Аннотация: Первая сказка из цикла "Сказки Маджента-зоны". Текст выложен полностью.
СКАЗКИ МАДЖЕНТА-ЗОНЫ
Первая сказка
ВЕРЮ, СУДЬБА
Часть I
ВЕРЮ
Там, где я родился, основной цвет был серый;
Солнце было не отличить от луны.
Куда бы я ни шел, я всегда шел на север -
Потому что там нет, и не было придумано
другой стороны.
Первая звезда мне сказала: "Ты первый".
Ветер научил меня ходить одному.
Поэтому я до сих пор немножечко нервный --
Когда мне говорят: "Смотри -- счастье",
Я смотрю туда и вижу тюрьму.
Время перейти эту реку вброд,
Самое время перейти эту реку вброд,
Пока ты на этой стороне, ты сам знаешь,
что тебя ждет,
Вставай.
Переходим эту реку вброд.
"Брод"
БГ
Пролог
Синее-синее небо, ставшее почти белым у горизонта, над морем. Лоскутки разноцветных парусов, веселые голоса у воды. А тут, рядом с домом -- благодать и тишина. Как же долго не было времени отдохнуть! Изматывающая учеба, первые самостоятельные шаги в качестве полноценных официалов, выбор своего сектора, и работа, работа, работа.
Официальная служба -- связывающая воедино мириады миров организация, где с некоторых пор работали Нарелин и Клео, занималась практически всем: от унификации технологий обитаемых планет, до решения социальных вопросов по связкам мировых систем.
После обучения друзья попали в подразделение, работавшее с Сэфес, Контролирующими. Так уж сложилось -- первые шаги в качестве официалов они делали именно на этом поприще, и первыми их учителями стали официалы Орина -- планеты, служившей для Сэфес одной из баз.
Очень трудно состыковывать между собой физическую и ментальную составляющую жизни, но Клео и Нарелин в этом преуспели. В данный момент они считались одними из лучших в своем подразделении, и отпуск, когда можно ничего не делать, а просто валяться на траве, и чтобы море, и... "Нарелин, да! Вот это нам, пожалуй, подойдет!", -- они не могли себе выбить целых пять лет. В этот раз им повезло просто феерически -- в работе неожиданно образовалось "окно", и одновременно с этим в отпуск вышли их давние друзья, двое Сэфес. Благодать!
Первые дни оба просто не знали, куда себя девать, и чем заняться -- настолько непривычным стало ощущение, что делать ничего не нужно. Нарелин несколько дней кряду просыпался с мыслью, что опаздывает, что вот сейчас он, наспех умывшись и проглотив завтрак, снова войдет в Официальную Сеть, и начнется работа с потоками, но за окном вместо привычного леса шумело море, и комната была совсем другая, и никуда не нужно было бежать, и ничего не нужно делать.
Работа -- это, бесспорно, хорошо. Даже здорово. Но отдыхать от нее -- хорошо вдвойне. Валяться на пляже, купаться в чистой прозрачной воде, и при этом точно знать -- то, что должно быть сделано, сделают за тебя так же хорошо, как это сделал бы ты сам.
Теперь оставалось только дождаться Сэфес, а их, как назло, всё еще не было. Нарелин и Клео бездельничали третью неделю, и уже начали потихоньку скучать.
***
По золотистым волосам Клео ползла какая-то местная букашка. Нарелин приподнялся и сбил ее легким щелчком. Блонди валялся в траве и безмятежно смотрел в зеленоватое небо. На живность, исследующую его волосы, он внимания не обращал.
-- Я их прибью, когда вернутся, -- сказал Нарелин раздраженно. -- Сколько можно?
-- Ничего, -- лениво ответил Клео, -- ждали пять лет, пока они были в рейсе, подождем и еще недельку.
-- В прошлый отпуск они явились, как обещали. Хоть бы предупреждали, в самом деле! Ну почему у них все не как у людей?
-- Потому что они не люди, -- усмехнулся Клео и приподнялся на локте. -- Расслабься, ничего с ними не случится.
Нарелин хмыкнул. Про "ничего не случится" он слышал много раз, но вот события, благодаря которым они познакомились с Сэфес, и в результате которых стали Официалами, давали понять -- когда надо, "нечто" порой случается. Впрочем, сделать они всё равно ничего не могли -- искать загулявший во время отпуска экипаж было бесполезно. Это не пресловутая иголка в стогу сена, это гораздо хуже. Сэфес, что с них взять. Контроль.
Нарелин встал, стряхнув со штанов песок. Впрочем, штаны (цвета хаки, из чистого льна, простые широкие штаны с накладными карманами) были настолько изгвазданы в засохшей глине, что песок им был уже не страшен. Здесь можно было позволить себе неаккуратность. Индъера -- хороший курорт, тут всем плевать на то, как ты выглядишь.
-- Пошли в дом, лентяй, -- сказал он. -- Выпьем чего-нибудь. Я как раз рецепт классного коктейля вспомнил.
Попробовать новый коктейль не удалось. В гостиной, как у себя дома, хозяйничали долгожданные Сэфес.
Лин бодро расставлял на столе мутноватые пластиковые стаканчики самого отвратного вида. Пятый, приветливо помахав рукой, выудил откуда-то из-под стола непомерную сумку, и явил на свет божий столь же мерзкую пластиковую бутылку.
-- Привет! -- улыбнулся Лин. -- Мы это, немножко задержались. Клео, ногами драться не будешь?
-- Еще как буду, все кости переломаю, дабы неповадно было, -- впрочем, блонди тут же расплылся в улыбке. -- Ладно, ладно, шучу.
-- Где вас черти носили? -- перебил его Нарелин. -- Совесть нужно иметь! Мы вас пять лет не видели, между прочим! Что за дрянь вы приволокли?
-- Где носило? -- переспросил Лин. -- Уууу, это долгая история. Ну, словом, навещали кое-кого. Потому и задержались. Пятый, давай, открывай. Только сразу говорю -- я это пить не буду.
По комнате поплыл запах, от которого у Клео навернулись слезы на глаза. Невообразимая смесь ароматов сивухи, ванили и низкокачественного пластика.
-- И вот ЭТО, -- Лин поднял вверх палец, -- он в нас хочет влить. Вы представляете последствия?
-- Убиться, -- прокомментировал Нарелин, передернувшись. -- Ребята, а это обязательно надо пить? Может, лучше не стоит? А то ведь нас придется откачивать...
Клео аккуратно присел на краешек дивана.
-- И где же такое диво употребляют? -- поинтересовался он.
-- Ты лучше спроси, где его производят, -- ухмыльнулся Лин, наблюдая, как Пятый разливает пойло по стаканчикам.
Нарелин отобрал у Пятого бутылку, и посмотрел на этикетку. "Завод сладких крепленых вин, г. Услада, проезд им. Генерала Хаида восьмого младшего. Водка "Русская славная" с ароматом ванили". На этикетке в одну краску был напечатан городской пейзаж, причем качество печати оставляло желать лучшего. Нарелин с трудом рассмотрел нечто, похожее на древний кремль, окруженный высокими башнями, каждую из которых венчал одинаковый символ -- черная полураскрытая ладонь с плотно сведенными пальцами, а на ней -- белая капля.
-- Что, уже интересно? -- спросил Лин.
-- Интересно, -- согласился Нарелин. -- Кажется, одна из реальностей Терры? Судя по качеству водки, хреново у них там дела обстоят. Рехнуться можно! Чем ее закусывают, конфетами, что ли?
-- Всякой дрянью, и конфетами в том числе, -- Пятый выудил из сумки картонную коробку унылого серо-желтого цвета. -- Это марципаны. Только вам лучше их не пробовать.
-- Ага, -- подтвердил Лин. -- Можно заработать заворот кишок и отравление. Как минимум. А как максимум -- отчалить на тот свет.
-- Да ладно тебе, -- отмахнулся Пятый. -- Вполне съедобно. Но вы всё равно лучше не ешьте.
-- Тогда ему больше достанется, -- подсказал Лин.
-- О-бал-деть, -- с чувством резюмировал Клео. -- Я, конечно, знал, что Сэфес -- существа неуязвимые, но не до такой же степени. Извините, кажется, я это проглотить не сумею.
-- И не надо, -- ответил Пятый. Выудил из коробки марципан, понюхал, вздохнул, и положил обратно. -- Так вот, о том, где мы были эту неделю... Понимаешь, Лин очень любит всякие пари. Ну очень. И мы с ним когда-то совершенно случайно выиграли один мир. В общем, надо было там какое-то время провести, и мы слегка задержались. Ну, со всеми бывает.
-- Водку он пил, -- тут же начал ябедничать Лин. -- Почти всю неделю. Говорю ему -- хватит, нас ждут! А он мне говорит, чтобы я отвязался!
-- Хватит врать, -- Пятый взял со стола свой стаканчик. -- Ладно, давайте выпьем.
-- Ох, -- сказал Нарелин и с сомнением поглядел на водку. -- Ну ладно. Я попробую, только заранее воды в нормальный стакан налью. За что пить будем? За выигранный мир, или как?
-- Скорее уж за судьбу, -- ответил Лин. -- Сейчас выпьем, и мы, пожалуй, расскажем вам забавную сказку.
Пятый поднял свой стакан, задумчиво посмотрел на притихших собеседников, и произнес:
-- Почему-то иногда мне кажется, что я верю в судьбу. Вернее, не совсем так. Я лучше скажу -- "верю, судьба", а вы сами выберете, какое слово станет для вас главным. Ага?
Лин кивнул, улыбнулся. Они залпом осушили стаканчики и, не сговариваясь, потянулись к коробке с марципанами -- такую пакость следовало немедленно чем-нибудь заесть.
-- Итак, давно, лет сорок с лишним назад, в одном временном векторе произошла такая история, -- начал Лин. -- Дело заключалось в том, что у Атиса Сигна по ночам просыпалась душа...
1
Атис Сигна
Сладкая жизнь
Они догонят нас,
если мы будем бежать,
Они найдут нас,
если мы спрячемся в тень.
Они не властны
над тем, что по праву твое,
Они не тронут тебя,
они не тронут тебя...
"Великий дворник"
БГ
Дело было в том, что у Атиса просыпалась по ночам душа. Днем он был как все, или почти как все. Ночью же душа ни с того, ни с сего поднимала голову, и Атис осознавал себя кем-то совершенно другим. Нет, он не смотрел подолгу в ночное небо и не сочинял стихов, обычно он просто брал на руки Абсорбента и, сидя перед выключенным телевизором, думал. О чем? Он сам не мог ответить на этот вопрос.
В мире, где родился и вырос Атис, думать было не о чем. Мир был не то чтобы скудным, он, собственно, был совсем никакой. Серый, невыносимо скучный, лишенный привлекательности.
Город, в котором жил Атис, назывался Нижний Кремов. В Кремов Атис попал после того, как в возрасте одиннадцати лет родители продали его корпорации Ойлл-о за восемь тысяч условных единиц и десять мешков сахара. Цена была не ах, но в то время за детей в возрасте одиннадцати лет больше и не давали. Первое время Атис сильно горевал, но потом решил, что грош цена родителям, которые с такой легкостью могут продать собственное чадо, и утешился.
В Ойлл-о довольно быстро поняли, что восемь тысяч условных единиц и десять мешков сахара пропали даром. Атис оказался абсолютно непригодным для какого бы то ни было использования. Считал он отвратительно, нескладная фигура не позволяла сделать из него классического офисного служащего, да и манера речи... это была особая тема. Он не ругался непристойными словами. Он просто говорил со всеми, как с равными -- и с уборщицами, и с другими служащими, и с директором регионального представительства корпорации. Ему совершенно не хотелось стелиться ковриком перед другими людьми, он словно бы не ощущал разницы между ними, не чувствовал статусы, и, конечно, не понимал последствий.
В общем, в возрасте восемнадцати лет Атиса продали на кондитерскую фабрику Кремова. Там он быстро покатился по наклонной -- из кондитеров его вежливо, но твердо попросили после того, как он попытался увеличить вес торта с девятисот грамм до килограмма посредством шлепка крема на дно коробки, из подавальщиков -- после прецедента со сгибанием на спор металлического листа для выпечки пирожных, из кухонных мужиков -- после драки на бадьях с меланжем. В результате к двадцати годам Атис сделался грузчиком, и уже двенадцать лет работал на складе. Целыми днями он таскал мешки с сахаром, мукой, короба с маслом, бидоны со сливками, меланж, деревянные ящички со специями, и, конечно же, большие пластиковые канистры с разнообразными спиртосодержащими жидкостями, применяющимися в кондитерском ремесле. Иногда эти емкости при непосредственном участии Атиса совершали вояжи более длительные и незапланированные, чем их обычная короткая дорога от машин до склада, но... что говорить! Пёрли все, поэтому Атис мало задумывался над моральными аспектами этого процесса.
В Кремове имелись только два варианта существования. Один -- работать в Ойлл-о, второй -- работать на кондитерской фабрике. Был, правда, и третий вариант -- вдруг каким-то невероятным образом получить свободу и уехать, но... это была фантастика, и любой житель Кремова, не задумываясь, плюнул бы в глаза тому, кто сказал бы, что это вообще возможно. Работа -- это сытость, тепло, относительный достаток, это бесплатный телевизор и квартирка. Это возможность есть три раза в день, а если ты работаешь на кондитерской фабрике, то можешь еще и притащить вечерком домой несколько пирожных, пару булочек, а под праздник -- целый торт. Если у тебя есть дети, можно потом будет выгодно их продать, не боясь, что продешевил или отдал не тому. Работа -- это просто все! Весь мир -- работа. Как можно жить и не работать, ни один из жителей Кремова даже не задумывался.
***
Итак, все началось с того, что Атис в очередной раз вспомнил, что у него есть душа, взял на руки Абсорбента и сел на диван перед выключенным телевизором. Абсорбент вскоре мерно заурчал, с удобством разлегся у хозяина на коленях и сделал вид, что уснул. Впрочем, пытаться обмануть Атиса было бесполезно -- он-то знал, что Абсорбент притворяется, поэтому не делал излишне резких движений руками.
Абсорбент вообще был особенным. Атис подобрал его совсем крошкой возле мусорных баков, притащил к себе домой и в тот же вечер с горя напился до зеленых чертей и синих сотрудников регионального офиса Ойлл-о. С горя -- потому что не знал, что делать с приобретением. Кошек он никогда раньше не держал. "Вы разводите котят? Да. И как? Два котенка на ведро воды". Пьяный Атис уснул, звереныш влез ему на грудь и просидел там, как часовой, всю ночь. Утром у Атиса впервые за десять лет не было похмелья. Поначалу он не связал это с котенком, решив, что в этот раз ему попался настоящий коньяк, но после еще пары прецедентов понял, что животное действует на него гораздо лучше всех медицинских средств, вместе взятых. Котенок получил имя Абсорбент и остался у Атиса. Через год крошечный серый комочек превратился в массивное, довольно тяжелое полосатое создание, еще через год это создание покрылось боевыми шрамами, а еще через пару лет Атис вдруг понял, что его коту даже соседские собаки уважительно уступают дорогу. Удивительное свойство Абсорбента лечить похмелье не распространялось, к счастью, на других людей, иначе чудо-кота давным-давно бы украли, а так... Атис и Абсорбент мирно сосуществовали в однокомнатной квартире, никто им не докучал и не трогал их.
Атис осторожно ссадил кота на кушетку и подошел к окну. Все то же самое, все так же, как было десять лет назад. Скудно освещенная улица окраины, тропинки в глубоком снегу, редкие фонари... Иногда мимо безликих четырехэтажных домов тихо проплывали машины сотрудников Ойлл-о. На месте водителя в каждой сидел унылый медитирующий лама, левитирующий и машину, и своего хозяина, который с удобством располагался на заднем сидении. На поясе у владельца всегда висел кожаный мешочек, в котором содержалась душа ламы-левитатора. Атис знал, что стоит такой лама в десять раз больше, чем сам Атис стоил в возрасте одиннадцати лет, и ему становилось очень обидно каждый раз, когда он видел такие машины. Он ощущал себя полнейшим ничтожеством, существом, непригодным ни для чего, пустым местом. Конечно, куда ему!.. У такого вот Атиса не могло быть не то, что ламы, у него не хватило бы денег даже на простую колесную машину, которая стоила копейки.
Неясное, размытое отражение взглянуло на Атиса из прозрачного пластика, закрывавшего окно, и он посмотрел сквозь себя на вечернюю улицу. Глянул себе в глаза и не выдержал собственного укоризненного взгляда. Потом он поглядел на отражение, словно пытаясь оценить себя со стороны. Не красавец, но и не урод какой-нибудь. Нормального роста, худощавый (ну не любил Атис сладкого, и не воровал он пирожных со своей кондитерской фабрики) немного нескладный. Волосы черные, вьющиеся, густые -- волосами Атис по праву гордился. Да и глаза голубые -- редкое сочетание. В остальном лицо как лицо. Нос с горбинкой, брови вечно удивленными домиками, бородка, усы. Атис был не лишен внутреннего благородства и чувства собственного достоинства. К примеру, та же драка на канистрах с меланжем была спровоцирована тем, что оппонент посмел нелицеприятно высказаться относительно формы носа Атиса. За что и был наказан канистрой по различным частям тела. Отражение снова несмело глянуло на своего хозяина, но в этот раз Атис не опустил глаза.
-- Воспарим, окрыленные, к небесам бесчисленным, -- пробормотал Атис. -- Хватит дома сидеть. Надо пойти куда-нибудь. Кто со мной?
-- Меня-а-а-а... -- провозгласил Абсорбент, живо соскакивая с кушетки. Он любил погулять, и превосходно знал, что Атис обязательно возьмет его.
-- Я не тебя имел в виду, -- отрезал Атис. -- Прежде всего, мы возьмем вот этот милый предмет, -- жестом фокусника Атис вытащил из-за кровати литровую канистру с бренди. -- И еще вот этот, -- на свет показалась коробка марципанов. -- Остальное, я думаю, найдется на месте. Ага?
Абсорбент не ответил. Он подошел к двери и принялся точить когти о косяк. У него был свой этикет и свои правила, поэтому он спешно приводил себя в порядок, сообразуясь с принципом -- надо всегда прибывать в повышенной боеготовности. Мало ли что? А вдруг там, в гостях, окажется другой кот?! А когти будут слишком тупыми для того, чтобы задать этому другому коту взбучку?
Атис сложил вещи в брезентовую сумку, сунул в карман свой неизменный талисман -- тяжелый ружейный патрон из желтого металла, натянул на себя коричневую косуху (писк моды позапрошлогоднего сезона, куртку эту отдал Атису начальник склада), кликнул Абсорбента и открыл дверь. Свет скудной лампочки выхватил из мрака кусочек коридора -- облезлые стены, крашеные когда-то синей, а теперь потемневшей от времени краской, обколотая местами керамическая плитка на полу, вечно слепой пластмассовый плафон светильника на сером от грязи потолке. В него выходили двери еще трех квартир, точно таких же, как дверь Атиса -- коричневых, унылых, скучных. И жизнь за этими дверьми была такой же, как его жизнь.
Абсорбент первым выскочил в коридор и принялся обнюхивать дверь соседней квартиры. В ней жила кошечка, которая давно являлась предметом его несбыточной мечты, и Абсорбент никогда не упускал случая засвидетельствовать ей свое почтение хотя бы через дверь. Атис ухватил кота, привычно засунул его за косуху и плотно застегнул молнию. К слову сказать, выходить с кошками на улицу было не принято, поэтому Абсорбента приходилось по мере сил прятать. В застегнутой косухе Атис теперь выглядел вполне респектабельно. Так, слегка беременный мужчина в полном расцвете сил, ну, может, пузичко необычное, но, в общем и целом все нормально. Атис защелкнул замок, подхватил сумку и покинул дом.
Он тогда еще не знал, что покидает его навсегда.
***
Когда он пришел, пьянка уже шла полным ходом. Квартира, где она происходила, была на первом этаже и пребывала в состоянии еще более бедном и запущенном, чем жилище Атиса -- в ней отсутствовал даже телевизор. Коридор, узкий и короткий, оказался завален обувью, вешалка снова висела на одном гвозде, не выдержав веса одежды, дверь в кухню отсутствовала. Тараканы вольготно разгуливали по стене возле входа в ванну -- обожравшиеся насекомые спешили на водопой. Атис усмехнулся, подумав, что Абсорбента сегодня ждет излюбленное развлечение -- сбивание тараканов. В общем, у Леонида все было, как всегда.
На кухне уже висел коромыслом густой дым. Курили почти все. Авдей, забившись в уголок, потихонечку наигрывал на гитаре, Паша спорил с Герой, и в пьяном раже, пытаясь доказать свою правоту, колотил по столу кулаком. Ваган переместился в комнату и безуспешно пытался починить приемник, который благополучно сломали еще во время позапрошлого загула. Леонид тут же оказался возле Атиса и протянул ему мятую алюминиевую кружку.
Был Леонид худ, высок и чем-то неуловимо напоминал вешалку. У него было длинное лошажье лицо, куцая бородка и какие-то серые, словно выцветшие, волосы. Да и весь он был какой-то серый и невзрачный. Одевался во что попало, часто притаскивая вещи с ближайшей свалки, дома у него царил дикий бардак и вечно ошивались какие-то странные личности, жена от него сбежала лет десять назад, но Леонид о ней не горевал. Некоторые считали, что Леня форменный псих, другие были убеждены, что он специально старается выглядеть странновато, потому что на самом деле он о-го-го! чуть ли не святой, вон ведь как живет, аскет... только пьет, но кто сейчас не пьет.
На самом деле все было гораздо проще. Леонид был самым обыкновенным пофигистом, ему было глубоко наплевать, что о нем думают. Он просто тихо работал грузчиком, так же, как все, тихо воровал, так же тихо и незаметно спивался. Худощавость его объяснялась лишь тем, что он, как и Атис, не любил сладкого, а соленое на халяву не давали. Если бы Леониду вдруг досталась квартира директора корпорации, то можно было бы со стопроцентной вероятностью сказать, что через месяц она стала бы копией его нынешнего жилища.
-- Держи, ставь на стол, -- Атис вытащил из сумки коньяк и марципаны, отдал их хозяину, а затем разом осушил чашку. -- А ничего коньяк, живенький такой!
-- Бренди, -- поправил его Леня. -- Коньяк у нас только ты тыришь. Любит он тебя, что ли? Как ты его находишь-то?
-- Шут его знает, -- Атис зевнул и покосился на окно.
На подоконнике, застеленном прошлогодней пожелтевшей газетой, примостились две подружки -- Жанеточка и Анечка. Две толстушки-веселушки из кондитерского цеха. Жанета стояла на слоеных тортах, Аня -- на пирожных эклер. Подружек Атис знал давным-давно, девки они были вполне ничего, Жанеточка более сговорчивая, да еще и большая любительница того, что она емко называла "покувыркаться". Анечка очень симпатичная, но поговаривали, что она собирается замуж.
Атис улыбнулся дамам. Жанеточка кивнула, ласково глянула на Атиса и снова вернулась к прерванному разговору с подругой.
-- Бедные, без души... Нет, Ань, пусть они хоть сколько стоят, все равно! Вот ты представь себе, что ты стала как они. А? Молчишь?
-- Да мы и есть как они, -- возразила Анечка. -- Вон, чтобы замуж выйти, еще разрешение получать надо. Чем мы лучше-то?
-- Ну... мы с работы домой приходим, квартиры есть, дети...
-- И чего? Ладно, брось, жалельщица, давай лучше хряпнем. Вон Атис коньяк принес и конфетки...
Атис присел к честной компании, галантно предложил дамочкам марципаны (пока что он был относительно трезв, поэтому помнил правила хорошего тона), снова выпил, теперь уже с Авдеем.
-- За встречу! -- торжественно провозгласил Авдей, чокаясь с Атисом. Тот кивнул. Повод был достойным, потому что не виделись они чертову уйму времени -- аж целых два часа. Авдей и Атис работали на одном складе. Авдей был крепким, кряжистым, темноволосым. Он, как и Атис, был куплен корпорацией, правда в более позднем возрасте (ему тогда было шестнадцать), и куплен, как это ни странно, на должность пресс-секретаря самого генерального. Пресс-секретарем Авдей пробыл ровно неделю, после чего очутился на кондитерской фабрике. У него была абсолютная память, а язык -- совершенно без костей. Именно это и не понравилось тогда генеральному.
Авдей порой страдал излишней подозрительностью, но это не делало его плохим человеком. Подозревал он только тех, кто был старше по званию, со своими же был открыт и очень доброжелателен.
-- Ребята, слушай сюда, -- позвал Атис. Он, по своему обыкновению, катал в пальцах патрон. -- Есть идея.
Леонид и Авдей подсели к нему поближе, Жанеточка и Анечка демонстративно повернулись к окну. Они отлично понимали, что Атисовы идеи, скорее всего, не предназначены для нежных женских ушей.
-- Вот, ребята. Я тут подумал, -- Атис выдержал театральную паузу, все замерли. Только из прихожей раздавались какие-то шумы, иногда слышался скрежет когтей по обоям: Абсорбент охотился.
-- Я подумал, что нам не хватит коньяка!
Авдей плюнул на пол.
-- А я-то думал, что ты что-то важное хочешь сказать, -- протянул Леонид. -- Ну и что? Спать пораньше ляжем...
-- Ну, как хотите, -- пожал плечами Атис.
-- А я вот слышал, -- сказал Авдей, -- что из-под Тобольска коньяк привозили, а налит он был в стеклянные бутылки.
-- Да гонишь ты, это дорого слишком, -- отрицательно покачал головой Леонид. -- Кто же его в стекло-то нальет? И потом, откуда под Тобольском коньяку взяться? Да еще в стекле?
-- Ну, лампочки же как-то делают, -- возразил Авдей. -- И у телевизоров экраны.
-- Нет, из стекла, по-моему, только панели для окон сейчас делают. А бутылки... невыгодно это. Вдруг разобьется? В канистре проще возить, -- вслух подумал Леонид.
-- Панели для окон из стекла есть только у генералов Ойлл-о, да в центральных офисах, -- тихо сказал Атис. -- У нас этот, как его... черт, забыл, -- пожаловался он. -- Пластик, одним словом. Слушай, а что это за Тобольск такой? На севере, что ли?
-- Ну да, город на севере, старый, -- ответил Гера. -- Там, говорят, кроме коньяка в бутылках, много всего есть.
-- Что есть? -- спросил Атис с интересом.
-- Лучше спроси, чего там нет, -- загадочно сказал Гера.
-- И чего там нет?
-- Корпорации там нет, -- шепотом ответил Гера. -- Тобольск -- свободная зона, понимаешь?
-- Не очень, -- признался Атис. -- А это как?
-- Да я и сам не знаю, -- признался Гера. -- Интересно, да. Только как туда попадешь?
-- А ты бы хотел? -- спросил Атис.
-- Нет, наверное, -- подумав, признался Гера. -- Что я там увижу? Коньяк в бутылках? А оно мне надо?
-- Но там точно в стекло наливают? -- уточнил Атис. Казалось, он хочет спросить еще о чем-то, но не может побороть внезапной робости. Гера этого не заметил.
-- Наливают, не боись, -- подтвердил он.
...Из комнаты, наконец, раздались какие-то звуки -- это Ваган починил приемник. Ваган был грузин. И тоже грузчик. Только корпорация купила его как будущего техника. Ваган как-то починил компьютер одного из менеджеров, и нашел там такое, что на следующий день уже перетаскивал ящики с мукой.
-- Девчонки, пошли на танцы! -- провозгласил Авдей, резво стаскивая с табуретки Анечку. Жанета встала, одернула юбку и, поманив Атиса, вышла из кухни.
***
Свет в комнате Ваган погасил. Для танцев вполне хватало, по его мнению, рассеянного света уличных фонарей, да еще по стене комнаты иногда пробегал луч -- фары проезжающей машины чертили след на обоях. Приемник работал тихо, музыку передавали преимущественно безликую, вязкую и медленную. Атис когда-то случайно услышал фантастическую музыку, и запомнил ее название -- рок-н-ролл, но слышал он ее несколько лет назад, и по радио такую не передавали.
Анечка танцевала с Авдеем, Жанета с Атисом, Шурена -- конечно же, с Ваганом, ей, как мужней жене, всяческие вольности были заказаны. Леонид примостился на кресле, рассеяно поглядывая на танцующих.
Паша и Гера ушли -- им на следующий день нужно было выходить в смену, а не выспавшийся грузчик рискует рано или поздно уронить на себя что-нибудь тяжелое. Что происходило потом с теми, кто серьезно заболевал или калечился, не знал никто. Они просто исчезали -- и все. Как не было.
Атис осторожно обнимал Жанету за талию, а она положила ему руки на плечи.
-- Придешь сегодня? -- спросила она.
-- Если разрешишь, -- ответил Атис. -- Я с радостью.
-- Приходи, у меня выходной завтра, -- Жанета на секунду прижалась к нему. -- Ты славный. Но... я тебе никогда не говорила, что ты другой?
-- Нет, -- с удивлением ответил Атис.
-- А вот теперь говорю, -- усмехнулась она. -- Ты -- другой, понял? Не такой, как все.
-- А какие все? -- Атиса стала забавлять эта игра. -- И чем я другой?
-- Особенный, наверное. Вот про что ты сейчас думаешь?
По потолку снова прошелся свет фар, бесшумно, нереально. На секунду выплыли из тьмы лица, словно проявилось изображение на фотографии -- и тут же пропало. Атису почудилось, что происходящее почему-то неправильно, но он отогнал от себя эту мысль. Про что он думал?.. Да ни про что. Хотя...
-- Ну, хорошо гуляем, -- принялся перечислять Атис. -- Ваган приемник починил. На работу завтра не идти, выходной.
-- Вот! -- Жанета даже на секунду остановилась. -- А другой бы думал -- хорошо бы ее... того. А?
Атис, который в этот момент подумал именно про то, о чем только что сказала Жанета, предпочел тактично промолчать.
-- А еще, ты меня понимаешь, -- сказала Жанета. -- Я же не гулящая, верно? Многие любят... покувыркаться... но это не делает их...
-- Да. Это так, -- согласился Атис.
Он вспомнил, как исчез из их компании Некрас. Молодой парень, двадцати четырех лет от роду, вдруг возомнил себя элитным Дон Жуаном, и стал стричь купоны с престарелых богатых сотрудниц корпорации. После того, как он с гордостью рассказал о своих победах дома у Леонида, его выперли. Причем по дороге еще и начистили рожу -- чтобы больше не ходил.
А еще он вспомнил, как один товарищ пришел как-то к Жанете и предложил ей... того... за деньги. И как Жанета била этого хмыря сковородкой по башке, и как он бежал в одних подштанниках по улице. Да, Жанета была такая. Настоящая. Сильная. И независимая. Личность, одним словом.
-- Жанеточка, я тебя люблю, -- пробормотал Атис.
-- Я тебя тоже. Но -- как брата, что ли... не так, как любят мужчину.
Интим был нарушен Леонидом, которому вздумалось пойти в туалет. В коридоре он тут же подвергся нападению Абсорбента.
-- Атис, черт поганый, уйми своего кота! -- заорал на всю квартиру Леонид.
-- А что он сделал? -- отступая от Жанеты, спросил Атис.
-- Он меня за тапок укусил, -- пожаловался Леонид. -- И он мне не дает выйти в коридор.
-- Кисонька охотится, -- пояснил Атис. -- Кисонька таракана выследила. А ты спугнул, бестолочь. Теперь не жалуйся.
-- Мне что теперь -- и в туалет не зайти? -- вопросил Леонид жалобно.
-- Ладно, я подержу, -- сжалился Атис. -- Иди, страдалец.
Абсорбент отнесся к временному лишению свободы философски. Он спокойно сидел на руках у Атиса, с достоинством поглядывая на людей.
-- Сойдешь с ума тут с вами, -- пробормотал Атис, ни к кому не обращаясь. -- Налейте, кто-нибудь. Я хочу сегодня расстаться с умом. Хочу уйти куда-нибудь... серое все... и все тоже какие-то серые, что ли...
-- Это кот твой серый, -- отмахнулся Ваган. -- А сам ты зеленый.
-- А я был прав, -- констатировал Атис, заглянув в канистру. -- Коньяк кончился!
-- И чего? -- спросил Авдей.
-- А вот чего, -- Атис заговорщицки подмигнул. -- Слушайте сюда...
***
Мороз отрезвлял. Они пробирались, переходя из тени в тень, прячась под козырьками подъездов, замирая, если мимо них проезжала машина. Их охватил какой-то детский азарт. Атис подумал, что он уже лет десять не ощущал такой вот бьющей через край буйной, ничем не сдерживаемой радости.
Почему-то ему вдруг вспомнилось, что раньше их город назывался отнюдь не Нижний Кремов. Имя города было иным, оно казалось Атису правильным и логичным. Оно было красивым, возвышенным, оно словно возвращало город в настоящий, правильный мир. Раньше, до безраздельного владычества корпорации, город назывался Александров.
Кондитерская фабрика размещалась на территории бывшего мужского монастыря. Еще сохранились приземистые кирпичные стены, местами они стояли полуразрушенными, но их никто не ремонтировал. Для чего? Если что-то надо стащить, никто, находясь в своем уме, не полезет через стену, просто вынесет под одеждой через проходную. Даже если поймают, ничего страшного не произойдет -- ну, отберут, отругают, пальцем погрозят и отпустят.
То, что задумали Атис со товарищи, прецедентов ранее не имело. Никто никогда не совершал столь дерзких поступков, поэтому никто не мог сказать, какое за этим может последовать наказание. Впрочем, о наказании в тот момент они не думали. Все были в подпитии, поэтому смелы и бесшабашны.
Перелезть через забор было минутным делом -- лазить по ветхой от времени кирпичной кладке оказалось очень удобно. Атис финишировал первым, приземлившись ровнехонько в глубокий сугроб, следом за ним с забора свалился Авдей, потом -- Леонид. Атис вылез из сугроба на дорожку, протоптанную в снегу, отряхнулся, поправил косуху (Абсорбент завозился, устраиваясь поудобнее) и произнес:
-- А что дальше?
-- Ты че, дурной? -- спросил Авдей. -- Сказал же, что знаешь!
-- Ну, перепутал, -- признался Атис. -- Ошибся я. На каком складе у нас спиртное лежало?
-- На седьмом, -- сообщил Леонид, вытряхивая снег из рукавов. -- Пошли, я задубел уже.
-- Ничего, сейчас погреемся, -- пообещал Атис. -- А красиво-то как!
-- Не вижу ничего особенного, -- проворчал Авдей. -- Вот когда нас возили в Усладу, это было да! Там действительно красиво. А тут что? Развалины одни, гнилое все, старое. Поскорее бы новое здание достроили, что ли. И потом, чего тут смотреть? Ты днем не нагляделся?
-- Днем не то, -- подумав, сказал Атис. -- Днем это склады. А ночью наружу вылезает монастырь. Вот ты сам подумай -- сколько лет этому всему?
-- Да хоть сколько, -- отмахнулся Леонид. -- Мужики, мы что сюда -- на экскурсию пришли, что ли? Хватит трепаться, пойдемте.
Авдей и Леонид бодрым шагом двинулись по тропинке к седьмому корпусу (бывшая малая церковь), а Атис еще с минуту стоял, озираясь. Он видел -- старые стены, полуразрушенный купол большого храма, утонувший в темноте, наглухо заколоченный вход. Открыта только колокольня, а вместо креста на ней (Атис много читал, поэтому знал, что должен быть крест) эмблема Ойлл-о -- маслянисто черная капля нефти в ослепительно белой ладони. Эмблему подсвечивали с разных сторон четыре прожектора, широкий монастырский двор занесло снегом, только колеи в тех местах, где подъезжали грузовики, свидетельствовали о том, что тут идет какая-то жизнь. Освещения почти не было, лишь над входами горели дежурные слабенькие лампочки. На секунду картина показалась Атису неправильной, а затем он вдруг понял, что настоящий здесь -- лишь монастырь. Монастырь и небо. Атис мысленно погасил все лампочки, убрал с колокольни эмблему, стер со снега следы грузовиков и картина встала перед ним такой, какой она должна была быть на самом деле -- просторный монастырский двор, и сам монастырь, погруженный в леса, заметенный снегом.
Абсорбент высунул голову из-за пазухи, фыркнул. Мороз он не любил, предпочитал тепло. Атис аккуратно запихнул кота поглубже, и поспешил за приятелями.
Дверь склада была деревянной, обшарпанной. За ней находился предбанник, в котором хранились телогрейки и сапоги -- нехитрая униформа грузчиков. Телогрейки висели на вбитых прямо в стену кривых гвоздях, сапоги валялись грудой в углу. Авдей зажег свет, потом подошел к следующей двери.
-- Ключи у кого? -- спросил он.
-- Давай моими, -- предложил Леонид.
Атис присел на корточки у стены. Почему-то никак не проходило ощущение нереальности происходящего, все это было словно и не с ним, все это было совершеннейшей глупостью, неправильно, нечетко, словно не в фокусе... Мультфильм. Дешевка. Зачем он затеял этот глупый поход? Для кого?
-- Ты чего, уснул там, что ли? -- позвали из коридора. -- Идем, давай.
Он поднялся на ноги и последовал за Леонидом.
На складе было гулко и темно. Они не решились включить весь свет, ограничились аварийными лампочками, которые еле-еле рассеивали мрак. Монастырь был и здесь, и в этом приглушенном свете он словно бы становился ближе и понятней. Изнутри склад когда-то побелили, но теперь побелка местами слезла, словно старая змеиная кожа, и под ней обнаружились едва различимые фрагменты фресок. Пока Леонид и Авдей спорили перед пирамидой канистр, Атис с немым восхищением вглядывался в прекрасные неземные лики, на которые смотреть днем просто не было времени.
-- Куда коньяк клали, не помнишь? -- спросил Авдей. От неожиданности Атис вздрогнул и едва не выронил из-за пазухи Абсорбента.
-- Сверху, -- ответил он. -- Сами стащите или помочь?
-- Сами, сами, поищи на закусь что-нибудь, -- попросил Авдей.
Атис пошел вдоль стены, заставленной кулями с мукой. Он помнил, что не так давно на склад завезли орехи, и счел, что орехи -- это вариант. Марципан он брать не хотел, изюм не любил, яблочный джем тоже. Мешки с арахисом обнаружились именно там, где их сложили неделю назад -- в неприметной нише у противоположной стены. Атис зажег спичку, полез в нишу...
И вдруг увидел ангела.
От неожиданности Атис отпрянул, оступился и сел на пол. Через секунду, приглядевшись, он понял, что перед ним очередная фреска, и удивился -- почему он никогда не видел ее тут раньше? Впрочем, это скоро прояснилось -- когда Атис, опомнившись, решил все же вытащить мешок с орехами из ниши, он обнаружил, что мешок весь обсыпан побелкой.
Атис присмотрелся. Фигура ангела была прорисована настолько реалистично, что казалось -- сейчас он выйдет из темного простенка. Ангел был высок и строен, волосы его, вопреки канону, оказались не светлыми, а темными, крылья за спиной напоминали лебединые. Одежда его словно струилась по телу, ниспадая свободными широкими складками. "Как же она называется, хламида эта? -- подумал Атис. -- Тога, что ли? Или хитон?" В руках ангела находился меч, но меч этот не был сделан из железа -- ангел сжимал в руке язык живого пламени. Создавалось ощущение, что ангел только что приземлился, да и то на секунду, посмотреть на нечто, замеченное с высоты, и что он вот-вот снова взлетит в вечернее небо. На заднем плане фрески Атис различил горы, а над горами... Атис прищурился. Да, над горами явно что-то летело. Что -- он так и не понял. Было слишком темно, да и фреска сохранилась местами хорошо, а местами -- неважно.
-- Атис! Алкаш старый, чего с тобой сегодня? -- заорал Авдей с другого конца зала. -- Ты идешь, или где?!
-- Иду, -- отозвался Атис. Он снова посмотрел на фреску. Ангел глядел на него словно бы с пониманием и с интересом. "Что ты будешь делать? -- спрашивал ангел. -- Вот так и проживешь? Спирт и дружки, которых назвать друзьями не повернется язык? Опомнись, оглянись. Что ты забыл в мире, где единственное любящее тебя существо -- кот со странной кличкой, а единственный советчик -- я? Сколько раз ты вопрошал -- что мне делать? Сотни, тысячи? Так делай, не стой как столб!"
"Но как? -- так же немо вопросил Атис. -- У меня ничего нет..."
"Нет?! А что у тебя в кармане?"
"Коробок спичек, -- подумал Атис. -- Я даже ключ от квартиры у Леонида оставил".
"И тебе этого мало, -- проникновенно сказал ангел. -- Будь у меня сейчас хоть одна спичка..."
Атис подхватил мешочек с орехами и пошел к обществу. Общество уже вскрыло канистру и успело к ней хорошенько приложиться, поэтому Атиса второй раз за сегодняшний вечер заставили пить штрафную. Он залпом осушил полкружки. Очень хотелось напиться, забыться, и... Атис автоматически говорил с Авдеем, произносил какие-то дежурные фразы, а сам в это время думал, -- померещилось или нет? И что это вообще такое было? С кем он разговаривал? С картиной на стене? С самим собой?
Почему-то вместо опьянения к нему пришло совсем другое состояние -- отрешенности, и, как это не странно, осознания. Мир словно распался на две неравные части. В одной из них, искаженной, Атис сейчас сидел на складе, пил паленый ворованный коньяк и рассуждал о том, что летом они все поедут в лес за галлюциногенными грибами, поскольку грибы эти зашибись, как действуют, никакая водка не сравнится, только надо их не есть, а курить. Во второй -- потерянный и беспомощный Атис стоял на перекрестке и оглядывался в полном недоумении. Позади него было какое-то бессмысленное трепыхание: вся его прошлая жизнь по событийности укладывалась в несколько строк -- вот маленького Атиса увозят от родителей, из деревни, и он плачет в первую ночь "не дома", плачет тихо, укрывшись серым казенным одеялом с вышитой в уголке эмблемой -- черная капля на белой ладони. Громко плакать нельзя, потому что соседи по комнате, если их разбудить, вломят по первое число, да и не умеет Атис плакать громко -- в свое время отец его драл нещадно и за меньшие прегрешения. Сейчас он попал в это мерзкое место, в детское отделение корпорации, тут все уныло, серо, и очень правильно. От правильности хочется выть. Вот он, молодой сотрудник, с огромным трудом загнавший себя в общие рамки, срывается, и говорит генеральному, что нехорошо оставлять за собой в кабинете такой бардак -- уборщица тоже человек, ее жалеть надо, она пожилая. Вот кондитерская фабрика, и там такая же история -- принципиальность Атиса и полное неприятие ее окружающими. Только Атису, по сути дела, было совершенно все равно. Внешние перипетии не вызывали у него ровным счетом никаких эмоций. Он больше ничему не расстраивался до слез -- ни в детстве, ни в молодости. Смеяться мог, а расстраиваться не получалось. Все-таки расстройство и глухая тоска -- две разные вещи. Тоска не мешает шутить и даже иногда радоваться.
А потом появился Абсорбент. И было, впрочем, одно-единственное воспоминание из взрослой жизни, в котором Атис плакал. Когда котенок неосмотрительно слишком далеко высунулся в форточку и выпал. Была весна, под окнами резвились дети, с ними вместе бегала здоровенная дворовая псина по кличке Таха, на счету которой был не один безвременно погибший кот. Услышав за окном лай и детский визг, Атис пулей рванул на улицу. Картина его встретила следующая -- на чахлом молодом деревце, меньше чем в двух метрах над землей, на тоненькой веточке качался котенок, а под деревцем прыгала Таха, прыгала высоко и очень целеустремленно. Дети вокруг визжали от восторга в предвкушении забавы, и опоздай тогда Атис на секунду -- все кончилось бы трагедией. Но Атис успел. Пинком отбросил в сторону дворнягу, влепил смачный подзатыльник самому отчаянному крикуну, осторожно снял с веточки Абсорбента, и побрел домой. Дома-то его и пробрало. До самого вечера просидел он на кухне со своим ненаглядным Бентиком на руках, и проплакал, именно проплакал, беззвучно, обречено. Впервые в своей жизни он испытал страх не за себя, а за живое существо, которое для него хоть что-то, да значило, и для которого он тоже что-то значил. А на следующий день Атис забил гвоздями обе форточки -- в комнате и на кухне.
Вся жизнь... Атис задумчиво посмотрел на своих приятелей -- призраки лиц, ухмылочки, бородки, полнейший пофигизм... развлекаются, думать разучились, а ведь могли же, был потенциал -- где он теперь? Потом Атис снова глянул в сторону ниши, нащупал в кармане коробок и улыбнулся. Он понял, что для него является единственной реалией в настоящий момент.
-- Пошли, ребят, -- позвал он. -- И давайте-ка прихватим каждый по канистре. Ага?
***
Оказывается, было уже почти два часа ночи. Авдей посетовал на быстро летящее время, Леонид возразил, что, мол, это не время, а мозги, которые затормозились спиртным, Атис сказал -- а кому какая разница? На том и порешили.
-- Ну что, по домам? -- спросил Авдей, когда они покинули территорию кондитерской фабрики. -- Или к тебе, Лень, пойдем?