Тепло. Пахнет весной. И травой-муравой. Откуда только появился в середине апреля этот летний запах. Июльский. Из детства. И я уже мысленно в городе, где была совсем маленькой. Мне кажется, что прошло десять... ну самое большее пятнадцать... но уж точно не двадцать лет ... А рядом идет дочка - с меня ростом - и этот факт уточняет, что сознание мое перенеслось в прошлое на четверть века.
Мелкий дождик ничуть не мешает удовольствию созерцать пробуждающуюся природу: у лужи копошатся воробьи, на деревьях набухли почки. А первые пучки зелени вызывают детский восторг.
Чисто. Вчера был субботник. Когда-то товарищ Ленин личным примером помог закрепиться традиции проводить субботники. Его бревно известностью может сравниться только с бревном Никулина.
Я иду по городу, который оставила несколько лет назад - план побега вынашивала с тех пор как сюда переехала: нас с братом в нежном возрасте привезли сюда родители. Я думала, что непременно уеду в город моего детства. Где лето было длиннее и теплее. И пляж-мечта на песочном острове, куда можно было добраться, дойдя пешком до середины моста, соединяющего два берега Волги. Или доехать на речном трамвайчике.
В начале мая цвела сирень. Море сирени. Мы шли в дикий парк - На гору - набирали её охапками, и все вазы в доме были заполнены букетами. Чего в нашем простом советском доме, с аскетичной обстановкой, всегда было в достатке, так это ваз: в городе процветал хрустальный завод, а папа был передовиком коммунистического производства, за что его периодически награждали. Да и мама работала учительницей в вечерней школе, где многие ученики были старше её самой и имели обыкновение по праздникам дарить сувениры. Самым популярным подарком была, естественно, ваза.
Летними вечерами мы ходили на детскую площадку кататься на качелях, через садик позади кинотеатра "Маяк". Там на клумбах густо цвели петуния и бархотки. К вечеру их ароматы становились такими яркими. И запах травы-муравы, за день нагретой солнцем, вечером ощущался по-особому.
Перед сном читали. Большие и яркие детские книги - жуткий дефицит в самой читающей стране мира - папа покупал в нагрузку с политлитературой (точно не знаю, что к чему должно было считаться "нагрузкой"). К примеру, вкупе с пятью номерами журнала "Политическое самообразование" толстыми и скучными совсем без картинок.
На Сенном рынке, где бабушки торговали клубникой и свежей зеленью, над центральным входом вместо окон были цветные витражи: корзины с овощами-фруктами и поля, на фоне заходящего (хотя может и восходящего), солнца и, кажется, трактор, бороздящий эти поля. И черешня - не знаю точно, росла ли она там или везли её из более южных мест - была коммунистически-дешевой.
Когда на телеэкране появлялась диктор Алла Данько, я искренне удивлялась: как это в телевизор попала мама? Моя мама - тоже Алла - была на неё похожа...Только красивее.
Кроме черно-белого телевизора "Рекорд", у нас был переносной катушечный магнитофон "Романтик" и записи Бони-М, Чингизхана, и Африка Симоне, с незабываемой Афананой. Как-то в новогоднюю ночь мы веселой толпой с этим магнитофоном шли к центральной ёлке, которая находилась на площади Революции (теперь-то она по-другому называется). Елка была огромная и самое главное - настоящая целая, а не из мелких елочек, вставленных в каркас.
Большие окна нашего дома зимой по утрам были разрисованы необыкновенно красивыми узорами. Может потому, что дом родители построили сами и окна установили не по технологии? Или потому что сами регулировали газовое отопление?.. Но таких узоров я нигде и никогда больше не видела. Разве что на новогодних открытках.
Тогда я была уверена, что чебурашка - настоящий зверь; а облака на вкус похожи на сладкую вату, и это можно проверить, когда летишь в самолете: надо всего лишь приоткрыть окошко и подцепить кусочек облака вилкой. Во всяком случае, так мне рассказывала тётя, младшая мамина сестра. И у меня не было никаких оснований не верить ей.
По случаю - незадолго до уезда "со второй родины" - я побывала в городе детства. Была зима. Теплая, слякотная. И может быть из-за этого город казался неухоженным и грязным.Даже каким-то заброшенным. Частные домишки, которые собирались сносить ещё в те счастливые, "идущие к светлому будущему" годы, стояли как прежде. Только сильно покосились и почернели. Сенной рынок был увешан рекламными щитами - огромными, грязными, неинтересными.
Но главным разочарованием было отсутствие садика. Его вырубили под корень, заасфальтировали и сделали территорией церкви. Которая вместо некогда скромно-небесно-голубых, сверкала теперь золотыми куполами, и будто бы сразу потеряла свою благость...
Это был уже не совсем мой город. Я поняла, что не должна была вернуться туда навсегда. То, что казалось мне ностальгией, стало просто воспоминаниями, аккуратно уложенными на почетное место в "шкафчике памяти".
Я в умиротворенном созерцании - вот-вот заговорю в стиле хокку. Или танке.