Пасецкая Ксения : другие произведения.

Записки Красной Шапочки - 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.80*19  Ваша оценка:
  • Аннотация:

Записки Агнессы, которую богиня не признала королевой, а народ прозвал Красной Шапочкой.

Красная Шапочка, части 7-9.

Пишется. 8 часть."Сенешаль и фаворитка". Обновление от 13 июля

  Обновление 13.07
  
  
    Часть 7. Башня
  
   
    За кустами вечнозеленой рабеции плакали. Тихонечко, жалобно, скулили, как потерявшийся щенок. Хотела незаметно уйти, сегодня из меня утешительница никакая, после тяжелого дня и жуткой ночи прийди в себя не могу. Да и нужно ли моё участие человеку, который скрылся ото всех, чтобы выплакаться. Не успела, быстрые шаги, скрип крупного песка - Мария показалась из-за поворота дорожки, зареванная, с распухшим носом, - Матушка, вы узнали, почему кузен уехал?
    Увидев меня, не смутилась из-за ошибки, напротив, решила воспользоваться моментом и выспросить. Вдруг Томас знает и поделился?
    Алекс и Джозефина на рассвете покинули замок. Оба принесли магические клятвы в обмен на обещание не давать делу хода. На расспросы Марии покачала головой, нет, ничего не слышала. Однако почему девушка так тяжело переживает отъезд кузена? Невысокая,кряжистая, пухленькая, неправильные черты лица и жесткие густые темные волосы - она была бы некрасива, если бы не свежесть и обаяние молодости. Вчера, увлеченно беседующая с Ричли и нежно улыбающаяся Алексу, казалась миловидной. Слезы превратили ее в дурнушку, и правда, есть зачем прятаться.
    Позади опять скрип влажного песка - какие однако дорожки звучные - Анна, хонора Янсон,к дочке поспешает. Посторонилась, ступила на мокрую траву. Анна дама корпулентная и движется весьма решительно, сметет с пути как ураганный ветер листочек, вот только на мне защита - сегодня утром принёс лично Гердер и просил не снимать, поберегусь, чтобы Анна нечаянно (или чаяно) не толкнула.
    Я спустилась в замковый сад после позднего завтрака. Искала покоя и одиночества. И сразу встретила трех дам - Кларисса и графиня Вилфор выгуливали на центральной аллее Луизу. Пока медленно шла за ними, наслушалась и хныканья Луизы - и зачем ей ходить, и она устала, и пересудов об ужасном происшествии. Погибли две служанки, зачем-то пошли в холл около разрушенной лестницы и упали в шахту с высоты третьего этажа. Кларисса очень жалела Дженни, которую знала с детства, а Луиза огорчалась из-за Гвен, и умница была, и хорошенькая, садовник говорил, талант у нее к составлению букетов. И обе были недовольны Аткинсоном - ну как можно плохо огородить шахту лестницы, неловкое движение - и вот одна уже висит, цепляясь за шаткие перила, а вторая хочет помочь, и обе срываются вниз. Слушать было страшно, я просила за Гвен, умоляла не наказывать жестоко, она так молода. Гердер решил по-своему.
    В поисках тихого, уединенного места для прогулки свернула в боковую аллею - и нашла рыдающую Марию. И все же, что-то нечисто - такая привязанность к кузену у девушки. Подслушивать грешно, непорядочно, и еще целый выводок слов можно привести, порочащих это занятие. Но после Алекса я ждала от родичей жениха любых пакостей. Поэтому задушила голос совести и шагнула дальше, в мокрые кусты. Холодная изморось, осевшая на траве и кустах, тут же промочила башмаки и подол юбки, перчатки и плащ стали влажными. Убедившись, что с дорожки меня не видно, вытащила из амулета защиты накопитель. Так, а теперь - 'острые ушки', заклинание простое, но энергии тянет много.
    Дамы не потрудились далеко отойти от поворота, Анна сразу же стала выкладывать новости. Хонор и хонора Лоу - Джозефина и Алекс - отбыли в столицу, срочно. Пришла почта из дворцовой канцелярии - Алекс приглашен на магическую практику ассистентом главного королевского мага. Вызов запоздал и выехали мать и сын налегке, едва рассвело. Нам они письмо оставили, будить не стали. Шуршание бумаги и опять слезы в голосе, - мама, он меня бросил, ни слова о наших чувствах!
    - Деточка, доверять вашу любовь запискам нельзя - не дай богиня, дойдет до опекунов и адвокатов!
    - Господи, ну когда же эта старая развалина умрет! если бы не он, титул Алекс получил бы, и мы поженились.
    Мерзкая девчонка! И мать во всем с дочкой согласна, молчит. После паузы заговорила, - Доченька, ты же знаешь про папино завещание. Давай, утри глазки, пойдем, приведем тебя в порядок.
    - А тетя почему с ним поехала?
    - Мари, он такой беспомощный в делах повседневности... Все, что касается низменного быта, не должно отвлекать его от занятий магией.
    Дамы прошли в сторону главной аллеи. Немного погодя вылезла на дорожку и я, высушила одежду, чтобы следов моих путешествий по мокрым кустам не осталось.
   
    Томас спиной ко мне у окна, ворчит и заполняет охранный артефакт, - Агне, как можно, такая небрежность... Или ты слила накопитель?
    Он вернулся после разговора с Гердером и жаждет рассказать новости. Итак, он, Томас, погасит всё по остатку кредита и процентам на кредит. Но безумные штрафы оплачивать не будет. И подаст в суд, оказывается, прецедентов по всему Роштайну - море и маленькая лужица. Он был в действующей армии в тылу врага - нельзя не считать особыми обстоятельствами, прописаны в договоре. На адвоката и расходы по ведению процесса в долг даст Гердер и окажет поддержку как глава рода.
    - И если я правильно всё рассчитал, - Томас кивает на исписанные листы на столе, - через три года буду свободен от всех долгов!
    Как красит его улыбка. И ничуть не развалина, пока недавно не сказал, сколько ему, думала сорок пять, не больше. Военная выправка, осанка, подтянутость фигуры, результат постоянных физических упражнений смолоду, широченные плечи. Возраст выдают морщины и волосы, поредели, отодвинулись ото лба двумя полукружьями, и седины много. Служанка, которую прислали взамен погибщей Гвен, поглядывала в сторону милорда явно заинтересованно. Томас сию стрельбу глазами игнорировал, оставась невозмутимо спокоен. Уверена, если захочет удовлетворить некие мужские потребности, пока числюсь в невестах, никогда не узнаю, где и с кем. О богиня, о чем только думаю... и я громко чихнула. Знак свыше - прекратить размышлять о глупостях? Едва успела платок выхватить. Виновато посмотрела на Томаса, - простите, милорд.
    - Когда ты успела простудиться?
    Платье-то я высушила, а вот башмаки - нет, и не переобулась.
    - Я ноги в саду промочила. - прогнусавила, нос уже заложило - Там трава в лабиринте, а у меня туфельки на тонкой подошве, - сознаваться, что лазила по кустам и подслушивала? - нет-нет, как и поведать Томасу о желании внучки видеть его в гробу. И о противоестественной любви к двоюродному брату умолчу. При удобном случае порасспрошу о племянниках и внуках, прежде чем шагнуть в это змеиное гнездо - семью жениха, нужно знать, кто как кусается. Симона бы попытать, но большего молчальника, чем ординарец, в жизни не видела, с ним только Лэндом мог сравниться.
    Через кэнтум подле меня хлопотала новенькая горничная, разувала, стягивала чулки, натирала ноги согревающей мазью, а я отчаянно зевала, пытаясь не заснуть, но куда там - Тамас ласково прикоснулся рукой к векам и лбу...
    К обеду спустилась свеженькая как роза - два часа наведенного сна - и простуды как ни бывало. А вот Томас похвастаться здоровым видом не мог - темные тени под глазами, пергаментная бледность. Решила, уговорю не тянуть до конца зимы с поездкой в столицу к целителям, единственная трудность - заставить взять у меня деньги: в тайнике в Ришмонд-хаусе оставались шкатулка с серьгами и дорогими кольцами, и из мешочка 'на приданое' я не все вынула.
    На следующий день в Уинг-о-Туре Томас встречался с новым управляющим. Хонора Уорли рекомендовал граф Полт, сказал, грамотный и знающий господин. Работал Уорли в местном отделении казначейства налоговым ревизором, но возраст заставлял подыскивать службу поспокойнее. Там же, в казначействе, Томас наконец-то получил причитающийся ему пенсион за два месяца.
    У моря было ветрено, к причалам бежали высокие волны, на гребнях вскипали пенные полосы. На мысе Пайпс гудел ревун, белые флаги, оповещение - приближается шторм - полоскались на флагштоке дома коментанта порта. На маяке и на донжоне Тура полотнища не развевались, а стояли от ветра жестко, как флюгера. В приближение ненастья верилось с трудом, потому что на чистом, безоблачном небе светило яркое солнце. Только вдалеке на юго-востоке виделась груда серых кучевых облаков. В бухту один за другим входили корабли, с берега казалось, они, обдирая борта, протискиваются между Пайпсом и островом-скалой, Драконьим Крылом. Ялики лоцманов сновали между прибывающими, указывая места стоянок. В самом порту корабли отшвартовывались от причалов и уходили вглубь бухты, чтобы встать там на якорь.
    На почти пустой набережной мы оказались, чтобы поговорить без помех и опаски быть подслушанными. Симон и гном - ну куда ж без них в поездке в город - ушли на знаменитый портовый рынок покупать карету - Томас решил отправиться в обратный путь не верхами. Благо, лошадей подыскивать не нужно - отлично обученные энцийские годились и под седло, и в запряжку. Встретиться сговорились в таверне 'Морская принцесса'. Портовых кабачков на близлежащих, круто поднимающихся вверх улочках не счесть, но Принцессу отличишь легко - рядом с входом грубо раскрашенная выточенная из дерева статуя - девица в венке из настоящих огненно-красных веток коралла. Служанка, встав на табуретку, укутывала голову деревянной девицы мешковиной. Пахло солью и йодом, солнце слепило, отражаясь от стекол, ветер свистел в узкой улочке так, что закладывало уши.
    Ярким солнцем и ветром вошел в мою память этот день. Я приняла решение идти вместе с Томасом в смертально опасное предприятие.
    Заслонив спиной от ветра, тот трепал, поднимал полы легионерского плаща - Томас все еще ходил в военном - он признался в намерении примкнуть к заговорщикам. - Агне, я обещал тебе помощь и защиту, но сейчас рядом со мной будет опасно. Все может пройти мирно, как планируется, в противном случае мы будем драться. Иного пути избежать войны нет. Король наш, уж прости, полное ничтожество. Его власть следует ограничить. - Я слушала и соглашалась с каждым словом. Со стороны мы, наверное, походили на влюбленных, стоящие рядом, укрытые одним плащом, но ни слова любви не было в разговоре - только долг и честь, и моя клятва молчать, хотя Томас ее и не просил.
    Вчера вечером мужчины, извинившись, покинули дам, оставили в гостиной одних, дабы обсудить дела. Кларисса и Лилиана были напряжены, видимо, знали, о чем совещаются их мужья, и разговор не поддерживали. Мария молча страдала, стояла у окна, погруженная в мечты, чертила пальчиком странные кривульки на запотевшем стекле. Луиза по обыкновению ныла, будто одна она в целом свете оказалась в интересном положении, и ни до, ни после никто не будет мучиться, пытаясь с огромным животом удобно устроиться в кресле. Горничные под руководством Анны подсовывали ей под спину подушки, а под ноги скамеечку. Затем кресло, в котором сидела Луиза, признали негодным, и вся процедура повторилась в другом, более глубоком и стоящем ближе к камину. Матушка Луизы, поглядывая краем глаза на суету вокруг дочери, сочла момент подходящим для удовлетворения любопытства, ведь она осталась со мной почти тет-а-тет, и устроила форменный допрос. Более всего ее волновало, почему записной холостяк Томас заключил помолвку. Отвечала я уклончиво. - Да, лорд Томас знал моего покойного мужа... Непреодолимая сила обстоятельств... Мы нашлись друг для друга в это сложное время...
    И ведь не покривила душой. Действительно нашлись. И пусть помолвка фиктивная, он стал мне опорой, спас жизнь, и не по-божески бросить старика одного, не помочь хотя бы вернуть здоровье. Три года я могу быть с ним рядом, не женятся, когда денежные дела в беспорядке. И такая отсрочка свадьбы никого не удивит.
   
    В Морской Принцессе праздновали третий день к ряду . Сменяя друг друга, играли музыканты, в расчищенном от столиков центре зала кружились пары, то и дело между танцами выходили желающие из числа посетителей, пошептавшись с музыкантами, заказывали мелодию и пели, срывая или нестройные хлопки оваций, или свист и улюлюканье.
    Щеки мои горели, от ветра и от вина. Пили белое местных виноградников, легкое, чуть терпкое, к устрицам нам подали серый хлеб с маслом и горчицей. Уговаривали Матти попробовать, тот отнекивался, строя такие забавные рожицы, что все покатывались со смеху. Симон вышел в круг и спел балладу о ласточках, ему хлопали так, как еще никому. Меня стали подначивать тоже спеть. Я согласилась в обмен - вот если Матти съест пять устриц. И съел-таки, вредина. Пришлось выбираться из-за стола. Вспомнила старинную песенку о глуповатом мельнике, которого дурит жена. 'Это ведра, а не сапоги! Дорогая, тогда откуда на них шпоры?'
    После пения стали подходить то один хонор, то другой, представлялись, приглашали на танец. Отбивала каблуками в риле, кружилась в вольте. Запыхавшись и отказав кавалеру, осталась за столом, привалилась к плечу Томаса. И тут в круг вылез очередной певец и завел о храбром маленьком волчонке, 'Он один в живых остался. В рог трубит на перевале...
    Мне будто дали пощечину, я задохнулась. Бездушная дрянь, как могла плясать и смеяться. Томас выволок из-за стола за руку, на улице встряхнул, - Ты ничего дурного не сделала. Это жизнь. И тебе всего семнадцать. Не терзайся, Вул ни за что не хотел бы, чтобы ты страдала. Поехали, пока не стемнело. Ветер всю дорогу будет встречный, а к ночи разыграется настоящая буря.
    Погода и впрямь испортилась за те несколько свечей, что мы сидели в таверне. Солнце скрылось в оранжевой дымке, ветер дул порывами, едва не сбивающими с ног, того и гляди, начнет срывать черепицу с крыш. На набережной волны перекатывались через каменный парапет и растекались пеной. За день уровень воды в бухте поднялся примерно локтей на шесть. Плохо дело - сказал Томас, - причалы затопит. Пока добрались до конюшен, в которых оставили лошадей, пару раз едва уворачивались от летящих веток. Говорить на улице было невозможно. Но когда за нами захлопнулась небольшая дверца, прорезанная в воротах конюшенного сарая, Симон тут же выпалил,- Милорд, воля ваша, но на дороге к замку нам не удержаться, сбросит в ущелье. Тут гостиница рядом, схожу, спрошу, может, найдутся комнаты, а мы с Матти при конях останемся.
    Комната нашлась, но одна. Заморачиваться условностями не стали, не впервые бок о бок ночевать. Томас тут же лег, отдышаться после тяжелой ходьбы, только башмаки скинул. Я же занялась вещами - развесила сушиться плащи, выставила в коридор обувь. Велела служанке принести горячей воды с пряностями, красное вино и чего-нибудь поесть. Пришел Симон, рассказал, что они с Матти устроились отлично, что мальчишки, которые бегали смотреть, как заливает набережную, вернулись, и набережная, по их словам, уже скрылась под водой. Потом попросил отойти к окну, стать спиной к комнате, и помог милорду раздеться.
    - Он свечи две отдохнет, ему легче будет. Не тревожь, поест после, - шепнул, уходя, - я ближе к ночи опять приду. - И, ворча о неразумных, которые хуже младенцев, затопал вниз по лестнице.
    Я тоже разделась - платье было неприятно отсыревшим, завернулась в одеяло и устроилась у разожженного камина. Один бокал горячего пунша, другой и неожиданно захмелела, просто не учла, что уже изрядно выпито было в таверне. Спьяну начала себя жалеть, всласть поплакала. Потом, помню, решила немедленно ехать в столицу, и для этого разбудить милорда. Но сначала еще выпить. Как я пришла к мысли отблагодарить Томаса по-женски, даже не знаю. Мысль? Выкидыш воспаленного мозга. Но наверняка нашлись веские доводы, просто я их потом начисто забыла. Принцессино воспитание слетело, как шелуха, оставив грубую крестьянскую суть: дают - бери, взяла - плати!
    Провал, пустота, лишь иногда мелькают четкие картинки. Он спит. Улыбается. И - глаза в глаза - изумление, неверие, восторг. У меня все получилось, у нас все получилось. Нет, не сопротивляется, обхватывает руками бедра, впивается пальцами в ягодицы, поддерживая в ритмичной скачке. Вверх, вниз, вверх, вниз, колени сжимают бока, пальцы в белоснежных жестких волосах на груди. За окнами - крики и блеск факелов. Храп и визг испуганных коней, глухие удары, звон металла. А я скачу, и кровь стучит в висках. И Томас, поймав мою дрожь, стонет, выгибается, чуть приподнявшись на локтях. И тут же валится на постель, обмякнув, замерев, запрокинув голову. С испугом вглядываюсь в лицо: а он спит, дыша чуть натужно, но вполне хорошо - глубоко и размеренно. Свертываюсь рядом клубочком, не озаботившись натянуть рубашку.
    Утро было мерзким, во всех смыслах. Сначала снился кошмар. Я ползла вверх по камистому склону, соскальзывала, и опять упрямо двигалась вперед. Там, на вершине, журчит вода. Если не доберусь до нее, мне конец.
    Мужские голоса где-то рядом и звук льюшейся и звенящей о дно таза струи. А во рту все ссохлось, спеклось и язык почти одервенел. Голоса - Симон и Томас, комната - которую сняли на ночь, только вчера ставни были закрыты, а сейчас неяркий свет пробивается сквозь приспущенные белые шторы. Ой, лучше бы не вспоминала. О богиня, что же это я вчера - напилась? А потом что творила! Как теперь в глаза милорду смотреть, а может, мне все просто во сне привиделось?
    Но нет, мужчины говорили как раз об этом. Томас громче, Симон чуть тише.
    - А что делать-то, когда уже - всё! Я, знаешь ли, не романтический герой бабских писулек, а нормальный мужик.
    Симон ответил длинной тирадой, в которой три раза помянут был храм.
    - Чтобы девочка связала жизнь с недужным, со стариком, и мучилась? Нет, только если...
    - Лучше бы о себе подумали, год рядом в легионе страдали, а теперь все сначала... - это опять Симон, недоволен, голос повысил.
    - Так, разговорился мне! Хватит!
    Ужас, значит, не приснилось, захотела повернуться, голова отозвалась колокольным звоном, большой колокол бил в затылке, поменшье звякали в висках, невольно застонала. Из-за ширмы выглянул Томас - в одних штанах, босой, с полотенцем на шее. - Агне, а скажи на милость, куда ты вчера башмаки наши дела? Но про обувь вмиг забыл, услышав хриплое карканье вместо нормальной внятной речи. Ко рту поднесли стакан с водой, потом еще один и еще. На лоб и виски легли прохладные пальцы, массировали, вытягивали боль - колокольный звон стал стихать.
    - О да, так легче, - благодарила, и одновременно разглядывала из-под ресниц. Он так и не оделся, сидел без рубахи. Еще вчера себе такого бы не позволил, всегда застегнут на все пуговицы, безупречен и идеально аккуратен.
    Взгляд мой он поймал, усмехнулся, - вот и я удивляюсь, с какой стати...
    Начала мучительно краснеть, стыд залил краской плечи, шею, лицо. - Простите меня, пожалуйста.
    - О богиня, девочка, ты уж не добивай! И извиняться не смей, - прихватил мою руку и поцеловал, едва коснувшись губами кисти. - Нечего тут стыдиться. Ты решила, что так нужно, значит, так было нужно. Спасибо, дорогая.
    С этого дня отношения стали другими, хотя оба мы притворялись, что ничего особенного не случилось, я бы предпочла всё забыть, я но не Томас.
    А легенда наша любовная выиграла. Искушенный человек всегда поймет, спят ли люди вместе, близки ли - по взгляду, разговору, касанию.
   
    На пути в Тур особенно осторожно пробирались в городе, лошади шли местами в воде по бабки, потом опять посуху, потом переходили какой-нибудь проулок чуть ли не по брюхо. Настроение было мрачным, праздники испорчены. Великий потоп, как потом назовут это наводнение, унес жизнь каждого четвертого жителя нижнего города. Несмотря на предупреждение, люди остались в своих домах, считали, раз пережили большую волну полгода назад, то и сейчас особо ничего не грозит. Но шторм совпал по времени с высоким приливом, и вода залила дома по крыши, она даже выплеснулась частично, языками, на улицы верхнего города, подтопив подвалы. Всю эту ночную трагедию мы с Томасом мирно проспали. Симон было сунулся будить, но, увидев картину нашего грехопадения, ретировался и просидел полночи на лестнице, наблюдая подъем воды. Она не дошла ни до конюшни, ни до гостиницы. Там, на лестнице, его и нашел посыльный с записочкой от Гердера. Тот просил дядю срочно ехать в Тур, в городе ситуация уже под контролем и помощь не нужна.
    Гердер, оказывается, с ночи был в нижнем городе, также как и герцог Ричли. Арлингтон еще вчера днем перебрался на флагманский корабль, ставший на якорь близ военной гавани, и руководил спасательной операцией с моря - шлюпки с военных кораблей были посланы на помощь тонушим.
    В замке нас встретила графиня Полт, Лилиана. - Как же я рада, что вы не пострадали. А у нас тут... Кларисса с ума сходит от беспокойства за детей, оставшихся на острова Заячий Клык. И никакие доводы, что там безопаснее, чем даже в Туре, не слышит. У нее истерика, у сестрицы Луизы тоже, за компанию. Мама изображает перманентный обморок, но с перерывами на сон и еду. Мария, воспользовавшись суматохой, намеревалась одна ехать в столицу,а попросту, бежать, и хорошо, вовремя хватились, послали погоню. Слава богине, дурочка осталась цела, сейчас спит, целитель постарался. Анна непрерывно икает и не может ничего сказать, целитель бессилен... Служанки сбились с ног. Аткинсону плохо, отнялась рука.
    - А муж мой, - Лили тяжело вздохнула, - заперся в библиотеке. Срочно обязан проверить бумаги по государственному бюджету на первое полугодие. Похоже, отдохнуть после дороги не удастся.
   
    - А почему в Туре такой неумелый, неопытный целитель? - спросила не сразу, а вечером, когда прикрепляла очередной пластырь Томасу. Драгоценная ткань для аппликаций - прозрачная шкурка эльфийского петиара(2), пропитанная изнутри снадобьем, - должна была срастись с кожей, стать с ней одним целым, а через сутки бесследно исчезнуть, испариться. Простейшее целительское 'наложить повязку' здесь требовало аккуратности и умения, и времени.
    - Уильям умер два месяца назад. Не перенес магических бурь. Ты же помнишь, как было плохо, как корёжило от боли? Многие маги преклонного возраста погибали, сразу, или некоторое время спустя. А он был, считай, ровесник Медведя. Гердер ищет нового целителя, но где его взять? Не связаны клятвой служения подмастрья не выше второго круга обучения. Да редкие старые звери - вроде меня и Гринфилда.
    Понимающе кивнула. Гринфилд тот самый лекарь, главный наставник отделения целительства во вновь образованной Торриджской магической школе, к которому мы едем в столицу. Велела Томасу полежать еще кэнтум-другой, потом проверю и отпущу на свободу.
    Все целительские процедуры сегодня получались легко, даже без помощи накопителей. Может, 'выброс энергии', скачок магического фона? Он на Роштайне повышался быстро, неуклонно, об этом говорили все. Я не видела потоки и разлитую в пространстве магию так, как видела в детстве, но верила. А еще сегодня с утра была странная, ноющая боль под лопатками и под ложечкой, она не утихала ни на минуту, и руки - ладони и пальцы - зудели и чесались. Но заниматься собой недосуг. Сначала Аткинсон, к нему мы бросились к первому, потом Луиза. К Анне пошли в последнюю очередь. Престранная вещь эта икота, однако. Порой требуется не целитель, а менталист. Томас справился, но лучше бы и нет... пришлось пригрозить хоноре, что ежели она попробует в ближайшие двое суток вымолвить хоть словечко без разрешения, недуг вернется.
    У камина Симон накрывал на стол. Ужинали все по своим комнатам. Лилиана приказала не сервировать в столовой, прислуга к концу дня едва держалась на ногах. На кухне непрерывно пекли хлеб и упаковывали свертки с едой. Во дворе грузили подводы с самым необходимым для пострадавших. Гердер приказал открыть кладовые замка. Вместо Аткинсона командовала всем Лили, и надо сказать, получалось у нее прекрасно. Попробовала представить на ее месте Луизу - нет, ничего не выйдет. Себя - а, пожалуй, смогла бы. Опять глупости в голову лезут. Ну кто же меня будет просить замком управлять? Между лопатками зачесалось, а потом стало гореть, как от ожога. Огонь побежал вверх и вниз по позвоночнику. И тут же все исчезло, как и не было. Только чесаться не перестало.
    - Милорд, вы не посмотрите потом, после ужина, что со мной?
   
    А случилось со мной чудо. Начали возрождаться магические структуры, порванные и искореженные каналы, которые, казалось, никогда не восстановятся.(3)
    - Я вынужден задать тебе один ...э...деликатный вопрос. - Томас напоследок, убирая руки, нежным движением, как бы невзначай, погладил мою грудь. - Ты вчера как-нибудь предохранялась от... возможных последствий?
    Нет, конечно, и не думала. Цикл мой женский нарушен, не прошло и трех месяцев после неудачных родов, а удушье и избиение сапогами мало способствуют восстановлению.
    - Есть такой неизученный феномен - стимуляция магических возможностей. Безотказно срабатывает в момент близости лишь с драконами. Иногда, если один из любовников очень сильный маг, и если желание обоюдное, и без ухищрений не зачать дитя. Даже не знаю, как сказать - если было по-честному, что ли? - мазнул губами, поцеловал в лоб. - Ну всё, отдыхай иди.
    Об отдыхе могла лишь мечтать - меня ждали в подвальной лаборатории. В Туре, помимо целителя, состояли на службе четыре мага - алхимик, вдобавок хорошо разбиравшийся в артефакторике, и три боевых 'универсала'.
    Хоноре алхимик, узнав, что могу рассказать о процессе, разработанном самим Альбертом Штауфеном, позволил воспроизвести его в лаборатории, но лишь в своем присутствии. Синтез был быстрый, однако требовал сосредоточения и максимальной аккуратности. Вещество получали в микроскопических дозах, тут же пассивировали и смешивали с нейтральным наполнителем. Через три свечки я поднималась по винтовой лестнице, отчаянно зевая и прижимая к груди баночку с драгоценными капсулами - лекарством для Томаса. О богиня, ну и восхождение. Лаборатория располагалась в гроте, выдолбленном в сплошной скале чуть ли не на уровне моря. Передо мной плыл не светлячок, а полноценный магический световой шар. Я опять могла себе это позволить.
    Противу ожидания, Томас ничуть не обрадовался. Лицо его побелело - я узнавала признаки надвигающейся бури. Рот сжался в линию, нос, казалось, заострился, глаза прищурены. Помню, как накатывало на него, когда считал, что кто-либо в госпитале неаккуратен, небрежен или отлынивает от работы. Этот сдержанный гнев был куда как страшнее буйной ярости.
    - Одна, ночью, в подвалах, с незнакомым мужчиной!
    Хотела сказать, что волноваться не о чем, хонор уже в преклонных годах, но вовремя одумалась. Сделала вид, что не поняла, - Я могу прекрасно за себя постоять, и нападать на меня в замке некому! Томас, но ничего же не случилось, все хорошо!
    Но он продолжал выговаривать, никак не мог успокоиться. Слушала, прикрыв глаза, сколько же можно, и где только слова находит? Я хотела остаться одна. Умыться холодной водой. Помолиться. Поговорить с Вулли. Рассказать про тяжкий день. Просить прощения за измену.
    - Если кто из слуг бы увидел... урон чести... пятно на репутации... - о богиня, занудство какое! - И как теперь объяснять, откуда ты знаешь Альберта?
    - На вас сошлюсь, милорд, вы-то с ним встречались. Впредь буду осмотрительнее. Извините, я устала,- уклонилась от жаждущих обнять рук, скользнула за порог. Он остался стоять подле дверей, в комнату за мной не пошел. Перекатывал в ладонях банку с лекарством, а глаза стали жалкими, растерянными. Год страдал в легионе. Невоплотимая мечта, недосягаемая, несбыточная. А теперь - что? Дура, зачем в постель Томаса-то полезла? Теперь хоть на колени падай, хоть головой бейся, бестолку. Дала надежду!
    ...В одну из бархатных южных ночей, в мгновение высшей открытости, когда тела едва успели разъединиться и не стих бешеный стук сердца, Том признался - страсть ко мне казалось грехом, противоестественным извращением - восемьдесят и восемнадцать...
    Надежду-то дала, а волка из души не отпустила, не перестала любить. Томас поэтому и ревновал, разом ко всему миру. Моя вина...
   
    Стоило только закрыть глаза - заплясали блики солнца от ряби на воде, зашлепали копыта, опять видела, как уезжаем из города. В одном из проулков - полузатонувшая деревянная статуя, та, что стояла перед кабачком, на ней - тощий черный мяукающий котенок. Матти запихнул его за пазуху, а потом выпустил на сухом, и он, поставив хвост ершиком, боком поскакал по улице. Просыпалась, засыпала, и опять - копыта по воде шлеп-шлеп-шлеп. Нет, не пришел во сне Вулли, как ни просила богиню.
   
    Утром Томас угрюмо молчал. Симон кидал взгляды, от которых хотелось прикрыться магическим щитом. Впрочем, завтрак закончили быстро - Кларисса готовилась к отъезду, шлюпка, пришвартовавшаяся в маленькой бухточке у замка, должна была отвезти ее на корабль.
    Гердер едва успел к отплытию, он ночевал в городе, в доме мэра. Брат и сестра обнялись на вершине лестницы, ведущей от барбакана к берегу. Кларисса, в брюках, заправленных в низкие сапожки, треуголке, кафтане, очень похожем на те, что надеты были на сопровождавших ее моряках, помахала всем рукой и начала спуск, держась за натянутые веревочные перила.
    - Привыкла мужа сопровождать на корабле. Плавала с ним, пока детьми не обзавелись. - Голос Лили вывел из задумчивости. Графиня Полт тоже провожала свояченицу. - Мы вместе жили в школе Юнфрон. Вы бывали в Лейдене?
    Я улыбнулась в ответ. Пришла пора исправлять вчерашний промах. - Я - нет. Понимаю, о чем вы хотите спросить. Дар, хоть и небольшой, у меня есть, я Франку, мужу, помогала в лаборатории. И память великолепная, многие рецептуры наизусть знаю. Сейчас милорд Томас со мной занимается... Он рассказал о лекарстве. Но ему попасть в лабораторию, а главное, назад подняться по этой ужасной лестнице почти невозможно, - я вздохнула, - Томас так сердился!
    За Клариссой планировали вниз две птицы. На самом деле стерги - летучие ящерицы, покрытые жесткой, прочной чешуей, с кожистыми крыльями, на концах которых растут острые шипы. Письмоносцы древних, они вновь оказались востребованы, когда магическая почта стала невозможна. Полуразумные, чем-то походящие на драконов, стерги доставляли послание именно тому, чью ауру укажет хозяин.
    - Какие грациозные! - поспешила перевести разговор.
    - Боюсь их - призналась Лили, - хотя у мужа есть пара, и Карл уверяет, они нежнейшие создания.
    Эти нежнейшие создания ударом клюва могли пробить череп взрослого мужчины.
    - Жаль, не могу себе позволить такого, - проследив, как 'птички' послушно опускаются на скамью подле хозяйки, вздохнула я. Подошедший Томас предложил руку. Двумя парами, впереди Гердер с оживленно рассказывающей что-то Лили, потом я с милордом, мы и пошли по мосту к высоким замковым воротам.
    Карл, граф Полт, к завтраку не вышел, но сейчас ждал в гостиной. Он сделал невозможное - за сутки перекроил бюджет государства, чтобы выделить средства на восстановление Уинг-о-Тура. О чем и объявил. Измененный бюджет, летучие ящерицы, любовь и неудавшийся побег Марии... Несвязанные друг с другом ниточки в будущем соединятся в сложном узоре судьбы.
   
    Из Тура мы выехали спустя еще сутки. Правили лошадьми попеременно Симон и Матти, карета была удобная, Томас более не сердился на меня, развлекал разговорами. Сначала рассказывал о стергах. Накануне Гердер сделал просто царский подарок - я получила птенца. Черного, желтоклювого. Перепонки крыльев были на ошупь точно бархатные, тельце еще не покрылось чешуйками. Малыша пришлось оставить в замке еще на два месяца, пока он не мог обойтись без матери. Выбором имени не затруднилась - сразу на память пришел котенок, с его бархатной черной шкуркой - Барсик!
    На следующий день я услышала историю Томасовых племянниц. Н-да, жили были две сестры. Одна вышла замуж за красивого, другая за богатого. Очень богатого. Рудники, плавильные печи, кузни, мастерские. Торговля железом, медью, оловом. Относительно ума и красоты будущей жены хонор Янсон иллюзий не питал, но она была в родстве со всей аристократией Торриджа, и польза от этих связей перевешивала изъяны невесты. А вот дочку, родившуюся спустя лет восемь после свадьбы, богатей любил нежно. И желал ей самого лучшего. Но с завещанием намудрил.
    Вторая сестра польстилась на красоту хонора Лоу. Сватовство нищего провинциального дворянина, к тому же с подпорченной репутацией, замешанного в нескольких весьма некрасивых историях, было решительным образом отвергнуто. Но для девицы и кавалера препятствием воля родителя не стала. Сбежали, обвенчались, а чтобы нельзя было расторгнуть брак, сразу же постарались обзавестись потомством. Когда через четыре месяца их отыскали в Лейдене, никакой священник не взялся бы провести обряд развода.
    Голубоглазое белокурое чудо, малыш Алекс - вот и все, что осталось у Джозефины после смерти мужа. Весьма, кстати, позорной, приключившейся в постели разбитной бабы, кузнецовой жёнки, от удара поленом в висок. Кузнец отправился на каторгу, жена его в монастырь, а хонор Лоу в могилу.
    Муж сестрицы Анны, хонор Янсон, помог обедневшей родственнице, положил остатки ее приданого в гномий банк под проценты, но на нищенскую ренту эту прожить было невозможно, поэтому он взял Джозефину с сыном в дом.
    Причиной такого решения, надо думать, было истинное сочувствие бедной женщине, в противном случае Джозефина вынуждена была бы вернуться под родительский кров, а жить в глуши, в обветшавшем дворце, почти без прислуги, постоянно слушая попреки отца за растраченное приданое - не позавидуешь! Янсон даже принял опеку над малолетним племянником. У мальчика рано обнаружился магический дар, и к нему были приглашены учителя, чтобы дар этот развить. Доброе дело оказалось вознаграждено: в доме рос маг, свой, всем обязанный Янсону, жена его Анна получила компаньонку и не досаждала более просьбами сопроводить ее в театр, в лавки, и прочая и прочая.
    Бездетная Анна привязалась к племяннику, и привязанность эту не нарушило и рождение собственной дочери.
    Хонор Янсон скончался, когда детям было пять и одиннадцать лет. В завещании он отписал все свое состояние внукам, буде такие родятся от брака дочери. К мужу хонорины Янсон предъявлялись высокие требования - титул. Для управления имуществом назначался совет опекунов, приведенных к магической присяге, они же и должны были одобрить кандидата в супруги Марии.
   
    - Янсон, насколько я помню, не ладил с моими отцом и братом, а Джозефина так и не помирилась с ними. Брат мой, отец Джози и Эн, погиб на охоте через полгода после смерти Янсона. Вот тогда-то сестры и появились в Ришмонд-Хаусе. Приехали мириться с дедом, привезли детишек. Старик, конечно, расчувствовался, и визиты стали регулярными. Надолго, правда, не оставались. Я думал, что все более-менее ценное продано было в уплату долгов, но теперь сомневаюсь. Да, после той булавки, и фермуар на жемчуге Джози знакомый. - При этих словах вспомнила центральную, парадную часть Ришмонд-хауса, сорванные со стен шпалеры, голые окна, даже дверные ручки пропали. А Томас продолжил - думаю, идея передать баронство Алексу принадлежала отцу. Вряд ли девочки до такого додумались.
    - Алекс хочет съесть весь пирог. Помните завещание? - Для меня все стало на свои места. Титул как условие брака и получения наследства. И значит, Томаса точно хотели свести в могилу побыстрее, убить или ускорить кончину.
    - Невозможно, они двоюродные! - милорд никак не мог взять в толк, что нет моральных препон для алчности.
    - И думаете, это остановит Алекса, когда речь идет о такой выгоде? Были же прецеденты. Покаются потом в храме. Он женится на Марии, сделает пару детишек, устранит совет опекунов, получит в доверительное управление все ее состояние.
    Томас был ошарашен моими словами, несколько раз порывался ответить, но лишь ловил воздух полуоткрытым ртом.
    - Но Мария, как ее уговорить, только силой взять. И опекуны!
    - Не знаю, - про то, что Мария влюблена в Алекса, жаждет брака с ним, в мечтах видит скорую дядюшкину смерть, опять промолчала. А зря, недооценила я стремления девушки к счастью. Напали на нас той же ночью.
    Убийц было трое. Не знаю уж, что им рассказала заказчица, но всяческих амулетов и артефактов, блокирующих боевую магию и разрушающих защиту, было у них предостаточно.
    Томас не спал, поэтому почувствовал, как взламывают плетение, которым он, по многолетней укоренившейся привычке, защитил окна и дверь. Сняли мы большой номер, с гостиной и двумя отдельными спальнями, самый лучший. И я, и Симон дружно поворчали о расточительности, но иных, кроме общей комнаты на шестерых, и три койки при этом заняты, не было. - Что поделаешь, ваше лордство, господин барон, только один номер свободный и остался, - хозяин гостиницы, увидев запись в книге постояльцев, провожал нас наверх, непрерывно кланяясь, - праздники еще не кончились, народ так и шастает, туда-сюда, туда-сюда. - Гостиница называлась, я опять мысленно хихикнула, ну никакой фантазии у людей, 'Кубок Твиггорса'. Чаша эта, емкостью с полведра, стояла на высоком постаменте рядом с конторкой хозяина.
    - А кубок сей ваш прапрадедушка, значит, выпивал всякий раз, когда мимо заведения с охоты проезжал.
    - Мой прапрадедушка очень заботился о благосостоянии трактирщиков и владельцев постоялых дворов. Объезжая окрестности Тура в радиусе ста лиг, он раздавал кубки, шиты, латные рукавицы, шлемы, сажал около гостиниц дубы, рубил головы медведям и кабанам. Да-да, делал чучела и тоже распределял среди желающих.
    Я рассмеялась, а хозяин, сообразив, что речь Томаса - шутка, облегченно вздохнул, и благодарно мне улыбнувшись, молвил, - дозвольте сказать, ваше сиятельство, какая красавица ваша дочка.
    Томас промолчал, только сухо кивнул не в меру разговорчивому хонору.
   
    Если бы не общий номер, и в первую очередь пришли ко мне, а не к Томасу, не отбиться бы от нападения, даже с защитным амулетом Гердера. Три мага, и все неслабые, и увешанные магическими цацками с ног до головы. Когда я выскочила в гостиную, там шел бой, и один из убийц лежал, источая запах горелой плоти. Магическая схватка - это страшно. Очень. Томас смог переместиться так, что закрывал щитом вход в мою спальню, когда я распахнула дверь, мне скомандовали - к спине. Еще не понимая, что происходит, прижалась к Томасу, он тут же стянул защитный барьер. И сразу же об него разбилась яростная волна пламени. Я видела, что Томас готовит атаку, только что именно он делает, понять не могла. Щит разошелся посередине, быстрое движение пальцев, шепот - значит, не часто пользуется, неотработано - и страшный животный визг человека, попавшего под действие абляционе. И осыпающееся серым пеплом тело. Последний из нападавших, неуспешно выпустив 'крутилку' - если бы мы были без защиты, переломы, и возможно, смерть - бросился бежать.
    - Агне, из номера ни ногой! - успел сказать Томас, выскакивая в коридор. Я видела, как защита его пошла пятнами и помутнела, потом опять посветлела, милорд орал, я и не знала, что он может так - усиленным командирским, - стоять, останешься жив! - Опять мутная рябь, в момент атаки защита видна была и обычным зрением, грохот там, где должна быть лестница и голос хозяина, - милорд, я его уложил, скорее, а то очнется.
    Уложили к подножию лестницы бандита метким броском, знаменитым кубком Твиггорса, прилетевшим в затылок. Был он жив, поэтому Томас быстро спеленал его стазисом, а затем, лицо к лицу, глаза в глаза - не опускай веки, тварь, - выпотрошил его память, жестко, быстро. И почти неуловимым движением коснувшись горла, отправил к праотцам.
    - Агне, я что тебе велел? Хотя ладно, их трое и было. - как он понял, что ослушалась и спустилась в холл? Он же меня не видит. Или одновременно успевает следить за перемещениями аур? Я впервые задумалась, какова же его истинная сила.
    - Болван так увлекся защитой спереди, что забыл о тыле, - в голосе Тома появилась усталая хрипотца. Подошла ближе, чтобы милорд мог опереться на моё плечо.
    Матти, Симон, что с ними? Видимо, мы подумали о спутниках одновременно, потому что синхронно, не сговариваясь, повернулись к коридору, отходящему от зала, вел он к комнатам для небогатых постояльцев.
    Схватка была стремительной, с мгновения, как я распахнула дверь спальни, прошло кэнтума два, не больше. Но перебудили мы всю гостиницу. Правда, почтенные постояльцы не торопились выйти из номеров в коридор, только с третьего этажа сбежали вниз несколько молодых военных с обнаженными легкими мечами и кинжалами. Пожара не случилось, гостиница по праву считалась одной из лучших на тракте, накопители защитных артефактов, призванных загасить огонь, были заряжены, наши комнаты и коридор изрядно полили водой, и по ступеням вниз в холл тек журчащий ручеек. Пахло дымом, тянуло сквозняком, хонор хозяин гонял прислугу - повара, охранника и двух помощников - дюжих молодцев, сыновей. За стражей послали, мужчины стучали в номера и успокаивали забаррикадировавшихся жильцов, служанки с тряпками побежали вытирать лужи в коридоре. В наши комнаты им было приказано не соваться, оставить все как есть до прихода патруля.
    Матти и Симон не появлялись. Я уже было хотела сама идти смотреть, что с ними, но хозяин отправил в 'дешевое крыло' сына. И вовремя, из одной комнаты начали выглядывать любопытные женщины, из другой высыпала компания говорливых лорийцев. Всех их следовало остановить и не пустить в холл, где лежало тело бандита. В номер Матти и Симона дверь так и оставалась закрытой. И тут на плечо мне навалилась тяжесть, с хрипом втягивая в себя воздух, с искаженным от боли лицом, Томас оседал на землю. Он потерял сознание. К нам подскочили хозяин гостиницы, вот клянусь богиней, не помню как его звали, и один из юношей-военных.
    - Что с ним? - они помогли опустить милорда на пол, и я попыталась нащупать пульс. Сердце его выстукивало какие-то невероятные ритмы, трепыхалось, как рыба, пойманная на крючок. В памяти возник голос лорда Теофраста: рассказывает о признаках сердечного некроза. Мы в лаборатории, огромный перегонный куб, сырьё - говяжья печенка и легкие, и, - запоминай девочка, вытяжка эта увеличит текучесть крови, замедлит свертывание, а еще надо разрушить и удалить сгустки, если они уже образовались, и восстановить проходимость сосудов, самое страшное - если разорвется стенка, или сердце остановится. А теперь еще раз тренируем целительский взгляд, положи на грудь ладони... - и я сосредотачиваюсь и начинаю 'видеть', слой за слоем, кожа, мышцы, прохожу через ребра, но они все равно остаются в поле зрения - изогнутыми тенями, а вот и сердце... Это же я делаю и сейчас. У меня нет ни одной из тех вытяжек, о которых говорил лорд Тео, у меня только моя возродившаяся магия, и я недоучка, неумёха, но я все равно смотрю и работаю. Я нахожу закрытый бляшкой сосуд, и еще один такой же, я частично восстановила кровоток в мышце, но часть ее мертва. Томас дышит, сердце, слава богине, слабыми толчками качает кровь. Я сделала непозволительное для лекаря, полезла помогать, не зная точно как, не умея. Чудо, что получилось, шанс был минимальным. Вмешательство мое могло убить Томаса.
    Мне сказали потом, что стояла, отрешившись от всего, прислонив концы пальцев к обнаженной груди милорда, больше десяти кэнтумов. Повезло: один из молодых офицеров был магом, он понял, что я лечу, и мне никто не мешал. В те времена, да и теперь, считалось, что среди женщин высших целителей (4) нет и быть не может, и мой транс могли принять за что угодно.
    Я не запомнила, как появились стражники, но помню, просила у хозяина что-нибудь укрыть Томаса. Служанка побежала за одеялом, и еще притащила длинный плащ, его хонор, отводя глаза, предложил мне, - вы тоже можете простудиться, вам бы накинуть что на себя. - Так он деликатно дал понять - я слегка не одета. Весь следующий день, и еще один, и еще мы оставались в 'Кубке Твиггорсов'. Томасу требовался полный покой, но как его обеспечишь, если рвутся поговорить и судебный маг из ближайшего городка, и представители гномьего банка, страховщики на предмет причинения ущерба, капитан стражи, и местный лекарь. Симон ходил темнее тучи, молча переживал, корил себя. Хотя вины-то и не было, милорд разрешил ему 'развеяться'. Постояльцами гостиница была переполнена, лучшим местом для отдыха представилась бельевая кладовка, где он и спал в объятиях миловидной служанки. И не сделал бы он один ничего против тех убийц, хотя тоже был боевым магом. Что на соседях по комнате амулеты, Симон сразу понял, но значения не придал - а на ком их нет, тем более что представились они охранниками богатого купца.
    На похоронах Матти мы не были, боялись отойти от милорда. Хонор хозяин зашел после, доложился, все сделали, как требуется, не беспокойтесь. Всего погибли трое, наш малыш гном и двое внутренних гостиничных охранников, ночная смена. Гнома нашли в холле. Томас при ментальном допросе, торопясь, не считал информацию о перемещениях шайки по гостинице, так что никогда не узнать, почему гном проснулся и что он собирался делать. За все прошедшие годы я так и не навестила могилу Матти.
   
    Едва очнувшись, Томас попросил перо и бумагу, но писать пришлось мне, под диктовку.
    ...Заказ был получен от молодой девушки, я опознал Марию. Но от дознавателей сей факт скрою. Дело не должно выйти за пределы семьи. Совершенно не представляю, зачем Марии это понадобилось, от моей смерти она ничего не выигрывает. Равно не понимаю и как смогла она найти и нанять шайку душегубов? И как собиралась с ними расплачиваться?"
    Я отложила перо. - Милорд. Мария влюблена в брата, они чуть ли не помолвлены. Она хочет выйти замуж за Алекса. Должна покаяться - я подслушала разговор ее с матерью.. Но почему они так уверены в наследовании титула?
    - Гердер обещал, не напрямую, всего лишь подумать... Знаешь, пять лет назад я в общем-то не возражал. Алекс казался приятным юношей.
    Да змей он ползучий! Все они аспиды. И Анна тоже, наверняка знала, зачем дочка устроила глупейший 'побег в столицу'. Якобы повздорила с матушкой, решила поехать к подруге, кузине с отцовской стороны. А икала Анна - так кто б не начал икать, увидевши, сколько лихие ребята за работу запросили.
    Я записала в том же послании все, что слышала, гуляя в саду, в 'зеленом лабиринте'. Марию хотелось... просто испепелить.
    На Томаса боялась смотреть, ну как прочтет во взгляде, что жалею. Каково это, вот так вдруг обнаружить, жизнь твоя - преграда на пути счастья единственных родственников?
   
    Ответ Гердера застал нас в Ришмонд-хаусе.
    План покушения разработали еще до принесения Алексом магической клятвы 'не вредить' всем Твиггорсам. Алекс и придумал, едва узнал, что милорд Ришмонд вернулся с войны живым. Нашел исполнителей, но потом возник дешевый и более естественный вариант: выставить невесту деда распутницей, а старик авось от огорчения сам помрет. Большой глупостью было посвятить во все планы Марию, но деньги в оплату наемников могли дать только она и тетка Анна. После внезапного отъезда Алекса Мария решила взять дело в свои руки и поторопить события.
    Опекунам сообщили, и отправилась Мария в монастырь святой Олирии-разумницы, на два года, до достижения ей восемнадцатилетия. Анну увезли в другую обитель. Письма к родственникам им были запрещены, свидания тоже.
    ... Хонору Анну я приструнил, Алекс и Джозефина под магической клятвой, можешь не опасаться новых покушений. Встретимся в столице. Надеюсь, ты не передумаешь, и вы остановитесь в Блик-Хаусе.
    Почему с Марией поступили столь мягко, почему не виселица или не плаха - за заказ убийства? Сейчас мне в мотивах не разобраться. Интересно, а что в завещании сказано, если она не выйдет замуж - умрет или будет опорочена?
   
    До столицы, Тургхейма, мы добрались к 10 числу месяца стыни. Это на севере стынь была холодным месяцем, а в Торридже - ветреным и дождливым. Не лучшее время для поездки. Но выбирать не приходилось, одна богиня знает, каким будет следующий приступ. Скорее бы попасть к Гринфилду на приём.
    - Ты видела моё сердце. - утверждение Томаса застало врасплох. - Лорд Тео обучил? Больше, кажется, некому. И что ты еще умеешь?
    О, знания у меня были, куда как в большем объеме, чем требовалось для поступления в магическую Академию.
    - Я вот к чему, Агне. Твоими учителями были удивительные маги. Запиши все, что помнишь. Хотя бы то, что узнала от лорда Ди Куина.
    Я согласно кивнула головой, запишу, конечно. Главное, чтобы сейчас про сердце не спросил. Но милорд не забыл, с чего начал беседу. - Так что ты увидела?
    - Плохо. Но не безнадежно.
    - Значит, поймешь. Я не думал, что ухудшение пойдет столь быстро. Хотел прикрыть тебя статусом невесты на некоторое время, а времени, похоже, не осталось. Ты сильная, но выжить в мире мужчин одной будет очень трудно. Титул баронессы и небольшая пенсия вдовы военного пригодятся. Долги мои тебя не коснутся. Что скажешь?
    В номере горел камин, слабо потрескивали поленья. За окном сгущались сумерки, дождь заливал стекла, блики от раскачивающихся фонарей у крыльца гостиницы не могли рассеять тени. Мы опять из экономии сняли одну комнату на двоих, цены в центральной части страны 'кусались'.
    А что я скажу - я согласилась. Ну почему, почему я должна была отказать? Томас радостно улыбнулся, и я не стала противиться, когда он обнял меня. Брак, если нет детей, легко расторгнуть. А ребенка точно не будет, уже убедилась.
    Мы не были близки, ночь любви Томас мог и не пережить в своем теперешнем состоянии. Лежали и разговаривали. Я рассказывала о детстве, о доме в Арейском квартале. О милых мелочах, которые почему-то помнятся так долго. Но, в конце концов, обычная, повседневная жизнь и состоит из этих мелочей. О зимних школьных балах, о магическом огне и провидице...
   
    В огромный город, лежащий по обе стороны Тивира, по зимнему времени мутной и неспокойной реки, мы въезжали поздним утром. На рассвете обвенчались в церкви Богини-путеводительницы, что стояла у дороги сразу за первой заставой городской стражи. Сначала молились вместе со всеми, кто пришел в эти ранние часы поклониться Богине. Народу было на удивление много, храм озарялся одним единственным огоньком, потом и его погасили, и священник читал призыв - даровать людям свет - в кромешной тьме. Откуда-то из-под купола упал яркий луч, и разом загорелись все свечи и лампады.
    Свадебный обряд провели быстро, но выписывал бумаги помощник святого отца кропотно, сверяя каждую буковку, сличал особым артефактом отпечатки аур, переносил их на брачное свидетельство, так, как велено было начальством, - чай не простолюдинов женили. Богиня брак приняла, особого благословения не послала, даже вдовий знак не исчез, лишь поблек, и тут же скрыт был под широким браслетом - мы переодели друг другу обручья с правой на левую руку. По обычаю на выходе из храма муж поцеловал, как печать поставил, мои плотно сомкнутые губы. - Да пошлет вам Богиня долгих лет счастья до самого конца земного вашего пути, - напутствие священника, провожавшего до дверей, прозвучало в наших обстоятельствах и странно, и страшно.
    Дождя в тот день не было, но в воздухе, пересыщенном влагой, висел туман, и ехали по городским улицам медленно, с зажженными каретными огнями. Тургхейм давно перешагнул границы защитных укреплений, перебрался через реку, но старые крепостные стены еще стояли, вычленяя город в городе - Нобилити-скве. На въезде в него еще раз - проверка документов, внутри - прямые широкие чистые улицы, радиально расходящиеся от центра - королевского дворца. Я заметила, что проверяют стражи лишь незнакомых. Экипажи с гербами вообще не останавливали.
    Почти сразу же повернули направо, широкая аллея привела к кованым воротам, сами собой распахнувшимся. Блик Хаус, Холодный Дом, стоял, прислонивышись к невысокому холму, срастаясь с ним. Первые два этажа сложены из грубо обтесанных серых плит, третий и четвертый - темно-красный кирпич. На флагштоке в неподвижном сыром воздухе обвис флаг с уже знакомым гербом Твиггорсов - тремя красными леопардами.
    - Милорд, - я сжала руку Томаса, - Почему такое странное название дворца? - Томас после въезда в Нобилити-скве сидел, задумавшись, прикрыв глаза, может, дремал?
    - Построен на месте башни внутренней цитадели, холм ее остатки. Ну и название получил по ее имени - Холодный. Так-то там внутри вполне уютно.
    Я содрогнулась, вспомнилась страшная Звижжая Башня, убившая Волка. Не знаю, что уж подумал милордо о моей дрожи, но успокоить и ободрить решил еще одним поцелуем, на этот раз более требовательным.
    Сразу по приезде началась непрерывная круговерть. Горничные и лакей, приданный в помощь Симону, разбирали вещи, помогали принять ванну, носились из комнаты в комнату с полотенцами, щетками, рубашками и юбками, распяленными на поднятых руках. Одевая меня, горничные непрерывно ахали, что рукавчик так теперь не носят, миледи, в моде совсем коротенькие и пышные, а платье длиннее быть должно, придется отпускать. С подолом - странно, я, похоже, внезапно выросла на треть ладони.
    Затем последовали обед, растянувшийся на целую свечку, короткий отдых, поездка через полгорода к лорду Герману Гринфилду, ужин в его апартаментах в магической Академии, но перед этим осмотр и вердикт, - по грани ходите, милорд! Когда последний раз некроз случился? Четырнадцать дней назад? А перед этим еще был, вижу свежий небольшой рубец! Завтра в полдень начнем, за два раза, думаю, проблему решим.
    Долгий ночной разговор, опять не спали до рассвета...
    - Если завтра все пойдет не так и меня не станет, прошу, будь осторожнее с Гердером, принимай его помощь с оглядкой. Гердер другой, он не похож на Медведя. Всегда и во всем ищет выгоду, ничего не делает просто так. Если бы не угроза бесчестья, не пошел бы к нему на поклон.
    - Но Гердер был так добр к Вулли, он ценил и продвигал его.
    - Потому что Вулли был талантлив, он мог пригодиться.
    Томас говорил очень тихо, едва различимо, шептал, хотя и поставил защиту.
    - В ситуацию с Марией и Алексом лучше не вмешивайся. Пусть Гердер распорядится титулом как хочет. Это еще один крючок, на котором он держит Алекса. Марию с ее деньгами Алекс всё едино не получит, не про него честь. Состояние Янсонов в результате войны выросло до чудовищных размеров. Налоги с него чуть ли не треть бюджета королевства. И есть скрытая часть завещания, где расписано, как поступить с деньгами во всех возможных случаях нарушения условий. То, что учинила Мария, как раз под такой случай и подпадает. Гердер сгладил, уменьшил ее проступок, не знаю уж, как он опекунам дело представил, но состояния её не лишили. А могло бы быть худо, ее родичи, полугномы с Ардайла, такую дыру тотчас прогрызли бы в финансах Торриджа. Так что пусть посидит взаперти, пока любовник на благо заговора поработает, а Гердер с Полтом придумают, как ее капиталы в пользу государства обратить.
    Так что забудь и про нее, и про Алекса. А еще лучше, езжай в Гарц, Гринфилд поможет. У него возьмешь письмо к лорду Тео, но думаю, он твою ауру помнит, и без объяснений узнает. - Томас распустил мою косу и перебирал пряди волос, по очереди поднося их к губам и целуя, потом перешел к шее и плечам. Схватила его за запястья, но разве удержишь. - То-ом, То-омас, нельзя, подожди, потерпи.
    - Да ради того, чтобы еще раз То-ом услышать, потерплю.
    Я задремала под утро. Когда открыла глаза, Томас уже уехал, приказав меня не будить, - чем дольше проспит, тем лучше.
   
    Ничего не может быть муторней ожидания приговора. Сердце сжималось в ледяном предчувствии беды, всё валилось из рук, есть не могла, отказалась от обеда. Вышла в сад, но сливово-темные голые ветви кленов, раскачивающиеся под ветром, навевали такую тоску, что хотелось выть. Только бы он выжил. Чего в моих страхах было больше - искреннего сострадания или эгоизма? Замужество - голый расчет: спрятаться от преследования, получить денежную поддержку, избавиться от одиночества. Все что угодно, кроме любви. Почему не исчезла татуировка? Не знаю, может оттого, что под чужим именем дала брачные обеты. Она и сейчас на руке - поблекший рисунок, в котором угадываются руны любовь и вечность.
    Бесцельно ходила по тропинкам, обогнула дом, добрела до ограды, вернулась назад. С высокой террасы увидела, что ворота открыты и по подъездной дорожке к дому катит наша карета. Подхватив юбки, слетела, не касаясь перил, по длинной изогнутой лестнице, добежав до кареты, увидела Симона и поняла, что он приехал один. Я споткнулась, и непременно расшибла бы голову о колесо, если бы Симон не подхватил, а так просто расцарапала щеку о жесткий кант галуна.
    - Леди, - Симон качал коловой, - а если бы не успел, что бы мне лорд Томас сказал? Вас просили привезти в Аакдемию. Вот, - и он вынул из-за обшлага кафтана сложенный листок.
    "Достопочтенная леди Ришмонд. Первая часть операции прошла хорошо, хотя и возникли непредвиденные осложнения. Но в целом все в порядке. Мне пришлось удалить и частично заменить...."- Герман Гринфилд, похоже, написал целый медицинский отчет! - а, вот, что я должна сделать. - "Я просил бы вас приехать в Академию, к вашему супругу, так как в течение суток с окончания операции он будет находиться в особой форме стазиса, а на поддержание его требуется большой объем магической энергии, значит, вам следует купить и приезти накопители максимальной емкостьи, два, а лучше три. Также придется, увы, тут я бессилен, внести плату за пребывание в госпитале Академии и за услуги временного наблюдателя, приставленного к лорду Ришмонду на время вашего отсутствия..."
    - Так, Симон, скорее, скорее!
   
    Мы вернулись назад, в Блик-Хаус, через четыре дня. Кошелек, прихваченный в столицу из тайника в Ришмонде, опустел. Денег у меня почти не осталось, шкатулку и ворованные драгоценности свекрови продавать боялась - вдруг их ищут. Как поняла из объяснений Симона, милорд этих расходов не планировал, лечение у мэтра Гринфилда было бесплатным. Понятно, почему мы уехали из Академии, едва Томаса привели в чувство.
    Стазис все же порядочная гадость, вызывает судороги и онемение мышц, и еще целую кучу неприятных последствий. Убирать их магически не рекомендуется, надо просто перетерпеть. Стараясь как можно быстрее восстановиться, милорд ковылял по террасе на негнущихся ногах. Обесилев, опускался в кресло, Симон промокал ему со лба выступивший пот, подносил стакан с укрепляющим. Меня они выгнали - Агне, ступай отсюда, не гляди! - И я занялась делом - достав стопку бумаги, вывела на первом листе заголовок - 'Построение порталов'.
    Увлеклась, конечно, и пропустила приезд Гердера. Полагая, что стучится мажордом, велела горничной пригласить. - Одну минуту, хонор, я допишу. - Положив перо, обернулась - Гердер, граф Твиггорс, судя по всему, прямо с дороги, запах влажной земли, прелых листьев, костра и лошадиного пота заполнил небольшую угловую гостиную.
    - Мне собственно, уже доложили, и я хотел лично поздравить с благополучным исходом. Но вижу, сказали не всё, браслет на левой руке! Вы поженились! И где новобрачный? - Подошел к застекленной двери, ведущей на террасу, - что-то он не выглядит очень здоровым и счастливым. Но какое упорство, однако. Мы Твиггорсы, всегда добиваемся поставленной цели!
    Словам Гердера в тот момент значения не придала, гадала - успел ли он прочесть хотя бы строчку из рукописи на столе, и маскировала испуг, а ну как примется изучать ауру. Чтобы не думать о черной кошке, думай о белом кролике. Вот я и восстанавливала в памяти зимние аллеи сада и тревогу за Томаса.
   
    'Всегда добиваемся...' Напророчил. Сжимая плечи Томаса, жадно ловила полуоткрытым ртом воздух. 'Хотя бы еще раз, одна богиня знает, что завтра будет', для верности впечатлений повторили.
    С операции прошло почти две десятинки, заканчивался месяц стынь. Оправился Томас быстро - буквально на следующее утро уже гулял со мной по саду, а через сутки стал вместе с Гердером покидать Блик-Хаус ну почти на целый день. Сразу после завтрака мужчины уезжали и являлись только к позднему ужину. О своих передвижениях и встречах Томас ничего не рассказывал, к чему тревожить женщину.
    Предоставленная сама себе, гуляла, тренировалась, с разрешения Гердера посещала библиотеку.
    - Леди, боюсь, ничего интересного для чтения вы не обнаружите. Ни романов, ни стихов здесь отродясь не водилось. - Гердер улыбнулся, - ну разве только описания путешествий да географические атласы или исторические хроники.
    Он вновь обращался ко мне с безукоризненной вежливостью, будто странная сцена в гостиной привиделась, и вовсе не было ни фамильярного тона, ни грубоватых замечаний. Библиотека оказалась огромна и великолепна. В первый же день я нашла изданные в Лейдене (Академическая печатня) 'Атлас силовых и магических полей Роштайна', пять книг по расчетам и построению порталов, попались и труды по артефакторике, целая секция, стеллаж из пяти полок, уставленный фолиантами вековой давности, современными печатными томами инкварто и даже древними рукописями. Счастливая находками, мысленно заметив, где какие книги располагаются, утащила в свои комнаты добычу - 'Введение в Артефакторику', прикрыв его сверху 'Историей первой магической войны'. Дурочка. Я рассчитывала, что горничные не поймут, какие книги читает госпожа, и не доложат мажордому, а тот не донесет Гердеру. И не расскажут они о странности - госпожа пишет-пишет, а текст потом сам собой со страниц исчезает. Да, напуганная возможностью разоблачения, я применила старинное заклинание для гримуаров.*
   
    Гердер иногда откровенничает, вспоминает былое. В первую встречу на пороге Тура он меня не узнал. Очень худая, плоская как доска, с лицом, испещрённым шрамами - от прежней Агне остались лишь глаза. Да и видел перед войной он меня всего пару раз и ауру мою не помнил. Не заинтересовался подругой дядюшки - прибилась к старику безродная хонора, мышка серая, магический резерв слабенький, испытывает к нему сочувствие и симпатию, не более, вреда не будет, а там посмотрим. Тем более что дядюшка её любит, аура светится золотыми сполохами.
   Но мышка-замарашка вдруг выказала наблюдательность, смелость и горела желанием защитить Томаса. А за столом вела себя слишком естественно и непринужденно, так, как если бы попала в знакомую обстановку, ничуть не смущалась ни роскошью сервировки, ни застольными беседами, идущими частью по арейски, чтобы прислуга не понимала. А я явно улавливала суть, когда соизволила оторваться от собственных мыслей и прислушаться. Гердер тогда нарочно, оказывается, обратился ко мне на языке илфов , спросил про Энц - машинально, со своим безупречным произношением, на нем и ответила.
    - Вот так и проваливаются шпионы! Даже если легенда продумана до мелочей! А невесть откуда появившаяся магия, и познания в алхимии, которые вы с Томасом неуклюже пытались объяснить? И твой страх! Ты боялась непрерывно и пыталась маскировать его другими эмоциями. И я подумал, а не превратится ли мышка в ядовитую змейку?
    Как думаешь, ведьма, почему я тебя тогда в живых оставил? Было так просто, высота, море плещет у подножия скалы, испугалась стерга, шарахнулась, оступилась... помнишь, как повёл на стену смотреть гнезда?
    - Потому что тебе был нужен Томас...
    - И это тоже, но мне просто помешали тебя считать, а убирать, не выяснив, кто стоит за тобой, согласись, было глупо. А потом старик не отходил от тебя ни на миг, и вы уехали в Ришмонд, а я попросил Ричли разузнать все.
   От Гердеровых признаний - холодок ужаса по спине, зачем ему напоминать, сколько раз смерть, Белая дева, рядом проходила, касаясь волос холодным крылом? Зачем ему это - раз за разом доказывать своё превосходство, силу и власть над моей жизнью?
   Придворные расположились в отдалении, полукругом, сидят на брошенных на ковёр подушках. Редкие минуты отдыха, король с семьей на лоне природы. Дети играют в мяч.
   
   Так что понял Гердер давно, еще в Туре, я не та, за кого себя выдаю и стал подозревать, следить, собирать сведения, тайно, незаметно для нас с Томасом.
    А мы были заняты выстраиванием отношений и не особо обращали внимание на окружающих, особенно прислугу. Расторгнуть брак было не в моих интересах. Сделать так, чтобы он превратился в фиктивный - не обольщалась, не получится. Ловила жадные взгляды Томаса, но пока дальше дело не шло, он медлил и выжидал. Я же замечала, как быстро он крепнет, как расправляются плечи, появляется легкий румянец на все еще впалых щеках, блестят глаза. Вечерами подходила к окнам и видела - на террасе, в свете магических шаров, он и Лэндом упражняются с мечами. Каждый вечер на пороге спальни Томас обнимал, целовал в по-прежнему плотно сомкнутые губы, - Сладких снов, дорогая.
    Решила не отказывать, в конце концов, он перед лицом богини мой муж, женщины отдаются мужьям и без любви, за кусок хлеба, положение в обществе, да мало ли за что. Ну да, я оправдывала себя - мне выпала благодаря Томасу возможность восстановить магию, и не просто грезить о мести, а готовить ее.
    Не прогоню, вот только пусть сам сделает первый шаг.
   
    Стынь в Торридже печальный месяц: сырость, серость, тоска. К концу его дожди прекратили лить чуть ли ни каждый день, ветер сменился на восточный, сквозь туман и облака проглядывало солнце, влажная земля пахла по-другому, набухали почки, посветлела и позеленела трава газонов. Я стояла на террасе - она шла вокруг всего дома по верху холма, на уровне второго этажа, с неё к парадному входу и подъездной дорожке симметрично спускались две изогнутые лестницы. У подножия опорной стены разговаривали садовники, сетовали, что весна в этом году необычайно ранняя, и что, видать, климат совсем после войны поменялся, и что эльфийского снадобья - извести проклятые одуванчики с газона - не сыщешь ни за какие деньги... теплое солнышко навевало расслабленную лень, хотелось сесть, запрокинув голову, подставить лицо ласковым лучам и ни о чем не думать. Краем глаза заметила около ворот, до них было далеко, локтей четыреста, знакомые силуэты - волки. Вгляделась пристальнее, магически усилила зрение, да, точно оборотни, без панцирей, два нормального роста и размера, третий - чёрной горбун, ниже спутников ладони на три.
    Вспомнила рассказ о брате теперешней графини Айсватерберх: чёрной карлик, урод, не годный к воинской службе. Тварь, погубившая нашего с Вулли сына. Доказательств преступления у меня не было, мне они не были нужны, я не королевский судья.
    Волков заметили и садовники.
    - Глянь-ка, кто явился! - Целый день у ограды крутятся, все вынюхивают, надо магам охраны сказать - А то они без тебя не видят
    Я в ужасе оцепенела: глупая, глупая девчонка! У меня другая внешность, изменились голос и рост, но запах, я забыла о волчьих носах. Что выслеживают и хотят подловить не меня, а кого-то другого, не подумала.
    Томас вернулся домой раньше обычного, напряженный, злой. В городе было неспокойно, продолжались беспорядки, которые стража не могла или не хотела прекратить. У ворот Нобилити-скве то и дело собирались толпы, их разгоняли, хотя поначалу люди просто просили допустить их к королю. Его величество Роберт прибыл в столицу из загородной резиденции 15 стыня, на 25-е был назначен малый государственный совет. Ознакомившись с представленным ему графом Полтом бюджетом, монарх пришёл в неописуемую ярость. Военные расходы оказались урезаны в пользу помощи малоимущим, пострадавшим от наводнения на юге страны и беженцам. Повышения налогов не только не предусматривалось, напротив, вводились льготы, призванные, по задумке автора, оживить экономику.
    Король до того разошелся, что, швырнув прошитую красной нитью стопку бумаг на пол, начал топтать её ногами, задыхаясь и сопя. - Это не бюджет - измена! Мне, королю, и государству! - Приказал арестовать Карла Полта и поместить в восточную темницу, часть дворцовой тюрьмы, где проводили последние дни приговорённые к казни. Бросив на стол медальон, знак Главного казначея королевства, ключ, украшенный драгоценными опалами, Полт отправился в узилище, из которого таинственным образом исчез той же ночью. Розыски ни к чему не привели, городской дом оказался пуст, то есть совсем пуст - исчезли даже мебель и ковры, не говоря уж о людях - чадах, домочадцах, прислуге, пропали и домашние животные. Во дворе поймали одного лишь черного кота, в бессильной злости полусотник, начальник стражи, отправленной на поиски Полта, приказал повесить его на воротах. Но кот извернулся, махнув лапой, располосовал щеку палача и дал деру. Не знаю, что больше задело в этой истории Роберта Торрийского - то, что не нашли беглого графа, или то, что не справились даже с котом. Полусотника разжаловали в простые городские стражники, он тем же вечером напился в известном трактире - Хромой Лошади - и распустил язык. История обросла невероятными подробностями, самой примечательной из которых оказалась награда в пятьсот золотых тура за поимку наглого кота. К воротам Нобилити-скве потянулись горожане с мяукающими корзинками в руках. Толпа росла, и командир охранения не придумал ничего лучше, как стрелять поверх голов мирного люда из боевых луков. Целились стражи в балки близлежащих домов, однако ухитрились подстрелить пару любопытных хонор, выглядывающих из окон. Отхлынувшая толпа в панике затоптала насмерть несколько человек. Город забурлил.
    По личному приказу короля, которому случившееся представили как попытку черни прорваться в дворцовый квартал для разграбления оного, были прекращены все выплаты пособий и раздача еженедельных корзин с провизией - в наказание зарвавшемуся быдлу. Назавтра - больше. Пришедшие за пенсионом вдовы и ветераны с удивлением обнаружили, что он урезан на треть. Государственный вестник Торриджа и Торридж Экземинер вышли с предложениями казначейства по увеличению налогов. Введенный в должность казначея первый заместитель Полта хонор Джарндис переделывал бюджет. Государственный совет перенесли на 1 число ветреня. Тайный указ о предъявлении ультиматума Гарцу и начале через сутки после него военных действий давно был подписан королем, ещё накануне зимних дней богини. Тогда же Гердера Твиггорса сняли с должности канцлера, за возражения его Величеству, оставив, впрочем, главнокомандующим. План весенней военной кампании он обязан был представить Совету и Королю одновременно с новым бюджетом, призванным обеспечить кампанию средствами.
    В стране именем Короля был объявлен добровольный рекрутский набор, однако и в столице, и в городах и весях - нигде не нашлось нужного количества жаждущих воевать. И добровольную запись в новобранцы в середине стыни заменили на рекрутскую повинность. Недовольство монархом расползалось по стране от королевского дворца волнами, как круги на воде от брошенного камня.
    Чтобы успокоить столицу, Роберт приказал Гердеру стянуть к ней войска. Отряды подоспели быстро, как будто уже пребывали наготове в ожидании приказа, но в город не вошли, стали укреплёнными лагерями в окрестностях. По столице поползли слухи, один страшнее другого.
    Купечество, гильдии мастеровых, возчики, каменщики, медикусы, трактирщики, всех не перечислишь, решили уверить короля в своей лояльности, для чего выбрали представителей, числом двадцать один, и делегация, сопровождаемая толпой, отправилась во дворец. Толпа остановилась перед воротами, выборных пропустили в Нобилити-скве, но не далее первой небольшой площади, где, связав, жестоко выпороли, дав каждому двадцать одну плеть.
    Избитых парламентеров выкинули к ожидающим их возвращения людям. Послышались вопли негодования, брань, призывы поквитаться, людская масса подалась в сторону ворот и встретилась с боевым огненным валом. Закричали заживо горящие, вслед за огнём в толпу полетели стрелы. Погибло более сотни. В этот момент перед строем лучников появился Гердер. Сцена, достойная войти в анналы. Благородный Твиггорс, воздевши руки, умоляет остановиться именем Богини. Бесстрашно смотрит на нацеленные на него стрелы.
    - Воины, это ваш народ, ради него вы проливали кровь в битвах! Жители славного Тургхейма! Солдаты не виновны, они выполняют приказ. Я обещаю поговорить с венценосным братом от Вашего имени. Те, кто надругался над безоружными парламентерами, будут найдены и наказаны! Клянусь вам в том. Скорблю вместе с вами.
   
    ... Пафосную картину, изображающую 'подвиг', полотно размером десять на шесть локтей, недавно повесили в галерее. Вечером Его Величество Гердер, Первый этого имени, самодовольно разглядывал, отходил подальше, к самой балюстраде, прищуривался...
    - А, Агне, пришла... славное было время, не правда ли!
    - Кровавое, хочешь ты сказать?
    - Что кровь нескольких сотен, спасены были миллионы...
    Да не грозла ему никакая опасность, с его защитой-то! Он умело использовал все промахи и просчеты Короля, подогревал недовольство горожан и заигрывал с ними. Циничный позёр.
   
    Горожане разошлись, объявили траур, готовились к похоронам. 'Дабы не возбуждать в дни скорби в добрых жителях Тургхейма ненависти...' городская стража, с ее приметными алыми мундирами и сверкающими шлемами, была удалена из города. И совершенно непонятно откуда вдруг появились банды, именуемые по названиям районов - рыночная, большого торга, предместная, приречная.... Стало опасно выходить на улицы. Склады, магазины, дома зажиточных горожан грабили, сначала по ночам, потом чуть ли не средь бела дня. Прево районов кинули клич, и жители стали объединяться в отряды самообороны, превращая свои улицы в крепости.
    Туго стало с подвозом продовольствия, стоящие лагерями военные перехватывали почти все обозы, городу грозил голод.
    Да, уже писала, что двадцать девятого числа месяца стынь, в день, когда я заметила волков, Томас вернулся из города во второй свечке пополудни, сам на себя не похожий. Долго мерял шагами гостиную, заложив руки за спину, стоял у окна, глядя на зеленеющий газон. Молчал.
    - Милорд! - решилась побеспокоить, очень уж не терпелось рассказать про волков и поделиться опасениями.
    - Томас, сколько тебя просить, зови меня Томас. И, Агне, не сейчас. Прости.
    Потом начал говорить, видно было, с трудом подбирает слова,
    - Там в городе, люди сошли с ума. Не думал, что увижу такое в столице. Женщины. Грабили булочную. И добро бы просто грабили, они чуть не прикончили пекаря. Выволокли на улицу и били. Ты представляешь, женщины! Им не хватило хлеба, и они кричали, что он утаивает товар, а он молил подождать, пока подойдет следующая квашня. Толпа! У нее свой мозг, своя воля, там нет отдельного человека, это монстр.
    Траурные ленты, флаги, почти на всех домах. Неужели нельзя было без крови. О богиня... Она не простит нам.
    - Томас, а что будет, если отряды соединятся и решат идти на штурм королевского дворца, они же винят во всем происходящем Роберта. Что в этом случае делать?
    - Не бойся, послезавтра все закончится. Надеюсь, обойдется без жертв.
    - Томас, молю, не дай себя убить! - не знаю, как вырвалось.
    Он повернулся. Когда говорят, глаза сияют, не врут, они действительно могут сиять, - После таких слов? Да ни за что на свете! И еще я хочу услышать 'То-ом!'
    Поздним вечером Томас постучал в дверь между спальнями, - можно к тебе, дорогая?
    Отпустил горничную - Вы свободны!
    Та присела в реверансе, - милорд, я еще не одела миледи для вашего визита должным образом.
    - Идите, милая, я сам разберусь с туалетом госпожи. Это ж надо, одеть для приема мужа в постели. Куда мир катится! А раньше раздевались.
    Любовником он оказался восхитительным.
    Томас лежит на спине, слегка запрокинув голову, и от этого чуть похрапывает, и как никогда похож на спящего в подвалах Тура рыцаря. Очнулась первой, поэтому могу беспрепятственно изучать покоящегося рядом мужчину. Я миллион раз видела его обнаженным, но сегодня смотрю другим взглядом, пытаюсь понять, что же вчера ночью произошло-то. Крупный нос, рот с сухими тонкими губами, выдающийся вперёд подбородок. Красавцем не назовёшь. Очень худой, сплошное переплетение мышц и жил. Почти совсем седые волосы разметались по подушке, на щеках пробилась жесткая щетина. Даже теперь нет к нему чувственного влечения, того, что заставляло сердце биться часто-часто, что заливало волной алого румянца, обдавало молодым жарким потом при одном прикосновении. Благодарность - вот, найдено слово. Ночью его руки и губы творили чудо, волшебство. Потом было ещё удивительнее, и я цеплялась за него, обвивая ногами, схватив за плечи, только не покидай, хотя бы на секунду выйдешь из меня, я умру. Я забылась и забыла обо всем на свете, и заснула, убаюканная в ласковых объятиях. Разве так бывает, без любви? Но что толку разбираться в своих чувствах, изменится от этого что-нибудь? Сейчас мне легко и хорошо, надеюсь, Томасу тоже.
    Яркий свет бесстыдно заливает спальню, наши обнаженные тела, невесть когда отброшенное одеяло, сбитые простыни. Пытаюсь вытащить ладонь из-под спины мужа, богиня, я руку отлежала, тру обвисшую кисть, до огненных иголочек, и, конечно, бужу Томаса.
    Смотрю на часы - семь с половиной свечей утра, где горничные, где Симон? В спальне ватная тишина, никаких звуков извне: Томас кинул защиту - и звуковой полог, и от проникновения.
    А во мне плещется магия, энергия просто стекает с кончиков пальцев, и я зову к себе капот, свиваю в единый жгут левитационное заклинание и поиск, и тяну, и то же самое проделываю с Томасовым шлафроком, когда муж, натянув штаны, оборачивается - халат ждёт его, раскинув рукава и растопырив полы.
    Звуки возвращаются - тишина спадает легким звоном лопнувшей струны: недовольный голос Симона, - да живы они, не мечитесь вы, вот же курица заполошная! - тихий говорок, ответ горничной, слов не разобрать. Томас быстро привлекает к себе и целует, с разочарованным стоном отодвигает и скрывается за дверью - сбегает в свою спальню. Зову, - Лиз, вы можете войти! - Элизабет застывает на пороге. И забыв о всех-всех правилах, накрепко вбитых в белокурую головку потомственной прислуги, ахает, - Да как же это, миледи, да разве же такое возможно, вы же, вы же стали как фея... У вас кожа и волосы сияют!
    Краснеть сегодня мне придётся ещё не раз. И за ланчем - завтрак мы проспали, - под изучающим взглядом Гердера, и от негодования на приеме во дворце. А перед этим - от неловкости и возмущения - мне велят выбрать туалет в гардеробной Луизы, потому что нет ни времени, ни возможности купить подходящее для торжественного королевского обеда платье. От драгоценностей решительно отказываюсь.
    Гердер, предвкушая торжество, чуть ли не потирает руки, вот почему он так воодушевлен, понять бы. Но мне важнее знать, кого из Волков встречу сегодня, и верны ли мои догадки: чёрной горбун, больше похожий на недопеска, чем на взрослого оборотня, действительно брат графини Элиссон Айсватерберх, в девичестве Дебир? Откуда он взялся, его же по требованию Гердера летом отставили из королевских секретарей, удалили от двора. Да, он это, барон Рэт Дебир, Гердер подтвердил, едва лишь я упомянула о волках - видела вчера около ограды оборотней. Оба, и Гердер, и Томас не пытаются скрыть, как насторожились. Гердер даже прерывает завтрак и отправляется беседовать с дежурным магом охраны. Говорю Томасу о запахе, тут он тоже, отбросив салфетку, извиняется и срывается с места. А я остаюсь в малой столовой одна и ем, потому что голодна страшно, меня из-за стола вытащишь разве что пожаром или землетрясением, и размышляю - совершенно я запуталась.
    Суматошный невероятно длинный день переваливает на вторую половину, когда Томас возвращается в нашу гостиную, - Агне, ты ещё не одета? Хотя это и к лучшему... Идём, - горничных выставляют из моей спальни. Разложенное на постели дессу решительно сметено в изножье, и на полностью обнаженное тело накладывают странные плетения, подкрепляя их действие прозрачной, дрожащей как желе, мазью. Томас меняет мой запах.
    - На сутки, дольше не нужно, а на будущее что-нибудь попроще придумаем. Зови своих девиц. У тебя на сборы - пол-свечки! Казалось, платье шелкового фая стремиться сползти с плеч, спины и груди, вырез, ох, да это вырезом не назовёшь, прямая линия от подмышки до подмышки. И цвет этот - темная сирень - шёл мне чрезвычайно, должна признать. Томас же был недоволен, нет, скорее раздосадован и стыдился того, что одеты мы с ним в чужое. И пусть мы расплатились, как я теперь понимаю, за возможность безбедной жизни в столице и эти тряпки с Гердером сполна, досадовал он на себя, на невозможность самому одеть меня с ног до головы.
    А торопил с туалетом потому, что хотел ещё раз поговорить, наедине, без Гердера.
    Волков мы встретим, и много. Они вновь - личная гвардия короля. Правда, хватило их едва на роту, остальные продолжают нести службу в Луррии. Да, легионов более нет. Лейб-компания здесь, во дворце и волчий сводный батальон в Луррии, и все. Но узнать не должны. Откуда Дебир взялся? как только Гердер перестал быть канцлером, тут же призван был королем и назначен командиром волчьей гвардии. А Гердер вмешаться не может, гвардия лично королю подчиняется.
    - Да, девочка, чтобы шоком не было - тебя погибшей считают!
    - Опять?
    Нет, богиня, это уже через край - трижды быть похороненной.
    - Я недавно узнал, когда с волками гвардейцами встречаться стал.
    Интересно, а зачем Томасу эти встречи?
   
    Через свечку, скинув на руки лакеям меховые накидки, мы поднимаемся по парадной дворцовой лестнице. Впереди - Гердер, я, об руку с Томасом, на две ступеньки ниже.
    На улице ещё - ясный день, но все помещения - лестница, огромный холл, зал и галереи второго этажа щедро освещены магическими шарами. При теперешнем дефиците магии - непозволительное расточительство.
    Духовенство - архипастырь и настоятели крупнейших храмов и монастырей, белой группой стоят поодаль от разодетой толпы, к которой после звучного объявления - и барон Ришмонд с супругой, мы присоединяемся.
    Король появляется в сопровождении миньона - фаворита - разодетого в эльфийские шелка красавца. Спутник короля необыкновенно хорош собой, золотые волосы локонами спадают на плечи, сияют ярко-голубые глаза. Тучный, одышливый Роберт рядом с Алексом Лоу с смотрится гадкой жабой. Опираясь на руку юноши, монарх движется к трону сквозь расступившуюся толпу, телохранители-волки окружают его кольцом.
    Церемония представления длится, кажется, вечно. Вот и мы с Томасом, он преклоняет колено, я приседаю в нижайшем реверансе.
    - Мы рады приветствовать верного барона Ришмонда, а вы сударыня, почему без драгоценностей.
   - В знак траура, Ваше Величество!
    - Отсутствие драгоценностей - повод их подарить, - нагло, игнорируя мой ответ, вступает в беседу Роберт бастард. Он сидит на табурете рядом с отцом, королевская воля, конечно, закон, но для большинства присутствующих это - оскорбление. И не первое за сегодняшний вечер, двусмысленное замечание принца о драгоценностях в их числе. Как и появление короля об руку с миньоном, и теперь, и двадцать лет назад демонстрировать такой род любовных отношений открыто считалось неприличным. И легкий шепоток уже ползёт по зале - его величество разоряет и без того оскудевшую казну ради любовной прихоти.
    - Сын мой, - король всем корпусом поворачивается к бастарду, иначе он просто не может - широкий плоёный воротник подпирает шею, - баронесса сама - истинная драгоценность, и мы подарим ей сегодня возможность насладиться небывалым зрелищем - фейерверком! Наш Алекс приготовил его лично.
    Огненную феерию смотрим с застеклённой галереи. Красиво, хвостатые кометы рассыпаются мелкими цветными звездочками, звёздочки расплываются в дымные цветные облака, складываются в слова "Слава королю". Представляю, каково это - наблюдать за празднеством из голодного, темного города, где и сегодня еще хоронили.
    Так думаю не одна я, и в числе возмущённых фейерверком - архипастырь. Он удаляется, заявив королю - я видел и слышал достаточно!
    Для Гердера приём и обед явились хорошо подготовленной провокацией - мысль устроить празднество во дворце была подспудно внушена королю и принята им как своя: он покажет, что власть монарха сильна и на такие мелочи, как волнения в столице, обращать внимания не следует. В конце концов, есть армия, огонь и пытки, которым усмиряют самых непокорных. И даже грандов, не сомневается король, с завтрашнего совета некоторые уйдут в кандалах и под стражей.
    Но у Гердера свои планы, в них Роберт III - тухлятина, вытащенная из потайной кладовки на всеобщее обозрение. Он все рассчитал, и приём - ох, какая же возможность наглядно показать сомневающимся, как далеко зашла мерзость разложения. Нет, я не настолько умна, чтобы, трясясь в карете после обеда, за которым, кстати, почти не ела - ну Лиз, Дженни, берегитесь - так корсет перетянули! - понимать всю суть интриги. Её я постигла потом, из объяснений Томаса. Но взгляды, которыми обмениваются важные старики, брезгливые гримасы на лицах величественных дам не заметит разве слепой. Добрая половина совета - господа в возрасте, покидают родовые земли дай богиня раз в десятилетие, дома забот хватает. Оплакав погибших на войне сыновей и внуков, приехали в столицу - государь призывает, а государь... гадость-то какая...досиделись по медвежьим углам!
   
    У меня же и сейчас, едва вспоминаю тот вечер, дрожат руки. Гремел фейерверк, по темному балкону метались сполохи огня, прихотью случая я стояла рядом с заклятым врагом, с убийцей сына и мечтала об одном - прикоснуться к нему! Уже знала - убью, убью безжалостно. Я целительскую клятву не давала, поэтому ты, барон, на самом деле, а не как возвышенным слогом говорят, захлебнешься своей кровью. Только кэнтум мне нужен, сто биений сердца, всего лишь кэнтум. Богиня дарит мне эту возможность. Томас отлучился в туалетную комнату, Гердер, отвечая на чей-то вопрос, отвернулся.
    - Благодарю вас, - легко вывожу оборотня из стазиса, никто ничего не заметил, поддержал кавалер неловкую провинциалку - ах эти натертые полы, эти туфельки! Завтра, послезавтра, через месяц, упадёшь ты замертво, схватившись за грудь руками. Разрыв аорты - скажут лекари, и у молодых бывает.
    Умер Дебир утром следующего дня, когда перекидывался, торопился стать волком и выследить графа Полта, не допустить его на совет. С бумажками и цифрами Карл Полт был страшнее строя лучников. Скрывался Карл в Блик Хаусе, именно его, а не меня учуял оборотень накануне, гулял граф ночью по саду для моциона. Ну а наши великие конспираторы, Гердер и Томас, о волчьем нюхе забыли.
   
    Почти триста лет назад пятнадцать суверенных правителей юго-запада Роштайна принесли вассальную клятву Иеронимусу Первому Трастамара, по прозванию Землеустроитель, и венчали его короной. Главы пятнадцати родов с тех пор - гранды, неприкасаемые, "не снимающие шляпы", по праву рождения входят в Большой Совет Государства. Собирают его очень, очень редко, по требованию Короля или трети грандов.
    Первое ветреня выдалось солнечным и спокойным. Я провожала мужчин во дворец, как на войну, тысячу и один раз обещав Томасу поступить точно в соответствии с его наставлениями. Ужас от сделанного вчера ледяной лапкой то и дело сжимал сердце. Вспоминала атро Дика - Агне, так нельзя, прежде чем бить, подумай. Мне не жаль было оборотня, но я могла поставить под удар и Томаса, и Гердреда, если бы кто понял, что творю при помощи целительской магии. Выйдя на террасу, начертить охранный знак богини вслед Томасу, увидела среди отъезжающих всадников Симона. Но он же должен остаться со мной, обернулась, посмотрела через открытую дверь в комнаты - Симон стоял у стола. В его обличье поехал во дворец Карл Полт.
   
    Заседание Совета началось ровно в восемь с половиной свечей утра и продолжилось, с двумя небольшими перерывами, до глубокой ночи. Король под давлением Грандов подписал билль об ограничении прав действующего государя. Власть оставалась в его руках лишь номинально, фактически без одобрения Mалого государственного совета (4) он не мог принимать ни одного решения.
    В начале, как принято, прозвучала речь короля, и стержнем речи этой было: Торридж готовится к войне. Но прежде чем король заговорил, случилось невиданное и лорды были неприятно поражены: в зал вошли и рассредоточились по периметру волки, в звериной ипостаси, в боевых панцирях, а затем двустворчатая дверь, со скрежетом и скрипом, ещё бы, её не затворяли более десяти лет, захлопнулась.
    После заявления короля все взоры обратились на графа Твиггорса. Как никак, он главнокомандующий. Но Гердред спросил просто и как бы не к кому не обращаясь, - А на какие деньги, господа, воевать собираемся? Мало нам возмущений в столице, всю страну поднять хотим? А она взбунтуется, если ввести предложенные налоги. И ещё мобилизация... как раз накануне сева, есть что будем? Впрочем, лорд казначей лучше меня обстановку обрисует.
    Приехавший вместе с Гердредом скромный хонор Симон поднялся и, обернулся к присутствующим, - приветствую, высокородные лорды, позвольте рассказать о плачевном положении, в которое наша страна окажется ввергнута в результате запланированной военной кампании. При первых словах иллюзия стекла с Карла Полта, как спадает с плеч сброшенный плащ, и речь его была прервана криком короля - взять изменника. И его тоже - в браслеты антимагические и цепи - указал король на Гердреда.
    Но волки не шевельнулись. Король окинул взглядом их строй, - где Дебир?
    Центурион Грасс, а теперь просто сотник, единственный, кто оставался в человечьем обличье, ответил королю, - умер барон Дебир, промыслом богини, от сердечного недуга, нынешним утром. Ваше величество, мы клялись служить и защищать, пока тот, кому присягу принесли, законов божеских не нарушает. Вы же, Ваше величество, нашими руками свою клятву преступить хотите. Неприкасаемы гранды и суду королевскому неподсудны, и вы, корону принимая, клялись в том. Так королевская гвардия, лейб-компания, приказа монарха не послушалa. (Хроники Королевства Торридж, т. 13 )
    Ветераны, а их было более половины, искали повод освободиться от клятвы. Молодняку же много чего интересного барон Ришмонд рассказал, хотя те из них, кто поумнее, уже давно решили действовать, как старики скажут. Чего только воспоминания стоили, как король приказал расформировать легион в день, когда хоронили павших, а легат ответил... А потом за легатом по приказу Роберта пришли палачи, но храбрые волки не отдали своего командира... а король, в великой злобе своей и подлости... Оставались ещё с десяток оборотней, из клана Дебир, но они были ошеломлены внезапной кончиной молодого барона, и им по-дружески посоветовали готовиться к отъезду в волчьи земли - помощь там очень понадобится, из всего семейства остались лишь мать и брат покойного - старая баронесса да унаследовавший титул мальчик, десяти лет от роду.
   
    Я никогда не могла понять логики и мотивов поведения короля Роберта. Не был он законченным идиотом. Недалекий, ленивый, но неглупый. В деле же с мятежом он сделал все, чтобы расшатать трон и настроить против себя Грандов. Думаю, действовал по подсказке, ослеплённый или чувствами, или, что вернее, некими чарами подчинения.
   
    Томас вернулся в полночь, Ужинал в малой столовой, прислуживал ему за столом лично дворецкий, ловил обрывки наших разговоров. Как понимаю, ему не терпелось узнать подробности.
    - А король не сбежит? - меня переполняли вопросы.
    - О, Второй особый полк случайно оказался около дворца, ещё днём, и взял его под охрану.
    - А городская стража и стража, охраняющая Нобилити-скве?
    - Занимаются своим делом - порядок наводят.
    Красное лорийское налито в бокалы, мы празднуем успех,
    - Воистину, богиня сегодня на нашей стороне, я уже готовился к схватке с Дебиром и его приспешниками, а барон внезапно утром скончался. - Томас поднимает бокал, а мой выскальзывает из пальцев, падает, вино пятнает скатерть. Потеки его темнеют, впитываясь в ткань, и становятся по-настоящему похожи на пролитую кровь. Так скоро. Так восхитительно, так сладкo чувство свершившейся мести. Даже голова кружится. Откинувшись на спинку стула, в оцепенении гляжу, как суетятся лакеи, вытирая стол, убирая "кровь". Потом делаю над собой усилие, извиняюсь, салфеткой тру испачканные пальцы. Беру новый бокал, его уже наполнили, но вино горчит, как полынь, как отрава. - Томас, мне нехорошо, - встать, выбраться на террасу, глотнуть свежего ночного воздуха. Томас следует за мной, поддерживает под руку. Сад залит светом двух лун, звезды почти не видны. От деревьев на аллеи падают длинные тени, полночный ветер раскачивает голые ветви и тени шевелятся, тянутся к нам щупальцами. Зябко, в ночи похолодало. Горничная приносит накидки, тёплый мех одевает плечи.
    - Тебя так огорчила смерть Дебира?
    - Поразила. Я могу лишь радоваться, что есть в мире справедливость. Барон отравил нашего с Вулли сына.
    Я с ужасом жду следующего вопроса, - Агне, это ведь ты сделала? - а его нет. Томас молчит, потом шепчет едва слышно,
    - Кто я такой чтобы судить, но я боюсь...Агне, не губи себя, девочка. "Какой мерой меряете, такой и вам будут мерить. "
    Он все понял, все знает.
   
    Утром город оказался украшен виселицами - все разбойные шайки, бесчинствовавшие в нем, ночью оказались повязаны, с рассветом предстали перед королевскими судьями и отправились на перекладины.
    В Турдхейм входили обозы с продовольствием. Горожане разбирали завалы, перегораживающие входы в кварталы. Распахивались ставни. Женщины мыли окна, избавлялись от мусора и скверны, мели улицы у порогов. На площадях орали глашатаи, зачитывая указы об отмене мобилизации, снижении налогов, выплатах пострадавшим при беспорядках и их семьям.
    Мы с Томасом ехали к заставе, покидали столицу. Позади качались в седлах два бравых молодца из фельдъегерской службы. Сопровождали и охраняли ценный груз, то есть нас.
    Проводя в седле по восемь часов кряду, трижды в день меняя лошадей, за пять суток домчаться до Тура - задача почти непосильная. Но помочь Луизе и её нерожденному сыну мог только Томас, утренняя почта, которую принёс стерг, включала подробный отчёт замкового целителя.
    У заставы присоединились стражники. Экипажи и всадники при звуках сигнального рожка сворачивали в сторону, прижимались к обочине, кони под нами - особой породы, туранские чистокровки, шли небыстрым галопом, через две свечки на фельдъегерской станции подмена лошадей, отдых минимальный и опять гонка. За сутки - сто - сто двадцать лиг, а то и больше. Вечером первого дня меня сняли с седла и на руках - идти не могла, отнесли в отведённую нам на станции комнату.
    - Говорил же, останься в столице, и приехали бы с Симоном в Ришмонд хаус, a я и один справлюсь, - ворчал Томас, возвращая жизнь в одеревеневшие от напряжения ноги. Но я видела, в душе доволен, что пренебрегла всеми удобствами и поехала с ним. Ничего страшного со мной от скачки случиться не могло, ездила верхом я прекрасно, непривычны были лишь нагрузки, но при таком, как Томас, целителе рядом и это не проблема.
    Гердред с известием, что Луиза и малыш могут умереть, примчался в Блик Хаус перед рассветом, чуть ли не ворвался в спальню, я едва успела нырнуть под одеяло.
    - Вот только этого сейчас не хватало! Бестолочь, и родить толком не может.
    Не знаю, что именно ответил Томас, он и Гердред уже вышли в гостиную, но точно что-то резкое и злое. Потом послышались звон разбитого стекла, грохот опрокинутой мебели.
    Мужчины, тяжело дыша, застыли посреди разгромленной комнаты, Гердред держался за скулу,
    - Ты...ты мне челюсть чуть не сломал.
    - Вытаскивать буду и мать, и дитя. Ещё раз такое скажешь - точно сломаю. И не посмотрю, что глава рода. Сломаю и залечу, без обезболивания.
    В Тур со стергом отправили подробные инструкции для целителя, мы же выехали через полторы свечки.
    Я и сейчас помню, как неслись на юго-восток, навстречу восходящему солнцу, как слепило оно глаза, пока поднималось над горизонтом. Хрипло трубил рожок, кричала стража, - Пади, пади! - копыта лошадей звонко били в плотный грунт дороги. На станциях отключалась, едва голова касалась подушки, просыпалась от нежных рук Томаса, от поцелуев в затылок и между лопатками. Эта утренняя быстрая любовь, пока не явились будить, казалось, давала новые силы, и, открывая глаза совершенно разбитой, через четверть свечки была бодра и свежа.
    Мы успели. Луиза не ушла в мертвый сон (так целители называют кому). Было ей совсем худо, чудовищная водянка, отёкшее красное лицо, прерывистое дыхание, родить самой и речи идти не могло, даже если бы Томасу удалось повернуть ребёнка.
    Седьмого ветреня, в четвертой свече утра, я взяла в руки возмущённо пискнувшего, а затем заоравшего басом Иоанна Твиггорса. Шонни пришёл в наш мир здоровяком, богатырем. Он кричал, расправляя легкие, все то время, пока его обмывали, затих лишь, когда загодя привезённая в Тур кормилица дала ему грудь, и он, с жадностью почмокав несколько мгновений , заснул. Кто бы чего не говорил, но иногда дети сразу рождаются похожими на родителей. Про Шона можно было утверждать - настоящий Твиггорс!
    - Да, - согласился Томас. Он накрывал тело Луизы медицинским стазисом, так легче пойдут процессы восстановления, она будет спать сутки.
    Из моря поднималось солнце, магические светильники меркли под его лучами. За дверью скандалила графиня Вилфор, требовала пропустить к дочери и внуку. - Открой - махнул рукой Томас замковому целителю (забыла, как его звали).
    - Я пожалуюсь зятю, вы не имели права выгонять меня, - графиня кинула быстрый взгляд в колыбельку, поморщилась, да не красавчик внук будет, обернулась к дочери и взвизгнула, - Злодеи, вы её изуродовали! Бедная моя девочка...
    Луиза, конечно, выглядела не лучшим образом. Но не было ничего, что нельзя поправить, особенно когда доступна косметическая и пластическая магия. Местный целитель попытался объяснить это графине, но та совсем не слушала. Продолжала кричать, даже не вытирая ручьём льющиеся слезы. В конце концов Томас шагнул к ней и прикоснулся пальцами ко лбу, - у леди истерика, наведённый сон на пол-дня, а то не даст жизни никому в замке.
    Гердреду отправили стерга с радостным известием и поздравлениями, Аткинсон начал готовиться к празднеству, учитывая состояние роженицы, его можно было устроить дней через пять. Вечером, почти в темноте мы с Томасом поднялись на крышу донжона, там он долго настраивал и заливал магией странный артефакт - я назвала бы его круглым алтарем. Закончив работу, отвёл меня подальше, прижал к себе, накрыл защитой. Даже через щиты был слышен грохот - вверх взвился столб красного пламени, высотой, наверное, с саму башню. Внизу во дворе, челядь кричала и бросала вверх шапки, хрипло играли рога-литуусы, мир и город Уинг-о-Тур извещали - родился новый Твиггорс. На флагштоке уже развивался штандарт наследника рода, красное полотнище с крадущимся золотым зверем - леопардом.
   
    Рано утром я пошла посмотреть, как малыш и кормилица. Хонора Иннис, крепкая женщина лет тридцати, очень милая, нестеснительная, уверенная в себе, оказалась женой купца. Пойти в кормилицы её заставила острая нужда в деньгах. Склады мужа пострадали от наводнения, а один из двух кораблей не успел укрыться в бухте и погиб.
    - Молока у меня с первым было очень много, унять никак не могли, выкормила и его и племянницу. Дай богиня, и сейчас справлюсь, - укачивая у груди Шона, говорила хонора. Её малыш, месяцем старше, спал в колыбельке у стены, - и моему сыночку потом в жизни будет подмога. Шутка ли, молочный брат самого Твиггорса. Хозяйство и дитя старшее я на мужнину сестру оставила.
    К кормилице в помощь были приставлены две служанки, но мы с ней все делали сами. Я позавтракала вместе с Иннис, мы переодели детей, я проверила пупочек у новорожденного, наложила очищающее заклинание на пеленки сына хоноры (белье Шонни зачаровали заранее, а вот о Колине не позаботились, просто никому в голову не пришло). Потом я играла с Колином, а Иннис кормила Шона, и я бы возилась с детьми целый день, но из покоев Луизы раздался крик, скорее даже вопль. Такой силы и горечи, что оба мальчика тотчас проснулись и заплакали. Иннис прижимала детей к груди, служанки стояли, испуганно замерев. Я пошла смотреть, что случилось, приказала запереть дверь и никому, кроме меня, или Томаса, или Аткинсона не открывать.
    Разумеется, кричала Луиза. Она и в детские наши годы умела испустить совершенно невероятный вопль по малейшему поводу. И сколько раз была наказана за недостойное юной леди поведение, не счесть.
   Навстречу по коридору спешили Аткинсон, старшая горничная, два дюжих лакея, дежурные боевые маги... Всей толпой мы ввалились в покои хозяйки замка, но к дверям спальни, слава богине, я успела первой, заглянув, решительно преградила вход остальным. Велела Аткинсону послать в подвальную лабораторию за Томасом. - Уже сделано, миледи.
   Луиза сидела на постели совершенно обнаженная, глаза плотно зажмурены, в изножье стояла её матушка и держала большое зеркало. Маг-целитель тихонечко, пятясь вдоль стены, пробирался к выходу.
    - Вы зачем, хонор, стазис сняли? - прошептала ему, когда он наконец-то добрался до дверей, - Старшую графиню придержите, а я молодую в сон на четверть свечки, пока лорд Ришмонд не вернётся. - Томас алхимичил внизу, в подвале, готовил мази.
    Переполох был исключительно заслугой старшей. Она так заливалась слезами, разговаривая с дочерью, едва та очнулась, что Луиза заподозрила неладное.
    - Матушка, малыш умер и мне придётся ещё раз пройти через все муки?
    Слушала сбивчивый рассказ молодого мага и все больше и больше жалела Луизу. Милуй богиня от такой родительской любви. Слепой, эгоистичной. Заложница материнского тщеславия и амбиций, орудие для сведения счетов с людьми и вообще со всем миром. Бедная девочка, она по сравнению со мной, хотя мы и ровесницы, маленький ребёнок, повзрослеть которому эта любовь не даёт.
    Право, графиня старшая ещё и безмозглая! Показать в зеркале во что превратилось тело Луизы, да ещё и со словами - говорила же тебе, пей эльфийские снадобья, зря что ли я их добывала! Вот видишь, мама всегда права. - Насчёт снадобий, это Томас разберётся, я ему скажу, непременно. А сейчас истерику прекратить, главным успокоительным послужила моя внешность. Графиня же помнит, как выглядела хонора в первый свой приезд в замок, а теперь посмотрите!
    Всхлипывающую, бледную Луизу, хорошо ещё швы не разошлись, опять уложили в стазис, предварительно обработав все тело снадобьями, утром сделанными в лаборатории.
    - Ещё одна такая выходка, - Томас был взбешён, старшая графиня после долгих препирательств всё же послала горничную за шкатулкой с "эльфийскими порошками" и быстрый анализ показал - никакие не "эльфийские", подделка, сильнейшее слабительное, - отпишу Гердреду и Вас удалят из замка, надолго. Жизнь во вдовьем домике поместья графов Вилфор пойдёт на пользу вашей глупости. Счастье, что Луиза не пила эту пакость.
   
    Я вернулась в детскую. Все в порядке, нервный срыв у молодой графини, с роженицами бывает.
    - Ааа, - протянула хонора Иннис, - так понятно, настрадалась. Может ей отнести показать малыша-то?
    Но Луиза не выказывала желания видеть сына, ни на следующий день, ни на следующей десятнике, в конце-концов Томас прямо сказал графине, что проводит её к ребёнку, раз уж ей настолько лучше, что она может вставать и даже спускается в сад. Пристыженная Луиза явилась в детскую тем же вечером, вместе с матушкой. Склонившись над колыбелью, мать и дочь переглянулись, - Фу, он похож на Гердреда, ничего нашего, такой же мужлан вырастет. - Кормилицу и служанок они в расчет не принимали, что я в комнате нахожусь, не знали, поэтому в выражениях не стеснялись. С тех пор дамы взяли за правило посещать детскую один раз в день, на вечернем кормлении. Хонора Иннис благоразумно сначала прикладывала к груди Шона, потом Колина, хотя обычно порядок такой не очень-то соблюдала. Кто первый глаза открыл, тот и ест первый. Я точно это знала, потому что практически из детской не выходила.
    Стремление это моё - проводить с малышами как можно больше времени, не осталось незамеченным. Томас мягко выговаривал, - Агне, ты привяжешься к Шону, но разлука неминуема, мы не можем все время жить в Туре или Блик Хаусе. - Да, все я понимала, и что мне будет очень больно, и что веду себя в нарушение всех приличий, и каждое утро, просыпаясь, давала зарок - только войду в детскую, только гляну, как он там, и тут же уйду. Шла и оставалась до ночи, а ночами тысячу раз вскидывалась, просыпаясь. Мне чудилось, Шон плачет, разумеется, слышать этого я не могла, покои наши с Томасом располагались с другой стороны донжона.
    Мы оставались в Туре, просил об этом Гердред. Сам он приехать в Замок пока не мог, церемонию наречения именем провести, соответственно, тоже. Заменить на обряде его мог лишь Томас, он согласился, но с явной неохотой, нервничал, его ждал разорённый Ришмонд-Хаус, и работы по восстановлению, к тому же мы долго не получали известий от управляющего. Церемонию назначили на десятое число светеня, первого месяца весны. Томас уже было собрался на десятнику оставить Тур и посмотреть, что творится в имении, но до нас добрался Симон, привёз сундуки с одеждой и вещами. И лошадей наших собственных привёл, и ещё доставил отчеты хонора Уорли. Арендаторы готовились к севу, было бы неплохо снабдить их хорошими семенами, план разбивки виноградников на южном склоне горы Риш сделали, воду провели... и все начинания требовали денег! А из поступлений пока одна военная пенсия Томаса. И Томас полез в свои бумаги и достал бессрочную лицензию на целительство.
    - Сам не знаю, зачем тридцать лет назад выправил. Тебя не смутит, не покажется зазорным, если попробую поработать в городе, там явная нехватка лекарей. Отсюда до гавани за пол-свечки домчаться можно, лошадьми теперь можем не одалживаться.
    - Меня-то не смутит, но Гердред...
    - Гердред долг мне не простит.
    С помещением устроилось наилучшим образом, почти за бесценок сняли три комнаты в доме на центральной портовой площади, наискосок от дома коменданта и таможни. До наводнения там и был лекарский кабинет, хозяин погиб, утонул, и комнаты больше месяца пустовали.
    Я, спросясь у замкового мага, часть дня проводила в подвале, готовила основы для заживляющих мазей и бальзамов - самым распространённым заболеванием в порту были ушибы, переломы, вывихи, резаные и колотые раны. Освободившись, тут же бежала в детскую. Там обычно и заставал меня вернувшийся из города Томас, если успевал, помогал купать детей. Было забавно смотреть, как он опускает их в воду, сомкнутые большие ладони его были как колыбелька, в которой спокойно помещался младенец.
   
    Заканчивался проклЯтый 12018 год, хотелось, чтобы с ним ушли все беды и горечь потерь. С первого светеня начинался первый год новой Эры, первый год после Всемирной катастрофы. Так решили короли.
    C первых чисел светеня Роштайн готовился к дням богини, Тур - к имянаречению наследника. Настроение у всех было по-настоящему весеннее. Стоило кинуть взгляд из окошка, как губы сами собой растекались в улыбку. Зацветала сирень, с яблонь уже летел снегопад лепестков. На клумбах бушевал пожар - алые огнецветы с угольно-чёрной сердцевиной, эльфийские розово-бордовые лилии, оранжево-красные жарки. Заработала магическая почта, правда, пока на уровне проб, нестабильно, а в полученном из академии письме лорд Гринфилд сообщал - скоро начнут активировать стационарные порталы.
    В город везли товары на большую ярмарку, причаливали корабли, с них на берег сносили все, что только можно было купить и продать.
    С севера шли непрерывным потоком груженые фургоны, в основном, с бочками: маслом и вином. Пахло дёгтем, навозом - гурты скота: нетелей на продажу, молодых бычков на убой, - гнали на выпас на луга вдоль Болотицы. Река огибала город с северо-востока, разделялась на множество рукавов и заканчивалась заросшей камышами поймой.
    В тот день я забежала проведать Шонни и хонору Иннис всего на мгновение, собиралась в город. Томас заработал достаточно, моряки платили щедро, и мы позволили себе купить самые лучшие черенки винограда. Симон вёз их в Ришмонд-хаус, ещё был целый список предметов, которыми следовало догрузить фургон, и все утро мы с Симоном провели в рыночных рядах. Томаса в лекарской ждали вывихи и ушибы. К середине дня я пришла к нему, помогать, чем ближе к праздникам, тем больше становился поток недужных. Чтобы не возникало лишних вопросов, шапочка и балахон скрыли волосы и фигуру, маска - лицо, до вечера мы так и проработали рядом, как когда-то на войне.
   А в замке... Наперсница старшей графини, её горничная, шныряющая c рассвета в поисках слухов обо всех ночных и утренних происшествиях, едва хозяйка глаза открыла, тут же ей и оттарабанила - уехали, оба, видать, на целый день. Оба - это мы с мужем. Матушка Луизы выбралась из своих комнат, где сидела, ни во что не вмешиваясь, почти две десятники, так Томас её застращал. Встрепенулась, расправила пёрышки и полетела искать недочеты и промахи, которые должны были непременно, ну непременно случиться, пока замковое хозяйство оставалось без её присмотра. Так и вышло, что явилась в детскую старшая графиня не ввечеру, как обычно, а с утра, и, конечно, увидела - хонора Иннис заканчивает кормить Колина, а уже потом прикладывает к груди Шона. И плевать было, что молока столько, что приходится сцеживать, юного графа покормили вторым - ужас ужасный!
    Госпожа графиня Вилфор торжествовала - вот он, счастливый случай, она обязательно представит Гердреду доказательства, что его единственного сыночка с попустительства Томаса и его супруги поставили ниже какого-то сына купца. Гердред узнает: заботимся мы о Шонни из рук вон плохо, а родных бабушку и мать к Шону не пускаем, только одним глазком поглядеть... И только её, бабушкино, вмешательство, её решительные действия предотвратили голодную смерть ребёнка. Слушала я назавтра эти бредни, а вернее сказать, инсинуации, дрожа от негодования. О внуке своём графиня Вилфор вовсе не думала, равно как и о кормилице и её мальчике. Второго младенца она "удалила", отослала домой, чтобы впредь более...неповадно было... дождалась, когда хонора Иннис пошла обедать, а в детской оставалась лишь служанка (а зачем нам скандалы и крики, милочка), велела забрать Колина и отвезти в город, передать родственникам. Пол-свечки отсутствовала кормилица, этого времени хватило, чтобы уехать с ребёнком из замка. Иннис, перепуганной исчезновением сына до обморока, сообщили, что младенца сдали с рук на руки свояченице и та обещала позаботиться о малыше.
    Бедная Иннис, она не могла оставить Шонни, он просил есть примерно каждые две свечки, и сердце болело за Колина, ей надо было удостовериться - с сыном все в порядке.
    Она сцедила две бутылочки молока - на три кормления, уговорила главную повариху поставить их в стазис-ларь для хранения припасов, умолила служанок молчать - она вернётся к утру, идти до перекрёстка всего одну свечку, а там на южном городском тракте народу полно и днём и ночью, подъедет до города, и ушла в ночь. По дороге подсела на телегу, на которой в город везли первый забитый скот - хозяйки приступали к изготовлению колбас заранее. И пропала.
    Мы с Томасом, к несчастью, заночевали в порту. Не смогли отказать капитану патрулей стражи. Двух его парней серьезно покалечили в драке - разнимали "стенка на стенку", и защита не помогла. Рыжебородому богатырю проломили череп, чудом удалось спасти, его чернявому напарнику переломали рёбра. Понятно, что работали мы почти до полуночи, Томас попросил хонора капитана отправить нарочного с письмом в замок, черкнул пару строк - сегодня не вернёмся, пришлите назавтра для леди Агнес пару крепких парней в сопровождение.
    Назавтра во дворе Тура меня встречал Аткинсон, руки его дрожали, я подумала, сильно сдал старик за последние месяцы.
    Но тряслись у него пальцы совсем от другого - пропала кормилица, а Шон, поевши из рожка разведённого коровьего молока, маялся животиком.
    Аткинсон не мог сдержать огорчения, он думал, приеду вместе с Томасом, но муж, не ведая о происшествии в замке, остался в лекарской. Наверное, уже приём ведёт.
    - Миледи, я считаю необходимым послать за лордом Ришмондом. Он должен знать, госпожа графиня Вилфор утром отправила стерга с письмом к его сиятельству Гердреду. Приказала дать птицу графиня Луиза, как Вы понимаете, я воспротивиться не мог. Она все же хозяйка замка.
    Что в письме, догадаться было нетрудно. Когда я, переодевшись так быстро, как только смогла, вошла в детскую, выслушала всю нелепицу, придуманную старшей графиней. Мне даже показалось - она сама верит в то, что говорит. Ну да за Томасом гонец уже поскакал, надеюсь, через свечку он будет в замке. Мать Луизы говорила громко, но примерно с середины её речи я почти не слушала и не слышала, Шонни опять расплакался. И Фабик (вчера все же спросила Дерри, он вспомнил, Фабик звали замкового целителя), приготовившийся дать ребёнку специальное снадобье, унять резь в животике, вдруг испуганно охнул, - Леди Ангенес! Что это? - на щеках Шона выступили красные шелушащиеся пятна. И дышал малыш хрипло, с трудом. Золотуха это была, как в обиходе её называют, неадекватная реакция детского тельца на окружающий мир. Я растерялась, ни причины не понятны, ни что делать. До приезда Томаса только зуд облегчить и помогать дышать. В комнату вошла служанка, новенькая, раньше к детской другие были приставлены, принесла кувшинчик с подогретым молоком. Что там намешали? Будто предваряя вопрос, служанка ответила - все, как графиня велели - молоко, овсяный отвар, толика горного мёда. Правильная смесь, наверное, но Шонни почему-то плохо от неё было.
    - Нельзя!
    - Это почему это вдруг? И почему вы тут командуете, милочка? - голос старшей сочился ядом, - рекомендую вам отправиться вещи собирать, так ведь, доченька? - последний вопрос обращён был к сидящей в кресле у окна Луизе. Та подняла на мать небесно-голубые, безмятежные глаза, - да, матушка.
    Я растерялась, а ведь действительно, мы с Томасом здесь никто, просто родня, которую попросили помочь. И я бы, наверное, ушла, но Шонни закашлялся, его тошнило. Оставить маленького, не помочь - не простила бы себе, не отмолила грех.
    Какие мелочи меняют ход истории. Если вдуматься, попытка графини Вилфор очернить нас с Томасом с тем, чтобы не потерять расположения зятя и вернуть себе право распоряжаться в замке, и последовавшая за этим самовольная отлучка кормилицы - в масштабах Роштайна ерунда, мелочь. А в итоге Иоанн Твиггорс, герцог Шербур, Шон, Шонни, зовёт меня - "мама"!
    - Нельзя, задохнуться может! - я уже накладывала простейшее, поверхностное, снимающее зуд, - да где же кормилица?
    А хонора Иннис действительно исчезла, не пришла она в дом на Большой Подгорной. Аткинсон, очень взволнованный, принёс известия, едва получив их от слуги, посланного вернуть кормилицу в замок.
    Сердце защемило в предчувствии беды... кварталы около порта, вчерашний рассказ капитана. Две десятинки никак поймать не могли "ночного паука", нечто, наводившее ужас на нижний город. Пустые оболочки, высохшие мумии, и душу не спросить, не отзывалась на призыв некроманта. Жертвы находили, в основном, в подвалах брошенных домов, а последнее время паук обнаглел - оставлял тела прямо посреди улицы.
    Дальше Иннис искали стражники, к вечеру обнаружили - не дошла она локтей восемьсот до калитки своего дома, пустующий лабаз стоял чуть в глубине от дороги...
    Никакой вины за собой графиня Вилфор не чувствовала - она не выгоняла хонору ночью, сама ушла, - сказала она дознавателю, приехавшему в замок. Графиня негодовала, как какая-то чернь смеет задавать ей вопросы! Но это было уже во второй половине дня, пока же Аткинсон сообщал - не привезли кормилицу.
    - Ищите! - велела графиня Вилфор, а служанке, приказала, - ну что ты застыла, любезная, корми младенца! И, Аткинсон, проследите, чтобы леди Ангенес удалилась из детской.
    - Да, делайте так, как мама велела - подтвердила распоряжение матери Луиза. И дамы, нисколько не сомневаясь, все будет выполнено в точности, покинули комнату. Обе успели убедиться - краснота с тельца Шонни исчезла, - что убрала её я, им даже в голову не пришло.
    Аткинсон был в полном замешательстве:
    - Послал я за лордом Томасом, наверное, в течение свечки прибудет. Может вам действительно подождать у себя в комнатах? С маленьким вроде все хорошо уже?
    - С господином Шоном как раз все плохо! - я решилась действовать, - Вы выходите, а я закрываюсь в детской, и мы ждём лорда Ришмонда. Графиням скажите, я вас вытолкала, да, боевой магией пригрозила!
    Удивительно, служанка и Фабик остались со мной. Томаса мы ждали долго, почти до первой свечки пополудни. Госпожа графиня Вилфор пожаловала раньше. Решительный стук в дверь был прерван её приказом, - достаточно, Бриггс, тут и мертвый услышит! Леди Ангенес, если вы не отопрете, я отдам приказ ломать.
    Вход я укрепила плетением упругий щит, единственным, которое знала. Так что все попытки лакеев были тщетны. Теперь графиня почти визжала, - магов сюда!
    - При всём моём уважении, миледи, там же Ваш внук! - Аткинсон все же вмешался, не выдержал.
    Я подозвала служанку. Та послушно прокричала около двери, - миледи просит не шуметь - ребёнок спит. Увещеваниям не вняли, и я поставила полог тишины. Они действительно мешали. Шонни я держала на грани сна, в полузабытьи: не понимая в лечении малышей ничего, даже можно ли их погружать в наведённый сон или в медицинский стазис, боялась навредить. Мой целительской опыт и умения - легион, война, там другое: раны, враждебная магия, - затем отчаянная попытка помочь Томасу, вернувшиеся силы и особое зрение, и начатки знаний по изменению органов и тканей, вложенные в детскую голову мою когда-то лордом Тео. А сейчас, с Шонни - я убирала следствия - отеки, зуд, но причину не видела. И боялась, вдруг со следующим приступом справится не смогу.
    В комнату все же пытались проникнуть, щит задрожал, но устоял. Правильно, у меня силы куда как больше, чем у местных магов, ещё немножко подпитала.
    А Шонни дышал хорошо, и даже во сне чмокал губами, есть хотел. Ну потерпи, маленький, вот отыщут или Иннис, или ещё какую женщину, и поешь.
    Я устроилась в широком и глубоком кресле, в нем кормилица обычно прикладывала детей к груди. Да, о груди. Болела она у меня, до того Томас прошлой ночью зацеловал. Сдержаться не мог, разглядывал, как за несколько недель, пока в замке живем, налилась. Даже проверял вчера, решил, что понесла. Сидя в кресле и держа Шонни на коленях, я то и дело свободной рукой поглаживала грудь, и правда, чего это я так растолстела? В ладони не умещается.
    Шон заворочался и захныкал, подняла его повыше, а он, глупенький, начал хватать ртом ткань платья. Стало ещё больнее. Отдала младенца Фабику, пошла со служанкой в водяную комнату. - Хонорина, пожалуйста, помогите ослабить корсет, и подайте полотенце, водой его холодной смочите.
    Мутновато-белые, непрозрачные капли... сжала рукой сосок, брызнула струйка, облизала палец - точно, молоко. Мы обе, и я, и служанка смотрели, и обе молчали - не бывает такого. Кое-как прикрывшись, обхватив грудь руками, выбежала из водяной комнаты, Фабик залился краской, ещё бы, такое зрелище... но не до него мне было.
    Шонни присосался сразу, ел, чуть ли не захлебываясь. Я не помню, как меня усадили в кресло. Ничего не помню. Мир сузился до размеров сферы - только я и малыш, мы двое, всё остальное не важно, подождёт. Ждать мир не собирался. Испуганно завизжала служанка, дверь в детскую пошла трещинками и рассыпалась деревянной трухой. Бледный, желваки на скулах ходят, разгневанный Томас хрипел, голос сорвал. - Вы почему не открываете?
    - Ах да, я же полог тишины двусторонний ставила, поэтому и не слышно, - мелькнула где-то на краю сознания мысль, но тут же забылась, потому что Шонни надо было переложить к другой груди...
    Томас стоял на коленях около кресла, взгляд напряженный, - Агне, ты должна прекратить! Что ты делаешь? Отдай Шона, я сумею остановить молоко, как я, дурак старый, не догадался. Сейчас привезут кормилицу.
    - Когда ещё привезут, а у него отёк и зуд начинаются от коровьего, - поднимаю взгляд - зрители полукруглом рассредоточились по комнате: Луиза, глаза изумленно распахнуты, рот сжат в куриную гузку, ее матушка, с красными пятнами на щеках, Аткинсон, лицом соперничающий со свеже выбеленной стеной, комендант гарнизона, встрёпанный, как после бури. В коридоре видятся ещё люди. Томас рывком поднимается, морщится. (Надо его коленями заняться, при первой же возможности...)
    - Шон остаётся с леди Ангенес, пока не найдём кормилицу, новую или хонору Иннис. Аткинсон, распорядитесь проводить остальных дам в их покои. Леди Вилфор, я оценил в полной мере вашу внезапную заботу о внуке, более можете не волноваться. Мы, Твиггорсы, ещё в детстве даём клятву не посягать на жизнь родича и беречь её. После церемонии наречения именем вы покинете Тур и вернётесь только с согласия его сиятельства Гердреда.
    В руках Томаса скреплённое родовой печатью распоряжение - "мажордому и начальнику гарнизона: исполнять все приказы лорда Ришмонда". Получил по магической почте, только что. Поэтому так и задержался, почта работает ненадежно, проходит одно послание из трёх.
    Отдаёт быстрые четкие указания коменданту - тех, кто ночью в карауле на воротах стоял - под арест, десять человек выделить в помощь городской страже.
   
    Томас сам провел поиск по ауре, заключил, что, скорее всего, Иннис мертва. Велел Аткинсону составить и расклеить в городе объявления - в замок требуется кормилица, и отправить бойкую служанку на рынок - поспрашивать, вдруг и без объявлений обнаружатся желающие.
    Но тело все же следовало найти, допросили стражников, определились с точным временем, когда Иннис покинула замок, отыскали хонора, подвозившего её до города, для успеха дальнейших поисков требовались люди и везение.
   
    Ко времени, когда Томас вновь добрался до детской, я успела ещё раз покормить Шона, отправила отдыхать Фабика и теперь, распеленав ребёнка, распрямляла и сгибала ручки, ножки, переворачивала на животик. Томас подсел рядом, сзади, притянул, целуя в макушку и затылок. В растворенное окно - никакого сквозняка, а свежий воздух проникает, старинные артефакты "завесы" принёс Аткинсон, не знаю, сколько им было лет, но они работали. Мягкий свет клонящегося к закату солнца заливал комнату, в саду пробовал голос, распевался соловей. Почему мужчины склонны все портить? Вот и Томас стал в такой блаженный момент взывать к моему здравому смыслу. Тщетно. Он уговаривал, убеждал, а я стояла на своём, - пока некому кормить Шона, это буду делать я.
    Том решительно противился, - Мне все равно, что люди скажут, при чем тут приличия или гордость. Я о тебе пекусь в первую очередь! Девочка моя, знаю как тебе пришлось, но пойми, будет только хуже ... скоро покинем Тур, ребёнка взять с собой не позволят, у него есть мать и отец. Агнес, да ты слушаешь меня? - я слушала, но белые короткие волосики на голове Шонни делали его таким похожим на Лютика.
    - Агнес, это сбой, расстройство в работе организма, у тебя с осени и так не все в порядке. Это опасно. - Я хихикнула, потому что Шонни ухватился кулачком за палец и не отпускал. Шонни улыбнулся в ответ, - Томас, а он уже узнает, представляешь?
    - Бедная моя. Пойду, велю переместить детскую. Переехали мы к вечеру, ребёнка с няней разместили в моей спальне. Няни, одна молодая женщина лет тридцати, та, что оставалась со мной "в осаде", и вторая, солидная пятидесятилетняя хонора, приходились дальними родственницами Аткинсону. Они попеременно дежурили подле малыша. Детская соединялась дверью с Томасовой комнатой, куда я перебралась спать.
    - Как простолюдинка какая, - отпускать язвительные замечания за обедом Луизе никто не мешал, Томас в замке днём отсутствовал. Графиня Вилфор благоразумно молчала.
    Наречение именем - торжество, прежде всего, семейное, но так получилось, что из родни приехала только Кларисса с детьми - мальчиком и девочкой, погодками. Арлингтон обещался быть к самой церемонии. Лили прислала подарки и письма, добраться до Тура никак не могла, после долгого перерыва, сыновьям её было десять и девять лет, снова ждала ребёнка, на этот раз девочку. Полт с Гердредом денно и нощно трудились на благо государства, а Ричли метался по стране, работа внутренней стражи оставляла желать лучшего.
    За трапезой собрались одни женщины, дети Клариссы ели отдельно. Наречение именем состоится завтра в полдень и дамы живо обсуждали, как должна быть одета по семейной традиции мать младенца - в белоe или пурпур. Призвали Аткинсона, уж он-то наверняка знает, видел церемонию наречения именем Гердреда. Мажордом задумался, но всего на миг, - не помню!
    В дверном проеме мелькнула одна из нянюшек, лакей, стоявший при входе в столовый покой, приблизился ко мне, склонился в поклоне - миледи, дозвольте обратиться, молодой хозяин проснулись.
    Фразу о простолюдинке Луиза произнесла вслед, в спину, словно позабыв о всех правилах приличия, провоцировала при Клариссе, толкала на резкий ответ. Я кормила Шонни, найти замену Иннис не удавалось.
    Первых забраковал Томас, дамы были неопрятны и одна явно пила. Эти пришли сами, едва узнали, что требуется мамка для младенца-графа. Потом вечером обнаружили тело Иннис, и по городу пошли шепотки - плохо обращались, выгнали из замка ночью, а может, бежала, спасая жизнь родного сына. На каждый роток не накинешь платок, остановить пересуды способа не придумали, в кормилицы идти желающих не было.
    И за все эти шесть дней ни Луиза, ни её матушка ни разу не появились в детской. Вот Кларисса, приехавшая вчера в ночи, с утра попросила разрешения навестить племянника вместе с детьми, а сейчас вновь входила в детскую. Затаив дыхание, смотрела, как заканчивает есть Шон, как укладывают его в колыбель.
    - Вы уже выносите спать в сад?
    - Нет, свежего воздуха и здесь достаточно.
    - А зря. Но об этом поговорим после, а сейчас я зашла спросить - простите богини ради, если в чем-то обижу: сами-то вы что наденете? - Кларисса смешно сморщила носик, - они меня утомили, пурпур или белый, белый или пурпур? И Аткинсон - точно помню сколько бочонков лорийского, а цвет платья миледи - нет!
    С Шонни все было просто, бело-голубое атласное великолепие в пене кружев, первый наряд маленького лорда прислала Лили. Няня гордо демонстрировала его, разложив на кушетке близ окошка. - Ну чисто солнечный лучик в нем молодой хозяин будет!
    - Н-да, если отставить в сторону, что внешностью он - вылитый Твиггорс! - в ответ на это замечание Клариссы я не сдержалась - бросила негодующий взгляд, как она может так, он самый милый малыш на свете!
    - Та-ак, мамочка во всей красе - говорила ежиха ежонку - ах ты мой мягонький, ворона вороненку - ах ты мой беленький... - Кларисса улыбалась так хорошо, что сердиться на неё не было никакой возможности. - Мне можно, я сама Твиггорс, не обижайтесь. Нет, ну а вы-то?
    Моим нарядом озаботился Томас, благо в порту можно было найти и купить, кажется, всё, даже коронационную мантию, - и не думай, дорогая, что сможешь спрятаться на церемонии от взыскательных глаз, вся местная знать съезжается. - Платье эльфийского шелка, матово-белое, цвета яичной скорлупы, висело в гардеробной и я, натыкаясь на него взглядом, каждый раз вздрагивала, представляя, сколько оно может стоить.
    Прекратил причитания и ахи Томас одной фразой. - Хочу гордиться женой, или ты думаешь, тщеславие мне несвойственно? - То ли смеялся, то ли серьёзен был, - хотя более всего жажду запереть в высокой башне, и сторожить, как дракон сокровище, и чтобы никто не смел глядеть.
    Это-то платье я и показала Клариссе.
    - Восхитительно! Бедная Луиза!
    - О богиня, да чем же она бедная?
    Лицо Клариссы стало серьёзным, - ей внушили, что красота - та основа, на которой вся жизнь строится. И она должна, просто обязана быть первой среди всех красавиц Торриджа, а все остальное приложится стараниями матушки. Я ещё удивляюсь, и как они с мамашей своей на королевский трон не замахнулись.
    - Энцийцы опередили, предложили королю принцессу Ивонну, - вспомнила, как накануне сговора с Вон-Вон Луиза ходила с задумчивым видом, и надевала помолвочный браслет со странным выражением лица...
    - Может быть. После свадьбы появление Луизы при дворе было триумфальным. Думаю, она смирилась с ролью жены одного из первых, но при этом первой красавицы. А тут Вы, со своим сиянием.
    - Но я же ни на что не претендую...
    - О, а вот это и пугает более всего, наговорили они о вас несусветных гадостей. Нет, я не сплетничаю, предупреждаю. Страшно представить, какая чернота должна быть в душе - человеку свойственно приписывать другим свои собственные мысли. Итак, мать и дочь утверждают, что некая вдова, даже и не дворянка, по всему поведению видно, обманом женила на себе лорда Томаса, проникла в семью и метит никак иначе, чем в графини Твиггорс! И поэтому не остановится ни перед чем, чтобы избавиться от Шонни, потом от Луизы...
    А Томас с ней теперь заодно, всем известно, что первые сорок лет жизни, пока не родился Гердред, был наследником Твиггорсов. Мать и дочь пишут письма всем мало-мальски знакомым дамам. Уверена, Гердред не поверит и не усомнится в Томасе ни на йоту, но общественное мнение ему не перебороть.
    - Все равно не понимаю, зачем им это? - логики я не видела. Томас так точно хотел поскорее покинуть Тур и быть подальше и от графинь, и от Гердреда.
    - Я тоже не понимаю, но дядюшка Томас насторожился. У ваших покоев непрерывно дежурит охрана, к вам приставлены самые верные служанки, женщин, готовых идти в кормилицы, проверяет маг-менталист. Неужели сами не замечаете? - взгляд Клариссы был пронзительным, серые глаза прищурены. В эти мгновения она чрезвычайно походила на брата.
    Ничего я не замечала, уже говорила, мир для меня сжался до размеров двоих - меня и Шонни, и ещё местечко оставалось для Тома. Я не обманывала себя - не любила, но начинала испытывать сильнейшую привязанность, а ночами, когда сознанием правило тело, чувственную страсть. Что мне было до того, что творится вокруг, в замке? Между тем Аткинсон постепенно избавлялся от людей, принятых на службу по указанию графинь, заменяя их на своих. Томас проверял защиту замка и башни, выучку небольшого гарнизона, словно готовился к военным действиям.
    - Дорогая, я осталась бы с вами и дольше, но боюсь, разбойники без меня перевёрнут замок вверх тормашками, им уже пора проснуться от дневного сна, - детей своих Кларисса, по всему было видно, обожала, и полностью не передоверяла няням.
   
    Церемония впечатляла. Шонни выдержал её стоически. - Вот что значит происхождение, -назидательно сказал один из приглашённых церковников, но я-то знала - невидимый большинству магов флёр защиты от шума, пыли, слишком яркого света был сотворён Томасом. Он все время сам держал Шонни на руках, не передавая ни Луизе, ни графине Вилфор. Место моё было рядом с Клариссой, утирающей слезы умиления, её мужем и детьми. За нами - вся остальная толпа, съехавшаяся в Тур с самого раннего утра. Луиза играла роль трепетной юной матери, то и дело пытаясь поправить то башмачок, то шелковый чепчик сына, графиня Вилфор, в свою очередь, всеми телодвижениями выражала озабоченность состоянием дочери - "ах милые мои, она ещё не восстановилась после тягот и испытаний родов, но право же, ей даже бледность к лицу". Маркиз Арлингтон стоял как на палубе родного флагмана. Только боцмана с дудкой и мачты за спиной не хватает: по стойке вольно, по-моряцки широко, заложив руки за спину. Кларисса, ловя слезинки кружевным платочком, успевала и с гордостью и любовью посмотреть на мужа, и заняться детьми, которых начинала тяготить неподвижность.
    Праздновали на лужайке сада, раскинувшегося от донжона до южной, нависающей над морем, крепостной стены. Легкий ветерок колыхал края белых скатертей, столы разместили под навесами-шатрами, одуряюще пахла сирень и ещё какие-то бело-голубые цветы, пенилось игристое в высоких бокалах. Юного виновника торжества ещё раз показали гостям и унесли - старшая из нянюшек под охраной двух боевых магов. Поздравления, подношения новорожденному, тосты-здравицы, музыка, долетающая как бы издалека, под сурдинку, солнечные зайчики на всём, до чего могли допрыгнуть эти непоседы. Разъезд карет и экипажей, перевязанные алыми лентами памятные подарки гостям, удаляющиеся от замка огни, сумерки, почти ночь и устало сидящий на стуле в центре лужайки Аткинсон, - а поросят в тесте пересушили, милорд, говоришь-говоришь повару, все мимо...
   
    Высокие сапоги тонкой кожи валяются на ковре, Томас в кресле, откинувшись на спинку, ноги в тазике с холодной водой, на лице - блаженство, глаза закрыты, то и дело стряхивает с пальцев вниз какое-то заклинание. Устал, целый день в напряжении, мне же не терпелось рассказать как Шонни, я всего дважды забегала покормить, в остальные разы ел из рожка сцеженное. Видя расслабленную полудрему мужа передумала, подошла, встала на колени, прижалась, хотела сказать что-нибудь ласковое, однако не нашлась словом. Томас тоже на слова не тратился, в мгновение ока я оказалась в весьма странной позе наездницы, поддерживаемая со спины сильными горячими руками.
   
    Назавтра случились сразу три выдающихся события. Замок покинула графиня Вилфор, отыскалась подходящая кандидатка в кормилицы и прилетел Дракон. С отъездом матушки Луизы все прошло как нельзя более гладко, видимо, она смирилась с участью - пожить некоторое время вдали от дочери. Дракон - на деле оказавшийся рыжеволосым красавцем - смуглая кожа, зеленые глаза - явился посмотреть на малыша, Твиггорсы приходились ему какой-то-там-не ясно-в каком-колене родней. Отбыл быстро, - дела!
    Кормилица появилась ближе к вечеру. Хонора понравилась и мне, и Клариссе, но когда подошло время кормления... Видеть, как другая будет запихивать в рот моему мальчику сосок, не хочу! И я ушла в спальню, встала у окна, мрачно смотрела, как взлетают и садятся на стену стерги - взрослые следили за первыми полетами птенцов. Вспомнила, что у меня там есть стержонок, Барсик, а я с приезда в замок даже не проведала, не посмотрела на Гердредов подарок. Между тем в детской раздалось попискивание Шонни, сменившееся громким рёвом. Потом жалобный, хнычущий плач, таким Шонни просил есть. И снова негодующий крик. О богиня, да что они там с ним делают!
    Делали не с ним, а он сам - ни в какую не желал есть из груди кормилицы.
    Промаявшись ещё четверть свечки, не выдержала, - давайте с утра попробуем. Утро не принесло ничего нового, Шонни не уступал.
    Со второй, третьей, и далее кормилицами происходила все та же история. Чтобы даже ненароком не оказывать воздействия на Шона, я спускалась в сад, бесполезно. Попробовали кормить силком. Докормились до икоты и рвоты.
    Между мной и Шонни установилась та невидимая, необъяснимая связь, которая иногда возникает между матерью и ребёнком. Я всегда знала, когда он просыпается ночью, голоден или замёрз, жарко, побаливает животик... А он непостижимым образом чувствовал меня, и звериный первобытный инстинкт, свойственный младенцам, подсказывал, пока я рядом, он в безопасности. Если я уходила более чем на две свечки, или отходила от Шонни достаточно далеко - он начинал плакать и не успокаивался, пока не появлялась рядом. Клянусь, я не сделала ничего осознанно, чтобы эта связь установилась, клянусь перед статуей богини, я лишь пожалела малыша.
    Луиза в суете поисков кормилицы участия не принимала. С ледяным спокойствием выжидала - что же будет дальше. Выказывала полнейшее равнодушие к сыну и ни во что не вмешивалась. "Вы отобрали у меня малыша, теперь забота о нем - на вашей совести. Я чиста перед богиней, она знает, ничего плохого я не замышляла, у вас какие-то проблемы, я не при чем. Привязанность к новой родственнице, к Ангенес? - искусственная, запретная ментальная магия и ничего больше, пусть сыск и судьи разбираются, а не она, Луиза."
    Тупик. У нас не было причины оставаться дольше в Туре, все, о чем просил Гердред, выполнено: малыш родился, здоров , именем наречён, народу показан. В самом замке порядок - гарнизон усилен, наследник должным образом охраняется, все полномочия по управлению хозяйством переданы Аткинсону.
    Томас с каждым новым отторжением кормилиц все больше и больше мрачнел. Я начинала понимать, в какую безвыходную ситуацию загнала себя и его. Не упрекал он меня ни словом, ни взглядом, лишь старался обращаться бережно, как с треснувшей дорогой вазой. Лучше бы этого не делал, на душе становилось ещё хуже.
    Мы пытались разобраться со странной зависимостью: Шона - от меня, меня - от Шона. Выбрав время, когда Шонни спал, проверили, как далеко смогу отойти - удалось до замковых ворот. Там скрутило ужасом: малыш умирает. Развернулась и бросилась назад. Шон кричал, как от боли, извивался, сучил ножками, подхватила его на руки, под растерянное Томаса, - не могу успокоить, похоже, он ставит защиту.
    - Какую, ему всего месяц! - я сорвалась, каюсь, почти кричала.
    - И тем не менее, пробиться не получается. О нечисть подземелий! Явилась!
    В дверях стояла Луиза, смотрела внимательно, кончики губ изгибались: полуулыбка, полуусмешка, - разглядывала как диковинных каких зверюшек. Покачала головой и удалилась, походка плавная, спина идеально прямая, сама невозмутимость, как и подобает истинной леди.
    - Теперь станет утверждать, что нарочно мучаем младенца, - Томас, утешая, обнял меня за плечи, так что малыш оказался защищён от мира нашими телами. Он уже не плакал, улыбался и тихонько гулил.
    - Оставь, пусть себе притворяется дальше, никого она не обманет, ни Клариссу, ни Гердреда. Я ему напишу, предложу решение - останешься с Шонни до тех пор, пока он в тебе нуждается. Связь должна ослабеть со временем, или мы что нибудь придумаем, разберёмся с этим феноменом.
    - А ты, как же ты? То есть мы как же? - решением этим Томас обрекал на возможную разлуку.
    - Я подожду, - голос почти не дрогнул, но глаза, лучше бы не видеть их - такая горечь!
    - А! - сказал Шонни и уцепился на большую серебряную пуговицу на кафтане Томаса.
    - И что же ты у нас такой упрямый, - Томас осторожно разгибал крошечные пальчики, высвобождая серебряную сферу.
    -Аа! - и младенческая ладошка шлепнула Томаса по носу.
   
    На письмо Гердред ответил очень быстро, буквально на следующий день. Томас ещё не уехал в город, когда из почтовой принесли запечатанный конверт. Следует, однако рассказать немного об особенностях защитной магии Тура. Абсолютная невозможность телепортации любого рода - изменить эти установки не смог никто. Первый Твиггорс, граф Артур, говорят, сотворил защиту при содействии дракона, да и сам был драконьей крови. Плетения, чужие, непонятные, невидимые, тянули магию из воздуха и земли. Около стен всегда, даже в самый жаркий день, был слой ледяного воздуха, а на почве зимой выступал иней. Сами же стены были всегда чуть теплее, чем обычный камень, и в безлунные ночи слегка светились во тьме. Поэтому Почтовая и Портальная были устроены в барбакане - выносной башне в конце разводного моста. Сейчас, когда вот-вот должна была возобновить работу портальная служба, там непрерывно дежурили маги, и уже настроили стазисную ловушку.
    Томас пробегал глазами послание, сначала улыбаясь, потом лицо его стало неподвижным, окаменело.
    Мятеж! Восстали области Брадленд и Рокси, конечно, приложили руку графы Осборн, родичи королевских детей, Роберта-бастарда и принцессы Алисии.
   А иначе эти земли называли Свампвуд. Лежащие между правым рукавом Тивира и горным отрогом Варрайх, по праву считались они самым бедным краем во всем Роштайне. Пахотных там почти не было, покрытые густыми зарослями горные склоны, узкая полоска песчаных солончаков, а дальше - мелкие озёра, соединённые между собой протоками - пойма Райт-Тивира. Уж неизвестно, в какой связи с расположением места, но была у жителей Свампвуда одна особенность - маги среди местных практически не рождались. При том храбростью и гордостью богиня "болотников" (сами-то себя они называли эрлайх - люди, пришедшие с воды) не обделила. Богине они поклонялись, но чтили и древних - демона торфяных топей Харта, морскую владычицу Юррайну и горных духов, которых именовали кублингами.
   Принадлежали земли Свампвуда нескольким дворянским родам, весьма многочисленным. Преданность эрлайхов своим господам была чрезвычайной, даже вошла в поговорку. Между простым людом и господами никогда здесь не было той пропасти, что разделяла сословия в Торридже.
   Главой рода Рокси сейчас был старый граф Осборн, тесть короля, дед Алисии и Роберта-бастарда. Брак дочери стал невиданной удачей, принёс Рокси-Осборнам новые земли, выгодные должности при дворе и стабильные доходы. К несчастью, смерть юной Королевы и отвратительное преступление её родной сестры (5) не позволили сполна воспользоваться выгодами брачного союза. Чтобы удержаться при дворе, граф Осборн отрёкся от старшей дочери, и слова не сказал против, когда король приказал запечатать молодой женщине магический дар и сослать её в обитель Олирии-разумницы, в одиночную камеру-мешок, навечно. Единственно, о чем просил граф - не карать несчастного ребёнка, у бедняги и так с рождения не стало матери. Король признал бастарда.
   Гордости у Роберта-младшего (ребёнка назвали так же как и отца-короля) было хоть отбавляй, скорее даже не гордости, а гонора и высокомерия, а вот храбростью его богиня обделила. Впрочем, внешностью не обидела, да и магический дар дала выше среднего, а также ум, хитрость и изворотливость. Сестра его, Алисия, считалась наследной принцессой пока королю не удастся обзавестись законным сыном. Она не получила из даров богини ничего, кроме ослепительной красоты. Отличалась Алисия также редкостным упрямством и избалованностью, даже странными для её возраста, а шёл принцессе уже двадцать первый год. Разрыв помолвки с монтеррийским принцем, в которого она была влюблена, и последовавшая за этим гибель жениха ( вместо со всем королевским семейством обратился он в прах, серый пепел) настолько потрясли принцессу, что целители сомневались некоторое время, останется ли она в здравом рассудке. Алисия безвыездно проживала в отдаленном королевском замке, окружённая нянюшками, преданными служанками, фрейлинами и озабоченными её душевным и физическим состоянием лекарями.
   Возмущение в Свампвуде казалось спонтанным: из-за того, что короля унизили, отстранив от реальной власти, неминуемо страдали принцесса Алисия и Роберт-бастард, а они были "свои", почти родственники. На деле недовольство умело подогревалось и направлялось из фамильного замка Осборнов. В этот замок, затерянный среди бесчисленных озёр, каналов и болот, привезли похищенную накануне выступления принцессу Алисию. Роберт младший бежал из столицы самостоятельно. Законная наследница Торриджа и его вероятный наследник, если удастся внести изменения в закон о королевской власти, оказались на стороне восставших, основным требованием которых было восстановление абсолютной монархии. Король оставался в Тургхейме, отрицая всякую причастность к бунту.
   
   Письмо. Начал писать его Гердред, видимо, в тишине и спокойствии вечера. В первых фразах уверял, что Томас все сделал правильно, и если он считаeт, что малышу будет лучше оставаться некоторое время с леди Ангенес то пусть так и будет, а его благодарность за заботу о сыне безгранична, и "дядя Томас, я знаю, насколько вы привязаны к молодой жене, и как тяжела для вас даже недолгая разлука с супругой, поэтому чувствуйте себя в Туре как дома." Далее шли рассуждения о природе ментальной связи и взаимодействии тонкой материи аур. Тут видимо, Гердера прервали, потому что дальше менялся даже почерк.
   "Нет, я не буду называть восставших глупцами и идиотами, скорее все это относится ко мне - знал же, что Осборны не смирятся с потерей влияния при дворе и не позволят выдать принцессу Алисию замуж без согласования с ними как с ближайшими родственниками. Счастье, если она ещё не вступила в брак с креатурой клана, и у нас не появился в стране принц-консорт. Молю богиню, чтобы они перегрызлись в борьбе за место в постели принцессы. А если все же придут к единому решению, уверяю, её супруг с полным правом может считать себя покойником. Наш родич, увы, сообщение запоздало, вместе с предупреждением о побеге Роберта-бастарда пишет: оказывать давление на меня, Полта, Арлингтона собираются, угрожая семьям - жёнам и детям. В опасности самое дорогое - Шонни, леди Луиза и твоя леди Ангенес."
   Томас был крайне аккуратен с бумагами, письмо сохранилось, вот оно, читаю и слышу eго голос: Гердред просит взять на себя заботу о безопасности семейства, а если понадобиться, то и Клариссы с детьми.
   Но Кларисса уехала, уплыла на Заячий Клык, - пока есть оказия, Арлингтону спокойнее, если я рядом. - Мы вдвоём с Томасом проводили маркизу и детей, Луиза в столь ранний час никогда не выходила из спальни. Я простилась с ними во дворе, Томас шёл до площадки, с которой начинался спуск к пристани. Когда вернулся, в Туре, впервые с незапамятных времён, подняли разводной мост и захлопнули ворота. "Осадное положение" вплоть до конца мятежа. В крепости, городе и всем домене. Томас был опытным военным и охрану замка организовал безупречно. "Мышь не проскочит", да, разумеется, но нашлась-таки крыса.
   Взаперти мы просидели почти два месяца. Луиза изнывала от скуки. Вероятно поэтому начала приходить в детскую, или спускалась со мной в сад, где и проводила дневные часы, от безделья кажущиеся ей бесконечными. Пряталась в тени от ослепительно-безжалостного весеннего солнца, берегла кипельно-белую кожу. С той же скуки, не иначе, заводила беседы "о жизни" - что сейчас делается при дворе и в столице, матушка в письмах снабжала её сведениями, послания от старшей графини приносили через день,толстые запечатанные конверты. Старалась отвечать вежливо и односложно, надеясь, что разговоры, превращающиеся в пространные монологи, надоедят Луизе.
   Нет, она продолжала разговаривать чуть ли ни сама с собой, и ещё комментировала мои действия, а попросту говорила гадости.
   Я читала отобранные в библиотеке книги - можно подумать, вы смыслите в магии! Обучала Барсика, маленького стерга, - велите ему не приближаться, гадость несусветная! Кормила Шонни, - да вы просто корова какая-то, скоро в дверь не пройдете, кормление портит фигуру безвозвратно.
   Я действительно слегка пополнела. Томас уверял - это естественно, ничего страшного не происходит, нормальное поведение женского тела. Гимнастику я делала в тайне от служанок, сажала в кресло с книгой на коленях фантом, и под пологом отвода глаз танцевала, плавно перетекая из одной позы в другую, надолго замирала, напрягая мышцы...
   Томас покидал замок несколько раз в неделю, в сопровождении телохранителей уезжал в город. В начале травня в Уинг-о-Туре появился Ричли, лично проконтролировать уничтожение "паука". Скрывалась жуткая нечисть в затопленных морем гротах и пещерах между портом и нашим замком. Выбиралась из них во время отлива, отправляясь в город за добычей. Откуда взялась тварь, о которой на Роштайне никто никогда не слышал, неизвестно. Описание флайтауэра, существа с далеких Фрианских островов, Томас нашёл в старинном бестиарии. Разумеется, он участвовал в охоте на монстра, и, конечно, я узнала об этом постфактум. Хотя должна бы догадаться, очень уж тщательно перед уходом муж проверял охрану замка и долго говорил с начальником гарнизона. И много раз повторил, - Агне, помни про схрон!
   Так как эту тетрадь смогут прочесть только наши потомки, я, пожалуй, могу со спокойной душой рассказать о тайне замка Тур. Отстраивали его заново на фундаменте разрушенного. Но это не совсем так. Под замком устроили подземелья: озеро, питающееся от бьющих с невероятной глубины источников, склеп-усыпальницу и убежище - тайную комнату, в которую можно попасть из идущего к склепу туннеля. Есть и ещё один ход, выводящий в грот напротив скального острова - Крыла Дракона. Это уже на самый крайний случай. Как сказал Томас, ни ходом этим, ни убежищем никогда не пользовались, открывали подземелье лишь для похорон. Артефакт срабатывал от нажатия на вензель - букву чужого, иномирного алфавита, обращённую вниз рогатинку с перекладиной, в венке из веток с мелкими цветами. Выбит он был на боковой стенке мраморного кенотафа - ложной гробницы Артура Твиггорса и был заговорен на кровь - только касание мужчины или женщины рода пробуждало механизм, и саркофаг плавно отъезжал в сторону, открывая теряющуюся во тьме широкую лестницу.
    - Теперь ты знаешь, как открывается подземелье, обычно женщинам этого не рассказывают...
    - Почему?
    - Традиция, основанная на глупых предрассудках.
   
   Томас вернулся, вместе с Ричли, ещё не остывшие от охоты, возбужденные, снова и снова в мыслях переживающие опасное приключение. Не стесняясь присутствием герцога, Том подхватил на руки и закружил по комнате. А потом уткнулся своим большим, твиггоровским, носом мне в макушку и замер, вдыхая запах волос. - На правах члена семьи скажу, - Ричли тоже улыбался во весь рот, целуя мне руку, когда Томас наконец-то соизволил отпустить, - Вы ещё больше похорошели, если такое вообще возможно. - Луиза глядела на нас, морщась и кривя рот в недоброй, искусственной улыбке.
   За обедом она взяла реванш, очаровывая молодого и красивого барона Карли, мэра города, он и глава местной стражи были приглашены в замок. Луиза была необыкновенно оживлена, блистала возродившейся красотой - голубыми глазами на фарфорово-нежном лице, золотом волос, точеной фигуркой. Ощутить флёр всеобщего поклонения, что ещё нужно запертой в четырёх стенах женщине, и Луиза кокетничала, улыбаясь лорд-мэру, а тот с восторгом глядел на прекрасную графиню. Барон Карли не один пал её жертвой, она вскружила голову и начальнику гарнизона замка. Если барон был почти ровней, то в случае капитана Пола Арке разница в положении не предполагала даже возможности общения. (Я лишь теперь понимала, как вольно жила при Вулли, презрев все условности и путы этикета.) Бедный влюблённый Пол мог лишь издали смотреть на предмет обожания. Почему я была уверена - влюблён? Женщины обычно точно это чувствуют, особенно если речь не идёт о них самих.
    - Следить за нравственностью этой дамы? - да ни за что на свете - увольте меня! Не совсем же она дура - развод ей крайне невыгоден. - Томас злился. И не столько на Луизу, сколько на Гердреда. Не ведут себя так с женой, только что подарившей роду наследника, какой бы она не была, не выказывают так открыто небрежение. Ни одного письма за два месяца.
    - Думаю, Гердред сейчас очень жалеет, что вообще женился, союз с Алисией открывает дорогу к трону и созданию новой династии. Но пока Луиза не сорвалась и не наделала глупостей, Гердреду от уз супружества не избавиться. - С Карли он поговорил, зачастивший было в замок барон перестал приезжать.
   
    В те времена причиной расторжения брака могли послужить (из прежнего свода законов Государства Торридж) " отсутствие консуммации оного, или длительное, более двадцати лет, отсутствие одного из супругов, или бесплодие, или супружеская измена", последние две причины лишь со стороны женщины. Брачные законы предписывали несомненную и неукоснительную верность жены обетам. Муж мог заводить интрижки на стороне, содержать тайных или узаконенных любовниц, но женщина обязана блюсти себя. Случался и развод по договоренности - со взаимного согласия обоих.
    Семейная жизнь графа и графини напрямую была, из-за Шонни, связана с нашей, и мы обсуждали её с Томасом вечерами, когда он освобождался от сидения за тетрадями - готовил программу целительского курса "Полевая Медицина" для академии. Лечить в городе сейчас не мог, в замок посторонних не пропускал - у нас опять стало туго с деньгами - Том сердился ещё и из-за этого.
    К концу месяца росеня стало ясно, что мятежу приходит конец. Слишком неравны были силы, и если бы не некоторые особенности местности, в которой укрепились восставшие, и не неизвестно откуда взявшиеся в войске графов Осборн боевые маги, все кончилось бы гораздо быстрее. Когда площадь мятежа сузилась до размеров острова и родового замка посреди болот, бунтовщикам предложили переговоры, не дай богиня, при штурме погибнет наследница престола, в этом случае точно не избежать Гражданской войны. Осборны торговались отчаянно. Король, как он выразился в послании к Большому Государственному Совету, обещал отречься от престола, если будет проявлено милосердие к сыну и его родственникам.
   ...
    - Страна на грани хаоса, - каждый раз, получая сведения из столицы, повторял муж. - Честно, иного выхода не вижу: Регентский Совет и местоблюстители престола - Королёва Алисия и её муж-консорт. - И тут от Гердреда пришло письмо, просто взбесившее Тома. В сердцах он даже обозвал племянника. - Мерзавец! Хочет моими руками ... ну уж нет. Сам и только сам!
    И Гердред появился в Туре, ненадолго, как только заработали порталы. (Да, они открылись, но требовали пока очень большой энергии. Их многократно проверяли - туда и обратно, прежде чем входил человек.) Гердред пытался договориться с Луизой о полюбовном расторжении брака. Та категорически отказала - Гердред настаивал - ежели она не хочет позорного разрыва, лучше согласиться. Опрометчивое поведение, легкий флирт ( доложил Аткинсон) грозился представить как самую настоящую измену. Томас оказался прав - Луиза мешала Гердреду в его честолюбивых планах.
    Времени на раздумья Твиггорс отвел ей до летних дней богини. - Посоветуйся с матушкой: я дам тебе состояние, ты сумеешь ещё раз выйти замуж, я позабочусь о достойной партии. - Бедная Луиза, у неё не было выбора. То ли в обмен на обещанные милости, то ли просто с испугу, барон Карли был готов свидетельствовать против неё.
    Гердред покинул замок, а Луиза...
    - По-моему, она сошла с ума, - я в очередной раз наблюдала, вместе со всем замком, "случайную" встречу её подле живой изгороди, окаймляющей сад, с капитаном Арке. Вспыхнувший румянец, потупленные глаза. Вот чего не могла понять - зачем подогревать влечение у бедного Пола? Недавно утром в саду - на первый взгляд все пристойно -леди в присутствии двух служанок, скрытая от всего света листвой, делает нашу знаменитую эльфийскую гимнастику - но место и время выбраны так, что совершающий каждодневный обход крепостной стены капитан не может не видеть изгибающуюся фигурку полуобнаженной графини. О этот танец - когда я перебралась в одну комнату с Томом и он через мой "отвод глаз" увидел его, танцевать мы закончили в паре, в постели. - Один сплошной соблазн и... кто только придумал? Так вот, Луиза откровенно прельщала, но бравый капитан пока твёрдо знал своё место и вожделел издали.
    - Наставит напоследок рога - и поделом! - Томас отправлялся в город. Поцеловал, - к обеду буду, сегодня начнём челюстную хирургию - магическую и смешанную, - на мне отрабатывали, проверяли курс лекций. Заодно и училась, жаль, без практических занятий.
    Шонни спал. На подоконнике сидел мой стержонок, Барсик. Бросила взгляд за окно - Луиза уже разговаривала с капитаном. Разговаривала - ну точно, сойти с ума. Сделала для Барсика копию ауры Пола, велела подлететь, сделать круг над его головой. Малыш уже хорошо ориентировался и безошибочно находил людей, ауры которых я ему показывала. Со двора донёсся ожидаемый женский визг - Луиза боялась стерга.
   
    Тянулся обычный день начала лета - шестое число месяца зорь. Томас вот уже свечку как уехал, ушёл порталом в Уинг-о-Тур. За это время я успела позаниматься со стергом и просмотреть пару страниц Томасовой рукописи. За окном гудели осы, пытались пробраться через завесу артефакта в комнаты, их манил запах клубники. Наверное последние в этом году темно-красные ягоды лежали в плоской чаше на подоконнике. Взяла одну, приманила стержонка - попробуй! Тот послушно открыл зубастый клюв, закатил глаза. Смешной! Надо было вымыть руки, перепачкалась в клубничном соке, и взять перо, я решила кое-что записать, пришло на ум во время чтения. И скоро проснётся Шонни, пойдём в сад, к фонтанам. Окно водяной комнаты закрывало хитрое стекло - прозрачное лишь с внутренней стороны. В него хорошо просматривались выносная башня, ворота - cтворы открыты, подъемный мост - опущен. А во двор уже вошли четыре незнакомца. Один из чужих вскинул голову, мне казалось, посмотрел прямо в глаза, хотя видеть меня он просто не мог. А вот я увидела, с ужасом разглядела на щеке его татуировку - белую ладонь. Мне кажется, хлопок, от которого заложило уши, и плач Шонни раздались одновременно. А ещё была вспышка, всполох с западной стороны донжона.
    - Шонни! - я выскочила из комнаты, чуть не споткнувшись о дежурящего у дверей стерга, и, не обращая внимания на его обиженный клёкот, кинулась в детскую. Шонни вопил, потому что Луиза держала его на руках, а он и на дух не переносил прикосновений матери. Сразу заходился в плаче, просто закатывался, синел от рева. Няня куда-то исчезла, на самом деле я её не заметила, она лежала, оглушенная, с другой стороны кушетки.
    - Луиза, быстрее, в замке чужие, маги. Бежим вниз, в часовню, давай Шона, - но та словно оцепенела и не выпускала ребенка. Все мои попытки забрать младенца были тщетны, и сама она двигаться с места не собиралась. Между тем дело решали мгновения, если я правильно поняла, в замок проникли боевые маги из ордена "чистых". И тот, с белой ладонью на щеке - чуть ли не магистр. О богиня, откуда только вылезли, из какой бездны, казалось, с ними покончено навсегда. Против этих мои щиты защитные - как солома против ветра. Что с того, что магии хоть отбавляй - я не воин! А Шонни надо спасать, поэтому скорее, скорее... решил дело стержонок, он со стрекотанием налетел сверху, захлопал перепончатыми крыльями в паре локтей над нашими головами. Ужас, который графиня испытывала в присутствии птицеящерки, был неподдельным, самой настоящей фобией. Она вскрикнула и выпустила ребёнка, я успела подхватить, с такой матушкой и вражеских магов не надо, сама угробит.
    - За мной! - мы выбежали в коридор, до северо- западной лестницы было всего несколько локтей. Но снизу уже слышались голоса и звуки сражения, мимо нас просвистел огненный сгусток, бой шёл где-то на уровне второго этажа. Все постепенно заволакивал густой дым, на нашем, третьем этаже в лестничном холле на стенах горели шпалеры и деревянные панели - ужас заледенил спину - я так же металась с Лютиком на руках в штурмуемом горящем замке. Вниз нельзя - значит, в другую башню, я развернулась, чтобы поглядеть, как там Луиза, бежит ли следом, и увидела, как она швыряет в меня какой-то круглый, похожий на небольшой мяч, предмет. Отпрянула, шар пролетел мимо плеча и разбился о стену, выбросив сплетение невидимых обычному взору магических пут. Артефакт обездвиживания! Луиза промахнулась, но не сдалась, сначала попыталась отобрать Шонни, потом, вцепилась в волосы, не давая бежать. Я отталкивала её как могла, вырывалась, руки были заняты малышом. Барсик, мой маленький защитник, улучил момент и, спикировав, ударил графиню клювом в затылок. Будь он взрослым стергом, с ней было бы покончено в тот же миг, но клювик у него был детский, мягкий, тем не менее, меня Луиза отпустила, скорее от неожиданности и страха перед Барсиком. Она бросилась к перилам и, перегнувшись через них, начала кричать, - ребёнок здесь, скорее!
    - Дрянь! - я перехватила Шонни одной рукой и ударила огненным шаром. Тот растёкся и потух, не долетев до цели пядь, на графине была защита. Следующим я сотворила уже не шар, а вал огня. И тут Луиза дала маху, она забыла, что стоит на верхней ступени, инстинктивно отшатнулась от стены пламени, поскользнулась и, ударяясь о камни лестницы, покатилась вниз.
    Не стала смотреть, со всех ног бросилась к юго-западной башне, в ней шахта подъемника и отдельно - винтовая лестница, вдруг повезёт? Нет, не повезло, когда я, задыхаясь, добежала туда, по лестнице гулко грохотали сапоги. Подъемник стоял на нашем этаже, войдя и захлопнув за собой дверцу, я ухитрилась, оставшись в нише стены, отправить его наверх, плита прошла почти впритирку. Балансируя на самом краю бездонной шахты, я держала Шонни над собой, чтобы не зацепило. В последний миг успела бросить на него стазис, не дай богиня, взмахнёт ручкой или брыкнется. Потом мы шагнули в пустоту.
    Я опускалась как сухой лист, вращаясь и покачиваясь в горизонтальной плоскости, было очень страшно, ещё ни разу не левитировала с такой высоты. Я надеялась, что, услышав шум подъемника, преследователи кинутся на четвёртый уровень донжона.
    Вот и нужная ниша, первый этаж, и закрытая магией дверь, охранка была простенькая, я с ней справилась. Шагнула в полумрак галереи, шарахнулась в сторону от чего-то, жуткой тенью мелькнувшего мимо лица, споткнулась, упав на одно колено, хорошо, от ужаса не завизжала и не пульнула в темь огнешаром. Ругнулась на себя, - дура, так и не поставила защиту. - А сгусток тьмы оказался Барсиком, он нашёл меня по ауре. Ауры... так, смотрим, кто здесь есть...
    Огибая шахту, ко мне шёл чужак, маг слабенький, но защита активирована, правда, тоже слабая, почти разряжена. На себя - щит, Шонни - на пол, прости, маленький, потерпи.
    Молодой, лет двадцати, белесый, светлоглазый, коротконогий. Амулет защитный под панцирем. Как сейчас вижу, рот чужака растягивается в улыбке, лягушка, вот кого мне напоминает его лицо. Я сама скользнула за угол, навстречу, чтобы не увидел ребёнка. Между нами пять шагов, и он уверен - всего навсего беззащитная девка, приближается без опаски, на последнем шаге сбрасываю с себя щит - слишком близко, теперь ничем не ударит. Нить плетения амулета ловлю в тот момент, когда "лягух" одной рукой, растопыренной пятерней, тычет мне в лицо, а второй ловит растрепавшуюся мою косу. Он умер мгновенно, даже не вскрикнув. '
    А чуть впереди, у стены гасла, едва светилась аура Аткинсона. Я опоздала, он ушёл и мне осталось лишь закрыть старику глаза. На лежащего рядом Фабика смотреть не могла - меч, от ключицы до таза... запах смерти и крови расползался из угла, куда целитель смог оттащить старика, а потом - врачующие беззащитны. Я вставала, отводя взгляд и он зацепился за сумку на поясе мажордома - блокнот и грифель были у Аткинсона всегда под рукой.
    "Замок пал Луиза предала Я в схроне" - быстро написала на оторванном листе, прикрепила к лапе стерга лентой с головы. Показала ауру Томаса - лети, как можно быстрее... - даже если не доберусь до убежища, хоть предупрежу, что-то мне подсказывало, не успели сообщить ни в стражу, ни Томасу. И уже не смогут - магической почты внутри замка нет.
    К спуску в подвал кралась под прикрытием тени от колонн, вдоль стены - и встречала только трупы. Своих, их было больше, и чужих. Часовня пуста, слава богине. Приложила ручонку Шонни к вензелю - ничего! Поводила его рукой туда-сюда - раздался легкий скрип и саркофаг стал поворачиваться, открывая темный проем, вниз вели широкие ступени.
    Закрыла подземелье я сразу, уже поняла, как: рука Шона слишком маленькая, чтобы артефакт сработал на просто прикосновение. Зажгла светлячок и двинулась по туннелю, внимательно разглядывая стены, высматривая в высеченных на них растительных узорах - виноградные ветви и гроздья, цветы и листья, - виньетки с первой буквой имени Артур. Дверь в комнату я нашла: первая виньетка открыла ход, из которого тянуло холодом и сыростью, вторая по счету привела в большое помещение, голые стол, табуретки, три деревянных ложа, ни покрывал, ни подушек, впрочем, пыли тоже не было. Надо обустраиваться, одна богиня знает, сколько мы здесь просидим. Снять стазис с Шонни, только бы он ему не навредил, покормить сына и найти воду. Хотя что её искать - тот сырой узкий туннель наверняка ведёт к подземному озеру. С момента нападения на замок прошло не более трети свечки, а мне казалось - вечность. И в этой вечности я впервые назвала, хоть и мысленно, Шонни сыном.
    Мы спали, когда пришёл Томас. Стиснул в объятиях и долго не отпускал, повторяя одно и то же, - живы, целы. - Бережно укутал плащом, взял Шонни на одну руку, второй поддерживал меня. У входа в часовню ждали воины, замок ещё обыскивали - вдруг кто затаился. Пожар потушили, в холле лежали погибшие, накрытые холстами.. Все, кто уцелел, сидели в парадной гостиной второго этажа, и их допрашивали менталисты. Там, где проходили мы с эскортом, тут же воцарялась тишина. На меня и Шонни смотрели как на выходцев с того света. Была полная уверенность - нас нет в живых, мы задохнулись в дыму пожара и, скорее всего, лежим под обломками лестницы, там уже откопали тело Луизы. Конечно, поиск по ауре ничего не дал - от него защищала драконья магия подземелья. Томас рассказывал о блокирующих магическое зрение артефактах. И атро Дик тоже, помнится, о таких упоминал, делаются с драконьими чешуйками. Вспомни о драконе, а он тут как тут. Под пронзительным взглядом зелёных глаз плотнее запахнулась в плащ, прижалась к мужу. Я узнала в рыжеволосом лорде, что беседовал с Гердредом, родича Твиггорсов, Аристида. Просто Аристида, драконы родовых прозваний не имели. Разделялись по стихиям, этот повелевал огнём.
    - Мы построили замок абсолютно неприступным, но кто же знал, что штурмовать его будут изнутри! Извините, граф, наша героиня пожаловала. Юная храбрая леди! Может быть она просветит, кто и как лестницу обрушил?
    - Не знаю, - затрясла я головой, - видела лишь, как леди Луиза катилась вниз по ступеням.
    - И помогать ей и глядеть, не убилась ли, Вы не стали...
    - Мне надо было спасать Шонни, а графиня - это она в замок чужих привела и сына им отдать хотела! - я чуть не задохнулась от возмущения.
    Гердред шагнул, придвинулся вплотную, я почувствовала сильное давление в области лба и затылка, и стала сопротивляться вторжению в память и непреодолимому желанию поднять глаза и встретиться с ним взглядом. И тут же давление прекратилось.
    - Дядя Томас! - потирая лоб, отшатнулся Гердред, - прочесть её необходимо!
    - Без её и моего согласия - нет!
    - Я должен знать, кто и что убило мою жену!
    Дядя и племянник стояли друг напротив друга, Том давно задвинул меня за спину, а как отдал в руки Шонни, даже не заметила.
   - А я не хочу, чтобы ты рылся в воспоминаниях моей!
    - Господа, господа, - голос дракона звучал умиротворяюще, - позвольте мне, мы не вмешиваемся в дела людей, даже если я увижу что-то лишнее, не имеющее отношения к сегодняшним печальным событиям, это останется лишь в моей памяти.
    - Я согласна, - пискнула я из-за спины мужа, надеюсь, услышали. - Лорд Аристид, начните с третьего дня...
    Драконье вмешательство было мягким и безболезненным, перед мысленным взором одна за другой поплыли картинки, иные Аристид проскакивал, не замедляясь, на иных останавливался и даже возвращался назад. Я с изумлением отметила, что на самом деле видела гораздо больше, чем смогла бы рассказать. Почему, например, не обратила внимания, что на Луизе был один из её лучших нарядов и дорожный плащ? Или вот воспоминание - горничная Луизы идёт к магу, отправить письма, но какие странные три пакета, толстоваты для обычной переписки, а вот она несёт полученную корреспонденцию - пакеты ещё увесистей. И тысяча других мелких странностей, которые я заметила лишь теперь. Десятнику она готовилась к побегу, а я, находясь совсем рядом, ничего не поняла.
    Дракон разорвал контакт. - Горничная графини все знала. А лестницу обрушили Вы, леди Ангенес.
    Гердред кивнул головой, - придётся проводить призыв. Иначе не спросить.
    Я с ужасом посмотрела на мужа, тот подтвердил, - да, некромант будет работать.
    Умный, хитрый, предусмотрительный Гердред... Но женщин он недооценивал, и в этом была его беда. Загнанные в угол, оскорбленные, они напали первыми. Получив шокирующее предложение о разводе, графиня написала матери, та решилась - приняла предложение Осборнов - корона в обмен на внука. ( В том, что эмиссары клана обхаживали графиню Вилфор и Луизу, не было ничего удивительного. Весь последний месяц графиня без устали рассказывала, какой монстр её зять и как безобразно обращается с дочерью, отняв у бедной девочки сына и лишив её поддержки единственно близкого человека - матери. И что, родив наследника, бедняжка стала не нужна, и от неё избавятся, отправят в монастырь или отравят.) По плану Луиза должна была бежать из замка с младенцем. Ребёнок становился залогом покладистости Гердреда. Луизе же обещали брак с Робертом-младшим, Осборны не оставляли надежды сделать его королем. Умница Гердред ещё и помог жене - оставил той на подпись контракт о разводе, подписанный им самим и магически заверенный в храме.
   
    Призвание души умершего одна из вершин мастерства некроманта, подвластно немногим. Другое дело - ритуал взыскания истины, когда работают с телом. Если явившийся дух противится и не отвечает на вопросы медиума и великое искусство - магией или пыткой заставить его говорить, то поднятый труп не может молчать, не властен над своей речью. Мертвые - тела и духи - никогда не лгут. Умалчивают, увиливают от ответа, но произносят только слова правды.
    Некромант появился в замке почти ночью, мы сидели за поздним ужином, правил и этикета не соблюдали, переговаривались шепотом, потому что Шон спал в переносной колыбельке тут же, в столовом покое. Я боялась отойти от сына, да и не на кого было его оставить. Одна няня убита, вторая плачет непрерывно, у неё погиб муж и ранили дочь. Утешать её я не могла, слов не было, при попытке что-то сказать горло перехватывало спазмом и тоже подступали слезы. Молча погладила бедную женщину по плечу и велела идти к себе.
    У Томаса от усталости под глазами легли чёрное тени, он почти исчерпал магический резерв. Я тоже едва держалась на ногах, пришло странное состояние, будто смотришь на все издалека, со стороны, будто это не ты, а другая женщина отвечает на вопросы слуг, готовит бодрящее зелье, склоняется над колыбелькой, проверяя как дышит Шонни.
    Да, пришлось заниматься разоренным хозяйством. Гердред, тот просто кивнул в сторону племянника Аткинсона, - тебя готовили на смену? Ну давай, с сего момента - ты мажордом. - И пришёл Аткинсон-младший ко мне за распоряжениями, горюющий о смерти дяди и напуганный, а вдруг что не так сделает, он всего год ходил в помощниках. Я умела управлять замком лишь в теории, но не богиня же горшки обжигает. Еда, размещение прибывших с Гердредом магов, подсчёт ущерба, опись уцелевшего, списки вещей и припасов первоочередной необходимости, распоряжения о похоронах, забота о раненых - все свалилось на мои плечи.
    Поэтому я, мечтая о тёплой ванне и подушке, глянула на вошедшего мага мельком, подивилась его несуразному виду. Внешность некромант имел примечательную, но никак не подходящую мрачной профессии. Невысокий, с покатыми плечами и непропорционально длинной тощей шеей с большим кадыком. Хрящеватый, чуть свернутый на сторону нос, большие оттопыренные уши и пепельные волосы, собранные в мышиный хвостик - жидкую косичку на затылке. Брана, виконт Брана, так представил его Гердред. Маленькие карие глаза, похожие на изюминки, застрявшие в сером непропечённом тесте, не могли некроманты похвастаться загаром и здоровым цветом лица, специфика профессии, понимаете ли... да, так вот эти глазки глянули так, что по спине прошёл холодок, и я явственно почувствовала запах тления. Поговаривали, что "служители смерти" могли и предсказать кончину, за год-два до гибели. Чтобы скрыть испуг, покинула столовый покой, извинилась необходимостью позаботиться о сыне.
   
    Я ушла - мужчины остались, всем им не терпелось узнать, как же враг проник в замок, без показаний погибших не разобраться. Томаса это волновало больше всех - он считал себя виноватым и мучился вопросом - что проглядел в охране.
    Толком заснуть я не смогла, разболелась голова, тошнило, дрожали и ныли перетруженные мышцы. Промаялась в полудреме до прихода Томаса. Уже светало, когда муж, совершенно измученный и бледный почище некроманта, вошёл в спальню и тяжело опустился в кресло у окна. В колыбельке заворочался Шон.
    Коснулась ауры сына, спи, ещё рано. Поднялась, запахнулась в халат. В водяной комнате открыла краны и включила греющий артефакт, пусть наполняется ванна. Опустилась на колени подле кресла, это простенькое заклинание я когда-то для Вулли придумала, - Томас, стопу выпрями и носок, - сапоги соскользнули с ног легко, как разношенные тапочки. Потянулась расстегнуть кафтан, Томас перехватил руки, - погоди, у тебя же голова. Через несколько мгновений исчезла тупая игла боли, сверлившая висок. Прошла ломота в мышцах, отпустило ноющую поясницу.
    Я помогала мужу раздеваться, а он начал рассказывать, - не окажись Луиза такой феноменальной дурой...
    Томас прервался на миг, с блаженным стоном погружаясь в воду, и замолчал, не продолжил. Заснул, сразу расслабившись в тепле купели. Осторожно начала мыть плечи, грудь, руки. Спустилась ниже, к твёрдому мускулистому животу, не удержалась, провела ладошкой по мягкому, расслабленному члену, почувствовала, как напрягается и растёт он в ответ на нехитрую ласку.
    - Агне, не искушай! - да-а, усталость страсти не преграда. До кровати мы не добрались. Жадное, яростное слияние, холодок мраморной стены, сорочка, сбившаяся комом под мышками и на груди, чавкающие звуки, шлепки ударяющихся друг о друга влажных тел.
    Когда мы выбрались, а точнее сказать, выползли, окончательно обессилев, из водяной комнаты, солнце только вставало, окрасив горизонт на востоке розово-золотистым цветом. От стены замка мантией падала густая синяя тень, а зубцы угловой башни горели как украшенные самоцветами зубцы королевской короны. Наступило 7 число месяца зорь 1-го года по новому летоисчислению, маленький день рождения Шонни - ему исполнялось четыре месяца.
   
    Некромант в ночи поработал на славу. Невзрачный молодой человек оказался, ни больше ни меньше, магистром ордена святого Мортуса Молчаливого. Кусочки воспоминаний погибших сложились в цельную картину. Но о том, что же действительно случилось, узнали лишь Гердред, Томас, Аристид и начальник сыска и стражи Ричли. Ну и я осведомлена была о неприглядной роли графинь - матери и дочери - в этой истории.
   
   ... Одно лишь обстоятельство препятствовало тайному побегу Луизы с Шонни - сам Шон, он, если не спал, сразу начинал вопить, едва мать к нему прикасалась , если спал - то через пару мгновений. Можно было бы передать ребёнка в руки служанки, но тут Луиза заупрямилась, понесёт мальчика только сама, да ещё и под защитной сферой, чтобы отобрать не смогли. Дура не дура, а отчетливо понимала, без ребёнка интереса для союзников не представляет. Ей прислали и сонные зелья, и обездвиживающие артефакты, и защитные амулеты, и артефакты отвода глаз. Усыпить должны были Шонни, меня и няню - обездвижить или убить, по обстоятельствам. Время выбрали, когда Томас покинет Тур, а старый наш замковый маг утром, по обыкновению, спустится надолго в подвальную лабораторию. А больше никого, способного распознать "отвод глаз" , в замке не было. Итак, не поднимая никакого шума, Луиза и её горничная устраняют меня и няню, берут ребёнка и, под пологом невидимости бегут в барбакан, где их ждут посланники заговорщиков Все должно было пройти тихо, уходить собрались порталом.
    Безупречно Луиза провела первую часть плана - соблазнение капитана крепости. "Бурра-босс", магическая смесь, активированная кровью, и капитан согласился провести в замок портного с подмастерьем. И вот в оговорённое заранее время капитан Арке идёт по мосту к выносной башне и приказывает часовому впустить внутрь двух мужчин, уже стоящих более четверти свечки у стены барбакана. Пять человек охраны выносной башни и маг, дежуривший у портала, погибают без боя, застигнутые врасплох. Вместе с ними умер и капитан Пол Арке, его сразила кара магической клятвы. Маг не успевает уничтожить портальный ключ, и двое, проникшие под видом "портняжек" в выносную башню, открывают портал и впускают ещё четверых, те, чтобы в замке ничего не заподозрили, занимают места караульных.
    Второе преступление капитана - приказ часовому на воротах не поднимать мост и не смыкать створки, покуда он не вернётся из барбакана. Пол всегда так поступал, нарушал в отсутствие Томаса приказ: открыты ворота - разведён мост.
    В барбакане чужаки ждут Луизу с наследником Твиггорсов, однако её все нет.Луиза замешкалась по уважительной причине - никак не могла выбрать туалет, переодевалась и причесывалась заново несколько раз. Сразу после перехода ей предстояло увидеться с женихом, а это требовало тщательной подготовки. Горничная тоже очень волновалась. Девушка умная и сообразительная, она понимала, что находится в большой опасности, куда как большЕй, чем госпожа. Поэтому как могла, торопилась. Лучше бы она этого не делала, перегретые щипцы, запах паленых волос, и вот уже Луиза с бранью швыряет в неё первым попавшимся под руку предметом. Попался же графине амулет обездвиживания. Увидев, что наперсница замерла, и не зная, как снять оцепенение, Луиза поначалу растерялась, но затем решила, что справится и сама, без чьей-либо помощи. С няней она легко совладала, а вот погрузить в сон Шонни не удалось, распылитель сонного зелья вместе со всем содержимым Луиза забыла положить в карман плаща. И Шонни заплакал, так как на руки она его успела, не подумав, взять.
   
    Луиза опаздывала почти на пол-свечки, и командир отряда решился - не ждать, а самим идти в замок, забирать младенца, план жилого третьего этажа им заблаговременно передали. Проведя через портал ещё два десятка воинов, захватчики двинулись по опущенному мосту к воротам, в момент, когда они проходили под сводами надвратной башни, отвод глаз частично развеялся, и часовой увидел чужих. Однако поднять тревогу не успел.
    Аткинсон привык держать под контролем все в замке, знал о мелких грешках капитана Пола, но не очень-то беспокоился по этому поводу, а в тот день ему показалось странным, что слишком долго Пол Арке не возвращается.
    А потом вдруг пропал часовой, стоявший у ворот. Аткинсон даже сморгнул, нет, не показалось, часового нет, разогретый жарой воздух дрожит под аркой радужным маревом, мост и барбакан едва видны. Это встревожило старика и он велел помощнику, своему племяннику, позвать из столового покоя, что близ кухни, младшего командира, (кормили солдат крепостного гарнизона не в казарме, а вместе со слугами в донжоне). Сам, на всякий случай, закрыл главный вход в башню.
    Двести лет назад неприступная крепость в крепости, донжон замка Тур, перестроили. Во времена Артура нижний этаж был глухим - не имел дверей и окон, вход располагался на уровне второго, к нему вела деревянная лестница, которую в случае опасности разбирали. Теперь двери перенесли, да ещё и пробили дополнительную, с западной стороны, для хозяйственных нужд. Через эту-то дверь враги и вошли в башню, но не незаметно, как планировали. Сержант Бренд, десяток солдат и один из боевых магов как раз спешили на зов Аткинсона, когда увидели в дверном проёме черного хода размытые силуэты вооруженных людей ( защита стен башни у брала морок невидимости). Недолго думая, наш маг запустил в них огненным шаром, эту-то вспышку я и заметила из окна.
    Нападающие рвались на третий этаж, туда, где их командир определил ауру Шонни. По счастью, он не стал следить непрерывно за её перемещением, сосредоточился на штурме лестниц, потом сверху на площадку второго этажа скатилось изломанной куклой тело Луизы, затем переломилась центральная опорная стойка-колонна, и за ней обрушился весь верх лестничной конструкции.
    Уцелевшие захватчики оказались на втором этаже, и тут их главный понял, что аура мальчишки на первом! И рядом - женщина-магичка. В подземной часовне преследователи оказались после того, как саркофаг встал на место, поэтому понять, куда мы с сыном делись, не смогли. Они тщательно обыскали и обстучали все в небольшом помещении, их командир, весьма сильный маг, пытался искать особым зрением потайные ходы и пустоты, но тщетно.
    Отбили назад замок Томас (никогда раньше так не орал мысленно, пол-резерва на крик просадил) и дракон. Аристид, по счастью, находился в пределах слышимости, на востоке Роштайна, у него какие-то дела намечались с эльфами. Зов Твиггорса, мольба о помощи, в роду к нему не прибегали богиня знает сколько лет, - и медлить дракон не стал ни мгновения.
   ...Всю вину свалили на капитана, обставив дело так, будто Луиза - жертва, а матушка её сошла с ума после гибели любимой дочери и повесилась. Похоронили их в фамильной усыпальнице Вилфоров. Конечно, не должны были женщины обстоятельствами смерти своей чернить репутацию графини Полт, её детей и маленького Шонни (а заодно демонстрировать миру, каким недальновидным болваном может быть великий и непогрешимый Гердред).
   
   Часть 8. Сенешаль и фаворитка
   
    20 числа месяца сеностава 9-го года по новому летосчислению в Тургхейме с утра шёл дождь. Утро было хмурым и сумрачным, потоки воды заливали стекла, ветер гнул мокрые деревья, срывал листву, засыпал дорожки розария лепестками растерзанных непогодой цветов. В комнатах горели магические шары, их мягкий, тёплый отсвет падал на светлые головки мальчиков. За исключением льняных волос и серо-синих, как предгрозовое небо, глаз, общего во внешности братьев ничего не было. Чарли уродился, говоря словами придворных льстецов, прекрасным, как рассвет, Шон вышел настоящим Твиггорсом: рослый, ширококостный, с грубоватым, некрасивым лицом.
    - И зачем в Тур в такую погоду? Все равно кроме леди Ангенес, никому покойный дед не нужен! - Чарли капризничал, ему уже дважды сделали замечание, но он продолжал ерзать на стуле и демонстративно болтал ногой. Шон с негодованием смерил брата взглядом, - Высочество, ты что такое про маму сказал? Я помню отца. Матушка, а погода не помешает поездке?
    - Нет, если не начнётся гроза, - юных Твиггорсов подвергать даже малейшему риску нельзя, а в грозу переход порталом требовал из-за помех особой осторожности и коррекции канала.
    Мы завтракали. Вопреки правилу - детям за столом говорить не положено, беседовали. Я присутствовала за трапезой принцев потому... было множество причин, почему мне это дозволялось делать.
    Чарли уныло размазывал кашу, Шонни ел сосредоточенно, прокладывая дорожки в густой массе, они разделили тарелку на сектора и он планомерно убирал один за другим с таким видом, будто боролся с мировым злом.
    - А почему ты говоришь, что Томас твой отец? Наш отец его величество король! И мы не должны звать леди Ангенес мамой! - Чарльз, продолжая возить ложкой по застывшей каше ( ставшей на вид весьма неаппетитной), оглянулся на воспитателя, лорда Рутьера, молодого придворного мага. Выбирали наставника тщательно, однако господин этот был мне не по нраву. Вон, подтверждающе и одобрительно кивает подопечному.
    Чарли же помолчал немного и, вздохнув, опять заныл, - а может, ну его, Тур? - причина нежелания ехать лежала, а вернее, стояла в королевской конюшне. Вчера доставили двух пони, для обучения детей верховой езде. Прежний, старенький наш Ясон, по недогляду конюха пал на той десятинке. Шону пони был не нужен, он уже ездил на смирной кобыле гарцлингера, но оставались ещё Чарли и Элли, маленькая графиня Полт.
    - Мальчики, заканчивайте завтрак! Чарли, до ланча Вы ничего не получите, и если сейчас попытаетесь восполнить недостаток энергии сладким, сразу говорю - нет! Только один ломтик булки и одна ложка джема. Леди Дрискол, пожалуйста, проследите! (Гофмейстерина почтительно склонила голову.) Прошу меня извинить, перед отъездом надо уладить кое-какие дела.
    Бросила взгляд на выстроившихся вдоль стены - наставники мальчиков, мой секретарь, гофмейстерина, чуть поодаль - камердинеры, или как раньше их называли, дядьки, камер-медхен Элли, её гувернантка. Когда мальчикам исполнялось шесть, начиналось мужское воспитание. До этой весны я числилась старшей бонной кронпринца, жила в его покоях. A Шонни, которому был пожалован титул герцога Шербура, уже как два года выскользнул из-под моего крыла. К его наставнику, хонору Мартинсу, у меня не было никаких претензий. Я вообще поначалу не понимала, зачем для принца понадобился свой личный учитель, пусть бы Мартинс занимался с двумя братьями, вместе веселее и, ну да, результативнее. Элли обучали по отдельной, облегчённой, как и у всех девочек, программе. Она тоже сидела за столом, уже покончила с ненавистной кашей и, промокнув губы салфеткой, чинно сложив руки на коленях, ждала следующей перемены. Малышка, изо всех сил старающаяся вести себя как леди.
    - Аткинсон, лорда Рутьера пригласите в мой кабинет для беседы, немедленно. Детей жду через половину свечи в портальной. С нами отправляется только прислуга - дядьки и мэдхен. Все занятия на сегодня отменяются. Передать, чтобы детей одели как для прогулки. - Аткинсон младший сделался моим личным секретарем давно, лет пять уже тому как, мне нужны были преданные люди, и грех было оставлять человека с такой сметкой на невысокой должности мажордома.
    Cегодня годовщина смерти Томаса. Все заранее оговорено с Гердредом, иду в Тур порталом, мальчиков беру, как обычно, с собой, и ещё Элли, она во дворце теперь живет, моя приятельница, Лилиана, графиня Полт, скончалась в конце зимы. (Весь этот год - бесконечные похороны. Сначала королева Алисия, затем Лилиана, потом сам Карл Полт.)
   
    Шонни ждал поездку, море, день проведённый, хотя и в присутствии охраны, но рядом со мной, в часовню я его не звала, мал ещё, но, не выдержав ожидания, он сам спускался вслед и смотрел, как молюсь у алтаря.
    Он и в день похорон Томаса был рядом, сидел на коленях, кроха, чуть старше полутора лет. Если бы не он, не знаю, как повернулась судьба. Потому что уступать Гердреду я не собиралась.
   
    Проклятый жемчуг! В ярости я тогда запустила футляром, мешочком из сыромятной кожи, в стену, от удара лопнула нить, жемчужины подпрыгивая, раскатились по комнате. Потом, рыдая, искала их полночи. Ползала на одеревеневших коленях, выгнала горничную, - не смейте касаться, я сама, сама, - мне даже не пришло в голову собрать бусины магией.
    Ну зачем, зачем он пошёл в порт покупать это ожерелье. Переживал, что ничего мне не дарил, что у меня нет драгоценностей? Я была беременна и срок всего три десятники, но Томас определил - мальчик, и, озорно мне улыбнувшись и велев не вставать - тошнило страшно, - обещал скоро вернуться.
    Умер он не сразу, около свечки был без сознания: проломленная височная кость, отсутствие рядом лекаря, губительное решение переместить его порталом в Тур. Гердред жестоко расправился с виноватыми, и с участниками драки, и со стражниками, не сумевшими защитить работающего целителя. А мне было все равно, Томас погиб, и ничто не могло его вернуть. Когда схлынула первая волна горького безумия, заставившая забыть обо всем, кроме собственной боли, я поняла, что богиня вернула меня на два года назад - дитя, беременность, которую страстно желаю сохранить. Да, но я уже не прежняя растерянная и беспомощная девочка.
   
    Когда мы вспоминаем горькие моменты жизни, переживаем и печалимся вновь, но воспоминания о днях благоденствия не делают нас веселее, они подобны попытке напиться из пустой чаши. Однако придётся писать, если хочу быть последовательной и объективной.
   ...
    Итак, шёл первый год по новому летосчислению. После неудачи с нападением на замок, упустив шанс воздействовать на Гердреда, повстанцы вынужденно стали сговорчивее, и вскоре был заключён пакт, я бы назвала его договором о передаче власти
   "... муж принцессы Алисии получает титул принца-протектора и становится соправителем короля, а по смерти короля Роберта, ежели потребуется, регентом при старшем сыне своём от принцессы. Бастард Трастамара и его потомки отрекаются от короны, им жалуется герцогский титул. "
    Дело оставалось за малым - найти мужа Алисии и родить наследника престола. Муж отыскался быстро - Гердред вдовел к моменту заключения договора целых две десятинки. С наследником тоже проблем не предвиделось, целители обследовали принцессу и вынесли вердикт - здорова и способна к деторождению. Ну а уж зачать сразу ребёнка мужеского пола - тоже целители могли поспособствовать. Декокт с магическим усилением и оп-ля, никаких девочек!
    Свадьбу назначили на конец белорыбня, все же следовало выдержать хоть какой-то траур. Как интересно устроено наше торриджское общество - женщина скорбит по мужу не менее двух лет. За спиной моей до сих пор шепчутся, что выскочила за Томаса, прельстившись титулом и состоянием, не относив траур положенного срока. Ха, если бы они правду-то знали! А вот мужчина, тот через три месяца может вновь жениться, и никто слова худого не скажет.
    Умчавшись сначала в столицу, а затем в Свампвуд на переговоры с мятежниками, Гердред бросил на Томаса заботы по восстановлению разоренного замка. Шонни тоже оставался под нашей опекой, и я уже не мыслила жизни без мальчика. И про себя и вслух называла его только сыном, вслед и Томас начал оговариваться. Дело было в саду, он улучил свободную минутку побыть с нами - работал как каторжный. Подбадривал малыша, пытающегося встать на четвереньки - Шонни удалось-таки подняться, покачавшись туда-сюда, он оторвал одну ладонь от опоры и тут же стукнулся носом, - не реви, сын, давай ещё раз, - и странное дело, нахмурившийся в предверии плача Шон внял, хныкать перестал и снова сосредоточился на непослушных руках и ногах, никак не хотевших помочь телу оторваться от земли. Сеностав в том году выдался нежарким, не по-южному мягким. Под кружевной тенью старых вязов Томас и Шонни смотрели на меня одинаковыми, "твиггорсовскими" серыми глазами, и даже улыбались похоже. Полагая - я задремала - Томас поднял малыша на руки, поцеловал в крутой лобик, - ну что сынок, не получается? не печалься, все выйдет, только не сдавайся, и не плачь, а то мама проснётся и расстроится.
    Сквозь опущенные ресницы мне все казалось призрачным, ненастоящим - и яркий свет солнца, и шевелящиеся тени на траве и песке садовой дорожки, и приторный аромат роз, и тихий смех мужчины, и радостное гуление малыша, и ощущение покоя и полноты жизни. А думала я: чужой дом, обожаемый сын - чужой ребёнок, которого могут отнять в любую минуту, мужчина, которого безмерно уважаю и к которому привязана, но нет между нами той безумной любви, что знала я с Вулли... все обман, мираж, иллюзия счастья.
    Ночами Том страстно шептал, - люблю! - я молчала, мне казалось, сказав - да - окончательно предам волка. Нет, я его не забыла, но он отдалялся в воспоминаниях, уходил все дальше и дальше, уже не появлялся во снах, не отвечал, когда пыталась вечерами разговаривать. Странно, Томаса я вижу до сих пор, хотя и прошло не счесть сколько лет.
    В начале белорыбня мы перебрались в Блик-Хаус. Томас начал преподавать в Академии, но жили мы из-за соображений безопасности в городской усадьбе Твиггорсов. Я молила богиню, чтобы, женившись, Гердред переехал в большой королевский дворец, подальше от меня с Шоном, а главное, чтобы Алисия не заинтересовалась пасынком и не решила проявить о нем заботу. Приближалась свадьба, и беспокойство моё росло с каждым днём. Я похудела, осунулась, но все - и служанки, и портнихи, занимавшиеся моими нарядами, уверяли - чудо, как хороша! Да, пришлось разориться на несколько новых платьев. Я совершенно нечаянно оказалась старшей женщиной в семье Твиггорсов, обязана была достойно выглядеть и принять участие в торжестве. К счастью, Шонни, когда ему исполнилось полгода, стал спокойней переносить моё отсутствие.
    Сапфировую парюру принёс Гердред накануне - отсверкав на мне весь свадебный церемониал, должна она была вернуться в королевскую сокровищницу и впоследствии принадлежать Алисии.
    - Ты просто настоящая королева, боюсь, бедняжку Алисию рядом никто и не заметит. - Томас, подойдя сзади, не удержался, обнял и целовал в затылок и шею. Успокаивал, переводил мысли на другой предмет. Я тряслась от страха, дрожала как осиновый лист. Первая королевская свадьба новой эпохи. В Тургхейм прибыли Альберт с Ивонной и герцогиня Белинда, с супругом. Школьные подруги и влюбленный в прежнюю Агнессу несостоявшийся жених. Ну как узнают? Не хотелось подставлять Томаса, я ведь все ещё разыскивалась за убийство, пусть и под видом мальчишки со шрамом на лбу. И лежала в могиле, как вдовая виконтесса Айсватерберх, обокравшая семью и бежавшая от законной опеки свекра.
    - Невозможно! - заверил Томас, - даже если будут смотреть особым взглядом. Аура твоя изменилась кардинальным образом, особенно магическая составляющая, сияние её слепит. Смелее, а если что, я рядом! - но мне все равно было не по себе - я и хотела увидеть подруг и Альберта, и страшилась, что не выдержу нахлынувших воспоминаний, расплачусь, расстроюсь, обращу на себя внимание.
    Вон-Вон и Белинда не признали. Скользнули по мне равнодушно-благожелательным взглядом, у Вон-Вон вдобавок чуть завистливо. После второго ребёнка она расплылась и подурнела, и даже очарование и свежесть юности не спасали. Сплетничали, что Альберт не пылает к ней нежными чувствами, однако и любовниц король не заводил.
    Глаза на него я поднять страшилась, хотя и было это против всех правил этикета, не смотреть на августейшего собеседника, но что взять с "дворяночки из захолустья", да, так в неприятии нашего с Томасом брака ославили меня злые языки. Отойдя от венценосных особ, заняла отведённое мне у алтаря место, рядом с Арлингтонами, Томас скрылся в боковом приделе храма, он вёл к алтарю жениха.
    Невесту сопровождал король Роберт, отец. Начался обряд, вот тут-то и появилась возможность разглядеть короля Гарца. Возмужал, раздался, превратился из молодого человека в зрелого мужчину, высокого, тяжеловесного, мощного. Лицо по-прежнему красиво, волнистые светлые волосы собраны в свободную косу, в углах рта - жесткая складка, она и пара морщин на лбу придают суровый вид. Хотя что мне до этого, что мне до Альберта, когда-то обещавшего так много, и не ответившего на призыв о помощи. Если бы он откликнулся... обряд тем временем подходил к концу, понтифик воззвал к богине, яркий луч из-под купола ударил в алтарь, отразился от него, окутал пару сиянием света... дружное "ах" пронеслось по храму.
    Венчались в полдень, торжественное застолье почти не помню, на балу после паваны церемониймейстер - распорядитель, важно прошествовав через пол-зала, передал приглашение на танец от короля Альберта. Отказаться нельзя, шла как на эшафот, аура, внешность, запах, все предусмотрели, а память тела? Объявили и заиграли, как назло, вольту, салонный, жеманный вариант, так непохожий на живой и страстный танец площадей. Но все равно пары кружились, обнявшись, тесно льнули друг к другу перед тем, как кавалер во вращении поднимал даму над землёй. Недаром ханжи всех мастей объявляли его развратным, и до войны, и сейчас. Альберт не говорил ни слова, дышал шумно и тяжело, я не имела права начинать беседу первой, так в безмолвии и протанцевали до конца.
    - Благодарю вас, баронесса, - ну слава богине, а то уж решила, онемел король от моей неземной красоты. Альберт продолжил (что это, у него одышка?), - вас зовут Агнесса?
    - Ангенес, Ваше Величество! Так принято произносить "Агнесса" на моей родине.
    Поцелуй прожег руку сквозь перчатку, - Вы позволите ещё раз танцевать с Вами, леди Ришмонд? Я ...
    Мы стояли в центре бальной залы, под взглядами и перешептыванием толпы, рядом переминался с ноги на ногу церемониймейстер. Было душновато, белорыбень в Торридже еще летний месяц, а все в парадных, тяжелых одеждах. На лбу Альберта проступили бисеринки пота, захотелось промокнуть их платком, богиня, о чем это я? Ослепительный свет магических шаров, запах фиалковых эльфийских духов и мускус тончайших кожаных перчаток... в те дни во дворцах Торриджа вершилась большая политика, а я запомнила испарину на высоком лбу Бера.
    - Сир, я не могу отказать монарху, но прошу. Я намеревалась с разрешения Гердреда покинуть бал. На моем попечении грудной малыш...
    Альберт, отстранив распорядителя, сам проводил к мужу, удивив и переполошив высокое собрание. Лицо Томаса было бесстрастно, лишь на виске бешено билась жилка, да побелел кончик носа - признак гнева.
   
    В Блик-Хаус мы перешли порталом. Я торопила горничную, пропустила кормления, корсет и платье, когда они становились непристойно мокрыми спереди, чистила и сушила пару раз в дамской комнате.
    - Что было у тебя с королем Альбертом? - едва дождавшись, когда уйдёт Лиззи, Томас остановил меня вопросом на пороге детской. `
    - Умоляю, не сейчас... ничего не было! Сватался, получил отказ, опять сватался... он меня даже не узнал. Кажется.
    Ноздри Томаса раздувались, - Агне, не надо так со мной! Без повода на женщину не смотрят как на... как...он просто раздевал тебя взглядом, вожделел!
    Богиня, как же мне было горько. Терзала жгучая обида, на Томаса, что ревновал безо всякой причины, на Шонни, он, вместо того, чтобы есть и принести облегчение переполненной груди, капризничал и выплевывал сосок. И на Альберта, совсем необъяснимо, за "даже не узнал". По природе своей я не плаксива, но бывает, что уж поделать. Слезы лились сами собой. Отвернулась, но просто затылком чувствовала взгляд Томаса. Ещё по полу шуршало и пристукивало - Барсик выбрался из корзины, доковылял, опираясь на кончики крыльев, до Томасовой ноги и начал тереться о неё, умильно курлыкая. Скосила глаза - Томас наклонился и, слегка успокоившись, почесывал стергу запрокинутую голову. Предатель крылатый! Не удержалась и всхлипнула.
    В комнату вошла служанка.
    - Няня Гвен, - обратился к ней Томас, - оставьте нас, мы вызовем, когда понадобитесь.
    - Но я, но как же, пеленки, ваша милость, - запричитала хонора.
    - Положите и можете быть свободны.
    Выставив за дверь прислугу, принялся вновь отчитывать, - завтра весь замок будет судачить!
    Дальше просто старалась не слушать. Шонни, слава богине, заснул, поднялась, переложила в кроватку. Тяжелый он у нас, крупный. Запахнула капот, болезненность в груди не уменьшилась. Томас перехватил на пол-дороге к водяной комнате, прижал к жесткому, сильному телу, - ... и пора заканчивать с этой молочной фермой. Мне нужна жена!
    - Томас, пусти, больно!
    Быстрые прохладные пальцы, он сердится ещё пуще, почти рычит, - допрыгалась: сквозняки, тугой корсаж, Агнесса, как можно! Потерпи, сейчас, - щекочущий ток целительской магии, а муж ловит сосок губами, обводит языком, и сосет...
    В постель отнёс на руках, и едва сдерживаясь, я чувствовала как он возбуждён, завершил лечение. Хотя мог бы и не терпеть, я хотела его не меньше.
    - Вот теперь точно скажут, что бьёшь, я кричала!
    - Агне, любимая... моя, никому не отдам...
   
    Взрослый, да что там, старый, самодостаточный человек, Томас ревновал как мальчишка, ревновал даже к Шонни, и мучился от этого страшно. Поделать с ревностью ничего нельзя, можно лишь пытаться противостоять ей, сдерживая гнев и призывая на помощь разум и любовь, не выпуская из души рвущего её зверя. Сдержанная, сильная натура мужа - если бы не это, жизнь превратилась бы в кошмар!
   
    Назавтра проснулась в беспокойстве, - О богиня, ну сделай же что-нибудь, чтобы сегодня я не видела Альберта!
    Богиня откликнулась причитающим голосом нянюшки.
    - Госпожа, леди Ангенес, - няня Гвен стучала в дверь спальни - да что же это с малышом-то нашим, весь в пупырышках и чешется.
    Воздушница, детская хворь, частая гостья и во дворцах, и в лачугах. А звали её так за чрезвычайную легкость заражения, чуть ли не с ветерком, дуновением воздуха переносилась она от одного малыша к другому. Взрослые болели тяжело, дети - легко, и, если не расчесывать сыпь, даже следов не оставалось.
    Так что Альберта я больше не видела, хотя он и задержался в Тургхейме, внезапно согласившись на переговоры... надобно сказать, отношения между Гарцем и Торриджем в ту осень испортились. Всё из-за непомерной алчности гарцийцев. Вздумали брать мзду за проход кораблей по проливу Мальве, провозгласив крайний из островов Мальвийского архипелага территорией Гарца и блокировав оный пролив. Мальвийские острова поднялись со дна в результате землетрясения два года назад, цепью надводных и подводных скал, и сделали прежде судоходное Оркейское море непригодным для плавания. Путь к Оркеям теперь лежал или через внешнее Роштайнское море, или, что было в четыре раза короче и куда как безопаснее, через узкий проход Мальве. С другой стороны пролива - ничейные земли, пустынные зыбучие пески, так что действия короля Альберта, вкупе с полным нежеланием уступать, являли прекрасный повод к маленькой, но победоносной войне за интересы Торриджа. И вдруг - переговоры. Отослав супругу в Гарц, Альберт остался в нашей столице ещё на десятнику.
   
    - Не политИк, а фордевинд какой-то при остром курсе, - резюме Арлингтона было малопонятно сухопутному человеку, но звучало красиво. - Так что флот выведен из состояния "боевая готовность". И вообще, на что они, гарцийцы, рассчитывали, с их-то лоханками против боевых кораблей? - Наш родич уютно расположился в кресле в малой гостиной Блик-Хауса. Коротали вечер по-семейному, тихо, за беседой, рукоделием и чтением. Я наконец-то, после двух дней лихорадки, смогла "выйти в люди". Легкое недомогание Шонни перекинулось на меня, вызвав жар и кожное воспаление, широкая, пылающая огнём и мокнущая полоса шла от левой груди через всю спину до поясницы на правом боку. Сидела в просторной одежде, как аршин проглотивши, Томас время от времени возобновлял снимающее зуд плетение.
    Маркиз и Кларисса рассказывали про бал и приём, который дали вчера вечером в гарцийском посольстве в честь отбытия короля домой
    - Его Величество справлялся о твоём здоровье, - Кларисса, отставив пяльцы, разглядывала вышивку, поворачивая её к свету под разными углами, - как ты думаешь, стоит взять розовый чуть светлее? Нет? Ну что же тут удивительного, я твоя ближайшая родственница, ну не спрашивать же принцессу Алисию!
    Про розовый цвет принцессу действительно спрашивать не стоило, её вообще не стоило спрашивать ни о чем. Менталисты и целители, приводя в порядок её рассудок после помрачения, вызванного сначала разрывом помолвки, а потом гибелью жениха, перестарались, и теперь девушка более напоминала безвольную заводную куклу, нежели человека. Впрочем, физически она была вполне здорова и очень красива.
    ___________________________________________________________
   
    (1) Остров вблизи южного побережья Роштайна, морская крепость. Древний, потухший вулкан. Залитая водой кальдера, соединяющаяся с океаном узким проливом, - великолепная закрытая бухта, стоянка основных сил военного флота Торриджа
    (2) На самом деле крыло 'магического летуна', очень крупной бабочки. Выведена искусственно, ее выращивают на фермах островного Эльфийского королевства.
    (3) Магический резерв, если смотреть особым зрением, видится в виде размытого свечения в центре грудины, величина и яркость пятна определяют его величину. От него по всему телу отходят сплетения светящихся нитей - сеть святого Петереуса.
   (5) Когда король Роберт II Трастамара озадачился поисками супруги, выбор его пал на прелестных графинь Осборн. Он долго колебался: Фиона или Офелия, в конце концов взял в жены Фиону, сестра же затаила обиду и не прекратила борьбы за трон и короля. Она смогла соблазнить Роберта, стала его постоянной любовницей и зачала сына, в пику Королеве Фионе, коей маги-целители предсказали появление на свет дочери.
   После родов Фиона начала угасать, она так и не встала более с постели, кончина её ожидалась со дня на день. Офелия потребовала от короля немедленного венчания, едва лишь умрет Фиона - королевский сын должен родиться законным и наследовать трон. Король, скрепя сердце, согласился. Но мальчик пришёл в мир за пару свечек до того, как испустила последний вздох королева. Страшные крики, брань и богохульства роженицы слышал чуть ли не весь дворец. Явившийся в комнаты любовницы король услышал признание - да, она отравила сестру, королеву Фиону. Офелию объявили безумной и навеки заточили в монастырь. Дети воспитывались как брат и сестра, наследница трона и признанный бастард
Оценка: 8.80*19  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"