, забывая на мгновение о ребёнке, беспорядочно всплескивала руками, внезапно разрушая своё спокойное, размеренное существование нестерпимым детским плачем.
Но вместо Его голоса в её голове звучал совершенно другой: